Змеиная зона

Борис Яроцкий

ЗМЕИНАЯ ЗОНА

Роман

Борьба с терроризмом - сложнейшая задача правоохранительных органов. Ее выполняют люди высокого мужества и профессионализма.

В центре романа супружеская пара / муж - капитан ФСБ, жена - лейтенант милиции/, которой поручено под видом аспирантов прибыть в один из глубинных районов южной России, где за короткое время совершено несколько убийств, по многим признакам заказных.

Рискуя жизнью, супруги-офицеры при содействии добровольных помощников из числа местных жителей выходят на банду террористов. Им удается схватить опасного и ловкого киллера. Его признания позволяют установить организаторов заказных убийств.

1

Полковник Гладков протянул капитану Полунину голубую папку. В папке был всего лишь один листок. Поэтому на ознакомление хватило полторы минуты.

- А при чем тут Федеральная служба безопасности? Ведь убили милицейского следователя?

- А при том, Семен Михеевич, что милицейский следователь распутывал не менее загадочное убийство, какие доводится распутывать нам. Внешне дело вроде уголовное, а по существу - политическое. Ваша задача : установить, кто разбойничает. И почему. Вашим помощником будет разыскник из МВД лейтенант Давлетова.

- Спасибо, Николай Николаевич.

- Спасибо скажете потом.

Полковник еле заметно улыбнулся, но его серые с налетом усталости глаза оставались предельно строгими: начальник отдела по борьбе с терроризмом посылал своего подчиненного в особую командировку и к тому же не в составе бригады, а всего лишь с одним помощником, притом с офицером из другого ведомства.

А благодарил капитан своего начальника за то, что тот договорился с эмведешным начальством выделить ему в помощники знакомого надежного офицера. Этим офицером была Гюзель Давлетова - жена Полунина.

С Гюзелыо, коренной москвичкой, Семен познакомился на свадьбе сестры своего друга Андрея Лунева. Гюзель была подругой Аси Луневой, сокурсницей по Первому медицинскому институту. Собственно, Семена с Гюзелью познакомила Ася. А уже четыре месяца спустя Семен и Гюзель стали мужем и женой. По рекомендации Лунева Гюзель, имея диплом врача-фармацевта, закончила курсы при академии МВД, работала в следственном отделе по борьбе с организованной преступностью.

Несмотря на теплые майские дни, молодожены с утра до глубокой ночи пропадали на службе, главным образом в отделе полковника Гладкова.

- Отныне вы, - объявил он уже на первом инструктаже, - аспиранты. Вы, Семен Михеевич, историк. Тема вашей диссертации:"Религиозные верования кочевых народов Северного Причерноморья в эпоху становления христианства".

- Больно мудрено, Николай Николаевич.

- Зато модно, - со сдержанной улыбкой ответил полковник. - Тема вашей диссертации, Гюзель Амирхановна:

"Лекарственные травы Каменной степи". Да, да, вам предстоит работать на плато, которое местное население называет "Каменный Корж". Вы, Семен Михеевич, аспирант МГУ. А вы, Гюзель Амирхановна, аспирантка своего родного института, теперь уже академии. Вам будет помогать наш товарищ Павел Петрович Ишутин. Он бывший пограничник, у него крепкая репутация преуспевающего бизнесмена.

В середине мая, в прохладный дождливый день, экспресс" Тихий Дон" уносил новоиспеченных аспирантов в Южную Россию - навстречу неизвестности.

2

Два месяца назад в поселке Мергель при неизвестных обстоятельствах погибла семья Данькиных: Сергей Ермолаевич, бульдозерист песчаного карьера, его жена Елена, фельдшер здравпункта, и их шестнадцатилетний сын Анатолий , школьник десятого класса. Признаков насильственной смерти экспертиза не установила. Их головы лежали на столе, на котором был почти нетронут ужин.

Нашла их соседка. Утром она обратила внимание, что корова Данькиных просительно мычит. А был уже десятый час утра.

Справившись по хозяйству, соседка заглянула к Данькиным. Обычно каждого, кто заходит во двор, встречал гортанным лаем цепной кобель Дюк. Пес лежал около конуры с открытыми глазами, прикусив язык.

- Спит, паршивец.

Но пес не спал. Он был мертв. Соседка взошла на крыльцо. На стук никто не вышел. Она - во флигель. Переступив порог, от ужаса окаменела.

Вскоре на велосипеде подъехал товарищ Сергея - Митя Козинский. На испитом лице - улыбка. Увидев дрожащую от страха женщину, нарочито бодро спросил:

- Никак Сережку будить пришла?

- Ага, - только и вырвалось у нее. - Спит... Все спят. Мертвые.

Митя, морщиня темные от никотина губы, тихо присвистнул.

- Отравились... Вчера тут один водкой торговал. С пикапчика.

- А собака? Что и собака пила?

- Эх, тетка Дарья! Да и собаки пьют. Если подносят.

Ближе к вечеру из Каменки приехала милиция. После осмотра трупы отправили в морг. Завели уголовное дело. Вести следствие поручили опытному сыщику капитану Довбышенко. Шесть лет назад он уже одно убийство тут расследовал.

Ежедневно ездить из Каменки в Мергель капитану было несподручно и он квартировал у Мити Козинского. Когда-то тот работал в милиции, хорошо знал капитана.

Тщательный осмотр дома Данькиных показал, что убийца ничего не взял, но рылся в шкафу, что-то искал. Не было и следов транспорта. Значит, кто-то не приехал, а пришел пешком. И все же собака должна была подать голос. Видимо , был кто-то свой. Следователь стал выяснять круг знакомых Данькина и его ближайших родственников. Сергей был родом из Жабокрюковки - из села, что в десяти километрах от поселка. Там у него отец, мать и младший брат..

В молодости Сергей служил в армии, был командиром опреснительной установки. В Жабокрюковку не вернулся, зацепился в Мергеле. Здесь он женился, поступил в геолого-разведочную партию. В это время геологи осваивали Каменный Корж - искали полиметаллы.

Вскоре в стране началась перестройка. Геологам перестали платить, и бригада, которую возглавлял Валерий Шут, была ликвидирована. Говорили: по причине ЧП - товарищ убил товарища. В тот год бригада била скважину под номером 13.

Эту скважину под номером 13 Сергей бил шесть лет . Последний день его работы хорошо запомнил его младший брат Олег.

Из области вернулся бригадир, куда он возил керны. Бригадир буровикам сказал, что в связи с нехваткой денег работы на скважине прекращаются. Но что было неожиданным - бригаде выдали премию. Премиальные он привез с собой. Деньги делили согласно коэффициенту участия. Решили здесь же, у скважины, выпивкой отметить премию. Рабочие перепились. И Герасим Соплыга схватил из последней выемки керн - черный и тяжелый как свинец - ударил им по голове Андрея Ситника.

Ситник умер на операционном столе. Следствие вел тогда ещё лейтенант Довбышенко. Он захватил с собой керн как вещественное доказательство. А так как камень к делу не пришьешь, то лейтенант поставил его на стол - бумаги придавливал.

Во второй половине апреля, когда степь покрылась пестрой зеленью, Василий Довбышенко на попутной машине отправился в Жабокрюковку. Была бы шоссейка - езды полчаса, но дорога, проложенная самой природой, вела по распадку, заваленному камнями. В это время года степь радовала глаз морем тюльпанов. Тюльпаны теснились в промоинах, особенно густо под утесами, где в тени долго не таял снег.

Пожилой шофер Корнеевич - все его называли только по отчеству - вел свой старенький "ЗИЛ", напрягая полное пунцовое лицо, будто на ралли брал преграды. Осторожно любопытствовал:

- А правда, что у Данькиных ничего не взяли?

- Правда.

- Значит, моментом не воспользовались.

- А вы, будь на месте убийцы, воспользовались бы?

- Как вам сказать, - отвечал тот, не тая хитрости. - Взял бы, пожалуй, резиновый шланг. Для моего огорода он в самые раз. Ну, взял бы женскую шубу. Его баба с моей примерно одной комплекции. Взял бы, конечно, и медогонку. Она у него новая.

Следователю вскоре надоела его паскудная откровенность, и он уже на себя досадовал, что спровоцировал старика на честные ответы.

- А что тут слышно?

- О Данькиных?

- Да, о происшествии.

- Родители посмурнели. А Серегин брат , Олег, значит, сказал: это дружки Соплыги. На суде Сергей против него давал показания. Братан уговаривал: "Серега, не показывай. Свидетели долго не живут".

Так, за разговором въехали в село. Назвать Жабокрюковку селом язык не поворачивался: две улочки, северная и южная, каждая - дворов сорок. Улочки разделены оврагом, куда сбрасывают мусор, весной по оврагу бегут мутные, как цементный раствор, талые воды, и до самой осени, до затяжных дождей, на дне его золотисто желтеет промытый зернистый песок.

Южную улицу сельчане называют Студеной, северную - Знойной, хотя зимой холод наваливается на всю Жабокрюковку, как летом - зной. Когда-то здесь, в начале века, был крепкий хутор, хуторяне выгуливали грубошерстных овец. Позже - уже сельчане - организовались в артель имени товарища Подтелкова. Правление располагалось в Мергеле, теперь там карьероуправле-ние.

Несмотря на обилие песка и камня, из которого в городах возводят белокаменные дома, местных жителей кормили и пока ещё кормят овцы и козы. Овец почти извели на-нет, а вот козы оказались живучими. Не подыхают благодаря акации. Она пускает корни по распадкам, образуя густые заросли. Если попадешь сюда в жаркий полдень - задохнешься.

В распадке перед селом дорога раздваивается: одна ведет на Студеную, другая - на Знойную.

- Вам на Знойную, - сказал Корнеевич.

На Знойной жили родители Сергея Данькина.

- Они дома?

- А то где ж. Старый пасет коз, старая прядет пряжу. Так написал бы Пушкин. - Корнеевич тихо засмеялся, а чтоб его смех не выглядел кощунственно, пояснил: - У старой отнялись ноги. Но работница она бесподобная: такие платки вяжет! Не хуже оренбургских.

- А кто их покупает?

- Челноки.

"А не замешан кто из перекупщиков?" - подумал Довбышенко. Корнеевич словно угадал его мысль.

- Чтоб получать товар только в одни руки, посредник, случается, терроризирует и родственников. Случается, и убивает. Для острастки. Смотаться отсюда легко. Место хоть и глухое, а посещаемое. Есть дорога. Если "зилок" с трудом, но пробивается, то "Нива" пробежит запросто.

- И много тут проходит машин?

- Смотря когда.

- Ну, например, весной, в такое время года?

- Глухо.

- Но вы же вот едете?

- Я... - Корнеевич хмыкнул, - Я, дорогой товарищ следова-тель, на этой дороге, можно сказать, родился. Мамка меня рожала на попасе. Вон за тем бугром, - показал на гряду холмов. - А что касается транспорта, мотоциклы бегают.

- Челноки?

- Они самые. Все берут все за бесценок... Бизнес.

- А раньше? Много их было раньше?

- Раньше наши возили свой товар. Бензин был дешевый. Да и разбоя не было. Как-никак, простите за прямоту, мы уже бандитская страна. Не производим, а только торгуем да воруем. Люди отсюда бегут. Молодежь, как дождь в пустыне - испаряется мгновенно. Старики успешно мрут. Кто поздоровей - вслед за молодыми... Было бы куда...

- В Москву?

- На черноземы. Уже и юг России что Чернобыль.

- Но бегут не от радиации же?

- Тут, товарищ следователь, причина поважней. Радиация, как и цены, убивает не сразу. Но скоро будет - сразу. Подергаешься час-другой - и отбросишь копыта. В этом годе был из Москвы начальник. Так он сказал: Каменный Корж в виду его неперспективности решением правительства преобразовывается в змеиный заповедник.

- Здесь водятся змеи? - удивился Довбышенко.

- Будут водиться. Притом не простые - элитные. Ну, те, что ядом доятся. Небось сдыхали.

- Нет.

- А должны бы. Вы же власть обслуживаете.

Тем временем "ЗИЛ" взял ещё один подъем, с натугой выбрался на Студеную. Остановились перед каменным домиком в три окошка. Домик был из мергеля под железной крышей. В палисаднике уже цвел абрикос. Через весь двор на веревке сушилось белье.

- Хозяин дома.

Довбышенко поблагодарил шофера, взял под мышку папку, направился во двор.

Следователь в Мергель не вернулся. Нашли его убитым. А нашли так. Из Луганска контрабандой через границу приехал к Наталке-бухгалтерше любовник - бывший инструктор обкома партии. С ним она познакомилась на курорте. Тогда ещё путевки давали чуть ли не даром. С тех пор любовник её посещает регулярно. С собой привозит украинскую водку, и Наталкин муж, пускается в запой, а Наталка с любовником - в степь. И вот там, у дороги на Жабокрюковку, они и наткнулись на труп. Над распадком кружилось воронье.

- Падаль нашли, - сказала Наталка.

Любовник пошел взглянуть. В промоине, заложенный камнями, лежал труп в милицейской форме.

- Надо сообщить, - сказала перепуганная бухгалтерша. Но любовник не желал быть свидетелем, побоялся огласки.

- Не вздумай, - строго предупредил подругу. - Уже завтра будет известно в Луганске. Да меня же моя супруга за органы...

- Ну да. КГБ только у вас осталось, - съязвила Наталка.

Любовник был непреклонным. Ведь он работал в областной администрации: там могли спросить, каким образом, минуя таможню, он оказался в другом государстве? Суверенным начальникам не объяснишь, что тайную тропу ему указали чеченцы, вывозившие боеприпасы.

Любовник-иностранец слинял в тот же день. Наталка занервничала. Ее состояние заметил муж. Водку он выпил раньше времени и уже успел протрезветь.

- С любовником повздорила? - спросил прямо. Он не был дипломатом, а всего лишь рабочим песчаного карьера.

Жена таиться не стала, рассказала, как и где они наткнулись на труп. Муж из конторы позвонил в милицию, намекнул, что за информацию ему полагается вознаграждение. Дежурный поблагодарил за информацию, но о награде даже не заикнулся.

- Сообщи такое в Америке , - сказал он начальнику карьера, возвращая трубку, - да меня бы засыпали долларами. - Наталкин муж привычно ругнулся, присовокупив сюда бога и, конечно, мать.

Он не был первым, кто сообщил об этой находке в милицию. Первыми были пастухи. Они позвонили из Жабокрюковки. Их заверили, что на место происшествия выезжает следователь.

Дежурный позвонил в Мергель, надеясь связаться с капитаном Довбышенко, чтобы тот произвел опознание трупа. Но следователя на месте не оказалось.

3

Аспиранты знакомились с Каменкой. Степной городок, разделенный на две части речкой Камышинкой, ничем особенным не выделялся: ретранслятор, элеватор, мукомельница, молокозавод, средняя школа, крохотная гостиница, раньше её называли "Дом колхозника", сейчас просто - готель.

Весь городок пока ещё держался на довольно крупном предприятии заводе железобетонных изделий. Все районные учреждения, за исключением милиции, помещались в одном пятиэтажном здании, выстроенном перед самой перестройкой и потому недостроенном. Два этажа - второй и третий - занимала районная администрация.

Новшество представлял собой "Автосервис" - собственность предпринимателя Ишутина, которого в районе называли "новым русским". Он был владельцем старинного краснокирпичного особняка, в котором ещё недавно размещалось ДОСААФ со всеми его кружками и курсами. Этот дом Ишутин выкупил шутя - за ваучеры. Районные начальники, и в первую очередь глава администрации Александр Сидорович Скопцов, считали за честь водить с "новым русским" дружбу.

Все эти сведения аспиранты получили от хозяйки приватизированной гостиницы Ларисы Васильевны Жирновой, молодящейся блондинки, в недавнем прошлом продавщицы газированной воды.

- Если что - меня спрашивайте, - предложила она свои услуги.

Полунин заметил, с какой придирчивостью Лариса Васильевна рассматривала их паспорта.

- Вы действительно муж и жена?

- Сомневаетесь?

- Вроде нет. Но вы поймите меня правильно, теперь за доллары нарисуют вам любые документы. Жил тут один с любовницей по паспорту своей жены. А жена узнала, ворвалась в номер, мебель испортила.

Лариса Васильевна взяла паспорта на прописку, а заодно и командировочные предписания. Чутье ей подсказывало, что тут что-то не так: кто в наше безденежное время посылает аспирантов в научную командировку?

Уже на следующий день вся Каменка знала, что из Москвы приехали двое ученых: молодой неотразимо красивый брюнет, звать его Семен Михеевич Полунин, у него московская прописка, и его жена, тоже аспирантка, врачиха, судя по личику, татарочка. Он изучает историю края, она собирает растения.

В свою очередь, аспиранты поинтересовались, где взять напрокат автотранспорт. Лариса Васильевна им оказала содействие - обратилась к "новому русскому" Павлу Петровичу Ишутину. Тот с напускным высокомерием ответил:

- Пусть подходят. Договоримся.

Гюзель попросила Ларису Васильевну найти человека, который мог бы изготавливать папки для гербария. Хозяйка гостиницы посоветовала обратиться к бывшему преподавателю труда Степану Михайловичу Коротенкову. В связи с сокращением школьных учреждений его уволили как специалиста непрофилирующей дисциплины. Учитель за умеренную плату согласился выполнить заказ, но сначала ему нужно было где-то раздобыть картон, а его могли привезти только челноки.

Визит к Ишутину аспиранты решили нанести с утра следующего дня: нельзя было торопиться. Вечером в номер зашла Лариса Васильевна, поинтересовалась, есть ли у Семена Михеевича "Свидетельство водителя". Тот сказал, что есть.

- Покажите.

"Дотошная", - подумал Семен, распаковывать сумку не хотелось, тем более, за ужином.

- Поверьте на слово, - попросил Семен, жуя бутерброд.

- Рада бы. Да я за вас должна поручиться. Они, "новые русские", люди серьезные.

Так, якобы по протекции Ларисы Васильевны, Семен и Гюзель посетили "Автосервис", познакомились, теперь уже лично, с его владельцем.

"Новый русский" - ровесник Семена, крупный, спортивного сложения, несмотря на знойный день, был в плотном клетчатом костюме, в светлых лаковых туфлях "Саламандра", при оранжевом модном галстуке, тщательно выбрит, на левой руке - массивные швейцарские часы.

"Стандарт преуспевающего", - отметил про себя Семен. Он только распахнул дверь, а хозяин ему навстречу:

- А, московские аспиранты! Мне о вас Лариса Васильевна все уши прожужжала.

Говорил он громко, восторженно, как будто хозяйка гостиницы была его кумиром, и у Семена невольно закралось было сомнение: неужели полковник Гладков его не проинструктировал? Зачем такая помпезность?

Но Ишутин играл свою роль, как и следовало играть: знакомство якобы по рекомендации вездесущей Ларисы Васильевны. Один Полунин знал, что этот "новый русский" и есть тот самый агент ФСБ, с которым предстояло работать.

Уединившись с гостями в комнату отдыха, Павел Петрович ознакомил москвичей с оперативной обстановкой. В районе было несколько нераскрытых убийств, включая гибель семьи Данькиных и милицейского следователя.

С чего начинать поиск убийц, ни агент Ишутин, ни его московские коллеги пока не представляли: не было звена, за которое можно было ухватиться. Ишутин предполагал, что следователь знал убийцу и поиск надо начинать в Мергеле.

- Какой предпочитаете транспорт? - спросил он коллег и сам же подсказал: - Рекомендую "Урал". Для здешних мест надежная машина.

Потом пригласил гостей к столу, предложил кофе, вызвал мастера.

Через минуту на пороге комнаты стоял худенький долговязый парнишка в засаленных брюках.

- Это Лева, наш автомеханик, - сказал Ишутин, обращаясь к гостям. - Он подберет вам вездеходную трехколесную телегу.

Ближе к вечеру аспиранты выехали в Мергель.

4=

Дорога была узкой, каменистой, но "Урал" шел резво. Чувствовалось, двигатель новый, хотя и поставлен на старый мотоцикл. Видимо, так задумывалось, чтоб не привлекать внимание - ведь угоняют не только автомашины.

Уже ближе к вечеру, выехав на покатый лысый холм, Семен остановил мотоцикл, дав двигателю остыть, а самим заодно перекусить и полюбоваться видами.

- Ну-ка, миленькая, разомни свои белые ножки, - весело обратился он к жене. - Оглядим с высоты для нас ещё неведомый Каменный Корж.

Гюзель легко выбралась из коляски: после долгого сидения, сжавшись в комочек / мешали сумки/ , ноги следовало размять. И она, как ребенок, принялась бегать вприпрыжку,

Вокруг, насколько видел глаз, простиралась желтовато-сизая холмистая степь, отдаленно напоминавшая лунный ландшафт. Царило безмолвие. На этих камнях не пахали и не сеяли. Но кое-где в распадках виднелись кусты и на них на фоне серых скалистых пород довольно четко выделялись белые шапки, похожие на морскую пену.

- Никак снег? - удивилась Гюзель.

- Акация... Уже отцветает. - Семен вздохнул, словно сожалея, что с приездом они опоздали.

- Это такая акация?

- Она самая... Конечно, горожанке Давлетовой, к тому же москвичке простительно не знать, что это за дерево, а вот врачу Давлетовой увидеть в горячей степи снег...

- Сейчас ты скажешь, что специалисту по лекарственным растениям следует иметь в виду, что в здешних местах последняя декада мая - время белой акации.

- Точно! И как поведал Павел Петрович, на Каменном Корже, кроме этого дерева, другой растительности вроде бы и нет.

- Твой Павел Петрович больше говорил о камнях.

- Почему "мой"? Он так же и твой. И вообще - наш. Наш товарищ.

- Этот "новый русский"?

Она хотела сказать, что он бесцветный, стандартный, что ли. Встретишь такого в Москве, скользнешь по нему взглядом - как по стеклу. Броско лишь одевается. Но теперь и бандиты при галстуках.

Она не стала говорить мужу, что такие деловые вряд ли уделят им должное внимание. Ведь он бизнесмен.

Эту её подспудную мысль уловил не муж Сеня, а капитан Полунин, и не любимой жене, а лейтенанту Давлетовой надо было сказать, что Павел Петрович Ишутин не просто помощник, а штатный агент. И то, что он не показался женщине этаким орлом, болеющим за государственное дело, это же хорошо! Значит, он в глазах обывателя выглядит человеком, любящим деньги, и не больше. И вряд ли кто станет разглядывать, что под шкурой у этого "нового русского".

И уже не как муж, а как начальник Семен мягко напомнил, что Павел Петрович до их прибытия уже многое сделал.

- Что мы знали в Москве о загадочных убийствах на Каменном Корже? Да ровным счетом ничего. Знали, что кто-то умертвил семью Данькиных, кто-то убил капитана милиции, расследовавшего это преступление. А Павел Петрович эту печальную статистику дополнил ещё одним, но весьма важным фактом. На Ростовской трассе нашли мертвым экспедитора каменской автобазы. Итого в этой канве ещё одно убийство.

- А какая тут связь? Где Каменка и где Ростовская трасса? - заметила Гюзель.

- Вроде никакой, - продолжал Семен. - Но Павел Петрович эту связь уловил. Он проскочил на ростовскую трассу. Узнал, как был убит экспедитор. Почерк-то один. Как и в Мергеле. И никаких следов насильственной смерти. И еще. Павел Петрович установил, что примерно за неделю до убийства Данькиных этот самый экспедитор побывал в Мергеле. Гостил у Данькина. Когда-то они вместе работали.

- Но есть ли связь между смертью одного и другого?

- И смертью капитана Довбышенко, - напомнил Семен, видя, что Гюзель логику мысли улавливает. - Да, и убийством капитана Довбышенко, - повторил он. - Но здесь почерк уже другой, значит, работали другие исполнители. Но связь прямая: Довбышенко вел следствие по делу гибели семьи Данькиных.

Слушая рассуждения Семена и задавая ему вопросы как на диспуте, Гюзель достала бутерброды с колбасой, открыла термос. Отхлебывая обжигающий кофе, Семен вспомнил, как на инструктаже Николай Николаевич Гладков обронил фразу: "Вот уже посылаем людей и в спокойнейший район Юга России". Он тогда сослался на данные Каменского ромВД. В доперестроечные времена здесь совершалось в среднем одно убийство в год. Разбоев не было. Если кому требовались бараны, их обычно обменивали на водку. Разбойничали давно - в гражданскую

войну, но об этом уже мало кто помнит.

В Отечественную войска прошли стороной - здесь не было удобных дорог. Тогда если кто сюда попадал чужой - живым не выбирался. В марте сорок третьего пастухи наткнулись на восемь трупов солдат вермахта. На носилках лежал весь в бинтах мертвец, судя по шинели с меховым воротником - офицер. Как потом оказалось, немцы пробирались из окруженного Сталинграда, несли раненого оберста. В безлюдной степи все они умерли голодной смертью: в котелке пастухи нашли куски вареного кожаного ремня.

Уже не полковник Гладков, а Павел Петрович Ишутин рассказывал, что до войны в этих местах ломали камень и на подводах увозили в областной центр. После войны такой же камень уже ломали в предгорьях Кавказа - там была железная дорога. Поэтому здешние карьеры заглохли.

По прежнему, как и двести и триста лет назад здесь пасли овец и коз. Но нынешние стада уже были не те. Старые пастухи умирали, а молодые, получив паспорт, убегали в город.

И вдруг, в этом спокойнейшем районе Юга России, в течение одного месяца четыре убийства, не считая убийства экспедитора на ростовской трассе!

Убивали даже без намека на грабеж. У Данькиных, по словам Павла Петровича, могли унести дубленки, которые Сергей привез с Севера. И экспедитора могли бы раздеть, снять хотя бы часы. Милиционеров чаще всего убивают, чтоб завладеть оружием. У капитана Довбышенко, как свидетельствовал Митя, оружия с собой не было: свой пистолет он оставил дома. Правда дома пистолета не оказалось.

Следователь - это Павел Петрович подчеркнул особо - везде был человеком своим. Все его знали. В районе тридцать тысяч жителей, половина из них в Каменке. В последнее время стали селиться беженцы, обживать опустевшие хутора, но долго здесь не задерживались - устремлялись в Москву: там всегда можно что-то выпросить.

В Каменке, как бы бросая вызов вечным пролетариям, поселился первый "новый русский" - Павел Петрович Ишутин. Только полковнику Гладкову было известно, с каким трудом его сотрудники уговорили Эллу Юрьевну, супругу Павла Петровича, перебраться из областного центра в районный,. Победило самолюбие: отныне её муж не рядовой инструктор по вождению автомашин, а человек состоятельный. На новом месте у него, как по щучьему велению, вдруг появился свой "Автосервис", своя бензозаправка, свой краснокирпичный старинный дом, на котором железную крышу заменили на медную, на первом этаже открыли магазин автозапчастей.

Элле Юрьевне льстило, что её мужа за глаза называют "новым русским". Потом она узнала, благодаря кому Павел Петрович так стремительно разбогател, и приняла это как должное.

После упразднения КГБ на его обломках Федеральная Служба Безопасности вязала новую сеть, и сержант Ишутин стал её ячейкой. Все было сделано так, что бывший пограничник оказался преуспевающим бизнесменом. Преуспевающих, конечно, не любят, но уважают. Что и требуется агенту.

Павел Петрович дал Полунину адрес, где в Мергеле можно остановиться. К сожалению, этим адресом аспиранты не воспользовались: буквально накануне приезда москвичей хозяин дома пенсионер-вдовец уехал к дочери на Волгу

Мергель уже погружался в сумерки, а москвичи посреди улицы гадали, в какой дом проситься на ночлег. И тут откуда ни возьмись, подъезжает на велосипеде мелкорослый мужчина лет тридцати пяти.

- Вы к Леонтию ? - спросил он, остановившись. - Он уже в Ахтубе, рыбу ловит. А вам что - ночевать негде?

- Вы угадали, - улыбнулась Гюзель .

- У меня глаз - ватерпас, - сказал велосипедист и тоже улыбнулся. Его вытянутое в нос личико покрылось зыбью мелких морщин. - Вы челноки?

- Мы аспиранты.

- Ученые, значит. Тогда милости прошу ко мне. У меня всегда люди умные. Понравится - квартируйте. Хоть до самой осени. А осенью, чтоб не топить печь, я перебираюсь к теще, к жене поближе.

Он сказал, что зовут его Митя, и что фамилия у него пастушья Козинский. Гости тоже назвали себя.

Так волею случая Полунин и Давлетова стали квартирантами бульдозериста песчаного карьера.

5

В Мергеле они уже были трое суток. Но дело, ради

которого приехали, не продвинулось ни на миллиметр. Утешало, что в роль аспирантов они вошли сразу .

Помог случай. Сынишка директора местной школы вывихнул ногу и Гюзель на глазах у посельчан выправила вывих.

- Вы врачиха без дураков, - похвалил Митя свою квартирантку. - Вам бы костоправом... А вы, тут спрашивают, никак фураж заготовляете? Я этим истуканам популярно, что это наука - отбирать всякие там растения. Правильно?

- Правильно, - подтвердил Семен.

За три дня аспиранты объездили чуть ли не всю восточную часть Каменного Коржа: ничего важного в поле их зрения не попало. А ведь убийцы тоже колесили по этим дорогам. Встречались "Нивы", "Форды". Однажды кто-то с ветерком проскочил на "Яве". Гюзели показалось, что это Митя. Направлялся в Барановку - соседнее село за суходолом. Был он не один, а с пассажиркой, никак не похожую на его жену Марусю - с ней они тоже познакомились. Маруся крупная, широколицая, светлорусая, а пассажирка, наоборот, маленькая, сухонькая, смуглая.

Когда Семен и Гюзель вернулись в Мергель, Митя был дома, возился с велосипедом. Он увидел, что они привезли вязанку травы, предложил затененную веранду .

- Сушите.

Как ни беден растительностью Каменный Корж, здесь произрастают многие лекарственные травы: мыльнянка, амелия белая, татарник, цыкорий, тысячелистник, кровохлебка. А в одной глубокой расщелине наткнулись на целые заросли адониса

В эти дни Гюзель познакомилась с некоторыми старушками, знающими толк в лекарственных растениях. Среди них выделялась словоохотливостью Прасковья Никитична Варламова. Травами она лечила овец и коз, умела кастрировать поросят.

Как-то у неё вырвалось:

- Люди у нас, как овцы, смирные, необидчивы. Да и я такая. А вот на Сережку Данькина осталась обида.

- Небось долг не вернул? - предположила Гюзель.

- Что вы! Сергей брать в долг не позволял ни себе, ни жене, ни своему парнишке, - говорила старушка, перебирая зеленые побеги пижмы. - У них подрастал кабанчик. Его надо было выхолостить. Раньше Сережка меня приглашал, а в последний раз пригласил бог знает кого. Говорят, он ветеринар, но особый. У нас тут обратно появилась немецкая колония. Так он оттуда. Муж хозяйки. А хозяйка - немка. Дебелая баба. А ветеринар, муж, значит, вроде как слабосильный и на немца не похож. И занимается не свиньями. Гадюк разводит. Земля у нас каменная. А что гадюке нужно? Теплый камушек, чтоб на солнышке греться, да чтоб ящерицы бегали, там у них всего этого в достатке.

- А колония отсюда далеко?

- За Жабокрюковкой, - и Прасковья Никитична объяснила: - Если ехать прямо по распадку, увидите высокие тополя, а в них - старые каменные строения. Это и есть колония. Ее теперь называют фермой. Но прежнее название осталось. Сразу и не выговоришь, язык сломаешь. Фейергрот, что ли.

- А Жабокрюковка? Это село?

- Было село... Дворов тридцать осталось. Бегут люди. От гадюк. А Сергей хоть и приглашал гадючьего ветеринара, а в Жабокрюковке сам же ему напакостил. Вот и поплатился...

Вернувшись от Прасковьи Никитичны, Гюзель передала мужу этот разговор. Напрашивался вопрос: мог ли ветеринар из немецкой колонии умертвить семью Данькиных? Он кастрировал поросенка ровно за неделю до трагедии. Где он был в день гибели Данькиных?

На вопросы требовался ответ. А его можно было получить только с помощью Ишутина.

В поселке был телефон в конторе песчаного карьера. Но по телефону многое не скажешь. И письмо не пошлешь: в связи с трудным финансовым положением министерство закрыло в Мергеле почтовое отделение. Можно письмо передать оказией - из Мергеля ходят самосвалы на Каменский завод ЖБИ. Но водители народ любопытный - обязательно прочтут, поинтересуются, что связывает московских аспирантов с каменским "новым русским".

Так что сообщить о себе можно было только по телефону.

- Скажем, что мотоцикл обломался.

- Правильно, Сеня. И мы имеем право вызвать мастера.

В контору Семен отправился с Митей, чтоб тот упросил сторожа допустить аспиранта к телефону. По дороге Митя, гоняя по синим губам сигарету, недоуменно пожимал плечами:

- Из-за какого-то реле беспокоить фирму? У нас в карьере не мастера, а звери.

- Но звери потребуют магарыч, - напомнил Семен.

- Само-собой, - соглашался Митя.

Он и сам бы не прочь подзаработать, но много ли возьмешь с бедного аспиранта? Митя шел как проводник: рабочий день уже давно закончился, и кабинет директора, где стоял телефон, мог открыть только Пахомич, сторож. По словам Мити, он ему доводится приятелем. Уходя на пенсию и устраиваясь сторожем, Пахомич якобы передал Мите свой бульдозер.

В дымку, словно в цементную пыль, садилось солнце. В горячем воздухе носились голодные стрижи, собирая небесную добычу. На карьерном дворе было тихо, как на кладбище. Брошенная где попало землеройная техника свидетельствовала, что до завтрашнего дня здесь никто не появится. Но уже за километр навстречу Мите и Семену выскочили две крупные дворняги.

- Не боитесь, - покровительственно сказал Митя. - Они гавкучие, но не кусючие. Светлый кобель - это Билл. Суку тоже зовем ласково, - и тут же позвал: - Маргарет! Маргарет! Ах, ты сука! А ты, Билл, все ещё кобелюешь. Гляди, а то и тебя, как президента, прижмет какая-нибудь Моника.

Митя ласково потрепал собак за холку. Дворняги, как обычно ожидая чего-нибудь съестного, тянулись мордами к Митиной руке, его спутника подозрительно обнюхивали.

Из диспетчерской выглянул кряжистый дед с бородой приходского священника. Это и был сторож Пахомич. Митя познакомил его с "ученым человеком". Но "ученость" на сторожа не произвела никакого впечатления, его глаза с хитрым прищуром словно говорили: а кто теперь не ученый? Он открыл директорский кабинет, и пока Семен дозванивался до Ишутина, друзья-приятели достали из ящика стола ободранные шахматы, стали играть по-шашечному.

Телефон "Автосервиса" молчал. Молчал и квартирный. И вдруг кто-то из шашистов произнес:

- ... ну который приезжал на похороны к Данькиным.

Не отнимая от уха трубку, Семен стал прислушиваться к разговору.

- И этого, значит, прихлопнули, - вздыхая говорил Пахомич. - А был такой парняга!.. Помню-помню. И на Севере и здесь в одной были партии.

- Это уже не первый.

- А кто еще?

- Остапец . Кирюшка.

- Где ж его?

- Нашли в кювете...

Наконец отозвался квартирный. Семен узнал голос Эллы Юрьевны, жены Ишутина. Слышимость была отвратительная - рядом с ишутинским телефоном работал телевизор, четко угадывалась передача "Санта Барбары".

- Пригласите, пожалуйста, Павла Петровича.

- А его нет. Позвоните завтра .

Тон Эллы Юрьевны свидетельствовал, что её не вовремя оторвали от сентиментальной передачи.

- Я взял у вас напрокат "Урал".

- Ну и что?

- Звоню из Мергеля. В мотоцикле что-то с реле.

- Позвоните завтра, - повторила она.

- Передайте Павлу Петровичу, обязательно передайте, - настаивал Семен. - Реле забарахлило.

Это реле он придумал как условный сигнал: что-то с реле, значит, срочно требуется встреча. Передаст ли она Павлу Петровичу? Она может и забыть. Ведь женщина смотрит "Санта-Барбару" - отключилась от действительности. Чтоб жизнь не казалась такой мрачной. Но у Эллы Юрьевны благодаря её мужу жизнь была ещё сносная. Муж частник, владелец "Автосервиса", к нему обращаются за помощью , а за спасибо теперь никто никому не поможет.

Из конторы Семен и Митя возвращались в сумерки. Над карьером уже осела цементная пыль. но в воздухе сна ещё ощущалась, стесняла дыхание. До самого поселка их сопровождали кобель Билл и сука Маргарет. Митя с гордостью рассказывал, почему их назвали столь авторитетными именами:

- Умные... До чего же умные...

Ждал Семен, что Митя поделится новостью, как поделился с Пахомичем: убили-то Данькиного товарища, а значит, и Митиного.

Но об убийстве Остапца Митя не проронил ни слова, может посчитал: интересно ли московскому аспиранту выслушивать местные убийственные истории? В Москве убивают каждый день и самые страшные показывают по телевизору , Митя рассуждал просто : где теперь не убивают? Вот уже и Каменский район не отличается от многих. И отсюда люди потихонечку переселяются, но не в райцентр, а дальше - на север. Боятся. А чего? Но не гадюк же, о которых случайно упомнила Прасковья Никитична. Недавно убили милиционера. Чуть раньше - Данькиных. Нет ещё одного, видимо имел в виду Кирилла Остапца. Говорят, что некоторых отравили газом. И неизвестно, что страшнее - укус змеи или газ? А может, все-таки пуля? По радио сообщали, что одних только автоматов Калашникова изготовили 70 миллионов. А на потоке уже автомат Никонова. Этот бьет с минимальным рассеиванием и наводкой служит электроника. Так что если задумаешь кого убить - не промахнешься.

Все это знал и капитан Полунин, но откуда знал бульдозерист Козинский? А с ним на эту тему не поговоришь. Историку полагается допытываться о прошлом Каменного Коржа.

- Где-то тут у вас колония.

- Фейергрот?

- Кажется, так. Там , говорят, можно найти редкие лекарственные травы.

- Кто это вам трекнул?

- Прасковья Никитична.

- А она вас предупредила, что там водится?

- Предупредила.

- Вот и я предупреждаю. Фейергрот - жуткое место. Гадюки там редкие! Раньше там такие не водились,

- Когда это "раньше"?

- До графини. Зовут её Луиза Цвях Может, слышали? Фермерша. Богатая стерва. Это она с собой привезла мужа, а тот - гадюк. Он их выпустил на волю.

- Зачем ?

- "Зачем"... Чтоб мы туда свой нос не совали. Немцы - они ушлые. Они тут поселились лет сто назад, а может, к двести. Все делали добротно, для себя... Видели, наша печка в изразцах? Это ещё мой дед наковырял, когда колония пустовала. И кирпич оттуда. А вот стены разобрать не получилось. Уже не дед, а отец ломал их динамитом - стоят. Теперь вот графиня вернулась. Все восстановила. Изразцы выписала из самой Германии. Так что немцы это немцы. Словом, Цвях...

Семен, скрывая иронию, тоже решил блеснуть знаниями :

- Цвях - по-украински "гвоздь".

- Ха! - удивился Митя. - Да у них там, на Украине половина слов немецких. И цукор. И майстер. И дах. Крыша, значит. А брук? А нафта? А гас? Керосин, значит. А люфт? - Митя сыпал немецкими словами, ставшими украинскими.

Семен его остановил:

- Допустим, люфт и наше слово.

- Ну да, - не возражал Митя. - Я его с матерком употребляю. Когда ремонтирую бульдозер.

- А откуда вы так знаете украинский? Это же теперь иностранный?

- У нас тут приблудился один западэн, - сказал Митя. - Он трекал, что его Галычина отойдет к Германии. Якобы они с германцами одной культуры. Трекал, что и Каменный Корж тоже будет германским.

- На каком основании?

- "На каком..." И ежу ясно! - воскликнул Митя. - Немцы-то возвращаются! Вот вы спросили про колонию, про этот Фейергрот. Там хозяйка - немка. Графиня, Луиза Вильгельмовна. И хозяйство ведет по-немецки : скупает козью шерсть. А шерсть у неё расчесывает машина, а другая - платки вяжет. И всего два мастера. Она их из Германии выписала. А наши бабы вяжут вручную. Как им за немцами угнаться?

- А если и наши купят машины?

- А где у нас валюта? Луизе Германия помогает. Она же - графиня.

- При чем тут титулы? Нашим хуторянам может государство помочь.

- Ха! - Митя громко рассмеялся. - Догонит и ещё раз поможет.

Чутье Семену подсказывало, что ферма графини Цвях хозяйство загадочное. В поселке ходили слухи, что якобы Сергей Данькин , будучи у родителей в Жабокрюковке - дело было в начале марта, чистил овчарню и наткнулся на клубок гадюк, стал острой лопатой им рубить головы. Все село сбежалось смотреть. А вечером на вездеходе приехал муж Луизы, собрал в брезентовый мешок битых и недобитых гадов, увез с собой.

Сельчане обратили внимание, что по-русски он говорил не так, как иностранцы, без акцента, но каждое слово произносил медленно, отчетливо, будто диктовал.

Отец Сергея, Ермолай Никитич, когда отмечали девять дней сыну, шепотом намекнул :

- За гадюк отомстили.

Вроде и произнес это шепотом, но вскоре и Мергель и Жабокрюковка кипели злобой: вот и тронь гадюку.

Все эти разговоры дошли и до слуха москвичей и само собой напрашивалось: кто же такие графиня Цвях и её четко говорящий по-русски супруг? Расспрашивать того же Митю или Прасковью Никитичну не следовало чтоб у тех не закралось сомнение: тем ли занимаются аспиранты?

Внести ясность мог Павел Петрович. Но он не появился в Мергеле ни на следующий день, ни на следующую неделю.

А время торопило. За три весенних месяца в Каменском районе произошло уже пять убийств: троих Данькиных, капитана Довбышенко и каменского экспедитора.

- Кто он, этот экспедитор и как он связан с Данькиным? - На этот резонный вопрос лейтенанта Давлетовой капитан Полунин ответил :

- Надеюсь, в милиции знают.

- Ну раз надеешься, едем в Каменку. Завтра же.

- Поеду я один. - сказал Семен. - У меня есть повод: забрать папку для гербария и сообщить в "Автосервис" о поломке. Ты по-прежнему работаешь с Прасковьей Никитичной. Сделай так, чтоб она посоветовала нам посетить Жабокрюковку. Я уверен, что жабокрюковские видели убийцу капитана Довбышенко.

Гюзель напомнила:

- А Митя пусть не сомневается, что реле вышло из строя.

- Сделаю.

- А может, все-таки дозвонишься до Павла Петровича?

- Попробую.

Семен опять наведался в контору, но уже без проводника. Пахомыч открыл ему кабинет как старому знакомому.

- Входи, аспирант, - показал жестом руки. - Слышал, слышал... Вот и возьми напрокат. Эти предприниматели-работодатели подешевке нахапали старья и делают навар. Нынче техника - вся донашивается... А что там с реле? Может, я взгляну?

- Спасибо, Пахомыч... Был бы мотоцикл мой... В чужое лучше не заглядывать.

- И то правда, - согласился бывший бульдозерист.

В этот раз Семен дозвонился почти сразу. Но опять Ишутина дома не оказалось. Элла Юрьевна просьбу передала, когда муж звонил из области. Павел Петрович ставил в известность, что в Мергель заедет на обратном пути.

- Ну что? - полюбопытствовал Пахомыч.

- Обещают. Будет сам главный.

Сторож безнадежно махнул рукой:

- От главных проку мало... У нас тут убили нашего знакомца. Всю его семью. А потом и милиционера. Понаехали главные. На фуражках пудовые хищники.

- И нашли убийцу?

- А он что, убийца, будет ждать, когда на него нацепят браслеты? После Данькина таким же макаром уложили Усманова. Слышали, небось?

- Нет, не слышал. Да и когда нам прислушиваться?

"Ах, вот оно что! Митя говорил об Усманове".

- А уложили Усманова под Луганском, - продолжал Пахомыч. - Ему хотелось высказаться. - Никак не возьму в голову, как он там очутился? Может, решил взглянуть на гривню? У них там в ходу древнерусские монеты.

О подробностях убийства Усманова Сергей расспрашивать не стал. Уже через два дня об этом убийстве знал весь Мергель.

Рустам Усманов, житель татарского селения Табеев Стан, был на Каменном Корже человеком известным, работал в одной бригаде с Данькиным, Ситником, с Остапцом. Уже напрашивался вывод: кто-то отстреливал бригаду. Но зачем? Тогда уж надо было начинать с бригадира. Но бригадир - Валерий Шут - житель Барановки, недальнего села, вдруг куда-то выехал, никому не оставил адреса.

На второй день после повторного посещения конторы Семен был встречен сторожем. Тот шел с ночного дежурства.

- Вы историк?

- Историк.

- Я всю ночь думал, как бы вам сообщить одну любопытную вещь.

Семен насторожился: любопытной вещью могло быть разве что очередное убийство.

- Вы к бабам интерес имеете?

- Смотря к каким. - Семен усмехнулся. От души отлегло:

никого больше не убили.

- К бабам каменным.

- К этим - да.

- Ну так вот, - продолжал Пахомыч. - Наш учитель насобирал этих самых баб целый гарем. Они у него были в саду, как статуи на острове Пасхи. Ей бо.

- А где живет ваш учитель?

- Учитель умер. А каменных баб купила графиня.

- Луиза Цвях?

- Вы с ней уже знакомы?

- Митя рассказывал.

- И про каменных баб?

- Про каменных баб не рассказывал.

- Это на него похоже. Шельмец. - Пахомыч покачал волосатой головой. В прошлом месяце мы ещё одну откопали. Она у Мити. Хочет продать, а не знает кому. Может, вы, как человек ученый, найдете ему покупателя?

- А что графиня?

- А ну её. Те уже в Германии. А может, она вам, ну эта баба, приглянется?

- Если предложит. Ну и если цена...

- А вы поторгуйтесь. Он за бутылку допинга...

- За бутылку?

- Ну, за бутылек.

- Это сколько?

- Шесть поллитровок.

- Я подумаю.

Встреча с Пахомычем утвердила Семена в мысли, что серия убийств не стечение случайностей. Тут уже просматривается система. Ведь Сергей Данькин и Остапец , убиты одним способом: без следов насилия. Оставалось уточнить, как был убит Усманов.

Круг знакомых Данькина наверняка был широк. И кто-то , из числа буровиков будет следующей жертвой.

- Потенциальную жертву уже можно вычислить, - говорил Семен.

- Жертву, но не убийцу, - уточнила Гюзель.

- А вычислим жертву - предотвратим убийство. И тут нам нужен Павел Петрович. Мы с тобой - одна рука, а хватать убийцу нужно двумя.

- А может, убийц?

- Может и убийц, - согласился Семен. - Тут,видимо целая банда. Орудует по плану. А план ей предложил заказчик.

- Твое доказательство?

- Кому-то помешала бригада Валерия Шута.

- Рядовые рабочие?

- Да, Гюзель. Может быть помешали рядовые рабочие. Рядовые! Вот в чем парадокс нашей действительности!

6=

Если капитан Полунин и лейтенант Давлетова искали способ, как предотвратить очередное убийство, полковник Гладков вычислял денежных людей, которые нанимают киллеров на подобные убийства. Результат был пока что нулевой,

Но в ходе вычислений голову не покидала мысль, что просто так психически здоровые люди ради своего удовольствия не убивают.

В большинстве случаев заказчиков убийств движет материальный интерес: покупаю подешевле - продаю подороже. В этом сущность современного рынка. Теперь продается и покупается все и не в последнюю очередь совесть. Была бы выгода.

Но какая выгода уничтожать нищих, тех же Данькиных? Денег у них, как и у большинства мергелевцев, не было. Глава семьи, хоть и работал бульдозеристом, забыл, когда последний раз держал в руках свою получку. Правда, была у них корова, кабанчик и десяток кур. Но убийца этой их частной собственностью побрезговал.

Полковник Гладков держал под личным контролем несколько районов России, где убивали, как ни удивительно, вот так, как в Мергеле - ни за что, даже не имитируя грабеж.

В Челябинской области кто-то удушил семью инженера-технолога. Технолог еле сводил концы с концами, чтоб выживать.

В Архангельской области кто-то расстрелял из Калашникова артель старателей. Старатели вроде бы искали серебро. У артельщиков было чем поживиться: часы, деньги, инструмент - ничего не тронули.

В Ленинградской области вырезали семью фермера. На освободившиеся гектары никто не пожелал селиться. Может, и поселились бы, будь тут пахотное поле или зрелый, годный для продажи лес. На фермерских гектарах не росла даже лесная ягода. Был сенокос, где выгуливали бычков. Но хозяйство не было рентабельным, держалось на энтузиазме обнищавшей семьи, которая пять лет назад покинула Питер, чтоб не голодать.

Таких районов, где люди опасаются пускать корни, с каждым годом все больше. Опасаются потому, что знают: рано или поздно убьют, ведь земля становится товаром.

Если денежному предпринимателю этот товар приглянется - биржа киллеров не пустует. Киллеры тоже люди, тоже хотят делать бизнес.

Полковнику Гладкову многое было понятным: Россия вползает в капитализм, притом, своеобразный: идет интенсивное перераспределение собственности. А где что-либо перераспределяется, там и поножовщина.

Когда обыкновенные, традиционные бандиты делят между собой добычу, да уже хватившие по стакану крепкого, обязательно хватаются за ножи. А тут расхватывается огромная богатая страна! Кто больше схватил - тот сразу уже олигарх. В руках олигархов не допотопное перышко в виде дамасского кинжала, а личная охрана, превосходящая дивизию военного времени. И когда олигархи хватают друг друга за горло, их поножовщина вырастает до размеров чеченской бойни, причина - земля с её богатствами. Тут все логично.

А вот в том, что творилось в сельской российской глубинке, когда убивали нищих работяг, полковник Гладков логики не находил; люди бедные, земли бедные, но бедным не дают селиться даже на бедных землях.

Николай Николаевич, сам в прошлом человек деревенский, из работящей крестьянской семьи, искал разгадку в столице. А тропа к этой разгадке вела все-таки в российскую глубинку.

Полковник очень надеялся на своего молодого сотрудника, переведенного из военной контрразведки в отдел по борьбе с терроризмом.

Этот молодой сотрудник не новичок в розыскной работе. Да и жена его, по свидетельству её начальников, несмотря на юный возраст, уже вполне сложившийся профессионал.

Не часто мужу и жене приходится давать одно задание. Тут могут быть досадные ошибки, недоразумения, порой немаловажную роль играет настрой. Но если в семье любовь да согласие, то любое задание супругам-чекистам по плечу. Полковник судил по себе. Ведь и он с женой начинал работать в паре. Но после рождения дочери жена вынуждена была перейти на другую работу избрала стезю педагога и на ней преуспела, стала кандидатом наук, доцентом, преподавателем в вузе, который славится добротной подготовкой научных кадров. И дочь стала женой чекиста.

Полковник по-доброму завидовал своему молодому сотруднику. Это великое счастье - муж и жена одной профессии. У чекистов это очень трудное счастье.

Каждый день полковник Гладков вносил в свой служебный блокнот известные только ему пометки. Сейчас они касались работы супругов Полунина и Давлетовой.

На Каменном Корже они уже были две недели. За это время там произошло ещё одно убийство, по почерку похожее на предыдущие.

На Украине при невыясненных обстоятельствах убит рабочий геологоразведочной партии, уроженец Каменного Коржа Рустам Усманов. Буровики искали газ возле хутора Попельного. На буровую заехал незнакомый мотоциклист, передал Усманову, что к нему приехала жена. Остановилась в Попельном.

Бригадир отпустил рабочего до утра. Но утром Усманов на смену не прибыл. Спустя неделю нашли его труп в посадке. Рабочий был удушен каким-то неизвестным газом. Эксперт предположил, газ нервно-паралитический, зорин или зоман. Эти два типа 0В немецкого происхождения, в свое время американцы их опробовали на вьетнамцах.

Повторная экспертиза ничего нового не добавила. Рустам Усманов - по свидетельству врачей, у которых он проходил диспансеризацию - никогда на сердце не жаловался. А тут вдруг - паралич сердечной мышцы.

По заданию полковника Гладкова Павел Петрович побывал в соседнем государстве, как бизнесмен встретился с местными предпринимателями, посетил авторынок, загрузил свой вместительный "Форд" дефицитными иномарочными запчастями, в частности узлами для "Таврии", которая в России считается тоже иномаркой, а заодно - это было главным в его поездке - по неофициальным каналам заполучил все следственные материалы по делу гибели рабочего Усманова.

Ночью, зная расположение пограничных постов, минуя обе таможни, Ишутин вернулся в Каменку. В городке никто не заметил его отсутствия.

Вечером того же дня следственные материалы, полученные доверительным путем, были в Москве. Полковник Гладков вложил их в голубую папку с белыми тесемками, получившую название "Змеиная зона".

7=

В девятом часу утра у двора Мити Козинского остановился "Форд". Машина была под густым слоем дорожной пыли - каждый мог определить, что в Мергель водитель добирался по самому что ни есть разбитому проселку. Разбивали его ежедневно груженые доверху самосвалы.

Маруся, томившаяся от безделья, выглянула из калитки.

- Вам кого?

- Я из "Автосервиса", - ответил мужчина. - У нашего клиента обломался мотоцикл. А клиент квартирует у вас.

- У нас их двое. Он и она.

- Тогда нужны оба.

- Ихняя трехколесная тута, а они сами, - Маруся показала на заросли белой акации, - цветы собирают.

И хотя до акаций было рукой подать, разыскать аспирантов оказалось не так просто: заросли тянулись по склону возвышенности километра на полтора. Овечья тропа, выбитая копытами, двоилась и троилась, убегала из-под колес, так что сильно не разгонишься. Да и не знаешь на какую тропу лучше свернуть, если их множество.

Но услышат ли гул мотора собиратели цветов: место глухое - никто нормальный в заросли не поедет, да ещё автомашиной. Иное дело - мотоцикл.

Павел Петрович похвалил себя: как хорошо, что он предложил москвичам мощный трехколесный "Урал" - его только и гонять по этим овечьим и козьим тропам.

Встреча была радостной.

- А мы, Павел Петрович, ждем вас как дождика, - призналась Гюзель.

За две недели под степным горячим солнцем она загорела до черноты, будто побывала на Черноморском побережье. Впрочем, до этого самого побережья было в несколько раз ближе, чем до Москвы.

- Только что вас вспоминали, - подтвердил слова жены капитан Полунин.

- А я легок напомине, - улыбнулся Ишутин. стараясь не показывать, как он за эти дни устал. - Вы как насчет завтрака?

- Не возражаем.

В багажнике "нового русского" нашелся термос с горячим кофе "арабико" и кое-что покрепче. Он разлил по чашкам коньяк, не армянский, а все-таки зарубежный - из Ливадийских подвалов.

- На лоне такой удивительной природы грех не выпить, - сказал Ишутин и наполненной чашкой показал вокруг себя.

Лоно действительно было удивительным: цвела акация, ровно гудели пчелы, так в отдалении в вечернее время в Москве гудит Садовое кольцо,

Выпили. Закусили настоящей домашней колбасой. От разговоров о природе перешли к делу. Павел Петрович рассказал о том, как он путешествовал за границей, то есть на Украине, как темной безлунной ночью пробирался, минуя таможни.

- Туда и обратно чеченскими тропами, - говорил он, давая понять, что путь был не безопасным.

- А что - разве есть такие тропы? - удивилась Гюзель. Пришлось её просвещать, что эти тропы прекрасно знают пограничники. Но именно эти тропы и дают возможность кое-кому не голодать.

- Но не будем отвлекаться, - напомнил Полунин. - Что узнали об Усманове?

- Убит тем же способом, что и Данькин, - доложил Ишутин. - Но любопытно вот что. О том, что готовится убийство всей бригады, знал якобы капитан Довбышенко. Правда, прямых доказательств нет. Параллельно с нами работают местные следователи. Один из сыщиков, видимо, уже купленный, предложил своим товарищам представить дело так, что капитан убил сам себя. У капитана Довбышенко был какой-то список. К следователю вызывали хозяина вашей квартиры, и он показал, что вечером, накануне поездки в Жабокрюковку, тот выписал на отдельный листок чуть ли не десяток фамилий. Первым значился Данькин. Против его фамилии стоял крестик, но не обычный - с перекладиной наискосок.

- Хорошо бы спросить самого Дмитрия.

- Мы для него Павел Петрович - аспиранты. Да и вам спрашивать нельзя: с каких это пор "новый русский" интересуется мертвыми душами? А списка, конечно, при убитом не оказалось?

- Не оказалось, - подтвердил Ишутин. - Но бумаги по делу Данькина были при нем. Даже деньги. Четыре новых десятки. Я узнавал, перед поездкой в Мергель Добышенко получил командировочные .

- Что же получается - убили просто так?

- Престо так не убивают, да ещё работника милиции.

Ишутин повторил мысль, которую раньше высказал капитан Полунин. Но к этой мысли уже давно пришел полковник Гладков: если человека убивают, значит, это кому-то нужно.

- А был ли список? - спрашивал Полунин, в том числе и себя. - Мы тут с ней, - показал на Гюзель, - решали логическую задачу. И вот какая вырисовывается версия: у капитана список все-таки был. Список буровиков, с которыми Данькин в начале девяностых на Каменном Корже бурил скважины. Для пользы дела такой список нужен и нам - список бригады Валерия Шута

- На будущей неделе я буду в области. Загляну в управление геолого-разведочных работ, - пообещал Ишутин.

- А если на этой? - попросила Гюзель. - И мы тогда будем заниматься делом. До вчерашнего дня мы занимались флорой. А сегодня, в ожидании вас, перешли на фауну.

Гюзель приподняла холщевый мешочек. В нем что-то шевелилось.

- Суслик?

- Не угадали. Змейку поймали. Еще молодая, но яд уже смертельный.

- Гюрза? В этих местах?

- Не гюрза. Степная гадюка. А разводят их, как свидетельствует молва, фермеры. Вы с ними знакомы?

- Знаком, - сказал Ишутин. - Гадюки - это хобби Питера Уайза. По российскому паспорту он Петр Удовенко. Родом из ЮАР. Его отец в ранней молодости успел надеть форму солдата вермахта. Но вскоре кончилась война. Отец женился на украинке, её ещё подростком угнали в Германию. Молодожены уехали в Африку. Питер у них чуть ли не десятый ребенок. Его взял на воспитание какой-то англичанин, дал свою фамилию. - А почему он очутился именно здесь?

- По его утверждению, Донская область - родина его матери. Сначала он, конечно, перебрался в Германию, на родину своего отца. В Германии женился на графине Луизе Вильгельмовне Цвях. Предки этой графини когда-то владели Каменным Коржем.

- И наряду с графиней стал хозяином?

- Так, но не совсем. Полноправная хозяйка - графиня. Он, как бы вам поточнее, при графине. У него свое увлечение.

- Гадюки?

- Блажь. Носится с идеей национального заповедника.

- А что у нее?

- Пуховое производство.

- Сколько же у них земли?

- Пять тысяч гектаров.

- Зачем им столько?

На предельно наивный вопрос Ишутин ответил вопросом:

- Спросите олигарха, зачем ему, скажем, миллиард долларов? Он вам плюнет в лицо. Вы молча утретесь, а судиться с ним не рискнете. Даже если вы министр. А Луиза Цвях - немка. Своим гектарам найдет применение. Гектары - это те же миллионы долларов.

С агентом трудно было не согласиться. Полунин продолжал расспрашивать:

- В Мергеле ходят слухи, что графиня берет в аренду то ли пять, то ли десять тысяч гектаров. Так ли это?

- Уточню.

- И еще. Уточните: она якобы намеревается откупить весь Каменный Корж.

- Все это, Семен Михеевич, слухи. Документов не видел.

Павел Петрович многое мог рассказать об этих арендаторах. Но весь его рассказ построился бы на молве. По Каменному Коржу ходили всякие догадки и самая тревожная из них: скоро графиня вместе со своим худосочным мужем никому не даст житья: их ядовитые змеи вытеснят хуторян. Вот уже и Мергель обложен гадюками.

Змейку, пойманную Полуниным, Павел Петрович согласился показать в областном зоопарке: действительно ли подобные змейки так ядовиты, что старожилы вынуждены будут искать себе пристанище в центральных областях России?

В Мергеле, для видимости, Павел Петрович повозился с мотоциклом, завел, прокатился по пыльной улочке и в присутствии хозяйки дома, миловидной Маруси с глазами простушки, заверил своих клиентов, что машина работает, как телевизор "Сони" /такой телевизор у Козинских был /.

8=

Если хочется выпить, предлог найдется. Павел Петрович нуждался в предлоге, чтобы пригласить на ужин главу администрации Александра Сидоровича Скопцова. Нужно было кое-что выяснить о намерениях фермерши-графини : как скоро при своих высоких покровителях она приватизирует Каменный Корж?

Повод для встречи нашелся: два года назад Павел Петрович получил лицензию на "Автосервис". На банкет собрались только деловые люди: начальник райотдела милиции майор Мацак, прокурор Авдеев, сосланный в Каменку за какую-то провинность, Владилен Гирин, директор завода ЖБИ со следами ожогов на конопатом лице / память об Афганистане/ и, конечно же, глава администрации, которого за километр узнают по "лужковке" - зимой и летом на его серой лысине, как коровья лепешка на асфальте, черная кожаная кепченка. До избрания главой администрации он работал в исполкоме, заместителем председателя , сам же из прорабов.

Павел Петрович принимал гостей - в голубом овальном зале с высокими узкими окнами - голубой зал жена посоветовала сделать под готику. Чтоб нравилось иностранцам, если придется их принимать.

После первых рюмок за процветание бизнеса в России заговорили о делах насущных. Пили и говорили, разбившись на пары: директор завода беседовал с начальником милиции, каждый вспоминал о войне: Гирин - об Афгане, Мацак - о Чечне, где он отлавливал угонщиков скота. Прокурор Авдеев, тучный мужчина, как демократ был выдвинут на должность прокурора большого города, но по-глупому оскандалился - соблазнил свою секретаршу. Прокурор развлекал Эллу Юрьевну. Она допытывалась, трудно ли старому соблазнять молодых?

Авдеев не без бахвальства говорил:

- А я как Леонид Ильич. Тот положил глаз на жену своего референта. А чтоб референт не мешал ему с его женой заниматься любовью, устроил референта секретарем горкома - и тот от высокой чести забыл все на свете. Вот и спрашивается, что оставалось делать секретарю. ЦК?

Но, в свою .очередь, и прокурор умел выспрашивать, и Элла Юрьевна, которой особо не чем было похвалиться, рассказывала о порядках в конструкторском бюро, где она раньше работала .

- Завод наш номерной. Секретный, - шепотом говорила Элла Юрьевна. И передавала как тайну, что к ним зачастили американцы, изучали архивы, а заодно за доллары покупали молодых женщин. Пытались соблазнить и Эллу Юрьевну. Один негр сунул ей за пазуху двадцатидолларовую бумажку, предложил сожительствовать. Она сказала мужу. Вскоре с негром случилось несчастье угодил под самосвал.

Павел Петрович увел Александра Сидоровича в свой роскошно обставленный кабинет, стал хвалиться своим новым увлечением - слайдами.

- Вот не думал, что вы занимаетесь художественной фотографией, удивился глава администрации.

- Занимаюсь, Александр Сидорович. Потому что бизнес это бизнес, - и пояснил, почему он коллекционирует слайды, в частности с видами Каменского района.

- Каменский район, - говорил он с восторгом, - идеально подходит для проведения автогонок: местность малолюдна, под сельхозугодья не пригодна.

Разогретый коньяком, глава администрации согласно кивал массивным подбородком. Как строитель, он понимал, что бизнесмены попусту воздух не сотрясают,

- Есть у меня желание, - признался Павел Петрович. - А желание... Только вы, пожалуйста, сразу не говорите ни "да", ни "нет".

Гость кивнул , но все же заметил:

- Кто-то из современных классиков, авторов экономического чуда, то ли Гайдар, то ли Чубайс, сказал: истинное желание бизнесмена - это глубокая тайна. Даже от любовницы. А вы свою тайну хотите мне доверить.

- Вы совершенно точно определили, Александр Сидорович: доверить. Да, есть у меня желание - взять вас в компаньоны. Инкогнито, разумеется. Потому что вы на выборной должности. Да, да, Александр Сидорович. Вы совершенно правильно подумали. Как берут в компаньоны министров или кто повыше.

- Желание, как истина, конкретно. - Глава администрации пожелал тут же услышать эту самую конкретику.

- А конкретно, мы с вами, Александр Сидорович, возьмем в аренду этак лет на сорок девять наш богом обиженный Каменный Корж.

Как только Павел Петрович упомнил богом обиженную местность, глава администрации захлопнул рот, в его осоловевших глазах отразился испуг.

"Ага! - мысленно обрадовался хозяин. - Что и следовало доказать". Вслух же продолжал разыгрывать этакого Простакова:

- Со временем обустроимся. Соорудим базу для автогонщиков. Они будут выступать в Дакаре. Дело наваристое.

Глава администрации молчал, теребил очки.

- Финансирование беру на себя, - патетически продолжал Павел Петрович.

Глава администрации думал. Он понимал, в случае предания огласки его сотрудничества с "новым русским" вторично его могут уже не избрать. Хотя... - он это знал не хуже начальства - избранники народа, по крайней мере многие, ловят момент уже при первом избрании.

Гость разомкнул уста:

- И рад бы в рай...

- Какие же у вас грехи?

- Каменный Корж продан.

Это была новость даже для агента ФСБ. В России землей торговали пока только в нескольких областях.

- И кому же?

- Мне предложили молчать. Но вам под великим секретом... На Каменный Корж уже наложила свою белую ручку Луиза Вильгельмовна. Питер Уайз от имени графини Цвях обратился в правительство с предложением создать в границах территории Каменного Коржа змеиный национальный заповедник.

"Вот вам и молва!"

- А почему именно змеиный?

- А потому, Павел Петрович, не мне вам объяснять, на мировом рынке змеиный яд ценится дороже золота.

- А если мы с вами змеев потесним? Выторгуем трассу.

- Ничего не получится. Есть письмо за подписью одного молодого реформатора. Он пообещал кропить наш район валютным дождиком. Это составит восемьдесят процентов районного бюджета.

- Но соседство гадюк!..

- Ах, Павел Петрович! Вам этого не понять. А любой пенсионер скажет: голодное существование страшней голодной гадюки... Мы здесь, внизу, маленькие человечки, меньше козявочки. Даже я, глава районной администрации, горячий сторонник московского мэра, не могу действовать, как он. У него звон в кармане, а у меня что? Мне повесят на уши вместо лапши гадюку, и я даже шипеть не посмею. Из гадюки хоть какие-то капли, а в бюджет капают. Ради пополнения местного бюджета, а из него все бюджетники питаются, я готов сдать в аренду или продать даже собственную жену.

- Свою Анастасию Ивановну? - усмехнулся Павел Петрович.

- И продам. Время такое,

- Вернемся к гадюкам. А если население не пожелает у себя под боком опасное соседство?

- Его желания никто спрашивать не станет, - уверенно сказал Александр Сидорович. Он осушил очередную рюмку, в которую ему незаметно подливал внимательный хозяин. - Наша земля, Павел Петрович, распределяется там. Глава администрации показал рюмкой на потолок.

- А может, и здесь, у кого деньги?

- Естественно. У Луизы Вильгельмовны они есть. Сужу не только по письму влиятельного реформатора. Сужу по его звонку.

- Он вам звонил?

- Да... Только об этом, пожалуйста, никому. Не дай бог дойдут мои слова до ФСБ - начнут копать. То да се. Еще попаду в передачу "Совершенно секретно".

- Вы правы, Александр Сидорович. От ФСБ лучше держаться подальше.

- Держусь... Хотя это ещё не легендарное КГБ. Новая служба пока не всесильна. Пока она оперится, править уже будет графиня Цвях. Все вернется на круги своя. Вам вряд ли известно, что прадед Луизы Альфред родом из здешних мест. Фейергрот - его родовое имение.

Эти подробности из биографии клана Цвяхов Павел Петрович уже знал, а сейчас знал и то, что глава администрации относительно Каменного Коржа сказал далеко не все.

- Получается, Александр Сидорович, мы с вами опоздали?

- Получается, так. Рынок, милый. Кто ловчей, тот и в дамках.

По тону разговора Павел Петрович уловил, что и гость не в восторге от домоганий графини, и потому спросил:

- Но весь Каменный Корж она не проглотит?

- Она-то - да, - не возразил гость. - Но с другого края его тоже заглатывают.

- Кто?

- Не раздевайте меня окончательно.

- Но почему вы знаете, что заглатывают?

- Чувствую. Как вам объяснить... Мы не Кубань и не Ставрополье. Там из-за одной говенной сотки могут кровь пустить. Там - земля! Чернозем! Но, видите, и тут уже кровь пускают.

- Неужели из-за камня?

- Может. Может, и камни заинтересовали не только графиню.

Спросить без околичностей: могла ли графиня нанять киллеров? Об этом спросить не решился. Да, графиня с её возможностями могла купить все и вся. Могла, конечно, купить и главу администрации, но, судя по его словам, не купила. И это обнадеживало Ишутина: если глава администрации не продался, это уже - власть. Но что может местная власть, если убийцу кормят большие деньги? Человек с большими деньгами способен на любую подлость. Он волен казнить всякого, кто покушается на его собственность.

Так думал Ишутин, а в голове, как заноза: "Неужели нищий буровик Данькин посягнул на собственность графини?" Ответ напрашивался: зачем он ей? И все же... Пока не пойман убийца, графиню следовало подозревать как заказчицу убийства.

Вечеринка по поводу второй годовщины "Автосервиса" оказалась не зряшной: людская молва родилась не на голом месте. Можно уже было подтвердить документально, что Луиза Цвях благодаря своим высоким покровителям тихо, без широкой огласки заполучала Каменный Корж.

И все-таки глава администрации прямо не сказал, что она способна убрать с дороги всякого, кто ей неугоден. Тут нужны были неопровержимые доказательства.

Были пока только трупы.

9=

Как в степи, далекой от водоемов, начинается гроза?

В этот день, по свидетельству старожилов, солнце прокидается рано. Оно багровое, формой напоминает слегка приплюснутую дыню. Поднимаясь, нещадно накаляет камни. Все живое прячется в тень.

Ближе к полудню небо гуще. Над покатыми холмами дымка все плотней, угрюмей. Но это уже не дымка. Это движется туча. Она закрывает солнце. Просыпается ветер. И вот по степи несется облако пыли. Гроза только на подходе, а молнии уже терзают небо, вернее, наползающую тучу. Туча, снизу смешанная с пылью, не синяя, а иссиня-белая. Туча все ближе. Слышатся раскаты грома.

Первые капли дождя, как дробины, впиваются в горячую дорожную пыль. Капли все гуще и через минуту превращаются в поток воды.

Освещенный молниями и сотрясаемый громом, ливень обрушивает на степь, как будто где-то там, в зените, прорвало плотину. Падает море воды, сравнимое разве что с библейским потопом.

Потоп длится минуту, не больше. Серая стена отодвигается, заметно проясняются холмы. Из-за тучи вырывается солнце и во всей своей красе загорается радуга. Да не одна! Две! Три! Ближайшую - рукой достать. Прямо на глазах туча растворяется и так же на глазах исчезает. По склонам бегут ручьи. Вода рыжая-рыжая, как сами холмы. Над холмами, промытое грозой, опять возвышается белесое небо.

Степная гроза застала Семена и Гюзель на пути в Жабокрюковку. Укрыться было негде, и путешественники ощутили на себе упругий удар упавшего на них проливня. Стояли в распадке, ждали, пока просохнет колея.

- Знаешь, где мы сейчас?

- Догадываюсь, - ответила Гюзель. - Где-то здесь был обнаружен труп капитана Довбышенко. И возле трупа не было следов.

- А почему? - спрашивал Семен.

- Твою мысль я улавливаю, - говорила Гюзель. - Никак подобный ливень помог убийце? Возможно, нужна будет метеосводка за вторую половину апреля.

Дорога просохла только к вечеру, и вечером, уже в сумерки, они въехали в Жабокрюковку, зарулили на Знойную улицу к дому Олега Данькина. У его родителей, Ермолая Никитича и Лидии Маремьяновны, останавливаться не стали: чтоб никто не подумал, что приехавшие интересуются обстоятельствами гибели их сына,

Встречал гостей сам хозяин, светлобровый бородач в джинсовой куртке.

- Вы - аспиранты? Митя мне говорил.

Беспроволочный телеграф работал в степи безупречно. Каменские хутора уже были наслышаны о том, как молоденькая врачиха из Москвы безболезненно исправила вывих директорскому мальчишке. Знали, что эта врачиха приехала в сопровождении мужа, рослого и красивого молодого мужчины, и правильно сделала, что с мужем - теперь без охраны опасно.

Олег Данькин принял гостей любезно. Еще недавно он был "челноком", в соседнем государстве - на Украине - покупал краски, сбывал их в городах Поволжья. Скопил деньжат, купил подержанный "Икарус", возил "челноков". Но после того, как на него напали - на территории Румынии - и обчистили пассажиров, он "Икарус" продал, купил бензовоз , у него на трассе самый дешевый бензин и потому много клиентов.

А на трассе, как известно, с кем только не встретишься. Многие знали о несчастье, случившимся с его братом, выражали сочувствие: в нашей жизни, мол, каждого ждет что-то подобное - одних только бизнесменов ежедневно отстреливают добрый десяток, но отчаиваться не стоит, в масштабе России это не так уж много. В Америке убивают не меньше, но американцы умеют объяснить, что Америка тут ни при чем, это дело рук чеченской мафии, а может, русской, а может, русских евреев, то есть евреев по крови, а чеченцев по духу.

Однажды к бензовозу подрулил "Москвич"-пикапчик. Заправив машину, Олег познакомился с водителем, пожилым мужчиной с изуродованным лицом. Разговорились. Олег вспомнил: брат ему говорил о бурильщике, который упал с платформы и повредил себя до неузнаваемости .

- Вы на тринадцатой буровой не работали? - спросил он клиента.

- Работал.

- Данькина Сергея помните? - Помню. Говорят, его убили. - Убили.

- А вы его брат? Вы на Сергея очень похожи. Вы - Олег?

- Точно. - Так вот, Олег, и меня чуть не решили. Да помог случай.

И он рассказал, как в начале мая к нему во двор зашли две цыганки. Одна остановилась у калитки, вторая подошла поближе, та, что подошла поближе, спросила: "Вы Панасенко?" - "Я. А что вам надо?" - "Вы хотели купить..." И разворачивает платок, в нем - черный предмет, похожий на электробритву. И вдруг из-за сарая вылетает Ромка, огромный злющий кобель. Цыганка рывком навела на него черный предмет, - и кобель тут же упал замертво. Панасенко отпрянул от цыганки, да в дом, да за ружье. Выбежал на улицу, а цыганки - уже на мотоцикле. Пальнул им вдогонку.

Панасенко предположил, что цыганок нанял Герасим Соплыга. В драке, что случилась на буровой, Юрий Панасенко вязал Герасима, тот, уже связанный, кричал, угрожал прикончить безносого.

Но где этих цыганок искать? А может, они и не цыганки? Был случай: на рынке в Ростове схватили ударившую ножом цыганку, когда с неё сорвали одежду - оказался джигит кавказской национальности.

Гости помылись, обсушились, сели ужинать, и Олег рассказал о встрече с Юрием Панасенко, о том, как того две цыганки чуть было не отправили на тот свет.

Гости выслушали эту историю с подчеркнутым сочувствием. Гюзель спросила :

- Не могут ли они, наблюдая за вами, опять его выследить?

Олег отрицательно покачал головой:

- Он больше не показывается. Вот Соплыга, когда выйдет из тюрьмы, выследит.

О Соплыге что-то говорил Ишутин. По его словам, Соплыга просил следователя не приобщать к делу "орудия убийства", а записать, что оружием была глиняная миска. Но Довбышенко захватил с собой не миску, а керн.

- А следователя нашли случайно, - говорил Олег, нанизывая на вилку белый кружочек сочной редиски. - Пастухи гнали по суходолу коз, глянули в промоину, а там - человек, водой залит.

- Вода? В сухой степи?

- Накануне была гроза. Как сегодня. А труп уже разлагаться начал,

Семен укрепился в мысли, что капитана убили перед грозой. Еще при первой встрече с Павлом Петровичем, когда речь зашла о погибшем следователе, Гюзель спросила, что показало вскрытие, Ишутин ответил: "В легких была глина".

Получалось, что Довбышенко был ещё жив, когда началась гроза, был без сознания и захлебнулся в потоке.

- И как часто здесь бывают грозы?

- Часто не часто, а вы под неё попали.

- Это в мае. А в апреле?

- Был дождик. 17 числа. В тот день я тащил на буксире свой бензовоз.

- И никто вам не встретился?

- В дороге - никто. А перед самой грозой к моим старикам заезжал мотоциклист, забрал своего знакомого.

- И куда они направились?

- В Мергель.

- Но не в Каменку? - Могли и в Каменку. Следователь из Каменки. А вообще-то что гадать? Поспрашивайте батю. Он любопытный, как все старики.

Легли поздно. Мотоцикл закатили в сарай - ведь по дворам бродят не только цыгане. Поставили в пустующий станок, рядом с коровой.

10

Луиза Цвях вернулась из Каменки в десятом часу утра. Машину бросила посреди огромного двора. У неё был подаренный другом - сотрудником посольства - БМВ, и этим небесного цвета подарком она очень гордилась.

Обычно друзья, как правило, любовники, тянут из нее, богатой графини, а сотрудник посольства, престарелый профессор, знал ещё мать Луизы, выселенной в начале войны на Алтай, и там будущий профессор, а тогда лейтенант абвера некоторое время скрывался, залечивая раны, полученные в стычке с чекистами. Эту историю с лейтенантом Луиза знала из рассказа матери, когда та, умирая, попросила дочь разыскать этого человека и передать ему прощальный привет старой графини.

Вот уже и молодая графиня в годах. Тяжелой походкой стареющей женщины Луиза направилась в дом. Из мастерской, вытирая ветошью руки, навстречу ей муж.

- Зайди, - вместо ответа позвала мужа в дом. Не заглядывая на кухню, проследовала в кабинет, широким задом плюхнулась в кожаное кресло.

Питер, теребя лямку комбинезона, остановился у порога. По взволнованному лицу жены заметил: графиня чем-то потрясена. Ее волнение выдавали глаза, светлые, пронзительные с налетом желтизны - с подобным взглядом в вольере есть змея-двухлетка.

- Питер, у нас объявился конкурент.

- Кто?

- Здесь его называют "новым русским".

- И чем он в этой пустыне займется? - О, эти русские! Они или дурачье или гении. - И все же? - Тебе не угадать.

- Берет в аренду землю. Под автодром.

- Ты права. Дурак не додумается.

- Что делать?

- Такой вопрос задают себе русские, когда заходят в тупик.

- Но мы не русские.

- Тогда звони в Москву. Пускай посольство через ихнее дерьмовое правительство прижмет этого "нового русского".

- Чем?

- Да хотя бы налогом. Там наши советники. Они сообразят. - Питер, это не Южная Африка. Это Россия, страна непредсказуемых возможностей. С русскими, тем более с новыми, конфликтовать нельзя. - А если с ним договориться: мы берем в аренду все непахотные земли района с тем, чтоб потом их выкупить, а ему разрешим пользоваться дорогами.

- Но согласится ли ?

- Уломаем, - Питер ехидно ощерился, обнажая мелкие, как у лисы, зубы. - Для чего тогда я?

- Так что будем делать? - повторила графиня.

- Ты хозяйка. Приглашай в гости конкурента. Я на день-два отлучусь. А вы, если он мужчина сексуально активный, надеюсь, договоритесь.

- Питер, ты в своем уме? Кто на такую тумбу позарится? - Ну а я... позарился же.

Она его перебила: - Тебе приказал твой босс. Назначил моим компаньоном. А компаньоны, если они разнополые, договариваются в постели. Так что заткнись. И не стой как истукан.

Питер сел в свободное кресло. Маленький, худосочный, он в нем утонул. Осторожно спросил:

- Ну, так кто же он, наш конкурент?

- Владелец "Автосервиса".

- Господин Ишутин? Аренду он не потянет. В банке у него сто двадцать тысяч долларов.

- Когда это было?

- Месяц назад я запрашивал нашего босса.

- А то, что господин Ишутин пользуется не только "Инкомбанком", босс это знает?

- По всей вероятности, да.

- А что у него в "Далене"? Есть сведения, что часть своих вкладов он перевел туда. Банк надежный. Не каждый "новый русский" имеет дело с надежным банком.

- Тут он или угадал или у него есть могучая поддержка.

- Будем считать, он угадал, - сказала графиня и спросила не столько мужа, сколько себя: - А первоначальный капитал, эти сто тысяч, откуда? Не зная их происхождения трудно будет с ним договариваться. В России скорые миллионеры или же подставные, как тот грузин, который купил "Уралмаш", или ворье.

- Господин Ишутин на вора не похож. - Тогда надо определить, где и под что он взял кредит. Еще три года назад он был нищим, инженером.

Питер тут же дал совет: - Это лучше всего сделает твой абверовец.

Он имел ввиду профессора, ведающего в посольстве вопросами культуры.

- У него и без нас дел по горло.

Но Питер напомнил :

- Для того, графиня, внешняя разведка и существует, чтоб работать на бизнес.

Обращаться за помощью к боссу Питер остерегался. Если профессор свою миссию провалит, в грязи будет посольство, но не босс.

Босс, владелец посреднической фирмы, финансировал графиню и вроде к посольству не имел никакого отношения. Но он нашел графиню и при содействии посольства заставил её вернуться в Россию. Он же подобрал ей мужа.

Уже мужу организовал заказы от африканских и западноевропейских фармацевтических фирм на поставку змеиного яда.

Питер уже имел небольшой питомник, - его обслуживали бывшие военные, участники чеченской войны. Их нашла графиня в гарнизонном госпитале. Для себя и по уходу за змеями отобрала четверых: лейтенанта Горчакова, которому чеченец искалечил руку, сержанта Семагина, рядового Алтунина - оба с пулевыми ранениями, и прапорщика Корецкого, которому в чеченском плену отбили почку.

Все четверо холостяки, по складу характера авантюрные. Графиня определила им денежное довольствие, плюс питание , жилье, одежда. Не скрывала: работа не столько тяжелая, сколько опасная.

- Ну не опасней же чеченского кинжала? - слушая графиню, улыбался Горчаков, приподнимая искалеченную руку.

- Мы согласны.

На том и сошлись. После чеченского кошмара и однообразно скудного госпитального пайка Фейергрот им показался раем.

11

Полковник Гладков по своим каналам установил, кто такие фермеры бывшей немецкой колонии Фейергрот.

К тому, что знали уже Ишутин и Полунин, добавилось следующее. Колония возникла в конце восемнадцатого века. Премьер-майор Фридрих Цвях за участие в подавлении: пугачевского бунта по милости императрицы Екатерины Великой получил десять тысяч десятин земли области Войска Донского.

Удобные земли уже были раздарены и немцу достался надел самый что ни есть никудышний - безлесая и безводная каменная степь, прозванная казаками "Каменный Корж". На этом Корже мало кто селился. Здесь даже для лошадей не было корма - сено сюда завозили из центральных областей России. Выживали овцы и козы, привыкшие к засухам.

Премьер-майор женился на виленской лютеранке Аделии Габер и вышел в отставку с пенсионом и землей. Молодая семья занялась разведением коз козью шерсть и козьи шкуры отправляли в Вильно Гансу Габеру, дяде Аделины, а тот уже на своей маленькой фабрике превращал их в дорогие и полезные вещи: из шерсти выбивали фетровые шляпы, а шкуры превращали в теплую и мягкую обувь.

Козьи стада увеличивались, крепла и колония. Из Восточной Пруссии Фридрих выписал пастухов и скорняков-умельцев. К 1917 году здесь уже был добрый десяток селений и при каждом - многотысячное козье стадо.

Все исчезло в одночасье: через Каменный Корж прокатилась волна гражданской войны. Большинство немецких семей переселилось в Германию. Бывшие немецкие селения превратились в хутора, их заселяли лишенные крова беженцы. Чувствуя себя временными, они и вели себя как временные: добротные дубовые постройки превращали в дрова, разбредавшихся по степи коз отстреливали как диких животных, снятые шкуры выбрасывали в ближайший овраг - на съедение барсукам и лисицам.

Опять стало выгодно разводить овец. В 1930 году хуторяне сошлись в колхоз, назвали его "Красный Корж". Земли колхоза соседствовали с землями мергелевской артели имени Подтелкова. Оставшиеся немцы, в том числе и потомки Фридриха Цвяха, стали колхозниками. Благосостояние хозяйства держалось на немцах, бывших колонистах: немцы не воровали, напивались только по праздникам, а работали, будто стремились в герои соцтруда. Председателем колхоза был Герман Цвях, дедушка Луизы. В сентябре 1941 года немцев вывезли на Алтай.

С тех пор - до самороспуска колхоза - В Фейергроте сменилось девять председателей, но ни при одном уже не было образцового порядка, какой существовал при Германе Цвяхе.

Хуторяне, получив согласно пая своих овец, быстро сбыли их на Ростовской трассе. Стремительно исчезло бывшее колхозное стадо, будто его растерзали голодные волки.

На некоторое время Фейергрот опустел. У Луизы была возможность вернуться на землю своих предков, но её муж, кровельщик Георг Шульц, пожелал переселиться в Германию. Что и сделали. В Германии кровельщику работы не нашлось. Георг запил, и Луиза вынуждена была с ним разойтись. Дети уже были взрослыми: Анна поступила в Ганноверский университет. Карл заканчивал техническое училище.

Вскоре Луиза вышла замуж за Питера Уайза и с ним вернулась в Россию. Истинная биография Уайза оказалась весьма любопытной. Оказывается, он продолжительное время жил в Америке. Закончил Филадельфийский университет по специальности геолог. В Африки работал на прииске Святого Августина. Увлекался змеями, заготовлял змеиный яд, благо в окрестностях прииска ядовитых гадов было видимо-невидимо. При переезде в Россию в качестве мужа титулованной немки, босс вручил ему диплом ветеринарного врача - на всякий случай. "В России, - сказал он, - без бумажки ты букашка, а с бумажкой сам будешь давить букашек".

Питер раскрыл было рот, что, дескать, он геолог, этого достаточно, но босс назидательно предостерег: "В России не должны знать, что ты геолог. Иначе у русских может появиться нездоровый интерес: а что делать геологу на Юге России, приехавшему из Южной Африки? Хотя, по документам, ты приехал из Германии".

За пристрастие к гадюкам жители Каменного Коржа прозвали его "Змей-Горыныч". Для полковника Гладкова этот змей представлял наибольшую загадку. И на него, а не на графиню, он завел карточку, считая, что на ферме Фейергрот геолог главное действующее лицо.

Из сообщения своего агента полковник Гладков также знал, что немцы наняли четырех батраков из числа бывших военнослужащих. Полковник запросил Главное управление кадров министерства Обороны. Оттуда на этих четверых, а именно: на лейтенанта Горчакова, прапорщика Корецкого, сержанта Семагина и рядового Алтунина выслали необходимые сведения. Никто из них в связях с преступными группировками замечен не был. Мала вероятность, что данные лица склонны к террористической деятельности. Но... как говорили ещё древние, все течет, все меняется. В современных условиях даже политика непредсказуема. Были наши руководители членами Политбюро, а теперь оказывается, они не были коммунистами, а только членами партии. Так что любые сведения в постперестроечное время быстро устаревают. Это полковнику Гладкову известно с тех пор, как он возглавил отдел по борьбе с терроризмом.

Психолог и аналитик, он довольно скоро обнаружил, что обиженный государством военнослужащий при соответствующих обстоятельствах способен стать кем угодно. А тех четверых, судя по их мизерным пенсиям, государство обидело крепко. Как они себя ведут, чем занимаются? Не грех бы к ним присмотреться. Но в глубокой провинции даже агентурная сеть едва-едва обретала свои контуры. Без такой сети не обойтись.

Не всякой немке, подданной России, посольство дарит БМВ. Уж больно торопливо фрау Цвях вернула себе российское гражданство. Но вот что странно: села на землю, вовсе не перспективную для большого бизнеса.

Полковник Гладков связался со своим агентом в правительстве. Тот, в свою очередь, - с чиновником, которому молодой реформатор поручил курировать хозяйственную деятельность графини. Спросил чиновника: зачем это графини? Тот ответил:

- А хрен её разберет. Взбрело бабе в голову взять в собственность владения своих предков - вот и взяла. Немцы - народ сентиментальный.

Это не был ответ по существу. Гладков понимал, что тут дело не в родственных корнях. И коль молодой реформатор, у которого на Западе могущественные друзья, просто так, из спортивного интереса опекать не станет даже королеву Англии. Полковник Гладков включил магнитофонную запись. - Почему графиня Цвях избрала именно Каменный Корж? - допытывался агент.

Чиновник отвечал:

- Ее муж обратился в правительство с предложением создать заповедник редких видов гадюк - змеиную зону.

- И такое разрешение он получит?

- Несомненно. Друзья из Африки очень настаивают.

- А почему не из Германии? - Южная Африка берется финансировать.

Запись была прослушана ещё и еще. "Каменный Корж - змеиная зона. А зона - это что-то закрытое".

Хозяевами этих огромных пустынных пространств почему-то желали стать иностранцы - новые граждане России.

Луиза Цвях и её муж свою привязанность к этой местности объясняли патриотическими чувствами: предки Луизы, дескать, здесь жили и трудились целых два столетия, а мать Питера, то есть Петра Григорьевича - тоже из этих мест. Питер не забыл о матери. Он уже обратился в немецкую фирму "Место в раю" и та обязалась перевезти прах покойной в колонию Фейергрот.

Размышляя о характере деятельности необычных фермеров, полковник Гладков не находил ничего здесь противозаконного. И все-таки... Как только эти двое обосновались на Каменном Корже, произошло вдруг столько убийств! И все - одно загадочней другого.

Перед ним на столе лежала телеграмма. Агент Ишутин сообщал : "Сегодня ночью убит бывший бригадир буровиков Валерий Шут".

12

Пыльная буря, пронесшаяся над Каменным Коржем, поменяла цвет местности: все стало серым, однотонным, как на вылинявшей фотографии. И дорога стала другой - сплошные тяжелые песчаные сугробы.

Семен и Гюзель побывали в Каменке, возвращались в Мергель. Мотоцикл бежал уверенно: да, у "нового русского", мастера классные. И они же, как потом оказалось, мастерски собирали информацию.

Вот нет уже и бригадира. Кто-то действительно охотился на буровиков Валерия Шута и на него самого. До перестройки здесь было около трех десятков буровых, но смерть настигала только работавших на тринадцатой.

И опять вопрос: зачем было убивать следователя? Неужели и он знал о тринадцатой что-то такое, что оставлять его в живых было нельзя?

Чем дальше от Каменки, тем чаще попадались песчаные заносы.

Только к вечеру добрались до Мергеля. Хозяева, судя по распахнутым дверям, были дома, притом не одни. Во дворе с помятым кузовом стоял "Уазик".

Вошли в дом. Сквозь дверные щели буря надула серую пудру. На пороге свежие следы от резиновой обуви. Размер - примерно сорок четвертый. У хозяина дома нога была двумя размерами меньше.

Семен, ещё никого не видя, громко поздоровался. В ответ - молчание. Вошли в спаленку, которую отвел им хозяин. Гюзель, глянув на свои вещи, всплеснула руками.

- Да никак нас обыскивали?

Дорожная сумка, в которой лежали блокноты с описанием растений, валялась на полу, блокноты отдельно собраны в стопку.

- Спасибо, хоть гербарий...

Гербарий был на столе, вроде не тронут. Но листья и соцветья разложены не в том порядке, в каком их оставили хозяева. На столе вроде на месте лежал блокнот.

- Что-то искали, - озабоченно вслух рассуждала Гюзель.

Между страничек был заложен листок с телефоном каменской гостиницы. Листка не оказалось.

Семен уже настроился на тяжелый разговор с хозяином дома. Но в следующий момент пришлось забыть и о предстоящем тяжелом разговоре и о том, уместен ли он вообще.

В прихожей что-то упало с чердака и в следующий момент в спаленку ворвался бородатый человек в тельняшке. Направил на Семена автомат Калашникова.

- Руки!

Он даже не сказал "вверх", видимо, считая, что и так понятно, Гюзель оказалась за створкой раскрытого шкафа, смотрела, на месте ли одежда. Ее глаза были на уровне ствола автомата. Кисть правой руки нападавшего сплошной пунцовый шрам. Боковым зрением она заметила взгляд мужа. Взгляд как бы подбадривал: все обойдется. И в ту долю секунды, пока Семен поднимал руки, у неё сработала реакция каратиста - отвернуть ствол и мгновенно нанести удар в самое чувствительное место нападавшего.

Видел ли тот рядом с собой женщину? Пожалуй, да. Она была ему ниже плеча, маленькая, хрупкая, почти подросток, за спиной длинная коса, а глаза округленные, зеленые, распахнутые до предела то ли от испуга, то ли от растерянности. Он на неё все-таки взглянул, но взглянул как на неодушевленный предмет.

Опасность, как он, видимо, считал, представлял для него мужчина, поднимавший руки. Нападавший сделал к нему шаг. Створка платяного шкафа осталась позади, и в этот миг Гюзель левой рукой схватила ствол автомата, пригнув его к полу, а двумя пальцами правой колющим ударом ослепила нападавшего. Раздался выстрел. На пол со звоном посыпалось оконное стекло.

Стремительным прыжком Семен выбил из рук нападавшего оружие, но тот, уже ничего не видя, успел схватить женщину за косу.

Гюзель вскрикнула, косой, как удавкой, у неё было перехвачено горло. Она пыталась дотянуться до глаз нападавшего, дотянулась только до рта, просунула под его щеку палец, придав ему твердость железа, и тут же почувствовала, как от её усилий податливо разрывается покрытая волосом щека.

В ту секунду Семен, завладев автоматом, изловчившись, ударил нападавшего прикладом по голове - тем самым освободил косу из цепких, судорожно сжатых пальцев.

Гюзель легко подхватилась, метнулась к зеркалу. Принялась приводить себя в порядок.

- Во гад! Всю прическу испортил, - возмущалась , стоя перед зеркалом. - Спасибо, Сенечка. Ты спас мою косу,

Семен с учащенно бьющимся сердцем рассматривал бородатого мужчину. Недоумевал: "Никак мы засветились?"

Нападавший, несмотря на бороду, был годами чуть ли не ровесник Семена. Кто он? Киллер ? "А ведь мог бы и пристрелить". Семен отсоединил магазин, прикинул на вес: почти полный. На полу валялись три гильзы. Они отсвечивали новой латунью. Из разорванной щеки бородатого тягучей струйкой текла кровь, пятнала домотканый коврик.

Причесавшись Гюзель, подошла к нападавшему, пнула его кедом, как бы убеждаясь, что это не сон.

- Живой. Дышит, - сказал Семен. - Будет без глаза.

- Может быть, - согласилась Гюзель. - У меня же когти, - и растопырила пальцы с недлинными, но острыми ногтями.

- Ладно, не хвастай... Видишь, он вроде шевелится. Я ему на всякий случай руки ремешком...

Семен связал задержанного.

Распорядился: - Беги в карьер. Звони в милицию. А я разыщу Митю.

Его долго искать не пришлось. Он почему-то вместе с Олегом Данькиным был заперт в погребе. Семен распахнул тяжелую ду5овую дверь, увидел своих знакомцев. Желание круто поговорить с Митей тут же отпало.

- Аспирант! - обрадовался Митя. - Вы? Откуда? В доме засада.

- Сколько их? - спросил Семен. - Двое, - сказал Олег. - Глядите, как они нас...

У Олега под глазом красовался пунцовый синяк. Расспрашивать, что за люди устроили засаду, было некогда. "Второй... Где второй? - В доме? - Там же Гюзель!"

Но Гюзель, уже в юбке и блузке, вышла на крыльцо. - Сенечка, я в контору.

- Обожди, - остановил её Семен. - Ребята говорят, тут их двое.

- И оба с оружием, - предупредил Олег. Он с изумлением смотрел на автомат, который был в руках аспиранта. - У них тоже стволы. Идти в дом, чтобы напороться на пулю, не хотелось, но и стоять, не известно с какой стороны ожидая выстрела, тоже было бы глупо. И все же Семен вернулся в дом, подумав, что если и второй там, но только не в комнатах.

- Сколько лазов на чердак?

- Два, - ответил Митя. - Из прихожей и с фронтона.

- Открыть наружный сумеете?

- Запросто.

Сообразили чучело из пиджака и фуражки. Чучело показали в проеме. Выстрела не последовало. Выждав, Митя заглянул на чердак. Там никого не оказалось. Второй - как испарился.

Семен не рискнул отправить в контору Гюзель одну. Ее взялся сопровождать Митя.

- Вызывайте наряд милиции и санитарную машину. А владельцу "Автосервиса" ты, Гюзель, передай: какой-то бородатый в тельняшке хотел угнать мотоцикл. Стволом угрожал.

- Так это его автомат? - обрадовался Митя, поняв, откуда у аспирантов оружие. - А мы с Олегом гадали, что вы и есть те самые бандиты, ну те, что в Кошлубовке умертвили бригадира?

- А кто вам сказал?

- Эти.

- Вы их знаете?

- Знаем,

Гюзель в сопровождении Мити поспешила в контору. Олег вслед за Семеном не без опаски вошел в дом, увидел связанного на полу человека. Под его щекой уже образовалась лужа крови.

- Как они вас нашли? - Сначала меня , - сказал Олег. - Кто-то их подбросил в Жабокрюковку. Они сразу ко мне: "Где аспиранты?" Я сказал, что они , то есть вы, уже вернулись в Мергель. - "Тогда вези нас в Мергель", приказали. Я начал было артачиться, но этот, - показал на лежачего, - мне под глаз. Ну я и повез. А тут, уже в Мергеле, долбанул Митьку.

- За что?

- А он трекнул, что вы у него не ночевали. Умотали в Каменку. Они допытывались: "А может, в Кошлубовку?"

- При чем тут Кошлубовка?

- В прошлую ночь в Кошлубовке убили Валерия Шута, бывшего бригадира...Заставили шмонать ваши вещи.

- Что искали?

- Ампулы. Тот, второй, рыжий, все допытывался: где это они, то есть вы, барахло прячете. Повел в погреб и там запер.

Олег не спрашивал, как у Семена оказался автомат: по следам борьбы увидел - как. Он - это было видно по глазам - догадался, что аспиранты никакие не аспиранты; чтоб обезоружить такого борова, мало быть просто историком и врачем.

13

За холмами, размытыми пылевым облаком, таяло оранжевое пятно заходило солнце.

По-прежнему все было серым: и деревья, и дома, и даже карьерная техника - бульдозеры и экскаваторы, весь день простоявшие без дела самосвалы из Каменки не могли пробиться - застряли в барханах. Поэтому никто не поинтересовался бульдозеристом Козинским, и он до вечера просидел с братом покойного друга в холодном погребе. Воду им заменяла брага приготовленная к перегонке. По дороге в контору Митя рассказывал: - Жду я Марусю из ночной смены...

Гюзель уже знала, что его жена работала в пекарне.

- Гляжу, - продолжал Митя, - во двор заруливает "Уазик". Определяю: машина Олега Данькина. Я почему-то сразу о вас подумал: не случилось ли чего? Олег не один. С ним - двое батраков из Фейергрота. У Олега фингал под глазом. Тот, которого ваш муж обезножил, молчит. А маленький, рыжий, мне ствол под жабры: "Показывай квартирантов". Я говорю: и рад бы, да их нет не ночевали. Большой как двинет меня кулаком под ребра, мол, где они? Я говорю, были в Жабокрюковке, а сейчас, наверное, в Каменке. А они: а не в Кошлубовке? А че им там ? Говорю. Большой опять как двинет. Тогда я обращаюсь : скажите, как отвечать, так и отвечу - если надо вам Кошлубовку, будут в Кошлубовке. Он меня ещё раз. Понял, им нужна была правда. Заставили трясти ваши сумки. Я спрашиваю: что искать? Говорят: ампулы. Про себя соображаю: вы - врачиха, а эти хмыри, значит наркоманы. Но тут же они нас разубедили...

Потом, когда Семен и Гюзель сопоставили показания Олега и Мити, поверили - ребята не врали.

- А от нас что им нужно? - спрашивала Гюзель.

- Ампулы.

- Зачем?

- Хотели узнать, какими ампулами вы убиваете.

- Мы что - похожи на убийц? - А кто не похож? Как раз не похожие и убивают. Вон убили же Кручину. Теперь только один Горбачев знает, где партийные денежки. Или, скажем, ухайдакали маршала Ахромеева. К нему в кабинет заходили не шаромыжники, а люди кремлевские. - Он сам повесился, осторожно заметила Гюзель. - Это, товарищ доктор, сказочка для дураков. Извиняюсь. Даже здесь, на Каменном Корже, знают как Ахромеев отдал Горбачеву карту с дислокацией наших ракетных войск. А тот с этой самой картой - на Мальту, показал американскому президенту. И американский президент за эту услугу разрешил Горбачеву стать президентом Советского Союза. Все равно, считал он, должность временная. А маршала удушили, чтоб не раскололся. Иначе все узнали бы, откуда у нас вшивость. - Митя, я не политик. Я спросила, что этим от нас нужно.

- Эти хмыри, товарищ доктор, ищут настоящих бандитов. Всех, кого подозревают, берут на испуг.

- Могли и пристрелить.

- Запросто. Рядом же Чечня - на чеченцев и списали бы.

- Но были бы свидетели. Например, вы с Олегом.

- Мы... - Митя в оскале обнажил железные коронки. - Мы, извините за откровенность, молчали бы в тряпочку. Тут все молчат. Время такое - убивать сподручней, чем не убивать. - А эти двое из какой банды?

Митя приостановился:

- Вы - никому?

- Слово женщины.

- Не знаю. Живут у графини. Ездят, нагоняют страх. На фермеров.

- А зачем к нам их подослали?

- Ну я же сказал, думают, что вы убийцы. Не желают, чтоб на них падало пятно. Так что на вас...

- И вы поверили?

- А как не верить, когда все говорят.

- Кто это "все"?

- Люди.

- И Олег?

- А он что - не человек?

Не доходя до проходной Митя вдруг повел себя странно. Замолк, стал напряженно смотреть по сторонам.

- Вы что-то высматриваете? - Собак. Они всегда меня встречают. Вы же помните. Билл, конечно, кобель непостоянный. В любой момент может слинять к сучкам. А вот Маргарет - сука домовитая.

И еще, что Мите бросилось в глаза, не было видно сторожа. Обычно Пахомыч каждого, кто приходил звонить, встречал у ворот, отпирал калитку. Калитка оказалась незапертой.

- Ни собак, ни Пахомыча, - тихо произнес Митя.

В глубоких сумерках обычно слышен каждый звук, но в районе конторы стояла мертвая тишина, и только издалека, из заброшенного котлована, доносились удары металла по металлу. Это, как догадывался Митя, пользуясь тем, что ни собак ни сторожа, кто-то из частников раскурочивал экскаватор. Митя стоял, напрягая слух. И тут его чуткое ухо уловило приглушенное повизгивание.

- А собаки-то заперты! Слышите?

Гюзель ничего не слышала, хотя и прислушивалась. - В мастерской, определил Митя. - Значит, и Пахомыч там.

Он попросил Гюзель спрятаться за проходной будкой, сам же отправился на поиск сторожа: в контору заходить не рискнул, хотя там горела настольная лампа. Вернулся очень скоро. Оглушил новостью:

- А рыжий-то здесь. Трекает по телефону.

Гюзель выглянула из укрытия: да, действительно, в конторе был свет.

- Что будем делать? - спросил Митя.

- Искать сторожа. У него ружье.

- Ха! Если собаки заперты, то Пахомыч уже обезоружен.

Ничего другого не оставалось, как вернуться и ждать рыжего. Мотоцикл загнали в сарай. Оставили нараспашку входную дверь - как было до приезда аспирантов.

В конторе рыжий долго не засиделся. В дом вошел беспечно, бодро напевая: "В понедельник до второго я уеду в Комарово..." Он был в приподнятом настроении. Потом оказалось, он хлебнул из чекушки, отобранной у сторожа.

Семен отобрал у него пистолет, связал и усадил рядом с пришедшим в сознание бородачом.

Только на следующий день нападавших с их оружием сдали двум милиционерам, приехавших на мотоцикле. По разговору Семен и Гюзель поняли, что их больше интересовало оружие, чем сами задержанные.

Рыжего усадили в коляску, а бородатого, чтоб не перегружать мотоцикл, втиснули в кабину попутного самосвала. С тем и уехали.

14

Павел Петрович Ишутин запозднился: приехал в областной центр уже во второй половине дня. "Форд" поставил на площадке "Автосервиса" у Фомина Алексея Михайловича, своего компаньона.

- Паша, ты нам привез пыльную бурю, - шутя и как-то весело сказал компаньон. - Ты полюбуйся: какая очередь! Фильстры меняют. - Завидую, отозвался Павел Петрович, вынимая из салона неразлучный "кейс". - мне бы такую очередь. Еще покойный Адам Смит подметил: стекольщик любит, когда окна бьют, а сапожник, когда обувь разваливается. - А нам и пыльная буря дар божий... Ты надолго?

- До вечера. Хочу побывать в архиве буровиков. А вдруг те нашли на Корже минеральную воду?

- Глупая затея. Есть возможность пригнать из Калининграда десяток "Нисанов".

- Это, Леша, потом.

Перво-наперво Ишутина интересовало дело, которому он служил, и этой службе было подчинено его предпринимательство. В кругу бизнесменов средней руки он слыл человеком состоятельным. Многие считали, что он повязан с крупными теневиками, а те своих людей холили, давали им возможность преуспевать, не забывали при этом делать себе рекламу: вот, мол, трудяга, поверил в рынок и потому пополнил ряды среднего класса. Не случайно физики выходят в олигархи, а лирики у них в лакеях.

По складу ума Ишутин был физиком, окунувшимся в бизнес. Его слово, как некогда купеческое, было весомым и надежным. В свое время поручился он и за Фомина, сослуживца по 9-й погранзаставе, сделал его своим компаньоном, но к агентурной работе не привлекал. Он был "чистым" предпринимателем. На всякий случай. Как бывают "чистые", не задействованные разведкой дипломаты. Мало что может случиться, и тогда этот "чистый" дипломат берет на себя роль "жертвы провокации". В бизнесе подобное тоже бывает.

В областном центре Ишутина хорошо знали, но в управление геолого-разведочных работ наносил визит впервые. Но и здесь он был человеком известным. Сам управляющий профессор Гочкис, располневший в своем руководящем кресле геолог, взялся помогать гостю. К его великому изумлению, в архиве не оказалось отчетов, связанных с работами на Каменном Корже.

- Я прекрасно помню, - говорил профессор, словно оправдывался. Отчеты и образцы регулярно представлял бригадир.

Управляющий уже волновался: ему не хотелось ударить в грязь лицом перед человеком, который к губернатору приходит запросто. Он шумел на сотрудников, его черные южные глаза сверкали, как антрацит. Ишутин ровным спокойным голосом давал понять, что напускная строгость начальника ни к чему. - Меня интересует, в частности, тринадцатая скважина.

Папка по тринадцатой оказалась пустой, сохранился лишь список бригады. Фамилии были занесены в такой последовательности:

Шут Валерий Александрович

Данькин Сергей Ермолаевич

Ситник Андрей Борисович

Соплыга Герасим Нилович

Панасенко Юрии Феофанович

Остапец Кирилл Игнатович

Шарипов Акрам Акрамович /эта фамилия была вычеркнута/

Отдельно шариковой ручкой, но не рукой Шута, кто-то дописал:

"Усманов Рустам".

- Что искали на тринадцатой?

- Какой-то минерал. Натыкались, конечно, и на уголь. Но это были линзы непромышленного значения. С целью экономии средств, скважину пришлось законсервировать.

- А тринадцатую?

- Ее судьба непонятна. Буровики недоумевали. Но было распоряжение свыше: работы прекратить, рабочих уволить. Там случилась драка...

- А не могло произойти так, что отчет по тринадцатой, скажем, попал к отчету по седьмой? - предположил Ишутин.

Раскрыли папки. Никто ничего не перепутал. Стали опрашивать сотрудников. В архив заглядывали по мере надобности. Раньше в документах копались соискатели ученых степеней. Но жажда остепениться уже иссякла - за степень не стали платить. Не было денег и на зарплату. Геологи разбегались. А при неработающих предприятиях куда разбежишься?

При опросе сотрудников кто-то вспомнил, что в начале марта из Москвы приезжал какой-то журналист. Рылся в архиве. Управляющий пожимал плечами: о журналисте он слышал впервые. В бюро пропусков запись о посещении журналиста отсутствовала. Пожилая вахтерша этот факт объяснила просто.

- Геннадий Германович, - обратилась она к управляющему, - вы же мне звонили, чтоб я этого из Москвы пропустила? Я вахтер. Всего лишь рядовой инженер. Мне прикажете - я пропускаю.

Словесный портрет призрачного журналиста ничего не дал: выбрал ли он документы по тринадцатой, или кто-то другой - неизвестно. Теперь на вопрос, чем отличается тринадцатая скважина от остальных, ответить могли только сами буровики. Но с марта один за другим они стали превращаться в покойников.

Почти ни с чем вернулся Ишутин. После пыльной бури Каменка бодрствовала - ликвидировали последствия не такой уж редкой в этих краях стихии.

Был второй час ночи. В "Автосервисе" рыхтовали "Волгу". Тут же в ковбойке стоял протрезвевший водитель, председатель сельскохоз предприятия.

Павел Петрович поднялся на второй этаж, в квартиру. Жена не спала.

- Звонили из Мергеля, - сказала она. - Там что-то произошло.

- Мотоцикл цел? - спросил.

- Кто-то на него покушался. Кикие-то двое. Угнать намеревались.

- А кто звонил?

- Аспирантка.

Про себя Павел Петрович подумал: коль звонила Гюзель, значит, они живы и здоровы, а если бы что случилось, Гюзелъ сказала бы, что мотоцикл разбит.

15

В июле ночи коротки, но хотелось, чтоб они были ещё короче. Павел Петрович взглянул на часы: спал сорок минут. Для здорового тридцатилетнего мужчины достаточно, чтоб весь день быть бодрым.

Рассвет запаздывал: мешало густое пыльное небо. Но время торопило. Павел Петрович тщательно выбрился, надел свежую рубашку, подобрал к ней галстук, и уже в светлом костюме, готовый в дорогу, спустился в мастерскую.

Мастера, отрихтовав побывавшую в канаве ^Волгу" и отпустив окончательно протрезвевшего водителя, пили кофе. Лева подал хозяину чашку обжигающего налитка.

- Есть домашняя колбаса. Будете?

- Кто привез?

- Музыря. Вчера по пьянке сбил указатель "Ремонт дороги".

Павел Петрович знал: у этого председателя отменный колбасный цех. Но рабочие блаженствуют не потому, что много производят, а потому что председатель ухитряется не платить налоги.

- Заверни килограмма три. Возьму с собой.

"Побалую москвичей, - подумал о своих подопечных, и тут же кольнула мысль: - Так что там произошло?"

Некоторую ясность внес Лева:

- В Мергеле кого-то схватили. Вроде убийц бригадира Шута.

- Кто схватил? - Скажу - упадете. Аспиранты. - Откуда сведения?

- Из милиции. Когда вы отдыхали, позвонил Андрюшка Прудкий, он сейчас дежурит. Попросил канистру бензина.

- Сказал, надо срочно в Мергель. Привезти задержанных. У них отобрали оружие. А в районе объявлен месячник по изъятию стволов.

- Не спросил, цел ли наш мотоцикл?

- Виноват.

- Звони.

Лейтенант Прудкий ответил, что задержанных уже везут.

- А как аспиранты, не покалечены? - спрашивал Лева. Лейтенант устало отвечал:

- Не знаю.

- А их мотоцикл?

- Слушай, кум, - рассердился лейтенант. - Он что - твой, мотоцикл этот?

- Не мой, а моего хозяина. - Вот пусть у твоего хозяина и голова болит. Наплодили паразитов и сами за них беспокоитесь.

Павел Петрович отложил наушник, с помощью которого прослушал разговор. Помолчал. Видел, что Лева смущен.

- Все правильно, - успокоил мастера.

Ему-то, недавнему производственнику, и не знать, как наемный рабочий любит своего хозяина! От холопства семьдесят лет отучали, теперь, пожалуй, нужно будет ещё семьдесят приучать, но уже не прежних рабочих, а их внуков и правнуков. Но и с правнуками вряд ли что получится - и у них нарушен генетический код, что формирует рабскую покорность. Человек, как и человечество, все помнит. И "новый русский", если он хочет жить-поживать, не злобя своего работника, должен с ним по-божески делиться. Ишутин делился, твердо помня совет своих наставников, в противном случае от него, как от агента, толку не будет.

На своего хозяина Лева был не в обиде. Благодаря ему возвел добротный дом, приобрел "девятку". Павел Петрович обещает помочь его сыну поступить в университет.

Лева давно подметил, что его хозяин интересуется всем, что происходит в районе, видимо, чтоб себя обезопасить, оградить от конкурентов, а заодно не растерять заказчиков. По тому, как преуспевает бизнесмен, судят о качестве его осведомительной службы.

И Лева старался, привлекая для этого всю свою многочисленную родню.

16

В Мергель Павел Петрович выехал на "Джипе", добрался быстро, благо дорога была уже расчищена - потоком шли на завод ЖБИ самосвалы, груженые песком. В каком из них провезли задержанного, он не уследил, надеясь встретить мотоцикл со вторым задержанным. Но по дороге и мотоцикл не встретился.

Это показалось странным. Дорога на Каменку одна - разбитый самосвалами большак. Он вспомнил, что есть летник. Летник ведет через ферму Фейергрот. Но чтоб на него выехать, надо сделать крюк километров пятнадцать. Такой крюк обычно делают браконьеры на сайгаков - в объезд милицейского поста.

В Мергеле Павел Петрович своих коллег не застал. На хозяйстве была Маруся. Аспиранты, по её свидетельству, отправились пешком на хутор, пополнять гербарий - туда перебралась баба Фрося. Мотоцикл стоял за сараем.

- На ходу? - спросил Ишутин,.