Право собственности

— Но это ж немыслимо! — Риттул вскочил со стула и в волнении стал ходить взад и вперед по кабинету. — Вы хоть отдаете себе отчет в том, что стоит за этой вашей миссией?

— Я еще раз повторяю, — Габбен устало вздохнул, на секунду прикрыл глаза, — закон существует для того, чтобы его выполняли. Все. Без исключения. Иначе он просто перестает быть законом.

Габбен был совершенно спокоен. Тот, кто теряет спокойствие, достоин презрения. Ни один из рода Габбенов не терял лица в экстремальных ситуациях. А Керо Габбен прослеживал свою родословную на девять столетий в прошлое, вплоть до самого Олава Керо Габбена, легендарного основателя династии, который первым из рода Габбенов добился звания Координатора. Не исключено, что славный род Габбенов имел и более древние корни. Ведь столько архивов погибло во время печальных событий пятисотлетней давности. Но переживать из-за этого не стоило. Лишь немногие из могущественных кланов могли похвастаться более древней родословной. Что же касается остальных… Керо Габбен как раз и прибыл решить вопрос с остальными. Вполне возможно, что и с этим Риттулом тоже — иначе с чего бы он так разволновался?

— Закон, говорите вы? — Риттул застыл на месте, уставившись на Габбена. — Закон? Это вы называете законом? То, что может обречь любого человека на худшую из возможных форм рабства, вы называете законом? Это же чудовищно, это же… — он не нашел слов, в раздражении дернул плечом и отошел к окну.

— Давайте прежде всего будем точными, — сказал ему в спину Габбен. Давайте не будем путать терминологию. То, о чем вы сейчас сказали, ни в коей мере не может относиться к человеку.

— Да? — Риттул резко повернулся, подался вперед. — А к кому же тогда, по-вашему, может это относиться?

— Это относится… — Габбен презрительно поморщился. Слегка, только для себя, так что Риттул, скорее всего, ничего не заметил. — Это относится исключительно к биороботам фирмы ГБТ. Только и исключительно к биороботам. И люди здесь совершенно не при чем.

— Не при чем, говорите вы? Не при чем? А как вы отличите человека, обыкновенного человека от биоробота? Как, я вас спрашиваю?

Габбен выдержал паузу. Две секунды. Три. Теперь можно говорить. Теперь его слова дойдут по назначению. И этот Риттул — уму непостижимо, как он достиг звания Координатора — поймет, наконец, что спорить просто бесполезно. А может и не поймет. Может, он просто не в состоянии это понять. Люди такого сорта, как правило, не очень умны. Но значения это уже не имеет. Нравится Риттулу иск, предъявленный тсангитами, или не нравится, это ровным счетом ничего не меняет. Человечество добровольно вступило в Сообщество и признало действующие в Сообществе законы. Ему придется подчиниться. Тем более, что удовлетворение этого иска может пойти людям только на пользу. Ведь даже незначительное снижение численности населения позволит решить множество проблем. Земля стала слишком тесной для людей, слишком много на ней лишних ртов, и переселить их куда-нибудь подальше до сих пор было весьма затруднительно. Теперь же вопрос решится сам собой, а если подойти к делу несколько шире, чем предусматривает предъявленный тсангитами иск… Впрочем, для выработки подробных планов еще будет время.

— Я уже объяснял вам процедуру, — совершенно ровным голосом сказал Габбен. — Раз вы не поняли, повторю еще раз. Фирма ГБТ, как и все остальные фирмы, осуществляющие разработки в области биотехнологии, метит своих биороботов генетическим клеймом по стандартной методике. Отрезок ДНК биоробота, который ни при каких мыслимых обстоятельствах не может экспрессироваться, несет на себе уникальную метку фирмы-изготовителя. Стандартная процедура, разработанная нами задолго до первых межзвездных полетов. Мы и сами используем ее в своей биотехнологии. Как вам могут подсказать специалисты, вероятность случайного возникновения последовательности нуклеотидов, аналогичной метке, слишком мала, чтобы это событие могло произойти за все время существования Вселенной. Поэтому, согласно законам Сообщества, все организмы, несущие метку, вне зависимости от их местонахождения и состояния являются собственностью фирмы-изготовителя. Идентификация же биороботов производится элементарно. Достаточно проанализировать кровь человека по стандартной методике, чтобы определить…

— Да вы хоть понимаете, что вы говорите?! — вдруг заорал Риттул. Что вы скажете, если ваша — ВАША! — кровь вдруг покажет наличие метки?

— Я прошу на меня не кричать, — сказал Габбен, снова выдержав паузу. — Вы испуганы, и это вполне понятно. Что же касается меня — меня лично то ваша обеспокоенность моей судьбой лишена каких-либо оснований. Я совершенно точно знаю свою родословную на протяжении последних девяти столетий и потому убежден, что не могу нести в себе генов, характерных для биороботов. Ведь общеизвестно, что первое столкновение человека с тсангитами произошло всего семьсот три года назад. До этого времени их биороботы просто не могли проникнуть в человеческое общество. Поэтому за меня, повторяю, беспокоиться не стоит. Что же касается вас… договаривать он не стал.

— Мне неясно, — подал голос молчавший до сих пор Итто Сантало, Почему фирма ГБТ предъявила свой иск именно сейчас?

— Да какое это имеет значение? — раздраженно спросил Риттул.

— Существенное. Насколько я знаю Кодекс Сообщества, существует понятие срока давности. Не так ли, господин Габбен?

— Такое понятие существует, — поджав губы, ответил Габбен. — Но срок давности нельзя применять к праву собственности. Право собственности вечно и незыблемо.

— Несомненно. Но на каком основании тсангиты требуют экспертизы? На основании результатов, полученных восемьдесят два, если не ошибаюсь, стандартных года назад. Могут ли столь давние результаты служить основанием для предъявления иска?

— Даже если и не могут, — немного подумав, сказал Габбен, — это ничего не изменит. Ровным счетом ничего. Хотя бы потому, что они дают право на проведение выборочной проверки. Судя по информации, которой я располагаю, такая проверка неизбежно подтвердит прежние результаты. Вы получите отсрочку — не более.

— А если не подтвердит? Я правильно понимаю ситуацию, господин Габбен: если нет — иск будет признан недействительным?

Габбен молча кивнул. Этот Сантало совсем неглуп. И не трясется от страха за свою шкуру, что довольно странно. Насколько знал Габбен, происхождение этого Сантало было весьма и весьма сомнительным. Его предки по материнской линии уже в восьмом колене были совершенно неизвестны. Конечно, это еще ничего не означает, но не хотел бы Габбен поменяться с Сантало местами.

— Вот видишь, Риттул, не все еще потеряно, — Сантало встал и подошел к Координатору. — Тем более теперь, когда мы получили метку для экспертизы…

— Я думаю, господин Габбен извинит нас, — поспешно сказал Риттул. Нам необходимо собрать руководство базы, чтобы выработать план действий.

— План действий предусмотрен процедурой экспертизы, внесенной в Кодекс Сообщества, — холодно сказал Габбен. — Но я не стану вам мешать. Только прошу помнить: я должен представить посредникам отчет о результатах не позднее, чем через сутки.

Он не спеша встал, молча кивнул на прощание и вышел. Некоторое время в кабинете было совершенно тихо. Первым заговорил Риттул:

— Какого черта, — сказал он совершенно ровным голосом, за которым чувствовалась в любой момент готовая вырваться наружу ярость, — какого черта потребовалось тебе распускать язык перед этим?…

— А что особенного? — голос Сантало звучал изумленно, совсем не так, как еще минуту назад.

— Ведь этот… этот Габбен — консультант фирмы ГБТ, представитель тсангитов.

— Но он же человек…

— Он представитель фирмы и только потом уже человек. Если он вообще человек. А ты выбалтываешь перед ним то, что, может быть, единственное сегодня дает нам надежду.

— Прости, я не подумал, — Сантало сел, обхватил голову руками. — Вот ведь проклятье! Сорвалось с языка. Мне вдруг пришло в голову, как можно отразить угрозу, и я на радостях обо всем позабыл. Ты думаешь, Габбен способен донести об этом разговоре тсангитам?

— Я не думаю, Итто. Я знаю, — Риттул отошел от окна, сел за свой стол, помолчал, успокаиваясь. — Я прекрасно знаю людей подобного сорта. Это же Габбен из рода Габбенов с его бог знает сколькими поколениями влиятельных предков. Одно это делает его не таким, как мы. Он донесет, поверь моему слову, он обязательно донесет обо всем, что сумеет пронюхать. И если мы не найдем выхода, человечеству останется два пути — либо удовлетворить этот иск, либо погибнуть. И я не знаю, что хуже.

— Да… — ответил Сантало и замолчал.

Что тут скажешь? Тсангиты требовали поголовной, под надзором посредников, проверки всех людей на наличие в их генах метки фирмы ГБТ. И тот, чьи гены содержали эту метку, автоматически становился собственностью фирмы. Собственностью, имеющей не больше прав, чем обыкновенный биоробот. Он на мгновение представил себя в таком положении и ужаснулся. Проклятье! Угораздило же этого Пьера Галлоди восемьдесят два года назад разбиться на планете, осваиваемой тсангитами. Они теперь утверждают, что он погиб при катастрофе, но останки его в то время землянам возвращены не были. Тсангиты вообще ничего тогда не сообщили об этой катастрофе, и все эти годы Пьер Галлоди считался пропавшим без вести. И вот теперь они вдруг вспомнили о нем. Почему именно теперь? Скорее всего, именно из-за срока давности — ведь сейчас уже никто не спросит с них за сокрытие информации. Тсангиты умеют остаться чистыми перед законами, действующими в Сообществе, они умеют скрыть любое свое преступление. Это не составляет труда для доминирующей цивилизации. Кто — через столько лет — разберет, была ли та катастрофа на самом деле? Кто станет вообще разбираться в этом?

Впрочем, и землянам было теперь не до бедняги Галлоди. Согласно утверждениям Габбена и представленным им документам, в генах погибшего содержалась метка фирмы ГБТ, самой влиятельной тсангитской биотехнологической корпорации — только это сейчас имело значение. И Пьер Галлоди, имея при себе документы человека, оформленные с соблюдением всех правил, предписываемых Кодексом Сообщества, являлся, следовательно, не человеком, а биороботом, собственностью фирмы. Или, по крайней мере, потомком биоробота. Хотя разница несущественна — биороботы передают все свои признаки по наследству вместе с меткой. Биоробот с документами человека — это было грубейшим нарушением Кодекса. Тсангиты вправе были бы требовать поголовной проверки, если бы не тот же срок давности. Срок давности был пока что единственным, что давало людям хоть какую-то надежду.

Сообщество, будь оно проклято! Этот Габбен в самом начале сегодняшней беседы имел наглость что-то такое говорить о добровольном вступлении землян в Сообщество. Если что-то, совершенное под угрозой тотального уничтожения, можно назвать добровольным, то тогда действия землян таковыми и были. И они совершенно добровольно подчинились Кодексу Сообщества, отказались от исследований в ряде областей науки, от распространения своего влияния на запретные области в Галактике — а таких областей оказалось несчетное количество — от создания мощного космического флота, они добровольно перешли к строгой регламентации жизни на Земле и немногих других ограниченно пригодных для обитания планетах, которые сумели отыскать за долгие годы исследований в так называемых свободных зонах. Со всем этим еще можно было бы смириться, все это еще можно было бы воспринимать как необходимое ограничение свободы — иначе разные цивилизации сталкивались бы друг с другом в бессмысленном и расточительном соперничестве, всегда чреватом возникновением войны на уничтожение — если бы Кодекс Сообщества был одинаково регламентирующим для всех его членов. Но те же тсангиты с незапамятных времен пользовались множеством преимуществ от которых и не думали отказываться. А чего стоили находки трехсотлетней давности на Беллуме, где люди обнаружили несомненные следы уничтожения тсангитами целой самостоятельной цивилизации — и это при том, что никакой санкции Сообщества на проведение такой акции тсангиты не только не получали, но даже и не запрашивали. А их биороботы? Сантало вновь представил, что это будет значить для него, лично для него, если в его генах вдруг обнаружится метка ГБТ, и ему опять стало нехорошо. Как и накануне вечером, когда он получил срочный вызов от Риттула.

Тогда ему тоже стало страшно. Пожалуй, даже страшнее, чем сейчас. Потому что такой вызов — без всяких комментариев, просто код, обязывающий его незамедлительно возвратиться на базу — мог означать для него лишь одно: в Голубом поясе случилось что-то страшное, что-то чудовищное. Всю ночь в транспортной капсуле он не спал, даже не пытался спать, воображая себе картины одна ужаснее другой, потом уверяя себя, что нет, нет же, такое просто невозможно, но затем, через несколько минут, опять поддаваясь кошмарным видениям. Это нередко случается с людьми дела, когда им приходится в минуты бедствия сидеть сложа руки и ждать. Он скорее согласился бы на повторение той посадки на Баргею, которая до сих пор заставляла его кричать во сне, чем пережить снова ночь, подобную этой. И потому, вернувшись на базу и узнав, что ничего страшного в Голубом поясе не произошло, Сантало вдруг ощутил такое облегчение, что весь ужас миссии, с которой прибыл на базу Габбен, дошел до него не сразу. Но мало-помалу ужас этот овладевал его сознанием.

Потому что стать биороботом тсангитов означало перестать быть человеком. Биороботы вообще не были людьми. Они были полиморфами — в разной степени, в зависимости от конкретной модели квазиинтеллектуальными полиморфами, способными приспосабливаться к широкому спектру внешних условий, но совершенно лишенными свободы воли. Если бы биороботы этой свободой обладали… Тсангиты прекрасно понимали всю опасность этого, и потому деструкция личности любого полиморфа была одним из основных требований Кодекса Сообщества. А существо, прошедшее деструкцию личности, было именно роботом, механизмом или организмом, предназначенным для выполнения определенной работы. Не человеком. Не личностью. Ничем. И участь эта, по-видимому, ждала многих и многих людей, в чьих генах по прихоти судьбы, а скорее, что уж греха таить, из-за каких-то нарушений Кодекса Сообщества оказалась метка фирмы ГБТ.

— Ну, что будем делать? — прервал Риттул размышления Сантало.

— Что? — тот вздрогнул, услышав вопрос. Потом, сосредоточившись, ответил: — А что если это блеф? Откуда взяться в человеческом геноме метке ГБТ? — ему хотелось бы верить в то, что он только что сказал. Но верилось с трудом. Тсангитам не было нужды блефовать. Блеф — оружие слабых.

— А если она есть? — взгляд, которым смотрел на него Риттул, показался Сантало странным. Очень странным.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросил Сантало, не решаясь даже про себя высказать возникшую вдруг в мозгу догадку.

— Что я хочу этим сказать? — Риттул надолго замолчал, и, когда заговорил снова, через минуту, если не больше, Сантало уже не удивился его словам. — Что я хочу сказать? Все очень просто, дорогой мой. Все очень, очень просто… Вчера, уже после того, как я вызвал тебя, я проверил… Я сделал анализ своего генома — сравнительный с тем образцом метки, что привез Габбен, — он снова помолчал и вздохнул. Потом спросил: — Что, похож я на биоробота?

— Т-ты? — Сантало в растерянности замолчал, не зная, что сказать. Потом опустил голову и стал смотреть на пол у себя под ногами.

— Да, я, — ответил Риттул совершенно спокойно. — И не только я — мои дети тоже. Ведь они же мои дети. И наверняка еще великое множество людей. Похожи мы на биороботов?

Нет, на биороботов они, конечно, похожи не были. Кому нужны биороботы в человеческом обличье? Сантало не раз видел биороботов — он бывал в мирах, населенных тсангитами, когда работал в галактическом транспорте. Биоробот, конечно, мог принять форму человека. Полиморф — он на то и полиморф, чтобы принимать самые разнообразные обличья. Но за годы своей работы Сантало никогда ничего подобного не видел. Ведь биороботы работали там, где условия были экстремальными и не позволяли применять всегда грозящую отказами технику. Биороботов было чрезвычайно трудно создать, но раз созданные, они становились очень дешевыми и удобными инструментами в руках своих владельцев. Недаром фирмы-разработчики никогда не продавали своих биороботов, они только сдавали их в аренду, заставляя приспосабливаться к конкретным условиям, определенным заказчиками. Ох, как же биороботы приспосабливались! Сантало вспомнил закованных в тяжелые хитиновые панцири многоножек, которые выгрызали челюстями куски черной, маслянисто поблескивающей руды в глубоких шахтах богатой тяжелыми металлами Ганхеды и выносили их на поверхность; дышащих жабрами бледных и бесформенных существ в океанах Акуара; хвостатых биороботов со степной Ксмаунды, рыхлящих острыми когтеобразными выступами на хвосте черную от перегноя почву. Нет, биоробот в форме человека, существа, способного выжить лишь в чрезвычайно узком диапазоне внешних условий — это нонсенс.

Но не поверить Риттулу он не мог.

— Как это могло случиться? Когда?

— А я знаю? — раздраженно ответил Риттул. — С кого из предков теперь спросишь?

— И что же нам теперь делать?

— Ты меня спрашиваешь? Не знаю. Будь я один такой — черт с ним. Живым бы я им в руки не дался, и дело с концом. Но ведь я же наверняка не один. Нас же таких много, очень много, Итто. Этого же просто быть не может, чтобы первый же человек, подвергшийся проверке, оказался единственным биороботом среди землян.

— Проклятье! — сказал Сантало в сердцах. В кабинете надолго воцарилось молчание.

— Этот Габбен, — наконец, сказал Риттул. — Придушил бы его. Своими бы руками вот так взял и придушил, — он сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев.

— Ему-то, мерзавцу, какая от всего этого выгода?

— Такие, как он, из всего извлекают выгоду.

— А что если его действительно убрать? — Сантало оживился. — Бывают же несчастные случаи, никто не застрахован. Пока они разберутся, пока снова пришлют представителя, глядишь, и удастся что-то придумать.

— Что придумать? Да убери мы его, и сюда сразу столько всякой мрази налетит… Мы вообще шагу ступить не сможем. Он же прибыл к нам как полномочный представитель ГБТ, а это, пожалуй, звучит посолидней, чем какой-нибудь там чрезвычайный и полномочный посол. Сейчас этот мерзавец для нас настолько же неприкосновенен, как самый настоящий тсангит.

— А что если его подкупить?

— Чем? Чем ты его подкупишь?

— Нет, в самом деле. Не подкупить, так испугать. Ведь наверняка его испугать можно.

— Не уверен. И что это нам даст? Отсрочку на какое-то время. Если бы у нас хотя бы был план, как этой отсрочкой воспользоваться. А так…

— Вот именно — отсрочку. Время решает все. Если мы сумеем спровадить его без поголовной проверки всех на базе, если здесь он биороботов не обнаружит, то многое еще можно будет предпринять. Очень многое. Можно, в конце концов, укрыть всех носителей этой злосчастной метки от экспертизы.

— Дожидайся. Думаешь, Габбен один такой? На тринадцать миллиардов землян найдется хотя бы несколько выродков.

— Ну не это — так разработать какой-нибудь вирус, который стирал бы метку.

— Чушь. Я тут всю ночь изучал этот вопрос. Метку уничтожить невозможно. Этот вариант они сами давно предусмотрели. И предотвратили.

— Стой! А если попробовать встречный иск? А? Ведь как вообще могла появиться метка в геноме человека? И не является ли ее появление свидетельством диверсии ГБТ против человечества?

— Диверсии, говоришь? — Риттул задумался. — Скорее всего, именно так и есть. Именно диверсия — хотя неясно, какую конечную цель они преследовали. Сомнительно, правда, что процесс удастся выиграть. Не помню случая, чтобы кто-либо выигрывал процессы у тсангитов. Но это даст нам время, — он даже слегка улыбнулся. Впервые за этот день.

— Вот именно! Главное сейчас — выиграть время, не допустить массовой экспертизы на Земле и на других наших планетах. А уж дальше что-нибудь да придумаем.

— Стой, — Риттул снова помрачнел. — Ничего не получится. Для того, чтобы говорить о встречном иске, необходимо иметь права. А как, черт подери, без этой самой экспертизы может Земля доказать свою правомочность, если ее-то как раз они и оспаривают? Ведь биороботы же не могут, согласно Кодексу Сообщества, предъявлять никаких исков. И ГБТ может потребовать поголовной экспертизы как раз на том основании, что мы предъявим этот иск. Раз уж у них имеется пусть и устарелое, но свидетельство наличия метки в геноме по крайней мере одного человека. И до проведения этой экспертизы наши права будут тсангитами просто игнорироваться.

— Ну это мы еще посмотрим. Если доказать, что лица, вручающие встречный иск, заведомо не несут метки… Кому на базе сейчас известно о цели прибытия Габбена?

— Нам с тобой и ему. Если он, конечно, не выболтал еще кому-то.

— Не думаю, чтобы это было в его интересах. С теми, кто привозит подобные вести, всякое может приключиться, а Габбен хоть и мерзавец, но совсем не дурак. У нас осталось меньше суток. Нельзя терять время. Пойдем в лабораторию, — Сантало встал и направился к двери.

На девятой карантинной базе, Координатором которой был Риттул, находилось около двенадцати тысяч человек — в основном те, кто проходил здесь всестороннюю медицинскую проверку для получения допуска на Землю. Образцы крови каждого из них были в любой момент доступны для проведения анализа, и Сантало, отпустив из лаборатории двух дежуривших там лаборантов — к счастью, был выходной, и остальные его сотрудники отдыхали — ввел в систему метку, полученную Риттулом от Габбена, и запустил автоматику экспресс-анализа.

Через два часа они знали самое страшное.

Проверка показала, что гены всех — всех без исключения — людей на базе содержали в себе метку ГБТ. Это могло означать лишь одно — она содержалась в генах практически всех землян. Исключение могли составить лишь те, кто, как и Габбен, точно знал родословную всех своих предков со времени первого столкновения землян с тсангитами. Значит, человечество было обречено. О том, чтобы сражаться с тсангитами, не могло быть и речи даже если бы одни лишь тсангиты противостояли людям в случае возникновения конфликта. Силы были слишком неравными. Тем более, что тсангиты могли вообще уклониться от прямого столкновения, подставив вместо себя под удар других, столь же подневольных, как и земляне, членов Сообщества. Кодекс давал им такое право. Как сторона, потерпевшая ущерб от действий землян и почему это такой стороной неизменно оказывается сильнейшая? — тсангиты могли требовать от членов Сообщества защиты своих интересов и чужими руками подавить всякое сопротивление.

Все было скверно. Но, как ни странно, Сантало теперь чувствовал в себе какую-то уверенность, которой не было прежде. И уверенность эта, как он понял, разобравшись в своих ощущениях, происходила из осознания того факта, что отступать теперь некуда. Теперь даже в мыслях не мог он вообразить такой подлости — остаться в стороне и позволить тсангитам порабощать людей, несущих метку фирмы. Он и прежде не остался бы в стороне, но теперь, зная, что и он, как и все остальные, как, наверное, большая часть населения Земли, тоже потенциальный биоробот и тоже обречен на деструкцию личности и рабство — теперь он был спокоен. Теперь он знал, что не дрогнет и будет сражаться до конца.

Вопрос был только в одном — что делать?

Важнее всего было не допустить просачивания информации на Землю. По крайней мере до тех пор, пока неясна была общая ситуация. Хорошо еще, что все линии связи находились под контролем Координатора базы Риттула, и он после первой же беседы с Габбеном наложил вето на передачу всех неслужебных сообщений. Страшно подумать, что может случиться, если Габбен свяжется с кем-нибудь из своих союзников на Земле. Эти древние фамилии с их претензиями на мировое господство… Уж кто-кто, а они действительно могли гарантировать чистоту своих генов. Только теперь Сантало до конца осознал дьявольское коварство одного из казалось бы незначительных требований Кодекса Сообщества, предписывающего необходимость строгого контроля документов всех граждан входящей в Сообщество цивилизации. Если бы люди строго придерживались этого требования, чужие гены никогда не проникли бы в геном человека. И тогда сама мысль о возможности подобного иска со стороны тсангитов не могла бы возникнуть. Если бы люди могли выполнить это требование… Но разве мыслимо проконтролировать каждого, разве мыслимо всякий раз при появлении на свет младенца определять, как это принято у тех же тсангитов, соответствие его генома геномам его родителей и лишать его жизни, если такого соответствия нет? Люди никогда не могли бы пойти на такое — и вот теперь наступала расплата!

Несколько минут после того, как компьютер вывел результаты анализа, они сидели ошеломленные. Слов не было — было одно лишь отчаяние. Отчаяние и злость. Потому что обнаруженное ими могло означать лишь одно человечество пало жертвой чудовищной диверсии со стороны ГБТ. Но даже доказав факт диверсии, люди не могли бы рассчитывать на снисхождение сама возможность ее совершения проистекала из-за злостного нарушения людьми Кодекса Сообщества.

Если бы люди были осторожнее…

— Интересно, когда они сумели это сделать? — спросил Риттул, сам удивившись тому, как неестественно прозвучал его голос.

— Кто теперь разберет? Наверное, как раз во время тех событий пятисотлетней давности. Сейчас я прикину, — Сантало стал быстро вводить в компьютер задание со своего пульта, что-то бормоча себе под нос. Потом поднял голову и застыл в ожидании ответа.

Ответ был таким, что сперва они не поверили. Но ошибки не было. Для того, чтобы сегодня все двенадцать с небольшим тысяч человек на девятой карантинной базе несли в своих генах метку ГБТ, пять столетий назад фирме пришлось бы внедрить в человеческое общество не менее тридцати тысяч биороботов в человеческом обличье. Это было чудовищно много, но для других, более спокойных эпох, цифры получались еще большими. А значит, не оставалось никакой, даже призрачной надежды на снисхождение со стороны Сообщества. Потому что цивилизация, способная допустить столь массированное нарушение Кодекса, лишалась права на существование. Человечество было обречено, и те немногие его представители, кто сумел бы доказать чистоту своих генов, неизбежно стали бы в будущем не более, чем малочисленными прислужниками тех же тсангитов, оставленными ради экзотики. Сантало видел подобных — носатых гвельбов, юрких гуннаров — и не завидовал людям, которым суждено было разделить их судьбу. Хотя тот же Габбен, к примеру, уже сейчас находится на службе у тсангитов, выполняет ту же самую работу, что и гуннары, и он, судя по всему, жизнью своей вполне доволен. Если бы Габбен тоже был биороботом… Но нет, это невозможно. Эти древние фамилии всегда следили за тем, чтобы не смешиваться с людьми сомнительного происхождения. И все же…

Вызов Габбена застал их врасплох. Он стоял у дверей в лабораторию и хотел войти — намеренная, расчетливая наглость с его стороны поражала. Потому что никто, кроме персонала и Координатора базы не имел права на вход сюда. Ведь слишком многое зависело от надежности карантинной службы. По сути дела, события пятисотлетней давности стали возможны лишь потому, что служба эта сработала тогда плохо и пропустила на Землю вирус АТ-19. И не только вирус, оказывается — каким-то образом она пропустила еще и тридцать тысяч биороботов.

Увидев изображение Габбена, возникшее в поле идентификации, Риттул даже зарычал.

— Сейчас я ему покажу, — сказал он, вставая и направляясь к выходу. Сейчас я ему устрою.

— Не стоит, — спокойно сказал ему вслед Сантало. — У меня появилась идея. Пусть он войдет.

— Что? Ты с ума сошел. А это? — Риттул показал на данные анализа, высвеченные на пульте.

— Этого ему знать, конечно, необязательно, — Сантало погасил экран, потом снова повернулся к двери. — Пусть он войдет.

— Что ты намерен делать?

— Ничего особенного, — Сантало положил руку на пульт и стал набирать какие-то команды. — Но Габбена это не обрадует.

— Требуется моя помощь?

— Нет, справлюсь сам. Без тебя, пожалуй, будет даже лучше. Впусти его и пойди отдохни. Если мой план удастся, у нас будет много работы.

— Тут не до отдыха, — буркнул Риттул. — Но делай как знаешь.

Он подошел к двери и снял блокировку. Некоторое время они молча стояли друг против друга — Координатор карантинной базы Риттул и представитель фирмы ГБТ Габбен — потом Риттул молча вышел из лаборатории, слегка задев Габбена плечом, и тот, посмотрев ему вслед, вошел в лабораторию. Дверь за ним плотно закрылась.

— Что привело вас сюда, господин Габбен? — холодно спросил его Сантало, по-прежнему сидевший перед пультом.

— Как представитель фирмы я должен получить данные по анализу крови всех, кто в настоящий момент находится на базе. Надеюсь, Координатор Риттул ознакомил вас с протоколом.

— Разумеется, — Сантало был совершенно спокоен. Даже удивительно еще минуту назад, когда он понял, что же нужно сделать, чтобы остановить Габбена, его била нервная дрожь. И вдруг — такое спокойствие. Разумеется, ознакомил, — повторил он, слегка растягивая слова. — Но сперва вы должны подтвердить законность ваших притязаний.

— Что? — впервые с момента своего прибытия на базу Габбен не сдержался. Он был готов давить и оскорблять, чувствуя за своей спиной всю мощь цивилизации тсангитов — но сам не ждал оскорблений. По крайней мере, оскорблений такого рода. Кровь бросилась ему в лицо, и он прорычал. — Да как вы смеете? Я представитель ГБТ, мои документы были вручены Координатору вчера, по прибытии на базу, и я не позволю…

— Да вы не волнуйтесь, господин Габбен, — чуть насмешливо ответил ему Сантало. — Вы совершенно напрасно так разволновались. Ваши документы, разумеется, в полном порядке, и ваша личность не вызывает никаких сомнений. Только согласно протоколу проверки, на точном соблюдении которого вы так настаиваете, все действия могут совершаться лишь правомочными гражданами. А проверка на правомочность включает в данных условиях обязательный тест на отсутствие метки фирмы. Вы же не хуже меня понимаете, что мы не вправе выполнять никакие указания со стороны биороботов. Разумеется, в вашем случае все это — чистая формальность, но вы же сами недавно сказали, что закон обязателен для всех.

— Да, — ответил, наконец, Габбен. — Закон обязателен для всех. Но на вашем месте, господин Сантало, я не стал бы настаивать на соблюдении таких вот формальностей. В новых условиях, которые возникнут на Земле после проведения тотальной проверки, Габбены будут иметь большой вес. И разумнее всего с вашей стороны было бы не настраивать их против себя.

— Я все понимаю, господин Габбен. Но закон есть закон. — Сантало развел руками и улыбнулся. Если бы то, что он задумал проделать, раскрылось, ему угрожало бы лишение всех званий и пожизненная ссылка на один из астероидов. Каким ничтожно малым в сравнении с нависшей над человечеством угрозой казалось ему теперь это наказание!

— Хорошо, — Габбен злобно сверкнул глазами. — Где ваши анализаторы? Быстрее покончим с этим и приступим к делу. Хорошо еще, что вы понимаете, что это чистая формальность.

— Пройдите сюда, пожалуйста, — Сантало раскрыл дверь в соседнее помещение. — Вот этот крайний прибор. Положите палец на металлический кружок в центре и…

— Я знаю это и без вас! — огрызнулся Габбен, подходя к прибору. — Но имейте в виду — я немедленно потребую анализа вашей крови. Хотелось бы знать, насколько вы правомочны давать мне указания.

Он подошел к анализатору, положил палец на металлический кружок, слегка надавил. Послышался мелодичный звонок.

— Вот и все, господин Габбен, — любезно улыбнувшись, сказал Сантало, и тот, взглянув ему в лицо, ничего не ответил. Не нравилась Габбену эта улыбка, очень не нравилась. — Прошу теперь обратно, результаты будут на пульте через несколько минут. И тогда, если у вас, конечно, не будет возражений, мы сможем приступить к работе согласно протоколу. Садитесь, пожалуйста, — он указал на одно из кресел перед пультом, сам сел рядом, спросил все тем же любезным голосом. — Вы не могли бы, господин Габбен, посвятить меня в дальнейшие планы ГБТ? Насколько я понимаю, фирма рассчитывает получить в результате этой акции немало биороботов. Иначе просто не имело бы смысла все это затевать. Каковы могут быть последствия?

— Я не получал полномочий посвящать кого бы то ни было в планы фирмы, — холодно ответил Габбен.

— Боже упаси, господин Габбен, я же не прошу вас раскрывать какие-то секретные планы. Но мы с вами деловые люди, мы же понимаем, что все это должно сказаться на курсе акций. И не мешало бы предвидеть возможные последствия, чтобы не остаться без гроша.

— Вы, я вижу, имеете что-то на уме? — Габбен повернулся к Сантало и впервые посмотрел на него с интересом. Такого поворота разговора он не ожидал.

— Ничего особенного, уверяю вас. Просто не хочу лишиться своих сбережений. И потому мне интересно узнать ваше мнение — скажем для определенности: ваше личное мнение — о том, как намерена фирма использовать новых биороботов. Насколько мне известно, акции ГБТ в последнее время падали, а подобное увеличение, хм, основного капитала может вновь поднять их стоимость. Ведь фирма сможет возобновить работы на ряде замороженных объектов, не так ли?

— Несомненно. Не надо быть гением, чтобы сделать такой вывод.

— Разумеется. Но мне непонятно, на каких работах можно применять биороботов, имеющих человеческий облик. Ведь человек — пусть даже и несет он метку столь солидной фирмы — всего лишь человек, и возможности его использования весьма ограничены. Не станут ли новые биороботы, так сказать, мертвым капиталом, не ошиблась ли ГБТ, сделав на них ставку?

— Вы, господин Сантало, видимо плохо представляете себе сущность разработок фирмы. Дело ведь не просто в метке. Она не возникает сама по себе и не передается сама по себе. Наличие метки однозначно свидетельствует, что организм несет в себе гены полиморфизма. И значит, все эти так называемые люди потенциально пригодны для необходимой трансформации. Правда, степень этой пригодности может оказаться различной, и какая-то часть материала, несомненно, будет отбракована. Но опыт показывает, что часть эта не столь уж велика. Что же касается курса акций ГБТ, то падал он в последнее время исключительно из-за недостатка биороботов на рудниках Оттагана. Даже самые стойкие экземпляры долго там не выживают, а размножение биороботов требует больших затрат. Фирма несколько просчиталась, вложив средства в новые разработки, и у нее не оказалось вовремя свободных капиталов для покрытия неожиданно большой убыли биороботов. Теперь же, получив практически задаром по меньшей мере несколько сотен миллионов биороботов с Земли — были сделаны предварительные прикидки возможного их количества — фирма надолго обеспечит потребности в рабочей силе на всех своих объектах, и курс ее акций неизбежно пойдет вверх. В этом я могу вас уверить.

— А вас не пугают организационные трудности? Все-таки цивилизация Земли может решиться на какой-нибудь отчаянный шаг, возникнет необходимость в боевых действиях, неизбежны потери — тех же потенциальных биороботов, к примеру.

— Уверяю вас, господин Сантало, все будет гораздо проще, чем вы думаете. На Земле найдется достаточно благоразумных и сознательных людей среди тех же держателей акций ГБТ, к примеру — которые постоят за интересы фирмы. Гораздо большие потери ждут фирму при трансформации биороботов, получаемых с Земли. Ведь перед этим необходимо подвергнуть их деструкции личности, чтобы гарантировать полное повиновение. А деструкция личности, как мы установили при проверке методики на человеке, чревата по меньшей мере тринадцатью процентами летальных исходов. Потери материала предстоят поэтому весьма значительные, но снизить их вряд ли удастся. Все же остальное, уверяю вас, не представляет трудности.

— Что ж, вы меня убедили, — сказал Сантало и, улыбнувшись, повернулся к пульту. — ГБТ знает, что делает. Хорошо, что я не спешил расставаться с ее акциями. Посмотрим теперь ваш анализ и приступим к работе, — он положил руку на пульт и ввел команду.

Результаты анализа появились у них перед лазами.

В лаборатории стало тихо. Очень тихо.

— Ну что вы молчите? — спросил Габбен, сам удивившись неуверенности своего голоса.

Сантало не отвечал долго. С полминуты. Все было проделано четко, и этот напыщенный дурак не мог ничего заподозрить. Конечно, никто не в состоянии теперь стереть из памяти анализатора информацию о командах, которые задал ему Сантало перед самым приходом Габбена, и первая же проверка обнаружит подлог. Но Сантало не боялся теперь проверок. Какое они могли иметь значение, какое значение могла иметь теперь его личная судьба в сравнении с тем, что угрожало всему человечеству? Значение имело лишь то, что вместо результатов анализа крови Габбена на пульте светились результаты анализа его, Сантало, крови. И они неопровержимо говорили о том, что это — кровь биоробота. И автоматически лишали сидевшего с ним рядом человека прав не только представлять фирму ГБТ — нет, прав вообще считаться человеком. Только бы этот мерзавец не умер от испуга, с тревогой подумал Сантало, глядя, как кровь отхлынула от лица Габбена.

— Господин Габбен, — сказал он наконец. — Согласно Кодексу Сообщества с данной минуты вы не можете выступать в качестве представителя фирмы. Я вынужден просить вас немедленно покинуть лабораторию, проследовать в занимаемое вами помещение и там ожидать дальнейших инструкций. Учтите, неподчинение будет чревато для вас непоправимыми последствиями, — он говорил ровным холодным голосом, глядя не на Габбена — сквозь него, и тот на глазах съеживался, вдавливался под этим взглядом все глубже в кресло.

— Н-но это же абсурд, нонсенс…

— Господин Габбен, фирма ГБТ, думаю, повторит анализ, прежде чем направить вас на деструкцию личности. Я очень сожалею, но вынужден повторить — вы должны немедленно покинуть лабораторию. Иначе я вызову охрану.

— Деструкция личности! Боже мой, это ошибка! — Габбен встал, пошатываясь пошел к двери, потом остановился и повернулся к Сантало. Этого просто не может быть. Я требую повторить анализ.

— Сожалею, господин Габбен, но вы не вправе чего-либо требовать. А я не вправе удовлетворять ваши требования, — все тем же холодным голосом сказал Сантало. — Аппаратура базы предназначена только для людей. Мы не правомочны анализировать ткани существ, являющихся собственностью ГБТ. Если произошла ошибка, все выяснится во время повторного анализа, когда вы вернетесь к своим хозяевам.

— Боже мой, боже мой! — Габбен схватился за голову. — Но как, когда это могло случиться?

— Видимо, кто-то из ваших предков, господин Габбен, погулял, так сказать, на стороне.

— Эти женщины! Дьявольское отродье! Всегда презирал их! Господин Сантало, не смотрите на меня так! Вы должны меня выслушать! Я вам заплачу. Я очень много заплачу вам, господин Сантало! Но результаты моего анализа не должны попасть к тсангитам.

— Вы понимаете, господин Габбен, чем я рискую? — Сантало сделал вид, что задумался. — Я же не могу стереть из памяти результаты анализа. И, когда начнется общая проверка…

— Проверки не будет. Проверки не будет, господин Сантало. Я знаю ходы, я знаю, как отклонить иск. Положитесь на меня. Я сделаю все, что от меня зависит. Фирма на грани банкротства, если удастся затянуть дело с проверкой, она пойдет с молотка. Я сделаю все, чтобы так и получилось. Мы должны с вами договориться…

Риттул вернулся в лабораторию через полчаса после ухода Габбена. Сантало сидел перед пультом и давился от смеха. Он повернулся в сторону Риттула, хотел что-то сказать, но не смог произнести ни слова и только махнул рукой в сторону пульта.

— В чем дело? — Риттул подошел ближе.

— Вот, полюбуйся, — наконец обрел дар речи Сантало, — вот эти показатели я подсунул Габбену вместо его анализа. Это м-мой анализ, — и он снова зашелся в приступе смеха.

— Ну ты хитер, — сказал Риттул. — Но что в этом такого смешного?

— Видел бы ты его рожу! Но самое смешное, самое смешное… — Сантало опять захохотал, и, глядя на него, не смог удержаться от смеха и Риттул. Наконец, Сантало остановился и смог закончить: — Самое смешное в том, что его настоящий анализ тоже содержит метку ГБТ!

Они хохотали, наверное, минут десять, и только после того, как сил совсем не осталось, смогли, наконец, успокоиться.

— В общем, теперь мы сможем выкрутиться, — сказал Сантало, вытирая слезы. — Во всяком случае, этот мерзавец теперь в моих руках. И он больше всех заинтересован в том, чтобы потопить иск тсангитов.

— Думаю, в этом нет особой необходимости, — вдруг произнес Риттул.

— Как это — нет необходимости? Ты о чем?

— Об этом иске. Если уж на то пошло, то самого смешного ты еще не знаешь.

— Что ты имеешь в виду?

Риттул молча встал, подошел к Сантало и положил руку на пульт перед ним. Какое-то время ничего не менялось, но потом Сантало вдруг заметил, что пальцы на руке вытягиваются, а ногти заостряются и растут, превращаясь в острые когти. Еще минута — и на пульте перед Сантало лежала когтистая чешуйчатая лапа, отливающая зеленью. Пальцы внезапно сжались, когти вонзились в обшивку пульта, прорвав ее, словно лист бумаги, и мгновение спустя перед Сантало зияла рваная дыра.

— Ч-что это значит? — с трудом приходя в себя, спросил он.

— Что? Да то, что тсангиты совершили большую ошибку, внедрив своих биороботов в человечество. Возможно, это их самая большая ошибка. Подарив нам эти гены, они сделали нас сильными. Ты знаешь, я только что выходил наружу. Туда, в пустоту. Без скафандра. И ты тоже можешь сделать это. И любой человек, несущий в себе гены биоробота. Это только сначала трансформация трудна, потом становится легче. Понимаешь ты, что это значит? Это значит, что человек теперь сможет приспособиться к любым условиям существования и противостоять любым опасностям. Это значит, что нам нечего теперь бояться тсангитов и их прислужников. Это значит, что жизнь прекрасна. Ты не находишь?

И Риттул снова засмеялся.

Загрузка...