При словах «собака-спасительница» у нас сейчас же является представление о больших и сильных ньюфаундлендских или сенбернардских собаках, действительно спасших жизнь многим людям; но спасительницей человека может быть собака и всякой другой породы, большая и маленькая, слабая и сильная, простая дворняжка и чистокровный пудель, легавая и бульдог, гончая и такс… Средствами для спасения служат у собак прежде всего чуткий слух и необыкновенное чутье, а потом голос или лай. Открыв злодея днем или ночью тем или другим из своих внешних чувств, собака тотчас же дает знать об этом своему хозяину: она ворчит или лает. Если хозяин ее спит, она разбудит его своим криком ужаса, привлечет внимание посторонних людей. Но если хозяин ее не просыпается! Если не слышат и соседи тревожного крика! Что тут делать? Собака тогда сама спешит к людям, царапается в двери или в окна их домов, зовет на помощь. Встретив же какого-нибудь человека на улице или на дороге, она ложится у ног его, ласково, но озабоченно смотрит в глаза прохожему, а движениями своей головы показывает то направление, куда следует идти на помощь. Если и при этом не поймут ее просьб и желаний, то собака тогда просто хватает зубами за одежду человека и тащит его за собой. Чем большая опасность грозит ее хозяину, тем тревожней и суетливей бывают движения собаки, тем вой и визг ее становятся печальней. Потребность спасать своего хозяина бывает у некоторых собак настолько сильна, что они бросаются даже в огонь, хотя боятся его, бросаются в воду, хотя бы и не умели плавать так искусно, как ньюфаундленды. Вытаскивать людей из воды не есть исключительная принадлежность водолазов: утопающих людей спасали и пуделя, и легавые, и меделянки, и простые дворняжки.
Лондонское человеколюбивое общество состоит не только из людей, на обязанности которых лежит спасение погибающих, но и из известного числа собак, по преимуществу водолазов, действующих всегда с ловкостью и самопожертвованием.
Общество это было основано в 1774 г. доктором Говесом и имеет теперь свои отделения во многих приморских городах королевства.
Боб (имя ньюфаундленда самой чистой породы) числился членом лондонского человеколюбивого общества.
Он родился в 1859 г. на одном английском корабле, шедшем из Индии в Англию. На четвертом месяце со дня рождения Боб в первый раз бросился в море вместе со своей матерью и плавал в течение нескольких часов так же искусно и неутомимо, как и его мать. Нетрудно было угадать, что из него выйдет в будущем редкий пловец.
Первый год своей жизни он провел на суше, в Лондоне, на дворе одного старого дома.
В 1860 г. хозяин Боба, отправляясь в Америку, взял и его с собой. В Ливерпуле они сели на корабль и вышли в море. На корабле было 120 пассажиров, не считая команды.
В первые три дня погода была ясная, море тихое, но на четвертый день разразилась страшная буря.
Несмотря на все усилия матросов, произошло крушение, и корабль пошел ко дну. Все пассажиры и вся команда потонули, кроме Боба и его хозяина. Как только раздался треск корабля, Боб тотчас же бросился в воду, приглашая и своего хозяина последовать за ним.
Чрез секунду одна и та же волна уносила их вдаль. Боб и его хозяин дружно плыли по направлению к берегу, который едва был виден.
Отплывши около трех миль, человек и его собака достигли нескольких камней, выдававшихся из воды. Тут они упали, изнемогая от усталости; но эти высунувшиеся из воды камни могли служить им только временным пристанищем: приближающийся прилив моря угрожал залить камни и смыть спасавшихся на них.
Погибающий пробовал было кричать, но никто кроме бушующего моря не откликался на зов его. Боб лежал тут же и смотрел ласково на своего хозяина, как бы говоря ему: «Зачем отчаиваться! Ты знаешь, я хорошо плаваю; неужели же я ничего не могу сделать для твоего спасения?» Хозяин прочел в больших глазах своей собаки такие мысли и ободрился. Он вынимает ключ из кармана, кладет в пасть собаки и, указывая по направлению к берегу, говорит: «Плыви!»
Боб бросается в воду и, несмотря на темноту ночи, достигает берега. Тут он принялся громко выть, призывая на помощь, но буря заглушала его голос. Тогда Боб направился к одной ферме и страшными завываньями разбудил людей.
Некоторые из них выскочили даже с ружьями, полагая, что волк забрался к ним в гости. Но они нашли только Боба, который со слезами на глазах подходил к ним и лизал их руки. Потом он лег у ног старого фермера и еще раз жалобно завыл. Увидев ключ в зубах собаки, фермер догадался, что где-нибудь недалеко от его дома кто-нибудь взывает о помощи.
Боб, выпустив ключ из пасти, поднимается с земли и поспешно удаляется к берегу моря. Собравшиеся здесь люди последовали за ним, прихватив с собой на всякий случай длинную веревку. На берегу моря Боб остановился, стал опять ласкаться к фермеру, потом снова громко завыл, как бы давая знать о себе утопающему хозяину. Отчаянным криком отвечает хозяин на тревожный вой своего товарища и верного друга…
Пока люди рассуждали, как помочь погибающему, Боб схватил зубами конец веревки, которую они принесли с собой, и потянул ее к морю. Пораженные умом собаки, они стали отпускать веревку, придерживая ее за другой конец. Боб с веревкой в зубах, борясь с волнами и захлебываясь водой, приблизился как раз вовремя к своему хозяину: еще минута промедления, и было бы уже поздно!.. Силы утопающего изменяли ему, а прилив моря уже заливал верхушку скалы, за которую держался еще погибающий.
Взяв веревку из зубов Боба, погибающий обвязал себя ей вокруг стана и дал знать, чтоб его тянули посильнее — сам он едва мог перебирать руками. Боб плыл рядом с ним и поддерживал по временам ослабевшего своего друга. Достигнув берега, собака, обессиленная таким трудом, повалилась без чувств к ногам крестьян, а может быть, она лишилась чувств от радости за спасение жизни утопавшему ее хозяину. Через несколько месяцев хозяин Боба снова сел на корабль, чтоб плыть в Америку. Снова случилась буря и крушение. Он утонул, несмотря на неимоверные усилия Боба спасти его. Сам Боб спасся от погибели каким-то чудом. Его выбросило волной на берег маленькой бухты. Здесь он был принят рыбаками. Через пять дней Боб, сев на купеческое судно, приехал в Ливерпуль, а оттуда отправился в Лондон, где надеялся, может быть, найти своего хозяина. Но увы! дверь, в которую он постучался, не отворялась, как это бывало прежде. Боб осиротел! У бедного Боба не было хозяина!.. Переночевав у знакомой ему двери, он завыл и вышел со двора, сам не зная, куда ему идти. С грустью в сердце он бродил целый день по улицам большого города. Боб ни у кого не просил себе подаяния: от горя он не чувствовал и голода. Вечером, когда весь город окутался густым туманом, Боб был на берегу реки Темзы. Тут он лег на каменной набережной и глубоко задумался…
При слабом свете фонаря Боб увидал человека, идущего тихим и осторожным шагом, держа на веревочке небольшую собачку. То был слепой со своим проводником. В темноте собачка сбилась с дороги, и слепой упал в воду. Боб тотчас же бросился на помощь и вытащил несчастного на берег.
Маленькая собачка подошла к своему хозяину и стала лизать ему руки. Слепой без гнева взялся опять за веревку, и друзья пустились в дорогу, а Боб, грустный и молчаливый, улегся на прежнем месте. Через несколько дней Боб вытащил ребенка, упавшего было в Темзу. Потом спас женщину, желавшую с горя утопиться в реке. Однажды прибежал на крик молодого человека, ограбленного мошенниками, которые хотели еще утопить его. Стал являться на пожарах и здесь показывал свою храбрость и самоотвержение, вынося из пламени маленьких детей, выгоняя из конюшен лошадей и т. п. Так как на пожар стекались злодеи, которые, пользуясь сумятицей, расхищали домашнее имущество, то Боб зорко следил за всеми людьми, быстро удалявшимися с пожара, и останавливал их. И много раз ему удавалось ловить воров, уносивших украденные ими вещи.
Все такие деяния Боба стали известны жителям Лондона. Было сделано предложение записать и принять Боба в члены человеколюбивого общества.
Ньюфаундленд был награжден серебряной медалью «За спасенье». Кроме того ему была выдана еще почетная золотая медаль. Собака не возгордилась этими знаками внимания, но только с каждым днем действовала все более и более самоотверженно. Боб являлся всегда первым там, где была опасность. Казалось, что ни одно спасение не могло быть совершено без него. Нередко ночью можно было видеть его, расхаживающего по улицам огромного города. Все полицейские агенты знали Боба, любили и уважали его. Во время своих ночных прогулок отважный водолаз заходил в полицейские дома, где зимой ему всегда охотно уступали место у огня.
Мы долго не окончили бы наш рассказ, если бы пожелали перечислить все деяния этого «знаменитого члена лондонского человеколюбивого общества». Портрет с него был снят знаменитым художником Ландзеером.
Фридрих Великий, король прусский, умерший в 1786 г., очень любил собак. Некоторые из них, более умные и более красивые, помещались возле самого кабинета, в огромной комнате. Сюда-то великий король, основатель ныне могущественной империи, приходил позабавиться с любимцами в короткие минуты своего досуга.
Одна из любимиц короля, стройная и красивая левретка, имела позволение всюду сопровождать своего повелителя; она не отходила от него даже во время сражений. Ей одной позволялось валяться на постели монарха, ей одной прощалась смелость отпускать какие-нибудь колкие шутки в присутствии его…
Фридрих II вел кровопролитные войны с Францией и Германией, со Швецией, Польшей и Россией.
Одна из таких войн продолжалась в течение семи лет (с 1756 до 1763 г.). Под конец Семилетней войны Фридрих II однажды вечером, удалившись от своей свиты, сбился с дороги и не знал, куда ему ехать, чтоб найти свою армию. Он был один в неизвестной ему местности и, быть может, даже среди неприятелей… Нет, он был не один — возле него была его верная собачка, и она-то помогла ему избегнуть несчастья.
Отыскивая дорогу, король доехал до реки Прегель и сильно встревожился: по его расчету в этой местности должны были бродить многочисленные отряды польских казаков. Опасность была велика!.. Он мог ежеминутно попасть в плен, лишиться не только свободы, но и плодов своих блистательных побед. Король был сильно взволнован, он осторожно подвигался вперед, всматриваясь в каждый куст, в каждое деревце… Вдруг Биш бросается на грудь лошади с глухим ворчаньем и как бы говорит: «Остановись! Ни шагу дальше!»
Когда же лошадь, повинуясь седоку, все-таки продолжала идти вперед, тогда левретка, подскочив к ноге короля и укусив за носок сапога, грустно завыла. Король понял, что Биш почуяла близкую опасность и предостерегает его. Фридрих Великий останавливает лошадь, смотрит, прислушивается, но никого не видит, ничего не слышит. Однако слезает с лошади, делает несколько шагов назад, к великому удовольствию собачки. Король ложится и прикладывает ухо к земле. Еще минута — и он услышал глухой шум, происходивший, вероятно, от отряда кавалерии, приближавшейся в его сторону по берегу реки Прегель…
Нельзя было терять ни минуты. Король бьет хлыстом своего коня, и тот мчится во всю мочь. Фридрих Великий прячется под мостом. В ту же минуту появилось десятка два неприятельских всадников, и были они уже в нескольких шагах от того места, где укрылся король, как вдруг бросились в сторону и помчались за лошадью Фридриха Великого с целью поймать ее. Положение покорителя сделалось легче, но все еще было весьма опасным. Могли появиться новые отряды неприятеля и открыть под мостом своего победителя!.. Тогда прощай вся слава его побед!
Чтобы вполне объяснить, что должен был испытывать король, сидя под мостом, надо прибавить, что Биш, чувствуя приближение неприятеля, силилась раза два залаять. Сжимая руками морду собаки, Фридрих Великий в первый раз в жизни испытал, что значит страх!.. Когда Бит умерла, то благодарный король воздвиг ей памятник в парке замка Сан Суси, любимом местопребывании Фридриха Великого в Потсдаме.
На всех картинах, образах и эстампах, изображающих св. Роха, нарисована везде и его собака. Это и породило французскую пословицу, применяемую к двум неразлучным друзьям: «Св. Рох и его собака».
Рох родился в Монпелье в конце XIII века от благородных и богатых родителей. Ему не было еще двадцати пяти лет, когда он лишился отца и матери. Сирота, но богатый и свободный, молодой Рох, будущий великий святой XIV века, покинул Францию и отправился на богомолье в Рим. В то время в Италии свирепствовала чума. Рох с любовью и преданностью посвятил себя уходу за больными и таким образом способствовал выздоровлению многих.
Неустрашимый юноша, черпая силу духа в вере в Бога и в любви к ближнему, день и ночь сидел у изголовья зачумленных, увещевая их быть терпеливыми и уповать на Бога.
После смерти одного из больных собака умершего привязалась к Роху и не отходила уже от него.
В скором времени Рох сам заболел чумой. «Мне кажется, что я умру», — сказал он одному посетителю, которого он вылечил и который пришел благодарить его. — «Господь сделает для вас то, что вы сделали для многих других», — ответил ему тот. — «О! Смерть не страшит меня, но я бы желал немедленно выйти из города, чтоб не заразить оставшихся здоровыми, так как эпидемия здесь почти уже прекратилась».
Во время этого разговора собака, лежавшая у ног больного и смотревшая на него, жалобно завыла. Рох поласкал ее, потом, обратившись к посетителю, сказал: «Я вам дарю Готара на память. Берегите его».
По приказанию Роха собака последовала за гостем.
Через час после этого зачумленный больной вышел из города и удалился в глубь леса, чтоб скрыть там свои страдания и смерть. На другой день сверх своего ожидания Рох не умер, но к его страданиям прибавилось еще одно — голод!..
Вдруг он увидел возле себя Готара с куском хлеба. Собака вложила в его руку хлеб, легла возле страдальца и стала лизать его ноги. Ежедневно в течение целого месяца Готар доставал где-то хлеб и приносил его больному. Наконец, вылечившись от заразы, Рох возвратился в Монпелье и посвятил себя на служение добрым делам. Он жил в бедном домике в узком и темном переулке и умер в 1328 г., 14 августа.
В Англии когда-то существовали ужасные междоусобные распри. Католики и протестанты беспощадно предавали смерти друг друга, и каждая партия употребляла во зло свою победу.
После одного из ужаснейших сражений, когда католики остались победителями, некто Карл Давис (стекольщик в Еннисе) должен был искать себе спасения в бегстве, так как он недавно пред тем перешел в протестантскую веру. Он поспешил оставить поле сражения, возвратился в Еннис и спрятался в сорной яме. Тут он в продолжение четырех дней не имел пищи, кроме петуха, который нечаянно попал в ту же яму и которого беглец пожирал сырого.
Голодать и оставаться в грязной яме более четырех дней было невозможно. Карл Дэвис осмелился выйти из ямы ночью, прошел чрез город Еннис и уже вышел в поле, надеясь найти себе безопасное убежище, как вдруг был узнан солдатами католической партии. Его схватили, поволокли в местечко Винегаргиль и тотчас же расстреляли. Одна пуля пробила его насквозь, другая оторвала ему руку После этого убийцы подошли к трупу и стали издеваться над покойником. Взяв труп за ногу, поволокли его и бросили в наскоро вырытую яму, которую засыпали землей и забросали каменьями. Карл Давис имел собаку, которая следовала за ним в его бегстве и присутствовала на месте казни. Едва убийцы ее господина удалились, собака принялась разбрасывать каменья, рыть землю лапами и делала это до тех пор, пока не показалась из-под земли голова и часть груди ее хозяина. Тут она стала усердно облизывать языком кровь, струившуюся из ран его. В течение нескольких дней собака не переставала зализывать раны своего господина — и что же? Карл Давис мало-помалу начал приходить в себя, возвращаться к жизни. Он очень удивился, когда стал сознавать свое положение. Все это могло бы ему показаться сном, если б он не видел возле себя верного своего друга, ворчащего от досады, что не в силах поднять на ноги своего господина; сам же Карл Давис, хотя и пришел в чувство, но, ослабев, не имел возможности пошевелиться. Собака, как верный друг, показала тут всю свою любовь и преданность, употребила все свои способы и усилия, чтобы возвратить к жизни дорогого для нее человека. Она не унывала, что старания ее в течение нескольких дней не давали желанного успеха, и продолжала не щадить своих сил, чувствуя, что искра жизни еще таится в ее господине. Забывая о пище, она продолжала согревать холодеющий труп, зализывать раны, выть, лаять и стонать. И она достигла своей цели — люди заметили ее старания и пришли к ней на помощь, но то были католики, враги ее хозяина… Увидев мертвеца, обезображенного, обагренного кровью и полузарытого в яме, суеверные католики приписали такое воскресение из мертвых чуду Провидения, которое возвращало Дависа к жизни лишь для того, чтоб он оставил протестантизм и снова перешел в католичество и тем избегнул бы вечного осуждения на муки ада. Итак, побуждаемые не чувством сострадания, а суеверием, католики осторожно вынули еретика из его могилы, перенесли к себе в дом, перевязали его раны и усердно заботились о нем. По прошествии трех месяцев Карл Давис совершенно выздоровел. Все жители Винегаргиля засвидетельствовали в свое время подлинность этого происшествия.
21 августа 73 г. после Р. Х. жители городов Геркуланум и Помпея, лежавших у подошвы Везувия, на берегу моря, были испуганы известием, что над вершиной горы появилось черное облако дыма необычайной величины. Все выбежали на улицу, чтоб узнать причину такого страшного явления. Всеобщий испуг усилился, когда заметили, что облако образовалось из густого столба дыма, поднимавшегося на вершине Везувия и принимавшего форму колоссального дерева, ствол которого состоял из черного дыма, а сучья из огненных снопов различного цвета.
Страх напал такой, что несколько времени в обоих городах царствовала мертвая тишина… Наконец раздался громкий рев и вой домашних животных, а вслед за тем отчаянный вопль женщин и детей… Между тем черное облако разостлалось по всей окрестности и превратило дневной свет в ночную мглу; земля дрогнула так, что самые прочные здания поколебались и послышался грохот обвалившихся домов. Улицы, сады и дома стали покрываться черной золой и раскаленными каменьями, которые высоко выбрасывала из себя разбушевавшаяся гора. Два широких потока лавы приближались к стенам городов, обжигая и погребая все на своем пути. Тогда все, что могло бежать, обратилось в бегство, — и в густой мгле, среди страшного смятения происходили неописанные сцены человеческого отчаяния; слышны были крик и плач потерявшихся детей, раздирающие душу вопли матерей и всех, кто терял кого-нибудь, стоны безжалостно задавленных и растоптанных; здесь мать умоляла помочь ей найти потерянное дитя, там муж рвал на себе волосы по задавленной жене. Одни опрометью бежали в свой дом, чтобы спасти сокровища, другие, ожидая нового подземного удара, искали спасения за городом. Все это неслось, сталкивалось, теснилось, кричало, плакало и громко взывало о помощи… Все общественные узы порвались, и каждый повиновался только чувству самосохранения…
Города Геркуланум и Помпея исчезли под лавой и густой массой вулканической пыли. Они оставались погребены таким образом в продолжение семнадцати веков.
Теперь эти города открыты; из-под развалин достают очень ценные и любопытные предметы. Между всеми этими памятниками древности более других привлек на себя внимание скелет собаки, распростертой над 10-12-летним ребенком. Скелет находился в таком положении, будто собака во время ужаснейшего происшествия старалась спасти жизнь своего молодого хозяина. Вскоре был отыскан и ошейник этой собаки; на нем была сделана надпись по-гречески. Ошейник этот находится теперь в галерее редкостей великого герцога Тосканского. Прочитав надпись на ошейнике, узнали, что собака называлась Дельтой и принадлежала Северинусу, которого она при различных случаях три раза спасала от смерти.
В первый раз вытащила Северинуса из воды, когда он тонул, во второй раз защитила от четырех разбойников, напавших было внезапно на ее хозяина, в третий раз защитила от волчицы, накинувшейся в ужасной ярости на Северинуса в то время, когда он похищал ее детенышей (в роще, посвященной богине Диане, близ Геркуланума). После таких славных подвигов Дельта, по-видимому, привязалась к одному из детей Северинуса. Доброе и верное животное не хотело оставить своего молодого хозяина даже в то время, когда всякий человек думал только о себе и старался бегством избавиться от ужасной смерти. Дельта также могла бы убежать и спастись, но, не имея возможности спасти друга, не искала уже и собственного спасения.
На горе Сенбернард в Швейцарии построен небольшой монастырь, в котором живут монахи и держат собак, приученных пробираться по извилистым горным тропинкам, с которых они сходят в сторону только тогда, когда окажется необходимость помочь прохожему. Сбившихся с дороги они призывают к себе громким лаем и указывают дорогу, засыпанных снегом отгребают своими сильными лапами, согревают густой шерстью, лижут лицо и руки, — одним словом, приводят в чувство. На шее у сенбернардских собак обыкновенно висит закупоренная бутылка с вином для того, чтоб путники, продрогшие от холода, могли бы сперва согреться среди окружающего их снега, а потом уже следовать за собаками в монастырский приют. Каждый год эти собаки спасают жизнь многим людям. Случаи спасения, как и имена собак, записываются в монастырскую книгу.
Самой замечательной из этих собак был Барри, а спасение им пятилетнего мальчика (Стефани) произвело такое сильное впечатление в окрестностях, что один благодетельный господин взял этого сироту к себе на воспитание, приказав изобразить трогательное происшествие искусному бернскому художнику. Картинка была поставлена в убежище, где находилась собака.
В декабре месяце, в 1816 г., во время своих поисков много сенбернардских собак погибло под снежной лавой футов в 15 вышиной.
Самая лучшая из известных нам собак, говорит Шейтлин, не та, которая на Коринфе разбудила стражу Акрополя, не Безерилло, растерзавший сотни голых американцев, не собака одного палача, которая по приказанию хозяина провела через длинный темный лес боязливого путника, не Дракон Драйдена, который по данному ему знаку бросился раз на четырех разбойников, удавил нескольких из них и таким образом спас жизнь своего господина; не та, которая прибежала в дом мельника дать знать, что ребенок его упал в ручей, не собака, которая в Варшаве бросилась с моста в реку и спасла тонувшую девочку. Это также не собака Обри, которая столько раз бросалась на убийцу своего господина и чуть было не растерзала его в присутствии короля; наконец, не собака Бенвенуто Челлини, которая будила мастеров, как только вор забирался красть золотые вещи. Нет, это был Барри, собака Сенбернарда. Да, Барри, ты был лучшей из собак, лучшее из всех животных! Ты был большой разумной собакой. Ты спас жизнь более чем сорока людей. С корзинкой хлеба и бутылкой вина на шее ты каждый день выходил из монастыря в метель и оттепель, чтобы отыскивать людей, занесенных снегом и засыпанных лавинами, отрывал их и, в случае невозможности спасти, бежал домой звать на помощь братьев монастыря. Ты, как человек с нежной душой, умел, должно быть, выражать свое участие, потому что иначе маленький мальчик, вырытый тобой, не осмелился бы взобраться к тебе на спину и дать нести себя в монастырь. Когда ты с ребенком на спине добрался до гостеприимных ворот, ты стал звонить в колокольчик, чтобы скорее передать дитя заботливости добрых братьев. И лишь только сняли с тебя драгоценную находку, как ты, не теряя ни минуты, побежал опять на новые поиски. Удача служила тебе только уроком для будущего, и ты становился веселее и бодрее. Лучшая награда добрых дел — это то, что каждое из них влечет за собой другое. Но как же могли понимать тебя спасенные тобой? Как умел ты ободрить и утешить их? Я бы хотел дать тебе язык, чтобы люди могли поучиться у тебя. И ты не ждал приказаний, ты сам всегда помнил свои святые обязанности, как добрый и честный человек. Лишь только ты издали примечал приближение тумана или метели, как уже спешил вон из монастыря. Родись ты человеком, чем бы ты был? Каким-нибудь святым основателем благотворительных братств и монастырей. И трудился ты неутомимо, не требуя ни похвал, ни благодарности, целых двенадцать лет… Теперь ты умер, и тело твое стоит в Бернском музее. Когда ты стал стар и слаб и не мог более служить людям, то город хорошо сделал, что кормил тебя и берег до самой твоей смерти. Кто увидит теперь в музее твое чучело, должен снять шляпу, купить твой портрет и под стеклом повесить его на стене своей комнаты. Пусть покажет он своим детям и ученикам картину, где с ребенком на спине ты стоишь и звонишь у ворот монастыря, и пусть скажет им: делайте и вы то же, что делала эта собака.
В Филадельфии, главном городе штата Пенсильвания (в Северной Америке), умер в 1866 г. один очень богатый плантатор. При жизни своей он любил прогуливаться по берегу гавани с огромной собакой ньюфаундлендской породы. Кличка этой собаке была Эпаминонд. Почему хозяин дал ей такое имя, осталось неизвестным. Может быть, он хотел почаще вспоминать честное и славное имя фивского полководца, умершего от ран (в 363 г. до Р. Х.), а может быть, еще и потому, что с этим именем он соединял честность, храбрость и отвагу своего Эпаминонда. Действительно, его Эпаминонд так же любил справедливость, как и фивский полководец, так же защищал слабых против сильных, спасал погибавших и проч. Жители Филадельфии знали про многие подвиги этой собаки, но не знали про один из них, за который она была почтена плантатором в его духовном завещании. Оказалось, что Эпаминонд когда-то спас жизнь и своему хозяину, несмотря на то, что он был владелец негров и стоял против освобождения от рабства этих несчастных людей.
«Мой водолаз, Эпаминонд, — было написано в духовном завещании плантатора, — спас мне однажды жизнь, когда я тонул, и чтоб вознаградить его за оказанную мне услугу, я оставляю ему после моей смерти ежегодную пенсию, равно как и служанке моей, Бетти, которая должна его кормить и быть его опекуншей.
Эта ежегодная пенсия должна выдаваться Бетти со дня моей смерти по 70 франков в день до дня кончины Эпаминонда.
Но когда умрет Эпаминонд, то она целый месяц после этого будет еще получать по 613 франков в день.
В день смерти Эпаминонда должна будет получать по 2250 франков в час.
В последний час жизни моей бедной собаки по 8170 франков в минуту, а в последнюю минуту по 2500 франков в секунду.
Поручаю моему нотариусу следить за точным исполнением этого завещания».
Сенбернардская собака по имени Драпо спасла жизнь человека весьма остроумным способом. Человек, которого она нашла, был засыпан обрушившейся снежной лавиной, так что у него оставалась свободной лишь голова.
Сначала собака старалась всеми силами отрыть этого несчастного, но снег был слишком тверд, и усилия ее оставались безуспешны. Тогда она начала громко лаять, тоскливо поглядывая по сторонам. Так как никто ей не откликался, то она побежала что есть мочи не в монастырь, но в деревню, находившуюся ближе к месту несчастья. Жители, видя, что собака прибежала одна, догадались, что случилось что-нибудь недоброе, притом же это подтверждалось и взволнованным состоянием верного пса. Они последовали за ним и спасли человека, который доверчиво ожидал помощи.
У какого-то человека, для чести которого лучше не называть его, был водолаз. Он хотел избавиться от него из экономии именно в тот год, когда на собак была наложена плата. Этот человек, желая привести в исполнение свое злое намерение, ведет своего старого слугу к Сене, связывает лапы его веревкой и с крутого берега бросает в воду. Собака до того билась, что разорвала веревку, и с трудом, едва переводя дух, выбралась на крутой берег. Злой хозяин отталкивает собаку, сильно ударяя ее дубиной, но при этом теряет равновесие и падает в реку. Он погиб бы безвозвратно, если бы собака его не была похожа более на человека, чем он. Водолаз бросается в воду, чуть-чуть не поглотившую его, чтобы спасти жизнь своему палачу. Это удалось ему не без труда.
Так собака умеет платить за зло добром!