Зодиак

18

И все-таки мне не давали покоя исчезнувшие ПХБ. Я десятки раз мысленно прокручивал случившееся, пытаясь отыскать свою ошибку. Я даже не мог сказать, когда именно облажался – на той единственной первой пробе или на группе, которую мы собрали потом.

Есть разница между токсикологическим детективом и всеми прочими. Если ты обычный сыщик и нашел на полу труп, то знаешь, что было совершено убийство, тебе об этом говорят твои собственные глаза. Но если ты токсикологический детектив, то твои глаза – газовый хроматограф, а он не всегда надежен. Если твой механический глаз говорит, что в данной пробе присутствуют ПХБ, ты должен задать себе кое-какие вопросы. Как она была взята? Правильно ли работает прибор? Кто еще имел к ней доступ?

И вдруг меня осенило. Может, пока я напивался и мне делали массаж, кто-то добрался до наших проб? Пробы лежали в багажнике «омни», и с хай-тек-зловредов станется открыть багажник, вылить пробы и подменить их обычной водой.

Но нет, слишком много неувязок. Во-первых, вся гипотеза чересчур уж неправдоподобная. Во-вторых, я помнил, что заметил в одной пробе проблеск красного – кусок жестянки от банки колы, а ведь я видел его и на следующий день. И самое убедительное: когда мы помечали результаты на карте, пробы показали стабильное снижение уровня ПХБ по мере приближения к Спектэкл-айленду. С подделками такое не продублируешь.

Следующее озарение: может, выброс ПХБ был крайне локализованным? И по чистой случайности в первую свою вылазку я наткнулся как раз на это место и взял ту по-настоящему грязную пробу. Нет, маловероятно. Ну, предположим, жила-была очень большая, очень старая акула, десятилетиями кормившаяся в гавани донной рыбой, так что в ее организме биоаккумулированные ПХБ скопились до невероятного уровня. Потом она дала дуба, тушка легла на дно и разложилась, оставив по себе лужицу химикатов. Случались вещи и постраннее. Если мыслишь рационально и научно, нужно учитывать, что результаты твоего опыта могут пойти псу под хвост из-за самых идиотских случайностей. Вот почему ученые берут уйму проб и перепроверяют свои выкладки прежде, чем их опубликовать. Хотя бы тут я не поступился принципами.

По возвращении в Буффало я нанял мебельный фургон. Дебби отправилась на корабль планировать спектакль у Ниагары, а мы с Аланом, прихватив с собой Фрэнка, здоровенного силача из команды «Иглобрюха», отправились в самый большой магазин «Сад и огород» Буффало. Мы до отказа забили фургон стофунтовыми мешками сухого цемента и гравия, а еще обзавелись сверхпрочным эпоксидным клеем. Джутовые мешки у нас были свои.

До поры до времени мы припарковали фургон у пристани, и я поехал в ближайшую резервацию к индейцу по имени Джим Грандфазер, с которым уже работал раньше. Он был вроде меня, но лет сорока, жил с женой и собаками в двойном срубе посреди леса и ездил на большом старом пикапе «додж» с железной головой индейца на капоте, которую подобрал где-то на свалке. Он отучился пару лет в колледже и был в племени историком, архивариусом и хранителем разнообразнейших знаний. Всякий раз, когда вставала проблема окружающей среды, он выступал от имени всего племени. Не знаю, был ли у него официальный пост в племенной администрации, назначили ли его общим соглашением или он сам себя назначил, но он словно был создан для этой роли. Когда я подъехал, он бросал пластмассовую летающую тарелку собакам. Собак было две, а летающая тарелка только одна, поэтому мне пришлось переждать, пока посреди дороги закончится битва за игрушку. Наконец Джим крикнул что-то на языке, который я никогда не узнаю, и обе разом ее бросили. Он же с широкой ухмылкой подошел к машине.

– Как поживает Гранола Джеймс Бонд?

– Чуть токсичнее, чем в прошлый раз, но неплохо. А как твои дела, приятель?

– Вот взгляни. – Открыв бумажник, он достал сложенный листок бумаги. Компьютерная распечатка. Результат анализа крови.

– Тебя что, проверяли на наркотики?

– Нет, нет, это на холестерин. – Он ткнул коротким пальцем в графу. – Ниже нормы. – Отойдя на шаг, он развел руки. – Ну? Как по-твоему, это тело с низким холестерином?

– Поздравляю, Джим.

– Это тебя надо благодарить.

В прошлый раз мы виделись с Джимом около года назад, и я донимал его разговорами о том, сколько он ест жирной пищи. Он был членом какого-то кооператива, где выращивали и забивали свиней, и потому основательно налегал на бекон и сосиски. Его жена Анна тоже начала на него наседать. Он сдал анализы и обнаружил, что уровень холестерина у него довольно высокий. Поэтому нынешний показатель – большая победа.

– Перешел на рыбу?

– Ты видишь тут океаны?

– На тофу?

Он фыркнул, поскольку знал, что я думаю о тофу.

– Оленина, дружок. Крепкая и жилистая, как я. Каждый день беру на работу по сардельке.

– Почему ты на это пошел?

– Чтобы жена отвязалась.

Не судите по его словам – они с Анной любили друг друга.

Припарковав машину одним колесом в канаве, я дал себя обнюхать собакам. Во всяком случае, я думал, что это собаки.

– Как ты их отличаешь от волков?

– У моих есть ошейники, – объяснил Джим. – Не беспокойся, они просто проверяют тебя на диоксин.

Его животные ничего не нашли, поэтому мы неспешно направились к дому.

– Кто та сволочь в Южной Дакоте?

Я едва не спросил, как он-то, черт побери, узнал, но удержался. Если у нас есть компьютерные доски объявлений, то почему бы у них не быть? Но с подобным я сталкивался и раньше. Стоит приехать хоть на Аляску, хоть в Калифорнию и поговорить с любой шишкой в племени, неизменно возникает ощущение, что они прошерстили твое досье. Вот уж кто связь поддерживает.

– Сам я его не знаю. Ты, наверно, думаешь, что головной офис из кожи вон вылезет, пытаясь извиниться.

– Уже не надо. Суть поняли.

Мы сели на кухне, и он налил мне кофе.

– Анна поехала в город за покупками. Мы тронемся, как только она вернется.

– Спешить некуда. Меня ждут не раньше полуночи.

Он рассмеялся.

– Совсем в твоем духе. У нормальных людей встречи в полдень, у тебя – в полночь.

– Так ведь тогда происходят все сбросы.

– Что поделывал? Что новенького у вас в Бостоне стряслось?

– Если б я знал.

Я изложил ему историю с ПХБ/ФЦД, завершив моими ночными размышлениями. Он поддержал теорию «большого заговора».

– Ты же не станешь связываться с мафией, правда?

– Ни в коей мере. Эти пусть делают что хотят. А по-твоему, это мафия, Джим?

– Ага. Их духом несет.

– Не согласен. Слишком уж неряшливо.

С минуту Джим медитировал над своей чашкой кофе.

– Слушай, если они придут за тобой, если у тебя будут неприятности, тащи свою задницу в Адирондак.

– Зачем мне в горы? Я на лыжах не катаюсь.

– Даже не обязательно туда. Просто в любую резервацию. Пойдешь и попросишь помощи, а я позабочусь, чтобы за тобой присмотрели.

– Ага. Наверно, сицилийцы резерваций как огня боятся.

Мое фривольное замечание он пропустил мимо ушей.

– Если возникнут сомнения, назови мое имя, заставь позвонить мне. Но не слоняйся по округе, давая себя кокнуть.

Его предложение меня удивило и, честно говоря, польстило. Не так уж сильно я ему помог. Но резервация – отличное место, чтобы затеряться.

Мы поговорили о запланированных на эту неделю операциях, которые будут состоять пополам из грязной работы и полномасштабных акций для прессы. Меня больше волновала грязная работа в Буффало, Джим же собирался к водопаду – с благородным видом говорить в камеру. Позже, когда цемент затвердеет, я тоже туда приеду.

В ожидании Анны мы немного побродили по его участку. За домом у него был тир – и для луков, и для огнестрельного оружия, и с часик мы там подурачились.

– Вот что тебе следовало бы носить, – порекомендовал он, доставая огромную винтовку с затейливыми письменами по прикладу. – Это винтовка с рычажным затвором. Я бы сказал, подходящее для тебя оружие. Только посмотри на размер магазина.

– Какого магазина?

– Господи, С. Т., та трубка внизу называется «магазин». А, ладно, забудь. – Он снова убрал винтовку. – Тебе больше подойдет другое. Мы вооружим тебя луком и стрелами.

И того и другого у него было в избытке. Он мастерил их в стиле племени «проколотые носы» (или нез-персэ, как их прозвали французы), в стиле лакота, в стиле ирокезов – какие угодно. Он считал, что единственный способ не утратить знание – пускать его в дело. Он мог пойти в лес с одним лишь ножом и смастерить себе каноэ из березовой коры.

– Правда, я только раз такое проделал, – пояснил он. – Две недели убил. Анне приходилось постоянно носить мне сумки-холодильники, забитые сандвичами с болонскими сосисками. А закончилось все инфекционной пневмонией.

Не слишком впечатляет, верно? Но каноэ он закончил, и оно по сей день лежит у него в гараже. Луки он изготовлял у себя в мастерской и без угрызений совести доводил на шлифовальном станке.

– Смысл в том, чтобы руки ремесло не забывали, а не в том, чтобы жить как пещерный человек.

Однако воспользоваться его луком я не мог, даже если захотел бы. Мне удалось его натянуть, но не удержать ровно достаточно долго, чтобы прицелиться. А еще я нервничал. Тетива была из перевитого конского волоса, и мне казалось, что она вот-вот порвется и на сверхзвуковой скорости хлестнет мне прямо в глазное яблоко. Джим прикончил ради меня пару тюков сена, а к тому времени домой вернулась Анна.