Золото Маккены

ЗОЛОТО КРИВОУХА

Остальное известно, — сказал Пелон, пожав плечами. На следующее утро Кривоух всех рано поднял, и старатели увидели, что ночевали возле руин древнего индейского поселения; мексиканец показал на остатки старой ирригационной системы асекуайас или арыков и заметил вскользь, что апачи называли это место Тыквенным Полем, указав, что несколько плетей все еще вьются по земле. Он повел отряд по узкому каньону, в некоторых местах которого всадники касались каменных стен, поднимая руки вверх.

После двух часов трудного пути они вышли на уступ, находящийся над широкой долиной, на которой черные глыбы вулканического камня перемежались с участками, покрытыми низкорослыми деревцами. В отряде все выругались в голос, потому что знали, что в местах, где лава выходит на поверхность, нет никакого золота. Через некоторое время проехали мимо пирамидального нагромождения камней, который Кривоух назвал «Апачским почтовым ящиком» и приказал накрепко запомнить его местоположение так же, как дорогу на форт и Тыквенное поле. Затем он упредил белых, сказав, что по расположению сигнальных палочек в «почтовом ящике» узнал о большом отряде апачей, побывавшем здесь три дня назад и о том, что индейцы еще вернутся. И тут же приказал посмотреть на север, — пораженные старатели увидели, что прямо на них смотрят дос-лос-пилончиллос — две «сахарные головы», которые мексиканец впервые показал им тринадцать, одиннадцать или непонятно сколько дней назад. Он объяснил, что вершины возвышаются над каньоном Дель Оро — каньоном с золотом и отмечают конец тропы; что теперь до золота всего несколько часов езды, до золота, которое буквально валяется на земле и которым за пол-утра мужчина сможет нагрузить вьючную лошадь!

И снова Пелон пожал могучими плечами, как бы давая Маккенне понять, что представляет, как дело пошло дальше, ибо хорошо знаком с апачскими уловками. Но старатель предпочел лишь кивнуть головой и промолчать, потому что слушал чужую историю и не хотел вмешиваться в ход повествования. Бандит понимающе тряхнул лысиной и продолжил.

— Разумеется, — сказал он, — апачи преследовали этих идиотов по всему пути. Они не нападали, потому что Нана снисходительно относился к белым и хотел убедиться, что они, действительно, как он узнал от пима, идут в Сно-та-эй, а не куда-нибудь еще. Нана помнил Кривоуха и хотел удостовериться, что мексиканский ублюдок собирается передать белым тайну, которую ему доверили воспитавшие его индейцы. Как видишь, Нана был крайне терпеливым апачи, и даже больше — великодушным и рассудительным, потому что прекрасно знал жадность и любовь белых к желтому металлу. Но я, кажется, забегаю вперед…

Пелон пожевал сигарету и понюхал дымок, струящийся от полуденного костерка.

— Похоже, что мясо готово, — сказал полукровка, — но кофейку, чтобы хорошенько закипеть, потребуется еще несколько минут. Мы как раз успеем разобраться с этим каньоном. Он сплюнул черную от табака слюну в ладонь, растер ее, вновь установил сигарету в провале выкуренных зубов и задумчиво продолжил:

— Нана следовал за белыми все утро, пока они примерно в час дня не дошли до высокой стены, в которой находился «пуэрто», то есть вход. «Запомните это место, — услышал индеец слова Кривоуха. — Апачи называют его “Потайной Дверью”». Нана слышал эти слова, потому что с несколькими воинами залег в скалах, находящихся над пуэрто. Таким образом они хотели окончательно убедиться, что белый отряд обнаружил вход в Сно-та-эй и прошел сквозь потайную дверь.

— Белые прошли, можешь не беспокоиться. И когда вышли на свет, увидели, что у их ног зияет невероятный обрыв огромного каньона. Тропа, ведущая вниз, напоминала огромное «зет», вспоровшее отвес головокружительной скалы от верха до заметных внизу зеленых деревьев. Кривоух повел отряд по этой опаснейшей и ненадежнейшей из всех троп, что могут привидеться лишь в страшном сне.

— Но все, как не странно, невредимыми добрались до самого низа, даже лошадей не покалечили и встали на землю, жадно впитывая последние отблески уходящего дня.

— Кривоух показал рукой, и белые увидели изумительной яркости зеленую лужайку, обрамленную соснами, дубами, тополями с очаровательным, делящим ее надвое прозрачным ручьем. А что было еще более невероятным, рядом с этой чистой прохладной водой люди обнаружили дрова для костра, бревна для хижин, шлюзовой лес и подпорки для прокладки штолен — в общем все, что необходимо для старательского ремесла.

Кривоух не обманул белых. Но и лесоматериалы были тотчас забыты, и все было забыто, как только…

— Мексиканец предложил старателям подойти к ручью и взглянуть на траву, растущую по берегам. Но сначала он обратил их внимание на крайне низкие пороги, по которым вода спускалась из каньона к лугу. «Никогда, слышите, никогда не заходите за пороги, — предупредил он их, — иначе единственной вашей добычей станет смерть». Но белые уже неслись к воде и, если кто-то и расслышал его предупреждение, то не обратил на него внимания.

— И, конечно, золото лежало, как говорится, на «корнях травы». Белые словно спятили. Говорят, что за час, который оставался до захода солнца и наступления в каньоне полной темноты, они подобрали — при этом носясь по лужку и плескаясь в ручейке, словно малые дети — на десять тысяч долларов одних самородков.

— После наступления ночи Кривоух потребовал, чтобы ему отдали двух лошадей, ружье и самородки. Получив обещанное, он взгромоздился на коня и стал карабкаться по Z-образной тропе вверх.

По сумасшествию, читавшемуся в глазах белых, и по их ненормальному поведению мексиканец понимал, что вскоре их лагерь станет лагерем смерти. Но не знал того, что смерть поджидает и его, И что она падет ему на голову раньше, чем придет к старателям. Прежде почему-то не упоминалось о том, что именно сталось с Кривоухом; белые говорят, что он до сих пор спокойненько живет где-то в Соноре. А дело в том, что Нана оставил перед Потайной Дверью засаду из шести воинов, и когда Кривоух, ни о чем не догадываясь, выехал на залитую луной лавовую площадку, они одновременно выстрелили ему в лицо. Несколько лет после этого Нана лично ездил на одном из коней, доставшихся Кривоуху. Но белым было с высокого дерева плевать на мексиканца, — они добрались до золота.

— Следующим утром из узкого каньона, находящегося над порогами появился Нана, сопровождаемый тридцатью тремя воинами.

— Белые были в шоке. Кривоух говорил, что Потайная Дверь и Z-образная тропа — это единственный путь, которым можно войти в Сно-та-эй. Неужели существовал еще один? Или апачи прошли смертельный спуск под покровом ночи? Ведь даже индейским лошадям в полной темноте казалось не одолеть опасного пути. Но даже, если и так, не могли же они сделать это совершенно бесшумно? Еще раз повторюсь: золото было в их руках, и рассудка в белых головах не осталось.

Старатели с облегчением увидели, что Нана пришел не за скальпами. Ненависти и враждебности в его взгляде не было, только спокойная серьезность. Вождь сказал, что им разрешается забрать с собой столько золота, сколько они смогут унести и тихо-мирно уйти. Он не станет их трогать. Сказал также, что если кому-нибудь взбредет в голову вернуться, то смельчак будет убит на дороге. А если кто-нибудь из отряда, предупредил он белых напоследок, позарится на то, что находится выше порогов — погибнут все.

— Люди Эдамса не собирались спорить с апачским вождем. Золота и ниже порогов было предостаточно. Поэтому они принялись за работу: кто-то стал копать, кто-то строить хижину. Золото, как докладывали Нане разведчики, приносившие вести в его потайное убежище, находящееся за порогами высоко на скале, складывали в огромную яму, которую вырыли специально в центре формирующейся хижины. Прежде чем стены покрылись крышей, индейцы заметили, что яма находится перед очагом и закрывается плитой известняка. Эдамс лично загружал глиняную яму песком и самородками.

Пелон замолчал, чтобы сплюнуть и перекатить сигарету на два зуба дальше.

— Следующая часть не слишком отличается от белого варианта, — сплюнул он. — Белые клялись, что пошли за пороги только чтобы глянуть. Апачи, — что старатели стали добывать там золото, причем загребали все, что под руку попадется. Белые кляли индейцев, говоря, что те не сдержали данного обещания. Индейцы кляли белых, называя их свиньями, роющими под собой яму и лжецами.

— В общем вскоре в лагере стало не хватать продуктов. Брюер и шестеро его подручных отправились в Форт Уингейт, чтобы пополнить запасы. Они должны были вернуться через десять дней. Но в назначенное время не появились. Эдамс занервничал и поднялся наверх по тропе, к Потайному Проходу, чтобы ждать посланных там. Он обнаружил пять тел рядом с пуэрто. Продукты, что принесли старатели были раскиданы по скалам или растащены. Сердце Эдамса почернело от страха. Тела Брюера он не обнаружил, потому что тому удалось ускользнуть. Он спрятался в расщелине, которую апачи отыскать не смогли. Конечно, для индейцев это непростительно, и Нана лично признался в совершенной оплошности. Эдамс со своим приятелем Дэвисоном, с которым поднимался к выходу из Сно-та-эй, думали, конечно, не о Брюере, а о себе и своих товарищах. И правильно делали.

— Когда белые приблизились к началу Z-образной тропы и взглянули на луг, на котором стояла хижина, то увидели дымок, поднимающийся от горящего дома, услышали вопли апачских воинов и потемневшими от страха глазами узрели не меньше трехсот полуобнаженных апачей, танцующих и размахивающих скальпами возле горящей хижины. Тогда они поняли, что товарищи их мертвы, а время для просмотра представления ими выбрано не самое подходящее.

— Они сразу же спешились и по крошечной расселине поднялись вверх, чтобы спрятаться в корнях земляничного дерева, как лисы в нору. Вскоре на тропе появились апачи, но Эдамсу с Дэвисоном, как до этого и Брюеру, повезло, и Бог их не оставил. Апачи снова упустили добычу. Может, найдя бесхозных лошадей так близко от пуэрто, они решили, что их хозяева среди убитых с той стороны Потайной Двери. В общем — так по крайней мере говорил Нана — им тоже удалось спастись.

— Как тебе известно, Эдамс уверял, что после наступления полной темноты прокрался мимо танцующих апачей и постарался добраться до золота в развалинах тлеющей хижины. Но оказалось, камень был раскален и Эдамсу не удалось его приподнять, а когда стало всходить солнце, а камень все еще не остыл, ему пришлось обратно взбираться наверх. Но, как скажет позже Нана, это мерзейшая ложь. Зная народ моей матери и зная, что Эдамс тоже его знал, думаю, ему вряд ли до зуда в костях хотелось вернуться в каньон, где триста апачей из разных кланов танцевали со скальпами его тринадцати мертвых товарищей.

— Эдамс, как ты наверное помнишь, подтверждал свою ложь тем, что будто наткнулся на большой самородок, выглядывающий из-под пня. Этот самородок, по его словам, принес один из старателей, ходивших предыдущим утром за пороги. Парень был в запрещенном месте ровно час, а приволок трехквартовое ведерко, в котором заваривали кофе, до краев полное самородками величиной от рисового зерна до детского кулачка. В этом самом ведерке, по словам Эдамса, и лежал тот самый самородок, который он вытащил из-под пня. Но ха-ха-ха! Он спокойно мог найти этот кусок золота, где угодно, и совсем не обязательно за порогами. Ты ведь помнишь, за сколько Эдамс продал его в Таксоне? Помнишь, Маккенна? Фуй! Девяносто два доллара — вот сколько ему дали за этот самородок! Да я швырял самородки и побольше в кусты чаппаралля, заставляя выпархивать птичек, чтобы попрактиковаться в стрельбе из своего шестизарядного!

— Ну, вот тебе, амиго, и апачская версия истории, произошедшей в Сно-та-эй. Индейцы оставили золото в яме под обгорелыми останками хижины. Решили, что лучшего места все равно не найти. Потому что в один прекрасный день золото могло понадобиться самим апачам. Итак, по обеим версиям — красной и белой — сокровище лежит на своем старом месте. Я и сам считаю также, иначе не стал бы рассиживать с тобой под этим топольком в тенечке и ждать, пока мне принесут мясо и кофе. Мой народ — точнее народ моей матери — считает, что с того самого времени ни одному белому не удалось пройти сквозь Потайную Дверь, и ни одному апачу со времени смерти Наны. Говорят, что за каньоном пристально наблюдают, чтобы никто не посмел спуститься в Сно-та-эй. Эдамс не смог отыскать обратную дорогу в Золотой каньон и в конце концов спятил. Брюер бежал до тех пор, пока не добрался до Колорадо, где и осел. Теперь разводит коров. С того времени погибло, наверное, человек сто, но никто так и не смог найти каньон. И многие еще умрут. Может, даже мы с тобой. Ха-ха-ха! Как считаешь: индейцы все еще охраняют вход в Сно-та-эй?

Несколько секунд Маккенна не отвечал, не осознав до конца, что бандит закончил рассказывать. Спохватившись, он пролепетал:

— Понятия не имею. Апачи, конечно, способны на что угодно. Хотя, знаешь, Пелон, думаю, что нет; сколько лет прошло, скоро новый век начнется — не думаю, что индейцы все еще охраняют каньон. А ты что скажешь?

Пелон снова рассмеялся и развел огромными ручищами.

— Все это ерунда! — загрохотал он. — Нана мертв уже черт знает сколько времени. Кто там может сидеть?

— Может быть, духи, — ответил Маккенна. — Тринадцать человек были убиты в каньоне. Пятеро на подступах к нему.

— Ба! Ты не должен верить подобной чепухе. Духи! Ты же белый человек, Маккенна!..

— Нет, я — шотландец. Потусторонний мир меня сильно нервирует.

— Да черт-то с ним, с потусторонним миром! — фыркнул бандит. — Как насчет моего рассказа? Совпадает ли он с твоей версией?

— Вплоть до подробностей. Различия столь незначительны, что о них и говорить не стоит.

— А карта старого Койота? — спросил Пелон, искоса поглядывая на своего собеседника. — Согласуются ли версии с той картой, что Эн нарисовал тебе?

— А вот над этим, — ответил рыжебородый старатель, — мне сейчас придется очень сильно подумать…

— Вот и мне так казалось! — гаркнул Пелон. — Давай, давай, пораскинь мозгами. Но не сейчас. Пойдем, искупаемся и поедим. Я умираю с голода.

— А, может, просто поедим? — спросил Маккенна неуверенно. — Что-то мне купаться не очень хочется.

Бандит усмехнулся и хлопнул шотландца по спине.

— Придется, — сказал он. — В воду полезем все. Когда Пелон принимает ванну, — все принимают ванну вместе с ним. Мать! Сестрица! Сюда! Мы с Маккенной идем купаться. И вы тоже, обе! Скидывайте одежку! Прыгайте в воду и наслаждайтесь прохладой…