Золото Бешеного

«Гибель» Савелия

Небольшое старинное здание довольно странно смотрелось между современными высотками, однако человек, впервые оказавшийся здесь, ни за что не прошел бы мимо: он обязательно остановился бы и долго рассматривал старинную лепнину, созданную рукой мастера.

Заинтересовался бы прохожий и редкими посетителями, что, взойдя на мраморное крыльцо с огромными дубовыми дверями, не дергают за ручку, а нажимают кнопку звонка и терпеливо ждут, когда им откроют. Как правило, ждать приходится недолго: дверь мягко открывается и на пороге вырастает внушительная фигура дежурного. Он быстро, но внимательно рассматривает протянутое ему удостоверение, после чего делает шаг в сторону и пропускает визитера.

Естественно возникает вопрос: отчего это странное строение столь тщательно охраняется? Может, это государственное режимное предприятие или какая-то коммерческая структура, ревностно оберегающая свой покой от нежелательной публики? На самом деле это просто медицинское учреждение, хотя и не совсем обычное, потому как со дня своего основания находится под надзором Органов. Здесь меняют внешность человека, проще говоря, делают пластические операции.

Первое, что бросается в глаза внутри этой странной больницы — идеальная чистота широких коридоров, ковровые дорожки на полу, огромные фикусы и мертвая тишина. Но вот в конце коридора появилась стройная миловидная медсестра лет двадцати пяти, толкая перед собой небольшой столик на колесиках с лекарствами.

— Неужели уже прошло три часа, Лидочка? — раздался низкий мужской голос, как только медсестра отворила дверь первой палаты. Лицо пациента было полностью забинтовано.

— И как вам удается так точно определять время? — с улыбкой произнесла девушка. — Для меня оно тянется, как свежая резина.

— Почему свежая? — не понял пациент.

— А старая может лопнуть в любой момент! — Она заразительно рассмеялась. — Вот, примите вашу микстурку, Иванов.

— Слушаюсь, товарищ командир! — Не вставая с кровати, он откозырял, затем взял протянутое лекарство, чуть сдвинул бинт, открывая рот, опрокинул стаканчик и крякнул: — И когда только все это кончится?

— Доктор сказал, что вам уже совсем скоро снимут бинты, а после этого день-два и домой.

— Дай Бог! — Он тяжело вздохнул.

— Ладно, пойду дальше. Хорошего вам настроения!

— Спасибо! А вам меньше забот… Улыбнувшись на прощание, девушка весьма грациозно выкатила из палаты столик, прикрыла за собой дверь и подошла к следующей палате. Там лежало двое. Один с синюшным лицом — видимо, только что прооперирован. Лицо другого, изрезанное многочисленными шрамами, придавало ему свирепый вид. Похоже, ему не больше двадцати. При взгляде на него сердце прямо-таки кровью обливалось.

— Как самочувствие, товарищ Конюхов? — участливо спросила девушка, склоняясь над больным с синюшным лицом.

— Спасибо, фигово! — привычно ответил тот и чуть слышно простонал.

— Все еще побаливает?

— Тянет, мочи нет!

— Ничего, сейчас я дам микстурку — сразу полегчает.

— Ненадолго, — обречено заметил Конюхов.

— А потом еще…

— Вашей микстурки хватает на час, не больше, а следующую получаешь только через три часа, — обиженно прогундосил пациент.

— Надеюсь, вы не хотите осложнений? — вздохнула медсестра.

— Ни боже мой! Мне еще и сорока-то нет, да и не женат опять же: хочется приличную женщину найти.

— Тогда терпите.

— Терплю! — кивнул Конюхов и приоткрыл рот, словно птенец в ожидании корма.

Девушка ловко влила ему обезболивающее и сострадательно добавила:

— Постарайтесь заснуть…

— Спасибо, милая!

— А как со мной, сестричка, не решили еще? — спросил парень со шрамами.

— Больно шустрый вы, Петров: только вчера поступили и уже торопитесь! Дня три-четыре уйдут на анализы, потом день-другой на подготовку… — Девушка развела руками. — Так что наберитесь терпения. Где ваша баночка?

— Так ее утром нянечка забрала.

— Вот как? Странно, а в журнале не отметила… — Она пожала плечами. — Хорошо, разберемся! Успокоительного дать?

— Нет, спасибо, я совсем не нервничаю.

— Тогда всего доброго! — Девушка покинула палату, на пороге едва не столкнувшись с очередным пациентом с перебинтованным лицом. — Сидоров, вы что, забыли? Сейчас идет раздача лекарств.

— Извини, сестричка, засиделся совсем: размяться захотелось! — несколько сконфуженно прозвучал из-под бинтов голос Савелия Говоркова.

— Может, здесь отоваришь?

— Ладно уж, в порядке исключения… — Девушка кокетливо улыбнулась и протянула ему пакетик с таблетками и мензурку с водой. — Как самочувствие-то? Кстати, все хотела спросить, у вас что, осложнение произошло?

— Осложнение? — удивленно переспросил Савелий. — С чего ты взяла?

— Да так, брякнул кто-то… — Она пожала плечами. — К нам частенько привозят с осложнениями: кто-то напортачит, а мы отдувайся!

— Нет, со мной все гораздо проще: в вашей клинике моя родственница работает.

— Старшая сестра, что ли?

— А ты глазастая! — усмехнулся Савелий.

— Будешь тут глазастой: только вы поступили — моя смена тогда была, — вызывает меня Марина Михайловна и говорит: «Головой за него отвечаешь!» Ну, думаю, какая-то шишка на ровном месте…

— А ты меньше думай, и все будет в порядке. Так что… — Он сглотнул горькие таблетки и, глубоко вздохнув, продолжил: — … физически самочувствие более чем, а вот морально… Хоть бы зашла поболтать, а то со скуки сдохнуть можно!

— Извините, Сидоров, но это категорически запрещено! — Она как бы извинялась, давая понять, что ей и самой не нравится это глупое правило. — А если вам уж так поболтать захотелось, зайдите в первую палату: там старичок лежит, тоже совсем один, глядишь, и поддержите друг друга! — Она подмигнула и заторопилась по коридору, виляя пышными бедрами, потом как бы случайно остановилась за колонной и осторожно подала ему знак. Савелий мгновенно сообразил: это из-за телекамер, натыканных в этой больнице повсюду. Подыгрывая девушке, он с беззаботным видом, словно прогуливаясь, подошел к ней, и сестра быстро сунула ему записку. Савелий тут же направился в сторону первой палаты.

Собственно говоря, он и сам толком не знал, зачем ему идти к этому «одинокому старику», хотя ему было интересно, с какой стати старик решился на пластическую операцию.

Подлечившись после ранения, полученного в зоне под названием «Райский уголок», он вновь вернулся к давно задуманному плану — инсценировать свою гибель, чтобы сбить со следа врагов, и начать бороться с ними уже с новым лицом. Подходящий случай не представлялся долго. Аварии и катастрофы в Москве происходили ежедневно, но были невелики, и незаметно «внедриться» в них было невозможно.

Лишь через двенадцать дней после ухода Савелия в «подполье» человек генерала Богомолова сообщил о трагедии под Москвой в районе Домодедово: с моста, под которым проходила железная дорога, прямо на пассажирский вагон свалился панелевоз с грузом. Судя по всему, водитель не справился с управлением.

По распоряжению Богомолова место трагедии было мгновенно оцеплено спецподразделением, допускались только врачи. Особого удивления это ни у кого не вызвало в связи с многочисленными предостережениями в прессе о возможных провокациях со стороны чеченских боевиков.

Нельзя было терять ни секунды, и Савелий вместе с талантливым гримером из спецотдела Богомолова принялся за работу. Через пятнадцать минут Савелия можно было отправлять на место происшествия. Мастер-гример потрудился на славу. Даже при ближайшем рассмотрении «ранения» Савелия выглядели смертельными: огромная рваная рана на голове, рука с обрывками мышц и жил… специальное устройство, приводимое в действие самим Савелием, выдавало такое «кровотечение», что вздрагивали даже посвященные. Богомолов в изумлении покачал головой и, глубоко вздохнув, сказал:

— Отличная работа, даже смотреть страшно! Ладно, давай прощаться, Савелий Говорков, думаю, что никто и никогда тебя уже не увидит… — Он перехватил недоуменный взгляд Воронова и улыбнулся: — Я имею в виду его внешность… — Генерал крепко обнял Савелия и отечески похлопал по спине: — Удачи тебе, капитан!

— Спасибо, Константин Иванович! — Савелий вздохнул и повернулся к Воронову: — Что-то грустно, братишка…

— И неудивительно! — Воронов подмигнул, повернулся к Богомолову: — Он же, Константин Иванович, свое тридцатилетие не успел отметить: четырех дней не дотянул! — Он тоже обнял Савелия. — Заранее не поздравляют, поэтому могу только пожелать всего самого доброго и заверить, что все будет хорошо. Понял? — спросил он шепотом.

— Конечно, Андрюша. Спасибо, братишка!

— Ладно, мужики, хватит нюни разводить, — вмешался генерал. — В машину, и действовать точно по плану! В клинике никто ничего не знает, в случае крайней необходимости обращайся к старшей сестре Марине Михайловне Садовниковой: это наш человек! Кстати, называй ее своей дальней родственницей.

— Постараюсь не обращаться, — тут же заметил Савелий.

— Я же сказал: в самом крайнем случае…

— Таких случаев не будет! — твердо произнес Савелий, и генерал молча кивнул. — Сколько мне придется лежать у вашего приятеля?

— Минимум пару-тройку дней. Кстати, так уж совпало, но и во второй клинике старшая сестра — наш человек, зовут ее Машей.

— Надо же, почти одинаковые имена: Маша, Марина… — Савелий поморщился. — Не много ли посторонних?

— Без этого не обойтись. — Богомолов пожал плечами.

— К сожалению! Во всяком случае, постараюсь общаться с ними как можно реже, а вот если Андрюша как-нибудь случайно заглянет ко мне через пару недель, то я не обижусь.

— Что-нибудь придумаем! — пообещал Богомолов.

Самым трудным оказалось «подкинуть» Савелия на место происшествия, но и с этим справились, «случайно» выключив на минутку прожектора. Никто ничего не заподозрил, и только какой-то врач, внимательно вглядевшись в лежащего на земле Савелия, недоуменно покачал головой: надо же, не заметил человека с такими ужасными ранами! Однако он списал свою рассеянность на усталость и суету. Склонившись, он уже хотел было пощупать пульс «жертвы», но его опередил гример, изображавший врача «скорой помощи»:

— С ним все ясно, коллега, я его уже осмотрел: отправляем прямо в морг…

— В морг? А опознание? — нахмурился доктор.

— Обижаете, коллега, с подобным я сталкиваюсь по три раза в неделю… Вот, пожалуйста! — Гример открыл окровавленный паспорт. — Говорков Савелий Кузьмич, одна тысяча девятьсот шестьдесят пятого года, четвертого ноября! Бедняга, всего четырех дней не дожил до своего тридцатилетия!

— Как? Не дожил до своего тридцатилетия? — воскликнул молодой парень с фотокамерой в руках. — Так я и назову свой репортаж! — Он пару раз сверкнул вспышкой, потом повернулся к гримеру: — Вы не передадите на секунду паспорт своему коллеге: у него внешность пофотогеничнее. Только не обижайтесь, пожалуйста!

— Что вы, какая может быть обида! — искренне воскликнул тот, радуясь, что не пришлось выкручиваться, чтобы не «засветиться» на фото.

— Вот так… Доктор, как вас зовут?

— Александр Семенович Иванов. Простая русская фамилия… — смущаясь, ответил доктор.

— Напрасно стесняетесь! — бодро сказал корреспондент. — На Ивановых вся Россия держится! Правда-правда, я читал где-то… — Он поправил на докторе шапку и сказал: — Александр Семенович, пожалуйста, подержите паспорт вертикально! Так, чтобы были видны фото и фамилия. Да, вот так, спасибо!

— А вы из какой газеты? — поинтересовался гример.

— Из самой популярной! Корреспондент «Московского комсомольца» Федор Красилин, — важно ответил он, потом спохватился и торопливо бросил: — Побегу, надо успеть тиснуть в рубрику «Срочно в номер!».

— Удачи тебе, Красилин, — в тон ему бросил гример и тут же деловито крикнул: — Ребята, тащите сюда носилки! Последнего заберем и в путь-дорогу, а то и к утру домой не попадем!

Люди Богомолова, подхватив Савелия, уложили его на носилки и втащили в машину. Внутри Савелий с облегчением сел, встряхнув затекшими мышцами, но отдохнуть ему не пришлось. Снаружи раздался голос врача: — Извините, коллега, не подбросите меня до ближайшего метро? А то пока вернется наша машина, я совсем закоченею!

— Что вам ответить… — растерялся гример. — Дело в том, что смена уже кончилась, а рабочий класс…

— Не беспокойтесь, коллега, рабочий класс я беру на себя! — хитро подмигнул врач и тут же подошел к водителю. — Послушай, приятель, ты не мог бы подбросить меня до метро? С вашим врачом я уже переговорил: говорит, мол, все зависит от тебя и твоего напарника!

— Даже и не знаю… — смущенно начал водитель: подобные случаи не обговаривались и было не ясно, как поступить. Явный отказ вызовет у врача нездоровое любопытство, а это уж совсем ни к чему.

Замешательство водителя врач расценил как намек и, достав портмоне, вынул оттуда две бумажки по десять тысяч:

— Это вам с напарником за хлопоты! — Он подмигнул. — Договорились?

— Миша, придется подвезти врача до метро! — громко сказал водитель, предупреждая «санитара» и Савелия о неожиданном сюрпризе. — Не волнуйся, всего минут десять лишних!

— Коллегам нужно помогать, — не слишком обрадовавшись, ответил «санитар».

— Ну и слава Богу! — облегченно вздохнул врач и направился к дверям.

— Нет-нет, — торопливо воскликнул гример, — посторонним не положено находиться в салоне рядом с трупом! — сказал он первое, что пришло на ум, надеясь, что объяснение не покажется врачу подозрительным. К счастью, врач так вымотался, что не стал вникать в мелочи, да к тому же и не стремился соседствовать с мертвецом.

— Без проблем! — весело воскликнул он и уселся в кабину рядом с водителем. Стеклянную перегородку между кабиной и салоном не успели прикрыть, и как только «врач»-гример занял свое место, доктор повернулся к нему и весело воскликнул: — А у нас с собой было! Опля! — Он выдернул из-за пазухи хромированную плоскую фляжку. И протянул гримеру: — Прошу! Коньячок-с!

— Вы знаете, я на работе… как-то… — Тот не знал, что и сказать.

— Да бросьте вы! В такой холод не устоял бы даже самый несгибаемый трезвенник. По глоточку!

— Ну ладно! — махнул рукой гример.

— Вот это по-нашему! — ухмыльнулся доктор и представился: — Александром меня кличут.

— Надо же, и меня! — воскликнул водитель.

— А меня Василием! — Гример отхлебнул и возвратил фляжку.

— Вот и познакомились! А ему… как тебя? — обратился врач к «санитару».

— Михаил! — «Санитар» вопросительно взглянул на гримера, и тот согласно кивнул.

— Будем! — «Санитар» сделал добрый глоток.

— Обязательно будем! — воскликнул врач, допил остатки коньяка, удовлетворенно крякнул и вдруг весело заметил: — Во, анекдот про вас вспомнил!

— Люблю анекдоты! — подхватил водитель. — Но что значит «про вас»?

— А вот слушайте! Везет санитар каталку с телом в морг, а труп неожиданно приподнимает голову и спрашивает: «Куда это вы меня везете?» «Как куда? — отвечает санитар. — В морг!» — «Так я живой!» — «Врач лучше знает: живой ты или мертвый!»

Последние слова заглушил взрыв хохота: водитель, давясь от смеха, приговаривал:

— В самую точку! «Врач лучше знает: живой ты или мертвый!»

Недоуменно пожав плечами при виде такой бурной реакции, доктор перевел взгляд на гримера, который неожиданно тоже рассмеялся.

— Не удивляйтесь, коллега, анекдотец и правда про нас: с месяц назад мы приехали по вызову забирать труп, а тот вдруг очнулся.

— Вот это да! Что, прямо в машине?

— Слава Богу, нет: в своей кровати.

— Представляю, если бы в машине! Сидите себе преспокойненько, о чем-то разговариваете, а мертвяк вдруг спрашивает задумчиво: «Куда мы едем?» Так и кондратий хватить может!

— Еще как! Но хватит о грустном. — Гример решил сменить скользкую тему. — Послушайте лучше анекдот: идут два лысых еврея…

— Уже смешно! — хохотнул водитель.

— Идут они, значит, и на одного вдруг какнула птичка, он провел рукой по лысине, потом понюхал и обращается к попутчику: «Мойша, у тебя газетки нет?» А тот пожимает плечами и удивленно спрашивает: «Зачем тебе: жопа-то улетела!»

Машина содрогнулась от хохота, вспугнув какую-то влюбленную парочку, одиноко бредущую по тротуару. Больше всех хохотал водитель: казалось, он вот-вот захлебнется от смеха.

— Эй, поаккуратнее, Саша, а то врежемся куда-нибудь! — с тревогой заметил «санитар».

В этот момент гример взглянул на Савелия и тут же повернулся к своему «коллеге», но тот все еще хихикал над анекдотом, не обращая внимания на «покойника», с трудом сдерживающегося, чтобы не рассмеяться.

К счастью, водитель наконец остановил машину:

— Приехали, метро!

— Спасибо, ребята, и за хорошую компанию и за дорогу: в жизни так не смеялся! Надо будет своим рассказать. Счастливо! — Он хлопнул дверцей. Машина тотчас сорвалась с места.

— Фу, слава Богу! — Савелий сел на носилках. — Думал, не выдержу и расхохочусь!

— Ладно, пора поторопиться: нас уже ждут в клинике.

Гример привел Савелия в порядок, затем аккуратно забинтовал лицо, оставив только глаза, и протянул спортивный костюм. Тот моментально переоделся. Пожалуй, в нем будет намного удобнее, чем в больничной пижаме. Лицо же скрыли под бинтами для того, чтобы кто-нибудь из обслуживающего персонала или пациентов клиники случайно не опознал его по снимку в газете.

Дежурный врач уже был в курсе. Без лишних слов он оформил Савелия под фамилией Сидорова, определил его в отдельную палату и сказал, что операция, по-видимому, состоится завтра.

Предварительно Савелий уже встречался с хирургом, приятелем Константина Ивановича, и сдал все необходимые анализы. Доктор долго и внимательно осматривал его лицо, недовольно морщился, качал головой, а в конце со вздохом заметил, как бы про себя:

— Да, над шрамом придется поработать: больно глубок. — Помолчав, он весело подмигнул Савелию. — Ничего, Бог даст, справимся! Как новенький будете, молодой человек!

— Именно этого я и хочу, Альберт Иванович, — серьезно заметил Савелий.

— Да, помню-помню, Костя говорил. Единственное, что меня волнует, так это полнейшая неопределенность: пока вас сюда не доставят, палату придется держать свободной черт знает сколько!

— Но… — начал Савелий, однако доктор тут же его прервал:

— Все в порядке. Надо так надо! Это я так, брюзжу по-стариковски. До встречи, молодой человек?

Стоило Савелию оказался в клинике, как все мгновенно завертелось: на следующий день Савелий уже лежал на операционном столе в присутствии старшей медсестры, которую вызвали специально по просьбе Савелия, хотя доктор и намекал, что оперирует только со своей сестрой.

Операция длилась часов шесть, не меньше, и, когда наконец закончилась, оба буквально с ног валились от усталости, но на лице хирурга сияла счастливая улыбка.

— Кажется, кое-что получилось? — кокетливо произнес он.

— Кое-что?! — воскликнула старшая сестра. — Да вы просто волшебник, Альберт Иванович!

— Скажешь тоже — волшебник! Просто неплохая работа. — Он вдруг засмущался и спросил: — Сами забинтуете или помощь нужна?

— Обижаете, Альберт Иванович, — оскорбленно произнесла девушка.

— Да шучу я, шучу, Машенька! Экие мы обидчивые! Ладно, закругляйся с ним и… сегодня ему можно только соки, а завтра посмотрим. Я к себе пойду, кое-какие документы подработать нужно. Сегодня кто дежурит? — неожиданно спросил он.

— Из врачей — Виталий Петрович, а из сестер — Наташа Колыванова.

— Как закончите с Сидоровым, передай, чтобы Наташа зашла ко мне.

— Если по поводу Сидорова, то будьте спокойны, Альберт Иванович, я всю ночь могу подежурить, — настойчиво проговорила Маша.

— Никаких «всю ночь»! — резко возразил доктор. — Шесть часов на ногах при такой операции — более чем достаточно! За него не волнуйтесь: от наркоза отойдет, потом спать будет — я укольчики пропишу, а утром уже можно не тревожиться, — с явным намеком сказал он. — Вы думаете, он в забытьи наговорит чтонибудь не то?

— Что вы, я совсем не это имела в виду! — с горячностью воскликнула девушка. — Просто помочь хотела…

— Ничего, Наташа весьма толковая и опытная сестра: справится. А вам — отдыхать! Понятно?

— Понятно, Альберт Иванович, — вздохнула девушка и принялась бинтовать Савелия.

Маша не напрасно беспокоилась. Доктор ошибся, предполагая, что сможет уколами усыпить Савелия. Как только действие наркоза прекратилось и Савелий пришел в себя, он никак не мог сообразить, что с ним и где находится. Лицо горело, словно языки пламени обжигали кожу. Что происходит? Почему голова забинтована? Сквозь узкие щелки бинтов он попытался осмотреться, но тут же провалился в темноту.

Вопреки приказу Альберта Ивановича Маша рисковать не пожелала и осталась у постели больного. Ее опасения подтвердились: Савелий выкрикивал имена, бормотал что-то про Афганистан, иногда переходил на английский. Боясь, что кто-нибудь услышит, девушка нежно поглаживала его по руке и промокала губы влажным тампоном. Парень затихал минут на тридцать, а потом все повторялось вновь. Лишь под самое утро он спокойно заснул. Сестра взглянула на часы: половина шестого, теперь можно и самой поспать, а в восемь ему придут делать уколы. Девушка устало прикрыла глаза и тут же отключилась.

Как всякая медсестра, она спала очень чутко и проснулась сразу же, как только раздались шаги у дверей палаты.

— Доброе утро, Марья Филипповна, — проворковала Наташа.

— Здравствуй, Наташа.

— Ну, как он: намучались, наверно? — участливо спросила она.

— Ничего подобного: спал как сурок! — бодрым голосом ответила Маша.

— А мне показалось, он кричал даже… — начала было Наташа, но старшая сестра тут же с усмешкой прервала ее:

— Вот именно, показалось! А может, приснилось…

— Ну зачем вы так, Марья Филипповна? Я никогда не сплю на дежурстве! У любого врача спросите. — Казалось, она вот-вот расплачется.

— Ты что, Наташа, шуток не понимаешь? — Маша улыбнулась и дружески потрепала девушку по плечу: — Не обижайся!

— Ладно! — Наташа наконец улыбнулась. — Вы сейчас домой? — Она засучивала Савелию рукав, чтобы ввести обезболивающее.

— Как бы не так! — вздохнула Маша. — В десять — «пятиминутка», в одиннадцать приедут из горздрава, то ли комиссия, то ли конкурсанты… Так что, дай Бог, хотя бы в четыре уйти!

— Мне казалось, старшая сестра дышит гораздо вольнее! — Наташа наморщила лоб. — Что ж, пойду «дырявить» дальше. Зовите, если что!

— Спасибо, — улыбнулась Маша, и девушка тут же удалилась.

— Значит, вас зовут Машей? — неожиданно спросил Савелий.

— Проснулись? — Она склонилась над ним.

— Я вас здорово ночью помучил?

— Не очень! — Она улыбнулась и участливо спросила: — Сильно болит?

— Не очень! — в тон ей ответил Савелий, и оба подумали, что обманывают друг друга. От этой мысли в их глазах одновременно мелькнули лукавые искорки. — Как прошла операция? — спросил Савелий, чтобы сменить тему разговора.

— Альберт Иванович просто волшебник, что называется от Бога! Боже, как у него работают пальцы! Сколько раз наблюдала за другими врачами, но Альберт Иванович непревзойденный мастер своего дела! — Девушка стала расхваливать доктора.

— Значит, стреляться не придется? — усмехнулся Савелий.

— Стреляться? Да вы теперь красивее, чем были! — От этого невольного признания она даже смутилась. — Может, вам соку налить?

— Отлично!

— Какого?

— На ваш вкус.

— Тогда апельсинового. — Наполнив стакан, она вставила туда изогнутую соломинку, и Савелий с наслаждением отхлебнул.

— Спасибо! Ой, сестричка градусник забыла!

— Ничего, я посмотрю! — Маша вытащила термометр. — Надо же! — удивленно воскликнула она. — Тридцать шесть и восемь! На моей памяти никогда такого не было. Если так и дальше пойдет, то уже завтра вы уйдете отсюда.

— Попробую уговорить Альберта Ивановича и испариться сегодня, — заявил Савелий.

— На вашем месте я бы не рисковала: сутки ничего не решают в вашей ситуации!

— Кто знает! — задумавшись, ответил Савелий.

Как ни странно, ему без труда удалось уговорить Альберта Ивановича, хотя сначала тот замахал руками и даже слушать ничего не хотел, но когда Савелий упомянул про нормальную температуру, а Марья Филипповна подтвердила, доктор после короткого раздумья согласно кивнул головой.

— Что поделаешь, если вы даже природу обманываете. Подумать только

— после такой операции и нет температуры! Знаете, сколько я над вами колдовал? Почти шесть часов!

— Шесть? — удивленно воскликнул Савелий и укоризненно посмотрел на старшую сестру, которая уверяла, что операция длилась немногим более часа. — Спасибо вам, доктор! — проникновенно поблагодарил Савелий.

— Да чего там! — Врач вдруг смутился. — Главное, чтобы на пользу! Удачи вам, молодой человек! Скажите тем, кто придет за вами, чтобы ко мне заглянули: я дам рекомендации по лечению.

— Еще раз спасибо, Альберт Иванович!

— Будь здоров!

Хирург вышел, а Савелий скосил глаза на Марью Филипповну: — Час с лишним, значит?

— Господи, какая разница: часом больше, часом меньше… — Она опустила глаза.

— Спасибо тебе, Машенька!

— Это моя работа…

— В таком случае, спасибо за твою работу! В этот же день Савелия перевезли в другую клинику.

Через пару дней он впервые взглянул на себя в зеркало. И отпрянул, ужаснувшись: на него смотрело какое-то незнакомое лицо совершенно синюшного цвета.

— Отличная работа! — восхищенно воскликнул главврач, а потом прибавил, заметив взгляд Савелия: — Если вас беспокоит цвет лица, то не волнуйтесь, молодой человек: неделька-другая — и все будет в полном порядке. Нет, но какая работа! Все-таки Альберт настоящий кудесник!

В палате Савелий стал успокаивать себя, но, вспоминая свое отражение, некоторое время еще брезгливо морщился. И только через четыре дня, когда кожа порозовела, он ожил и его настроение улучшилось.

Именно в тот день Лидочка и передала ему записку, в которой назначила ему встречу в процедурной. Она не случайно выбрала полночь: дежурный врач без пятнадцати двенадцать ложился спать и до семи часов не появлялся.

Дождавшись полуночи, Савелий подошел к двери, выключил свет в палате и осторожно выглянул: в коридоре было темно и тихо. На цыпочках Савелий в мгновение ока добрался до процедурной, решительно открыл дверь и проскользнул внутрь. В процедурной царил полумрак, и только на полу лежали отблески лунного света.

Лидочка в одной ночной сорочке сидела на кушетке и с вызовом смотрела на Савелия, которому неожиданно захотелось смотаться отсюда. Он вовсе не собирался заходить так далеко, рассчитывая на флирт, и не более того.

— Послушай, Лидочка, а если под этими бинтами скрывается урод? — не скрывая иронии, произнес Савелий.

— Вот и неправда! — не обращая внимания на его тон, улыбнулась девушка. — Я ж видела на первой перевязке, вы очень даже симпатичный,

— кокетливо сказала она и добавила: — Идите сюда, сядьте рядом!

Савелий не мог да и не хотел обижать девушку по неведомым ему самому причинам. Может, потому, что она всегда добрая, улыбается, голоса, никогда не повысит, найдет ласковые, успокаивающие слова. Он медленно приблизился и сел рядом. Девушка склонила голову ему на плечо.

— Не знаю, что со мной! — тихо прошептала она. — Не подумай, пожалуйста, что я хоть раз позволила себе такое на работе. Просто с тобой покойно и тепло. Даже обычная усталость и та прошла, словно ты излучаешь какую-то энергию!

Савелий молча обнял ее и чуть притянул к себе. Девушка радостно мурлыкнула и, забравшись ему под майку, стала поглаживать по груди.

— Какой же ты сильный! — шептала она и целовала ему шею, подбородок, щеки, пока не добралась наконец до губ.

Савелий, застигнутый врасплох, махнул на все рукой и поддался ее страсти. Словно ощутив перемену, Лидочка повалила его на спину и торопливо спустила с него спортивные брюки. Потом приподняла свою сорочку, устроилась сверху, приняла его в себя и порывисто сорвала сорочку, под которой оказалась красивая упругая грудь.

— А-а-а! — простонала Лидочка, ритмично задвигавшись, потом тихо, но страстно прошептала: — Не бойся, милый, кончай в меня!

— А если… — начал было Савелий, но Лидочка прижала его руку к своей груди:

— Понял?

— Нет! — недоуменно ответил Савелий.

— Я беременна, на четвертом месяце… а он меня бросил! — сообщила девушка. Тут Савелий разволновался не на шутку; обхватил руками бедра и стал помогать постанывающей от страсти сестричке. Стоило ему почувствовать, что девушка устала, он тотчас положил ее на спину. Они еще несколько раз меняли позы, обливаясь потом, а миг блаженства все не наступал.

Однако это нравилось обоим, хотелось продолжать, повторяя снова и снова. Скоро он извергнулся бурным потоком навстречу оргазму девушки…

Они несколько минут лежали молча, словно пытались осознать случившееся. Первым заговорил Савелий:

— Ты всегда так долго кончаешь?

В ответ она заливисто рассмеялась: — Господи, какой же ты глупый! Я раз пять успела кончить, неужели ты не почувствовал? Такого у меня никогда не было! С тобой так здорово! Ты просто чудо! Спасибо, милый!

Она нежно поцеловала его в губы, и он благодарно отозвался. Хорошо, что не пришлось ничего объяснять, мучиться, подыскивая подходящие слова. Ему сейчас было покойно и тепло…