Золото

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Небольшие удовольствия по-настоящему начинаешь ценить лишь тогда, когда ты их надолго лишен. Эти четыре недели в Сан Хозе я, прежде всего, посвятил поискам приятных впечатлений, счастливых мгновений и радостей, которые может предложить город.

Когда я вышел из больницы, мы с Дианой поселились в фешенебельном «Отель де Коста Рика», в самом центре Сан Хозе.

После стольких тяжких испытаний я испытывал непреодолимую потребность в чистоте и нормальной жизни.

Золото мы продали очень быстро, не прикасаясь к нему и даже не перевешивая. Все взял на себя ювелир на Второй Авениде, которому все и продали. Он никак не мог понять, почему нам даже противно брать это золото в руки. Откуда же ему знать, насколько мрачной для нас была его история! Во всяком случае, когда я наконец-то вышел на жаркое столичное солнце в кармане у меня было три тысячи восемьсот долларов.

Сан Хозе, хотя ему далеко до чистоты и оживленности столиц западного мира, предлагает намного больше удовольствий, чем какой-либо иной город Центральной Америки. Он построен по американской модели, с пронумерованными улицами, но, тем не менее, сохраняет свой латиноамериканский колорит и характер. Днем город наполнен шумом и движением, но вот по ночам он затихает и пустеет. Здесь нет смысла искать сильных впечатлений. Не является он и столицей преступлений и насилия. По сравнению со своими соседями, Манагуа и Панама-Сити, он прекрасно соответствует своему прозвищу «Латиноамериканской Швейцарии». В Сан Хозе можно найти все, только в малых порциях.

Проститутки здесь идут спать в три часа ночи, бары, открытые все двадцать четыре часа в сутки, можно пересчитать на пальцах одной руки, а в Зона Роха, самом опасном районе города, наиболее страшное, что может с тобой случиться — это столкновение с пьянчугой, выходящим из какой-нибудь забегаловки. Это крестьянская столица. От нее исходит спокойствие и безопасность, что становится приятным удивлением для приезжающих сюда из соседних стран. Все это мне весьма соответствует; я уже имел свою порцию впечатлений, а теперь требую покоя.

Мы с Дианой счастливы, имея возможность вновь быть вместе в постели, и никакое иное удовольствие не может сравняться с тем, что дает нам долгожданная близость. Мы проводим целые дни в номере, совершенно изолировавшись от всего мира.

Надо было бы бросить курить, только вот никак не удается.

Диана чувствует себя хорошо. Она наслаждается всем этим периодом спокойствия, когда я с нею, когда все так отдалено от опасностей полуострова Оса. Хотя она и не говорит мне об этом напрямую, я знаю, что она предпочла бы туда не возвращаться и остаться жить в городе. Жан-Поль рассказывает нам о ночном заведении, которое желает продать его соседка, американка, живущая здесь уже много лет. Цена доступная, заведение находится в прекрасном месте, как раз напротив гостиницы. Если все нормально устроить, это было бы золотое дно; Диана заинтересована этим предложением, а я — нет.

У меня уже было несколько ночных заведений. Первое, в Аргентине, когда мне было восемнадцать лет; затем два других — в Торонто, в возрасте двадцать один год. Лично я в городах жить уже не могу, а возможности пережить приключение в ночном заведении ограничены. А прежде всего, мне известно, что мой путь ведет через Оса. Не за тем я столько вытерпел, не за тем потратил столько недель на ознакомлении с золотом, когда приходилось выносить тупость орерос, чтобы теперь все это бросить. Пока что идет период восстановления сил после болезни. Но бездеятельность мне уже начинает осточертевать, и хотелось бы найти какое-то дело.

Посему начинаю крутиться по Сан Хозе, вынюхивая приключения. И быстро обнаруживаю четыре места, где можно ожидать чего-то интересного: «Маноло», нечто вроде кафешки в центре, куда приходят практически все туристы, и где можно с кем-нибудь познакомиться; «Сода Пэлэс», самый старинный бар в городе, здесь всегда полно людей — здесь встречается большинство европейцев, проживающих в Коста Рике; вообще-то все они в возрасте, им знакомы все возможности этой страны, и они занимаются более-менее законными видами торговли и контрабанды. Но это растительное существование под теплым солнышком и с маленькими девочками для развлечений.

Бар гостиницы «Коста Рика» — единственный во всем Сан Хозе бар с террасой — тоже неплохое местечко. Здесь, как правило, останавливаются инвесторы-грингос, и между первым и вторым блюдом они обговаривают множество по-настоящему серьезных контрактов: от торговли земельными участками до закупок партий оружия и наркотиков.

И, наконец, «Эсмеральда», место встреч торговцев предметами доколумбова искусства, с которым сам я познакомился, продавая мои черепки во время первого здесь пребывания.

Долгожданную оказию устраивает для меня Диана, посетив французское посольство, чтобы забрать письма. Там ее знают неплохо в связи с нашими раскопками и давней торговлей: один из сотрудников просит ее связаться с его приятелем, тоже дипломатом, только из посольства… (здесь я умолчу имена всех этих коррумпированных чиновников). На следующий день отправляюсь туда, где меня принимает весьма симпатичная парочка.

— И чего они хотели? — спрашивает меня по возвращении Диана.

— Мне кажется, что у нас наклевывается кое-что интересное. Эти шустряки хотят купить полкило доколумбового золота. Они ищут небольшие предметы, которые можно было бы носить как украшения. Они выдают себя за коллекционеров, только я в это не верю. Дают не более сорока долларов за грамм.

— И чего же они хотят за такую цену?

— Всего лишь имитаций! Они настолько хитры, чтобы не говорить этого прямо, но знают, что за такую цену ничего аутентичного не достанут. А теперь нужно подумать, как найти приличные имитации.

— Думаешь, такие имеются?

— Там, где настоящие вещи в цене, обязаны быть и имитации. Я видел фальсификаторов доколумбового искусства в Перу, в Эквадоре и в Колумбии, так что не думаю, что и здесь таких нет.

Поищем. Во всяком случае, будет чем заняться.

«Эсмеральда» — один из немногих баров, работающих круглые сутки. По вечерам здесь можно встретить марьячис, певцов, доставленных сюда из Мексики; их можно узнать по громадным сомбреро, узким, обтягивающим брюкам с тремя рядами медных пуговок по бокам и написанной на лице тупости. Днем же здесь собирается штаб по торговле предметами индейского доколумбового искусства.

Конечно, можно было бы их представить с мордами закоренелых бандитов, но на самом деле они выглядят совершенно иначе. Все это маленькие, очень спокойные старички, похожие на почтенных отцов семейств. По карманам у них распиханы предметы из золота и нефрита; они же выжидают клиентов. Всего лишь один тип постарался выработать собственный стиль: он вечно в темных очках и с напомаженными волосами и похож на марсельского сутенера пятидесятых годов.

Захожу в это заведение и сразу же встречаю старого знакомого, Карлоса Финку. Это добродушный низкорослый толстяк лет пятидесяти, вечно пытающийся всучить мне за дикую цену никому не нужные дерьмовые фигурки.

— Слушай, Карлос, у меня имеется покупатель на небольшие гуачас из золота…

Я еще не успеваю закончить, как он уже вываливает на стол содержимое всех своих карманов: кусочки керамики, нефрит и не имеющие какой-либо ценности золотые цацки. Прямо видится, как через мгновение он доложит свои часы и трусы, после чего предложит цену за все хором.

— Нет, Карлос, это меня не интересует. Я хочу купить полкило золота в статуэтках. Они должны быть как можно меньшими, не дороже, чем по двадцать пять долларов за грамм. Если устроишь мне это дело, получишь хороший процент. Сгодятся и хорошие подделки.

Услыхав слово «подделки», он тут же делает вид, что оскорблен. Затем мнется, и я его хорошо понимаю. Ведь он всего лишь посредник, и если откроет свои источники поставок, то рискует остаться ни с чем. В конце концов, обещание хорошего вознаграждения склоняет его к тому, чтобы все же помочь мне.

Теперь мне следует дать ему немного времени. Если, как я подозреваю, здесь действует целая группа подделывателей, мой заказ должен поставить их всех на ноги.

Я частенько вступаю в переговоры с малолетними чистильщиками обуви, они всегда все знают, подрабатывают, поставляя проституток, подторговывая травкой, и могут быть великолепными проводниками. Как-то вечером один из них приводит меня в удивительное место, называемого «Бункером». Это дом, расположенный в Красном Квартале. Вход защищен огромной решеткой, и, чтобы тебя впустили, нужно быть представленным. Несколько ступенек, коридор — и вот вам самая настоящая малина. В этом превращенном в бар подвале встречаются молодые представители преступного мира со всего Сан Хозе: хулиганы, чистильщики, торговцы, воры и бляди, хватает всякого. Травка и спиртное продаются здесь без ограничений, так что вся эта здоровая молодежь разлагается не отходя от кассы, все пьяные и накуренные до последнего.

Наконец-то Карлос получил какую-то информацию. Когда мы появляемся в «Эсмеральде», его еще нет. Зато объявляются другие продавцы. Повсюду известно, что я занимаюсь скупкой, вот они и приходят испытать счастья. Мы видим, как перед нами распаковывают массу дерьмовеньких вещиц за сумасшедшие цены. Слишком много посредников по пути закладывает и свой процент.

Какое-то время забавляюсь, разговаривая с таким торгашом:

— Погляди, Француз, разве не красиво?

— Красиво, очень даже.

— Отдаю тебе за пять тысяч колонов. Исключительно тебе.

— Действительно, совсем недорого.

— Так как, берешь? — спрашивает он с надеждой в голосе.

— Нет.

Такой вот диалог глухих меня всегда веселит. Когда же эти кретины делаются излишне нахальными, предлагая свои цацки, Диана заявляет, что все их предложения — дерьмо, что окончательно закрывает дискуссию.

К счастью, появляется Карлос Финка. Ему удалось связаться с парой человек. Мы поочередно наносим визиты Колману, директору Каса дель Касике на Второй Авениде, толстому Серджио, владельцу скупки золота, директору Галереи Искусства Доколумбовой Америки и Хулио Наргасе, у которого обменная контора на Центральной Авениде.

С ними я не могу ничего устроить, потому что все они прикрываются свидетельствами об аутентичности предметов, что сразу же означает высокую цену. Повидимому, нечасто встречается им иностранец, разыскивающий подделки. Этим профессиональным обманщикам и в голову не приходит продавать подделки как подделки, честная торговля оскорбляет их достоинство. Что ж поделаешь! У меня болит голова и я быстро обрезаю все бесплодные дискуссии. Если появятся эти шустряки из посольства, скажу им, чтобы покупкой занимались сами! Так или иначе, но я после тяжелой болезни и не желаю перетруждаться.

Это мое решение созрело окончательно, как тут в гостинице вновь появляется старый Карлос:

— Француз, с тобой хочет увидеться Чочо. Твое предложение его заинтересовало.

Я не слишком верю этому, но терять мне нечего, поэтому иду на встречу. Благодаря этому, знакомлюсь с Чочо Верде, самым крупным фальсификатором в Коста Рике.

Не хотелось бы, чтобы вы думали, будто я повторяюсь, говоря, что он толстый, но знайте, что здесь достаток означает полноту. Приличное брюшко это вешний признак богатства, точно так же, как и в Азии.

Чочо Верде улыбается. Он намного умнее всех своих коллег и говорит по делу:

— День добрый, Француз. Карлос рассказывал мне, чего ты ищешь. За такую цену могу дать тебе только имитации.

Наконец-то до кого-то дошло!

— Согласен, но они должны быть достаточно хорошими, чтобы пройти в Европе, а самое главное, золото должно быть не ниже, чем двадцатикаратное.

— Ты хочешь продавать это там?

— Нет, получил заказ. Но думаю, что мой покупатель будет торговать этим в Европе.

— Ладно, покажу тебе несколько вещичек из своей мастерской. К сожалению, много не произвожу, потому что работа тщательная, но я снабжаю весь Сан Хозе.

— Я уже разговаривал с Хулио Наргасом и другими, все говорили только об аутентиках.

— Все снабжаются у меня, — говорит он с широкой улыбкой. — Если у них когда и имелось что-то неподдельное, то это чистая случайность. Сейчас я тебе объясню. Когда кто-нибудь находит гуакас, долго они на местном рынке никогда не задерживаются. Их либо поскорее отсылают в штаты, либо мои агенты тут же приносят их мне. Оригинальные вещи служат для меня образцами. Мы применяем воск, точно так же, как и индейцы. Если желаешь, могу показать тебе несколько моих штучек, находящихся теперь в Музее Золота в Сан Хозе. Парочка других хранится в американских и европейских музеях. Я очень горжусь ими! Достаточно сказать, что мне довелось купить как настоящие несколько предметов, которые я сам сделал парой годов раньше!

— Выходит, эксперты настолько слабы?

— Если говорить о доколумбовом золоте, то настоящих экспертов нет. мне удалось отыскать самого известного из таких, которые себя такими считают. Зовут его Ноли, живет в Нью Йорке. Когда я высылаю ему крупную посылку, то помещаю в ней десять процентов настоящих находок. Так вот, случалось так, что он отсылал оригиналы мне, утверждая, будто это подделка. Настоящий придурок. что же касается местных экспертов, то кроме старого Карлоса Хольтцера, который уже слепнет, никого и нет…

Мне кажется, что толстый Чочо слишком хвастается, но его имитации великолены. И его нелегко убедить, чтобы он про дал свои вещички по двадцать пять долларов за грамм. Наконец, после долгих дискуссий, мы договариваемся. Всего надо заплатить двенадцать тысяч пятьсот долларов. Мне нужно будет внести семь тысяч в качестве залога и еще пять с половиной тысяч после передачи товара.

Сделка замечательная, но я очутился в тупике. Где мне взять деньги на залог? Из денег, привезенных с Оса, у меня осталось только две тысячи долларов. Тем временем, своих клиентов я не могу привести к Чочо по двум причинам: они должны сохранить инкогнито, а в торое, что старый лис Чочо постарался бы все устроить и без посредника. Решение нахожу, благодаря франкоязычным туристам, которых встречаю у Маноло.

Тут следует упомянуть, что пару дней назад, я повстречал в «Эсмеральде» двух типов. Им понравились мои высокие ботинки, и мы познакомились. Себя они выдавали за канадцев. На самом деле, один — это еврей, репатриант из Алжира, а второй испанский баск. Через пару дней после разговора с Чочо опять встречаю у Маноло этого репатрианта Давида и баска Роберто. Последний расспрашивает меня, как бы побыстрее подзаработать немного бабок. Тот, что помоложе, Давид, довольно симпатичен, такой вот себе, парижский фрайерок. Роберто пошустрей, но уже не производит такого приятного впечатления — обычный бандит без полета и класса. Для меня они истинный подарочек. Посмотрим, какие они на самом деле.

— Хотите быстро заработать тысячу долларов?

— Ясен перец, — говорит Роберто. — Что нужно делать?

— У меня тут наклевывается одно дельце, но не хватает налички. Надо одолжить пять тонн зеленых буквально на пару часов. Если у вас есть столько, я заплачу вам тысячу в качестве процента.

Они глядят друг на друга. Давид весь лучится энтузиазмом, Роберт же доверия как-то не проявляет.

— Какие у нас будут гарантии? Что это за дело? Мы же тебя толком не знаем?

Эти вопросы, хотя и обоснованные, меня раздражают. Толстый баск мне совершенно не нравится.

— Слушай, толстый, для тебя никаких гарантий не имеется. Ты спрашивал, как сделать быстрые деньги: вот тебе оказия. А дело — это торговля предметами доколумбова искусства.

В разговор включается Давид:

— Не нервничай, Хуан Карлос. Роберто беспокоится про деньги. Вообще-то у нас есть пять штук баксов, но это все наши капиталы. Мы тут сделали пару номеров с дорожными чеками, чтобы заработать эти бабки, и было немножко рискованно…

— Как хотите, могу договориться в пансионате «Америка», снимете там номер рядом с моим. Таким образом сможете следить за своими ценными бабками. А больше ничего для вас сделать не могу.

— Мне это подходит, — отвечает на это Давид.

Роберто сопротивляется, но в конце концов сдается.

На следующий день устраиваю дела со своим итальянцем, который уже начинал волноваться. Самое смешное то, что он хотел сохранить инкогнито, а за ним шпионили со всех сторон. С одной стороны — доверенный человек Чочо, который обязан был следить за мной и постоянно торчал в холле. С другой оба моих паяца. Через полчаса итальянец вышел с полукилограммом различных золотых изделий: орлов, лягушек, колдунов; все — отличные имитации, которые за имитации же и были проданы.

После оплаты всех расходов эта операция принесла мне чистыми шесть тысяч долларов. Не Эльдорадо, но достаточно, чтобы возвратиться на Оса и заняться куплей-продажей. Довыздоравливать буду там, потому что не хочу спустить весь капитал в Сан Хозе.

В тот же самый день Давид и Роберто приглашают нас в ресторан, чтобы обмыть дело. За ужином рассказываю им про Оса и о своих намерениях. Они страшно заинтересовались и собираются сделаться моими компаньонами. Как истинный оппортунист Роберто даже предлагает передать мне часть своих денег, в рамках своеобразного акционерного общества. Он так сильно настаивает, что я, сам не знаю почему, соглашаюсь. Для ребятишек это забавный эпизод, прекрасные воспоминания на будущее, а если что пойдет не по делу, всегда можно будет вернуться к папочек-мамочке.

В моем случае, приключение — это стиль жизни, и малейшая ошибка может иметь трагические последствия. Таким как я пособие по безработице еще не выплачивают.

Не знаю, то ли чертова головная боль мешает мне толком думать, то ли я дружески отношусь к ним после оказанной мне услуги, но на следующий день мы договариваемся встретиться.

У всей нашей четверки заканчиваются визы, и нам приходится выехать из страны. Проще всего полететь самолетом на Сан Андрес, маленький колумбийский островок в часе полета от Сан Хозе.

Вечером, когда мы уже одни, обеспокоенная Диана спрашивает:

— Почему ты собираешься забивать себе голову этими щенками? Дэйв еще ничего, даже милый, но калибр маловат. Но Роберто — это же говнюк, я ему не доверяю. Это нахлебник и коварный тип.

— ОК, понятно, что ребята не высший класс. Но после оказанной ими услуги я не мог отказать. А если начнут мешать, всегда можно будет с ними распрощаться.

— Точно так же это можно сделать и сейчас.

— Слушай, милашка. Понимаю, что ты предпочла бы быть только со мной, но раз получилось, так получилось. Я дал слово и забирать его не собираюсь. А там посмотрим.

Даже сегодня не могу объяснить этой ошибки только лишь тогдашней своей болезнью.

Путешествие на Сан Андрес доставляет всем массу удовольствия. Я знаю, что вскоре мы очутимся в дерьме полуострова Оса, так что побыть здесь, в зоне отдыха, весьма приятно. Днем пляж, вечером казино и целый день кокаин.

Это один из немногих периодов моей жизни, когда в казино я веду себя разумно. Я знаю, что меня ожидает дело, поэтому не рискую. Собственно говоря, это бездеятельность толкает меня в объятия азарта: как только начинаю нудиться, сразу же ищу какой-нибудь стол для игры, и несчастье уже рядышком. Последние два года вообще были отмечены как невезучие: казино в Макао, Вегасе и Павнаме отобрали у меня около ста пятидесяти тысяч долларов, мои последние деньги.

Диана обращает мое внимание, что наш крупье придерживает крупные банкноты для себя, вместо того, чтобы опускать их в ящик. Парень весьма ловок — может раздать целую колоду карт, держа в сгибе ладони сложенную банкноту. Он знает, что мы заметили его фокус и потому тихонечку повышает наши выигрыши, он явно в сговоре с контролером стола. Роберто, возбужденный кокаином и игрой, которому мысль о близящейся поездке на Оса явно ударила в голову, собирается шантажировать крупье… Бедный европейский фрайер, собрался потягаться с колумбийцами… Мой отказ несколько охолаживает его. Он-то хочет показать себя крутым, но какую-то трезвость еще сохранил, поэтому предпочитает передвигаться за моей спиной. И правда, прибыток с него не из лучших.

Возвращение в Сан Хозе происходит без всяких проблем. На месте мой «дружок» из французского посольства делает мне шикарный подарок: Магнум 357, весь хромированный. Оружие не новое, но шикарное. Таким образом он хотел отблагодарить меня за услугу, оказанную мною его приятелям из другого посольства. Сделав последние покупки, садимся в самолет, отлетающий в Гольфито. В городе какие-то стычки, поэтому садимся в Кото 47, небольшом банановом поселочке в сорока километрах от места назначения. Берем багажное такси.

Малорослый, незаметный Тико просит, не против ли мы подкинуть его с собой. Когда мы приезжаем в Гольфито, такси останавливают демонстранты, заблокировавшие все улицы. приходится нанять баркас, который перевозит нас на корабль Чино, все время в компании молчаливого низенького тико. Путешествие проходит спокойно. Дэйв и баск возбуждены предстоящим приключением. Зато меня события этого утра несколько утомили, поэтому отдыхаю на носу вместе с Дианой. Перед самым сном мне приходит в голову мысль, что я еще не составил определенного плана моей будущей деятельности на Оса. Ну да ладно, на месте посмотрим…

По приезде все отправляемся в бар Джереми, «Ранчо де Оро». Здесь я встречаю Уэйна, который все так же сидит перед батареей пивных банок. Он выглядит так, как будто и не вставал от стола с тех пор, как мы расстались. Встреча с ним мне приятна. Он слыхал о моей болезни. Поскольку тикос склонны к преувеличениям, он удивлен, что я до сих пор жив.

— А я думал, что ты уже умер. И что же с тобой было?

Я вкратце рассказываю ему о собственных приключениях в Карате и на реке Мадригал. История с Гато, которого он хорошо знает, веселит Уэйна до слез.

— Это твоя компашка? — показывает он на Роберто и Давида.

— Не совсем. Это два туриста, которые ищут немножко эмоций. Мы вместе отправляемся в горы. Имеется небольшой капиталец, постараюсь, чтобы он немножко поработал на нас: будем покупать золото и продавать его в Панаме.

— И куда ты хочешь поехать?

— Еще не знаю.

— В таком случае, советую отправиться в Серро де Оро. Там добывают много золота.

— Это далеко?

У меня все еще не было перед глазами карты Оса, видимо, самое время купить такую.

— Едешь по дороге на север, пересекаешь реку Тигре, а потом дальше, до посадочной полосы в Лас Пальмас. А там уже спросишь у кого-нибудь, потому что нужно подниматься по горным тропам.

— Туда какой-нибудь самолет летает?

— Можно нанять. Но это недалеко, лучше возьмите грузовик.

В этот момент к нам подходит Тико, который ехал с нами на такси, и просит разрешения присоединиться к нам. Он низенький, толстый, темнокожий, и он гордо носится со своей смешной мушкетерской бородкой. Разве что глаза выдают его темперамент. Я жестом затыкаю рот Роберто, который уже собрался послать незнакомца, и прошу Тико подсесть к нам.

— Меня зовут Мануэль Санчес Ривьера, — говорит тот, пожимая нам руки. — Я слышал, о чем вы разговаривали, и вижу, что округа вам знакома. Если бы мы вместе поехали в Лас Пальмас, можно было бы поделить расходы, а уже на месте каждый действовал бы самостоятельно. Таким образом мы бы снизили риск.

Он говорит на великолепном английском, на дурака не похож. А кроме того, иметь какого-нибудь тико в группе — штука неплохая. Впрочем, раз уж я взял этих двух щенков, выпендривающихся под ковбоев, почему бы не взять и этого Санчо Пансу?

— Хорошо, завтра утром на самолете я хочу отправиться в Лас Пальмас. Если это тебе подходит, можешь ехать с нами.

Когда Санчо занимается заказом по телефону самолета из Гольфито, ко мне подходит Роберто.

— Зачем ты берешь этого паяца? Нас и так достаточно много, чтобы морочить себе голову еще кем-то.

— Слушай, ты, колотушка с яйцами, здесь все решаю я. А ты имеешь право не высовываться. Если тебе не нравится, забирай свои бабки и отваливай.

— Да не кипятись, Хуан Карлос, я только так сказал.

Роберто — это такой тип, с которым нужно вести себя жестоко, если не желаешь, чтобы он влез тебе на шею. Насколько Давид умеет быть симпатичным со своей внешностью вечно удивленного мальчишки, настолько оппортунизм толстого баска неприятен.

На следующее утро мы как раз хорошенько завтракаем, как появляется пилот нанятого самолета. Выглядит он не очень: низенький, с приличным брюшком, и носит слишком большую фуражку, что придает ему по-настоящему идиотский вид. Ладно, не будем доверять внешности, может он действительно неплохой летчик.

К моему огромному удивлению, мы еще и пяти минут не летим, как уже заходим на посадку. Считая, что у летчика какие-то неприятности, спрашиваю:

— Что произошло, приятель?

— Это здесь. Мы уже на месте.

У меня едва хватает времени крепко приложить ему по фуре, что его на миг ослепляет, и мы уже садимся под всеобщий хохот. Я расплачиваюсь с пилотом, даю ему хорошие чаевые, что бы он не сердился за эту шутку, а прежде всего, чтобы купил фуражку поменьше. Он обещает, что вернется за нами через три дня.

Поскольку багажа у нас прилично, посылаю Дэйва и толстяка в Лас Пальмас за такси.

Когда они уезжают, Санчо с гордостью демонстрирует мне спрятанное за поясом оружие. Это небольшой барабанный револьвер 22 калибра, оружие для детей. Увидав же мой Магнум 357, бедняга тут же комплексует. Ведь как он гордился своей хлопушкой!

Лас Пальмас, это последняя деревушка перед горами. Собственно говоря, там имеется всего пять-шесть домов и забегаловка, куда мы направляем свои первые шаги. Хозяин, униженно кланяясь, бросается мигом готовить нам кофе. Его зовут Альфредо, и он подтверждает, что орерос и вправду находятся в Серро де Оро, в четырех часах конной езды отсюда. Сегодня уже поздно ехать туда, чтобы к вечеру вернуться. Но я узнаю, что в полутора часах пути вверх по течению речки Ринкон имеется небольшой лагерь. Похоже, что Альфредо жаден до денег, и он соглашается дать нам лошадей в наем. Он даже предлагает, чтобы мы у него переночевали.

В лагере особой толкучки не наблюдается, и нам удается купить всего лишь тридцать граммов золота. Туда я отправляюсь только лишь затем, чтобы хоть что-то начало делаться. Оно-то и делается, но, в основном, для Санчо. Река поднялась, и при переправе нужно быть осторожным. Когда мы возвращаемся, его лошадь при подъеме на берег поскальзывается, и они оба падают в воду. Сильное течение тут же подхватывает и коня, и всадника.

Охваченный паникой Санчо попадает в водоворот и испуганно вопит. Нам удается его схватить, когда он запутывается в каких-то ветках. К этому времени он уже наполовину голый, к тому же без сапог.

— Моя сумка, моя сумка! — кричит он. — Все мои деньги были в сумке, притороченной к седлу.

На какое-то время мы поддаемся панике, но к счастью его лошади удалось выбраться на берег. Седло съехало, но сумка на месте. Дэйв, отправившийся привести животное, докладывает по том, что бумажник Санчо неплохо-таки заполнен, одни банкноты по тысяче колонов.

После этого инцедента возвращаемся к Альфредо. Я решил, что мы все будем жить у него. Уж лучше каждый день ездить по восемь часов на лошади, чем жить в грязи.

Альфредо несколько ошарашен, узнав, что сделался директором гостиницы, но, особо не сопротивляясь, переносит свои манатки, чтобы занять с женой и детьми какой-то чулан, оставляя свою комнату, куда въезжаю я с Дианой. Ведь нужно же заботиться о лучших клиентах! Остальные члены нашей команды располагаются в столовой. Я вижу, что Роберто этим недоволен, потому что рассчитывал на особые привилегии, но вслух пока не протестует.

Вечером убеждаюсь, что мои предположения относительно Санчо оказались правильными. Он рассказал Альфредо, что я ужасно богат, что собираюсь купить массу всякого добра, и что ко мне следует относиться уважительно. Разговаривает он со свободой, свойственной людям образованным, что сильно импонирует крестьянам. Буквально за несколько минут он способен замутить мозги любому фрайеру. Это мошенник, но хитроумный и понятливый. За его невзрачный вид люди считают его лопухом, но он того не заслуживает. Единственное слабое его место — это трусость, потому он инстинктивно ищет у меня защиты.

В отличие ль двух других, играющих роль ковбоев и постоянно насмехающихся над Санчо, я считаю, что из всей группы он самое ценное наше приобретение. Мы быстро находим с ним общий язык. Я ценю его быстроту мышления и эффективность действий, он же чувствует со мной в безопасности. Мне очень понравилось то, как он овладел домом Альфредо. Спектакль с участием последнего продолжается, и я, не колеблясь, выкладываю немного денег, чтобы укрепить собственную репутацию. Когда поздно вечером я решаю, что назавтра нам будут нужны свежие лошади, никто не горит желанием выходить посреди ночи в грязь, на продолжающийся ливень. Сын хозяина, Карлито, нормальный паренек, хотя умственно и недоразвитый, бежит с охотой, когда я предлагаю ему двести колонов.

Провожу приятную ночь в уютной спальне. На рассвете Альфредо со своей мегерой приносит мне завтрак прямо в постель. Для меня это приятная неожиданность, и я хвалю его за это. На лице хозяина расцветает румянец удовлетворения. Похоже, что он принял свою новую должность близко к сердцу. А на дворе все та же отвратительная погода, дождь так и льет.

Целую Диану на прощание и выхожу. Нам подводят трех лошадей и небольшого мула. Мой конь, самый сильный, уже оседлан и ожидает меня под навесом. Наблюдаю отчаянную борьбу среди своих напарников, никто из которых не желает ехать на муле. В конце концов, он достается Санчо. Это весьма комичный вид, когда этот толстяк топчется рядом с нами, всех это веселит. Только вскоре мы убедимся, что больше всего выгоды достанется ему.

Сдавший нам лошадей парень сопровождает нас, поскольку именно он снабжает продуктами пульперию в Серро до Оро. Сейчас он бежит рысью перед нами. Похоже, что дорога будет нелегкой, потому что ливень усиливается, а тропа в паршивейшем состоянии — вся размокла. Лошади иногда погружаются в жидкую красную жижу чуть ли не по грудь. Но эти несчастные животные отважно движутся вперед и вперед. Все это продолжается целый час — целый час передвижения по прямой по болотам, что чертовски измучивает лошадей. А потом начинаются холмы. Речка Ринкон вьется бесчисленными меандрами. Поэтому приходится постоянно переправляться и форсировать скользкие берега, чтобы пройти пару сотен метров по плоскому и размякшему лесному грунту, а потом все начинать сначала; все это повторяется раз двадцать. Вздувшаяся от дождя речка очень глубокая, течение стремительное, так что Санчо на своем маленьком муле несколько раз погружается чуть ли не с головкой. У всех вода доходит чуть ли не до пояса, а рядом проплывают стволы деревьев, каждый из которых спокойно может сбить коня вместе с всадником.

Все эти спуски и подъемы ужасно мучительны, склоны очень крутые. В конце концов оказывается, что Санчо в самой лучшей ситуации, потому что его мул ступает твердо и карабкается наверх без всяких трудностей. Зато лошади скользят и много раз падают, соскальзывая вниз на несколько метров. Все, за исключением Санчо, вывалялись в грязи с головы до ног. Если бы не то, что настроение у всех хорошее, наше путешествие было бы истинным пеклом.

Каждое падение вызывает взрывы хохота. Малыш Дэйв набил себе на голове здоровенную шишку, но поездка ему нравится.

— Это же фантастика, — говорит он, подъехав ко мне с боку. — Именно о таком приключении я всегда мечтал. Как только удастся, сразу же куплю себе шпоры и шляпу. А ты не знаешь, где можно по дешевке достать револьверы?

— Нет, Давид, никакого оружия. Обладание им, это ответственность, и этим еще нужно уметь пользоваться. Если у тебя имеется револьвер, то лишь затем, чтобы им пользоваться?

— Ну да.

— А если кого-то прибъешь при свидетелях, тогда что?

— Ну, тогда мне хана.

— То-то и оно, а при случае и все мы. Так что, пока ты со мной, никаких хлопушек. Вместе мы можем дурковать, беситься, сколько душе угодно, но ведь у всего есть свои границы, согласен?

— Согласен, шеф.

Через четыре часа такой вот прогулки мы наконец-то добираемся до Серро де Оро. Деревушка располагается на самой границе национального парка Корковадо и состоит из пары десятков бедных и грязных мазанок. Останавливаем лошадей перед ранчо, которое выглядит не такой развалюхой, как все остальные, расположенным несколько с краю.

Его хозяин, Андрес, мужик, похожий на старого пирата, принимает нас довольно гостеприимно и угощает кофе. Он любит поболтать и много рассказывает про округу. От него я узнаю, что золотом здесь уже торгуют двое. Один, это европеец, Патрик, живущий на Осо уже пятнадцать лет. Второй, тико, по имени Картаго, и здесь он ведет пульперию. Похоже, что Андрес не горит к нему симпатией.

— Это сукин сын и ворюга. Золото покупает за бесценок, а товары свои продает раз в пять или шесть дороже нормального. Здесь он самый богатый. Его никто не любит, но все здесь от него зависят.

Через несколько минут мы уже готовы скупать золото. Я устроился посреди поселка, под навесом из пластиковой пленки, взяв напрокат у Андреса стол и стулья. Передо мной стоят весы, справа лежит револьвер, а слева пачка тысячеколоновых банкнот и калькулятор. Дэйв и Роберто стоят рядом со мной… Санчо побежал сзывать клентов.

Первый желающий — это маленький беззубый старикашка. Приближается он осторожно, и я его понимаю: наша группа особо дружелюбной не выглядит.

— Слыхал, вы скупаете золото?

— Точно. Если есть что на продажу, куплю.

— О, слишком много у меня нет. Всего один грамм.

Он вынимает из кармана кусочек алюминиевой фольги, в которую завернуто несколько крупинок.

— Сколько платит Картаго, хозяин пульперии?

— Сто пятьдесят колонов за грамм.

— Ах он ворюга! Я заплачу сто семьдесят пять колонов за грамм! А тебе, за твой честный вид, делаю еще и небольшой подарок, — говорю я, вручая старику сто восемьдесят колонов.

Тот, восхищенный, отходит. Выплачивая за золото по сто семьдесят пять колонов за грамм, то есть семь с половиной доллара, я делаю выгодный бизнес, так как в городе цена составляет двенадцать-тринадцать долларов.

Через несколько минут старик возвращается в компании двух орерос.

— Они тоже хотят продать.

Покупаю золото и у них: семь и десять граммов. После этого старик вытаскивает из кармана бутылку. На сей раз у него почти двадцать граммов. Ах ты, старый пень! Хотя, вполне понятная предосторожность.

Они едва успели вернуться в лагерь, чтобы сообщить про нас, как тут же рекой наплывают желающие продать. Они приходят со всех сторон, так что мне приходится выстроить их в очередь, чтобы не было толчеи. У некоторых золота совсем мало, один-два грамма, у других побольше.

Так я сижу целый день. Санчо проводит рекламную компанию и все время называет меня «Дон Хуан Карлос». У него талант к обману населения! Зная про цены Картаго, он рассказывает местным про общество, про контроль за продажей, про гварро за пол-цены. Он рассказывает настолько убедительно, что через пару часов все уже уверены, будто я их спаситель, что благодаря мне все переменится. Они мало чего поняли, разве что спиртное подешевеет. Санчо обманывает их с помощью калькулятора, компенсируя мою щедрость.

Время от времени приказываю ему повысить цену за золото, потому что продавец прилично выглядит или же кажется мне симпатичным. Все это еще сильнее укрепляет мою репутацию. Теперь я уже для всех «Дон Хуан Карлос».

Во всей этой операции меня интересует не столько прибыль, сколько, чтобы меня узнали люди. Санчо, все время пытающийся смошенничать на весах или при подсчетах, обеспокоен моей щедростью:

— Ты уверен, что мы таким вот образом что-то заработаем?

— Да не бойся, это метод «Бен Зике». Я хочу, чтобы все меня знали, знали о моей щедрости. Через пару дней одни мои обещания будут стоить столько же, сколько и наличные деньги.

— Но ведь это рискованно, при этом можно и капитал по терять, замечает на это тупой Роберто.

— Толстяк, то, что ты видишь, это восемнадцать лет опыта в слаборазвитых странах. Результат гарантирован.

— А если неудача? — спрашивает он.

— Если не повезет, тогда ты разорен! Ты же доверил мне свои деньги, потому что поверил в меня, значит, и продолжай в этом же духе. А если сумеешь выкрутить что-нибудь с дорожными чеками среди золотоискателей, не стесняйся — пускай каждый делает, что умеет.

Но эта жирная свинья не может не совать свой нос, куда не следует, и это меня раздражает. Когда он снова лезет мои переговоры, пару раз приходится обламывать его посильнее.

Ближе к полудню появляется какой-то тип, похожий на гринго.

— Это Патрик, — обеспокоенно шепчет мне Санчо и становится поближе.

Повысив цену, мы отбили у него всех клиентов. Ожидаю резких возражений, я уже готов к разборкам.

— Что, золото приехали покупать? — говорит тот.

— Как видишь.

— И по что берете?

— Сто семьдесят пять колонов за грамм.

— Нормально, ребята, только повышайте не сильно, я тоже хочу немного купить.

И все.

Больше он не вмешивается, не мешает нам. Зато Картаго вообще не показывается.

До конца дня я купил двести граммов.

Когда я даю сигнал к отъезду, уже темнеет. Путешествие сюда было тяжким, но возвращение ночью, через джунгли, будет еще хуже. Не видно ни черта, хорошо еще, что лошади сами знают дорогу. Чтобы не получить веткой прямо в рожу, нужно буквально распластываться на конской шее. Когда мы добираемся до Лас Пальмас — промокшие, грязные и обессиленные — уже десять вечера.

Быстро поглощаем великолепный ужин, приготовленный женой Альфредо под руководством Дианы. Хозяин, все такой же услужливый, приносит в комнату ведра с горячей водой, чтобы я мог помыться. Все валятся на постели — в четыре утра отправляемся по-новой.

На следующий день в Серро де Оро продавцы стекаются со всех сторон. Картаго опять не появляется, говорю об этом со старым Андресом:

— Этот трус не прийдет. Это не мужик. Тебе нужно открыть здесь пульперию, — говорит он мне.

— Я думал об этом. Прийдется построить здесь небольшой домик.

— Если хочешь, можешь пользоваться моим ранчо.

— Отлично! За сколько ты мне его сдашь?

Старик Андрес должен ужасно ненавидеть Картаго, потому что тут же выпаливает:

— Задаром! Если только это прижучит сукина сына, мне уже будет хорошо.

В тот же вечер, когда Дэйв и Роберто уже свалились в кровати, Санчо отводит меня в сторонку.

— Мне очень нравится, как ты занимаешься делами, и мне хотелось, чтобы стали партнерами. Сейчас у меня шесть тысяч долларов и несколько тракторов, оставшихся от моего отца; еще имеется лендровер и яхта. Если все это сможет тебе для чего-то пригодиться, можешь ими пользоваться. Подумай об этом!

Размышления забирают у меня целую ночь. То, чего я узнал про округу, вместе с предложением Санчо позволяет мне видеть будущее в новом свете. Все начинает складываться, и понемногу кристаллизуется план.

На утро я советуюсь с Санчо:

— Я долго думал, — говорю ему. — Мне кажется, что нам следует раскручиваться сильнее, масштабнее, а прежде всего — быстрее. Если ты не подведешь, то мы быстро развернемся. Готов ли ты поставить все на совместную деятельность?

— Я доверяю тебе полностью. Если мы и дальше будем сотрудничать, то готов идти с тобой на все. Тут, правда, есть одно: я хочу работать только с тобой, эти двое меня не интересуют.

— Им я ничего не обещал, но хочу быть по отношению к ним лояльным. Они мне помогли, поэтому оставлю их на месяц, чтобы они тоже подзаработали. А потом можно с ними и распрощаться.

— Хотелось, чтобы они смылись побыстрее, но я тебя понимаю.

— Отлично, значит, одно дело сделано. А теперь скажи, можешь ли располагать яхтой и лендровером уже сейчас, и какой мощности двигатель яхты?

— Хоть сейчас, они мои. В двигателе сорок пять лошадей. Что же касается тракторов, то мне нужно будет связаться с матерью, это она ведет семейные дела. Но когда она узнает, что дело серьезное, то возражать не станет.

— Прекрасно. В таком случае, предлагаю стать партнерами по добыче золота на реке Ринкон. Ты даешь машины, а я вкладываю свое знание золота и торговое чутье. Сорок пять процентов тебе, пятьдесят пять — мне.

— Почему такая разница? — спрашивает он.

— Просто потому, что не могу себе представить общества с равным участием. Иначе мне бы казалось, что меня недооценивают, а это плохо влияет на бизнес. Надеюсь, что ты сможешь это понять.

— Да, ты во многом ведешь себя по-другому, так что можно рассчитывать, что и думаешь ты тоже иначе. Ладно, пускай так и будет, — протягивает он руку.

— Прекрасно. Раз мы договорились, давай бабки и буди тех двоих. Нам много нужно сделать.

Через десять минут все пять мы сидим за столом и пьем свой первый утренний кофе. Я рассказываю Дэйву и Роберто про договор, заключенный мною с Санчо.

— Только свои бабки вы должны заработать. Займетесь пульперией, которую я собираюсь завести в Серро де Оро, у Андреса. Цены на товары установим вместе. Прежде всего, будем торговать спиртным, это дает самую большую выгоду. Договорились?

— Так или иначе, особого выбора у нас нет, — отвечает Роберто.

— Точно. Но не бойтесь, на этом вы не потеряете.

Давид одновременно и подавлен, и счастлив. Подавлен, потому что через месяц приключение закончится, а счастлив, потому что это произойдет еще не завтра. Баск несколько бычится, чувствуя, что из рук выскальзывает выгодное дельце, и он жалеет, что сам с ним не справится. Я подвожу итоги:

— Я с Дианой остаюсь здесь. А вы беритесь за работу. Вам надо успеть на самолет, который прилетает сегодня утром. Полетите на нем в Гольфито. Оттуда возьмете самолет Самсы на Сан Хозе. Санчо и Роберто закупят все необходимое для пульперии, список я дам. Санчо, я даю тебе деньги, будешь за них отвечать. После закупок Роберто снимает самолет, чтобы все доставить сюда. Санчо и Давид занимаются доставкой яхты и машины. Не забудьте забронировать для машины место на пароме. Все это вы должны сделать за три дня. А теперь бегите, скоро самолет. Все ясно, никаких проблем?

— Понятно, — отвечают те.

— Ладненько. Санчо, пошли ко мне, дам тебе деньги.

Когда мы остаемся одни, я говорю Санчо:

— Ты отвечаешь за эти деньги. проследи, чтобы Роберто не накупил какой-нибудь дряни.

Поскольку эти оба ненавидят друг друга, посылая их вместе, я уверен, что они станут следить друг за другом. Через час их уже нет, и мы остаемся с Дианой одни.

Пополуденные часы занимаюсь тем, что учусь стрелять из Магнума 357. Тикос, привыкшие к сухому отзвуку 22 калибра, перепуганы выстрелами из Магнума, похожими на пушечные. Через пару дней едем в лагерь, расположенный в двух с половиной часах пути от Серро де Оро. Я взял напрокат трех лошадей, чтобы одну иметь про запас. Диана не отстает, она ездит верхом великолепно. С пистолетом Санчо за поясом она импонирует тикос намного больше, чем мои оба ковбоя. Диана очень женственна, но в то же время из нее исходит сила характера, что производит огромное впечатление на здешних типов, привыкших к толстенным, расползшимся женским тушам. Она умеет относиться к себе уважительно, и тикос это чувствуют. Диана помогает мне безукоризненно, и в течение этого дня мы покупаем сто семьдесят граммов золота.

Вечером возвращаемся в Серро де Оро, чтобы провести ночь в нашем будущем офисе. Старый Адрес, чертовски услужливый, дает нам два гамака.

Замечаю вдалеке Картаго, хозяина пульперии. Похоже, что он хотел бы избегать нас. Ради смеха Диана дружески махает ему рукой, что вынуждает его сделать то же самое. Чувствую, что мы будем добрыми соседями…

В Лас Пальмас возвращаемся на следующий день, рано утром. Надеюсь, что все остальные тоже будут пунктуальны, и что можно будет выехать как можно быстрее. Первым появляется Дэйв… за рулем лендровера. Все пошло отлично, он даже привез небольшой двигатель, который будет нам помогать при промывке золотоносной породы. Потом едем за Санчо, который уже должен находиться на пристани в Плайя Бланка. Лодку оставляем под присмотром жены Андреса, старой колдуньи, которая время от вре мени изменяет мужу.

Чуть позднее на самолете прилетает Роберто. С ним почти тонна товаров, так что приходится делать пару ходок, чтобы все выгрузить. Спиртное составляет почти половину багажа, а остальное все довольно разнообразно: рис, фрижолес, зубная паста, вплоть до паршивеньких комиксов — любимого чтения орерос.

Мы заканчиваем складирование всего этого барахла у Альфредо, как тут ко мне подходит Санчо; он какой-то стесненный.

— Хуан Карлос, не знаю, правильно ли я поступил, но позволил Роберто купить себе револьвер, — говорит он.

— Блин! Это же ужасно. Неужели ты тоже такой же придурок, как и те двое! Ты же понимаешь, что с этого начнутся все наши неприятности. Черт, ведь мы же приехали сюда не в игрушки играться!

— Да, я понимаю, но он целый день нудил мне, что часть денег принадлежит ему, что он берет ответственность на себя, что в горах оружие пригодится и тому подобное. Кроме того, он дал мне понять, что ты, в принципе, согласен.

— Да никогда в жизни! Ладно, ничего не поделаешь, но теперь надо что-то предпринять. Позови-ка этого дебила.

Подходит Роберто; револьвер уже торчит у него за поясом — бразильского производства, 38 калибра, с длинным дулом.

— Ну что, доволен? — спрашиваю я его. — Сбылась мечта идиота?

— Слушай, Хуан Карлос, это не совсем идиотизм. Если мне с Дэйвом придется оставаться наверху, оружие может пригодиться. К тому же, если все пойдет хорошо, у нас будет и при личный запас золота. Опять же, в нашем совместном капитале имеется и моя доля. Можешь отнять стоимость этой покупки из моей части доходов.

Не хочу терять времени на объяснения. Меня уже мутит от того, что все должен им растолковывать.

— Ладно! Пускай остается. Дело уже сделано. Но это на твою ответственность. В случае каких-либо неприятностей на меня не рассчитывай. И таскаться с ним можешь исключительно в пульперии. Тут я не желаю его даже видеть. И больше к этому делу не возвращаемся.

Какое счастье, что через месяц их здесь не будет!

На следующий день начинаем перевозить товар в Серро де Оро. Я нанял девять лошадей, но все равно, времени отнимет у нас много. Стеклянные бутылки могли бы разбиться во время падений, так что, для ограничения потерь приходится нагружать лошадей по минимуму, самое большее по тридцать килограмм. Так что, чтобы перевезти все, понадобится несколько дней. Роберто остается наверху, а я прослеживаю за перетранспортировкой. Наш проводник тоже берет часть груза, ведь это именно он обычно снабжает пульперию Картаго. Теперь перед ним видение полного разорения, чем он ужасно недоволен.

Караван из девяти лошадей, нагруженных спиртным, для Серро де Оро это выдающееся событие. Теперь все мои обещания начинают принимать реальный вид.

Несмотря на всю нашу осторожность потери имеются, потому что животные несколько раз падали: разбилось несколько бутылок, правда, при этом и несколько тюбиков зубной пасты принимает странный вид. Весь груз пропитался запахом гварро, даже комиксы. Тем лучше, это привлечет новых клиентов. Если спиртного не хватит, всегда смогут перегнать мыло.

Остаюсь на первый день, чтобы проследить за открытием нашего заведения. Мои цены на двадцать пять процентов ниже, чем у Картаго, но даже и так доходы огромны: ведь мы продаем в четыре раза дороже, чем покупали в Сан Хозе, включая сюда и стоимость перевоза. За товар можно платить в колонах или же золотом. И уже с первого же дня у нас толпы покупателей.

Теперь, когда пульперия начала действовать, можно оставить Давида и Роберто одних, а самому заняться второй частью нашего с Санчо плана. На штабной карте закрашиваем территорию длиной четыре километра вдоль берега речки Ринкон.

Мой план весьма прост. Я знаю, что хотя золото находится в верховьях, оно имеется и в нижнем течении. Только это очень распыленное золото, которое можно добывать механическим путем. Мой проект состоит в том, чтобы выкупить земли в низовьях реки и завезти сюда машины, а потом все продать. Сейчас же проводим разведку и все время крутимся, посещая землевладельцев, расположившихся на реке.

Мой метод закупки земель основывается на нескольких принципах. Во-первых, хозяева не являются золотоискателями. Это мелкие фермеры, живущие тем, что садят три банана и пару стручков фасоли, даже и не думая о том, чтобы добывать золото на своей земле. Кроме того, «плайонес», как называют здесь такие земли, не годятся для возделывания: участки расположены над самой рекой и часто заливаются. Поэтому их стоимость очень мала, и можно их скупать по очень низким ценам.

Во-вторых, и это самое главное, вся операция основана на падении стоимости местной валюты относительно доллара. За последние три месяца курс доллара возрос с восьми до двадцати пяти колонов, и это еще не конец. Такая быстрая девальвация может только ускориться, а мне это на руку, потому что золото я продам в Панаме за доллары.

Я сразу же выплачиваю каждому хозяину задаток — два-три процента продажной цены — и тут же выдаю расписку, которое, хотя юридически ничего и не стоит, тем не менее, запрещает продать землю кому-либо другому. Мы уговариваемся, что остальная часть наличности будет выплачиваться в рассрочку в течение года, без процентов. Понятно, что к тому времени, в связи с ростом содержания и постоянном падении стоимости колона, установленная сейчас цена будет равняться, приблизительно, стоимости полкило риса за гектар…

Ясно, что все это шито белыми нитками, но для местных крестьян подобные размышления слишком сложны. Эти люди, которым Санчо совершенно задурил голову, понимают только одно: какой-то идиот хочет выкупить у них никому не нужную землю. Кроме того, он еще и обещает дать работу как минимум одному члену семьи, потому что всегда найдется какой-нибудь кретин, видавший где-нибудь трактор или, по крайней мере, умеющий махать лопатой.

И таким вот образом все довольны. Селяне избавляются от ненужных им земель, а я за копейки становлюсь обладателем территории длиной в четыре километра, на которой можно найти золото.

После переговоров со всеми хозяевами я собираюсь отвести их скопом к адвокату, чтобы узаконить договоры. Вся эта деятельность требует массы сил. Мы с Санчо возвращаемся в Лас Пальмас поздно вечером, а выходим рано-рано утром. Золото я сейчас скупаю немного, потому что рассчитываю на обороты пульперии.

К сожалению, наверху не все идет так, как мне того бы хотелось. Дэйв с Роберто бесятся, и мне приходится их контролировать. Когда я приезжаю к ним утром, всегда на земле валяются ужравшиеся вусмерть тикос. Выглядит все это непорядочно, а я терпеть не могу бардака. Чтобы справиться с проблемами, у меня имеется свой метод — я стреляю в землю сантиметрах в пяти от их голов. Пускай они и совершенно пьяные, но обычно тут же вскаки вают на ноги и вылетают на улицу, даже не пытаясь понять, что же происходит. Это неплохое развлечение, только мне хотелось бы, чтобы приборка происходила до того, как я приеду. А кроме того, ужасно довольный собой Давид сообщает мне, что под конец вечера, когда клиенты уже совершенно пьяны, они поднимают цены.

— Все, что вы делаете, это глупость, — говорю я им. — Ведь в этом нет смысла. Мы не станем богаче, обманув пару типов на десять или пятнадцать колонов. Сюда мы прибыли не ради скорой и подлой выгоды. Лично я действую помасштабней. А для этого нужно тут закрепиться, нам должны доверять.

— Но ведь суммы небольшие…

— В том-то и дело, но это вредит нашей репутации. Мы с Санчо ездим по всей округе и рассказываем о совместной деятельности, о кооперативах, а вы, чтобы быстренько заполучить свои три копейки, совершаете ту же ошибку, что и Картаго. Те несчастные гроши, которые вы получите таким образом, не покроют даже чаевых, оставляемых мною у крестьян за чашку кофе.

— Но ведь никто ни о чем не догадывается…

— Всегда найдется какой-нибудь кретин, который чего-нибудь да заметит. А кроме того, не нравится мне ваша ментальность мелких лавочников. То, что мы продаем гварро в пять или там в десять раз дороже, это нормально. Если хотят ужраться, пускай платят. Они платят за то, что мы рискуем, продавая спиртное без лицензии. Но накалывать три-четыре колона на продуктах питания…

— Да ладно уж, я и не знал, что ты против мелкого нажучивания фрайеров.

— Да не нажучивание это, а дешевый обманец. На большее не способен, так воруешь по-маленькой…

Тем не менее, доходы очень высоки. Количество золота быстро увеличивается, потому что все покупают только у нас.

Через неделю весь запас спиртного уже исчерпан. Четыреста литров за шесть дней, неплохо! Я счастлив, что смог привнести в эту горную глушь блага цивилизации!

Когда мы готовимся к возобновлению запасов, Роберто и Дэйв заявляют, что им уже надоело торчать здесь, наверху.

— Здесь скучно. Днем орерос работают, и никого нет. А вечером все слазятся к нам, нажираются, и нам приходится сносить их дурости.

— Держите дистанцию.

— Все равно, жить тут постоянно — мало веселья.

Что ж, в этом претензии к ним иметь сложно.

— Хорошо, что вы предлагаете? Закрыть пульперию?

— Да нет, мы уже говорили с внуком Андреса, и он согласен работать на нас. Он честен, и его легко будет проверить. А мы тогда сможем ездить с тобой.

Паренька я знаю. Ему и правда можно доверять. Так или иначе, наверняка он не наделает столько глупостей, как эти двое.

И вновь мы встречаемся в Лас Пальмас. Атмосфера временами тяжеловата, чаще всего из-за толстяка Роберто, который понятия не имеет про savoir vivre и ведет себя как свинья. Диана несколько раз призывает его к порядку, но все равно это неприятно. Зато убеждаюсь в том, что Давид мне весьма симпатичен. Конечно, он совершенно безответственный тип, но глупости делает, не имеющие особых последствий; именно он вводит в наши отношения элемент веселья. Он вечно рассеян и портит массу вещей. Ему даже удалось устроить пожар в кафе.

Наше присутствие оживляет деревушку. Она очень маленькая, до нашего приезда была очень тихой и никогда не видала такого бардака. Иногда мы проводим здесь несколько дней подряд, отдыхаем и дуркуем. При этом происходит много стрелянины, потому что, делая вид, что учимся, каждый вечер мы устраиваем пальбу на заднем дворе, в конце которого проходит тропинка. После заката никто уже не осмеливается пройти по ней. Наверное мы немного пересаливаем, но, благодаря моей репутации щедрого миллиардера с вавкой в голове, никто не вякает. Кафешку мы оккупировали полностью и становимся известными повсюду.

Разошелся слух, что Дон Хуан Карлос скупает землю, и довольно часто по утрам меня терпеливо ожидают два-три человека. Одни приходят, чтобы предложить мне свою землю, у других самые различные идеи. Санчо, прекрасно исполняющий роль секретаря, присылает их ко мне по одному, я выслушиваю их за завтраком после чего принимаю соответствующее решение. Большинство приходит, чтобы впилить мне какую-то чушь, поэтому посылаю их к чертовой матери.

Я уже начинаю накладывать лапу на округу, и мы не теряем ни малейшей возможности укрепить свои позиции.

В один прекрасный день деревушка устраивает «турно». Это нечто вроде ярмарки с оркестром, но прежде всего — повод выпить. В качестве «нотабля» мне обязательно приходится участвовать.

В какой-то момент кто-то из крестьян выставляет на аукцион маленького жареного поросенка. Вот это уже становится интересным! Чтобы продлить забаву, повышаю последнюю цену в три раза. К моему изумлению кто-то выкрикивает сумму повыше. А, это мой старый приятель Картаго, пришедший попраздновать и желающий меня перебить. Ну, погоди, старый, я тебе покажу!

Цена растет самым невероятным образом, достигая совершенно невозможного уровня. Но тут дело в престиже, и Картаго должен проиграть. Только этот болван упирается. У меня даже появляется желание дать ему выиграть, чтобы посмотреть, как он станет платить. Но мне следует защищать собственную репутацию, поскольку для Тикос тот, кто выигрет поросенка, будет сильнее. каждая новая ставка сопровождается радостными воплями. В конце концов мой соперник капитулирует среди всеобщих издевок, а мы забираем поросенка за цену, соответствующую двумстам пятидесяти долларам совершенно безумная цена в те времена.

Самый довольный — это хозяин поросенка; за такую цену он был готов отдать всех своих животных, дом, да еще и жену впридачу. Такие штуки мне всегда интересны, поэтому посылаю Санчо к микрофону, для объявления, что компания ставит всем участникам праздника ящик пива. Сообщение вызывает всеобщий восторг.

Этот номер я повторяю в течение всей ночи — даю знак певцу, и тот орет в микрофон:

— И еще один ящик пива в подарок от компании!

Эти слова тут же вызывают набег на бар и сильнейшую толкучку, сопровождаемую окриками: «Да здравствует компания! Да здравствует Дон Хуан Карлос!». Обычно оркестр играет до полуночи, но я плачу ребятам, чтобы те играли до четырех ночи с условием кричать после каждой песни «Да здравствует компания!». Крик этот подхватывают все присутствующие.

Поскольку сами мы спиртного не пьем, всю ночь курим громадные самокрутки, сидя за столиком и наслаждаясь происходящим.

К утру лужайка вокруг оркестра превращается в трясину; грязью покрыты все без исключения, а несколько типов, ужравшихся до поросячьего визга, валяются тут же. После такого праздничка уже никто от Дос Брассос до Лас Пальмас не сможет сказать, будто не слыхал о нас.

Я продолжаю скупать землю, но теперь уже сами крестьяне приезжают, чтобы пригласить к себе на осмотр. Мы всегда едем все вместе; при этом на каждом участке я провожу экспресс-анализ на содержание золота в земле.

Как-то раз мы отправились осмотреть участок, расположенный в полутора часах пути от Лас Пальмас. С нами отправился и Карлито. Когда мы уже собираемся в обратную дорогу, Дэйв предлагает сплавиться на «стволомобиле». Вся штука заключается в том, чтобы дать течению вздутой речки нести тебя, уцепившегося к одному из многочисленных проплывающих древесных стволов. Идея совершенно бредовая, потому что течение очень сильное, но мы с энтузиазмом принимаем ее, за исключением Санчо. Отдаю все деньги и оружие Диане, которая будет возвращаться с Карлито и лошадьми. А после этого заходим в воду.

Сплав происходит с бешеной скоростью, мы цепляемся за стволы поодиночке или на пару; Санчо перепуган, и все забавляются тем, что толкают его. Часто случается, что ствол цепляется за берег или вообще останавливается, запутавшись ветками, но иногда течение усиливается, и тогда нами бьет о камни. Все уже в синяках, но и смеха тоже много. По-настоящему опасно лишь тогда, когда попадаешь в водоворот. Иногда же попадается запора из веток — вода проплывает под ними, а нас буквально засасывает. Это довольно опасно, потому что когда ствол дерева сильно погружается, течение прижимает нас к дну, и нет возможности выплыть на поверхность. Санчо первым исчезает из-за этого с поверхности, после чего появляется метрах в пяти далее; бедняга наглотался воды. То же самое поочередно случается с каждым из нас. Но, таковы условия игры.

Домой добираемся промерзшие до мозга костей. Наша речная эскапада продолжалась три часа.

Я уже переговорил почти со всеми землевладельцами и, между двумя походами, едем наверх покупать золото. Пульперия все так же действует, со внуком Андреса все в порядке, и я приезжаю забирать деньги из кассы раз в неделю. Мы уже дважды возобновили запас спиртного, которое привозим из Гольфито на лодке.

Как-то утром выезжаем рысью, и я вижу, как Дэйв, у которого плохо затянуто седло, постепенно, будто в замедленной киносъемке, теряет равновесие, чтобы грохнуться на землю. Нас это очень веселит, в особенности — Санчо, который издевается над парнем как только может. Но через часик и он сам выписывает козла и валится на землю. падение, похоже, серьезное, он с трудом приходит в себя. Только дружеские, но сильные похлопывания по щекам заставляют его опомниться. После полудня, когда мы вновь мчимся галопом через кусты, приходит и моя очередь: головой налетаю прямо на осиное гнездо, подвешенное на какой-то ветке. Удар выбрасывает меня из седла, и я грохаюсь на землю, не успевая даже охнуть, на что имел полное право. Осы тут же атакуют меня, и приходится спасаться бегством; моему примеру следуют лошади, разбежавшиеся во все стороны: укусы пчел доводят их до безумия.

Это и есть те самые приятные моменты, которые придают пикантности нашей будничной жизни.

Во время наших закупок золота Санчо никак не может удержаться от мелких махинаций. С помощью калькулятора и весов он выгадывает по паре колонов на каждом грамме. Сам я этого не поддерживаю, но действовать так ему позволяю, потому что это соответствует его жлобскому характеру. Конечно, нет никакой доблести воровать подобным образом у безграмотных орерос, которые и так не имеют особой выгоды. Как-то раз они замечают его выкрутасы и беленеют от злости. Я позволяю им немного поколотить Санчо, чтобы был урок на потом. Когда они уже собираются резать его на кусочки, я достаю револьвер: нельзя позволить, чтобы его сейчас прибили, мне он пока что нужен.

Санчо упрекает меня за то, что я не вмешался раньше. Я объясняю ему:

— Раз уже ты обманываешь, привыкай и отвечать. мне не нравится твое поведение, но одного я бы тебя не оставил: просто мне хотелось, чтобы до тебя дошло.

Если бы не этот мелкий недостаток, на Санчо грех жаловаться, работает он великолепно. Благодаря его подходу к крестьянам, тому способу, как он представляет меня и принимает тикос в Лас Пальмас, мы сделали огромный прогресс в скупке земель. Мой запас золота уже приближается к двум килограммам, но мне хочется покупать как можно больше, потому что падение колона происходит все стремительней.

Единственным недостатком всей нашей ситуации является то, что содержание пяти человек на соответствующем уровне стоит довольно-таки дорого, а постоянное совместное пребывание тоже тяготит. Как-то раз, желая остаться с Дианой наедине, выезжаем вдвоем с ней на джипе в Пуэрто Хименес, чтобы подкупить травки. Но поднявшаяся вода не позволяет форсировать реку на машине, поэтому решаем плыть в Гольфито на лодке. Роберто должен приехать за нами в Плайя Бланка в четыре часа дня.

Путешествие в ту сторону проходит без проблем, а после закупки травки устраиваем шикарный обедик с Уэйном, который чертовски рад встрече с нами. В два часа пополудни выезжаем, потому что для того, чтобы переплыть залив нужно полтора часа.

Льет как из ведра, но нам на это наплевать. Мы уже на полдороги, как вдруг начинается буря. Шторм на заливе, я и понятия не имел, что такое может существовать в природе. Поднимается сильный ветер, волны бьют со всех сторон и заливают лодку. Передаю руль Диане — она лучший, чем я яхтсмен — и принимаюсь вычерпывать воду. Ливень усиливается, и уже через десять минут ничего не видно, никакого берега, мы полностью теряем ориентацию. Плывем вслепую, стараясь, прежде всего, избегать крупных волн. Через несколько часов кружения на месте в краткий миг просвета замечаем какое-то возвышение аккурат перед носом. Диана направляет лодку в том направлении, надеясь, что по пути не будет подводных скал. К нашему огромному изумлению нам удается добраться до пляжа. Лодку следует затянуть далеко в песок, потому что волны могут утянуть ее за собой как пучок соломы. Это место нам совершенно незнакомо. Направляемся к рыбацкой хижине, где какой-то старик, укрывшись от дождя, глядит на нас.

Он дает нам приют, и мы узнаем, что находимся в Плайя Санкудо, в двадцати километрах к югу от исходной точки. Еще немного, и мы очутились бы в открытом океане в этой нашей скорлупке… Ночь проводим у старика, а утром выходим. Быстро добираемся до Плайя Бланка, где все уже посчитали, что мы утонули. Чтобы избавиться от назойливых приветствий, приказываю седлать лошадей, и мы сразу же отправляемся в горы.

Сегодня я провел небольшой подсчет. На полуострове мы практически месяц, у меня больше двух килограммов золота приблизительно двадцать четыре тысячи долларов — а наличными у меня осталось только три тысячи: самое время переходить ко второй части программы. Роберто и Санчо поедут в Панаму продать золото и привезти оттуда доллары; я же, вместе с Дианой и Дэйвом, буду ожидать их в Сан Хозе. Потом мы вместе с Санчо поедем к его матери, чтобы оговорить наши «машинные» планы.

Мы выехали рано утром. Переплыв без всяких проблем залив, подходим к пристани в Гольфито. Здесь нас ожидает брат Санчо. Мы звонили ему вчера вечером, и он ехал всю ночь, чтобы доставить нам семейный автомобиль, который и повезет Санчо с Роберто в Панаму. Недолгое приветствие, и он тут же отъезжает на аэродром. Мы передаем лодку Уэйну, после чего все вместе едем в Вилла Неллу, небольшой городок, отдаленный всего на двадцать километров от панамской границы. Я хочу оставить их одних в самый последний момент, чтобы удостовериться, что все идет нормально.

Небольшой риск имеется при пересечении границы с золотом. Дело в том, что Центральный Банк Коста Рики не покупает золота по международным ценам. Если бы таможенники хоть что-то вынюхали, это означало бы конфискацию благородного металла, огромный штраф и, возможно, даже кутузку. После стольких усилий это было бы невезухой. Прячу наши два кило в водительском сидении. Не думаю, чтобы коста-риканский автомобиль они обыскивали слишком тщательно. Отдаю последние распоряжения:

— Санчо, ты отвечаешь за золото. Не расставайся с ним никогда. Ходи с ним в постель и в сортир. Ты, Роберто, обеспечиваешь охрану Санчо, но сам золота не лапаешь. Понял?

Толстый баск чувствует себя оскорбленным, но соглашается. Я же продолжаю:

— Вот адрес Альдо, это мой приятель, живущий в Панаме, итальянец. Он проводит вас к Нату Мендесу, серьезному ювелиру, который неплохо платит. Как только продадите золото, немедленно возвращайтесь в Сан Хозе, я буду ждать вас там. Много не тратьте, успеха.

На аэродроме в Вилла Нелла нас ждет неприятная неожиданность: самолет уже улетел. Следующий будет только завтра. Вилла Нелла слишком уж отвратительный городишко, чтобы проторчать здесь хотя бы двадцать четыре часа, поэтому решаем возвращаться в Гольфито на такси.

Днем, в гостинице «Дельфина», мы предаемся с Дианой сиесте, когда в дверь стучит Давид.

— Проходи.

— Мне скучно. Было бы неплохо заиметь немножко травки.

— Тебе это обязательно?

— Ну, ты понимаешь, я же сам, и мне скучно…

— Ладно, подожди меня в своем номере. Я зайду к тебе.

Недовольная Диана делает мне замечание:

— Ты слишком носишься с Дэйвом. Завтра мы выезжаем. Он мог бы денек обойтись и без травки.

— Ты права, красотка, но через пару дней можно будет их и турнуть. Мне и самому хочется быть только с тобой.

Звоню Фернандо, своему привычному поставщику. Договариваемся встретиться через час в «Лас Кабинас Тортугас», спокойном местечке при выезде из Гольфито.

Когда мы приезжаем, Фернандо уже ждет нас. У него полкило манго-роса. Вообще-то этого многовато, но я покупаю, потому что Фернандо не мелкий торговец. Он занимается оптовыми поставками, и у него несколько плантаций, разбросанных в джунглях полуострова Оса; а сам приехал только ради того, чтобы сделать мне приятное.

Самолет вылетает в девять утра, а этот кретин администратор нас не разбудил. Пока Диана упаковывает вещи, бегу разбудить Дэйва.

— Поторопись, мы опаздываем. Это нужно закопать, — говорю ему и подаю пакет с травкой. — Сам я немножко спрятал в плавках.

— Да нет смысла, я заберу ее с собой. Раз ствол у меня, могу забрать и травку.

— Какой еще ствол?

— Тридцать восьмерка Роберто. Он попросил, чтобы я ее забрал с собой, раз мы уже не вернемся на полуостров.

— Ну вы и придурки! Мы не затем с Санчо оставили свое оружие в Лас Пальмас, чтобы рисковать с вашей хлопушкой.

— Да не кипятись, Хуан Карлос, все беру на себя.

— Не будем терять время на дискуссии, мы уже опаздываем. Делай, как хочешь!

Как мне осточертело всем давать советы, к тому же не хочу быть квочкой. Пускай справляется сам!

Когда мы приезжаем на аэродром, самолет уже ждет. Таксист высаживает нас в сотне метров от чего-то вроде ангара, который служит здесь залом ожидания — на другой стороне взлетно-посадочной полосы. Идя к нему с сумкой в руке, отмечаю необычное количество полицейских мундиров. Полицейский торчит здесь постоянно, но сегодня насчитываю их целых шесть. Присаживаюсь на лавке и слежу за необычным оживлением, царящим на этом сельском аэродромчике. Справа от меня низенькая, где-то метровая стенка отмечает границы зала ожидания; передо мной окошко, в котором производится регистрация пассажиров; напротив, справа, стоит стол, где мусора обыскивают багаж. Обыск проводится несистематично, но нас здесь трое европейцев, так что можно быть уверенным, что нас эта процедура не минет: неприятности чувствуются уже на расстоянии. Стараюсь вести себя как можно безразличнее и говорю Дэйву, сидящему рядом:

— Нужно избавиться от травки, потому что нас будут обыскивать. Лучше всего, незаметно выброси ее за стенку. Садиться будем по отдельности, рядом со мной не становись.

— Но ведь травка завернута вместе с револьвером!

— Выкидывай все!

Диана заслоняет меня, и я перебрасываю свой маленький пакетик за стенку. В латиноамериканских странах обыск в интимных местах — дело редкое, но я никогда не рискую понапрасну.

Пока Давид поднимается, мы с Дианой подходим к столу, где проводится досмотр. Как я и ожидал, нас обыскивают. Когда осматривают мою сумку, я осторожненько оглядываюсь по стронам и вижу, что Дэйва в зале нет. Мы идем к самолету, и вот тут-то я его замечаю. Он в пятидесяти метрах от барака, в сопровождении двух полицейских.

— Блин, ну и придурок!

Догадываюсь, что пацан не захотел выбросить револьвер, а отошел, чтобы спрятать. как будто тип, валандающийся по аэродрому не привлекает к себе внимания! Местные мусора глупы, но не до такой же степени!

Дэйв позеленел от страха. По его роже вижу, что он не успел ничего выкинуть. Спасти его может только чудо. Смешавшись с кучкой других пассажиров, следящих за этой сценой с десятка метров, гляжу, как неприятности близятся огромными шагами. Теперь мусора обыскивают его вещи, ну и, естественно, находят, замотанные в штаны, сначала револьвер, а потом и марихуану. Парня тут же окружают, с оружием наготове.

Теперь-то он вляпался, причем по самые уши. Надо же, какая лажа! я ничего не могу для него сделать, и уж никак не вмешиваться. Думаю, к какому адвокату обратиться за помощью, как тут этот идиот, этот кретин делает самую глупейшую, самую непрофессиональнейшую из всех возможных вещей: он призывает меня взмахами рук. Идиот! Невероятный кретин! Типичная реакция впавшего в истерику ребенка. Ну, и что мне делать? Изумленные мусора посматривают на меня, и один из них делает знак, чтобы я подошел. Шепчу тихонько Диане, чтобы она оставалась на месте, и иду. Приближаясь к ним, пытаюсь подавить нарастающее бешенство, но окончательно сдержаться не могу, чтобы не заорать на Дэйва:

— Ну что, болван, удалось?

— Сеньор знает этого человека? — спрашивает у меня старший по званию мусор, темнолицый, с нахальной рожей.

— Да, немного.

— Вы вместе?

— Нет, только здесь встретились.

И происходит чудо, мой ответ кажется им достаточным. Они довольны тем, что имеют жертву, поэтому моей личностью уже не интересуются. И вообще, они возбуждены и прекращают регистрацию. Затем садят Дэйва, все время под наставленным пистолетом, в джип и исчезают, даже не глянув на меня. Остается только один, в гражданском костюме и в темных очках. Подобная ошибка с их стороны штука, скорее, нетипичная, и может случиться только лишь в такой вот банановой стране. Но у меня имеется достаточный опыт пребывания в таких ситуациях, и я знаю, что это всего лишь отсрочка. Наверняка найдется какой-то офицер, не такой тупой, как остальные, который задаст себе вопрос, а был ли Дэйв действительно сам, и отреагирует более разумно. Пользуюсь этими минутами, чтобы передать все деньги Диане.

— Сейчас за мной вернутся, красотка. Нам придется расстаться. Если тебе удастся вырваться, садись в самолет как ни в чем не бывало. За меня не беспокойся, с тобой я свяжусь через Жан-Поля.

— Ты уверен, что они вернутся?

— Абсолютно. Если самолет не взлетит через пару минут, мне хана.

И действительно, через пять минут джип на полном газу возвращается. Из него выскакивают полицейские и наставляют на меня стволы. Видно, их кто-то надрал за меня, вот они и собачатся. Я слежу, чтобы не делать резких движений, так как чувствую, что они готовы стрелять в любой момент. Пока один из них обыскивает меня, вижу, что мусор в гражданском дает им знак, чтобы взяли и Диану. Ах ты сука! Этого я более всего и боялся.

В джипе пытаюсь успокоить Диану.

— Все будет хорошо, ты ни о чем не знаешь, ничего не понимаешь, вот и все.

По приезде в отделение меня снова обыскивают и запирают в одной камере с Дэйвом. Вторая ошибка с их стороны. Диана сидит в кабинете, и я едва успеваю дать ей знак, что пока что все в порядке.

Про то, что все в порядке, я как-то совершенно не уверен, и потому, входя в камеру, испытываю к Дэйву ужасную ненависть. Редко когда мне случалось так сильно кого-нибудь желать прикончить. Пытаюсь каким-то образом внушить себе, что не следует сразу же размазывать его об стенку. То, что он наделал мне кучу неприятностей… ладно, это профессиональный риск, но вот то, что он наделал их Диане — это совсем другое. Я не в первый раз попадаю в подобную ситуацию, но впервые во все это дерьмо запутывается моя подруга. Обычно, когда я чувствую, что начинает пахнуть паленым, стараюсь тут же отмазать всех тех, которые мне небезразличны, а сам выхожу на линию огня. Реакция Давида была столь идиотской, что я ее просто не мог предусмотреть. А все из-за целой цепочки глупостей: то, что он забрал с собой револьвер и травку, то, что махал мне — именно из-за всего этого Диана очутилась здесь. Меня это доводит до бешенства, потому что латиноамериканские кутузки мне знакомы, и я знаю, чего здесь следует бояться.

Когда двери за мной закрываются, повисает долгое молчание. Если, не дай Господь, Дэйв откроет хлебало, честное слово, я не сдержусь. Он чувствует это и молчит. Я гляжу на него. Пацан сидит передо мной, прибитый, со слезами на глазах. Малая гнида, мальчишка, запутавшийся в чем-то таком, что он не может понять. Я испытываю к нему чуть ли не жалость, и это его спасает.

После долгого молчания он открывает рот.

— Извини, — говорит он, не поднимая головы.

— Нахрен мне твои извинения. Свою глупость ты уже утворил, теперь надо отсюда выбираться.

— И ты меня не осуждаешь?

— Я сильно тебя осуждаю, но сочтемся потом. Пока же я хочу ограничить потери. Нужно использовать эту невероятную ошибку, которую они совершили, посадив нас вместе. Подставляй уши, сучонок, я расскажу, что тебе нужно делать дальше.

Я учу его целых два часа, пытаясь передать опыт всей своей жизни, наполненной приключениями и арестами. Прежде всего — не сломаться. Следует стойко сносить последствия собственных ошибок. Сам-то я привык к насилию, и теперь мне понятно, что он — нет.

— Как только сориентируешься, что допрос будет грубым, что тебя будут бить, не теряй времени и бросайся на них. Единственный твой шанс — это как можно быстрее потерять сознание, чтобы не чувствовать побоев. Когда сделаешь так два или три раза, тебя начнут уважать.

— Думаешь, что может быть настолько паршиво?

— Говорю честно, понятия не имею. В этой стране меня ни разу не арестовывали. На первый взгляд, они вроде бы и не слишком крутые, только латиноамериканские мусора всегда были и есть сволочами. Так что лучше быть готовым ко всему. Нужно разработать твою версию, чтобы все держалось одной кучи. Во-первых, я отрицаю какое-либо сотрудничество с тобой, мы практически не знакомы, и все. Чтобы действовать максимально эффективно, я должен быть на свободе с Дианой. Ты же послушай меня. Если сделаешь все так, как я тебе говорю, даю тебе честное слово мужчины, что вытащу тебя отсюда, независимо от того, сколько придется заплатить или сколько бы это сил мне не стоило. Можешь мне поверить?

— Ясно.

— Но если ты сломаешься, если выдашь меня или снова сваляешь какую-нибудь глупость, я тебя заложу, и ты получишь лет двадцать. В этом смысле тоже можешь мне доверять. Понятно?

— Понятно, Хуан Карлос.

— Ладно, а теперь хорошенько вбей себе в башку: ты никого не имеешь права засыпать, особенно же, парня с плантаций. Если наше дело разрастется, ничего нельзя будет сделать. Нужно сделать так, чтобы было как можно меньше расследований. Придумай описание внешности типа, который продал тебе травку. Лучше всего, если это будет внешность какого-нибудь твоего дружка, тогда ты не будешь путаться в показаниях. Хотя, слишком подробным оно тоже быть не может. Подготовь какую-нибудь правдоподобную историю: как он к тебе подошел, как вы рассчитались и тому подобное. Но прежде всего, всегда подчеркивай, что покупал для собственного употребления. Это очень важно, потому что здесь к торговцам относятся весьма жестко.

— А оружие?

— Это уже не столь важно. Придумай какого-нибудь другого типа, например, туриста, который продал тебе револьвер перед отъездом.

Я сам придумываю для него историю, заставляю повторить ее несколько раз, чтобы убедиться, что он не будет делать ошибок. Ведь это же пацан, может и сломаться, а все зависит от того, как себя поведет. Какое счастье, что нас посадили вместе!

Через пару часов полицейский отпирает дверь.

— Ты, — показывает он на меня пальцем. — Идем со мной.

Даю Давиду последний совет:

— Прежде всего, не дай обмануть себя на классический приемчик с добротой и обещаниями. Помни, что все они сволочи. Успехов, малыш!

Пока полицейский закрывает дверь в камеру Дэйва, спрашиваю:

— Где моя жена?

— С ней все нормально. Не беспокойся.

Стараюсь вытянуть из него как можно больше:

— Куда мы идем?

— Меняем тебе камеру. Нам уже дали по голове, за то, что посадили вас вместе.

— Кто вам дал по голове?

— Да эти, из Наркотиков. Мы уже сообщили им. Двое должны прилететь сегодня на самолете. Вы не террористы?

— Нет, а что?

— Потому что неделю назад захватили либерийский самолет. И теперь всех шмонают.

Блин, ну и лажа! Вляпаться в дерьмо из-за, скорее всего, единственного в Коста Рике захвата самолета! Сидя в горах, я, понятное дело, не читал газет.

Тюремщик запирает меня в камере, соседствующей с камерой Дэйва. Действительно, профессионалы, мать их… Впрочем, мне уже нечего ему и сказать. Зато серьезно начинаю беспокоиться о Диане. Меня не раз арестовывали в недоразвитых странах, и я знаю, на что способны здешние копы. Сознание того, что я нахожусь в их лапах и чувство бессилия доводят меня до бешенства, из-за чего я мечусь по камере. Я знаю, что у Дианы сильный характер, чтобы это понравилось этим кретинам, но все же…

Время уходит, а мне нужно расслабиться. Ложусь на кусок картона и пытаюсь успокоиться. Господи, какое же блядство!

Надо же, все так хорошо шло, когда мои усилия должны были принести результаты!… Теперь же я могу потерять все, в том числе и свободу. И все из-за глупости какого-то щенка. Еще этот кретин Роберто… Ведь это он, пускай и косвенно, во всем виноват.

Когда дверь открывается, и я просыпаюсь от дремоты, наступила ночь. На сей раз на меня надевают наручники и ведут в контору. По пути замечаю Диану, которая сидит сама в какой-то комнате. Она выглядит абсолютно спокойной и дает мне знак поднятым вверх большим пальцем: все в порядке.

С сердца у меня сваливается громадный камень. Чертова Диана, наверняка водит этих типов за кончик носа. Входя в комнату, где меня ожидают два агента из Бюро по борьбе с наркотиками, я вновь полон энергии. Вид агентов меня удивляет: молодые, длинноволосые, похожие на Ренделла и Хопкирка в латиноамериканской версии. Скорее всего, эти два шута прибыли сюда позабавиться, потому что сразу же бросаются в классическую атаку:

— Нам все известно, и не пытайся нас обманывать, потому что нет смысла. Если скажешь правду и будешь нам помогать, постараемся, чтобы неприятностей у тебя не было. Ты в дерьме по самые уши, так что старайся не влипнуть еще глубже! Ясно?

— Ясно.

— Кто продал тебе травку?

— Это не моя травка. Я вообще с этим делом ничего общего не имею.

— Что, не знал, что твой дружок имел ее при себе?

— Абсолютно. Я вообще его почти не знаю, случайно повстречались в Гольфито.

— Но сам травку шмалишь, правда?

— Откуда, не дай Бог.

— А это что такое? — спрашивает один и показывает мне машинку для скручивания папирос и пачку папиросной бумаги.

Черт, совершенно забыл про эту машинку, она была в сумочке у Дианы. Но я никогда ею не пользовался, это просто памятка. Так, прежде всего нужно защищать Диану.

Мусор замечает мое замешательство и настаивает:

— Так что, покуриваешь?

— Да, очень много и очень давно. Я родился в Марокко, а там это почти легально. В моей семье все курят: отец, дед, я сам лет с четырнадцати, и не считаю это за преступление.

Вижу, что мой ответ их ошарашил. Не похоже, чтобы они были крутыми, а мне известно, что первые пять минут — решающие. Если мне удастся сбить их с заранее распределенных ролей, если удастся навязать мужской разговор, то я их сделаю, уверен. Поэтому рублю дальше:

— Понимаете, я живу на Оса. Ищу там золото. Не знаю, известны ли вам те места, но жизнь там паршивая: полно змей, мошки и тому подобной дряни. Так что травка для меня — это снотворное.

— Живешь на Оса? Мы знаем этот полуостров, время от времени ездим туда, чтобы уничтожать плантации. Это и вправду адское местечко. А где живешь конкретно?

— В Серро де Оро.

— А, знаю. Это на реке Ринкон, точно?

Они уже совершенно забыли о том, ради чего заводился этот разговор. Теперь мы болтаем о полуострове, о известных им местах. Мне уже понятно, что все будет нормально. Эти типы банальные мещане и серуны. Для них Оса это тяжкий шмат хлеба, так что они способны оценить крутость парня, который живет там постоянно. Они это даже за подвиг считают: европеец, которому удается там выжить. Атмосфера становится совершенно свободной, между нами можно ощутить даже какую-то ниточку симпатии. Нет, время от времени они задают мне какие-то вопросы про травку, но это рудименты профессиональной рутины. У них имеется Дэйв, и этого им по уши хватит.

Но ради проформы они пытаются подойти еще разок:

— Эту травку должны были продать в Сан Хозе?

— Даю вам честное слово, нет. Я этим не торгую. Мой бизнес — золото. Да, покуриваю, но наркотиками никогда не торговал.

Впрочем, это чистейшая правда, я никогда не занимался торговлей наркотиками. И никого не заставлял их принимать.

— Ладно, ты свободен. Твоя жена тоже. У нас к тебе нет никаких претензий.

Я чувствую себя на седьмом небе от счастья и благодарю их.

Когда с меня уже хотят снять наручники, случается неприятность. Выезжая в спешке из Сан Хозе, они забыли взять ключи. Если бы эта дрянь не натирала запястий, ситуация выглядела бы даже комично.

— Слушайте, перепилите наручники, я заплачу за них.

— Это не так-то просто, можем получить нагоняй.

— Так что будем делать? Они тесные и натирают руки.

— Слушай, уж пойди нам навстречу, подожди здесь до утра. А там найдем какого-нибудь слесаря. Мы скажем твоей жене, чтобы она принесла что-нибудь поесть, и устроим вас поудобнее на ночь.

Ситуация совершенно изменилась, и теперь они благодарят меня за вхождение в их ситуацию. В чем-то это даже забавно, но мне бы хотелось быть на свободе. Пользуюсь своим новым положением, чтобы напомнить о Дэйве.

— Вы уж не слишком круто с тем парнем, он не такой плохой.

— Не бойся, сделаем лишь то, что будет нужно. Подожди в столовке, попозже я его приведу.

Больше часа напряженного ожидания. Если Дэйв хорошо вызубрил урок, все пойдет хорошо. Я знаю, что будет так, потому что Давид мне симпатичен, да и эти двое не свиньи.

Когда же мне приносят кучу жратвы — целых пять жареных куриц, которых курила Диана — я чувствую себя вообще превосходно. Берусь за вторую, как входит Дэйв. Он улыбается и выглядит неплохо.

— Ну как, без сложностей?

— Абсолютно. Я повторил все то, что ты мне говорил, и все прошло нормально. Они совсем не такие страшные, как ты рассказывал, — прибавляет он в конце.

— Ах ты малый свиненок. Не забывай, что я первый разговаривал с ними и отвалил главную работу. А теперь рубай.

— Я знаю. Мне говорили, что ужасно тебя боялись. Потому-то на тебя и надели наручники. И понятно, при их фигурах комплексы у них должны были появиться.

Давид уже совершенно пришел в себя, и мне даже удается рассмешить его, когда я описываю, как он вел себя на аэродроме. На ужин я приглашаю обоих агентов из Наркотиков, но те отказались из-за остальных копов. Когда мы пьем кофе, появляется толстый сержант, осматривает мои запястья и предлагает попробовать открыть наручники без ключа. Целых полчаса он мучается, без малейшего успеха, и рассказывает всяческие вещи о сеньоре Монге, фаворите близящихся президентских выборов. Я не очень-то понимаю, на кой ляд он морочит мне этим голову, но соглашаюсь со всем, что он бухтит.

Дэйв уже вернулся в камеру, а я чертовски устал и хочу спать. Один из агентов, Луис, готовит для меня постель, несколько импровизированную, но удобную. Он очень мил и совсем непохож на инспектора. Со своими волнистыми светлыми волосами до плечей он выглядит, скорее, как хиппи. Он тоже сочувствует Дэйву, и видно, что вся эта история ему поперек характера. Я спрашиваю у него:

— И что вы теперь собираетесь делать?

— Надо выслать рапорт в сан Хозе. Попытаемся максимально смягчить все обвинения, но ничего больше сделать не удастся. Все это дело уже слишком там нашумело, так что замазать никак не получится. Ладно, спокойной ночи, Хуан Карлос.

— Пока, Луис, и спасибо тебе за все.

Утром, после чертовски неудобно проведенной ночи, меня наконец-то освобождают от наручников. Луис взял ключ у коллеги из другого отдела. Так что теперь я могу покинуть отделение, пожав перед тем бесчисленное количество рук. Знакомый по вчерашнему вечеру толстый сержант отвозит меня на джипе в гостиницу в Гольфито, где поселилась и Диана. Прежде чем расстаться, пожимая мне руку в третий раз, он просит, чтобы я о нем не за бывал. Я не понимаю, о чем он, но обещаю.

После всего того беспокойства трудно описать радость, испытываемую мной и Дианой, когда мы остаемся вместе. Я принимаю душ, а она рассказывает:

— С начала и до конца они были ко мне весьма милы. Видно, они не привыкли к европейцам.

— Я ужасно боялся за тебя.

— Мне повезло. В той комнате, где меня держали, был телевизор; как раз передавали какое-то выступление Монге. Без каких-то особых намерений я сказала: «О, Монге!». Коп как-то странно посмотрел на меня и спросил, знаю ли я его. Я воспользовалась случаем и сказала, что муж немного знает, потому что занимался какими-то делами с Партидо дель Пуэбло Унидо. Его отношение ко мне сразу же переменилось, он чуть ли руки мне не целовал и приказал другим, чтобы от меня отстали.

— Браво, красотка, ты прекрасно все разыграла. Теперь понимаю, почему этот дурак сержант морочил мне голову разговорами про Монге, просто хотел подлизаться. Если бы я только знал!

После заслуженного отдыха иду проведать Давида. Его перевели в тюрьму Гольфито. Домик маленький: комната для свиданий с барьерчиком посредине, двери, выходящие в патио, вокруг которого размещаются камеры, ангар в глубине и всего два надсмотрщика.

Дэйв уже не выглядит таким свежим, как вчера.

— Как там оно? Ты не очень выглядишь.

— Здесь ужасно грязно. Видишь те, задние камеры. Они все залиты, так что все сидим в ангаре.

— Я куплю тебе все необходимое. Что хочешь: одеяла, простыни?

— Ага, и еще, если где-нибудь найдешь, матрас из пенорезины. Тут для спанья ничего не дают.

— Хорошо, я этим займусь, а потом через кого-нибудь передам. Что еще?

— Немного бабок. Тут есть такие шустряки, что продают с воли трубки, как-то протаскивают через щели в стенах.

— Хорошо, но гляди, твое дело серьезное. Себя ты повел нормально, главная опасность минула, и я дал слово, что вытащу тебя отсюда: и я его сдержу. Так что ты уж постарайся продержаться.

— Спасибо, я тебе верю.

— Кстати, с другими заключенными проблем нет?

— Вообще-то все в порядке. Здесь только двое, что ставят себя крутыми.

— А ну позови их, я с ними поговорю.

Мне прекрасно известно, что в замкнутом пространстве, каким является тюрьма, всегда найдется пара кретинов, и самое главное — сразу же себя поставить. Эти двое так, шушера, лет двадцать — двадцать пять, они не опасные, но дурные. Даю каждому по сигарете.

— Так, слушайте меня внимательно. Дэйв мой братан. Долго он тут засиживаться не будет, но если будете к нему приставать, я вас потом придушу, ясно?

— Ясно.

Копы прислушиваются к нашему разговору, и им нравится мое отношение. Один из них дает мне знак, что неприятностей не будет.

Уже поздно, почти ночь, когда кто-то стучит в дверь нашего номера. Это Фернандо, торгующий травкой. Он слыхал о моих неприятностях и наверняка со вчерашнего вечера не смыкал глаз. Он толком не знает, с чего начать, поэтому я сразу же даю ответ на самый мучительный для него вопрос:

— Можешь не беспокоиться, никто твоего имени даже не упомянул. Ты вообще в это дело не лепишься, так что можешь спать спокойно. Но на будущее — никогда не делай таких глупостей, чтобы приходить ко мне в гостиницу, даже ночью.

— Я понимаю, но никак не мог с тобой связаться, а знать нужно было. Ты уверен, что у меня не будет неприятностей?

— А с чего бы это тебе их иметь? Тебя никто не выдавал.

— Спасибо тебе.

— Не за что, все нормально. А теперь мне надо вытащить из тюряги пацана, пока его не перевели куда-то в другое место. Кто здесь в Гольфито самый лучший адвокат?

— Хозе Арайя. Адвокат классный, но очень дорогой. Он и вправду самый лучший и уже пару раз вытаскивал меня из подобных историй. Он прекрасно знаком со всеми в городе. Контора у него внизу. Если хочешь, завтра в девять можем встретиться у него. Он мой адвокат, так что никто не удивится, если я к нему приду.

— Отлично. А теперь тебе самое время исчезнуть.

На пороге он оборачивается:

— Здесь мало кто умеет держать язык за зубами. Так что, если будут нужны деньги на адвоката или какая-то другая помощь, можешь обратиться ко мне. Я твой должник.

— Бабок у меня хватает. А если чего будет нужно, сообщу. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи. До завтра.

На следующий день, ровно в девять утра я у адвоката. Согласно договора честный Фернандо уже ждет меня. наверняка он уже рассказывал про меня, но, тем не менее, представляет:

— Это очень приличный сеньор. Ему нужно помочь. Он этого заслуживает.

Адвокат — это здоровенный и жирный тип с физиономией ворона. Его живенькие глазки внимательно приглядываются ко мне из-за больших очков. выглядит он максимально продажным, впрочем, именно такого я и ищу. В подобных странах честный адвокат много не заработает. Чем больше он берет на лапу, тем выше шансы выиграть дело, при условии, что ему хорошенько заплатишь. Эти типы обладают шестым чувством вынюхивания состоятельности клиента, и сеньор Арайя не исключение.

— Ваше дело весьма серьезно, это более чем преступление. Вы читали сегодняшнюю «Ла Кроника»?

Он подает мне местную газету. На третьей странице статья о поимке трех опаснейших европейских террористов, задержанных с оружием и наркотиками. Статья написана паршивейше, но свое дело делает. Она невелика, в других странах в прессе мне уделяли гораздо больше места. отдаю газету и заявляю:

— Ничего страшного, люди быстро забывают о подобных делах.

— Люди — да, но не аппарат юстиции. Если уж кого ухватили, то выпускать не желают. В этом деле будет трудно вести линию защиты.

Обычная тактика — картина замучивается насколько можно. Чтобы выиграть время, спрашиваю:

— Так что вы предлагаете?

— Лучше всего было бы устроить так, чтобы дело отложили, а потом, чтобы пропали акты. Судья — мой приятель с детских лет. только это будет не совсем легко, он очень любит деньги… Даже не знаю, сможете ли вы заплатить…

Перебиваю жирного наглеца:

— Слушайте, мы же не дети. Я хочу, чтобы это лицо было освобождено до конца недели и могу заплатить за это двадцать тысяч долларов.

Величина суммы вводит его в прострацию, в Коста Рике это громадные деньги. Мне это тоже известно, но не буду же я выторговывать чью-либо свободу. Я обязан сдержать собственное слово и считал бы жлобством любые попытки сэкономить какие-то копейки, раз Давид полностью мне доверяет.

— За такие деньги трудностей не будет.

Надеюсь, ведь это в твоих же интересах, болван!

— Сейчас я выплачу вам две тысячи. Остальное вы получите через четыре, самое большее, пять дней.

— Я не могу дать вам расписку, сами понимаете…

— Мне она не нужна, я не верю в бумажки. Только хочу, чтобы вы меня хорошо уразумели: с момента получения этих денег вы обязуетесь освободить пацана до конца недели. После того, как договор будет заключен, я не принимаю никаких объяснений или махинаций. В моей коллекции еще нет адвокатских ушей, но можно ее и пополнить.

— Я прекрасно вас понял. Его выпустят еще до конца недели.

Выходя из адвокатской конторы, я понимаю, что это покерная раздача. Если Арайя не сдержит слова, мне придется выполнить свое обещание. Останется только пальнуть ему в лоб и бежать за границу, а перед тем силой освобождать Дэйва из кутузки.

К вечеру и на следующий день проведываем Дэйва. Охранники уже привыкли к нашим визитам и моим чаевым. Нам даже можно разговаривать с парнем без надзора. Иногда случается, что мы разговариваем перед входом в тюрьму.

На утро третьего дня приезжают два канадца, с которыми я познакомился в Сан Хозе две недели раньше. Они прочитали о случившемся в газетах и теперь прибыли по-кавалерийски, чтобы нас защитить. У них есть планы нападения на полицейский участок или вообще взорвать тюрьму. Тоже мне, герои портняжки «Одним махом семерых убивахом», на кой ляд мне такая защита. Чувствую себя несколько по-идиотски с этими недоделанными ковбоями, которые повсюду лазят за мной, и избавляюсь от них только отослав в Пуэрто Хименес, где обязаны ждать моих указа ний.

Санчо с Роберто уже должны быть в Сан Хозе. Когда я им звоню, про Дэйва они уже знают. Я быстренько заверяю их, что все в порядке. Прежде всего, нельзя допускать паники, под влиянием которой они могли бы отказаться приезжать. Если только Санчо догадается, что я собираюсь сделать с деньгами, то наверняка не приедет. Договариваюсь с ними встретиться завтра в ресторане «Мирамар», в спокойном местечке под Гольфито.

На следующий день встречаемся. Вид жирного баска, виноватого во всей этой кутерьме, подпитывает мою ненависть. Я резко обрезаю всяческую болтовню относительно судьбы Дэйва:

— Здесь все нормально. А как прошло в Панаме?

— У нас тоже все нормально, — со смехом отвечает Роберто.

Погоди, свинья жирная, у меня тут для тебя сюрпризик.

— Мне пришлось следить за Роберто, — обвиняет его Санчо. — Я подозреваю, что он хотел стырить золото.

— У тебя чего, крыша поехала? — ерепенится толстяк.

Тут они начинают ругаться, явно, что они на ножах, и я уверен, что Санчо говорил правду. Вмешиваюсь в их ссору:

— Ладно, там увидим. Сколько у вас бабок точно?

— Двадцать одна тысяча семьсот семьдесят пять долларов, — говорит Санчо, передавая мне пачку банкнот и расписку.

Я быстренько пересчитываю деньги и ложу все себе в карман. Теперь, когда вся наличность у меня, можно и посчитаться.

— Надо заняться Дэйвом. Из кутузки его вытянуть можно, но адвокат много хочет. Его я оплачу из доли Дэйва и твоей, Роберто.

— Э, что за шутки! Почему это из моей доли? Я не собираюсь тратить свои бабки, чтобы его вытаскивать!

Дешевка, готовый предать друга ради денег. Я знал, что он сволочь, но что до такой степени… Поднимаюсь и разбиваю ему морду кулаком.

— Ах ты х… моржовый! Загнал всех нас в дерьмо, а теперь еще и товарища собрался бросить!

Жирный сидит на полу с окровавленной рожей, он уже не выступает и чувствует, что ему дали по заслугам. Это лишь увеличивает мое к нему отвращение, поэтому продолжаю свой урок пинками в морду и корпус: нет смысла пачкать себе руки. Он сбегает на четвереньках, подгоняемый пинками в задницу.

— Вон отсюда, пидор. Чтоб я тебя не видел!…

Последний пинок, толкаю гада в нужном направлении и гляжу, как он по-крабьи скачет по дороге.

Санчо молчит, но чувствуется, как внутри у него все кипит от радости. Наконец-то его злейший враг изгнан.

Через несколько минут я уже у Хозе Арайя, адвоката. Достаю восемнадцать тысяч долларов в стодолларовых купюрах. Все хором — это приличная кучка денег. Сукин сын буквально прыгает от возбуждения и трясется, пересчитывая бабки. Подозреваю, что он в такой расклад и не верил.

— Напоминаю вам наш договор, — говорю я ему. — И не забывайте, что осталось четыре дня.

— Сейчас это уже вопрос нескольких часов, все устроится очень быстро.

— Будем надеяться. И не забывайте, если вы не сдержите своего обещания, то о своем я помню прекрасно.

Адвокат провожает меня до дверей, буквально истекая желанием услужить. Уверен. что если бы я потребовал, он и задницу бы подставил.

На выходе принимаю окончательное решение. Если Дэйва до конца недели не освободят, буду устраивать все без ненужных посредников.

У меня даже появилась идея, как все это сделать. Тут же решаю не вмешивать в это дело никого лишнего, мне нужны свободные руки. Мне не хотелось бы, чтобы Диана попала в неприятности. Пользуюсь тем, что она говорит, что у нее заболел зуб, и заявляю:

— Раз уж мы торчим здесь и ничего не делаем, отправляйся к дантисту в Сан Хозе.

Ее женская интуиция, в соединении с приобретенным во время нашей совместной жизни опытом, чувствует подвох.

— Да не хочу я сейчас ехать в Сан Хозе. Дантист может и подождать.

Мое недовольство слишком проявляется, потому что она тут же прибавляет:

— Чарли, что ты задумал?

— Дорогая, не заставляй меня врать. Я должен быть сам, ни от кого не завися. Утром садись в самолет, буду звонить тебе каждый день.

Теперь мне нужно доработать собственный план. Иду к Уэйну. Мне нужна его помощь, и я знаю, что тайну он хранить умеет. Кроме того, ему, как бывшему коммандос, моя задумка должна понравиться.

Он дома, сидит, понятное дело, с бутылкой в руке.

— Привет, Уэйн.

— Привет, Хуан Карлос, что новенького? Все еще сидишь в дерьме?

— Да, именно потому я к тебе и пришел. У тебя сейчас есть какое-нибудь оружие?

— Очень мало. Все уходит в Никарагуа.

— Мне нужен динамит. Не найдется у тебя чуть-чуть?

— Несколько зарядов имеется. Вижу, что ты серьезно берешься за дело! Хочешь взорвать весь Гольфито?

— Да нет, только адвоката и, разве что, тюрягу.

— Шик! Хочешь, чтобы я тебе помог?

— Спасибо, не надо.

Поднимаюсь. Что ни говори, а Уэйн нормальный парень. Он ходит по комнате, подает мне какие-то ящички.

— Имеется восемь динамитных зарядов, пять взрывателей, бикфордова шнура до и больше. Какая тебе нужна длина?

— Минут на пятнадцать. Этого должно хватить.

— Имеется пуленепробиваемый жилет, если хочешь, и могу дать тебе сорокапятку.

— Нет, не надо. Не доверяю я пистолетам, слишком часто у них случается осечка.

— Может нужно еще что-то? Что ты вообще собираешься делать?

— Взорвать адвоката и, воспользовавшись паникой, освободить Дэйва. Пойду к нему на свидание в три часа. Во время сиесты там всего лишь один охранник-старик. Как только он приведет Дэйва, вытаскиваю ствол и даю ему по голове. В его возрасте не должен же он быть излишне крутым. Он мне симпатизировал, теперь ему будет сюрприз. Снаружи будет ждать машина, в которой мы умотаем в порт. Там берем лодку и плывем в Пунта Буррика, а там пару часов через джунгли — и мы в Панаме.

— Похоже, что сработает. Ты уверен, что будет только один охранник?

— Один, двое, все равно. Хватит на всех.

— Но ты точно уверен, что тебе не нужна помощь? Я бы, к примеру, мог бы заняться адвокатом.

— Нет, я же обещал ему, что сам займусь этим. Привяжу его к стулу, суну ему динамит в рот и парочку зарядов по карманам, потом зажгу бикфордов шнур на четверть часа. Ровно столько мне нужно будет на все остальное.

— Лично я, — задумчиво предлагает Уэйн, — засунул бы ему динамит в задницу. Мне это напоминает весьма приятные вещи. Да, если хочешь, у меня есть парочка швейцарских паспортов.

— Это классно, скажешь, сколько я тебе должен. Пока что оставляю все здесь. Заскочу перед самой операцией.

— Заплатишь, если доберешься до Панамы. Только перед началом обязательно сообщи. Возьмем с женой немножко кокаина и пойдем пить пиво неподалеку, чтобы поглядеть на такое шоу. В Гольфито ведь редко что происходит.

— Хорошо, Уэйн, заметано.

На следующий день, утром, отвожу Диану на аэродром. Чувствую, что она беспокоится, поэтому, насколько это возможно, отвлекаю ее. Я дал ей достаточно денег, чтобы, в случае чего, она не осталась на мели. После того, как самолет улетает, возвращаюсь в гостиницу, где все еще дрыхнет Санчо. Расталкиваю его.

— Сейчас отправимся в Лас Пальмас, а потом в Пуэрто Хи менес. Там меня ожидают канадцы. Если ты не против, дадим им бомбу (двигатель, используемый при добыче золота — прим. перев.) и возьмем их в Карате. Я там знаю одну золотую жилу. Это даст нам немного бабок. Надо хоть немного подзаработать, потому что адвокат вытащил у нас все.

Потом мы отправляемся проведать Дэйва перед отъездом. При виде его печальной физиономии понимаю, что парень держится из последнего.

— Держи хвост пистолетом, малыш, уже скоро!

В Лас Пальмас я забираю свою пушку, после чего, с помощью Альфредо и его сына Карлито, мы грузим бомбу и трубы в лендровер. Через два часа мы уже в Пуэрто Хименес, где обнаруживаю своих канадцев в баре «Ранчо де Оро». Они полны энтузиазма и находят с Санчо общий язык.

Санчо уже обжегся на иностранцах, но чувствует, что эти два пустоголовых плейбоя совершенно не опасны. Если ими поруководить, то могут отвалить хорошую работу.

— Ребята, имеется возможность классно отвязаться. Я забираю вас в Карате на самолете, на нем же перевезем и оборудование. Там остановитесь у моего приятеля Салтараны. Он вам покажет интересное место для работы и научит, как взяться за дело.

Через двадцать минут самолет готов к старту. Снова с нами летит тот самый пилот-малыш. На сей раз, правда, он с неохотой грузит трубы и двигатель. Впрочем, понять его можно. Мотор буквально черный от смазки, грязные трубы занимают все свободное пространство, так что даже приходится снять кресла. Его маленький, ухоженный самолетик выглядит уже не таким чистеньким, так что пилоту это никак не нравится. Я силком усаживаю его за управление и приказываю стартовать. Трубы торчат самым неудобным макаром и мешают ему управлять машиной. Мы валимся на них и, смеясь, пытаемся более-менее их утихомирить, что бы он хоть как-то мог лететь. Только никак не удается сделать так, чтобы труба не стукнула его в какой-то миг прямо по шее.

Когда мы садимся в Карате, Салтарена уже ждет нас. По ходу разгрузки я быстро выкладываю ему ситуацию, после чего мы сразу же улетаем, потому что близится ночь. Канадцы несколько ошарашены темпами происходящего, ну да ладно, пускай привыкают сразу.

Ночь проводим в Педро Хименес. На рассвете, когда мы выплываем на лодке в Гольфито, Санчо задает мне вопрос, который мучает его уже долгое время:

— Сколько ты заплатил адвокату?

— Двадцать тысяч долларов.

— Двадцать тысяч! Но ведь это же слишком много! Все можно было устроить намного дешевле!

— Я не мог торговаться, чтобы освободить паренька. Или ты предпочитаешь, чтобы он торчал в тюряге?

— Нет, что ты. Только ведь это весь наш капитал!

— Не бери дурного в голову. Что поделаешь, случилось, и я об этом не жалею, так что заткни варежку. Мне еще кое что нужно обдумать.

Решаю приступить к операции через два дня. Дольше ждать нельзя, потому что, если Дэйва переведут в другую тюрьму или в Сан Хозе — все пропало. Надо будет попросить у Фернандо, торговца травкой, дать мне на время машину. В полицию сообщит, что у него ее украли. Раз он предлагал мне свою помощь, то должен согласиться.

Мне уже случалось посещать государственные учреждения с оружием в руках, но все равно, испытываю возбуждение. За тюрягу берусь впервые. Что ж, все когда-нибудь происходит впервые. Единственное, чего жалею, это того, что придется бросить все, что у нас здесь имеется. Столько работы, и все псу под хвост. Только слово было сказано. При том способе жизни, который я сам для себя избрал, если не сдержу своего обещания, то не смогу глянуть на себя в зеркале.

С такими вот мыслями возвращаюсь в гостиницу. Когда я открываю дверь своего номера, меня ожидает сюрприз: на моей постели будто малое дитя спит Давид. Адвокат сдержал слово. Уэйн будет разочарован.

В тот же самый день отправляемся в Сан Хозе. Предпочитаю не слишком долго крутиться по округе. Так или иначе, нужно подбить бабки, а кроме того, нас ждет мать Санчо, чтобы переходить ко второй фазе нашей операции: нужно все наново обдумать, ведь из двадцати четырех тысяч долларов у нас осталось всего лишь три тысячи.

Кроме того, после переживаний последних дней каждому из нас нужно хоть немножко отдохнуть. Нахожу Диану, которая счастлива, что мы снова вместе, и уже вместе с ней наношу визит матери Санчо. Дэйв с какой-то подружкой умотал праздновать свое освобождение в Сан Педро.

С синьорой Ривьера вести какие-либо дела очень сложно. Проекты ее не интересуют, главное только результат. Встреча протекает, скорее, холодно, потому что гонорар адвокату застрял у нее костью в горле.

— Не понимаю, как это вы могли воспользоваться общим капиталом для вашего приятеля, не связавшись перед этим с нами? — начинает она.

— Видите ли, решения принимаю исключительно сам и поступаю согласно тому, что считаю необходимым. Если бы мне пришлось сделать это еще раз, я сделал бы то же самое. Прошу не забывать, если бы это касалось вашего сына, я поступил бы точно так же. И здесь не важна ни дружба, ни лояльное отношение.

— Ну ладно, уже поздно что-либо менять. Только вот скажи мне, Санчо, обязательно ли было снимать самолет, чтобы перевезти мотор в Карате, буквально на три километра, и почему его никто не охраняет?

— Мама, пойми, всем командует Хуан Карлос…

Бедный маленький Санчо дрожит перед своей матушкой будто схваченный на горячем пацан. Я с Дианой давимся от смеха. Я знал, что он трусоват, но чтобы до такой степени? Старуха ведет дальше:

— А теперь объясните, каким это образом в компании произошло разделение доходов в отношении сорок пять к пятидесяти пяти процентам, когда м вносим практически весь капитал?

Нет, она меня уже достает. С тех пор, как я начал бегать быстрее своего отца, мне никто и никогда уже не приказывал. Паршиво, если мою вежливость она приняла за слабость. Если она и дальше будет обращаться ко мне подобным тоном, то, несмотря на свой возраст, встретит парочку неожиданностей… Я решительно перебиваю ее:

— Послушайте меня. Деньги можно заработать повсюду. Это не проблема, найти кого-нибудь, кто хотел бы инвестировать капиталы. Сам я разбираюсь в золоте, у меня большой опыт пребывания в джунглях, а не каждый может сказать о себе то же самое. Про организации компании просил ваш сын, лично я никого не искал. Но еще не поздно разорвать все наши условия, я не собираюсь никого убалтывать.

— Вы не поняли, я вовсе не это имела в виду. Впрочем, мы уже много вложили, чтобы теперь отступать. Мы можем сотрудничать и далее, но при условии, что Дэйв больше участвовать не будет, уж слишком он безответственный.

— Нет. Я не для того вытаскивал парня из тюрьмы, чтобы выбросить его на улицу без копейки денег. Я намерен держать его рядом, пока он не заработает пару сотен баксов. Так что не может быть и речи, чтобы сейчас его бросить. Но вам не следует беспокоиться, сеньора, вечно я его держать не собираюсь. Это вопрос буквально пары недель.

В конце концов мы решаем продолжать наше сотрудничество. Теперь нам следует обеспечить себе достаточно большую площадь, чтобы устроиться и начать добычу. Только вот, по результатам этой встречи, я уже не настолько верю в будущее. Старуха меня достала, у меня нет охоты уступать ей, и я потерял все свое уважение к Санчо, который слишком трусит.

Мы остаемся в Сан Хозе на несколько дней, чтобы посетить несколько хороших кабаков и сходить в кино, после чего возвращаемся в Лас Пальмас.

Там все знают про арест, а при склонности тикос к преувеличениям, они еще много добавляют от себя. Мы решаем оставаться на месте, чтобы выбрать какую-нибудь территорию, но атмосфера здесь уже не та, что раньше. Теперь мы уже не дурачимся, беситься нельзя, потому что нет бабок, как нет и чувства общности. Насколько мое чувство симпатии к Дэйву остается неизменным, настолько растет отвращение к Санчо.

Мы торчим здесь уже пару дней, когда появляется один из канадцев, которых я оставлял в Карате. Он похудел и передвигается с трудом. Из того, что рассказывает, похоже, что дела там идут паршиво.

— Ты же бросил нас будто какой-то мусор. Мы думали, что ты быстро вернешься. Мы в золоте ни в зуб ногой, а твоему дружку Салтаране на все наплевать. Это же бездельник, он пальцем о палец не ударил, чтобы нам помочь, так что мы не добыли ни грамма.

Я с трудом пытаюсь сохранить серьезность. Это правда, что мне хотелось их бортануть. Вся операция с канадцами была заверчена на тот случай, если бы адвокат сдержал слово, хотя так сильно я ему не верил. Мне казалось, что придется идти другим путем и бежать из страны, потому я не придавал особого внимания Карате. Когда энтузиазм, охвативший канадцев в самолете, несколько стих, они должны были почувствовать себя заброшенными на этом пляже, да еще с мотором на шее.

— Ну ладно, ничего плохого не произошло. Все равно нам нужен двигатель, чтобы начать работу. Возвращайся и передай Клоду, что я приеду через пару дней.

— Нет, туда я не вернусь, хватит уже! Мне достаточно и того, как я приперся сюда. Все ноги сбил! Хватит мне вашей Осы. Я возвращаюсь в Сан Хозе.

Его приключение долго не продлилось.

Сегодня я поехал осмотреть один земельный участок. Пожилой крестьянин собирается выезжать из округи вместе с сыном, вот и продает свои «имения». Эта сотня гектаров окружена джунглями и находится на самой границе национального парка, в трех с половиной часах пути от Лас Пальмас; цена высокая. Меня это предложение интересует, потому что деньги быстро уходят. Выбора у меня нет. На следующий день нужно ехать в Гольфито устраивать все формальности.

Санчо как-то не горит к этой сделке, к тому же его разозлил Дэйв своими выходками в машине, но я делаю вид, будто не замечаю его настроения и тут же припираю его к стенке:

— Санчо, нужно действовать. Территория у нас имеется, так что нужно подвозить тракторы, пока еще не кончились деньги.

— Но ведь рано еще, тут нет никакой дороги. Трактором не везде можно проехать, еще поломается что-нибудь.

— Надо пробовать, даже если прийдется втаскивать их наверх по частям.

— Глупости все это, и они мне надоели. Не лучше ли было бы поставить здесь пульперию и спокойно скупать золото?

— Это не дает достаточно большого дохода, а кроме того, уже поздно отступать. Ты же не бросишь нас теперь?

— Ладно, я останусь, но только если ты отошлешь Дэйва. Для него все это забава. С ним ничего нельзя делать по-серьезному. Сегодня он чуть не утопил машину в реке. А что утворит завтра?

Увидав, как я прогнал Роберто, Санчо воспрянул духом. Только вот, к его несчастью, я уже не могу выносить самого его вида. Меня тошнит от его присутствия. То, что все здесь цепляются к Дэйву, вызывает, что сам я его еще сильнее люблю. Да, это правда, что парень разгильдяй, но у меня к таким слабость.

— Санчо, я ведь уже говорил, что не принимаю никаких условий, и уж наверняка не такое. Если ты еще хочешь со мной работать, то это будет или с Дэйвом, или ты вылетаешь. Вот мое последнее слово.

— Ладно, в таком случае я вас оставляю. Я уже устал от этих вечных дуростей. Свои цацки я забираю с собой.

— Возможно, что так оно будет и лучше. У нас с тобой различные подходы к жизни и разные принципы. Если хочешь, можешь забирать джип и лодку, но бомбу я тебе не отдам. Без нее я ничего не смогу сделать, так что отдам позднее.

Понятно, что его не восхищает перспектива расстаться с двигателем, но сам способ решения проблемы становится для него неожиданностью: ведь ему казалось, что потерял все. Я отдаю ему тысячу двести долларов и день на сборы.

Я понимаю, что это безумие отправлять Санчо сейчас, его, который обеспечивал нам все, только лишь затем, чтобы оставить Дэйва, приносящего одни только неприятности. Только Санчо уже стал мне поперек горла, не в первый раз я отказываюсь от великолепного бизнеса ради дружбы с кем-то. Чертовы сентименты, всегда я накалываюсь на одном и том же!

После отъезда Санчо я направляюсь в Гольфито с хозяином участка, чтобы зарегистрировать мое новое приобретение. Там я плачу авансом десять тысяч колонов, остальное позже — все по известному уже методу. По возвращению встречаю Клода, второго канадца, который приехал на грузовике из Хименес. Он сообщает, что передал мотор Салтаране. Его дружок окончательно съехал с полуострова, но сам он хотел бы поработать со мной. Это его решение остаться, несмотря на поражение в Карате, показывает, что парень кое-что понимает в драке. Он силен, и у него нормальная ментальность, так что это неплохое приобретение.

Мы остаемся в Хименес на три дня, за которые предыдущий хозяин должен выстроить для нас какую-нибудь крышу над головой; он уверил, что успеет даже в такое короткое время. Потом мы летим в Карате за двигателем, все с тем же пилотом-коротышкой. Двигатель мощный и чертовски тяжелый, работает как мотонасос и будет использоваться, чтобы выбрасывать мощную струю воды на склон, тем самым вымывая его. Я нанимаю грузовик, чтобы перевезти «бомбу» в Лас Пальмас, здесь мы остаемся на пару дней, после чего отправляемся в горы.

И все начинается сначала.

На дорогу, которая в обычных условиях требует три с половиной часа, мы тратим целый день. Из-за тяжелого двигателя лошади несколько раз падают. Он весь сделан в виде единого блока, потому нельзя разложить тяжесть на спине животного. Кроме того, к хвостам лошадей мы присобачили еще сотни метров труб, которые теперь по дороге цепляются за деревья и тормозят наш марш. Помимо этого нам надо тащить продовольствие и все необходимое для проживания в лагере на долгое время. У нас имеется даже курица — подарок от женщины, работающей в пульперии.

Весь этот поход несколько похож на бегство, но я доволен тем, что покидаю Лас Пальмас, потому что какое-то время жил здесь на широкую ногу и теперь не могу вынести финансовых ограничений.

Когда, наконец, добираемся — промокшие и грязные — под самый вечер, обещанного дома еще нет: стоят всего лишь подпорные столбы и где-то с четверть крыши. Можно всего лишь развесить гамаки. На следующий день нас ожидает куча работы.

Целую неделю мы пашем как проклятые, чтобы обеспечить себе более-менее нормальное жилище в этих джунглях, которые здесь гуще, чем где-либо еще. Встаем в четыре утра и вкалываем до ночи с небольшими перерывами на еду. Место ужаснейшее, чертовски сырое — в тридцати метрах ниже протекает речка — и растительность возрождается невероятно быстро. Несколько дней мы занимаемся тем, что вырубаем мачете территорию радиусом в пятьдесят метров вокруг дома, но какой-то вид растений упорно сопротивляется, вырастая почти так же быстро, как мы успеваем вырубать: сантиметров по пять за день, ничего подобного я никогда еще не видал! Под ногами у нас липкая красная грязь. Что касается змей, то их здесь полно. Втроем, под энергичным руководством Дианы, мы ложим крышу.

Я решил устроить дорогу от реки до дома. Разница в уровнях составляет три метра: три ступени, плоский участок, три ступени и так далее, все это шириной в тридцать метров. Работа сумасшедшая, потому что я решаю высыпать всю дорогу гравием. Это означает постоянное таскание на спинах джутовых мешков, наполненных речным гравием, который мы рассыпаем на пространстве, ограниченном досками. Работа тяжелая и высасывающая у нас все силы. С тех пор, как я вновь вернулся в джунгли, тело мое снова ослабело, и меня мучает дизентерия. Со своей частью работы я справляюсь, но это только ухудшает мое состояние. Хорошо еще, что Дэйв не сачкует, а Клод со своим атлетическим сложением тоже пашет как черт. Дорога потихоньку превращается в действительность, и вид приятный. Когда живешь в такой вот гнилой дыре, человек обязан сделать что-нибудь эстетичное, пусть даже и не имеющее практической пользы, зато позволяющее сохранить людское достоинство. Никто из тикос не понимает, в чем смысл этой дороги в японском стиле; ее присутствие здесь, в самой средине джунглей, их буквально ошарашивает.

Диана со своей стороны занимается домом. Начала она с выделения его части, предназначенной исключительно для нас двоих, чтобы получилось нечто вроде частного уголка; остальное — спальня и гостиная — имеет чисто проходной характер. Диана организует все со вкусом и умом, ведет довольно-таки сносную кухню и управляет домом, как будто это ее парижское жилище.

Хотя стен еще нет, и растительность лезет в спальню, нет и речи, чтобы войти в дом в грязных сапогах. Мы оба хотим создать что-нибудь чистое в этом дерьме.

Едим мы много, но не слишком хорошо. Рис с приправами, фасоль с приправами, бананы. Их мы съедаем столько много, что они даже не успевают созреть. Одной кисти нам хватает на три дня. Давид обжирается совершенно невероятным образом, он один может забабахать всю кисть; хотя, ведь он впервые в жизни выполняет столько физической работы. Все мы мечтаем слопать курицу, но бестия скрывается. Хотя она еще очень молодая, все мы ищем чуда в виде маленького такого яичка.

Определяю границы собственных территорий и с помощью револьвера вбиваю их в головы местных жителей. Мне хочется, чтобы, когда мы выйдем в джунгли, тикос знали, что сюда приближаться запрещено. А у них привычка, ходить через мои земли напрямик, вот я и стреляю над головами тех, кто только появляется. Ведь если им разрешить, очень скоро они усядутся за мой стол жрать. Кроме того, мне смешно видеть, как они подскакивают от испуга, а потом что было сил убегают. Напротив дома проходит тропа, так я запретил, чтобы после наступления темноты по ней ходили. Каждому, кто не послушается запрета, гарантируются сильные впечатления. Многие даже мешки свои бросают, чтобы улепетывать побыстрее. Я поставил огромное объявление: «ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ. ВХОД ЗАПРЕЩЕН», так что люди должны обходить мою землю по другому берегу реки, практически непроходимому. А мне на это плевать. Я на своей территории и видеть не хочу ни одного из этих кретинов.

Я привык шататься по свету, имея только джинсы, рубашку и пару высоких сапог. Так что у меня ничего нет, но если уж случается обзавестись чем-то, мое чувство собственника тут же развивается.

Слухи обо мне расходятся быстро, так что уже никто не приближается, не крикнув перед тем: «Эй, Дон Хуан Карлос!» Кроме того, у тикос совершенно нет чувства красоты и уважения к ней, и один из них набрался наглости настолько, что едет верхом по нашей лестнице из гравия. Разъяренная Диана стреляет в него, так что конь и всадник бегут куда глаза глядят, причем, каждый в свою сторону.

Вечер, это единственное время, когда можно расслабиться. Поев риса с приправами, шмалим громадные самокрутки. Мы даже ловим Радио Гольфито через маленький транзистор Дианы. Их рекламный лозунг всегда доводит меня до смеха: «Радио Гольфито — крупнейшая радиостанция мира!» Как-то раз я посетил их редакцию, все торчат в помещении три на семь метров!

Эти вечера — вся наша привилегия после тяжкого целодневного труда, но атмосфера в целом хорошая. Дэйв все так же дуркует, но, в конце концов, выучил кое-какие правила хорошего поведения. Теперь он уже не вскакивает в любое время дня и ночи в мою комнату. Зато Клод все время спокоен, расслаблен, хотя тоже любит побеситься. Мы много курим, и вечером, когда все накуриваемся под завязочку, нас смешит любая глупость. К примеру, мы устраиваем засады на глуповатых тикос, которые пытаются прокрасться по тропе, и их скачки, когда пули свистят у них над головой, вызывают гомерический хохот. Мы все неплохие стрелки, и когда бесимся подобным макаром, всегда устраиваем конкурс кто попадет ближе всего; если попадает проигрывает.

Мне пришлось расстаться с работниками, строившими дом, потому что один из них ляпнул что-то про Диану. Тогда я всех послал нах…, а главному виновному пообещал, что подвешу его за яйца. Я сказал это так, не придавая особого внимания, но он отнесся к этому весьма серьезно, поэтому все ушли, не ожидая, что произойдет дальше.

Главная моя проблема, это то, что вернулась малярия. Нездоровый климат и плохое питание ослабили меня, так что болезнь берет верх. У меня вечный понос, по ночам я не могу спать, потею и трясусь. Диана постоянно меняет пропотевшее белье. Под утро я уже совсем никакой и хочу вздремнуть, но нужно вставать: здесь я за главного, и если сам не приложу к чему-нибудь рук, никто даже не пошевелится.

Как-то ночью иду спать в гамаке. В постели спать просто невозможно, поэтому ухожу, чтобы хоть Диана смогла нормально отдохнуть. Гамак практически полностью прогнил и свисает над самой землей. На рассвете что-то вырывает меня из дремоты: в десяти сантиметрах от моей свисающей до земли руки курица мощными ударами клюва в основание головы убивает метровую терцио пело. Не хватало еще, чтобы в ночных конвульсиях я ударил ее рукой. Храбрая малая курочка! Она спасла мою жизнь, а при случае — и саму себя, потому что теперь ее нельзя будет съесть.

Ко мне приходит множество людей, чтобы продать золото, а у меня нет ни гроша, чтобы купить его. Говорю им, что пока что я устраиваюсь, а там посмотрим. Это дает мне возможность поговорить с ними, и тут я открываю новый для себя аспект полуострова. Некоторые — это беженцы из Никарагуа, бывшие бойцы антисандинистских соединений, другие — кубинцы, которые несколько лет раньше попросили убежища в посольстве Венесуэлы на Кубе.

Один из них дарит Диане пойманную в джунглях обезьянку колорадо. Мы даем ей имя Артуро. Это самый настоящий дьяволенок, истинное божье наказание. Мы находим Артуро или же его следы в постели, в мешках, содержимое которых растаскано и рассыпано, на крыше, с которой он срывает листья, на столе, когда мы едим, в тарелках. В особенности он имеет привычку поднимать крышки горшков и всегда при этом обжигается: тут уж полно визгу и размахивания лапками, в результате чего начинается неописуемый бардак. Артуро полюбил нашу курицу и бегает за нею, чтобы вырвать у нее перья на память: при этом заводится дьявольская кутерьма, кружащаяся по всему дому и ничего не щадящая.

Принимая во внимание, как мало мы едим мяса, а также бордель, устраиваемый чуть ли не ежечасно, у меня большая охота слопать обоих, но они святы. С Артуро битьем ничего не добьешься; как только его ударишь или привяжешь, тут же раздается ужасающий визг. Иногда у меня даже появляется желание придушить его, но Диана тут же берет зверька под защиту, и Артуро после каждой своей выходки бежит прятаться у нее. Он прекрасно понимает, когда переходит границы дозволенного. Но мы его любим и вечерами иногда даем ему покурить травки, чтобы он повеселился вместе с нами. Мы дуем ему дымом в мордаху, потому что ему это ужасно нравится, а потом сходит с ума еще сильнее. Самое замечательное, что после этого он засыпает.

Ко мне частенько приходит один старичок. Зовут его Тонио, и он давно уже живет на границе с парком. Правительство желает его отселить, выплатив при этом компенсацию. В связи с этим старик должен поехать в Сан Хозе. Но, сколько помнит себя, он всегда был золотоискателем, за пятьдесят шесть лет всего лишь дважды уезжал с полуострова, поэтому хочет, чтобы я поехал с ним — уж очень он боится города. Именно он и помогает мне узнать содержание золота в земле.

За четыре дня интенсивной пахоты мы вчетвером выкапываем ров по всей длине участка. Золото находим повсюду, на метровой глубине. Результат превосходный, но вручную добывать нельзя. Нужны машины, а у меня нет ни копейки, чтобы нанять их. Нужно быстренько подзаработать пару тысяч долларов, чтобы начать добычу.

Тонио рассказывает мне о высохшем русле, откуда он сам выкапывает золотоносную породу; затем он грузит его в мешок, перетаскивает к речке, что протекает в пятидесяти метрах далее, а там уже промывает, получая грамм пять чистого золота в день. Именно что-то такое мне и нужно, потому что, имея машину, я могу подвести воду и увеличить производительность. Проблемой является то, что место это находится в глубине парка, часах в полутора дороги отсюда. Даже подниматься туда запрещено, не говоря уже про работу с бомбой. Я выхожу с Тонио на разведку и проверяю, не наврал ли он. Место богатое, но вот добраться туда ужасно трудно. Дорога слишком крутая для лошадей, и, похоже, будет чертовски весело затаскивать туда оборудование.

Возвращаемся. Перспектива работы меня возбуждает.

— Дэйв, возьмешь лошадей и отправишься в Лас Пальмас купить две двадцатилитровые канистры бензина.

— Но… неужели ты собираешься затаскивать двигатель туда?

— Именно, как раз там я и собираюсь поработать.

— Но ты же видел тот склон, лошади никак не смогут пройти.

— А кто говорит о лошадях? Все затащим на себе. Тебя же не пугает это мизерное расстояние?

— Как раз пугает. Тут и так барахтаешься, даже без груза… Нет, это сумасшествие!

— Видишь как все прекрасно сложилось, ведь тут одни сумасшедшие. Ладно, поспеши, если хочешь вернуться до полуночи. Всю открытую часть дороги нам надо пройти, когда ничего не видно, иначе кто-нибудь да донесет охранникам. Ну, пошел!

Выходим ночью, будто заговорщики; на одной лошади двигатель, на другой бензин. Животные устали после дороги в Лас Пальмас и с трудом добираются до склона. Вот тут начинается самое веселье! Склон намного хуже, чем я себе представлял. Он просто ужасный. Мы скользим, даже когда руки не заняты. Чертов двигатель ужасно тяжелый, к тому же за него никак не ухватиться. Единственный выход — чтобы каждый по очереди тащил его на спине. Как ни подкладывай джутовый мешок, всегда в каком-нибудь месте в спину врезается металлический край. Худые будто щепки Дэйв и Тонио навряд ли потащат железяку. Поэтому каждому из них даем по канистре с бензином, к тому же к поясу добавочно привязано по паре десятков метров труб, потому что одна рука обязательно должна быть свободна, чтобы имелась возможность цепляться за деревья. Мы с Клодом попеременно тащим двигатель. Из-за дизентерии, недостатка сна и пищи я ужасно ослабел и едва-едва карабкаюсь на гору. Каждый десяток метров передаю груз Клоду. К счастью, он привык г горам и творит чудеса. Он передвигается на целых тридцать метров, медленно, но уверенно: о том, чтобы упасть нет и речи, железяка просто раздавит его или, что будет еще хуже, двигатель упадет и покатится вниз.

Пока один из нас тащит двигатель, второй, из-за множества змей, расчищает ему путь. Когда тащишься в полусогнутом из-за тяжести состоянии, цепляясь одной рукой за корни и ветки, нет никакой возможности отразить неожиданную атаку.

Подъем забирает у нас целый день. Когда мы добираемся до реки, у меня перед глазами вертятся багровые круги, голова кружится и приходится прилечь. У меня желание проваляться так всю ночь, но это невозможно, поэтому я вновь отправляюсь в путь на ватных ногах.

Назавтра, рано утром, мы уже на месте. Пока я подготавливаю каноа, Клод с Дэйвом запускают двигатель. Тот заводится на самых высоких оборотах, и Дэйв, перепуганный шумом, который раздается в лесной тишине, выключает его. А после этого его уже не удается запустить никакими усилиями. Мы пробуем все на свете, как сумасшедшие дергаем этот чертов шнурок, скаля зубы от ненависти. У меня желание разбить его на кусочки и раскидать во все стороны; мы ругаемся и богохульствуем, проклинаем все на свете, только это никак не помогает. Молчащая и недвижная куча железа издевается над нами. Никто из нас не понимает в механике ни на грош, впрочем, у нас нет даже отвертки! Все бесятся от злости, а я чувствую их беспокойство перед тем, что их ждет.

Помолчав, я изрекаю:

— Хрен с ним, забираем его.

Это может показаться безумием, но я упрям и привык доводить до конца то, что начал. Мы сделаем это, даже если придется сдохнуть. Это единственный выход, и сраный двигатель не будет нам указывать: здесь приказываю я.

Спускаем двигатель вниз, то подталкивая, то неся на спине, и каждый испытывает желание легонько толкнуть его так, чтобы чертова машина скатилась на самый низ и там разбилась о камни.

Когда мы добираемся до дома, еще не темно. Все разбиты, но я не могу позволить, чтобы пала мораль. После единственного поражения нельзя опускать руки!

— Дэйв и Клод, грузите лошадей, вы еще успеете на лодку Чино, которая отплывает в Гольфито из Плайя Бланка в четыре утра. Поищете там механика, пусть он исправит это, и возвращайтесь.

— Но мы же никакие. До Лас Пальмас ужасная дорога, усраться же можно.

— Мы все тут усыраемся от усталости, и так будет еще долго. Ты же видишь, в каком я состоянии. Это тебе не лагерь отдыха; раз хочешь испытать приключение, его еще нужно заслужить. Ну ладно, валяйте, чтобы завтра вечером вернулись. При случае купите немножко травки, наша почти закончилась.

То, что нечего есть, еще пройдет как-то, но вот когда нечего курить, это уже слишком.

На следующий день, после ночи малярийных конвульсий, когда я, вытянувшись в постели закуриваю первую утреннюю самокрутку, дом внезапно заполняется людьми в мундирах. Они появляются со всех сторон. Из окон, из дверей — отовсюду в тебя нацелены ружья.

— Не двигаться! Руки вверх!

Да что же это такое? Откуда они тут взялись? Неужели собираются начать все сначала? Это уже становится традицией!

Инстинктивно проглатываю самокрутку, остальная травка лежит в безопасности рядом с моими яйцами — как всегда, даже здесь. Напряжение висит в воздухе, мусора нервничают. Я едва успел пошевелить рукой, а они уже кричат, чтобы я не двигался. Это вновь копы из «Коммандо Сур» Управления по Наркотикам, только на этот раз из Хименес. Они быстро обыскивают меня, а потом начинают обыск во всем доме. Нам приказывают выйти из спальни. Обыскивают абсолютно все, опорожняют мешки; один влазит на табурет и старательно заглядывает под каждую доску, шарит среди листьев на крыше; потом они еще будут переворачивать камни и стволы деревьев возле дома, обыскивают всю ближайшую округу в джунглях. Я понятия не имею, кто их наслал сюда, чего ищут, но хочу узнать. Диана не поддается панике и следит, что бы у нас ничего не свистнули.

Спрашиваю, чего они хотят.

— Заткнись и сиди спокойно, — отвечает какой-то офицер, целясь в меня из пистолета, потому что я сделал шаг вперед.

— Но погодите, могу же я знать, в чем меня обвиняют?

— Где оружие? Где травка?

— Пушку я потерял, когда переправлялся через реку, а травки тут и нет.

Мужик хохочет.

— Ша, Француз, мы отлично знаем, какой ты шустрый. Мы прекрасно знаем про Гольфито, так что не надо нам впаривать, какой ты святой! Где револьвер?

— Да честное слово, я его потерял. Можете все обыскать, сами увидите.

— Именно это мы и собираемся сделать. Но если найдем, тебе будет плохо.

Я прекрасно знаю, где моя пушка. Сантиметрах в двадцати от его ног, в моем сапоге. Им не пришло в голову поискать там; но если так сделают, тогда не знаю, что им сказать. То же самое, если кому-то придет в голову пошарить у меня в плавках. Я сижу в шортах, а травка выпячивается как не знаю что.

— А деньги где ты спрятал?

Это уже что-то новенькое. Не понимаю, не думаю, что им нужны мои пара тысяч колонов. А если они и принимают меня за богача, так это не запрещено.

Когда меня уже допросили и обыскали все вокруг, мусора немножко расслабляются. Я предлагаю им кофе, и мне даже разрешают его приготовить. Пользуясь моментом, бросаю пакетик с марихуаной в огонь. Времени у меня хватает лишь на то, чтобы вдохнуть первый дым. Вонь горящей пластмассы забивает запах травки, а в доме столько сквозняков, что на него даже не обратили внимания. Возвращаясь с кофе, замечаю во дворе Санчо с мусорами. Выглядит он перепуганным и сбитым с толку.

— Мне очень жаль, Хуан Карлос, но меня тоже хапнули. Мне пришлось рассказать о наших делах в Панаме.

Выглядит Санчо несчастненько — то ли это страх оттого, что он выдал меня, то ли боится ареста? Тут Диана обращает мое внимание, что у него из под рубашки торчит рукоять пистолета. Я показываю на оружие пальцем:

— Хочешь, чтобы я поверил, будто тебе после ареста оставили оружие? Ах ты стерва!

Уже сам факт, что я вытягиваю палец в его направлении, заставляет трястись его от ужаса. До меня все доходит. Все ясно: и жесткое отношение полицейских, и все их допросы. Санчо сообщил им, будто я крайне опасный тип, так что лучше будет стрелять без предупреждения. Как-то Дэйв захотел его напугать и наплел, будто я бывший наемник, что самое большое удовольствие для меня, это резать головы… До меня доходит и то, что он никогда не поверил в величину суммы, выплаченной мной адвокату. Скорее всего, он договорился с мусорами, что поделятся тем, что у меня найдут, и наверняка обещал, что те смогут конфисковать у меня оружие: их зарплаты наверняка не хватает, чтобы купить себе хромированный Магнум 357.

Потом я замечаю одноглазого, который продал мне землю, и Карлито, сына Альфредо, что привел их сюда, потому что Санчо не мог знать, где я нахожусь. Все трое обвиняют меня в самых ужасных преступлениях. Все ясно, корабль тонет, крысы бегут… У них давно уже нет денег, так почему бы теперь не применить самые подлые штучки. Полицейские забирают у меня паспорта. Их начальник говорит мне:

— Паспорта я задерживаю. Приказываю вам убраться с полуострова. Собирайтесь, мы вас проводим. Мы не хотим вас здесь больше видеть. Слишком много вы здесь натворили. Вас обвиняют в угрозе смертью одному из работников, незаконном владении оружием, стрельбе по людям, приеме наркотиков, контрабанде золота и, наконец, постройке дома на территории заповедника! Поймите, в подобной ситуации вам можно только смываться, причем быстро.

Я чувствую себя совершенно убитым, мне даже приходится сесть.

— Не могу. Я слишком болен, чтобы выезжать сегодня.

— И что с тобой?

— Понос, малярия. Я едва держусь на ногах.

— Это правда, выглядишь ты неважно.

И тут случается то, что происходило в моей жизни всегда, когда меня арестовывали. После первых сложных минут они уже за меня, поскольку я вызываю в них симпатию и уважение. Образуется некая связь, возможная только между настоящими мужчинами.

Лейтенант Ногалис не исключение. Парень жесткий, но способен узнать собственное «альтер эго». Мы спорим целый час. Он совершенно нормальный мужик и намного умнее, чем середняк; догадываюсь, что униженность доносчиков вызывает в нем отвращение, и чувствую, что он готов мне помочь.

— Ладно, я дам вам несколько дней, чтобы ты мог прийти в себя. Но двигатель я должен забрать.

— Это почему? Он мой. Это собственность компании, которую мы организовали с Санчо.

— Нет, нет, — вмешивается тот, появляясь из-за спины. Он мой. Все документы на мое имя.

Сволочь малая, еще бумажками прикрывается! Как будет время, я еще займусь тобой без свидетелей. Пока же плюю ему прямо в рожу.

— Успокойся, — говорит Ногалес. — Я могу пойти тебе на руку, но не перегибай палку. Санчо прав.

— Ну ладно. Только я отослал двигатель в Гольфито на ремонт, можете там его и забрать.

— Туда мы и поедем. А ты, когда будешь чувствовать себя лучше, тоже заскакивай. Поболтаем.

Сюда они пришли довольно уставшие, потому что выбрали длинную дорогу. Из-за симпатии к Ногалесу показываю им, как можно срезать путь.

Через пару часов, когда мы с Дианой обсуждаем происшедшее, появляются Дэйв с Клодом.

У обоих странные мины, и я быстро узнаю, почему. Так случилось, что в джунглях они встретили полицейских. Ранее я говорил Клоду, чтобы он не терял времени, но не ожидал, что тот справится настолько быстро. Механик подвез их на своем грузовичке, чтобы не ждать лодки, так что во времени они выиграли прилично. К несчастью копы забрали у них двигатель и нашли травку в седельной сумке. Клод, не теряя головы, взял все на себя, потому что Дэйву как рецидивисту грозили бы серьезные неприятности. Ногалес не стал цепляться к парням, отобрал только паспорта. Н-да, в последнее время слишком много у нас контактов с полицией!

Я решаю устроить все как можно быстрее, и на следующий день отправляюсь с Дианой в Хименес.

Меня принимают довольно нормально. Увидав, как я паршиво выгляжу, Ногалес даже угощает меня обедом в собственном кабинете. Наши отношения наладились, он извиняется передо мной за вчерашнее.

— Понимаешь, на тебя тут так настроились и такие обвинения выдвинули, что мне нужно было подстраховаться. Теперь-то я могу сказать, что тебя ужасно боялись и даже были готовы к бою. А ты, что ты собираешься теперь делать? Наверху тебе оставаться нельзя, история наделала слишком много шума.

— Мне некуда идти. У меня нет ни копейки, нужно хоть немного заработать.

— Слушай, вот что я тебе предложу. На Рождество я еду в Сан Хозе. Возвращаюсь пятого января. Обещай мне к этому времени выехать. Сегодня только пятнадцатое, так что у тебя есть двадцать дней. Больше ничего я сделать не могу, а с начальством как-нибудь устрою. Но если по моему возвращению ты еще будешь тут, я тебя арестую… Если дашь мне слово, я отдам тебе паспорта.

— Конечно даю, о чем тут разговор.

Пользуемся пребыванием в Хименес, чтобы купить немного еды: рис и фасоль, на большее у нас нет денег. И еще пятьсот граммов травки. Будем надеяться, что у нас будет время ее выкурить. Помимо того я хочу заказать себе что-нибудь мясное. Когда я хорошенько поем, горячка спадает. В «Ранчо де Оро», куда мы направились пообедать, встречаю Ганса и его дружка Фолкнера, тоже немца, женившегося на девятнадцатилетней Тике. На полуострове он недавно, так что выглядит пока что порядочно. Блестящие высокие сапоги, шляпа стетсон, ухоженное лицо — он похож на ковбоя с рекламы сигарет.

Рассказываю им о себе. У них пробуждается интерес, особенно у Фолкнера, который имеет свою бомбу, установленную на реке Тигре.

— Все должно было пройти как по маслу, местечко изумительное, только вот мотора у меня уже нет.

— Моя бомба добывает всего лишь десять граммов в день. А там, наверху, сколько у тебя было?

— Грамм двести в день, это если без проблем.

Конечно, это дикое вранье, но мне ведь нужно что-нибудь придумать. Этот тип выглядит миленько со свой рожей салонного авантюриста, но вот его двигатель может мне пригодиться.

— Мы могли бы с тобой устроить компанию и перевезти бомбу наверх. Когда мы можем к тебе приехать?

— Когда захотите, хоть и сейчас.

Меня отвозят на машине в Лас Пальмас. Во время пути я уговариваю их окончательно. Мне нужен этот двигатель. В конце концов, они соглашаются перебросить его назавтра в Лас Пальмас, а там уже нанять проводника, чтобы тот переправил их ко мне.

Очень скоро появляются Фолкнер, его жена и наемный рабочий, тико. Фолкнер продинамил Ганса, он нюхом почувствовал большую добычу и теперь не желает ни с кем делиться. Похоже, что под внешностью опереточного ковбоя скрывается пират, причем, самого гадкого пошиба, из тех, кто могут бортануть друзей. Даже таких, кто оказал им услугу — как в данном случае. Ведь это Ганс рассказал ему все про полуостров. Так что у меня уже нет желания играться с Фолкнером в пасочки.

Когда они прибывают, грязные и пропотевшие, им кажется, будто совершили какой-то подвиг. Лошадь я не разгружаю, поскольку хочу добраться сегодня же до склона, так что никакого отдыха. Фолкнер панически боится змей, он обалдел, увидав, как мы их убиваем. Тут мы начинаем выдумывать различные истории; каждый рассказывает, что только что-видел крупного гада неподалеку. Но вот Дэйва пришлось перебить — он уже перегибает палку, желая описать змею десятиметровой длины.

Мотор Фолкнера даже тяжелее нашего, но вчетвером нам удалось затащить его наверх до темноты. Надрыв, грязь и змеи совершенно деморализуют Филе Шланге (Много Змей), как мы его прозывали. С самого начала он всем показался неприятным. Он терпеть не может животных и не хочет понять, что здесь делают курица и обезьяна, которая таскает его за волосы. Я сам пытаюсь успокоить Артуро, который укусил немца до крови. Диана замечает:

— Это нехороший человек, потому что Артуро его не любит.

Это последнее замечание совершенно уничтожает Фолкнера. Вечером он не в состоянии проглотить ужин, излишне острый: мы специально подсыпали перца чилли, что даже сами едим с трудом. Поэтому он вытаскивает из рюкзака целую кучу жратвы: консервы, молоко в порошке, бульонные кубики; его жена открывает банку, и они оба едят отдельно, ни с кем не поделившись. Ну нет, старик, вот это уже нехорошо!

Когда приходит время отправляться спать, Фолкнер чувствует себя совершенно неуютно. Мы наскоро приготовили для него супружеское ложе в самом центре общего зала. Дэйв, Клод и Тино развесили свои гамаки вокруг и поглядывают искоса на его женушку. Одетые в пижамы среди всех остальных они выглядят комично, ковбойский задор куда-то испарился. Чувствую, что мне хочется есть и бегу на кухню. Здесь, за столом заваленным его жратвой, уже сидят Дэйв, Клод и Артуро. Мы устраиваем не большую ночную оргию, пожирая ложками даже порошковое молоко. Артуро понял, в чем суть забавы, и молча обжирается всем, что попадет под лапу. Когда мы уходим с кухни, не остается даже половины его запасов.

За завтраком Фолкнер недоволен. Артуро, весь измазанный молоком, делается козлом отпущения.

— Ты зачем слопал все запасы Филе Шланге? — суровым тоном ругает его Диана. — Как тебе не стыдно.

Фолкнер понимает, что дело не в обезьяне, но не осмеливается что-либо вякнуть.

Идем на работу. Массу времени у нас забирает установка труб, так что, когда вечером возвращаемся, перед тем спрятав двигатель, у нас всего лишь восемь граммов золота. Филе Шланге кривится. Его работник, до которого уже дошло, что здесь готовится, убирается, как только мы добредаем до дома. Он предпочитает устроить себе ночной поход, чем оставаться на вторую ночь здесь. Фолкнер обнаруживает Артуро (который и вравду начал слишком себе позволять) в своей постели, закутавшегося в простыню. Под вопли Фолкнера обезьянка сбегает, оставляя на подушке, в качестве сувенира, великолепную какашку.

Как только наша сладкая парочка ложится спать, в кухне начинается новая оргия. На сей раз мы отдаем Артуро бульонные кубики, чтобы он оставил нас в покое. Но отдыхать мы можем лишь до мгновения, когда ему удается снять упаковку. Мы ухахатываемся и одновременно объедаемся. Остается всего один бульонный кубик. Даже Артуро настолько сыт, что не хочет его есть.

Утром, как будто специально, Дэйв убивает в кухне двух змей. У Филе Шланге кривится физиономия, и на работу он отправляется с пустым желудком: один бульонный кубик на завтрак это совсем мало.

Фолкнер начинает всех нас доставать: вечно ему что-то не так, все время он вмешивается и дает советы. Ну конечно, он же ожидал двести граммов в день и теперь ужасно разочарован. Само место неплохое, только никому уже не хочется работать, а кроме того, всем ужасно осточертел этот придурок. Я неожиданно даю Клоду и Дэйву знак уходить, мы собираем свои манатки и, не говоря ни слова, даже не выключая двигателя, уходим.

Фолкнер ошарашен и что-то визжит по-немецки. Перепуганный, он бежит за нами, потом возвращается и пытается замаскировать свой двигатель. В конце концов, боясь остаться один наверху, он спускается с нами, оря при этом во все горло. Мы его не слушаем, только весело смеемся. Чтобы он утих, я даже угрожаю ему ломиком. После этого он успокаивается.

Когда мы добираемся до дома, начинается последнее действие. Все откровенно издеваются над немцем, и чем грубее шуточка, тем нам смешнее. Клод распевает немецкие песенки, корча при этом непристойные рожи…

Конечно, можно было бы поработать с ним и серьезно, только уж слишком по-хамски поступил он с Гансом, чтобы наши отношения складывались нормально. Он полностью утратил свой бравый вид, его жена ненавидит нас за то, что мы насмехаемся над ее мужем. Фолкнер просит, помочь ему спустить двигатель, на что я посылаю его к чертовой матери. Он пытается договориться с другими, но в ответ видит лишь непристойные жесты. Лошадей для этого дела я использовать запрещаю, считая, что они плохо выглядят…

Он уже совсем теряет голову и начинает орать. Поначалу это даже забавно, но через какое-то время всем надоедает. Я чувствую себя несколько ослабленным, поэтому говорю Клоду:

— Будь добр, дай этому типу в морду.

Тот поднимается, и Фолкнер, который по-французски не понимает, думает, что я попросил Клода ему помочь. Каково же его изумление, когда получает по роже. В Клоде метр девяносто пять роста, а в немце всего метр семьдесят, поэтому дать сдачи он не осмеливается. Но чувствуется, что удовольствия это ему не доставляет.

Мне кажется, что если он оставит свой двигатель наверху, мне никто не помешает пользоваться им и дальше. Можно было бы и вообще конфисковать его, только в последнее время слишком часто мы имеем дело с мусорами.

Фолкнер бегает как ошпаренный и в конце концов находит трех Тикос, которые соглашаются спустить вниз двигатель и каноа. Наверх они поднимаются с нанятой лошадью, но спускаются только с двигателем.

Приключение заканчивается, близится срок. Я отправляюсь в Гольфито, чтобы продать добытое в последние дни золото и купить что-нибудь к Рождеству. Уэйн дает мне немного кокаина. Мы проводим приятный праздник при свечах, нанюхавшись до поросячьего визга. Очень весело, нас окружает атмосфера завершения приятных дней, но мы знаем, что вскоре все расстанемся.

Перед отъездом мы собираем крестьян и продаем абсолютно все: лошадей, горшки, лопаты и даже каноа Фолкнера; за все получаем пару тысяч колонов, как раз столько, чтобы возвратиться к цивилизации. А потом Дэйв уже не может удержаться от искушения спалить все оставшееся. Сидя на поваленном стволе и пошмаливая толстенные самокрутки, мы глядим, как уходит с дымом наш бывший дом. Курицу мы выпускаем в лес, никто не хочет забирать ее с собой.

Мы пешком спускаемся в Лас Пальмас, Артуро я несу на плече. Сегодня 3 января 1982 года. Мне не повезло с полуостровом: первый раз я покинул его тяжело больным, а во второй раз меня просто вышибли.