Золотинки

Стали дружно все в линейку

Школьники-ребята.

Нас сегодня пионеры

Примут в октябрята.

Прикололи каждому

Звездочку на грудь.

Освещай нам, звездочка,

Жизни долгий путь!

Начало осени. Сентябрь.

Погожий день веселый.

Андрей сегодня первый раз

Пришел учиться в школу.

— Запомни свой, Андрюша, класс:

По коридору прямо.

Здесь много лет тому назад

Твоя училась мама.

Андрей немного помолчал.

Окинул парты взглядом.

— А где же папа мой сидел?

Наверно, с мамой рядом?

— Нет, папа жил тогда не здесь,

А там, где он родился.

Там тоже школа есть, и в ней

Мальчишкой он учился.

— Неправда! — говорит Андрей,

Наморщив лоб упрямо. —

Мой папа там живет всегда,

Где я живу и мама.

Бежит по лужам мальчик.

До нитки он промок.

И брызги воробьями

Взлетают из-под ног.

Хочу я, чтобы было

Мне снова десять лет.

Чтоб радости хватило

Моей на целый свет.

Хочу по лужам мчаться,

Как мчится детвора.

Но… мне уже пятнадцать

Исполнилось вчера.

Дороги и звезды чем-то схожи:

И те далеки, и другие тоже.

Дороги и звезды… Их имена

Романтиков манят во все времена.

Дороги и звезды… Как их много.

Где же моя звезда, моя дорога?

Тихо ветер колышет листву,

Будит струны уснувшей души.

Песней я тишину разорву,

Очутившись одна в глуши.

Буду солнце в ладони брать

И согрею глухую тайгу.

И вершины дерев раздвигать

Я, наверное, тоже смогу.

Ярким звездам пошлю привет

И на чай приглашу Луну.

Утром ранним, встречая рассвет,

Озорно заре подмигну.

И быстрее реке бежать,

Расчищая ей путь, помогу…

Я могу всю страну обнять!

Я, наверное, все смогу!..

Любит весною бродить по лужам.

Мороженое ест назло стужам.

Не любит кутаться в шали.

Зовут ее просто Галей.

Каждый камушек в городе

Знает девчонку эту.

С рюкзаком за усталой спиною

Мечтая бродить по свету,

Она не оставит друга,

Поможет в любое ненастье.

И эти хлопоты вечные

Называет огромным счастьем.

Я войны не видела. Мне шестнадцать.

Залпы артиллерии мне не снятся.

Лишь ромашки белые снятся на лугу,

Искры солнца утреннего в голубом снегу,

В чистом небе лебеди-облака.

Уходя в солдаты, брат сказал: «Пока!»

В целом мире женщины смотрят вслед

Сыновьям ушедшим: «Нет! Нет! Нет!

Нам войны не надо, смерти, ран и стонов!

Человек родился, чтобы счастье строить.

Кто же, кто же убивать позволил,

Не считаясь с нами, против нашей воли?

Неужели, люди, вы жестоки очень?

Неужели смерти мать для сына хочет?

Человек, послушай сердца голос:

Сохрани для счастья жизни колос!»

Здесь первый удар принимала Россия,

Здесь крови пролилось на тысячи рек.

Здесь в крепости каждый кирпичик — святыня.

И каждый защитник бессмертен навек.

Мы в крепости. Ходим в костюмах наглаженных,

В рубашечках модных. А видится, как

Здесь кто-то простую рубашку над башнями

Вздымал окровавленную, как флаг.

И как-то неловко ходить здесь чистеньким,

Смотреть, как винтовка ржавеет чья-то.

Здесь даже ребята, всегда речистые,

Стали серьезными и замолчали.

А из-под груд кирпичей и железа

Голос как будто рассек тишину.

Крепость гудела: «За Эльбой, за лесом —

Слышите? — снова готовят войну!

Снова развалины? Снова смерти?

Больше такого нельзя допустить!

Здесь гибли такие же парни, поверьте.

Поверьте, им очень хотелось жить!»

И кажется, что-то ударило больно,

Хотя кругом тишина и вечер.

Мы были оглушены и взволнованы

Не сказанной вслух удивительной речью.

Мы уходили. А крепость смотрела,

Будто мать, провожая детей.

Клянемся, мы не забудем. Мы сделаем,

Сделаем все для счастья людей!

Здесь пограничник уснул.

Брест… Пограничный Брест!..

Двадцать третью весну

Сохнет могильный крест.

Бабка моя не наплачется.

Брест… Пограничный Брест!..

В груди ее бедного мальчика

Ржавчина пулю ест.

В ночь поседели волосы,

Когда принесли ей весть.

Бабка гадала на воске.

Брест… Пограничный Брест!

Брест… Пограничный Брест!..

Сколько осталось невест,

Сколько осталось вдов,

На много, много годов!

Их удел — ждать

Сутки, недели, года…

Впадают они в чудачества —

Ждут, ждут до конца.

Растут сыновья чубастые,

Не видевшие отца.

Это с трудом рассказывается.

Брест… Пограничный Брест!..

Чем ты с ними расплатишься

За все, что случилось здесь?!

Снова возню затеяли.

Брест, поднимись, не дай!

Я не хочу, чтоб девочкам

Нашим пришлось так ждать!

Томик в сережках березовых

Открыт на последней странице.

Сколько закатов розовых

Здесь могло бы еще поместиться!

Здесь поместилось бы небо

И поле, где рожь колосится…

Разрешите, Сергей Есенин,

Мне сегодня к вам обратиться.

Приглашаю вас в наши будни,

В город наш, что метелями славится,

В век двадцатый — огромный и трудный,

Где, как лед, сталь в мартенах плавится!

Но пускай вам не кажется странным,

Что березки, скромницы русские,

Поменяли свои сарафаны

На модные юбочки узкие.

И танцуют уже не кадриль,

Не под старые ритмы танго,

А танцуют сегодня они

Привезенную с Кубы пачангу.

И плывут от вокзальных перронов

Поезда в города незнакомые.

И читают девчонки в вагонах

Стихи, в жизнь и солнце влюбленные.

Листов недописанных много

О луне, о закатах розовых…

Я люблю этот маленький томик

В красивых сережках березовых…

Даже ветер в окно не стучит,

И луна не заглянет украдкой.

Все так жутко, так мертво молчит.

Все в таком образцовом порядке.

Не в такую ли жуткую ночь,

Когда дрогли от холода тени,

Все живое откинув прочь,

Навсегда уходил Есенин!

Восемь строчек предсмертных стихов:

«До свиданья, друг мой, до свиданья…»

Восемь строчек бессмертных слов,

И молчанье, навек молчанье.

Как ты мог так уйти навсегда

От березок, от солнца, от света.

От того, что любило всегда

«Сумасшедшее сердце поэта»?

Там ведь нет ни полей, ни лесов,

Ни букашек, ни звездных сияний.

Там ведь нет ни друзей, ни врагов.

Там ведь мертвые! Там — молчанье!

Но ушел ты, ушел, ушел

В ночь, откуда дороги не знают,

И волос твоих желтый шелк

На березках осенних тает.

Он взошел на пирамиду из поленьев

С высоко поднятой головой.

Не добилась церковь отреченья

Ни жестокой пыткой, ни тюрьмой.

Вот он обернулся, смотрит пристально,

Стрелы взглядов врезались в судей.

Сколько передумал, сколько выстрадал

В каменной могиле он своей!

И сейчас он словно видит мрак,

Чуть разжиженный лучом через решетку,

Камни стен, соломенный тюфяк,

Слышит голос, сладенький и кроткий:

«Отрекись, отступник, ты один.

Я забочусь о твоей душе греховной,

Отрекись скорей, заблудший сын,

И тогда ты можешь снять оковы.

Отрекись, ты вновь увидишь жизнь,

Словно вдруг начнешь ее сначала».

И звенят оковы: «Отрекись.

Ты и так уже страдал немало.

Отрекись!» Но слышится в ответ

Гордое, решительное: «Нет!»

Темнота кричала: «Отрекись!»

«Отрекись! — в решетку ветер выл. —

Ты ведь знаешь, как прекрасна жизнь.

Неужели ты о ней забыл!?»

«Отрекись!» Но словно яркий свет

Среди тьмы решительное: «Нет!»

Костер зажжен. Спиралью серой

В небесный свод ввинтился дым.

Огонь, как зверь остервенелый,

Грызет поленья. Там, под ним.

Пока под ним. Но выше, выше,

Мелькает огненная грива,

Толпа затихла, еле дышит,

Глядит на пламя молчаливо.

…Взметнулась искр багряная листва,

Чтоб в небе высоко померкнуть.

Сквозь дым костра последние слова:

«Нет!

Сжечь — не значит опровергнуть!»

Вырастают мальчики, Вырастают девочки.

Их пугают чуточку дальние пути.

Но пути нехоженые изучают бережно

И мечтают самыми трудными пройти.

Хочется знакомиться с новыми дорогами.

Просто так знакомиться им в семнадцать лет.

И мечтать под звездами, звездами суровыми,

Чтоб сильнее чувствовать солнечный рассвет.

Позади останутся улицы застроенные.

Погрустят немножечко вслед учителя.

И протянет руку им, руку неспокойную

Мир, что называется ласково — земля.

Вырастают девочки. Вырастают мальчики.

Предстоит им, может быть, самый трудный год.

А вдали им видится солнца желтый краешек —

Золотой и радостный солнечный восход!