Змеиное яйцо

20

В тот же вечер на кабаре «У голубого осла» совершают налет штурмовики. Время приближается к одиннадцати, и Мануэла, на которую жалко смотреть, еле слышным голосом поет о том, что у нее есть конфетка. Из-за дождя, который по-прежнему льет как из ведра, заведение полупусто. Еще сильнее, чем обычно, запах плесени, и везде промозглый холод. Полуобнаженные девицы за стойкой натянули шерстяные свитера, набросили на плечи шали; на одной из них – поношенное мужское пальто. Вошедшего Абеля фамильярно приветствуют рассевшиеся у входа в ожидании клиентов проститутки. Насквозь промокший, он снимает пальто; старик гардеробщик обещает повесить его просушить. Абель благодарит и входит в зал. Садится за столик и зажигает окурок сигареты. Владелец кабаре подсаживается к нему с кружкой пива. Это низенький человечек с крашеными волосами, смуглым, со следами косметики лицом и боязливыми, бегающими глазками за толстыми стеклами очков. На указательном пальце его левой руки – дорогое кольцо.

Герр Соломон. Как вы находите, у меня хорошее произношение? Я несколько лет прожил с женщиной-факиром родом из Нью-Джерси. У нее и выучился английскому. Нет, здесь, в Берлине, решительно пора закрывать лавочку. Только оглядитесь вокруг, герр Розенберг! Тридцать шесть человек! А программа! Да, да, Мануэла никуда не годится. Просто не знаю, что с ней сегодня: у нее совсем жалкий вид.

Абель. У нее грипп.

Герр Соломон. Как вы думаете, герр Розенберг, что, если объединить кабаре с борделем, скажем, в Бейруте? Совершенно иной климат, совершенно иной прием. Пожалуй, сегодня сократим программу, закроемся пораньше. В такую погоду продолжать бессмысленно. В жизни не видел ничего похожего на этот ливень. Может быть, это потоп? Ваше здоровье, герр Розенберг.

Не успевает он подняться с места, как входные двери с треском распахиваются. Какая-то девушка вскрикивает от боли и гнева; шум перекрывает чья-то команда. Внезапно передняя часть зала заполняется людьми в блестящих дождевиках, сапогах и фуражках военного образца. Они вооружены дубинками.

Смуглое лицо герра Соломона вспыхивает, затем моментально блекнет. Застыв на месте с сигаретой в правой руке и кружкой в левой, он вымученно улыбается Абелю, вдруг становясь меньше в своем безукоризненно сшитом смокинге.

Я ждал этого.

Четверо мужчин проложили себе дорогу к сцене. Один из них схватил Мануэлу за запястье и держит цепкой хваткой. Зрители повскакивали с мест; некоторые из них что-то возбужденно доказывают, столпившись у дверей. Музыканты сгрудились в углу оркестровой ямы.

Неожиданно вспыхивает верхнее освещение. Юнец из числа взобравшихся на сцену зачитывает обращение, в котором то и дело встречаются слова «именем германского народа». Когда с чтением покончено, тучный человек – очевидно, главарь банды – спрашивает, где хозяин кабаре. Не говоря ни слова, герр Соломон садится. Одна из девиц у стойки тычет в его сторону пальцем, крича: «Вон он, вон он, еврейская свинья». Главарь подходит к столику.

Главарь. Мне не нравится твой нос. Сними очки, если не хочешь, чтобы они разбились.

Герр Соломон без промедления повинуется. Главарь хватает его за редкие крашеные волосы и изо всех сил бьет лицом о столешницу. За минуту такой обработки лицо герра Соломона превращается в бесформенную кровавую массу. Все это время в кабаре никто не шевельнулся. Абель так и продолжает сидеть на том же месте. Кровь брызжет на его пиджак и брюки, но он не в силах двинуть ни рукой, ни ногой. Не смея даже отвернуться, он смотрит, как преображается лицо Соломона.

Главарь банды счел, что владелец заведения достаточно наказан, и дует в свисток. Это служит сигналом к началу погрома. Молодчики в форме принимаются с остервенением крушить мебель, зеркала, их дубинки обрушиваются на публику, исполнителей, оркестрантов. На время в кабаре воцаряется стихия тотального насилия. Затем слышатся два коротких свистка. Погром прекращается, и налетчики устремляются к выходу. В мгновение ока они исчезают. Слышно, как заводятся и мчат по пустынной, залитой дождем улице несколько автомобилей. Внутри остаются груды изломанной мебели, битой посуды, тела пострадавших. Лежащему под столом Абелю заехали дубинкой по уху. Ухо сильно кровоточит, но ничего не задето. Пробираясь среди избитых, плачущих, терроризированных людей в поисках Мануэлы, он почти сразу находит ее: она невредима и помогает Соломону прикладывать салфетки к его изуродованному лицу.

Тем временем в углу завязывается ожесточенная потасовка между девушкой, указавшей погромщикам хозяина заведения, и двумя его защитницами.

Мануэла. Знаешь, тот парень, что схватил меня на сцене, оказался не такой уж плохой. Повалив меня на пол, он шепнул, что это только для виду и чтобы я кричала изо всех сил. Ну, я и постаралась.