Золотая паутина

Глава 17

Поисковые группы получили приказ выступать на рассвете, и Родди с Эстобаном большую часть дня оставались на посту береговой охраны, с нетерпением ожидая сообщения о том, что лодку Трента выбросило на берег. Но такого сообщения так и не поступило.

Поздно вечером Родди ехал вдоль побережья в штаб-квартиру отца. По дороге он тщетно пытался избавиться от мыслей об англичанине. Трент, видимо, сумел выйти живым из поставленной ему ловушки, и если он направился на маяк Лобос Кэй, то должен был прибыть туда задолго до полудня. Значит, ему удалось избежать и этой западни, и, следовательно, сейчас он плывет по спокойным водам Большой Багамской банки, направляясь на север, к острову Андрос. Родди представил себе англичанина за рулем лодки и неожиданно подумал: "Наверное, Трент и эта девушка – сестра Марко – любовники". Это показалось ему вполне вероятным.

Дорога поднималась на вершину перевала. Родди остановил машину на обочине, чтобы полюбоваться закатом солнца. Солнечные лучи окрашивали горизонт во все цвета радуги – желтый, розовый, красный, оранжевый. Ветер совсем стих, и лучи заходящего солнца падали на глянцевитую поверхность бегущих по морю волн. Сквозь деревья виднелся песчаный пляж, весь в розовато-золотых тонах. Родди подумал, что никогда не смог бы жить в другой стране.

Апартаменты адмирала де Санчеса располагались на верхнем этаже его штаб-квартиры. Большие окна выходили на крытую террасу с видом на море. Дверь открыла молодая женщина в купальном халате. Нисколько не смутившись, она подала ему стакан и провела в ванную комнату, где у адмирала была оборудована теплица для выращивания орхидей. Посредине комнаты стояла большая старомодная чугунная печь для обогрева, а со стен, из деревянных ящиков свешивались цветы.

Родди вошел в ванную комнату. Отец сидел по грудь в воде с дымящейся сигарой и стаканом вина. Голову защищала розовая купальная шапочка, чтобы не смыть краску с волос.

Он поднял стакан, приветствуя Родди, и кончиком сигары указал на ведерко со льдом, стоявшее рядом.

– Налей себе, сын. Гринго на маяке Лобос Кэй. Мы поймали его.

Родди посмотрел на этикетку: чилийское шардоннэ урожая 1982 года. Плеснув себе вина, он вытер полотенцем сиденье белого, плетенного из тростника кресла, стоявшего у окна между большими глиняными горшками с орхидеями. Ему подумалось, что фотография отца в таком виде выглядела бы смешно и глупо. Как, впрочем, и любого другого из сильных мира сего.

– Что, Трент убит? – спросил он. По-видимому, интерес Родди к этом делу показался адмиралу забавным.

– По последним сообщениям, наши ребята окружили его. Ему негде укрыться. Дело закончено, Родди.

Облака пара осаждались на выложенных плитками стенах, дрожащие бусинки воды висели на краях потолочных балок. Родди отер пот с лица.

– Эстобан Тур этого не простит, – сказал он и не без тайного злорадства увидел, что морщины на лице у его отца углубились.

Но адмирал спокойно возразил:

– Тур упустил гринго, Родриго. Ему еще повезет, если он останется во главе Третьего отдела. – Аккуратно стряхнув пепел сигары в цветочный горшок, адмирал слегка кивнул головой в подтверждение своих мыслей:

– Да, сынок, сильно повезет.

Родди представил себе, какие зловещие слухи поползут после этой операции.

– А какова судьба багамцев на Лобос Кэй? – спросил он.

Адмирал нетерпеливо отмахнулся:

– Знаешь, Родриго, занимайся своими делами и не лезь в мои.

Это всегда были семейные дела. Святое семейство де Санчес! Встав с кресла, Родди распахнул окно с запотевшим стеклом – перед ним открылся вид на садящееся в океан солнце. Адмирал запрещал держать открытым окно в ванной комнате. Одержимый мятежным духом, Родди продолжал:

– Там было восемь багамцев, да плюс Трент и девушка. Десять трупов!

Он обернулся к отцу, и его пробрала дрожь. Адмирал поставил свой стакан на пол, пальцы выбивали дробь на краю ванны. Родди и его сестре с ранних лет было известно, что это первый признак надвигающейся бури.

– Послушай, Родди, багамским властям придется поверить, что Лобос Кэй был захвачен бандой контрабандистов в ходе крупной операции по переправке наркотиков. Так будет опубликовано в печати, – гневно прохрипел адмирал.

Да.., государственные люди, адмиралы и генералы вообще мыслят крупными категориями – для них имеют значение только сражения, а не число погибших и, уж тем более, не отдельные убитые. Но в случае с адмиралом де Санчес это проявлялось особенно ярко. Возможно, поэтому он и сделал такую блестящую карьеру, хотя по своим убеждениям был далек от революции. Опасаясь, как бы дети случайно не выдали его, он всегда держал их на расстоянии; его любовь к детям носила несколько абстрактный характер. Когда Родди думал об этом, ему становилось тошно. Продолжая версию отца, он сказал:

– Мы сами торговцы наркотиками. И убийцы, – хотел он добавить, представив себе убитых на маяке багамцев и окруженных головорезами его отца англичанина с девушкой.

Итак, из шести кубинских десантников, высадившихся на Лобос Кэй, осталось трое: Тони, Рафаэль Сегундо и баскетболист Хорхе. Начальником был Тони – Тони Муньос, по прозвищу "Судья". Его прозвали Судьей, потому что он всегда с видом сочувствия выслушивал мольбы тех, кого ему было приказано убить. Ничем не примечательный на вид, средних лет, всегда чистенький и аккуратный, с бледным лицом и чернявыми волосами, он любил издеваться над своими жертвами и подвергать их мучениям. Подчиненные боялись его.

Судья наблюдал, как усатый и толстяк шли обратно от помещения охраны, прикрывая собой гринго, и это возбуждало его. Он мог смести их автоматной очередью уже тогда, когда они были на полпути к бунгало, но решил подпустить поближе, чтобы насладиться кровавым зрелищем. Тони был уверен, что попал в гринго, но хотел избежать каких бы то ни было случайностей.

Хорхе сторожил главный вход в бунгало, а Рафаэлю Сегундо Судья велел занять позицию на площадке, окружавшей фонарь маяка, так что, если бы гринго попытался выскочить из своего убежища, он мгновенно превратился бы в кучу мяса. Сам Судья выскочил из заднего окна с автоматом наготове.

Легко и бесшумно ступая, он зашел за угол бунгало и увидел гринго: тот лежал голый на боку. Одна рука была откинута назад, как будто он пытался дотянуться до автомата или до кобуры с пистолетом, которая валялась на расстоянии метра от него. Другая его рука была как-то неловко согнута, как сломанное крыло птицы. Пуля, видно, попала ему в голову – лицо было залито кровью, и ручейки крови стекали на песок. Другая рана была на бедре, а третья пуля, по-видимому, раздробила кость руки. Глаза были открыты и неподвижно смотрели в сторону моря.

– Он мертв, – крикнул Судья притаившемуся внутри бунгало Хорхе. Разочарование отразилось на его лице: ведь он надеялся найти гринго живым. Подойдя к телу, он перевернул его на спину и на мгновение взглянул на гениталии убитого.

В ту же секунду он почувствовал, как ему обожгло горло, и он захлебнулся собственной кровью. Автомат выпал из рук, колени подогнулись, и он рухнул на песок.

Трент вскочил и подхватил автомат. Три больших прыжка – он уже на веранде, плечом вышиб оконную раму и стремглав влетел в комнату, сопровождаемый градом пуль. Еще семь стремительных прыжков… Стоявший у двери кубинец выпустил очередь, над головой просвистели пули. Две секунды понадобились бы стрелку, чтобы изменить прицел и взять его на мушку, но у него не было этих двух секунд – Трент выстрелил первым и убил кубинца наповал.

Вскочив на ноги, Трент выхватил револьвер из кобуры кубинца, схватил деревянный стул и помчался по винтовой лестнице, которая вела наверх – к башне маяка. Беззвучно ступая босыми ногами по металлическим ступеням лестницы, он быстро взбирался наверх, описывая круг за кругом внутри сужающейся металлической трубы. Двести шестнадцать ступенек вверх – в сгущающуюся темноту.

В лестничном колодце размещались металлические фермы, на которых покоилось фонарное сооружение маяка. Отсюда же веером расходились железные балки.

На верху лестницы находился люк, который вел на фонарь, – он был закрыт стальной крышкой. Трент положил свой автомат на тавровую балку и далеко задвинул его. Проверив, есть ли в стволе револьвера патрон, он взвел курок и бросил револьвер в пролет лестницы. При падении на пол раздался выстрел. Стены стальной башни отразили и многократно усилили звук выстрела, и эхо от него еще долго отдавалось в трубе.

Трент громко закричал и бросил вниз с лестницы стул, который с грохотом полетел вниз, подскакивая на ступеньках. Стук падающего стула должен был заглушить шум от движений Трента. Ухватившись обеими руками за поперечную балку, Трент раскачался, повис над сорокаметровым лестничным колодцем и, зацепившись ногами за перекладину, подтянулся вверх и пополз в глубину потолочного настила. Там, где брусья лежали плотно и полностью закрывали его, Трент растянулся. Затем достал с балки свой автомат и приготовился ждать, а это он умел. Там, наверху, в башне, томился последний оставшийся в живых кубинец, гадая, что произошло внизу. Тем временем день уже угасал, и единственный луч света в башне пробивался из маленького окошка в стальной двери люка.

Прошло полчаса. Петли стального люка заскрипели, и на лестницу хлынул свет – кто-то поднял крышку люка. Прогремела автоматная очередь – пули засвистели на лестничной площадке. У Трента зазвенело в ушах. Вслед за тем с лестницы спустились завязанные на концах узлом белые штанины, набитые всяким барахлом. Покатившись по лестнице и подпрыгивая на железных ступеньках, все это издавало страшный гром. Далеко внизу вся эта тяжесть ударилась о стул и разнесла его в щепки.

Эхо разнесло и многократно усилило этот страшный грохот, что было, конечно, на руку Тренту.

И вот, наконец, на лестнице появилась пара черных ног – вероятно, это был багамец – смотритель маяка. Кубинец конвоировал его, обхватив рукой за шею и приставив к виску дуло револьвера. Глядя вниз, кубинец закричал:

– Эй, Хорхе, Тони! Что у вас там происходит? – Он спустился на ступеньку, затем еще на одну, снова стал кричать, дождался, пока стихнет эхо, и только тогда сделал еще шаг вниз. В голосе его уже звучали истерические нотки:

– Ради Бога, отвечайте? Что случилось? Где вы?

Он сделал еще два шага вниз – теперь его было хорошо видно. Первым выстрелом Трент перебил ему кисть правой руки – револьвер выпал и покатился по лестнице. Трент крикнул смотрителю-багамцу по-английски:

– Берегись! – и выстрелил. Вторая пуля угодила кубинцу прямо в голову.

Освобожденный смотритель маяка схватился за перила и упал на спину. Мертвый кубинец перевалился через него, его тело, гулко ударяясь о ступеньки, покатилось вниз по лестнице.

Было четыре часа утра. Родди де Санчес смотрел по телевизору теннисные соревнования, происходившие где-то в Европе, и транслировавшиеся по спутниковой связи. Игра шла вяло, Родди никак не мог сосредоточиться и с трудом удерживался ото сна. Всю ночь он ждал сообщений от офицера связи, который должен был подтвердить известие о смерти англичанина, и тогда Родди мог бы отдать распоряжение об эвакуации десантной группы с Лобос Кэй. Сообщение должно было быть закодировано в трех словах и повторено трижды с трехминутными интервалами в течение часа. Но после первоначальной информации о появлении англичанина на острове никаких известий не поступало. А между тем, приказ об отправке судна за десантной группой надо было отдать задолго до рассвета.

Когда-то Родди льстило, что отец посвящает его в свои амурные похождения, но в последнее время это стало смущать его. И сейчас, приготовив кофе, он, вместо того чтобы войти в спальню отца, постучал в дверь.

– Ну, что? – спросил адмирал, выходя в гостиную.

– Ничего, – ответил Родди.

В махровом банном халате и шлепанцах, адмирал стоял у окна, выходившего на террасу. Его пальцы машинально выбивали на стекле легкую дробь, как всегда в минуты раздражения. Принимать решение всегда трудно, но Родди его принял.

Трент сделал радисту укол морфия, который нашел в аптечке поста береговой охраны. Потом перевязал свои раны, а когда обезболивающее подействовало, наложил радисту шины на ноги и с помощью смотрителя маяка уложил его в кровать. На тачке, найденной в доме рыбака, Трент перевез тела мертвых багамцев к маяку, а трупы шестерых захватчиков свез к концу причала и рассадил друг против друга так, чтобы были видны их лица.

У мертвецов не оказалось ни удостоверений личности, ни копейки денег, а их вооружение ни о чем не говорило – таким оружием мог быть оснащен любой профессиональный боевик как по ту, так и по другую сторону закона.

Вооруженный автоматом Калашникова, одетый в старые джинсы из помещения поста береговой охраны, Трент ушел с причала. Укрывшись в темноте за дальней стеной склада, они со смотрителем маяка стали ждать – что будет дальше. Прожектор маяка бросал яркий сноп света на поверхность океана.

Смотритель – мужчина средних лет, полноватый, – благодаря долгим годам службы на овеваемом всеми ветрами крохотном коралловом островке, обладал необычайным хладнокровием и жизнестойкостью. Пиратство и убийства – обычное дело на Багамах, где процветала торговля наркотиками. Поэтому смотритель полагал, что это нападение было связано либо с переправкой партии наркотиков из Колумбии во Флориду, либо с засадой на транспорт наркотиков, а Трент – агент британской или американской разведки, связанный с багамскими властями.

– А это что – для отпугивания птиц? – кивнул он на кучу трупов на причале.

– Да, что-то вроде этого, – ответил Трент. Смотритель, следуя за лучом маяка, смотрел в бинокль, обшаривая на всякий случай море в поисках судна.

– Навряд ли они появятся сейчас. Скорее всего будут ждать сообщения по радио, – рассуждал он.

Трент не был в этом уверен. Он забрал бы Аурию немедленно, не дожидаясь рассвета.

Старый Багамский пролив – это не только обычный путь грузовых судов, но и богатое рыбой место. Вот и теперь у кромки коралловой отмели замелькали белые огни на мачте – это рыболовецкие суда, их было шесть. В течение двух часов рыбачьи суда постепенно приближались к Лобос Кэй, и наконец Трент и смотритель отчетливо увидели ближайшее из них в свете прожектора.

Приземистое судно с квадратной кормой, пройдя на расстоянии около двухсот метров от берега, продолжало идти тем же курсом еще около мили, а затем повернулось и медленно двинулось назад. Из его рулевой рубки торчали удочки, в свете мачтовых огней в рубке виднелась фигура впередсмотрящего. Луч прожектора из маяка скользнул по судну и отразился в стеклах бинокля. За маяком несомненно наблюдали.

Смотритель пустился бежать к маяку, а Трент подполз к берегу; войдя в воду, пошел вдоль причала и спрятался в щели между носом затопленного "краболова" и каменной кладкой. Над водой оставались только его плечи и голова, автомат был прикрыт бортом затопленного судна.

Рыболовецкое судно снова повернуло назад, и Трент, прислушавшись к мощному рокоту дизелей, убедился, что это были двигатели "Катерпиллера". Судно было уже в пятидесяти метрах от берега и подошло вплотную к причалу. На крыше рубки вспыхнул прожектор, на секунду задержался на груде трупов. Звук двигателя стал более глухим – его переключили на холостой ход – потом пошел легкий перестук: судно по инерции тихонько двигалось к берегу – прямо к тому месту, где прятался Трент.

Вот оно слегка ударилось носом о борт "краболова". Сноп света из маяка осветил судно. Одно мгновение оно застыло на месте так близко от Трента, что он мог коснуться его борта и пересчитать шляпки заклепок, которые, как оспины, виднелись на белой краске бортов.

Казалось, вот сейчас матрос прыгнет через его голову на причал и примет швартовы. Но вместо этого двигатель вдруг взревел на полную мощность, лопасти винта завертелись, вздымая песок, и судно сорвалось с места… Поднятая им волна с силой ударила Трента в лицо. Судно уходило в ночь. На корме не было ни названия, ни обозначения порта приписки. Когда оно растворилось в темноте ночи, погасли и ходовые огни на мачтах.

Трент выбрался на берег и побрел к маяку. Смотритель встретил его на веранде. Они присели на ступеньках и некоторое время молча смотрели на огни других рыболовецких судов. Говорить было не о чем. На горизонте забрезжил рассвет. Трент подумал об Аурии, брошенной в полумиле от них, но у него не было сил плыть. Лучше уж подождать, когда прилетит Скелли.