Хочу выразить благодарность моему другу Карлу X. Бахмейеру, чей серьезный склад ума не помешал ему прочесть этот перевод в рукописи и который внес много поправок и полезных предложений.
Многие годы западные писатели детективной литературы время от времени пытались вводить в свои книги «китайский элемент». Тайны самого Китая или китайских кварталов в некоторых зарубежных городах зачастую использовались как средство для привнесения в сюжет мистической и экзотической атмосферы. Суперпреступники, такие как доктор Фу Манчи Сакса Ромера, или суперсыщики, подобные китайскому полицейскому Чарли Чену Эрла Д. Биггерса, стали почти так же известны нашим читателям, как гроза полиции великий лорд Листер или сам бессмертный Шерлок Холмс.
Поскольку китайцев в большинстве случаев в нашей популярной детективной литературе представляли в ложном свете, то будет вполне справедливым на сей раз дать им возможность самим поведать свои истории, тем паче что данное направление в литературе было прекрасно развито в Китае за десятки столетий до того, как на свет родились Эдгар Аллан По и Артур Конан Дойл.
Короткие новеллы о таинственных злодеяниях и разоблачениях преступников создавались в Китае уже более тысячи лет тому назад, а знаменитые сыщики, фигурировавшие в них, воспевались в рассказах бродячих сказителей и в театральных пьесах на протяжении многих веков. Более крупные образцы китайского детективного жанра появились позднее, около 1600 года, расцвет их пришелся на XVIII и XIX столетия. Длинные детективные истории были и до сих пор остаются популярными в Китае. Даже сегодня имена великих сыщиков древних времен знает и любит вся страна, они хорошо знакомы как старикам, так и молодежи.
Насколько мне известно, ни одна из таких китайских детективных историй даже не была полностью опубликована на английском языке. Случайные выдержки или переводы фрагментов появлялись в китаеведческих журналах, и несколько лет назад Винсент Старретт опубликовал краткий, но очень недурной обзор нескольких наиболее известных из этих романов под названием «Праздник книгочея» (Bookman’s Holiday, New York, 1942). Отсюда следует, что западным студентам китайский детективный роман малодоступен; хотя наиболее известные китайские исторические новеллы и «romans de moeurs»[1] изданы в прекрасных и полных переводах.
Причина такого положения дел, наверное, в том, что эти китайские детективные романы не слишком привлекательны для широких слоев западных читателей, хотя, как правило, они хорошо написаны и весьма интересны для студента-китаиста. За свою долгую историю китайский детективный роман приобрел характерные черты. Эти романы, разумеется, вполне удовлетворяют вкусы местных читателей. Но китайские требования, предъявляемые к детективной истории, весьма сильно отличаются от европейских, и поэтому эти романы могут разочаровать наших любителей детективных историй, которые ценят их как развлекательное чтение.
Китайские детективные истории имеют пять основных признаков, малоприемлемых для нас.
Во-первых, преступник, как правило, официально представляется читателю в самом начале книги: дается его полное имя, история жизни и причина, побудившая его совершить преступление. Китаец хочет получить от чтения детективного романа такое же чисто интеллектуальное наслаждение, какое он получает, наблюдая за игрой в шахматы: поскольку изначальная позиция обеих сторон известна, то интерес представляют каждый ход сыщика и контрмеры, предпринимаемые преступником, а в конце этой игры неизбежно следует «шах и мат», то есть полное поражение преступника. Мы же, напротив, любим строить догадки, а для этого личность преступника должна быть окутана тайной до последней страницы книги. Таким образом, в большинстве китайских детективов элемент подозрения отсутствует. Читатель с первых страниц узнает ответ на вопрос, который представляет для нас основной интерес: «Кто совершил преступление?»
Во-вторых, китайцам присуща некая врожденная любовь к сверхъестественному. Духи, призраки и демоны привольно разгуливают по страницам большинства китайских детективных историй; животные и кухонная утварь могут представать свидетелями в суде, а сыщик порой не отказывает себе в удовольствии совершить небольшую экскурсию в царство мертвых, дабы обменяться мнениями с судьями китайского Загробного мира. Это противоречит нашему принципу, предполагающему, что детективный роман должен быть как можно более реалистичным.
В-третьих, китайцы привыкли жить размеренно и неторопливо, в силу чего они проявляют огромный интерес к деталям. Отсюда и все их романы, включая детективные истории, написаны в пространном повествовательном стиле, уснащенном длинными стихами, философскими отступлениями и тому подобным, не говоря уже о том, что все официальные документы, касающиеся преступления, должны быть процитированы полностью. Вследствие сказанного большинство китайских детективов представляют собой объемистые тома, содержащие более сотни глав, и каждый из них при переводе может составить несколько печатных томов.
В-четвертых, китайцы обладают удивительной памятью на имена и неким шестым чувством относительно семейных связей. Образованный китаец способен без малейших усилий с ходу назвать порядка семидесяти или восьмидесяти родственников, безошибочно упомянув их имена, фамилии, звания и точную степень родства, причем словарный запас китайского языка в этом отношении является удивительно богатым. Китайскому читателю нравятся «густонаселенные» романы, и в итоге список действующих лиц одного романа достигает пары сотен, а то и больше персонажей. Наши современные детективные романы в основном имеют всего около дюжины основных героев, и тем не менее с недавних пор издатели стали считать необходимым выводить список действующих лиц в начало книги для удобства читателя.
В-пятых, у китайцев весьма своеобразный взгляд на то, что должно быть описано в детективном романе и что вполне может быть оставлено на воображение читателя. Нам во всех подробностях необходимо знать, как совершалось преступление, однако нас мало волнует, какое именно наказание вынесут преступнику. Если он не падает на своем самолете в море, или не срывается с отвесной скалы в автомобиле, или не удаляется со сцены каким-то иным путем, то мы оставляем его в конце книги, смутно подозревая, что его ожидает палач или электрический стул. Китайцы же, напротив, ожидают полного отчета о казни преступника со всеми страшными и ужасными подробностями. Зачастую также китайский писатель вводит своеобразное «дополнение» — полное описание наказания, полученного несчастным преступником в Загробном мире уже после его земной казни. Такое окончание, необходимое для удовлетворения китайского чувства справедливости, совсем не нравится западному читателю, поскольку он твердо знает, что лежачего не бьют[2].
Если в добавление к вышесказанному вспомнить, что китайский автор, естественно, считает само собой разумеющимся отличное знакомство своего читателя с местными законами, обычаями и традициями, то станет понятным: перевод китайского детективного романа для широкой западной аудитории подразумевает его значительную переделку, и даже тогда страницы такого перевода будут изобиловать сносками и примечаниями. Справедливо заметить, что изредка встречающиеся сноски придают детективной истории вящую достоверность, как, например, в романе Вана Дайна, описывающего подвиги Фило Вэнса, однако читателю вряд ли понравятся многочисленные и длинные сноски на каждой странице.
Таким образом, поскольку я решился представить на суд западных любителей детективной литературы полный перевод китайского детективного романа, то моей основной задачей было достижение того оптимального сочетания чисто детективного расследования, представляющего общечеловеческий интерес, с минимизацией оговоренных выше особенностей, свойственных китайской литературе.
Я полагаю, что мне удалось найти такой баланс при переводе «Ди Гун Ань», китайского детективного романа XVIII века, написанного неизвестным автором.
Этот роман соответствует нашим привычным требованиям, то есть личность преступника выясняется далеко не сразу, и в сюжете отсутствуют излишне фантастические или сверхъестественные элементы, число персонажей ограничено, сюжетная линия не обременена неуместными подробностями, что позволило этой истории остаться относительно короткой. В то же время сам сюжет весьма оригинален, а роман написан в хорошем стиле с разумным сочетанием трагических и комических элементов и с использованием хорошо знакомых нам приемов, которые позволяют держать читателя в напряжении. Роман вполне соответствует нашим современным требованиям, действующий в нем сыщик обладает редкостным умом и изобретательностью, и мы с увлечением следим за его приключениями. Кроме того, в этом романе вводится один новый литературный прием, который, насколько мне известно, не использовался в нашей популярной детективной литературе, и суть этого приема в том, что сыщик одновременно расследует три разных преступления, совершенно не связанных между собой, каждое из которых имеет свою предысторию и своих действующих лиц.
Далее, автор «Ди Гун Аня» проявляет редкостную сдержанность в отношении нравоучительных лекций. В сущности, мы встречаем лишь одно такое отступление, и то в самом начале, во вступительных авторских замечаниях. И было бы непростительным оскорблением многовековой китайской литературы, если бы это авторское размышление на тему морали было опущено.
Самым слабым местом китайских романов, на наш европейский вкус, все-таки остается наличие сверхъестественных событий. Однако в «Ди Гун Ане» подобные элементы появляются всего лишь дважды, и в обоих случаях их можно назвать вполне приемлемыми, поскольку подобные явления часто обсуждаются в парапсихологической западной литературе. К тому же они не являются решающим фактором в раскрытии преступлений, ибо просто подтверждают дедуктивные умозаключения, уже сделанные сыщиком, и побуждают его к анализу преступлений. В первом случае мы встречаемся с появлением духа убитого мужчины около его могилы. Даже в западных странах широко распространена вера в то, что душа насильственно убитого человека остается рядом с телом и может тем или иным путем заявлять о своем присутствии. Второй случай представляет собой вещее сновидение, которое посещает сыщика в то время, когда он в крайней тревоге и озабоченности размышляет над загадками двух преступлений. Сон подтверждает его подозрения и помогает ему увидеть некоторые известные факторы в правильной связи. Этот отрывок из главы 11 может заинтересовать наших студентов, изучающих психологию снов.
В данном романе мы также находим весьма страшное описание пыток, которым подвергаются обвиняемые во время заседаний суда. Читателю придется смириться с их существованием. Сцена казни в последней главе, наоборот, представлена в значительно более сжатом и не обремененном натуралистическими подробностями виде, чем во многих других китайских детективных романах.
Особое внимание привлекает короткая интерлюдия, вставленная в середину романа, между главами 15 и 16; на первый взгляд эта пьеса не имеет абсолютно ничего общего с основным сюжетом. Такая весьма интересная черта присуща большинству более коротких китайских повестей. Интерлюдия всегда пишется в форме одной сцены из китайской театральной пьесы: появляются несколько актеров и начинают диалог, сопровождаемый песнями, как это обычно бывает на китайской сцене. Актеры обозначены только специальными сценическими терминами, такими как «молодой мужчина», «благородный отец семейства» и так далее. В данном случае сам читатель должен проявить сообразительность и догадаться, каких персонажей романа они изображают. Интересно также, что в такой интерлюдии нам дается некое непосредственное представление о подсознательных желаниях основных персонажей. Они перестают сдерживать и подавлять свои чувства. В некотором смысле подобные китайские интерлюдии являются аналогом краткого описания психологических особенностей характеров в наших современных романах. Древние китайские писатели никогда не увлекались психологическим анализом героев, которых они описывали, но давали читателю возможность заглянуть в сокровенные мысли и чувства своих персонажей именно с помощью таких театральных интерлюдий или сновидений. Такой прием «сна во сне» или «пьесы в пьесе» также с давних времен использовался и западными писателями, в качестве примера можно привести всем известного «Гамлета», акт 2, сцена 2.
Хотя в нашем романе не слишком сильно проявляются некоторые специфические черты традиционных китайских повествований, тем не менее «Ди Гун Ань» остается безусловно китайским по характеру. В нем достоверно описаны методы работы древних китайских сыщиков и те проблемы, с которыми они сталкиваются в ходе расследования преступления, а также указаны пути и окольные дорожки, по которым бродят китайские преступники. Эта повесть в то же самое время дает читателю хорошее представление об обеспечении правопорядка в Древнем Китае, знакомя его с основными статьями древнего Уложения о наказаниях (т. е. китайского Уголовного кодекса) и, наконец, с китайским образом жизни в целом.
Говоря о содержании этого романа, можно заметить, что в нем описываются три преступления.
Первое уместно назвать «Двойным убийством на рассвете». Это грубое убийство, совершенное с целью наживы. Данное дело знакомит нас с теми рисками, которые подстерегали бродячих торговцев. Они дешево покупали шелк-сырец во время сезона его сбора в провинции Цзянсу и затем выгодно продавали его, странствуя по северным провинциям. Эти бродячие торговцы были выносливыми и сильными людьми, расчетливыми дельцами и отличными бойцами, знакомыми со всеми опасностями больших дорог. Вместе с ними читатель отправится странствовать по знаменитому шелковому пути провинции Шаньдун, познакомится с хитрыми владельцами шелковых складов и хозяевами гостиниц, повстречается с бандами грабителей и другими персонажами, которым эта дорога обеспечивает средства к существованию.
Участниками и свидетелями второго дела — «Странный труп» — являются жители маленькой деревни. Это преступление, спровоцированное страстью, оказывается необычайно трудным для расследования. Реалистичнее всего здесь выписан образ женщины, которую подозревают в совершении убийства. Хотя она всего лишь жена скромного лавочника, но своей железной волей и огромной силой духа напоминает одну из вдовствующих императриц последних лет империи, а также других женщин, сыгравших выдающуюся роль в китайской истории. Помимо этого, мы узнаем об обязанностях и заботах деревенского старосты; заглянем в общественные бани, которые служат жителям деревни местным клубом, и поприсутствуем на эксгумации и последующем вскрытии трупа.
Третье дело «Отравленная новобрачная» затрагивает круг местной городской знати. Это очаровательная юная девушка, дочь бакалавра искусств, которую ужасная смерть настигла во время брачной ночи, и ее молодой супруг — сын старого провинциального судьи, который, выйдя на пенсию, живет в большом имении с бесчисленными внутренними дворами и галереями. В довершение сей достойной картины подозреваемый является кандидатом на вторую литературную степень.
Таким образом, в нашем романе представлен своего рода поперечный срез китайского общества. Но все эти преступления имеют одну общую черту, а именно: все они происходят в одном округе, и раскрывает их один и тот же детектив.
Роман «Ди Гун Ань» представлен здесь в полном переводе. Возможно, он имел бы больший успех, если бы был переделан в соответствии со вкусами наших читателей. Однако тогда из него исчезла бы своеобразная китайская атмосфера, и в итоге от такой переделки проиграл бы не только китайский автор, но и западный читатель. Одни главы могут показаться западному читателю менее интересными, чем другие, но я также уверен, что полный перевод этого романа гораздо более увлекателен и убедителен, чем та явная бессмыслица, что навязывается многострадальной публике в фальшивых «китайских» историях, созданных писателями, которые изображают такой Китай и таких китайцев, какие существуют исключительно в их богатом воображении.
Центральной фигурой и главным детективом этого романа является судебный наместник округа, или попросту судья, что, впрочем, характерно для всех китайских детективных историй. С давних времен и до создания в 1911 году Китайской республики такой правительственный чиновник совмещал функции судьи, присяжных заседателей, прокурора и сыщика.
Территория, находящаяся под его юрисдикцией, — некий округ или уезд был самой малой административной единицей в сложной китайской управленческой системе. Обычно такой округ включал в себя один сравнительно большой, обнесенный стенами город и прилегающую к нему сельскую территорию в радиусе, скажем, 20 — 30 ли[3]. Судебный наместник округа представлял высшую гражданскую власть в этом районе, он отвечал за управление городом и окрестными селениями, в его ведении были судебные дела, сбор налогов, записи актов гражданского состояния, и одновременно он также был ответственным за поддержание общественного порядка во всем округе. То есть судья практически управлял всей жизнью людей своего округа, которые поэтому его часто называли «чиновным матерью-отцом». Он отчитывался только перед вышестоящими властями, а именно перед судьей или губернатором провинции.
Наместник округа, исполняя функции судьи, должен был проявлять свои детективные таланты. В связи с этим мы обнаруживаем, что в китайской детективной литературе человека, раскрывающего любые загадочные преступления, всегда называют судьей, но никогда — сыщиком. Героем настоящей истории является человек по фамилии Ди, также называемый Ди Гун — «Судья Ди». Китайское слово «ань» переводится как «криминальное дело», поэтому оригинальное название этого романа — «Ди Гун Ань» — в дословном переводе означает «Криминальные дела, раскрытые судьей Ди».
Это традиционное название всех китайских детективных романов. Нам известны «Бао Гун Ань» — «Криминальные дела, раскрытые судьей Бао», «Бэн Гун Ань» — «Криминальные дела, раскрытые судьей Бэном», и так далее.
Неизвестный автор «Ди Гун Аня», очевидно, какое-то время сам исполнял обязанности окружного наместника. И это не удивительно, ведь большинство писателей романов являлось вышедшими в отставку чиновниками, которые сочиняли их для собственного развлечения и предпочитали оставаться неизвестными, поскольку в прежние времена любые романы в Китае рассматривались как низкопробная литература. Слова «роман» по-китайски означает «досужий разговор» (или малые, «пустячные» речения), причем романы никогда не ставили в один ряд с трудами по истории, философии, с поэзией и прочими поучительными сочинениями. В действительности данный роман показывает, что его автор был отлично знаком с судопроизводством и с китайским Уголовным кодексом. Я проверил и убедился в том, что судья Ди вел эти дела, ни на йоту не отступая от соответствующих статей; заинтересованные лица могут обратиться к послесловию в конце книги, где процитированы относящиеся к этим делам статьи закона.
Наш роман в полной мере показывает, какие обширные обязанности были возложены на наместника округа, которому одновременно приходилось исполнять функции председателя в окружной управе. Судье непосредственно докладывали о преступлениях, и именно ему надлежало собрать и тщательно проанализировать все показания, найти преступника, арестовать его, заставить признаться и назначить наказание за совершенное преступление.
Обязанности окружного судьи были очень обременительны, и постоянные служащие управы могли оказать ему лишь незначительную помощь. Стражники, писцы, палач, тюремный надзиратель, судебный врач и другие служащие управы — все эти блюстители порядка исполняли только свои непосредственные служебные обязанности. Судье не полагалось обращаться к ним за помощью в расследовании.
Именно поэтому каждый судья держал при себе трех или четырех помощников, которых он тщательно подбирал в начале своей карьеры, и при его перемещении по служебной лестнице они неизменно следовали за ним до тех пор, пока он не выходил в отставку, дослужившись до поста провинциального судьи или губернатора провинции. По своему усмотрению судья присваивал им определенные звания (причем их полномочия были обычно выше, чем у всех остальных служащих управы). И именно этих помощников судья привлекал к расследованию преступлений.
В любой китайской детективной истории такие помощники описываются как бесстрашные сильные парни, поднаторевшие в боевых искусствах. И в любой детективной истории судья находит таких людей среди «лесных братьев», иными словами — среди разбойников с большой дороги, которым оказались бы по нраву идеи Робин Гуда. Как правило, к разбойничьей жизни их вынуждала несправедливость: ложное обвинение, убийство жестокого чиновника, избиение бесчестного политика и другие подобные причины. Судья побуждает их вернуться к честной жизни, и впоследствии они становятся его преданными помощниками и верными слугами правосудия.
Судья Ди, герой настоящего романа, имеет четырех таких помощников. Двое, Ма Жун и Цзяо Тай, — бывшие «лесные братья»; третий, Дао Гань, — исправившийся бродячий мошенник, и только четвертый, Хун Лян, — старый слуга семьи Ди. Именно Хун Ляна судья назначил старшиной, которому подчиняются все служащие управы, и в нашей истории мы так и будем называть его — старшина Хун. Этот старшина также играет для судьи Ди роль своеобразного доктора Ватсона — поскольку он знает судью с раннего детства, то, как старый и доверенный слуга, не стесняется дать своему хозяину совет, а судья Ди, в свою очередь, может свободно обсуждать с ним свои проблемы, не боясь потерять лицо или уронить свое достоинство.
Своим личным помощникам судья дает самые разные задания. Он может приказать им провести расследование в любом месте округа, поручить им опросить свидетелей, держать под наблюдением подозреваемых, выяснить, где скрывается преступник, и арестовать его. Крайне важно, чтобы они владели боевыми искусствами, ибо китайский сыщик придерживается таких же благородных традиций, как его теперешние коллеги с Боу-стрит из лондонского уголовного полицейского суда, — он не носит при себе оружия и ловит преступника голыми руками.
Впрочем, эти помощники, за исключением старшины Хуна, сильны скорее телом, нежели умом. Именно судья говорит им, куда надо пойти и что сделать, и именно он тщательно анализирует информацию, которую они приносят ему, а затем, полагаясь лишь на собственную сообразительность, раскрывает преступление.
Это вовсе не означает, что судья неизменно сидит в управе и, подобно тяжелому на подъем Ниро Вульфу из детективов Рекса Стаута, отказывается вылезать из своего кабинета. Правила поведения высоких должностных лиц в Китае предписывают, что когда судья покидает управу по любому служебному делу, то его выход надлежит проводить со всей пышностью, приличествующей его должности. Однако судья может выйти по делам, сохранив свое инкогнито, и он частенько пользуется этой возможностью. Замаскировавшись, он имеет возможность тайно покинуть управу и лично ознакомиться с обстановкой, хотя, конечно, основным местом деятельности для судьи остается зал заседаний в управе. Там он, восседая за высоким столом, смущает хитрых подозреваемых умными вопросами, силой заставляет закоренелых преступников сделать признание, вытягивает правду у робких свидетелей и поражает всех блеском ума.
Говоря о методах, используемых этим судьей для раскрытия преступления, можно сказать, что ему, естественно, недостает всех тех средств, которыми пользуется наша современная наука: в его распоряжении нет дактилоскопистов, химических анализов и фотолаборатории. С другой стороны, его успешной работе способствуют исключительно широкие полномочия, предоставленные ему китайским Уголовным кодексом. Он может арестовать любого человека, допрашивать подозреваемого с применением пыток, приказать избить упрямых свидетелей прямо в зале суда, силой заставить обвиняемого сказать неправду и затем с удовольствием уличить его в этой лжи — короче говоря, при желании он может проводить допросы третьей, если не четвертой степени, которые заставили бы содрогнуться наших облаченных в мантии судей.
Но судья Ди достигает успеха не столько жестокостью и пытками, сколько благодаря своим обширным знаниям, логическому мышлению и, что важнее всего, благодаря своей глубокой психологической проницательности. С помощью этих ценных качеств ему удается раскрыть такие преступления, которые могли бы оказаться не по зубам нашим современным детективам.
Китайские правители, подобные судье Ди, были честными людьми с великолепными умственными способностями и при этом высокообразованными учеными, сведущими во всех китайских искусствах и литературе. В общем, каждый из нас с радостью познакомился бы поближе с таким человеком.
Но, к сожалению, в данном случае китайский детективный роман похож на западный, поскольку в нем недопустимо подробное описание личной жизни и характера главного персонажа. И это обстоятельство вызывает еще большее сожаление, учитывая, что настоящий роман посвящен деяниям реальной исторической личности: судья Ди был выдающимся государственным деятелем, жившим во времена Танской династии (618-907 гг.). Он родился в 630 году в семье выдающегося ученого и чиновника, а умер в 700 году, дослужившись до должности председателя Императорского суда[4].
Вторая половина его карьеры проходит при императорском дворе, и он оказывает значительное влияние на внутреннюю и внешнюю жизнь империи. Китайские исторические документы дают подробные отчеты о его блестящей карьере. Но такие биографии имеют чисто фактографический или официальный характер. Они ничего не рассказывают о личной жизни судьи Ди.
Настоящий роман написан в такой же сдержанной манере. История начинается с того, что судья Ди сидит в своем кабинете, разбираясь с текущими делами, а в конце книги мы оставляем его в том же кабинете, где он подготавливает дела к сдаче своему преемнику. Ни одного слова о его доме, его детях или увлечениях.
Литературные источники говорят, что судья Ди оставил «собрание сочинений», но, по-видимому, оно не сохранилось; до наших дней дошли только девять его докладов на Высочайшее имя. Хотя судья Ди был современником великих поэтов, сам он, судя по всему, не слишком увлекался этим утонченным развлечением, которое было излюбленным занятием многих образованных чиновников Китая. Цюань Танши, собрание поэзии времен династии Тан, насчитывающее не менее 120 томов, содержит только одно стихотворение из восьми строк, принадлежащее судье Ди. И эта приветственная ода, посвященная императору, столь насыщена сложными литературными аллюзиями, что издателю последующих веков, решившему опубликовать ее, пришлось добавить к ней две страницы набранных мелким шрифтом комментариев. Отсюда следует, что шансов приобщиться к личной жизни судьи Ди у нас практически нет.
Скудость письменной информации делает еще более драгоценными малочисленные изображения этого судьи. На фронтисписе этой книги можно увидеть судью Ди в полном парадном облачении. Это изображение сохранилось в виде китайской гравюры на дереве, и, очевидно, его отпечатали с какой-то старой заготовки, которая неоднократно подправлялась и переделывалась. Однако можно легко представить, что исходная гравюра, послужившая моделью, была выполнена искусным мастером. Судья Ди изображен в удивительно непринужденной позе. Его правая рука играет с бакенбардами, а левая скрыта под небрежными складками платья. Несомненно, судья Ди размышляет над каким-то особо сложным делом. Изначально выражение его лица хранило печать безмерного скептицизма, которое все-таки слабо заметно на данной ксилографии.
Несмотря на недостатки старой гравюры, я предпочитаю этот отпечаток стилизованным портретам, сохранившимся в нескольких сборниках «Знаменитые люди последующих династий». По-моему, не может быть сомнений в том, что эта оригинальная гравюра очень древняя; ее черты проявляются в более поздних работах, изображающих судью Ди, и ее можно узнать даже на маленькой иллюстрации в недавнем издании «Ди Гун Ань», опубликованном в Шанхае в 1947 году.
Листая старые китайские иллюстрированные книги, мы можем получить по крайней мере несколько намеков на то, как судья Ди проводил краткие часы досуга. Приведенная здесь гравюра (с. 35) изображает библиотеку в доме высокого должностного лица и дает общее представление о том, как выглядела в VII веке китайская Бейкер-стрит, 221В, где в XIX веке Конан Дойл поселил своих героев. Пусть у нас останется надежда, что судья Ди хоть иногда позволял себе отдохнуть поздним вечером, покинув наконец свой рабочий кабинет.
Водрузив на голову домашнюю шапочку, наш судья удобно расположился на шкуре леопарда и, откинувшись на подставку для спины, погрузился в чтение. Рядом с ним на низеньком столике лежат другие книги. Вероятно, они не имеют отношения к юриспруденции, и, наверное, среди них нет любовных романов. Судья Ди был женат и имел традиционное число наложниц или младших жен, что приличествовало человеку его звания, и поэтому вряд ли его особенно интересовали любовные приключения. Нет, практически наверняка на столе его лежали труды, написанные даосскими философами, такими, например, как Чжуан-цзы, — глубочайшая мудрость этого учения выражена в коротких юмористических притчах; не исключено, что он также читал труды малоизвестных историков, написанные хорошим стилем и описывающие сложные перипетии официальной жизни прошлых веков. Изящное коралловое дерево в живописной вазе позволяет отдохнуть взгляду, и от курильницы с благовониями поднимается ароматный дымок.
Судья Ди читает в своей библиотеке (оттиск со старой китайской гравюры на дереве)
—————
Наконец его чтение закончено, и вокруг воцаряется глубокая тишина ночи, тогда, вполне возможно, перед самым отходом ко сну судья Ди сыграет несколько мелодий на китайской лютне, семиструнном цине, что лежит на столе, наполовину скрытый под парчовым чехлом. И его игра, без сомнения, будет лучше пиликанья Шерлока Холмса на скрипке, потому что умение играть на данном инструменте было в те времена обязательным для любого образованного жителя Китая.
Будем надеяться, что предыдущих пояснений было достаточно для общего вступления к китайскому детективному роману. Подробности о китайском оригинале, длинные пояснения к переводу, ссылки на китайский Уголовный кодекс и другие сведения более или менее специального характера можно найти в конце книги в послесловии. А побудила меня сделать столь подробные комментарии моя синологическая совесть. Обычный читатель может совершенно спокойно проигнорировать их, поскольку знание приведенных там подробностей не является необходимым для понимания нижеследующих детективных историй.
Тем не менее есть некоторые данные, которые касаются обеспечения правопорядка в Древнем Китае, и их знание поможет читателю лучше понять ситуации, описанные в настоящих историях, и поможет догадаться о том, что написано между строк. Поэтому я позволил себе еще немного по-испытывать терпение читателя, предложив его вниманию следующее краткое резюме.
Суд, который играет очень важную роль в любой китайской детективной истории, является одним из служебных учреждений окружного управления, или, как мы могли бы назвать его, городской думы. Все службы, входящие в эту судебную управу, располагаются во множестве одноэтажных строений, отделенных друг от друга внутренними двориками и галереями. Вся территория управы обнесена высокой стеной. Войдя через главные ворота, вы попадаете в украшенный орнаментом сводчатый проход, по сторонам которого располагаются казармы стражников; передний двор замыкается зданием суда. У входной двери на деревянной раме висит большой бронзовый гонг. Любой житель округа имеет право в любое время ударить в этот гонг, желая дать знать, что он хочет заявить о каком-то деле.
Собственно суд представляет собой большой почти пустой зал с высокими потолками, совершенно лишенный украшений, если не считать нескольких классических цитат, начертанных на стене и прославляющих величие закона. В конце зала имеется возвышение, примерно на один чи[5] поднимающееся над вымощенным каменными плитами полом. На возвышении стоит высокий массивный стол, покрытый алой парчовой скатертью, свисающей спереди до самого пола. На столе всегда имеется набор обычных принадлежностей: каменная тушечница для растирания черной и красной туши, треугольная подставка с двумя кисточками для письма, бамбуковые палочки в овальном футляре, чтобы отсчитывать удары, которые назначаются преступнику, и должностные печати, завернутые в лоскут парчи. За этим столом стоит большое кресло, занимаемое судьей во время заседаний. Над столом судьи нависает балдахин с тяжелыми занавесями, кои опускаются по окончании заседания (см. рис. на сс. 157 и 305).
За высокой ширмой находится дверной проем, ведущий в рабочий кабинет судьи. На этой ширме — изображен единорог[6] — древний китайский символ проницательности и чистоты. В кабинете окружной правитель занимается решением повседневных дел. Обычно ежедневно проводятся три заседания — утреннее, дневное и вечернее.
Из кабинета судьи можно видеть второй двор, по периметру расположены многочисленные служебные помещения — там трудятся секретари, архивисты, писцы и прочие служащие судебной управы. Второй двор соединяется со следующим, более просторным внутренним двором, где находятся небольшие лотосовые пруды с золотыми рыбками, цветочные клумбы или маленький сад камней; задняя сторона третьего двора ограничивается помещением большого приемного зала, где отмечаются общественные праздники или устраиваются приемы для важных гостей.
За вышеупомянутым приемным залом находится еще один внутренний двор, однако у входа в него мы остановимся, так как там находятся личные апартаменты судьи и его семьи. Они представляют собой небольшую огороженную территорию с несколькими строениями.
Перед каждым заседанием стражники собираются в зале суда и выстраиваются в два ряда слева и справа от стола. Они держат в руках ротанговые кнуты, бамбуковые палки, наручники, тиски для пыток и прочие атрибуты правосудия. За ними стоят несколько курьеров с шестами, на которых закреплены большие доски с надписями: «Тишина!», «Освободить зал суда!» и другими подобными инструкциями.
Когда все служащие занимают положенные им места, поднимается занавес, и на возвышении появляется судья, облаченный в официальный наряд: темно-зеленое платье и черную судейскую шапку. Когда он устраивается за своим столом, его главные помощники и старший писец занимают положенные им места по бокам от судейского кресла. Судья делает перекличку, и заседание открывается.
Судья приказывает привести обвиняемого, который, опускаясь на голый каменный пол, преклоняет колени перед его столом и остается в таком положении в течение всего допроса. Вся эта обстановка предназначена для того, чтобы убедить обвиняемого в его ничтожности, которой подчеркнуто противопоставляется величие закона. Едва ли можно назвать удобным положение обвиняемого, стоящего на коленях перед высоким судейским столом на каменном полу, возможно еще покрытом пятнами крови, оставшимися после пыток, которым подвергались преступники при разборе предыдущего дела; к тому же с каждой стороны от обвиняемого стоит по стражнику, которые готовы при малейшей провинности с его стороны обругать или ударить бедолагу. Стояние на коленях на каменном полу уже само по себе весьма неприятное занятие, но оно становится особенно мучительным, если стражник сначала положит несколько тонких цепей на то место, где будет стоять обвиняемый, как это обычно и делается в тех случаях, когда преступник упорно отказывается давать показания.
Поскольку жалобщик или истец, независимо от звания или возраста, претерпевает такие же неудобства в зале суда, то неудивительно, что китаец обращается в суд только в том случае, если все попытки мирного разрешения проблемы потерпели неудачу.
Закон разрешает судье проводить допрос обвиняемого с применением пыток, если есть достаточные доказательства его виновности. Один из основополагающих принципов китайского Уложения о наказаниях состоит в том, что человек не может быть осужден до тех пор, пока не признается в своем преступлении. Дабы закоренелые преступники не смогли избежать наказания, отказываясь сделать признание даже при неопровержимых доказательствах их вины, законом негласно допускались различные методы суровых пыток, хотя официально они были запрещены. Однако если человек умирал во время «Великой пытки» — как ее называли в Китае, — а в ходе дальнейшего расследования выяснялось, что он был невиновен, то судья и все причастные к этому делу исполнители могли также получить высшую меру наказания.
Допустимыми средствами пыток считались: порка легким хлыстом по спине, битье бамбуковыми палками по задней стороне бедер, зажимание в тиски запястий и лодыжек и хлестание по лицу кожаными ремнями. Каждая бамбуковая палочка на столе судьи устанавливала определенное количество ударов палок. Если судья приказывал стражникам подвергнуть обвиняемого такой пытке, то бросал на пол соответствующее количество палочек, а начальник стражи следил за тем, чтобы стражники выдали правильное число ударов.
Когда обвиняемый признавал свою вину, судья выносил ему приговор в соответствии со статьями Уголовного кодекса. Еще несколько десятилетий тому назад в Китае действовало Уложение о наказаниях, история коего восходит к 650 году. Это потрясающе интересное и впечатляющее сочинение и вместе с тем — превосходный образец свода законов. Его достоинства и недостатки были надлежащим образом проанализированы известным знатоком китайских криминальных законов, бывшим генеральным консулом в Китае сэром Чалонером Алабастером, сделавшим следующие выводы: «Что касается Уголовного кодекса Китая, то разрешение пыток при допросах арестованных является недостатком, на который невозможно закрыть глаза. При этом наказания за предательство, измену и отцеубийство просто чудовищны, как и нельзя найти слов в защиту таких наказаний, как деревянный воротник или переносной позорный столб. При этом само Уложение о наказаниях — в части судопроизводства — является бесконечно более четким и грамотным, чем наша западная система, и распространенное мнение о том, что китайские законы являются варварским и жестоким извращением, весьма далеки от истины» («Записки и комментарии к китайскому Уголовному кодексу», Лондон, 1899).
В рамках статей закона судье были предоставлены самые широкие полномочия. Он не был так строго ограничен поисками судебного прецедента, как наши судьи. Кроме того, судья своей властью мог приказать привести в исполнение все наказания, за исключением смертной казни, которая должна быть ратифицирована императором.
Как уже было замечено, положение истца и ответчика в суде были одинаково тяжелы. Ни жалобщику, ни обидчику не полагалось иметь защитника, они также не могли представлять своих свидетелей. Вызов таковых являлся привилегией суда.
Только лишь писцов — профессиональных составителей жалоб — можно в какой-то мере сравнить с нашими адвокатами, но такое занятие не считалось в китайском обществе особенно почтенным. Обычно студенты, провалившие литературные экзамены и тем самым потерявшие возможность получить назначение на хорошую должность, становились такими писцами и зарабатывали себе скудные средства к существованию, составляя письменные жалобы или возражения ответчиков за ничтожное вознаграждение. Некоторые из них имели обширные знания в области закона и судопроизводства и, умело изложив дело, могли зачастую косвенно помочь своим клиентам. Но их труд ценился невысоко, и суд обычно игнорировал подобные петиции, поэтому ни в одном из китайских детективных романов вы не встретите героя, подобного знаменитому Перри Мейсону из романов Эрла Стэнли Гарднера.
Вышеизложенное может на первый взгляд создать впечатление, будто китайская судебная система является некой пародией на правосудие. Однако на самом деле она, не касаясь частностей, отлично работала на протяжении многих веков. Хотя автор нашего романа жил в XVIII веке и описывает он современную ему судебную систему, она по существу является той самой системой, которая действовала во времена династии Тан (618-907 гг.), а именно в то время и разворачивается действие данного романа. За десять последующих столетий сам судебный процесс почти не изменился, что подтверждает соответствующая иллюстрация, скопированная с оригинального рисунка на свитке эпохи Тан: судья восседает за высоким столом, по бокам стоят помощники, а жалобщик и ответчик — перед столом ниже их.
Литературные источники показывают, что не только система судопроизводства осталась неизменной. Социальная структура XVIII века, в сущности, почти не отличалась от той, что была принята во времена танской династии.
Правильно понять китайскую судебную систему можно, только если рассматривать ее с учетом своеобразной предыстории развития древней китайской системы правления и структуры китайского общества в целом.
Злоупотреблению судебной властью препятствовало несколько сдерживающих факторов.
Во-первых, окружной правитель был всего лишь маленьким винтиком в колоссальном административном механизме империи. О каждом своем действии он должен был докладывать своим непосредственным начальникам, прикладывая к отчету все исходные документы, имеющие отношение к данному делу. В силу того что каждый чиновник нес полную ответственность за действия своих подчиненных, эти данные тщательно проверялись, и, если появлялось хоть малейшее сомнение, назначалось повторное расследование дела. Более того, каждый человек мог обратиться с апелляцией в более высокую судебную инстанцию вплоть до Столичного суда. И наконец, были еще наводящие благоговейный страх императорские цензоры, которые инкогнито путешествовали по всей стране. Они были наделены абсолютной властью и подчинялись только императору, имели право без всяких проволочек арестовать любого чиновника и препроводить его в столицу для расследования.
Один из десяти судей Загробного мира
Согласно древним китайским верованиям, души умерших должны предстать перед судом Загробного мира, который является точной копией суда на земле. Перед столом слева стоит обвиняемый. Справа стоит регистратор (секретарь) суда, который держит свиток, где записаны все грехи обвиняемого. По какой-то причине этот регистратор и оба помощника представлены в женских образах.
(Копия сделана со свитка, датируемого эпохой династии Тан.)
—————
Второй уровень контроля определялся практикой доносов. Любой служащий имел право подать жалобу на своего начальника в вышестоящую инстанцию. Он даже вынужден был поступать так ради собственной безопасности, поскольку нес ответственность за судебную ошибку в той же мере, как и его начальник, — «действие, выполненное по приказу» не являлось веской причиной для оправдания перед китайским законом. Если, к примеру, невиновный арестант умирал под пытками, то смертный приговор мог быть вынесен и самому судье, приказавшему подвергнуть его пытке, и стражникам, исполнившим этот приказ, и начальнику стражи, следившему за ними.
И самым мощным фактором, удерживающим судебную власть от злоупотреблений, было общественное мнение, что делает честь демократическому духу, который всегда был присущ китайцам, несмотря на самодержавную форму их древнего правления. Все заседания суда были открыты для народа, и весь город знал и обсуждал дела, расследуемые в суде. Жестокий или деспотичный судья очень скоро мог бы восстановить против себя жителей вверенного ему района. Многочисленный китайский народ был высокоорганизованным сообществом людей. Помимо таких исходных объединений, как семья и род, существовали более широкие организации профессиональных гильдий или цехов, торговые ассоциации и тайные братства. Если народные массы объединялись в своем желании навредить некоему правителю, то подати в этом округе начинали сдаваться не вовремя, регистрация населения могла стать безнадежно запутанной, дороги переставали ремонтироваться; и уже через несколько месяцев на сцене мог появиться цензор, чтобы начать должностное расследование.
В настоящем романе ярко описано то, как тщательно судья должен стараться демонстрировать широкой публике, что он справедливо вершит правосудие.
В целом самым большим недостатком такой системы было то, что в этой пирамидальной структуре слишком многое зависело от верхушки. Когда нравственные критерии столичных сановников портились, то гниение быстро распространялось на нижние уровни. Оно могло какое-то время сдерживаться справедливым провинциальным губернатором, но если центральная власть оставалась слабой чересчур долго, то это все-таки оказывало отрицательное воздействие и на окружных правителей.
Такое общее ухудшение обеспечения правопорядка стало очевидным в последнее столетие маньчжурского владычества в Китае. Поэтому не удивительно, что иностранцы, наблюдавшие за жизнью Китая XIX века, не слишком благосклонно отзывались о китайской системе правосудия.
Вторым недостатком судебной системы было то, что на наместника округа возлагалось чрезмерно много обязанностей. Он был постоянно перегружен работой, и если не трудился с утра до ночи, то ему приходилось перекладывать значительную часть текущих дел на плечи подчиненных. Люди, подобные судье Ди из нашего романа, умудрялись справляться с такой огромной нагрузкой, однако можно себе представить, что менее способный или усердный человек вскоре стал бы полностью зависимым от штатных служащих своей управы, таких, как старший писец, начальник стражи и т. д.
Эти маленькие люди были наиболее склонны к злоупотреблению своей властью. При отсутствии строгого контроля со стороны судьи они начинали увлекаться разного рода вымогательствами, запугивая людей, причастных к преступлению. Эта мелкая сошка остроумно описана в настоящем романе. Вдобавок ко всему стражники и служащие управы были отменными лентяями, совсем не расположенными делать лишнюю работу, они неизменно стремились урвать то тут, то там хоть пару медяков. Тем не менее порой эти люди могли быть удивительно добрыми и человечными, не лишенными к тому же своеобразного чувства юмора.
Можно добавить, что должность наместника округа была ступенькой на пути к более высокой должности. Продвижение зависело только от реально выполненной работы, и срок службы на одном месте редко превышал три года, поэтому даже ленивые или посредственные правители прилагали все усилия, дабы произвести впечатление «радетелей и отцов родных», надеясь на последующее более высокое назначение.
Однако в общем и целом система работала хорошо. Самые вопиющие нарушения принципов правосудия в китайской истории касались случаев политических и религиозных гонений; впрочем, если проявить объективность, подобные нарушения легко найти в истории любой страны. В завершение процитируем сэра Джорджа Стаутона, талантливого переводчика китайского Уголовного кодекса, отдавшего дань уважения древней китайской системе правосудия. И не забывайте, что эти слова были написаны в конце XVIII столетия, когда центральная власть (династия маньчжурских завоевателей) уже разложилась, то есть в данное время злоупотребления властей стали многочисленными. «Есть очень существенные основания для веры в то, — заявляет этот осторожный обозреватель, — что как вопиющая несправедливость, так и многократные злонамеренные деяния, зачастую фактически совершаемые лицами любого звания или положения, в конечном итоге не остаются безнаказанными».
Роберт ван Гулик
Этот список был составлен переводчиком с китайского для удобства читателей.
Следует отметить, что в Китае фамилия предшествует личному имени.
ГЛАВНЫЕ ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Ди Жэньцзе — судья и наместник Чанпина, округа в провинции Шаньдун. Упоминается как «судья Ди» или «судья»
Хун Лян — старшина судебной управы Чанпина, доверенный советник судьи Ди. Упоминается как «старшина Хун» или просто «старшина»
Ма Жун, Дао Гань, Цзяо Тай — помощники судьи Ди
ЛИЦА, СВЯЗАННЫЕ С ДЕЛОМ О ДВОЙНОМ УБИЙСТВЕ НА РАССВЕТЕ:
Пан Де — староста деревни Шесть Ли, где были совершены эти убийства. Упоминается как староста Пан
Сяо Сань — его помощник
Гун Ванде — хозяин постоялого двора в деревне Шесть Ли, где останавливались обе жертвы
Лю Гуанчжи, Шао Лихвай, Чжао Вэньчжуань — странствующие торговцы шелком из провинции Цзянсу
Ван — возчик
Госпожа Ван — его вдова
Цзэн — владелец гостиницы в Божественной деревне
Цзянь Цзюн — староста Божественной деревни
Лу Чжанбо — управляющий шелковой лавки в Божественной деревне. Упоминается как «управляющий Лу»
ЛИЦА, СВЯЗАННЫЕ С ДЕЛОМ О СТРАННОМ ТРУПЕ:
Хо Гай — староста деревни Хуанхуа, где было совершено это убийство. Упоминается как «староста Хо»
Би Сюнь — лавочник из деревни Хуанхуа, жертва преступления .
Госпожа Би — его старая мать
Молодая госпожа Би — урожденная Цзю, его вдова. Упоминается как «госпожа Цзю»
Тан Децзун — академик. Упоминается как «академик Тан»
Ду — студент академика Тана
Сю Детай — студент академика Тана
ЛИЦА, СВЯЗАННЫЕ С ДЕЛОМ ОБ ОТРАВЛЕННОЙ НОВОБРАЧНОЙ:
Хуа Госян — бывший судья провинции, удалившийся от дел и живущий в Чанпине. Упоминается как «господин Хуа»
Хуа Вэньцзюнь — студент, сын господина Хуа и супруг несчастной новобрачной. Упоминается как «Вэньцзюнь»
Госпожа Ли — мать новобрачной
Барышня Ли — новобрачная
Ху Дзебинь — студент, приятель Вэньцзюня. Упоминается как «студент Ху»
Госпожа Ху — его мать
Чжень — старая служанка из особняка господина Хуа
ПРОЧИЕ ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Йень Либэнь — императорский цензор, появляется только в главе 29
Многих прельщает высокое положение судьи и правителя,
Но мало кто понимает все сложности судейской службы:
Он смягчает суровый приговор, как завещали наши законодатели,
И избегает излишней жестокости изощренных философов.
Один справедливый судья может принести счастье тысячам семей,
Одно слово «правосудие» подразумевает мир и покой всего народа.
И далее, читатель, ты узнаешь достоверную историю
Образцового поведения судьи Ди, наместника округа Чанпин.
Как правило, ни одному преступнику не удается избежать законного наказания. Но именно судье надлежит решить, кто виновен, а кто невиновен. Таким образом, если судья честен и справедлив, то люди в его округе будут жить в мире и довольстве; а если люди довольны, то и поведение их будет приличным и благонравным. Исчезнут все проходимцы и бездельники, все клеветники и скандалисты, а все порядочные люди спокойно займутся своими делами. И если порочный человек вдруг решит обосноваться в таком округе, то он по доброй воле исправится, поскольку увидит своими собственными глазами и услышит своими собственными ушами, как строго соблюдается закон и как непреклонно вершится правосудие. Следовательно, можно сказать, что исправление простых людей обуславливается добросовестностью и неподкупностью правителя; никогда еще бесчестному чиновнику не удавалось улучшить нравы подвластных ему людей.
Разумеется, честный правитель не должен брать взяток и причинять вред людям, но его добродетель характеризуется не только отсутствием этих отрицательных склонностей, но и наличием определенных положительных качеств, а именно, находясь на государственной службе, надобно делать то, что никто иной не может или не осмеливается сделать, и, руководя людьми, следует восстанавливать справедливость и наказывать злодеев, которым никто иной не сможет или не осмелится вынести наказание. Дабы обнаружить и уличить преступника, скрывающегося среди честных людей, и разобраться в сложных интригах чиновничьего мира, судья должен быть беспристрастным и проницательным. Его девиз должен быть следующим: «Наглядно демонстрировать справедливое возмездие, определяемое самими Небесами, которые никогда не ошибаются даже на самую малость». Судьи, отвечающие таким высоким требованиям, должным образом почитались нашими верховными правителями со времен далекой древности.
Однако попадаются и такие правители, которых можно подкупить взятками или которые, боясь, что потеряют свое положение, если быстро не разберутся с огромным количеством дел, выносят поспешные вердикты, опираясь на полученные под пытками признания или малоубедительные улики и показания. Такие чиновники не сумели воспитать себя должным образом, и потому их нельзя назначать на руководящие должности. Такие люди наверняка не смогут воспитать достойные качества и в своих подчиненных, а значит, дать мир простым людям.
В часы досуга, листая древние и новые книги и изучая разнообразные исторические документы, я встречал массу диковинных историй, повествующих о криминальных делах, разрешенных судьями былых времен. Немногие из них, однако, могут сравниться с тем, кто описан в нашем романе.
Данная книга повествует о сложных судебных расследованиях, загадочных преступлениях, потрясающем детективном мастерстве и удивительном умении распутывать самые трудные дела. Она повествует также о разных людях: одни идут на убийство, надеясь прожить до конца дней в ореоле святости; другие совершают преступления, стремясь приумножить свои богатства; третьи встают на преступный путь, нарушая священные брачные узы; четвертые случайно встречают смерть, выпив не предназначенную для них отраву; и о людях, которые, неудачно пошутив, навлекают на себя серьезные подозрения и с трудом избегают сурового наказания, несмотря на свою невиновность.
Все эти дела, возможно, никогда не были бы с честью доведены до конца, если бы не оказались в руках знающего и усердного судьи, способного в случае необходимости, изменив свой голос и наряд, провести тайное расследование, а порой даже сыграть роль духа Загробного мира ради того, чтобы раскрыть преступление, исправить зло и уличить преступника, — то есть успешно завершить самые загадочные и необычные судебные разбирательства.
Итак, хотя весенний ветерок располагает к праздности, мне совершенно нечем убить время, поэтому я решил поведать читающей публике сию достоверную историю. Не осмелюсь утверждать, что рассказ об этих поразительных событиях способен послужить неким предостережением и таким образом улучшит людскую нравственность, но рискну предположить, что его внимательное прочтение поможет скоротать часы досуга.
Как сказал поэт:
Уже покрыла пыль веков отчеты этих дел, запутанных и странных,
Но мы по-прежнему восхищаемся судьей, раскрывшим их:
Бескорыстный и проницательный,
он отличался безупречной нравственностью,
И люди будут вечно помнить его, как поборника высшей справедливости.
Настоящая книга описывает некоторые свершения наместника округа, который жил в эпоху знаменитой династии Тан, в первой половине седьмого века нашей эры.
Сей правитель родился в городе Тайюань, столице провинции Шаньси. Его фамилия была Ди, а имя — Жэньцзе, хотя он и взял литературный псевдоним Вайюин. Будучи человеком кристальной честности, выдающегося ума и житейской мудрости, он в должное время был назначен на высокий пост при императорском дворе, а его откровенные и смелые доклады на Высочайшее имя помогли преодолеть многие кризисы в государственных делах. За преданную службу он был позднее назначен губернатором провинции, дважды исполнял обязанности канцлера, а также ему был пожалован титул правителя Ляна.
Его знаменитые деяния в свое время были занесены в официальную «Историю Танской династии», и благодаря этому все заинтересованные лица могут легко ознакомиться с данными материалами.
Однако многочисленные факты, связанные с началом карьеры Ди Жэньцзе, известного в те времена как судья Ди, были лишь бегло упомянуты или даже вовсе опущены в официальной истории. Такие подробности можно отыскать во второстепенных исторических документах, что хранятся в местных архивах городов, где он исполнял обязанности судьи, и в других подобных источниках. Тем не менее эти малоизвестные факты являются весьма интересными. Благодаря им мы сможем понять, какого глубокого уважения достоин судья Ди. Эти факты показывают, что, неизменно оставаясь преданным слугой императора, Ди Жэньцзе был также мудрым правителем, который сочетал необыкновенную остроту ума с великодушием и обостренным чувством справедливости, что позволило ему великолепно справляться с обязанностями окружного судьи и раскрыть множество таинственных и запутанных преступлений.
Вследствие всего этого данное повествование будет затрагивать только ранний этап карьеры судьи Ди, возвращая нас в те времена, когда он был назначен наместником округа Чанпин.
Вступив в должность, судья Ди сразу же взялся за дело, направив все свои силы на выявление нарушителей порядка, защиту законопослушных горожан и разрешение текущих судебных дел.
Четыре верных помощника исправно помогали судье Ди выполнять эти многотрудные и обременительные обязанности.
Его главным помощником был Хун Лян, старый слуга семьи Ди, который знал судью Ди еще ребенком. Несмотря на пожилой возраст, Хун Лян тем не менее отличался отвагой и точно исполнял любую опасную и деликатную работу, поручаемую ему судьей, проявляя при этом отменное здравомыслие и природный дар к расследованию преступлений. Судья Ди назначил его старшиной суда и считал своим доверенным советником.
Для особо опасных дел, связанных с арестом преступников, судья Ди использовал двух других помощников — Ма Жуна и Цзяо Тая. Прежде они были членами «лесного братства», а проще говоря, разбойниками с большой дороги. Как-то раз судья Ди с надлежащим эскортом отправился в столицу по важному государственному делу, и эти головорезы вдруг выскочили на дорогу, решив ограбить их. Судья Ди сразу понял, что Ма Жун и Цзяо Тай, по всей видимости случайно вставшие на путь воровства, были людьми героического склада, и во время вышеупомянутого нападения они убедительно показали ему свое мастерство в боевых и военных искусствах. Судье Ди показалось, что стоит попытаться перевоспитать этих людей и привлечь их к себе на службу, дабы они помогали ему в исполнении его государственных дел; ведь их таланты можно было бы направить на благие цели. Поэтому судья Ди не стал вытаскивать из ножен свой меч, а просто строго приказал им отказаться от дурных намерений. Вслед за тем он доброжелательно поговорил с ними, чем глубоко тронул сердца Ма Жуна и Цзяо Тая, и Ма Жун почтительно сказал:
— Мы оба обратились к столь презренному занятию лишь потому, что столкнулись с вопиющей несправедливостью и обнаружили, что империя ввергнута в пучину беспорядков, а при дворе служат порочные чиновники. Мы могли рассчитывать в этом мире только на нашу силу да знание военных искусств, но обнаружили, что эти наши способности никому не нужны, и поэтому нам волей-неволей пришлось стать разбойниками. Но раз уж вы, ваша честь, отнеслись к нам по-человечески, то нашим единственным намерением с этого дня будет стремление служить вам верой и правдой и повсюду следовать за вами, дабы тем самым доказать вам нашу благодарность за благосклонное внимание, оказанное нам вашей честью.
Вот так и появились у судьи Ди эти два храбрых помощника.
А четвертым помощником стал исправившийся мошенник и бродяга Дао Гань. Он исправился задолго до встречи с судьей и уже служил в управе посыльным, выполняя особые поручения. Но так как много людей имело на него зуб и старые враги постоянно досаждали ему, то он пришел искать защиты у судьи Ди. Последний по достоинству оценил разносторонние способности и редкостное хитроумие этого человека и назначил его своим четвертым помощником. А вскоре Дао Гань стал близким другом старшины Хуна, Ма Жуна и Цзяо Тая.
Приступив к исполнению своих новых обязанностей в Чанпине, судье Ди обнаружил, что эта четверка способна оказать ему огромную помощь. Они старательно проводили для него тайные расследования, и собранные ими сведения помогли судье Ди разрешить немало запутанных уголовных преступлений.
Однажды судья Ди сидел в своем личном кабинете, примыкавшем к залу судебных заседаний, и занимался обычными текущими делами, когда вдруг до него донесся удар гонга, висевшего при входе в управу. Уведомленный таким образом, что появилось дело, требующее его рассмотрения, он поспешно надел официальное платье и шапку и, выйдя в зал суда, сел за высокий судейский стол. Перед помостом с его столом уже выстроились двумя рядами — справа и слева — служащие управы: писцы, секретари, стражники и прочие блюстители порядка. Глянув в сторону входной двери, судья Ди увидел человека лет сорока. Тот казался крайне взволнованным, и лицо его блестело от пота. Переминаясь с ноги на ногу, мужчина непрерывно бубнил о том, что ему нанесли ужасную обиду.
Судья Ди приказал двум стражникам подвести к нему этого человека. Когда тот опустился на колени перед столом, судья Ди обратился к нему с такими словами:
— Кто ты такой и какая вопиющая несправедливость заставляет тебя так страдать, что ты бьешь в гонг, не дождавшись часа, на который назначено судебное заседание?
— Вашего ничтожного слугу зовут Гун Ванде, — почтительно произнес тот, — и живу я в деревне Шесть Ли за южными воротами города. Поскольку дом у меня довольно большой, а семья малочисленна, то значительную его часть я использую как постоялый двор. Уже более десяти лет я спокойно занимаюсь этим промыслом. И вот вчера ближе к вечеру к нам зашли два странствующих торговца шелком. Они сказали, что живут в провинции Цзянсу, а сейчас просто ездят по нашим краям, продавая свой товар. Время было уже позднее, и они решили остановиться у меня на ночлег. Видя, что они сильно устали с дороги, я, разумеется, предоставил им комнату. Поужинав, они продолжали мирно беседовать, попивая вино, как это могут удостоверить несколько очевидцев. А сегодня утром, незадолго до рассвета, оба эти торговца вновь отправились в путь.
А потом часов в девять утра ко мне неожиданно явился наш деревенский староста Пан Де и сообщил, что на обочине дороги перед рыночными воротами обнаружены два трупа. «Эти два человека, — сказал он, — останавливались на ночлег в твоей гостинице; значит, ты и убил обоих, чтобы завладеть их деньгами, а потом перетащил трупы к воротам рынка». Обвинив меня в таком подлом деле, он и слова не дал мне сказать в свою защиту, быстренько притащил эти два трупа к моему постоялому двору и бросил их прямо у входа. Вслед за тем он начал орать и угрожать мне, говоря, что если я хочу замять дело, то должен отдать ему пять сотен серебряных слитков[7]. «Эти торговцы ночевали в твоей гостинице, и потому, очевидно, ты и убил их, а потом перетащил тела к рынку, дабы скрыть следы преступления», — повторял он. В страшной тревоге я, не медля ни минуты, побежал в судебную управу, чтобы просить вашу честь восстановить справедливость.
Слушая этот рассказ, судья Ди смотрел на человека, преклонившего колени перед его столом, и думал, что он определенно не похож на опасного преступника. С другой стороны, совершено тяжкое преступление, и невозможно, конечно, разобраться в нем на основании заявления одного этого мужчины. Поэтому судья Ди сказал:
— Ты утверждаешь, что являешься законопослушным жителем нашего округа. Почему же тогда староста Пан с ходу обвинил тебя в преступлении? Мне с трудом верится в то, что ты действительно являешься той невинной овечкой, какой прикидываешься. Я хочу выслушать старосту Пана, дабы проверить твой рассказ.
Затем, подозвав одного из стражников, судья велел ему срочно доставить в управу деревенского старосту, и вскоре в зал суда ввели мужчину средних лет. Лицо его покрывали морщины, и одет он был в синее платье. Преклонив колени перед судьей, он сказал:
— Я, Пан Де, староста деревни Шесть Ли, почтительно приветствую вашу честь. На вверенной мне территории произошло убийство. Сегодня утром я обнаружил трупы двух мужчин, лежавшие на обочине дороги перед воротами рынка. Поначалу я принял их за простых бродяг, однако решил расспросить живущих по соседству людей, и все они как один сообщили, что эти странствующие торговцы останавливались прошлым вечером на ночлег на постоялом дворе Гуна. Поэтому я поговорил с Гуном, заметив, что, несомненно, он сам и перетащил эти трупы к рынку, убив своих постояльцев с целью грабежа.
Конечно, Гун заявил, что оба торговца покинули его гостиницу до рассвета. Но в это время по той дороге уже проходило довольно много людей, и никто из них не сообщил, что видел каких-то подозрительных чужаков. Более того, опрос людей, живущих около рынка, показал, что никто из них не слышал никаких криков о помощи. По-моему, эти факты убедительно доказывают, что жертвы были убиты ночью ь гостинице Гуна и потом он самолично перетащил их к воротам рынка, стремясь таким образом отвести от себя подозрение. Так как виновный уже здесь, я прошу вашу честь возбудить против него дело.
Судья Ди решил для себя, что доводы старосты Пана вроде бы не лишены оснований. Но, еще раз оценивающе посмотрев на Гуна, он опять-таки подумал, что этот человек вряд ли мог быть жестоким преступником, хладнокровно убивающим людей ради денег. После некоторых размышлений судья сказал:
— Вы двое сделали противоречащие одно другому заявления. Я не могу ничего решить, пока не проведу соответствующее дознание. Расследование будет продолжено на месте преступления.
Велев стражникам увести Гуна Ванде и старосту Пана, он приказал сделать все необходимое для продолжения судебного разбирательства на месте преступления.
Удалившись в свой кабинет, судья Ди приказал посыльному сходить за судебным врачом. Услышав три удара гонга, он облачился в официальный наряд и, сев в паланкин, отправился в деревню Шесть Ли в сопровождении стражников и прочих служащих управы. Придорожные жители уже прослышали об этом двойном убийстве. Поскольку за судьей Ди закрепилась репутация великого сыщика, к этой процессии вскоре присоединилась целая толпа любопытных, жаждущих узнать, как будет расследоваться преступление.
Незадолго до полудня все они прибыли к воротам рынка деревни Шесть Ли. Староста Пан, его помощник Сяо Сань и надзиратель деревни уже организовали временное судейское место и вышли вперед, чтобы приветствовать судью Ди.
После традиционного обмена приветствиями судья Ди вышел из паланкина и сказал:
— Сначала я должен провести личное расследование на постоялом дворе Гуна, а уж потом мы откроем заседание суда.
Он приказал им проводить его к постоялому двору Гуна, у входа в который обнаружил трупы двух мужчин, несомненно умерших от нескольких ножевых ранений. Судья Ди спросил старосту Пана:
— Где изначально находились эти трупы?
Староста Пан поспешно ответил:
— Позвольте заметить, ваша честь, что Гун Ванде убил своих постояльцев ради наживы; впоследствии он перетащил их тела к рыночным воротам, надеясь скрыть следы своего преступления. Мне не хотелось, чтобы в этом деле обвиняли невинных людей, и я распорядился перенести эти трупы сюда, прямо к воротам гостиницы Гуна. Я прошу вашу честь подтвердить…
С трудом дослушав объяснения старосты, судья Ди рассерженно вскричал:
— Ты, собачья голова, я не нуждаюсь в твоих советах для установления личности преступника. Отвечай немедленно, как это ты осмелился нарушить закон? Ведь тебе, наделенному известными полномочиями, положено знать судебные правила, и, должно быть, тебе известно, какое наказание полагается за своевольный приказ перенести убитых. Ведь этим самым ты уничтожил важные улики! Не твоего ума дело решать, виноват ли Гун в убийстве, и ты не имел никакого права переносить эти тела с того места, где их исходно обнаружили, а должен был поставить меня в известность и высказать свои подозрения, чтобы я лично мог провести дознание, составить и скрепить печатью официальный отчет. Почему же, спрашиваю я тебя, ты решил так дерзко нарушить закон и осмелился дотронуться до трупов без соответствующей санкции? Очевидно, ты сам пытаешься скрыть какие-то свои гнусные делишки. Вероятно, ты спланировал это преступление вместе с Гуном, но теперь хочешь свалить всю вину на него, потому что вы поссорились во время дележа добычи. Итак, для начала тебя накажут бамбуковыми палками, а позже я подвергну тебя допросу под пытками.
И тут же на месте судья Ди приказал стражникам всыпать ему сто ударов бамбуковыми палками. Стенания старосты Пана вознеслись к небесам, и вскоре на его спине появились кровоточащие раны. Теперь-то уж все зрители уверились, что на Гуна возвели напраслину, и стали восхищаться проницательностью судьи Ди.
Сполна получив назначенные сто ударов, Пан по-прежнему настаивал на своей невиновности. Судья Ди решил пока больше не давить на него и, кликнув своих помощников, вошел в гостиницу. Прежде всего он обратился к Гуну:
— На твоем постоялом дворе множество комнат. Отвечай-ка мне, и поживей, где именно ночевали убитые торговцы.
— Вот в этих трех комнатах в глубине дома живу я сам с женой и нашей маленькой дочкой. А та пара комнат на восточной стороне используется в качестве кухни. То есть эти пять комнат никогда не предлагаются гостям; им я предоставляю комнаты в первом и втором внутренних двориках. Поскольку прибывшие вчера гости были торговцами шелком, а они, как известно, обычно не прочь раскошелиться, то я предложил им отличную комнату во втором дворе, который значительно лучше первого по причине его удаленности от уличного шума и пыли.
И Гун провел судью Ди и его сопровождающих во второй внутренний двор постоялого двора и показал им ту комнату, где ночевали двое убитых торговцев.
Судья Ди вместе с помощниками тщательно осмотрели помещение. Они заметили на столе остатки вчерашнего ужина, а перед кроватями все еще стояли две ночные посудины. Не было ни малейших признаков борьбы, не говоря уже о том, что здесь могли совершить убийство. Судья Ди, подумав, что Гун, возможно, что-то скрывает, спросил его:
— Раз ты содержишь эту гостиницу уже более десяти лет, то она наверняка пользуется популярностью среди странников. Я полагаю, что, помимо этих торговцев, вчера в твоей гостинице ночевали и другие гости?
— Да, было еще трое постояльцев. Один из них, торговец кожей, держит путь в Шаньси, а также у меня живет господин со своим слугой из провинции Хэнань. Этот господин заболел, и поэтому он и его слуга все еще отдыхают в своей комнате, она находится в первом дворе.
Судья Ди велел привести к нему торговца кожей и слугу больного господина. Первым он допросил торговца.
— Я родом из Шаньси, — сообщил ему торговец, — уже много лет я хожу по дорогам, торгуя кожаными изделиями. Бывая в ваших краях, я всегда останавливаюсь в этом постоялом дворе. Я на самом деле видел, как эти торговцы шелком уходили отсюда перед самым рассветом, и могу также засвидетельствовать, что прошлой ночью не слышал никаких криков и шума. И мне совершенно неизвестно, как и где эти бедняги встретили свою смерть.
Судья Ди поговорил со слугой заболевшего господина, и тот подтвердил все, что сказал торговец кожей, добавив, что из-за болезни своего хозяина он почти не сомкнул этой ночью глаз. И если бы в гостинице произошло нечто необычное, то он бы определенно заметил это.
Слушая их показания, судья Ди думал, что они лишь укрепляют его уверенность в невиновности Гуна Ванде. Тем не менее на всякий случай он приказал своим людям тщательно осмотреть все до единой комнаты в этой гостинице. Они исполнили его распоряжение, но не смогли обнаружить никаких признаков того, что здесь было совершено преступление.
Теперь судья Ди убедился, что убийство произошло в другом месте, после того как торговцы покинули гостиницу. Даже если допустить, что все три свидетеля были в сговоре с Гуном, то как смогли бы они уничтожить все следы преступления?
В глубокой задумчивости он повел своих помощников назад к рынку и тщательно осмотрел то место, где изначально обнаружили убитых. Ему сразу бросились в глаза доказательства того, что этих людей убили именно здесь: вся земля была обильно пропитана кровью.
В непосредственной близости не было никакого жилья, но чуть поодаль, уже на рыночной площади, стояло несколько домов. Судья Ди велел привести к нему живущих там людей и допросил их. Увы, их рассказы ничего не прояснили. Они узнали о происшествии, только услышав крики случайных ранних прохожих, которые и разбудили их. Вслед за тем они сразу доложили обо всем старосте, и в ходе расследования было установлено, что жертвы преступления останавливались на постоялом дворе Гуна.
Их показания заставили судью Ди склониться к мнению, что староста Пан вполне может оказаться преступником. Однако время было уже позднее, и проводить сейчас судебное заседание не имело смысла. Он решил, что сегодня же вечером пошлет своих помощников в деревню для проведения частного расследования и посмотрит, какие сведения им удастся собрать. Официальное дознание можно будет начать завтра, прямо с утра. Судья Ди сказал старосте деревни:
— Приступив к расследованию данного преступления, я обнаружил, что проблемы возникают одна за другой и каждая из них делает его более запутанным. Поэтому после того, как мне утром доложили о случившемся, я лично прибыл сюда с целью проведения официального расследования. В подобных делах крайне важно выяснить все как можно быстрее. Поэтому я останусь здесь у вас на ночь, дабы завтра мы смогли начать судебное заседание прямо с утра.
Судья приказал выставить охрану около тел убитых и направился в предназначенные для него служебные апартаменты. Побеседовав еще немного со старостой, судья наконец разрешил всем удалиться. Задержал он только старшину Хуна и, когда все остальные ушли, сказал ему:
— Конечно, Гун не совершал этого преступления. Скорее я заподозрил бы старосту Пана. Он слишком рьяно взялся искать виновных, тем самым, возможно, отвлекая наше внимание от себя самого. Было бы неплохо, если бы сегодня вечером ты попытался раздобыть в деревне дополнительные сведения. Как только что-то выяснишь, тотчас дай мне знать.
Расставшись с судьей, старшина в первую очередь решил повидать Сяо Саня, помощника старосты Пана, и отправился к нему, прихватив с собой трех стражников.
Сяо Сань стоял рядом с охранниками, сторожившими тела убитых. Старшина Хун подошел к нему и завел непринужденный разговор.
— Я прибыл сюда вместе с его превосходительством судьей Ди для участия в расследовании этого дела. До сих пор мне не приходилось сталкиваться с твоим начальником. А на данный момент я могу предположить только то, что старина Гун, должно быть, невиновен. И хотя я и другие служащие представляют здесь государственную власть, мы стараемся никогда не причинять хлопот невинным людям. Впрочем, как бы то ни было, нам всем выдался довольно тяжелый день, и сейчас мы чувствуем, что пора бы заполнить чем-то наши желудки. Не будет ли слишком смелым допустить, что у твоего начальника, старосты Пана, найдется для нас какая-нибудь еда и кувшин вина? Не то чтобы мы хотели поесть на дармовщинку, — всем известно, какой безупречной честностью отличается наш господин. Завтра он непременно выдаст мне и моим помощникам немного денег на личные расходы, и из них мы заплатим за сегодняшний ужин. Но я надеюсь, что до тех пор ты не позволишь нам ходить голодными!
Сяо Сань поспешно засвидетельствовал свое почтение старшине и сказал:
— Пожалуйста, не сердись, старшина. Наш староста сейчас так озабочен этим делом, что совершенно забыл дать необходимые распоряжения для приема служащих его превосходительства. Но раз ты и твои помощники голодны, то окажите мне честь и позвольте пригласить вас на ужин. Давайте зайдем в рыночный трактир, там мы сможем перекусить и выпить доброго вина.
Приказав нескольким стражникам охранять трупы, он повел сержанта и его помощников в трактир. Тамошние слуги, видя, что вошедшая компания состоит из официальных лиц, привлеченных к расследованию убийства, забросали их разнообразными вопросами, а на столе мгновенно появились отличные закуски и объемистый кувшин вина. Но старшина Хун сказал:
— Мы не из тех, кто, едва успев прибыть на место преступления, начинает набивать утробы всяческими деликатесами и вином за счет своего господина, да вдобавок еще пытается стребовать с трактирщика денег для покрытия дорожных расходов. Принесите нам простой еды, налейте каждому по паре чашек вина, вот и все, что нам требуется. А завтра мы оплатим этот счет.
Скромность и честность старшины Хуна была оценена по достоинству, и вся компания уселась за стол.
Конечно, старшина Хун отлично знал, что староста Пан после получения наказания остался в гостинице Гуна под охраной Цзяо Тая и Ма Жуна; но правила приличия не позволяли ему упомянуть об этом неприятном факте прямо в начале разговора с помощником Пана, Сяо Санем. Теперь же, отбросив лишние церемонии, он сказал ему следующее:
— Откровенно говоря, твой начальник слишком небрежно относится к своим обязанностям. Где, скажи на милость, пропадал он всю ночь? Похоже, заявившись домой под утро и узнав об убийстве, он вдруг сообразил, что старина Гун довольно богат и его можно немного припугнуть и заставить раскошелиться. И вот, замыслив это неправедное дело, он приказал перетащить трупы к постоялому двору Гуна. Вот тут, по-моему, он слегка переусердствовал. И к слову сказать, мне интересно, где же пропадал твой начальник прошлой ночью? Тела убитых лежали прямо у дороги. А ведь вам с ним полагается регулярно делать ночной обход, так как же случилось, что ни ты, ни он не обнаружили их во время последней стражи? Нынче его превосходительство приказал дать Пану сто ударов палками, а завтра он определенно будет вновь допрашивать вашего старосту, предъявив ему обвинение. А теперь скажи-ка мне, чего ради надо было нарываться на все эти, мягко выражаясь, неприятности?
— Старшина, — ответил Сяо Сань, — вы не знаете подоплеки всей этой истории. Раз уж мы собрались сейчас за столом как добрые друзья, то не будет вреда, если я все расскажу вам. Дело в том, что наш староста давно имеет зуб против Гуна. На новогодние праздники этот Гун неизменно дарит нашему старосте только несколько жалких медяков, и всякий раз староста думает о том, как бы ему заставить Гуна раскошелиться на кругленькую сумму, которую так упорно зажимает этот старый скряга.
А прошлой ночью старосте Пану случилось увлечься азартной игрой в доме господина Ли, и в итоге он проиграл много денег. Засидевшись за игрой до самого рассвета, он вдруг услышал, как люди кричат о том, что совершено убийство. И едва он узнал, что жертвы ночевали в гостинице Гуна, то сразу подумал, что ему предоставляется прекрасная возможность свести с ним счеты, что стоит только немного надавить на него, и скряга заплатит требуемую сумму. То есть вы понимаете, что сам староста Пан вовсе не причастен к самому убийству. Он пытался только обмануть старого Гуна и в наказание за это получил хорошую взбучку. Пытаясь навредить другим, он навредил лишь самому себе!
А что касается самого убийства, то оно уж точно является на редкость загадочным. Совершенно ясно, что его совершили на рассвете. Должно быть, этих бедняг убили после того, как я сделал последний ночной обход, но тогда все еще было тихо и мирно. Конечно, старик Гун и правда большой скряга, но, насколько я понимаю, он определенно не убийца.
Слушая рассказ Саня, старшина Хун вставил несколько ни к чему не обязывающих замечаний, решив для себя, что староста Пан тоже не может быть убийцей. Он попросту хотел обманным путем выманить у прижимистого Гуна побольше денег и уже был справедливо наказан за это, получив сто ударов палок. «Выходит, мы вновь возвращаемся к началу: кто совершил преступление?» — думал старшина, с аппетитом принимаясь за еду и быстро опустошая тарелку.
Съев все до последнего кусочка, он допил вино и, дабы соблюсти приличия, предложил трактирщику зайти завтра в управу и получить плату. Затем, покинув своих сотрапезников, он отправился с докладом к судье Ди.
Выслушав все, что удалось разузнать старшине, судья Ди сказал:
— Да, случай действительно не из легких. Если Гун не совершал этого убийства, то, должно быть, кто-то еще знал, что кошельки этих несчастных были туго набиты деньгами; наверняка какой-то разбойник пронюхал об этом и незаметно следил за ними до самого постоялого двора, а нынче утром, когда они отправились в путь, он наконец решил, что настал подходящий момент, и убил их. Только так можно объяснить появление этих двух трупов возле рыночных ворот. А мне, наместнику округа, надлежит, как отцу родному, радеть и заботиться о благополучии местных жителей. Поэтому мне не остается ничего иного, как только найти и наказать убийцу. Лишь тогда я смогу прямо взглянуть в глаза нашего верховного правителя и оправдаю надежды простого народа. Однако сегодня мы уже больше ничего не сможем выяснить. Дождемся утра и посмотрим, что нам даст завтрашнее дознание, — добавил он в заключение и разрешил старшине удалиться.
На следующее утро судья Ди встал рано и, совершив утренний туалет и съев легкий завтрак, приказал своим людям отправляться туда, где в данный момент находились трупы. Там, перед воротами постоялого двора, собралась большая группа стражников, служащих управы и прочих блюстителей порядка. Покинув отведенную ему квартиру и прибыв к воротам постоялого двора Гуна, судья Ди сел за высокий стол, временно поставленный здесь для проведения следствия. Для начала он приказал привести к нему Гуна и обратился к нему с такой речью:
— Хотя ты заявляешь, что не причастен к вчерашнему убийству, однако оно, несомненно, непосредственно связано с твоей гостиницей. Следовательно, ты не можешь вести себя так, будто это дело тебя совершенно не касается. И прежде всего мы должны выяснить у тебя имена жертв, дабы продолжить расследование в заведенном порядке.
— Когда позавчера вечером двое этих людей пришли в мою гостиницу, — ответил Гун, — я поинтересовался, кто они такие. Фамилия одного из них оказалась Лю, а другого — Шао. Поскольку в то время они распаковывали свои пожитки, я не стал спрашивать их личные имена.
Судья Ди удовлетворенно кивнул и, взяв свою алую кисточку, записал на листе бумаге:
«Мужчина по фамилии Лю».
Далее он приказал судебному врачу осмотреть труп. Почтительно взяв двумя руками надписанный судьей Ди листок, врач бережно спрятал его в рукав и приступил к исполнению своих обязанностей; Сяо Сань и дежурные стражники помогли ему перетащить один из трупов, положив его перед судейским столом.
— Ваша честь, пусть Гун Ванде подойдет и опознает труп торговца Лю, — сказал судебный врач.
Судья Ди велел Гуну выполнить это требование.
Хотя Гун с ужасом думал о предстоящем опознании, но ему ничего не оставалось, как только выйти вперед и приблизиться к окровавленному трупу.
Весь дрожа, он с огромным трудом собрался с духом и заставил себя взглянуть на тело.
— Да, это тот самый торговец Лю, — сказал он, — что ночевал в моей гостинице.
Вслед за тем судебный врач расстелил на земле соломенную циновку, на которую и положили доставленный к месту осмотра труп. Обмыв его водой, он тщательно осмотрел тело убитого. Закончив, врач доложил судье Ди:
— Труп мужчины, на спине имеется одна ножевая рана в два цуня[8] длиной и полцуня шириной. На левом боку круглая рана от удара, глубина — полцуня, диаметр — четыре цуня. Вторая ножевая рана на шее прорезала дыхательное горло, ее длина — два с половиной цуня, а ширина — полцуня.
Его слова были старательно записаны помощником врача, и отчет об осмотре первой жертвы передан судье.
Немного поразмыслив над этим документом, судья Ди сошел на землю со своего возвышения и сам внимательно осмотрел труп. Убедившись в точности описания ранений, он скрепил сей документ своей красной печатью и, отдав распоряжение поместить тело во временный гроб, обратился к публике с официальной речью, призвав любого, кто был знаком с убитым, дать показания перед судом.
Вернувшись на свое место за высоким столом, он взял новый лист бумаги и, вооружившись красной кистью, сделал следующую запись:
«Мужчина по фамилии Шао».
После чего был принесен второй труп, и судебный врач также попросил Гуна опознать его.
Опустив голову, Гун прошел к циновке и осмелился поднять глаза, только когда оказался прямо возле трупа. Тут он вдруг испуганно вздрогнул, вытаращил глаза и, издав нечленораздельный звук, грохнулся в обморок.
Судья Ди, понимая, что дело приняло какой-то неожиданный оборот, приказал старшине Хуну привести в чувство потерявшего сознание свидетеля, чтобы выяснить причину его испуга и иметь возможность продолжить расследование.
Воцарилась глубокая тишина, все зрители внимательно смотрели на владельца гостиницы.
Старшина приподнял Гуна за плечи и послал его жену за чашкой сладкого чая.
Толпа наблюдателей, которых прежде так раздражала длинная процедура предварительного следствия, что они подумывали уже разойтись по домам, теперь оживилась и с нетерпением ждала развития событий.
Вскоре Гун пришел в себя. Пытаясь дать объяснения, он лишь сбивчиво произнес:
— Все… все не верно, здесь… какая-то ошибка!
— Дружище, — сказал ему старшина Хун, — его превосходительство ждет твоих показаний. Давай, говори, кто сделал ошибку?
— Это не тот труп, — наконец сумел пояснить Гун, — ночевавший у меня господин Шао был молодым, а это труп пожилого человека с бакенбардами. Не он был вторым постояльцем. Очевидно, здесь какая-то ошибка. Я прошу вашу честь разобраться в этой путанице.
И судебный врач, и старшина Хун были совершенно потрясены новым поворотом событий. Они взглянули на судью в ожидании дальнейших указаний.
— Как могло произойти такое? — спросил судья Ди. — Оба трупа пролежали здесь целый день, так почему же Гун не мог сказать раньше, что один из них принадлежит неизвестному человеку? И только сейчас во время расследования, в самый последний момент, он вдруг решился заявить об этом. Все это явно свидетельствует о том, что он пытается обмануть нас.
Он велел подвести к нему Гуна и гневно повелел ему рассказать всю правду.
Вконец перепуганный Гун, стоя на коленях, несколько раз приложился лбом к земле и произнес плачущим голосом:
— Когда староста Пан, пытаясь обвинить меня в этом преступлении, притащил к моим дверям эти два трупа, я совершенно растерялся и сразу же побежал в город, чтобы рассказать вам о случившемся. Мог ли я тогда думать о том, что надо внимательно осмотреть трупы? Кроме того, этот второй труп был частично закрыт телом Лю, которого я узнал с первого взгляда, и потому счел само собой разумеющимся, что другое тело принадлежит Шао. Разве мог я предвидеть такую неожиданность? Поистине, говорю вам, ваша честь, что я не виновен, и вверяю свою судьбу в ваши руки.
Судья Ди вспомнил, что, когда он вчера смотрел на трупы, один из них действительно частично закрывал другой. Поэтому ему показалось вполне вероятным то, что Гун был невольно введен в заблуждение.
С другой стороны, это обстоятельство явно не способствовало прояснению дела. Он приказал вызвать для допроса старосту Пана, и вскоре Цзяо Тай и Ма Жун привели арестованного, и тот должным образом преклонил колени перед высоким столом. Судья Ди сказал:
— Ты, собачья голова, нарушил закон, посмев дотронуться до этих трупов и оклеветав невинного человека. Утверждая, что Гун умертвил этих людей, ты перетащил эти тела от рынка к его гостинице. Таким образом, у тебя была отличная возможность рассмотреть их. Итак, быстро говори нам, как они выглядели?
Староста Пан уже прослышал о том, что с трупами вышла какая-то неувязка, поэтому сейчас, слушая гневное обращение судьи, жутко перепугался, что его самого могут обвинить в этом преступлении. Он поспешно заговорил, пытаясь оправдаться:
— Я сказал, что Гун был убийцей, только потому, что жертвы останавливались в его гостинице, а само убийство произошло неподалеку. Один из убитых точно был молодым человеком, а другой, мужчина с бакенбардами, был значительно старше. Но поскольку Гун Ванде, недовольный тем, что я перетащил трупы к его постоялому двору, немедленно побежал в город, я не успел спросить его, узнаёт ли он этих убитых. И сам я не могу сказать, кем были убитые, так как никогда не встречал этих двух торговцев, прибывших в гостиницу Гуна позавчера вечером.
Судья Ди приказал своим подчиненным дать Пану вторую порцию палок, объявив, что староста Пан виновен в даче ложных показаний и попытке оклеветать невинного человека.
Разобравшись со старостой, он приказал привести к нему трех постояльцев, живущих в гостинице Гуна, и вновь допросил их. Все трое подтвердили, что оба торговца были молодыми людьми и что пожилой убитый не останавливался в гостинице; они не смогли опознать его и не знали, как он был убит.
Тогда судья Ди сказал:
— Итак, теперь мне ясно, где мы будем искать преступника.
Он приказал продолжить осмотр трупа неизвестного мужчины. Судебный врач доложил:
— Труп неизвестного мужчины, на левой руке большой, в два с половиной цуня, синяк, и на пояснице рана от удара, размерами два с половиной на четыре цуня. Под ребрами ножевая рана, ее ширина составляет один цунь, длина — четыре с половиной цуня, а глубина — два цуня. И на спине вторая ножевая рана длиной в два и одну четверть цуня.
Помощники врача должным образом записали этот отчет.
Когда все формальности были соблюдены, судья Ди сказал:
— Поскольку второй убитый, вероятно, жил где-то в нашем округе, его труп следует оставить здесь, поместив во временный гроб. Возможно, его родственники или знакомые живут в ближайших деревнях. Я скрепил своей печатью данное объявление, призывающее всех, кто знал этого человека, известить нас об этом. В свое время, как только мы арестуем преступника, судебное разбирательство будет продолжено. Гун Ванде освобождается под залог, но должен быть готов в любой момент предстать перед судом в ходе расследования данного дела, дабы дать свидетельские показания. Староста Пан до особого распоряжения будет оставаться под стражей.
Затем судья Ди сел в служебный паланкин и в сопровождении своих подчиненных покинул деревню Шесть Ли и возвратился в город.
Там судья в первую очередь проследовал к храму Хранителя города и воскурил благовония. А затем, вернувшись в управу, он занял свое место в зале суда. Сделав перекличку служащих и убедившись, что все в порядке, он удалился в свой кабинет, примыкавший к задней стене зала заседаний.
Вооружившись кисточкой для письма, он первым делом составил отчет для судьи провинции Цзянсу. Дав подробное описание убитого торговца Лю, он просил попытаться разыскать его семью или близких родственников. Затем судья набросал циркулярное письмо для соседних округов с просьбой выяснить, не подходит ли кто-то из прибывших к ним странников под описание торговца Шао.
Передав оба черновика своим секретарям для переписки и отправки по назначению, он пригласил в кабинет своих помощников Цзяо Тая и Ма Жуна.
— Это дело уже представляется мне очевидным, — сообщил он им. — Едва ли можно сомневаться в том, что именно торговец Шао является нашим искомым убийцей. Поймав этого человека, мы допросим его и закроем дело. Поэтому я приказываю вам двоим найти его, задержать и без промедления доставить сюда.
Когда Цзяо Тай и Ма Жун отправились выполнять задание, судья Ди вызвал к себе старшину Хуна. Ему он сказал следующее:
— Второй, неизвестный нам убитый, вероятно, жил в нашем округе. Ты должен провести расследование во всех окрестных деревнях и попытаться найти его знакомых или родственников. Кроме того, я не думаю, что убийца успел уйти далеко; вероятно, он сочтет, что пока ему безопаснее отсидеться в каком-нибудь близлежащем спокойном местечке, отложив свое бегство на то время, когда поутихнет вся шумиха. Таким образом, ты одновременно можешь попытаться осторожно собрать сведения, касающиеся нашего подозреваемого торговца Шао.
Несколько дней судья Ди провел в ожидании возвращения своих помощников. Однако они всё не возвращались, и от них не поступало никаких известий.
Наконец, не на шутку встревожившись, он погрузился в размышления: «С тех пор как меня назначили правителем Чанпина, я сумел распутать не так уж мало запутанных преступлений. И это последнее дело кажется вполне понятным. Непонятно только, почему так медленно проходит последний этап следствия? Пожалуй, будет лучше всего, если я сам проведу тайное расследование и попытаюсь обнаружить следы торговца Шао».
И вот на следующее утро судья Ди, встав пораньше, нарядился странствующим лекарем. Как любой образованный человек, он хорошо разбирался в лекарственных средствах и методах лечения, поэтому можно было не опасаться того, что его уличат в незнании медицины. И еще судья понимал, что обычно люди разговаривают с лекарями охотнее, чем с кем бы то ни было. Он также рассудил, что, вероятно, сам убийца мог получить какие-то раны во время затеянной им драки и что он охотнее обратится за помощью к странствующему лекарю, чем к местному врачу.
Закинув за плечи плетеный короб, набитый пакетиками с травами, пилюлями и порошками, судья Ди отправился на разведку.
Выйдя из города через южные ворота, он неторопливо пошел по дороге в сторону деревни Шесть Ли. Довольно долго он слонялся по рынкам, расположенным в непосредственной близости от торгового тракта, но никто не проявлял интереса к его товарам.
«Возможно, — подумал он, — мне больше повезет, если я сяду перед входом в большую лавку и разложу мои снадобья для привлечения внимания покупателей».
Наконец, немного не доходя пункта своего назначения, он нашел подходящее место в деревне Хуанхуа, — там было не так многолюдно, но торговля шла довольно бойко. Преимущество этого рынка заключалось в том, что он находился на перекрестье двух дорог, по которым постоянно сновали разносчики, проходили торговцы и чиновники. В северном углу высилась величественная арка, украшенная высеченной в камне надписью: «Хуанхуа Чжен», что означало «Рынок Императорской Славы». Пройдя под эту арку, он увидел трехэтажное здание с вывеской, сообщавшей о том, что здесь находится лавка ростовщика. Судья Ди подумал, что рядом со входом в эту лавку достаточно свободного места, где он сможет отлично устроить временную приемную странствующего лекаря. Открыв крышку медицинского короба, он разложил на каменных плитах кусок материи и выложил на него свои снадобья и травы. Затем с вежливым поклоном он громко продекламировал следующие стихи:
Замедли шаг, идущий с севера и юга,
о хворях ты не думаешь в пути,
и, лишь врасплох захваченный недугом,
поймешь, как трудно лекаря найти.
Затем он продолжил:
— Я почтительно сообщаю вам, что зовут меня Цзе и я лекарь из рода Жэнь, что проживает в провинции Шаньси. С самого детства я старательно изучал редкие медицинские книги и полностью овладел секретами врачевания. Я не смею приравнивать себя к знаменитым целителям древних времен, однако осмелюсь сказать, что мне известны методы лечения, применяемые знаменитыми врачевателями в наше время. Я могу определять пульс у мужчин и женщин, мне известно строение внутренних органов и методы хирургии, и я также являюсь опытным диагностом и умею распознавать симптомы многих болезней. Пожалуйста, расскажите мне о своих недомоганиях, и вы узнаете много полезного для себя. Вы убедитесь, что я даю отличные рецепты, которые помогут вам исцелиться от легких болезней прямо здесь и сейчас, и в то же время я гарантирую вам, что более серьезные заболевания пройдут у вас уже через три дня. Сегодня я зашел сюда по просьбе моего старого пациента, который специально посылал за мной. Но мой долг — помогать всем, кто нуждается в моих услугах, поэтому я предлагаю тем, кто страдает от какой-то болезни и желает исцелиться, поведать мне о ней.
Привлеченная этим горячим обращением, большая группа зевак собралась вокруг нашего мнимого целителя, а судья Ди краем глаза внимательно присматривался к ним. Он отметил, что все они, видимо, живут по соседству, поскольку весело и непринужденно переговаривались друг с другом. Особо он выделил пожилую сгорбленную женщину, которая, протиснувшись между двумя другими зрителями, казалось, хотела что-то сказать. Когда он закончил свою речь, эта женщина действительно обратилась к нему:
— Раз уж вы, господин, так хорошо знакомы с методами врачевания, то, должно быть, сможете вылечить мою застарелую болезнь.
— Разумеется, — согласился судья Ди, — если бы я не овладел врачебным искусством, то разве посмел бы странствовать по дорогам, похваляясь да раздавая пустые обещания? Опишите мне точно, какие недомогания вы испытываете, и я излечу вас.
Женщина сказала:
— Эта болезнь укоренилась прямо здесь, в моем сердце. Сможете ли вы излечить такую болезнь?
— Разве есть для меня что-то невозможное? — ответил судья Ди. — У вас есть сердечная болезнь, а у меня есть сердечное лекарство. Повернитесь-ка к свету и позвольте мне хорошенько осмотреть вас.
Когда старуха повернулась к нему лицом, судья Ди бегло осмотрел ее. Переодевшись лекарем в интересах правосудия, он, однако, оставался высоким должностным лицом, а она была совершенно посторонней женщиной, поэтому, помня о правилах приличия, судья не мог позволить ей подойти к нему слишком близко. Он сказал:
— Я знаю, что мучает вас. Ваша кожа высохла и пожелтела, и на ней стал заметен венозный узор. Это верный признак того, что у вас воспалена печень и ослаблена нервная система. В недалеком прошлом, вы, должно быть, испытали сильное душевное страдание. И именно из-за этих страданий воспалилась ваша печень и пищеварение стало ухудшаться. Боль в области сердца, должно быть, постоянно мучает вас, не так ли?
Женщина поспешила с ответом:
— Господин, вы действительно являетесь необыкновенно искусным целителем! Я страдаю от этих болей уже довольно долго, но никогда еще ни один врач не мог так точно определить их причины. Раз уж вы распознали мою болезнь, то скажите, есть ли у вас такое лекарство, какое сможет вылечить меня?
Когда судья Ди понял, что женщина сочла его искусным врачом, то решил более подробно выяснить причину ее болезни. Для этого он спросил:
— Значит, вы, госпожа, уже давно страдаете от таких болей. Насколько я понимаю, у вас есть муж и дети, которые могли бы позвать к вам доктора. Почему же они допустили, чтобы ваше недомогание превратилось в хроническую болезнь?
Женщина со вздохом ответила:
— Как ни печально говорить об этом, но мой муж умер много лет назад. Он оставил мне единственного сына, которому сейчас исполнилось бы уже двадцать восемь лет. Раньше у него была на этом рынке маленькая лавка, где он торговал разными товарами из шерсти и хлопка. Восемь лет назад он женился. И вот в мае прошлого года, в день праздника Двойной пятерки вся наша семья была дома, а после полудня он предложил мне, своей жене и их маленькой дочке прогуляться к реке, чтобы посмотреть на состязания лодок-драконов. Вечером, когда мы вернулись домой, мой сын был еще бодрым и веселым как обычно. Но после ужина он вдруг пожаловался на сильную боль в животе. Я подумала, что, вероятно, днем на реке он перегрелся на солнце, и посоветовала его жене уложить моего сына в постель. Во время третьей ночной стражи я вдруг услышала, что он громко вскрикнул от боли, а затем его жена вбежала в мою комнату, объявив, что мой сын умер.
Это ужасное несчастье так потрясло и меня, и его жену, что нам тогда показалось, будто на нас обрушился весь небесный свод. Наш семейный род прервался.
Хоть мы и держали маленькую лавку, но у нас было очень мало сбережений, поэтому только с огромными трудностями, занимая здесь и там, мы смогли собрать достаточно денег на похороны. Когда мы собрались одеть его тело в похоронный наряд, я заметила, что глаза у него странным образом вылезли из орбит. Это удручающее зрелище усугубило мое горе, днями и ночами я продолжала плакать по моему сыну. Вот с тех пор у меня начало болеть сердце.
Слушая эту печальную историю, судья Ди привычно анализировал ее и тотчас подметил некоторые подозрительные детали. «Конечно, возможно, — думал он, — что молодой парень умер от солнечного удара. Но как тогда объяснить, что он внезапно закричал перед смертью, и почему его глаза вылезли из орбит? Здесь далеко не все так ясно, как кажется на первый взгляд. Я пришел сегодня сюда, намереваясь продолжить расследование двойного убийства и найти следы преступника Шао, но добился, пожалуй, только того, что обнаружил новое преступление!»
Он сказал, обращаясь к женщине:
— Сейчас, выслушав вашу историю, я понял, что ваше заболевание даже более серьезно, чем я предполагал. Если бы его породила только меланхолия, то оно могло бы пройти довольно легко, несмотря на всю серьезность вашего недуга. Но если вашу душу и тело терзает глубокое горе, то такую болезнь нельзя вылечить за несколько мгновений. Разумеется, у меня есть травы, которые помогут вам, но совершенно необходимо, чтобы я сам приготовил отвар и добавил нужное количество воды. Только тогда лекарство окажет свое целительное действие. Но разве я смогу приготовить столь сложное лекарство прямо здесь, на улице? Я не знаю, насколько сильно ваше желание излечиться от болезни. Если вы действительно хотите избавиться от истинных причин недуга, то я обязательно должен сам приготовить этот отвар у вас дома.
Женщина довольно долго не решалась ответить.
— Конечно я хочу избавиться от болезни, — наконец сказала она, — и буду рада, если вы, господин, любезно согласитесь зайти в мой дом. Но тут есть одна сложность, которую мне надо сначала обсудить с вами. После смерти моего сына его жена стала добродетельной вдовой и предпочитает жить в строгом уединении. Она не желает видеть никого, кроме близких родственников. Каждый день после полудня она запирается в своей комнате, и стоит только кому-нибудь войти в наш дом, как она начинает бранить меня из своей комнаты: «Матушка, почему вы позволяете этим людям входить в дом, где есть молодая женщина?» Поэтому наши родственники, мужчины, зная твердое решение моей невестки никогда вновь не выходить замуж, перестали посещать наш дом, а с недавнего времени к нам не заходят уже и наши родственницы. В общем, теперь у нас никогда не бывает гостей. Утром мы с невесткой работаем вместе по хозяйству, но после полудня каждая из нас уходит в свою комнату. Если вы согласитесь зайти к нам, то вам придется готовить лекарство прямо во дворе, и я вынуждена буду попросить вас уйти сразу, как только отвар будет готов. Иначе моя дочь опять примется ругать меня.
Эти сведения еще больше укрепили судью Ди в том мнении, что во всей этой истории есть какая-то странность. «Надо признать, — подумал он, — что, к счастью, в нашей империи не так уж мало добродетельных вдов, хранящих верность умершему супругу, однако эта молодая вдова явно ударяется в крайность. Конечно, правила приличия предписывают ей не принимать в своем доме мужчин. Но весьма подозрительно то, что она отказывается видеть даже женщин, а кроме того, запирается каждый день в своей комнате. Мне надо обязательно зайти в их дом и попытаться выяснить, что собой представляет на самом деле ее невестка». И он сказал женщине:
— То, что ваша невестка так преданно хранит память о вашем сыне, безусловно, достойно великой похвалы и восхищения. Я проведу в вашем доме только то время, что мне потребуется для приготовления нужного лекарства, и сразу после этого уйду, даже не выпив чашки чая и не требуя никаких особых любезностей с вашей стороны.
Женщина очень обрадовалась тому, что судья Ди согласился на ее условия.
— Тогда я сейчас схожу домой одна и объясню все моей невестке, а потом вернусь сюда за вами.
Судья Ди, опасаясь, что ее невестка может не разрешить ей вернуться, быстро сказал:
— Нет, так не пойдет. После приготовления вашего лекарства я должен спешно вернуться в город, где меня еще ждет много дел. Вы ставите слишком много условий, хотя, как я полагаю, у вас вряд ли есть деньги, чтобы достойно заплатить за мои услуги. И все-таки я хочу вылечить вас, а единственной наградой мне будет то, что в ваших местах за мной закрепится слава искусного лекаря. Но в таком случае мы должны отправиться немедля.
Быстро собрав свои травы и снадобья, он отвесил глубокий поклон толпе зрителей и удалился вместе с хворой женщиной.
Пройдя по узким улочкам, они вскоре подошли к скромному жилищу в конце переулка. Девочка лет семи, стоявшая у калитки, с очевидной радостью бросилась к ним навстречу, издалека увидев их приближение. Одной рукой она уцепилась за рукав женщины, а другой начала оживленно жестикулировать, произнося при этом лишь какие-то нечленораздельные звуки.
Судья Ди, увидев немую девочку, спросил:
— Кто эта девочка и почему она потеряла способность разговаривать? Она лишена этого дара от рождения?
Но пожилая женщина, уже открыв калитку, торопливо вошла во двор, очевидно, чтобы уведомить свою невестку об их прибытии. Опасаясь, что невестка может исчезнуть прежде, чем он успеет взглянуть на нее, судья Ди поспешил за женщиной. В глубине двора он увидел одноэтажное строение из трех примыкавших друг к другу помещений. Дверь в правую комнату открылась: очевидно, ее обитательница услышала донесшийся от калитки мужской голос; выглянув через полуоткрытую дверь, она сразу же встретилась взглядом с судьей Ди.
Таким образом ему удалось рассмотреть ее. Это была женщина лет тридцати, одетая в простое домашнее платье, на ее лице не было никакой косметики, что, однако, не мешало заметить ее чувственную красоту. Судья Ди вполне мог представить, что одного взгляда ее глаз оказалось бы достаточно, чтобы вскружить голову мужчине. Ее гладкий снежно-белый лоб отличался прекрасной формой, а на щеках горел нежный румянец.
При виде входящего во двор незнакомца она поспешно отступила в глубину комнаты, издав возмущенное восклицание, и захлопнула дверь. Судья Ди услышал, как она начала распекать свою свекровь:
— Ах вы, старая греховодница, теперь вы еще надумали привести в наш дом какого-то жалкого шарлатана. Всего несколько дней я провела в покое, а теперь мне опять придется бранить вас целый вечер. Чем, скажите на милость, я заслужила такое несчастье?
Слушая эти высказывания, судья Ди решил, что уже вполне может догадаться о том, что здесь на самом деле происходит: «Эта молодая женщина, должно быть, настоящая мегера, — подумал он, — и она почти наверняка творит дурные дела. И раз уж я пришел сюда, то не уйду, пока не разузнаю побольше, даже если мне придется выслушать новые поношения и оскорбления».
Он уселся на скамейку во дворе и вежливо сказал пожилой женщине:
— Прошу покорно простить меня за то, что я, впервые войдя в ваш дом, все еще не поинтересовался, как вас зовут, почтенная женщина. И я также полагаю, что именно ваша любимая внучка встретила нас у дверей.
— Наша фамилия Би, — ответила женщина. — Моего покойного мужа звали Би Чжаншэнь, а моего сына звали Би Сюнь. Увы, после его кончины у меня осталась лишь эта маленькая внучка, сейчас ей семь лет, — добавила она и заплакала, обняв девочку.
Судья Ди сказал:
— Госпожа Би, время уже позднее, пожалуйста, принесите мне переносную чайную печь, чтобы я мог заварить для вас лекарство. Но, знаете ли, как врачу, мне интересно, что случилось с вашей внучкой. Когда она перестала разговаривать?
— Это часть той горестной судьбины, что выпала на долю нашей семьи, — ответила госпожа Би. — Наша девочка с раннего детства радовала нас своими способностями. Она была очень умной и уже с четырех лет отлично разговаривала. Но спустя всего два месяца после смерти ее отца она проснулась однажды утром, и мы вдруг обнаружили, что ее поразила немота. С того самого дня она не может внятно произнести ни единого слова, хотя понимает все очень хорошо. Вот так за одну ночь наша здоровая и способная девочка превратилась в такое беспомощное создание, разве это не ужасное несчастье?
Судья Ди спросил:
— В чьей комнате она спала в ту ночь, после которой онемела? Мог ли кто-то лишить ее дара речи, напоив каким-то зельем? Вам следует узнать точно, что с ней случилось, и если выяснится, что какой-то злодей действительно опоил девочку, то я смогу вылечить ее.
Госпожа Би не успела ничего ответить, поскольку в этот момент из комнаты ее невестки донеслись раздраженные крики:
— Средь бела дня этот бродяга пытается обманом выманить деньги у добрых людей, неся откровенный вздор. Разве мог кто-то подсыпать отраву моей дочери, если она всегда находится у меня на глазах? Со стародавних времен и до наших дней многие врачи прославились своим искусством, но я никогда не слышала о лекаре, способном вылечить немоту. Вы, неразумная старуха, притащили сюда какого-то грязного шарлатана только потому, что он пообещал вылечить вас, и даже не поинтересовались предварительно, кто он таков. Вместо того, чтобы хоть немного посочувствовать моему горю, видя, как я переживаю потерю мужа, вы только сердите меня.
Осыпаемая бранью, госпожа Би не посмела сказать ни слова в ответ.
Судья Ди подумал: «Ее невестка наверняка замешана в каких-то мерзких делишках. А старой свекрови просто недостает ума, чтобы догадаться об этом; она считает, что эта красотка действительно думает только о том, чтобы сохранить верность своему покойному мужу. Но мне-то как раз кажется, что именно она убила своего мужа. Ведь по-настоящему добродетельные вдовы остаются и почтительными невестками; чтя память своих мужей, они также проявляют должную заботу о здоровье матери своего мужа. Так почему же эта красавица ничего не делает для того, чтобы облегчить страдания свекрови? И также непонятно, почему она даже не пыталась вылечить от немоты свою собственную дочку? Более того, любая мать преисполнилась бы радости, услышав, что кто-то может исцелить ее ребенка, а она не только не проявила ни малейшего интереса, но еще и начала ругаться. Эти два противоречия могут дать мне ключ к разгадке. Пожалуй, я не буду пока спешить с выяснением всех подробностей, чтобы не возбуждать лишних подозрений у этой скандалистки. Однако по возвращении в судебную управу я займусь делом Би Сюня самым тщательным образом».
Поднявшись со скамейки, он громко сказал:
— Пусть я всего лишь странствующий лекарь, но тем не менее требую, чтобы люди относились ко мне с должным уважением, в ином случае я обычно отказываюсь лечить их. А ваша невестка без всякого на то повода оскорбляет меня, хотя я не попросил даже медяка за свои услуги. Поэтому я отказываюсь помогать вам. Будет лучше, если вы подыщете себе другого врача, — заключил судья Ди и направился к выходу.
Госпожа Би не осмелилась просить его изменить решение и лишь молча проводила до калитки.
Когда судья Ди вернулся на рынок, солнце уже клонилось к закату. Было слишком поздно возвращаться в город, и он решил переночевать в деревне Хуанхуа, а вернуться в Чанпин следующим утром. Он также надеялся, что сможет собрать еще кое-какие полезные сведения в этом местечке.
Заметив прямо напротив рынка большую гостиницу, он вошел туда. Подошедший к нему слуга поинтересовался, нужна ли ему только постель, или он хочет отдельную комнату. Судья Ди увидел, что внутренний двор гостиницы заполнен носилками и тележками. Не испытывая желания ночевать в набитой постояльцами комнате, он сказал:
— Я странствую в одиночку, но поскольку я рассчитываю поторговать на вашем рынке пару дней, чтобы накопить немного денег для дальнейшего путешествия, то мне хотелось бы снять отдельную комнату.
Слуга, узнав, что лекарь собирается продавать лекарства и осматривать пациентов, благодаря чему у него появится много возможностей для получения дополнительного дохода, быстро ответил вежливым тоном:
— Конечно, господин, — и провел судью Ди в комнату для гостей, находящуюся во втором дворике.
Слуга привел в порядок его комнату, и так как у нового постояльца не оказалось с собой походной постели, сходил в гостиничную кладовую и принес постельные принадлежности. Постелив постель, он поинтересовался насчет ужина. Судья Ди заказал два простых, но вкусных блюда и кувшин вина.
Слуга сначала принес ему чашку горячего чая и затем отправился на кухню за едой. Закончив свой ужин, судья Ди прикинул, что эта гостиница наверняка забита постояльцами и, вполне возможно, ему удастся выяснить что-нибудь об убийце из деревни Шесть Ли. Не спеша выйдя из своей комнаты, он увидел, что, хотя бумажные фонари уже зажжены, во дворе еще толпится много гостей.
Внимательно приглядевшись к шумной и суетливой толпе, он заметил человека, который, как только увидел судью Ди, тут же замер, явно собираясь приветствовать его.
Мгновенно узнав этого человека, судья Ди опередил его, быстро сказав:
— Почтенный господин Хун, что привело вас в здешние края? Право, я очень рад, что мне посчастливилось встретить вас. Пожалуйста, зайдите ко мне, господин, в моей комнате мы сможем спокойно поговорить.
Разумеется, человек, которого приветствовал судья Ди, был не кем иным, как его верным помощником Хуном. Отправившись по приказу своего господина искать в окрестностях города виновника двойного убийства, он уже несколько дней бродил по близлежащим деревням, хотя его поиски пока не увенчались успехом. Сегодня весь день он пытался выяснить что-нибудь на здешнем рынке, а потом, обнаружив, что время уже позднее, решил заночевать в той же самой гостинице. Боясь раскрыть инкогнито судьи Ди, он подстроился под его тон и сказал, обращаясь к нему как к старому приятелю:
— Вот уж не думал, что встречу вас здесь. Я буду рад поболтать с вами немного в тихом месте.
Судья Ди провел его во второй двор и пригласил зайти в свою комнату. Старшина Хун для начала тщательно закрыл дверь, а затем почтительно поинтересовался:
— Позвольте спросить, ваша честь, когда вы прибыли сюда?
— Не забывай, — быстро ответил судья Ди, — что мы в гостинице, а здесь даже стены имеют уши. Поэтому впредь обращайся ко мне как к бродячему лекарю. Итак, рассказывай, как обстоят дела?
— Я усердно рыскаю по округе уже несколько дней, но не смог разузнать ничего нового, — грустно покачав головой, тихо ответил старшина Хун. — Боюсь, что этот хитрец Шао успел покинуть наши края. Может, Ма Жуну и Цзяо Таю повезло больше, чем мне.
— Хотя мы еще не закрыли дело о двойном убийстве, — сказал судья Ди, — сегодня я обнаружил еще кое-что странное в этой деревне, и, скорее всего, нам придется разбираться в новом преступлении. За этот вечер мы должны собрать как можно больше сведений о новом деле, чтобы завтра я смог начать расследование.
Затем он сообщил Хун Ляну о своей встрече с госпожой Би и пересказал все, что произошло дальше.
— Вся эта история, безусловно, кажется на редкость подозрительной, — признал старшина Хун, — но ведь никто не предъявлял обвинение, и нет никаких доказательств того, что было совершено преступление. Как же в таком случае мы откроем дело?
— Именно по этой причине, — ответил судья Ди, — нам необходимо раздобыть дополнительные сведения. Попозже вечером ты можешь сходить на ту улицу, где живет госпожа Би. Постарайся выяснить, что происходит у них в доме. Кроме того, загляни к их соседям и выясни все, что им известно о смерти Би Сюня. Нам нужно узнать также, где его похоронили.
Озадачив старшину новым поручением, судья заказал для него ужин, и когда тот покончил с едой, они еще немного поговорили, коротая время до первой ночной стражи. Затем старшина Хун, позвав слугу, велел ему принести чашку горячего чая и помочь судье Ди совершить вечерний туалет.
— Понимаешь, — добавил он фамильярным тоном, — мне не терпится навестить одну подружку, но долго я у нее не задержусь.
Слушая их разговор, слуга даже и представить не мог, что перед ним окружной правитель и один из его подчиненных. Он выполнил все поручения постояльцев, после чего старшина Хун покинул гостиницу.
Следуя указаниям судьи Ди, по узким, извилистым улицам он добрался до переулка, где жила госпожа Би, и несколько раз прошелся по переулку, но все вокруг было тихо как в могиле, никто даже носа не высовывал на улицу. Подумав, что, возможно, еще слишком рано для вечерних прогулок, Хун направился обратно к рынку; осмотревшись там, старшина собирался вернуться к дому госпожи Би.
Рыночные лавки еще не закрыли на ночь свои двери, и улицы ярко освещались бесчисленными бумажными фонарями. Поскольку рынок располагался на перекрестке двух больших дорог, то там еще было весьма многолюдно.
Послонявшись по рынку, старшина Хун набрел на большую общественную баню. «А не зайти ли мне сюда? — подумал он. — В таком месте всегда полно людей, которые не прочь поболтать о том о сем, а следовательно, оно вполне подходит для сбора сведений». С такими мыслями он и вошел в здание.
Банный зал и правда оказался переполненным, оба бассейна с трудом вмещали отмокающих в горячей воде мужчин. Но ему посчастливилось найти одно свободное местечко на каменной сушильной скамье рядом с бассейнами. Присев там на корточки, Хун обратился к банщику:
— Далеко ли отсюда до города Чанпин и есть ли еще бани в вашей округе?
Банщик, решив, что этот путник только что пришел в их края, ответил:
— До города немногим больше пяти ли. Ты собираешься отправиться туда сегодня?
— У меня там живут родственники, которых я хотел бы навестить. Насколько я понимаю, ваша деревня входит в округ Чанпина. Ты не знаешь, кто там сейчас заправляет, и не случилось ли у вас тут чего-нибудь интересного за последнее время?
Банщик обрадовался, встретив человека, который еще не слышал последних новостей, и сказал:
— Нашим правителем является знаменитый судья Ди, один из лучших во всей империи. А что до новостей, то, честно говоря, очень жаль, что ты не пришел сюда несколькими днями раньше. Тогда бы ты увидел кое-что интересное!
И далее он с большим удовольствием поведал ему о двойном убийстве в деревне Шесть Ли и о том, что выяснилось в ходе расследования.
Старшина Хун выказал должный интерес к описанной истории, а затем, сняв свои одежды, вошел в бассейн и с наслаждением распарился в горячей воде. Вернувшись на сушильную скамью, он возобновил разговор с банщиком.
— Говорят, — сказал он, — что в вашем местечке проводятся состязания лодок-драконов. Но я также слышал, что в прошлом году здесь началась опасная эпидемия прямо во время празднования и что немало людей, которые отправились смотреть состязания, умерли ужасной смертью.
— Над тобой явно подшутили, приятель! — рассмеявшись, воскликнул банщик. — Я родился и вырос в этой деревне, и никогда ничего подобного у нас не было. Кто попытался так надуть тебя?
— Когда я впервые услышал об этом, то и сам не поверил, — кивнул Хун. — Но потом мой попутчик привел доказательства, сказав, что некий господин Би из ваших краев умер прямо после того, как вернулся с состязаний. Что, разве не так?
Прежде чем банщик успел ответить, молодой человек лет восемнадцати, сидевший рядом, подтвердил:
— Да, это действительно правда. Только тот мужчина умер не из-за того, что ходил смотреть на состязания. Судя по тому, что я слышал, он умер ночью от желудочной колики.
— Странный был случай, — вмешался третий посетитель, обращаясь к банщику. — Как могло случиться, что такой здоровый парень, как молодой Би, который в тот самый день еще был совершенно здоров, вдруг закричал ни с того ни с сего посреди ночи и сразу умер? И помнишь, когда его труп одевали, то глаза у него оказались так сильно выпучены, что даже страшно было смотреть. А еще люди говорят, что возле его могилы частенько появляется таинственный призрак. Неудивительно, что в народе ходят слухи по поводу его смерти. Ты видал эту его вдову?
— Ну-ну, не стоит молоть чепуху. Она, безусловно, весьма привлекательная особа, но тем не менее безвылазно сидит дома, храня верность своему покойному мужу, что свидетельствует о ее искренней любви к нему, — возразил банщик. — Иначе как бы она смогла выдержать такую жизнь? А что до тех таинственных призраков, то на кладбище Гао-Цзява находится довольно много могил. Откуда ты знаешь, что этот дух имеет отношение к молодому Би?
— Да просто я слышал об этом в одном случайном разговоре, — словоохотливо ответил парень. — Все мы в этом мире подобны легким облакам, проплывающим перед глазами. Сегодня мы живы, а завтра можем отправиться в мир иной. Но это еще не все, ведь после смерти Би Сюня его маленькую дочку поразила немота. Вот такая печальная история, — добавил он и, закончив одеваться, покинул баню.
Старшина Хун заключил, что этот парень хорошо знал Би Сюня, и спросил банщика:
— Кто этот молодой господин? Он показался мне приятным и честным парнем.
— Он держит лавку у нас на рынке, — ответил банщик, — а по соседству с его лавкой покойный Би Сюнь торговал изделиями из шерсти и хлопка. Этого парня зовут Ван, и так как все здесь знают его с рождения, то мы прозвали его Маленьким Ваном. Он не слишком умен и любит почесать языком — болтает обо всем, что взбредет ему в голову, но человек, в общем, неплохой.
Старшина Хун сделал пару подходящих к случаю замечаний и, дав банщику щедрые чаевые, вышел на улицу.
Для начала он вновь направился к дому госпожи Би. По пути туда он размышлял о том, что хотя детали этого дела стали вырисовываться более четко, но пока у них нет ни малейших доказательств того, что произошло преступление. Не совсем понятно, на каком основании судья Ди сможет начать расследование, думал старшина Хун.
Он опять примерно с полчаса послонялся по переулку, где жила госпожа Би, но там царила полнейшая тишина, старшине не удалось обнаружить ни малейших признаков хоть какой-то ночной жизни. Он вернулся в гостиницу и подробно доложил судье Ди о том, что услышал в бане.
— Очевидно, будет лучше всего, — сказал судья Ди, — если мы завтра же сходим на кладбище Гао-Цзява и сами выясним, что там происходит.
На следующий день судья Ди и старшина Хун встали рано и, вместе позавтракав, расплатились с хозяином, вручив ему пару серебряных слитков; потом судья Ди закинул за плечи свой аптечный короб, и они покинули гостиницу.
Спросив дорогу у проходящего мимо старика, они бодро отправились в путь и вскоре дошли до заросшего бурьяном кладбища. Земля здесь топорщилась земляными холмиками могил, между которыми валялись побелевшие кости.
Старшина Хун окинул пустырь унылым взглядом.
— Вот мы и пришли, да только, ваша честь, как же мы отыщем могилу Би Сюня среди всех этих могильных холмов?
Судья Ди серьезно ответил:
— Как правитель нашего округа, я пришел сюда с определенной целью: мне нужно найти и наказать виновных в смерти Би Сюня.
И хотя живые и мертвые живут в разных мирах, я все-таки верю, что этот умерший человек сумеет подать нам знак, почувствовав искренность и справедливость моего намерения. Если Би Сюнь умер естественной смертью, то, вероятно, мы не найдем его могилу. Но если он был подло убит, то душа его должна еще парить вокруг мертвого тела, и она сама заявит о себе тем или иным образом.
Затем, стоя посреди кладбища между могил, судья Ди погрузился в горячую молчаливую молитву.
Время близилось к полудню. Внезапно солнечный свет померк, и откуда ни возьмись налетел сильнейший порыв ветра, взметнув в воздух кладбищенский песок и мелкие камешки почти на шесть чи. И из этого вихревого потока сформировалась темная фигура неопределенных очертаний, плывущая к ним по воздуху.
При виде этого сверхъестественного явления у старшины Хуна волосы встали дыбом, лицо его сделалось мертвенно-бледным, а сам он от испуга попытался спрятаться за спину судьи.
Судья Ди, оставаясь тем не менее совершенно невозмутимым, сказал официальным тоном:
— Я, судья Ди, узнал, что тебя злодейски убили. Но я не могу наказать виновных в твоей смерти, не зная, где твоя могила. Я прошу тебя указать нам путь.
Новый порыв ветра понес эту призрачную тень по кладбищу, и судья Ди вместе со старшиной последовали за ней, пока она не остановилась возле могильного холма, расположенного несколько особняком от остальных. И вдруг тень исчезла, ветер стих, и на кладбище вновь воцарилась обычная тишина.
Судья Ди и старшина, взглянув на этот уединенный холм, поняли, что он, видимо, насыпан относительно недавно.
— Посланник из мира мертвых привел нас сюда, — изрек судья Ди, — а теперь, я думаю, тебе стоит пойти отыскать здешнего смотрителя или могильщика. Тогда, если Би Сюнь действительно похоронен под этим холмом, мы сможем убедиться, что это не злой дух ввел нас в заблуждение. Я подожду тебя здесь.
Старшина Хун, еще далеко не пришедший в себя от пережитого страха, довольно неохотно отправился выполнять поручение. Через полчаса или около того он вернулся вместе с седобородым смотрителем. Старик с ходу начал ругать судью Ди:
— Должно быть, парень, ты совсем отупел, разнося свои снадобья. Уж если на рынке никто не купил твоих пилюль, то неужели ты рассчитываешь сбыть их на этом уединенном кладбище? Я мирно работал на своем участке, когда ко мне пришел твой приятель и потащил меня сюда, заявив, что ты хочешь спросить меня о чем-то. Так говори же, ради чего ты потревожил меня?
— Попридержи свой дерзкий язык, — ответил смотрителю судья Ди, — пусть я — всего лишь бродячий лекарь, не снискавший особой славы, однако я не так глуп, как тебе кажется. Мой приход сюда имеет определенную причину. По моему разумению, это кладбище расположено очень хорошо с точки зрения геомансии[9]. Сыновья и внуки захороненного здесь человека будут жить в добром здравии и достатке в течение десяти лет после его смерти. Поэтому я хочу спросить тебя, не знаешь ли ты, кто является владельцем этого участка земли и не желает ли он продать его.
Услышав сказанное, седобородый презрительно усмехнулся и, молча развернувшись, пошел прочь. Но старшина Хун бросился вслед за ним и, схватив его за рукав, гневно крикнул:
— Не думай, что твой почтенный возраст дает тебе право так неуважительно вести себя с кем бы то ни было! Будь ты лет на двадцать моложе, я задал бы тебе сейчас хорошую трепку и посмотрел, осмелился бы ты после этого оскорблять добрых людей. Неужели ты потерял дар речи? Ну-ка быстро отвечай на вопрос, да смотри, будь повежливей!
Почувствовав крепкую хватку старшины, седобородый сразу присмирел, и ему ничего не оставалось, как только подчиниться.
Судья, переодетый бродячим лекарем, спрашивает старого смотрителя о могиле Би Сюня, старшина Хун стоит слева рядом с судьей
—————
— Ты меня не так понял, — смиренно произнес он. — Я мог бы поговорить с твоим хозяином, но для этого он должен был бы по крайней мере спросить что-то разумное. Сейчас он сказал, что это очень благоприятное место для кладбища; но как тогда вы объясните, что родственники всех здешних покойников давно поумирали? Разве вы не заметили, в каком запустении находятся эти могилы? С последних похорон, что были в прошлом году, ни я, ни другие могильщики не видели, чтобы кто-то пришел навестить эту последнюю могилу. А дочь похороненного здесь мужчины поразила немота вскоре после смерти ее отца! Как же вы можете говорить, что наше кладбище находится в благоприятном месте с точки зрения геомансии? Разве это не полная чепуха?
— Должно быть, ты ошибся, — возразил старшина Хун, — хоть сами мы и не местные, но довольно часто бываем в ваших краях. Мы знаем, что немота поразила дочку покойного Би Сюня. Отвечай, неужели под этим холмом действительно похоронен тот самый лавочник Би?
— Хорошо, что вы хоть это знаете, — ворчливо буркнул старик. — Разумеется, здесь похоронен Би. Впрочем, у меня, бедного старика, полно работы на поле, и я не могу тратить время на пустые разговоры. Ежели вы не верите мне, то лучше сходите в деревню да расспросите людей.
Он дернулся, высвобождая свою руку, и быстро пошел прочь.
Подождав, пока старик уйдет за пределы слышимости, судья Ди сказал:
— Больше не может быть никаких сомнений в том, что лавочник Би был умерщвлен самым подлым образом, что явно доказало появление его духа, коего мы с тобой видели воочию. Что ж, пора возвращаться в город.
Они вернулись на рынок и наскоро перекусили в маленьком трактире, потом вышли на большую дорогу и достигли города как раз перед закатом. Войдя в здание управы через заднюю дверь, судья Ди прошел в свой рабочий кабинет.
Тем временем стражники, состоявшие на службе в суде, и другие служащие управы уже начали тревожиться, поскольку судья Ди не показывался в присутствии два дня подряд. Они как раз обсуждали в зале суда возможность того, что судья отправился проводить какое-то частное расследование, связанное с двойным убийством, как вдруг судья Ди появился на возвышении и сел за свой стол.
Сделав перекличку, он перво-наперво поинтересовался, не вернулись ли Ма Жун и Цзяо Тай. Секретарь доложил ему, что они вернулись предыдущим вечером, но, услышав, что судья отсутствует, вновь отправились в дорогу, чтобы продолжить поиски. И больше от них не поступало никаких сообщений.
Судья Ди кивнул и приказал позвать к нему дежурного посыльного. Когда тот появился перед столом, судья Ди сказал:
— Вот официальные судебные повестки. Завтра рано утром доставь их в деревню Хуанхуа и приведи сюда их старосту. Заодно ты также зайди на кладбище Гао-Цзява — оно находится рядом с деревней — и скажи смотрителю, чтобы он пришел сюда вместе с тобой и старостой. Я буду допрашивать того и другого на утреннем заседании суда.
Посыльный вышел в караульную будку и сказал сидевшим там стражникам:
— Последние два дня все было так тихо и спокойно, мы не слышали ни о каком новом деле. И вот вдруг появилась срочная работа. Интересно, что мог наш судья разузнать и почему так срочно посылает меня в деревню Хуанхуа? Кстати, я даже не знаю тамошнего старосту.
— Как ты мог забыть Хо Гая? — удивился один из стражников. — В прошлом году, получив должность старосты в деревне Хуанхуа, он пригласил всех нас на шикарный ужин. Неужели ты запамятовал? Сходишь завтра в деревню Хуанхуа и наверняка найдешь его. Но обязательно отправляйся пораньше на рассвете. Ты же знаешь нашего начальника.
Вернувшись домой, посыльный хорошо выспался и рано утром поспешил в деревню Хуанхуа. Сначала он нашел дом старосты Хо Гая и велел ему послать своего помощника за смотрителем кладбища Гао-Цзява. А сам тем временем отлично подкрепился вместе со старостой за счет последнего. Только они закончили трапезу, как привели старого смотрителя. Подгоняемые посыльным, старик вместе со старостой отправились в город.
Дневное заседание суда уже началось, и судья Ди восседал за своим высоким столом. Сначала он обратился к старосте Хо Гаю.
— Неужели в вашей деревне не было никаких происшествий со времени твоего вступления в должность? — спросил судья. — Видно, ты слишком небрежно относишься к исполнению своих обязанностей, раз тебе не о чем было доложить мне.
Надзиратель Хо уже понял, что в его деревне, видимо, было совершено преступление, о котором стало известно судье Ди, поэтому поспешно ответил:
— Вашего ничтожного слугу назначили старостой в марте прошлого года, но только в апреле я официально вступил в эту должность. С тех самых пор я усердно исполняю свои обязанности. Но благодаря мудрому правлению вашей чести младшие чиновники в нашем округе стали честными, и люди в нашей деревне живут спокойно, поэтому мне не о чем было докладывать. Мог ли я осмелиться пренебречь моими обязанностями, когда меня сочли достойным быть назначенным на столь почтенную должность? Я прошу вашу честь благосклонно рассмотреть это дело.
— Итак, ты сам признал, что вступил в должность в апреле, — заметил судья Ди. — Так почему же ты упустил из внимания тот факт, что в мае в твоей деревне было совершено убийство?
Это известие так потрясло старосту Хо Гая, что ему показалось, будто на его голову внезапно вылили ушат холодной воды.
— Ежедневно и еженощно я совершаю регулярные обходы, — в полной растерянности сказал он, — но мне ничего не известно о таком случае. Если бы столь ужасное преступление действительно произошло, то разве я осмелился бы сохранить его в секрете и не доложить вашей чести?
— Ладно, оставим пока этот вопрос, — продолжил судья Ди, — но расскажи мне, что стало причиной смерти лавочника Би Сюня из твоей деревни. Как староста, ты должен знать кое-что об этом. Живо говори мне всю правду!
— Я всегда считал, что мне подведомственны, с одной стороны, те преступления, о которых следует докладывать в управу, а с другой стороны — обычные текущие дела, о которых нет нужды никому сообщать. Сейчас в нашей деревне живет несколько сотен семей. Не проходит и дня, чтобы я не отметил в регистрационной книге женитьбу, похороны или рождение ребенка. Я не вижу ничего особенного в смерти Би Сюня; его родственники не сообщили мне ничего подозрительного по поводу его кончины, а также и его соседи не подали никаких жалоб или обвинений. Я знаю только одно: что он умер в прошлом году в день состязания лодок-драконов. Вот и вся правда.
— Ты, тупоголовый осел, должен более ревностно исполнять свои обязанности! — сердито воскликнул судья Ди. — Я знаю правду, а ты продолжаешь увиливать от прямого ответа. Этого достаточно, чтобы дать мне отличное представление о том, как ты относишься к своей службе.
Отругав таким образом старосту Хо Гая, судья Ди вызвал на допрос старого смотрителя.
Седобородый малодушно дрожал от страха. Преклонив колени перед столом судьи, он сказал:
— Я в мои преклонные годы служу смотрителем кладбища Гао-Цзява и почтительно приветствую вашу честь.
Судья Ди, видя такое смирение, едва смог сдержать улыбку, вспоминая дерзкое поведение старика во время вчерашнего разговора.
— Как твое имя, — спросил он, — и как долго ты исполняешь свои обязанности?
— Я уже старый человек, и зовут меня Тао… — начал седобородый.
Но стоявший рядом с ним стражник резко оборвал его.
— Ты, старый пес и неотесанный деревенщина! — вскричал он. — Как смеешь ты говорить «старый человек», отвечая его превосходительству? Разве ты не знаешь, что должен именовать себя «ничтожным слугой», когда стоишь перед своим правителем? Нам не важно, стар ты или молод, вот мы всыплем тебе сейчас порцию палок, так сразу поумнеешь.
Облаянный стражником, седобородый помертвел от ужаса и поспешно сказал:
— Вашего ничтожного слугу впору предать смерти. Я служу смотрителем на этом кладбище последние тридцать лет. Чем я могу быть полезен вашему превосходительству?
— Взгляни на меня и посмотри, знаешь ли ты в лицо своего правителя?
Робко подняв глаза, смотритель взглянул на судью Ди, и тут ему показалось, что его душа собирается покинуть тело. Несколько раз ударив лбом об пол, он заголосил:
— Поистине, меня, ничтожного, впору обезглавить! Вчера, разговаривая с вами, я не узнал вашу честь. Но, поверьте мне, с этих пор я никогда больше не буду грубить никому, кто бы ни зашел на это проклятое кладбище!
Услышав причитания старика, стражники наряду с остальными служащими управы наконец поняли, что судья Ди самолично провел некое тайное расследование. А судья Ди между тем продолжил:
— Хорошо, а теперь опиши мне подробно, как проходили похороны Би Сюня, расскажи, кто доставил на кладбище гроб с его телом, и все, что тебе известно об этом деле.
— Всякий раз, когда родственники хоронят кого-то на нашем кладбище, — ответил старый смотритель, — они дают мне две сотни медяков, чтобы я выкопал могилу и потом насыпал над ней холм. В прошлом году, через три дня после праздника Двойной пятерки на кладбище доставили гроб, который сопровождали две женщины.
С их слов я понял, что покойный был деревенским лавочником Би Сюнем и что пожилая госпожа была его матерью, а молодая — стала его вдовой. Я поначалу думал похоронить тот гроб среди прочих могил. Но когда выкопал яму и уже собирался опустить в нее гроб, то из него вдруг послышался какой-то жуткий стон. Я страшно перепугался и спросил женщин, уверены ли они, что их родственник действительно умер, и от какой болезни он скончался.
Не дав пожилой женщине открыть рот, новоиспеченная вдова принялась орать и ругать меня, заявив, что, видно, в стране нашей уже нет никакого порядка, если приличным людям больше не разрешают спокойно похоронить своих мертвых. Потом ее поддержала пожилая госпожа. Тут я подумал, что негоже мне препираться с двумя женщинами, но, с другой стороны, я не собирался навлекать на себя неприятности, прикинув, что если со временем выяснится, что этот человек умер не своей смертью, то может понадобиться эксгумация. Поэтому я выбрал легко узнаваемое место, чуть в стороне от других захоронений, где и закопал этот гроб.
Как бы то ни было, но с того самого дня я постоянно слышу по ночам какие-то замогильные стоны, они доносятся от этой могилы и не дают мне спокойно спать. И моя вчерашняя грубость, ваша честь, объясняется именно тем, что я испытываю смертельный ужас перед этим местом, мне страшно даже подходить к нему. Вот, в сущности, и все, что я видел и слышал. А что касается причин смерти Би Сюня, то они мне совершенно неизвестны. Я прошу, ваша честь, вашей благосклонности.
— Все ясно, ты можешь вернуться домой, — милостиво сказал судья Ди, — но помни о том, что в свое время ты можешь понадобиться нам на кладбище.
Затем судья Ди выписал судебную повестку и велел старшине Хуну в тот же день отправиться в деревню Хуанхуа и вызвать в суд для допроса госпожу Би и ее невестку на завтрашнее заседание окружного суда. Отдав этот приказ, судья Ди удалился в свой кабинет.
Стражники озадаченно обсуждали прошедшее заседание.
— Мы бываем в деревне Хуанхуа по крайней мере раз шесть или семь в месяц, — говорили они, — однако ничего не слышали об этом деле. Определенно у нашего судьи длинные уши! Да только он совершенно не жалеет себя, ведь еще не раскрыто двойное убийство в деревне Шесть Ли, а он уже начал расследовать новое преступление. Да, тяжела наша жизнь! И еще неизвестно, удастся ли нам поиметь хоть пару медяков с тех бедолаг, что замешаны во всех этих преступлениях.
Переговариваясь друг с другом, они принялись готовиться сопровождать старшину Хуна в деревню Хуанхуа.
Переночевав в деревне Хуанхуа, старшина Хун и два сопровождавших его стражника пришли к дому госпожи Би и постучали в дверь.
Из дома послышался голос госпожи Би:
— Кто стучится к нам в такую рань?
Наконец она открыла, но, увидев троих высоких мужчин, стоявших у порога, быстро встала в дверях.
— Вам должно быть известно, что в этом доме не осталось мужчин и здесь живут только две бедные вдовы. Кто вы такие и почему тревожите нас?
— Мы выполняем приказ, — сказал один из стражников, — и уж конечно явились к вам не ради собственного удовольствия. Представь себе, что в этот ранний час мы могли бы спокойно спать в своих постелях! Как ты думаешь, зачем мы притащились в это унылое место? Ради прогулки? Нет, у нас имеется судебная повестка, выписанная его превосходительством судьей Ди, который приказал старшине Хуну незамедлительно доставить вас в управу Чанпина для допроса на дневное заседание. Поэтому лучше не загораживай нам вход!
Сказав это, он решительно потеснил назад госпожу Би, и они вошли во внутренний двор. Обнаружив, что дверь в центральную комнату открыта, они вошли в дом и присели передохнуть. Дверь в ту боковую комнату, что находилась справа, оставалась плотно закрытой.
— Мы присланы по официальному делу, которое не терпит отлагательств, — заявил старшина Хун, вытащив судебное предписание. — Где ваша невестка? Скажите ей, пусть выходит. Сейчас вы отправитесь с нами в городскую управу. Никакие разговоры вам не помогут.
Госпожа Би, услышав, что они пришли по приказу окружного судьи, вся задрожала и начала причитать:
— Мы никогда не делали ничего плохого, и вдруг вы хотите отвести нас в суд! Может, кто-то из наших кредиторов подал на нас жалобу за то, что мы еще не вернули долг? Пожалуйста, господа, поимейте жалость к нашей бедной семье. С тех пор, как умер мой сын, мы с огромным трудом сводим концы с концами, нам едва хватает денег на ежедневные нужды. Как же мы можем так быстро вернуть долги, в которые влезли, чтобы оплатить похороны? Хоть мы и простые бедняки, но никогда прежде не подвергались такому позору, чтобы под стражей быть препровожденными в суд. Пожалуйста, господа, проявите к нам немного душевной доброты и возвращайтесь пока в управу без нас. Вы можете доложить судье, что мы срочно продадим нашу мебель и одежду, чтобы заплатить долги. Пожалуйста, войдите в наше положение и не тащите нас в суд прямо сейчас!
Говоря все это, госпожа Би горько плакала. Старшина Хун, видя, что эта бесхитростная женщина ни о чем не догадывается, мягко сказал:
— Вам нет нужды волноваться. Ваши кредиторы не подавали на вас в суд. Просто наш судья желает видеть вашу невестку, чтобы задать ей несколько вопросов. Вы только приведите ее, и мы оставим вас в покое, а ее отведем в город на заседание суда.
Однако, не дав ему спокойно договорить, госпожа Би вновь заголосила:
— Я не верю, что вас и правда прислали из окружного суда! Сначала вы говорите, что мы обе должны пойти с вами, а теперь вдруг решили увести одну мою дочь. Вы, должно быть, похитители, прознавшие, что в этом доме нет мужчин, которые могли бы вступиться за нас. Вы что, задумали похитить мою дочь? Я-то уж знаю, как поступает ваш брат, сначала вы изнасилуете ее, а потом продадите в бордель. Но чтобы заполучить мою дочь, вам придется сначала убить меня!
И госпожа Би решительно двинулась на старшину. Терпение стражников истощилось, и они, грубо оттащив ее, усадили на стул и попытались вразумить бестолковую женщину:
— Неужели, дожив до седых волос, ты осталась настолько непонятливой? Ведь только по доброте своей наш старшина сказал, что ты можешь остаться дома. И разве ты не видишь этих предписаний, написанных собственноручно его превосходительством? Может, ты скажешь, что они тоже фальшивые? Ты настолько глупа, что твоей невестке, видно, не составило труда одурачить тебя. Если бы его превосходительство не был таким мудрым, то и твоя собственная жизнь, вероятно, вскоре оказалась бы под угрозой!
Увлеченные разговором, они даже не заметили, что молодая госпожа Би, приоткрыв дверь своей боковой комнаты, внимательно слушала все их препирательства.
— Матушка, — наконец сказала она, — позволь мне задать им несколько вопросов. Во-первых, у вас есть только судебные повестки и нет ордера на наш арест, разве не так? И во-вторых, разве не правда, что никто не выдвигал против нас обвинения? А если все это верно, то выходит, что ни моя мать, ни я не нарушили никакого закона. Ведь вы, надеюсь, помните, о чем говорили древние мудрецы: «Пусть остра сталь меча, да не сечет он невинную голову». И хотя этот судья, как известно, является правителем нашего округа, ему не следует позволять себе предъявлять неразумные требования. Даже Императорский суд почитает верных вдов, и если умирает вдова, сохранившая верность своему покойному мужу, то правительство обычно воздвигает памятный храм в ее честь, а большие чиновники приносят к нему пожертвования каждую весну и осень. Поэтому нет ни малейшей причины посылать стражников, чтобы арестовать нас, двух безутешных вдов. Если ваш судья хочет спросить нас о чем-то, пусть так и говорит. Мы не совершали никакого преступления, и нам нечего бояться, мы можем самостоятельно прийти в суд и открыто заявить об этом. Мы не позволим, чтобы нас насильно тащили туда. А если вы заставите нас, то мы откажемся покинуть суд до тех пор, пока все это дело полностью не выяснится, и тогда ваш судья не сможет сказать, что мы не подчинились его приказу.
Слушая ее красноречивый монолог, каждое слово которого било точно в цель, оба стражника просто опешили и, растерянно взглянув на старшину Хуна, предоставили ему отвечать ей. Старшина с улыбкой сказал:
— Ну надо же, молодая госпожа, какие умные речи вы ведете, под стать образованной даме. Теперь я понимаю, как вы смогли совершить столь поразительное преступление. Что же касается реальных обвинений против вас, то я, молодая госпожа, не являюсь правителем Чанпина. И я знаю только то, что можно провести арест в случае необходимости. Если вы желаете узнать побольше, то сможете сами выяснить все в суде. Вам не удастся запугать нас своим острым язычком.
Высказав свои соображения, он подал знак стражникам, и они, взяв молодую госпожу Би за руки, вывели ее из комнаты, не позволив продолжать препирательства. Старая госпожа Би, не имея сил бороться со стражниками, в отчаянии упала на колени. Однако, даже не взглянув на нее, старшина Хун и стражники увели ее невестку из дома.
На улице уже собралась толпа любопытных соседей, которым не терпелось узнать, что случилось. Старшина обратился к ним:
— Мы уводим эту женщину в окружной суд для допроса по приказу его превосходительства, правителя Чанпина. Если кто-то из вас попытается помешать нам исполнить наш долг, то он, определенно, окажется замешанным во всей этой истории. И позвольте мне также заметить, что дело это весьма серьезное.
Предупрежденная таким образом толпа быстро рассеялась, поскольку никто не хотел впутываться в подсудное дело.
Старшина и его помощники, ведя с собой молодую госпожу Би, быстро направились в сторону Чанпина и к полудню прибыли в управу.
Получив сообщение об их прибытии, судья Ди приказал всем сразу пройти в зал заседаний. Затем он облачился в свой официальный наряд и вскоре уже сидел в своем кресле. Взглянув на писцов и выстроившихся внизу стражников, судья Ди громко приказал:
— Привести преступницу!
— Слушаемся! — гаркнули стражники и вывели вперед молодую госпожу Би, заставив ее преклонить колени перед судейским столом.
Однако столь впечатляющая судебная церемония не внушила ей благоговейного страха. Не дожидаясь, пока судья Ди обратится к ней, она заговорила сама:
— Ваша покорная раба, госпожа Би, урожденная Цзю, почтительно склоняет голову, приветствуя вашу честь. Меня привели сюда по приказу вашей чести, и я осмелюсь спросить, в чем же меня обвиняют? Как молодая и несчастная вдова, я не могу долго стоять здесь на коленях на каменном полу.
Придя в ярость от такой наглости, судья Ди гневно сказал:
— Как смеешь ты, женщина, называть себя несчастной вдовой? Ты можешь дурачить свою безмозглую свекровь, но меня, судью, тебе не обмануть. Подними глаза и посмотри, кто я такой!
Госпожа Цзю — так мы будем впредь называть ее — взглянула на судью и сильно испугалась.
«Вот оно что, — подумала она, — значит, это он заходил к нам на днях, переодевшись лекарем. Теперь понятно, почему он с первого взгляда показался мне подозрительным и почему я продолжала думать все эти дни, что же мне так не понравилось в том лекаре». Несмотря на то, что в глубине души она очень встревожилась, на лице ее не отразилось никакого волнения, и она ответила твердым голосом:
— Когда вы, ваша честь, заходили к нам на днях в обличье лекаря, я не узнала вас и потому была немного невежлива. Я ненамеренно обидела вас, и вам не следует наказывать меня за это. Я знаю, ваша честь пользуется славой справедливого правителя. Как могла столь незначительная провинность разгневать вас?
— Нет, распутная женщина, ты еще совсем не знаешь меня! — громогласно воскликнул судья Ди. — У тебя был молодой муж, и тебе следовало счастливо жить с ним и вместе пройти весь отпущенный вам Небесами срок. Почему ты вступила в незаконную связь и потом убила своего собственного мужа? Но знай же, что он, твой муж, не найдя упокоения в могиле, обвинил тебя передо мною. Разве тебе неизвестно, что жена, убившая своего мужа, совершает самое тяжкое преступление перед законом? Так признавайся же, как ты убила твоего мужа и кто твой любовник.
Услышав, что ее обвиняют в убийстве Би Сюня, госпожа Цзю почувствовала резкую боль в сердце, точно в него воткнули острый нож. Но она сумела овладеть своими чувствами и невозмутимо ответила:
— Ваша честь, поистине, вы являетесь отцом родным и заступником для нас, простых людей. На днях я действительно невольно оскорбила вас. Но как же можете вы порочить меня из-за такой легкой провинности и приписывать мне ужасное преступление? Ведь преступление, в котором вы ложно обвиняете меня, карается смертью. Вам не следует легкомысленно относиться к столь серьезным вещам.
Судья Ди понял, что госпожа Цзю, использовав свою красоту, сумела поставить его в неловкое положение, подразумевая, будто он посетил ее с некой тайной целью и, получив отпор, теперь пытается отомстить ей.
— Я знаю, что вы очень умны, но ваш острый язычок на сей раз не принесет вам пользы. Я представлю доказательство, и мы посмотрим, как вы тогда заговорите. Ваш покойный муж ясно дал мне понять, что вы убили его. И также мне известно, что вы, испугавшись, что ваша маленькая дочь может рассказать кому-то о вашей супружеской измене, дали ей зелье, от которого она онемела. На днях я сам видел ее. Как же вы осмеливаетесь после этого отрицать свое преступление? Если вы сейчас же во всем не признаетесь, то я буду допрашивать вас под пытками.
Тем не менее госпожа Цзю, казалось, совсем не испугалась.
— Я могу признаться только в том, что мне не в чем признаваться, — ответила она. — Вы можете пытать меня до смерти, но вам не удастся вырвать у меня признания в том преступлении, которое я никогда не совершала!
— И ты, женщина, смеешь пренебрегать законом прямо здесь, в суде? — вскричал судья Ди. — Будь по-твоему, я готов рискнуть своей судейской черной шапкой, и, возможно, кто-то даже назовет меня жестоким правителем. Но мы посмотрим, признаешься ли ты под пытками в своих злодеяниях. Дать ей для начала сорок ударов хлыстом!
Стражники сорвали с женщины платье, обнажив ее спину, и всыпали ей ровно сорок ударов.
Это испытание не заставило госпожу Цзю изменить свои показания. Вместо этого она сказала:
— Ваша честь, вы являетесь отцом и заступником простого народа целого округа. Как можете вы причинять такой вред добрым людям, не имея ни малейших доказательств их виновности? Неужели таково ваше понимание правосудия? Но если вы думаете, что пытки заставят меня признаться, то вы ошибаетесь. Вы утверждаете, что я убила моего мужа, на основании свидетельских показаний какого-то призрака. Но сумеете ли вы подтвердить это? Можете ли вы показать мне заверенное обвинение, сделанное вашим призраком? Позвольте мне заявить, что вы не всемогущи, а остаетесь пока лишь окружным правителем. Если, затаив на меня личную злобу, вы будете продолжать порочить и пытать меня, то, как говорится, двери высших инстанций всегда открыты для тех, кто подвергается несправедливым гонениям и притеснениям.
И даже если ваше начальство откажется предпринять санкции против вас, то я сама, после того как вы запытаете меня до смерти, представлю это дело судьям Загробного мира. И не забывайте, что если наместника уличают в том, что он ложно обвинил невинного человека, то закон устанавливает его обвинителю именно то наказание, какое он хотел вынести обвиняемому. Пусть я всего лишь молодая и беззащитная вдова, но я постараюсь сделать все возможное, чтобы с вашей головы сняли судейскую шапку.
Спокойно выслушав эту речь, судья Ди приказал подвергнуть госпожу Цзю пытке тисками. Стражники, выполняя приказ, энергично затягивали тиски все сильнее и сильнее. Но госпожа Цзю лишь все громче кричала, что ее ложно обвиняют в преступлении.
Тогда судья Ди сказал:
— Я знаю, что ты бесстыжая особа с железным характером, но твоя кожа и плоть не отличаются крепостью железа. Если понадобится, я буду продолжать пытать тебя целый день.
И он вновь приказал стражникам потуже затянуть тиски.
Судья Ди допрашивает госпожу Цзю под пытками. Иероглифы слева гласят: «Благоговение и тишина!»
—————
Стражники, видя, что госпожа Цзю неизменно настаивает на своей невиновности под такой суровой пыткой, начали сомневаться, виновна ли она на самом деле. Украдкой переглянувшись друг с другом, они пуще прежнего закричали на госпожу Цзю, требуя признаться в содеянном и делая вид, что изо всех сил стараются затянуть гайки тисков, хотя на самом деле слегка ослабили зажим. А начальник стражи, оглянувшись на старшину Хуна, стоявшего рядом с судейским возвышением, жестом поманил его в сторону, где судья не мог их видеть.
— Старшина, вы ведь участвовали в расследовании, которое на днях проводил его превосходительство, — прошептал он. — Какие же именно доказательства вам удалось обнаружить? Судья только что приказал нам потуже затянуть тиски, но что будет, если госпожа Цзю вдруг умрет, а позже выяснится, что она не виновна? Это может стоить его превосходительству репутации и положения, а мы поплатимся за это жизнью. История о том, что обвинение выдвинул призрак ее мужа, была, очевидно, только хитроумным ходом, призванным напугать ее и заставить во всем признаться, да только хитрость-то эта не удалась.
Мне кажется, старшина, что наш судья, обычно исключительно проницательный, сегодня выбрал не лучшую тактику. Если у него действительно есть доказательства того, что она убила своего мужа, то почему бы для начала не эксгумировать труп, и уж тогда, предъявив ей реальные доказательства, приступить к пыткам, если она по-прежнему будет отрицать свою вину? Я прошу вас, старшина, использовать свое влияние и убедить судью прекратить допрос, по крайней мере на сегодня. Ведь завтра мы сможем всё выяснить.
Старшина Хун подумал, что слова начальника стражи весьма разумны. В конце концов, Би Сюнь мертв уже около года, а в суд не поступало пока никаких обвинений, и не было прямых доказательств убийства; вряд ли бесплотный дух явится в суд для дачи показаний. Поэтому старшина Хун поднялся на возвышение и, встав рядом с судьей, сказал ему на ухо о том, что, пожалуй, будет разумнее закрыть сегодняшнее заседание.
— То, что мне удалось выяснить, — сердито сказал судья Ди, — убеждает меня в том, что мы правы. Как же я смогу оправдаться перед собственной совестью, позволив этому убийству остаться безнаказанным? Раз уж стражники опасаются продолжать пытки, то я прикажу завтра эксгумировать тело. И тогда, если нам не удастся обнаружить явных доказательств убийства, я с готовностью приму наказание, которое было предназначено этой женщине. Да, я намерен довести это расследование до конца.
Затем он обратился к госпоже Цзю:
— Ты, женщина, упорно заявляешь о своей невиновности, но я уверяю тебя, что на следующий допрос я предоставлю тебе доказательства, которые ты не сможешь опровергнуть.
Он приказал стражникам убрать тиски и отвести обвиняемую в тюрьму, где и содержать для дальнейших допросов. Одному из посыльных он велел отправиться в деревню Хуанхуа и привести в управу госпожу Би. И наконец, двое других служащих по его приказу отправились на кладбище Гао-Цзява, чтобы подготовить все необходимое для завтрашней эксгумации.
По окончании судебного заседания стражники и служащие управы во всех подробностях обсуждали между собой это дело. Они были полны сомнений и боялись, что судья Ди на сей раз может потерпеть неудачу. «Дело-то оказалось далеко не шуточным, — рассуждали они, — и, хотя есть серьезные основания для подозрений, наш судья подвергается серьезной опасности. Плохо ему придется, если вскрытие трупа не покажет никаких следов убийства».
Сумерки уже сгустились, когда посыльный, коему поручили сходить за госпожой Би, прибыл к ее дому. Свежие новости о последнем судебном заседании уже долетели до Хуанхуа, и толпа соседей и праздных зевак, собравшаяся на ближайшем перекрестке, бурно обсуждала вопрос виновности госпожи Цзю. Посыльный, видя, что эта толпа заполонила весь переулок, крикнул:
— Ну-ка, посторонитесь, я послан сюда по официальному делу. Дайте дорогу, здесь не на что смотреть. Если вы хотите увидеть кое-что интересное, то приходите завтра на кладбище Гао-Цзява!
Он постучал в дверь, и госпожа Би впустила его в дом, лицо ее было мокрым от слез. Увидев посыльного, она с ходу запричитала:
— Да что же это за напасть-то такая, за что Небеса прогневались на нас? На днях он действительно выглядел как настоящий лекарь и говорил, что сможет вылечить меня, а моя невестка сгоряча нагрубила ему. Но разве ж это можно считать тяжким преступлением? Почему же он поднял из-за ее грубости такой шум? Завтра мне, старухе, придется самой тащиться в управу, и уж тогда я выскажу ему все, что думаю!
— Глупая женщина, — сказал посыльный, — неужели ты не понимаешь, что его превосходительство заботится о тебе и старается лишь наказать виновных в смерти твоего сына. Но хорошо уж и то, что ты собралась идти в город. Мне как раз и приказано привести тебя, чтобы твоя невестка не чувствовала себя одинокой в тюрьме, — добавил он и повел ее к двери.
Но тут старуха, вне себя от горя и ярости, завопила:
— Ты, собачий прислужник, только и знаешь, как стряпать ложные обвинения! Что ж получается, что я уже не могу быть хозяйкой в своем доме? Ладно же, мне ничего не нужно, пусть все пропадет пропадом, вся мебель, все нажитое добро!
Она вырвалась из рук посыльного и принялась выбрасывать вещи на улицу.
— О, наконец-то ты пришел! — раздраженно воскликнул посланец судьи, заметив подошедшего к дому старосту Хо Гая. — Я притащился сюда из города ради ее же пользы, и вот что она мне устраивает! Как трудно порой справиться даже с такими простыми людьми. Конечно, ее пожитки не многого стоят, но в любом случае надо оставить здесь пару охранников на ночь. Ведь если кто-то позарится на ее вещи, то нам потом не избежать скандала.
Хо Гай согласился с ним, и посыльный отправился с госпожой Би в город по залитой лунным светом дороге. Поздно ночью они постучались в городские ворота. К счастью, стражники узнали служащего управы и открыли перед ним тяжелые створы.
Прибыв в управу, посыльный нашел для госпожи Би место, где она смогла поспать до утра, в одном из помещений караулки.
На следующий день судья Ди велел привести госпожу Би на утреннее заседание суда.
— Итак, госпожа, нам известно, что фамилия вашего мужа была Би, но какова ваша девичья фамилия? — приветливо произнес он. — Далее, я хочу объяснить вам, что на днях зашел в ваш дом исключительно для того, чтобы разобраться в причинах смерти вашего сына. Он умер при весьма подозрительных обстоятельствах, и, по моему мнению, убила его ваша невестка. Поскольку, как правитель, я обязан наказывать виновных, причинивших вред жителям моего округа, то дух вашего покойного сына попросил меня покарать его убийцу. Я приказал привести вас сегодня в суд только потому, что ваша невестка упорно отказывается признавать свою вину и, более того, обвиняет меня в том, что я без всякой причины порочу ее. Если мы не эксгумируем труп и не проведем вскрытие, то это дело, возможно, никогда не разрешится. Я чувствую, что мой долг объяснить это вам, ведь вы были его матерью.
Но его разумное объяснение не успокоило госпожу Би.
— Мой сын, — заявила она, — покоится в могиле уже почти год. Я не понимаю, что толку сейчас осматривать его останки? В тот вечер, когда он умер, его видело много людей. Ваша честь говорит, что желает наказать злодея, убившего моего сына, но на самом деле его никто не убивал. Почему вы подвергли мою бедную невестку пыткам, не имея ни малейших доказательств? Вы являетесь отцом и заступником простого народа, как же можете вы причинять нам такие страдания, не имея на то серьезных оснований? Что же касается моего происхождения, то моя девичья фамилия была Тан. Я принадлежу к роду, издавна живущему в этих краях. Все вокруг знают нас как добропорядочных людей. Я прямо заявляю вам, что даже под страхом смерти не покину здание суда до тех пор, пока вы не освободите мою невестку! И также я не намерена больше выслушивать ваши несправедливые слова; раз вам, видно, показалось мало, что страдаем только мы, живые, так теперь вы решили еще потревожить покой наших мертвых!
Закончив свою речь, она залилась слезами.
Понимая, что ее неразумность может соперничать разве только с ее честностью и доверчивостью, поскольку она слепо верит всем россказням своей невестки, судья Ди с неудовольствием сказал:
— Я вижу, что вы глупая женщина, и поэтому столь внезапная смерть вашего сына не вызвала у вас ни малейших подозрений. И даже сейчас, когда я объяснил вам все, вы не желаете понимать очевидного. Но позвольте мне сказать вам, что, если ваша невестка окажется невиновной, я сам, ваш судья и правитель, подвергнусь тем наказаниям, которые назначил ей. Я полностью готов к этому, ради упокоения души вашего умершего сына. Но вы, его мать, не согласны даже на эксгумацию его останков, а ведь тогда причиненное ему зло может навсегда остаться безнаказанным. Однако, являясь правителем этого округа, я не могу позволить, чтобы убийство Би Сюня осталось нераскрытым. Я готов рискнуть моей черной шапкой ради установления истины. Поэтому я решил, что эксгумация будет произведена в любом случае, согласны вы на то или нет!
Он приказал увести госпожу Би и объявил, что эксгумация будет произведена на следующий день. Выход из города назначили на восемь утра, а начало эксгумации — на два часа дня. Затем судья удалился в свой кабинет и составил подробный отчет для вышестоящей инстанции.
Служащим управы уже казалось, что оправдались их наихудшие опасения. Беседуя друг с другом, они критиковали решение судьи, но никто не посмел просить его отменить эксгумацию. С большой неохотой начали они готовиться к завтрашней неприятной процедуре.
Утром следующего дня все служащие управы собрались в зале суда, и после третьего удара гонга судья Ди занял свое место за высоким столом. Прежде всего он обратился к судебному врачу.
— Мы имеем дело с совершенно исключительным случаем, — заявил он, — если никаких ран или других признаков насильственной смерти не обнаружится, то мое имя будет опозорено, и мне придется расстаться с должностью окружного судьи. Однако это меньше всего волнует меня, гораздо важнее то, что в данном случае неприятности могут быть также у тебя и твоих помощников.
Поэтому я требую провести вскрытие с особой тщательностью, дабы мы смогли окончательно разобраться в этом деле и наказать виновных.
Затем он приказал привести к нему госпожу Би и госпожу Цзю и обратился к последней:
— Позавчера вы предпочли терпеть пытки, не желая признаться в содеянном. Возможно, тем самым вы преуспели, обманув доверчивые души, но я не попался на ваши ухищрения. Сегодня вы и ваша мать будете присутствовать на эксгумации, и мы посмотрим, как вы тогда заговорите.
Госпожа Цзю отлично понимала, что судья совершенно серьезно говорит об эксгумации, но она даже представить не могла, что ему удастся найти хоть какие-то следы преступления во время вскрытия. Поэтому она решила, что надо хотя бы показать ему, что с ней шутки плохи.
— То, что меня так страшно оклеветали и даже пытали, не затрагивало, по крайней мере, покой мертвых. Но то, что вы собираетесь потревожить останки моего мужа, который уже год покоится в могиле, представляется мне нечеловеческой жестокостью. Однако я готова даже к этому, и, если вы обнаружите хоть малейшее доказательство того, что моего мужа убили, я с готовностью признаю, что именно я убила его. А ежели таковых доказательств не окажется, то, уверяю вас, вы сами будете сурово наказаны, несмотря на свое высокое положение! К законам нашей страны нельзя относиться как к детским забавам, они не позволяют возводить напраслину на невинных людей!
Выслушав ее речь, судья Ди лишь невозмутимо улыбнулся в ответ.
Стражники заставили госпожу Би и ее невестку сесть на отдельные носилки, и их понесли на кладбище Гао-Цзява.
Судья Ди также вышел из управы и, поднявшись в свой служебный паланкин, отправился в путь в сопровождении целого эскорта, включавшего судебного врача и его помощников.
Живущие вдоль дороги люди, прослышав о том, что будет произведена эксгумация трупа Би Сюня, пришли к единодушному мнению, что дело оказалось очень серьезным. Официальная процессия медленно продвигалась в сторону деревни Хуанхуа, и за время пути к ней пристроилось много окрестных жителей, и стар и млад, всем хотелось посмотреть на предстоящее зрелище.
Вскоре после полудня судья и его помощники достигли деревни Хуанхуа, где их уже поджидали староста Хо Гай и старый смотритель кладбища, которые вышли приветствовать судью. Они доложили, что на кладбище Гао-Цзява уже все подготовлено.
Однако, прежде чем продолжить путь, судья Ди, выглянув из паланкина, подозвал к себе старшину Хуна и тихо сказал ему:
— Помнишь, на днях банщик говорил тебе о молодом парне, который торговал по соседству с Би Сюнем. Пойди-ка ты и постарайся выяснить все, что ему известно. Кроме того, поскольку нам предстоит сегодня много работы, я решил не возвращаться вечером в город, а переночевать здесь в той же самой гостинице, где мы с тобой снимали комнату несколько дней назад.
Затем он приказал двигаться дальше в сторону Гао-Цзява.
На кладбище возле могилы Би Сюня был возведен большой навес, крытый циновками, внутри устроили временное судейское место для проведения следствия. Там уже суетилась группа служащих управы, выкладывая вещи и инструменты, необходимые для эксгумации.
Выйдя из паланкина, судья Ди в первую очередь проверил могилу Би Сюня. Убедившись, что она осталась нетронутой со времени его недавнего посещения, он прошел под навес и сел за стол, приказав привести к нему старого смотрителя и госпожу Цзю. Сначала он обратился к смотрителю:
— Несколько дней назад ты сообщил мне, что это могила Би Сюня. Мой долг предупредить тебя: если после того, как мы ее раскопаем, окажется, что это была не его могила, то ты будешь виноват в серьезном преступлении. Тогда уже будет поздно сожалеть об ошибке.
— Разве осмелился бы я солгать, — сказал смотритель, — видя, что мать и вдова усопшего присутствуют здесь?
— Не сочти меня излишне недоверчивым, — сказал судья Ди, — просто госпожа Цзю пытается обмануть меня любыми возможными путями и даже угрожала мне наказанием за ложно возведенное обвинение. Если же вдобавок выяснится, что здесь захоронен другой человек, то это не только затруднит наше расследование, но меня еще и обвинят в том, что я беспричинно осквернил останки непричастной к делу особы. Поэтому я хочу, чтобы ты сейчас приложил свой большой палец к этому документу, свидетельствующему, что в данной могиле действительно покоится Би Сюнь. Таким образом, в случае ошибки ты тоже понесешь ответственность за нее.
Затем, повернувшись к госпоже Цзю, он сказал:
— Слушайте внимательно. Я провожу эксгумацию в интересах справедливости, а не для того, чтобы доказать свою правоту. Однако процедура эксгумации является непочтительностью по отношению к останкам вашего мужа. Вы его законная вдова, и, вне зависимости от того, виновны вы в его смерти или нет, ваш долг сейчас, перед началом процедуры, помолиться о его душе.
Он приказал смотрителю отвести ее к могиле. Старая госпожа Би, сознавая, что скоро тело ее сына действительно будет вытащено из могилы, была вне себя от горя. Обливаясь слезами, она уцепилась за рукав своей невестки и сказала:
— Дочь моя, какая ужасная участь уготована нам. Оказывается, недостаточно было того, что мой сын умер во цвете лет. Теперь еще и кости его будут потревожены, а мы вынуждены противостоять этому жестокому чиновнику.
Госпожа Цзю тем не менее выглядела совершенно спокойной.
— Сейчас уже поздно причитать, — громко сказала она свекрови, — дома вы никак не могли оставить меня в покое. Приводя в наш дом кого попало, вы сами навлекли на нас беду. Плачем вы сейчас ничему не поможете. Давайте лучше подождем эксгумации, и тогда всем станет ясно, что Би Сюнь умер своей смертью. Тогда мне уже будет не страшен этот правитель. Законы, установленные нашим великим императором, предписывают ему разумно руководить людьми, а не обижать их. В итоге неправедный судья сам подвергнется наказанию, которому хотел подвергнуть меня. Раз он приказывает мне помолиться о душе моего мужа, я выполню его распоряжение, чтобы скорее покончить с этим делом!
Оттолкнув свекровь, она подошла к могиле и поклонилась три раза. Она не только не выказала никакого горя, но, напротив, вела себя исключительно вызывающе. Заодно она оскорбила еще и старого смотрителя, обозвав его подлой скотиной, и пригрозила, что разберется с ним после эксгумации.
— Чего ты еще ждешь? — резко бросила она. — Мой долг исполнен, давай, работай!
Старый могильщик был страшно возмущен, услышав ее слова, но ему не хотелось затевать ссору с женщиной прямо на кладбище. Он подошел к судье и спросил разрешение начать эксгумацию.
Судья Ди внимательно наблюдал за происходившим. Он приказал госпоже Цзю помолиться у могилы только для того, чтобы посмотреть на ее реакцию и поведение. Теперь он убедился, что она не испытывала при этом ни малейшей печали, а речи ее звучали настолько бессердечно, что он еще больше укрепился во мнении, что именно она убила мужа. Он велел смотрителю приступать.
Старик и его помощники взялись за лопаты и начали копать. По прошествии получаса могильная насыпь была убрана и из земли показался гроб. Они осторожно вытащили его из могилы и очистили от налипшей грязи.
Судья Ди распорядился перенести гроб под навес, где его установили на две специальные подставки рядом с судейским местом.
Госпожа Би, увидев перед собой гроб с телом своего сына, тут же упала в обморок. Два стражника привели ее в чувство и усадили в сторонке.
Затем по приказу судьи староста Хо Гай и его помощники открыли гроб.
Когда тяжелую, плотно притертую крышку убрали с гроба, толпа зрителей, которая в своем стремлении ничего не упустить подходила все ближе и ближе, резко подалась назад.
Труп бережно вынули из гроба вместе с подстилкой, на которой он покоился, и опустили на толстые тростниковые циновки, заранее разложенные перед столом судьи. Благодаря тому, что в хорошо запечатанном гробу, сделанном из плотной древесины, воздух был достаточно сухим, процесс распада шел медленно и труп хорошо сохранился. И все-таки, конечно, это зрелище производило ужасное впечатление, особенно если учесть, что глаза трупа со съежившимися глазными яблоками землисто-серого цвета были открыты. Несколько человек из толпы наблюдателей прокомментировали этот факт, решив между собой, что это, определенно, свидетельствует о том, что Би Сюня подло убили.
Судья Ди встал из-за стола и подошел к трупу. Он долго смотрел в его невидящие глаза, затем торжественно произнес:
— Би Сюнь, Би Сюнь, сегодня я, правитель этой округи, пришел сюда, дабы наказать твоих обидчиков. Если ты был подло убит и душа твоя еще здесь, я прошу тебя доказать твое присутствие и закрыть глаза.
И тут, к ужасу и изумлению всех присутствующих, сморщенные веки трупа затрепетали и опустились, закрыв глазные яблоки.
Когда утихло волнение, вызванное этим потусторонним явлением, судья Ди приказал судебному врачу приступить к работе.
Осмотрев труп, врач сказал:
— Ваша честь, этот труп долго пролежал в земле. В настоящем состоянии его невозможно исследовать. Я прошу вас разрешить мне сначала очистить его.
Получив соответствующее разрешение, врач и его помощники в первую очередь попытались снять покрывало. В целом это тканое полотнище легко отделялось от тела, и только в тех местах, где началось гниение, оно прилипло к кожному покрову, поэтому нужно было действовать очень аккуратно, чтобы не повредить его. Судебный врач попросил могильщика нагреть воду в большом металлическом чане. Когда вода согрелась, он несколько раз смочил ею труп и после этого снял покрывало.
Затем четырьмя шэнами[10] неразбавленного вина судебный врач тщательно обмыл труп с головы до ног. Покончив с обмыванием, он сообщил судье, что может приступить к исследованию.
Вся эта процедура происходила в мертвой тишине, хотя на кладбище собралось несколько сотен людей. Все они, вытянув шеи, пристально следили за каждым движением врача.
Сначала он тщательно осмотрел лицо и горло, а затем постепенно, цунь за цунем, обследовал весь труп. Толпа в напряженном молчании следила за его действиями. Закончив осмотр живота, он все еще ничего не сообщал судье, и люди стали проявлять нетерпение и перешептываться друг с другом. Обследовав ноги, врач приказал своим помощникам перевернуть труп. Осматривая спину, он уделил особое внимание черепу и шее. Но с докладом по-прежнему не спешил.
Судья Ди начал волноваться. Он сошел со своего места и встал рядом с врачом, тревожно наблюдая за его работой. Наконец судебный врач закончил обследование и повернулся к судье для доклада.
— Проведя полное внешнее обследование трупа, — сказал он, — я могу доложить, что не обнаружил никаких признаков, указывающих на то, что этот человек умер насильственной смертью. Поэтому теперь, ваша честь, я прошу вас разрешить произвести стандартное вскрытие, что, возможно, позволит нам обнаружить наличие яда.
Судья Ди не успел ничего ответить, потому что госпожа Цзю тут же начала яростно протестовать. Она заявила, что если бы ее муж был отравлен, то это было бы заметно и по внешним признакам. И поэтому она не намерена разрешать и дальше осквернять труп ее покойного мужа.
— Поскольку внешний осмотр не дал никаких результатов, мы вынуждены исследовать его внутренности, — твердо сказал судья Ди. — Обычно в таких случаях производится вскрытие.
Он не позволил госпоже Цзю высказать очередной протест и приказал судебному врачу продолжать обследование.
Вливая горячую воду в рот трупа, врач сделал несколько надавливаний ладонью на его грудную клетку и живот, в результате чего вода, омыв внутренности, вновь вылилась изо рта. Затем, вооружившись тонкой пластинкой из отполированного серебра, длина которой составляла около шести цуней, он начал медленно вводить ее в рот, стараясь протолкнуть как можно дальше в горло трупа. Завершив проталкивание, он обратился к судье, попросив его быть свидетелем того, как он вынет пластинку.
Судья Ди покинул свое место и стоял рядом с трупом, пока врач осторожно вытаскивал пластинку. На ее блестящей поверхности не оказалось ни малейших признаков изменения цвета.
Озадаченный врач сказал:
— Ваша честь, все это очень странно. Но мне не остается ничего, как только заявить, что я не обнаружил ни единого доказательства того, что этот человек умер насильственной смертью. Впрочем, осмелюсь заметить, что более опытный и сведущий врач может провести повторное обследование, дабы мы смогли убедиться в правильности моих выводов.
Судья Ди оцепенел от ужаса. Он медленно вернулся на свое место и сказал госпоже Цзю:
— Никаких следов насильственной смерти при данном обследовании не обнаружено, и я доложу об этом в высшие инстанции, взяв на себя всю ответственность за проведенную эксгумацию. Но мы не можем оставить труп лежать здесь в таком виде. Поэтому мы поместим его в гроб с тем, чтобы его можно было вновь захоронить.
Даже не дослушав судью, госпожа Цзю выбила одну из подставок, на которых стоял пустой гроб, в результате чего он с грохотом упал на землю и развалился на части.
— Я пыталась убедить вас, что он умер своей смертью, а вы, подлый чиновник, настояли на вскрытии! — вопила она. — И теперь, не обнаружив никаких следов преступления, вы собираетесь вновь похоронить его, как будто ничего не случилось. Подобает ли правителю так вести себя? Хотя я всего лишь бедная простолюдинка, вы не имеете никакого права бить и истязать меня, коли я ни в чем не виновна. Вчера вы пытались вынудить меня дать ложное признание, а сегодня вы осквернили могилу. Нет, раз уж вы выкопали труп, то я не позволю снова закопать его. Пусть мы простые бедняки, но мы не можем допустить, чтобы с нами обходились подобным образом. Пусть труп останется непогребенным до тех пор, пока не завершится это дело, пока с вас не сдернут вашу черную судейскую шапку!
Она продолжала осыпать бранью судью Ди, а вскоре ей начала вторить и госпожа Би. Судье нечего было сказать им в ответ.
Однако многочисленные зрители, видя, что судью, которого все они знали как достойного и справедливого правителя, так дерзко оскорбляют при всем честном народе, сошлись в том мнении, что обе женщины ведут себя недостойно. Несколько пожилых людей подошли к госпоже Цзю и ее свекрови и попытались образумить их, сказав, что хотя труп уже был подвергнут кощунственному вскрытию, но будет еще большим кощунством, если он останется лежать здесь на глазах у всех.
Другие добавили, что судья всегда был честным правителем, и хотя, возможно, ошибся в данном случае, но, в конце концов, он сделал это из любви к справедливости и только ради ее покойного мужа. Третьи открыто выразили неодобрение, заявив, что порядочная женщина из их деревни никогда не позволила бы себе так грубо оскорблять должностное лицо. «Неужели мы допустим, — возмущались они, — чтобы жители из окрестных селений насмехались над нами, говоря, что в деревне Хуанхуа не знают правил пристойного поведения? Лучше бы она послушалась совета судьи и дала согласие на то, чтобы труп ее мужа вновь похоронили».
Видя, насколько единодушны люди в своем мнении, госпожа Цзю решила, что ей больше невыгодно настаивать на своем. Она удовлетворенно подумала, что благодаря ее угрозам и встречным обвинениям, она по меньшей мере достигла того, что уже и речи не идет о приглашении более опытного эксперта и повторном осмотре трупа. Главная цель была достигнута, — теперь труп снова уложат в гроб и надежно закопают в землю.
Судья Ди, понимая, что старый гроб уже нельзя использовать, послал стражников в деревню, поручив им купить временный гроб. Когда его доставили, труп поспешно одели и, положив в гроб, закрыли крышкой. Какое-то время ему придется еще постоять здесь на кладбище на похоронных дрогах.
Судья Ди составил необходимые документы, касающиеся эксгумации, и затем вернулся в деревню Хуанхуа, сопровождаемый многочисленной толпой.
Уже начало смеркаться, и он решил остановиться на ночь в уже знакомой ему гостинице. По его приказу госпожу Би отпустили домой, а госпожу Цзю доставили обратно в городскую тюрьму, где ее надлежало содержать до окончания следствия.
Отдав последние распоряжения, судья Ди пошел в гостиницу и, оказавшись в тихом уединении своей комнаты, предался тревожным размышлениям.
Вскоре к нему присоединился старшина Хун, он почтительно приветствовал судью и доложил следующее:
— Выполняя инструкции вашей чести, я познакомился с тем молодым человеком, который торговал по соседству с Би Сюнем. Оказалось, что Би Сюнь был его близким другом, и он очень сожалеет, что смерть разделила их. Но он мало что смог добавить к своему предыдущему рассказу. Правда, он упомянул, что, когда Би Сюнь был еще жив, его жена часто бывала на людях, ей нравились веселые компании, и при этом она вела себя далеко не так скромно, как полагается уважающей себя матери семейства. Би Сюнь часто ругал жену за это, но все его попытки усовестить ее обычно заканчивались лишь бурными ссорами. А после его смерти все соседи немало удивились тому, что она стала такой затворницей и не желает видеть в доме никого постороннего.
Эксгумация не дала нам желаемых результатов, — добавил старшина, — как же мы будем продолжать расследование? Несмотря на то, что мы твердо убеждены в убийстве Би Сюня, учитывая полное отсутствие доказательств, мы вряд ли сможем применять пытки при дальнейших допросах госпожи Цзю. А кроме того, на нас также висит нераскрытое двойное убийство в деревне Шесть Ли. Прошло уже больше двух недель, но мы по-прежнему не имеем никаких известий о том, что Ма Жун и Цзяо Тай напали на след убийцы. Надо признать, что вы, ваша честь, мало печетесь о собственной репутации, однако у нас есть два гнусных преступления, которые взывают к правосудию. Вот если бы вы, ваша честь, придумали какой-то новый ход…
Громкие крики, вдруг огласившие внутренний дворик, помешали старшине Хуну закончить мысль. Опасаясь, что госпожа Би вновь надумала досаждать судье своими нелепыми претензиями, он решил выйти и перехватить ее, но, подойдя к двери, Хун остановился, прислушиваясь к доносившемуся снаружи разговору.
— Значит, вы хотите видеть его превосходительство? — спросил кого-то стоявший возле двери стражник. — Что ж, возможно, вы действительно жена убитого, но это еще не причина для того, чтобы врываться к судье прямо сейчас. Его превосходительство и так делает все, что в его силах. Для начала вам лучше успокоиться и изложить вашу просьбу мне, а уж потом я доложу обо всем судье. Кстати, как вы узнали, что убитый был вашим мужем?
Старшина Хун поспешил на помощь стражнику, догадавшись, что он разговаривает с женой того неизвестного мужчины, который был убит в деревне Шесть Ли. Узнав, что женщина пришла сюда, чтобы сделать заявление, он доложил об этом своему хозяину, и судья Ди велел впустить ее.
В комнату вошла растрепанная женщина лет сорока, слезы ручьями текли по ее заплаканному лицу. Бросившись на колени перед судьей, она начала громко стенать, умоляя его отомстить за смерть ее бедного мужа.
Ее попросили объяснить все спокойно, и тогда женщина поведала им следующую историю:
— Фамилия моего несчастного мужа была Ван, он работал возчиком. Наша семья живет в местечке Люшуигоу, примерно в сорока ли от деревни Шесть Ли. Накануне убийства жена нашего соседа вдруг почувствовала себя очень плохо и попросила моего мужа как можно скорее сходить в деревню Шесть Ли за ее мужем, который отправился туда для заключения торговой сделки. И раз уж мой муж все равно собирался идти туда с тележкой за разными товарами, то он решил выйти в тот же вечер, чтобы обернуться к следующему утру. Но я напрасно прождала его весь следующий день.
Поначалу я не беспокоилась, думая, что ему подвернулся какой-то заказ на перевозку. Однако, когда спустя три дня вернулся наш сосед и сказал, что вообще не видел моего мужа, я сильно встревожилась. Подождав еще пару дней, я попросила наших родственников сходить в деревню Шесть Ли и по дороге расспросить о нем. Дойдя до деревни, они обнаружили возле дома тамошнего старосты гроб, стоявший на похоронных дрогах, и заметили висевшее рядом объявление. Прочтя приведенное там описание, они сразу поняли, что жертвой преступления стал мой несчастный муж, подло убитый неизвестным злодеем. Я прошу вашу честь найти убийцу моего мужа!
Тронутый ее горем, судья Ди постарался утешить вдову и заверил, что сделает все возможное для его поимки. Затем он дал ей немного серебра, чтобы она могла достойно похоронить своего мужа.
После ухода вдовы Ван судья Ди опять погрузился в свои тоскливые думы. Он печально размышлял о том, что не справился с обязанностями правителя, а потому, наверное, не может больше оставаться в этой должности, оказавшись неспособным к служению империи и народу.
Гостиничный слуга принес ему ужин, но судья Ди, явно потерявший аппетит, смог заставить себя съесть лишь немного. Старшина Хун удрученно наблюдал за трапезой, проходившей в унылом молчании. А вскоре после этого судья лег спать.
На следующее утро судья Ди рано покинул гостиницу и в сопровождении своего эскорта направился обратно в город. Сделав небольшой крюк, он заглянул в деревню Шесть Ли, где лично переговорил со старостой, приказав ему помочь госпоже Ван и взять на себя все заботы о доставке гроба с телом ее мужа в родную деревню.
Оказавшись наконец в своем кабинете, судья Ди немедля обмакнул кисточку в тушь и начал составлять отчет для провинциального начальства. Он подробно описал, как совершил преступление, осквернив могилу, и добавил, что готов понести соответствующее наказание. Справившись с этим печальным делом, он приказал слугам приготовить ему ванну, но отказался от какой-либо пищи, решив, что проведет этот день в молитвах и посте.
После ванны он облачился в чистые одежды и велел старшине Хуну сходить в городской храм и сообщить настоятелю, что он намерен провести там всю ночь; после заката главный зал храма обычно закрывался для посещений, и всем, за исключением священнослужителей, надлежало покинуть его.
Когда стемнело, судья Ди проследовал в храм. Оказавшись перед воротами, он отослал стражников домой и один вошел в храмовый зал.
Старшина Хун уже приготовил для него лежанку в угловой нише и подушку для медитаций перед алтарем.
Добавив новую порцию благовоний в курильницу, старшина тихо вышел из зала. Он расстелил походную циновку на широких ступенях у дверей храма и лег спать.
Судья Ди опустился на колени на каменный пол перед алтарем и начал ревностно молиться. Он просил Небесные силы о том, чтобы они, зная его горячее желание восстановить справедливость, соблаговолили указать ему правильный путь.
Затем он сел на подушку и, скрестив ноги, выпрямил спину. Закрыв глаза, он попытался расслабиться и войти в состояние медитации.
Вскоре, однако, судья Ди обнаружил, что ему никак не удается сосредоточиться. Неприятности, связанные с делом Би Сюня, неопределенность результатов эксгумации вкупе с угрозами госпожи Цзю и сетованиями госпожи Ван — мысли об этом продолжали кружиться в его голове. Довольно долго он просидел на молитвенной подушке, закрыв глаза и пытаясь достичь полного покоя, но неясные вопросы и подозрения продолжали мучить его душу.
Когда миновало время первой ночной стражи, судья Ди начал терять терпение. Он пришел в храм с определенной целью, надеясь, что во время медитации или сна ему откроется нечто важное, но если он так и не сможет успокоиться, то все его надежды окажутся тщетными.
Поднявшись, он вышел из зала и увидел своего верного помощника, который уже спал крепким здоровым сном на ступенях храма. Не желая тревожить его, судья вновь вернулся в зал и начал медленно ходить по кругу. Пройдя по меньшей мере десяток раз мимо алтарного стола, он вдруг обратил внимание на лежащую там книгу. «Говорят, чтение привлекает духов сна, — подумал он, — почитаю-ка я немного, может, эта книга поможет мне скоротать время, или окажется настолько скучной, что я наконец засну». Рассудив, что хуже не будет, он взял книгу и открыл ее наугад.
Эта книга, однако, представляла собой всего лишь сборник ответов или предсказаний, используемый во время гадания на бамбуковых палочках[11].
«Раз уж я пришел сюда в надежде получить наставление Небес, — подумал судья Ди, — то я могу также попробовать погадать на этих палочках. Кто знает, может, духи предпочтут проявить себя посредством этого своеобразного гадания?»
Почтительно положив книгу обратно на алтарь, он зажег свечи и добавил в курильницу новую порцию благовоний. Затем, сделав глубокий поклон перед алтарем, судья вознес к небу молчаливые молитвы. Вновь встав на ноги, он взял вазу обеими руками и потряхивал ее до тех пор, пока не выпала одна бамбуковая палочка. Он быстро поднял палочку и увидел, что на ней стоит номер 24. Вновь открыв гадательную книгу, он полистал ее и нашел страницу с двадцать четвертым предсказанием. Оно было озаглавлено двумя словами: «Середина» и «Вечер», а чуть ниже стояло имя — «Наложница Ли».
Судья Ди припомнил, что более тысячи лет тому назад эта наложница Ли была знаменитой исторической личностью. Будучи наложницей одного из древних царей, она подтолкнула его к убийству наследного принца; вскоре, однако, это царство было завоевано, и царю пришлось спасаться бегством, дабы избежать смерти. Судья подумал, что это может указывать на госпожу Цзю, которая, убив своего мужа, навлекла несчастье на свой дом.
Под этим заголовком были написаны следующие строки:
Не курице, но петуху
назначено возвещать рассвет.
Зачем же царь молчал,
благосклонно внимая речам наложницы Ли?
В женском сердце рождается много порочных замыслов.
И много интимных тайн
скрывает ложе любви.
Поразмыслив, судья Ди решил, что хотя эти строки можно как-то связать с убийством Би Сюня, но они все же не помогают прояснить сложные вопросы. Первая строка вполне могла соответствовать непристойному и наглому поведению госпожи Цзю, учитывая ее былое неповиновение мужу, а также и оскорбления, коими она осыпала свою свекровь и самого судью. Вторая строка ассоциировалась с тем, что Би Сюнь сам обрек себя на несчастье, взяв в жены госпожу Цзю, а третья подразумевала, что именно госпожа Цзю спланировала убийство своего мужа. Но четвертая строка, которая должна была содержать главное указание, вроде бы не имела никакого смысла. Что может быть странного в том, что между Би Сюнем и его женой были интимные супружеские отношения? Это более чем естественно, ведь они являлись законными супругами.
Глядя на колеблющееся пламя свечей, судья Ди довольно долго размышлял над последней строкой, но никак не мог найти подходящих к делу истолкований.
Когда наступило время второй стражи, он чувствовал себя уже гораздо более спокойным и изрядно уставшим. Решив, что теперь можно и поспать, судья поплотнее запахнул свое платье и прилег на циновку.
И вот, едва он задремал, как увидел, что в зал входит благородного вида старец с волнистой белой бородой. Незнакомец приветствовал судью как равного и сказал:
— На долю вашей чести сегодня выпал тяжелый день, стоит ли вам оставаться на ночь в столь уединенном месте? Пойдемте лучше зайдем в чайный домик, выпьем этого ароматного напитка да послушаем, о чем там люди толкуют.
Судье Ди показалось, что старец напоминает ему кого-то очень знакомого, но только он не мог сразу вспомнить кого именно. Сочтя неудобным показать, что он не узнал своего неожиданного собеседника, судья быстро встал и вышел вслед за ним на улицу.
В городе было еще довольно многолюдно. Они долго брели по оживленным улицам и в итоге пришли к большому чайному дому, которого судья, насколько ему помнилось, никогда раньше не видел. Старец предложил ему зайти туда.
В одном углу просторного внутреннего двора находилась шестиугольная беседка. Там вокруг небольших столиков сидело довольно много посетителей, все они пили чай и неспешно беседовали. Поднявшись по ступеням беседки, вновь пришедшие сели за свободный столик. Оглянувшись кругом, судья отметил, с каким тонким изяществом оформлена и обставлена беседка. Решетки стен отличались замысловатым узором, а потолочные балки и угловые колонны украшали черные лакированные панели, на которых золотом были выписаны цитаты из классической поэзии. Особое внимание он обратил на одну цитату, содержание которой сильно озадачило его. Но так или иначе, этот отрывок показался судье знакомым, хотя он никак не мог вспомнить, в какой книге читал его. Стихи гласили:
В поисках истины, изреченной Младенцем, опусти его ложе,
Там найдешь ты ответы на все былые загадки.
Яо Фу может открыть тайны предсказания,
Но трудно отыскать человека в провинции Сычуань.
Эти строки заинтриговали судью, и он обратился за помощью к старцу:
— Никто бы не удивился, обнаружив на стенах чайного домика несколько избитых стихов знаменитых поэтов, восхваляющих чаепитие. Но почему здесь процитированы эти стихи? В них упоминается об исторических личностях, которые наверняка не известны большинству завсегдатаев такого заведения, и, кроме того, вряд ли кто-то здесь будет вдумчиво читать их.
— Ваши замечания, — с улыбкой ответствовал старец, — по сути своей весьма разумны.
Но все-таки кто знает, быть может, эти древние стихи приведены здесь не для простых завсегдатаев, а для такого просвещенного человека, как вы? И когда-нибудь вы, наверное, осознаете, в чем их смысл.
Судья Ди не вполне уловил его мысль и внутренне спорил с собой, может ли он попросить у старца дальнейших объяснений, когда вдруг услышал резкий звук колокольчиков и пронзительную музыку, которая едва не оглушила его. Придя в себя, он обнаружил, что чайная беседка исчезла, а сам он стоит посреди шумной толпы зрителей в театральном зале.
На сцене шло какое-то акробатическое представление, в нем участвовали плясуны с копьями, шпагоглотатели, жонглеры и фокусники, — в общем, кого там только не было. Среди акробатов он особо выделил женщину лет тридцати, которая лежала спиной на высокой стойке. Ее ноги были подняты, и она удерживала ступнями огромный глиняный кувшин, заставляя его крутиться, как колесо. Затем к этой стойке подошел красивый молодой человек и улыбнулся женщине. Она, казалось, очень обрадовалась, увидев его, и, резко поддав ногой по кувшину, подбросила его высоко в воздух, затем с изумительной ловкостью спрыгнула со стойки и поймала кувшин руками, когда он завершал свой полет. Блестяще закончив свой номер, она с улыбкой повернулась к молодому красавцу.
— Значит, ты вернулся, супруг мой!
В этот момент из горла кувшина вылезла крошечная девочка и, подкравшись к мужчине, вцепилась в край его платья.
Эта троица начала весело смеяться, а толпа зрителей вдруг растаяла, сцена опустела, и судья Ди обнаружил, что остался в зале один. Он не успел даже удивиться очередной перемене, поскольку рядом с ним неожиданно вновь появился белобородый старец.
— Сейчас ты видел первое действие, — многозначительно изрек он, — но второе — еще впереди! Быстро следуй за мной!
Не дав судье опомниться, он увлек его за собой, и вскоре они оказались в совершенно уединенном месте, заросшем бурьяном. Все вокруг окутывал густой туман, а сквозь него проглядывали очертания больших причудливых птиц. Паря в воздухе, они то и дело подлетали к лежавшему среди травы трупу.
Судья Ди наткнулся на этот обнаженный труп зеленоватого цвета. Из его ноздрей внезапно появилась ярко-красная змея, которая медленно поползла к ногам судьи.
Жутко испугавшись, судья Ди проснулся, весь покрытый липким потом.
Настал час третьей ночной стражи, и он осознал, что по-прежнему лежит на циновке в храмовом зале.
Судья спустил ноги со скамьи и неподвижно просидел какое-то время, пытаясь собраться с мыслями. Во рту у него совсем пересохло, и, мучимый жаждой, он разбудил своего верного помощника. Хун Лян притащил переносную печь и, вскипятив воду, приготовил горячий чай. После того как судья утолил жажду, старшина спросил:
— Ваша честь, вы провели здесь почти целую ночь. Удалось ли вам все-таки уснуть?
— Да, я вздремнул немного, — ответил судья, — но по-прежнему пребываю в полном недоумении. А ты, по-моему, крепко спал там, на ступенях; тебе что-нибудь снилось?
— Сказать по правде, ваша честь, — ответил старшина, — за последние несколько дней я так измотался, бегая туда-сюда по нашим делам, и так измучился, переживая о тех неприятностях, что навлекло на вас убийство Би Сюня, что спал как бревно. А если мне и снились какие-то сны, то я ничегошеньки не помню! Но, может, вам, ваша честь, повезло больше?
Судья Ди поведал ему о событиях этой ночи, начиная с гадания на бамбуковых палочках и кончая странным сновидением. Вновь взяв гадательную книгу, он прочел вслух то стихотворное предсказание, что выпало ему во время гадания.
Старшина сказал:
— Обычно пояснения, приводимые в таких книгах, весьма туманны. Однако смысл этого предсказания кажется мне вполне очевидным, несмотря на то что я всего лишь необразованный человек. Конечно, мне не известна та старинная легенда, что описана в этих стихах, но я воспринимаю их так, как они есть. Вот, скажем, первая строчка явно говорит о том, что ночная тьма скоро рассеется и начнется рассвет. Речь тут идет о тишайшем предрассветном часе, и именно в такой час тайный любовник обычно выскальзывает из дома своей возлюбленной. А ложе любви из четвертой строки наверняка подразумевает не супружеские отношения, а греховную связь госпожи Цзю и ее полюбовника. Вы же с самого начала предположили, что в этом деле замешан ее дружок.
Следовательно, эти стихи сообщают нам, что он присутствовал в доме, когда было совершено убийство, и, вероятно, даже стал его соучастником. Да и время вполне подходящее. Мы же знаем, что семейство Би, вернувшись с лодочных состязаний, устроило большой праздничный ужин. Потом они еще пили вино и вели застольные беседы. И скорее всего, было уже совсем поздно, когда Би Сюнь пожаловался на боль в желудке. Ведь госпожа Би говорила вам, что жена отвела ее сына в постель. А сама она все прибрала, потом совершила вечерний туалет и легла спать, а проснулась уже глубокой ночью, услышав крик своего сына. Так почему бы не предположить, что во время третьей стражи к госпоже Цзю пришел любовник, а когда проснувшийся Би Сюнь случайно застал их за любовными играми, неверная женушка прикончила его каким-то неизвестным нам способом? Вот так, должно быть, все и случилось.
— Твоя версия вполне правдоподобна, — кивнув головой, признал судья. — Да, я предполагал, что здесь замешан третий человек, ведь в ином случае, убив своего мужа, госпожа Цзю могла бы все потерять и ничего не выиграть. Но я рассчитывал, что она признается в содеянном, и тогда мы узнаем, кто был ее любовником и какое участие он принимал в убийстве. Поэтому я даже и не пытался искать этого мужчину. Это было большой ошибкой. А теперь нам просто необходимо найти его, поскольку только он может рассказать нам, как было совершено преступление. Но как же мы найдем его?
— Наверняка это будет нетрудно, — сказал старшина Хун. — Вернувшись в судебную управу, вы могли бы приказать отпустить на свободу и госпожу Би, и госпожу Цзю. Тогда мы тайно пошлем наших лучших сыщиков к дому госпожи Би, поручив им следить за ее невесткой, причем особое внимание уделить предрассветным часам. Ее любовник, вероятно, живет где-то по соседству, и когда он узнает, что ее освободили, то рано или поздно попытается встретиться с ней. Тогда-то мы и схватим его.
Судье Ди очень понравился такой план, и он похвалил своего советника за его разумные предложения. Затем он поинтересовался тем, что Хун Лян думает о значении его сновидений.
— Во время вашего ночного бдения вы размышляли только о деле Би Сюня или думали также о двойном убийстве в деревне Шесть Ли? — спросил старшина Хун.
— По правде сказать, — ответил судья Ди, — я долго не мог уснуть и вспоминал множество подробностей, касавшихся обоих преступлений. Но я пока не способен понять, какое отношение может иметь этот сон хотя бы к одному из них.
— Должен признать, — заметил старшина, — что ваш сон мне тоже кажется совершенно непонятным. Может быть, ваша честь, вы будете так любезны, что повторите мне те строки, что прочли в чайной беседке: там говорилось что-то про младенца и про его ложе.
Судья Ди, понимая, что старшина не знаком с литературными аллюзиями, содержащимися в этих строках, улыбнулся и сказал:
— Слово «Младенец» в данном случае используется как имя собственное. В древние времена был один мудрый человек, и, хотя его фамилия была Сю, все звали его Младенцем. А по соседству с этим мудрецом жил один почтенный чиновник, и он, искренне восхищаясь мудростью Младенца, приглашал его к себе в дом всякий раз, когда ему надо было принять какое-то важное решение. В главном зале своего дома специально для господина Сю этот чиновник поставил удобную кушетку, и никому другому не разрешалось даже присаживаться на нее. А в наши дни история о мудреце Сю и его личной кушетке обычно цитируется в качестве иллюстрации того, с каким почтением в древности относились к мудрецам. Однако мне совсем непонятно, какое отношение эта история может иметь к нашим убийствам.
— Извините, ваша честь, — возразил Хун Лян, — но мне кажется, что смысл ее очевиден. Стихи из гадательной книги подсказали нам, что мы должны искать любовника госпожи Цзю. Судя по всему, существует прямая связь между тем предсказанием и первыми строчками этих стихов: они явно указывают на то, что наш неизвестный любовник носит фамилию Сю. А теперь не могли бы вы, ваша честь, объяснить мне, кто такой Яо Фу, упомянутый во второй части стиха?
— Вторая часть, — ответил судья Ди, — как раз вполне вразумительна. Яо Фу по прозвищу Шао Юн также был исторической личностью, его почитали как известного предсказателя. И это отлично сочетается с нашей версией о том, что убийцей из деревни Шесть Ли является пропавший торговец Шао и что теперь он, вероятно, скрывается у родственников в Сычуани или просто отправился в эту провинцию. В любом случае тебе стоит учесть это и предупредить на будущее твоих помощников, что наш подозреваемый, возможно, говорит на сычуаньском диалекте.
— Да, — согласился старшина Хун, — вы предложили безусловно верное объяснение. И значит, теперь нам осталось разобраться только с акробаткой, крутившей кувшин, и с трупом, лежавшим в траве. По правде говоря, у этих отрывков может быть так много толкований, что я не знаю, с чего начать. Не исключено, что их смысл станет для нас более понятным в ходе дальнейшего расследования.
Увлеченные своими рассуждениями, судья Ди и старшина даже не заметили, что красное рассветное зарево уже расцветило бумажные окна, и вскоре яркий дневной свет залил все пространство храмового зала. Судье Ди больше не хотелось спать, и он поднялся с циновки.
Услышав, что судья уже встал, настоятель, терпеливо прогуливавшийся по примыкавшему к залу коридору, поспешно вошел в зал и пожелал судье доброго утра. Помолившись перед алтарем, он отправил одного из молодых служителей нагреть воды для утреннего туалета судьи и приготовить чашку горячего чая. Когда служитель вернулся, судья Ди умыл лицо, прополоскал рот и причесался. Тем временем старшина Хун упаковал их вещи и отдал этот тюк на хранение настоятелю, сказав, что вскоре судья Ди пришлет за ним кого-нибудь из своих подчиненных. И напоследок он строго предупредил настоятеля о том, что их пребывание в храме должно храниться в тайне. Затем он покинул храм вместе с судьей.
Вернувшись в управу, судья Ди обнаружил, что Дао Гань поджидает его в кабинете. Сгорая от нетерпения, Дао Гань спросил старшину Хуна о том, полезным ли оказалось их пребывание в храме, и старшина коротко поведал ему о событиях прошедшей ночи. Затем он велел Дао Ганю сходить на кухню и распорядиться насчет завтрака для судьи.
Утро выдалось прекрасное, и судья Ди позавтракал на свежем воздухе — во внутреннем дворике перед своим кабинетом, а старшина и Дао Гань терпеливо ожидали окончания утренней трапезы.
После завтрака судья Ди приказал старшине Хуну отправиться вместе с посыльным в деревню Хуанхуа и привести старосту Хо Гая. Затем он вызвал писцов и занялся рассмотрением текущих дел.
После полудня старшина вернулся вместе со старостой Хо Гаем. На сей раз судья Ди предпочел встретиться с ним не в зале суда, а в своем рабочем кабинете.
Почтительно приветствовав судью, староста остался стоять перед письменным столом.
— Если мы не сможем выяснить, как убили Би Сюня, — начал разговор судья, — то это дело закончится опалой не только для меня, но и для тебя, местного старосты. В связи с этим, насколько я понимаю, последние дни ты должен был посвятить упорному поиску новых улик. Расскажи мне, что тебе удалось узнать и почему мне приходится посылать за тобой? Почему ты сам, по собственному почину, не являешься ко мне для доклада?
Получив выговор, староста Хо Гай бухнулся на колени и, несколько раз приложившись головой к полу, сказал:
— Ваш никчемный слуга покорно просит вашу честь выслушать его. Дни и ночи посвящал я расследованию этого дела, не давая себе ни минуты покоя. Но до сих пор мне не удалось обнаружить ни одной новой улики, и уж я даже не знаю, как можно разрешить эту головоломку.
— Поскольку пока мы не обсуждали с тобой, как можно раскрыть это преступление, — заметил судья, — то я не буду сейчас ругать тебя за нерадивость. Итак, для начала мне необходимо более подробно ознакомиться с положением дел в твоей деревне. Много ли семей живет там и сколько из них носит фамилию Сю?
— У нас живет около трехсот семей, и примерно с десяток из них принадлежит к роду Сю. О каком именно человеке из этих десяти семей, ваша честь, вы хотите узнать? Я немедленно вернусь в деревню и соберу нужные сведения.
— Болван, — сказал судья Ди, — если бы я знал, какой человек мне нужен, то уже давно вызвал бы его сюда для допроса. В сущности, я знаю только то, что мужчина по фамилии Сю имеет отношение к нашему делу и, вероятно, даже является соучастником убийства, совершенного госпожой Цзю. Если мы сможем найти этого человека, то разрешим загадку убийства. Поэтому-то я и спрашиваю тебя, имел ли кто-то из ваших односельчан по фамилии Сю приятельские отношения с Би Сюнем или его домочадцами.
Напряженно наморщив лоб, староста немного подумал и сказал:
— Должен признаться, что я не особенно хорошо знаком с друзьями и знакомыми семейства Би Сюня. Но, к счастью, в нашей деревне не так много народу по фамилии Сю. Если ваша честь позволит мне вернуться в деревню, то я опрошу их всех и проведу тщательное расследование.
— Тебе, видимо, думается, что это отличная идея, — заметил судья Ди, — только позволь мне заметить, что твой план является наилучшим методом для того, чтобы загодя ознакомить всех с нашими подозрениями и тем самым дать преступнику возможность скрыться. Поэтому ты не можешь просто пройтись по деревне, открыто расспрашивая об этих семьях. Для начала ты разузнай, что сможешь, окольным путем, поговори с людьми, живущими по соседству с семьей Би. И как только у тебя появятся хоть малейшие зацепки, быстро возвращайся ко мне с докладом. И тогда мы решим, что делать дальше.
Затем судья отпустил старосту и после его ухода приказал старшине Хуну и Дао Ганю в тот же вечер с наступлением темноты отправиться в деревню Хуанхуа. Он велел им тайно пронаблюдать за старостой, чтобы проверить, как он будет собирать сведения. После этого они должны были найти укромное местечко рядом с домом госпожи Би и следить за ним всю ночь.
Судья Ди имел невысокое мнение об умственных способностях старосты Хо Гая и был далеко не рад, что приходится поручать ему столь деликатное дело. Однако благодаря нынешнему следствию жители деревни Хуанхуа уже успели хорошо запомнить лица Хун Ляна и Дао Ганя, и судья опасался, что подозреваемый попросту сбежит. А что еще он может сделать, услышав о том, что помощники судьи интересуются человеком по фамилии Сю? Кроме того, любому старосте вменялось в обязанность собирать подобные сведения, поэтому даже если Хо Гай не слишком ловко провернет тайное поручение, то вероятность того, что подозреваемый свяжет его расспросы с расследованием преступления, все-таки будет мала. Но, обязав старшину и Дао Ганя проследить за действиями старосты, он полагал также, что они остановят его в случае необходимости. И наконец, нужно было убедиться, действительно ли Хо Гай небрежно относится к своим обязанностям, или же он просто не слишком умен.
Только к вечеру судье Ди удалось разобраться с текущими делами, назначенными на этот день. Затем он зажег свечи и, оставшись один в своем кабинете, начал приводить в порядок другие дела, накопившиеся за последнее время. Хорошо потрудившись, он приказал принести ужин и, покончив с ним, собрался немного вздремнуть, но сон его тут же был нарушен поднявшейся за окном суматохой. Едва успев открыть глаза, судья увидел, что в его комнату вошли Ма Жун и Цзяо Тай.
Они почтительно приветствовали судью, и Ма Жун сказал:
— Мы раздобыли кое-какие вести по нашему делу, но пока трудно сказать, насколько они важны. Решив убедиться, что эти сведения не навлекут на нас новых неприятностей, мы предпочли сначала вернуться и доложить вам обо всем, чтобы получить дальнейшие указания.
— Что ж, мои храбрецы, расскажите, что вам удалось выяснить, — сказал судья Ди, — и мы вместе попытаемся разрешить наши трудности.
— Получив ваши наставления, — начал Ма Жун, — я бродил по восточным окрестностям округа, осторожно собирая интересующие нас сведения. Пару дней назад я дошел до небольшой реки и, поскольку уже стемнело, решил заночевать там в одном из постоялых дворов, что расположены вокруг моста. Поддерживая общий разговор с другими постояльцами, я услышал, что один из них упомянул об убийстве в деревне Шесть Ли, а двое его приятелей улыбнулись и заявили, что тоже слышали о нем. Я тут же начал прощупывать почву, но они вдруг онемели, точно рыбы. Выяснив у слуги, что эти парни торгуют кожей, я предложил им выпить по чашке вина, сказав, что я сам торгую кожаными изделиями. А вдобавок заметил, что мне интересно упомянутое ими убийство, потому как другие члены нашей гильдии иногда бывают в деревне Шесть Ли и останавливаются в той гостинице. Тогда они успокоились и сказали, что раз уж я оказался их собратом по торговле, то им не надо бояться, что их рассказ пойдет куда-то дальше. И вот, осушив пару чашек вина, они поведали мне следующую историю.
На следующий день после убийства они шли по торговому пути к деревне Шесть Ли, толкая перед собой большую тележку с товарами. На дороге им встретился высокий торговец лет тридцати, тележка у него была немного поменьше, но хорошо нагружена, а шел он им навстречу. Этот парень, видимо, очень спешил, потому что хотел пройти мимо них, не сказав даже пары приветственных слов, которыми обычно обмениваются путники. Но из-за того, что их тележки столкнулись, когда проезжали одна мимо другой, левое колесо его тележки соскочило с оси, и несколько тюков упало в грязь. Они ожидали, что он начнет махать кулаками или изольет на них поток брани. Но нет, парень, не вымолвив ни слова, быстро насадил обратно колесо и принялся собирать упавшие тюки. Один из них развязался, и торговцы увидели, что внутри него был шелк-сырец. Парень торопливо завязал тюк и пробормотал какие-то извинения, благодаря чему они заметили, что он говорит на диалекте провинции Цзянсу. Затем он быстро покатил свою тележку дальше. Прибыв в деревню Шесть Ли и услышав рассказ об убийстве, они подумали, что этот парень наверняка был преступником.
Я поинтересовался, — продолжал Ма Жун, — почему они не заявили об этой встрече местным властям; ведь они могли бы получить за эти сведения несколько серебряных слитков. Но торговцы, рассмеявшись, спросили меня, не считаю ли я их дураками. К тому времени убийца уже успел уйти далеко, и вообще — неужели я думаю, что они собирались вмешиваться в это преступное дело? Они ведь просто торговцы и с радостью предоставят поимку преступников тем, кому за это платят деньги.
Потом я разыскал Цзяо Тая, и мы прожили в этой гостинице еще один день, хотя не выяснили ничего нового. Поэтому мы отправились вместе на поиски этого высокого парня, используя горные тропы, где невозможно проехать с тележкой, для сокращения пути.
Пересекая границу соседнего округа, мы обнаружили, что на дороге собралась большая группа местных крестьян, они толпились вокруг какой-то тележки на обочине дороги и страшно ругались, перекрикивая друг друга. Мы присоединились к зевакам, стоящим поодаль, и увидели следующее. На эту тележку взгромоздился молодой парень, он вовсе не боялся угроз орущей толпы, но крепко ругал их в ответ, обзывая тупоголовыми кузнечиками. Он кричал, что обошел всю империю с юга на север и попадал в такие переделки, что теперь ничто не может испугать его на этом свете. «Если я нанес ущерб вашим полям, — закончил он, — то в лучшем случае ваша худосочная земля стоит не больше пары медяков. И если бы вы позволили мне пройти, мы могли бы полюбовно договориться, и я дал бы вам за этот урон немного шелка-сырца. Но раз уж вы хотите драки, то отлично, вы получите ее!» Тут он спрыгнул с тележки прямо в толпу и начал молотить кулаками, яростно раздавая удары направо и налево. Тогда еще несколько крестьян, вооруженных мотыгами и серпами, пришли на помощь своим друзьям. Но драчливый высокий парень, выхватив мотыгу у одного из атакующих, смело подавил их натиск и задал им всем изрядную трепку.
Разогнав нападавших, он одним мощным рывком выкатил свою тележку на дорогу и вновь продолжил свой путь. Мы следовали за ним на некотором расстоянии, пока он не достиг Божественной деревни. Там он снял комнату в одной из местных гостиниц. Мы выяснили у хозяина, что он планирует прожить у него с неделю, чтобы продать товар. Поскольку мы уже вышли за границу нашего округа, то подумали, что если мы попытаемся арестовать его, то можем схлопотать неприятности от местных властей, особенно учитывая, что у нас не было прямых доказательств того, что этот парень действительно является тем преступником, которого мы разыскиваем. Так как он собирался пробыть в этой деревне по меньшей мере неделю, мы поспешили назад, чтобы доложить обо всем вашей чести и получить дальнейшие указания.
Судья Ди остался очень доволен докладом своих помощников. Немного обдумав услышанное, он сказал:
— По-моему, можно почти не сомневаться в том, что выслеженный вами парень является нашим неуловимым Шао, тем самым молодым торговцем шелком, который ночевал в гостинице Гуна. Учитывая его странное поведение при встрече с торговцами кожей неподалеку от места преступления и то, что он вез тюки с шелком, а также и то, что он родом из провинции Цзянсу, мы можем сказать, что все эти факты согласуются с известными нам сведениями. Кроме того, его необузданное и жестокое обращение с крестьянами показывает, что он опасный бандит и запросто мог убить своего спутника, а заодно и бедолагу Вана, случайно ставшего свидетелем преступления.
Ма Жун, по правде говоря, сомневался, что они наконец обнаружили убийцу. Он заметил, что, в общем-то, большинство торговцев шелком живет именно в провинции Цзянсу и что многие из них постоянно странствуют по дорогам этого округа. Вполне вероятно, что все это только совпадение, то есть этот парень может оказаться порядочным и честным торговцем, пусть и немного вспыльчивым.
Но судья Ди отрицательно покачал головой и сказал:
— У меня есть доказательство того, что это не простое совпадение.
И он поведал Ма Жуну и Цзяо Таю о своем сновидении в храме. Процитировав стихи, увиденные им во сне в чайной беседке, он пояснил своим помощникам, что название «Божественная деревня», помимо своего очевидного значения, связанного с религией, также может соотноситься с предсказаниями и гаданиями.
— И тогда, очевидно, в моем сне подразумевалось, — продолжил судья, — что мы должны искать нашего преступника в Божественной деревне.
Ма Жун и Цзяо Тай очень обрадовались и спросили судью, как им действовать дальше.
— Сложность в том, — озабоченно произнес судья Ди, — как арестовать этого человека в соседнем округе. Разумеется, можно попросить судью соседнего округа о помощи, но я очень опасаюсь, что, соблюдая все формальности, мы потеряем время, и тот парень либо уйдет из деревни, закончив дела, либо до него дойдут слухи о наших подозрениях, и он сбежит в другой округ, где мы уже никогда его не отыщем.
Нахмурив брови, судья Ди погрузился в глубокую задумчивость.
— Единственное решение, которое я могу предложить, состоит в следующем, — наконец сказал судья, — завтра утром мы все вместе отправимся в Божественную деревню. Там мы снимем комнату на самом большом постоялом дворе и выясним, кто является наиболее известным торговцем шелком в этом районе. Затем вы навестите его и скажете, что я представляю интересы богатой шелковой фабрики из Пекина и направляюсь в провинцию Цзянсу, чтобы закупить большое количество шелка-сырца, который необходим моей фирме для производства пекинской парчи. Вы сообщите ему, что, к сожалению, в дороге я заболел и вынужден был прервать свое путешествие на пару недель. Вы добавите также, что я сильно опасаюсь, что не успею достичь провинции Цзянсу до окончания шелкового сезона, и предпочел бы закончить путешествие, если бы смог закупить здесь достаточно шелка по сходной цене. Для него это будет заманчивым предложением, и он наверняка начнет скупать весь шелк-сырец, который сможет прибрать к рукам в этом районе. Ну а остальное предоставьте мне.
Очертив примерный план действий, судья Ди вернулся к своим повседневным обязанностям. Сознавая, что, вероятно, его отсутствие будет довольно долгим, он завершил все находящиеся в рассмотрении дела и написал подробный доклад начальству. Затем он позвал начальника тюрьмы и, временно передав ему официальные печати, поручил вести все текущие дела во время его отсутствия, а также ввел его в курс дела, рассказав в нескольких словах о планируемом путешествии в Божественную деревню Судья также добавил, что, по его расчетам, это путешествие не займет больше двух недель, и обязал начальника тюрьмы держать пока эти планы в строжайшей тайне.
Когда судья Ди завершил все дела, было уже очень поздно, и поэтому он устроился на ночь прямо в рабочем кабинете на кушетке
На следующее утро он встал до рассвета и надел простое дорожное платье. Сев за письменный стол, судья составил послание к правителю соседнего округа и спрятал его в потайном кармане вместе с мешочком серебряных слитков. Когда он с Ма Жуном и Цзяо Таем вышел из здания судебной управы, было еще темно, и никто их не видел.
Нет необходимости описывать их путешествие, в котором не было ничего особенного. Они наняли паланкины и спустя три дня, добравшись до Божественной деревни, остановились на привал на ее окраине.
Во время своего предыдущего посещения этой деревни Ма Жун узнал, что самый большой постоялый двор принадлежит некоему господину Цзэну. Поэтому судья Ди послал Ма Жуна и Цзяо Тая вперед, чтобы они сначала выяснили, имеются ли там свободные комнаты.
Подойдя к воротам постоялого двора Цзэна, Ма Жун крикнул:
— Эй, есть здесь кто-нибудь? Мы прибыли из Пекина, где мой хозяин является богатым торговцем шелком. Имеются ли у вас свободные комнаты?
Привратник, услышав, что прибыли такие важные гости, поспешил открыть ворота и предложил им войти. Он заверил их, что они смогут выбрать самые лучшие комнаты. Когда он поинтересовался их багажом, Ма Жун сообщил ему, что их паланкины вместе с багажом остались на окраине. Он велел Цзяо Таю сходить за ними вместе с привратником, а сам прошел во внутренний двор. Навстречу ему вышел хозяин постоялого двора, он приветствовал Ма Жуна и сказал, что лично покажет ему комнаты для гостей. Ма Жун выбрал две чистые комнаты и проследил за тем, как слуги наводят в них в порядок. Затем он вновь вышел к воротам, куда только что прибыл судья Ди. Пока Цзяо Тай и привратник разгружали багаж, Ма Жун расплатился с носильщиками и провел судью в его комнату. По пути он заказал горячего чая, и когда все они освежились с дороги, к ним зашел сам хозяин с визитом вежливости.
— Я пришел узнать имя нашего уважаемого гостя, — учтиво произнес он. — Говорят, что вы, господин, прибыли из Пекина и хотели бы заключить здесь выгодные сделки. Обычно я выполняю роль посредника в торговых операциях и всегда соблюдаю интересы останавливающихся у нас торговцев. Кроме того, смею вас заверить, что у нас отличная кухня, где вы можете заказать самые изысканные блюда и вина.
— Моя фамилия, — ответил судья Ди, — Лян, а имя — Дигун. Я представитель большой шелкопрядной фабрики в Пекине. Мы выехали оттуда примерно с месяц тому назад и планировали просто переночевать в вашей деревне, следуя к конечной цели нашего путешествия в провинцию Цзянсу, где предполагали закупить большую партию шелка-сырца. Но, к сожалению, в дороге я заболел, и поэтому мы добрались сюда с большой задержкой. Боюсь, что теперь мы не успеем прибыть в Цзянсу до окончания шелкового сезона. Но так как в вашей деревне пересекаются главные шелковые пути с юга и с севера, я надеюсь, что мы сможем закупить шелк здесь. Вы не знаете, богатый ли в этом году урожай шелка?
— Хотя наша деревня находится довольно далеко от Цзянсу, мы регулярно получаем сведения о состоянии рынка. Люди говорят, что весна была необычайно теплой, поэтому шелка-сырца на рынке достаточно много. За сотню кэтти[12] сейчас просят всего лишь тридцать пять серебряных слитков. Учитывая, что путь до Цзянсу займет у вас несколько недель и к тому же вам придется потратиться на дорожные расходы, вы, как мне кажется, придете к выводу, что вам выгоднее закупить шелк здесь, где за него просят по тридцать девять серебряных слитков за тот же вес.
Судья Ди сделал вид, будто размышляет над его предложением, и начал задавать разные вопросы, касающиеся качества продаваемого здесь шелка. Получив от господина Цзэна подробные ответы, судья Ди добавил, что он впервые отправился в такое далекое путешествие в качестве представителя фирмы.
— Наш старый представитель недавно умер, — пояснил он, — и наш хозяин назначил меня на его место. Моя болезнь оказалась совсем некстати. Но я горю желанием заключить сделки, выгодные для моей фирмы. Поскольку шелк здесь, кажется, не слишком дорогой, я попросил бы вас представить меня торговцам, у которых есть товар, и тогда, возможно, мы сможем договориться. Если я смогу закупить в вашей деревне необходимое количество шелка, то мне незачем будет тратить время и деньги на путешествие в Цзянсу.
Услышав сказанное, господин Цзэн очень обрадовался, ведь он мог получить не только хорошие комиссионные за посредничество, но и приличную плату за комнаты и стол, принимая в расчет то, что этот богатый торговец и его слуги поживут у него несколько дней. Он с готовностью пообещал постараться свести «господина Ляна» с заслуживающим доверия торговцем шелком. Затем, приказав слуге принести гостям легкие закуски, он оставил их и отправился на кухню, дабы распорядиться насчет хорошего ужина.
Когда они закончили трапезу, судья Ди велел Цзяо Таю оставаться в комнате и охранять багаж, а сам вместе с Ма Жуном зашел в контору хозяина и спросил, не желает ли тот прогуляться с ними на рынок.
Хозяин Цзэн поспешно вышел из-за своей конторки, заявив, что с удовольствием будет сопровождать уважаемых гостей. По лабиринту извилистых улочек он провел их к оживленной главной улице. По обеим ее сторонам располагались большие лавки, и в целом это место имело весьма преуспевающий вид.
Как только господин Цзэн остановился перед входом в одно из этих внушительных заведений, навстречу ему немедленно вышел приказчик.
— Господин Цзэн, — сказал он, — мы рады приветствовать вас и ваших друзей. Заходите, пожалуйста. Мой хозяин только что вышел по делам, но он скоро вернется.
Судья Ди подумал, что пока все складывается удачно, так как в отсутствие хозяина он мог попытаться выведать кой-какие сведения у этого приказчика.
— У нас сегодня нет срочных дел, — сказал он, обращаясь к господину Цзэну, — поэтому мы, пожалуй, посидим здесь немного и подождем возвращения хозяина лавки.
Войдя внутрь, судья Ди увидел просторный зал, в котором, как ни странно, не было никаких прилавков или другой обычной обстановки торгового помещения. Возле одной стены были аккуратно сложены самые разнообразные товары. А напротив, у другой стены, стоял изящный чайный стол из резного дерева и ряд скамей. На побеленной стене большими красными иероглифами было написано название лавки, а еще — что любой торговец с севера или с юга может заключить здесь транзитную сделку для продажи своего товара.
Судья и его помощник сели за чайный стол. Приказчик приготовил для них чай. В ходе обмена обычными любезностями выяснилось, что хозяина лавки зовут Лу Чжанбо и что его род проживает в этих краях уже много поколений. Приказчик с интересом расспрашивал судью Ди о его торговых планах и о том, какую фирму в Пекине он представляет. К счастью, судья Ди вспомнил, что в студенческие годы, которые он прожил в Пекине, он часто бывал на улице Яоцзя, где располагалась большая шелковая фирма под названием «Вэйюи» или что-то в этом роде. Поэтому он сообщил приказчику, что их фирма называется «Вэйюи».
Приказчик тут же разулыбался и сказал:
— О, такая известная фирма! Прошу прощения. Мне следовало обращаться с вами более почтительно! Когда наш прежний хозяин был еще жив, он имел много дел с вашей фирмой. Впоследствии, когда ваше предприятие в Пекине стало гораздо более процветающим, вы стали посылать своих представителей прямо в Цзянсу и перестали заглядывать в наши края. Почему же вы вдруг вновь решили купить шелк на нашем рынке?
Судья Ди повторил ему ту же самую историю, которую недавно сочинил для господина Цзэна. Он как раз заканчивал ее, когда в зал вошел мужчина лет сорока.
Господин Цзэн поспешно встал из-за стола, сказав:
— А вот и господин Лу вернулся.
Когда все познакомились, судья Ди поведал господину Лу о своих планах.
— Вы на редкость удачно выбрали время для прихода в нашу деревню. Всего несколько дней назад из Цзянсу прибыл торговец шелком по фамилии Чжао. Он является старым клиентом моей фирмы и поэтому поручил мне продать для него партию шелка-сырца. Если желаете, можете взглянуть на его товар.
Он отвел судью на вторую половину зала и показал объемистые тюки с шелком.
Судья Ди посмотрел товар. Он заметил, что на большинстве тюков стоит клеймо известной шелковой фирмы из Цзянсу. Но среди них были два тюка неизвестного происхождения: название фирмы было скрыто под слоем засохшей грязи. Судья Ди с первого взгляда понял, чьи это тюки, и сказал, обращаясь к Ма Жуну:
— У тебя большой опыт в оценке шелка-сырца. Подойди-ка и взгляни на него. Мне кажется, что блеск немного тускловат.
Ма Жун понял, что судья что-то обнаружил. Он направился к тюкам, но для отвода глаз сначала приоткрыл пару других тюков, а уж потом подошел к тем, что были вываляны в грязи.
— Да нет, — заявил он, — шелк просто замечательный. Только в пути он поднабрал влаги. Поэтому блеск потускнел. А вот в этих двух тюках, хотя они и немного загрязнились снаружи, шелк просто отличного качества. Если их владелец еще здесь, я бы хотел с ним поговорить.
Судья Ди выразил свое одобрение и добавил, что, если цены будут приемлемыми, возможно, закупит всю партию. Он поинтересовался, не ушел ли еще торговец Чжао из их деревни. Хозяину лавки не терпелось заключить сделку, поэтому он сказал приказчику:
— Господин Чжао играет сейчас в доме старосты. Отправляйся туда и скажи ему, чтобы немедленно пришел к нам, поскольку есть человек, желающий приобрести всю партию его шелка.
Приказчик ушел, и господин Цзэн вскоре тоже отправился по своим делам, заметив, что приближается вечер и ему надо вернуться на постоялый двор для встречи новых путешественников.
Оставшиеся выпили еще по чашке чая. А затем вернулся приказчик в сопровождении высокого парня. Ма Жун сразу узнал в нем того драчуна, которого они преследовали несколько дней назад.
Ма Жун незаметно кивнул судье Ди, подтверждая, что это именно тот, кто им нужен.
Судья Ди внимательно разглядывал парня. Ростом он был более шести футов. На его темном от загара лице под кустистыми бровями блестели маленькие глазки. Одет он был в короткую куртку с относительно узкими рукавами, а полы его длинного синего платья были пропущены между ног и заткнуты за пояс так, что в итоге получались своеобразные, сужающиеся книзу штаны. Кроме того, на ногах у него были сандалии на тонкой подошве, и всем своим обликом он скорее напоминал разбойника с большой дороги, нежели порядочного торговца.
Судья Ди впервые встречается с Чжао Вэньчжуанем
—————
Как только господин Лу увидел вновь прибывшего, он встал и, улыбаясь, приветствовал его.
— Есть поговорка, что трудно найти покупателя, если ты стремишься сбыть с рук молодого петушка. Но вам повезло. Всего лишь несколько дней назад вы поручили мне продать ваш шелк, и вот, пожалуйста, на ваш товар уже нашелся покупатель.
И он рассказал торговцу Чжао легенду судьи Ди.
Тем временем торговец Чжао присел на стул и, слушая рассказ господина Лу, внимательно разглядывал судью Ди. Затем он криво усмехнулся и сказал:
— Вы совершенно правы в том, что я хотел бы продать мой товар. Да только, боюсь, этот господин вовсе не намерен купить его.
Господин Лу, неприятно пораженный таким заявлением, поспешно сказал:
— Господин Чжао, вы, наверное, шутите. Вам следовало бы получше разобраться во всем, а не говорить, что я намеренно обманываю вас. Этот почтенный господин представляет пекинскую фирму «Вэйюи», процветающее предприятие, известное всем, кто занимается торговлей шелком.
Однако замечание, сделанное высоким парнем, гораздо больше встревожило самого судью Ди. Он подумал, что этот мужчина должен быть необычайно проницательным и наблюдательным человеком, если с первого взгляда понял, что он всего лишь притворяется торговцем. Единственное, что ему оставалось, так это попытаться убедить господина Чжао в том, что он ошибается. Поэтому судья встал со своего стула и с глубоким поклоном сказал:
— Я приветствую вас, господин Чжао.
Высокий парень, отвесив ему еще более низкий поклон, почтительно сказал:
— Ваше превосходительство, пожалуйста, не вставайте, не утруждайте себя. Мне, ничтожному, нужно просить у вас прощения за то, что я слишком долго медлил, не смея нанести вам визит вежливости, и я умоляю вас простить меня.
Эта речь еще больше поразила судью, поскольку господин Чжао, очевидно, точно знал, кем он является на самом деле.
— Старший брат, с чего вдруг вы обращаетесь ко мне столь церемонно? — вопросил судья. — Разве собратья по ремеслу не могут говорить как равные? Скажите лучше, почтенный, как ваше имя?
— Моя фамилия — Чжао, — ответил торговец, — а имя мое — Вэньчжуань. Я много путешествую и прошел уже всю нашу империю с юга на север, а еще я знаком с искусством физиогномики. А теперь позвольте спросить, какое дело привело сюда ваше превосходительство? Могу ли я почтительно спросить ваше имя и узнать, какую должность вы сейчас занимаете? Сильно ли я ошибусь, если предположу, что вы являетесь правителем одного из округов?
Услышав сказанное, судья Ди совсем растерялся, решив, что ему, судя по всему, плохо удалась роль торговца. Продолжать притворяться было бессмысленно, поэтому он резко сказал:
— Раз уж вы догадались, кто я такой, то не можете не знать и о том деле, что привело меня сюда! — И он подал Ма Жуну тайный знак.
Выступив вперед, Ма Жун громогласно заявил:
— Подлый разбойник, неужели ты думаешь, что мог скрыться от нас, сбежав в эту деревню? Наш судья теперь сам пришел сюда, чтобы арестовать тебя. Мерзавец, мы доставим тебя в суд, надев оковы!
Чтобы Чжао не сбежал, он загородил собой дверной проем и встал в боевую стойку, готовый отразить нападение этого верзилы, любившего пустить в ход кулаки.
Хозяин лавки, потрясенный столь неожиданным поворотом событий, подумал, что ему снится дурной сон.
— Господа, господа, это же приличная лавка! — воскликнул он. — Вы не можете затеять здесь драку!
Едва он успел договорить, как Чжао Вэньчжуань, закатывая рукава, обозвал судью Ди продажным чиновником, а Ма Жуна его верным псом и принял позу, называемую «тигр, хватающий овцу», затем он стремительно подскочил к Ма Жуну, нацеливая удар ему в грудь. Но Ма Жун, шагнув влево, уклонился от удара и сделал обманное движение, называемое «вымани тигра из леса»; при этом он двумя пальцами резко ударил по вытянутой руке Чжао, и его удар пришелся точно по локтевому суставу. Поскольку атака Чжао была отбита и его правая рука оказалась временно выведенной из строя, то он попытался принять защитную позу, но окрыленный успехом Ма Жун нанес ему сильный удар под ребра.
Теперь Чжао наконец осознал, что имеет дело с достойным противником, и сосредоточился на поединке, решив продолжить бой по всем правилам боевого искусства. Используя свою поврежденную руку для защиты тела, он быстро схватил левой рукой правое запястье Ма Жуна. Но чтобы Чжао не успел вывернуть ему руку и применить новый прием, помощник судьи быстро противопоставил ему свой прием, называемый «чудесный орел расправляет крылья»: подпрыгнув на два чи, Ма Жун освободился от захвата, одновременно намереваясь нанести удар слева по лицу противника. Однако Чжао ожидал этого приема; он резко нагнулся, бросился под ноги Ма Жуна и, прежде чем тот успел приземлиться, мощным ударом повалил его на пол[13].
Судья Ди, видя, что его помощник прижат к полу, подумал, что все потеряно, поскольку Чжао теперь может спокойно сбежать. Пока он раздумывал, что же предпринять, в комнату ворвался человек лет тридцати с широкими плечами и узкой, как у тигра, талией. Едва взглянув на Ма Жуна и Чжао Вэньчжуаня, он закричал:
— Остановись, брат Чжао! Это же мой старый друг! — И добавил, обращаясь к Ма Жуну: — Брат Ма, как ты здесь оказался? Почему ты решил побороться с одним из наших братьев? — спросил он, помогая Ма Жуну встать.
Узнав вошедшего, Ма Жун широко улыбнулся.
— Привет, старший брат, вот мы и встретились вновь! Но, прежде чем продолжить разговор, позволь мне сначала убедиться, что этот разбойник не сбежит. Его разыскивают по подозрению в убийстве.
Новоприбывший велел Чжао стоять, где стоит. Он также прикрикнул на толпу зрителей, собравшуюся у входа в лавку, приказав всем разойтись, и после этого обратился к Ма Жуну:
— Чжао Вэньчжуань — мой старый друг. Не пойму, зачем ты боролся с ним, и о каком убийстве ты толкуешь?
— Это долгая история, — сказал Ма Жун, — но для начала я должен сказать тебе, что поступил на службу, и вот мой хозяин — правитель округа Чанпин, его превосходительство судья Ди.
Новоприбывший поспешно преклонил колени перед судьей.
— Ваша честь, я счастлив видеть в наших краях знаменитого правителя соседнего округа. Пожалуйста, простите меня за то, что я по своей невнимательности не признал вас раньше.
Судья Ди велел ему встать и сказал:
— Любезный, вы ведь не состоите у меня на службе и не живете в подведомственном мне округе, поэтому не стоит разводить церемонии. Лучше присядьте и расскажите мне о себе, а также что связывает вас с моим помощником Ма Жуном и этим прохвостом Чжао?
— Я простой человек по фамилии Цзянь, а имя мое — Цзюн. В прежние времена я разбойничал на дорогах, и мы с Ма Жуном обучались у одного учителя воинскому искусству. Потом, однако, я пришел к выводу, что такая дикая жизнь мне не по вкусу. И в итоге решил попытать свои силы на более достойном поприще. Я поселился в этой деревне, и вскоре меня выбрали местным старостой.
А что касается Чжао Вэньчжуаня, то он родом из провинции Цзянсу. Когда-то он учился у моего отца медицине, борьбе и искусству физиогномики. Одно время он скитался по свету, но потом получил от своей тетушки в наследство немного денег и, решив торговать шелком, организовал свое дело. Его торговля идет хорошо, и Чжао путешествует по всей империи, представляя интересы большой фирмы. Он часто бывает здесь у нас по делам и всегда останавливается у меня. Сегодня мы решили немного поиграть, но тут приказчик увел Чжао к вам сюда. Поскольку он долго не возвращался, я решил пойти вслед за ним и выяснить, что случилось.
Я лично могу заверить вас, что Чжао — честнейший человек, хотя, соглашусь, у него вспыльчивый нрав. Если бы он убил кого-то в драке, то сам пришел бы в суд. И конечно же, он не собирался никуда убегать или скрываться у меня, не сказав мне ни слова об этом деле.
Рассказ старосты произвел на судью Ди большое впечатление, но все-таки не рассеял всех его подозрений. Ему казалось, что этот задиристый Чжао всем своим видом напоминает закоренелого преступника. В конце концов, Цзянь Цзюн тоже был прежде грабителем с большой дороги. Быть может, он просто выдумал всю эту историю, чтобы оправдать друга.
Ма Жун догадался, о чем думает судья, и сказал:
— Ваша честь, отбросьте все сомнения. Если уж брат Цзянь говорит, что господин Чжао — честный торговец, то это наверняка означает, что он не замешан в преступлении. Возможно, он сам даст нам соответствующие разъяснения по поводу того, как к нему попали тюки убитого торговца.
— Брат Чжао, — сказал староста Цзянь, — расскажи его превосходительству, что именно с тобой приключилось. В нашем братстве все должно быть совершенно честно. Кроме того, я служу старостой в этой деревне, на границе с округом Чанпин, и поэтому я также в известной мере обязан содействовать тому, чтобы настоящий убийца понес наказание.
— Да, история вышла на редкость досадная, — признал Чжао. — Убийцей является человек по фамилии Шао, который, совершив одно подлое преступление, не успокоился и умудрился еще и меня втянуть в это дело. Полное имя этого парня Шао Лихвай, родом он из провинции Цзянсу. Так же как я, он бродит по стране, торгуя шелком; то есть, дешево купив шелк-сырец в Цзянсу во время сезона, он направляется в провинцию Шаньдун, по дороге продавая свой товар. Я часто встречал его на этом пути.
В прошлом месяце, когда я еще только закупал шелк в Цзянсу, он уже ушел оттуда вместе с молодым напарником по фамилии Лю. И вот несколько дней назад на дороге недалеко от Чанпина я встретил одного Шао, толкавшего перед собой нагруженную тюками с шелком тележку. Я спросил его, куда подевался его молодой напарник Лю и почему он путешествует в одиночестве. Опасно ведь путешествовать в одиночку, если ты везешь ценные товары.
Вздохнув, он поведал мне целую скорбную историю. В дороге Лю внезапно тяжело заболел и умер; а сам он с большими сложностями сумел купить для него гроб и временно поместил его в одном храме, заплатив последние деньги из своих дорожных запасов храмовым служителям. В результате оказалось, что из-за этой задержки он упустил время, когда можно было бы продать шелк по выгодной цене. Ведь если бы он не затратил столько сил и времени на то, чтобы должным образом обустроить умершего напарника, то мог бы уже возвращаться домой с туго набитыми кошельками.
Я поверил его рассказу и спросил, куда же он теперь направляется. Он сказал, что пока не намерен возвращаться на юг, опасаясь, что семья Лю может возложить на него ответственность за смерть напарника. Потом Шао занял у меня триста серебряных слитков и дал мне в качестве залога свою тележку с шелком. Я мог продать ту половину, что принадлежала Лю, и вернуть вырученные деньги его семье, в то время как цена товара, принадлежавшего Шао, примерно равнялась тем тремстам слиткам, что он занял у меня. Вот так этот проходимец и вовлек меня в это дело. А сам он, выходит, сбежал с моими деньгами.
— А вы не знаете, куда направился торговец Шао, всучив вам свою тележку с шелком? — быстро спросил судья Ди.
— Он не сказал мне, — ответил Чжао, — хотя у меня есть на сей счет кой-какие предположения. Я знал человека, у которого Шао учился много лет назад. Он считал молодого Шао многообещающим учеником и отдал ему в жены свою дочь. Но этот Шао вместо того, чтобы отблагодарить учителя за его любовь и заботу, очень дурно обошелся со своей женой. Она умерла от порока сердца. Потом я слышал, что он связался с одной брошенной женщиной, которая жила в этой провинции в местечке, что называется, не помню точно, вроде Кошачьим Ущельем или как-то в этом роде. Мне кажется, что, вероятнее всего, Шао сбежал туда, чтобы потратить отобранные у Лю деньги со своей любовницей. Я сам готов хоть сейчас отправиться в это Кошачье Ущелье, чтобы поймать для вас этого негодяя, а заодно свести с ним личные счеты.
Теперь судья Ди поверил, что Чжао говорит правду. Он опять-таки удивился точности своего сновидения в храме; ведь стихи безошибочно предсказали, что фамилия преступника будет Шао; только ссылка на провинцию Сычуань осталась пока непонятной. Он не мог припомнить, что слышал хоть что-то о Кошачьем Ущелье, и спросил о нем торговца Лу. Но господин Лу, постепенно уже начавший соображать, что происходит, пустился в долгие разглагольствования, пытаясь принести судье свои извинения за то, что он не узнал такого известного и высокого сановника, который оказал ему честь своим посещением, и так далее и тому подобное.
Судья Ди, однако, быстро оборвал его, заметив, что пришел сюда в качестве торговца и с ним обошлись здесь со всей приличествующей данному положению почтительностью. Торговец напряженно вспоминал все известные ему деревни, но не мог вспомнить, что когда-либо слышал о Кошачьем Ущелье.
Тем временем на улице уже зажгли промасленные бумажные фонари, и судья Ди решил, что пора возвращаться на постоялый двор. Он поднялся со своего стула и сказал несколько вежливых слов лавочнику, извинившись за все причиненное ему беспокойство. Затем он пригласил старосту Цзяня и Чжао Вэньчжуаня присоединиться к ним за вечерней трапезой. С радостью приняв его предложение, они покинули лавку и медленно направились в сторону постоялого двора вместе с судьей и его помощником.
Они так долго отсутствовали, что Цзяо Тай уже начал беспокоиться, и ему не терпелось узнать последние новости. Ма Жун познакомил его со старостой Цзянем и Чжао Вэньчжуанем и сообщил ему о новом повороте дела, пока судья отдыхал в своей комнате. Немного погодя к ним зашел хозяин постоялого двора, и Ма Жун коротко рассказал ему о судье Ди и о настоящей цели их пребывания в Божественной деревне. Господин Цзэн страшно обрадовался, что ему выпала честь принимать столь высокопоставленную особу, и поспешил на кухню, чтобы распорядиться насчет шикарного ужина.
Когда дымящиеся блюда и кувшины вина были расставлены на столе, судья Ди пригласил всех присутствующих отужинать и попросту отдохнуть за приятным разговором, отбросив церемонии и невзирая на лета и звания.
Торговец Чжао оказался очень приятным собеседником, и он рассказал им много интересных историй о своих дорожных приключениях. Староста Цзянь вспомнил несколько подвигов, что они совершили вместе с Ма Жуном в прежние времена, разбойничая на дорогах.
— В нашей гильдии бродячих торговцем шелком, — заметил Чжао Вэньчжуань, обращаясь к судье Ди, — новости распространяются быстро. Я боюсь, что если мы не поспешим захватить этого негодяя Шао в Кошачьем Ущелье, то до него могут дойти слухи о том, что его выследили, и он сбежит в другую провинцию.
Решив, что это дельное замечание, Ма Жун добавил:
— Ваша честь, в Чанпине все еще ждет своего разрешения дело Би Сюня. Поэтому я прошу вас поручить мне и Чжао Вэньчжуаню арестовать Шао Лихвая, а для начала нам, видимо, нужно завтра же отправиться обратно в Чанпин. Пусть у нас есть веские причины думать, что Шао прячется в Кошачьем Ущелье, но мы понятия не имеем, где находится это место. Вернувшись в наш город, мы скорее сумеем раздобыть нужную информацию, сможем просмотреть наши архивы и расспросить кое-кого из стариков.
Судья Ди согласился с его предложениями, потом сотрапезники выпили еще по паре чашек вина, после чего староста Цзянь и Чжао Вэньчжуань отправились домой, а все остальные также пошли спать.
На следующее утро судья Ди нанял легкие, запряженные лошадьми повозки, чтобы как можно быстрее добраться до Чанпина.
Ма Жун, расплатившись с хозяином постоялого двора, последним сел в повозку. Кучера прикрикнули на своих лошадей, щелкнули хлыстами, и судья Ди в компании, увеличившейся на одного добровольного помощника Чжао, покинул гостеприимный двор. Староста Цзянь и господин Цзэн, вышедшие за ворота, чтобы проводить их, склонились в прощальном поклоне.
К полудню путешественники прибыли в Чанпин. Сразу отправившись в управу, судья Ди вызвал своего заместителя и получил обратно свои печати, а затем пригласил к себе начальника архива и велел ему попытаться разыскать в документах деревню под названием Кошачье Ущелье. Затем ему принесли официальную корреспонденцию, и он отослал несколько неотложных посланий.
Наконец, разобравшись с накопившимися делами, судья отправился в свои личные апартаменты, принял ванну и пообедал. Вернувшись в служебный кабинет, он спросил секретаря, не было ли новостей от старшины Хуна и Дао Ганя. Секретарь доложил, что за время отсутствия судьи они уже дважды возвращались в город. В первый раз старшина Хун сказал, что староста Хо Гай выполнил поручение с похвальным рвением, но оказалось, что все мужчины, носящие фамилии Сю, являются весьма почтенными жителями и, более того, все они были едва знакомы с Би Сюнем.
Во второй раз приходил один Дао Гань и оставил сообщение, в котором просил как можно скорее освободить госпожу Цзю из тюрьмы. Он вместе со старшиной вел постоянные наблюдения за домом госпожи Би, но там не происходило ничего особенного, за исключением того, что госпожа Би по нескольку раз в день заходила к соседям и жаловалась им на судью Ди. Поэтому он не видел пока никакой надежды на развитие событий и предлагал устроить своеобразную ловушку, отпустив госпожу Цзю на свободу.
Судья понимающе кивнул головой и приказал приготовить зал для очередного судебного заседания.
Вскоре ему доложили, что все писцы и стражники собрались в зале, тогда судья Ди облачился в официальное платье и судейскую шапку и вышел из своего кабинета. Когда занавес, скрывающий судейское место, был поднят, судья Ди уже сидел за своим высоким столом.
Вначале он рассмотрел несколько документов, связанных с административными делами. Развернув первый свиток, он мельком просмотрел его и тут же начал диктовать соответствующий приказ писцам, одновременно разворачивая второй свиток. Таким образом через полчаса все текущие дела, накопившиеся за время его отсутствия, были быстро и со знанием дела разобраны и решены.
Затем он написал записку тюремному надзирателю и, отдав ее одному из стражников, велел привести в зал суда госпожу Цзю.
Как только стражник привел ее в зал и заставил преклонить колени перед судейским столом, она принялась бранить судью Ди. Но он властно оборвал ее.
— Попридержи свой ядовитый язык. В должное время твое преступление будет раскрыто. А пока я считаю несправедливым то, что твоя старая мать страдает по твоей вине и одна тащит на себе весь дом. Поэтому я временно освобождаю тебя, чтобы ты могла помогать своей свекрови, как и надлежит послушной невестке.
Однако госпожа Цзю продолжала кричать:
— Подлый чиновник, сначала ты хватаешь меня, ни в чем не повинную женщину, и подвергаешь пыткам, а потом толкуешь о том, что моя бедная матушка одна управляется с домом! Сам ты и виноват во всех ее горестях, ты безжалостно бросил ее дочь в тюрьму и осквернил прах ее несчастного сына! Неужели ты полагаешь, что теперь я тихо и мирно уйду домой, чтобы ты мог замять этот возмутительный случай? Я заявляю тебе при всех, что не отступлюсь от своих слов. Я не сделаю отсюда ни шагу, пока высшие власти не накажут тебя и не отнимут у тебя судейскую шапку. Я уйду отсюда только тогда, когда ты поплатишься за причиненную мне обиду, и ни днем раньше.
— Опомнись, женщина! — прервал ее Ма Жун. — Тебе оказывают особое одолжение, разрешая исполнить твой долг перед свекровью. Но если ты откажешься, то вряд ли у кого-то останется сомнение в твоем отношении к своим обязанностям.
В глубине души госпоже Цзю очень хотелось домой, но она не осмеливалась сказать об этом прямо, боясь, что это вызовет новые подозрения. Слова Ма Жуна предоставили ей удобный предлог, и она сказала:
— Я готова пожертвовать собой и забыть о своей личной обиде ради дочернего долга. Хорошо, я уйду прямо сейчас, а вы можете послать со мной одного из ваших стражников. Пусть он возьмет подпись моей свекрови на бумаге, где будет написано: она гарантирует, что я не попытаюсь никуда сбежать.
Судья Ди приказал стражникам снять с нее оковы и велел Ма Жуну посадить ее на носилки и отправить обратно в деревню Хуанхуа.
Входят три актера. Сцена символически изображает участок речного берега. Весна подходит к концу, но сливовые деревья еще в цвету.
Первое действующее лицо играет роль «молодой девушки», второе играет роль «молодого любовника», и третье — роль мужчины зрелого возраста.
Девушка
Я часто бывала здесь в прежние годы, но никогда еще, кажется, не видела такого великолепного цветения слив, как в нынешнюю весну.
(Поет)
Время петь о весеннем расцвете,
время петь о любви,
Позабудь все на свете,
помни лишь о любви!
Мужчина
Почему такая красивая барышня, как ты, бродит по берегу в одиночестве? Должно быть, в твоем доме есть человек, который нежно любит тебя?
Девушка
(прикидываясь скромницей)
Может, и так. Да только кто же захочет думать о своих домашних в такой прекрасный денек?
Юноша
На днях я уже был здесь и наслаждался таким же чудесным видом.
Девушка
(изображая горячую заинтересованность)
Ты гулял по берегу, любуясь шелковистыми кронами сливовых деревьев?
Юноша
(с радостным видом поет)
Повсюду пестрели цветы,
цветы услаждали мой взгляд,
Я сорвал цветущую нежную ветвь,
войдя в благоуханный сад.
(Говорит)
День клонится к закату, и мне уже пора уходить.
Девушка
Я не хочу идти домой. Дома меня поджидает жестокий, бессердечный человек, он вечно терзает меня, вечно мучает меня своими расспросами. Он так безжалостно жесток со мной, что порой мне хочется броситься в колодец!
Мужчина
Позволь мне прогуляться вместе с тобой и полюбоваться на те цветущие деревья. Я хотел бы помочь тебе.
Девушка
(изображая веселье, поет)
Прошлый год, прошлый месяц, вчера
Я не знала любви, и я не знала боли;
Но сегодня настала иная пора,
Я познала любовь, я познала и боль.
Мужчина
Тогда давайте пойдем туда все втроем. Было бы жаль не увидеть столь прекрасного зрелища.
Юноша
Нынешняя весна подходит к концу; но стоит ли грустить об этом, ведь в будущем году все расцветет вновь!
Мужчина
(с печальным видом)
Цветущий побег долго не увянет, если за ним хорошо ухаживать.
Девушка
(поет)
Я мечтаю о свечах, о ярком свете красных свечей,
Кто думает в такую ночь о буднях грядущих дней?
Юноша
Говорят, что на празднике цветов люди веселятся все вместе, невзирая на чины и звания. Давайте же и мы пойдем туда втроем, не спрашивая имен и фамилий. Ведь после праздника мы разойдемся и больше никогда не встретимся вновь.
Девушка
Да, как жаль, что так коротки грезы, навеваемые поздней весной!
Юноша
(с радостным видом поет)
Если ищешь наслаждения, если ищешь ты любви,
Позабудь про все печали, думай только о любви!
Уходят.
Покинув зал заседаний, судья Ди вернулся в свой кабинет и велел позвать к нему начальника архива.
Тот сообщил судье, что просмотр старых отчетов окружного управления не принес результатов — ни в одном из документов не упоминалось о том, что в провинции Шаньдун есть некое место под названием Кошачье Ущелье. Он почтительно предложил, чтобы судья Ди отправил запросы правителям других округов: возможно, они сумеют отыскать его.
Дав уклончивый ответ, судья отпустил архивариуса. Он понимал, что у него нет времени писать официальные послания правителям других округов: слишком долго придется ждать ответов, а за это время Шао Лихвай наверняка узнает о том, что его ищут, и скроется. После некоторых раздумий судья Ди приказал секретарю найти самых старых служащих управы и привести их к нему.
Когда три седобородых стражника вошли в кабинет и почтительно приветствовали судью, он спросил их, не слышали ли они за свою долгую службу о местечке под названием Кошачье Ущелье. Двое из них сразу сказали, что никогда в жизни не слыхивали о месте с таким названием.
А третий — седой старик лет за семьдесят — был туговат на ухо. Он лишь частично расслышал, о чем спрашивает судья, и стоял, бормоча что-то себе под нос и подергивая бороду. И вот, когда двое стариков уже дали свой ответ судье, третий наконец прошамкал:
— Каштаны нынче будут хороши! Значит, вы, ваша честь, интересуетесь каштанами! Конечно, время сбора еще не пришло, но если они нужны вашей чести, то в моем саду есть пара скороспелых деревьев, мне привезли саженцы из соседнего округа. Их плоды созревают рано, да и сами каштаны вырастают крупные и вкусные. Если ваша честь пожелает, то я буду рад предложить…
Два других старика, боясь, что судья Ди может рассердиться, поспешно сказали, что легкая глухота не мешает их приятелю оставаться на службе, он и по сей день дает молодежи мудрые советы и отлично справляется с несложными обязанностями охранника. Однако судья, пряча улыбку, сказал старику, что сейчас ему не нужны каштаны, но он с удовольствием попробует их в свое время.
Седобородый стражник, думая, что судья Ди сомневается в достоинствах растущих у него скороспелых каштанов, продолжал настаивать:
— Пожалуйста, ваша честь, позвольте мне сходить домой и принести вам на пробу несколько штук. У меня их более чем достаточно, и, кроме того, саженцы-то я привез издалека, из самого Сычуаньского Ущелья, потому-то у моих каштанов такой восхитительный вкус.
Упоминание о Сычуаньском Ущелье в немалой степени поразило судью Ди. Он припомнил, как точно первая часть увиденных им во сне стихов согласовывалась с именем Шао и с Божественной деревней; может быть, упоминание названия Сычуань в конце стиха совсем не связано с той дальней провинцией, а указывает на некое местечко в провинции Шаньдун, которое случайно получило такое название? Неужели этот старик даст ему ключ к окончательному разрешению загадки двойного убийства в деревне Шесть Ли?
Обращаясь к двум пожилым стражникам и секретарям, судья сказал:
— Вы можете идти, я хочу поговорить с этим стариком наедине. В вашем присутствии больше нет необходимости.
Отпущенные служащие подумали про себя, что, должно быть, это будет странный разговор, поскольку один из собеседников туговат на оба уха; тем не менее они поспешили выполнить распоряжение судьи.
Когда они удалились, судья Ди задал старику несколько обычных вопросов, узнав, как его зовут, откуда он родом и как долго служит в управе. Заметив, что седобородый перестал волноваться и вполне привык к звучанию его голоса, судья Ди сказал:
— Теперь давай поговорим о тех каштанах, что ты привез из Сычуаньского Ущелья. Хочу побольше узнать об этих замечательных деревьях, ведь я сам очень люблю каштаны. Где выращивают их и далеко ли отсюда это ущелье?
— Никто из наших самонадеянных юнцов, — ответил старик, — не ведает о том местечке. Да, я уже, может, и староват, и глуховат, но мне еще известно кое-что такое, о чем наши молодые стражники и слыхом не слыхивали. Конечно, я не скажу, что они не оказывают должного почтения моим сединам, и, к счастью, ваша честь также проявляет заботу о…
— Я спросил тебя, — поспешно прервал его судья, не давая старику еще дальше уклониться от темы разговора, — как далеко надо проехать до того места, где растут такие каштаны.
— Да, да, — сказал старик, — я как раз собрался перейти к этому. В горной части нашей провинции недалеко от города Лайчжоу есть деревушка под названием Сычуаньское Ущелье. Во времена предыдущей династии некий уроженец провинции Сычуань часто заходил туда, чтобы продать свои товары, и всегда имел хорошую выручку. А потом он решил обосноваться там насовсем, открыл лавку и со временем стал весьма богатым человеком. Когда он умер, его сыновья и внуки продолжили его дело, и их семья пользовалась большим уважением в том округе. И так как столь почтенная семья была родом из провинции Сычуань, то люди назвали то местечко Сычуаньским Ущельем. Но впоследствии удача отвернулась от этой семьи, богатство постепенно растаяло, и в конце концов все они покинули те края.
Потом люди и вовсе позабыли о семье из Сычуаня и стали называть это место Каштановым Ущельем, потому что каштаны там урождались на редкость крупными и вкусными. А когда несколько лет назад один из предшественников вашей чести послал меня туда по служебной надобности, я побеседовал с тамошними стариками и услышал историю той сычуаньской семьи. Возвращаясь сюда, в наш город, я прихватил с собой их каштаны и посадил в моем саду. Они уже стали большими деревьями, и я смею сказать, что лучше моих каштанов вы не найдете во всем округе. Так что, если ваша честь позволит мне сходить домой, то я скоренько наберу немного…
Но судья Ди уже не слышал последних слов старика. Переполняемый радостью, он размышлял о том, что Чжао Вэньчжуань, рассказывая историю о любовном гнездышке Шао Лихвая, должно быть, ошибся, назвав Каштановое Ущелье Кошачьим, и что эта ошибка была исправлена благодаря глухоте седобородого стражника. В очередной раз он также подивился тому, как тонко намекнули ему увиденные во сне стихи о том, что именно в этом месте надо искать преступника.
— Так ты говоришь, что был однажды в тех краях, — сказал судья старому служаке, — вот и отлично, поскольку я должен послать туда моих помощников по одному важному делу. Мне хотелось бы, чтобы ты отправился с ними и показал им дорогу. Сможешь ли ты выдержать такой долгий путь?
— Ваша честь, — ответил стражник, — возможно, я уже староват и глуховат, но еще вполне способен выполнять ваши приказы. А кроме того, это место не так уж далеко, мы сможем добраться туда дней за девять или десять. Вы только скажите, ваша честь, когда мы должны выходить.
Судья Ди поблагодарил старика и отпустил его, велев никому не рассказывать об их разговоре.
На следующий день после утреннего заседания судья пригласил в свой кабинет Чжао Вэньчжуаня и сообщил ему, что узнал о местоположении Каштанового, а не Кошачьего Ущелья.
— Да, на редкость густое плетение у сетей Небесного правосудия! — воскликнул пораженный Чжао. — Итак, раз уж мы знаем, где именно скрывается этот негодяй, то позвольте мне пойти и арестовать его.
Судья Ди велел ему подождать возвращения Ма Жуна из деревни Хуанхуа. А сам тем временем занялся составлением официального документа для правителей тех округов, через которые пролегал путь к Каштановому Ущелью. В этом документе он описал, какая миссия возложена на его помощников, и добавил обычную просьбу о том, чтобы в случае необходимости им была оказана всевозможная помощь.
Ма Жун вернулся к вечеру. Он также очень обрадовался, услышав хорошие новости. Судья Ди приказал ему в тот же вечер собрать все необходимое в дорогу, чтобы на рассвете он мог тронуться в путь вместе с Чжао Вэньчжуанем, Цзяо Таем и седобородым стражником. Затем он выдал ему верительные грамоты и деньги на дорожные расходы.
После не отмеченного событиями путешествия, к вечеру седьмого дня четыре путника прибыли в город Лайчжоу, это была их последняя остановка на пути к Каштановому Ущелью.
Седобородому стражнику поручили снять комнату в небольшой гостинице, а оставшаяся троица направилась в окружную управу, чтобы предъявить верительные грамоты. Забрав у секретаря заверенные документы, они вышли к воротам управы, где их уже поджидал седобородый стражник с сообщением о том, что снял отличную комнату в дешевой гостинице. Он привел их в гостиницу, и они представились хозяину как торговцы шелком.
Когда слуга принес ужин к ним в комнату, Ма Жун поинтересовался у него, велик ли спрос на шелк в горных деревнях. Слуга ответил, что спрос довольно высок. У людей накопилось много денег. При этом он не преминул выразить надежду на то, что они предпочтут продать свой товар в городе, а не в окрестных селениях. За очень скромные комиссионные слуга обещал свести их с покупателями, которые, возможно, заинтересуются их товаром. Чжао Вэньчжуань, однако, прервал его, сообщив, что завтра утром они отправятся в Каштановое Ущелье и что их не интересует городской рынок.
Слуга странно посмотрел на них. Он сказал, что это уединенное место в горах, до которого трудно добраться из-за плохих дорог. По соседству с ним находится форт, где расквартировано около шестисот солдат — целый гарнизон для охраны перевала. Но, несомненно, им все это известно.
Ма Жун сказал ему, что они впервые в этих краях, но слуга, судя по всему, не поверил его словам. Когда же его вновь спросили, есть ли в Каштановом Ущелье богатые торговцы шелком, он с неохотой ответил, что слышал, как люди упоминали лавку какого-то Ли Да. Внезапно слуга заторопился и покинул их, не дождавшись чаевых.
— Что так встревожило этого пройдоху? — воскликнул Ма Жун.
— Друзья, — заметно погрустнев, сказал Чжао Вэньчжуань, — теперь я вспомнил, что мне уже приходилось бывать в этих краях прежде, хотя тогда я не знал, что одна из деревень, разбросанных вокруг перевала, называется Каштановым Ущельем. И доложу я вам, задачка нам предстоит не из легких. В горах живет много темных личностей. Летом, когда в этом районе провинции наступает время уборки урожая, они устраивают на дорогах засады, убивают и грабят всех купцов и путников, которым случится пройти мимо них. О тех местах идет такая дурная слава, что бывалые путешественники предпочитают сделать большой крюк, лишь бы не ходить по горным дорогам, когда колосятся нивы. А гарнизон размещен там не для охраны перевала и горных дорог, а, скорее, для того, чтобы обуздывать окрестное население, не позволяя им бесчинствовать сверх всякой меры. Здесь орудуют целые банды грабителей, и Шао Лихвай наверняка примкнул к одной из них. Если мы попытаемся арестовать его прямо там, на месте, то нам придется иметь дело со всей бандой.
— Брось, брат, мне удивительно слышать от тебя такие разговоры! — со смехом откликнулся Ма Жун. — Не хочешь ли ты сказать, что испугался?
— Разумеется, нет, — ответил Чжао Вэньчжуань, — но я знаю, о чем говорю. У меня достанет смелости сразиться с любым разбойником, но есть разница между смелостью и безрассудством.
Цзяо Тай поддержал Чжао:
— Не стоит также забывать, что до нашего округа далеко, а местные власти не поблагодарят нас, если мы разворошим здешний гадюшник. Наверняка местный правитель предпочитает не соваться в дела орудующих в горах грабителей до тех пор, пока они исправно платят подати и не устраивают мятежей.
— А может, нам заручиться поддержкой военных, — предложил Чжао Вэньчжуань, — у нас ведь есть верительные грамоты, и мы можем попросить окружного судью дать нам рекомендательное письмо к начальнику гарнизона.
Услышав последнее предложение, седобородый стражник расхохотался:
— Вы, парни, должно быть, сильны в военных искусствах, да, видно, впервые попадаете в подобную ситуацию. Послушайте старика, поседевшего на казенной службе: начальник гарнизона либо получает свою долю с награбленного добра, либо вполне доволен своей жизнью и не желает обременять себя лишними заботами. Подумайте, что произойдет, если вы попросите его помочь разобраться с местными бандами. Вам еще повезет, если он прикажет только выпороть вас как нарушителей порядка и в оковах отправит обратно в Чанпин!
Ма Жун полностью согласился со стариком. Вся компания приумолкла, сосредоточенно размышляя о том, как им решить эту проблему. Спустя какое-то время Чжао Вэньчжуань стукнул кулаком по столу:
— Друзья, я кое-что придумал! Раз я обещал судье поймать негодяя Шао, то намерен выполнить свое обещание. Завтра мы доберемся до перевала и, найдя какую-нибудь гостиницу, сразу разделимся. Я один отправлюсь в лавку Ли Да и постараюсь там выяснить, где живет мой приятель Шао. Когда я разыщу его, то расскажу какую-нибудь небылицу о том, как лавочник Лу обманул меня с шелком, и заявлю, что он должен помочь мне отобрать у этого обманщика наши деньги и стребовать с него кругленькую сумму за причиненный нам ущерб. Я приглашу Шао к нам в гостиницу, где мы устроим шикарный ужин и убедим его отправиться вместе с нами на следующий день в обратный путь. А потом, подойдя поближе к городу, мы скажем ему, что он арестован!
Все решили, что это отличный план, и Ма Жун похвалил Чжао за находчивость. Они выпили еще по чашке вина и пошли в свою комнату, чтобы хорошенько выспаться.
На следующее утро они рано покинули гостиницу и к полудню увидели вдалеке реющие на ветру флаги. Вскоре они добрались до военного лагеря, который с четырех сторон был обнесен высокими земляными валами.
Миновав этот форт, путники вышли на дорогу, проходящую по дикой гористой местности. Лишь изредка попадались им клочки обработанной земли, разбросанные по скалистым склонам, усеянным крупными валунами. К концу дня они преодолели первый перевал и неожиданно вышли к деревне, у которой был вполне процветающий вид. По обеим сторонам дороги располагались богатые лавки, а все встречные путники были хорошо одеты. В скором времени они заметили вывеску постоялого двора. Его хозяин, казалось, не слишком охотно принимал незнакомцев, однако, поторговавшись немного, согласился предоставить им комнату.
Ма Жун, Цзяо Тай и седобородый стражник вошли на постоялый двор, а Чжао закинул за спину два своих дорожных мешка и отправился дальше один разыскивать лавку Ли Да. Спросив дорогу у уличных сорванцов, он в конце концов нашел эту большую лавку, над ее дверью красовалась вывеска с именем Ли Да.
Зайдя внутрь и увидев за прилавком бандитского вида молодца, Чжао спросил, кому принадлежит эта лавка.
Парень с ходу начал ругаться.
— Разве ты, дурень, читать не умеешь? Или вывеска снаружи недостаточно велика?
Чжао обещал себе, что будет стараться по возможности избегать неприятностей, но такого нахальства выдержать не смог.
— А ты что, ублюдок, не можешь ответить на простой вопрос?
— По-моему, ты нарываешься на ссору! — угрожающе гаркнул бандит, с потрясающей ловкостью перепрыгнул через прилавок и замахнулся, нацеливая кулак в живот Чжао.
Руки Чжао были еще заняты дорожными мешками, и менее опытному человеку в такой ситуации пришлось бы несладко. Однако, будучи отличным борцом, Чжао мгновенно среагировал и нанес парню точный удар в пах правой ногой. Удар этот получился не слишком сильный, но Чжао знал, что его будет более чем достаточно для того, чтобы дать ему время подготовиться к следующей атаке. Так оно и вышло: бандит охнул и, сложившись пополам, со стоном повалился на пол.
— Ну что, наглец, — усмехнувшись, заметил Чжао, — надеюсь, ты понял, что тебе не по силам тягаться со мной. На сей раз я не стану делать из тебя отбивную, но запомни на будущее, что лучше вежливо ответить, когда незнакомец задает тебе вопрос!
Подвывающий бандит пытался встать на ноги, а тем временем из глубины лавки появились четверо его сотоварищей и сурово спросили Чжао, чего ради он ворвался сюда и избил их приятеля.
— Просто я ищу своего закадычного дружка Шао Лихвая, — пояснил Чжао, — вот и зашел спросить, не забредал ли он в ваши края.
Неожиданно сменив гнев на милость, вошедшие дружелюбно улыбнулись и пригласили его пройти с ними в заднюю комнату и побеседовать за чашкой чая.
— Не сердись на этого беднягу, — сказал один из них, — у него сегодня паршивое настроение, но твоя взбучка послужит ему хорошим уроком.
В этот момент из соседней комнаты раздался голос:
— Кто там мной интересуется?
Чжао направился к внутренней двери и лицом к лицу столкнулся с самим Шао Лихваем. Чжао радушно приветствовал его, и Шао провел его в гостевую комнату, где они сели за чайный столик.
— Как ты узнал, что я живу здесь ? И почему тебя занесло в такую даль? — поинтересовался Шао.
— Это длинная история, — ответил Чжао, сделав пару глотков горячего чая, — для начала достаточно сказать, что меня подло обманули в одной сделке, которая также затрагивает и твои интересы. Поэтому я считаю, что мы должны разобраться с этим обманщиком самым решительным образом. Разумеется, сделать это не так просто, но в итоге мы сможем получить немалые деньги. В одиночку я не могу справиться с таким делом, тут нужна еще пара крепких парней. К счастью, я вспомнил, как ты однажды говорил мне, что частенько бываешь в этих местах, поэтому я и поспешил к тебе за помощью.
Денежный вопрос явно заинтересовал Шао, и он захотел узнать, что же произошло с его приятелем.
Не теряя времени, Чжао Вэньчжуань принялся рассказывать свою печальную историю. Когда он пришел в Божественную деревню, то поручил лавочнику Лу продать тюки с шелком, принадлежавшие Шао и покойному Лю. Пройдоха Лу заверил его, что сделает все возможное и возьмет лишь самые скромные комиссионные. И буквально на следующий день он действительно сумел за хорошую цену продать всю партию одному торговцу шелком из Пекина. Но когда Чжао зашел в лавку Лу, чтобы получить деньги, тот обругал его и заявил, что никакого шелка Чжао ему не отдавал. Вдобавок к этому его подручные жестоко избили начавшего протестовать Чжао. Староста Цзянь в то время, к сожалению, отсутствовал, он отправился навестить родственников, а раз никаких свидетелей у Чжао не было, то он не смог доказать свою правоту.
Шао Лихвай сильно разволновался и торжественно заявил, что Чжао может рассчитывать на него и они вместе отомстят проходимцу Лу. Поскольку в дело были вложены его собственные деньги, он не успокоится, пока отменно не проучит лавочника, дабы тот навсегда запомнил, как следует вести себя с порядочными торговцами. У них есть полное право на те деньги, что лавочник Лу выручил за их шелк, и будет совсем неплохо, если в запасе у него случайно окажутся еще какие-то сбережения: в конце концов, Чжао ведь должен получить какую-никакую компенсацию за то, что его избили, и вдобавок ему следует возместить дорожные расходы.
— Я знал, брат, что могу рассчитывать на твою помощь, — сказал Чжао, — и уже даже собрал троих старых друзей, двух крепких парней, выходцев из «лесного братства», и одного хитроумного старого грабителя. Они ждут меня на постоялом дворе на главной улице. Как ты смотришь на то, чтобы пойти туда и познакомиться с ними? Перекусим, выпьем вина, а потом обсудим, как нам наказать обманщика Лу.
— Я в твоем распоряжении, — откликнулся Шао Лихвай, — ты окажешь мне честь, представив меня своим друзьям. Мы должны тщательно спланировать наши действия, поскольку лавочник Лу происходит из почтенного рода, давно обосновавшегося в Божественной деревне, и все местные жители будут на его стороне. Но думаю, что впятером мы справимся с любыми сложностями.
Они направились к постоялому двору, где Чжао представил Шао Лихвая своим приятелям — Ма Жуну, Цзяо Таю и седобородому.
Шао позвал хозяина и сообщил ему, что эти люди — его старые друзья. Мрачный хозяин заметно повеселел и пообещал прислать отличный ужин и добрый кувшин вина. Вскоре в компании уже царило приподнятое настроение, все оживленно беседовали, и чашки то и дело наполнялись вином. Когда за окнами совсем стемнело, Чжао предложил Шао Лихваю отправиться в путь уже на следующее утро, а окончательный план обсудить по дороге в Божественную деревню.
Однако Шао не хотел и слышать об этом. Он сказал, что раз уж они проделали такой дальний путь ради встречи с ним, то должен принять дорогих гостей честь по чести. Шао предложил остаться на день-два и дать ему возможность познакомить их и со своими друзьями.
Чжао попытался вежливо отказаться, сказав, что им неудобно причинять ему столько хлопот. Но Шао заявил, что ему еще надо закончить кое-какие дела, один парень должен вернуть ему карточный должок, и он намеревался получить его до ухода. Наконец они решили немного задержаться, сговорившись отправиться в путь послезавтра.
Затем Шао Лихвай попрощался с ними и ушел, пообещав зайти за ними на следующий день.
Как только он ушел, Ма Жун тихонько поздравил Чжао Вэньчжуаня с успехом его хитроумной затеи. Стратегия «выманивания тигра с горы», судя по всему, должна была хорошо сработать. Единственной неприятностью оказалось то, что они не смогут выйти на следующее утро. В любой момент в Каштановое Ущелье мог зайти какой-нибудь бродячий торговец, до которого дошли слухи о том, что судья Ди появлялся в Божественной деревне в связи с убийством, совершенным в окрестностях Чанпина. По дорогам шелкового пути новости распространяются быстро, а схватка Ма Жуна и Чжао Вэньчжуаня с последовавшим за ней примирением могла стать злободневной темой для обсуждения в тех краях. Если Шао Лихвай обнаружит, что его одурачили и что вся их четверка работает на судью Ди, то им вряд ли удастся выбраться из этого местечка живыми.
Ма Жун, Чжао Вэньчжуань и Цзяо Тай принялись обсуждать, в каком рискованном положении они оказались, а седобородый стражник вдруг сказал:
— По-моему, вы опять нуждаетесь в совете старого и опытного служаки. Позвольте мне заметить, что опасность даже больше, чем вы думаете. Такая хорошо организованная банда грабителей, как эти головорезы, что обосновались в Каштановом Ущелье, наверняка имеет своих шпионов в управе Лайчжоу. Вы предъявляли там свои верительные грамоты, и я готов биться об заклад, что завтра же сюда прибудет гонец и предупредит своих дружков о том, что четыре сыщика из судебной управы Чанпина направляются Каштановое Ущелье, намереваясь арестовать убийцу из деревни Шесть Ли. Если нас здесь изрубят на куски, то правитель Лайчжоу попросту отправит в Чанпин отчет о том, что мы сами испортили все дело, и тогда судья Ди никогда не сможет поймать этого преступника. А теперь послушайте, что я предлагаю. Допустим, один из нас завтра до рассвета спешно отправится обратно в Лайчжоу. Он должен добраться туда как можно скорее и доложить, что мы уже нашли убийцу и собираемся днем возвращаться в город. Но надо попросить правителя послать отряд своих стражников, чтобы они встретили нас на полпути и помогли арестовать преступника.
— Но что мы от этого выиграем? — поинтересовался Ма Жун.
Старик подергал себя за бороду и с улыбкой ответил:
— Во-первых, тогда у здешнего судьи появится личный интерес в этом деле. Если лихие парни из судебной управы Чанпина арестуют опасного преступника в Лайчжоу, то местный правитель от этого ничего не выгадает. Но если он сможет доложить начальству, что он, неусыпно заботясь об искоренении преступных элементов в своем округе, приказал своим стражникам найти и схватить давно разыскиваемого убийцу и что его надлежащим образом заковали в оковы и доставили в управу того округа, где это убийство было совершено, то такой доклад произведет впечатление на высшие власти и, скорее всего, будет способствовать продвижению по службе. То есть вы сможете рассчитывать на него. Он незамедлительно пошлет своих людей нам навстречу.
Во-вторых, если местная судебная управа официально подключится к этому делу, то здешние бандиты, наверное, не решатся сразу убить нас, если Шао Лихвай вдруг обнаружит обман до нашего ухода; и они не погонятся за нами, если доносчики явятся после нашего ухода. Само собой разумеется, эти бандиты, не задумываясь, убили бы нескольких сыщиков из далекого округа, однако они не захотят портить отношения с местными властями.
В конце концов, хотя Шао и стал их названым братом, но родом он все-таки не из этих мест.
Ма Жун и Цзяо Тай восхищенно покачали головами, признав, что в их работе есть нечто гораздо более важное, чем храбрость и знание боевых искусств. Чжао Ваньчжуань также одобрил план старика и сказал своим друзьям, что он попробует убедить Шао Лихвая отправиться в дорогу на следующий день.
Они порешили на том, что завтра еще до рассвета Ма Жун спешно отправится в Лайчжоу. И если остальные вместе с Шао смогут покинуть деревню после полудня, то они встретят подмогу где-то на полпути между фортом и городом.
Покончив с обсуждением дел глубокой ночью, все улеглись на лежанки, чтобы поспать оставшиеся несколько часов.
После завтрака Чжао Вэньчжуань, Цзяо Тай и седобородый отправились в шелковую лавку Ли Да, чтобы нанести визит вежливости Шао Лихваю. Ма Жун ушел еще до рассвета.
Шао радушно встретил их и представил хозяину лавки. Когда все расселись в гостевой комнате и стали пить чай с лепешками, Шао спросил, почему Ма Жун не пришел с ними. Чжао ответил, что тот отправился навестить одного дальнего родственника, который живет где-то по соседству; он также добавил, что не уверен, удастся ли ему быстро найти его, а потому просил друзей извиниться за него перед Шао за то, что сам он не смог вместе с ними засвидетельствовать ему свое почтение.
Шао заявил, что доброму другу нет нужды извиняться по таким пустякам. Тем временем на столе появился свежезаваренный чай. Казалось, Шао Лихвай решил произвести впечатление на своих новых друзей, устроив в лавке Ли Да целый пир. В гостиную то и дело заходили местные жители, и все они были представлены Чжао и его спутникам.
Они были бы вполне довольны таким приемом, если бы только им не приходилось встречать каждого нового гостя тревожным взглядом из опасения, что тот принес новости, которые раскроют их обман. Кроме того, седобородый стражник погрузился в состояние легкого забытья, которое порой у него случалось, и друзья боялись, что он может нечаянно брякнуть что-то и выдать их. К счастью, в таком состоянии седобородый слышал еще хуже, чем обычно, поэтому Шао Ли и его приятели вскоре отказались от попыток вовлечь старика в разговор.
Ближе к полудню Шао пригласил всех на прогулку, чтобы дать возможность хозяину лавки приготовить в гостиной стол для обеденной трапезы. Они прогуливались по главной улице, и Чжао вдруг заметил появившегося из переулка высокого парня, который был очень похож на Ма Жуна.
Увы, он не ошибся. К удивлению Чжао и Цзяо Тая, навстречу им действительно шел не кто иной, как Ма Жун, причем вид у него был крайне обеспокоенный. Чжао сумел скрыть тревогу и весело спросил:
— Ну как, брат Ма, нашел ты своих родственников?
— Нет, — ответил Ма Жун, — я поспрашивал там и сям, но никто их не знает; видно, они покинули эти края. — А затем, обращаясь к Шао, добавил: — Брат Шао, извини, что я не смог зайти к тебе нынче утром. Впрочем, моя разведка оказалась полезной для всех нас. За поселком я встретил одного моего старого друга, торговца шелком, который ехал на легкой повозке из Чанпина на север. Он очень спешил, но остановился, чтобы предупредить меня о том, что проходимец Лу проследил, куда мы направляемся, и подал иск в управу Чанпина, заявив, что вы с Чжао обманули его. А мне доводилось слышать о тамошнем правителе, знаменитом своей справедливостью судье Ди, он несомненно выяснит, что мы невиновны, и накажет этого негодяя Лу за ложное обвинение. К тому же, как гласит пословица: «Не хватит и девяти быков, чтобы вытащить поданную в суд жалобу». Уж я не говорю о всех наших беспокойствах и потере времени. Поэтому я скорей бросился обратно, чтобы сообщить вам эти новости.
Шао сильно побледнел, как только Ма Жун упомянул о Чанпине.
— Не важно, насколько справедлив судья Ди, — сказал он, — я все равно не собираюсь начинать законную тяжбу. Ваш план гораздо лучше. Давайте-ка отправимся в путь прямо сейчас. В Лайчжоу у меня есть друзья, и мы сможем спрятаться у них на несколько дней и хорошенько обдумать, как нам проучить подлого обманщика Лу. Как мне думается, для начала стоит припугнуть его, чтобы он забрал свою жалобу назад, а потом и прикончить, пока он не вовлек нас в новые неприятности.
Ма Жун сделал вид, будто колеблется, но Шао Ли заторопился и добавил:
— В общем, вы пока возвращайтесь на постоялый двор и запакуйте свои вещи. А я сбегаю обратно в лавку и объясню все ее хозяину. Чем скорее мы тронемся в путь, тем лучше.
Когда Шао удалился, Чжао Вэньчжуань с нетерпением спросил Ма Жуна о том, что все это значит.
— Удача сопутствует нам, — с улыбкой сказал Ма Жун. — Мы сможем арестовать негодяя сегодня же. Когда я миновал форт, то встретил конного посыльного, который ехал в управу Лайчжоу по срочному делу. Этот посыльный оказался моим приятелем, пару лет назад он служил стражником у нас в Чанпине, и я часто брал его себе в помощники, когда судья Ди посылал меня на задания. Это очень сообразительный и надежный парень. Мне даже подумалось, что сами Небеса послали его мне. Я объяснил ему сложность нашего положения, и он обещал сообщить об этом правителю Лайчжоу. Поскольку он ехал верхом на лошади, то сейчас, должно быть, уже прибыл в судебную управу, и если все пойдет хорошо, то отряд стражников будет ждать нас на полпути к городу во второй половине дня. Поэтому я вернулся к вам и по дороге сочинил свою новую историю. Я не сомневался, что она встревожит Шао и он сам предложит нам поскорее убраться отсюда.
В приподнятом настроении друзья быстро сложили свои пожитки. Едва Ма Жун успел расплатиться с хозяином постоялого двора, как пришел Шао, и вся компания отправилась в путь. Бодрым шагом они покинули деревню, и вскоре земляные валы форта остались далеко позади.
Часа через два они уже вышли на большую дорогу, ведущую к Лайчжоу, как вдруг Чжао Вэньчжуань остановился и сказал, обращаясь к Шао Лихваю:
— По-моему, настало время для откровенного разговора.
— В чем дело, брат Чжао? — удивленно спросил Шао.
Вплотную подойдя к нему, Ма Жун сказал:
— Ты вышел из Цзянсу вместе с молодым торговцем по фамилии Лю. Так ответь же нам, разве не ты убил его и еще одного случайного прохожего около деревни Шесть Ли?
Шао был так потрясен, словно его вдруг окатили ушатом холодной воды. Однако он быстро овладел собой и повернулся к Чжао.
— Ах ты скотина, значит, ты обманул меня! — заорал он. — Ну да, я убил молодого Лю. И что же вы намерены сделать со мной?
Резко оттолкнув Ма Жуна, он вспрыгнул на дорожную насыпь и принялся быстро карабкаться по травянистому склону к лесу.
Ма Жун мысленно отругал себя за то, что недооценил присутствие духа Шао Лихвая. Кроме того, Шао отлично знал окрестности, и, если он первым добежит до леса, ему не составит труда спрятаться там от своих преследователей.
Но вдруг со всех сторон раздались предупредительные крики. Среди деревьев замелькали пики и алебарды. Отряд стражников, лежавший в засаде, набросился на Шао точно пчелиный рой. Он еще пытался сопротивляться, но вскоре они надежно связали его. Излив на всех поток страшных ругательств, Шао внезапно погрузился в мрачное молчание.
Отряд стражников, в центре которого находился Шао, двинулся по дороге в город, а Ма Жун и его друзья замыкали шествие.
Они добрались до Лайчжоу поздно вечером, и группа стражников из местной управы вышла им навстречу с зажженными фонарями. Продвигаясь по городским улицам, эта процессия обрастала толпой любопытных. Стражники покрикивали на людей:
— Разойдитесь! Дайте дорогу! Мы ведем опасного убийцу, арестованного по приказу его превосходительства, правителя Лайчжоу!
— Да здравствует наш мудрый правитель! — восторженно кричали местные жители.
В управе Ма Жун оформил необходимые документы на Шао Лихвая и поставил печати, а судья дал соответствующий приказ надзирателю тюрьмы, где Шао предстояло провести ночь. Закончив все дела, Ма Жун и его помощники сняли комнату на большом постоялом дворе напротив судебной управы, заказали себе хороший ужин и, подкрепившись, весело проболтали до глубокой ночи.
На следующее утро стражники привели к ним Шао и, как положено, сдали его с рук на руки. Единственной неприятной неожиданностью было то, что начальник стражи рассчитывал получить с Ма Жуна щедрое вознаграждение за хлопоты, связанные с арестом Шао Лихвая. Ма Жун возмутился и хотел было отказать ему, поскольку, в сущности, они просто выполняли свою работу. Но седобородый стражник отвел его в сторонку и сказал:
— Через год-два здешнего правителя могут назначить на другую должность, а начальник стражи прослужит тут еще много лет. Ты поступил бы мудро, отблагодарив его. Возможно, в дальнейшем тебе не раз понадобится его помощь.
Послушавшись совета старика, Ма Жун выдал начальнику стражи несколько серебряных слитков из дорожных денег, и они расстались в прекрасных отношениях.
На обратной дороге ничего особенного не произошло. Чжао Вэньчжуань и Ма Жун тщетно пытались убедить Шао во всем признаться судье Ди, говоря, что искреннее раскаяние может смягчить приговор. Но Шао только осыпал их проклятиями и с угрюмым видом шел вперед, руки его были скованы за спиной цепью, концы которой держал Цзяо Тай.
Утром седьмого дня они прибыли в Чанпин и сразу же направились в управу. Сначала они сдали Шао на попечение тюремного надзирателя, а потом отправились с докладом к судье Ди. Хотя солнце едва успело выкатиться из-за горизонта, судья уже сидел в своем рабочем кабинете за утренним чаем. Он очень обрадовался, услышав, что их поход так успешно завершился, и назначил заседание суда на ближайший час.
Когда стражники привели в зал Шао и сняли с него цепи, судья Ди спросил его:
— Как твое имя и какое преступление ты совершил?
— Ваша честь, моя фамилия — Шао, а имя мое — Лихвай. Я родом из провинции Цзянсу. С ранней юности я стал заниматься торговлей шелком. Когда недавно я услышал, что у вас в Шаньдуне шелк пользуется большим спросом, то направился сюда, чтобы продать свой товар. Ни с того ни с сего меня вдруг схватили люди из вашей судебной управы, но я понятия не имею, в чем состоит моя вина. Я прошу вашу честь восстановить справедливость.
Судья Ди сказал с холодной улыбкой:
— Бесполезно пытаться обмануть меня, окружного судью, хитрыми речами. Разве тебе неизвестно традиционное правило бродячих торговцев, гласящее, что они должны поддерживать и защищать друг друга в дороге? Почему ты убил своего молодого напарника Лю возле деревни Шесть Ли и украл его товар, а кроме того, убил и невинного человека, случайно проходившего мимо? Говори правду, да поживей!
Однако Шао Лихвай, надеясь, что у судьи нет прямых доказательств, решил испробовать все способы, чтобы спасти свою шкуру.
— Ваша честь, — ответил он, — я прошу вас благосклонно выслушать меня. Вся эта история о том, что я кого-то убил, является частью коварного замысла торговца Чжао, который давно имеет на меня зуб и поэтому теперь старается обвинить меня в ужасном преступлении. Мог ли я убить дорожного попутчика? Да у меня даже в мыслях такого не было! Каждый знает, что в нашем деле всегда в выигрыше тот, кто путешествует в дружеской компании. Меня гнусно оклеветали, и я прошу вашу честь проследить за тем, чтобы правосудие восторжествовало.
— Ты просто наглый мерзавец, — сказал судья Ди. — Я уведомляю тебя, что Чжао Вэньчжуань присутствует в зале, и сейчас ты встретишься с ним лицом к лицу.
Он вызвал Чжао к своему судейскому столу, и тот вновь рассказал, как встретил Шао Лихвая на дороге, и повторил всю историю, которую поведал ему Шао, начиная с внезапной болезни и до кончины молодого Лю.
Шао Лихвай однако упорно протестовал, крича, что все это возмутительная ложь и что его ложно обвиняют в убийстве. Судья Ди подал особый знак стражникам. Они повалили Шао на спину и, закрепив его руки и ноги в тисках, начали затягивать гайки. Вскоре у него затрещали кости, и кровь закапала на каменный пол. Но в перерывах между стонами Шао по-прежнему кричал, что он невиновен.
Тогда судья приказал двум стражникам взять ротанговый хлыст и хорошенько отстегать Шао по всему телу, не вынимая его из тисков.
Хотя тело Шао было закаленным благодаря долгим тренировкам в искусстве борьбы с палками, но он не смог выдержать этой пытки. Тонкий ротанговый хлыст легко рассекал кожу; и вскоре вопли преступника прекратились. Он потерял сознание.
Судья Ди приказал стражникам ослабить тиски и окатить обвиняемого холодной водой. Когда Шао пришел в себя, судья сказал:
— Ты, паршивый пес, ради пары сотен серебряных слитков убил двух невинных людей, и из-за тебя пострадали два непричастных к этому делу человека. Смертная казнь будет слишком легким наказанием за твои преступления. И ты только усугубляешь свое положение, отказываясь признаться в содеянном. Я уже представил тебе свидетельские показания Чжао Вэньчжуаня. Завтра я вызову сюда второго свидетеля, и мы посмотрим тогда, осмелишься ли ты по-прежнему отрицать свою вину!
Судья Ди встал и, сердито взмахнув длинными рукавами своего одеяния, удалился в свой кабинет.
В тот же день судья Ди послал Ма Жуна в деревню Шесть Ли, наказав ему сообщить хозяину гостиницы Гуну Ванде и старосте Пану, что им следует явиться в суд для дачи показаний; еще он должен был заглянуть в деревню госпожи Ван, чтобы пригласить ее в управу на завтрашнее утреннее заседание. Однако судья предупредил Ма Жуна, чтобы он пока не говорил им об аресте преступника.
На следующий день, открыв заседание, судья Ди в первую очередь вызвал к столу Гуна Ванде.
— Ты подал в суд жалобу, — сказал судья, — и мне пришлось приложить изрядные усилия, чтобы распутать это дело, но в итоге я нашел и арестовал настоящего убийцу. Им оказался торговец Шао, тот человек, который исчез сразу после убийства. Надеюсь, ты хорошо разглядел этого Шао, который пришел в твою гостиницу вместе с торговцем Лю. Я хочу услышать от тебя точное описание его внешности.
— Ваша честь, — дрожащим голосом начал Гун Ванде, — это произошло несколько недель тому назад, и у меня остались довольно смутные воспоминания. Но я определенно помню, что он был среднего роста и выглядел лет на тридцать. У него было худощавое смуглое лицо. Правда, у него была одна особая примета, которую я отлично запомнил. Когда они с Лю выпивали, беседуя уже глубокой ночью, Шао позвал меня в комнату и спросил, не слишком ли уже поздно для того, чтобы послать слугу за очередным кувшином вина. Сказав это, он громко рассмеялся, и поскольку пламя свечи удачно освещало его лицо, то я заметил, что один из его передних зубов был совершенно черный.
— Правда ли, — спросил судья Ди, — что до сегодняшнего заседания суда ты не знал о том, что торговец Шао уже пойман, и что ты не видел его с той самой ночи в твоей гостинице?
Гун Ванде дал утвердительный ответ, и судья Ди велел писцам отметить этот факт должным образом. Он понимал, что если у Шао действительно окажется черный зуб, то все возможные сомнения будут устранены. Быстро написав записку начальнику тюрьмы, судья приказал двум стражникам сходить за подозреваемым.
Когда Шао преклонил колени перед его столом, судья Ди сказал:
— Вчера ты упорно отрицал свою вину, негодяй. А теперь взгляни-ка на этого человека!
Шао сразу же узнал хозяина гостиницы из деревни Шесть Ли. Осознав, что надеяться больше не на что, он начал страшно ругаться. Его почерневший передний зуб был хорошо виден всем присутствующим.
Шао продолжал проклинать Чжао Вэньчжуаня и Гуна Ванде и вопил, ослепленный яростью:
— Думаете вы поймали меня, да? Нет, я скорей умру, чем признаюсь!
Судья Ди стукнул кулаком по столу и громовым голосом приказал стражникам приступить к «огненной пытке».
Они принесли железную жаровню с пылающими углями и положили на них тонкую цепь длиной в несколько футов. Когда звенья цепи раскалились докрасна, стражники подняли ее щипцами и бросили на пол. Затем, закатав повыше штаны Шао и держа его за руки, они заставили его опуститься на колени прямо на раскаленную цепь.
Шао издал пронзительный, душераздирающий крик. Зал суда наполнился смрадом горящей плоти. Вскоре его вопли сменились стонами, и он потерял сознание.
Стражники оттащили Шао в сторону. Его обмякшее тело с тихим стуком упало на пол. Начальник стражи принес чашу с уксусом и побрызгал им на пылающие угли. Зловоние сменилось резким кисловатым запахом. Постепенно Шао вновь пришел в чувство. Его искаженное страданиями лицо смертельно побледнело. Поддерживаемый стражниками, он был вынужден вновь преклонить колени перед высоким столом.
— Если ты не признаешься, — сказал судья Ди, — я прикажу подвергнуть тебя новым пыткам. Теперь все в твоих руках.
Дух Шао Лихвая был сломлен, и он наконец решился рассказать всю правду.
— Каждый год я проходил по вашей провинции, торгуя шелком, — тихим голосом начал он. — Я был честным и порядочным человеком, пока не встретил одну женщину, которая заставляла меня тратить на нее почти все мои деньги. Через год мне уже пришлось влезть в долги, а нынче весной я обнаружил, что задолжал огромную сумму. Потом я узнал, что один молодой парень из нашей деревни тоже решил торговать шелком. Его полное имя было Лю Гуанчжи. Мы с ним сговорились, что в этом году пойдем торговать вместе. Увидев, что он берет с собой триста серебряных слитков и полную тележку шелка, которая могла бы округлить эту сумму до тысячи, я задумал убить его, чтобы забрать и деньги, и товар. Тогда я смог бы расплатиться с долгами, и у меня еще остались бы деньги на то, чтобы начать новое дело в каком-нибудь уединенном месте и жить в достатке с той женщиной.
Как только мы тронулись в путь, я стал искать подходящую возможность для осуществления своего плана, но у нас постоянно были какие-то попутчики. Мне пришлось долго ждать, и вот наконец мы вдвоем прибыли в деревню Шесть Ли. Заметив, что гостиница Гуна стоит на отшибе, я убедил Лю заночевать там. В тот вечер я намеренно напоил Лю и проболтал с ним до поздней ночи. Он был мертвецки пьян, когда я оттащил его на лежанку. А всего через пару часов, после последней ночной стражи, я растолкал Лю и, подставив ему плечо, с трудом вывел из гостиницы. На свежем воздухе он слегка протрезвел. Я заставил его толкать тележку. Когда мы подошли к воротам рынка, утренние сумерки еще только начинали рассеиваться, вокруг не было ни души. Я подошел к нему сзади и всадил нож под правую лопатку. Он со вздохом упал и попытался повернуться ко мне. Но я прижал его к земле. Он собрался было закричать, и тогда я перерезал ему горло. Потом, склонившись над ним, я начал развязывать его кушак, чтобы забрать деньги. Но, вынимая мешочек с серебром, я услышал скрип движущейся тележки.
Оглянувшись, я заметил, что к нам направляется какой-то мужлан, толкая перед собой пустую тачку. Подойдя поближе, он увидел окровавленное тело Лю и начал что-то говорить. Я бросился к нему и, схватив за руку, пырнул его ножом под ребра. Он закричал, но я резко развернул его, сбил с ног и прикончил ударом в спину. Надо было еще убрать куда-то его тачку, поэтому я переложил на нее часть тюков Лю и поспешил покинуть деревню, толкая впереди себя тележку Лю и таща за собой тачку.
Отойдя на безопасное расстояние, я вновь переложил тюки и столкнул пустую тачку в канаву. Хотя мне удалось избавиться от единственного свидетеля преступления, я еще не чувствовал себя в безопасности. Поэтому, когда несколько часов спустя мне случайно встретился на дороге Чжао Вэньчжуань, то я рассказал ему, что Лю умер, и поручил ему продать тележку с шелком. Он дал мне триста серебряных слитков в качестве аванса за ту сумму, которую сможет выручить, продав шелк. А я поспешил в Лайчжоу и оттуда добрался до деревни, где жила моя любовница. Так все и было, это чистая правда. Я умоляю вашу честь о снисхождении, ведь мне надо еще содержать мою старую мать[14].
— Старые родители имелись также и у Лю Гуанчжи, и у возчика Вана, — строго сказал судья Ди. — Я полагаю, что в данном конкретном случае это обстоятельство не будет учитываться.
Когда запись признания была закончена, старший писец зачитал его громким голосом. Шао
Лихвай подтвердил, что его слова записаны правильно, и приложил большой палец к составленному документу. Преступника отвели обратно в камеру, где ему предстояло дожидаться утверждения приговора высшей судебной инстанцией.
Затем судья Ди приказал привести к нему старосту Пана и сделал ему строгое внушение, чтобы он больше никогда не пытался требовать денег у честных людей, возводя на них ложное обвинение. Судья решил, что та двойная порция палок, которую староста уже получил, является достаточным наказанием за его вину, и поэтому он отпустил его с миром.
Староста Пан трижды приложился лбом к полу, выражая таким образом свою благодарность за столь мягкое наказание, поскольку отлично знал, что судья Ди мог вынести ему куда более суровый приговор[15].
Наконец судья Ди велел привести вдову Ван.
— Полмесяца назад ты сказала мне, что твоего мужа, возчика Вана, подло убили, и просила отомстить за его смерть. Я нашел убийцу. Он признался в своем преступлении. Как только высшие инстанции утвердят мой приговор, я прикажу привести его в исполнение, поэтому душа твоего мужа сможет покоиться в мире.
Он сказал еще несколько добрых слов, стараясь утешить вдову, и добавил, что после казни ей будет выплачена большая сумма денег.
Затем судья Ди покинул зал заседаний. Удалившись в свой кабинет, он переоделся в повседневное платье. Пригласив к себе Ма Жуна, Цзяо Тая, Чжао Вэньчжуаня и седобородого стражника, он похвалил их за отлично выполненную работу. Вдобавок он вручил Чжао Вэньчжуаню сотню серебряных слитков в награду за его добровольную помощь.
Чжао упал на колени и в знак благодарности несколько раз приложился головой к полу. Он сказал, что ему надо побыстрее вернуться в Божественную деревню, чтобы закончить брошенные там дела. Судья Ди выдал ему еще немного денег на дорожные расходы, и Чжао Вэньчжуань, не медля ни минуты, отправился в путь.
Проводив его до ворот, Ма Жун вернулся в кабинет и спросил судью о том, нет ли новостей в деле Би Сюня. Судья сообщил, что пока госпожа Цзю ведет себя крайне осмотрительно, но старшина Хун и Дао Гань продолжают постоянное наблюдение за ее домом. Он хотел добавить еще что-то, но вдруг оба они услышали звуки гонга, висевшего на главных воротах. Со вздохом судья Ди вновь облачился в официальный наряд и в сопровождении своих помощников вышел в зал суда.
Тем временем возле управы собралась большая толпа народу. Новость о том, что убийца из деревни Шесть Ли схвачен и признался в содеянном преступлении, распространилась по городу точно пожар. Горожане громогласно восхваляли судью за то, что он сумел разрешить столь запутанное дело, тем самым подарив мир и покой двум усопшим жертвам.
Несколько мужчин и женщин, проложив себе путь через толпу, уже стояли у входа в зал заседаний. Эти люди явно были ужасно расстроены: одни кричали, что совершено ужасное преступление, другие негодующе протестовали, говоря о ложном обвинении, а третьи просто плакали.
Судья Ди приказал Ма Жуну немедленно прекратить весь этот шум и впустить к нему только самого жалобщика. Остальным было велено дожидаться его за дверями.
Однако жалобщиков оказалось двое: дама средних лет и знатный пожилой господин с седыми волосами. Подойдя к столу, оба они почтительно преклонили колени.
— Пусть каждый из вас назовет свое имя и ясно изложит свою жалобу, — сказал судья Ди.
Первой заговорила дама.
— Фамилия вашей покорной рабы — Ли, — сказала она, — моим покойным мужем был сюцай[16] Ли Цзайгун, который преподавал в Классической школе при храме Конфуция в нашем городе. После его кончины у меня осталась единственная дочь, ее звали Лигу. В прошлом году ей исполнилось восемнадцать. Благодаря посредничеству одного нашего почтенного знакомого она обручилась с Хуа Вэньцзюнем, сыном его превосходительства цзиньши[17] Хуа Госяном, бывшим судьей провинции. Свадьба была назначена на вчерашний день. Как и положено, свадебная процессия вышла из моего дома и направилась к особняку господина Хуа. Кто бы мог подумать, что моя несчастная дочь неожиданно умрет в первую же брачную ночь, проведенную в доме своего мужа? Как только сегодня утром мне сообщили эту ужасную новость, я поспешила в особняк Хуа и обнаружила, что труп моей дочери лежит на брачном ложе, весь покрытый синими пятнами, и кровь сочится из «семи отверстий»[18]. Эти факты убедительно доказывают, что кто-то умертвил ее с помощью яда. Я поспешила сюда, дабы сообщить о преступлении и просить вашу честь отомстить за зло, причиненное невинной девушке и ее матери, которая теперь осталась одна на всем белом свете, лишенная последней надежды и поддержки.
Закончив свой рассказ, она начала горько плакать. Судья Ди сказал ей несколько утешительных слов и обратился к пожилому господину.
— Я предполагаю, что вы и есть вышеупомянутый Хуа Госян? — спросил он.
— Да, я действительно цзиньши Хуа Госян, — ответил пожилой господин.
— Как же могло случиться, — сказал судья Ди, — что такое ужасное преступление произошло в вашем доме? Человек вашего опыта и знаний должен заботиться о порядке в своих владениях. Неужели вы так небрежно управляете вашим домом, что преступник мог в безопасности проживать у вас?
— В моем доме неукоснительно почитаются исконные добродетели, — с достоинством ответил старший господин Хуа. — Мой сын Вэньцзюнь, несмотря на свою молодость, уже подготовился к сдаче экзамена первой степени. Я воспитывал его в строгости, и он уважает все священные обряды и соблюдает правила приличия.
Вчера вечером в приемном зале моего скромного жилища собралось много гостей на свадебную церемонию. Когда обряд был должным образом исполнен, компания молодых людей последовала за супружеской парой в покои новобрачных, дабы, как водится, поддразнить молодоженов[19]. Я вскоре присоединился к этому общему развлечению, там царила благоприятная атмосфера счастья и веселья. Правда, среди молодых людей был кандидат Ху Дзебинь, тоже студент и один из лучших друзей моего сына.
Увидев, как красива невеста моего сына, студент Ху, должно быть, позавидовал ему, поскольку вдруг начал вести себя совершенно неподобающим образом. Он приставал к моему сыну и его молодой супруге с разными непристойными замечаниями и оскорбительными шутками, не давая им ни минуты покоя.
Когда все вдоволь повеселились, я подумал, что пора покинуть покои новобрачных, и пригласил молодежь в мою библиотеку, где мы могли бы продолжить разговоры и винные возлияния. Все молодые люди вели себя вполне прилично и приняли мое приглашение, потребовав, однако, чтобы молодой супруг напоследок осушил три чаши вина в их честь. И лишь студент Ху упорно отказывался оставить супружескую пару наедине, говоря, что веселье еще только начинается. Я рассердился и пожурил его за неприемлемое поведение. Тут он совсем распоясался и, обозвав меня глупым старикашкой, пригрозил, что я пожалею об этом еще до наступления утра.
Все остальные решили, что это была просто пьяная шутка, и после заключительных дурачеств отправились со мной в библиотеку, утащив с собой и студента Ху. Кто бы мог подумать, что этот Ху говорил совершенно серьезно? И лишь Небесам известно, какая старая обида могла подвигнуть его на то, чтобы подлить яд в чашку с чаем, что стояла возле супружеского ложа. К счастью, мой сын не пил тот чай, но его жена выпила немного перед сном.
Вскоре после третьей ночной стражи она пожаловалась на острую боль в желудке. Все мы бросились в их спальню и, увидев, что она мучается от ужасной боли, послали за врачом. Но увы, когда он приехал, эта юная девушка, прекрасная, как нефритовая статуэтка, и нежная, как распускающийся бутон, уже испустила последний вздох. И вот сегодня я, цзиньши Хуа Госян, преклоняю колени здесь перед высоким столом и довожу до сведения вашей чести, что мою невестку предательски убил студент Ху Дзебинь, умоляя вашу честь наказать виновного.
Затем он с поклоном вручил судье Ди собственноручно написанное им обвинение. Судья Ди прочитал его и сказал:
— Итак, оба вы обвиняете студента Ху в том, что он отравил вашу дочь. Где сейчас находится ваш обвиняемый?
— Студент Ху также пришел с нами, — ответил господин Хуа, — чтобы подать вашей чести жалобу на то, что его ложно обвиняют в убийстве.
Судья Ди проводит первое слушание по делу об отравлении новобрачной
—————
Судья приказал стражникам привести его. В зал суда вошел молодой человек располагающей к себе наружности, одетый в синее, традиционное для студентов, платье.
— Ваше имя Ху Дзебинь? — спросил судья Ди.
— Да, ваша честь, — ответил молодой человек, — представший перед вами студент действительно является кандидатом Ху Дзебинем.
— Неужели вы еще имеете наглость называть себя кандидатом? — гневно спросил его судья Ди. — Вы получили образование в Классической школе при храме Конфуция. Почему же вы не усвоили заветы наших почитаемых древних мудрецов? Разве вам не известно, что совершеннолетие, свадьба, похороны и поминовение предков являются четырьмя самыми важными обрядами в жизни человека? Как же вы осмелились так недостойно вести себя во время свадебной церемонии? И более того, считаясь другом новобрачного, вы обязаны были с особым уважением относиться к его супруге. Как могло случиться, что вы, видя ее красоту, испытали зависть и даже начали расточать угрозы, поддавшись столь низменному чувству? Вы, молодой человек, опозорили синее платье студента. Теперь настало время объясниться; расскажите нам без утайки, как обстояло дело!
Студент Ху упал на колени перед судьей и сказал:
— Ваша честь, отложите пока громы и молнии вашего гнева и позвольте вашему покорному слуге почтительно объяснить вам, как было дело. Мое поддразнивание новобрачных было не более чем шуткой, вкладом в общее веселье. В комнате новобрачных, помимо меня, находилось еще по меньшей мере человек сорок, и все мы смеялись, болтали всякую чепуху и затевали разные игры. Однако Хуа Госян почему-то решил, что именно я заслуживаю строгого порицания. Я притворился очень сердитым и, желая просто подшутить над ним, воскликнул, что он, возможно, еще до рассвета раскается в своих словах. По правде говоря, я даже не знаю, зачем я так сказал.
А теперь вдруг меня обвиняют в том, будто я отравил несчастную барышню. Но как известно вашей чести, я изучаю классическую литературу. Как же я мог осмелиться на столь ужасное преступление? Более того: у меня на руках старая мать, жена и дети. Неужели я рискнул бы благополучием своей семьи и решился бы на столь безрассудный поступок? Ваша честь, вы вправе упрекнуть меня в недостойном поведении во время свадебной церемонии и не слишком пристойных шутках, и я смиренно приму ваше справедливое осуждение. Но меня обвиняют в совершении подлого убийства, и такое обвинение я могу воспринять только как вопиющую несправедливость. Я прошу вашу честь благосклонно рассмотреть мое дело.
Пока студент давал показания, преклонившая рядом с ним колени пожилая дама все время плакала, многократно касаясь головой каменного пола. Обращаясь к ней, судья Ди сказал:
— Насколько я понимаю, вы являетесь матерью Ху Дзебиня?
Подтвердив это, пожилая дама добавила:
— Ваша честь, отец этого юноши умер, когда он был еще совсем ребенком. Я посвятила всю свою жизнь тому, чтобы дать образование моему единственному сыну, и глубоко сожалею, что была слишком снисходительной к нему и не смогла отучить его от одной несчастной привычки. К сожалению, он всегда стремился быть главным шутником в любой компании. Я молю вашу честь о милосердии и снисходительности.
Судья Ди, выслушав все эти противоречивые показания, некоторое время пребывал в задумчивости. Он размышлял о том, что госпожа Ли и господин Хуа, увидев свою дочь мертвой на свадебном ложе, естественно, были вне себя от гнева и горя и, недолго думая, ухватились за первого же возможного подозреваемого. Молодой Ху, однако, производил впечатление весьма прилежного студента. Его объяснение звучало вполне правдоподобно и логично. Вряд ли молодой Ху совершил это преступление.
Судья Ди сказал, обращаясь к госпоже Ли и господину Хуа:
— Вы обвиняете Ху Дзебиня, но мне недостаточно приводимых вами доказательств. Завтра я лично займусь расследованием этого дела на месте преступления. Оба вы пока можете идти по домам, а Ху Дзебинь будет содержаться под арестом в Классической школе.
Судья Ди разрешил всем уйти. Мать студента Ху горько плакала, видя, как стражники уводят ее сына. Судья Ди не счел нужным напоминать господину Хуа о том, что на месте преступления ничего нельзя трогать.
И действительно, за время своей многолетней государственной службы господин Хуа досконально изучил все требования закона. Прежде чем пойти в суд, он уже приказал опечатать спальню новобрачных. По возвращении в свой особняк он распорядился устроить временный зал для судебного заседания в большой гостиной, а перед входом в нее, во внутреннем дворе, приготовить циновки для проведения вскрытия. Со слезами на глазах отдавал он эти распоряжения, оплакивая судьбу, которая под конец жизни принесла в его дом такое несчастье. Ему оставалось только надеяться на то, что помощники судьи не будут чрезмерно докучать его домочадцам и с должным уважением отнесутся к его высокому служебному положению.
Он попытался утешить сына, но Вэньцзюнь, на глазах которого умерла очаровательная девушка, едва успевшая стать его женой, почти помешался от горя.
На следующий день рано утром надзиратель городского квартала, в котором располагался особняк господина Хуа, и группа служащих из судебной управы прибыли на место преступления. Двум стражникам было приказано охранять спальню новобрачных, а еще двое дежурили во внутреннем дворе у входа в дом. Они раздвинули скользящие двери приемного зала и подготовили все необходимое для проведения следствия.
Господин Хуа поручил одному из своих родственников приготовить похоронное покрывало и доставить во двор гроб, дабы сразу после врачебного освидетельствования поместить в него тело его умершей невестки.
Когда на улице прозвучали удары полдневного гонга, хозяину дома доложили о прибытии судьи Ди. Господин Хуа поспешил надеть официальное платье и головной убор и вместе с Вэньцзюнем отправился к воротам встречать судью.
Судья Ди сошел с паланкина во внутреннем дворе, и господин Хуа предложил ему для начала пройти в библиотеку и немного отдохнуть с дороги. Когда принесли чай, он напомнил своему сыну, что тот должен приветствовать судью. Вэньцзюнь преклонил колени и коснулся лбом пола.
Судья Ди внимательно посмотрел на него и решил, что этот благовоспитанный юноша, вероятно, также является прилежным студентом.
— Вы действительно видели, как ваша жена выпила чай перед тем, как лечь в кровать? — обращаясь к юноше, спросил судья Ди. — И кстати, почему вы сами не захотели выпить чаю?
— После того как гости оставили нашу комнату, — ответил Вэньцзюнь, — мой отец посоветовал мне лично поблагодарить всех гостей, остававшихся в приемном зале, как того требовали обычаи, и проводить до ворот тех, кто собрался покинуть праздник. Когда я закончил, уже миновало время второй ночной стражи. С большим трудом я нашел в себе силы, чтобы выполнить последнюю ежевечернюю обязанность — зайти к отцу и, преклонив перед ним колени, пожелать ему спокойной ночи.
Когда наконец я вернулся в нашу супружескую спальню, моя жена сидела на стуле, стоявшем в ногах кровати. Заметив, что я очень устал, она приказала служанке налить нам две чашки крепкого чая. Но незадолго до этого я уже выпил несколько чашек горячего чая в приемном зале, поскольку от прощальных разговоров с гостями у меня пересохло в горле. Поэтому я сказал служанке налить только одну чашку и поставить чайник на прежнее место рядом с нашим супружеским ложем. Пока моя жена пила чай, я успел раздеться, и мы легли в постель. Через какое-то время после третьей ночной стражи я уже начал задремывать, но неожиданно моя жена тихо застонала. Я решил сначала, что у нее просто легкое недомогание, но вскоре ее боль усилилась до такой степени, что она не смогла сдержать крик. Я приказал служанке разбудить слуг и послать за доктором. К сожалению, ко времени четвертой стражи моя жена уже скончалась. Заметив, что на ее коже стали появляться темные пятна, я подумал, что ее, должно быть, отравили, и заглянул в чайник; чай в нем превратился в какую-то густую, черную жидкость. И тогда я понял, что яд положили именно в чай.
— А была ли у Ху Дзебиня возможность подсыпать что-то в чайник во время ваших дурачеств в покоях новобрачных? — спросил судья Ди.
Отец и сын озадаченно переглянулись и признали, что они не заметили, стоял ли уже в то время на столике чайник. Старший господин Хуа крайне разволновался и сказал:
— Какое это имеет значение? Ведь Дзебинь мог найти момент для этого. И его собственные слова доказывают, что он намеревался как-то навредить нам. Если вы, ваша честь, допросите его под пытками, то он наверняка во всем признается.
— Это слишком простое решение для такого случая, — покачав головой, возразил судья. — Мы имеем дело с убийством, и я не намерен оказывать давление на Ху Дзебиня, если мы не найдем других улик против него. С тем же успехом можно подозревать всех ваших гостей. А больше всего возможностей для совершения преступления было у готовившей чай прислуги. Я хочу допросить ту служанку, что наливала чай.
Однако старый господин Хуа воспротивился этому. Он сказал, что судье Ди не следует думать, что он, цзиньши, безупречно прослуживший судьей в нескольких провинциях, может держать в доме человека, которому нельзя доверять. Он взял на себя полную ответственность за всех своих домочадцев и клятвенно заверил судью, что никто из них не способен на убийство.
Судье Ди было неловко спорить с этим пожилым господином, долгое время прослужившим в высших судебных инстанциях. Поэтому он сказал:
— В своем поведении простой народ обычно руководствуется примерами наших знатных горожан. И поэтому выдающиеся личности, подобные вам, всегда находятся в центре общественного внимания. Поскольку за этим делом будет пристально следить население целого округа, мы с вами должны позаботиться о скрупулезном соблюдении всех правил и законов, дабы никто не мог сказать, что при рассмотрении уголовных дел суд относится к местной знати более снисходительно, чем к простым людям.
Господин Хуа не смог найти достойные доводы, чтобы оспорить эту точку зрения, и неохотно велел позвать служанку. Когда она почтительно опустилась на колени перед судьей, он отметил, что эта женщина уже далеко не молода.
— Вы служите у господина Хуа или прибыли сюда вместе с вашей хозяйкой из дома семьи Ли?
— Ничтожную рабыню вашей чести зовут Чжень, — проговорила старая служанка. — С самой юности я, недостойная, пользовалась благосклонностью госпожи Ли и честно служила у нее горничной. Когда я достигла зрелости, госпожа Ли по доброте своей устроила мою судьбу, дав мне в мужья привратника, служившего в их особняке. Недавно мой муж умер, и госпожа Ли решила, что я буду прислуживать ее дочери после того, как она выйдет замуж за молодого господина Хуа.
До встречи с этой горничной судья Ди вполне допускал, что именно она могла отравить новобрачную. Он знал, что в больших особняках порой возникают тайные любовные связи между молодыми хозяевами и привлекательными служанками,и бывало, что такие служанки страшно ревновали, когда молодой хозяин, чьим расположением они пользовались, вдруг приводил в дом молодую жену. Но эта женщина не служила в особняке Хуа. Более того, пора ее расцвета давно миновала. Поэтому судья Ди сразу отбросил начальную версию и задал горничной следующий вопрос:
— Кто занимался приготовлением чая для новобрачных и когда для него вскипятили воду?
— Днем я принесла кувшин горячей воды и залила его в чайник, — ответила горничная Чжень. — Этот дневной чай со временем выпили, и когда гости прибыли на свадьбу, он уже закончился. Поэтому к вечеру я вновь сходила на кухню и налила в кувшин кипятка из большого чана. Потом я заварила чай в чайнике и, чтобы он подольше не остыл, как обычно, оставила его в обитой войлоком корзинке на прикроватном столике. Но никто так и не пил этот чай, кроме самой новобрачной, только она, бедняжка, выпила чашку чая перед самым сном.
— Из ваших слов следует, — продолжал судья, — что заваренный вами во второй раз чай простоял там почти всю ночь. А разве вы не выходили разок-другой из покоев новобрачных, чтобы взглянуть, как веселятся гости в приемном зале?
— Я выходила оттуда только один раз, и то в соседнюю комнату, чтобы съесть мой вечерний рис, — призналась служанка. — Сразу после этого я начала готовить покои к приходу новобрачных из приемного зала после завершения обряда. С этого момента я больше ни разу не покидала эту комнату и не видела, чтобы кто-то заходил в нее. Наконец молодые вернулись с толпой гостей, среди которых был и тот проклятый господин Ху, который, должно быть, под шумок подсыпал отраву в чайник.
— Как вы понимаете, обвинение, выдвинутое против студента Ху, основано исключительно на подозрениях, — отпустив горничную, сказал судья господину Хуа. — Расследование только начинается, и сейчас я собираюсь осмотреть место преступления.
Господин Хуа провел судью Ди через несколько внутренних двориков, и наконец они оказались в спальне новобрачных. В глубине комнаты у стены судья увидел широкое супружеское ложе под балдахином, занавеси которого были плотно задернуты, а перед ним дежурили два стражника. С одной стороны у изголовья кровати стоял столик черного дерева с резным орнаментом, а в изножье — скамеечка из того же материала. На столике судья Ди увидел большой чайник в ротанговой корзине, обитой внутри войлоком.
Господин Хуа сообщил ему, что, к сожалению, в суматохе, вызванной смертью новобрачной, кто-то унес на кухню две чашки, но сам чайник никто не трогал.
Судья приказал одному стражнику принести ему чистую чашку и отправил двух других на улицу, поручив им поймать и привести к нему бездомную собаку. Они отправились выполнять распоряжения, а судья тем временем внимательно осмотрел комнату, однако не смог обнаружить в ней ничего подозрительного. Он поднял крышку чайника и увидел, что он наполовину заполнен густой темной жидкостью, напоминавшей скорее сироп, нежели чай. Кроме того, она имела резкий кислый запах. Судье подумалось, что будет крайне трудно определить, какой тип яда подмешали в чай. Возможно, использовали мышьяк, но после него на теле покойных обычно не появляются синие пятна. Налив немного жидкости в чистую чашку, он вновь отметил ее кислый запах. Она была черной как смоль, но судье не удалось обнаружить в ней никаких иных примесей.
Два стражника привели собаку, несчастное изголодавшееся животное. Судья попросил принести из кухни несколько кусочков мяса, которые он затем окунул в чашку с чаем и бросил на ступеньки крыльца, выходившего во внутренний дворик. Собака быстро проглотила их и, принюхиваясь, начала искать еще что-нибудь съедобное. Но немного погодя шерсть у нее встала дыбом, и она сердито зарычала. Рычание вскоре сменилось подвыванием и поскуливанием. Несколько раз обежав дворик, бедное животное упало замертво.
Судью Ди весьма озадачила природа странного яда. Он приказал стражникам положить труп собаки в ящик и опечатать. Потом его следовало доставить в суд в качестве вещественного доказательства.
Вернувшись в спальню, он подошел к кровати и раздвинул занавеси. Труп несчастной новобрачной лежал на постели, там, где ее и настигла смерть. Стройное тело покойной покрывали темные пятна, а изо рта вытекла струйка крови.
Судья Ди закрыл занавеси и попросил пригласить к нему госпожу Ли. Затем, обращаясь к ней и господину Хуа, он сказал следующее:
— Вы представляете семьи новобрачных. Оба ваши дома «пропитаны духом учености», и то, что такое ужасное событие произошло в кругу людей вашего положения, является большим несчастьем. Я не буду увеличивать и без того ужасное горе проведением вскрытия, мы не будем подвергать труп вашей дочери унизительному обследованию на судебном заседании. Мне достаточно того, что я собственными глазами убедился в наличии и действии яда. Сложность данного случая не в том, как она была убита, а в том, кто совершил столь подлое преступление. Поэтому сейчас я скреплю печатью свидетельство о смерти, в коем будет сказано, что она умерла, выпив чай, отравленный неизвестной особой. И труп можно будет без промедления положить в гроб.
Госпожа Ли со слезами в голосе поблагодарила судью Ди за столь чуткое отношение к их чувствам, но на лице господина Хуа отразились сильные сомнения.
— Все-таки согласно правилам, — заметил он, — должно быть проведено врачебное освидетельствование трупа убитого человека. Кто знает, вдруг при этом обнаружатся какие-то новые доказательства преступления, совершенного Ху Дзебинем?
Однако его сын, опустившись на колени перед отцом, умолял пожалеть тело его бедной жены.
Господин Хуа неохотно уступил его просьбам и приказал слугам начать приготовления к облачению покойной. Выйдя из спальни, судья Ди рассеянно поглядывал на слуг, деловито сновавших по дворику. На данный момент официальная часть расследования закончилась, и пора было уже возвращаться в управу. Тем не менее по непонятным ему причинам он не мог заставить себя покинуть особняк господина Хуа. Его не оставляло ощущение, что ключ к тайне находится именно здесь, а не за воротами дома.
Когда труп одели и вынесли в первый двор, чтобы положить в гроб, судья Ди один вернулся в спальню новобрачных. Его помощники как раз упаковали чайник в обтянутую кожей коробку, и судья поставил свою печать на полоску бумаги, приклеенную к крышке. После ухода помощников судья закрыл дверь и присел на скамеечку, стоявшую в ногах кровати.
В комнате наконец воцарился покой. Лишь смутный гул голосов доносился из первого двора. Судья размышлял о том, что отравители часто используют разные таинственные снадобья для убийства своих жертв, и пытался понять, какую же страшную тайну скрывает эта комната. Кислый запах отравленного чая по-прежнему витал в воздухе. Так или иначе, он казался частью этой комнаты. Вознамерившись найти его происхождение, судья Ди заглянул под кровать и еще раз изучил всю обстановку, осматривая каждый уголок спальни, а потом вышел в соседнее помещение, служившее кухней. В этой крохотной комнатке не было даже жаровни, а имелась лишь миска с холодной водой для споласкивания чашек и тарелок. Было очевидно, что здесь провели тщательную уборку к приходу новобрачных. Стены покрывала свежая штукатурка, и сюда почему-то не проник тот кислый запах, что все еще сохранялся в спальне.
В сомнении покачав головой, судья Ди не спеша вернулся в большую гостиную. Там он сказал господину Хуа:
— Вот вы обвиняете Ху Дзебиня, а я нахожу, что горничная Чжень имела такую же возможность для совершения преступления. На очередном судебном заседании я еще раз допрошу кандидата Ху, но мне также хотелось бы задать несколько вопросов и вашей служанке. Надеюсь, вы разрешите мне взять ее под стражу.
Господину Хуа это совсем не понравилось, но он понимал, что у него нет достаточных оснований для отказа. Он дал свое разрешение, и когда судья Ди ушел, два стражника препроводили служанку Чжень в судебную управу.
Господин Хуа тем временем излил накопившееся раздражение на сына, ворчливо сказав:
— В общем-то, следовало ожидать, что госпожа Ли позволит хоронить свою дочь без вскрытия. Женщины ничего не смыслят в подобных делах. Но ты, как сын высокого должностного лица, мог бы вести себя поумнее. Неужели тебе непонятно, что этот самонадеянный судья намеренно облегчил себе жизнь? Уж поверь мне, чиновники всегда стараются избегать осложнений; расследуя любое убийство, они беспокоятся только о том, чтобы оно не нарушало спокойного течения их жизни! Я сам был чиновником, и я знаю, что говорю.
К вечеру следующего дня из управы не поступило никаких новостей, и возмущение господина Хуа, вызванное действиями судьи Ди, заметно увеличилось. Он беспокойно метался по комнатам и дворам своего имения, размахивая рукавами, ругая слуг и все больше расстраиваясь. Глубоким вечером он поклялся себе, что на следующий день сам отправится в суд и потребует, чтобы Ху Дзебиня допросили под пытками.
А тем временем судья Ди приказал Ма Жуну обратиться за консультацией к известному старому лекарю, жившему на окраине города, а также заглянуть к нескольким пожилым аптекарям. Но никто из них не знал, какой яд может вызвать появление тех симптомов, что обнаружились на трупе новобрачной. Потом судья поручил Ма Жуну и Цзяо Таю походить вокруг особняков господина Хуа и госпожи Ли и попытаться осторожно разведать обстановку, а заодно проверить личности всех гостей, гулявших на свадьбе. Однако жизнь в этих домах, казалось, протекала на редкость благополучно и не вызывала ни малейшего подозрения. Все приглашенные на свадьбу гости принадлежали к местной знати и были известными в городе людьми, они вовсе не имели причин желать зла ни господину Хуа, ни госпоже Ли.
На третий день после расследования, проведенного в особняке господина Хуа, судья Ди сидел в своем кабинете, обсуждая подробности этого дела с Ма Жуном.
— Убийство в особняке Хуа, — заметил судья Ди, — судя по всему, окажется не менее сложным, чем дело Би Сюня. Одна гроза еще не утихла, а тут уж и другая на подходе!
В этот момент в кабинет вошел секретарь и вручил судье Ди визитную карточку.
Прочитав на ней имя господина Хуа, судья со вздохом сказал:
— Ну вот и господин Хуа. Несомненно, он будет требовать, чтобы я вновь допросил этого студента. Проводи его в приемную.
Сев за стол в приемном зале, судья вскоре увидел, что по ступенькам крыльца поднимается мрачный как туча господин Хуа в полном парадном облачении.
После традиционного обмена любезностями господин Хуа спросил:
— Не соблаговолит ли почтенный отец города сообщить представшей перед ним неосведомленной персоне о том, как продвигается расследование данного убийства? Ведь прошло уже три дня, как моя невестка скончалась.
— Вы пришли в самый подходящий момент, — ответил судья Ди. — Я как раз собираюсь провести очередной допрос подозреваемого Ху Дзебиня и горничной, служившей в вашем высокочтимом доме. Если вам будет угодно расположиться в моем кабинете, то сами сможете все услышать.
Судья проводил господина Хуа в свой кабинет и усадил на стул, стоявший рядом с ширмой[20], отделявшей это помещение от зала заседаний. После чего сам судья Ди вышел в зал и, сев за высокий стол, велел привести к нему студента Ху.
Обращаясь к подозреваемому, судья сказал строгим голосом:
— Я провел расследование на месте преступления и установил, что молодая госпожа Хуа, вне всяких сомнений, умерла от отравления. Насколько мне известно, вы угрожали семье Хуа, и тому есть много свидетелей. У вас имелась возможность подсыпать отраву в чайник. Говорите же всю правду!
— Я признаю себя виновным в неуместных высказываниях и недостойном поведении, — смиренно ответил студент Ху, — но категорически отрицаю то, что я отравил молодую госпожу Хуа. Что же касается того, что у меня имелась возможность подсыпать отраву в чайник, то я почтительно обращаю внимание вашей чести на тот факт, что по меньшей мере сорок гостей имели такую же возможность, не говоря уже о слугах!
Затем судья Ди приказал привести к нему горничную Чжень. К ней он обратился с такими словами:
— Твой хозяин обвиняет Ху Дзебиня в отравлении вашей молодой хозяйки, а он, в свою очередь, упорно настаивает на своей невиновности. Поэтому ты являешься важной свидетельницей. Опиши мне еще раз во всех подробностях все, что случилось в тот вечер. Не упускай ни малейшей детали, какой бы незначительной она тебе ни казалась.
— Покорнейшая служанка вашей чести, — молвила Чжень, — может свидетельствовать, что после того, как я второй раз заварила чай, никто не входил в комнату до тех пор, пока новобрачные не вернулись в спальню в сопровождении гостей. Все они веселились, шумели и добродушно подшучивали над молодыми, и только господин Ху говорил всякие непристойности, грубил и пугал людей. Я лично не раз видела его около кровати и чайного столика. Потом он даже пригрозил его превосходительству господину Хуа, и я убеждена, что именно он подсыпал отраву в чайник.
— Ваша честь, это возмутительная клевета! — воскликнул студент Ху. — Я прошу вас спросить у этой наблюдательной служанки, видела ли она в действительности, как я хоть раз коснулся того чайника!
Пожилая горничная признала, что не может это утверждать.
Тогда судья Ди спросил ее:
— Ответь мне, когда ты выходила в кухню, чтобы съесть свой вечерний рис?
— Я не помню точного времени, — ответила она. — Но я вышла из комнаты, когда услышала, что в главном зале началась свадебная церемония. Вскоре после этого я вернулась обратно, слыша отдаленный смех и радостные голоса гостей. А это означало, что торжественная часть закончилась и начали разносить вино.
Судья Ди закричал на кандидата Ху:
— Значит, ты прокрался в спальню новобрачных и отравил чай, когда служанка ужинала на кухне, а остальные гости наблюдали за свадебной церемонией! Признавайся же в своем преступлении!
— Я прошу вашу честь беспристрастно рассмотреть это дело. Я ни разу не покидал зала, что могут подтвердить двое моих друзей, они все время стояли рядом со мной. После свадебного обряда я лично выпил несколько бокалов вина с новобрачным. Первый раз я вошел в супружескую спальню вместе с остальными гостями. Все это чистая правда.
Судья Ди с задумчивым видом поглаживал свою бороду. Он ни минуты не сомневался в невиновности студента Ху. И задавал эти вопросы только для того, чтобы показать скрывающемуся за экраном господину Хуа, что допрос проводится со всевозможной строгостью и обстоятельностью. Он также не думал, что старая служанка приложила руку к этому убийству. Его размышления сводились к попыткам придумать еще несколько вопросов, но в этот момент слуга принес ему чашку чая, предоставив удобный случай для продолжительной паузы.
Поднося чашку ко рту, судья Ди заметил, что на поверхности чая плавают частички пыли.
— Как ты осмелился принести мне такой грязный чай? — грозно спросил он слугу.
Заглянув в чашку, слуга поспешно сказал:
— Ваш покорный слуга ни в чем не виноват. Я проверил чистоту этой чашки, и я собственноручно засыпал чайные листья в чайник. Должно быть, какая-то пыль или частицы штукатурки упали с потолка в воду, когда повар кипятил ее на кухне. Позвольте вашему слуге быстро приготовить для вас новую чашку.
Слушая объяснения слуги, судья Ди был внезапно поражен одной новой идеей. Строгим голосом он спросил старую служанку:
— Где ты брала горячую воду для приготовления того вечернего чая? Действительно ли ты набрала ее из чана в большой кухне?
Служанка жутко перепугалась, услышав столь неожиданный вопрос, и ответила дрожащим голосом:
— Ваша покорнейшая раба, ваша честь, может только подтвердить свои прежние слова. Я использовала воду, которую кипятили в большом чане на главной кухне.
Мрачно взглянув на нее, судья Ди сказал, обращаясь к обоим допрашиваемым:
— Теперь я знаю разгадку таинственного отравления. Оба вы пока временно останетесь под арестом, а завтра я закончу расследование этого дела.
Отдав последние распоряжения, судья сошел со своего возвышения и удалился в кабинет. Старый господин Хуа, слышавший все, о чем говорилось в зале заседаний, был в ярости оттого, что судья не допрашивал кандидата Ху под пытками. Увидев судью Ди, он сказал с презрительной усмешкой:
— Я с большим интересом следил за вашим допросом. Должен заметить, что со времен моей службы судейские методы претерпели значительные изменения. В мое время мы обращались с преступником как с преступником. И если он отказывался признаться в содеянном, я применял тиски. Вы уж не взыщите, но я, осознав, что ваши методы не дают ни малейшего результата, собираюсь передать мое заявление судье провинции. И тогда мы посмотрим, разделяет ли он ваши взгляды.
Поднявшись со стула, он направился к выходу, однако судья Ди задержал его, сказав:
— Убийство, произошедшее в вашем почтенном доме, теперь перестало быть для меня непонятным. Я прошу вас потерпеть до завтра. И тогда я лично буду иметь честь пригласить вас для участия в одном эксперименте. Если он окажется неудачным, то я сам буду настаивать на передаче данного дела в высшие инстанции.
Господин Хуа явно подумал, что это очередная попытка потянуть время, но не нашел благовидного предлога для того, чтобы отказаться от столь вежливого предложения. Поэтому он холодно ответил:
— Почту за честь принять вас в моем доме. — И удалился, не добавив больше ни слова.
Дежуривший на выходе молодой стражник, заметив гордо прошествовавшего мимо господина Хуа, сказал своему начальнику:
— Этот старый господин выглядит очень сердитым. Интересно, чего ради наш судья два дня откладывал повторный допрос?
— Да, юноша, я вижу, тебе еще надо многому научиться, — снисходительно ответил начальник стражи. — Послушай-ка, что я тебе скажу. Преступление в деревне Шесть Ли было обычным уличным убийством. И в ходе расследования я только раз видел, чтобы деньги перешли в другие руки, когда его превосходительство вручил награду в сто серебряных слитков тому парню Чжао Вэньчжуаню. Но разве Чжао выдал нам из этой суммы хоть один медяк? В конце концов, именно стражники, благодаря моему руководству, пытками вынудили преступника Шао во всем признаться, в то время как Чжао лишь всласть попутешествовал за казенный счет. Невоспитанный деревенщина! Такое же безнадежное и дело Би Сюня — самый заурядный домашний скандал в семье бедного лавочника. А вот преступление в доме господина Хуа…
Начальник стражи широко улыбнулся и, пригладив свои бакенбарды, продолжил:
— Это особо важное дело. Разве ты не знаешь, что госпоже Ли принадлежит большинство домов на главной улице? Можешь ли ты представить, сколько денег она получает каждый месяц за одну только аренду? Да и старый господин Хуа, служивший в свое время судьей Квантунской провинции, хорошо обеспечен: он является владельцем двух крупнейших шелковых лавок в нашем городе, не говоря уже о его землях за восточными воротами. Конечно же такие высокообразованные особы, как он и госпожа Ли, знают правила поведения в столь сложном положении. Разве не помнишь, что господин Хуа уже выдал нам за наши старания по серебряному слитку в тот день, когда судья проводил расследование в его особняке? А как вкусно нас там кормили! И разве госпожа Ху не дала два серебряных слитка стражникам, охранявшим ее сына в Классической школе, чтобы они позаботились о его питании? Кроме того, она вручила им некоторую сумму за то, чтобы они разрешили ей ежедневно навещать сына! И уж поверь, что это была не маленькая сумма, хотя эти жадюги и выделили мне из нее всего лишь пару медяков!
Говоря это, начальник стражи бросил злобный взгляд на двух стоявших поблизости стражников, но они притворились, будто не поняли намека. Тут молодой стражник спросил:
— А разве не правда, что студент Ху виновен?
— Разумеется, он виновен, тупица, — уверенно заявил начальник, — но наш судья знает, что такой изнеженный молодой господин признается в чем угодно, как только мы начнем пытать его. И если бы мы закончили разбирательство этого убийства уже на следующий день, то госпожа Ли и господин Хуа подумали бы, что дело оказалось очень простым! Нет, парень, когда вопрос касается местной знати, надо действовать крайне осмотрительно. Дело надо изучить со всех точек зрения, спешка тут неуместна. Эти господа должны увидеть собственными глазами, как усердно мы выполняем свою непростую работу. А когда наконец расследование будет закончено, они соответствующим образом нас вознаградят.
Увлеченные досужими разговорами, стражники не заметили, как Ма Жун прошел мимо них в кабинет судьи, желая выяснить, какие новые факты обнаружились в деле об отравлении, но судья Ди лишь улыбнулся и повторил, что завтрашний день, возможно, позволит раскрыть это преступление. Во время их разговора старшина Хун и Дао Гань вошли в кабинет и почтительно приветствовали судью.
— Вы отсутствовали несколько дней, — обратился он к старшине, — принесла ли ваша слежка за домом госпожи Би какие-нибудь результаты?
— Следуя инструкциям вашей чести, — ответил старшина, — в дневное время мы скрывались в доме старосты Хо Гая. И каждый день с наступлением темноты начинали следить за домом госпожи Би, но не заметили ничего необычного. В конечном счете наше терпение иссякло. Вчера Дао Гань и я решили испробовать другую тактику. И вот после второй ночной стражи мы незаметно забрались на крышу дома госпожи Би и распростерлись на черепице, чтобы послушать, о чем беседуют эти две женщины. Сначала госпожа Цзю довольно долго ругала свекровь, говоря, что та стала виновницей всех несчастий, поскольку притащила в их дом переодетого лекарем судью. Похоже, это была излюбленная тема вечерних разговоров для госпожи Цзю.
Потом вдруг их немая девочка начала издавать какие-то громкие звуки. Госпожа Цзю прикрикнула на нее: «Чего ты испугалась, паршивка? Это просто крысы шуршат под полом. Отправляйся-ка спать. Мы с твоей бабушкой тоже скоро ляжем». Мы с Дао Ганем удивленно переглянулись, ее слова показались нам странными. С чего бы девочке так бояться шуршавшей под полом крысы? Вскоре после этого госпожа Цзю и госпожа Би разошлись по своим комнатам, очевидно, чтобы лечь спать. Однако мы продолжали лежать на крыше.
Примерно через час из комнаты госпожи Цзю донеслись какие-то звуки. Мы припали к крыше и навострили уши, но мало что смогли расслышать. И все же у нас создалось отчетливое впечатление, что в ее комнате тихо разговаривают двое людей; один голос точно принадлежал госпоже Цзю, а второй мы не смогли узнать, хотя нам показалось, что принадлежал он мужчине. Я подумал, что этот случай достаточно важен, и решил сообщить о нем вашей чести.
— Да, ваши сведения действительно очень интересны, — заметил судья Ди. — А не удалось ли вам, случаем, разузнать что-нибудь о живущем где-то по соседству господине Сю?
— Староста Хо Гай, — ответил старшина, — уже разузнал все, что можно, о мужчинах по фамилии Сю, живущих в деревне, но никто из них не поддерживает никаких связей с семьей Би. Кстати, этот староста, в сущности, хорошо работает. Когда Би Сюнь умер, Хо Гай только приступил к своим обязанностям. И он не заметил в его смерти ничего подозрительного скорее по неопытности, чем из-за лени или глупости. В течение нескольких дней я наблюдал за его работой и могу рекомендовать вам его как усердного и сообразительного парня.
Хотя нам не удалось найти таинственного господина Сю, мы в обычном порядке проверили соседа, живущего справа от госпожи Би; так как его жилье непосредственно примыкает к комнате госпожи Цзю. Мы обнаружили, что их жилища разделяет одна-единственная стена. Скорее всего, изначально дом госпожи Би являлся частью большого соседнего особняка. Поэтому мы подумали, что, может быть, в той стене имеется потайная дверь, которой пользовался любовник госпожи Цзю, или они тайно встречались в одной из комнат соседнего дома. Мы навели справки, но оказалось, что обитатели этого имения в высшей степени достойные люди. Его владельцем является некий академик Тан Децзун. Выйдя в отставку, он уединенно живет в этой маленькой деревне, но его хорошо знают в ученых кругах. Из дома он почти не выходит, проводя все дни и ночи за книгами в своей библиотеке.
С ним там живет человек пять учеников, с которыми академик Тан занимается изучением классиков, причем все эти юноши принадлежат к знатным семьям нашей провинции. В регистрационной книге старосты Хо Гая имеются их имена, но среди них также не встретилась фамилия Сю. И все-таки мне бы очень хотелось провести в этом доме небольшое расследование. Но поскольку академик Тан такой известный ученый, я не осмелился зайти к нему, не имея на то веского предлога.
Судья Ди ненадолго задумался. Затем он улыбнулся и дал старшине Хуну одну из своих официальных визитных карточек.
— Возьми с собой мою визитную карточку, — сказал он, — и загляни вместе со старостой Хо Гаем в дом академика Тана. Вы скажете ему, что окружной правитель желает видеть академика у себя в судебной управе, дабы посоветоваться с ним по одному важному делу. Завтра я сам также загляну в Хуанхуа. И тогда посвящу тебя во все подробности моего плана.
Утром следующего дня судья Ди встал пораньше и облачился в простое синее платье и маленькую черную шапочку. Взяв с собой только Ма Жуна, Цзяо Тая и двух стражников, он отправился в имение господина Хуа.
Когда управляющий провел их в приемный зал, господин Хуа, одетый в обычный домашний халат, уже находился там, проверяя работу слуг, коим надлежало навести порядок в зале к приему судьи. Увидев, что судья Ди проходит по внутреннему двору, он поспешил к выходу, намереваясь переодеться в официальный наряд. Но судья Ди удержал его, сказав:
— Не хлопочите по поводу моего прихода. Сегодня я зашел сюда скорее как друг вашей уважаемой семьи, чем как правитель округа. Пожалуйста, позовите того, кто обычно кипятит воду для домашних нужд.
Слова судьи привели старого господина Хуа в недоумение. Но он послал управляющего на кухню, который вскоре вернулся с молоденькой девушкой лет восемнадцати. Она тут же упала на колени перед судьей и коснулась лбом пола.
— Мы сейчас не в суде, — доброжелательно произнес судья Ди, — поэтому не надо столько церемоний. Встань и выслушай меня. Итак, постарайся хорошенько припомнить день свадьбы. Правда ли, что горничная Чжень два раза брала воду из кухонного чана?
Когда девушка подтвердила это, судья продолжил:
— Теперь опиши мне, как именно все происходило у вас в кухне. Ты набирала для нее воду в кувшин или она делала это сама?
— Когда тетушка Чжень пришла в первый раз, — ответила молодая служанка, — ваша покорнейшая рабыня, ваша честь, сама начерпала горячей воды в ее кувшин. Во второй раз она пришла в то время, когда я ненадолго вышла, чтобы помочь накрыть чайные столы в приемном зале. Когда я вернулась на кухню, тетушка Чжень уже стояла на крыльце с кувшином воды в руках; она расстроенно смотрела на маленькую кастрюлю, опрокинувшуюся на пол. Оказалось, что, пока я помогала в приемном зале, кухарки были так заняты приготовлением праздничных блюд для гостей, что не заметили, как погас огонь под большим чаном с водой.
Тетушка Чжень, обнаружив, что горячей воды нет, и понимая, что разжигание огня под большим чаном займет много времени, решила развести огонь на крыльце в переносной печке. Она разожгла в ней огонь, взяв горячие угли из большой печи, и нагрела немного воды в кастрюльке. Когда вода закипела, она наполнила свой кувшин, но тут кастрюлька выскользнула из ее рук, и остатки воды разлились по земле. Я спросила ее, не ошпарила ли она себе ноги. Она сказала, что нет, и ушла. Вот и все, что я об этом знаю.
Судья Ди удовлетворенно кивнул и приказал Ма Жуну быстро сходить в управу за горничной Чжень; он также поручил начальнику стражи зайти в Классическую школу за студентом Ху и отвести его в управу. Тем временем сам судья, расположившись за чайным столом и потягивая темный душистый напиток, изводил старого господина Хуа разговорами на посторонние темы, отказываясь хоть как-то прояснить сегодняшнее положение дела.
Как только из управы привели старую служанку, судья Ди вновь приступил к своим официальным обязанностям и сердито закричал на нее:
— Зачем ты, пустоголовая женщина, солгала мне? Почему сказала, что оба раза брала кипяток из большого чана на кухне? Я только сейчас выяснил, что второй раз ты сама грела воду на крыльце на маленькой печке. Почему ты не рассказала об этом, хотя я во время допроса велел тебе не упускать ни малейшей детали?
Старая служанка, услышав такое грозное обращение, в великом ужасе несколько раз стукнула головой об пол.
— Я прошу прощения у вашей чести, — ответила она дрожащим голосом, — на том допросе я была так смущена и расстроена, что совершенно забыла о такой подробности. Ваша покорнейшая рабыня умоляет вашу честь о снисхождении.
— Из-за твоей глупости, женщина, — грохнув кулаком по столу, гневно произнес судья Ди, — мы вот уже несколько дней не можем закончить следствие по данному делу. И вскоре мне придется назначить тебе наказание, которого ты заслуживаешь.
Затем судья Ди обратился к господину Хуа:
— А сейчас давайте все мы пройдем во двор вашей домашней кухни.
К этому времени старый господин Хуа уже пребывал в полной растерянности, совершенно не понимая, что происходит. Не сказав ни слова, он встал и провел судью Ди по многочисленным крытым галереям и внутренним дворикам, в результате чего они оказались в главной кухне имения.
Судья Ди окинул взглядом помещение кухни. Справа находилась большая кирпичная печь, возле которой суетились три кухарки со своими кастрюлями и черпаками. Рядом с ней стояла вторая кирпичная печь; на ней-то и стоял большой металлический бак, в котором кипятили воду для домашних нужд. Кухонная дверь выходила в небольшой дворик, и перед ней находилось крыльцо, представлявшее собой плотно утрамбованную земляную насыпь.
Судья Ди вышел на крыльцо и посмотрел наверх. Он увидел, что крыша над крыльцом давно требовала починки. Под карнизом висела густая паутина, а одна из почерневших от времени балок казалась совсем гнилой. Весь этот навес, видимо, был таким старым, что мог рухнуть в любой момент. Судья Ди повернулся к горничной Чжень и спросил ее:
— Именно на этом крыльце ты развела огонь в переносной печке, не так ли?
Получив утвердительный ответ, он продолжил:
— Теперь я скажу тебе, как ты будешь наказана за то, что давала ложные показания в суде. Вынеси сюда эту печку. Поставь ее точно на то место, где ты ставила ее в день свадьбы, и нагревай на ней воду до тех пор, пока я не остановлю тебя. А я присяду здесь и посмотрю за тем, чтобы ты делала все как положено.
Я прошу вас приказать принести сюда пару стульев, — обратившись к господину Хуа, добавил он.
Старый господин Хуа, уже справившись с удивлением, пребывал в крайне раздраженном состоянии.
— Конечно, как судья, вы вправе распоряжаться здесь, — ответил он, — и я надеюсь, что вы знаете, что делаете. Но если вы думаете, что я собираюсь принимать участие в некоем театральном представлении, то вы совершенно ошибаетесь. Я снимаю с себя всякую ответственность за эту комедию.
Он хотел уйти, но судья Ди сказал ему с холодной усмешкой:
— Все это может казаться вам комедией, но я, как правитель, уверяю вас, что в финале этой комедии мы найдем преступника. Поэтому я советую вам не заниматься бессмысленными препирательствами.
Тем временем слуги принесли два кресла и поставили их рядом с крыльцом. Судья Ди степенно опустился в одно из кресел и предложил господину Хуа сесть рядом с ним. Старый сановник кипел от едва сдерживаемой ярости, но ему не хотелось устраивать скандал перед своими поварами и слугами, столпившимися вокруг и с любопытством наблюдавшими за необычными событиями. Поэтому господин Хуа сел в кресло рядом с судьей.
Старая служанка вынесла на крыльцо глиняную печку и начала раздувать угли, чтобы вскипятить воду в железной кастрюльке, стоявшей на горелке. Вскоре вода начала закипать, и пар стал подниматься к навесу крыши.
Судья Ди, казалось, находил этот процесс на редкость интересным. Удобно откинувшись на спинку кресла, он внимательно следил за каждым движением служанки, поглаживая свою бороду.
Прошло около получаса, и вода почти испарилась. Служанка озадаченно посмотрела на судью Ди. Он сразу же прикрикнул на нее:
— Добавь еще воды! И продолжай раздувать угли!
Она засеменила к расположенному во дворе бассейну и добавила холодной воды в кастрюлю. Затем, присев на корточки возле печки, начала так старательно раздувать огонь, что вскоре уже пот ручьями заструился по ее лицу.
Господин Хуа, который весь извелся в своем кресле, подумал, что с него, пожалуй, хватит, и резко поднялся на ноги. Однако судья Ди положил свою ладонь на его руку и сказал:
— Погодите немного и смотрите внимательно! Сейчас вы увидите, каким ядом была убита ваша невестка.
Он жестом показал на крышу навеса. Господин Хуа взглянул в указанном направлении. На нижней поверхности полусгнившей балки, точно над жаровней, блеснуло что-то красное. Судья Ди продолжал показывать рукой на это место. Ма Жун и Цзяо Тай, стражники и слуги — все подались вперед и напряженно смотрели на крышу.
Они увидели там блестящее тело красной гадюки, которая медленно выползала из щелей прогнившей балки; высунувшись из своей норы примерно на пару цуней, гадюка подняла злобную маленькую головку и быстро задвигала ею из стороны в сторону, очевидно наслаждаясь теплотой поднимающегося пара. Вдруг она открыла свой ужасный рот, и несколько капель яда упали прямо в кастрюлю с кипящей водой.
Судья Ди опустил руку и сказал:
— Вот она — убийца вашей новобрачной.
Старая горничная, которая, оцепенев от страха, сидела на корточках и смотрела на эту зловредную тварь, вдруг издала пронзительный крик, и гадюка мгновенно юркнула обратно в свою нору.
Шепот удивления и восхищения прошелся по рядам потрясенных зрителей. Господин Хуа неподвижно сидел в своем кресле, все еще в полнейшем остолбенении глядя на крышу навеса.
Судья Ди поднялся со своего кресла и сказал господину Хуа:
— Вот что случилось в тот день, когда умерла ваша невестка. Судьба решила безвременно оборвать ее молодую жизнь. Обычно воду для чая всегда кипятили в баке, стоявшем в самой кухне. Но так случилось в тот злосчастный день, что старой служанке пришлось греть воду на крыльце. Обосновавшаяся в прогнившей балке гадюка выползла из своей норы, привлеченная горячими испарениями, и ее яд случайно попал в воду, кипевшую на печке. Хорошо еще, что служанка Чжень выронила кастрюлю и остатки отравленной воды впитались в земляной пол; иначе еще несколько человек могли выпить эту отраву. Но это случилось уже после того, как она набрала кувшин, который и отнесла в комнату новобрачных, чтобы залить в чайник, стоявший на столике возле кровати. С самого начала я заметил этот странный кислый запах в спальне новобрачных, но не мог понять его происхождения. Если бы служанка рассказала мне, как она грела воду на крыльце, то я смог бы раньше разобраться в вашем деле. И, следовательно, никто не виноват в этом убийстве, если не считать того, что вы, как хозяин дома, несете ответственность за небрежное отношение к служебным постройкам в вашем имении. Ведь именно вы не обратили внимания, что навес над этим крыльцом почти весь сгнил.
Пока судья произносил свою заключительную речь, старый господин Хуа стоял опустив голову. Он так и не нашел слов для ответа.
По распоряжению судьи Ди слуги убрали печку и кастрюльку, а два стражника отправились на поиски длинной палки. Судья также попросил кухарку выдать Цзяо Таю пару печных щипцов и приказал ему встать во дворе около бассейна с водой. Когда стражники принесли палку, судья велел Ма Жуну обрушить нависающую над крыльцом крышу.
С первого же удара она рухнула на землю, и перепуганная гадюка попыталась улизнуть в водоеме. Цзяо Тай схватил ее за шею щипцами, а Ма Жун размозжил ей голову концом палки. Судья велел стражникам сжечь змею и вылить отравленную воду из кастрюльки в какой-нибудь ненужный кувшин. Запечатав этот кувшин своей печатью, он распорядился, чтобы стражники отнесли его в судебную управу, собираясь уничтожить его вместе с отравленной собакой и чайником. Затем он попросил господина Хуа проводить его обратно в приемный зал.
Там их ожидали Вэньцзюнь и старая госпожа Ли. Судья Ди объяснил им, как все случилось, и добавил несколько уместных слов о воле Небес. Госпожа Ли и Вэньцзюнь тихо плакали, а старый господин Хуа тщетно пытался утешить их.
Перед уходом судья Ди посоветовал господину Хуа заказать службу в буддийском храме, дабы душа новобрачной упокоилась в мире.
Вернувшись в управу, судья приказал посыльному сходить за госпожой Ху и привести ее в суд, а затем вызвал в зал заседаний Ху Дзебиня.
В присутствии его матери судья сделал молодому человеку строгий выговор и сказал, что этот случай должен послужить ему наукой, показав, как опасно высмеивать всё и вся; он призвал его усердно изучать классическое наследие, дабы тот смог порадовать свою мать на старости лет, на отлично сдав все экзамены. Высказав таким образом свои пожелания, он позволил им уйти.
Студент Ху и его матушка в знак благодарности многократно приложились головами к полу, восклицая, что судья спас жизнь студента Ху.
Отпустив их, судья удалился в свой рабочий кабинет, чтобы разобраться с накопившимися делами. Стражники приготовили все необходимое к его поездке в деревню Хуанхуа, куда судья собирался отправиться после полудня.
А старшина Хун, вернувшийся в Хуанхуа еще прошлым вечером, успел передать старосте Хо Гаю указания судьи. Утром они вместе отправились в дом академика Тана.
Староста Хо Гай постучал в двери, и им навстречу вышел старый слуга. Он мрачно взглянул на них и спросил, что им надо.
— Ба, неужели я вижу старого господина Цзу! — воскликнул староста Хо Гай. — Разве ты не узнаешь человека, который ест свой рис благодаря уплаченным тобой податям?
Старик узнал старосту и, улыбнувшись, сказал:
— Староста Хо, что привело тебя сюда? Мой хозяин еще почивает.
Староста подмигнул старшине, и оба они решительно вошли в передний двор. Старый слуга повел их во второй двор, и вскоре они оказались у входа в библиотеку.
— Чего же ты ждешь? — спросил тогда старшина старосту Хо Гая. — Раз уж академик Тан дома, то надо приказать разбудить его, чтобы я смог передать мое сообщение.
Услышав, каким тоном старшина разговаривает со старостой, старый слуга понял, что тот служит в городской управе, и поэтому поспешно сказал:
— Вы, господин, вероятно, посланы окружным судьей. Пожалуйста, скажите мне, о чем вы хотите спросить моего хозяина? А я пойду и сообщу ему обо всем.
— Господин Хун служит старшиной в управе Чанпина, — ответил ему староста, — он принес визитную карточку его превосходительства судьи Ди. Ему велено пригласить академика Тана в управу для консультации по одному официальному делу.
Старый слуга почтительно двумя руками взял визитную карточку судьи Ди и направился в глубь имения мимо библиотеки. Староста Хо последовал за ним, сделав знак старшине Хуну, чтобы тот пока оставался на месте. За библиотекой в глубине третьего внутреннего дворика расположилось небольшое строение. Староста заметил, что крайняя левая комната примыкает к стене, непосредственно за которой расположена комната госпожи Цзю в доме семьи Би.
Хо Гай только успел подумать, что это подтверждает их версию, когда дверь левой комнаты отворилась и во двор вышел молодой человек лет двадцати пяти. Этот высокий и стройный парень держался с достоинством и явно принадлежал к знатному роду. У него были правильные черты лица, и любой назвал бы его очень красивым молодым господином. Он сразу же спросил старого слугу:
— Кого ты привел к нам?
— Старосту Хо привело к нам весьма странное дело, — начал слуга. — Несмотря на то, что наш хозяин, академик Тан, практически не выходит из дома, проводя все время в научных трудах и занятиях с учениками, его превосходительство судья Ди почему-то пожелал увидеть его в своей управе.
Упоминание имени судьи, казалось, сильно испугало молодого человека.
— Так почему же ты не сообщил старосте, что академик Тан уже отошел от всех житейских дел и его нельзя тревожить такими заботами, как посещение управы? — поспешно сказал он.
Староста Хо Гай подумал, что если бы пришлось искать здесь любовника прекрасной госпожи Цзю, то этот красивый молодой парень, который, видимо, жил в комнате, примыкавшей к ее дому, мог бы отлично подойти на такую роль.
— Позвольте поинтересоваться, как ваше почтенное имя, молодой господин? — спросил староста. — Вы живете в имении академика? Сказать по правде, его превосходительство наслышан, что академик Тан не только является кладезем обширных знаний, но также славится своим благородством и великодушием. Поэтому он хотел посоветоваться с ним по поводу организации некоторых благотворительных учреждений в нашем округе.
Тем временем старый слуга вошел в библиотеку, и они услышали доносящийся оттуда голос:
— Ты же знаешь, что вчера вечером я допоздна засиделся с учениками. Зачем же ты решил так рано потревожить меня?
Старый слуга объяснил ему про судью Ди и о приглашении в управу, после чего академик сказал:
— Вот, возьми мою визитную карточку и попроси посланника судьи почтительно уведомить его превосходительство о том, что я живу в полном уединении, посвятив мою жизнь исключительно научным изысканиям. Я не хочу иметь ничего общего с общественной жизнью. Если что-то нужно организовать, то среди городской знати Чанпина найдется много желающих, готовых с радостью помочь судье, и к тому же они гораздо лучше меня разбираются в подобных делах.
Старый слуга вновь вышел во двор, тщательно закрыв за собой дверь, и повторил старосте то, что сказал академик Тан.
Старшина Хун слышал весь этот разговор, стоя за углом библиотеки. Решив, что их миссия выполнена, он вышел вперед и сказал старосте:
— Ладно, давай лучше поскорее вернемся в управу и передадим его превосходительству ответ академика Тана. Может быть, судья лично навестит академика и объяснит ему свое дело.
Молодой человек вновь скрылся в своей комнате, а старый слуга провел посетителей к входным воротам.
Как только они оказались на улице, староста Хо Гай обратился к старшине:
— Ты заметил этого молодого парня? Я видел, как он изменился в лице при упоминании имени его превосходительства. И кроме того, его комната примыкает к дому семьи Би. Почему бы тебе не поспешить в судебную управу с докладом, а я тем временем останусь здесь и попытаюсь выяснить имя нашего красавца.
Старшина подумал, что это хорошая идея, и как можно быстрее отправился обратно в город.
Судью Ди вполне удовлетворил доклад старшины. Ему показалось, что в имении ученого академика происходят весьма подозрительные дела. Он решил сегодня же отправиться туда и лично во всем разобраться, пока тревожные предчувствия не успели завладеть кем-то из обитателей этого дома.
Сев в паланкин, он тотчас отправился в Хуанхуа вместе со своими верными помощниками. В деревню они прибыли уже в сумерках. Судья Ди снял комнаты в знакомой ему гостинице.
Слегка отдохнув и выпив чаю, судья Ди позвал в свою комнату Ма Жуна и дал ему следующие инструкции:
— Ты вместе со старшиной отправишься к дому академика Тана, где вы должны будете незаметно залезть на крышу. Постарайтесь подсмотреть, что происходит в библиотеке и особенно в той комнате, что примыкает к спальне госпожи Цзю. После вашего ухода Цзяо Тай и Дао Гань также пойдут туда и будут следить за воротами обоих домов. Остальное тебе расскажет по пути сам старшина Хун.
Ма Жун и старшина вышли на темную улицу. Пока они проходили по узким деревенским переулкам, старшина поведал своему напарнику подробности плана судьи.
— Теперь послушай, какие секретные инструкции дал нам его превосходительство. Прежде всего, хочу подчеркнуть, что нынешней ночью наш судья рассчитывает найти путь к разгадке убийства Би Сюня. Тебе, по его плану, отводится не самая приятная роль, но судья сказал, что это совершенно необходимо для успешного выполнения его плана, и…
— Кончай ходить вокруг да около, — прервал его Ма Жун, — мы оба верно служим его превосходительству и беспрекословно выполняем любые его приказы. Разве мы не едим его рис уже более шести лет?
— Идея судьи состоит в том, — продолжил старшина, — что мы должны постараться каким-то образом выяснить, где находится тайный проход из комнаты этого молодого человека в соседний дом госпожи Би. Вместе с Дао Ганем я много дней следил за этими двумя домами с улицы. Но это оказалось совершенно бесполезным. Вот и получается, что разузнать о существовании потайного прохода мы сможем, только если ты сумеешь тайно обследовать комнату этого парня. Не важно, если твое присутствие потом будет обнаружено. Судья уже придумал, как это уладить. Вероятно, тебе придется какое-то время играть роль пойманного грабителя.
Судья подумал, что тебе, возможно, это не понравится.
Ма Жун, однако, отнюдь не думал отказываться от подобного приключения и горел решимостью немедленно приступить к делу.
Но старшина сказал ему, что пока слишком рано. На улицах еще было полно народу. Поэтому они заглянули в дом старосты Хо Гая и немного поболтали с ним. Сразу после второй ночной стражи они отправились к дому академика Тана. По прибытии Ма Жун велел старшине посторожить за углом, пока он снимет куртку и длинное платье. Оставшись в нижнем белье, Ма Жун подпрыгнул и ухватился за край стены, окружавшей имение академика. Забравшись на нее, он как змея пополз по стене к тому месту, где она соединялась с крышей библиотеки. Бесшумно добравшись до края крыши и держась за выступающий карниз, он свесил голову вниз, чтобы заглянуть в окно библиотеки.
Ма Жун увидел большую комнату, хорошо освещенную многочисленными свечами. По трем стенам тянулись заполненные книгами полки. За большим письменным столом сидел пожилой человек и что-то читал вслух. Пятеро молодых людей сидели вокруг него полукругом и внимательно слушали; очевидно, они и были учениками академика.
Занятие их показалось Ма Жуну вполне достойным и весьма возвышенным.
Он вернулся на стену и переполз по ней к строениям, замыкавшим задний двор. Вскоре Ма Жун оказался на стене, отделявшей комнату молодого человека от спальни госпожи Цзю. Осмотревшись вокруг, он испуганно вздрогнул, заметив темную фигуру, сгорбившуюся на крыше дома госпожи Би. Но, услышав тихий условный свист, Ма Жун понял, что это был не кто иной, как старшина Хун, который к тому времени успел забраться на соседнюю крышу.
Ма Жун знаком показал ему, чтобы он оставался на месте, а сам перебрался на крышу комнаты молодого человека. Припадая к ее покатой поверхности, он вновь подполз к краю и, вытянув шею, заглянул внутрь через узкое оконце. Он увидел довольно чистую комнату, обставленную просто, но со вкусом и освещенную одной свечой. Напротив западной стены располагалась широкая кровать. Перед окном темнели два стула и квадратный стол резного черного дерева. За этим столом сидел молодой человек, глядя на пламя горящей перед ним свечи. Насколько Ма Жун мог видеть, его внешность соответствовала описанию того красавца, которого старшина Хун и староста встретили во время их утреннего визита в дом академика.
Перед студентом лежала раскрытая книга, но он не читал ее. Он просто сидел, неподвижно глядя прямо перед собой, очевидно погруженный в глубокую задумчивость. Немного погодя он встал и, открыв дверь своей комнаты, пристально посмотрел на освещенные окна библиотеки, выходившие на задний двор. Затем он закрыл дверь и, вновь опустившись на стул, повернулся к стоявшей у восточной стены кровати. Он так долго смотрел на эту кровать, словно никогда не видел ее прежде, а потом начал бормотать что-то себе под нос.
Ма Жун заметил, что дверь библиотеки открылась. Вышедший из нее юноша направился прямо к комнате, за которой наблюдал Ма Жун. Студент постучал в дверь и сказал:
— Господин Сю, учитель хочет видеть тебя.
Услышав, что молодого человека зовут Сю, Ма Жун тут же сказал себе: «Ага, значит, он действительно тот, кто нам нужен!» Воодушевленный этой новостью, он оставил свою опасную позицию и подполз обратно к стене. Припав к кровле, он увидел, как Сю вышел из своей комнаты и направился через двор к библиотеке вместе со вторым студентом.
Когда дверь библиотеки закрылась за ними, Ма Жун спрыгнул со стены, использовав особый прыжок из арсенала приемов боевого искусства под названием «бабочка, садящаяся на цветок». Он бесшумно приземлился и быстро подошел к окну средней комнаты. Заглянув в него, он увидел старого слугу, который спал за столом, положив голову на руки. Осторожно приоткрыв дверь, Ма Жун на цыпочках прошел в комнату и задул стоявшую на столе свечу.
Затем он пробрался в смежную комнату, принадлежавшую студенту Сю, и быстро прикрыл за собой дверь. Окинув помещение цепким взглядом, он запомнил расположение всех предметов мебели. Затем задул свечу. В полной темноте Ма Жун подошел к кровати и простукал поверхность восточной стены вокруг нее. Но нигде не обнаружил подозрительно глухого звука. Тогда он исследовал пол перед кроватью и стеной, но результат также оказался отрицательным. Он приподнял полог и залез под кровать. Простукивая каменный пол, он вдруг услышал совершенно другой звук. Тщательно ощупав каменные плиты, он обнаружил, что четыре из них слегка возвышаются над остальными. При простукивании оказалось, что именно они выдавали глухой звук.
«Вот оно, — подумал Ма Жун, — должно быть, это дверца люка, ведущего в подземный ход. Но как она открывается?»
Он вновь тщательно ощупал пальцами выступающие края плит, но не смог найти никакого паза или петли. Вытянув обе руки, он продолжал в полной темноте ощупывать пол. Вдруг его правая рука коснулась веревки, висевшей за кроватью. Подумав, что эта веревка, возможно, соединена с рукояткой, открывающей люк, он потянул за нее. И вдруг две ножки кровати поползли по полу, и задняя ее часть с громким стуком опустилась на пол.
Ма Жун поспешно выбрался из-под кровати. Спрятавшись за дверью, он услышал, что из библиотеки выбежали люди с криками: «Держи вора! Держи вора!»
Четыре студента пробежали через двор к задним комнатам, но, увидев, что свечи в них погашены, не осмелились сразу продолжать поиски, боясь, что грабитель может поджидать их в засаде в одной из них.
Молодой Сю явно волновался больше всех, хотя выглядел скорее разозленным, чем испуганным. Он ворвался в среднюю комнату и разбудил уснувшего слугу. Затем он зажег свечу и быстро прошел в свою комнату.
Тем временем Ма Жун, воспользовавшись общей суматохой, тихонько приоткрыл дверь, за которой прятался. Оказалось, что она выходит во внутренний двор. Подтянувшись, он залез на низкую крышу галереи и перебрался на дом госпожи Би. Люди во внутреннем дворе увидели его фигуру на фоне звездного неба, но никто не осмелился последовать за ним. Ма Жун не спеша, чтобы все могли разглядеть его, перелез через конек крыши дома госпожи Би. Но как только он скрылся за этим высоким коньком, то лег на живот и пополз обратно к стене, а оттуда вновь перебрался на крышу комнаты молодого Сю.
Стоявшие во дворе студенты решили, что грабитель спокойно убежал по крыше соседнего дома, и никто даже не заподозрил, что он затаился на крыше над их головами. Ма Жун тихо лежал там, распластавшись на черепице и прислушиваясь к разговорам.
Ма Жун услышал, как молодой Сю кричит на старого слугу:
— Ты что, оглох и онемел? Почему не поднял тревогу, когда грабитель проник в мою комнату?
Он не стал дожидаться ответа. Поставив подсвечник на стол в своей комнате, он поспешно огляделся вокруг. Остальные студенты вошли за ним и начали искать следы ограбления. Молодой Сю повернулся к ним и раздраженно сказал:
— Ну, вы же видите, что грабителю удалось лишь сломать мою кровать. У меня ничего не пропало. Чего вы еще ждете?
Один из студентов сказал:
— Ты должен радоваться, что грабитель выдал себя, не успев ничего стащить. Не пойму, с чего ты вдруг так рассердился.
Ма Жун перебрался обратно на крышу дома госпожи Би, где его поджидал старшина Хун. Они вновь проползли по внешней стене и спрыгнули на улицу. После того как Ма Жун облачился в свои верхние одежды, они вместе направились к дому старосты. Ма Жун слегка привел себя в порядок, и они втроем пошли в гостиницу.
Выслушав их доклад, судья Ди сказал:
— Отличная работа! Теперь слушайте мои дальнейшие инструкции.
В нескольких словах он описал им свой план, и троица вернулась к особняку академика.
Ма Жун опять снял верхнюю одежду и испачкал себе лицо дорожной пылью. Староста связал ему руки за спиной толстой веревкой, концы которой взял в руку старшина Хун. Затем староста, оглушительно ударив по воротам, закричал что было мочи:
— Эй, скорей открывайте ворота! Мы поймали вора!
Студенты, как раз успевшие рассказать своему учителю о попытке ограбления, очень обрадовались, услышав этот призыв. Они бросились в передний двор. Как только створка ворот открылась, староста Хо Гай быстро прошел во двор, сопровождаемый старшиной, тащившим за собой Ма Жуна.
Староста с ходу начал громогласно ругать студентов.
— Что вы за люди такие! — возмущался он. — Почему сразу же не прибежали сообщить мне, что в ваше имение забрался грабитель? Разве вы не знаете, что я живу совсем рядом? Ведь завтра его превосходительство самолично нанесет визит академику Тану. Известно ли вам, что он мог бы сурово наказать меня, если бы узнал, что у вас произошло ограбление, о котором я не доложил ему?
Студентов напугали его гневные речи и весьма угрожающий вид старосты и старшины. Они побежали обратно в библиотеку и попросили академика Тана переговорить с разгневанными стражами порядка. Увидев академика, староста Хо Гай сказал:
— К счастью, господин, мы схватили вашего грабителя, когда он пытался скрыться с места преступления. Сейчас я должен составить подробный отчет о том, что пропало из вашего дома. Этот негодяй заявляет, что ничего не украл, да только их братия всегда так говорит. Когда его превосходительство придет завтра навестить вас, господин, то вы, уж пожалуйста, скажите ему, что я усердно исполнял свои обязанности.
Академик Тан велел вынести фонари во двор и внимательно посмотрел на Ма Жуна. Затем он сказал:
— Наглый грабитель, ты выглядишь достаточно здоровым и сильным. Неужели ты не можешь найти себе достойную работу вместо того, чтобы рыскать по ночам, занимаясь воровством и разбоем? По крайней мере, ты хоть ничего не украл здесь, поэтому я не стану заявлять на тебя в суд. Пусть это послужит тебе уроком. Уходи и постарайся исправиться!
Такой поворот событий совсем не устраивал старосту, поэтому он быстро вмешался и сказал:
— Господин, вы слишком добросердечны. Ведь если мы позволим этому прохвосту так просто уйти, он вскоре опять займется своим подлым ремеслом. Мы должны задержать его до завтра и доложить обо всем его превосходительству, окружному судье. А сейчас, господин, позвольте мне выяснить, как он пробрался в ваш дом и каким путем сбежал отсюда, я должен непременно отразить все подробности в моем отчете. — Староста повернулся к старшине и добавил: — Тащи сюда этого ворюгу, чтобы он дал показания на месте преступления.
Как только он договорил последние слова, в передний двор выскочил молодой человек. Ма Жун сразу узнал в нем господина Сю.
— Ты, упрямый мужлан, — крикнул молодой Сю старосте, — разве ты не слышал, что учитель велел тебе отпустить парня на свободу? Я знаю таких типов, как ты. Вам бы только выслужиться перед начальством. Разве тебе не понятно, что раз академик Тан не собирается подавать жалобу, то судья не сможет обвинить тебя в том, что ты не сообщил об ограблении? Поскольку ничего не украдено, академику Тану не нужны лишние неприятности. Вот, возьми пару серебряных слитков. Отпустив этого негодяя, ты со своим помощником можешь зайти в трактир и выпить кувшин доброго вина!
— Для начала надо выяснить, кто вы такой, молодой господин, — заявил староста. — Вы что, тоже проживаете здесь и обучаетесь у академика?
Молодой человек не успел ничего сказать, потому что один из его приятелей-студентов воскликнул:
— Неужели вы не знаете, что перед вами сам господин Сю, владелец этого имения?
— В самом деле? — удивленно спросил староста Хо Гай. — Вот странная новость. В моей регистрационной книге записано, что это имение принадлежит академику Тану. И нет никаких упоминаний о том, что здесь проживает некий господин Сю.
— Вам следует, староста, заглянуть в записи своего предшественника, — заметил старый академик. — Это имение долгие годы принадлежало семье Сю. Но затем старший господин Сю перебрался на юг в свой родной город. Он подарил мне право пользования его домом с условием, что его старший сын останется жить в своей комнате на заднем дворе и я буду продолжать изучать с ним классиков, дабы подготовить его к сдаче экзамена по литературе. Поэтому бывший староста записал в регистрационную книгу мое имя, вычеркнув фамилию Сю.
Староста Хо Гай укоризненно покачал головой и сказал:
— Господин, вам надлежало сообщить мне о том, что один из членов семьи Сю по-прежнему живет здесь. Вот из-за такой халатности мы, старосты, зачастую имеем массу неприятностей. Вам известно, как строг наш правитель. Сейчас в суде расследуется преступление, в котором замешан некий господин Сю. Я должен препроводить этого молодого господина в управу, потому что его превосходительство желает задать ему несколько вопросов.
Старый академик очень разволновался и сердито воскликнул:
— Ты, неотесанный деревенщина, я приказываю тебе немедленно покинуть мой дом!
Но тут старшина Хун, который до сих пор лишь молча слушал все эти словопрения, вступил в разговор:
— Хотя вы и являетесь ученым и академиком, однако укрывали в вашем доме подозреваемого в убийстве. Поэтому его превосходительство приказал доставить к нему также и вас, господин, вместе со студентом Сю.
Развязав Ма Жуна, он схватил академика за руку. А Ма Жун, в свою очередь, взял за плечи молодого Сю и повел его к воротам. Академик Тан был настолько ошеломлен таким непредвиденным развитием событий, что спокойно позволил увести себя, следуя за старшиной точно во сне. Молодой Сю начал было протестовать, но сразу умолк, когда Ма Жун прикрикнул на него, и вся компания, выйдя на улицу, направилась в гостиницу.
Студенты торопливо заперли ворота и, собравшись в библиотеке, взволнованно обсуждали, какие шаги им следует предпринять в столь неожиданных обстоятельствах.
Судья Ди ожидал возвращения своих помощников в переднем дворе гостиницы, а стоявшие рядом с ним стражники держали бумажные фонари, на которых крупными буквами было написано: «Суд Чанпина».
Увидев, что привели двух арестованных, судья немедленно приказал старшине Хуну поспешить обратно в дом госпожи Би и доставить к нему обеих женщин.
Когда староста Хо Гай доложил обо всем, что случилось, судья сказал Ма Жуну и Цзяо Таю:
— Этот молодой парень замешан в преступлении. Держите его в доме старосты под надежной охраной. На завтрашнем заседании я как следует его допрошу.
Поскольку судья Ди был совсем не уверен, что академик Тан, заслуживший к тому же столь высокое ученое звание, непосредственно причастен к делу Би Сюня, то ему не хотелось сажать его под арест, не имея достаточных на то оснований. Поэтому он поручил Дао Ганю отвести академика в одну из комнат гостиницы и заказать для него чай. Но, разумеется, Дао Ганю не следовало упускать его из виду.
После этого судья Ди отправился к дому академика Тана в сопровождении стражников с фонарями, которые освещали путь.
Под ударами стражников ворота тут же распахнулись, и судья со своим эскортом вошел в имение.
Студенты, все еще беседовавшие в библиотеке своего учителя, вдруг обнаружили, что во дворе полно людей, которые громко кричали:
— Прибыл его превосходительство правитель округа!
Студенты увидели высокого человека в простом синем платье и черной шапочке на голове, всем своим видом напоминавшего ученого. Этот господин молча прошел в библиотеку и сел за письменный стол академика. Без всяких предисловий он обратился к одному из студентов, властно сказав:
— Назовите свое имя и скажите, с какого времени вы живете в этом доме, а также в каких отношениях вы были с господином Сю и все, что вам известно о нем.
Студент, запинаясь, проговорил:
— Ваша честь, фамилия вашего покорнейшего слуги — Ду, я начал заниматься под руководством академика Тана с прошлой весны. Полное имя господина Сю — Сю Детай, он уже успешно сдал экзамен первой степени по литературе. Он является любимым учеником нашего учителя, который назначил его своим первым помощником. Сю Детай живет в отдельной комнате на заднем дворе.
Удовлетворенно кивнув головой, судья Ди сказал:
— Я посадил его под арест. А теперь я хочу видеть его комнату!
Студент поспешно проводил судью на задний двор и открыл перед ним дверь комнаты Сю. Приказав принести побольше свечей, судья велел стражникам отодвинуть кровать от стены.
Он сразу заметил, что четыре каменные плиты слегка возвышаются над остальными, как и докладывал ему Ма Жун. Однако в темноте Ма Жун не смог разглядеть, как работает это хитроумное приспособление. Две тонкие пеньковые веревки лежали в желобках плит и были привязаны к ножкам задней части кровати. Эти ножки, поворачиваясь на петлях, действовали как рычаги для поднятия крышки люка.
Судья привел в действие подъемное устройство, и четыре каменные плиты поднялись. Оказалось, что они были скреплены между собой и вставлены в деревянную квадратную основу, которая, в свою очередь, крепилась к проходившей под полом балке с помощью потайных петель. Под открывшейся дверцей обнаружился темный провал.
Взяв в руки свечу, судья Ди нагнулся и увидел лестницу, ведущую в подпол. Под крышкой люка он заметил бронзовый колокольчик. Ощупав его, он обнаружил деревянный язычок, к концу которого была привязана тонкая веревка. Один ее конец уходил в глубь подземного хода; а второй исчезал под полом комнаты студента. Дальнейший осмотр показал, что второй конец веревки с помощью железного кольца закреплен в стене за кроватью. Судья слегка подергал за веревочку, и колокольчик издал приглушенный звон.
Затем обернулся к начальнику стражи и сказал:
— В этом потайном проходе черно как в могиле. Кто знает, какие еще мудреные приспособления могут скрываться в его глубине. Вы оставайтесь здесь с двумя стражниками и охраняйте комнату студента Сю. Завтра при дневном свете я проведу здесь дальнейшее расследование.
Стоявшие вокруг студенты, не веря своим глазам, ошеломленно смотрели на подземный ход. Судья Ди сказал им:
— Это дело ни в коей мере вас не затрагивает, поэтому можете успокоиться. Я только хотел бы, чтобы вы сообщили мне свои фамилии, возраст и приложили свои именные печати к данным документам, как свидетели обнаружения потайного хода.
Настало время четвертой ночной стражи, и судья Ди подумал, что пора возвращаться в гостиницу. Выходя из ворот дома академика Тана, он столкнулся с Цзяо Таем, который сообщил ему следующее:
— Доставив студента Сю в дом старосты, я вернулся в гостиницу и побеседовал со старым академиком. Мне кажется, что он не врет, говоря, что ему ничего не известно о проделках красавчика Сю. Он просто безобидный книжный червь, который не имеет ни малейшего представления о том, что творится в мире. Однако скоро уже утро, и я осмелюсь напомнить вашей чести, что вам пора бы немного отдохнуть.
— Вернулся ли уже старшина с госпожой Цзю и ее свекровью? — спросил судья Ди. — Я надеюсь, что они никуда не сбежали.
Он быстро направился к гостинице, сопровождаемый своими помощниками.
Войдя в передний двор гостиницы, судья Ди услышал звуки женских рыданий и проклятий.
Госпожа Цзю, завидев судью, начала громогласно ругать его, но он резко оборвал ее, приказав старшине Хуну сию минуту посадить женщин на носилки и отправить в дом старосты, где их следовало посадить под замок в разных помещениях.
Затем судья Ди удалился в свою комнату, намереваясь хоть немного вздремнуть.
Поднялся он рано и попросил Дао Ганя привести академика Тана в его комнату.
Когда академик вошел, судья Ди окинул его изучающим взглядом. Перед ним стоял щуплый благообразный старик с жидкой белой бородкой и клочковатыми усами. Лицо его избороздили морщины, и маленькие глаза-бусинки постоянно моргали. Бакенбард он не носил. Судья решил, что Цзяо Тай очень точно описал его.
— Задержанный вами академик, — церемонно сказал вошедший, — носит фамилию Тан, и его личное имя Децзун. Я до сих пор в недоумении, по какой причине ваша честь приказали своим стражникам притащить меня в эту гостиницу и почему меня держат в заточении. Я вышел в отставку и удалился от всех мирских дел. Что же касается нарушения законов… Разумеется, я не дерзнул бы сказать, что неуклонно следую по пути древних мудрецов, однако смею вас заверить, что всегда строго соблюдал правила приличия и никогда не занимался непристойными делами. Прошу вашу честь сделать мне одолжение, объяснив, в чем меня обвиняют.
Судья Ди ответил:
— Ваша ученость широко известна. Я давно искал случая встретиться с вами. Полагаю, вы знаете, что, будучи наставником группы молодых людей, вы несете ответственность за их нравственный облик. Вполне ли вы уверены в том, что все они ведут себя безупречно?
Старый ученый возмущенно сказал:
— Все мои ученики без исключения являются отпрысками известных и почтенных семей. Целыми днями они корпят над книгами, выполняя задания; а на вечерних занятиях я даю им очередные наставления. Каждый из них строит свою жизнь на славных примерах и освященных веками традициях, коих придерживаются Классические школы. Разве могут они даже помыслить о чем-то не вполне достойном? Я весьма сожалею, но, по-моему, вашу честь ввели в серьезное заблуждение.
— С тех пор как я вступил в эту должность, — заметил судья, — я ни разу не предпринимал решительных действий, основываясь лишь на слухах. Разумеется, все ваши ученики — отпрыски знатных фамилий, но неужели вы полагаете, что это является гарантией их нравственных устоев? К сожалению, должен сообщить вам, что студент Сю Детай, который уже несколько лет занимается под вашим руководством, замешан в тяжком преступлении.
— Невозможно! — воскликнул потрясенный до глубины души академик. — Имея на руках неопровержимые доказательства, вы могли бы, пожалуй, убедить меня, что кто-то из моих учеников совершил какой-то неблаговидный поступок, но только не молодой Сю, мой лучший ученик! Несмотря на то, что я старательно держусь в стороне от мирской суеты, смутные слухи, все же достигшие моих ушей, указывают на то, что нынешний правитель слишком скор в своих суждениях и проявляет прискорбную склонность к поспешным выводам. Только что вы, ваша честь, выдвинули столь дикие обвинения, что я склонен поверить этим слухам!
— Да, господин, — раздраженно заметил судья Ди, — вы преуспели в классическом образовании, но в современной жизни ваше неведение просто устрашающе. Как образованный человек, я преклоняюсь перед вашими обширными знаниями, но как правитель округа я не вижу никаких причин для того, чтобы щадить вас. В должное время вам придется ответить за небрежное отношение к воспитанию молодых людей, вверенных вашим заботам.
Он велел Дао Ганю отвести ученого обратно в его комнату.
Затем он приказал Цзяо Таю сходить в дом старосты Хо и привести в гостиницу Сю Детая.
Когда Сю Детай преклонил колени перед судьей Ди, тот, видя, как красив молодой человек и как достойно он держится, подумал: «Разумеется, нет ничего удивительного в том, что госпожа Цзю влюбилась в него». Судья размышлял о том, что этот молодой человек, которого Небеса не обидели здоровьем, внешностью и умом, и получивший к тому же прекрасное образование, не имел ни малейшего повода для того, чтобы заводить беззаконную интрижку, ставшую причиной смерти невинного бедного лавочника. Он решил, что в данном случае закон должен быть применен со всей строгостью. Придя к такому выводу, судья Ди резко сказал:
— Я разыскивал тебя, Сю Детай, несколько недель. И вот наконец ты арестован. Расскажи мне всю правду о своей незаконной связи с госпожой Цзю и о том, как вы с ней убили Би Сюня. Но предупреждаю тебя, что у меня имеются доказательства твоей виновности, и если ты сейчас во всем не признаешься, то я без колебаний подвергну тебя суровым пыткам.
Молодому Сю стало страшно, но он постарался убедить себя в том, что поскольку принадлежит к древнему и очень влиятельному роду, то судья не осмелится подвергнуть его обещанным пыткам. Сю решил, что судья Ди просто пытается запугать его. Поэтому он ответил:
— Стоящий перед вами студент является представителем старинного знатного рода. Мой отец и мой дед были губернаторами провинций и служили при императорском дворе. В нашем доме сыновья всегда получали самое строгое воспитание. Разве осмелился бы кто-то из нас нарушить правила приличия? Кроме того, и днем, и ночью я нахожусь на попечении академика Тана. Моя комната расположена прямо напротив его библиотеки. Я всегда разделяю с ним свою трапезу. У меня просто не было бы времени на такие аморальные дела, в которых вы, ваша честь, обвиняете меня, даже если бы я и имел столь подлое намерение. Прошу вашу честь еще раз проверить все ваши доказательства. И тогда наверняка окажется, что я совершенно невиновен.
Судья Ди встал с кресла и сказал:
— Итак, ты предпочитаешь дать признание под пытками? Ладно, но для начала мы отправимся взглянуть на тайный подземный ход в твоей комнате и покажем тебе, куда он ведет.
Получив соответствующий приказ, Цзяо Тай и два стражника отвели Сю Детая в имение академика Тана. А старшина Хун вместе с Ма Жуном должны были доставить туда же обеих женщин, находящихся под стражей в доме старосты Хо Гая. Отдав необходимые распоряжения, судья Ди покинул гостиницу и сам отправился к особняку Тана.
К этому времени известие о том, что расследование дела Би Сюня привело к обнаружению новых важных улик, уже распространилось по всей деревне, и толпа любопытных зрителей собралась перед воротами особняка академика.
Войдя во двор, судья был встречен госпожой Би, которая собиралась излить на него всю свою ярость. Но он резко оборвал ее, сказав:
— Вы прибыли как раз вовремя. Пойдемте с нами, и вы сами увидите, какое подлое дело совершалось прямо у вас под носом.
Не задерживаясь долее, судья прошел на задний двор имения, где находилась комната студента Сю, а за ним следовали Ма Жун и Цзяо Тай, которые вели арестованных женщин.
Войдя в комнату, судья приказал подвести студента к подземному ходу, и когда Сю Детай преклонил там колени, спросил:
— Итак, ты осмелился заявить, что тебя не интересовало ничего кроме научных занятий. Тогда ответь, с какой целью сделан под твоей кроватью этот потайной ход?
Сю Детай не произнес ни слова. Судья подал знак Ма Жуну. Цзяо Тай передал ему зажженную свечу, и Ма Жун спустился в подземный ход. Он обнаружил, что находится в узком коридоре, стены которого были обшиты гладкими деревянными досками. Нагнувшись, помощник судьи заметил, что на полу, также сделанном из отполированных деревянных досок, не было ни пылинки. Спустившись на три ступеньки, он нырнул в низкий сводчатый проход. Держа свечу перед собой, Ма Жун разглядел очередные три ступеньки, которые поднимались вверх и упирались в потолок. Однако, постучав по доскам этого потолка, он услышал, что они издают подозрительно глухой звук. Поставив свечу на пол, он уперся руками в эти доски, и вдруг они подались вверх.
Ма Жун приподнял крышку люка и обнаружил, что она упирается в дно кровати госпожи Цзю, находившейся в комнате соседнего дома. Выбравшись из подземелья, он увидел там такие же приспособления, какие имелись в комнате студента: крышка люка скрывалась за четырьмя каменными плитами, вставленными в деревянную основу. Когда она находилась в опущенном состоянии, то никто и не подумал бы, что эти плиты чем-то отличаются от остальных, но стоило привести в действие спрятанный за кроватью механизм, как дверь подземного хода бесшумно и без малейший усилий открывалась.
Наклонившись над отверстием в полу, Ма Жун окликнул Цзяо Тая, а потом вышел из комнаты госпожи Цзю. Он пересек внутренний дворик и вышел на улицу через входные ворота. Толпа зевак очень удивилась, заметив, что Ма Жун вышел оттуда, поскольку совсем недавно они видели, как он входил в дом академика Тана вместе с арестованными женщинами. Но один сообразительный парень сразу понял, в чем дело, и восторженно крикнул:
— Судья обнаружил потайной ход!
Судья Ди был вполне доволен тем, что все оказалось в точности как он и предполагал. Повернувшись к госпоже Би, которая ошеломленно взирала на дверцу потайного хода, судья Ди сказал:
— Не удивительно, что ваша невестка каждый день запиралась в своей комнате. Благодаря потайному ходу она общалась со своим любовником. У них даже были тайные сигналы, которыми они предупреждали друг друга о том, что путь свободен. Вот полюбуйтесь на любовника вашей невестки. Они вместе убили вашего сына.
Лицо госпожи Би смертельно побледнело. Она вскрикнула и потеряла сознание. Судья Ди велел двум стражникам перенести ее в библиотеку академика и напоить крепким чаем.
Госпожа Цзю и Сю Детай безмолвно наблюдали за происходящим. Лица у обоих были мрачными, но никаким другим образом они не выдали своих чувств. Они стояли, глядя прямо перед собой с таким видом, словно все это их совершенно не касается.
Судья Ди не сказал им ни слова. Он приказал Ма Жуну и Цзяо Таю отвести их обратно в дом старосты. Там на них следовало надеть оковы, чтобы препроводить в городскую тюрьму.
После этого он также покинул дом академика Тана и вернулся в гостиницу.
После полудня судья Ди и его подчиненные вернулись в управу Чанпина.
Судья, уединившись в своем кабинете, составил подробный доклад обо всем, что произошло в деревне Хуанхуа. Описывая эти события, он подумал о том, какими точными оказались стихи, привидевшиеся ему во сне. Теперь, когда обнаружилось, что потайной ход находится под кроватью Сю Детая, можно было понять следующую строчку:
…Опусти его ложе,
Там найдешь ты ответы на все былые загадки.
Покончив с докладом, судья Ди перешел к рассмотрению бумаг, связанных с управлением делами округа. На душе у него было радостно и спокойно от сознания того, что наконец-то и запутанное дело Би Сюня вскоре будет полностью разрешено.
На следующее утро он открыл судебное заседание и, немного поразмыслив, решил начать его с допроса Сю Детая. Когда студент преклонил колени перед высоким столом, судья Ди сказал:
— Вчера ты убедился, что мы обнаружили твой потайной ход, ведущий в спальню госпожи Цзю. Ты оказался порочным человеком, что, однако, не мешает тебе оставаться хорошим студентом, способным к логическому мышлению. И, следовательно, ты способен понять, насколько бессмысленно вынуждать меня применить к тебе пытки. Избавь же меня и себя от излишних неприятностей и немедля признайся в своей противозаконной связи с госпожой Цзю, рассказав нам также, каким образом был убит Би Сюнь. Если есть хоть какие-то причины для смягчения твоего наказания, я не премину учесть их.
— Стоящий перед вами студент, — сказал Сю Детай, — не имел ни малейшего представления о существовании потайного хода. Я предполагаю, что его выкопал один из прежних владельцев особняка, намереваясь устроить там тайное хранилище для своих сокровищ. Когда мой покойный отец, его превосходительство губернатор, вышел в отставку, то приобрел в деревне Хуанхуа это имение, которое также включало в себя и дом, занимаемый сейчас семьей Би. Не желая обременять себя большим домашним хозяйством, мой отец продал небольшую часть имения вместе со строениями, разделив их глухой стеной. И до сих пор никому даже в голову не приходило, что они соединяются подземным ходом. Как бы то ни было, я ничего не знал об этом до вчерашнего дня. А что касается того голословного утверждения, что я якобы имел связь с женщиной, которая, очевидно, живет в соседнем доме слева, то я могу расценить его только как достойную сожаления попытку очернить мое доброе имя и бросить тень на репутацию всей моей почтенной семьи. Я прошу вашу честь благосклонно разобраться в моем деле!
— Как способный студент, ты мог бы придумать и более убедительные объяснения, — холодно улыбнувшись, заметил судья Ди, — но, допустим, мы действительно обнаружили давно забытый потайной ход, тогда как ты объяснишь, что внутри него нет ни пылинки? И что ты скажешь насчет того, что дверца люка поднимается с помощью устройства, приделанного к основе твоей кровати, и насчет бронзового колокольчика, который издает звон, если дернуть за веревку, закрепленную в стене над твоей кроватью? Твоя вина ясна как день, и поэтому я прикажу сейчас продолжить допрос под пытками.
Судья приказал стражникам дать Сю Детаю пятьдесят ударов ротанговым хлыстом. Они сорвали с него платье, обнажив спину, и вскоре хлыст засвистел в воздухе. Задолго до того, как число ударов достигло пятидесяти, крики Сю Детая огласили зал суда, и спина его покрылась кровавыми ранами, но он не изъявил желания сделать признание.
Судья Ди приказал стражникам остановиться. Он правильно догадался, что молодой Сю решил для себя, что если он выдержит эти пятьдесят ударов, то судья, возможно, сочтет уместным прекратить пытки и оставить его в покое, учитывая влиятельное положение его родственников. Однако вместо этого Сю Детай услышал громовой голос судьи Ди:
— Я покажу тебе, как поступают с людьми, которые презирают законы страны! Перед судом все равны, здесь не учитываются титулы и звания. И сейчас тебя подвергнут суровой пытке!
По знаку судьи стражники принесли небольшой деревянный крест, укрепленный на тяжелой деревянной основе. Они заставили Сю встать на колени спиной к кресту и туго привязали его голову к вертикальной стойке, пропустив вокруг горла тонкий шнур. Его запястья просунули в отверстия, расположенные на концах поперечной перекладины, надежно закрепили их, чтобы он не смог выдернуть руки. Затем между задней стороной его бедер и икрами ног просунули толстый кол и положили тяжелую деревянную балку ему на колени. Наконец начальник стражи доложил, что все готово, и судья Ди приказал начать пытку.
Два стражника всем своим весом навалились на концы тяжелой балки. Суставы коленей и запястий Сю Детая оказались почти вывихнуты. Послышался треск костей. И кроме того, когда его тело было придавлено, шнур вокруг его шеи натянулся и едва не задушил его. Видя, что тот еле дышит, начальник стражи дал знак своим подчиненным. Они тотчас ослабили давление. В результате этой ужасной пытки тело Сю Детая покрылось потом и кровью, но он мог лишь тихо стонать, поскольку шнур сдавливал его горло. Когда стражники были готовы в третий раз приналечь на балку, их начальник сообщил судье, что Сю потерял сознание.
Судья Ди приказал отвязать его и убрать крест. Стражники привели студента в чувство, сунув ему под нос дымящиеся угли, политые уксусом, но он далеко не сразу пришел в себя. Четырем стражникам пришлось на руках тащить его к судейскому столу, и он закричал от нестерпимой боли, когда они попытались поставить его на колени. Лицо его было искажено страданиями. Двум стражникам пришлось поддерживать его.
Судья Ди внимательно посмотрел на Сю и затем неожиданно сказал мягким голосом:
— Тебе нечего стыдиться того, что ты оказался не в состоянии выдержать эту пытку. Судебный зал видел многих закоренелых преступников, которые признавались во всех своих грехах на этом кресте. Разве мог ты, утонченный и изнеженный молодой человек, вынести такую жуткую боль? Я готов выслушать твое признание.
Такое обращение вызвало желаемую реакцию, и Сю Детай покорно кивнул головой, потому что еще не мог говорить.
Судья велел стражникам дать ему несколько чашек крепкого чая. В зале воцарилась глубокая тишина. И наконец послышался дрожащий голос Сю Детая:
— Обвиняемый вами студент только теперь осознал полную меру своей глупости и безрассудства. Все началось в тот день, когда я случайно зашел в лавку Би Сюня, чтобы кое-что купить. Его жена сидела в глубине лавки и улыбалась мне из-за спины хозяина. Я подумал, что она очень красива, и на следующий день снова зашел туда под предлогом очередной покупки. Би Сюня на месте не оказалось, и мы с ней немного поболтали. Потом как-то раз она сказала мне, что останется дома одна, поскольку мать и дочь ее мужа пойдут помогать ему в лавку. Тогда и состоялось наше первое свидание, и после него мы встречались у нее всякий раз, когда ее домашние уходили в лавку.
Первая встреча госпожи Би и Сю Детая в лавке Би Сюня. Вывеска над дверью гласит: «Товары из шерсти и хлопка». Справа под кровлей находится символическая подвеска из трех шерстяных колец; это традиционная эмблема торговцев шерстью
—————
Но вот спустя некоторое время она сказала мне, что ей не нравятся такие рискованные встречи, опасные тем, что кто-то всегда мог неожиданно вернуться домой. Она предложила мне нанять плотника из дальних мест, чтобы он сделал потайной ход, раз уж так случилось, что наши комнаты разделяла лишь одна стена. К тому времени я уже страстно влюбился в нее и поэтому послал письмо на юг моим родственникам, чтобы они направили ко мне хорошего плотника. Придумав довольно простой предлог, я сообщил им, что мебель в доме требует ремонта. Прибывший вскоре плотник по ночам сооружал для нас подземный ход. Я щедро вознаградил его, и он ушел из наших краев, никому не рассказав об этом секрете. С тех пор мы могли навещать друг друга в любое удобное время.
Тем не менее вскоре оказалось, что такое положение ее тоже не устраивает. Она заявила, что не может больше терпеть того, что нам приходится держать в тайне нашу любовь, и заметила, что хотела бы избавиться от мужа, чтобы мы с ней могли пожениться. Я был глубоко потрясен этим жестоким замечанием и умолял ее отказаться от столь ужасной затеи. А она рассмеялась и сказала, что просто пошутила. Но все-таки она убила Би Сюня ночью после праздника Двойной пятерки. В тот вечер мы с ней не встречались, и я узнал о смерти Би Сюня только на следующее утро, когда услышал причитания, доносившиеся из соседнего дома. Осознав, что она, должно быть, осуществила свой злодейский замысел, я вдруг понял, как порочна эта женщина, и моя любовь к ней погасла навсегда. Я не желал больше видеть ее и несколько дней терзался муками совести, понимая, что надо известить обо всем власти. Но я оказался трусом и не посмел сделать этого, ведь тогда выплыла бы наружу и наша незаконная связь. Поэтому я решил никому ни о чем не сообщать и забыть это время моей жизни как кошмарный сон.
И все же спустя неделю госпожа Цзю настояла на нашей встрече. «Ради тебя я убила своего мужа, — заявила она, — чтобы ты мог жениться на мне. Но ты, похоже, не любишь меня больше, поэтому я пойду и отдам себя в руки правосудия. К сожалению, мне придется сказать, что именно ты подтолкнул меня на преступление. Если же, с другой стороны, ты еще любишь меня, то мы можем спокойно переждать год-другой, а потом устроить нашу свадьбу и жить как счастливые супруги». Услышав ее слова, я понял, как справедлива пословица, гласящая: «Легче забраться на тигра, чем спуститься с него». В общем, я постарался убедить ее, что моя любовь к ней осталась неизменной и что я только и мечтаю о том, когда закончится срок траура, чтобы жениться на ней. Я сказал ей, что отказывался видеть ее, опасаясь, что кто-то может заметить наши тайные свидания и заподозрить ее в преступлении.
Она удовлетворилась моим объяснением и с улыбкой сказала, что мне нечего бояться, потому что никто никогда не раскроет это преступление и не сможет обнаружить, как она убила своего мужа. Позже я часто спрашивал ее о том, как же ей удалось сделать это, но она всегда только смеялась, но ничего так и не рассказала мне. Поскольку она настаивала, чтобы я приходил к ней каждый второй вечер, то жизнь моя превратилась в мучение, а былая страсть сменилась отвращением. А с тех пор, как вы, ваша честь, начали расследование и труп Би Сюня был эксгумирован, я живу как в кошмарном сне. Теперь я рассказал вам всю правду.
Судья Ди приказал старшему писцу зачитать запись сделанного признания, и Сю Детай приложил к нему свою именную печать.
Судья медленно перечитал полученный документ, потом он приказал стражникам привести госпожу Цзю.
Когда она опустилась на колени перед столом, судья коротко подытожил результаты судебного следствия, перечислив доказательства ее виновности. Затем, указав на покрытого потом и кровью Сю Детая, который, преклонив колени, стоял сбоку от судейского места, судья Ди продолжил:
— Твой любовник только что сделал полное признание, не выдержав суровой пытки. Учитывая, что твоя вина теперь бесспорно доказана, я советую тебе во всем признаться и заверяю тебя, что если ты не проявишь благоразумия, то я буду беспощаден и прикажу подвергнуть тебя еще более страшной пытке.
Но госпожа Цзю сказала глухим голосом:
— Допускаю, что под пытками вы и вырвали ложное признание у господина Сю, но я никогда не сознаюсь в преступлении, которого не совершала. Мне ничего не известно о потайном ходе и преступной любовной связи. Я не убивала мужа. И мое единственное желание — остаться его верной вдовой до конца своих дней.
Судья Ди подал знак двум стражникам. Сняв с нее платье, они оставили ее в нижнем белье и положили на пол. Притащив большие тиски, они заставили ее лечь спиной на широкие доски и зажали в створах тисков ее руки и ноги. Затем стражники так туго затянули гайки, что у преступницы начали трещать кости и кровь брызнула из ран, окрасив каменный пол. Она издала ужасный вопль и, когда тиски затянули еще немного, потеряла сознание. Ослабив зажим, стражники поливали госпожу Цзю холодной водой, пока она не пришла в себя. Тогда они вновь затянули гайки. Зажатая в тиски, она корчилась в невыносимых мучениях, пронзительно и хрипло кричала, но желания сделать признание у нее так и не появилось.
Сю Детай не мог больше выносить такое душераздирающее зрелище. Он в отчаянии обратился к ней:
— Я умоляю тебя, признайся! Почему, ну почему ты не послушала меня, когда я просил тебя не убивать мужа? Конечно, наша любовь тогда так и осталась бы тайной, но зато мы могли бы избежать столь ужасной участи!
Госпожа Цзю скрипнула зубами, удерживая стон, и с трудом выдавила:
— Ты жалкий трус! Ты презренный пес! Если я убила своего мужа, то расскажи им, как я сделала это! Расскажи… если сможешь!
Затем, обессилев от нестерпимой боли, она вновь потеряла сознание.
Судья Ди приказал ослабить тиски и привести госпожу Цзю в чувство. Он подождал немного, пока она придет в себя и обретет способность понимать то, что он собирался ей сказать. Наконец, обратившись к ней, он произнес сухим, официальным тоном:
— Как известно, Уложение о наказаниях предусматривает возможность значительного смягчения наказания для преступника, на попечении которого находятся старые родители. В конце концов, Би Сюнь уже давно умер. И никто не сможет вновь вернуть его к жизни. Но твоя старая мать и маленькая дочь по-прежнему живы. И если ты сейчас признаешься, я вынужден буду, безусловно, назначить тебе в качестве наказания смертную казнь. Однако буду рекомендовать смягчить это наказание, учитывая тот факт, что тебе надо заботиться о престарелых родителях и о воспитании маленькой дочери. Таким образом, велика вероятность того, что Столичный суд направит ходатайство на высочайшее имя о смягчении твоего приговора. Так расскажи же мне, как все произошло, не щадя своего любовника, который предал тебя, как только вошел в зал суда.
Эта хитрая речь, к разочарованию судьи Ди, не произвела впечатления на госпожу Цзю. Бросив на него презрительный взгляд, она сказала:
— Вы никогда не добьетесь от меня признания.
Судья Ди довольно долго неотрывно смотрел на нее, размышляя, какие еще средства можно применить, чтобы заставить упрямицу признаться. Он мог подвергнуть ее еще более ужасной пытке, но сомневался, что это даст положительный результат. Более того, он опасался того, что, ослабленная предыдущей пыткой, преступница может умереть или потерять рассудок. Обдумав все сложности положения, он приказал стражникам отвести ее обратно в камеру.
Он также приказал отвести в камеру и Сю Детая, но уточнил, что на него не надо надевать оковы, и распорядился насчет того, чтобы врач подлечил его целебными мазями и бальзамами.
Удалившись в свой кабинет, судья Ди в задумчивости сел за письменный стол. Затем он приказал секретарю позвать старшину Хуна.
— Мы с тобой, — сказал он, — бьемся над этим делом уже несколько недель. Мы сделали все, что в наших силах, и вот сейчас, когда мы так близки к разгадке, все наши старания могут пойти насмарку только потому, что эта женщина отказывается признаться. Ты сам видел, что я исчерпал все обычные методы; я применял угрозы, пытки и убеждения, но все без толку. Должен признаться, что не представляю, как действовать дальше. Давай обсудим вместе, что еще можно сделать.
— А вдруг вы, ваша честь, найдете очередную подсказку в том сновидении, — предположил старшина, — первая часть оказалась точной во всех деталях. Может, последняя часть подскажет нам, как добиться признания?
Но судья Ди лишь медленно покачал головой.
— Мне кажется, — сказал он, — что нам не стоит придавать слишком большое значение последним обрывкам сновидения. Мой предутренний сон уже был не глубоким, и к наитию, ниспосланному мне свыше, начали примешиваться мои собственные мысли и воображение. В самой последней картине сна, когда я видел труп и гадюку, возможно, в них содержался туманный намек на отравление новобрачной, хотя я сильно сомневаюсь в этом. Ведь в то время я был озадачен только убийством Би Сюня, и поэтому, скорее всего, сейчас, решая последнюю сложную проблему, мы должны полагаться на наш собственный ум.
Они долго обсуждали, как можно заставить госпожу Цзю сделать признание. Позже судья также позвал к себе в кабинет Ма Жуна, Цзяо Тая и Дао Ганя.
А тем временем госпожа Цзю лежала на голых досках топчана в своей камере. Она была совсем одна. Надзирательница, оставившая ей чашку вечернего риса, сразу ушла.
Все ее тело ужасно болело, а предательство Сю Детая потрясло ее гораздо больше, чем она показала в зале суда. «И ради этого мужчины, — размышляла она, — я выдержала все пытки, которым меня подвергали со времени начала расследования. Ради него я выстояла на всех допросах и терпела все эти мучения. А он разболтал нашу тайну, как только его притащили в суд! Неужели мои «весенние грезы» заслужили такой ужасный конец?»
Ближе к ночи боль в ее истерзанном пытками теле усилилась, и у нее начался жар. Мысли ее стали сумбурными, и она лежала в легком забытьи на жестких досках, устремив в темноту горящие глаза.
Вдруг она заметила, что в камеру проникло дуновение холодного ветерка. Затхлый тюремный воздух немного посвежел, и она подумала, что кто-то, должно быть, открыл двери в ее камеру. Но она ничего не смогла разглядеть в кромешной мгле.
Сделав огромное усилие, она приподнялась на локте и взглянула в сторону двери. Слабое голубоватое свечение медленно заполняло дверной проем, и, к ее полнейшему ужасу, там начали проявляться очертания большого красного стола.
Воспаленный мозг подсказал ей, что, пока она спала, ее вновь притащили в зал суда, и она закричала от страха. Но затем перед ее глазами предстало еще более жуткое зрелище, на которое она взирала, онемев от ужаса.
В голубоватом свете за красным столом она увидела очертания грозной темной фигуры судьи Загробного мира. Справа и слева от него маячили фигуры демонов с бычьей и лошадиной головами, которые злобно таращили на нее свои жуткие глаза.
— Я умерла, — задыхаясь от рыданий, пробормотала она, — я уже умерла.
И вдруг ею овладело мучительное ощущение бесконечной пустоты. Она чувствовала лишь изнеможение и осознавала тщетность всех усилий.
Черный судья не проронил ни слова. Он молча взирал на нее своими огромными неподвижными глазами, а его звероподобные прислужники просто пожирали ее взглядами.
Затем вдруг к столу подплыло кошмарное зеленоватое существо, походившее на иссохший труп, завернутый в грязное покрывало. Вместо лица у него была отвратительная маска смерти с вылезшими из орбит глазами, и вот оно повернулось и, подняв бесплотную руку, положило перед Черным судьей какой-то свиток.
— Би Сюнь, Би Сюнь! — пронзительно закричала госпожа Цзю. — Забери свои показания. Ты же не знаешь, как все было. Позволь мне сказать, только я сама могу все объяснить.
Она уже не чувствовала боли, только смертельную усталость и огромное желание поскорее покончить со всем этим делом. В конце концов, что еще она могла потерять в этой жизни?
— Доходов с лавки Би Сюня, — всхлипнув, произнесла она, — едва хватало на то, чтобы не голодать. Могла ли я быть довольна такой жизнью? Целыми днями я до седьмого пота работала то дома, то в лавке. А по вечерам мне вечно приходилось выслушивать придирки старой свекрови. И вот однажды в нашу лавку зашел Сю Детай, красивый и отлично образованный, он жил в богатстве и довольстве. Я воспылала к этому мужчине страстной любовью и вскоре поняла, что он также пленен моей красотой. Узнав, что он не женат, я решила, что он женится на мне во что бы то ни стало. Я первая пригласила его на свидание, а когда поняла, что он страстно любит меня, предложила ему сделать потайной ход. Он готов был исполнить любое мое желание, и я подумала, что настало время убить Би Сюня.
Когда мы вернулись с праздника Двойной пятерки, я изрядно подпоила его за ужином. Не привычный к таким обильным возлияниям, он пожаловался на боль в желудке. Потом в нашей спальне я уговорила его выпить еще вина, чтобы облегчить боль. Наконец он упал на кровать в пьяном оцепенении. Тогда я взяла одну из тонких игл длиной в три цуня, которыми мы пришиваем войлочные подошвы к туфлям, и деревянным молотком забила ее в его макушку. Би Сюнь успел только раз вскрикнуть и потом сразу умер. На поверхности его головы остался лишь едва заметный кончик игольного ушка, но его невозможно было разглядеть под густыми волосами, если не знать, где смотреть. Убийство было совершенно бескровным, только глаза Би Сюня вылезли из орбит. Я понимала, что никакое обследование не сможет найти эту смертельную рану. Позже Сю часто спрашивал меня, как я убила своего мужа, но я ничего не рассказала ему.
Тогда мне казалось, что я нахожусь в полной безопасности. Но однажды, подумав, что свекровь вместе с моей дочерью ушла занять немного денег, я позвала к себе Сю, подав ему сигнал колокольчиком. Он пришел ко мне по подземному ходу, а потом я вдруг увидела мою дочь; оказывается, она спала в соседней комнате и, проснувшись от наших разговоров, заглянула в мою комнату. Я испугалась, что она расскажет о моем тайном свидании свекрови, и опоила дочь настоем, который лишил ее дара речи. С тех пор, как только свекровь уходила по делам, я всегда приглашала к себе Сю, поскольку дочь уже не могла предать меня, даже если и понимала, что происходит в моей комнате.
Когда правитель нашего округа заподозрил что-то неладное, меня вызвали в суд и стали допрашивать.
Воспоминания о многочисленных словесных перепалках с судьей и о страхах, пережитых во время эксгумации, лишили ее последних сил, и она устало подумала, что вряд ли даже уместно сейчас говорить об этом. Голубой свет постепенно померк, стерлись и исчезли очертания красного стола, и она вновь погрузилась в желанную тьму. Последним звуком, который она услышала, был тихий глухой стук, с которым закрылась дверь ее камеры.
В этот ночной час в зале заседаний было темно и пустынно. Только в судейском кабинете еще горели две свечи, и их живой свет озарял ужасную черную маску, которую судья Ди медленно снимал с лица.
Ма Жун и Цзяо Тай с некоторым трудом стащили с себя головы животных, сооруженные из бумаги и бамбука, и с облечением вытерли пот со своих лбов. Дао Гань торопливо записывал показания, пристроившись на краю секретарского стола, а старшина Хун вошел в кабинет, уже успев смыть черную краску с волос и рук; он держал самодельную маску с вылезшими из орбит глазами.
— Итак, — сказал судья Ди, — теперь нам ясно, как было совершено это убийство!
Обращаясь к Ма Жуну, судья Ди продолжил:
— И поскольку теперь мне точно известно, что ее дочь онемела, выпив какое-то зелье, я могу осмелиться назначить ей одно очень сильное целительное средство, упомянутое в древней рецептурной книге, хранящейся в моей семье. Оно может повредить ум человека, чья немота вызвана врожденными или естественными причинами; но если немота вызвана вредоносным настоем, то исцеление будет мгновенным. Поэтому, Ма Жун, я не могу дать тебе вполне заслуженный тобою отпуск. Я прошу тебя сейчас же оседлать коня и поехать в Хуанхуа, дабы привезти сюда к завтрашнему утреннему заседанию госпожу Би и ее внучку. Наша госпожа Цзю наделена редкостной силой воли, и я не хочу рисковать, ведь завтра она может запросто отказаться от своего признания. В качестве финального действия я намерен предъявить ей свидетельские показания ее собственной дочери.
Ма Жун был так окрылен полнейшим успехом их хитроумной пантомимы, что почти не чувствовал усталости и охотно отправился выполнять поручение; он надел короткую куртку для верховой езды и пошел прямо в конюшню, чтобы выбрать лошадь.
Когда Дао Гань дописал признание госпожи Цзю, судья Ди перечитал его и с довольной улыбкой сунул документ в рукав своего платья. После ухода Дао Ганя и Цзяо Тая старшина Хун ненадолго задержался в кабинете и предложил судье выпить чашку чая.
Пока судья наслаждался своим чаем, старшина сидел, погрузившись в глубокую задумчивость.
— Ваша честь, мне кажется, теперь я понял последнюю часть вашего вещего сна, — наконец сказал он. — Не знаю, почему я не догадался об этом, когда вы объясняли нам, как мы можем попытаться вырвать у нее признание. А сейчас до меня дошло, что то театральное представление, которое вы видели во сне, было точным предсказанием нашей ночной пантомимы. В сущности, разве мы не можем сказать, что тюремная камера превратилась в театральную сцену, на которой каждый из нас сыграл предназначенную ему роль? Та женщина-акробатка и молодой мужчина, должно быть, представляли госпожу Цзю и студента Сю. А маленькая девочка, вылезшая из кувшина и вцепившаяся в рукав Сю, видимо, была дочерью госпожи Цзю, чьи свидетельские показания поставят завтра финальную точку в деле Би Сюня. Ваша честь, вы можете быть совершенно уверены в том, что завтра госпожа Цзю не откажется признать свою вину!
Судья, однако, с сомнением покачал головой и сказал:
— Возможно, твои объяснения и верны, но я далеко не уверен в этом. Я по-прежнему считаю, что последняя часть моего сна была совсем запутанной и бессвязной, и я вообще сомневаюсь в том, что она имела хоть какой-то смысл. Но ничто уже, видимо, не сможет рассеять моих сомнений.
Перебросившись еще несколькими замечаниями, старшина и судья разошлись, чтобы отдохнуть оставшиеся несколько часов.
На следующее утро, открыв заседание суда, судья Ди сразу приказал привести к нему госпожу Би и ее внучку.
Для начала он сделал выговор госпоже Би за сопротивление ходу следствия: ее глупое упрямство значительно задержало расследование убийства Би Сюня. Госпожа Би со слезами в голосе начала извиняться, но судья поспешно прервал ее, сказав:
— У меня здесь имеется лекарство, которое может исцелить твою внучку от немоты. Правда, это весьма сильнодействующее средство, и оно может вызвать у бедняжки острое недомогание. Поэтому мне нужно получить твое разрешение прежде, чем дать его ей, и я хочу, чтобы ты оставалась здесь с девочкой до тех пор, пока лекарство не окажет своего целительного воздействия.
Госпожа Би торопливо дала свое согласие. Судья заранее приготовил лекарство, и старшина дал его девочке, велев медленно выпить всю чашку травяного отвара.
Когда девочка выпила весь отвар, ее лицо исказилось от боли, и вдруг у нее началась сильная рвота. Ее маленькое тело судорожно дергалось, и вскоре она упала на пол, потеряв сознание. Судья Ди велел Ма Жуну взять ее на руки и отнести в его рабочий кабинет. Она отлежалась там на диване, и как только пришла в себя, Ма Жун дал ей выпить чашку крепкого чая.
Немного погодя он вновь появился в зале суда, ведя девочку за руку. Увидев госпожу Би, она бросилась к ней и, зарывшись лицом в ее платье, закричала:
— Бабушка, что мы здесь делаем? Мне так страшно!
Судья Ди встал и сошел со своего возвышения. Мягко взяв девочку за подбородок, он слегка приподнял ее испуганное лицо и тихо сказал:
— Не надо бояться, малышка. Скоро твоя бабушка отведет тебя домой. Ты только скажи мне, знаешь ли ты господина Сю из соседнего дома?
Девчушка кивнула и с серьезным видом сказала:
— Господин Сю — лучший друг моей мамы. Он заходит навестить ее почти каждый день. А где моя мама?
Судья Ди подал знак госпоже Би, и она быстро отвела внучку в дальний конец зала. Присев рядом с девочкой на корточки, она попыталась тихонько успокоить ее.
Судья Ди вновь занял свое место за судейским столом и написал записку надзирателю тюрьмы. Вскоре два стражника привели в зал суда госпожу Цзю.
Она страшно изменилась за прошедшую ночь. Вид у нее был совершенно измученный, и она с трудом переставляла ноги. Но девочка сразу узнала ее, несмотря на тюремную одежду.
— Мама, где же ты так долго была? — закричала она.
Судья Ди быстро подал знак госпоже Би, и она увела внучку из зала заседаний.
Развернув на столе бумажный свиток, судья обратился к госпоже Цзю:
— У меня имеется документ, который тебя полностью изобличает. В нем говорится о том, как ты соблазнила Сю Детая; как ты убила Би Сюня, забив иглу в его голову, и как ты лишила дара речи свою дочь, заставив ее выпить вредоносный настой. Сегодня утром я вылечил девочку, и она рассказала нам, что Сю Детай постоянно навещал тебя по вечерам.
Сделав паузу, судья Ди поднял голову. Но госпожа Цзю только смотрела прямо перед собой ничего не видящим взглядом и не проронила ни слова. Она поняла, что видение прошедшей ночи, скорее всего, было ловушкой, устроенной судьей, но это ее уже не волновало. У нее осталось лишь одно желание: чтобы судья поскорее покончил с ее делом.
Судья Ди приказал старшему писцу зачитать вслух признание, записанное вчера Дао Ганем. Когда тот закончил, судья Ди задал формальный вопрос:
— Ты согласна с тем, что это твое подлинное признание?
В зале воцарилась полная тишина. Голова госпожи Цзю совсем поникла. Наконец она произнесла только одно слово:
— Согласна.
Тогда писец протянул ей документ, и она приложила к нему свой большой палец.
Судья Ди сказал:
— Я объявляю тебя виновной по трем основным пунктам: намеренная дача ложных показаний в суде, нарушение супружеской верности и последующее, ничем и никем не спровоцированное, убийство своего мужа. Это последнее преступление является самым тяжким. Уложение о наказаниях устанавливает за него самую страшную смертную казнь, так называемую медленную смерть. При пересылке приговора я не забуду отметить, что на твоем попечении находится престарелая мать, однако я считаю своим долгом предупредить о том, что этот факт вряд ли приведет к отмене смертной казни, хотя и может способствовать смягчению метода исполнения.
Госпожу Цзю увели обратно в камеру, где она должна была содержаться до получения императорского волеизъявления.
Затем в зал заседаний привели Сю Детая, и судья сказал:
— Я объявляю тебя виновным в прелюбодеянии и невольном пособничестве убийству Би Сюня, мужа твоей любовницы. За такое преступление Уложение о наказаниях предписывает смерть через удушение. Будет ли это положенное медленное удушение или его заменят более легким, быстрым удушением, учтя тот факт, что ты имеешь литературную степень, я предоставлю решать Столичному суду.
Сю Детай, казалось, был ошеломлен, услышав оглашенный суровый приговор. Он вернулся в камеру в состоянии полного оцепенения.
Затем в зал суда привели академика Тана. Судья Ди сделал ему строгий выговор, сказав:
— Вы, глубоко образованный и многоопытный человек, очень скверно выполняли обязанности наставника. В вашем доме, практически у вас на глазах, имело место прелюбодеяние. Если бы я точно придерживался статьи Уложения, то мог бы вынести вам суровый приговор, как пособнику расследованного преступления[21]. Но из уважения к вашим огромным научным заслугам я решил избавить вас от публичного порицания, но предписываю вам в дальнейшем посвятить все свое время только собственным литературным трудам. Вам строго воспрещается впредь заниматься обучением молодых студентов.
В заключение судья Ди вызвал госпожу Би и сказал ей:
— Вы не смогли должным образом проследить за поведением вашей невестки, и в результате в вашем доме были совершены два тягчайших преступления. Однако, учитывая тот факт, что сама природа наделила вас исключительной глупостью, и то, что на вашем попечении остается маленькая дочь Би Сюня, я отпускаю вас на свободу. Более того, когда вынесенный Сю Детаю приговор будет приведен в исполнение, я прикажу конфисковать часть его собственности и передать ее вам для обеспечения образования вашей внучки.
Госпожа Би распростерлась перед судейским столом и, ударяя головой об пол, проливала слезы благодарности.
Судья Ди закрыл заседание и удалился в свой кабинет. Составив заключительный отчет по этому делу, он приложил к нему заверенные признания госпожи Цзю и Сю Детая, добавив также рецепт лекарства, исцелившего дочь госпожи Цзю. Он также написал отдельное ходатайство с просьбой аннулировать его предыдущее сообщение, касавшееся обвинения невинной женщины и необоснованной эксгумации трупа.
Спустя несколько недель после этого блистательного судебного заседания в Чанпине губернатор Шаньдуня принимал в своем дворце в провинциальной столице одного высокого гостя.
Им был императорский цензор Йень Либэнь, известный государственный деятель, художник и ученый[22].
В тот вечер губернатор устраивал в честь цензора Йеня большой официальный ужин в пиршественном зале своего дворца, на который были приглашены все высокопоставленные провинциальные чиновники и знатные люди города. Ближе к вечеру он пригласил своего гостя выпить чаю в уединенном местечке дворцового сада. Они устроились в Водном павильоне, изящной маленькой беседке, расположенной в центре горбатого мостика над лотосовым прудом.
День выдался исключительно жаркий, и оба они наслаждались веющей от воды прохладой.
Они неторопливо беседовали, и губернатор спросил цензора Йеня о недавних происшествиях в столице. Цензор кратко рассказал о причинах некоторых перемен в Министерстве церемоний и, медленно обмахивая себя большим веером из перьев цапли,добавил:
— И к слову сказать, я вспомнил, что как раз перед моим отъездом из столицы в Министерстве наказаний состоялось интересное совещание, где обсуждалось дело одной прекрасной девушки, отравленной в свою первую брачную ночь. Это случилось в одном из округов вашей провинции, и местный правитель нашел разгадку этой таинственной истории за три дня. В министерстве все были совершенно потрясены вашим докладом, и этот случай горячо обсуждался даже в придворных кругах. В то время я не успел выяснить, в чем была суть дела, но так как оно случилось в вашей провинции, вы, вероятно, сможете рассказать мне о нем.
Губернатор велел слуге подать свежий чай и, неторопливо сделав пару глотков из своей чашки, сказал:
— Дело об отравлении новобрачной распутал окружной судья Чанпина, некий чиновник по имени Ди Жэньцзе, сам он родом из Тайюаня, столичного города провинции Шанси.
— Как только вы упомянули это имя, — кивнув, сказал цензор Йень, — я вспомнил, что знавал его покойного отца судью Ди, он управлял делами в одной из провинций. Старый судья пользовался большим уважением в столичных официальных кругах. А отец этого судьи, дедушка Ди Жэньцзе, был мудрым министром, отличался безупречной честностью и написал на высочайшее имя несколько замечательных докладов, которые до сих пор частенько цитируют. Судя по всему, нынешний правитель Ди продолжает славную традицию своего рода, поскольку мне известны разговоры о том, сколько мудрости он проявил, распутывая множество других загадочных преступлений, помимо случая с отравленной новобрачной.
— Да, это было на редкость остроумное решение, — заметил губернатор, — а сам случай просто потрясающий, и я могу представить, что он вызвал определенный интерес в столице. Однако судья Чанпина только за первые два года своей службы разрешил много дел, которые были по меньшей мере столь же загадочны, как и дело об отравлении новобрачной. Все отчеты о них вы можете найти в нашем провинциальном архиве. А в нынешнем году, помимо упомянутого вами дела, ему удалось раскрыть два других преступления. Сначала он расследовал двойное убийство, совершенное на большой дороге одним алчным бандитом. И хотя, похоже, в этом деле имелись определенные сложности и, кроме того, обнаружить и арестовать преступника оказалось весьма непросто, но все-таки раскрытие такого убийства, по моему мнению, не составило большого труда.
Хотя я лично был крайне поражен действиями этого судьи в третьем деле, окончательный отчет о котором получил на прошлой неделе от нашего провинциального судьи и уже отправил его в столицу. Последнее дело касается одной неверной жены, она убила своего мужа около года тому назад для того, чтобы выйти замуж за любовника. Поразило меня то, что целый год никто даже не догадывался, что это было убийством, и поэтому в окружной суд не поступило никаких заявлений. Но судья Ди заподозрил неладное, услышав лишь чье-то случайное замечание на улице, и принялся с удивительным рвением расследовать это преступление, пытаясь выяснить его изначальные причины и рискуя навлечь на себя большие неприятности. Фактически в какой-то момент даже показалось, что он совершил грубую ошибку, и наш судья доложил мне, что он готов признать себя виновным и понести соответствующее наказание за то, что, возможно, обвинил в преступлении и подверг пыткам невинную женщину. Зная о его предыдущих достижениях, я не стал торопиться и давать ход этому самообвинению, и временно приложил его к документам по делу Би Сюня, надеясь, что Ди все же сумеет раскрыть это загадочное преступление. И действительно, на прошлой неделе наш судья прислал мне доклад об окончании следствия вместе с полными признаниями этой изменницы и ее любовника, к которым прилагались неопровержимые доказательства.
Я оценил работу по данному делу гораздо выше, чем разгадку таинственного отравления новобрачной, поскольку можно сказать, что эта тайна была раскрыта просто благодаря счастливой догадке. Но, разумеется, случай, произошедший в особняке бывшего провинциального судьи и наводящий на мысли о некоторых пикантных подробностях брачной ночи, имел все задатки, чтобы стать знаменитым делом. А преступление неверной жены, с другой стороны, касалось лишь семьи бедного лавочника из маленькой деревушки. И правитель Чанпина сам возбудил и разрешил это дело, рискуя потерять свое положение и должность и лишиться поддержки и уважения жителей своего округа. Им двигало лишь желание свершить правосудие и отомстить за смерть несчастного мелкого торговца. Вот что я считаю образцовым поведением, достойным особого упоминания.
Цензор согласился, что так оно и есть.
— Не могли бы вы сегодня вечером после ужина прислать мне в библиотеку полный комплект документов о делах, раскрытых в Чанпине? В мои преклонные года я уже не так хорошо сплю, и у меня сложился прискорбный обычай читать до глубокой ночи. Библиотека, которую вы так любезно предоставили в мое распоряжение на время моего пребывания в городе, делает честь вашему изысканному вкусу. Я ознакомился с вашей прекрасной коллекцией манускриптов, но поистине восхитительным является вид из северного окна, открывающийся на семиэтажную пагоду на фоне далеких гор. Я уже дважды рисовал его, первый раз в ранней утренней дымке, а второй — попытался передать неясную и зыбкую прелесть сумерек. Вид одинокого парусника на залитом лунным светом озере, звуки храмового колокола в ночи… Мне порой думается, не являются ли такие вещи в конечном счете более важными, чем все сложности нашей бренной жизни. Кстати, завтра вы сможете выбрать одну из этих картин, которая вам больше понравится, и я подпишу ее для вас.
Губернатор выразил свою благодарность за этот дружеский жест, и затем они встали и направились во дворец, дабы облачиться в официальные наряды к вечернему приему.
Две недели спустя, быстрее, чем ожидал судья Ди, из провинции прислали императорское распоряжение, утверждающее смертные приговоры для преступников Шао Лихвая, Сю Детая и для госпожи Цзю, в которые Министерство наказаний внесло лишь незначительные поправки по рекомендации Столичного суда. В данных приказах имелись дополнительные инструкции, предписывающие, чтобы приговоры привели в исполнение без малейшего промедления.
Судья Ди сразу же отправил сообщение начальнику гарнизона Чанпина, приказывая ему выделить отряд солдат, которые должны были присутствовать на месте казни на следующее утро. Рано утром воинский эскорт для сопровождения трех преступников уже стоял наготове перед зданием управы.
Сам судья Ди поднялся еще до рассвета, сделал все необходимые дела и, набросив на плечи алую накидку, поднялся на свое возвышение в зале суда. В неверном свете высоких свечей он провел перекличку. Чуть в стороне от остальных служащих управы стоял мужчина исполинского телосложения, державший на плече обнаженный меч.
Для начала судья приказал привести из тюрьмы Шао Лихвая. Шао уже закончил традиционную последнюю трапезу, состоявшую из вина и жареного мяса, и, казалось, примирился со своей участью. Когда он преклонил колени перед столом, судья Ди зачитал его приговор:
— Преступник Шао Лихвай должен быть обезглавлен, и его голова выставлена на городских воротах, где ей надлежит находиться в течение трех дней, а все его имущество подлежит конфискации.
Стражники крепко обвязали тело Шао веревками и заткнули ему за спину шест с длинным плакатом, на котором крупными буквами были написаны его имя, преступление и наказание. Они вывели Шао на улицу и помогли залезть на большую тюремную повозку. Перед главными воротами управы собралась толпа зрителей, военный отряд с помощью копий и алебард удерживал ее на положенном расстоянии.
Затем судья Ди приказал привести Сю Детая. Когда он вошел в тускло освещенный зал суда и в дрожащем свете свечей увидел алую накидку судьи, весь ужас приближающейся смерти вдруг дошел до его сознания, и он упал на колени, малодушно закричав от страха. Судья Ди огласил приговор:
— Преступник Сю Детай должен быть казнен через удушение, смерть его должна быть мгновенной, а его тело не следует выставлять для публичного обозрения; данное смягчение приговора основано на заслугах перед государством отца и деда вышепоименованного Сю Детая. Все его имущество конфискуется.
Связанного Сю Детая также вывели за ворота управы и поместили в открытую повозку. На белом плакате над его головой было написано его имя, преступление и наказание для всеобщего обозрения.
Наконец в зал суда привели госпожу Цзю. Казалось, она постарела на целую жизнь. Сгорбившись, как старуха, она прошла по залу не поднимая головы.
Судья Ди зачитал приговор:
— Преступницу Би, урожденную Цзю, надлежит подвергнуть медленной смерти, но физическая смерть должна наступить после первого удара меча, данное смягчение приговора основано на том факте, что она перенесла суровые пытки в ходе расследования. Ее имущество не конфисковывается, учитывая, что после нее остается престарелая мать. Но ее голова должна быть выставлена на городских воротах, где ей надлежит находиться в течение трех дней.
После оглашения приговора госпожу Цзю также связали веревками, поместив у нее за спиной плакат с ее именем, преступлениями и наказанием.
Все три преступника уже стояли на повозке, и за ними расположились шесть солдат с обнаженными мечами, остальные солдаты с пиками и алебардами на плечах выстроились в два ряда по обе стороны от повозки. Все служащие и стражники управы заняли надлежащие места, встав в ряды по шесть человек впереди и сзади паланкина судьи. Процессию возглавляли десять всадников, которые очищали путь. А непосредственно за ними шагал могучий палач с мечом на плече, сопровождаемый двумя помощниками.
Три раза ударили в гонг, и судья Ди поднялся в свой паланкин. Справа от паланкина сидели на лошадях старшина Хун и Ма Жун, а слева — Цзяо Тай и Дао Гань.
Процессия медленно продвигалась по улицам Чанпина, направляясь к западным городским воротам.
Стар и млад, богачи и бедняки, все, кто мог ходить, высыпали на улицы города, чтобы понаблюдать за этим зрелищем. Люди громко приветствовали судью Ди, как только видели его паланкин. Но когда мимо них проезжала телега с тремя преступниками, молодежь осыпала их бранью, выкрикивая колкие насмешки и презрительные замечания. Впрочем, люди постарше упрекали этих насмешников, говоря:
— Не стоит вам чесать языками и злословить по их поводу. Лучше почешите в затылках да поразмышляйте над суровым возмездием, которое ожидает любого преступника по законам нашей страны. Вот перед вами алчный бандит, распутный студент из знатной семьи и похотливая женщина, все они вместе едут как равные в одной повозке смертников. Правосудие не считается со званиями, происхождением или полом. Пусть это зрелище послужит вам предостережением и всплывает в вашей памяти всякий раз, когда вдруг порочное искушение встретится вам на жизненном пути.
Когда процессия вышла из города через западные ворота, то число сопровождавших ее людей уже явно перевалило за тысячу. Наконец все прибыли к месту казни, первые лучи солнца заблестели на шлемах солдат, что выстроились по всем четырем сторонам площади.
Начальник гарнизона вышел вперед и приветствовал судью. Вместе они взошли на временное судейское возвышение, построенное перед местом казни за прошедшую ночь, и сели в кресла за высокий стол. Служащие и стражники управы неподвижно застыли перед ними.
Два помощника палача вывели Шао Лихвая в центр утрамбованной земляной площадки и поставили его на колени. Они вытащили шест с плакатом из-за его спины и оголили его шею. Палач снял куртку, обнажив свой мускулистый торс. Подняв меч обеими руками, он взглянул на судью.
Судья Ди подал сигнал, и голова была отделена от тела одним сокрушительным ударом. Один из помощников палача взял отсеченную голову за волосы и поднял ее перед судейским столом. Судья Ди пометил красной кистью ее лоб, и затем ее бросили в стоявшую тут же корзину, чтобы позже, согласно приговору, выставить голову Шао на городских воротах.
Тем временем второй помощник палача уже успел вбить поглубже в землю низкий деревянный крест и привязать к нему поставленного на колени Сю Детая, закрепив его руки на горизонтальной перекладине. Палач набросил на шею Сю тонкую веревочную петлю, которая одновременно охватывала и опорный столб креста. Просунув в эту петлю — между стойкой и головой Сю — короткую, но прочную палку, палач вновь взглянул на судью.
Как только судья Ди подал знак, палач двумя руками быстро прокрутил палку, петля затянулась на горле преступника, язык его вывалился изо рта, и глаза вылезли из орбит. Палач замер в ожидании. На площади воцарилась глубокая тишина. Ни звука не доносилось из толпы, насчитывающей более тысячи человек. Наконец палач пощупал пульс казненного и доложил судье, что тот мертв.
Помощники сняли его тело с креста и положили во временный гроб, заранее подготовленный посланцем семьи Сю Детая.
Готовясь к третьей казни, крест слегка вытащили из земли, чтобы установить его на высоту человеческого роста. Хорошо утрамбовав землю вокруг опорного столба, помощники палача прибили к кресту вторую горизонтальную перекладину примерно на высоте одного чи от земли. Затем они раздели преступницу, оставив ее в нижнем белье. Госпожу Цзю распяли на кресте: ее руки привязали к концам верхней перекладины, а ее ноги за лодыжки — к концам нижней перекладины. Палач встал перед ней, держа в руке длинный тонкий нож. Оба его помощника стояли рядом с ним, держа наготове большой резак.
По знаку судьи Ди палач мощным ударом вонзил нож в грудь преступницы. Она умерла мгновенно. Затем он вместе со своими помощниками продолжил казнь, они приступили к расчленению трупа, начав с рук и ног. Хотя в данном случае процесс казни, называемой «медленная смерть», осуществлялся на мертвом теле, а не на живой преступнице, это зрелище тем не менее было поистине ужасным, и многие зрители в толпе попадали в обморок. Вся казнь в итоге заняла около часа. Останки тела госпожи Цзю просто побросали в корзину. Но голова была тоже помечена судьей, поскольку ее, в качестве устрашающего примера, также должны были выставить на три дня на городские ворота вместе с плакатом, описывающим ее преступление.
Прозвучали удары гонга, солдаты взяли на караул, а мимо них, покидая место казни, проследовали судья и начальник гарнизона. Судья поднялся в свой паланкин, гарнизонный начальник — в открытые носилки. Сначала их доставили к городскому храму, где оба они воскурили благовония и вознесли молитвы, после чего в переднем дворе храма они распрощались друг с другом, и судья отправился в управу, а начальник гарнизона — в военный штаб.
Трижды прозвучал гонг на воротах управы, и судья Ди, войдя в свой кабинет, снял алую накидку и, наспех выпив чашку крепкого чая, вновь вышел в зал суда на дневное заседание. Он заранее распорядился о том, чтобы на это заседание были приглашены госпожа Би, вдова возчика Вана, дядя убитого торговца Лю и представитель семьи Сю Детая.
Первым судья Ди велел пригласить представителя семьи Сю Детая. Он выразил свои искренние соболезнования и попросил посланца по возвращении на юг передать их старейшинам рода Сю, а затем велел доложить ему об имущественных делах Сю Детая.
Представитель достал документ и прочел:
— Одно имение в деревне Хуанхуа оценивается в три тысячи серебряных слитков, мебель и прочее личное имущество стоит восемьсот слитков, также имеются денежные средства — две тысячи серебряных слитков. Эти деньги являются остатком ежеквартальной субсидии, которую Сю Детай получал от семьи, учитывая последнюю выплату, сделанную два месяца назад.
Судья Ди вызвал своего казначея и приказал представителю семьи Сю вручить ему этот денежный документ. Дав указания казначею насчет продажи имения Сю Детая, судья отпустил представителя.
Далее он приказал стражникам привести госпожу Би, госпожу Ван и дядю торговца Лю. Когда все трое преклонили колени перед его столом, он велел казначею огласить имеющиеся у него документы.
Чиновник открыл папку и начал читать:
— Городской посредник по торговле шелком получил письмо от владельца лавки Лу Чжанбо из Божественной деревни с сообщением о том, что шелк, поставленный ему Чжао Вэньчжуанем, был продан за девятьсот серебряных слитков. Из этой суммы торговец Лу выделил три сотни Чжао Вэньчжуаню, поскольку именно такую сумму он дал в долг преступнику Шао Лихваю. Торговец Лу, проявив общественную сознательность, взял себе лишь десять процентов от оставшейся суммы вместо традиционных двадцати, поэтому итоговая прибыль от продажи составила пятьсот сорок серебряных слитков. Торговец Лу поручил городскому посреднику передать означенную сумму в управу.
По приказу окружного правителя Лайчжоу его казначей прислал сообщение о том, что опись имущества Шао Лихвая, проведенная служащими управы в его доме в Каштановом Ущелье, показала, что имущество преступника составляет в сумме двести шестьдесят серебряных слитков, учитывая шестьдесят слитков, которые отдали ему тамошние должники. Из этой общей суммы в двести шестьдесят слитков правитель Лайчжоу изъял шестьдесят слитков для покрытия судебных издержек.
В этот момент чтение документов было прервано возмущенными криками начальника стражи, который сгоряча начал осыпать правителя Лайчжоу проклятиями и весьма оскорбительными замечаниями.
— Тишина! — громовым голосом произнес судья Ди и, повернувшись к казначею, приказал: — Дальше!
— Таким образом, — продолжил казначей, — общее имущество преступника Шао составляет двести серебряных слитков. Общая сумма поступивших в нашу управу денег составляет шесть тысяч пятьсот сорок серебряных слитков.
Судья Ди сказал:
— Я приказываю тебе выплатить из этой суммы одну тысячу пятьсот сорок слитков присутствующему здесь дяде убитого торговца Лю в качестве возмещения за украденные Шао наличные деньги и шелк, принадлежавшие покойному торговцу. В дополнение выдай ему еще одну тысячу серебряных слитков в качестве компенсации за моральный ущерб.
Далее, выдели для госпожи Би сумму в одну тысячу серебряных слитков, из которой помесячно будешь выдавать ей по десять серебряных слитков для покрытия ее расходов в последующие годы и оплаты обучения ее внучки.
И наконец, выплати сумму в одну тысячу серебряных слитков вдове Ван в качестве компенсации за моральный ущерб.
Оставшиеся две тысячи серебряных слитков поступают в государственную казну и должны быть учтены в расчетных книгах. В своем ежеквартальном отчете ты должен подробно перечислить все эти отчисления, приложив копию отчета из Лайчжоу.
Взглянув на начальника стражи, судья Ди добавил:
— Нет сомнения, что в казначействе провинции с должным вниманием изучат отчет из Лайчжоу.
Госпожа Би, госпожа Ван и дядя торговца Лю, распростершись перед судейским столом, несколько раз коснулись головами пола в знак благодарности.
Судья Ди, закрыв заседание, удалился в свой кабинет. Он переоделся в удобное повседневное платье и, обмакнув в тушь кисточку, начал составлять очередной отчет о проведении казни, который следовало отправить судье провинции.
Но вскоре его занятие было прервано: запыхавшийся секретарь вдруг ворвался к нему в кабинет и взволнованно сказал:
— Ваша честь, к нашим воротам прибыл гонец с императорским указом!
Ошеломленный этим известием, судья Ди с замиранием сердца размышлял о том, какие же его могут ждать указания. Поспешно облачаясь в парадное платье, он приказал старшему писцу прибрать в зале заседаний и поставить к северной стене специальный высокий столик с курильницей для благовоний, который приносили в зал только в случаях зачитывания императорских указов.
Когда судья Ди вышел в зал суда, гонец императора уже стоял там, держа в руках продолговатый футляр, завернутый в желтую парчу. Посланец оказался высоким молодым придворным со степенными манерами и важным видом, его платье и знаки отличия говорили о том, что он является младшим помощником первого министра.
Соблюдая приличествующие случаю церемонии, судья Ди приветствовал его и проводил к высокому столику, где добавил новых благовоний в курильницу. Когда ароматный дым стал подниматься к потолку, гонец почтительно положил футляр на столик и отступил на несколько шагов. Судья Ди встал на колени перед столиком и девять раз кряду приложился лбом к полу.
Поднявшись с пола, судья смиренно склонил голову, ожидая, когда посланец развернет ткань, откроет внутренний желтый кожаный футляр, достанет из него свиток и положит перед курильницей с благовониями. Далее сам гонец, в свою очередь, добавил немного благовоний в курильницу и торжественно произнес:
— Теперь императорская воля может быть оглашена.
Судья Ди взял свиток с высокого столика и двумя руками медленно развернул указ, не забывая следить за тем, чтобы его собственная голова не возвышалась над императорской печатью.
С благоговейным трепетом судья Ди зачитал вслух высочайшее распоряжение:
УКАЗ
Императорская печать.
Почитая традиции Наших прославленных венценосных предшественников, Мы традиционно назначаем заслуживающих поощрения чиновников на те должности, где их таланты и дарования найдут наиболее широкое применение, тем самым предоставляя им возможность показать Нам всю их преданность и наилучшим образом защищать интересы и способствовать процветанию Наших подданных.
Наш первый министр по рекомендации Нашего цензора Пеня Либэня довел до Нашего сведения, что Наш слуга Ди, по имени Жэньцзе, рожденный в Тайюане и ныне занимающий пост окружного правителя Чанпина в Нашей провинции Шаньдун, в течение трех лет верно исполнял свои обязанности и выказывал примерное рвение в расследовании преступлений и вынесении справедливых наказаний правонарушителям, тем самым охраняя Наш покой и поддерживая порядок во благо Наших подданных.
Изначально Нашим волеизъявлением Мы хотели повысить вышепоименованного судью в должности, назначив его судьей провинции Сю-Цзоу.
Однако, учитывая то, что последнее время государственные дела не дают Нам покоя ни днем, ни ночью, Мы желаем, чтобы все исключительные дарования Нашей империи находились подле Нас, дабы Мы могли призвать их на помощь Трону в любой удобный Нам момент.
Посему сегодня, во второй день пятой луны третьего года Нашего правления, Мы издаем этот указ, коим предписываем вышеупомянутому Ди возглавить Наш Столичный суд.
Трепещите и повинуйтесь!
Составлено первым государственным министром
Утверждено Высочайшей алой кистью:
Да будет так. Отправить с гонцом.
Судья Ди читает императорский указ
—————
Судья Ди бережно свернул указ и положил его обратно на стол. Затем, повернувшись в направлении столицы, он опустился на колени и вновь девять раз кряду приложился лбом к полу, выражая благодарность за императорскую милость.
Поднявшись на ноги, он призвал к себе Ма Жуна и Цзяо Тая и приказал им встать на страже перед залом суда. Никому не разрешалось входить в него, пока императорский указ будет оставаться в зале.
Судья пригласил посланца в большой приемный зал, предложив ему отдохнуть с дороги. Расположившись в удобном кресле, гонец императора, понизив голос, сообщил судье конфиденциальные новости о тяжелом положении дел и глубоких переменах, назревающих при дворе, стараясь при этом выражаться кратко и тщательно подбирая слова. Он вырос в кругах приближенных ко двору и поэтому, несмотря на свою молодость, понимал, как важно произвести хорошее впечатление на чиновника, который вскоре займет ключевую позицию в столице. В заключение гонец сообщил судье Ди, что три дня назад уже был назначен новый правитель Чанпина и что его преемник, скорее всего, прибудет сюда к завтрашнему вечеру; судье надлежало выехать в столицу, как только он передаст служебные печати своему преемнику.
Вошедший слуга доложил, что лошади в курьерском эскорте заменены и все готово к его отъезду. Придворный посланец выразил сожаление по поводу необходимости столь быстрого отъезда, но у него были еще неотложные дела в соседнем округе. Судья Ди проводил его в зал заседаний, где императорский указ был передан ему обратно с должными церемониями, после чего гонец императора откланялся и покинул управу.
Судья Ди удалился в свой кабинет, приказав секретарю собрать в зале суда весь персонал управы.
Когда его приказ был исполнен, судья Ди поднялся на возвышение и окинул взглядом ряды своих стражников и служащих, писцов, секретарей и посыльных, которые преклонили колени, чтобы поздравить судью, и на сей раз четыре его верных помощника также преклонили колени перед его столом.
Судья Ди приказал всем подняться и сказал несколько подходящих к случаю слов, поблагодарив собравшихся за хорошую службу в течение всех трех лет его правления. Он добавил также, что завтра утром все они получат особые вознаграждения в соответствии с занимаемой должностью и положением. Затем он вернулся в свой кабинет.
Дописав отчет о казни преступников, он вызвал своего главного управляющего. Ему было приказано приготовить к завтрашнему утру в приемном зале все необходимое для приема местной знати и мелких окружных чиновников, которые придут с поздравлениями. Судья также приказал привести в порядок покои в отдельном дворе управы для временного размещения нового правителя и его приближенных. Покончив с этими неотложными делами, он велел слугам принести ужин в свой рабочий кабинет.
Вся управа ликовала. Старшина Хун, Ма Жун, Цзяо Тай и Дао Гань, помечтав о будущей столичной жизни, плавно перешли к обсуждению планов празднества, которое решили устроить нынче же вечером в лучшем трактире города. Стражники оживленно спорили по поводу суммы вознаграждений, которые они получат на следующий день.
Всех без исключения служащих управы охватило радостное волнение. А с улицы доносились причитания горожан, собравшихся перед воротами управы, чтобы оплакать судьбу, которая забирала у них мудрого и справедливого правителя.
Судья Ди усердно трудился в своем кабинете, приводя в порядок дела для своего преемника.
Поглядев на кипу кожаных коробок с документами из архива, которые старший писец поставил ему на стол, он приказал слугам принести новые свечи. Он уже понял, что ему предстоит очередная бессонная ночь.
Название оригинальной китайской повести Wu-tsê-t’ien-szu-ta-ch’i-an[23] в дословном переводе означает: «Четыре чрезвычайно сложных преступления, раскрытые в годы правления императрицы У».
При переводе я использовал три известных текста данной повести, а именно: А — копию китайской рукописи в четырех томах, которые, вероятно, можно датировать концом XIX века; В — малоформатное литографическое издание в шести томах, опубликованное в 1903 году в Шанхае издательством Книжного дома Куан-и, и С — недавно вышедший репринт, который был сличен с оригиналом господином Ху Сиейенем, напечатанный методом подвижных литер в 1947 году в одном томе, также Книжным домом Куан-и.
Печатные издания В и С практически идентичны. Текст А, однако, является значительно более сжатым; в нем отсутствуют многие не относящиеся к делу отступления, содержащиеся в В и С, а содержание некоторых глав переделано с учетом более логичного построения. Данный манускрипт написан посредственным каллиграфом с многочисленными неправомочно упрощенными иероглифами. При этом, как ни странно, в нем отсутствуют грубые ошибки: в отличие от В и С, имена исторических деятелей здесь написаны правильно. Вполне возможно, что этот роман — как большинство литературной продукции подобного жанра — существовал многие годы только в форме рукописи и что текст А был издан неким ученым, в то время как В и С сделаны с более поздних копий. Поэтому я взял за основу для моего перевода вариант А.
Выбранная мною для перевода книга состоит из 64 глав, главы 1-30 (на которые я буду здесь ссылаться как на 1-ю часть) посвящены раннему периоду карьеры Ди Жэньцзе и в частности — трем раскрытым им преступлениям; в главах 31-64 (далее называемые 2-й частью) описана его карьера при императорском дворе. Во всех исходных вариантах эти две части сильно различаются по стилю и содержанию. Первая часть написана довольно сжатым стилем и хорошим языком. Стиль 2-й части, напротив, является пространным, скучным и изобилующим повторениями, в то время как сюжет весьма расплывчат и иероглифы вводимых впервые имен плохо прорисованы. Далее, 1-я часть написана со значительной сдержанностью, а во 2-й попадаются отрывки, которые можно назвать откровенно порнографическими, — например, именно так описываются отношения императрицы У и священника Хуай-и.
Если внимательно прочесть оригинальное авторское предисловие к 1-й части, то обнаружится, что идеи этой книги сводятся к нескольким кратким сентенциям, касающимся изображенных в ней персонажей. Первое замечание: «Люди, совершившие убийство, могут прожить до конца своих дней в ореоле святости» — относится к молодой вдове из дела о странном трупе; второе замечание: «Люди совершают убийство для того, чтобы разбогатеть» — относится к убийце Шао Лихваю; третье замечание: «Люди, вступившие в незаконную любовную связь, становятся соучастниками убийства» — относится к Сю Детаю; и четвертое замечание: «Люди могут случайно умереть, выпив не предназначенный для них яд» — относится к делу об отравленной новобрачной, и наконец, замечание: «Люди, могут навлечь на себя серьезные подозрения глупыми шутками» — относится к студенту Ху Дзебиню из того же дела. Содержание 1 -й части я изложил во всех подробностях, а персонажи, действующие во всех тридцати четырех главах 2-й части, описаны в предисловии автора одной короткой фразой: «Люди, которые оскверняют Весенний дворец».
По моему мнению, эта последняя сентенция является более поздней вставкой, и вся вторая часть — более позднее сочинение, написанное другим автором. На основе данных, доступных мне в настоящее время, я убедился, что 1-я часть является неким авторским романом, озаглавленным «Ди Гун Ань» — «Уголовные преступления, раскрытые судьей Ди». Этот роман заканчивается весьма типично для китайской литературы, а именно тем, что Йень Либэнь рекомендует судью Ди для службы при дворе; большинство китайских романов не обходит вниманием карьеру героев и заканчивается сущим разгулом служебных повышений. По моему мнению, более поздний и менее талантливый писатель добавил к исходному роману тридцать четыре главы 2-й части и изменил название, чтобы книга выглядела более привлекательной для широких масс. Поскольку императрица У славилась своими экстравагантными любовными историями, ее имя в заглавии предполагало, что книга будет иметь порнографическую направленность[24].
Далее, название «Четыре чрезвычайно сложных преступления, раскрытые в годы правления императрицы У» является неподходящим ввиду того, что во 2-й части нет описания никаких преступлений и дел, а просто приводятся версии отдельных исторических событий в перевранном виде.
В силу вышесказанного в настоящем переводе представлена только 1-я часть, которую я считаю подлинной и которая сама по себе является увлекательной историей.
Герой этого романа — знаменитый чиновник эпохи Тан Ди Жэньцзе; его биографию можно найти в главе 89 Chiu-t’ang-shu и в главе 115 Hsin-t’ang-shu. Было бы интересно попытаться проверить, какие реальные события жизни этого деятеля отражены в нашем романе. В его официальных биографиях, упомянутых выше, говорится только о том, что, находясь на должности правителя, он разрешил большое количество запутанных преступлений и освободил много невинных людей, брошенных в тюрьму по ложным обвинениям.
Но ни эти официальные биографии, ни местные архивы или другие второстепенные источники, которые я просматривал, не дают никаких подробностей о делах, распутанных судьей Ди. Чтобы ответить на этот вопрос, можно сделать сравнительное исследование всех знаменитых древних детективных историй. Здесь, вероятно, будет достаточно добавить, что, например, сюжеты «Отравленной новобрачной» и «Странного трупа» используются также в других старых китайских детективных повестях (смотри ниже, примечания к главам 28-29).
Девять официальных трактатов, написанных Ди Жэньцзе для императора, можно найти в Shih-li-chii-h.uang-shih-ts’ung-shu (копии, сверенной с оригиналом знаменитым китайским ученым Хуан Бейлин (1763-1825), под названием Liang-kung-chiu-chien).
Данный перевод в целом является литературной обработкой, но поскольку эта книга предназначена скорее для обычного читателя, чем для синолога или китаиста, то следует сделать несколько оговорок.
Во-первых, я стремился исключить все имена и географические названия, которые не являлись необходимыми для понимания этой истории, чтобы не смущать читателя множеством незнакомых наименований. В качестве примера я приведу здесь вторую половину первого четверостишия, с которого начинается глава 1.
Вот дословный перевод этих стихов:
Сочетай строгость со снисходительностью, размышляя о принце Лу и Ду Чжоу,
Будь строгим, но все же остерегайся учений Шэня и Ханя.
Принц Лу был древним законодателем, именем которого была названа глава в «Книге по истории», и Ду Чжоу был законодателем династии Хань. Философы Шэнь Бухай (умер в 337 году до н. э.) и Хань Фэйцзы (умер в 234 году до н. э.) пропагандировали в целом довольно деспотическую доктрину, законы которой отличались исключительной жестокостью по отношению к простым людям. Этот стих я немного переделал, и получилось вот что:
Он смягчает суровый приговор, как завещали наши законодатели,
И избегает излишней жестокости изощренных философов.
Руководствуясь данным принципом в своем переводе и указывая должности или род занятий второстепенных персонажей, я старался опускать их имена, благодаря чему значительно уменьшил количество имен, встречающихся в оригинальной рукописи, оставив лишь немногим более двух десятков.
Я также хочу добавить, что совершенно произвольно изменил фамилию надзирателя деревни Шесть Ли с Ху на Пан, чтобы избежать путаницы со старостой Хо из деревни Хуанхуа. И также я изменил фамилию убитого торговца шелком Сю Гуанчжи на Лю, чтобы читатель не путал его со студентом Сю Детаем.
Во-вторых, я опускал общепринятые для китайских романов фразы, завершающие каждую главу: «Если вы желаете узнать, что было дальше, прочтите следующую главу», и также опускал традиционное краткое изложение последних событий предыдущей главы в начале каждой последующей. Широко известно, что такая традиция порождена устным народным творчеством бродячих сказителей, из которых и развился позднее жанр китайского романа. Те же традиции требуют, чтобы каждая глава по возможности заканчивалась некой кульминационной точкой истории, чтобы поощрить слушателей бросать медяки в чашку или подкрепить уверенность, что они придут слушать байки рассказчика на тот же перекресток на следующий вечер. Я пропускал эти повторяющиеся описания в начале и конце глав, но оставил при этом исходное деление на главы и также оригинальные двухчастные заголовки, традиционные для всех китайских романов.
В-третьих, я добавлял собственные пояснения в тех местах, которые требовали знаний об особенностях происходящих ситуаций. В конце главы 3, например, это касается тайного расследования, которое предпринимает судья Ди, переодевшись бродячим лекарем. В данном случае я добавил, что «как образованный человек, он хорошо разбирался в лекарственных травах и методах лечения» и т. д» — с тем чтобы читатель мог понять, что такая маскировка была вполне уместной. Ведь если бы обычные западные сыщики попытались сыграть роль практикующего врача, то их бы быстро разоблачили.
В-четвертых, я значительно сократил главу 28. В оригинальном варианте в ночном представлении участвовало множество служащих управы, которые играли роль второстепенных демонов и духов. Полное описание было бы очень интересно для китайского читателя, которому хорошо известны все подробности Загробного суда, а для такой необразованной женщины, как госпожа Цзю, они явились кошмарной реальностью. Однако, поскольку полный перевод этой сцены мог бы произвести комическое впечатление на западного читателя, я решил не портить впечатление. Таким образом, в своем сокращенном варианте я представил только самого Черного судью и двух его главных помощников — демонов с бычьей и лошадиной головами.
Наконец, как я уже отмечал в предисловии к данному переводу, анонимные авторы XVII и XVIII веков крайне беззаботно относились к соблюдению исторической точности и традиционно забывали, что описывают истории, происходившие во времена династии Тан, то есть истории тысячелетней давности.
Я решил оставить многие хронологические ошибки, — например, в исходном тексте судья ссылается на санского философа и ученого Шао Юна, который жил в 1011-1077 годах, или упоминает Пекин как столицу Китая. Но я исправил некоторые ошибки, которые могли бы расширить неправильное понимание у широких масс читающей публики; к примеру, я исключил китайские косички (такую моду ввели в Китае маньчжурские завоеватели в XVII веке, на несколько столетий позднее, чем жил судья Ди) и также короткоствольные ружья с раструбом, используемые стражниками управы.
Прочие незначительные изменения отмечены в дальнейших примечаниях. Я надеюсь, что мои коллеги-китаисты согласятся, что эти изменения не наносят существенного вреда достоверной передаче стиля и духа оригинального китайского текста.
Для тех читателей, которые особо заинтересуются китайским детективным романом и справочным материалом, таким, как древние китайские уголовные законы и судебные процедуры, далее приведен краткий перечень ряда иностранных книг, которые рассматривают эти предметы.
Та Tsing Leu Lee, фундаментальный сборник законов, по сути — китайский Уголовный кодекс, переведенный сэром Джорджем Томасом Стаунтоном (George Thomas Staunton) в 1810 году. Материалы этого издания я неоднократно использовал при работе над переводом.
Notes and Commentaries on Chinese criminal law, by Ernest Alabaster, London, 1899.
Le droit chinois, Conception et evolution, institutions legislatives et judiciaires, by Jean Escarra. Peiping, 1936. Издание дополнено современными китайскими законами и содержит прекрасное историческое введение.
The Office of District Magistrate in China, by Byron Brenan. Статья в журнале «Journal of the NorthChina Branch of the Royal Asiatic Society», Vol. XXXII, 1897-1898.
Village and Townlife in China, by Y. K. Leong and L. K. Tao, London, 1915. Ha c. 45 приведено детальное описание прав и обязанностей служащих судейской управы.
Historic China and other sketches, by H. A. Giles, London, 1882. Вторая часть сборника статей этого известного британского востоковеда содержит интереснейший материал, непосредственно касающийся тем, затронутых в данной книге.
На с. 125-140 приведены выдержки из Уголовного кодекса с комментариями.
На с. 141-232 представлены 12 практических случаев, произошедших с судьей Лан Тингюанем в 1680-1733 годах, во время его службы в Квантунской провинции. Судья Лан дает точное описание преступлений, совершенных в его округе, и, надо сказать, эти отчеты сильно отличаются от «детективных историй», так как они были написаны для обучения, а не для развлечения.
Strange Stories from a Chinese Studio, by H. A. Giles, любое издание. Книга представляет собой перевод китайского сборника Liao-chai-chih-i — коллекции коротких историй, сюжеты которых основаны на мистике, волшебстве и таинственных происшествиях. Переводчик подробно прокомментировал текст описанием китайских обычаев и традиций.
Lung-t’u-kung-an, Novelle Cinesi tolte dal Lung-tu-kung-an e tradotte sull’ criginale Cinese da Carlo Puini. Piacenza, 1872. Итальянский перевод семи случаев, произошедших с одним из самых известных китайских судей — Пу Ченом (999-1062). Его славные деяния описываются также в таком древнем сборнике уголовных историй, как T’ang-yin-pi-shih (1211). Это произведение стало очень популярным в Японии и вдохновило тамошних авторов на такие классические японские сборники криминальных сюжетов, как Ö-in hi-ji и Тö-in hi-ji; а также T’ang-yin-pi-shih, опубликованный японским синологом Ямамото Хокузаном (1752-1812). Китайский сборник Lung-t'u-kung-an до сих пор очень популярен в этой стране, на основе случаев, происшедших с судьей Пу Ченом ставятся пьесы, которые с успехом идут в китайских театрах.
Some Chinese Detective Stories, by Vincent Starrett; сборник «Bookman’s Holiday», (1942, Random House, New York). За исключением некоторых незначительных неточностей, эта книга представляет собой хороший обзор этого жанра, насколько мне известно, единственный, существующий на английском языке.
Однако следует иметь в виду, что на самом деле древних китайских детективных романов гораздо больше, чем упоминает Винсент Старрет. Общее их число превышает сотню. Хотя только в последние годы китайские и японские ученые начали собирать и изучать популярные китайские романы XVI-XVIII веков, но уже появилось большое количество интересных изданий. Как известно, старые китайские литераторы считали все романы детективного жанра «низкопробной» литературой, поэтому, хотя и читали их с удовольствием, но не держали таких книг у себя дома. Поэтому в настоящее время такие романы приходится искать на дальних полках книжных ларьков китайских рынков и в пыльных уголках малоизвестных книжных магазинов.
Полагаю, было бы весьма интересно, если бы какой-нибудь современный детективный писатель попробовал бы сочинить древний китайский детектив. Образцом для такого детектива он мог бы взять этот мой перевод, а идеи черпать из приведенной выше литературы на данную тему. Своим романом Death Comes As the End Агата Кристи с успехом доказывает, что такое возможно («Смерть приходит в конце» — единственный роман Агаты Кристи, действие которого происходит в Древнем Египте и героями которого являются не европейцы).
Глава 3. Должность судебного врача известна в Китае с незапамятных времен. Сохранилось даже интересное руководство для древних коронеров, так называемое Си-юань-лу (Hsi-yüan-lu), или «Записки о наказании злоумышленников», которые были написаны в 1250 году. Французская версия этой книги появилась уже в 1780 году (в Memoires concernant I’histoire, les sciences, les arts etc. des Chinois, vol. IV, p. 421-440, под названием Notice du livre chinois Si-yuen). Позже, в 1843 году, X. А. Гайле опубликовал английский перевод в дополненном издании, под названием «Инструкции для коронеров» (China Review, III, и позже в Proceedings of the Royal Society of Medicine, vol. XVII, London, 1924). Хотя это старинное китайское «Руководство» содержит несколько почти фантастических теорий, оно во многом не лишено здравого смысла и дает достаточное количество обоснованных заключений, основанных на тонких наблюдениях.
Я хочу привлечь внимание заинтересованных лиц к небольшому индийскому трактату о работе судебного врача, который был обнаружен в написанной на санскрите книге в III веке до н. э. Имеется в виду знаменитая «Артхашастра», многотомный труд об искусстве правления, составителем которого считается Каутилья. В четвертой книге в седьмой главе «Исследование внезапной смерти» содержится свод древних индийских «инструкций для коронеров». (См. перевод, сделанный доктором Р. Шамасастри, 3-е изд., Мисоре, 1929, с. 245.)
Глава 4. Праздник Дуаньу — праздник Двойной пятерки, или праздник драконьих лодок, — отмечается во всем Китае в пятый день пятой луны в память о добродетельном чиновнике V века до н. э., который утопился от отчаяния, поскольку его правитель не послушался его мудрых советов.
Драконья лодка представляет собой длинное узкое судно, нос которого сделан в форме головы дракона, а корма — в виде его хвоста. В них усаживалось от пятидесяти до сотни гребцов, а ритм гребли задавался с помощью большого гонга, подвешенного в центре лодки. Победитель получал символический приз, и все экипажи приглашались после состязаний на пиршество наиболее богатыми членами общества.
Глава 6. Китайское Уложение о наказаниях (китайский Уголовный кодекс), статья CCLXXVI гласит:
«Любой человек, виновный в выкапывании трупа или осквернении могилы усопшего, в результате коего один из погребенных в нее гробов станет видимым, должен получить в наказание 100 ударов и отправлен за 6000 ли в пожизненное изгнание. Любое лицо, виновное в вышеуказанном преступлении, осмелившееся открыть гроб и развернуть покрывала лежащего в нем трупа, должно быть наказано смертной казнью через удушение после обычного тюремного заключения».
Смотри речь судьи, обращенную к судебному врачу в главе 8, и его предупреждение могильщику в главе 9.
Главы 7-8. Судья идет на большой риск, поскольку, не имея точных доказательств вины, он берет под стражу вдову и допрашивает ее под пытками; если окажется, что она невиновна, он будет виноват в нарушении закона по нескольким статьям. Привожу цитаты из следующих статей Уложения о наказаниях:
Статья ССССХХ.
«Особы женского пола, нарушившие закон, не должны заключаться в тюрьму за исключением случаев тяжких преступлений, убийства или измены супружеской верности. Во всех прочих случаях они должны оставаться на попечении и под охраной их мужей, а незамужние женщины — на попечении родственников или ближайших соседей, которые в каждом конкретном случае несут ответственность за их появление в суде в случае необходимости».
Статья CCCXXXVI.
«Если человек, ложно обвиненный в преступлении, караемом смертной казнью, был в связи с этим обвинением осужден и казнен, то сам обвинитель должен быть также удушен или обезглавлен в соответствии с тем способом казни, коему был подвергнут невиновный человек, и половина его состояния должна быть конфискована. Если смертный приговор, вынесенный невиновному, не привели в исполнение благодаря своевременному раскрытию ложного обвинения, то этот обвинитель должен получить в наказание 100 ударов и отправлен за 6000 ли в вечное изгнание, и, кроме того, ему должно быть назначено три года принудительных работ».
Статья CCCXCVI.
«Все государственные служащие и их официальные помощники, которые, побуждаемые личным злым умыслом или местью, умышленно заключают под стражу невиновного или непричастного к преступлению человека, должны получить в наказание 80 ударов. Государственные чиновники и их помощники, которые, побуждаемые личным злым умыслом или местью, умышленно в ходе расследования преследуют или допрашивают под пытками любого невиновного и непричастного к преступлению человека, даже если они в конечном счете не причинили вреда этому человеку, должны получить в наказание 80 ударов; если в результате такой судебной процедуры невиновный получил повреждения или раны, то чиновники должны быть наказаны в соответствии с законом, как обычные нарушители правопорядка; и наконец, если итогом такого допроса стала смерть, то руководящий чиновник должен быть обезглавлен. Советники и прочие служащие суда, принимавшие участие в данном деле и осознававшие противозаконность своих действий, несут ответственность по тем же законам, за исключением смертной казни, это наказание следует заменить более мягким приговором».
Последний параграф в этой статье объясняет опасения начальника стражи в главе 8.
Глава 13. Божественная деревня в оригинальном китайском тексте называется Чжуан-дучжай (деревня Двух Миров). Судья соотносит это название с иероглифом, обозначающим «гадание, предсказание» (куа), поскольку видит во сне стихи, в которых имеется два иероглифа ду (плюс-минус «земля»). Я назвал эту деревню Божественной, чтобы избавить читателя от долгих объяснений, связанных с китайскими иероглифами.
Глава 14. Искусство физиогномики является особой наукой в Китае, которая широко представлена в литературных изданиях. Эта наука учит не только тому, как распознать характер индивидуума по форме глаз, лба, ушей, губ и т. д., но также и тому, как по этим данным сделать выводы о его прошлой и будущей жизни.
Глава 15. Деревня Каштановое Ущелье в оригинальном китайском тексте называется Чжидуань («зеленые овощи, зелень»). Глуховатый стражник ошибочно слышит «пучи», что означает «каштаны». Я не смог найти в английском языке двух близких по звучанию слов такого значения и изменил «Turn-up» на «turnip»[25].
Интерлюдия. Это короткая пьеса для трех персонажей: дань — «юная девушка», шен — «молодой любовник» и мо — «пожилой мужчина». Китайский театр имеет чисто условные декорации, зрителям предоставляется право самостоятельно представить место действия. В оригинальном тексте были приведены также названия мелодий, на которые должны распеваться эти песни.
Праздник созерцания цветения деревьев предоставлял в прежние времена возможность для большей вольности в отношениях между мужчинами и женщинами, поскольку в это время можно было не соблюдать строгие правила, касающиеся разделения полов. Цветущая слива имеет особенно много сексуальных коннотаций; см. мою книгу «О чем знает китайская лютня» (Токио, 1940), с. 143.
Красные свечи, упоминаемые в песне девушки, подразумевают большие красные свечи, зажигаемые во время свадебной церемонии.
Чтобы лучше понять скрытый смысл этой интерлюдии, см. примечания к главам 28 и 29.
Глава 19. См.: Алабастер, цитируемое произведение, с. 103: «Китайский закон считает бесконечно важным вопрос продолжения рода и дает правонарушителю определенные поблажки: если он является единственной опорой или наследником своей семьи, то обычно наказание заменяется штрафом. Такое смягчение приговора распространяется на большинство типов преступлений и может быть даже применено к случаям убийства. Вместе с тем смягчение приговора не всегда распространяется на случаи преднамеренного убийства и явно не применимо в преступлениях, связанных с изменой; но если рассматривается первое из двух преступлений, то поднимается вопрос о том, можно ли по каким-то веским причинам оправдать действия ответчика в каждом конкретном случае».
В данном деле судья все-таки решил, что преступник не заслуживает снисхождения.
Преступление старосты более запутанное. Хотя он заявил, что владелец гостиницы совершил двойное убийство, но в первый раз он сделал это, желая вытянуть из хозяина деньги, и второй раз — чтобы оправдать свое поведение перед судьей. Староста не подавал заявления в суд против хозяина гостиницы, и если бы последний не заявил протест, то староста, несомненно, доложил бы в управу, что это убийство было совершено неизвестным лицом. Вероятно, по этой причине судья ограничился сотней ударов, упомянутой в Уложении о наказаниях, статья CCCXXXVI (см. выше), не применив к нему наказание вечного изгнания и трехлетних принудительных работ; но при этом судья добавил вторую порцию палок, поскольку староста также исказил факты и перенес трупы.
Глава 23. Винсент Старрет в цитируемом далее произведении, с. 20, указывает на сходство этого расследования с тем, что описано в рассказе о Шерлоке Холмсе «Пестрая лента». При сопоставлении неких выводов мистера Старрета, сделанных по поводу «Дела о странном трупе» и «Дела об отравленной новобрачной» с полной историей, представленной в настоящем переводе, можно заметить, что у Старрета допущены некоторые неточности. В первом деле не сам судья, а его помощник проводит осмотр потайного хода; убийство совершает не любовник, а госпожа Цзю. Во втором деле умирает только новобрачная, а не несколько персонажей. В то же время эти второстепенные уточнения не вредят основным доказательствам мистера Старрета.
Главы 28-29. Убийство с помощью иглы встречается в нескольких старинных китайских детективных историях; я упомяну в качестве примера «Ши Гун Ань» — «Преступления, раскрытые судьей Ши». Этот судья был знаменитым цинским (времен династии Цин) ученым и сановником Ши Шиланом (1659-1722); рассказ о раскрытом им убийстве, подобном делу Би Сюня, описан преподобным Макгованом в его книге «Китайские народные сказания» (Лондон, 1910) под названием «Вдова Хо». В научном журнале «China Review» в 1881 году (том X, с. 41-43) Г. К. Стент привел некую английскую версию рассказа о другом убийстве с использованием иглы, не упомянув, однако, об исходном китайском первоисточнике. Эта версия называется «Двойное игольное убийство» и дает интересный вариант того же способа убийства. Когда судебному медику не удается обнаружить никаких следов насильственной смерти на трупе человека, его собственная жена предлагает ему поискать иголку. Когда судья осуждает вдову убитого мужчины на основе этого доказательства, он также велит позвать к себе и жену судебного медика, потому что знание такого хитроумного метода убийства кажется ему подозрительным. Далее выясняется, что судебный медик является ее вторым мужем. Тогда эксгумируют труп ее первого мужа и в пустом черепе обнаруживают иглу. Обе женщины получают заслуженное наказание.
Приговор, вынесенный Сю Детаю, может показаться читателю несоразмерно строгим. Однако китайский закон беспощадно относится к прелюбодеям, согрешившим с замужней женщиной, и к соучастию в убийстве. И хотя удушение можно назвать более жестокой и болезненной процедурой, чем обезглавливание, но в Китае его рассматривают как самую мягкую форму смертной казни, поскольку тело жертвы остается неискалеченным. Согласно древнейшим китайским верованиям, душа мертвого человека может только тогда наслаждаться счастливым существованием в потустороннем мире, когда его тело захоронено полностью. Обычный процесс удушения подразумевает сан-фан-сан-цинь, «трижды отпустить, трижды придушить». Имеется в виду, что палач должен дважды слегка придушить жертву и лишь на третий раз окончательно затянуть петлю. Приговор Сю Детая был смягчен тем, что его должны были удушить до смерти с первого раза.
Казнь через «медленную смерть» лин-чжи является самой суровой формой смертной казни, известной в китайском законе. Такое наказание назначалось за государственные измены, отцеубийство или матереубийство и в том случае, если жена убила своего мужа. Палач убивает преступника постепенно, расчленяя его тело и разрезая его на куски; этот кошмарный процесс обычно затягивался на несколько часов, но для китайцев факт такого расчленения тела считается столь же ужасным, как и переносимая преступником боль, поскольку при этом разрушаются все надежды преступника на счастливую жизнь после смерти. Сравнительно редко встречаются упоминания о том, чтобы это наказание было выполнено со всей суровостью; обычно, как было и в случае с вдовой Цзю, такой приговор смягчают тем, что преступника убивают сразу и лишь потом расчленяют на куски.
Если рассматривать вину академика Тана и госпожи Би, то оба они могли быть строго наказаны, поскольку, согласно китайскому закону, считается, что глава дома несет ответственность за преступления, совершенные членами его семьи, а наставник рассматривается in loco parentis (в качестве родителей). Тем не менее ни один из них не привлекается к судебной ответственности, поскольку судья решает, что оба они пребывали в полнейшем неведении в отношении преступлений, имевших место в их почтенных домах; кроме того, академик Тан имеет высокую ученую степень, которая сама по себе уже является законной причиной для снисхождения, а госпожу Би извиняет ее исключительная глупость.
Все вышесказанное ясно показывает, какие широкие рамки оставляет Уложение о наказаниях для полномочий судьи.
После двух признаний, сделанных в главах 28 и 29, мы можем лучше понять важный смысл Интерлюдии. «Девушка», конечно же, представляет госпожу Цзю, а молодой человек — ее любовника Сю Детая. Их разговор показывает, что чувства Сю к своей любовнице не столь глубоки и что она осознает это в своих сокровенных мыслях; героиня упоминает о своих неприятностях с судьей: «жестокий, жестокий мужчина ждет меня дома», но Сю не волнуют ее жалобы. Эта жутковатая, пронизанная предчувствием беды и исполненная двусмысленностей пьеса совершенно оторвана от понятий места и времени. Я полагаю поэтому, что третий актер, «пожилой мужчина», олицетворяет Би Сюня, убитого мужа. Интерлюдия представляет нам некий случай из истории их романа, в котором нам дается намек на отношения между мужем и женой. Очевидно, Би Сюнь очень сильно любил жену — ведь именно он откликается на ее жалобы, а не студент Сю. И разве не можем мы усмотреть в его готовности «пойти на прогулку втроем» то, что Би Сюнь, пока еще был жив, догадывался об измене жены, но решил, возможно, простить ее, желая продолжать жить с ней? Этот вопрос я предоставляю решить опытным психоаналитикам.
Роберт ван Гулик
ЦЕНИТЕЛЯМ ВОСТОЧНОГО КОЛОРИТА И МИСТИКИ, АВАНТЮРНОГО СЮЖЕТА И УВЛЕКАТЕЛЬНЫХ ПРИКЛЮЧЕНИЙ. ДЕТЕКТИВНЫЙ РОМАН, С КОТОРОГО РОБЕРТ ВАН ГУЛИК НАЧАЛ СВОЙ ЗНАМЕНИТЫЙ ЦИКЛ ИСТОРИЙ О СУДЬЕ ДИ — КИТАЙСКОМ «ШЕРЛОКЕ ХОЛМСЕ».
Судья Ди, как всегда, занят распутыванием нескольких дел одновременно - убийства двух торговцев шелком, один из которых оказывается не тем, за кого его принимают, и загадочной смерти молодой жены в первую брачную ночь. А еще у судьи возникли подозрения,что красавица-вдова,которая год назад потеряла мужа, сама помогла ему отправиться в иной мир - только как это доказать?
Судья Ди Жэньцзе (630-700 гг. н. э.) — реальный персонаж, прославившийся как непревзойденный мастер раскрытия сложных преступлений. Позднее он стал героем популярных в Китае детективов.