Золото влюбленных

Глава 12

«Я могу не вернуться» — эти слова стучали в голове Илейн остаток этого дня и весь следующий.

Другую женщину такие слова огорчили бы, но Илейн по природе была оптимисткой и во всем видела лучшую сторону вещей. Он мог сказать: «Я не вернусь» или «Я не смогу вернуться». Но вместо этого он сказал: «Я могу не вернуться». Для Илейн это значило, что он может и вернуться.

Она решила поговорить с Генри Даусоном о своей помолвке. Илейн была уверена, что когда Генри увидит безобразный синяк у нее на лице, он отчитает Чака и освободит ее от данных обязательств. Она найдет выход и заплатит долги семьи по-другому.

Но Чак и Генри явно избегали заходить в отель до самого вечера. Она не сомневалась, что Чак чувствует себя ужасно виноватым за свое поведение. А Генри, верила она, узнав о случившемся, дает ей время остыть.

Что ж, рано или поздно они столкнутся снова. И когда это произойдет, она скажет им, что помолвка разорвана.

Это решение помогло Илейн совсем по-другому взглянуть на жизнь. Она напевала все утро, пока работала. Ада позволила ей остаться наверху до тех пор, пока не сойдут синяки. А еще она убирала в столовой, когда расходился народ. Илейн радовалась этой возможности побыть одной.

Надев поношенное полосатое платье и голубую косынку, девушка погрузилась в работу. Она убрала и вымыла опустевшую теперь комнату Моргана и при этом пыталась не вспоминать о том, что испытывала в его объятиях позапрошлой ночью. Снимая простыни со знакомой железной кровати, она вспыхнула, увидев темно-красное пятно, являвшееся свидетельством ее невинности. Вместо раскаяния, которое, как она думала, должно было наступить, она испытывала одиночество и желание вновь оказаться в объятиях Моргана.

Илейн отогнала эту мысль и наклонилась, чтобы подмести под кроватью. Ее прервал стук в дверь. Заглянула Ада. Вместо улыбки на ее лице был ужас.

— Я хочу тебе кое-что показать, — сказала Ада. — Я убирала комнаты внизу. И ту комнату, в которой твой друг Морган спал ночью перед выстрелом. Когда я подняла матрас, вот это упало с перекладины. Я не знаю, что с этим делать, но надеюсь, что ты знаешь. — Она протянула Илейн маленькую кожаную записную книжку и несколько листков.

Илейн встала и взяла бумаги. Ее заинтересовала крохотная, обтянутая кожей книжечка. Из нее выглядывал желтый газетный листок, он немного истрепался из-за того, что торчал над страницами. Там лежало несколько визитных карточек с именем Рейнольда Ли Дэниэлса. Имя и адрес в Сан-Франциско были напечатаны простым черным шрифтом и содержали всю необходимую информацию.

Илейн с трудом перевела дух. Что делали карточки Рена в комнате Моргана? Они наверняка не знакомы. А могут ли они быть родственниками? Сводными братьями? Кузенами? Даже когда она задавала эти вопросы, она знала единственно правильный ответ. «Господи! Скажи, что он не врал мне». Дрожащими руками Илейн развернула газетную вырезку и начала читать.

Как только до нее стал доходить смысл читаемого, она схватилась за горло. Она не поняла что плачет до тех пор, пока слеза не удала на листок. Она слышала бешеный стук своего сердца, когда читала статью во второй раз. Заметка от 10 февраля 1878 года была напечатана в «Дейли Калифорния», в Сан-Франциско:

«Джакоб Стэнхоуп из Сан-Франциско объявляет о помолвке своей дочери Мелиссы и жителя этого же города Рейнольда Ли Дэниэлса. Свадьба назначена на 23 мая в церкви Святого Джуда. После церемонии будет дан праздничный ужин в парке усадьбы Стэнхоупа на Ноб-Хилл. Ожидается прибытие всех именитых жителей Сан-Франциско».

— Тебе лучше присесть, милая, — предложила предусмотрительно Ада. — Ты очень бледна, детка.

Илейн смогла только кивнуть. Слезы подступали к горлу и душили, когда Ада подвела ее к кровати. Зачем она слушала его? Верила ему? Она с первого дня знала, что он Рен Дэниэлс, но он обманул ее, отказался узнать ее. Слезы застилали ей глаза и горячими ручьями стекали по щекам.

Свадьба назначена на 23 мая. Морган — нет, Рен Дэниэлс вернется в Сан-Франциско как раз вовремя.

— Что все это значит? — спросила Ада, осторожно касаясь дрожащих пальцев Илейн.

— О Ада. Я такая дура. — Слова застряли у нее в горле, когда Илейн посмотрела на седую женщину, всегда спешившую ей на помощь. — Это вообще был не Дэн Морган. Это был Рен. Рен Дэниэлс, парень — я хочу сказать мужчина — про которого я тебе рассказывала.

— Ну так что ж, что этого молодца зовут Рен? Что, от этого он становится не мужчиной, а? — Ада редко видела свою подругу таком состоянии, и такая старая хитрая лиса, какой она была, прекрасно догадывалась о причинах. Пятно на простынях Моргана, неосторожно сброшенных на пол, подтвердило ее подозрения.

— Ты читала вырезку? — прошептала Илейн.

Ада глубоко вздохнула.

— Да, читала. И все же, милая, я продолжаю считать, что мистер Морган — мистер Дэниэлс хороший человек. Я не думаю, что он ввел тебя в заблуждение специально. Он знал о себе, не больше чем ты.

— Но в первый день приезда он знал, Ада. Он знал, но солгал мне. — Илейн отвернулась, но Ада все же успела заметить страдание в золотистых глазах.

— Жизнь не так проста, милая Лейни. Иногда не хочешь делать, а получается.

— Ты не оставишь меня ненадолго? — тихо попросила Илейн.

— Конечно, милая. Постарайся не изводить себя. Мало кто из мужчин этого стоит. — Качая головой, Ада закрыла за собой дверь.

Илейн прочитала заметку в третий раз.

«Ожидается прибытие всех именитых жителей Сан-Франциско». Боже, в какое посмешище она превратилась. Она умоляла, чтоб он ее не забывал. Теперь он наверняка будет помнить девчонку, которую одурачил в Карбон Кантри. Она опустилась на край кровати и постаралась успокоить дыхание. Если бы при первой встрече он сказал ей правду, ничего бы этого не произошло. Она бы рассказала ему, кто он, помогла бы ему вспомнить.

Но если бы она знала, что он Рен, что бы от этого изменилось? Разве она смогла бы остановиться, если бы знала, что он помолвлен с другой? Вспоминая его поцелуи и ласки, она не была в этом уверена.

Илейн прижала газетную вырезку к груди и рухнула на кровать. Господи! Как могло все это случиться? Ее сотрясали рыдания. Зачем он вернулся? Почему не остался вне ее жизни? Ее грудь вздрагивала, а сердце рвалось от мучительной боли. Она вспомнила, как он защищал ее, успокаивал, вспомнила сожаление в его глазах при прощании, грусть хрипловатого голоса.

Как они все могут лгать?! Рен, которого она знала ребенком, никогда бы ее не обманул. Может быть, Ада права. Иногда не хочешь делать, а получается. «Я могу не вернуться». Теперь эти слова стали для нее прощанием, тем, чем и были в действительности. Он не смог бы вернуться, даже если бы захотел. Через две надели он женится на Мелиссе Стэнхоуп, дочери одной из богатейших семей Сан-Франциско. Интересно, будет ли он о ней думать, вспомнит ли, как ее зовут. Сколько женщин было в его жизни? Сколько их еще будет? У него деньги, власть, положение. Он будет вить из женщин веревки. За последние девять лет Рен Дэниэлс прошел большой путь.

Не вытирая струящихся из глаз слез, Илейн зарылась лицом в подушку и лежала До тех пор, пока наконец не уснула. Слезы и волнения дня взяли верх. Она проспала несколько часов, пока ее не разбудил еще один тихий стук в дверь. Это была Ада.

Усевшись на старую железную кровать, Илейн стащила с головы косынку, пригладила растрепавшиеся волосы и, вспомнив газетную вырезку, почувствовала острую боль в сердце.

Не дожидаясь разрешения, Ада вошла в комнату.

— Я дала тебе поспать сколько могла, — сказала она, поглаживая Илейн по щеке.

Илейн обреченно вздохнула и поправила платье. Она знала, что надо закончить уборку, но не хотела ничего делать. Ей хотелось навсегда погрузиться в свое несчастье.

— Дело в том… — продолжила Ада, — боюсь, мне надо рассказать тебе еще кое-что крайне неприятное. Короче, можно начинать?

— Боже, Ада, что еще? — Илейн одернула подол платья, гадая, что же может быть хуже тех новостей, что она уже получила.

— Из-за этих проклятых мужчин, — ворчала Ада, — тебе надо уехать из Кейсервилля.

— Уехать! Но почему, Ада? Куда я поеду?

— Генри Даусон не даст тебе разорвать помолвку. Я слышала, как они разговаривали в конторе, когда ты работала наверху. Они собираются привезти завтра священника. Видимо, Чак рассказал, что произошло между вами. Генри сказал, что надо узаконить сделку. Сказал, что не должен был позволять тебе так долго держать Чака на расстоянии, что надо помнить о желаниях мужчины и так далее.

Илейн была ошеломлена. Она закрыла глаза и прислонилась к старому железному изголовью кровати. Не может быть, чтоб Генри говорил серьезно! Как ему пришло в голову помышлять об официальном бракосочетании после всего, что Чак с нею сделал. Он ведь не станет принуждать ее? Но, зная, какой властью обладал Даусон, она не была ни в чем уверена. Ада права. Ей придется уехать из города. Но куда же она поедет? Что будет делать? Как обычно, Ада читала ее мысли. Она передала Илейн маленький бархатный мешочек, полный монет.

— У меня есть сестра, Изабель Честерфилд, она живет в Сан-Франциско. Она примет тебя, пока ты сама не обустроишься. Я отправлю ей телеграмму, и она тебя встретит. Она хорошая женщина. Ты можешь ей доверять.

Сан-Франциско. От одного названия сердце Илейн затрепетало. Там будет Рен со своей женой. Она не сможет этого вынести.

— Я не могу поехать туда, — прошептала она. — Там Рен.

— У тебя нет выбора, милая. У нас с тобой больше нет знакомых. Ты, по крайней мере, будешь далеко, и Даусон не сможет найти тебя. Что-то с этой свадьбой нечисто.

Илейн с трудом понимала слова Ады. Она уедет из Кейсервилля. Она сделает то, чего так старалась избежать. Что она в действительности теряет? И что случится, если она останется? О свадьбе с Чаком Даусоном не может быть и речи. Ада права. У нее нет выбора.

Ада помогла ей встать.

— В полдень есть поезд, идущий на Запад. Лучше, если ты на него успеешь, милая.

Илейн приподняла мешочек.

— Как я могу взять твои деньги, Ада? Ты работала годы, чтобы скопить эту сумму. — Илейн вспомнила свои долги и задумалась на минуту: а может быть, свадьба с Чаком — это лучшее решение всех проблем?

— Ты расплатишься со мной, когда разбогатеешь на Западе. Там много возможностей. Мне и здесь неплохо, и, кто знает, может, я когда-нибудь навещу вас обеих.

Илейн проглотила слезы и обняла пожилую женщину.

— Ты моя самая лучшая подруга. Ада тоже обняла ее.

— А теперь, давай. У нас куча дел, если мы хотим, чтобы ты успела убраться отсюда к полудню.

Илейн дрожащими руками сняла обручальное кольцо Чака.

— Собиралась вернуть его лично, теперь тебе придется сделать это вместо меня. Я не хочу новых долгов Даусону. Достаточно тех, что есть.

Ада только кивнула.

Колеса заунывно тянули привычную песню, и поезд продолжал свой неутомимый бег среди полей. Монотонный ритм успокаивал Рена Дэниэлса, проясняя последние хитросплетения его судьбы. Вагон первого класса оказался полупустым, а в остальных — пассажиров было слишком много. Днем Рен отдыхал на плюшевых сиденьях спального вагона, а ночью сиденья откидывались и превращались в удобные постели.

Он приходил в себя уже семь дней, заставляя память восстанавливать прошлое час за часом. В последние несколько дней его заполонил поток отрывочных воспоминаний. Когда же, наконец, он собрал все кусочки ребуса воедино, то пожалел о том, что все вспомнил.

Он был ошеломлен огромностью своей вины. Он бросил Илейн Мак-Элистер, женщину, которая спасла ему жизнь. Он оставил ее один на один с яростью людей, которых клялся убить. И вдобавок ко всему он соблазнил ее — сыграл на ее симпатии, затащил в свою постель и лишил девственности. Рен никогда не восхищался собой, но наг этот раз его самоуничтожение не имело границ.

Он смотрел в окно вагона. Бесплодные полосы брошенной, заросшей полынью, а иногда юккой или столетником земли — вот все, что он видел за последние двенадцать часов. Паровой двигатель проревел, минуя индейскую хижину, и двое тощих загорелых мальчишек, смеясь, выбежали из хибарки, чтобы поглядеть на проносившийся мимо черный паровоз.

Его мозг бередили воспоминания об Илейн, их прогулках за город, ее коже, такой нежной под его жесткими пальцами. Он вспоминал проведенную вместе ночь, сладость ее губ, твердость возбужденной груди, прижимавшейся к нему. Рен попытался прогнать эти мысли, чтобы снять возбуждение, от которого брюки стали вдруг такими тесными. Он ругал себя за то, что снова хочет ее. Он помолвлен, а Илейн была совсем не той женщиной, которая будет путаться с женатым мужчиной. Новые угрызения совести захлестнули его, когда он вспомнил, как составлял планы соблазнения. Его немного успокаивал лишь тот факт, что Илейн хотела его не меньше, чем он ее. Но для самоуспокоения этого было недостаточно.

Усевшись глубже в кресло, Рен погрузился в беспокойный сон, во время которого мозг продолжал мучить его мыслями о свадьбе с Мелиссой Стэнхоуп не позже, чем через две недели, и снова его терзали укоры совести. Он обманул не только Илейн, но и женщину, с которой был помолвлен.

Ему пришлось признать, что чувства Мелиссы казались ему менее важными. Это был брак по расчету, устроенный Джакобом Стэнхоупом, который хотел «прилива свежей крови в семью Стэнхоупов». Верность не называлась обязательным условием в этом супружестве. Принимая во внимание слабое телосложение Мелиссы, Рен был уверен, что ему понадобится любовница для удовлетворения своих здоровых нужд.

Но Илейн не будет любовницей. Он снова почувствовал напряжение в низу живота. Если бы все можно было сделать иначе! Но так решил Джакоб Стэнхоуп. Джакоб был ему отцом с первой же их встречи уже целых пять лет назад.

Рен выглянул в окно. Убожество жизни овцеводов, иссушенная солнцем кожа женщин, стирающих белье перед домом, мимо которого пронесся поезд, снова заставили его задуматься о прошлом. Рен прекрасно знал, что такое бедность. После того, как девять лет назад он уехал из Кейсервилля они с Томми бесцельно бродили из города в город. Каждый день нужно было отыскать среди отбросов достаточно еды, чтобы не умереть с голоду.

На Востоке редко попадалась случайная работа: было время кризиса. А так как Рен настроился навсегда покинуть шахты, то они с Томми направились на Запад.

Рен прекрасно помнил, как чистил стойла в конюшнях, подметал полы в салунах, вычищал плевательницы — делал все что придется, лишь бы достать денег на обед себе и Томми. Прошло уже шесть месяцев с тех пор, как они уехали из Кейсервилля, и тут Рену подвернулась работа: он начал подметать полы в салуне Мак-Клинтокса в Нейзе, в Канзасе. Это была лучшая работа с тех пор, как они уехали из Пенсильвании.

— Эй, парень! Давай сюда с метлой! — Сид Уилкинс, новый управляющий салуна, начинал отдавать приказы сразу, как только появлялся в дверях. Он напоминал сержанта в армии. Пит Симоне, нанявший Рена, оказался славным малым, но сам Уилкинс был хвастун и дурак. Раньше Рен долго и упорно работал в шахтах. Шахтеры не только Карбон-Кантри, но и других рудников уважали его. Здесь все было иначе.

Рен с трудом сдерживал себя.

— Меня зовут Дэниэлс, мистер Уилкинс. Рен Дэниэлс!

— Да, ну и какая разница? Отправляйся туда и убери мусор! — Уилкинс мясистой рукой указал на пол.

Сцепив зубы, Рен делал то, что ему говорили. Пьяная рука сбросила на пол поднос с яичной скорлупой. Рен только что закончил подметать, когда его внимание привлек хлопок двойной двери салуна. Солнечные лучи окружали высокого, хорошо одетого мужчину. Сидевшие в баре притихли, и по салуну пронесся шепот. Когда вошедший двинулся в глубь комнаты, Рен смог разглядеть, что это был сильный, хорошо сложенный мужчина с каштановыми до плеч волосами. Он был безупречно одет в дорогой черный костюм. Из-за пояса выглядывали рукоятки двух кольтов.

— Привет, мистер Хикок. Что вы сегодня закажете? — Уилкинс притворно улыбался, стараясь угодить пришедшему.

— Виски. А пока принеси-ка мне стакан воды. Что-то сегодня жарко.

Уилкинс был не слишком поворотлив. А Рен работал и слушал, как за спиной разговаривали двое.

— Это Билл Хикок, самый меткий ствол по эту сторону Миссури. Стреляет не целясь. Я слышал, как рассказывали, будто он может застрелить одновременно стоящего перед ним и стоящего у него за спиной через плечо. Однажды убил обоих сразу. Немногие люди в округе могут похвастаться тем, что не уважают Хикока.

Дикий Билл Хикок. Рен читал о нем в выброшенных старых газетах. Ему вспомнилось написанное еще год назад в «Харпер Нью-Манфли Мэгэзин» Джорджем Никол-сом…

— Эй, Хикок. — Какой-то толстяк отодвинулся от стойки бара. — Ты так же быстр, как твои требования?

Звуки пианино резко оборвались, и люди тихо встали между двумя мужчинами. Хикок оставался невозмутим.

— Приятель, я советую тебе сесть, если ты хочешь увидеть заход солнца.

— Мне кажется, ты просто треплешься, Хикок. — Толстяк приподнял полу фрака и положил руку на рукоятку ремингтона.

Хикок только улыбнулся. Смельчак взялся за оружие, но при этом даже не расстегнул кобуру. Хикок в мгновение ока выхватил револьвер, взвел курок и выстрелил. Мужчину отнесло к стене, и он скользнул на пол, заливая кровью из раны пол и стену салуна. Кровь текла также из груди. Хикок сунул наган в кобуру: в воздухе остался легкий дымок. Не обращая внимания на убитого, он отвернулся и небрежно допил свой стакан.

— Некоторые никогда не научатся мирно жить, — сказал маршал Хикок ни к кому не обращаясь.

— Эй, парень, — окликнул Уилкинс Рена. — Убери этого смутьяна отсюда.

С помощью одного из наблюдавших Рен вытащил тело мужчины в аллею за салуном. В таком городе, как Хей, новости распространяются очень быстро. Хикок добавил еще одну зарубку на свой наган. Уже вызвали владельца похоронного бюро.

Когда Рен вернулся в салун, он уже знал, как будет жить дальше. Оружие сумеет завоевать ему столь необходимое уважение окружающих и поможет заработать на жизнь.

Свист пара и лязг металла вернули его в настоящее. Поезд остановился, потому что отары овец переходили рельсы. Пастух в шляпе с отвислыми полями, сопровождаемый двумя колли, направлял отару в сторону. Через минуту поезд с ревом и стуком двинулся дальше по безжизненным полям. Рен посмотрел на свои загорелые руки: пальцы были длинными и красивыми, но не изящными, а кулак большим и сильным. Крепкие руки, способные руки. Даже мальчиком он гордился своими руками.

После того, как он превратился в наемника, деньги перестали быть проблемой. Они с Томми начали жить шикарно: хорошая еда, хорошая одежда, а для Рена — хорошие женщины. Но он не был дураком. Он видел, куда вело насилие. Хотя он брался только за ту работу, в которую верил, и помогал только тем, кто был в ладах с законом. Он копил деньги, чтобы расстаться с именем Дэн Морган — а именно это имя он взял — при первой же возможности.

Семь лет спустя с помощью Джакоба Стэнхоупа ему это удалось. Он снова стал Реном Дэниэлсом. Богатый, уважаемый бизнесмен. Дэн Морган тихо исчез, во всяком случае так думал Рен до тех пор, пока не получил письмо от Редмонда и Даусона. Они хотели, чтоб он остановил угрозу забастовки на шахте «Голубая гора». Это было стечением обстоятельств и возможностью, которую Рен не хотел упускать.

И теперь, возвращаясь к собственному имени в Сан-Франциско, он страстно желал, чтобы этого никогда не было.

— Она сбежала! — Чак Даусон ворвался в контору шахты «Голубая гора», с силой распахнув обшитую досками дверь.

— Что ты хочешь этим сказать — сбежала? Куда? — Дольф Редмонд повернулся к нему на вращающемся кресле. Он уже понял, что случилось, но не хотел признавать неприятное происшествие.

Генри вошел в комнату вслед за Чаком и оба наперебой начали рассказывать Редмонду все, что они знали об исчезновении Илейн.

— Мы вернем ее, Дольф. Не переживай, — успокаивал Генри Даусон, перегибаясь через стол.

— Я бы на вашем месте постарался, друзья. Чак почувствовал угрозу в голосе Дольфа.

Он мрачно посмотрел на отца.

— Если бы ты заставил ее выйти замуж два года назад, этого бы не произошло. Я же тебе говорил!

— Да, а если бы ты не попытался засунуть свой член туда, куда было еще рано, этого бы тоже не случилось.

— Джентльмены, джентльмены. Если мы будем драться, то проблемы не решим. Рано или поздно мы узнаем, куда она сбежала. Найдем и вернем.

— А как мы заставим ее выйти замуж за Чака? — поинтересовался Генри.

— Я об этом позабочусь. Вы лучше побыстрей найдите ее.

— Мы найдем, все будет в порядке. — Чак сжал кулаки, думая о том, вмешался ли в это Морган и не сбежала ли девчонка к нему.

Он хотел бы этого. Того, что Морган вернул деньги, которые они ему заплатили, и даже оставил плату за пребывание в отеле, было недостаточно. Чак до сих пор залечивал ранки и синяки, оставленные ему Морганом. А нос теперь никогда не будет таким красивым. Нет, у Чака с Морганом были свои счеты. Он рассчитается с ними обоими.

Выйдя из конторы, он направился к дому. Первой, с кем он поговорит, будет Ада Ловери. Она была ближайшей подругой Илейн и к тому же знала обо всем, что происходило в Кейсервилле. Оседлав гнедого, Чак направился прямо в город, думая об этой женщине, работавшей в отеле. Ада напоминала ему мать, хотя внешне у них не было никакого сходства. Мэйбл Даусон была женщиной со вкусом. Хотя Генри Даусон отличался сильным характером, он никогда не управлял Мэйбл. Она позволяла ему думать, что он глава семьи.

Мать до безумия любила Чака с первого дня его рождения. «Ты не такой как все, — говорила она бывало. — Ты особенный. И не забывай об этом». И Чак никогда не забывал. Мама всегда внушала, что у него самые красивые глаза и греческий нос, а не плебейский, как у Генри.

Чак всегда думал о Генри Даусоне как о «Генри», а не об «отце», хотя и смешил старика, называя его по имени. Когда однажды у матери случился очередной приступ презрения к Генри, она рассказала Чаку правду: Генри не был его отцом. Она никогда не любила Генри, Чак и сам знал это. Но у Генри куча денег, и, несмотря на его грубые манеры и ее отвращение к нему, он обеспечивал мать всем необходимым и растил сына, которого она обожала.

Чак снисходительно улыбался. Правду о своем происхождении он унесет с собой в могилу. Генри Даусон имел власть и богатство, и хотя Чак и сам станет богачом после продажи шахты, он имел намерение унаследовать все после Генри.

Мысли Чака вернулись к Илейн, к их последней встрече в вечер их помолвки. Она хотела его той ночью. Он знал это. Она просто играла с ним. Если бы Морган не вмешался, он бы выиграл, и они оба получили бы желаемое. Чак потрогал сломанный нос и обругал наемника. Может, Морган сейчас где-нибудь с Илейн, этой маленькой сучкой. Что ж, рано или поздно он найдет их. Это только вопрос времени.