Золотая цепь. Дорога никуда

3

Первый свой значительный рассказ — «Остров Рено»- Грин написал и напечатал в 1906 или 1907 году; все свои самые блестящие вещи, в том числе романы «Золотая цепь» и «Дорога никуда», — уже после Октябрьской революции.

Почти все его произведения — большие и малые — подчинены самовластно владеющей им идее радости сбывающихся фантазий, торжеству человека, сумевшего осуществить свою самую желанную мечту.

Можно обладать неиссякаемой фантазией, можно научиться строить поистине головокружительные сюжетные коллизии, но не уметь придавать своему вымыслу абсолютно убеждающую реальность. Тут не помогут ни ум, ни начитанность, ни большой литературный опыт. Нужен особый талант, та волшебная палочка мастерства, которой в совершенстве владели сумрачный американский новеллист Эдгар По и добрый, ясный сказочник Андерсен.

Владел такою волшебной палочкой и Александр Грин. Под ее воздействием самое невероятное и фантастическое принимало четкие реальные формы и убеждало, как видимое и существующее.

Вот как описывает Грин несуществующую статую в центре несуществующей площади вымышленного им города, в романе «Бегущая по волнам».

«Все линии тела девушки, приподнявшей ногу в то время как другая отталкивалась, были отчетливы и убедительны. Я видел, что ее дыхание участилось. Ее лицо было не тем, какое я знал, не вполне тем, но уже то, что я сразу узнал его, показывало, как приблизил тему художник и как среди множества представляющихся ему лиц сказал: «Вот это должно быть тем лицом, какое единственно может быть высечено». Он дал ей одежду незамеченной формы, подобной возникающей в воображении, — без ощущения ткани; сделал ее складки прозрачными и пошевелил их. Они прильнули спереди, на ветру. Не было невозможных мраморных волн, но выражение стройной отталкивающей ноги передавалось ощущением, чуждым тяжести. Ее мраморные глаза — эти условно видящие, но слепые при неумении изобразить их, — глаза статуи, казалось, смотрят сквозь мраморную тень. Ее лицо улыбалось. Тонкие руки, вытянутые с силой внутреннего порыва, которым хотят определить самый бег, были прекрасны. Одна рука слегка пригибала пальцы ладонью вверх, другая складывала их нетерпеливым восхитительным жестом душевной игры».

Каждое слово этого описания несуществующей мраморной фигуры изумительно по силе передачи ощущения… Скульптор сделал складки прозрачными и пошевелил их! Нет даже надобности прикрыть веки, чтобы явственно увидеть вытянутые тонкие девичьи руки, почувствовать душевный порыв, легкое, как бриз, движение всей скульптуры вперед, в неизведанное…

А ведь таков Грин! Можно привести бесчисленное множество примеров его мастерства, сила которого едва заметным движением разрушает глухую, казалось бы несокрушимую, стену, отделяющую вымысел от реальности.

Дело в том, что Александр Грин и в пятьдесят лет продолжал смотреть на мир ясными, все подмечающими глазами ребенка, обладающего неиссякаемым любопытством, силой непосредственного восприятия и трепетной, отзывчивой ко всему светлому и хорошему душой.