Вторник, 12 апреля, 11 часов утра
Ванс взял епископа и положил его себе в карман.
— Было бы очень опасно, сударыня, — торжественно и выразительно произнёс он, — если бы случившееся здесь сегодня ночью стало кому-либо известно. Если лицо, сыгравшее с вами эту шутку, узнает, что вы известили полицию, оно попробует напугать вас ещё чем нибудь. Поэтому никому ни слова о том, что вы нам рассказали.
— Даже Адольфу нельзя сказать? — спросила она.
— Никому! Вы должны хранить молчание даже при сыне.
Я не мог понять, почему Ванс так настаивает на этом пункте, но очень скоро мне все стало ясно. Правильность его совета трагически подтвердилась.
Через несколько минут мы ушли, спустились по кухонной лестнице и вышли на залитое солнцем крыльцо.
Маркхэм заговорил первым.
— Вы думаете, Ванс, что лицо, принёсшее сегодня ночью эту фигурку, и есть убийца Робина и Спригга?
— Вне всякого сомнения. Цель ночного визита отвратительно ясна. Во всем этом кошмаре это единственная вешь, которая не может быть названа проявлением сумасшедшего юмора. Теперь у нас есть нечто определённое.
— Что же это такое? — спросил Хэс.
— Прежде всего, нам стало известно, что наш шахматный трубадур хорошо знаком с планом этого дома. Он также должен был знать, когда вернётся Друккер в эту ночь; иначе он не отважился бы нанести свой визит.
— Но мы и так уже установили, что убийца отлично ознакомлен с этими домами, — проворчал Хэс.
— Верно. Но можно близко знать семью и не уметь пробраться в дом незаметно. Кроме того, этот ночной посетитель знал, что обычно миссис Друккер не замыкала дверь на ночь; он, несомненно, имел намерение войти в комнату, оставить в ней фигурку и уйти. То, как он поворачивал ручку двери, доказывает, что он хотел именно этого.
— Может быть, он хотел просто разбудить миссис Друккер, чтобы она тотчас же нашла злополучную фигурку, — предположил Маркхэм.
— А зачем же он так осторожно повёртывал ручку, как будто старался никого не разбудить? Нет, Маркхэм, у него в мозгу было что-то более зловещее; но когда дверь оказалась замкнутой, и миссис Друккер вскрикнула, он оставил епископа там, где его нашла миссис Друккер, и убежал.
— Но, сэр, — заговорил Хэс, — ведь и кто-нибудь другой мог знать, что она не замыкает дверь на ночь, и быть настолько знакомым с расположением дома, чтобы ходить по нему впотьмах.
— Но у кого мог быть ключ от задней двери, сержант?
— Дверь могла остаться незамкнутой, — упорствовал Хэс, — вот когда мы проверим все alibi, тогда у нас будет руководящая нить.
Ванс вздохнул.
— Вероятно, вы найдёте двух-трех человек без alibi, а если ночной визит был сделан по плану, так и alibi, наверное, подготовлено. Мы ведь не с дураками имеем дело, сержант. Мы играем в смертоносную игру с хитрым, находчивым убийцей, который так же быстро соображает, как и мы, и так же искушён в тонкостях логики…
Вдруг он встал, а за ним и мы, и все пошли в кухню. У стола сидела немка и что-то готовила. Ванс с улыбкой посмотрел на неё и спросил:
— Как вас зовут?
— Менцель, — ответила она. — Грета Менцель.
— Вы уже давно у Друккеров?
— Двадцать пятый год.
— Давно, — заметил Ванс. — Скажите, отчего вы так испугались нас сегодня утром?
— Я не испугалась, но м-р Друккер был занят.
— Вы, может быть, подумали, что мы пришли его арестовать?
Её глаза расширились, но она ничего не ответила.
— В котором часу м-р Друккер вчера встал? — продолжал Ванс.
— Я уже сказала вам, в девять, как всегда.
— В котором часу встал м-р Друккер? — голос его звучал настойчиво и значительно.
— Я сказала вам.
— Die Wahrheit Frau Menzel! Um wie viel Uhr ist er aufgestanden?
Повторение вопроса по-немецки мгновенно вызвало психологический эффект. Женщина закрыла лицо руками, и у неё вырвался подавленный крик.
— Не знаю, — сказала она. — Я будила его в половине девятого, но он не ответил. Я приоткрыла дверь… она была незамкнута, и — Di, lieber Gott! — его там не было.
— Когда вы его опять увидели?
— В девять. Я пошла наверх, чтобы сказать ему, что завтрак готов. Он был в кабинете за столом, работал, как сумасшедший, и был взволнован. Он сказал мне, чтобы я ушла.
— Он спустился к завтраку?
— Ja, ja. Он пришёл вниз через полчаса.
— Почему вы сказали мне сегодня, что м-р Друккер встал в девять часов? — спросил Ванс.
— Я должна была… так мне было велено. Когда миссис Друккер вернулась вчера от мисс Диллард, она сказала мне, что если мне будут задавать этот вопрос, я должна отвечать: в девять часов. Она даже заставила меня поклясться…
Ванс все-таки казался сбитым с толку.
— В том, что вы рассказали, нет ничего такого, что могло бы на вас подействовать. Вполне естественно, что болезненная женщина вбила себе в голову, что она должна защитить своего сына от подозрений, когда по соседству было совершено убийство. Вы ведь знаете, как она преувеличивает самую отдалённую опасность во всем, что касается её сына. У вас нет оснований связывать м-ра Друккера с этим преступлением?
— Нет, нет! — Женщина затрясла головой, как сумасшедшая.
Ванс суровым неумолимым тоном спросил:
— Где вы были в то утро, когда был убит м-р Робин?
Вдруг изумительная перемена произошла в ней: лицо её побледнело, губы задрожали, она судорожно сжала руки. Она хотела отвести свои глаза от Ванса, но что-то в его взгляде удержало её.
— Где вы были, фрау Менцель? — Ванс резко повторил вопрос.
— Я была здесь, — начала она, но вдруг остановилась и взволнованно посмотрела на Хэса.
— Вы были в кухне?
Она кивнула головой, казалось, она потеряла дар речи.
— И вы видели, как м-р Друккер вернулся от Диллардов? — продолжал Ванс. — Он прошёл по чёрному ходу и пошёл наверх… Он не знал, что вы его видели через кухонную дверь… А позже он спросил, где вы были в это время. Потом вы узнали о смерти м-ра Робина за несколько минут до его прихода. А вчера, когда миссис Друккер приказала вам говорить всем, что он встал в девять часов, вы узнали, что по соседству был ещё кто-то убит, и у вас возникли подозрения… Верно, фрау Менцель?
Женщина громко плакала в передник.
Хэс свирепо посмотрел на неё.
— Вот как! — загремел он. — Вы лгали, когда я вас допрашивал, сопротивлялись правосудию!
— Миссис Менцель, сержант, — заговорил Ванс, — не имела никакого намерения обманывать правосудие, она теперь сказала всю правду. — И не дав Хэсу времени ответить, он обратился деловым тоном к перепуганной женщине: — Вы каждую ночь замыкаете дверь, ведущую на крыльцо?
— Да, каждую ночь.
— Вы уверены, что замкнули её сегодня ночью?
— В половине девятого, когда я пошла спать.
Ванс подошёл к двери и осмотрел замок.
— У кого есть ключ от двери?
— Ни у кого, кроме мисс Диллард.
— Мисс Диллард? А на что ей ключ? — спросил Ванс.
— Да у неё он уже несколько лет. Она ведь, как член семейства, приходит два-три раза в день. Когда я ухожу, я замыкаю дверь, а так как у неё есть свой ключ, миссис Друккер не приходится беспокоиться и спускаться вниз.
— Совершенно естественно, — пробормотал Ванс. — Больше мы не будем вас беспокоить, фрау Менцель.
Когда мы вышли, он указал на дверь, ведущую во двор.
— Заметьте, пожалуйста, что проволочная сетка выломана из рамы, конечно, для того, чтобы можно было просунуть руку внутрь и повернуть защёлку. Дверь открывали ключом миссис Друккер или мисс Диллард, вернее ключом последней.
Хэс кивнул головой, но Маркхэм стоял в отдалении и сердито пыхтел папиросой. Вдруг он решительно повернулся и уже готов был снова войти в дом, когда Ванс схватил его за руку.
— Нет, Маркхэм. Технически это может страшно повредить. Смири свой гнев.
Маркхэм стряхнул с себя его руку.
— Черт возьми, Ванс. Друккер наврал нам, что он ушёл от Диллардов через ворота до убийства Робина.
— Конечно, наврал. Я все время подозревал, что отчёт, данный им о том утре, был несколько условен. Но не стоит идти к нему с расспросами. Он просто скажет, что кухарка ошибается.
Маркхэм не успокоился.
— Но я хочу знать, где он был вчера утром. Почему это миссис Друккер старается уверить нас, что он спал?
— Вероятно, она тоже ходила в его комнату и видела, что она пуста. Когда она узнала о смерти Спригга, то стала придумывать alibi. Но не выйдет ничего хорошего, если вы сейчас же пойдёте обличать несообразность её рассказа.
— Может быть, — серьёзно заговорил Маркхэм, — я и добился бы объяснения этого омерзительного дела.
Ванс ответил не сразу. Подумав, он тихо сказал:
— Все-таки не следует рисковать. Если то, что вы думаете, окажется правдой, и вы сообщите только что полученные вами сведения, маленький человек может на этот раз не удовлетвориться оставлением фигурки у дверей…
Маркхэм с ужасом посмотрел на него.
— Вы думаете, что жизнь кухарки будет в опасности, если я сейчас воспользуюсь уликой против него?
— Самое ужасное в этом деле то, что пока мы не добьёмся правды, опасность не исчезнет. Мы не можем подвергать ей кого бы то ни было…
Дверь на крыльцо отворилась и на пороге появился Друккер. Его взгляд остановился на Маркхэме и хитрая, злобная улыбка скривила его рот.
— Надеюсь, я не помешал? Но кухарка только что сообщила мне, что сказала вам, будто бы она видела, как я вышел через заднюю дверь утром в день убийства м-ра Робина.
— Так что же из этого, м-р Друккер? — спросил Маркхэм.
— Я только хотел сказать вам, что кухарка ошибается. Она, очевидно, спутала дни, я часто прихожу домой через эту дверь. Я уже сказал вам, что ушёл со стрельбища через ворота, выходящие на 75-ю улицу, и после короткой прогулки в парке вернулся домой через парадную дверь. Я убедил Грету, что она ошиблась.
Ванс внимательно слушал. Потом он повернулся и встретил улыбку Друккера тоже ясной невинной улыбкой.
— Вы убедили её, может быть, при помощи шахматной фигуры?
Друккер дёрнул головой и втянул глубоко воздух. Его исковерканное тело напряглось, мускулы у глаз и рта задрожали, жилы на шее вздулись как верёвки. На одно мгновенье я подумал, что он потерял власть над собою, но с большим усилием он принял спокойный вид.
— Я не понимаю вас, сэр. — Голос его дрожал от гнева. — Причём тут шахматная фигура?
— Фигуры носят различные названия, — лаконично заметил Ванс.
— Вы будете рассказывать мне о шахматах. — Ядовитое презрение было в его голосе, но все-таки ему удалось усмехнуться. — Конечно, разные названия: король, ферзь, ладья, конь. — Он вдруг остановился… — епископ … — Он прижался головой к дверям и захохотал. — Так вот что вы подразумеваете! Епископ!.. Да вы просто сборище глупых детей, играющих в какую-то дурацкую игру.
— У нас есть основательные причины думать, — сказал с внушительным спокойствием Ванс, — что играет в эту игру кто-то другой, и шахматный епископ в этой игре имеет символическое значение.
Друккер успокоился.
— Не принимайте всерьёз неразумные речи моей матери, — укоризненно сказал он. — Воображение часто играет с ней разные шутки.
— Но почему же вы заговорили о вашей матушке?
— Да ведь вы сейчас беседовали с нею? И ваши рассуждения напоминают мне её безвредные галлюцинации.
— С другой стороны, — мягко заметил Ванс, — ваша мать могла иметь серьёзные основания для страхов.
— Вздор!
— Но все-таки, м-р Друккер, мне очень важно знать, где вы были вчера утром между восемью и девятью часами?
Друккер как будто хотел ответить, но потом губы его опять сжались, он долго смотрел на Ванса, высчитывая что-то. Наконец, громко, твёрдо заговорил.
— Я работал в кабинете с шести утра до половины десятого. Уже несколько месяцев я работаю по интерференции света. — В глазах ею загорелся фанатический огонь. — Но вчера утром я проснулся с ясным представлением о некоторых факторах моей теории, сейчас же встал и пошёл в кабинет.
— Значит, вы там и были, — спокойно сказал Ванс. — Это не особенно важно. Простите за беспокойство. — Он кивнул Маркхэму, и мы пошли на стрельбище. По дороге он обернулся и, улыбаясь, заботливо сказал: — Миссис Мендель под нашим покровительством. Очень будет больно, если с ней что-нибудь случится.
Друккер глядел нам вслед как загипнотизированный.
Когда мы отошли достаточно далеко, Ванс обратился к Хэсу.
— Сержант, — сказал он беспокойно, — эта честная немецкая фрау сунула голову в петлю. Честное слово, я боюсь. Поставьте-ка около дома Друккера хорошего человека на ночь, вот под теми деревьями. При первом крике или призыве о помощи пусть он сразу же ломится в дом… Я спокойнее усну, если буду знать, что ангел в штатском платье охраняет сон фрау Менцель.