Кларджес

1

К северу от Мерцанта широкие извилины реки огибали Семафорный холм и скрывались в долине Ангельского Логова, после чего, вынырнув из долины, миновали Вандунский хребет, высоты которого считались самым престижным районом Кларджеса. На северном склоне Вандунского хребта находился Баллиасс – там жилье все еще стоило довольно дорого, хотя Баллиасс уже не рассматривали как цитадель городской элиты. Там обосновались, главным образом, кандидаты и некоторые самые успешные аспиранты, а также богачи-гларки, возмещавшие отсутствие подъема экстравагантным образом жизни.

Паллиаторий находился в нижней части утеса, всего лишь метрах в трехстах над Прибрежной дорогой. Кудеяр вышел из подземки на станции «Баллиасс» и, поднявшись на поверхность, очутился на бетонной платформе под обширной крышей из зеленого и синего стекла. Стрелка с надписью «Баллиасский паллиаторий» указывала на движущийся тротуар. Кудеяр вступил на ползущую дорожку, и она стала поднимать его вверх по приятному для глаз наклонному парку, засаженному деревьями, цветущим кустарником и вьющимися растениями. Тротуар плавно нырнул в короткий туннель, затем снова поднялся и высадил его в вестибюле учреждения.

Кудеяр направился к стойке регистратуры и объяснил, что хотел бы видеть Базиля Тинкупа. Ему предложили подняться на третий этаж и зайти в кабинет №303. Поднявшись по эскалатору, Кудеяр с некоторым трудом нашел кабинет №303. На двери красовалась размашистая надпись, пульсирующая зеленой подсветкой:

Ниже, буквами поменьше, было написано:

Кудеяр отодвинул дверь и зашел внутрь.

За столом сидел человек, прилежно и сосредоточенно строивший кривые с помощью схемографа. Очевидно, это был Сет Каддиган. Высокий и жилистый, со скуластым лицом и редкими рыжими волосами, Каддиган отличался непропорционально коротким носом, в связи с чем кончик носа находился на необычном расстоянии от верхней губы. Психотерапевт нетерпеливо взглянул на Кудеяра.

«Я хотел бы видеть господина Базиля Тинкупа», – объяснил Кудеяр.

«Базиль проводит собеседование, – Каддиган вернулся к работе. – Присаживайтесь, он вернется через несколько минут».

Кудеяр, однако, подошел к стене, чтобы рассмотреть висевшие на ней фотографии – групповые снимки персонала лечебницы, по-видимому сделанные во время ежегодных загородных поездок. Каддиган, краем глаза наблюдавший за посетителем, внезапно спросил: «По какому вопросу вы решили обратиться к господину Тинкупу? Вероятно, я мог бы оказать вам содействие. Вы желаете, чтобы вас приняли в паллиаторий?»

Кудеяр рассмеялся: «Я выгляжу, как псих?»

Каддиган рассматривал его с профессиональным равнодушием: «Псих – термин, вызывающий ненаучные ассоциации. Как правило, мы его не применяем».

«Прошу прощения, – извинился Кудеяр. – Значит, вы – ученый?»

«По меньшей мере считаю себя таковым».

На столе психотерапевта лежал лист серого картона с каракулями, нанесенными красным карандашом. Кудеяр приподнял это произведение: «Кроме того, вы еще и художник?»

Каддиган взял рисунок, свысока взглянул на него и снова положил на стол. «Это изображение, – сдержанно произнес он, – нарисовал пациент. Оно используется в диагностических целях».

«Надо же! – отозвался Кудеяр. – А я было подумал, что это ваших рук дело».

«Почему вы так подумали?» – поинтересовался Каддиган.

«Как вам сказать… В этом рисунке есть что-то характерное для графиков, которыми иллюстрируют научные статьи…»

Каддиган наклонился к листу картона, чтобы внимательнее рассмотреть каракули, после чего взглянул на Кудеяра: «Вы действительно так считаете?»

«У меня возникло такое впечатление».

«Можно предположить, что вас посещают галлюцинации, сходные с видéниями несчастного безумца, водившего карандашом по этому картону».

Кудеяр снова рассмеялся: «Что он пытался изобразить?»

«Пациента попросили нарисовать свой мозг».

Кудеяр заинтересовался: «У вас есть еще такие рисунки?»

«Огромное множество».

«Надо полагать, вы их как-то классифицируете?»

Каддиган указал на схемограф: «В настоящее время я занимаюсь именно этим».

«И после того, как они будут классифицированы – что дальше?»

По-видимому, Каддиган не хотел отвечать на этот вопрос. В конце концов он сказал: «Скорее всего, вам известно – это известно большинству образованных людей – что психология отстает в развитии от многих других наук».

«Таким образом, можно допустить, – задумчиво заметил Кудеяр, – что первоклассные умы, как правило, предпочитают не заниматься психологией».

Каддиган бросил быстрый взгляд на дверь в боковой стене приемной: «Трудность заключается, прежде всего, в сложности структуры человеческой нервной системы, а также в недоступности живого мозга как объекта непосредственного изучения. В библиотеках и в базах данных хранится огромное количество опубликованных работ и результатов исследований – в том числе относящихся к диагностике, основанной на анализе рисунков». Каддиган повертел в руках лист картона: «Я занимался таким анализом несчетное количество раз. Тем не менее, я все еще убежден в том, что мой подход в какой-то степени оригинален и может оказаться полезным».

«Значит, в этом направлении наблюдается застой?»

«О нет, ничего подобного! Психологические исследования ведутся во всевозможных направлениях и с самых различных точек зрения. Но все они неизменно привязаны, как арканом, к одному и тому же исходному препятствию – структура и функции мозга слишком сложны, отсутствуют методы их точного определения. Конечно, и в этой области может наблюдаться стремительный подъем – некоторым удалось стать ныне живущими амарантами благодаря переформулировке выводов Арбуана, Сачевского, Коннелла и Меллардсона. Но все это подобно перетаскиванию опавших листьев граблями из одного угла двора в другой – сегодня паллиатории так же забиты пациентами, как раньше, и применяемые нами методы лечения мало чем отличаются от древнего шарлатанства Фрейда и Юнга. Все делается по эмпирическим правилам, которые любой прилежный студент помнит так же хорошо, как знаменитый дидактор». Психотерапевт устремил на Кудеяра пронзительный взор: «Вы хотите стать амарантом?»

«Несомненно!»

«Решите одну из двадцати основных проблем психологии. И ваш подъем уже никто не остановит». Каддиган нагнулся над каракулями, тем самым показывая, что разговор закончен. Кудеяр улыбнулся, пожал плечами и стал расхаживать по приемной.

Сквозь стены проник отголосок ужасного визгливого вопля. Кудеяр покосился на Каддигана. «Привычный и знакомый переход из кататонического в маниакальное состояние, – пояснил психотерапевт. – Нам платят за то, чтобы мы это терпели».

Дверь в боковой стене отодвинулась. На какое-то мгновение Кудеяр увидел внутреннее помещение, разделенное стеклянной перегородкой; за перегородкой находилась просторная камера. В дверном проеме стоял Базиль Тинкуп в строгой серой униформе.

2

Вечером Кудеяр покинул паллиаторий, нанял воздушное такси и полетел обратно над городом – солнце опускалось в оранжевую дымку за унылыми пустырями Разводья. Башни Мерцанта блеснули отражениями последних лучей заката, вспыхнув на несколько секунд пламенем печальным и торжественным, как погребальный костер – и потускнели. Начинали зажигаться городские огни; за рекой уже искрился всеми цветами радуги Карневал.

Кудеяр размышлял о новой карьере. Базиль был рад его видеть и заявил, что Кудеяр сделал самый мудрый выбор из всех возможных: «Ты представить себе не можешь, сколько у нас работы, Кудеяр! Горы работы! Так работай же – и продвигайся!»

Каддиган, между тем, покусывал нижнюю губу – видимо, представляя себе Кудеяра как очередного дилетанта, не способного предложить психопатологам ничего, кроме самоуверенного невежества.

«Было бы полезно, – думал Кудеяр, – хотя бы поверхностно познакомиться с профессиональным жаргоном». Но при этом нельзя было забывать о поставленной цели – во что бы то ни стало избегать путей, уже проложенных сотнями тысяч предшественников.

Следовало подойти к делу критически, не упуская из вида противоречия, отбрасывая слишком педантичные методы и слишком расплывчатые наблюдения.

Необходимо было изначально отказаться от почтения как к классическим, так и к современным авторитетам.

Он должен был научиться распознавать теории и методы, до сих пор не приносившие почти никакой пользы, и сторониться таких окаменелостей.

Но до тех пор, пока ему не представилась возможность продвижения – или до тех пор, пока он сам не создал такую возможность – он должен был выражаться на языке, способном заслужить одобрение вышестоящего персонала и Комиссии по медицинской этике. Подъем, подъем – несмотря ни на что! Пусть проигравший плачет!

Такси опустилось на платформу Флориандера, в самом центре Октагона. Отсюда, спустившись на лифте и проехав на ленте тротуара, до его квартиры можно было добраться за три минуты.

Кудеяр задержался у газетного киоска, где, помимо прочего, был установлен экран электронного каталога Центральной библиотеки, и просмотрел указатель. Он выбрал два трактата, посвященных общим вопросам психологии, и один справочник, содержавший подробное описание организационной структуры психиатрических учреждений и порядка управления ими. Набрав кодовые номера этих книг, он опустил флорин в прорезь автомата и уже через минуту получил три микрофильма в прозрачных пластиковых конвертах.

Продолжив спуск на лифте до уровня земли, Кудеяр вступил на движущийся тротуар Аллеманд-авеню и доехал до переулка Фариота.

Утреннее радостное возбуждение иссякло; Кудеяр устал и проголодался. Приготовив ужин, он поел, лег на кушетку и задремал на пару часов.

Когда он проснулся, квартира показалась ему безрадостной, тесной и неуютной. Взяв с собой микрофильмы и очки для их просмотра, он вышел под вечернее небо.

Прогулявшись по площади Эстергази, он повернул – просто по привычке – в направлении кафе «Далмация». Дворик перед Актуарием, темный и пустой в этот поздний час, казалось, полнился отраженными шорохами шагов дневных прохожих. Клеть Позора все еще висела над двориком, в ней все еще сидела сгорбленная старуха. Ее должны были освободить в полночь.

Кудеяр заказал чай с печеньем, приправленным горечавкой, и занялся изучением трактатов.

Через некоторое время он оторвался от чтения и с удивлением заметил, что кафе почти заполнилось. Было одиннадцать часов вечера. Кудеяр вернулся к просмотру текстов.

За пятнадцать минут до полуночи все столики были заняты мужчинами и женщинами, смотревшими куда угодно, но только не друг другу в лицо.

Кудеяр больше не мог игнорировать происходящее. Он вгляделся в тени на площади Эстергази. Там ничто не шелохнулось. Но все знали, что там прятались извращенцы.

Наступила полночь. Разговоры в кафе умолкли.

Клеть Позора покачнулась и опустилась. Стоявшая в ней старуха схватилась обеими руками за чугунные прутья, выглядывая наружу.

Клеть прикоснулась к мостовой, ее передний сегмент откинулся вверх – узницу освободили. Срок ее публичного наказания истек.

Все сидевшие в кафе чуть наклонились вперед и задержали дыхание.

Старуха вышла из клетки и стала осторожно пробираться вдоль фасада Актуария в направлении Бронзовой улицы.

Рядом с ней на мостовую упал камень, за ним – второй и третий. Четвертый попал старухе в бедро.

Несчастная побежала – из темноты на нее обрушился целый камнепад. Один из камней, величиной с кулак, ударил ее в затылок. Старуха споткнулась и упала.

Камнепад продолжался – она лежала и вздрагивала от каждого попадания.

Но вскоре она сумела подняться на ноги, нагнулась, закрывая голову руками, бросилась к Бронзовой улице и скрылась за углом.

«Ммф! – отреагировал свидетель расправы, сидевший за соседним столиком. – Так-таки сбежала».

Другой отозвался голосом, полным укоризны: «И ты об этом сожалеешь? Чем, после этого, ты лучше извращенца?»

«Сколько их там? Камни падали градом!»

«Извращенцев становится все больше».

«Извращенцы, авгуры, пифии, хрен с маком… Что с нами будет? Не знаю, не знаю…»