Золотая цепь старчества. Русское старчество XX века

XX век был ознаменован расцветом старчества в России. Так исполнилось речение: «Где умножается грех, там преизобилует благодать». Глумливое безбожие провозгласило грех нормой жизни, но Господь, чтобы спасти избранных, преизобильно излил Свою благодать на нашу землю, — в разных ее концах процвели подвижники- старцы, которые помогали людям выстоять под напором сил зла.

И теперь, в наше малоплодное время, поражает, как всего лишь 50-70 лет назад было много тех, кого народ православный безошибочно принимал как старцев, через которых открывается воля Божия.

В одной книге нет возможности даже кратко рассказать обо всех старцах XX столетия. Мы ограничились рассказом лишь о тех, кто широко известен и почитаем верующими, канонизирован Русской Православной Церковью. Но почти в каждом крае подвизались старцы и старицы, которые остались известными только местным жителям, что не умаляет их служения. Например, блаженные вырицкие Варвара и Наталья или блаженные ставропольские Георгий и Сергий, донецкий схиархимандрит Зосима (Сокур) или старица- слепица Антония из новгородского Внуто. Перечисление имен можно продолжить — воистину неиссякаемым был источник старческой благодати, и до сего времени питающий нас благодаря наставлениям подвижников, которые удалось записать и донести до людей через книги.

Пусть и наш рассказ послужит читателям во утешение и приобщение к благодати старчества.

Преподобный Варнава Гефсиманский

Дивное светлоплодовитое древо старчества процвело на Руси перед катастрофическим наступлением безбожного мятежа. По всем концам страны воздвиг Господь Своих усердных служителей, которые утешали, вразумляли, подготавливали народ к грядущим испытаниям. Одним таким центром старческого служения были скиты Троице-Сергиевой Лавры, и прежде всего Гефсиманский скит. Старческое служение здесь имело добрую преемственность от времени основания скита — в середине XIX столетия, когда здесь подвизались старец Филиппушка и его дети. Но особую славу принес «Гефсимании» в конце XIX и в начале XX века старец Варнава. Десятилетия его старческого служения привлекли в «Пещеры» (так назвали скит из-за устроенных под Черниговским храмом пещер с кельями и пещерной церковью) сотни тысяч православного люда разного звания. Благодать старческого служения передал преподобный Варнава своему великому духовному сыну — прп. Серафиму Вырицкому. Последний и обликом своим, и духом любви, и даром мудрого советования и целительства души и тела был во всем подобен своему учителю.

«Он жил во славу Божию» — эту надпись автор этих строк впервые прочитала на надгробной плите старца Варнавы, пробираясь в темноте со свечой по заброшенным и запущенным пещерам Гефсимании почти тридцать лет назад. Старец уже не лежал в то время под этой плитой — он был перезахоронен в советское время на городском кладбище. Но мы были свидетелями того, как кричали одержимые, приближаясь к черному мрамору с выбитым на нем именем прп. Варнавы, как не могли они приложиться к освященному надгробию. Старец продолжал служить людям и по успении своем, и его могилка на городском кладбище многие годы была местом усердных паломничеств верующих. Там впервые услышали мы слова пророчества прп. Варнавы: «Преследования против веры будут постоянно увеличиваться. Неслыханное доныне горе и мрак охватят всё и вся, и храмы будут закрыты. Но когда уже невмоготу будет терпеть, то наступит освобождение. И настанет время расцвета. Храмы опять начнут воздвигаться. Перед концом будет расцвет».26

Тогда же — двадцать семь лет назад — в Гефсиманский скит водили уже экскурсии, и те, кто долгие годы хранил память о преподобном, впервые получили возможность рассказывать о нем людям. Этот рассказ запомнился на всю жизнь.

Имя Варнава означает «сын утешения» — таким утешителем, печальником многотысячной семьи народной и был прп. Варнава всю жизнь. Вступление его на стезю старческого служения необычно — он стал окормлять народ по данному ему благословению, сам еще будучи только послушником. Но не лета и положение внешнее определяют духовную зрелость человека — всей своей жизнью от детства приготовлялся Василий Ильич Меркулов к духовному служению людям.

Родился он в Тульской губернии 24 января 1831 года в крестьянской крепостной семье Меркуловых, которая потом была продана другому владельцу в село Нару Фоминскую под Москвой. Светская книжная образованность Василия была невелика, обучился же он в совершенстве ремеслу слесаря. Но главным от детства благодаря стараниям матери было образование сердца и общение с миром духовным. Житие старца изобилует рассказами о видениях из мира горнего, которые он имел в детстве и ранней юности.

Господу нужно не наше образование и блестящие успехи в миру, Ему нужно чистое сердце, на котором Он может писать «глаголы неизреченные». Только такое сердце может понять эти глаголы, услышать Божий призыв. Так произошло и с юным Василием, когда он с матерью приехал в Троице-Сергиеву Лавру. Вот как об этом вспоминал сам подвижник: «Однажды, по окончании службы в Троицком соборе, подошел я приложиться к мощам преподобного Сергия и, когда прикладывался, почувствовал великую радость на душе. То чувство было тогда для меня необъяснимо, но так сильно охватило меня всего, что я тут же, у раки угодника Божия, окончательно решил, если Богу угодно будет, поступить под кров его обители».27

В 1851 году, в двадцатилетием возрасте, получив благословение от своего духовника старца Геронтия и от родителей, Василий Меркулов удалился в обитель прп. Сергия Радонежского. Вскоре он был определен на жительство в Гефсиманский скит и обрел там старца-духовника схимонаха Григория, затем в скит приехал и первый духовник юноши — старец Геронтий. Оба эти старца, почти одновременно отошедшие ко Господу, и дали своему послушнику пред кончиной завет — принимать людей на совет и быть для них старцем. Смутило и озадачило послушника Василия это двойное благословение, но вот что удивительно — никого из притекавших к нему богомольцев не смущало, что он даже пострига не имеет, как и священнического сана. Потому что, как сказано в житии, и в то время, когда он нес в скиту послушания слесаря, свечника, келейника, «все соприкасавшиеся с ним понимали, что в нем рождался будущий старец-подвижник». Еще при жизни старца Григория ему приходилось очень много общаться с людьми на келейном послушании, уже в это время запомнили богомольцы доброго, смиренного брата Василия, который никого не отпускал не утешенным из кельи старца. Поэтому естественным образом после кончины старца Григория те же люди потянулись к его послушнику. А вскоре и лаврское начальство утвердило благословение, данное послушнику Василию старцами. В 1872 году его официально утвердили в звании «народного духовника “Пещер” Гефсиманского скита», предварительно совершив над ним монашеский постриг с именем Варнава, рукоположение во диакона и сразу же во священника.

Должность духовника сделала отца Варнаву еще более известным среди богомольцев, и теперь с раннего утра до поздней ночи у дверей кельи его поджидал народ. «Старушка, издалека приехавшая на богомолье в “Троице-Сергию”, юноша-студент, ученый профессор, сановник, мастеровой, торговец, молоденькая девушка, монахини, дети — все шли к батюшке и находили у него удовлетворение своих духовных потребностей», — сказано в житии старца.28

«Сыночек», «деточка», «доченька» — так обращался он ко всем приходившим к нему. И сам он был удивительным «сыночком» — его отношение к матери трогает до слез. Немало страниц жития посвящено тому, как он встречал и принимал свою мать в монастыре, еще до того, как постриг ее в великую схиму в построенной им женской Иверской обители. Приведем один из таких рассказов. Однажды мать старца Варнавы пришла к нему на праздник, когда в скиту собирается множество богомольцев. Сильно смущалась старушка-мать, когда отец Варнава представлял ее каким-либо почетным посетителям и говорил: «Это вот моя родительница...» Не смела она и глаз поднять, смущаясь своего убогого одеяния и важности посетителей.

— Кормилец, зачем ты всем говоришь, что я мать твоя? Боюсь я, как бы, глядя на мое убожество, они не стали бы и тобой пренебрегать.

Старец же, улыбаясь, отвечал ей:

— Ах, матушка, матушка! Зачем ты отказываешься от меня? Разве я не сын тебе? Твоим-то убожеством я и должен гордиться, что ты в бедности сумела воспитать меня как должно.

В простоте сердечной отвечала старица:

— Какое мое воспитание тебе, кормилец? Не я, грешная и убогая, а Господь милосердный воспитал тебя.29

Сохранившиеся письма старца Варнавы, его духовные поучения свидетельствуют о его великой мудрости, необходимой нам и в наши трудные дни:

«Всего больше искушаются наши мысли и слово, но вот тут-то и подвиг, нужно бороться с такими искушениями; лучше перенести скорбь и скуку, нежели впасть в прелесть и в обман... По-мирскому жить — как по течению воды плыть, но духовно жить — нужно противиться миру, уклоняться от суетного ласкания...» «Спасение не в скудости. Ешь вкусно, но помни, что тело будет добычей червей. Спи на богатой кровати, но помни о жестких гробовых досках». «Суд Божий — не наш суд, и что хорошо, велико в глазах наших, то может быть признано худым, и наоборот». «Понуди себя на все доброе, принимай всех, как Самого Христа, всегда смотри только на свои недостатки, и будешь поистине с Богом».30

Служение старца Варнавы — это было служение любви, но любовь Божественная — не любовь человеческая. Часто старец не благословлял, умолял, запрещал тем, кто приходил к нему, делать то, что хотелось бы человеку, то, что ему нравилось, и наоборот, благословлял делать то, что было сопряжено с трудом и даже страданиями. В любви Божественной главное — спасение души, а не земное благополучие и удобство.

Так, в январе 1905 года пришел с покаянием к старцу Государь Император Николай II. О содержании беседы Императора со старцем точных сведений нет. Достоверно известно лишь то, что именно в этот год Николай II получил благословение на принятие мученического конца, когда Господу угодно будет этот крест на него возложить.31

Да и многим своим чадам духовным старец задолго до революции предсказал подвиг исповедничества и мученичества. В 1905 году, когда вся страна была охвачена забастовками и террором, батюшка с печалью возвещал: «Вся темная сила поднялась на Россию! Но силен Господь, и Он спасет Царя! Нужно молиться Архистратигу Михаилу. Но еще не все кончено... Еще прольется кровь!»32 Хотя и приходили богомольцы к старцу тысячами, он видел общее народное расслабление, формализм в делах веры и совести, он постоянно говорил о том, что «необходимо каяться, каяться, каяться», для того чтобы Господь «отвратил движимый на ны гнев». И заканчивал свои покаянные призывы старец Варнава пророческим молитвенным обращением: «Святые мученики, подкрепите нас!»

Господь не судил батюшке дожить до страшных времен новомучеников, но вся его жизнь была «бескровным мученичеством», такой же была и его кончина. Он ежедневно, ежечасно, ежеминутно распинал себя за других. В 1906 году он сильно занемог, болезнь усиливалась с каждым днем, но он продолжал ездить для окормления сестер в основанную им Иверскую Выксунскую обитель, по-прежнему принимал сотни богомольцев на исповедь и на совет каждый день. Так и в последний день своей жизни — 17 февраля 1906 года — старец, совершенно изнемогающий от болезни, уже отысповедовав у себя в скиту 400 человек и оставив дожидаться его еще 150 душ, поехал исповедовать новую начальницу опекаемого им дома призрения в Сергиевом Посаде. Поисповедовав ее, он попросил пригласить следующую исповедницу, а сам зашел в алтарь. Здесь он был найден лежащим на левом боку лицом к престолу, выпавший из его руки крест лежал на конце епитрахили.

Смерть в алтаре — блаженная кончина, так ее издавна определяют подвижники. В прощальном слове епископ Трифон (Туркестанов) сказал: «Он умер, как жил — на службе Богу и ближнему. <...> Так умирает воин на поле брани с оружием в руках, его давно предостерегали от переутомления и советовали отдохнуть, но он всегда отвечал: “Пока живешь, надо приносить пользу людям”».

Преподобный Корнилин Крыпецкий

Преподобный Корнилий — один из псковских юродивых, подвизавшийся в Иоанно-Богословском Крыпецком монастыре накануне великих и трагических потрясений в России в XX столетии, которые он предвидел и предсказал. Предсказал он также и возврат русских людей к вере отцов, который совпал со временем обретения мощей праведника. Тот факт, что преподобному Корнилию были открыты судьбы всей России (хотя вся жизнь его прошла в строго уединенном месте), говорит о том, что его имя можно поставить в один ряд с преподобными Варсонофием, Анатолием и Нектарием, старцами Оптинскими, преподобным Алексием Зосимовским, святым праведным Иоанном Кронштадтским, преподобным Лаврентием Черниговским и другими всероссийски известными старцами, которые возвещали судьбы Божии не отдельным людям, но всему народу. Господь во все времена только особенным избранникам Своим открывал и открывает пути Своего Промысла и повелевает возвещать о них.

О детстве святого Корнилия, как это чаще всего бывает в житийных повествованиях, известно крайне мало. Но и те скудные сведения, которые донесли до нас почитатели старца, говорят о том, что он был избранником от чрева матери. Родился будущий старец в 1841 году в деревне Великое Село, что расположена была неподалеку от Пскова (в 7-8 километрах). У родителей своих Михея Алексеевича (1796-1846) и Вассы Григорьевны (1806-1873) Лука был пятым ребенком, самым младшим.

Господь отметил новорожденного телесным недугом — мальчик родился полуслепым. Но, как и его небесный покровитель при крещении святой евангелист Лука, он был источником душевных и телесных исцелений для других людей. Бог дал знать маленькому Луке все о человеке: настоящее, прошедшее и будущее. Но не всем это нравилось. Вот как сказал о себе сам блаженный старец: «Дар пророчества я получил от Бога еще с пятилетнего возраста, и Благодать Божия научила меня, что сказать каждому человеку; и за знание меня звали иногда антихристом».

Всем своим поведением мальчик напоминал о жизни по Евангелию.

Например, в детстве маленький Лука любил брать на себя чужие грехи. Деревенские ребята часто проказничали в чужих огородах и садах, и хотя «от юности Христа возлюбивший» слепенький мальчик никогда не принимал участия в этих проделках, он, когда искали виновных, с радостью кричал: «Это я! Я виноват! Я эти бураки у вас повытаскивал!» Его ругали, наказывали, сильно побивали, но он и впредь вел себя так же. Надо сказать, что в большинстве житийных повествований мы крайне редко встречаем проявление такой высокой праведности в ранние детские годы. Чаще святые сокрушались по поводу естественной детской живости и мелких грехов первой поры своей жизни; редкие даже и среди святых от «младых ногтей» жили как «вестники небес», были «не от мира сего». Детское смирение мальчика Луки потрясает, и не только смирение, но и сострадание к ближним своим — брал он на себя чужую вину из жалости, чтобы других не наказывали. Все это говорит о том, что простой крестьянский мальчик, любивший посещать храм Божий, всем сердцем воспринял евангельские заповеди. И, не будучи обучен грамоте, не умея читать, он, подобно евангельским простецам, без колебаний и рас- суждений воспринял слово Спасителя как руководство к действию — как непоколебимые правила жизни.

Однажды в ответ на укорение в неграмотности мальчик ответил: «Что птицы говорят, я и то знаю...» — это свидетельствует о глубокой сокровенной жизни и о том, что в ранней юности он уже был «небесным человеком». Как известно нам из житий святых, тварь земная особенно чувствует святость человека (даже больше, чем окружающие люди), открывается святым и ведет себя с ними так, как это было в Раю — пребывая в послушании. Благодать почивает на святых, и животные ее особенно обостренно чувствуют.

В детстве слепенькому Луке односельчане поручили пасти своих коров. Пастухом он был необычным — выгонял стадо на пастбище и оставлял на волю Божию, а сам отправлялся храм. А когда вечером нужно было гнать стадо обратно, все до единой коровушки собирались гуртом и послушно шли вслед за своим пастырем.

В 1875 году, по увольнении из общества государственных крестьян, «монах от чрева матери» Лука прибыл в Иоанно-Богословский Крыпецкий монастырь, а уже через год определен был послушником.

Суровой, аскетической была жизнь насельников Крыпецкого монастыря. Но у будущего старца Корнилия она была еще более трудной — и кельи-то своей у него не было, ночевать приходилось где придется. Вероятно, большей частью на скотном дворе, так как первым послушанием, которое он получил в обители, было пасти монастырских коров. Униженное положение в монастыре прп. Корнилий сознательно избрал с самого начала. Вот его слова: «Я шел в обитель Крыпецкую поступить, и дал обет, и просил Савву, преподобного Крыпецкого, чтобы мне в обители жить и быть: ниже всех и меньше всех. Я так себя и поставил и вся моя жизнь: ниже всех... Много лет в обители сей жил, находился, трудился, и меня братия монастыря сего, вместе с игуменами, не поняла и не познала: я накладывал на себя мнимые слабости. Чтобы быть ниже и меньше всех и быть осмеянным, униженным, и моя вся жизнь мудра: никому ее было не понять, и умру я неузнаваемым».

Первое послушание в монастыре — пасти коров — было для Луки привычным делом. И хотя монастырское стадо нельзя уже было бросить и уйти на богослужение, но и само по себе послушание пастуха давало неограниченное время для молитвы — почти целый день на природе, в уединении. Недаром пророк Давид был избран Господом из пастушеского звания — к богообщению он навык на пастбище своем уже с юных лет.

С пастушеским послушанием связано первое чудо преподобного в монастыре, хотя те, кто знал его как чудесного деревенского отрока-пастушка, этот случай наверняка и за чудо бы не посчитали.

Однажды вывел послушник Лука стадо коров из скотника, а вести его надо было на поле по узкой тропинке мимо засеянных полей. Естественно было бы ожидать, что коровы соблазнятся посевами и не захотят идти в ряд одна за другой по узкой тропинке.

Игумен монастыря, видимо, уже заметивший неотмирность нового насельника, не стал слушать иноков, которые пеклись о посевах, но сказал: «Не делайте ничего, посмотрим, что будет». И коровы прошли в ряд по узкой полоске земли, не тронув посевов. Только действием благодати Божией, почивающей на пастухе, можно было объяснить происшедшее.

Думается, для молодого Луки послушания на земле, так же как и на скотнике, не были в тягость, он был к ним привычен как к обычному крестьянскому труду. А длинные монастырские службы в Крыпецком, — одна только проскомидия продолжалась три часа, — были только в радость; для тех, кого в древности называли «богочтец», богослужение — первая отрада и утешение, чем длиннее, тем лучше. По благословению преосвященного Павла, епископа Псковского, настоятелем монастыря архимандритом Николаем послушник Лука 12 декабря 1877 года был пострижен в монашество с именем Корнилий в честь священномученика Корнилия сотника (память 13 сентября ст. ст.).

Тогда он получил наиболее трудное послушание, послушание в миру — сбор денежных средств на монастырь.

Способы сбора у него были особенные. Вот что рассказывала одна из свидетельниц: «Бывало, приедет на Талабские острова, сядет в какой-нибудь избе под иконы и начнет молиться — поминать усопших. Всех помянет. И откуда он знал имена? Ну рыбаки и несут ему в благодарность. Ему и ходить не надо, все сами принесут». Промыслом Божиим иногда отцу Корнилию помогал в деле сбора пожертвований малолетний Василий, будущий старец Псково-Печерский преподобный Симеон. Он рассказывал, что блаженный заранее знал, к каким людям идет, и говорил мальчику: «Вася, вот здесь не дадут, а вот здесь подадут нам».

Трудным было послушание по сбору на монастырь, но вместе с тем много дало оно подвижнику — народная жизнь во время странствований из села в село по дорогам России открывалась ему во всех своих подробностях. И жалостью наполнялось сердце, и все люди становились родными, и за отдельными судьбами открывалась судьба всего Отечества, суровые испытания, которые ждали его.

Недаром инок Корнилий постоянно учил народ, для которого стал настоящим благовестником, что нужно почитать монахов и священников, вероятно, предвидя будущие бесчестия, издевательства над священнослужителями. Говорил, что когда идет священник с почитаемой чудотворной иконой по селу и заходит в дома прихожан (был до революции такой обычай), то обязательно нужно приветить батюшку: «Даже если икона чудотворная у тебя побывает, а ты не угостишь батюшку, мало будет тебе пользы...»

Народ всегда откликается на заботу и любовь ответной любовью — именно после послушнических трудов в миру у отца Корнилия появилось много почитателей, которые потом стали приезжать в монастырь и разнесли славу о благодатных дарованиях старца далеко за стены обители.

Одним из таких дарований, потрясших мирян, которые привыкли не отказывать себе в естественных человеческих нуждах, была уже отмеченная выше особая честность батюшки: собирая пожертвования, он не смел на себя потратить ни одной копейки, и так подолгу, иногда и по четыре дня, ходил голодный и терпеливо ждал, когда кто-нибудь ему предложит подкрепиться. При этом милостыню он принимал невзирая на лица. Как свидетельствовали знавшие старца в миру: «И с пьяницей посидит, бывало, никого не осудит. Был очень радушен».

Очередным послушанием после сбора пожертвований стало для отца Корнилия послушание гостинника. Оно тоже было не из легких — опять целыми днями пришлось общаться с мирянами и, живя в монастыре, постоянно соприкасаться с мирским духом. Но батюшка любил людей, и для него это было не страшно. Недаром в его кратких изречениях упоминается святой праведный Иоанн Крондштадтский как близкий по духу подвижник — он также всегда жил среди людей, в гуще народной, а на глубине сердечной протекала сокровенная «жизнь во Христе».

Так же как «всероссийский батюшка», преподобный Корнилий всех старался приветить, утешить, угостить, всех называл «детушки мои» и любил повторять: «Другому пожелаешь — себе получишь!» И это великое смирение и любовь преподобного Корнилия к Богу и людям принесли ему множество дарований духовных.

Слову и молитве преподобного повиновалась природа: во время засухи шел дождь, во время холода весною по молитве бывало тепло и начинало расти все, и рыба в воде слушалась святого (был опыт в обители, и правда это) — этому свидетельству самого блаженного Корнилия мы находим немало подтверждений в воспоминаниях его почитателей.

Все свои дарования крыпецкий подвижник старался скрыть под личиной юродства. Причем юродство это было наиболее смутительным для братии монастыря: блаженный часто притворялся сильно пьяным. Таким образом он брал на себя наиболее распространенный грех народный. Ведь недаром же, как впоследствии открылось, он и духовнику своему часто каялся в чужих грехах, прежде всего в ему самому неизвестном пьянстве. А если он кого соблазнял своим поведением, то первый же в этом и каялся. Как рассказывала крестьянка деревни Великое Село Анна Федорова отцу Алексею Ионину: «Сама, батюшка, видела, как однажды к отцу Корнилию в келию зашел зачем-то монах. Отец Корнилий сразу же встал и поклонился ему в ноги со словами: “Прости меня...”»

Но и прося прощения за смущение, он не переставал окаявать себя. «И что вы нашли в монахе, который так любит пить вино?» — говорил он тем, кто искал у него совета «на пользу души». И выходил из кельи, пошатываясь и клюя носом, в таком виде перед всей братией и до церкви доходил, вызывая ропот и недовольство. А близкому своему другу, крестьянину Василию Графову, признавался: «Мне вино пить — что на крест идти...»

Блаженный Корнилий Крыпецкий жил в предчувствии будущих всероссийских бедствий, во многом вызванных нетрезвым поведением народа и вызвавших подобное поведение. Вернее, это были не предчувствия, а данные святому откровения, которые он не таил от людей.

Сохранились слова пророчеств преподобного о трагедии России.

Пророчество о падении Царского дома Романовых. В 1900 году, за 17 лет до свержения дома Романовых, отец Корнилий сказал: «Не будет у нас Царя! Сменят его, как “плохого хозяина”...»

Пророчество о бедствиях России. Близкие знакомые отца Корнилия Мария Петровна Петрова, дочь священника пос. Сиротина, что под Псковом, и некая Ксения из д. Подборовье слышали от него пророчество о тяжких временах для русского народа: «Такое тяжелое время будет, какого еще не было никогда на Руси», — говорил им отец Корнилий.

Преподобный высоко чтил память пророка Ильи. Приходивших к нему побуждал молиться этому ветхозаветному праведнику. «А то плохо будет», — говорил старец. Из ходатайства Василия Графова, поданного в Священный Синод, мы узнаем, что преподобный призывал к тому, чтобы «имя Илии пророка во всех церквах поминали на отпусте священники; когда поминаются имена трех святителей: Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоустаго, и Николая Чудотворца, — и за ними поминать во всех церквах имя святого пророка Божия Илии, и тогда будет мир, и благодать Божия разольется по всей земли, и будет великий урожай хлеба, такой, которого никогда и не было». Первая мировая война, которая явилась прологом кровавой революции в России, была объявлена 19 июля по старому стилю — в канун Ильина дня...

Преподобный Корнилий, как и пророки древности, как и многие наши старцы, предупреждавшие о «године гнева Божия», был «гласом вопиющего в пустыне» — предупреждения не были вовремя услышаны, завещание не было исполнено — и сбылось все самое худшее из предсказанного.

Умер старец в 1903 году, 28 декабря, на четвертый день Рождества Христова, за год до начала Русско-японской войны. Предсказывал, что после его смерти начнутся в России бедствия.

Также предсказывал он свое неправильное захоронение и обретение мощей в будущем.

«Я буду заброшен в забвение после моей кончины в обители, и подобно тому, как апостол Иоанн Богослов плавал в море, был жив и невредим и выплыл на берег, точно и я всплыву, и тогда только узнает братия меня, и узнавши, возвеселятся». Поразителен дар пророчества преподобного Корнилия, все он видел наперед, видел судьбу монастыря, его разорение, возрождение и расцвет его, видел радость современной братии монастыря и многочисленных паломников, притекающих к святыне.

До самого дня возрождения Крыпецкой обители в 1990 году не оскудевал поток паломников к святыням Крыпецкого монастыря. Личность блаженного монаха Корнилия вызывала среди паломников особенное благоговейное чувство из-за пророческого завещания, связавшего воедино страдания России с неправильным его захоронением. Знали они и о нескольких неудачных попытках выполнить волю почившего. Но сроки, отведенные Божиим Промыслом, всё не наступали...

Почитатели старца Корнилия твердо верили в нетленность его мощей и скорое их обретение.

Чаемое многими открытие останков почитаемого крыпецкого подвижника совершилось в 1997 году. А в 1999 году, после многих чудес у мощей блаженного Корнилия, он был прославлен в лике святых.

Преподобный Гавриил (Зырянов)

Будущий старец схиархимандрит Гавриил (в миру Гавриил Федорович Зырянов) родился 14 марта 1844 года в крестьянской семье в Пермской губернии. Уже в ранней юности у мальчика открылась удивительная способность: видеть и слышать все происходящее на дальних расстояниях и знать, что думают другие люди. Уже став иеромонахом, он тоже воспринимал мысли человеческие как явный разговор двух сил в душе человека. Бог дал ему это вышеестественное дарование за особенную чистоту сердца — от юности при недюжинной физической силе он нисколько не интересовался соблазнами мира и плоти. И именно поэтому, как пишет его жизнеописатель, до конца дней своих старец «сохранил жизнерадостность, детскую простоту и ту целомудренную, остроумную шутливость, при которой всем делалось легко и весело. Поэтому же, несомненно, ум его был удивительно гибким, серьезным и практическим, а память его поражала всех его знавших. То, что было прочитано хотя бы один раз в годы юности, он помнил буквально».

Начало своим иноческим подвигам отец Гавриил положил в знаменитой Оптиной пустыни. В августе 1864 года двадцатилетним юношей он поступил в послушание к достоблаженным старцам прп. Амвросию и прп. Илариону. О своей жизни в Оптиной старец Гавриил вспоминал впоследствии: «Да, мы чувствовали там себя, как в среде святых, и ходили со страхом, как по Земле Святой... Я присматривался ко всем и видел: хотя были разные степени, но все они по духу были равны между собою; никто не был ни больше, ни меньше: а были: все — одна душа и одна воля — в Боге. Источник — Бог, а проводником, объединяющим и направляющим все силы братства, был старец. И этот евангельский “квас” любви Христовой заквашивал все “тесто”». Десять лет провел отец Гавриил в Оптиной пустыни, а в декабре 1874 года получил благословение на переселение в Высоко-Петровский монастырь в Москве. Здесь он был пострижен в монашество. Шестилетняя жизнь в городском монастыре была для отца Тихона (такое имя он получил при постриге, а Гавриилом опять стал в схиме) тяжелым испытанием, душа его жаждала уединения*и тишины. И желание его исполнилось — в 1882 году он был переведен в Раифскую пустынь, где принял священный сан, а через год в Седмиезерную пустынь (также расположенную неподалеку от г. Казани), где и прошла вся его дальнейшая жизнь. В народе его и называли «старцем Седмиезерной пустыни». 27 лет жизни старца прошло в Седмиезерье. Его житие изобилует описаниями чудесных событий, которые были здесь пережиты и явлены.

Впоследствии весть о благодатном, мудром и любвеобильном старце приводила в Спасо-Елеазаровскую пустынь множество богомольцев, ищущих слова наставления и исцеления душевных и телесных недугов. Однажды принесли на руках девочку лет 11-12; она не могла ходить уже несколько лет, мать ее с плачем жаловалась старцу на это несчастье и просила молиться. Батюшка подошел к девочке и с силой сдавил ей палец большой ноги, отроковица вскрикнула от боли. А батюшка весело сказал: «Да она еще ходить будет! Пойдите в собор, помажьте ножки маслицем от лампады Царицы Небесной — она и выздоровеет». Как и в других случаях, когда выздоровление наступило, старец говорил благодарившим его людям: «Я тут ни при чем, Царицу Небесную благодарите!» В житии старца приводится множество свидетельств исцелений, которые получили от него приезжавшие со всех концов России богомольцы. Но главное, что старался привить старец приходившим к нему людям, — желание «сродниться с благодатью». «Надо с Горним Миром освоиться, не быть ему чужим, чтобы не быть лишенным будущей жизни», — учил батюшка.

При постоянной устремленности «в горняя» отец Гавриил живо переживал все, что происходило в мире и в дорогом ему Отечестве. По воспоминаниям очевидцев, он был сильно встревожен началом военных действий в 1914 году, усиленно молился за всех положивших свою жизнь в ту войну и сострадал тем, кто потерял кормильца. Это страдание надорвало душевные и физические силы старца. В 1915 году он стал предсказывать близким духовным чадам свою скорую кончину.

27 сентября 1915 года схиархимандрит Гавриил (Зырянов) отошел ко Господу. Последние его слова были: «Спастися подобает многими скорбями».

Мы намеренно не написали в этой краткой статье о тех великих скорбях, которые перенес батюшка от своих ближних (монахов-собратьев), — об этом написана прекрасная книга епископа Варнавы (Беляева) «Тернистым путем к небу». К ней мы и отсылаем читателя этой книги, пожелавшего более подробно узнать о подвиге крестоношения старца Гавриила.

Святой праведный старец Алексий Мечев

Одна из первых книг о старцах XX века, которая была подарена мне моей наставницей и другом — монахиней Еленой (Казимирчак-Полонской) — была книга об отце Алексии Мечеве (издательство Имка-пресс, 1970 год). Целый новый мир открылся после чтения этой книги. Так действовало слово старца, невзирая на то, что жил он в другое время и поучал своих духовных чад, казалось бы, при совсем иных (предреволюционные и послереволюционные годы) житейских обстоятельствах, чем те, в которых жили мы (в середине и конце 1970-х — тогда я в первый раз читала названную книгу). Главное, что открылось после чтения этой книги, — это то, что отец Павел Флоренский называл законом антиномии духовной жизни, то есть соединения несоединимого. И недаром в предисловии к книге об отце Алексии Мечеве было сказано: «Простота и смирение, прозорливость и лучезарность, требовательность и любовь, традиционность и свобода, мудрость и юродство, надмирность и погруженность в мир — таковы черты новоявленного старца Алексия».33

Духовная жизнь — не набор сухих правил, а действительно жизнь, которая всегда выше наших определений и схем. Господь сказал про тех, кто по-настоящему будет веровать в Него, что от таких людей «потекут потоки воды живой». Слава Богу, мы встречаем и встречали таких людей на своем пути. Но приобщиться к их «преизбыточествующей благодатной жизни» можно и через чтение написанных ими и о них книг. И, конечно, через молитву.

Отец Алексий Мечев родился в 1860 году в Москве и с самого мгновения своего рождения (трудные роды разрешились по молитвам владыки) был взят под покровительство великого святителя — митрополита Филарета (Дроздова). В жизни отца Алексия подтвердился духовный закон — для правильного возрастания необходимо духовное преемство. Получил он его от «всероссийского батюшки» — св. прав. Иоанна Кронштадтского. Случилось это после того, как у молодого иерея заболела неизлечимой смертельной болезнью горячо любимая жена, он остался с маленькими детьми на руках, в бедном приходе, в развалившемся гнилом доме. С этим горем он пришел к св. прав. Иоанну. А тот сказал ему: «Ты жалуешься и думаешь, что больше твоего горя и нет на свете, так оно тебе тяжело. А ты будь с народом, войди в его горе. Чужое горе возьми на себя, и тогда увидишь, что твое горе маленькое, легкое в сравнении с тем горем, тебе легко станет». В книге об отце Алексии сказано об этой встрече: «Отец Алексий так и сделал: он принялся за разгрузку чужого горя. Тогда же отец Иоанн указал ему на первое и сильнейшее средство к излечению горя — молитву. Отец Алексий много раз повторял этот рассказ... И исполнял совет отца Иоанна до последнего издыхания».34

В житии отца Алексия, написанном к его прославлению, говорится: «С внешней стороны, казалось бы, не сказал ничего нового св. прав. отец Иоанн: он давно, полагая основание своего дела в молитве, отдавал себя служению людям. <...> Кронштадтский пастырь возводил отца Алексия к несению высшего служения — подвига старчества».35

Как для оптинских старцев (с которыми был духовно близок отец Алексий), воплощение подвига старчества было для него прежде всего служением любви. «Он жил на людях, посреди людей, для людей; никогда, кажется, не бывал один. Всегда с людьми и на глазах у людей; стены его комнаты были точно стеклянные — все видно. И, однако, я думаю, редко кто имел столько тайного, как отец Алексий — это бесконечное сокровище добра, любви и помощи людям в самых неожиданных, бесконечно разнообразных формах, сложных, как сложна жизнь города, посреди которого он жил. Никто не знал и никогда не узнает, сколько он помогал и скольких обнимал своей любовью. Это была его тайна. <...> На нем самом сбывалось то, что он рассказывал об апостоле любви св. Иоанне Богослове», — писал о батюшке известный искусствовед (ставший впоследствии священником) Сергей Дурылин.36 Добавим к этим словам следующее: особым даром отца Алексия было то, что он привлекал к себе не только простых людей, но и рафинированных интеллигентов. Именно через отца Алексия вернулись в Церковь, обратились к вере отцов многие известные деятели, философы, художники и ученые. Показательно, что такой «певец христианской свободы», как Николай Бердяев, был смиренным духовным чадом отца Алексия, и, по воспоминаниям, при высылке его с другими неугодными большевикам «деятелями культуры» благословил его (а с ним и других эмигрантов): «Несите на запад свет Православия». Так и произошло.

Близким духовным чадам, унывавшим от крушения «Великой Руси» и водворения безбожников, старец Алексий приводил слова пророка Захарии: «Две части возьму из вас и вымрут. Одних, говорит Господь, Я истреблю мором, других истреблю голодом. А третью часть — Я расплавлю их... То есть когда будете как олово расплавленное, когда поймете, что перед Богом вы — ничто. Со смирением: Господи, я ничто. И отдам и серебреннику — и очищу их, как серебро».37 И к этому старец добавлял: «Мы виноваты, мы согрешили перед Господом. Никто не должен отказываться пить общерусскую чашу горести, чашу наказания, которую дал Господь».

Вместе со всеми нес тяготы лихолетья и отец Алексий. А был он уже немолод и слаб здоровьем. Но даже в последние годы его жизни — в 1922-1923 годах, когда он совсем уже изнемогал от немощей, он продолжал принимать страждущих. Только в последние месяцы своей земной жизни, зная о близящейся кончине, старец перебрался за город, не принимал народ и готовился к отходу в вечность. Праведная кончина св. Алексия наступила 9 (22) июня 1923 года.

Преподобный Серафим Вырицкий

Преподобный батюшка Серафим — это имя особенно близко и дорого каждому православному христианину. В облике своем, в житии своем, в поучениях воплотил саровский старец всю ту теплоту, сердечность, ласковость и радостность православного вероисповедования, которые на протяжении веков лелеял русский народ. А ныне мы в молитвах обращаемся и к другому преподобному Серафиму — старцу вырицкому, и почитаем его как продолжателя особого «серафимовского», огненного («Серафим» — в переводе на русский язык «пламенеющий») служения Богу и людям. А в небесных обителях оба Серафима (по месту подвигов названные Саровским и Вырицким) вместе предстательствуют за нас грешных.

Василий Николаевич Муравьев — будущий старец Серафим — родился 31 марта (12 апреля) 1866 года в Ярославской губернии, в Рыбинском уезде. И внешность его (яркие голубые глаза, красивые русые волосы, правильные черты лица), и смекалистость, деловитость — во многом были наследственными родовыми и местными чертами. Рано мальчик лишился отца, а в 10 лет ему пришлось покинуть и мать — односельчанин позвал его на заработки в столицу. С ранних лет Василия отличала незаурядная память, природный ум и стремление к постоянному самообразованию. Всю жизнь он много читал, особенно интересовался русской историей.

В столице Василий стал рассыльным или «мальчиком на побегушках» в одной из лавок Гостиного двора. Очень быстро из курьеров он перешел на должность приказчика, а потом и старшего приказчика. Вскоре пришлось ему быть начальником над многими людьми, когда он открыл свое «пушное дело», и многих благодетельствовать. В этом ему сопутствовала супруга — Ольга Ивановна, с которой он обвенчался в 1890 году в возрасте 25 лет, прожив до этого самые трудные годы юношества в полном целомудрии и чистоте, что, несомненно, было подвигом при той многозаботливой жизни, которую ему приходилось вести. Подвиг целомудрия они с женой взяли на себя и после того, как умер их второй ребенок — годовалая дочка. А старший сын Николай принес им немало переживаний.

Чета Муравьевых постоянно вносила пожертвования на строительство и восстановление храмов и монастырей, на содержание нескольких богаделен. Но забота о бедных и больных не ограничивалась только денежными пожертвованиями. Одна из облагодетельствованных Муравьевыми насельниц богадельни при Новодевичьем монастыре — спустя многие годы монахиня Иоанна (Шихобалова; † 1944) — рассказывала, что Василий Николаевич и Ольга Ивановна взяли ее из больницы к себе домой и на их иждивении она находилась 12 лет! И она не одна была на таком положении. Муравьевы постоянно принимали к себе болящих из казенных больниц, для того чтобы они скорее поправились в домашних условиях. Так что уже в миру будущий старец стремился к христианскому совершенству, то есть к самоотвержению. На этот путь наставил супругов Муравьевых их духовных отец — великий старец- утешитель преподобный Варнава Гефсиманский.

Бог благословил Василия Николаевича Муравьева осуществить свое давнее намерение — послужить Ему в иноческом чине — уже после грозных и катастрофических событий 1917 года. В 1920 году он стал послушником Александро-Невской Лавры. Монашеский постриг в Новодевичьем монастыре приняла и супруга В. Н. Муравьева. Василий Николаевич стал именоваться монахом Варнавой, а Ольга Ивановна монахиней Харитиной. В схиме оба они примут имя прп. Серафима Саровского.

В Лавре иеродиакона Варнаву поставили на послушание заведующего кладбищенской конторой. Погребения, отпевания, панихиды, заказные богослужения, расчеты с плачущими заказчиками... Горе народное обступает будущего старца-утешителя и не отпустит его уже до конца его дней. В 1921 году иеромонах Варнава получил новое послушание — первого свечника Лавры. Но уже в это время главным становится духовническое служение.

Варнава — в переводе дитя милости, сын утешения, и смиренный лаврский инок воистину оправдывал это имя. Для многих верующих, терпящих страшные лишения в годы революционного террора, он стал источником жизненных сил, терпеливого перенесения всего выпавшего на их долю. При этом отец Варнава не был строгим нравоучителем, он просто жалел народ и никого не осуждал. Он не был «борцом за Православие», он просто жил православно, и вокруг него, по слову его будущего монашеского покровителя — прп. Серафима Саровского, «спасались тысячи». И потому именно его, после того как по постановлению Поместного Собора 1917-1918 годов было необходимо при каждом монастыре иметь избранного настоятелем и братией духовника-старца, выбрали на это служение. При постриге в великую схиму иеромонах Варнава был наречен Серафимом и стал, так же как и его небесный покровитель, «народным духовником» — старцем не только для братии монастыря, но и для всех «требующих помощи и заступления». Келья старца Серафима в Александро-Невской Лавре сохранилась, и сейчас можно войти под ее тихие своды и помолиться великому печальнику земли Русской...

Сбылось бывшее Василию Николаевичу Муравьеву в 1907 году сонное видение, о котором он помнил всю жизнь: «Виделось мне, будто иду я на богомолье в Никольский монастырь, что близ моей родины в Гороховецком уезде. Во сне дорога показалась мне незнакомою, и я блуждал по лесу. Вдруг вижу: впереди меня идет старец с сумой за плечами, и в руках топорик. Поравнявшись со старцем, я спросил у него, как пройти в Никольский монастырь. Старец сказал: “Пойдем, проведу тебя, я туда же иду”. Вглядываясь в своего спутника, я признал в нем отца Серафима и сам спросил его: “Батюшка, вы будете отец Серафим?” “Да, я Серафим”, — ответил мне старец, и мы продолжали свой путь по лесу. Отец Серафим остановился подле попавшегося нам большого пня и сел на него, положив около ног суму и топорик. Сел рядом с ним и я. Вдруг с другой стороны от меня неожиданно явился батюшка Варнава и сел подле меня так, что я оказался среди обоих старцев, которые были очень радостны, облобызались между собою и стали что-то говорить. Но что они говорили между собой, я не мог понять и проснулся».38 То, чем был прп. Серафим Саровский для страждущего люда в начале XIX столетия, а старец Варнава Гефсиманский на исходе XIX и в самом начале XX столетия, тем станет старец Серафим — духовник Александро-Невской Лавры, а потом Вырицкий чудотворец, на протяжении почти полувека в трагическом средоточии

XX столетия.

Время это уже традиционно называют «Русской Голгофой» — тысячи новомучеников российских взошли к Престолу Божию в эти годы. Старца Серафима Господь отвел от прямого исповедничества, но мучеником он был на протяжении 20-ти лет. В Лавре ему приходилось исповедовать народ часами, пол там каменный, а отопления не было, даже иней на стенах держался. Были случаи, когда без перерыва приходилось принимать людей на исповедь целый день. И ноги отказались служить исповеднику, на 20 лет он оказался прикованным к постели. Старец предвидел будущий мученический конец насельников Лавры и многих ее посетителей. «Ныне пришло время покаяния и исповедничества, — говорил он. — Самим Господом определено русскому народу наказание за грехи, и пока Сам Господь не помилует Россию, бессмысленно идти против Его святой воли. Мрачная ночь надолго покроет землю Русскую, много нас ждет впереди страданий и горестей. Поэтому Господь и научает нас: “Терпением вашим спасайте души ваша” (Лк. 21, 19). Нам же остается только уповать на Бога и умолять Его о прощении. Будем помнить, что Бог есть Любовь (1 Ин. 4, 16), и надеяться на Его неизреченное милосердие». Многим в ту пору советовал батюшка обращаться к молитве Иисусовой: «Непрестанная молитва покаяния есть лучшее средство единения духа человеческого с Духом Божиим. В то же время она есть меч духовный, истребляющий всякий грех». Старец предвидел усиление открытых гонений, когда вся Россия превратится в единый концентрационный лагерь, и умная молитва Иисусова, которой не забывали его чада, будет добрым средством спасения души, оказавшейся в условиях государства, объявившего войну Самому Господу Богу».39

Старец не хотел покидать Лавру, желая разделить страдания с братией, но Господь берег его для утешения тысяч страждущих в годы террора и войны. Летом 1930 года отца Серафима по настоянию врачей и с благословения его духовного друга и исповедника — митрополита Серафима (Чичагова) — вывезли из города святого апостола Петра. Поселился он в дачном поселке Вырица, вместе с ним по благословению владыки Серафима отправились схимонахиня Серафима (в миру — Ольга Ивановна Муравьева) и их двенадцатилетняя внучка Маргарита. Уход за старцем и забота о его здоровье стали главным их послушанием на долгие годы.

Более двухсот свидетельств самых разных людей о старце Серафиме, собранных писателем В. П. Филимоновым и опубликованных в книге «Старец Серафим Вырицкий и Русская Голгофа», сходятся в одном: само жилище праведника было пронизано благодатию. И все, кто вспоминал о посещении старца, повторяют: «Как будто Серафим Саровский воскрес!» А может быть, именно так сбылось пророчество, которое перед смертью оставил преподобный Серафим своим ученикам: он сказал, что еще воскреснет во плоти и придет к людям с проповедью всемирного покаяния. В келейке старца Серафима Вырицкого люди обретали покаяние, как всегда это бывает рядом со святостью — становятся видны малейшие нечистые движения души.

Вероятно, и столпничество на камне прп. Серафим Вырицкий взял на себя для того, чтобы еще больше молитвенно приблизиться к своему небесному покровителю, прп. Серафиму Саровскому, повторяя его подвиг.

Камень прп. Серафима Саровского в свое время благочестивые паломники разобрали на памятные частицы, вырицкий камень цел и хранит память о великом подвиге молитвы. Вот что рассказывают об этом родные батюшки Серафима: “В 1941 году дедушке шел уже 76-й год. К тому времени болезнь очень сильно его ослабила, и он практически не мог передвигаться без посторонней помощи. В саду, за домом, метрах в пятидесяти выступал из земли гранитный валун, рядом с которым росла небольшая яблонька. Вот на этом-то камне и возносил ко Господу свои прошения отец Серафим. К месту моления его вели под руки, а иногда просто несли. На яблоньке укреплялась икона, и дедушка вставал своими больными коленями на камень и простирал руки к небу... Чего ему это стоило! Ведь он страдал хроническими заболеваниями ног, сердца, сосудов и легких. Видимо, Сам Господь помогал ему, но без слез на это смотреть было невозможно. Неоднократно умоляли мы его оставить этот подвиг — ведь можно было молиться и в келии, но в этом случае он был беспощаден к себе и к нам. Молился отец Серафим столько, сколько хватало сил — иногда час, иногда два, а порой и несколько часов кряду. Отдавал себя всецело, без остатка — это был воистину вопль к Богу. Верим, что молитвами таких подвижников выстояла Россия, был спасен Петербург. Помним, что дедушка говорил нам: “Один молитвенник за страну может спасти все города и веси...” Невзирая на холод и зной, ветер и дождь, настойчиво требовал старец помочь ему добраться до камня, невзирая на многие тяжкие болезни, продолжал он свой непостижимый подвиг.

Физическую тяжесть подобного подвига может ощутить каждый — достаточно попробовать в течение 15-20 минут постоять на коленях на холодном камне... Есть замечательное свидетельство того, что старческое предстательство было воистину действенно. Зимой 1942 года монахине Серафиме приснился сон: отец Серафим в валенках и в белом халате гонит по заснеженному полю множество вооруженных немецких солдат, которые в ужасе бегут от него.

Утром, когда мать Серафима подошла за благословением, старец спросил: “Видела? Пойди посуши валенки и халат”. Действительно, ночью он ходил в зимний сад и молился на камне в валенках, набросив на себя белый халат, чтобы соседи не увидели его ночью на снегу”».40

Молитвами старца на Вырицу не упала ни одна бомба, хотя в окрестных селах были и разрушения, и погибшие от бомбежек. В город на Неве враг не вошел, хотя и был совсем близко, сковав его кольцом блокады. Всем приходившим к нему старец говорил, что война кончится победой русского оружия, и предсказывал, что вскоре воспрянет и вера народная — откроются храмы и монастыри. В вырицкие годы прп. Серафим проявил сполна все старческие дарования, те, которыми подлинный старец отличается от обычного священнослужителя: это дары прозорливости, исцелений и различения духов. Приходящим к нему людям он мог не колеблясь сказать, жив или убит их родственник, ушедший на фронт. Часто открывал человеку забытые прошлые грехи, за которые он терпел наказание в настоящем. Помогал он людям определить свою судьбу. Посетителями преподобного в Вырице были и епископы, и митрополиты, и будущий Патриарх Алексий I, и мирские знаменитости: физиолог И. П. Павлов, физик В. А. Фок, биолог Л. А. Орбели, гомеопат С. С. Фаворский и сотни простых людей.

Летом 1948 года положение Церкви вновь стало тяжелым, было принято очередное противоцерковное постановление ЦК ВКП(б) «О мерах по усилению антирелигиозной пропаганды». И опять по стране покатилась волна арестов священнослужителей, опять стали закрывать открытые во время войны храмы и монастыри, массовыми тиражами издавать атеистическую литературу, внедрять ее в школах и на производстве. Однако старец Серафим уже в это время предсказывал будущий расцвет Церкви и призывал своих духовных чад к миру и братолюбию с инакомыслящими.

Уходя из этой земной жизни, батюшка Серафим, подобно апостолу любви — Иоанну Богослову, повторял одно: «Детки, любите друг друга».

За день до кончины он благословил родных и близких иконками преподобного Серафима Саровского. Ранним утром 2 апреля 1949 года батюшка увидел Жену, сияющую неземной красотой, — на мгновение явилась Она в проеме окна его келии и жестом правой руки указала на небо. «Сегодня принять никого не смогу, будем молиться», — сказал батюшка родным и благословил послать за своим последним духовником — настоятелем Казанского храма в Вырице отцом Алексием Кибардиным. С благоговением были прочитаны акафисты Пресвятой Богородице, святителю Николаю Чудотворцу и преподобному Серафиму Саровскому. После того как отец Алексий причастил старца Святых Христовых Таин, отец Серафим благословил читать Псалтирь и Евангелие. Около двух часов ночи благословил читать молитву на исход души и, осенив себя крестным знамением, со словами «Спаси, Господи, и помилуй весь мир» отошел в вечные обители.

Могилка старца на церковном погосте вырицкого храма в честь Казанской иконы Божией Матери, как когда-то его келья, собирает тысячи паломников. К нему, как к живому, приходят люди со своими горестями и житейскими проблемами и получают утешение. Ко дню церковного прославления старца в 2000 году над могилой его и его верной спутницы схимонахини Серафимы была воздвигнута часовня, от этого еще более усилилось впечатление, что ты входишь в дом к старцу, он любовно принимает тебя и слышит все твои просьбы и вопрошания. И так из года в год умножается летопись чудес, сотворенных прп. Серафимом Вырицким уже после отшествия ко Господу.

Блаженная Любовь Рязанская

Грохотала гражданская война, рушилась русская жизнь по всей стране, но верным оставалось «малое стадо», которое не могли запугать ни угрозы, ни насмешки, ни даже физическая смерть. И были среди этих «верных даже до смерти» Христу особые вожди, охранители, помощники народа — старцы и старицы. Сейчас, когда «все тайное становится явным», мы узнаем, что в каждом краю поруганной Русской земли жили в то время свои праведники — молитвенники, советчики, отцы и матери всех скорбящих. «Хотелось бы всех поименно назвать», — как сказала Ахматова, но все имена таких подвижников знает только Господь. В этой книге мы рассказываем о тех, чей подвиг был описан, а теперь уже и в печатных изданиях донесен до нашего поколения.

Среди этих вошедших в анналы церковной истории имен есть и имя рязанской блаженной Любови.

Любовь Семеновна Суханова родилась в 1860 году в небольшом городке Пронске. С детства Люба была поражена тяжелой болезнью — не могла ходить. Так продолжалось до пятнадцатилетнего возраста, а в пятнадцать лет девочка получила чудесное исцеление, которое сопровождалось благословением на подвиг юродства.

Но перед этим, как сказал священник, благословивший ее «выйти к людям юродствовать», Любушка сама себя заточила между печкой и стеной — в затвор на молитву. А через несколько лет стали рязанцы встречать на улицах города благообразную девушку в платочке и цветном сарафане, и что ни скажет та девушка, все оправдывается, все сходится. Гостинцы, которые она получала от добрых людей, тут же раздаривала нищим и убогим.

Будущее блаженная изъясняла не словами, а, как это часто бывает у юродивых Христа ради, действием. Вырезала ножницами из бумаги фигурки или из куска ткани выкраивала. Кому дорога предстоит — лошадку даст, а то и паровозик, кому замуж идти — веночек, а к кому смерть грядет — тому и гробик. Все подавала молча, подаст — и уйдет.

Предвидела она революционную беду. Стареньким матушкам из Казанского монастыря, где она любила молиться, говорила блаженная: «Вы-то косточки свои здесь в монастыре оставите, а другие — нет». Так и получилось, сестер после закрытия обители большевиками раскидало по всей стране.

В начале 1917 года блаженная Любовь шумно металась по улицам Рязани с криками: «Стены иерихонские падают, стены иерихонские падают!» Не понимали тогда люди, в чем дело, а спустя несколько месяцев всем уже стало понятно, какое падение предрекала святая.

Свою кончину Любушка предсказала сама. Недели за три до смерти говорила она маленькой девочке в том семействе, где ее особо привечали: «Лизанька, я ведь скоро умру, а ты за меня Богу молись, ходи на мою могилку, песочек бери, а гроб мой обей розовым».

21 февраля 1921 года блаженная Любовь отошла ко Господу, и с той поры и до нашего времени могилка ее особо почитается в Рязани. Обидимые, гонимые, больные получали тут по молитвам к праведнице облегчение, а теперь в часовню над мощами прославленной Церковью старицы едет со всех концов земли Русской верующий люд.

В 1996 году блаженная Любовь причтена к лику местночтимых рязанских святых. С июня 1998 года святые мощи блаженной Любови Рязанской пребывают в храме святителя Николая Чудотворца в Ямской слободе (Николо-Ямском храме) г. Рязани, а частичка мощей — в Благовещенском храме. Блаженная старица не оставляет без помощи тех, кто просит ее молитвенного заступничества. (8/21 февраля — день памяти блаженной Любови Рязанской).

Преподобная Рахиль Бородинская

Схимонахиня Рахиль (в миру Мария Короткова) родилась в богатой купеческой семье в городе Дорогобуже Смоленской губернии. С детства она отличалась особой набожностью, любовью к молитве, милосердием к нищим. В четырнадцать лет она вместе с подругами отправилась в паломничество в Киево-Печерскую Лавру. Придя туда, они решили сразу поклониться мощам преподобного Феодосия. Прикладываясь к раке, Мария увидела у изголовья старца, он заговорил с ней. Отвечая на ее сокровенное желание уйти в монастырь, старец сказал, что со временем оно исполнится. На обратном пути домой встретился им юродивый и закричал: «Вот какая счастливая! С самим преподобным Феодосием беседовала». Только тогда Мария поняла, что это был за старец. С этого времени преподобный до конца жизни был ее покровителем.

В семнадцать лет в Болдинском монастыре Мария исцелилась от тяжелой болезни глаз, после чего дала обет уйти в монастырь. В восемнадцать лет Мария тайно ушла из дома. Несколько лет она подвизалась в Смоленском Вознесенском монастыре.

В 1861 году, по милости Божией, она была принята в Святогорскую Успенскую пустынь Изюмского уезда Харьковской губернии.

В 1867 году будущая старица была переведена в Серпуховской Владычный монастырь. В монастыре она приняла иноческое пострижение от митрополита Московского Филарета (Дроздова) с именем Павла.

В 1872 году по просьбе настоятельницы Спасо-Бородинского монастыря схиигумении Алексии (бывшей казначеи Владычней обители) она перешла в Спасо-Бородинскую женскую обитель. На второй седмице Великого поста, 13 марта 1885 года, рясофорная послушница Павла была пострижена в мантию с именем Митродора, и вскоре ей было дано послушание алтарницы. Непосредственно перед этим назначением ей во сне явился преподобный Феодосий Печерский, благословляя принять из рук его кадило. Монахиня Митродора сподоблялась видеть Ангелов у Престола, белого голубя над Святыми Дарами, ей также дано было видеть духовное состояние священников, что впоследствии проявилось в ее наставлениях иереям и мирским людям.

Главным и самым продолжительным ее послушанием была работа сначала на игуменской, а потом на общемонастырской кухне. Работа шла легко, потому что она за все принималась с молитвой к Богородице, прося Ее благословения, вразумления и помощи в каждом деле. В 1912 году, в юбилейные бородинские дни, она удостоилась чести готовить для царского стола. Тогда обитель Бородинскую посетил Государь Император Николай II с Царственной Фамилией. Монастырская трапеза так им понравилась, что Императрица пожелала видеть монахиню, которая ее приготовила; позже монахиня Митродора была удостоена чести быть представленной и Государю.

Особенно ревностно монахиня Митродора относилась к поминовению воинов, убиенных в 1812 году, которое было обязательным для всех сестер Спасо-Бородинского монастыря. Часто во сне она видела их в белых одеяниях, с венцами на головах. Были и такие, у которых не было венцов, но с каждым годом число их уменьшалось, а число увенчанных росло. В последний же год своей жизни она видела, что воины заполнили весь монастырь.

Очень тесное духовное общение установилось у нее со старицей схимонахиней Саррой. Две подвижницы часто беседовали о спасении, о делах Божиих, и однажды матушка Сарра сказала: «А ты, Митродорушка, будешь выше меня». Слова старицы Сарры исполнились. Проходя обычные монастырские послушания, монахиня Митродора росла духовно. Когда ей было уже более семидесяти лет, Господь известил ее, что в скором времени ей суждено удостоиться высшего монашеского чина.

17 ноября 1915 года монахиня Митродора была пострижена в схиму с именем Рахиль. Когда она в посте и молитве пребывала в храме после пострига, ей вновь явилась Матерь Божия. После принятия схимы матушка Рахиль была назначена старшей в богадельне.

К схимонахине стали обращаться за советом и наставлениями сестры обители и богомольцы, а однажды даже попросили благословить их. Старица всю ночь усердно молилась, а под утро, задремав в кресле, в тонком сне увидела Матерь Божию, Которая благословила ее и сказала: «Все твои прошения о людях будут исполняться. Я Сама буду благословлять тобою благословляемых». Это было благословение на подвиг старчества. В тяжелые послереволюционные годы многие приходили к старице и получали от нее мудрые духовные советы и благодатные утешения. Из многочисленных свидетельств современников известно о ее прозорливости и чудесах.

В сложное для России время, когда многие монастыри закрывались, а монашествующие изгонялись и преследовались, Спасо-Бородинский монастырь закрыть не посмели. Придя в монастырь, представители новой власти зашли к матушке Рахили. Перед ними сидела маленькая, худенькая доброжелательная старушка, которая предложила им выпить чаю. Когда же они захотели уйти, то почувствовали, что не могут двинуться с места, будто приросли к стульям. Им пришлось поневоле просить старицу, чтобы она благословила их уйти. Только после ее молитвы они смогли уйти, пообещав, что монастырь не закроется, пока она жива. (В 1928 году, после смерти старицы, монастырь закрыли. Долгое время в нем был музей, и лишь в 1992 году здесь появились новые насельницы.)

8 сентября 1928 года прозорливая старица предупредила своих духовных чад, что видится с ними в последний раз. Она попросила позвать к себе монастырского духовника отца Андрея со Святыми Дарами и в последний раз приобщилась. С этого момента она больше ничего не вкушала.

Схимонахиня Рахиль скончалась в первом часу ночи с 9 на 10 октября 1928 года, хоронили ее в канун праздника Покрова Пресвятой Богородицы на кладбище за юго- восточной стеной обители, над ее могилой позже была построена часовня.

Незадолго до смерти старица Рахиль говорила своим духовным чадам: «Кто меня будет помнить, того и я не забуду. Приходите ко мне на могилку, и вы получите облегчение и утешение. Я и после смерти буду помогать». Слова прозорливой старицы исполнились по ее блаженной кончине: приходящие к ее могилке обретали утешение, получали исцеление от телесных и душевных недугов.

28 июля 1996 года по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II старица Спасо-Бородинского монастыря схимонахиня Рахиль была причислена к лику местночтимых святых Московской епархии. День празднования церковной памяти преподобной Рахили — 27 сентября/10 октября.

В главном Владимирском соборе Спасо-Бородинского монастыря есть икона преподобной, на которой она держит свиток со словами, обращенными к каждому из нас: «На что призван, то и исполняй. Все земное заманчиво. Над голубым сводом есть еще небо, куда должны стремиться все живущие».41

Преподобный Силуан Афонский

«Скоро я умру, и окаянная душа моя снидет в тесный черный ад, и там один я буду томиться в мрачном пламени и плакать по Господе: где Ты, свет души моей? Зачем Ты оставил меня? Я не могу жить без Тебя».

Так плакал великий святой XX столетия — преподобный Силуан Афонский. Это был его ответ на полученное им от Бога откровение: «Держи ум твой во аде и не отчаивайся». Трудно понять обычному человеку эти слова. Но это и есть путь святых — Божья благодать даст узреть духовное убожество каждой человеческой души и не впасть в уныние, а возложить все упование на Того, Кто показал эту бездну опустошенности внутренней. Чем, если можно так выразиться, более святым становится человек, тем больше он начинает видеть за собой греха — и сам осуждает себя на ад, считает, что «все спасутся, один он погибнет». У святых отцов была поговорка, что велик не тот, кто сподобился видеть Ангела, а тот, кто начал видеть свои грехи, как песок морской. Такой человек, даже совершая великие чудотворения: воскрешая мертвых, исцеляя тяжких больных, изгоняя бесов, пользуясь почетом и уважением людей, — будет «держать ум свой во аде». За малейшее движение (прилог) греховного помысла тщеславия или превозношения перед обычными грешниками он уже осудил себя на ад и придумал сам себя наказания («Зачем тебя подвергать мучением, ты сам себя мучаешь», — говорили подвижникам мученики). Святой Григорий Палама писал, что тот, кто считает себя достойным вечного ада, становится смелым и готовым на всякое страдание.

В наше время опыт ада — реальное состояние, которое знакомо людям не в воображении, а при столкновении с безысходными ситуациями, стихийными бедствиями, на войне и в проявлениях садизма, невероятной жестокости. Как относятся подвижники наших дней к тому, что люди уже на земле превращают свою жизнь в ад? Бегут от мира, брезгливо отворачиваются? Нет.

Величайший святой XX века прп. Силуан Афонский оставил нам откровение, которое обращено к людям, живущим в условиях «нового времени». Старец, оставаясь верен тысячелетней традиции Православия, дает нам, однако, направление, в котором мы должны развивать и хранить Православие именно в наше время.

В видении от Самого Господа Иисуса Христа он услышал удивительные слова: «Держи ум твой во аде и не отчаивайся». Эти слова современные толкователи соотносят с афоризмом Сартра: «Ад — это другие». Но если французский экзистенциалист предлагает бегать от этого ада, бегать от «других», то православный святой призывает погрузиться в этот ад, то есть не отторгать от себя мир в его страшнейшем современном состоянии, сострадать, молиться за него. На иконе прп. Силуана написаны его слова: «Молю Тебя, Господи, да познают Тебя все народы земли Духом Твоим Святым». Старец, живя в отдалении от мира на Святой Горе Афон, между тем никогда не относился к миру и к людям мирским с пренебрежением, он жалел всех, с кем его свел Господь (он управлял наемными рабочими из России), и молился за всех сродников этих людей. И из этой молитвы родилась великая молитва за весь мир. Так исполнил он схимническое послушание, ведь схимник — это молитвенник за весь мир. И пока есть такие молитвенники, мир еще не захлебнулся окончательно в военном огне и стихийном распаде.

В чем же состоит смысл откровения, полученного старцем Силуаном, для нас? Мы не можем молиться за весь мир — слишком «высокая планка». Но мы как христиане должны учиться тому, чтобы не жить «в резервации», не чувствовать себя чистенькими посреди грешников. «Держи ум твой во аде» — мы все вместе живем в аду современной жизни, все вместе наблюдаем и участвуем в ее ужасах. «И не отчаивайся» — вот это то, чем должен отличаться настоящий верующий человек от неверующих. Видя все ужасы, попадая в тяжелейшие ситуации, он не должен отчаиваться, он должен проявлять веру на деле — надеяться на благой Божий промысел о всем мире.

Напомним здесь основные вехи жизни святого, которому дано было плакать «о всем Адаме», как о самом себе.

Преподобный Силуан Афонский (мирское имя — Симеон) родился в 1866 году в селе Шовском Шовской волости Лебединского уезда Тамбовской губернии в благочестивой семье крестьянина Иоанна Антонова. Родители его были людьми трудолюбивыми, кроткими и от природы мудрыми, хотя и неграмотными. Большая и дружная семья, вспоминал впоследствии старец, жила бедно, однако нуждающимся в помощи никогда не отказывала, порой делясь с ними последним. Особенно радушно в семье принимали странников. Отец беседовал с ними о Боге и христианской жизни, и эти беседы производили сильное впечатление на восприимчивую душу отрока.

С детства Симеон трудился вместе со старшими, в меру сил помогая отцу в поле и братьям на строительных работах в помещичьем имении. По этой причине, видимо, он вынужден был оставить сельскую школу, проучившись в ней только «две зимы». Но стремление к знаниям (которое характеризовало его отца, «томившегося своей темнотой») было присуще преподобному всегда.

Жизнь набожной семьи Антоновых была неразрывно связана с храмом, посещение которого прививало Симеону с младенчества чувство благоговения перед словом Божиим, воспитывало его в духе христианского смирения и других добродетелей. В храме он постигал церковную грамоту, учился сосредоточенной молитве, внимал чтению житий святых. Спустя несколько лет юноша, возлюбив Господа всей душой, открыто пожелал удалиться в монастырь и принять постриг в Киево-Печерской Лавре. Его стремление, однако, не встретило поддержки у отца, который настоял на том, чтобы сын сначала поступил на воинскую службу и лишь после ее прохождения решил, кем ему быть.

Повинуясь родительскому слову, Симеон вернулся к своей обычной жизни. Было ему в ту пору девятнадцать лет. Благочестивое намерение вскоре оставило его, и он, подобно многим своим сверстникам, поддался соблазнам мира. Молодой, красивый, сильный, а к тому времени уже и зажиточный, он наслаждался жизнью и в шумной суете мира начал было забывать первый зов Божий к иноческому служению.

Но Господь уберег его от погружения в греховную пучину, вновь призвав уйти от мирской суеты и вступить на путь монашества. Произошло это, по свидетельству старца, при следующих обстоятельствах: однажды, вернувшись домой с гулянья, он задремал, и в тонком сне, глядя на себя как бы со стороны, увидел, как в него проникает «злосмрадный змий». Почувствовав отвращение, он проснулся и в момент пробуждения услышал произнесенные Самой Пресвятой Богородицей слова: «Ты проглотил змия во сне и тебе противно; так и Мне нехорошо смотреть на то, что ты делаешь».

Осознав свои грехи, юноша горячо раскаялся в них перед Господом и возблагодарил Божию Матерь за явленную к нему доброту. Это событие имело решающее значение для выбора дальнейшего пути. К нему вновь вернулось желание посвятить свою жизнь Богу.

Воинскую службу Симеон проходил под Санкт-Петербургом. Был он воином исполнительным, в поведении примерным, в отношениях с товарищами по службе верным, за что его любили сослуживцы. В армии с особой силой проявился дар его мудрого совета, следуя которому многие обрели душевный покой и благополучие. Уйдя на службу с живой верой и глубоким покаянным чувством, Симеон никогда не забывал о Боге. К тому времени чудесным образом определилось и место его будущих монашеских подвигов — Святая Гора Афон, куда он был «от мрака греховного к свету Истины Христовой Самой Пречистой призван». Он часто думал об иноческой жизни, и, желая хоть как-то помочь насельникам монастыря, несколько раз посылал на Афон накопленные им деньги. О внутреннем состоянии преподобного в тот период красноречиво свидетельствуют слова его сослуживцев: «А он умом на Афоне и на Страшном Суде».

Незадолго до окончания воинской службы Симеон решает испросить молитв и благословения отца Иоанна Кронштадтского — святого праведного Иоанна. Не застав его, он оставляет записку со словами: «Батюшка, хочу пойти в монахи; помолитесь, чтобы мир меня не задержал». В казарме он уже на следующий день почувствовал вокруг себя «адское пламя», которое «гудело» с тех пор не переставая повсюду, где бы он ни находился.

Много лет спустя в записках преподобного прочтут: «О великий отец Иоанн, молитвенник наш! Благодарю я Бога, что видел тебя, благодарю и тебя, пастырь добрый и святой, ибо ради твоих молитв я расстался с миром и пришел на Святую Гору Афонскую, где увидел великую милость от Бога».

Всего одну неделю Симеон пробыл дома. Собрав подарки для монастыря и необходимое в дорогу, он попрощался со всеми и отправился на Афон. Осенью 1892 года преподобный прибыл на Святую Гору и был принят послушником в русский Пантелеимонов монастырь в пору расцвета этой обители.

Жизнь старца в монастыре была проста, доступна и внешне ничем не примечательна: сначала его послушанием была тяжелая работа на мельнице, на смену которой пришел хлопотливый труд эконома, заведование мастерскими, продовольственным складом, а на склоне лет — торговой лавкой.

Пройдя путь начальных иноческих испытаний, он в 1896 году был пострижен в мантию с именем Силуан, а в 1911 году — в схиму с оставлением прежнего имени.

Своих учеников преподобный не имел и в послушании у какого-либо определенного старца не находился. «Трудно жить без старца, — говорил он впоследствии. — Неопытная душа не разумеет воли Божией, и много скорбей перенесет она, прежде чем научится смирению». Сам он, подобно большинству монахов, воспитывался в атмосфере общей для иноков Афона духовной традиции, проводя, как того требовал многовековой уклад жизни в обители, дни в непрестанной Иисусовой молитве, длительных богослужениях в храме, постах и бдениях, частой исповеди и причащении Святых Христовых Тайн, чтении духовных книг и труде.

С первого и до последнего дня преподобный являл собой образ совершенного послушания; для него игумен, духовник и просто старший брат — добрые наставники. Если монахи и миряне, считал он, будут слушать духовников и пастырей своих без их осуждения, без возражения и без внутреннего сопротивления, то и они сами не лишатся спасения, и во всей Церкви будет полнота жизни.

Прожив сорок шесть лет в обители с общежительным уставом, подвижник никогда не стремился к уходу в затвор или к удалению в пустынь, считая, что без благоволения Божия они сами по себе являются лишь вспомогательными средствами, а не целью христианской жизни. В то же время он был далек и от мирских интересов. Постоянно находясь среди людей, старец хранил ум и сердце от посторонних помыслов, очищал их от страстей для молитвенного предстояния Богу, утверждая, что это самый короткий путь ко спасению. Он не искал мученичества, но всей своей жизнью повторил аскетический опыт отцов Церкви — известных подвижников благочестия. Каким был этот путь для преподобного?

По афонскому обычаю, новоначального послушника вводили в жизнь монастыря исповедью. Испытав в Таинстве Покаяния радость очищения и освобождения от тяготивших его грехов, Симеон, однако, сразу же подвергся нападению помыслов — о возвращении в мир и женитьбе. Сознание того, что он снова опечалил Божию Матерь, потрясло послушника, открыло ему, что и здесь, на Святой Горе, как казалось — в пристани спасения, возможны искушения и даже погибель. Отрезвленный своим духовным падением, он стал много и усердно молиться, прибегая преимущественно к Иисусовой молитве, которая вскоре вошла в его сердце и стала сама совершаться в нем непрестанно. Этот дар был получен преподобным от Пресвятой Богородицы по сокрушенной молитве перед Ее образом и явился прочной основой его духовной жизни.

Послушник Симеон продолжал подвиг бдения, поста и сердечной молитвы, но не покидала его и духовная борьба с новыми искушениями — тщеславием и гордостью. Они, не давая душе возможности «вступить на путь веры», то возносили Симеона «на небо», вызывая в нем чувство якобы собственной непогрешимости — «ты теперь святой», то низвергали долу, казалось, уже в вечную гибель, говоря ему: «Ты не спасешься». Диавольские нападения все возрастали, привнося чувство богооставленности, доводя Симеона до отчаяния. И когда он посчитал, что «Бога умолить невозможно», Господь непостижимо явился послушнику во время вечерни в храме пророка Божия Илии и духом ввел его в Небесную обитель. В тот момент, по свидетельству старца, он всем своим существом почувствовал, как благодать «мученичества» наполнила его и он познал Господа Духом Святым. С тех пор все происходящее в мире он рассматривал лишь в соотношении с опытом души, познавшей своего Творца. «Иное дело веровать в Бога, — говорил он, — и иное знать Бога».

Явление Господа Иисуса Христа принесло послушнику радость Пасхи, Воскресения, ощущение перехода от мрака духовной смерти к неизъяснимому свету жизни. Однажды познав Духом Святым Божественную любовь, он начинает несравненно глубже и острее переживать потерю благодати: «Кто потерял ее, тот неутомимо день и ночь ищет ее и влечется к ней. Она теряется нами за гордость и тщеславие, за неприязнь к брату, за осуждение брата, за зависть, она оставляет нас за блудную мысль, за пристрастие к земным вещам, за все сие уходит благодать, и опустошенная и унылая душа скучает тогда о Боге, как скучал отец наш Адам по изгнании из Рая».

Старец Силуан часто вспоминает иноческое служение преподобного Серафима Саровского, чудотворца, душа которого, познав Господа, неудержимо стремилась к новым подвигам ради стяжания благодати. «Познавшая Бога душа, — запишет преподобный Силуан позднее, — ничем не может удовлетвориться на земле, но все стремится ко Господу и кричит, как малое дитя, потерявшее мать: скучает душа моя по Тебе и слезно ищу Тебя».

Как обретается и удерживается благодать, почему и за что оставляет она душу верующего человека, — эти вопросы становятся важнейшими в жизни подвижника.

Постоянно пребывая в подвиге, он воздерживался во всем и от всего, что могло бы мешать стяжанию благодати: спал мало, урывками, до двух часов в сутки, сидя на табурете; не делал послаблений в посте и ограничивал себя в еде, советуя обращавшимся к нему «кушать столько, чтобы после принятия пищи хотелось молиться»; отсекал свою волю, считая, что это приносит «пользу большую» для души. Она тоскует, молится, плачет, пребывая в борьбе, чтобы удержать благодать, но Божественный свет если и возвращается, то ненадолго, а затем, как прежде, снова оставляет послушника. «За то страдаем мы, — пояснял старец, — что не имеем смирения. В смиренной душе живет Дух Святой, и Он дает душе свободу, мир, любовь, блаженство». Стяжать смиренный дух — «это великая наука, которую скоро не одолеешь».

Прошло 15 лет со дня явления преподобному Господа. Его ум вновь омрачается диавольскими нападениями и потерей мира души. Со временем эти страдания усиливаются мучительными борениями с бесами, по ночам отрывающими его от непрестанной внутренней молитвы. О том, какую душевную боль ему пришлось претерпеть при этом, подвижник говорил впоследствии так: «Если бы Господь не дал мне вначале познать, как много Он любит человека, то я и одной такой ночи не вынес бы, а их у меня было множество».

В одну из таких ночей, когда, несмотря на все старания, молитва не приходила к преподобному, он с сокрушением в сердце воззвал: «Господи, Ты видишь, что я хочу молиться Тебе чистым умом, но бесы не дают мне. Научи меня, что должен я делать, чтобы они не мешали мне?» — «Гордые всегда так страдают от бесов», — был ему ответ. «Господи, научи меня, что должен я делать, чтобы смирилась моя душа?» И снова в сердце прозвучал ответ от Бога: «Держи ум твой во аде и не отчаивайся». По словам старца, Господь пожалел его и Сам научил, каким образом душа должна смиряться и становиться неприступной для врагов: при приближении греховных помыслов она признает себя достойной вечной муки и нисходит во ад, чтобы силою адского пламени выжечь в себе действие всякой страсти и с чистой молитвой обратиться к Господу, уповая на спасительное действие любви Христовой и тем самым избегая отчаяния. «И этим, — говорил преподобный, — побеждаются враги; а когда я умом выхожу из огня, то помыслы снова приобретают силу». Эта способность возобновлять в себе подлинное переживание адских страданий ради очищения души от страстей с тех пор не покидала его.

Дарованное Господом откровение не только явилось для монаха Силуана чрезвычайно важным практическим указанием, но и положило начало новому этапу в его духовной жизни. Постепенно в молитве подвижника начинает преобладать скорбь о мире, не ведающем Бога. Как объяснял старец, люди забыли Господа, сотворившего их, и ищут своей свободы, не понимая, что вне Бога, вне Истинного Источника жизни ее нет и быть не может. Свобода — только в Господе, Который по милости Своей дает прибегающим к Нему благодать Святого Духа. В Нем, Святом Духе, в Его познании содержится освобождение от рабства греха и страха смерти.

Он учит любви Божией и дает душе силу жалеть даже идущих греховным путем. «Где нет любви к врагам и грешникам, там нет Духа Господня». Речь идет о врагах веры Христовой. Сам старец делил людей не на врагов и друзей, а на познавших Бога и не познавших Его.

Подлинно по-христиански спасти ближнего можно только любовью. В любви ко всем людям преподобный видел уподобление Господу Иисусу Христу, Который «руки распростер на Кресте», чтобы всех собрать. Любовь Христова не может претерпеть ничьей гибели и в своей заботе о спасении всех объемлет, не только мир ныне живущих на земле, но и уже умерших и сошедших в самый ад. И если ликует и радуется душа при спасении людей, то столь же сильно плачет и молится она, видя обратное — их гибель.

«Молиться за людей — это кровь проливать», — говорил преподобный. И он жил страданиями всего мира, забывая самого себя, и не было конца его молитве, призывавшей все народы Земли познать Господа Духом Святым. По глубокому убеждению старца, если бы это совершилось и люди, оставив свои увлечения, всей душой устремились бы к Богу, то изменилось бы лицо Земли, и судьбы всех людей и весь мир преобразились бы «в один час».

Вся жизнь его была сердечной молитвой «до великих слез», исключительно высоким подвигом любви к Господу. «Мир стоит молитвою, — утверждал преподобный, — а когда ослабнет молитва, тогда мир погибнет». В этой молитвенной устремленности он достиг такого внутреннего состояния, при котором провидел происходящее и прозревал будущее человека, открывая глубокие тайны его души и призывая всех вступить на путь спасительного покаяния. Непрестанная молитва не оставляла подвижника до последнего часа его земных странствий.

11 сентября 1938 года старец схимонах Силуан мирно скончался. Он явил своей подвижнической жизнью пример кротости, смирения и любви к ближним.

Спустя пятьдесят лет, в год празднования 1000-летия Крещения Руси, Священный Синод Константинопольской Православной Церкви причислил блаженного старца к лику святых.

По благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II имя преподобного Силуана Афонского было внесено в месяцеслов Русской Православной Церкви под 11 сентября.