Золотые копи и россыпи самоцветов (История Аббасидской династии 749-947 гг)

/266/ [I] О халифате Абу-л-'Аббаса б. Мухаммада ас-Саффаха'

И присягнули Абу-л-'Аббасу ас-Саффаху[83] — он 'Абдаллах б. Мухаммад б. 'Али б. 'Абдаллах б. 'Аббас б. 'Абд ал-Мутталиб — в ночь на пятницу тринадцатого [числа] месяца раби' ал-ахар сто тридцать второго года. Говорили [также, что это было] в среду одиннадцатого числа месяца раби' ал-ахар сто тридцать второго года (28.11.749). Говорили [также, что это произошло] во [второй] половине месяца джумада-л-ахира этого года (30.01 — 12.02.750). Мать его Райта б. 'Убайдаллах б. 'Абд ал-Мадан ал-Харисиййа[84]. [Ас-Саффах] поехал верхом в соборную мечеть в пятницу и произнес проповедь стоя, в то время как Омейяды[85] говорили проповеди сидя. Люди зашумели и сказали: «Ты оживил обычай, о сын дяди Посланца Аллаха, да пребудет с ним приветствие Аллаха и Его благословение»[86]. И было правление его четыре года, девять месяцев и двадцать дней. Умер [ас-Саффах] в ал-Анбаре[87] в городе, который он построил. [Это произошло] в воскресенье двенадцатого числа [месяца] зу-л-хиджжа сто тридцать шестого года (8.06.754). (В день смерти ас-Сиффаху было) тридцать три года. Говорили [также, что ему было] двадцать девять лет. Мать [ас-Саффаха] была замужем за 'Абд-ал-Маликом б. Марваном[88]. У нее от него был ал-Хаджжадж б. 'Абд ал-Малик[89]. Когда 'Абд ал-Малик умер, на ней женился Мухаммед б. 'Али б. 'Абдаллах б. ал-'Аббас[90]. От него она родила 'Абдаллаха б. Мухаммада ас-Саффаха, 'Убайдаллаха[91], Да'уда[92] и Маймуну[93].

Когда Ибрахим ад-Имам[94] был заточен [в темницу] в Харране[95] и понял, что ему не спастись от Марвана[96], он подтвердил свое завещание и сделал его в пользу брата своего Абу-л-'Аббаса 'Абдаллаха б. Мухаммада [ас-Саффаха], которому велел возглавить династию, осознать серьезность положения и [немедленно] двинуться [в путь], так чтобы не задерживаться в ал-Хумайме[97] и направиться в Куфу[98], ибо власть неминуемо перейдет к [Абу-л-'Аббасу], как об этом говорилось в пророчестве. [Ибрахим ал-Имам] поведал [Абу-л-'Аббасу] о деле глашатаев и старшин в Хорасане[99], составив по этому поводу для [своего наследника] руководство, завещав не отступать от него. [Ибрахим ал-Имам] передал завещание Сабику ал-Хаваризми[100], своему маула[101], и приказал ему, если с ним самим днем или ночью что-нибудь случится по вине Марвана, срочно скакать в ал-Хумайму, чтобы вручить этот завет брату его Абу-л-'Аббасу.

Когда Ибрахим скончался, Сабик поспешно поехал, прибыл в ал-Хумайму, вручил завещание Абу-л-'Аббасу и сообщил ему о смерти [Ибрахима ал-Имама]. Абу-л-'Аббас приказал [Сабику] держать завещание втайне, [Ибрахима ал-Имама] велел оплакать. Затем он сообщил о своем деле родственникам и призвал к содействию и доверию брата своего Абу Джа'фара 'Абдаллаха б. Мухаммада[102], сына своего брата 'Ису б. Мусу б. Мухаммада[103] и своего дядю 'Абдаллаха б. 'Али[104]. И Абу-л-'Аббас поспешно выступил из Куфы, а те — вместе с ним в сопровождении тех из родственников, кто был легок на подъем.

[Аббасидов] встретила бедуинка по дороге в Куфу у одного из бедуинских водоемов. Абу-л-'Аббас, брат его Абу Джа'фар и дядя его 'Абдаллах б. 'Али подъехали вместе с теми [людьми], что были с ними, к воде. И бедуинка сказала: «Ей-Богу, [никогда] я еще не видела лиц, подобных этим — халиф, халиф и бунтовщик». Абу Джа'фар ал-Мансур ответил ей: «Что это ты говоришь, раба Божья?» [Бедуинка] молвила: «Ей-Богу, править [государством] будет этот», — и она указала на ас-Саффаха, — «Ему наследуешь ты, а этот восстанет на тебя», — и указала на 'Абдаллаха б. 'Али.

Когда [Аббасиды] доехали до Думат ал-Джандал[105], их встретили Да'уд б. 'Али[106] и Муса б. Да'уд[107], которые ехали из Ирака в ал-Хумайму, что в земле аш-Шарат[108]. Да'уд спросил [Абу-л-'Аббаса] о его путешествии, и тот рассказал о причине [своей поездки], а также поведал ему о том, что хорасанцы идут [к Аббасидам на подмогу] во главе с Абу Муслимом[109] и что сам он хочет восстать в Куфе. Тогда Да'уд сказал ему: «О Абу-л-'Аббас! Ты восстанешь в Куфе, но ведь Марван — шейх Омейядов и предводитель их среди сирийцев, а ал-Джазира[110] [угрозой] нависла над /268/ иракцами. Ибн Хубайра[111] же — шейх арабов среди бедуинской знати в Ираке. И Абу-л-'Аббас ответил: «Дядя, кто захочет жить, унизится» и произнес слова ал-А'ши:

И Да'уд повернулся к сыну своему Мусе и сказал: «Ну, сынок, прав сын дяди твоего. Давай вернемся — будем жить вместе с ним в силе или умрем достойными». И они повернули своих верблюдов. Абу-л-'Аббас же двинулся и вошел в Куфу.

Когда [известие] об убийстве Ибрахима ал-Имама достигло Абу Саламы Хафса б. Сулаймана[113], он замыслил отойти от аббасидско-го призыва, который поддерживал, и [поддержать] род Абу Талиба[114].

Абу-л-'Аббас прибыл в Куфу вместе с упомянутыми нами членами его семьи тайно. Чернознаменные[115] были с Абу Саламой в Куфе. [Абу Салама] поселил всех [Аббасидов] в доме ал-Валида б. Са'да'[116] у бану ауд[117], одном из хаййев[118] йеменских арабов[119]. Мы упомянули в этой книге[120] о достоинствах ауд, об их достохвальных качествах выше в известиях об ал-Хаджжадже[121], о непричастности ауд к 'Али и пречистым из его потомства[122]. Я не видел до настоящего времени — а это триста тридцать второй год (343/4) — в тех царствах, что я объездил, человека из ауд, который не оказался бы, если его дотошно расспрашивать, насибитом[123], содействующим роду Марвана[124] и его сторонникам[125].

Абу Салама скрыл дело Абу-л-'Аббаса и бывших с ним и приставил к ним особого человека. Прибытие Абу-л-'Аббаса в Куфу было в сафаре сто тридцать второго года (19.09 — 17.10.749). В том же году по бариду[126] прибыли послания для потомков ал-'Аббаса. Когда был убит Ибрахим ал-Имам, Абу Салама испугался, что дело развалится или извратится, и послал Мухаммада б. 'Абд ар-Рахмана б. Аслама[127] — а Аслам[128] был маулой Посланца Аллаха, да пребудет с ним приветствие и благословение Аллаха — и дал ему два письма одного и того же содержания к Абу 'Абдаллаху Джа'фару б. Мухаммаду б. 'Али б. ал-Хусайну б. 'Али б. Абу Талибу[129] и к Абу Мухаммаду 'Абдаллаху б. ал-Хасану б. ал-Хусайну б. 'Али б. Абу Талибу[130] — да будет доволен ими Аллах, — приглашая каждого из них явиться к нему, чтобы призыв был [в пользу установления власти одного из них] и чтобы хорасанцы присягнули [одному из них]. [Абу Салама] сказал гонцу: «Поспешность, поспешность. Не будь подобен послу 'ад[131]». Мухаммад б. 'Абд ар-Рахман прибыл в Медину[132] к Абу 'Абдаллаху Джа'фару б. Мухаммаду, и тот встретил его ночью. Когда [Мухаммад /269/ б. 'Абд ар-Рахман] прибыл к нему в дом и сообщил, что он посланец Абу Саламы, и вручил его послание, Абу 'Абдаллах сказал: «Какое мне дело до Абу Саламы? Абу Салама — не мой сторонник». [Мухаммад б. 'Абд ар-Рахман] ответил: «Я — гонец. Прочтешь его письмо и ответишь, как считаешь нужным». Тогда Абу 'Абдаллах кликнул, [чтобы принесли] светильник, затем взял письмо Абу Саламы, положил его на светильник так, что оно сгорело, и сказал гонцу: «Доложи своему господину о том, что ты видел». Затем прочитал слова ал-Кумайта б. Зайда[133]:

О тот, кто возжигает огонь, свет которого [будет светить] другим, О собирающий дрова — для другого ты их собираешь.

Тогда гонец вышел от [Абу 'Абдаллаха], пришел к 'Абдаллаху б. ал-Хасану и вручил ему послание. ['Абдаллах] поцеловал [письмо], прочитал его и возрадовался. На следующий день после того, как к нему пришло письмо, 'Абдаллах сел на осла и приехал к дому Абу 'Абдаллаха Джа'фара б. Мухаммада ас-Садика. Увидев ['Абдаллаха], Абу 'Абдаллах придал большое значение его приходу, а ведь [он] был старше 'Абдаллаха.

Так вот, [Абу 'Абдаллах] сказал ему: «О Абу Мухаммад, тебя привело какое-то дело?» ['Абдаллах] ответил: «Да, [и это дело] столь велико, что его не опишешь». [Абу 'Абдаллах] сказал: «Что же это, Абу Мухаммад?» ['Абдаллах] ответил: «Это письмо Абу Саламы, который призывает меня принять предложение. К нему пришли наши сторонники из жителей Хорасана». Тогда Абу 'Абдаллах сказал ему: «Абу Мухаммад, когда это хорасанцы были твоими сторонниками? [Разве] ты послал Абу Муслима в Хорасан? [Разве] ты приказал ему надеть черные [одежды]? [Разве] ты причиной тому, что [эти люди] пришли из Хорасана, или ты посылал за ними? Знаешь ли ты кого-нибудь из них?» 'Абдаллах б. ал-Ха-сан ответил отрицанием на слова [Абу 'Абдаллаха], а потом сказал: «Люди хотят сына моего Мухаммада[134], ибо он — махди этой общины[135]». Абу 'Абдаллах Джа'фар ответил: «[Клянусь] Аллахом, он не махди этой общины и если обнажит меч, то будет убит». 'Абдаллах стал возражать ему и сказал: «[Клянусь] Аллахом, только зависть мешает тебе [признать] это». Тогда Абу 'Абдаллах ответил: «[Клянусь] Аллахом, это всего лишь мой совет тебе. Абу Салама написал мне то же, что он написал тебе. Но гонец его не нашел у меня того, что нашел у тебя. Я сжег его письмо, прежде чем прочесть». И 'Абдаллах разгневанным ушел от Джа'фара. Посланец [же] Абу Саламы не ушел от ['Абдаллаха] до тех пор, пока не присягнули ас-Саффаху на халифат.

А было это вот как. Однажды Абу Хамид ат-Туси[136] вышел из лагеря в Куфу и повстречал Сабика ал-Хаваризми на рынке ал-Кунасы[137]. [Ат-Туси] спросил: «Сабик?» Тот ответил: «Сабик». И /270/ [ат-Туси] спросил его об Ибрахиме ал-Имаме. Сабик ответил: «Его убил Марван в тюрьме». В то время Марван находился в Харране. Абу Хамид тогда спросил: «В чью же пользу [сделано] завещание?» [Сабик] сказал: «[В пользу] его брата Абу-л-'Аббаса». [Абу Хамид] сказал: «Где [же] он?» [Сабик] ответил: «Здесь, с тобой в Куфе — он [сам], его брат, несколько его дядьев и родственников». [Абу Хамид] спросил: «С каких пор они здесь?» [Сабик] ответил: «Два месяца» [Абу Хамид] сказал: «[Так давай] пойдем к ним». [Сабик] сказал: «Завтра у нас с тобой здесь свидание».

Сабик захотел спросить у Абу-л-'Аббаса разрешения на это [свидание], пошел к нему и рассказал [об этом]. [Абу-л-'Аббас] упрекнул [Сабика] за то, что он не привел к ним [Абу Хамида]. А Абу Хамид ушел и рассказал об этом нескольким хорасанцам-военачальникам над воинами Абу Саламы, в том числе Абу-л-Джахму[138] и Мусе б. Ка'бу[139], [над которыми] он был главным. На другое утро Сабик пришел в [условленное] место, встретил Абу Хамида, и они вошли к Абу-л-'Аббасу и бывшим с ним. [Тогда Абу Хамид] сказал: «Который из вас имам?» Да'уд б. 'Али указал на Абу-л-'Аббаса и сказал: «Этот — ваш халиф». Тогда [Абу-Хамид] припал к ногам [Абу-л-'Аббаса], стал их целовать и приветствовал его халифским титулом. А Абу Салама [ничего] о том не знал. К [Абу-л-'Аббасу же] пришли главные военачальники и принесли ему присягу. [Тогда и] Абу Салама узнал об этом и [тоже] присягнул ему. И они вошли в Куфу в наилучших одеждах, построились рядами, поставив впереди конницу. [Тогда] Абу-л-'Аббас и [бывшие] с ним сели верхом [на лошадей] и прибыли в амирский дворец. Это было в пятницу двенадцати ночей, прошедших от раби' ал-ахарсто тридцать второго года (29.11.749).

Выше в этой книге мы приводили расхождения людей [во мнениях] по поводу того, в каком месяце этого года была принесена присяга [Абу-л-'Аббасу][140].

Затем он вошел в соборную мечеть амирского дворца, восхвалил Аллаха и восславил его, упомянул о величии Господа и милостях Его, а также о достоинстве Пророка, да пребудет с ним приветствие Аллаха и Его благословение. [Потом] он стал упоминать преемничество и наследование, пока не остановился на себе самом. И пообещал [Абу-л-'Аббас] людям добра. Затем замолчал. [Тогда] заговорил дядя его Да'уд б. 'Али, [стоявший] на минбаре[141] ниже Абу-л-'Аббаса, и сказал: «[Клянусь] Аллахом, не было после Пророка, да пребудет с ним молитва Аллаха и Его благословение, халифа, кроме 'Али[142], да пребудет он в мире, и того Повелителя Верующих, что [стоит] за мной». Затем они оба спустились [с минбара]. Потом Абу-л-'Аббас выехал в лагерь Абу Саламы и остановился в его шатре. Наместником над Куфой и окрестными землями он поставил /271/ дядю своего Да'уда б. 'Али и послал дядю своего 'Абдаллаха б. 'Али к Абу-л-'Ауну 'Абд ал-Малику б. Йазиду[143]. Они вместе отправились к Марвану, и все происходило так, как мы рассказали ранее о том, что [касалось] их встречи на аз-Забе и поражения Марвана б. Мухаммада[144].

Дошло до Абу-л-'Аббаса ас-Саффаха то, что [было] с 'Амиром б. Исма'илом[145] и [известие] об убийстве им Марвана в Бусире[146]. Говорили, что сын дяди 'Амира по имени Нафи' б. 'Абд ал-Малик[147] был убит в ту ночь в сражении, а ['Амир] этого не знал, и что 'Амир, отрубив Марвану голову, овладел его лагерем и вошел в церковь, где находился Марван, уселся на его ложе и отведал его еды. Тогда вышла к ['Амиру] старшая дочь Марвана, известная как Умм Марван[148], она была самой великовозрастной из [его дочерей], и сказала: «О 'Амир! Рок сбросил Марвана с его ложа и посадил на его место тебя. Ты отведал его пищи, присвоил его дело и [стал] распоряжаться в его владениях. [Но рок] может изменить благоденствие, [в котором ты пребываешь]».

До ас-Саффаха дошли деяния и слова 'Амира, он разгневался и написал ему: «Горе тебе! Разве не было у тебя богобоязненности, которая удержала бы тебя от того, чтобы есть пищу Марвана, сидеть на его постели и возлежать на его подушках? [Клянусь] Аллахом, если бы Повелитель Верующих не истолковал то, что ты сделал, как нечаянное и некорыстное, то настиг бы тебя его гнев и стал бы для тебя мучительной наукой, а для других увещеванием. И когда придет к тебе письмо Повелителя Верующих, то принеси Аллаху Всевышнему садаку[149], которой ты погасил бы Его гнев, и [соверши] молитву, которой ты показал бы смирение, постись три дня и прикажи всем твоим людям поститься так, как постишься ты». Когда Абу-л-'Аббасу принесли голову Марвана и положили перед ним, он пал ниц и долго лежал, потом поднял голову свою и сказал: «Слава Аллаху, Который не сохранил мою месть к тебе и твоим родичам. Слава Аллаху, который помог мне победить и одолеть тебя». Потом [Абу-л-'Аббас] сказал: «Не тревожит меня, когда ко мне припожалует смерть. Ведь я убил за ал-Хусайна и сыновей отца его[150] двести [человек] из бану умаййа, сжег останки Хишама[151] за сына дяди моего Зайда б. 'Али[152] и убил Марвана за брата моего Ибрахима. [Потом Абу-л-'Аббас] прочитал:

Затем он повернул лицо свое к кибле[153] и долго лежал ниц, потом сел, поднял лик свой и /272/ произнес слова ал-'Аббаса б. 'Абд ал-Мутталиба[154] из [сочиненных] им байтов[155]':

Упомянул Абу-л-Хаттаб[156] [со слов] Абу Джа'ды б. Хубайры ал-Махзуми, который был одним из вазиров и полночных сотоварищей Марвана; когда настало время Абу-л-'Аббаса, [ал-Махзуми] присоединился к его сообществу и стал одним из сподвижников и приближенных Абу-л-'Аббаса, которых тот набрал себе. [Он сказал], что в тот день присутствовал в собрании Абу-л-'Аббаса, а голова Марвана была перед ним. В то время [сам Абу-л-'Аббас] находился в ал-Хумайме. Он повернулся к своим соратникам и сказал: «Кто из вас знает этого?» Абу-л-Джа'да рассказывал: Я ответил тогда: «Я его знаю. Это голова Абу 'Абд-л-Малика Марвана б. Мухаммада, вчера нашего халифа, да смилуется над ним Аллах!» Рассказывал [Абу-л-Джа'да]: Я взглянул на сторонников [халифа], и они прямо убили меня своими взорами. Тогда Абу ал-'Аббас сказал мне: «В каком году было его рождение?» Я ответил: «В семьдесят шестом году (685/6)». Тут [халиф] встал, цвет его [лица] изменился от гнева. Люди разошлись из собрания. Ушел и я, раскаиваясь в том, что совершил. Люди [на все лады] стали это обсуждать, и я сказал: «Вот позор, который люди никогда не извинят и не забудут». Пришел домой и весь остаток дня делал распоряжения и завещания. Когда наступила ночь, я совершил омовение и приготовился к молитве. [Дело в том], что если Абу-л-'Аббас замышлял что-то недоброе, то посылал [по этому поводу] ночью. Я не спал до утра. Утром же я сел на свою мулицу и поразмыслил в душе своей, к кому [могу] направиться в связи с делом моим. Я не нашел никого более подходящего, чем Сулайман б. Халид[157], маула бану зухра[158]. Он занимал при Абу-л-'Аббасе влиятельное положение и был из числа сторонников [Аббасидов]. Я прибыл к нему и сказал: «Вспоминал ли обо мне вчера Повелитель Верующих?» [Сулайман] ответил: «Да, ты был упомянут. [Абу-л-'Аббас] сказал: «Этот сын нашей сестры верен своему господину. Коли мы сделаем ему добро, то он будет еще более благодарным нам». И я поблагодарил [Сулаймана] за это, отплатил ему добром, воззвал [к Аллаху, чтобы Он сотворил /273/ Сулайману благо] и ушел. Всякий раз, сколько я ни приходил к Абу-л-'Аббасу, я видел от него только хорошее.

Слова, которые были произнесены в собрании у Абу-л-'Аббаса, когда принесли голову Марвана, [стали] передавать, и они достигли Абу Джа'фара и 'Абдаллаха б. 'Али. [Тогда] 'Абдаллах б. 'Али написал Абу-л-'Аббасу, сообщая ему о тех моих словах, которые стали ему известны, и о том, что это невыносимо. Абу Джа'фар [же] написал то, что стало ему известно, говоря: «Это брат нашей сестры, и нам в большей степени пристало использовать его и искать от него добра». До меня дошло то, что было между ними, и я замолчал. [Потом] рок нанес удар. Однажды, когда я находился у Абу-л-'Аббаса — это случилось [некоторое] время [спустя], [когда] мое положение у него возвысилось, и он меня облагодетельствовал — люди встали, и я встал тоже. [Тогда] Абу-л-'Аббас сказал мне: «Успокойся, Ибн Хубайра, садись». Я сел. [Абу-л-'Аббас] встал, чтобы выйти, и я встал [тоже], так как поднялся [халиф]. [Тогда Абу-л-'Аббас] сказал: «Садись». Он поднял занавес и вышел, а я [снова уселся на свое место]. Затем [Абу-л-'Аббаса] долго не было, потом он поднял занавес и вышел в двух расшитых одеждах — в рид'е[159] и джуббе[160]. Мне [в жизни] не приходилось видеть [кого-либо] краше, нежели он, или лучше [того], что было на нем. Когда [Абу-л-'Аббас] поднял занавес, я встал. Он сказал «Садись». Я сел. [Тогда] он сказал: «О Ибн Хубайра! Я скажу тебе об одном деле, только пусть никто из людей об этом не узнает». Затем он сказал: «Ты знаешь, как устроили мы это дело и что мы отдаем попечение завета тому, кто убил Марвана. 'Абдаллах б. 'Али — вот, кто убил его, ибо это было [совершено] его войском и его соратниками. Брат [же] мой Абу Джа'фар обладает [всеми] достоинствами, знанием, возрастом, преданностью делу Аллаха. И как же можно отстранить его от [попечения завета]?» Рассказывал [Ибн Хубайра]: И [Абу-л-'Аббас] долго хвалил Абу Джа'фара. Тогда я сказал: «Да ниспошлет Аллах благо Повелителю Верующих! Я не указываю тебе, но [хочу] сказать то, с чем ты посчитаешься». [Абу-л-'Аббас] ответил: «Говори». [Тогда] я сказал: «В Год Залива[161] мы были с Масламой б. 'Абд ал-Маликом[162] под ал-Кустантиниййей[163]. Вдруг к нему пришло письмо [от] 'Омара б. Ал-'Азиза[164] с известием о смерти Сулаймана[165] и о переходе власти к ['Омару]. [Маслама б. 'Абд ал-Малик] послал за мной. Я вошел к нему. Он бросил мне письмо, и я прочитал его. Потом [Маслама] разрыдался. Я сказал: «Да ниспошлет Аллах благо амиру! Не плачь о брате своем, но плачь о том, что халифат ушел от сынов отца твоего к сынам дяди твоего». А [Маслама] плакал так, что у него намокла борода». Рассказывал Ибн Хубайра: Когда я закончил свой рассказ, Абу-л-'Аббас сказал мне: «Довольно. Я понял тебя». Потом сказал: «Если желаешь, встань». Я [встал и] отошел недалеко, как вдруг /274/ [Абу-л-'Аббас] сказал: «Эй, Ибн Хубайра!» Я вернулся назад. И он сказал: «Ступай. Разве ты не отблагодарил одного и не настиг местью твоей другого?» Сказал [Ибн Хубайра]: Так вот, не знаю я, чему больше удивляться — то ли проницательности [Абу-л-'Аббаса], то ли памятливости его о том, что было.

Этот самый Абу Джа'да б. Хубайра [происходит] из сыновей Джа'ды б. Хубайры ал-Махзуми[166] от Фахиты Умм Хани' бинт Абу Талиб[167]. 'Али, Джа'фар и 'Укайл — его дядья [по материнской линии][168]. Выше мы приводили сообщение о нем в этой книге[169].

Сказал ал-Мас'уди: Нашел я в ал-Ахбар ал-Мада'ини[170] [рассказанное] со слов Мухаммада б. Ал-Асвада, [вот что] он сказал: Однажды 'Абдаллах б. 'Али сопровождал брата своего Да'уда б. 'Али. С ними [был] 'Абдаллах б. ал-Хасан б. ал-Хасан[171]. [Тогда] сказал Да'уд 'Абдаллаху: «Почему ты не прикажешь двум своим сыновьям объявиться?» 'Абдаллах ответил: «Что же за этим последует? Еще не настало для них время. И 'Абдаллах б. 'Али повернулся к нему и сказал: «[Кажется], ты считаешь, что как раз твои сыновья то и убили Марвана». ['Абдаллах] ответил: «Так оно и есть». Тогда 'Абдаллах [б. 'Али] сказал: «Что же за этим последует?» И прочитал:

Сказали 'Абдаллаху б. 'Али: «'Абдаллах б. 'Омар б. 'Абд ал-'Азиз[173] упоминает, что он прочитал в одной из книг, будто Марвана убьет 'Айн б. 'Айн[174], и ['Абдаллах б. 'Омар] надеялся, что это будет он [сам]. 'Абдаллах б. 'Али ответил: «Клянусь Аллахом, это я. У меня перед ['Абдаллахом б. 'Омаром] преимущество в три 'айна. Я 'Абдаллах б. 'Али б. 'Абдаллах б. 'Аббас б. 'Абд ал-Мутталиб б. Хашим, а он — 'Амр б 'Абд Манаф[175]».

Когда 'Абдаллах б. 'Али построился [напротив] Марвана, Марван подошел к человеку, [стоявшему] рядом с ним, и сказал: «Кто, по-твоему, враждовал с 'Абдаллахом б. Муа'вией б. 'Абдаллахом б. Джа'фаром[176] Горбоносым, Железновзорым, Прекрасноликим?» Я[177] сказал: «Аллах дарует ясновидение тому, кому пожелает». Сказал [Марван]: «Поистине, это он». Я ответил: «Да». Сказал Марван: «Он из потомков ал-'Аббаса б. 'Абд ал-Мутталиба?» Я ответил: «Да». [Тогда] Марван сказал: «Аллаху мы принадлежим и к Нему возвращаемся. Горе тебе! Я думал, что тот, кто сражается против меня, [происходит] из потомков Абу Талиба[178], а этот человек — из потомков ал-'Аббаса и имя его 'Абдаллах. Знаешь ли ты, почему я завещал власть после себя сыну своему 'Убайдаллаху после 'Абдаллаха, [в то время как] Мухаммад[179] старше 'Абдаллаха?» Я сказал: /275/ «Почему?» Сказал [Марван]: «Ибо нам сообщили, что после меня власть перейдет к 'Абдаллаху и 'Убайдаллаху. Я посмотрел, [и оказалось], что 'Убайдаллах ближе к 'Абдаллаху, чем Мухаммад. И я назначил ['Убайдаллаха], миновав Мухаммада».

Сказал [Мухаммад б. ал-Асвад]: После того как у Марвана состоялся такой разговор со своим сподвижником, он послал тайно к 'Абдаллаху б. 'Али: «Власть, сын дяди, переходит к тебе. Так побойся Аллаха [и не обидь моих] женщин». Сказал [Мухаммад б. ал-Асвад]: 'Абдаллах послал ему: «Правда с нами, [если прольем] твою кровь, и правда против нас, [если обидим] твоих женщин». Упомянул Мус'аб аз-Зубайри [со слов] своего отца[180]. Он сказал: Умм Салама бинт Йа'куб б. Салама б. 'Абдаллах б. ал-Валид б. ал-Мугира ал-Махзуми[181] была у 'Абд ал-'Азиза б. ал-Валида б. 'Абд ал-Малика[182], и он сгинул из-за нее. Потом была она у Хишама, и он сгинул из-за нее. Однажды она сидела, и мимо нее прошел Абу-л-'Аббас ас-Саффах. Он был красивым, пригожим. [Умм Салама] спросила о нем, и ей назвали его родословную. Тогда [Умм Салама] послала [Абу-л-'Аббасу] свою маулу с предложением взять [Умм Саламу] в жены. [Умм Салама] сказала [своей мауле]: Скажи ему: «Эти семьсот динаров[183] я посылаю тебе». У [Умм Саламы] было великое богатство, драгоценности и свита. Маула пришла к [Абу-л-'Аббасу] и предложила ему это. Он сказал: «Я нищ. У меня нет казны». [Тогда] она отдала ему деньги, и он наградил ее. [Потом Абу-л-'Аббас] пришел к брату [Умм Саламы] и попросил его выдать [сестру за него] замуж, и [брат] поженил [Абу-л-'Аббаса) на ней. [Абу-л-'Аббас] отдал [за Умм Саламу] пятьсот динаров приданого и подарил двести динаров. Он вошел к ней той же ночью. [Умм Салама] оказалась [лежащей] на высоком ложе, и [Абу-л-'Аббас] поднялся к ней. Каждый член ее [тела] был увенчан драгоценностями, и [Абу-л-'Аббас] не добрался до нее. [Тогда] Умм Салама позвала одну из своих невольниц, [которая] спустилась, сменила ее одеяние на одежды из крашеной [ткани] и постелила [Абу-л-'Аббасу] постель на полу ниже [ложа Умм Саламы], и он не смог до нее добраться. [Тогда Умм Салама] сказала: «Да не уязвит тебя это. [Других] мужчин поражало то же, что поразило тебя». Так она вела себя, пока он в ту же ночь не добрался до нее; она ему понравилась, и [Абу-л-'Аббас] поклялся не брать [других жен и наложниц]. [Умм Салама] родила от [Абу-л-'Аббаса] Мухаммада и Райту[184]. Она [так] сильно подчинила его себе, что он не решал ни одного дела, не посовещавшись и не посоветовавшись с ней, пока к нему не перешел халифат. [Абу-л-'Аббас] не приближался к женщинам — ни к свободной, ни к рабыне, оставаясь верным [Умм Саламе] в том, в чем он ей поклялся, неизменно[185].

Однажды во время халифата [ас-Саффаха] с ним уединился Халид б. Сафван[186] и сказал: «О Повелитель Верующих! Я подумал о твоем деле и обширности твоего государства. Ты поставил над собой единственную женщину и ограничился ею. Если она заболевает, заболеваешь и ты, если нет /276/ ее, то нет и тебя. Ты лишил себя наслаждения прелестью невольниц. [Ты] не интересуешься тем, как они живут и не пользуешься тем, чего желал бы [получить] от них. Среди них, о Повелитель Верующих, [есть] и высокая, томная, нежнокожая белянка, и породистая смуглянка, и тонкокостая чернокожая, и полнобедрая берберка из числа мединских воспитанниц[187], чарующая беседой своей и доставляющая наслаждение, когда с ней остаешься наедине. Почему же Повелитель Верующих не обращает внимания на дочерей свободных [людей], не смотрит на то, что [есть] у них, и [отстраняется] от приятной беседы с ними? И если бы ты увидел, о Повелитель Верующих, и высокую белянку, и смуглянку с алыми губами, и полнобедрую бледноликую, и сладкоречивых воспитанниц басрийских и куфийских, с перетянутыми талиями, с завитыми волосами на висках, с насурмленными глазами, с упругими грудями, [если бы ты узрел] красоту их одежд и украшений, и вид их, то посмотрел бы на славное». И Халид принялся живописать, сильно приукрашая сладостью речей и щедростью описаний. Когда он закончил речь свою, сказал ему Абу-л-'Аббас: «Горе тебе, Халид. Никогда еще ушей моих не достигали, [клянусь] Аллахом, более прекрасные слова, нежели те, которые я слышал от тебя. Так повтори же эти слова, [ибо] они запали мне [в душу]. И Халид повторил речь свою еще краше, чем [тогда, когда] начал ее. Затем он ушел. Абу-л-'Аббас задумался над тем, что услышал от [Халида]. [Тут] к нему вошла Умм Салама, жена его. И когда она увидела [Абу-л-'Аббаса] задумавшимся и опечаленным, она сказала: «Я не узнаю тебя, о Повелитель Верующих; случилось ли нечто такое, что тебе не нравится, или же пришло к тебе известие, которое тебя испугало?» [Абу-л-'Аббас] сказал: «Ничего подобного не было». Умм Салама сказала: «В чем же дело?» [Абу-л-'Аббас] стал увиливать от ее расспросов. [Умм Салама же] настаивала до тех пор, пока он не рассказал ей о том, что сказал Халид. Умм Салама спросила: «Что же ты ответил сыну распутницы?» Абу-л-'Аббас сказал: «Господи! Он мне дает совет, а ты его ругаешь!» Она вышла от него рассерженная, послала к Халиду артель плотников с пилами и велела им не оставить живого места на [его теле]. Рассказывал Халид: «Я ушел к себе домой, радуясь тому, что явил мне Повелитель Верующих и тому, что ему понравилось произнесенное мной. Я не сомневался в том, что прибудет ко мне его награда. Вскоре явились ко мне эти плотники, а я сидел у двери моего дома. Когда я увидел, что они подошли ко мне, я почувствовал награду и подарок. Потом плотники встали надо мной и спросили обо мне. Я сказал: «Вот он я, Халид». [Тогда] один из них подбежал ко мне с дубиной, [которая] была у него. И когда /277/ он ею на меня замахнулся, я вскочил, вбежал в дом, закрыл за собой дверь, спрятался и [несколько] дней находился в таким положении, не выходя из своего жилища. [Потом] мне пришло на ум, что ко мне приходили от Умм Саламы. Абу-л-'Аббас же стал меня настойчиво искать. И вот, однажды, не успел я опомниться, как на меня напали [какие-то] люди и сказали: «Повинуйся Повелителю Верующих». Я почувствовал [приближение] смерти и поехал [с ними], а был я ни жив ни мертв. Не успел я добраться до дворца, как меня встретило несколько гонцов. Я вошел к [халифу] и обнаружил, что он был один. [Тогда] я немного успокоился. Я приветствовал [Абу-л-'Аббаса], а он жестом велел мне сесть. [Тут] я заметил, что за моей спиной дверь, а на ней — опущенные занавеси, за которыми [кто-то] шевелится. И [халиф] сказал мне: «Халид, я не видел тебя три дня». Я ответил: «Я был болен, о Повелитель Верующих». Он сказал: «Горе тебе! Во время последнего [твоего] прихода чего только ты мне ни наговорил о женщинах и девушках, лучше этих слов не прожигало ушей моих. Повтори же мне [все это снова]». Я сказал: «Да, о Повелитель Верующих. Я рассказал тебе, что арабы выводили слово «дирра» (одна из жен одного мужа) от «дарр» (вред)[188] и что никто из них не женился более чем на одной женщине, иначе же [это] [непосильное] бремя». [Тогда халиф] сказал: «Горе тебе! Этого не было в [твоих] речах». Я ответил: «Напротив, о Повелитель Верующих, я сообщил тебе, что три женщины — как треножник котла, на котором варят». Сказал Абу-л-'Аббас: «Да отрекусь я от родства с Посланцем Аллаха, да пребудет с ним приветствие и благословение Аллаха, если я слышал это от тебя». Сказал [Халид б. Сафван]: «Я сообщил тебе, что четыре женщины — это собранное [вместе] зло для их господина, [которое] сделает его седым, старым и больным». Сказал [Абу-л-'Аббас]: «Горе тебе! Клянусь Аллахом, до сих пор я не слышал этих слов ни от тебя, ни от других». Сказал Халид: «Это не так, клянусь Аллахом». Сказал [халиф]: «И ты обвиняешь меня во лжи?» Сказал [Халид]: «А ты хочешь убить меня, о Повелитель Верующих?» Сказал [Абу-л-'Аббас]: «Продолжай речь свою». Сказал [Халид]: «Я сообщил тебе, что девственные невольницы — это мужчины, только без яичек». Сказал Халид: [Тут] я услышал смех за занавесом и сказал: «Да, я сообщил тебе также, что бану махзум[189] — это базилик курайшитов[190] и что у тебя базилик базиликов, а ты глазами своими желаешь свободных женщин и рабынь». Сказал Халид: Тут было сказано за занавесью: «Ты говоришь истинное, [клянусь] Аллахом, дядюшка, и выказываешь почтение. Ты ведь об этом говорил Повелителю Верующих, а он изменил и извратил [твои слова], говоря за тебя». [Тогда] Абу-л-'Аббас сказал мне: «Что с тобой, да убьет тебя Аллах, и да осрамит тебя и да /278/ расправится с тобой!» Сказал [Халид б. Сафван]: И я оставил его, вышел и почувствовал жизнь. Сказал Халид: «Я и не заметил, как ко мне пришли гонцы Умм Саламы с десятью тысячами дирхамов, скамьей, породистым конем и невольником».

Никто из халифов не любил беседовать с мужами, подобно Абу-л-'Аббасу ас-Саффаху. Он части говаривал: «[Достоин] удивления тот, кто не желает преумножать [свое] знание и предпочитает увеличивать [свое] невежество». И сказал ему Абу Бакр ал-Хуза-ли[191]: «Каково толкование этих слов, о Повелитель Верующих?» [Абу-л-'Аббас] сказал: «Оставляет беседу подобный тебе и твоим друзьям, входит к женщине или девушке и долго слушает глупости и рассказывает пустяки». [Тогда] сказал ему ал-Хузали: «Вот почему выделил вас Аллах среди [прочих] людей и сделал [одного] из вас печатью пророков»[192].

Вошел к [Абу-л-'Аббасу] Абу Нахила-поэт[193], приветствовал его, назвал ему свою родословную и сказал: «Раб твой, о Повелитель Верующих, и поэт твой. Позволишь ли ты мне прочесть тебе [стихи]?» [Тогда Абу-л-'Аббас] сказал ему: «Да проклянет тебя Аллах! Разве не ты сказал о Масламе б. 'Абд-ал-Малике б. Марване:

[Абу Нахила] ответил: «Но я, Повелитель Верующих, тот, кто говорит:

Сказал[194]: «И [Абу-л-'Аббас] смилостивился над [Абу Нахилой], наградил его и пожаловал».

Когда Абу-л-'Аббасу приносили еду, он весьма радовался. И Ибрахим б. Махрама ал-Кинди, если хотел его о чем-нибудь попросить, то задерживал еду, потом просил. Однажды [Абу-л-'Аббас] /279/ сказал ему: «Ибрахим, что заставляет тебя отрывать меня от еды твоими просьбами?» Сказал [Ибрахим б. Махрама]: «Заставляет меня это [делать] надежда на успех в ходатайствовании о том, о чем я прошу». Сказал Абу-л-'Аббас: «Поистине, ты достоин главенства [благодаря] такой сообразительности».

Коли [начиналась] вражда между двумя людьми из сподвижников и приближенных [Абу-л-'Аббаса], он не слушал [жалоб] одного на другого и не принимал их, даже если говоривший был беспристрастен в своем свидетельстве. Если [же] два человека мирились, то он не принимал свидетельства одного из них за или против другого и говорил: «Старая злоба порождает тяжкую вражду. [Она] заставляет выказывать примирение, а под ним — змея, которая, если доберется, то [в живых] не оставит».

В начале своего правления [Абу-л-'Аббас] появлялся перед своими сотрапезниками, потом закрылся от них [занавесью]. Это произошло по прошествии одного года его правления по причине, о которой мы упоминали в наших предыдущих книгах. И было пребывание его за занавесью в соответствии с тем, о чем мы упомянули выше в этой книге в житии Ардашира сына Бабака при [описании] его правления[195].

[Абу-л-'Аббас] веселился, [сидя] за занавесью именно так, как мы [об этом] сказали, и кричал развеселившему его певцу: «Клянусь Аллахом, ты хорошо [спел]. Повтори этот напев».

И не уходил от него [ни] один из его сотрапезников, [ни один] из его певцов без денежного подарка или платья. Он говаривал: «Да не будет радость наша преходящей, а вознаграждение [наше] тому, кто образован и развлек нас, запоздалым». Опередил [Абу-л-'Аббаса] в этом деянии один из царей, [бывших] у персов, — это Бахрам Джур[196].

Однажды был у [Абу-л-'Аббаса] Абу Бакр ал-Хузали. Ас-Саффах повернулся к нему [и стал] говорить с ним о войне Ануширвана[197] с царем одного из народов. [Тут] подул ветер и бросил пыль и крошки кирпича с крыши [дворца] в приемную залу. Те, кто присутствовал на приеме, опечалились этому происшествию и испугались его. А ал-Хузали глядел на Абу-л-'Аббаса, не [меняясь] в лице, [так] как изменились другие. [Тогда] сказал ему Абу-л-'Аббас: «Славен ты, о Абу Бакр. Я не видел дня, подобного сегодняшнему. Разве тебя не устрашило то, что устрашило нас, и разве ты не почувствовал того [же]?» [Абу Бакр] сказал: «О Повелитель Верующих! Не дал Аллах человеку два сердца в груди его, но дано человеку одно сердце. И когда объяла его радость в связи с пользой для Повелителя Верующих, не нашлось в нем места для происшествия. И /280/ если Аллах, Велик Он и Славен, дарует милость Свою кому-либо и хочет, чтобы осталось у того воспоминание об этом, ниспосылает эту милость посредством языка пророка или халифа. Это милость, которой был удостоен и я. К ней склонился мой ум, и занялись ею мои мысли. И если бы Зеленое упало на Пыльную[198], то я не почувствовал бы этого и промолчал бы, [сказав] только то, что мне нужно [сказать] Повелителю Верующих, да укрепит его Аллах Всевышний». [Тогда] сказал ему ас-Саффах: «И если продлятся дни мои, то подниму то, что у тебя внизу, [чтобы] не ходили вокруг этого львы и не спускались орлы».

Выше в этой книге мы [приводили] увещевание 'Абд ал-Малика аш-Ша'би[199] о выгоде [проявления] внимания к царям.

Рассказывали об 'Абдаллахе б. 'Аййаше ал-Мантуфе[200], что он сказал: «Простонародье не приближалось к царям с такой покорностью, рабы — с такой услужливостью, придворные — с таким вниманием».

Рассказывали о Раухе б. Зинба' ал-Джузами[201], что он говаривал: « Если хочешь, чтобы царь открыл перед тобой свое ухо, то открой свое ухо для того, чтобы внимать его беседе. И не подвергаю я упрекам мужа, если он внимал беседе [царя], и не высекается то, что сказано о нем, в моем сердце, ибо прилежно внимал он мне перед этим».

Рассказывали о Му'авии[202], что он говаривал: «Подчинишь себе царя, если следуешь двум правилам: кротость при гневе его и внимание к беседе его».

Я нашел в жизнеописаниях царей из персов [сообщение о том], что когда Ширавайх сын Абарвиза[203] [находился] в одном из своих садов в иракской земле, то никто не ходил вровень с Ширавайхом. Мужи высоких чинов [ехали) за ним вслед в соответствии со своими степенями. Если он поворачивался направо, то к нему приближался начальник войска, если поворачивался налево, то к нему приближался мобед[204]. Тому, кто из них приближался, [царь] приказывал привести того, с кем он хотел побеседовать. Во время этой прогулки Ширавайх повернулся направо, и к нему приблизился начальник войска. [Тогда царь] сказал: «Где Шаддад б. Джарсама?» Его привели, и он поехал рядом с царем. И Ширавайх сказал ему: «Я подумал о предании, [связанном] с дедом нашим Ардаширом сыном Бабака — когда он сражался с царем хазар[205]. Расскажи мне, если ты помнишь». Шаддад слышал это предание от Ануширвана и знал о западне, [а также] о том, [как] /281/ Ардашир заманил в нее царя хазар. [Однако] Шаддад сделал вид, что не понимает и внушил Ширавайху, будто он не знает [этого предания]. [Тогда] Ширавайх поведал ему предание, и [Шаддад] внимал [царю] всеми своими органами [чувств]. Путь их лежал по берегу реки. [Шаддад], оттого, что он глядел на Ширавайха, перестал следить за тем, куда ставит копыта его лошадь. Одна из ног лошади поскользнулась, она наклонила седока вправо, он упал в воду, а лошадь убежала. Свита царя и его рабы поспешили за ней, [поймали], подвели [к тому месту, куда упал Шаддад], подтянули его к берегу и на руках вытащили. Царь опечалился этому. Он слез со своего коня. Тут же ему и накрыли, и он пообедал. [Потом] царь велел принести платье из своей собственной одежды, и [это платье] набросили на Шаддада. [Царь] поел с ним и сказал ему: «Ты не доглядел, куда твоя лошадь [ставит] копыта». [Шаддад] сказал: «О царь! Если Аллах ниспосылает рабу [Своему] благодеяние, то сопровождает его испытанием и противопоставляет этому [благодеянию] несчастье. И испытания бывают по мере благодеяний. Аллах ниспослал мне два великих благодеяния, это то, что царь обернул ко мне лицо свое среди этой величайшей толпы, и это польза — ]наставление о] ведении войны, поскольку [царь] рассказал об Ардашире. Так что если бы я вошел туда, где восходит и заходит солнце, то был бы в выигрыше. Когда же сочетались эти два великих благодеяния одновременно, то сопроводило их это испытание. И если бы не вельможи царя и удачливость его деда, то овладела бы мной погибель. Но вместе с тем, если бы я утонул и ушел бы со счастливой земли и царь сохранил бы обо мне вечное воспоминание, пока существуют свет и тьма, южный ветер и восточный ветер». И царь обрадовался этому и сказал: «Не думал я, что ты таков, каков ты есть». И он наполнил уста [Шаддада] драгоценностями и сверкающим дорогим жемчугом и включил его в свою свиту, так что [Шаддад] подчинил [себе] большинство дел царя.

Мы упомянули это известие из известий[206] о живших в древности персидских царях для того, чтобы было ведомо, что Абу Бакр ал-Хузали не придумал [этого] образа действия, [ибо] предшествовали ему в нем прочие.

Лучшим положением относительно царей является внимание им и получение от них. Греческие мудрецы говорили: «Долг того, к кому с речью обратился царь или обладающий главенством, — внимать всем своим сердцем, даже если и ведомо ему то, что слышит он от царя, словно [прежде] никогда не слышал этого, и проявить радость [по поводу] царской науки, [получаемой] от царя, и ликование [по поводу] его речи. В этом два дела. Одно из них — проявление [царедворцем] своей /282/ благовоспитанности, ибо он воздает царю должное почтением к его речи и удивлением ею, словно он [прежде] ее не слышал, и проявлением радости и [видимым] извлечением пользы из нее. [Ибо] душа более расположена и приближена к полезному научению, [получаемому] от царей, и к разговорам об этом, нежели к тому же, [позаимствованному] у простонародья и тому подобного».

Несколько знатоков известий, таких, как Ибн Да'б[207] и других, упомянули о подобном касательно Му'авии б. Абу Суфйана и Иазида б. Шаджары ар-Рухави[208]. Дело в том, что Ибн Шаджара однажды шел рядом с Му'авией, проявляя к нему почтение и внимая его беседе. Му'авия, оборотившись к нему, рассказывал о Джа-д'ан[209] — дне, наступившем для бану махзум и других курайшитов во времена великой войны, на которой погибло много людей — это [было] до ислама. Сказано, [что] это было до хиджры[210]. Абу Суфйан[211] обладал в [том деле] честью и первенством в верховенстве. Дело в том, что, когда обе стороны оказались на грани уничтожения, он поднялся на возвышенность, затем окликнул оба воинства и махнул рукавом. Оба войска разошлись, повинуясь его приказу. Му'авия был восхищен этим рассказом. В то время, как он повествовал его [Йазиду б. Шаджаре], а [тот] глядел на него, и их охватило наслаждение рассказчика и слушателя, в лоб Йазида б. Шаджары ударил шальной камень и разбил его до крови. Кровь потекла по его лицу, бороде, одежде и другому, но он не умерил внимания [к рассказу халифа]. [Тогда] Му'авия сказал ему: «Славен ты, о Ибн Шаджара! Разве ты не видишь, что случилось с тобой?» Сказал [Ибн Шаджара]: «Что это, о Повелитель Верующих?» Сказал [Му'авия]: «Это кровь, что течет по одежде твоей». Сказал [Ибн Шаджара]: «Да освобожу я тех, кем обладаю, если рассказ Повелителя Верующих не увлек меня так, что утопил мои мысли и заслонил от меня мое сердце, и я не почувствовал того, что случилось, пока не обратил на это мое внимание Повелитель Верующих». [Тогда] сказал Му'авия: «Несправедливо поступил с тобой тот, кто положил тебе жалование в тысячу и исключил тебя из [тех, кто получает] жалование сынов мухаджиров[212] и воинов, бывших с нами при Сиффине»[213].

Затем [Му'авия], продолжая идти, приказал [выдать Ибн Шаджаре] пятьсот тысяч дирхамов[214], а [также] увеличил его жалование на тысячу дирхамов и поставил его между кожей своей и одеждой своей.

/283/ Сказал некто из людей знания и вежества из [числа] составителей книг об этом и другом из того, что мы поведали о Му'авии и Ибн Шаджаре: «Если Ибн Шаджара [и] обманул Му'авию в этом, то Му'авия из тех, кого не обманешь. Об этом сказал древний:

Если же тупость Ибн Шаджары и его нечувствительность достигла [таких пределов], о каких говорил он сам, то не был он достойным награды в пятьсот тысяч и прибавки в тысячу к его жалованию. И не думаю я, что это скрылось от Му'авии».

Сказал ал-Мас'уди: Много говорили о том мудрецы и приказали примерно внимать и молчать. Я же преувеличил это. Они сказали [также]: «Беседа удается только благодаря хорошему пониманию». И сказали они: «Научись примерному вниманию [так же], как ты обучаешься красноречию». А примерное внимание — это [значит давать] время рассказчику, пока не завершится его речь.

Из правил установлений разговора: не урезать его, не торопиться и не делать тому подобного, включать [в разговор только] то, что способствует его течению, чтобы одна часть беседы была связана с другой в соответствии с тем, как сказано в пословице: «Разговор — что дорога», имея в виду разветвление и разрастание беседы от одного корня к многочисленным различным предметам, поскольку вся жизнь [заключается] в приятном собеседнике. Сказал [некий] человек: «[Клянусь] Аллахом, как скучна беседа!» [Тогда] сказал слушающий: «Скуку навевает старое, а не беседа».

Поэты глубоко почувствовали этот смысл[215] [сказанного], и о том слова 'Али б. ал-'Аббаса ар-Руми[216]:

Лучшее, что сказано об этом — [это] слова Ибрахима б. ал-'Аббаса[218]:

/284/ Один из рассказчиков из числа людей вежества упомянул, что не приличествует сотрапезнику [вести] длинных речей и что наиболее сладостный и запоминающийся рассказ [тот], в котором избегают долгих разглагольствований, смысл коих теряется, и выражений со скрытым значением, [по мере] приведения которых заканчивается время встречи [друзей], к коим прилепляются души, а чаши выпиваются до дна. Такое [происходит] на встречах знатоков историй, [но] не на собраниях ученых.

Воспользовался этим смыслом и прекрасно [сказал об этом] 'Абдаллах б. ал-Му'тазз би-л-Лах[219], описав винолюбцев за питием. Он сказал:

Вот манера [поведения] тех, кто последовал [тому, что сказано в стихах], в [дни], когда звучали любопытные речи.

Первым, кто получил имя вазира[221] в государстве сынов ал-Аббаса, был Абу Салама Хафс б. Сулайман ал-Халлал ал-Хамдани, маула субай[222]. Абу-л-'Аббас [ас-Саффах] [держал] нечто на него в душе своей, ибо он хотел отвратить власть от [Аббасидов] к другим. [И] Абу Муслим написал ас-Саффаху, советуя ему убить [Абу Саламу] и говоря [ас-Саффаху]: «Разрешил тебе Аллах [пролить] его кровь, ибо он нарушил, изменил и извратил». [Тогда] ас-Саффах сказал: «Да не начну я [правление] моей династии убийством человека из своих сторонников, особенно такого, как Абу Салама. Ведь он господин этого призыва, он подвергал себя [опасности], жертвовал кровью своей, расходовал достояние свое, давал советы имаму своему и сражался с врагом его». Об этом говорили с [Абу-л-'Аббасом] брат его Абу Джа'фар и дядя его Да'уд б. 'Али, [так как] Абу Муслим написал им, прося посоветовать ас-Саффаху убить [Абу Саламу]. [Тогда] сказал Абу-л-'Аббас: «Да не испорчу я многие его благодеяния, великие его страдания и блаженные дни его из-за того, что он однажды споткнулся. Ведь это одно из наваждений шайтана[223] и одна из оплошностей человека». Но [Абу Джа'фар и Да'уд б. 'Али] сказали ему: «Следует, о Повелитель Верующих, стеречься его, ибо мы не в безопасности от него». [Тогда] сказал [Абу-л-'Аббас]: «Напротив, я не опасаюсь его ни днем, ни ночью, ни в тайном, ни в явном, ни когда я один, ни когда я с людьми». И когда эти слова Абу-л-'Аббаса достигли Абу Муслима, он счел их важными и великими и /285/ испугался, что Абу Салама станет его ненавидеть. [И тогда] он послал нескольких своих сподвижников, [которым] доверял в устройстве козней, убить Абу Саламу. Абу-л-'Аббас же привечал Абу Саламу, и тот проводил у него ночные беседы, [ибо] Абу Салама был остроумным, восхищающим, знающим [основы] управления [государством] и устройство [дел его]. Говорят, что однажды ночью Абу Салама возвращался от ас-Саффаха в городе ал-Анбаре, и с [Абу Саламой] никого не было. [Тогда] набросились на него сподвижники Абу Муслима и убили его. Когда известие об этом достигло ас-Саффаха, он произнес [стихи]:

Абу Муслима называли доверенным [лицом] рода Мухаммада, а Абу Саламу Хафса б. Сулаймана нарекали вазиром рода Мухаммада.

Когда Абу Салама был убит вероломно, так, как мы упоминали, поэт сказал об этом байты:

Мы привели известие о его убийстве и о том, как обстояло дело с ним, в ал-Китаб ал-Аусат[224].

Ас-Саффаху нравились речения и самовосхваления арабов из низар[225] и ал-йаман[226], а также обсуждение этого. У Халида б. Сафвана и других кахтанидов [есть] хорошие известия, самовосхваления, беседы и ночные бдения с Абу-л-'Аббасом ас-Саффахом. Мы пространно привели их, а также то, что мы выбрали лучшего из этого, в двух наших книгах Ахбар аз-заман[227] и [ал-Китаб] ал-Аусат, что избавляет от [необходимости] упоминать их.

Из упомянутых уже известий об [ас-Саффахе] и [того,] что распространилось из ночных его бесед, — упомянутое ал-Бахлулом б. ал-'Аббасом со [слов] ал-Хайсама б. 'Ади ат-Та'и[228] со слов Йазида ар-Раккаши[229]. [Йазид] сказал: Ас-Саффаху нравилось вести ночные беседы с мужами. Однажды я полуночничал у него, в [ас-Саффах] сказал: «Йазид, поведай мне самый интересный рассказ, что ты слышал». Я сказал: «О Повелитель Верующих! Остановился человек из танух[230] в хаййе 'амир б. са'с'а[231]». И всякий раз, когда выкладывал что-либо из своих вещей, произносил такой байт:

/286/ [Тогда] из становища вышла девушка, заговорила с ним, приветила его и [стала] его расспрашивать, так что [путнику] это понравилось. Потом она спросила: «Кто ты родом, о тот, кто приносит наслаждение?» Он сказал: «Я человек из бану тамим»[232]. [Тогда] девушка сказала: «Знаешь ли ты того, кто говорит:

[Тогда незнакомец] сказал: «Нет, клянусь Аллахом, я не из них». Девушка сказала: «Кто же ты родом?» Он сказал: «Я человек из 'иджл»[233]. Она сказала: «Знаешь ли ты того, кто говорит:

[И незнакомец] сказал: «Нет, клянусь Аллахом, я не из 'иджл». [Девушка] сказала: «[Так] кто же ты родом?» Он сказал: «Человек из бану йашкур»[234]. Она сказала: «Знаешь ли ты того, кто говорит:

[Незнакомец] сказал: «Нет, клянусь, Аллахом, я не из йашкур». [Девушка] сказала: «[Так] кто же ты родом?». Он сказал: «Человек из бану 'абд ал-кайс»[235]. Она сказала: «Знаешь ли ты того, кто говорит:

Он сказал: «Нет, клянусь Аллахом, я не из 'абд ал-кайс». Она сказала: «[Так] кто же ты родом?» Он сказал: «Человек из бахила»[237]. Она сказала: «Знаешь ли ты того, кто говорит:

/287/ Он сказал: «Нет, клянусь Аллахом, я не из бахила». Она сказала: «[Так] кто же ты родом?» Он сказал: «Человек из бану фазара»[238]. Она сказала: «Знаешь ли ты того, кто говорит:

Он сказал: «Нет, клянусь Аллахом, я не из фазара». Она сказала: «Так кто же ты родом?» Он сказал: «Я человек из сакиф»[239]. Она сказала: «Знаешь ли ты того, кто говорит:

Он сказал: «Нет, я не из сакиф». Она сказала «[Так] кто же ты родом?» Он сказал: «Человек из бану 'абс»[240]. Она сказала: «Знаешь ли ты того, кто говорит:

Он сказал: «Нет, клянусь Аллахом, я не из 'абс». Она сказала: «Так кто же ты родом?» Он сказал: «Человек из са'лаба»[241]. Она сказала: «Знаешь ли ты того, кто говорит:

Он сказал: «Нет, клянусь Аллахом, я не из са'лаба». Она сказала: «[Так] кто же ты родом?» Он сказал: «Человек из ганий»[242]. Она сказала: «Знаешь ли ты того, кто говорит:

Он сказал: «Нет, клянусь Аллахом, я не из ганий». Она сказала: «[Так] кто же ты родом?». Он сказал: «Человек из бану мурра»[243]. Она сказала: «Знаешь ли ты того, кто говорит:

Он сказал: «Нет, клянусь Аллахом я не из бану мурра». Она сказала: «[Так] кто же ты родом?» Он сказал: «Человек из бану дабба»[244]. Она сказала: «Знаешь ли ты того, кто говорит:

Он сказал: «Нет, клянусь Аллахом, я не из бану дабба». Она сказала: «[Так] кто же ты родом?». Он сказал: «Человек из баджила»[246]. Она сказала: «Знаешь ли ты того, кто говорит:

Он сказал: «Нет, клянусь Аллахом, я не из баджила». Она сказала: «Так кто же ты родом, горе тебе?» Он сказал: «Человек из бану-л-азд»[248]. Она сказали: «Знаешь ли того, кто говорит:

Он сказал: «Нет, клянусь Аллахом, я не из ал-азд». Она сказала: «[Так] кто же ты родом, горе тебе? Разве тебе не стыдно? Скажи правду». Он сказал: «Я человек из хуза'а»[249]. Она сказала: «Разве ты не знаешь того, кто говорит:

Он сказал: «Нет, [клянусь] Аллахом, я не из хуза'а». Она сказала: «[Так] кто же ты родом?» Он сказал: «Человек из сулайм»[251]. Она сказала: «Знаешь ли того, кто говорит:

Он сказал: «Нет, клянусь Аллахом, я не из сулайм». Она сказала: «[Так] кто же ты родом?» Он сказал: «Человек из лакит»[252]. Она сказала: «Знаешь ли того, кто говорит:

Он сказал: «Нет, клянусь Аллахом, я не из лакит». Она сказала: «Так кто же ты родом?». Он сказал: «Человек из кинда»[254]. Она сказала: «Знаешь ли того, кто говорит:

Он сказал: «Нет, [клянусь] Аллахом, я не из кинда». Она сказала: «Так кто же ты родом?» Он сказал: «Человек из хас'ам»[255]. Она сказала: «Знаешь ли ты того, кто говорит:

Он сказал: «Нет, клянусь Аллахом, я не из хас'ам». Она сказала: «[Так] кто же ты родом?» Он сказал: «Человек из тайй»[256]. Она сказала: «Знаешь ли ты того, кто говорит:

Он сказал: «Нет, клянусь Аллахом, я не из тайй». Она сказала: «[Так] кто же ты родом?» Он сказал: «Человек из музайна»[257]. Она сказала: «Знаешь ли ты того, кто говорит:

Он сказал: «Нет, [клянусь] Аллахом, я не из музайна». Она сказала: «[Так] кто же ты родом?» Он сказал: «Человек из ан-наха'»[258]. Она сказала: «Знаешь ли ты того, кто говорит:

Он сказал: «Нет, [клянусь] Аллахом, я не из ан-наха'». Она сказала: «[Так] кто же ты родом?» Он сказал: «Человек из ауд». Она сказала: «Знаешь ли ты того, кто говорит:

Он сказал: «Нет, [клянусь] Аллахом, я не из ауд». Она сказала: «[Так] кто же ты родом?» Он сказал: «Я человек из лахм»[259]. Она сказала: «Знаешь ли того, кто говорит:

/290/ Он сказал: «Нет, [клянусь] Аллахом, я не из лахм». Она сказала: «[Так] кто же ты родом?» Он сказал: «Я из джузам»[260]. Она сказала: «Знаешь ли ты того, кто говорит:

Он сказал: «Нет, [клянусь] Аллахом, я не из джузам». Она сказала: «[Так] кто же ты родом, горе тебе? Разве тебе не стыдно? Ты слишком много врешь». Он сказал: «Я человек из танух, и это правда». Она сказала:

Он сказал: «Нет, клянусь Аллахом, я не из танух». Она сказала: «[Так] кто же ты родом, да потеряет тебя мать твоя!» Он сказал: «Я человек из химйар»[261]. Она сказала: «Знаешь ли ты того, кто говорит:

Он сказал: «Нет, [клянусь] Аллахом, я не из химйар». Она сказала: «[Так] кто же ты родом?» Он сказал: «Я человек из йухабир»[263]. Она сказала: «Знаешь ли ты того, кто говорит:

Он сказал: «Нет, [клянусь] Аллахом, я не из йухабир». Она сказала: «[Так] кто же ты родом?» Он сказал: «Человек из кушайр»[264]. Она сказала: «Знаешь ли того, кто говорит:

Он сказал: «Нет, [клянусь] Аллахом, я не из кушайр». Она сказала: «[Так] кто же ты родом?» Он сказал: «Человек из умаййа». Она сказала: «Знаешь ли того, кто говорит:

Он сказал: «Нет, [клянусь] Аллахом, я не из бану умаййа». Она сказала: «[Так] кто же ты родом? Он сказал: «Человек из бану хашим»[269]. Она сказала: «Знаешь ли того, кто говорит:

Он сказал: «Нет, [клянусь] Аллахом, я не из бану хашим». Она сказала: «Так кто же ты родом?» Он сказал: «Человек из хамдан»[272]. Она сказала: «Знаешь ли ты того, кто говорит:

Он сказал: «Нет, [клянусь] Аллахом, я не из хамдан». Она сказала: «Так кто же ты родом?» Он сказал: «Человек из куда'а»[273]. Она сказала: «Знаешь ли ты того, кто говорит:

Он сказал: «Нет, [клянусь] Аллахом, я не из куда'а». Она сказала: «Так кто же ты родом?» Он сказал: «Человек из шайбан[275]». Она сказала: «Знаешь ли ты того, кто говорит:

Он сказал: «Нет, [клянусь] Аллахом, я не из шайбан». Она сказала: «Так кто же ты родом?» Он сказал: «Человек из бану нумайр»[276]. Она сказала: «Знаешь ли того, кто говорит:

Он сказал: «Нет, [клянусь] Аллахом, я не из нумайр». Она сказала: «Так кто же ты родом?» Он сказал: «Я человек из таглиб»[279]. Она сказала: «Знаешь ли того, кто говорит:

Он сказал: «Нет, [клянусь] Аллахом, я не из таглиб». Она сказала: «Так кто же ты родом?» Он сказал: «Человек из муджаши'»[281]. Она сказала: «Знаешь ли того, кто говорит:

Он сказал: «Нет, клянусь Аллахом, я не из муджаши'». Она сказала: «Так кто же ты родом?» Он сказал: «Человек из калб»[282]. Она сказала: «Знаешь ли того, кто говорит:

Он сказал: «Нет, [клянусь] Аллахом, я не из калб». Она сказала: «Так кто же ты родом?» Он сказал: «Я человек из тайм»[283]. Она сказала: «Знаешь ли того, кто говорит:

Он сказал: «Нет, [клянусь] Аллахом, я не из тайм». Она сказала: «Так кто же ты родом?» Он сказал: «Человек из джарм»[284]. Она сказала: «Знаешь ли того, кто говорит:

Он сказал: «Нет, [клянусь] Аллахом, я не из джарм». Она сказала: «Так кто же ты родом?» Он сказал: «Человек из сулайм». Она сказала: «Знаешь ли того, кто говорит:

Он сказал: «Нет, [клянусь] Аллахом, я не из сулайм». Она сказала: «Так кто же ты родом?» Он сказал: «Человек из мавали». Она сказала: «Знаешь ли того, кто говорит:

Он сказал: «Я ошибся в родословии своем, клянусь Господином Каабы[286]. Я человек из ал-хуз»[287]. Она сказала: «Знаешь ли того, кто говорит:

Он сказал: «Нет, [клянусь] Аллахом, я не из ал-хуз». Она сказала: «Так кто же ты родом?» Он сказал: «Я человек из потомков Хама»[288]. Она сказала: «Знаешь ли того, кто говорит:

Он сказал: «Нет, [клянусь] Аллахом, я не из потомков Хама. Однако я из потомков побиваемого камнями шайтана». Она сказала: «Да проклянет тебя Аллах и да проклянет прародителя твоего шайтана вместе с тобой! Знаешь ли ты того, кто говорит:

[Тогда] он сказал ей: «А я-то ищу у тебя помощи!» Она сказала: «Встань и уезжай прогоняемым, порицаемым! И если остановишься в каком-либо [сообществе] людей, то не читай им стихов, пока не узнаешь, кто они, и не обсуждай недостатки людей, [ведь] у каждого сообщества [есть] плохое и хорошее, кроме Посланца Господина миров и тех, кого Аллах избрал для рабов Своих и укрепил их против врага их. А ты — как сказал Джарир ал-Фараздаку[290]:

[Тогда] он сказал ей: «[Клянусь] Аллахом, я никогда не произносил стихотворного байта»[291].

[И тогда] ас-Саффах сказал: «Если ты придумал этот рассказ и сочинил стихи о тех, кого упомянул, то у тебя хорошо получилось. Ты господин лжецов. А если рассказ верен и ты был правдив в том, что сказал, то эта амиритская девушка лучше всех [дает] ответы и замечает порочные качества».

Сказал ал-Мас'уди: «Об ас-Саффахе есть [и] другие известия о славных ночных беседах, [которые он вел]». Мы полностью привели их в двух книгах — Ахбар аз-заман и ал-Аусат.

/294/ [II] О халифате Абу Джа'фара ал-Мансура

Присягнули Абу Джа'фару ал-Мансуру 'Абдаллаху б. Мухаммаду б. 'Али б. 'Абдаллаху б. ал-'Аббасу, [когда] он [находился] по пути в Мекку. Принял ему присягу дядя его 'Иса б. 'Али[292]. Затем [присягнули] 'Исе б. Мусе после него. [Это было] в воскресенье двенадцати ночей, прошедших от зу-л-хиджжа сто тридцать шестого года (8.06.754). В то время ал-Мансуру был сорок один год. И было рождество его в [месяце] зу-л-хиджжа девяносто пятого года (17.08—15.09.714). Матерью его была умм валад[293] по имени Салама[294], берберка. И была его кончина в субботу шести ночей прошедших от зу-л-хиджжа сто пятьдесят восьмого года (8.10.755). Было правление его двадцать два года без девяти дней. [Ал-Мансур скончался], совершая хаджж[295], [почти] прибыв в Мекку, в месте, известном как Бустан бани 'амир[296] на иракском тракте. Он умер в возрасте шестидесяти трех лет и был погребен в Мекке с открытым лицом, ибо был в ихраме[297]. Сказано, что [ал-Мансур] умер в ал-Бахта' у Би'р Маймун[298] и был погребен в ал-Хаджуне[299] в возрасте шестидесяти пяти лет. Аллах лучше знает.

Упомянуто со [слов] Саламы, матери ал-Мансура, что она сказала: «Когда я забеременела Абу Джа'фаром ал-Мансуром, [то] увидела, будто лев вошел в меня, сел на задние лапы, заревел и ударил хвостом. [Тогда] со всех сторон к нему сошлись [другие] львы. И когда подходил к нему [один] из этих львов, простирался ниц перед ним»[300].

Рассказал 'Али б. Мухаммад ал-Мада'ини, что ал-Мансур сказал: «Однажды я сопровождал в Сирию [некоего] слепого человека, шедшего к Марвану б. Мухаммаду со стихами, которые он сочинил о [халифе]. Сказал [ал-Мансур]: Я попросил его прочесть мне [эти стихи], и он мне их прочел:

Сказал ал-Мансур: «Клянусь Аллахом, не [успел] он окончить [чтение] стихов, как подумал я, что меня поразила слепота. Я был [человек тот], клянусь Аллахом, красноречивым и приятным в обхождении.

Сказал [ал-Мансур]: Отправился я в паломничество в сто сорок первом году (758/9). Слез я с осла в Джабалай Заруд[302] и пошел по песку, как говорилось в предсказании, [данном мне[303]]. Вдруг я увидел слепого. [Тогда я подал тем, кто был со мной, знак и они отошли назад. Я [же] приблизился к нему, взял его за руку и приветствовал его. [Слепой] сказал: «Кто ты, да сделает Аллах меня выкупом за тебя? Я тебя не узнаю». Я сказал: «Твой спутник [по путешествию] в Сирию в дни Омейядов, когда ты направлялся к Марвану». Он приветствовал меня, вздохнул и принялся читать:

[Тогда] я сказал ему: «Сколько дал тебе Марван?» [Слепец] сказал: «Он обогатил меня, и после него я ни у кого не прошу». И я сказал: /296/ «Сколько?» Он сказал: «Четыре тысячи динаров, жалованные одежды и двух ягнят». Я сказал: «Где [же] это?» Он сказал: «В Басре»[304]. Я сказал: «Ты узнаешь меня?» Он сказал: «Как своего спутника, клянусь жизнью моей, да, но не знаю твоего родословия». [Тогда] я сказал: «Я Абу Джа'фар ал-Мансур, Повелитель Верующих». [Тут слепца] охватила дрожь, и он сказал: «О Повелитель Верующих, [ведь] сын твоего дяди Мухаммад[305], да пребудет с ним приветствие и благословение Аллаха, сказал: «Созданы души, [чтобы] любить [того], кто обошелся с ними хорошо, и ненавидеть [того], кто обошелся с ними плохо». Сказал Абу Джа'фар: Клянусь Аллахом, я хотел было [убить] его, затем вспомнил о [правиле] неприкосновенности [попутчика] и совместном пути и сказал [своему] мауле: «Отпусти его». И [слепого] отпустили. Потом мне захотелось пополуночничать с ним. Я приказал найти его, но словно пустыня его проглотила.

Рассказывал ар-Раби'[306]. Он сказал: Собрались у ал-Мансура 'Иса б. Муса, Мухаммад б. 'Али[307], Салих б. 'Али[308], Кусам б. ал-'Аббас[309], Мухаммад б. Джа'фар[310] и Мухаммад б. Ибрахим[311] и [стали] упоминать халифов [из] бану умаййа, их жития, [способы] управления и причину того, [почему] лишены они были мощи своей. [Тогда] сказал ал-Мансур: «'Абд ал-Малик был гордецом. Он делал, что желал. Сулайман[312] заботился [лишь] о животе своем и удовольствии. 'Омар б. 'Абд ал-'Азиз был кривым среди слепцов. Мужчиной же рода был Хишам. Омейяды держали предназначенную им власть, оберегали, охраняли, лелеяли то, что им даровал из этого Аллах, приобретая возвышенное и отвергая низменное, пока власть не перешла к их изнеженным сыновьям. И заботой их было стремление к страстям, увлечение удовольствиями, а это явилось бунтом против Аллаха, Велик Он и Славен. Они не ведали о том, что Аллах завлекает их, [считая милости Его] правдой Божьей и правдой главенства, будучи не способными к управлению [государством]. [Тогда] Аллах лишил их мощи, облачил их в унижение и удалил от них благоденствие». И сказал Салих б. 'Али: «О Повелитель Верующих! Когда 'Абдаллах б. Марван[313] пришел, спасаясь, в землю ан-Нуба[314], с теми, кто последовал за ним, [то] царь ан-Нубы спросил [его] о положении и состоянии их, а также о том, что случилось с ними и каково было их житие. И ['Абдаллах б. Марван] сообщил [царю] обо всем этом. И царь [принялся] расспрашивать его о некоторых делах и причине [того], почему ушло от них благоденствие. [Царь] сказал ему слова, память о которых выпала у меня, потом выслал его из страны своей. Если Повелитель Верующих желает позвать ['Абдаллаха], чтобы он рассказал ему о своем деле, то [это будет исполнено]». [Тогда] ал-Мансур приказал доставить ['Абдаллаха б. Марвана] в свое собрание. Когда он предстал перед /297/ [ал-Мансуром, тот] сказал ему: «О 'Абдаллах, расскажи мне твою историю и историю царя ан-Нубы». Он сказал: «О Повелитель Верующих! Я прибыл в ан-Нубу и провел там три [дня]. [Тогда] пришел ко мне царь [ан-Нубы] и уселся на землю, а я приготовил для него драгоценное ложе», И я сказал ему: «Что помешало тебе сесть на наше ложе?» Он сказал: «Дело в том, что я царь, а каждый царь должен проявлять скромность перед величием Аллаха, Велик Он и Славен, если возвысил его Аллах». Затем он сказал: «Почему вы пьете вино, если оно запретно в вашем Писании?» И я сказал: «Осмелились [совершить] это рабы наши и слуги». Он сказал: «[Так почему] кони ваши топчут посевы — [ведь] порок этот запрещен в Писании вашем?» И я сказал: «Совершали это рабы и слуги по невежеству своему». Он сказал: «[Так] почему носите вы парчу, шелк и золото, а они запрещены в Писании вашем и вере вашей?»[315] И я сказал: «Ушло от нас царство, и побеждены мы были людьми из инородцев, [которые] приняли нашу веру, и они начали это помимо нашей [воли]». [Царь] опустил взор долу, [стал] собирать земной прах и снова высыпать [его], говоря: «Рабы наши, слуги и инородцы, принявшие нашу веру». Потом поднял голову и сказал: «Не так, как ты сказал, но вы люди, [которые] сочли дозволенным то, что запретил Аллах, совершали то, что было Им запрещено, и поступали несправедливо с тем, чем владели. [Тогда] Аллах лишил вас мощи и облачил в [одежды] унижения за грехи ваши. [Клянусь] Аллахом, вас [поразила] месть, которая [еще] не достигла своего предела, и я боюсь, что поразит вас мука, [пока] вы в моей стране, и [она] поразит меня [вместе] с вами. Право же гостеприимства — три [дня]. [Так] запасись тем, в чем нуждаешься, и уезжай из моей земли». Я так и поступил»[316]. И ал-Мансур удивился и долго молчал, [так что] сжалился над ['Абдаллахом] и собрался его отпустить. [Тогда] 'Иса б. 'Али сообщил [ал-Мансуру], что на шее у него присяга ['Абдаллаху][317], и [ал-Мансур] вернул его в заточение.

Сказал ал-Мас'уди: по пришествии десяти лет халифата ал-Мансура скончался Абу 'Абдаллах Мухаммад б. Джа'фар б. Мухаммад б. 'Али б. Абу Талиб[318], да будет доволен ими Аллах, — в сто сорок восьмом году (765\6). Он был погребен в ал-Баки'[319] вместе с отцом своим и дедом своим, и ему [было] шестьдесят пять лет. Сказано, что он был отравлен. Над могилами их в том месте в ал-Баки' мраморная плита, на которой написано: «Именем Аллаха Милостивого Милосердного. Слава Аллаху, уничтожающему народы, оживляющему останки. Вот могила Фатимы[320], дочери Посланца Аллаха, да пребудет с ним приветствие и благословение Аллаха, госпожи женщин рода людского, и могила ал-Хасана б. 'Али б. Абу Талиба[321]. 'Али б. ал-Хусайна б. 'Али б. Абу Талиба[322], Мухаммада б. 'Али[323] и Джа'фара б. Мухаммада[324], да будет доволен ими Аллах». /298/ Абу Джа'фар ал-Мансур назначил вазиром Ибн 'Атиййу ал-Бахили[325], потом назначил вазиром Абу Аййуба ал-Мурйани ал-Хузи[326]. Имел он [касательно] Абу Джа'фара некие соображения. В том числе то, что он был писцом у Сулаймана б. Хабиба б. ал-Мухаллаба[327]. А Сулайман побил ал-Мансура кнутом в дни [правления] Омейядов и захотел обесчестить его, но писец его Абу Аййуб вызволили [ал-Мансура] из рук его, и это было причиной связи [ал-Мансура с Абу Аййубом]. Когда [ал-Мансур] назначил его вазиром, он был обвинен [во многом], в том числе в задержке денег и злонамеренности. И [ал-Мансур собрался] сместить его, но это затянулось. И всякий раз, когда [Абу Аййуб] входил к [ал-Мансуру], он думал, что [халиф] покончит с ним, [но] потом выходил невредимым. Сказано, что у него с собой был жир, который он заколдовал и мазал [себе] им брови, если хотел войти к ал-Мансуру. [Так что] среди простонародья [стали говорить] «жир Абу Аййуба» [по причине] того, о чем мы упоминали. Потом [ал-Мансур] сменил его. И [ал-Мансур] назначил писцом Абана б. Садаку[328] до смерти его.

Абу Джа'фару упомянули о приемах, [которыми пользовался] Хишам на [некоей бывшей] у него войне. И [ал-Мансур] послал к человеку, [который] жил в Русафат Хишам[329], [чтобы] спросить о той войне. [Тогда тот] человек прибыл к нему, и [ал-Мансур] сказал ему: «Ты сподвижник Хишама? И он сказал: «Да, о Повелитель Верующих!» [Ал-Мансур] сказал: «Сообщи мне, как он поступал во время войны, которую вел в таком-то и таком-то году». Он сказал: «Он поступал, да будет доволен им Аллах, [во время] нее так-то и так-то». Это разозлило ал-Мансура, и он сказал ему: «Встань, да [поразит] тебя гнев Аллаха! Ступаешь по моему ковру и молишь [Аллаха] о милости к врагу моему!» [Тогда] старец поднялся, говорят: «Враг твой — ожерелье на шее моей и благодеяние на вые моей. Этого не снимет [никто], кроме того, кто омоет меня». И ал-Мансур велел вернуть его и сказал: «Как ты сказал?» Он сказал: «[Хишам] избавил меня от нужды и оберег лицо мое от прошения. [Так что] не стоял я ни у двери араба, ни инородца, с тех пор, как увидел его. Разве не должен я поминать его добром и сопровождать [имя его] восхвалением?» И [ал-Мансур] сказал: «Напротив, Аллаху [принадлежит] мать, взлелеявшая тебя. Свидетельствую, что ты отросток свободной и саженец благородного». Затем выслушал его и приказал [выдать] ему награду. [Тогда старец] сказал: «Я возьму это не из нужды, [но только для того], чтобы гордиться твоим подарком и иметь честь его получить». [Потом] взял награду. И ал-Мансур сказал ему: «Умри, если хочешь, Аллаху ты [принадлежишь]. Если бы у родичей твоих не было [никого], кроме тебя, ты оставил бы /299/ им славу». И [ал-Мансур] сказал собеседникам своим после того, как [старец] вышел: «Ради подобных ему совершается Доброе и хорошо обращаются с оберегаемым. [Видим ли] в нашем войске подобных ему?»

И вошел к ал-Мансуру Ма'н б. За'ида[330]. Когда [халиф] посмотрел на него, сказал: «Эй, Ма'н, ты даешь Марвану б. Абу Хафсе[331] сто тысяч дирхамов за его слова:

[Тогда] он ответил: «Нет, о Повелитель Верующих! Я дал ему за слова его:

И [ал-Мансур] сказал: «Хорошо [сказано], Ма'н». Ма'н был из сподвижников Йазида б. 'Омара б. Хубайры. Он скрывался, пока не настал День ал-Хашимиййи. К нему [тогда] устремилось несколько хорасанцев, [ведь] он прибыл [на поле боя] в чалме с закрытым лицом. Посмотрев на людей, [которые] набросились на ал-Мансура, он двинулся вперед, потом принялся рубить их мечом спереди. Когда они отступили от него и рассеялись, [ал-Мансур] сказал: «Кто ты?» [Ма'н] открыл лицо свое и сказал: «Я тот, кого ты искал, о Повелитель Верующих, Ма'н, б. За'ида». Когда же он ушел, ал-Мансур [пообещал ему безопасность], наградил его, оказал ему честь, одел его и [поставил его на достойное место].

Однажды вошел Ма'н б. За'ида к ал-Мансуру, и [ал-Мансур] сказал ему: «Сколь поспешны люди в зависти к твоим родичам!» И [Ма'н] сказал: «О Повелитель Верующих!

Упомянул Ибн 'Аййаш ал-Мантуф[333], что [однажды] ал-Мансур сидел, смотря на Тигр, в беседке, устроенной над аркой Хорасанских ворот[334] города, который он построил и присоединил к своему имени, назвав Городом ал-Мансура[335]. Он устроил над каждыми из ворот города, на вершине их сводчатой арки, беседку, чтобы смотреть из нее на угодья, которые простирались с той стороны. Было четыре пары [крытых ворот-улиц][336] и стрельчатых арок, которые остались до нашего времени, [то есть до] триста тридцать второго года (943/4). Первые из этих ворот — Хорасанские. /300/ Они называются Воротами Династии, [по причине того], что Аббасидская династия прибыла из Хорасана. Затем Сирийские ворота, и они против Сирии. Затем Куфийские ворота, и они против Куфы. Затем Басрийские ворота, и они против Басры. Мы привели известие об устроении этого города и о выборе ал-Мансуром участка между Тигром, Евфратом, Дуджайлом и ас-Сарат[337]. Эти реки берут начало в Евфрате. [Мы упомянули также] известия о Багдаде, причину, [по какой] он был назван этим именем и то, что люди сказали об этом, [и] известие [о] Зеленом Куполе[338] и его обвале в этот век, [а также] историю Зеленого купола ал-Хаджжаджа[339], который ал-Хаджжадж построил в Басите Иракском[340] и [который] сохранился до этого времени, а это год триста тридцать второй, в нашей Китаб ал-Аусат, за которой следует эта книга.

И пока ал-Мансур сидел в беседке на вершине Хорасанских ворот, внезапно прилетела шальная стрела и упала перед ним. Ал-Мансур от этого сильно испугался, затем взял [стрелу] и стал ее рассматривать. И вдруг [он увидел], что на ней между двумя перьями написано:

Затем он прочитал у другого пера:

А сбоку на стреле было написано: «Человек из Хамадана[342] несправедливо находится в твоей тюрьме».

И [ал-Мансур] немедленно послал нескольких своих приближенных. Они обыскали тюрьмы и темницы и нашли старца в [одном] тюремном каземате, где горел светильник, а дверь [была] занавешена тканью. Старец, закованный в кандалы, [стоял на коленях], повернувшись к кибле, и повторял этот аят: «И узнают угнетатели, каким поворотом он повернется»[343]. Его спросили о [родном] городе, и он сказал: «Хамадан». [Тогда] старца взяли, понесли и поставили перед ал-Мансуром. И он спросил [старца] о его положении, и [тот] сообщил ему, что он — человек из сынов города /301/ Хамадана и господ благоденствия его и что «правитель твой над нами вошел в нашу деревню, а у меня земельный надел в нашей деревне, стоимостью в тысячу тысяч дирхамов; и он захотел взять [этот надел] у меня; я воспротивился, и [тогда] он заковал меня в кандалы, увез меня и написал тебе, что я бунтовщик, и меня водворили в это место»[344]. [Тогда] сказал [ал-Мансур]: «Сколько [времени] ты в заточении?» Он сказал: «Четыре года». [Тогда ал-Мансур] велел сорвать с него кандалы и хорошо с ним обойтись. И он поселил [старца] в наилучшем доме и вернул ему [его достояние]. [Потом ал-Мансур] сказал ему: «О старец! Мы вернули тебе надел твой с его хараджем[345] [на все то время, дотоле], пока ты жив и мы живы. Мы назначаем тебя правителем города твоего Хамадана. А прежнего правителя мы [отдаем] на твой суд и отдаем дело его на [твое усмотрение]». [Тогда старец] пожелал ему добра, призвал [Аллаха ниспослать] ему долголетия и сказал: «О Повелитель Верующих! Я принимаю надел. Для управления [же] я не гожусь. А правителя твоего прощаю». [Тогда] ал-Мансур приказал [выдать] ему денег обильно и много подарков. [Халиф] пожаловал [старца] и с почестями отвез его в город, после того, как сместил правителя и наказал его за то, что он совершил преступление, уклонившись с пути справедливости, неоспоримой истины и правды, и попросил старца писать ему о заботах своих и известиях города своего, а также сообщать ему о том, что будет от наместников его по [делам] войны и [сбора] хараджа. Затем ал-Мансур произнес:

Однажды ал-Мансур сказал Салиму б. Кутайбе: «Что ты думаешь о деле Абу Муслима?» Он сказал: «Если бы были там боги, кроме Аллаха, то погибли бы они»[346]. [Тогда ал-Мансур] сказал: «Твое мнение, Ибн Кутайба. Вручаю тебе внимательное ухо».

Упомянул[347] Ибн Д'аб и сказал: Ал-Мансур не переставал советоваться с нами по всем делам, пока не восхвалил его Ибрахим б. Хармала[348], сказав в своей касиде:

И когда ал-Мансур захотел убить Абу Муслима, то впал [в сомнение относительно] самоуправства [по] своему [собственному] усмотрению и [насчет] совещания по [поводу] этого. И [тогда] он сказал:

/302/ 'Абдаллах б. 'Али [ранее] впал в разногласие с ал-Мансуром и призвал к своей власти бывших с ним сирийцев и прочих [установлению]. И они присягнули ему. Он [стал] утверждать, что ас-Саффах завещал халифат после себя тому, кто выступит убивать Марвана. Когда [же] ал-Мансура достигла весть об этом из проступков 'Абдаллаха, он написал ему:

Затем [ал-Мансур] послал [против 'Абдаллаха б. 'Али] Абу Муслима, и у него было с ним много сражений в области Насибина[350], в месте, известном как Дайр ал-А'вар[351]. Оба войска сражались [многие] месяцы и вырыли рвы. Потом 'Абдаллах б. 'Али с теми, кто был с ним, потерпел поражение и двинулся с отрядом своих приближенных в Басру, где [был правителем] брат его Сулайман б. 'Али[352], дядя ал-Мансура.

Абу Муслим [же] захватил то, что было в лагере 'Абдаллаха. [Тогда] ал-Мансур послал к нему Йактина б. Мусу[353], чтобы забрать казну. Когда Йактин вошел к Абу Муслиму, он сказал: «Привет тебе, о амир!» [Абу Муслим] сказал: «Да не приветствует тебя Аллах, о сын зловонной! Мне верят, [когда дело касается] крови, но не верят, [если речь идет о] богатствах?» [Йактин] сказал: «Что побудило тебя [сказать эти слова], о амир?» [Абу Муслим] сказал: «Послал тебя твой господин, чтоб захватить казну, [находящуюся] в моих руках». [Йактин] сказал: «[Да скажу я своей жене] три раза, [что] она разведена, если Повелитель Верующих послал меня к тебе не для того [только], чтобы поздравить с победой». [Тогда] Абу Муслим обнял его и посадил его рядом с собой. Когда [Йактин] ушел, [Абу Муслим] сказал сподвижникам своим: «Поистине, знаю я, что он трижды [сказал] жене своей, [что] она разведена, однако он верен господину своему».

Решившись противодействовать ал-Мансуру, Абу Муслим выступил из ал-Джазиры и двинулся по Хорасанской дороге[354], обходя Ирак и стремясь в Хорасан. А ал-Мансур двинулся из ал-Анбара, стремясь в ал-Мада'ин[355], и остановился в Румийат ал-Мада'ин[356], построенной Хосровом. [Ранее] мы приводили упоминание о ней в прежде бывшем из этой книги[357]. И [ал-Мансур] написал Абу Муслиму: «Я захотел напомнить тебе о вещах, которые не годятся для письма. Приезжай, даже если пребывание твое у нас [будет] недолгим». [Абу Муслим] прочитал письмо и пошел [своей дорогой]. [Тогда] ал-Мансур отрядил к нему Джарира б. Йазида б. 'Абдаллаха ал-Баджили[358], одного из его современников и самых умных [людей] своего века. Между ним и Абу Муслимом было старинное знакомство по Хорасану. [Джарир б. Йазид] пришел к [Абу Муслиму] и сказал: «Ты рубил людей наискось за членов этого дома, а теперь от этого отрекаешься. Тебя станут порицать здесь и там и скажут: «Искал мести за род, потом нарушил /303/ присягу, [данную] ему. И [тогда] разойдется с тобой [даже] тот, разногласия с кем тебе не грозят. Не добьешься ты от халифа того, чего хочешь. И я не думаю, что ты уйдешь таким образом». Тогда [Абу Муслим] захотел согласиться на возвращение, [но] сказал ему Малик б. ал-Хайсам[359]: «Не возвращайся». [Абу Муслим] сказал [Малику]: «Горе тебе! Меня искушал Иблис, но еще не было мне подобного искушения», имея в виду [искушение] Джарира. И Джарир [приставал] к [Абу Муслиму], пока не привез его к ал-Мансуру. Абу Муслим находил в старых книгах известия о себе и [касающиеся] себя описания, а [также предсказания о том], что его убьют в ар-Руме[360]. И он много говорил о том, что его убьют в ар-Руме в соответствии с тем, что нашел он в сказаниях, и [о] том, что он умертвит одну династию и оживит другую[361].

И когда [Абу Муслим] вошел к ал-Мансуру, — а люди его встретили — [ал-Мансур] приветствовал его, обнял и сказал: «Ты упустил [тот момент], когда я почти присудил тебя к тому, чего хочу!» [Абу Муслим] сказал: [Вот] я пришел, о Повелитель Верующих, [так] приказывай». И [халиф] приказал [ему] уйти [к себе] и [стал] ждать [злого случая]. Абу Муслим несколько раз приезжал верхом к ал-Мансуру, но тот ничего ему не выказывал. Потом [однажды] он приехал, и [ал-Мансур] сказал, что [обвиняет его в преступлении]. [Тогда] Абу Муслим поехал к 'Исе б. Мусе, о [котором] он имел самое благоприятное мнение, и попросил его поехать с ним к ал-Мансуру, чтобы упрекнуть [халифа] в присутствии [Абу Муслима], и ['Иса б. Муса] приказал [Абу Муслиму] ехать вперед, а [сам] он [прибудет] следом. [Так вот], подъехал Абу Муслим к шатру ал-Мансура, а он был над Тигром в Румийат ал-Мада'ин, вошел и сел под навесом. Сказано — под балдахином. Ему сообщили, что ал-Мансур совершает омовение для молитвы. А ал-Мансур [уже] договорился с начальником своей охраны 'Османом б. Нахиком[362] и несколькими [стражниками], в том числе с Шабибом б. Равахом ал-Марварузи[363] и Абу Ханифой Харбом б. Кайсом[364], и приказал им встать за ложем, которое [находилось] за Абу Муслимом, и приказал им не появляться, если он [станет] упрекать [Абу Муслима] и [закричит на него]. Если [же] он хлопнет руками, то пусть они появятся и рубят [Абу Муслима] по шее и куда смогут [достать] мечами своими. Ал-Мансур сел. [Тут] Абу Муслим встал со своего места, вошел к [халифу] и приветствовал его. И [ал-Мансур] ответил на приветствие и разрешил ему сесть. [Халиф некоторое время] беседовал с [Абу Муслимом], затем принялся упрекать его, говоря: «Ты сделал то-то и то-то». Сказал Абу Муслим: «И это говорится после [всех] моих страданий и того, что я совершил!» [Тогда ал-Мансур] сказал ему: «Ах ты, сын мерзкой! Ты совершил все это [только] благодаря нашему величию и нашей удаче. И если бы была на твоем месте черная рабыня, то и того было бы достаточно. Разве ты не писал мне, начиная [послания] со своего [имени], и разве ты не писал мне о [своем] сватовстве к Асии бинт 'Али[365] и не утверждал, что ты сын Салита б. 'Абдаллаха б. ал-'Аббаса[366]? Ты, Да нет у тебя матери, взобрался /304/ слишком высоко». [Тогда] Абу Муслим взял его руку и [стал] ее гладить и целовать, прося у него прощения. И ал-Мансур сказал, и это было последнее, что он сказал [Абу Муслиму]: «Да убьет меня Аллах, если я не убью тебя». И напомнил ему то, что он убил Сулаймана б. Кусаййира[367], [а] потом хлопнул одной рукой о другую, и люди выскочили к [Абу Муслиму]. К нему подбежал 'Осман б. Нахик и несильно ударил его [своим] мечом, разрубив перевязь меча Абу Муслима. Ударил его Хабиб б. Равах и отрубил ему ногу. Тут [стражники стали] поочередно бить [Абу Муслима] мечами, [так что] члены его смешались, и покончили с ним, а ал-Мансур кричал: «Бейте! Да отрубит Аллах ваши руки!» При первом ударе Абу Муслим сказал: «Прибереги меня, о Повелитель Верующих, для врага твоего». [Ал-Мансур] сказал: «Да пресечет Аллах дни мои навеки, если я пощажу тебя! Есть ли у меня враг, злейший нежели ты?»

И было его убийство в ша'бане сто тридцать шестого года (30.01 — 27.02.754). [В том году] были присяга ал-Мансуру и поражение 'Абдаллаха б. 'Али.

И Абу Муслима завернули в ковер. [Тут] вошел 'Иса б. Муса и сказал: «О Повелитель Верующих! Я узнал его покорность и [способность давать] советы, а также мнение Ибрахима ал-Имама о нем». [Тогда] сказал ему ал-Мансур: «О глупейшее из созданий Аллаха! Не знаю я на земле человека, более враждебного тебе, чем он. Вот он [завернут] в ковер. И 'Иса сказал: «Аллаху мы [принадлежим] и к Нему возвращаемся».

Вошел к [ал-Мансуру] Джа'фар б. Ханзала[368], и ал-Мансур сказал ему: «Что ты скажешь по делу Абу Муслима?» [Тогда] он сказал: «О Повелитель Верующих! Если ты тронул на голове его хоть [один] волосок, то убивай, потом убивай, потом убивай». И сказал ал-Мансур: «Да ниспошлет Аллах тебе удачу! Вот он [завернут] в ковер. Так посмотри на него убитого». Он сказал: «О Повелитель Верующих! Да будет этот день считаться началом твоего халифата». [Ранее] ас-Саффах задумал убить [Абу Муслима] по совету ал-Мансура, затем [передумал].

И ал-Мансур явился тем, кто пришел к нему, а Абу Муслим был распростерт перед ним, и сказал [ал-Мансур]:

И ал-Мансур пригласил Насра б. Малика[369] — он был [начальником] стражи Абу Муслима, и сказал: «[Ведь] Абу Муслим советовался с тобой по поводу поездки ко мне, и ты ему запретил?» Он сказал: «Да». Он сказал: «А почему?» Он сказал: «Я слышал, что брат твой Ибрахим /305/ ал-Имам рассказывал [со слов] своего отца, [что тот] сказал: «Муж не перестает возрастать мудростью, если [искренне] советует [тому], кто с ним совещается. И я был таким для [Абу Муслима], а теперь я таков для тебя».

Сторонники Абу Муслима взволновались. [Тогда] им раздали деньги, и они узнали о его убийстве и замолчали вольно или невольно.

Убив Абу Муслима, ал-Мансур обратился к людям с проповедью и сказал: «О люди! Не покидайте сообщества покорности ради одиночества бунта и тайно не обманывайте имамов. [Так] если кто тайно обманет имама своего, [то] Аллах сделает явной тайну его обмолвками языка его и ошибками дел его, [которые] Аллах прояснит имаму Своему, коим он поспешил усилить веру Свою и возвысить правду Свою победой его. Мы не обесценим прав ваших и не обесценим правды религии для вас. [А] если кто посмеет вырывать [у нас] одеяние это, то мы повергнем его тем, что в этих ножнах. Абу Муслим принес нам присягу и поклялся в том, что если кто нарушит [данную] присягу, то он позволит нам [пролить] его кровь. Потом [Абу Муслим] сам нарушил присягу, и мы присудили его к тому, к чему он [сам] присудил других. И [то, что он оберегал правду], не помешало нам воздвигнуть правду на него».

Когда [весть] об убийстве Абу Муслима достигла Хорасана и Других [областей] ал-Джибала[370], то взволновались хуррамиты[371]. Они — секта, которая называется ал-муслимиййа[372], говорящие об Абу Муслиме и его имамате. [Хуррамиты] впали в противоречие друг с другом после смерти [Абу Муслима]. [Одни из них полагают], что он не умер и не умрет, пока не объявится и не наполнит землю справедливостью, другие определенно [признают] его смерть и говорят об имамате дочери его Фатимы[373]. Эти называются ал-фатимиййа[374]. Большинство хуррамитов в настоящее время, — а это триста тридцать второй год (943/4) — [входят в секты] ал-кардакиййа и ал-лудашахиййа[375]. Эти две секты — большинство хуррамитов. Из них был Бабак ал-Хуррами[376], который восстал на ал-Ма'муна и ал-Му'тасима[377] в ал-Бадине в земле ар-Ран[378] и Азербайджан[379]. Мы дойдем до известия о нем и о его убийстве в известиях об ал-Му'тасиме далее в нашей книге, если пожелает Аллах. Множество хуррамитов [проживает] в городах Хорасана, в Рее[380], Исфахане[381] и Азербайджане, в Карадж Абу Дулаф[382], ал-Бурдже, месте, известном как ар-Разз[383], в ал-Варсинджане[384], затем в ас-Сирава-не[385], ас-Саймаре[386] и Ариваджане[387] из городов Масабзана[388] и в других /306/ крупных городах. И множество [хуррамитов] — в деревнях и селах. И будет у них, [как они считают], дело и выступление, [которое] они предчувствуют и [которое] ожидают в предстоящем времени. В Хорасане и [других местах] они известны как ал-батиниййа[389]. Мы привели их вероучения и упоминания об их сектах в нашей книге ал-Макалат фи усул ад-дийанат[390], пусть даже и опередили нас в этом сочинители книг о [религиозных] учениях.

Собрались хуррамиты, когда узнали об убийстве Абу Муслима, в Хорасане. [Тогда] выступил [во главе их] человек, называемый Басанфад[391], из Нишапура[392], ища [отмщения] за кровь Абу Муслима, и двинулся с великим войском из страны Хорасан в Рей и овладел им, а также Кумасом[393] и тем, что за ним. [Он] захватил бывшую в Рее [часть] казны Абу Муслима. [Тогда] умножилось полчище воинов Басанфада теми, кто [был] вокруг него из жителей ал-Джибал и Табаристана[394]. И когда достигло ал-Мансура известие [об] их выступлении, он отрядил [против Басанфада] Джамхура б. Мирара ал-'Иджли с десятью тысячами человек, и послал [вслед] ему войска. И они встретились между Хамаданом и Реем на краю пустыни и [начали] жестоко сражаться. Оба войска [многое] претерпели. [Потом] Басанфад был убит, а сторонники его обратились [в бегство]. [Тогда] из них было убито шестьдесят тысяч, многих взяли в полон, [в том числе] детей. Между выступлением и убийством [Басанфада] было семьдесят ночей — это в сто тридцать шестом году (753/4), спустя [несколько] месяцев после убийства Абу Муслима.

В сто сорок пятом году (762/3) было появление Мухаммада б. 'Абдаллаха б. ал-Хасана б. ал-Хасана б. 'Али б. Абу Талиба[395], да будет доволен ими Аллах, в Медине. Ему присягнули во многих [крупных] городах. Его звали Чистой Душой за благочестие и богомольность. Он скрывался от ал-Мансура и не объявился, пока ал-Мансур не схватил отца его 'Абдаллаха б. 'ал-Хасана в Медине.

Ал-Мансур позвал Исхака б. Муслима ал-'Укайли[396], [который] был испытанным и мудрым старцем, и сказал ему: «Дай мне совет [по поводу] бунтовщиков, выступивших против меня». Он сказал: «Опиши мне [этого] мужа». [Ал-Мансур] сказал: «Муж из потомков Фатимы, дочери Посланца Аллаха, да пребудет с ним приветствие и благословение Аллаха, обладающий познаниями, благочестием и набожностью». [Он] сказал: «[Так] кто же последовал за ним?» [Ал-Мансур] сказал: «Дети 'Али, дети Джа'фара и 'Аки-ла[397], дети 'Омара б. ал-Хаттаба[398], дети аз-Зубайра б. ал-'Аввама[399] и прочих курайшитов и дети ансаров[400]». Он сказал ему: «Опиши мне город, в котором он восстал». [Ал-Мансур] сказал: «Город, [где] нет ни посевов, ни скота, ни обширной торговли». [Старец] думал некоторое время, потом сказал: «Наполни, о Повелитель Верующих, Басру людьми». [Тогда] ал-Мансур сказал в душе своей /307/: «Впал в детство человек. Я спрашиваю о бунтовщике, что выступил в Медине, [а] он говорит мне: «Наполни Басру людьми»». И [халиф] сказал ему: «Уходи, старик». Затем [едва прошло немного времени], как сообщение [о том], что Ибрахим[401] объявился в Басре. [Тогда] ал-Мансур сказал: «Ко мне ал-'Укайли!» И когда [тот] вошел к нему, [ал-Мансур] приблизил его, потом сказал ему: «Я советовался с тобой о деле бунтовщика, восставшего в Медине. И ты посоветовал мне наполнить Басру людьми. Или у тебя были сведения из Басры?» Он сказал: «Нет. Но ты упомянул о выступлении мужа. Если выступает подобный, то никто от него не отстает. Затем ты указал мне на место, где он [находится]. Оно [оказалась] тесным, не вмещающим войска. И я сказал: «Он муж, [что] станет искать другого места», подумал о Египте и счел его охраняемым, а также Сирию и Куфу. И я подумал о Басре и испугался [опасности, исходящей] от него из-за ее обособленности. [Поэтому] я посоветовал наполнить ее [людьми]. [Тогда] ал-Мансур сказал ему: «Ты хорошо поступил. Там восстал брат его. [Так] каково [твое] мнение о муже [из] Медины?» Он сказал: «Выстрели в него подобным ему. Если он скажет: «Я сын Посланца Аллаха, да пребудет с ним приветствие и благословение Аллаха», [то] скажи: «[А] я сын дяди Посланца Аллаха, да пребудет с ним приветствие и благословение Аллаха». [Тогда] ал-Мансур сказал 'Исе б. Мусе: «Либо ты выступишь против него, а я останусь, [чтобы] посылать тебе войска, либо удовлетворишься ты тем, что я оставлю позади себя, и выступлю против него». И 'Иса сказал: «Нет, я закрою тебя собой, о Повелитель Верующих, и буду я тот, кто выступит против него». И ['Иса б. Муса] изгнал [Ибрахима] из Басры с четырьмя тысячами всадников и двумя тысячами пехотинцев. Мухаммад б. Кахтаба[402] [стал] преследовать его с большим войском. [И] они сразились с Мухаммедом в Медине, так что он был убит, и ему было сорок пять лет.

Когда известие об убийстве брата его Мухаммада б. 'Абдаллаха достигло Ибрахима, а он [был] в Басре, [то он] поднялся на минбар, оплакал его и произнес:

И рассеялись по странам братья Мухаммада и его сыны, которые призывали к [установлению] его имамата. И был среди тех, кто направился в Египет, сын его 'Али б. Мухаммад[403], и он был там убит. А сын его 'Абдаллах[404] двинулся в Хорасан, [потом] бежал, когда [стали его преследовать], в Синд[405], и был там убит. И двинулся сын его ал-Хасан[406] в Йемен, был заключен [в темницу] /308/ и умер и заточении. Брат его Муса двинулся в ал-Джазиру, а брат его Йахйа[407] ушел в Рей, затем в Табаристан. И было из известий о нем в дни ар-Рашида такое, что мы приведем ниже[408]. Ушел брат его Идрис б. 'Абдаллах[409] в ал-Магриб[410]. [Тогда] ответили [его проповеди] люди, и ал-Мансур послал того, кто убил его ядом в [одном из захваченных] им городов ал-Магриба. И занял сын его Идрис б. Идрис б. 'Абдаллах б. ал-Хасан б. ал-Хасан[411] его место, и страна стала называться по их имени. [Ведь было] сказано: страна Идриса б. Идриса[412]. Мы привели известие [о] них, когда упоминали [об] 'Убайдаллахе, правителе ал-Магриба, и [о] строительстве им города, известного как ал-Махдиййа, и об Абу-л-Касиме, сыне его[413] — после него, и о переезде их из города Саламийа[414], [что] в земле Химса[415], в ал-Магриб, — в ал-Китаб ал-Аусат.

И ушел Ибрахим, брат его, в Басру и объявился там, [и тогда] ответили [на его проповедь] жители Фарса[416], ал-Ахваза[417] и других больших городов. Он двинулся из Басры со многими воинами из аз-зайдиййа[418] и сообщества тех, кто следует речению багдадцев-мутазилитов[419] и других, и с ним [был] 'Иса б. Зайд б. 'Али б. ал-Хасан б. 'Али б. ал-Хусайн б. 'Али б. Абу Талиб[420], да будет доволен ими Аллах. [Тогда] ал-Мансур направил к нему 'Ису б. Муссу и Са'ида б. Салма[421] с воинами. И [Ибрахим] сражался, пока не был убит в месте, известном как Бахамра[422], и это в шестнадцати фар-сахах[423] от Куфы к земле ат-Тафф[424]. Это место, упомянутое поэтами из тех, кто оплакал [в стихах] Ибрахима. И из тех, кто упомянул об этом, — Ди'бил б. 'Али ал-Хуза'и[425]. Он сказал в касиде своей, начало [которой таково]:

И было убито с ним из аз-зайдиййа среди его сторонников четыреста человек. И сказано: пятьсот человек.

Один знаток известий рассказал [со слов] Хаммада ат-Турки[430], [который] сказал: Ал-Мансур остановился в [некоем] монастыре на берегу Тигра, в месте, которое теперь называется ал-Хулд и Город Мира[431]. Вдруг в полдень прибыл ар-Раби'. Ал-Мансур спал в шатре, где он жил, а Хаммад сидел у двери. В руках у ар-Раби' был кожаный мешок [с известием] о выступлении Мухаммада б. 'Абдаллаха. И [тогда] он сказал: /309/ «Хаммад, открой дверь». [Тогда] я[432] сказал: «Сейчас — отдых Повелителя Верующих». Он сказал: «Открывай, да потеряет тебя твоя мать!» Сказал [Хаммад]: Ал-Мансур услышал его слова, поднялся, чтобы рукою своей открыть дверь, взял у ар-Раби' мешок, прочитал бывшее там послание и произнес этот аят: «Мы бросили между ними вражду и ненависть до дня воскресения. Как только они зажгут огонь для войны, будет тушить его Аллах. И стремятся они по земле с нечестием, а Аллах не любит распространяющих нечестие»[433].

Потом он велел позвать людей, военачальников, маула, родичей своих и сподвижников и приказал Хаммаду ат-Турки седлать коней, и приказал Сулайману б. Муджалиду[434] идти вперед, а ал-Мусаййибу б. Зухайру[435] [отдал приказ], и он выдал довольствие. Затем [ал-Мансур] вышел и поднялся на минбар. И он восславил Аллаха, и восхвалил Его, и помолился за Пророка, да пребудет с ним приветствие и благословение Аллаха. Потом сказал:

Довольно! Они [стали] мостить, да сделали [дорогу] ухабистой. Они позавидовали, да не отблагодарили. [Так] что оставалось мне? Поливать мутным грязное? Нет! Клянусь Аллахом. Умереть в силе любезнее мне, чем жить униженным. И, поистине, если он не удовлетворится моим прощением, то пусть ищет то, чего у меня нет. Счастлив тот, кто увещевает другого». Затем он спустился [с минбара] и сказал: «Эй, слуга, поезжай вперед». И сейчас же уехал верхом в свой лагерь и сказал: «Господи! не вверяй нас тварям Твоим — [тогда] мы пропадем, и не вверяй нас нам самим — тогда мы обессилим; [так] не вверяй нас никому, кроме Себя».

И было упомянуто, что [для] ал-Мансура приготовили ал-'уд-жжу[436] из мозга и сахара, и она ему понравилась, и он сказал: «Ибрахим хотел лишить меня этого и ему подобного».

Упомянуто, что однажды, после убийства Мухаммада и Ибрахима, ал-Мансур сказал сотрапезникам своим: «[Клянусь] Аллахом, я не видел человека, более преданного, чем ал-Хаджжадж сыновьям Марвана». [Тогда] встал ал-Мусаййиб б. Зубайр ад-Дабби и сказал: «О Повелитель Верующих! Не опередил нас ал-Хаджжадж в деле, от которого мы отстали. Клянусь Аллахом, не создал Аллах на всей Земле людей, более дорогих нам, нежели Пророк наш, да пребудет с ним приветствие и благословение Аллаха. Ведь ты приказал нам убивать потомков его, и мы повиновались тебе и делали это[437]. [Так] были мы преданы тебе или нет?» [Тогда] ал-Мансур сказал ему: «Садись, да не сядешь ты [никогда]!»

И упомянули мы, что [ал-Мансур] схватил 'Абдаллаха б. ал-Хасана б. ал-Хасана б. 'Али, /310/ да будет доволен им Аллах, Мухаммада и Ибрахима, двоих сыновей 'Абдаллаха, и многих его родичей — это в сто сорок четвертом году (761/2), [когда он возвращался] из хаджжа. И их отвезли из Медины в ар-Рабазу[438], [что] на Иракском тракте[439]. Среди тех, кого [ал-Мансур] увез вместе с 'Абдаллахом б. ал-Хасаном, были Ибрахим б. ал-Хасан б. ал-Хасан[440], Абу Бакр б. ал-Хасан б. ал-Хасан[441], 'Али ал-Хайр и брат его ал-'Аббас[442], 'Абдаллах б. ал-Хасан б. ал-Хасан, ал-Хасан б. Джа'фар б. ал-Хасан б. ал-Хасан[443]. И с ними Мухаммад б. 'Абдаллах б. 'Амр б. 'Осман б. 'Аффан[444], брат 'Абдаллаха б. ал-Хасана б. ал-Хасана по матери его Фатиме, дочери ал-Хусайна б. 'Али[445]. Бабка их — Фатима, дочь Посланца Аллаха, да пребудет с ним приветствие и благословение Аллаха. И в ар-Рабазе ал-Мансур обнажил Мухаммада б. 'Абдаллаха б. 'Амра б. 'Османа, [нанес ему] тысячу [ударов] плетью и спросил его о двух сыновьях брата его — Мухаммаде и Ибрахиме. [Мухаммад б. 'Абдаллах же] отрицал, что [знает] их местонахождение. В то время попросила [за него ал-Мансура] бабушка ал-'Усмани. И уехал ал-Мансур из ар-Рабазы, [сидя] в паланкине, изнурив людей. [Тогда] их понесли в открытых носилках. Мимо них проезжал ал-Мансур в паланкине своем. И крикнул ему 'Абдаллах б. ал-Хасан: «Абу Джа'фар! Разве так мы поступали с вами в День Бадр[446]?» [Потом ал-Мансур] отправил их в Куфу, и они были заключены в подземном помещении, [где] не различали между светом дня и темнотой ночи. Из них он отпустил Сулаймана и 'Абдаллаха, сыновей Дау'да б. ал-Хасана б. ал-Хасана, и Мусу б. 'Абдаллаха б. ал-Хасана б. ал-Хасана б. Джа'фара[447]. Остальных, кого мы упомянули, [ал-Мансур держал в заточении], пока они [не] умерли. Это [было] на берегу Евфрата недалеко от Куфийского моста[448]. Места их [заключения] в Куфе посещаемы в это время, а это триста тридцать второй год (943/4). [Ал-Мансур] обрушил на них [свод тюрьмы, в которой они находились]. [Алиды] совершали омовения [там, где сидели], и [тогда] нестерпимо стало для них зловоние. Один из их маула ухитрился передать им немного благовоний, и ароматом их они отбивали те отвратительные зловония. На ногах их появлялись опухоли, [которые] поднимались до тех пор, пока не достигали сердца, и умирал [пораженный опухолью]. Упомянуто, с другой стороны, что когда их заточили в этом месте, [то] трудно им было [определять время] молитвы. [Тогда] они разделили Коран на пять частей и творили молитву после того, как каждый из них заканчивал [читать] свою часть. Число тех, кто из них остался, было пять. [Потом] умер Исма'ил б. ал-Хасан, и его оставили у них, пока он [не] разложился. И был поражен громом Да'уд б. ал-Хасан, [отчего] умер.

Принесли голову Ибрахима б. 'Абдаллаха /311/, и ал-Мансур отправил ее к [заключенным алидам] с ар-Раби'. И он положил голову перед ними. [В это время] 'Абдаллах молился. [Тогда] сказал ему Идрис[449], брат его: «Поспеши с молитвой своей, о Абу Мухаммад». И 'Абдаллах повернулся к нему, взял голову, положил ее себе на колени и сказал: «Добро пожаловать, о Абу-л-Касим. Ты был, [хотя] я и не знал тебя, от веры. Сказал Аллах, Велик Он и Славен, «которые верно выполняют завет Аллаха и не нарушают обещания, и те, которые соединяют то, что приказал Аллах соединять»»[450]. [Тогда] сказал ему ар-Раби': «Каков Абу-л-Касим в душе своей?» Он сказал: «[Таков], как сказал поэт:

Потом он повернулся к ар-Раби' и сказал ему: «Скажи господину твоему, [что] прошли дни бедствия нашего и дни благоденствия твоего, а встреча — в Судный день!» Сказал ар-Раби': «И не видел я [до этого] ал-Мансура более сломленным, чем тогда, когда пришло к нему это послание. И взял этот смысл ал-'Аббас б. ал-Ах-наф[451] и сказал:

Сказал ал-Мас'уди: Когда ал-Мансур схватил 'Абдаллаха б. ал-Хасана, братьев его и людей, что были с ним, из рода его, поднялся [ал-Мансур] на минбар в ал-Хашимиййи, восславил Аллаха и восхвалил Его, помолился за Мухаммада, да пребудет с ним приветствие и благословение Аллаха. Потом сказал: «О хорасанцы! Вы сторонники наши, сподвижники наши и люди призыва нашего. И если бы вы присягнули не нам, то не присягнули бы [тем], кто лучше нас. Клянусь Тем, кроме Которого нет иного Бога, мы оставили халифат потомкам Ибн Абу Талиба и не препятствовали им ни в большом, ни в малом. [Ведь] поднялся от них 'Али б. Абу Талиб, да будет доволен им Аллах, но не преуспел и поставил двоих судей[452]. [Тогда] община впала в разноречие, и разобщилось слово. Затем набросились на него сторонники его, сподвижники его и преданные ему люди и убили его. Потом поднялся после него ал-Хасан б. 'Али, да будет доволен им Аллах. [Так он], [клянусь] Аллахом, не был мужчиной. Ему предложили деньги, и он принял их. Му'авия [же] подсунул ему: «Я сделаю тебя наследником моим», [потом] сместил его, и отлепилось от [ал-Хасана] то, в чем он пребывал, и он передал [это Му'авии]. И стал [ал-Хасан] жениться сегодня на одной женщине, а завтра разводиться с другой. И пребывал таким образом, пока не умер на постели своей. Затем поднялся после него ал-Хусайн б. 'Али, да будет доволен им Аллах, и обманули его иракцы и куфийцы, люди /312/ раздора, лицемерия, и погрязшие в мятежах, как в трясине, люди этой дурной земли. И [ал-Хусайн сказал], указывая на Куфу: «Клянусь Аллахом, не [идет она на меня] войной, а я с ней воюю, и не [предлагает она мне] мира, а я с ней мирюсь. Да разделит Аллах меня и ее!» [Потом] они бросили его и [заявили о том, что] непричастны к нему, и выдали его, так что он был убит. Затем поднялся после него Зайд б. 'Али. [Тогда] обманули и соблазнили его куфийцы. А когда заставили его выступить и восстать, выдали его. Отец же мой Мухаммад б. 'Али заклинал его Аллахом от восстаний и сказал ему: «Не принимай разговоров куфийцев. Ведомо нам, что некий из родичей наших будет распят на ал-Кунасе. И опасаюсь я, что ты будешь этим распятым». Заклинал его Аллахом от этого дядя мой Да'уд и предупреждал его, да смилуется над ним Аллах, [о] вероломстве куфийцев. Но [Зайд] не внял [ему], и состоялось его восстание, и он был убит и распят на ал-Кунасе. Затем набросились на нас Омейяды, надругались над честью нашей и лишили [нас] мощи нашей. [Клянусь] Аллахом, не встретили они от нас мести, которой искали, и содеялось это всецело из-за [Алидов] и из-за их восстания. И нас выслали из страны. Шли мы порой в ат-Та'иф, а порой в Сирию, порой [же] на ас-Сарат[453], пока Аллах не послал нам вас — сторонников и сподвижников. [Тогда] воскресил Аллах вами честь нашу и мощь нашу, о хорасанцы, и отразил правдой вашей людей заблуждения, и явил нам правду нашу, и двинул к нам дело наше и наследство наше от Пророка нашего, да пребудет с ним приветствие и благословение Аллаха. Укрепилась правда в местопребывании своем, и Аллах открыл светильник Свой, и укрепил сторонников Своих, и разрубил последнюю стрелу в колчане людей, что были несправедливы. Слава Аллаху, Господину миров! Когда [же] наладились дела наши по милости Аллаха и по приговору Его справедливому, [Алиды|, труся перед Омейядами и храбрясь перед нами, набросились на нас из зависти к нам за то, что Аллах отличил нас перед ними и воздал нам честь халифатом из наследства нашего от пророка Своего. И я, клянусь Аллахом, о хорасанцы, привел это дело не по глупости или подозрению, [ибо] приносили они мне беспокойство. Я называл им людей и говорил: «Встань ты, такой-то, возьми с собой из денег столько-то и столько-то, и встань ты, такой-то, и возьми с собой из денег столько-то и столько-то, и встань ты, такой-то, и возьми с собой из денег столько-то и столько-то». И изготовил я для них образец, по которому они поступали [бы]. [Тогда] они ушли и прибыли в Медину. Их там встретили и подсунули эти деньги. И, клянусь Аллахом, не осталось из них ни старца, ни юноши, ни малого, ни старого, который бы не присягнул мне. И из-за этого разрешено [проливать] кровь их. [Это] стало дозволенным из-за нарушения ими присяги, мне [данной], из-за их стремления к смуте и желания выступить против меня». Затем [ал-Мансур] прочитал, [сходя] по лестнице минбара: «Но преграда воздвигнута между ними и тем, чего они желали, как было сделано с их сподвижниками ранее. Поистине, они были в большом сомнении»[454].

/313/ Сказал ал-Мас'уди: Однажды ал-Мансур сказал ар-Раби': «Скажи мне, в чем потребность твоя». Он сказал: «Потребность моя [заключается] в том, чтобы ты полюбил ал-Фадла[455], сына моего». [Тогда ал-Мансур] сказал ему: «Горе тебе! Любовь бывает только по причинам». Он сказал: «О Повелитель Верующих! Аллах может помочь тебе создать причину». [Ал-Мансур] сказал: «Как же это?» Он сказал: «Окажи ему милость. Если ты сделаешь это, то он полюбит тебя, а если он тебя полюбит, то ты его полюбишь». Сказал [ал-Мансур]: «Клянусь Аллахом, я полюбил его без причины, но как [же] ты избрал для него любовь помимо всех [других] вещей?» Сказал [ар-Раби': «Потому, что если ты его полюбить, то великим будет для тебя его малый хороший поступок и малым будет для тебя его большой плохой поступок. И грехи его станут грехами отроков, а просьба [будет] подобна просьбе нагого ходатая». Однажды ал-Мансур сказал ар-Раби': «Горе тебе! Раби', сколь [был бы] хорош мир этот, если бы не смерть». [Ар-Раби'] сказал ему: «[Мир этот] хорош только благодаря смерти». Он сказал: «Почему же?» Сказал [ар-Раби']: «Если бы не смерть, ты не сидел бы на этом месте». Сказал [ал-Мансур]: «Ты прав».

Упомянул Исхак б. ал-Фадл[456]. Он сказал: [Однажды, когда я был] у двери ал-Мансура, пришел 'Амр б. 'Убайд[457]. Он слез со своего осла, сел, и (тогда] к нему вышел ар-Раби' и сказал ему: «Встань, Абу 'Осман, [клянусь] отцом моим и матерью моей». И когда он вошел к Абу Джа'фару, [халиф] приказал постелить ему войлок рядом с собой, усадил ['Амра] на него, после того, как он приветствовал [халифа], затем сказал: «О Абу 'Осман! Наставь меня назиданием». [Тогда 'Амр] наставил [ал-Мансура многими] наставлениями. Когда [же] он захотел встать, [ал-Мансур] сказал: «Мы приказали [выдать] тебе десять тысяч». Он сказал: «Нет нужды мне в них». Сказал Абу Джа'фар: «[Клянусь] Аллахом, ты возьмешь их». Он сказал: «Нет, [клянусь] Аллахом, я их не возьму». [Тут же] присутствовал ал-Махди[458]. Он сказал: «Клянется Повелитель Верующих и клянешься ты». Тогда 'Амр повернулся к Абу Джа'фару и сказал: «Кто этот молодец?» Он сказал: «Это Мухаммад, сын мой, он Ведомый [Богом], он восприемник завета моего». Сказал ['Амр]: «Разве, [клянусь] Аллахом, ты не одел его в одежду благочестивых? Ты [ведь] назвал его именем, которое он не заслужил делом. И ты [ведь] проложил ему [дорогу к] делу, наиболее насладительному для него, а он занимается совсем [другим]». Затем 'Амр повернулся к ал-Махди и сказал: «Да, о сын моего брата! Если поклянется отец твой, то нарушит [клятву брат отца], дядя твой[459], ибо отец твой сильнее в [даче] искуплений, нежели дядя твой». [Тогда] сказал ему ал-Мансур: «Есть ли у тебя просьба, Абу 'Осман?» Он сказал: «Да». Сказал [ал-Мансур]: «Какова она?» Он сказал: «Чтобы ты за мной не посылал, пока я к тебе не приду». [Ал-Мансур] сказал: «Значит, мы не встретимся». Он сказал: «Вот моя просьба». [Потом 'Амр] ушел. Ал-Мансур проводил его взором своим, потом сказал:

'Амр б. 'Убайд вошел к ал-Мансуру после того, как он принял присягу ал-Махди, и [ал-Мансур] сказал ему: «О Абу 'Осман! Это сын Повелителя Верующих и восприемник завета мусульман». [Тогда] 'Амр сказал ему: «О Повелитель Верующих! Я вижу, что ты устроил дела его и что они складываются благоприятно для него. И ты за него ответствен». [Тут] ал-Мансур прослезился и сказал: «Наставь меня, о 'Амр». Он сказал: «О Повелитель Верующих! Поистине, Аллах вручил тебе мир этот целиком. [Так] купи же душу свою у него частью себя. И если бы то, что попало в руки твои, осталось бы в руке другого, то не досталось бы тебе. Берегись [же] ночи, что окажется днем, после [которого] нет ночи». И прочитал:

Умер 'Амр б. 'Убайд в дни ал-Мансура в сто сорок четвертом году (761/2). И сказано: В сто сорок пятом году (762/3). Прозывается он по кунйе[460] Абу 'Осман. И он — 'Амр б. 'Убайд б. Баб, маула бану тамим. Дед его был Баб, [взятый в плен] в Кабуле[461], из людей Синда. ['Амр б. 'Убайд] был шайхом мутазилитов в свое время и их муфтием[462]. У него — проповеди, послания и многие речи о справедливости, единобожии и другом. Мы привели известия [о нем] и отборное из речений его и диспутов, [которые он вел], в книге нашей ал-Макалат фи усул ад-дийанат.

В сто сорок первом году (758/9) ал-Мансур отправился в Иерусалим[463] и молился там из-за [данного] им обета, [потом] он ушел [оттуда].

В сто сорок шестом (763/4) году умер Хишам б. 'Урва б. аз-Зу-байр[464]. [Ему было] восемьдесят /315/ пять лет. И если [какой-нибудь] человек говорил ему [какие-либо] слова, он отвечал: «Я выше тебя душою». Затем 'Али б. ал-Хасан[465] [затеял спор), и Хишам поспешил к нему. [Тогда] 'Али сказал ему: «Я призываю тебя к тому, к чему ты [сам] призывал [других]».

В сто пятидесятом году (767/8) умер Абу Ханифа ан-Ну'ман б. Сабит[466], маула тайм ал-лат из бакр б. ва'ил[467] — в дни ал-Мансура, в Багдаде. Он умер, распростершись ниц в молитве. [Ему было] девяносто лет. В [том же году] умер 'Абд ал-Малик б 'Абд ал-'Азиз б. Джурайх ал-Макки[468], маула Халида б. Усайда[469]. Прозывался он по кунйе Абу-л-Валид. [Ему было] семьдесят лет. В [том же году] умер Мухаммад б. Исхак б. Басар[470], маула Кайса б. Махрамы[471] из бану-л-мутталиб[472]. Прозывался он по кунйе Абу 'Абдаллах. Сказано: он умер [в сто пятьдесят] первом году (768/9). И сказано: [в] сто пятьдесят втором (769/70).

В [сто] пятьдесят седьмом году (773/4) умер ал-Ауза'и. Прозывался он по кунйе Абу 'Амр 'Абд ар-Рахман б. 'Амр[473], — из жителей Сирии. Однако местопребывание его было среди них — я имею в виду ал-ауза'[474], — но он не был из них. Он был из пленников жителей Йемена. [Он умер] в конце дней ал-Мансура, и ему [было] девяносто лет.

В дни ал-Мансура умер Лайс б. Абу Сулайм ал-Куфи[475], маула 'Анубисы б. Абу Суфйана[476] — в сто пятьдесят восьмом году (774/5).

В сто пятьдесят шестом году (772/3) умер Саввар б. 'Абдаллах ал-Кади[477]. И вето пятьдесят четвертом (770/1) году умер Абу 'Амр б. ал-'Ала'[478], в дни ал-Мансура.

Затянулось заточение 'Абдаллаха б. 'Али по приказанию ал-Мансура. Он пребывал в тюрьме девять лет. Было сказано [об этом] и другое. Когда ал-Мансур захотел [совершить] хаджж в сто сорок девятом году (766/7), [то] перевел ['Абдаллаха б. 'Али] от себя к 'Исе б. Мусе и приказал ему убить его, чтобы об этом никто не знал. [Тогда] 'Иса б. Муса послал к Ибн Абу Лайле[479] и Ибн Шуб-руме[480] и посовещался с ними об этом. И Ибн Абу Лайла сказал: «Продолжай [делать] то, что приказал тебе Повелитель Верующих». Ибн Шубрума [же] сказал: «Не делай [этого]». [Тогда 'Иса б. Муса] не захотел убивать ['Абдаллаха б. 'Али], [но] показал Абу Джа'фару, будто он его убил.

Это распространилось. [Тогда] сыновья 'Али[481] поговорили с ал-Мансуром о своем брате 'Абдаллахе, и [ал-Мансур] сказал им: «Он у 'Исы б. Мусы». Когда [же] они прибыли в Мекку, пришли к 'Исе б. Мусе и спросили его об ['Абдаллахе], он сказал: «Я убил его». [Тогда] они вернулись к Абу Джа'фару и сказали: «'Иса утверждает, что убил ['Абдаллаха]». [Тогда] Абу Джа'фар выказал гнев на 'Ису и сказал: «Убить моего дядю? Клянусь Аллахом, я убью ['Ису]». /316/ 'Абу Джа'фар [ранее] пожелал, чтобы 'Иса убил ['Абдаллаха], [тогда ал-Маснур] убьет |'Ису] за ['Абдаллаха] и избавится от них обоих. Он сказал[482]: И [ал-Мансур] позвал ['Ису б. Мусу] и сказал: «Зачем ты убил моего дядю?» ['Иса] сказал: «Ты велел мне убить его». Он сказал: «Я не велел тебе этого». [Тогда 'Иса б. Муса] сказал: «Вот твое письмо ко мне о нем». [Ал-Мансур] сказал: «Я его не писал». Когда [же 'Иса] понял, что ал-Мансур говорит серьезно, [то] испугался за себя [и] сказал: «['Абдаллах] у меня. Я не убил его». Сказал [ал-Мансур]: «Передай его Абу-л-Азхару ал-Мухаллабу б. Абу 'Исе[483]. И он передал ['Абдаллаха] ему. ['Абдаллах] пребывал у [Абу-л-Азхара] заточенным. Затем [Абу-л'-Азхар] приказал убить его. И вошел он к ['Абдаллаху], [а] с [ним] была невольница. [Тогда Абу-л-Азхар] начал с 'Абдаллаха и задушил его, так что [тот] умер. Затем положил его на постель. Потом он взялся за невольницу, чтобы задушить ее. И она сказала: «Раб Божий! Другой [способ] убийства». [Потом] Абу-л-Азхар говорил: Я не щадил никого из тех, кого убивал, кроме нее. Я отвернул лицо свое от нее, приказал, и ее удушили. И я положил ее вместе с ним на постели; руку ее подсунул под его бок, а руку его — под ее бок, словно они обнялись. Затем приказал обрушить на них здание. Потом мы привели кади Ибн 'Уласу[484] и других [улемов], и они посмотрели на 'Абдаллаха и невольницу, обнявшихся таким образом. Затем я приказал, и он был похоронен на кладбище Абу Сувайд[485] у Сирийских ворот[486] Багдада на Западной стороне[487].

Сказал ал-Мас'уди: Упомянул 'Абдаллах б. 'Аййаш ал-Мантуф. Он сказал: Однажды ал-Мансур сказал, [когда] мы [были] у него: «Знаете ли вы богатыря, имя [которого] начинается с 'айна[488], убившего богатыря, имя [которого начинается] с 'айна, и богатыря имя [которого начинается] с 'айна, и богатыря, имя [которого начинается] с 'айна?» Сказал ['Абдаллах б. 'Аййаш]: Я сказал: «Да, о Повелитель Верующих! 'Абд ал-Малик б. Марван убил 'Амра б. Са'ида б. ал-'Аса[489], 'Абдаллаха б. аз-Зубайра[490] и 'Абд ар-Рахмана б. Мухаммада б. ал-Аш'аса[491]». [Тогда] ал-Маснур сказал: «Знаете ли вы халифа, имя [которого начинается] с 'айна, убившего богатыря, имя [которого начинается] с 'айна, и богатыря имя [которого начинается] с 'айна, и богатыря имя [которого начинается] с 'айна?» Я сказал: «Да, о Повелитель Верующих! Ты убил 'Абд ар-Рахмана б. Муслима[492], 'Абд ал-Джаббара б. 'Абд ар-Рахмана[493] и дядю твоего 'Абдаллаха б. 'Али, на [которого] обвалился дом». [Ал-Мансур] сказал: «[Так] в чем же моя вина, если на него обвалился дом?» Я сказал: «Нет [в том] твоей вины». [Тогда] он улыбнулся, потом сказал: «Помнишь ли ты байты, которые сказала жена ал-Валида б 'Абд ил-Малика[494], сестра 'Амра б. Са'ида[495], когда убил 'Абд ал-Малик брата ее?» Я сказал: «Да, о Повелитель Верующих. В тот день, когда был убит брат ее 'Амр, она вышла [и стала] читать [стихи], скорбя:

Сказал Ибн 'Аййаш: Тогда ал-Мансур сказал: «[Так] что же это за байты, которые 'Амр б. Са'ид послал к 'Абд ал-Малику б. Марвану?» Сказал [Ибн 'Аййаш]: «Да, о Повелитель Верующих, он написал ему:

Рождение ал-Мансура было в [том] году, когда умер ал-Хаджжадж б. Йусуф — это девяносто пятый год (723/4). Он говорил: «Я родился в зу-л-хиджжа, был обрезан в зу-л-хиджжа и принял халифат в зу-л-хиджжа. Полагаю, что смерть [моя] будет в зу-л-хиджжа[497]». И было так, как он упомянул.

Рассказывал ал-Фадл б. ар-Раби'. Он сказал: Я был с ал-Мансуром в поездке, [во время которой] он умер. Однажды мы остановились [на ночлег]. [Ал-Маснур] послал за мной. Он находился в комнате, [повернувшись] лицом к стене. [Потом] он сказал мне: «Разве я не запретил тебе позволять черни входить [сюда] и писать здесь то, в чем нет проку?» Я сказал: «А что это, о Повелитель Верующих?» Он сказал: «Разве ты не видишь, что на стене написано:

Сказал [ал-Фадл б. ар-Раби']: Я сказал [ему]: «[Клянусь] Аллахом, я ничего не вижу на стене. Поистине, она ослепительно белая». [Ал-Мансур] сказал: «[Ты клянешься] Аллахом?» Я сказал: «Аллахом». Он сказал: «Это, [клянусь] Аллахом, душа моя извещена об отъезде. Поспеши [довести] меня к святилищу Господа моего[498] и к [сени] Его безопасности, [чтобы я] убежал от грехов моих и не растратил души моей». [Тогда] мы поехали, и [ал-Мансур] отяжелел. Когда мы достигли Би'р Маймун[499], я сказал ему: «Вот Би'р Маймун. Ты вошел в священное пространство». Он сказал: «Слава Аллаху». И умер там.

По твердости, ясности мысли, [умению] достойно управлять ал-Мансур был выше того, что [можно] описать. Он давал обильное и ценное там, где его дар не пропадал, и не давал малого, где [это] исчезало.

[Ал-Мансур] был, как сказал Зийад[500]: «Если бы у меня [была] тысяча верблюдов и [был] у меня чесоточный верблюд, я бы занялся им так, как занялся бы тот, у кого нет другого [верблюда]». Абу Джа'фар оставил шестьсот тысяч дирхамов и четырнадцать тысяч динаров. Вместе с тем он скупился казной своей и смотрел за тем, за чем не смотрит простонародье. [Ал-Мансур] договорился со своим поваром, что ему [причитаются] головы, ножки и шкуры, но что с него [причитаются] дрова и пряности. И из щедрости [ал-Мансура] то, что он наградил дядьев своих, [которых было] десятеро, в один день десятью тысячами дирхамов. Имена их: 'Абдаллах б. 'Али, 'Абд ас-Самад б. 'Али, Исма'ил б. 'Али, 'Иса б. 'Али, Да'уд б 'Али, Салих б. 'Али, Сулайман б. 'Али, Исхак б. 'Али, Мухаммад б 'Али, Йахйаб. 'Али[501]. На строительстве города Багдада, который [ал-Мансур] построил и [который назван в его честь], ежедневно работало пятьдесят тысяч человек.

И из детей у него были ал-Махди и Джа'фар, и мать их — Умм Муса ал-Химйариййа[502]. Джа'фар умер при жизни отца своего ал-Мансура. [А также] Сулайман[503], Йа'куб[504] и Джа'фар-младший[505] от Курдянки[506], и Салих, прозванный Несчастным[507], и дочь по имени 'Алийа[508].

Сказал ал-Мас'уди: Об ал-Мансуре есть славные известия — [о его беседах] с ар-Раби', 'Абдаллахом б. 'Аййашем, Джа'фаром б. Мухаммадом, 'Амром б. 'Убайдом и другими. И у него [имеются] проповеди и увещевания, [а также рассказы о его] поступках и деяниях, [касающихся] государства. Мы привели большую часть их в книге нашей Ахбар аз-заман и ал-Аусат. А в этой книге мы упомянем только [самое] замечательное [из того], что прежде было нами [написано]. Аллах [же], Восхваляемый и Всевышний, лучше знает.

/319/ [III] О халифате ал-Махди Махаммада б. 'Али б. 'Абдаллаха б. 'Аббаса

Он прозывается по кунйе Абу 'Абдаллах. Мать его — Умм Муса бинт Мансур б. 'Абдаллах б. Зу Сахм б. Абу Сарх[509], из сынов Зу Ру-'айна[510], из царей Йемена.

Принял присягу ему в Мекке ар-Раби', маула его, в субботу, [когда] прошло [от месяца] зу-л-хиджжа шесть [ночей] сто пятьдесят восьмого года (19.10.775). [Известие] о смерти отца его и о присяге привез ему Манара[511], маула его. И [ал-Махди] два дня после этого бездействовал, затем произнес перед людьми проповедь, оплакал отца своего, и ему принесли общую присягу. Рождение его было в сто двадцать седьмом году (774/5). В сто шестьдесят девятом году (785/6) [ал-Махди] выступил из Города Мира, направляясь в местность Кармасин[512], что в округе Динавара[513]. Ему описали прелесть Масабзана в стране ас-Сиравана и Джурджана[514]. [Тогда] он свернул в местность, известную как Арзан[515] и ар-Ран. И умер он в деревне, называемой Радин, в ночь на четверг, [когда до конца месяца мухаррама оставалось семь ночей], сто шестьдесят девятого года (5.08.785). Его халифат был десять лет, месяц и пятнадцать дней. Он скончался, и [было] ему сорок три года. Молился над ним Харун ар-Рашид[516]. Мусаал-Хади[517] [находился] в Джурджане. Было сказано, что [ал-Махди] умер, отравившись ката'иф[518], [которых] поел. Хасана[519], невольница его, и другие из его свиты надели рубища и черное в [знак] скорби о нем. [Тогда] сказал об этом Абу-л-'Атахийа[520]:

Упомянул ал-Фадл б. ар-Раби'. Он сказал: Вошел Шарик ал-Кади[523] однажды к ал-Махди, и [халиф] сказал ему: «Ты должен [согласиться для меня на одно дело из трех]. Он сказал: «Что это [за дела], о Повелитель Верующих?» [Ал-Махди] сказал: «Или ты примешь судейство, или будешь передавать хадисы[524] сыну моему и учить его, или откушаешь у меня трапезу». [Шарик] подумал, потом сказал: «Трапеза самая легкая [из этих дел] для души моей». [Тогда ал-Махди] задержал [Шарика] и (велел] сообщить на кухню, чтобы ему приготовили [различные] блюда из сгущенного мозга с леденцами и медом. И когда он окончил обед, стольник[525] сказал: «О Повелитель Верующих! После этого старец никогда [такого не отведает]». Сказал ал-Фадл б. ар-Раби': [Клянусь] Аллахом, Шарик передавал им хадисы после этого, и учил их детей, и исполнял для них [обязанности кади]. Он написал ал-джахбазу[526] по [поводу] жалования и [стал] донимать его за недостачу. [Тогда] ал-джахбаз сказал ему: «Ты не продавал ткани». Сказал ему Шарик: «Нет, [клянусь] Аллахом, я продал больше, чем ткань, я продал веру свою». Слазал ал-Фадл б. ар-Раби': Вышел ал-Махди прогуляться, а с ним — 'Амр б. Раби', маула его. Он был поэтом. [Халиф] оторвался от войска, а люди [были] на охоте. И ал-Махди поразил сильный голод, и [тогда] он сказал 'Амру: «Горе тебе! Разыщи мне человека, у которого мы найдем что-нибудь поесть. И 'Амр бродил, пока не отыскал хозяина огорода, рядом с [которым была] его хижина. [Тогда 'Амр] поднялся к нему и сказал ему: «Имеется ли у тебя что-нибудь поесть?» Он сказал: «Да. Ячменные лепешки и расиса[527], и эти бобы и лук-порей. [Тогда] сказал ему ал-Махди: «Если есть у тебя масло, я бы поел». Он сказал: «Да, у меня есть остатки его» И он подал им, и они много съели. Ал-Махди [так увлекся, что ничего не осталось]. [Потом] он сказал 'Амру: «Скажи стихи, [которыми] опишешь [наше положение]». И 'Амр сказал:

[Тогда] сказал ал-Махди: «Нехорошо то, что ты сказал. Лучше вот так:

/321/ И [ал-Махди] присоединился к войску, и его нагнали обоз, слуги и свита, и он приказал [выдать] хозяину огорода три кошелька дирхамов.

Сказал [ал-Фадл б. ар-Раби']: В другой раз [ал-Махди] понесла лошадь, [когда] он выехал на охоту, и [ал-Махди] приехал голодным к шатру бедуина. [Ал-Махди] сказал [тогда]: «Бедуин, есть ли у тебя угощение? [Ведь] я твой гость!» [Бедуин] сказал: «Вижу, что ты безусый, полный, в чалме. Если осилишь [то, что у нас] есть, поднесем тебе. [Ал-Махди] сказал: «Подавай, что у тебя». [Тогда бедуин] вынес ему хлеб, [испеченный в горячей] золе. [Ал-Махди] съел его и сказал: «Вкусно. Давай, что [там еще есть] у тебя». [Тогда] бедуин вынес ему молока в кувшине и налил ему. [Ал-Махди] выпил и сказал: «Вкусно. Давай, что [там еще есть] у тебя». [Тогда он] вынес [ал-Махди] остатки вина в бурдюке. Выпил бедуин один [стаканчик] и налил [ал-Махди]. Выпив, [ал-Махди] сказал: «Знаешь ли ты, кто я?» Он сказал: «Нет, [клянусь] Аллахом». Он сказал: «Я из слуг вельмож». [Бедуин] сказал: «Да ниспошлет тебе Аллах благодать в местопребывании твоем и да облагодетельствует тебя, кто бы ты [ни] был». Затем выпил бедуин стаканчик и налил [ал-Махди]. Выпив, [халиф] сказал: «О бедуин, знаешь ли ты, кто я?» Он сказал: «Да, ты упомянул, что ты из слуг вельмож». [Ал-Махди] сказал: «Нет, я не таков». Он сказал: «[Так] кто же ты?» Он сказал: «Я один из военачальников ал-Махди». [Бедуин] сказал: «Да будет обширен дом твой и да станут приятыми посещения тебя». Затем бедуин выпил стаканчик и налил [ал-Махди]. Выпив третий [стаканчик], он сказал: «О бедуин, знаешь ли ты, кто я?» Он сказал: «Да. Ты заявил, что ты один из военачальников ал-Махди». Он сказал: «[Ведь] я не таков». Сказал [бедуин]: «[Так] кто [же] ты?» Он сказал: «Я сам Повелитель Верующих». [Тогда) бедуин взял свой бурдюк и завязал его. Ал-Махди [же] сказал ему: «Налей нам». [Бедуин] сказал: «Нет, клянусь Аллахом, не выпьешь ты из него ни глотка, ни более того». [Ал-Махди] сказал: «А почему?» Он сказал: «Мы налили тебе стаканчик, и ты заявил, что ты из слуг вельмож. Мы это стерпели от тебя. Потом мы налили тебе другой, и ты заявил, что ты один из военачальников ал-Махди. Мы стерпели это от тебя. Потом мы налили тебе третий, и ты заявил, что ты Повелитель Верующих. Нет, клянусь Аллахом, я не решусь налить тебе четвертый, [тогда] ты скажешь, что ты — Посланец Аллаха». Ал-Махди рассмеялся. [Тут] его окружила конница, и спешились перед ним сыны царей и благородных [мужей]. У бедуина упало сердце, и не было у него [иного] помысла, кроме [как о] спасении самого себя, и он собрался бежать. [Тогда] ал-Махди сказал ему: «Не бойся!» И приказал [выдать] ему обильный денежный подарок и снаряжение. [Тогда бедуин] сказал: «Свидетельствую, что ты [говоришь правду]. И если бы ты стал хвастать в четвертый и в пятый раз, то выпутался бы и из этого». /322/ Рассмеялся ал-Махди от [этих слов], так что чуть не упал с лошади, когда [бедуин] упомянул о четвертом и пятом хвастовстве, назначил ему кормление и присоединил его к своим приближенным.

Вазиром [ал-Махди] был Абу 'Убайдаллах Муа'вия б. 'Убайдаллах ал-Аш'ари[528], дед Мухаммада б. 'Абд ал-Ваххаба-писца[529]. [Абу 'Убайдаллах] был писцом ал-Махди до [того, как он стал халифом]. [Потом] ал-Махди убил сына Абу 'Убайдаллаха за неверие[530], и каждый из них возненавидел другого. [Тогда ал-Махди] сместил его, и Абу 'Убайдаллах дожил до сто семидесятого года (786/7).

Затем ал-Махди приблизил Йа'куба б. Да'уда ас-Силми[531], и писцы разнесли по диванам [его послание]: «Повелитель Верующих побратался с ним». [Йа'куб б. Да'уд] всякий раз входил к [ал-Махди], обходя всех [остальных] людей. Затем [халиф] обвинил [Йа'куба] в каком-то деле, [связанном] с Талибитами, и захотел его убить, потом заключил [Йа'куба в темницу]. И [Йа'куб] оставался в тюрьме [ал-Махди] до дней [правления] ар-Рашида. Ар-Рашид выпустил его. О том деле его было сказано: «Он видел имамат в самом старшем из сынов ал-'Аббаса[532]» и что не ал-Махди, а [другой] из его дядьев имел больше прав на него.

Ал-Махди был любим и знатью, и простонародьем, ибо он начал правление свое с рассмотрения жалоб, прекращения убийств, помилования страшащегося и справедливого [обращения] с притесненным. [Ал-Махди] простер руку свою в щедротах своих и раздарил все, что ему оставил ал-Мансур, а это шестьсот тысяч дирхамов и четырнадцать тысяч тысяч динаров, помимо того, что [ал-Мансур] собрал [в качестве налогов] в дни свои. Когда [же] казна опустела, пришел Абу Хариса ан-Нахри[533], хранитель его казны, бросил перед ним ключи и сказал: «Чего стоят ключи опустошенной казны?» [Тогда] ал-Махди разослал двадцать слуг для сбора денег. Через несколько дней деньги поступили. Абу Хариса ан-Нахри три дня принимал и записывал деньги, прибывавшие к ал-Махди, не входя к нему. Когда же он вошел к [халифу], [тот] сказал: «Что задержало тебя?» Он сказал: «Работа по учету денег». [Ал-Махди же] сказал: «Ты — глупый бедуин. Ты думал, что деньги не поступят и к нам, если мы в них нуждаемся». Сказал Абу-Хариса: «Случись что, никто не станет дожидаться, пока ты пошлешь добыть и принести деньги». Было сказано, что он раздал за десять дней из своих собственных денег десять тысяч дирхамов. [Тогда] встал /323/ Шабба б. 'Икал[534] и стал витийствовать. Он сказал: «Есть [те, кто] похож на ал-Махди. И это сиятельная луна, ранняя весна, яростный лев и бездонное море. Сиятельная луна похожа на него красотой и блеском. Ранняя весна похожа на него ароматом и воздухом, яростный лев похож на него напором и решительностью. Бездонное море похоже на него добротой и щедростью».

Ал-Хайзуран, мать ал-Хади и ар-Рашида[535], [находилась] в доме своем, известном ныне как Ашнас, и у нее [были] матери детей халифов и прочие дочери бану хашим. Она [сидела] на армянском ковре, а они — на армянских подушках. Зайнаб бинт Сулайман б. 'Али[536] [занимала] более высокое, чем они, положение. Пока они [восседали] таким образом, вошел слуга ал-Хайзуран и сказал: «У Двери — женщина, обладающая красотой и прелестью, в лохмотьях. Она не желает назвать свое имя. Положение ее не то, что ваше. Она хочет войти к вам». [Ранее] ал-Махди указал ал-Хайзуран, чтобы она [постоянно держала при себе] Зайнаб бинт Сулайман б. 'Али. Он сказал ей: «Перенимай ее манеры и заимствуй ее нравы. [Ведь] она для нас старица и застала первых из нас». И ал-Хайзуран сказала слуге: «Разреши [той женщине войти]». [Тогда] вошла женщина, обладающая великолепием и красотой, в лохмотьях. Она заговорила и выказала красноречие в языке своем. [Тогда] ей сказали: «Кто ты?» Она сказала: «Я Музна, жена Марвана б. Мухаммада[537]. Рок довел меня до того, что вы видите. Клянусь Аллахом, я позаимствовала [и] эти лохмотья. Когда же вы одержали над нами верх в этом деле и оно стало вашим помимо нас, не опустились мы до того, чтобы якшаться с простонародьем, несмотря на нищету, в которой мы [пребываем], ибо это первое, что уничтожит наше благородство. [Тогда] мы направились к вам, чтобы быть под вашим покровом, [как бы ни сложились обстоятельства], пока не придет призыв Того, Кто обладает призывом». [Тогда] глаза ал-Хайзуран наполнились слезами, а Зайнаб бинт Сулайман б. 'Али посмотрела на [Музну] и сказала ей: «Да не облегчит Аллах [твоего положения], Музна! Помнишь ли, [как] я вошла к тебе в Харране, и ты [сидела] на этом самом ковре, а ваши родственницы — на этих подушках. Я заговорила с тобой о теле Ибрахима ал-Имама, а ты меня обругала и велела меня выгнать и сказала: «[Разве можно женщинам вмешиваться в дела мужчин?]» /324/ Клянусь Аллахом, Марван лучше, чем ты, оберегал правду. Я вошла к нему, и он поклялся, [говоря ложь], что не убивал [Ибрахима ал-Имама], и [предложил] мне на выбор либо самому похоронить его, либо выдать мне его тело, и я выбрала, [чтобы мне выдали] его тело. [Марван предложил] мне денег, но я их не приняла». [Тогда] сказала Музна: «Клянусь Аллахом, мы не думаем, [что именно] этот случай привел меня к тому, что ты видишь, а именно собственные мои деяния тому виной. Ты будто их одобряешь и подстрекаешь ал-Хайзуран совершить подобное. Напротив, ты должна бы побуждать ее творить добро и оставить мстительность, чтобы этим обеспечить ее благоденствие и сохранить ее веру». Потом [Музна] сказала Зайнаб: «О дочь дяди[538], как [же] ты видела [то, что] сделал с нами Аллах за непослушание, и [не] захотела нас утешить?» Затем она пошла прочь, плача. Ал-Хайзуран не пожелала противоречить Зайнаб по поводу [Музны], [однако] она мигнула одной из своих невольниц, отвела ее в некий покой и приказала [ей] изменить положение [Музны] и хорошо с ней обойтись. Когда же к [ал-Хайзуран] вошел ал-Махди — тогда Зайнаб уже ушла — [а] он имел обычай встречаться с избранными своими женами, ал-Хайзуран поведала [ал-Махди] историю [Музны] и то, что она приказала изменить ее положение. [Тогда ал-Махди] позвал невольницу, которая вернула [Музну], и сказал ей: «Когда ты отвела ее в покой, [какие слова] ты услышала от нее?» [Невольница] сказала: «Я нагнала ее в таком-то переходе. Выходя [из зала], она плакала, горевала, читая [из Корана]: «И Аллах приводит притчей селение, которое было мирно, спокойно; приходило к нему пропитание благополучно из всех мест, но оно не признало милостей Аллаха, и тогда дал вкусить ему Аллах одеяние голода и боязни за то, что они совершили»[539]. Затем он сказал ал-Хайзуран: «[Клянусь] Аллахом, если бы ты не поступила с ней так, как поступила, то я бы никогда [не стал] с тобой разговаривать». И он [горько] заплакал, [потом] сказал: «Господи, ищу у Тебя защиты от окончания благоденствия». Он осудил поступок Зайнаб и сказал: «Если бы она не [была] старшей из наших женщин, я бы поклялся не разговаривать с ней». Потом он послал к [Музне] в ее покой, где она уединилась, одну из невольниц и сказал невольнице: «Передай ей привет от меня и скажи ей: «О дочь дяди! Сестры твои собрались у меня. Если бы я [не боялся] огорчить тебя, то мы бы к тебе пришли». Когда [Музна] услышала послание [ал-Махди], узнала, что [он имеет в виду]. И [потом] пришла Зайнаб бинт Сулайман, и пришла /325/ Музна, волоча полы [одежд] своих, и [ал-Махди] велел ей сесть, приветствовал и приблизил ее и возвысил положение ее над положением Зайнаб бинт Сулайман б. 'Али. Затем они заговорили об известиях своих предшественников и деяниях сынов человеческих, о династиях и их бренности, и [Музна] не дала никому в собрании и слова сказать. [Тогда] ал-Махди сказал ей: «О дочь дяди! Клянусь Аллахом, если бы я хотел дать твоим родичам что-либо из нашего дела[540], то женился бы на тебе, однако ничто не охранит тебя лучше, чем мое покровительство и пребывание твое и сестер твоих в моем дворце — тебе то, что и им, и за тобой то же, что и за ними[541], пока не придет к тебе приказ Того, Кто [обладает] приказом относительно неизбежного [для] созданий [Аллаха]». Потом он выделил ей столько же имущества, сколько [было у женщин сынов ал-'Аббаса], дал ей слуг и наградил ее. [Музна] пребывала во дворце [ал-Махди], пока [он] не преставился, а также в Дни [правления] ал-Хади и в начале дней [правления] ар-Рашида. Она умерла во [время] его халифата, а он не делал различия между нею и женщинами бану хашим и приближенными их, свободными и невольницами. Когда [же] она преставилась, ар-Рашид и его женщины опечалились великой печалью.

Рассказал мне[542] ар-Рийаши[543] со [слов] ал-Асма'и[544]: Вошел 'Абдаллах б. 'Амр б. 'Утба[545] к ал-Махди, [чтобы выразить соболезнование в связи со смертью] ал-Мансура, и сказал ему: «Да вознаградит Аллах Повелителя Верующих за Повелителя Верующих, [бывшего] до него, и да ниспошлет ему благодать за то, что было ему оставлено. И нет большей беды, чем потеря имама-родителя, и нет более великой награды, чем халифат для угодников Аллаха. Так прими же, о Повелитель Верующих, от Аллаха наилучший дар и рассчитывай на величайшее несчастье, ниспосланное Им».

Когда умножилось воспевание 'Утбы[546], невольницы ал-Хайзуран, Абу-л-'Атахийей, она пожаловалась госпоже своей на бесчестье, которое к ней пристало. И вошел ал-Махди, а она плачет перед ал-Хайзуран. [Тогда] он спросил ее о [том, что произошло], и она рассказала ему. [Тогда ал-Махди] велел привести Абу-л-'Атахию, и того ввели к [халифу]. И когда [Абу-л-'Атахийа] предстал перед [ал-Махди], [халиф] сказал: «Не говоришь ли ты об 'Утбе: Аллах между мною и между моей госпожой, Ответившей мне отказом и упреками.

Когда это [она была с тобой], если ты жалуешься на ее отказ?» [Абу-л-'Атахийа] сказал: «О Повелитель Верующих! Я не говорил этого, но скажу вот как:

Сказал[548]: И ал-Махди поник головой и поковырял [землю] посохом, что был у него. Потом поднял голову и сказал: «Ты [ли] говоришь:

[Ал-Махди] сказал: «Откуда ты знаешь, что скрывают ее одежды?» [Тогда Абу-л-'Атахийа] ответил [халифу], возражая ему:

Потом [ал-Махди] спросил [Абу-л-'Атахию] о [многих] вещах, и Абу-л-'Атахийа не смог ответить. [Тогда] ал-Махди велел его высечь почти как в наказание. Высеченного, [Абу-л-'Атахийу] вывели. [Тогда] встретила его 'Утба, а он [был] в таком положении. И он сказал:

[Тогда] увлажнились глаза ее и пролилась слеза. И ['Утба] случайно встретилась с ал-Махди у ал-Хайзуран. Он сказал: «Почему 'Утба плачет?» Ему сказали: «Она видела иссеченного Абу-л-'Атахию, и он сказал ей то-то и то-то». [Тогда ал-Махди] приказал [выдать] ему пятьдесят тысяч дирхамов, а Абу-л-'Атахийа раздал их тем, кто был у дверей. [Некто, узнавший об этом], написал [ал-Махди]. [Тот] послал [Абу-л-'Атахии]: «Что побудило тебя раздать милость, [которой] я тебя пожаловал?» Он ответил: «Я не проел цены той, которую люблю». [Тогда ал-Махди] послал [Абу-л-'Атахии] еще пятьдесят тысяч и взял с него клятву их не раздавать. [Абу-л-'Атахийа] взял их и ушел.

Сказал ал-Мубаррад[552]: Абу-л-'Атахийа подарил ал-Махди в день Науруза[553] или Михраджана[554] сосуд китайской [выделки], в котором было умащенное мускусом одеяние, а на нем благовониями [были] написаны две строки:

[Тогда ал-Махди] задумал подарить [Абу-л-'Атахии] 'Утбу, но она сказала ему: «Повелитель Верующих, с целомудрием моим, и правдой моей, и службой моей выдаешь меня торговцу горшками, кормящемуся поэзией». [Тогда ал-Махди] послал ему: «Что же до 'Утбы, то нет тебе к ней пути. Сосуд [же твой] мы приказали наполнить деньгами». [Потом] 'Утба вышла [из дворца], а Абу-л-'Атахийа препирался с писцами. Он говорил: «[Халиф] приказал [выдать] мне динары», а они говорили: «Дирхамы». [Тогда] она сказала: «Если бы ты был влюблен в 'Утбу, то не думал бы о золоте и серебре».

Абу-л-'Атахийа, а он — Исма'ил б. ал-Касим, был торговцем горшками. Среди людей он [отличался] легким слогом и был способнейшим [среди] них к [созданию] ритмизированной речи. Выражения его были сладостны, и он даже говорил стихами во всех случаях [жизни] и обращался [таким образом] к людям всех рангов, превращая [речь свою] в стихи и драгоценные [изречения].

Встретился Абу Нувас[556] с друзьями. Один из них заказал воду, и [Абу Нувас] выпил ее, потом сказал:

Потом сказал: «Продолжайте». [Собравшиеся] заколебались, и никому [из них] не пришло [на ум] такое, [что] соответствовало бы [сказанному] простотой и точностью. Но [тут] пришел Абу-л-'Атахийа и сказал: «[В чем дело?]». Ему рассказали и прочитали [придуманный] кисм[557]. [Тогда] он сказал:

И из избранных стихов его об 'Утбе:

И из избранных его стихов о ней:

Вот слова его, выбранные нами из его стихов, и [те], что сочли достойными разумные [мужи]:

Рассказал ал-Мубаррад Мухаммад б. Йазид, что Райта, дочь Абу-л-'Аббаса ас-Саффаха[563], послала к 'Абдаллаху б. Малику ал-Ху-за'и[564] по поводу покупки рабов для отпуска[565] [их на волю] и приказала невольнице своей 'Утбе — она была /329/ ее [невольницей], а после стала [невольницей] ал-Хайзуран — быть при этом. ['Утба] сидела, как вдруг пришел Абу-л-'Атахийа в одеянии аскета и сказал: «Да сделает Аллах меня выкупом за тебя! Я слабый, древний старец, не способный к службе. И если ты решишь приказать, да укрепит тебя Аллах, купить меня и отпустить [на волю], то совершишь достойное дело». [Тогда 'Утба] повернулась к 'Абдаллаху и сказала: «Поистине, вижу я красивую внешность, очевидную слабость, ясность языка и красноречие. Купи его и отпусти [на волю]». ['Абдаллах б. Малик] сказал: «Да». [Тогда] сказал Абу-л-'Атахийа: «Позволишь ли мне да [ниспошлет тебе Аллах благо], поцеловать руку твою в благодарность за прекрасное деяние и за то, что ты мне выказала». И ['Утба] позволила ему это. [Тогда Абу-л-'Атахийа] поцеловал ей руку и ушел. 'Абдаллах б. Малик же засмеялся и сказал: «Знаешь ли, кто это?» Она сказала: «Нет». Он сказал: «Это Абу-л-'Атахийа. Он [просто] сыграл шутку, чтобы поцеловать твою руку». [Тогда 'Утба] закрыла лицо свое от смущения и сказала: «Позор тебе, о Абу-л-'Аббас! Разве [можно] посылать [на такое дело] подобного тебе? Мы были введены в заблуждение словами твоими». И она встала и не вернулась к нему.

У Абу-л-'Атахии [есть] хорошие стихи, [которые] мы упомянем в известиях о последующих халифах, и приведем самое замечательное из известий [о] нем и то, что мы сочли хорошим из его стихов, и известие о кончине его. И если бы у Абу-л-'Атахии не было ничего, кроме этих байтов, в которых он выразил верность братства и чистую преданность, он бы выдавался перед другими из тех, кто был в его век. И [эти байты таковы]:

Таких черт [характера] больше не встретишь в наш век. Существование их невозможно, затруднительно их отыскать.

Рассказали Ибн 'Аййаш и Ибн Да'б, что ал-Мансур [передал] аш-Шарки б. ал-Катами[567] в [распоряжение] ал-Махди, когда оставил его в Рее, и приказал ему запоминать деяния арабов и благородные нравы, изучать известия и читать стихи.

Однажды ночью ал-Махди сказал ему: «Шарки, успокой мое сердце чем-нибудь, что развлечет его». Он сказал: «Да [ниспошлет] Аллах благо повелителю. Упомянули, что среди царей Хиры[568] был царь, а у него — два сотрапезника, которые занимали в его сердце прочное положение. Они /330/ не расставались с ним во [время] развлечений его и удовольствий, во [время] сна его и его бодрствования, во [время] его покоя и путешествий. [Царь] не решал ни одного дела без них и поступал только в соответствии с их мнением. Однажды ночью царь пребывал в винопитии и веселии, как вдруг одолело его вино и лишило его разума. [Тогда] царь [велел принести] меч, выхватил его [из ножен], набросился на [своих сотрапезников] и убил их. [Потом] одолели его глаза его, и он заснул. Когда [царь] встал утром, [то] спросил о [сотрапезниках], и ему сообщили о том, что приключилось из-за него, и он упал на землю и стал ее есть, сожалея о сотрапезниках и сокрушаясь о разлуке с ними. [Царь] отказался от еды и питья, затем поклялся не пить вина, пока жив, [ибо оно] тревожило его сердце. Он похоронил [своих сотрапезников], построил над их могилой мавзолей, назвал его ал-Гариййан[569] и постановил, что всякий из его царства, кто проедет мимо, обязательно падет перед ними ниц. И если [некий] царь устанавливал обычай, то передавали его по наследству, оживляли память о нем и не умерщвляли его, считая [такой обычай] для себя неотменимым приговором и неизбывным долгом. Отцы завещали [этот обычай] своим потомкам, и люди прожили целый век, а мимо могил [сотрапезников] не проходил ни малый, ни старый без того, чтобы не упасть ниц перед ними. Это вошло в обычай и уподобилось закону и религиозному долгу. Тот [же], кто отказывался пасть ниц перед могилами, осуждался на убиение, [но] исполнялись два его желания. Сказал [аш-Шарки]: Однажды мимо прошел белильщик с тележкой, в [которой] лежал его пест. Люди, приставленные к ал-Гариййан, сказали белильщику: «Пади ниц». Он отказался это сделать. [Тогда] ему сказали: «Если не сделаешь этого, [будешь] убит». Но он отказался. [Тогда] привели его к царю и сообщили ему историю [белильщика]. [Царь] сказал: «Что помешало тебе пасть ниц?» [Белильщик] сказал: «Я пал ниц, но меня оболгали». [Царь] сказал: «Ложное говорил ты. Загадай два желания — они будут исполнены, а потом я тебя убьют». Он сказал: «[Неужели] меня убьют по словам этих?» [Царь] сказал: «Непременно». [Белильщик] сказал: «Желаю ударить царя этим моим пестом по шее». Царь сказал ему: «О невежда! Если бы ты пожелал, чтобы я [сделал твоих наследников богатыми], было бы лучшее для них». [Белильщик] сказал: «Хочу только ударить царя по шее». Тогда царь сказал своим вазирам: «Что вы думаете о том, что пожелал этот невежда?» Они сказали: «Полагаем, что это установленный тобой обычай и ты лучше всех знаешь, какой великий грех и позор в нарушении обычаев. К тому же, если ты нарушишь [один] обычай, то нарушишь и другой. /331/ А потом [произойдет так], как было с тобой, с тем, кто [будет] после тебя. Тогда пропадут обычаи». [Царь] сказал: «Уговорите белильщика пожелать чего угодно, [только] избавьте меня от этого. Я исполню, если того пожелает Аллах, даже если он захочет половину моего царства». [Белильщика стали] уговаривать, но он сказал: «Я не желаю ничего, только ударить царя по шее». Сказал [аш-Шарки]: Когда царь увидел, на что решился белильщик, то устроил собрание и [велел] позвать белильщика. Белильщик вынул пест и ударил им царя по шее, [так что] оглушил его, и [царь] упал без сознания. Шесть месяцев он пребывал расслабленным, и болезнь дошла до того, что его поили водой по капле. Когда [же царь] очнулся, заговорил, поел, выпил и пошевелился, [то] спросил о белильщике. [Было] сказано: «Он заточен». [Тогда] царь велел его привести, и он явился. [Царь] сказал: «Осталось у тебя [еще одно] желание, так скажи его, и я обязательно убью тебя в подтверждение обычая». Сказал белильщик: «Если должен я быть убит, то желаю ударить в другой раз по другой стороне шеи царя». И когда [царь] услышал это, то пал ниц от ужаса и сказал: «Значит, клянусь Аллахом, пропала душа моя». Затем сказал белильщику: «Горе тебе! Оставь то, что не принесет тебе пользы. Ведь случившееся не принесло тебе блага. Пожелай другого, и я это исполню для тебя, что бы то ни было». Сказал [белильщик]: «Вижу право мое только в том, чтобы [нанести] еще один удар». [Тогда] царь сказал вазирам своим: «Что думаете вы?» Они сказали: «Лучше тебе умереть [из-за этого] обычая». Он сказал: «Горе вам! Если он ударит по другой стороне [моей шеи], не пить мне никогда воды студеной, ибо знаю я, что меня поразило». Они сказали: «Мы перед тобой бесхитростны». И когда [царь] увидел, что ему грозит, сказал белильщику: «Скажи мне, разве я не слышал, что ты говорил в [тот] день, когда привели тебя приставленные к ал-Гариййан, будто ты простирался ниц, а они тебя оболгали». [Белильщик] сказал: «Я говорил это, но мне не поверили». [Царь] сказал: «Так ты простирался ниц?» [Белильщик] сказал: «Да». [Тогда] царь вскочил со своего места, поцеловал его в голову и сказал: «Свидетельствую, что ты [был] правдив и что они оболгали тебя. Назначаю тебя на их место и отдаю тебе их могущество». И [царь] приказал проучить [смотрителей].

[Тогда] рассмеялся ал-Махди, так что задрыгал ногами и сказал: «Хорошо [рассказал]». И наградил [аш-Шарки].

/332/ Сказал ал-Хайсам б. 'Ади: Я был в собрании ал-Махди, и пришел к нему хаджиб[570] и сказал: «Ибн Абу Хафса у дверей». [Ал-Махди] сказал: «Не впускай его — он лицемер [и] лжец». [Тогда] о нем заговорил ал-Хасан б. Кахтаба[571], и [ал-Махди] его впустил. [Тут] ал-Махди сказал [Ибн Абу Хафсе]: «О нечестивец! Разве не ты сказал о Ма'не:

И прочитал ему все [остальные] байты, и [халиф] был им доволен и наградил его.

Сказал ал-Ка'ка' б. Хаким: Я был у ал-Махди, и пришел Суфйан ас-Саури[573]. Когда он вошел к [халифу], то приветствовал общим приветом, [но] не приветствовал халифским приветствием. Ар-Раби' стоял рядом с [ал-Махди], опираясь на меч и следя за делом его. [Тогда] ал-Махди обернул к нему [свое] веселое лицо и сказал: «О Суфйан! В этом-то и том-то ты пренебрегаешь нами и думаешь, что если бы мы захотели [причинить] тебе зло, то не сладили бы с тобой. Теперь мы с тобой сладили. Разве ты не опасаешься, что мы будем судить тебя по нашему усмотрению?» Сказал Суфйан: «Если ты будешь судить меня, то будет судить тебя Могущественный Царь, Различающий между правдой и ложью». [Тогда] сказал ему ар-Раби': «О Повелитель Верующих! Неужели этот невежа будет обращаться с тобой таким образом? Позволь мне отрубить ему голову». [Тогда ал-Махди] сказал ему: «Молчи, горе тебе! Этот и ему подобные не хотят ничего, кроме того, чтобы мы их убивали и ввергали в беду их счастье. Напишите указ о назначении [Суфйана] кади в Куфу, чтобы ему не перечили в [вынесении] приговоров». Написали указ, и [ал-Махди] вручил его [Суфйану], а [тот] взял его, вышел, выбросил в Тигр и убежал. Его искали в каждом городе, но не нашли.

Сказал 'Али б. Йактин[574]: Мы были [вместе] с ал-Махди в Ма-сабзане[575]. Однажды он сказал мне: «Я проголодался. Принеси мне лепешек и холодного мяса». Я исполнил [это]. Он поел, потом вышел в залу и заснул. А мы были в сенях, проснулись от его плача и бросились к нему. [Тогда ал-Махди] сказал: /333/ «Разве вы не видели то, что я видел?» Мы сказали: «Мы ничего не видели». Он сказал: «Встал надо мною некий муж. Если бы был он среди тысячи мужей, то не скрылся бы от меня ни голос его, ни облик его, и сказал:

Сказал 'Али [б. Йактин]: Не прошло и десяти дней после этих видений, как ал-Махди скончался.

Сказал ал-Мас'уди: И была кончина Зуфара б. ал-Хузайла[576] — факиха[577], сподвижника Абу Ханифы ан-Ну'мана б. Сабита, в сто пятьдесят восьмом году(774/5). В [том же году] была присяга ал-Махди, как мы [говорили выше].

Суфйан б. Са'ид б. Масрук ас-Саури умер в Басре, он был из тамим, в [возрасте] шестидесяти трех лет. Прозывался он по кунйе Абу 'Абдаллах. [Это было] в дни ал-Махди, в сто шестьдесят первом году (777/8).

Умер Ибн Абу Зи'б[578], он Мухаммад б. 'Абд ар-Рахман б. ал-Мугира и прозывается по кунйе Абу-л-Харис, в сто пятьдесят девятом году (775/6) в Куфе, и это в дни ал-Махди.

В сто шестидесятом году (766/7) умер Шу'ба б. ал-Хаджжадж[579]. Он прозывается по кунйе Абу Бистам, и он маула бану шакра из ал-азд[580]. [Тогда же] скончался 'Абд ар-Рахман б. 'Абдаллах ал-Мас'уди[581]. В сто шестьдесят шестом году (722/3) умер Хаммад б. Сала-ма[582] — в дни ал-Махди.

Сказал ал-Мас'уди: Об ал-Махди [имеются] славные известия, [а также] о бывших в дни его событиях, войнах и другом. Мы привели их полностью в Китаб ал-Аусат, а также [сообщения] о тех, кто умер во [время] его власти из факихов, знатоков хадисов и других. Аллахом [посылается] благополучие.

334/ [IV] О халифате Мусы ал-Хади

Мусе б. Мухаммаду ал-Хади приняли присягу на седьмую [ночь], оставшуюся от [месяца] ал-мухаррам, когда была кончина ал-Махди. [Ему было] двадцать четыре года и три месяца. [Это случилось] на утро [той] ночи, в которую была смерть родителя его ал-Махди, и это в сто шестьдесят девятом году (5.08.785). Он умер в 'Иса-базе[583], под Городом Мира, в сто семидесятом году, на двенадцатую [ночь], оставшуюся от месяца раби' ал-аввал этого года (17.03.786). Его халифат был год и три месяца. Прозывался он по кунйе Абу Джа'фар. Мать его — ал-Хайзуран бинт 'Ата', харашитская[584] умм валад, и она мать ар-Рашида. [Известие] о присяге пришло к нему, [когда он находился] в местностях Табаристана и Джурджана[585] на войне, бывшей там. Он поехал верхом по бариду, а брат его Харун принял за него присягу. Об этом говорит один поэт:

Был Муса жестокосердным, со свирепым нравом, прихотливым, образованным, любившим вежество. И был он мощным, храбрым, щедрым, великодушным.

Рассказывал Йусуф б. Ибрахим ал-Катиб[587] — он был сподвижником Ибрахима б. ал-Махди[588] — со слов Ибрахима, — что тот стоял перед [ал-Хади], а он [сидел] на осле в своем багдадском саду, известном по его имени[589]. Вдруг сказали [ал-Хади]: «Захвачен муж из хариджитов»[590]. [Тогда] он велел его ввести. И когда хариджит приблизился к [ал-Хади], то выхватил меч у одного из стражников и выдвинулся [вперед], желая [убить] ал-Хади. Я[591] и все, кто были со мной, разбежались от него, а он неподвижно сидел на осле. Когда хариджит приблизился, Муса воскликнул: «Отрубите ему голову!» Аза [хариджитом] никого не было. Он смутил его, и хариджит обернулся, чтобы посмотреть. А Муса напал на него, повалил, выхватил меч из его руки и отрубил ему голову. Сказал [Ибрахим б. ал-Махди]: [Мы боялись ал-Хади] сильнее, чем хариджита. Но он не [стал] порицать нас за наше бегство и не упрекнул нас в этом. После того Дня [Муса никогда] не садился на осла и не расставался с мечом. 'Иса б. Да'б [участвовал в собраниях ал-Хади]. Он был из жителей Хиджаза[592] и был наиболее образованным и ученым из людей своего времени и [наиболее] сведущим в известиях о мужах и их деяниях. Ал-Хади давал ему подушку, и [никто] другой не смел желать от него этого. [Ал-Хади] говорил ему: «О 'Иса, не наскучишь ты мне ни днем, ни ночью, и [всякий раз], когда ты уходил от меня, я думал, что [не желаю] видеть другого».

Упомянул 'Иса б. Да'б, что ал-Хади донесли, будто человек из округа ал-Мансуры[593], [одного] из городов Синда, из благородных и из людей, среди них главенствующих, из рода ал-Мухаллаба б. Абу Суфры[594], воспитал синдийского или индийского невольника и что невольник полюбил госпожу свою и соблазнил ее, и она ему ответила [взаимностью]. [Тогда] вошел его господин, и застал ее с ним. И он отрезал невольнику член и оскопил его. Потом [стал] его лечить, пока тот [не] выздоровел. И [так] жил [невольник] некоторое время. А у господина его было двое сыновей, один — младенец, а другой — юноша. [Однажды] тот муж отлучился из дома своего, а синдиец взял обоих мальчиков /336/ и поднялся с ними на самый верх ограды дома. Потом вошел господин его, поднял голову и [вдруг увидел] сыновей своих с рабом на ограде. [Тогда] он сказал: «О такой-то! Ты подверг сыновей моих гибели». [Раб] сказал: «Оставь это. Если ты сейчас при мне не отрежешь себе член, то сброшу их [вниз]». [Тогда господин] сказал ему: «Аллах, Аллах со мною и с моими сыновьями». Он сказал: «И не думай просить, клянусь Аллахом, этого желает душа моя. Свершить зло мне легче, чем [выпить] глоток воды». И [раб] собрался сбросить их. [Тогда] господин его поспешил взять нож и обрезать себе член. Увидев, что [дело] сделано, раб сбросил отроков, и они разбились. И он сказал: «То, что я сделал, это за поступок твой со мною, а убийство этих двоих — в придачу».

[Тогда] ал-Хади приказал [послать] письмо владетелю Синда с [повелением] убить раба и пытать его самыми страшными пытками и повелел изгнать всякого синдийца из своего государства, и синдийцы были дешевы в дни его [правления] и продавались по небольшой цене[595].

Ал-Хади назначил вазиром ар-Раби' и передал ему бразды правления, что были у 'Омара б. Бази[596]. Затем он назначил вазиром и [главой] дивана посланий 'Омара б. Бази', а ар-Раби' одному отдал бразды правления. И умер ар-Раби' в этом году[597]. [Было] сказано, что ал-Хади дал ему [отравленного] напитка из-за рабыни, которую ему подарил ал-Махди. Ранее она принадлежала ар-Раби'. Сказано и другое.

Появился в дни его ал-Хусайн б. 'Али б. ал-Хасан б. ал-Хасан б 'Али б. Абу Талиб[598], да будет доволен ими Аллах. Он был убит в Фаххе, в шести милях от Мекки, в день ат-тарвийа (1.06.786). Во главе войска, которое сражалось с ним, было несколько хашимитов, из них Сулайман б. Абу Джа'фар, Мухаммад б. Сулайман б. 'Али[599], Муса б. 'Иса[600] и ал-'Аббас б. Мухаммад б. 'Али[601] с четырьмя тысячами всадников. Ал-Хусайн был убит и [также] большинство тех, кто был с ним. Три дня они лежали непогребенными, так что пожрали их хищные звери и птицы. Был с ним Сулайман б. 'Абдаллах б. ал-Хасан б. ал-Хасан б. 'Али[602]. В тот день он был пленен, и ему, беззащитному, в Мекке отрубили голову. Вместе с ним был убит 'Абдаллах б. Исхак б. Ибрахим б. ал-Хасан б. /337/ ал-Хасан б. 'Али[603]. Был пленен ал-Хасан б. Мухаммад б. 'Абдаллах б. ал-Хасан б. ал-Хасан б. 'Али[604], и ему, беззащитному, отрубили голову. 'Абдаллаха б. ал-Хасана б. 'Али[605] и ал-Хусайна б. 'Али[606] пощадили и заточили у Джа'фара б. Йахйи б. Халида б. Бармака[607], а после этого убиты. [Тогда] ал-Хади разгневался на Мусу б. 'Ису за то, что он убил ал-Хусайна б. 'Али б. ал-Хасана б. ал-Хасана, а не привез его к [ал-Хади], чтобы он поступил с ним так, как решит, и захватил имущество Мусы.

Те, кто привезли голову [ал-Хусайна б. 'Али], ожидали награды, а ал-Хади заплакал, обругал их и сказал: «Вы прибыли ко мне, ожидая награды, словно привезли мне голову человека из тюрок или дайламитов. [А] это человек из семьи Посланца Аллаха, да пребудет с ним приветствие и благословение Аллаха. И лучшая моя награда вам — [это] то, что я вас ничем не награжу».

Об ал-Хусайне б. 'Али, [погибшем] при Фаххе, говорит некий поэт того времени в своих байтах:

Ал-Хади был весьма покорен матери своей ал-Хайзуран и соглашался с ее просьбами о том, что нужно людям. И вереницы [просителей] не оставляли ее дверей. Об этом говорит Абу-л-Му'афи[610]: О Хайзуран, успокойся, остановись. Пусть сыновья твои правят [своими] рабами.

Однажды [ал-Хайзуран] заговорила с [ал-Хади] об [одном] деле, а он не мог его выполнить. [Тогда] заболела на ней ослица[611], и она сказала: «Ты обязательно [должен меня уважить]». Он сказал: «Не буду [этого] делать». Она сказала: «Я это обещала 'Абдаллаху б. Малику». [Тогда] ал-Хади разгневался и сказал: «Горе сыну /338/ распутницы! Теперь я узнал, что это [его просьба], и ни за что [ее] для тебя не исполню». Она сказала: «Значит, я никогда тебя ни о чем просить не буду». Он сказал: «Меня это, клянусь Аллахом, не заботит». И разъярился. Она встала разгневанная, а он сказал: «[Садись] на свое место и слушай слова мои. Пусть [прервется] родство мое с Посланцем Аллаха, да пребудет с ним приветствие и благословение Аллаха, [но] если я узнаю, что у дверей твоих стоит кто-нибудь из моих военачальников, или приближенных моих, или слуг моих, то я отрублю ему голову и отниму его имущество. [Так] пусть тот, кто [этого] желает, следует этому. Что это за ежедневные процессии у твоих дверей? Разве нет у тебя прялки, которой бы ты занялась, или Корана, который бы тебя наставил, или дома, который бы тебя хранил? Берегись и еше раз берегись раскрыть рот свой, [чтобы просить] за мусульманина или зиммия»[612]. И она ушла, не ведая, куда ступает, и после этого при нем не произносила ни доброго, ни дурного.

Упомянул Ибн Да'б. Он сказал: Позвал меня ал-Хади в такое время дня, когда он не имел обыкновения звать меня. И я вошел к нему. [Оказалось], что он сидит в малом зимнем павильоне, а перед ним книжица, в которую он смотрит. И он сказал мне: «'Иса!» Я сказал: «Вот я, перед тобой, о Повелитель Верующих!» Он сказал: «Этой ночью я не спал, и стали одолевать меня мысли и донимать меня тревоги. Меня взволновало то, что Омейяды из бану харб и бану марван пролили много нашей крови». [Тогда] я сказал: «О Повелитель Верующих! 'Абдаллах б. 'Али убил на реке Абу Футрус[613] такого-то и такого-то из них», пока не перечислил большинство тех, кто был убит. «А 'Абд ас-Самад б. 'Али[614] убил из них в Хиджазе за один раз примерно столько, сколько убил 'Абдаллах б. 'Али. [Ведь] он сказал, пролив кровь их:

Сказал Ибн Да'б: [Тогда] обрадовался, [клянусь] Аллахом, ал-Хади и [пришел в хорошее расположение духа]. И он сказал: «О 'Иса! Это сказал Да'уд б. 'Али, и это он убил в Хиджазе тех, кого ты упомянул. И, поистине, /339/ ты напомнил мне [эти два байта], словно я их [раньше] не слышал». Я сказал: «О Повелитель Верующих! Сказано, что [эти байты] — 'Абдаллаха б. 'Али; он сказал их на реке Абу Футрус». [Ал-Хади] сказал: «[Да], так говорили». Сказал Ибн Да'б: Потом слова и речи привели нас к известиям [о] Египте, его пороках и достоинствах, и известиям о Ниле. И ал-Хади сказал мне: «У [Египта] больше достоинств». Я сказал: «О Повелитель Верующих! Это притязание египтян, и оно не имеет оснований. Иракцы отвергают это и упоминают, что пороки [Египта] более многочисленны, нежели его достоинства». Он сказал: «Подобно чему?» Я сказал: «О Повелитель Верующих! Из пороков Египта то, что там не идут дожди, а если пойдет дождь, то [египтянам] это не нравится, и они обращаются к Аллаху с мольбой. А ведь сказал Аллах, Велик Он и Славен: «Он Тот, Который посылает ветры благовестником пред Своим милосердием»[616]. [Так] это величайшая милость для этих людей, а они ею недовольны, и она им вредна, бесполезна, и не вырастают от нее посевы их, и не становится плодородной земля. И из пороков [Египта] южный ветер, который они называют ал-марисиййа. Дело в том, что египтяне называют верхнюю часть Са'ида[617] до ан-Нубы Марис[618]. И если ветер ал-марисиййа, а это южный [ветер], дует тринадцать дней подряд, то египтяне покупают саваны и бальзамные снадобья и ожидают убийственную эпидемию и всеобщую беду. Потом из пороков [Египта] переменчивость его воздуха, ибо [египтяне] в один день меняют одежды свои по многу раз, и один раз они надевают рубахи, и [одежды] на подкладке в другой [раз], и [одежды на вате] в [третий] раз, в зависимости от времени [дня] и от дуновений воздуха, различных [в Египте] в разные времена года днем и ночью. Египет снабжает [продовольствием], но [сам] не запасается, и если [будет засуха], то [египтяне] погибнут. Что до Нила его, то будет с тебя того, чем он отличен от всех рек, больших и малых. И ни в Евфрате, ни в Тигре, ни в реке Балх[619], ни в Сайхане[620], ни в Джайха-не[621] нет никаких крокодилов. Они в Ниле Египетском вредоносные без пользы и портящие без выгоды. И об этом говорит поэт:

[Ал-Хади] сказал: «Горе тебе! Что это за ан-навакил, в которых ты видишь Нил?» Я сказал: «Кувшины и горшки, которые [египтяне] называют этим именем». Он сказал: «Что же поэт имел в виду?» Он сказал: «[Дело в том], что он наслаждается только водой в сосуде, боясь входить в нильскую воду из-за крокодила, [ибо тот] похищает людей и [иные] живые существа». Он сказал: «Поистине, этот род животных лишил людей [возможности извлекать] пользу [из вод Нила]. Я весьма желал посмотреть на [крокодилов], однако ты удержал меня своим описанием».

Сказал Ибн Да'б: Затем спросил меня ал-Хади о городе Дан-кала[623], и это столица царства ан-Нубы, — [о том], каково расстояние между нею и между Усваном[624]». Я сказал: «Говорят, сорок дней по берегу Нила по сплошной возделанной земле».

Сказал Ибн Да'б: Затем сказал мне ал-Хади: «О Ибн Да'б! Оставь упоминание ал-Магриба и известий [о] нем и давай [перейдем] к упоминанию достоинств Басры и Куфы и того, в чем одна превосходит другую». Сказал [Ибн Да'б]: Я сказал: «Упомянуто [со слов] 'Абд ал-Малика б. 'Умайра[625], что он сказал: «Прибыл к нам в Куфу ал-Ахнаф б. Кайс[626] вместе с Мус'абом б. аз-Зубайром. И не видел я безобразного старца, с которым я не узрел бы в лице ал-Ахнафа сходства. Он был лысым, косоглазым, лопоухим, кривым, с рябым лицом, криворотым, с наехавшими друг на друга зубами, с худыми скулами, кривоногим, однако если он говорил, то показывал душу свою. И однажды [ал-Ахнаф б. Кайс] стал похваляться перед нами Басрой, а мы [стали] похваляться перед ним Куфой. Мы сказали: «Куфа щедрее, мужественнее, просторнее и [воздух ее] ароматнее». [Тогда] сказал ему [некий муж]: «Клянусь Аллахом, Куфа похожа на прекрасноликую юницу с благородной родословной, у [которой] нет имущества. И если она скажет слово, то не без надобности. [Тогда] воздержится от нее тот, кто ее домогается. А Басра всем своим видом схожа разве что с вислощекой старухой. И если скажет, то о богатствах своих и о щеках своих, и [тогда] воздержится /341/ от нее домогающийся ее». Ал-Ахнаф [же] сказал: «Низ Басры — тростник, середина ее — дерево, а верх ее — свежие финики. У нас больше тика, слоновой кости и бархата. У нас больше сладостей и денег. Клянусь Аллахом, я прихожу в Басру, не иначе как по доброй воле, и выхожу из нее, не иначе как против воли [своей]». Сказал [Ибн Да'б]: [Тогда] встал перед ним юноша из бакр б. ва'ил[627] и сказал: «О Абу Бахр! Чем ты достиг среди людей того, чего достиг? Клянусь Аллахом, ты не самый красивый из них и не самый благородный, и не самый отважный». Он сказал: «О сын брата моего! [Я получил] это в противоположность тому, в чем [пребываешь] ты». Он сказал: «А что это?» Он сказал: «Ибо я оставил то, что меня не касается, подобно тому, как касается тебя в деле моем то, что не должно тебя касаться»».

Сказал ал-Мас'уди: Об Ибн Да'бе с ал-Хади [имеются] хорошие известия, упоминание которых было бы длинно, а объяснение их широко. Нам не подобает приводить их в этой книге, ибо мы поставили в ней себе за условие краткость и сдержанность [изложения], [решив] урезать иснады[628] и отказаться от повторения речений.

У басрийцев, куфийцев и тех, кто пьет воду из Тигра, много споров об их водах, о полезных и вредных качествах [этих вод]; и за это куфийцы порицают басрийцев. Они говорят: «Вода ваша грязна, мутна и вонюча». И отвечают им басрийцы: «Откуда приходит к нам грязная вода, [ведь] морская вода чистая и вода ал-Батихи[629] чистая, и [воды эти] смешиваются посреди города нашего?» Сказали куфийцы: «Если пресная чистая вода смешается с морской водой, [то] обе они станут грязными, и [даже] если люди станут очищать [такую воду] сорок ночей и нальют часть ее в бутыль, она покроется пеной и загрязнится».

Куфийцы похвалялись водой своею, а это Евфрат, перед водой Тигра, и это вода Басры, и сказали: «Наша вода самая пресная [из] вод и самая питательная [из] них. Она полезнее для организмов, [нежели] вода Тигра. Евфрат лучше Нила; вода Тигра лишает мужчин желания и уносит ржание коней, [которые] перестают ржать только с уходом их резвости и [от| недостатка сил. И если живущие на [таких водах] не будут мазаться жиром, то поразит их сухота костей /342/ и кожи. И все арабы, что поселились над Тигром, почти не поят коней своих из него, а поят из колодцев из-за [того, что] воды [в] них смешанные и из-за различия сортов их, ибо вода [там] не одного сорта, так как туда вливаются реки, подобные обоим Забам[630] и другим. Напитки отличаются [в этом] от того, что едят, ибо различие [видов] еды не вредно, а различие напитков, подобных [виноградному] и [финиковому] вину и другим винам, если их будет пить человек, вредно. И если наша вода превосходит воду Тигра, то что ты думаешь о превосходстве ее перед водой Басры, [которая] смешивается с морской водой и болотной среди камышей и тростников. И сказал Аллах Всевышний: «Это — приятное, пресное, то — соль, горькое»[631]. Евфрат — вот наиболее приятная из вод сладостью. И Евфрат разливается, [питая все источники] пресной воды под Куфой. Куфийцы в свой черед порицали басрийцев и говорили: «Басра быстрее из всех земель разрушается, [там] самая плохая почва, и [она] самая далекая от неба и быстрее всего тонет». А басрийцы ответили куфийцам на то, о чем те спрашивали и в чем попрекали, а также на насмешки их над тем, что они пьют воду из Тигра. И они порицали куфийцев и перечисляли пороки [Куфы] и то, что передают о жителях ее, о скупости [их] в еде и питье, и коварстве их, и малой верности. Мы привели описание всего этого в книге нашей Ахбар аз-заман, а также указали на особенности земли, вод, времен года, разделения климатов и прочее в наших предшествующих книгах подробно и ясно и упомянули в этой книге только [самое] примечательное.

Вернемся же теперь к известиям [об] ал-Хади и отклонимся от этого предмета.

Ал-Хади захотел сместить брата своего ар-Рашида с попечения завета и передать [попечение завета] сыну своему /343/ Джа'фару б. Мусе[632]. Он заточил Йахйу б. Халида ал-Бармаки[633] и хотел его убить. [Тогда] сказал ему Йахйа, а был он попечителем дела ар-Рашида: «О Повелитель Верующих! Не полагаешь ли ты, что если случится то, от чего я прошу Аллаха защитить нас, не поражать нас этим и продлить житие Повелителя Верующих, то признают ли люди власть Джа'фара, сына Повелителя Верующих, и не случится ли клятвопреступление, и будут ли люди довольны молитвой своей, хаджжем своим и газвом[634] своим?» [Ал-Хади] сказал: «Я так не думаю». Он сказал: «Осознаешь ли ты, что [к халифату] поднимутся именитые люди дома твоего и он уйдет от сынов отца твоего к другим? И ты будешь тем, кто подбил людей на нарушение [слова] и умалил для них [значение] клятв их. И если бы ты оставил присягу брату твоему как она есть и присягнули бы Джа'фару после него, то это было бы вернее. А когда [Джа'фар] достигнет возраста мужчин, ты попросишь брата твоего поставить его впереди себя». Сказал [ал-Хади]: «Ты указал мне на то, на что я не обращал внимания». Потом он решил сместить [ар-Рашида], согласен он или нет, и велел донимать его в большинстве дел его. [Тогда] посоветовал Йахйа [ар-Рашиду] попросить у [ал-Хади] разрешения выехать на охоту и подольше ею заниматься, ибо срок Мусы [ал-Хади] короток, [как показал] гороскоп, составленный при рождении его. Ар-Рашид попросил позволения, и [ал-Хади] разрешил ему. [Тогда ар-Рашид] поехал на берег Евфрата неподалеку от ал-Анбара и Хита — вот и углубился в пустыню за ас-Самавой[635]. Ал-Хади написал ему, приказывая вернуться, а ар-Рашид стал приводить многие причины, и ал-Хади распустил язык свой, ругая его. И представился ал-Хади случай выехать в местность ал-Хадиса[636], заболел он там и отяжелел в недуге. Никто из людей не осмеливался входить к нему, кроме младших слуг. Потом он указал им, чтобы они привели ал-Хайзуран, мать его, и она встала у головы его. [Тогда] он сказал ей: «Я умру этой ночью, и тогда же станет править брат мой ар-Рашид. Ты знаешь, что предопределил корень рождения моего в Рее[637]. Я приказывал тебе в одном и запрещал в другом, чего требовало царское правление, а не установления религии относительно сыновнего долга. Не был я тебе непокорным, но был я заботливым, послушным, щедрым». Затем он сжал руку ее и прижал к груди. /344/ Было рождение [ал-Хади] в Рее, а также рождение Харуна ар-Рашида. И в ту ночь случилась кончина ал-Хади, [началось] правление ар-Рашида и [произошло] рождение ал-Ма'муна.

Говорится, что ал-Хади поставил перед собой мужа из вельмож, [совершившего] много проступков, и стал напоминать ему прегрешения его. [Тогда тот] муж сказал ему: «О Повелитель Верующих! Извинение мое [перед тобой] за упреки твои, — вот мой ответ тебе, и признание мое [собственных моих проступков] вменяет мне грех. Но я говорю:

Рассказывало несколько знатоков известий из обладателей знания об известиях (Аббасидской] династии, что Муса сказал Харуну, брату своему: «Словно я вижу тебя говорящим себе об исполнении видений и надеющимся на то, от чего ты далек, а это очень трудное дело». [Тогда] сказал ему Харун: «О Повелитель Верующих! Кто возгордится — унизится, кто смирится — возвысится, а кто поступит несправедливо — будет покинут. И если власть перейдет ко мне, я награжу того, кого ты рубил, и поступлю милостиво с тем, кого ты обделял. И поставлю я детей твоих выше детей моих и женю их на дочерях моих, и тогда я этим осуществлю закон имама ал-Махди». [Тогда] гнев покинул Мусу, и на лике его проявилась радость. И он сказал: «Это [была плохая] мысль о тебе, о Абу Джа'фар. Приблизься ко мне». [Тогда] Харун встал и поцеловал руку его, потом ушел, чтобы вернуться к месту своему. И Муса сказал: «[Клянусь] великим старцем и благородным царем[638], не будешь ты сидеть [иначе], кроме как со мной во главе собрания». Затем он сказал: «Эй, казначей! Сейчас же принеси брату моему тысячу тысяч динаров. И когда поступит харадж, то отнеси к нему половину его». Когда [же] Харун собрался уходить, коня его ввели на ковер [покоя].

/345/ Сказал 'Амр ар-Руми[639]: Спросил я ар-Рашида о видениях. И он сказал: «Сказал ал-Махди: «Видел я во сне, словно я вручил Мусе жезл и Харуну жезл. Жезл Мусы немного покрылся листьями сверху, а жезл Харуна покрылся листьями сверху донизу». Он поведал о [своих] видениях ал-Хакиму б. Исхаку ас-Саймари[640], который их толковал. И он сказал [ал-Махди]: «Оба они будут царствовать. Дни [же] Мусы будут малочисленны, а Харун достигнет предела жизни халифа. И дни его будут наилучшими [из] дней, а век его — наилучшим [из] веков».

Сказал 'Амр ар-Руми: Когда халифат перешел к Харуну, он выдал Хамдуну[641], дочь свою, за Джа'фара б. Мусу, а Фатиму[642] за Исма'ила б. Мусу[643], исполнив то, что обещал [ал-Хади].

Рассказывал 'Абдаллах б. ад-Даххак[644] со [слов] ал-Хайсама б. 'Ади. Он сказал: Подарил ал-Махди Мусе ал-Хади меч 'Амра б. Ма'дикариба[645], [называвшийся] ас-Самсама[646]. И велел Муса принести его, после того, как принял халифат, и положил [этот меч] перед собою, а также [поставил] корзину, полную динаров. Сказал он хаджибу своему: «Впусти поэтов». Когда [же] они вошли, он приказал им сказать [стихи] о мече. [Тогда] начал Ибн Йамин ал-Басри[647] и сказал:

В этом [стихотворении] — много байтов. [Тогда] ал-Хади сказал ему: «Твои меч и корзина — бери их». И [Ибн Йамин] роздал [содержимое] корзины поэтам и сказал: «Вы вошли вместе со мною и были обделены из-за меня. И в мече — возмещение». Затем ал-Хади послал к нему и купил у него меч за пятьдесят тысяч.

Об ал-Хади [имеются] славные известия, хотя дни его и были коротки. Мы привели упоминание о них в наших двух книгах 'Ахбар аз-заман и ал-Аусат. От Аллаха поддержка.

/347/ [V] О халифате Харуна ар-Рашида

Харуну ар-Рашиду б. ал-Махди присягнули в пятницу, утром [той] ночи, в которую умер ал-Хади, в Городе Мира. Это [было], когда из месяца раби' ал-аввал сто семидесятого года осталось двенадцать ночей (17.09.786). И умер он в Тусе[648], в деревне, называемой Санабад, в субботу, [когда] прошло четыре ночи [месяца] джумада-л-ахира сто девяносто третьего года (25.03.808). И было правление его двадцать три года и шесть месяцев. Сказано: двадцать три года, два месяца и восемнадцать дней. Принял он халифат [в возрасте] двадцати одного года, а умер [в возрасте] сорока четырех лет и четырех месяцев.

Когда достался халифат ар-Рашиду, он позвал Йахйу б. Халида и сказал ему: «О отец! Ты посадил меня на это место благодатью твоей, везением твоим и твоим хорошим устроением. Я облекаю тебя властью». И [ар-Рашид] вручил ему свою печать. Об этом говорит ал-Маусили[649]:

По прошествии [нескольких] месяцев правления ар-Рашида умерла Райта бинт Абу-л-'Аббас ас-Саффах. Сказано: в конце правления ал-Хади. И умерла ал-Хайзуран, мать ал-Хади и ар-Рашида, [в] сто семьдесят третьем году (789/90). Ар-Рашид шел впереди ее носилок. Состояние ал-Хайзуран составляло сто тысяч тысяч и шестьдесят тысяч дирхамов. В том же году умер Мухаммад б. Сулайман, и ар-Рашид захватил его имущество в Басре и других местах. Стоимость его была шестьдесят пять тысяч с небольшим дирхамов, кроме [земельных] угодий, домов и доходов. Мухаммад б. Сулайман ежедневно получал доход в сто тысяч дирхамов.

Рассказывали, что однажды Мухаммад б. Сулайман ехал верхом по Басре, а кади Саввар сопровождал его, провожая похоронные носилки его племянницы. [Тогда] заступил ему дорогу [нищий] безумец, известный в Басре как Ра'с ан-На'джа. И [безумец] сказал ему: «О Мухаммад! Разве справедливо, что твой доход ежедневно составляет сто тысяч дирхамов, а я ищу полдирхама и не могу отыскать?» Потом он повернулся к Саввару и сказал: «Если это справедливость, то я от нее отрекаюсь». [Тогда] к нему бросились гуламы Мухаммада, но он остановил их и приказал выдать [безумцу] сто дирхамов. Когда же Мухаммад ушел, а Саввар остался с [безумцем], Ра'с ан-На'джа заступил ему дорогу и сказал: «Аллах оказал почет положению твоему, облагородил отцовство твое, украсил стол твой и возвеличил долю твою. И надеюсь, что это [оттого], что Аллах желает тебе добра и соединит для тебя две обители»[650]. Саввар [же] приблизился к нему и сказал: «О нечестивый! Не таким было речение твое /349/ в начале». [Тогда] он сказал ему: «Спрашиваю тебя правдой Аллаха и правдой амира, из какой суры этот аят: «...Если им было дано что-нибудь, они довольны, а если им не дано, то вот, — они сердятся»[651]. Он сказал: «Из суры «Покаяние»[652]. [Безумец] сказал: «Правильно Аллах и Пророк Его отреклись от тебя». [Тогда] рассмеялся Мухаммад б. Сулайман, так что чуть не свалился с лошади. Когда Мухаммад б. Сулайман построил себе дворец в Басре на одной из рек, к нему вошел 'Абд ас-Самад б. Шабиб б. Шубба[653]. Мухаммад сказал ему: «Что ты думаешь о моем здании?» Он сказал: «Построено наиславнейшим образом, с наилучшим двором, на самом широком пространстве и с наиболее изысканным воздухом, на наилучшей воде, среди мачт, возвышенностей и мух». [Тогда] сказал Мухаммад: «Строение речи твоей лучше, чем наше строение». Сказано: хозяин слов и строитель дворца — это 'Иса б. Джа'-фар[654], как об этом рассказывал Мухаммад б. Заккарийа' ал-Галаби[655], со слов ал-Фадла б. 'Абд ар-Рахмана б. Шабиба б. Шуббы. Об этом дворце говорит Ибн Абу 'Уйайна[656]:

В сто семьдесят пятом году (791/2) умер ал-Лайс б. Са'д ал-Мисри ал-Фахми[657]. Прозывался он по кунйе Абу-л-Харис, и ему было восемьдесят два года. Ал-Лайс совершил паломничество в сто тринадцатом году (731/2) и слушал от Нафи'[658].

В сто семьдесят пятом году (791/2) умер Шарик б. 'Абдаллах б. Синан ан-Наха'и ал-Кади. Прозывался он по кунйе Абу 'Абдаллах. [Ему было] восемьдесят два года. Рождение его было в Бухаре[659]. Это не Шарик б. 'Абдаллах б. Абу Анмар ал-Лайси[660], ибо Ибн Абу Анмар умер в сто сороковом году (757/8). Мы упомянули об этом, ибо походят [эти люди] друг на друга /350/ отцами и матерями, а между ними тридцать девять лет. Шарик б. 'Абдаллах ан-Наха'и ведал судейством в Куфе в дни ал-Махди. Затем сместил его Муса ал-Хади. Шарик с его ученостью и пониманием был умным [и] проницательным. Между ним и Мус'абом б. 'Абдалла-хом[661] были речи в присутствии ал-Махди, и Мус'аб сказал ему: «Ты умаляешь Абу Бакра[662] и 'Омара». Тогда он сказал: «Клянусь, я не умаляю деда твоего[663], а он ниже их».

Му'авия был помянут кротостью при Шарике. Тогда он сказал: «Не кроток тот, кто извращал правду и сражался против 'Али б. Абу Талиба».

От Шарика [стал исходить] запах вина. Тогда сказали ему знатоки хадисов: «Если бы этот запах исходил от нас, мы бы стеснялись». Он сказал: «Потому что вы люди сомнения».

В дни ар-Рашида умер Абу 'Абдаллах Малик б. Анас б. Абу 'Амир ал-Асхаби[664], и ему было девяносто лет. Три года его носили. Это было в месяце раби' ал-аввал (25.05.-23.06.795). Было сказано, что молился над ним Ибн Абу Зи'б[665], хотя и были упомянуты противоречивые сведения о смерти Ибн Абу Зи'ба. Упомянул ал-Вакиди[666], что Малик приходил в мечеть и присутствовал на молитвах, собраниях и похоронах, навещал больных, возвращался удовлетворенным и выполнял [все] обязанности [набожного человека]. Потом он все это оставил, и его в этом упрекнули. Тогда он сказал: «Не всякий человек может сам себя оправдать».

[Малика б. Анаса] привели к Джа'фару б. Сулайману[667], и было ему сказано: «[Малик] совершенно не признает клятв присяги, [данной] вам». Тогда Джа'фар побил его плетьми, и это продолжалось так [долго], что с плечей Малика слезла кожа.

В этот год, когда умер Малик, была кончина Хаммада б. За'и-ды[668]. Это сто семьдесят девятый год (795/6).

В сто шестьдесят первом году (777/8) умер 'Абдаллах б. ал-Мубарак ал-Марвази ал-Факих[669], в Хите[670], покинув Тарсус[671].

В сто восемьдесят втором году (798/9) умер Абу Йусуф Йа'куб б. Ибрахим ал-Кади[672]. Ему было шестьдесят девять лет. Он муж из ансаров. Принял судейство в сто шестьдесят шестом году (782/3) /351/ в дни выезда ал-Хади в Джурджан. И ведал он судейством пятнадцать лет, пока не умер.

Сказал ал-Мас'уди: Умм Джа'фар[673] написала Абу Йусуфу по какому-то делу, спрашивая его мнения об этом. И он дал ей ответ, который отвечал ее желанию [и был] в соответствии с тем, к чему обязывал шариат[674] и к чему его привел иджтихад[675]. Тогда она послала ему серебряную шкатулку, в которой были две другие серебряные шкатулки, в каждой шкатулке благовоние [определенного] вида, а также золотой бокал с дирхамами, серебряный бокал с динарами, сундук для платья, двоих рабов, осла и мула. И тот, кто присутствовал при этом, сказал [Абу Джа'фару]: «Сказал Посланец Аллаха, да пребудет с ним приветствие и благословение Аллаха: «Если кому сделают подарок, то и все присутствующие участвуют в нем»». Тогда Абу Йусуф сказал: «Ты истолковал известие поверхностно, однако разум не отвергает подобный вывод. Вот если бы подарки людей были [сделаны] финиками и молоком, и не теперь, [когда] дарят золото, серебро и прочее тому подобное. Это милость Аллаха, которую Он дарует тому, кому пожелает. Поистине, Аллах — обладатель великой милости».

Упомянул ал-Фадл б. ар-Раби'. Он сказал: Пришел ко мне 'Аб-даллах б. Мус'аб б. Сабит б. 'Абдаллах б. аз-Зубайр [аз-Зубайри][676] и сказал: «Муса б. 'Абдаллах б. ал-Хасан б. ал-Хасан б. 'Али[677] захотел, чтобы я принес ему присягу». Тогда ар-Рашид свел их. И аз-Зубайри сказал Мусе: «Вы оклеветали нас и захотели разрушить наше государство. Тогда повернулся к нему Муса и сказал: «А кто вы?» И ар-Рашида одолел смех. Он поднял голову свою к потолку, чтобы не показать этого. Потом сказал Муса: «О Повелитель Верующих! То, что ты видишь, — [это] клевета на меня. Восстал, клянусь Аллахом, на меня с братом моим Мухаммадом б. 'Абдаллахом б. ал-Хасаном б. ал-Хасаном б. 'Али дед твой ал-Мансур. Он сказал байты:

Это часть длинного стихотворения. Донос его, о Повелитель Верующих, происходит не из любви к тебе и не из попечения о твоем государстве, а из ненависти ко всем нам, Людям Дома[679]. И если бы он нашел того, с чьей помощью одержал бы над нами победу, то был бы с ним. Он сказал ложь. Я требую, чтобы он поклялся. И если он поклянется в том, что я [это] сказал, /352/ то пролитие крови моей для Повелителя Верующих дозволено». Тогда ар-Рашид сказал: «Дай ему клятву, о 'Абдаллах». И когда Муса захотел [принять] клятву, он замялся и отказался. И сказал ему ал-Фадл: «Почему ты отказываешься, ведь ты заявил только, что будто бы он сказал тебе то, о чем ты упомянул?» Сказал 'Абдаллах: «Вот я приношу ему клятву». Сказал Муса: «Скажи: «Принимаю мощь и силу Аллаха помимо мощи и силы Его к мощи моей и силе, если то, что я рассказал о нем, неправда». И он принес ему клятву. Тогда сказал Муса: «Аллах Превелик. Рассказывал мне отец мой [со слов] деда моего [со слов] отца его [со слов] деда его 'Али [со слов] Посланца Аллаха, да пребудет с ним приветствие Аллаха и Его благословение, что он сказал: «Если кто-либо давал эту клятву ложно, то Аллах спешил с наказанием до [истечения] трех [дней]». Клянусь Аллахом, я Не спал, и мне не лгали. И вот я, о Повелитель Верующих, перед тобой и в длани твоей. Так приставь ко мне надзирающего. И если пройдет три дня, и с 'Абдаллахом б. Мус'абом ничего не случится, то кровь моя дозволена для Повелителя Верующих»». [Тогда] ар-Рашид сказал ал-Фадлу: «Возьми Мусу за руку, и пусть он будет с тобой, пока я не решу его дела».

Сказал ал-Фадл: И, клянусь Аллахом, не успел я совершить вечернюю молитву в тот день, как услышал крики из дома 'Абдаллаха б. Мус'аба. Я приказал разузнать, в чем дело, и узнал, что его поразила проказа и что он распух и почернел. [Тогда] я пошел к нему, и, клянусь Аллахом, узнал его с трудом, ибо он стал подобен огромному бурдюку, потом почернел, так что стал точно уголь. [Тогда] я пошел к ар-Рашиду и сообщил ему весть об 'Абдаллахе. И не успел я договорить, как пришло известие о его смерти. И я поспешил выйти и приказал ускорить дело [похорон] его и избавиться от него. Я совершил над ним молитву — и когда его опускали в могилу, то не лег он спокойно, пока могила не поглотила его. И стал исходить от ['Абдаллаха] сильный гнилостный запах. Тогда увидел я на дороге тюки с финиковыми колючками и сказал: «[Принесите] ко мне эти колючки», и их принесли и положили в ту могилу. И не лег спокойно ['Абдаллах], пока могила не поглотила его снова. И я сказал: «Ко мне скрижали из слоновой кости», и их положили на его могилу. Потом их засыпали землей. Тогда я пошел к ар-Рашиду и сообщил ему эту весть и то, что я видел из этого дела. И [ар-Рашид] весьма удивился этому и приказал мне освободить Мусу б. 'Абдаллаха, да будет доволен им Аллах, и дать ему /353/ тысячу динаров». Потом ар-Рашид позвал Мусу и сказал ему: «Почему ты отклонился от клятвы, признанной среди людей?» Он сказал: «Потому что нам передавали со [слов] деда нашего[680], да будет доволен им Аллах, со слов Пророка, да пребудет с ним приветствие и благословение Аллаха: «Кто приносит клятву, в которой прославляет Аллаха, того Аллах не решается скоро наказывать. И если кто приносил ложную клятву, в которой оспаривал у Аллаха мощь Его и силу, то поспешал Аллах с наказанием его до истечения трех дней»».

Сказано: Хозяин этого известия Йахйа б. 'Абдаллах б. ал-Хасан б. ал-Хасан б. 'Али, брат Мусы б. 'Абдаллаха, [да пребудет] с ними благоволение Аллаха.

Йахйа отправился в ад-Дайлам[681], прося иджары[682], и продал его властитель ад-Дайлама наместнику ар-Рашида за сто тысяч дирхамов, и он был убит, да помилует его Аллах. Передавалось, с другой стороны, в соответствии с противоречиями в рукописях и путях передачи [известий] об этом в книгах родословий и хронологий, что Йахйу бросили в яму со львами, которым не давали есть, но они не захотели пожрать его, и отошли в сторону, страшась приблизиться к нему. Тогда над Йахйей возвели свод из гипса и камня, а он [был] жив.

Мухаммад б. Джа'фар б. Йахйа б. 'Абдаллах б. ал-Хасан б. ал-Хасан б. 'Али[683], да почтит Аллах лик его, двинулся в Египет. Тогда его стали ловить, и он вошел в ал-Магриб и дошел до страны Нижний Тахарт[684]. Собрались к нему люди, и он выказал им справедливость и праведность. Потом он умер отравленным. Мы приводили рассказ о том, как это было, и о деяниях его в книге Хада'ик ал-азхан фи ахбар ахл байт ан-набийй салла-л-Лах 'алайхим ва саллам ва тафаррукихим фи-л-билад[685].

В сто восемьдесят восьмом году (803/4) ар-Рашид совершил хаджж, и это [был] последний хаджж, совершенный им.

И было упомянуто со слов Абу Бакра б. 'Аййаша[686] — а он был из семьи людей знания, — что он сказал: Изрек ар-Рашид в Куфе, возвращаясь из этого хаджжа, что не вернется он на эту дорогу и ни один халиф из бану-л-'аббас после него никогда [этого не сделает]. И было сказано ему: «Это /354/ разновидность предсказания?» Он сказал: «Да». Было сказано [ему]: «Посредством внушения [свыше]?» Он сказал: «Да». Было сказано: «Тебе?» Он сказал: «Нет, Мухаммаду, да пребудет с ним приветствие и благословение Аллаха. Об этом сообщал также 'Али, да пребудет с ним мир, убитый в этом месте». И [ар-Рашид] указал на место в Куфе, где был убит 'Али, да будет доволен им Аллах.

В сто восемьдесят девятом году (804/5) — это было в дни ар-Рашида — умер 'Али б. Хамза ал-Киса'и[687], сочинитель ал-Кира'ам[688]. По кунйе прозывался он Абу-л-Хасан. Он прибыл вместе с ар-Рашидом в Рей и умер там. А также умер Мухаммад б. ал-Хасан аш-Шайбани ал-Кади[689]. По кунйе он прозывался Абу 'Абдаллах. Аш-Шайбани был погребен в Рее. Он был вместе с ар-Рашидом, [который] счел смерть Мухаммада б. ал-Хасана дурным предзнаменованием из-за видений, что зрел во сне. В том году была кончина Йахйи б. Хамзы б. Бармака.

В сто восемьдесят восьмом году (803/4) случился гнев ар-Рашида на 'Абд ал-Малика б. Салиха б. 'Али б. 'Абдаллаха б. ал-'Аббаса б. 'Абд ал-Мутталиба[690].

Рассказывал Йамут б. ал-Музарра'[691] со слов ар-Рийаши. Он сказал: Я слышал, [как] говорил ал-Асма'и: Я был у ар-Рашида. Привели 'Абд ал-Малика б. Салиха, который волочил кандалы. Когда [ар-Рашид] посмотрел на него, [то] сказал: «Ну что, 'Абд ал-Малик, клянусь Аллахом, я гляжу на тебя, и [кажется], будто ливень пролился и в туче сверкнула [молния]. И кажется, будто угроза оставила суставы пальцев без запястий и головы без шеи. Постойте, постойте, Хашимиты. Клянусь Аллахом, выравнилась для вас ухабистая дорога и очистилась замутненная вода. И дела бросили вам поводья свои. Так опасайтесь меня до того, как падет беда, подобная капризной лошади». Тогда сказал ему 'Абд ал-Малик: «Говорить ли мне, как первая стрела или как вторая?» Сказал [ар-Рашид]: «Как вторая стрела». Он сказал: «Тогда берегись Аллаха, о Повелитель Верующих, из-за того, что он тебе поручил, и страшись Его из-за паствы твоей, внимание твое к которой Он привлек. Стали ровными для тебя, клянусь Аллахом, ухабистые дороги. Сердца людей и боятся, и надеются на тебя. Словно о тебе сказал брат джа'фар б. килаб[692]:

Сказал ал-Асма'и: Йахйа б. Халид ал-Бармаки захотел принизить положение 'Абд ал-Малика у ар-Рашида и сказал ему: «О 'Абд ал-Малик! Дошло до меня, что ты злопамятен». Тогда он сказал: «Да облагодетельствует Аллах вазира! Если злоба — это [когда] добро и зло остаются у меня, то они остаются в сердце моем». [Тогда] ар-Рашид повернулся к ал-Асма'и и сказал: «Асма'и, запиши эти слова; клянусь Аллахом, никто еще не оправдывал злобу так, как ее оправдал 'Абд ал-Малик». Затем он приказал, и ['Абд ал-Малика] вернули в темницу. Потом [ар-Рашид] повернулся к ал-Асма'и и сказал: «Клянусь Аллахом, Асма'и, неоднократно раздумывал я [о том, хорош ли будет] меч на его шее. Мешает мне [сделать] это [сознание] того, что я оставляю родичам своим такой [плохой пример]».

Рассказывал Йусуф б. Ибрахим б. ал-Махди[693]: Рассказывал мне Сулайман ал-Хадим ал-Хурасани, маула ар-Рашида, что он стоял позади ар-Рашида в Хире, [когда] тот обедал. Тогда вошел к нему 'Аун ал-'Ибади, наместник Хиры[694], и в руке его блюдо, на котором лежала жирная рыба. И ['Аун] положил [рыбу] перед [ар-Рашидом], и у ['Ауна[ была посудина, которую он взял для рыбы. Ар-Рашид попытался съесть немного этой рыбы, но ему помешал Джибрил б. Бахтишу'[695]. Он указал стольничьему, чтобы он убрал [рыбу] со стола и приберег ее для [самого Джибрила]. Ар-Рашид догадался, в чем дело. И когда стол убрали, и ар-Рашид помыл руки, а Джибрил вышел, ар-Рашид приказал мне последовать за Джибрилом, застать его дома за едой и, вернувшись, сообщить [халифу]. И я исполнил то, что [ар-Рашид] мне приказал, и полагаю, что дело мое не укрылось от Джибрила, так как я его [слишком] остерегался. Он пришел в [некое] место в доме 'Ауна, приказал [подать] еду, и ему [ее] принесли, и среди [поданного] была [та самая] рыба. Тогда [Джибрил] приказал [подать] три стаканчика. В один из них он положил ломтик рыбы и полил его вином из вин Тизнабаза[696] — это деревня между Куфой и ал-Кадисией, где имеются виноградные лозы, деревья, пальмы и сады, омываемая со всех сторон речками — [притоками] Евфрата; вино [из этой деревни] отличается достоинствами, как [вино] Кутраббула[697]. И [Джибрил] полил [таким вином] на рыбу и сказал: «Это еда /356/ Джибрила». И в другой стаканчик он положил кусочек [рыбы) и полил его очень холодной водой со льдом и сказал: «Это еда Повелителя Верующих, да усилит его Аллах, если он не станет смешивать рыбу с другим». И в третий стаканчик он положил ломтик рыбы и кусочки различных сортов мяса — жареного, сладкого и холодного, [что-то] говоря. [А также положил] он кусочки поданных ему блюд — от каждого малую часть, подобную ломтику или двум, полил их водой со льдом и сказал: «Это еда Повелителя Верующих, если смещает он рыбу с другим из пищи». И [Джибрил] вручил три стаканчика стольничьему и сказал: «Сохрани их до [тех пор], когда проснется Повелитель Верующих, да укрепит его Аллах». Затем Джибрил склонился над рыбой и съел от нее, пока [не] насытился. И всякий раз, когда он испытывал жажду, приказывал принести стаканчик чистого вина и выпивал его. Затем он заснул. Когда [же] ар-Рашид пробудился ото сна своего, он спросил меня о том, [какое] известие о Джибриле имеется у меня и съел ли он что-нибудь от рыбы или же не съел. [Тогда] я сообщил ему [это] известие, и он приказал принести три стаканчика и обнаружил, что [бывшее] в первом стаканчике — это то, что Джибрил назвал своей едой и полил его чистым вином — раскрошилось, растянулось, смешалось. И обнаружил [ар-Рашид], что [бывшее] во втором стаканчике, о котором сказал Джибрил, что [это] еда Повелителя Верующих и полил его водой со льдом, выросло и увеличилось вдвое. И посмотрел он в третий стаканчик, о котором Джибрил сказал, [что] это еда Повелителя Верующих, если он смешает рыбу с другим, [и обнаружил], что запах его изменился и что [содержимое его] протухло, [так что] ар-Рашида чуть было не стошнило, когда он приблизился к нему. [Тогда] он приказал мне отнести пять тысяч динаров Джибрилу и сказал: «Кто [может] попрекнуть меня любовью к этому человеку, который так [все] продумывает за меня!» И я отнес ему деньги.

Упомянул 'Абдаллах б. Малик ал-Хуза'и, что он был смотрителем дома и охраны ар-Рашида, сказав: Прибыл ко мне гонец ар-Рашида в [такой] час, в какой еще ни разу не приходил ко мне, сорвал меня [с места] и не дал мне [даже] переменить одежду. Меня это испугало. Когда же я пошел во дворец [ар-Рашида], меня обогнал слуга и сообщил ар-Рашиду о [моем прибытии]. И [ар-Рашид] разрешил мне войти к нему. Я вошел /357/ и обнаружил его сидящим на ложе своем. [Тогда] я приветствовал [его]. [Ар-Рашид] молчал некоторое время. [Тогда] разум мой улетел и удвоился страх. Затем он сказал мне: «О 'Абдаллах, знаешь ли ты, зачем я вызвал тебя в этот час?» Я сказал: «Нет, клянусь Аллахом, о Повелитель Верующих». Он сказал: «Сейчас я видел во сне, будто ко мне пришел эфиоп с копьем и сказал: «Если ты сейчас же не освободишь Мусу б. Джа'фара[698], то я заколю тебя этим копьем. Пойди же и выпусти его». [Тогда] я сказал: «О Повелитель Верующих, отпустить ли Мусу б. Джа'фара?» Он сказал: «Да. Сейчас же ступай, отпусти Мусу б. Джа'фара, дай ему тридцать тысяч дирхамов и скажи ему: «Если пожелаешь остаться у нас, то у меня для тебя [найдется] то, что захочешь, а если пожелаешь уйти в Медину, то разрешение на это у тебя [есть]». Сказал ['Абдаллах б. Малик]: И я пошел в тюрьму, чтобы выпустить его. Увидев меня, Муса вскочил на ноги. Он подумал, что мне приказано учинить над ним недоброе. [Тогда] я сказал: «Не бойся. Повелитель Верующих приказал мне выпустить тебя и заплатить тебе тридцать тысяч дирхамов. Он говорит тебе: «Если желаешь остаться у нас, то для тебя то, что ты хочешь. А если желаешь уйти в Медину, то дело передается на твое [усмотрение]». И я дал ему тридцать тысяч дирхамов, отпустил его и сказал: «Я видел [самое] удивительное из деяний твоих». Он сказал: «Вот что я расскажу тебе. Когда я спал, пришел ко мне Пророк, да пребудет с ним приветствие и благословение Аллаха, и сказал: «Муса, ты был заключен несправедливо. Скажи же эти слова, и ты не будешь ночевать эту ночь в тюрьме». [Тогда] я сказал: «Клянусь отцом и матерью, что я должен сказать?» И он сказал: «Скажи: «О Слышащий всякий звук, о Упреждающий всякое происшествие, о Покрывающий кости плотью и Воскрешающий их после смерти, прошу Тебя именами Твоими прекрасными[699] и именем Твоим величайшим, наибольшим, хранимым, скрытым, которое не знает ни один из сотворенных, о Кроткий, Обладающий терпением, что не пересилить, о Обладающий благом, что никогда не прервется, что не измеряется числом, вызволи меня из места, которое Ты видишь»».

Упомянул Хаммад б. Исхак б. Ибрахим ал-Маусили[700]. Он сказал: Сказал Ибрахим б. ал-Махди: Я отправился в паломничество вместе с ар-Рашидом. И когда мы были в пути, я поехал один, [сидя] /358/ на моем коне. Тут обманули меня глаза мои, и конь мой повез меня не той дорогой. Очнулся я [уже] не на большаке. Жара донимала меня, и мне очень захотелось пить. [Вдали я увидел] шатер и направился к нему. И вот [я увидел] палатку, а рядом с ней колодец с водой неподалеку от [возделанного] поля. Это [было] между Меккой и Мединой. Там я не увидел ни одной живой души. [Тогда] я заглянул в шатер и [увидел] спящего нефа. Он почувствовал мое [присутствие] и открыл глаза свои, подобные сосудам, [наполненным] кровью. [Когда негр] поднялся и сел, оказалось, [что] он велик. И я сказал: «О чернокожий! Напои меня этой водой». Он сказал, передразнивая меня: «О чернокожий! Напои меня этой водой». Потом сказал: «Если хочешь пить, слезь с коня и напейся». Подо мной был своенравный пугливый аргамак, и я побоялся, что если слезу с него, то он убежит. [Тогда] я ударил [своего] аргамака по голове. И не приносило мне [искусство] пения [большей] пользы, нежели в тот день. Ведь я запел громким голосом:

[Тогда] чернокожий поднял ко мне свою голову и сказал: «Что для тебя любезнее — чтобы я напоил тебя одной водой или водой и савиком?» Я сказал: «Водой и савиком». [Тогда] он достал свою чашу, налил савика в стаканчик и напоил меня. [Потом] стал хлопать [себя] по голове и груди, приговаривая: «О жар в груди! О огонь пламени в сердце моем! Господин мой, добавь мне, и я добавлю тебе». И я выпил савика. Потом он сказал мне: «Господин мой! Между тобой и большаком [много] миль. Я не сомневаюсь, что тебе хочется пить. Но я наполню этот бурдюк и понесу его впереди тебя». [Тогда] я сказал: «Сделай [это]».

Сказал [Ибрахим б. ал-Махди]: И [чернокожий] наполнил бурдюк свой и понес впереди меня, подпрыгивая на ходу и не сбиваясь с ритма. Когда же я остановился, чтобы отдохнуть, он подошел ко мне и сказал: «О господин мой! Разве тебе не захотелось пить?» И я стал петь ему ан-насб[702]. [Наконец] он довел меня до большака, потом сказал: «Ступай, да хранит тебя Аллах! И да не лишит Он тебя того, чем облачил из этих благодеяний». На неарабском наречии это означает молитву [за кого-либо]. И я догнал караван. /359/ А ар-Рашид потерял меня и разослал во все концы верблюжью кавалерию и конницу, чтобы меня отыскать. Он обрадовался, когда увидел меня. Я подоспел к нему и рассказал, как [было] дело. Тогда он сказал: «Ко мне чернокожего!» Не прошло и мгновения, как [чернокожий] предстал перед ним. И [ар-Рашид] сказал ему: «Горе тебе! В чем жар души твоей?» [Тогда чернокожий] сказал: «Господин мой, [это] Маймуна». [Ар-Рашид] сказал: «А кто [это] Маймуна?» Он сказал: «Девушка-эфиопка». [Ар-Рашид] сказал: «Что это за эфиопка?» Он сказал: «Дочь Билала, господин мой». [Тогда ар-Рашид] приказал, чтобы выяснили, в чем дело. [Оказалось], что чернокожий — раб бану джа'фар ат-таййар[703], а чернокожая, которую он любит, принадлежит людям из детей ал-Хасана б. 'Али[704]. И ар-Рашид приказал купить ее для него. [Тогда] хозяева [девушки] отказались взять за нее деньги и подарили ее ар-Рашиду. И он купил чернокожего, отпустил его на волю, женил его на [эфиопке] и подарил ему из своих угодий под Мединой два сада и триста динаров. Однажды вошел Ибн ас-Саммак[705] к ар-Рашиду, а перед ним голубка клевала зерно. И [халиф] сказал ему: «Опиши ее и [будь] краток». [Тогда Ибн ас-Саммак] сказал: «Она словно смотрит двумя яхонтами, клюет двумя жемчужинами и ступает по двум халцедонам». Нам прочитали [стихи] некого [человека]:

Вошел Ма'н б. За'ида к ар-Рашиду, который на него рассердился. Он подошел и приблизился. Тогда Харун сказал ему: «Клянусь Аллахом, состарился ты, о Ма'н». [Ма'н] сказал: «Покоряясь тебе, о Повелитель Верующих». [Харун] сказал: «Ты стойкий». [Ма'н] сказал: «Против врагов твоих, о Повелитель Верующих». [Ар-Рашиду это] понравилось, и он назначил [Ма'на на важную должность]. Сказал[707]: эти слова [Ма'на] передали 'Абд ар-Рахману б. Зайду[708], богомольцу из басрийиев, и он сказал: «Горе этому! Он ничего не оставил для Господа своего».

Однажды ар-Рашид сказал Ма'ну б. За'иде: «Я приготовил тебя для большого дела». [Тогда Ма'н] сказал: «О Повелитель Верующих, Аллах уготовил тебе мое сердце, связанное добрыми советами тебе, руку, протянутую [в знак] покорности тебе, и меч, наточенный на врага твоего. [Так] если желаешь, то говори». Сказано, что это ответ из речей Йазида б. Мизйада[709].

Сказал ал-Киса'и: Вошел я к ар-Рашиду. И когда я выполнил должное приветствие и воззвание к Аллаху, го собрался подняться. И [ар-Рашид] сказал: «Сиди». И я пребывал у него, пока [не] разошлись простые [придворные], что были в собрании его и [не] остались лишь приближенные. [Тогда ар-Рашид] сказал мне «О Али, не хочешь ли увидеть Мухаммада и 'Абдаллаха?[710]» Я сказал: «Сколь я стремлюсь [увидеть их], о Повелитель Верующих и сколь [буду] я рад узреть благодеяние, [дарованное] Аллахом Повелителю Верующих через них. [Тогда халиф] приказал привести их, и они вскоре пришли, подобные двум звездам [над] горизонтом. Их украшали спокойствие и степенность. [Сыновья опустили взоры свои, приблизили шаги свои, остановились у двери покоя и приветствовали отца своего [халифским званием] и возгласили за него наилучшую молитву. [Тогда ар-Рашид] приказал им приблизиться к нему и поместил Мухаммада справа от себя, а 'Абдаллаха слева. Потом он приказал мне послушать их чтение и спрашивать их. И я выполнил это, и о чем бы я их ни спрашивал, они давали об этом хороший ответ и [достойно] справлялись с этим. Ар-Рашид [же] этому обрадовался, так что это проявилось на лице его]. Потом он сказал мне: «О 'Али, что ты думаешь об их поведении и ответах?» И я сказал. «О Повелитель Верующих, они, как сказал стихотворец:

О Повелитель Верующих! Они — ветвь, корень [которой] чист, плодородно место посадки ее, проникли корни ее во влажную почву, и [вода, которую она пьет], сладостна. Отец их блистательный властный, с обширной ученостью, с великой милостью Они выносят суждения по суждениям его, сияют светом его, говорят языком его и купаются в счастье его. И Повелитель Верующих насладился ими и облагодетельствовал всю общину своим и их существованием». Потом я сказал им: «Не прочтете ли вы мне каких-нибудь стихов [Тогда] они сказали: «Да». Затем прочел мне Мухаммад:

Потом прочитал 'Абдаллах:

Я не встречал никого из детей халифов и ветвей этого благословенного дерева с более острым языком, лучшей речью и лучшей способностью исполнять заученное, нежели они. И я многого им пожелал, и ар-Рашид [сказал после слов моих «аминь»]. Потом он прижал их к себе и охватил их руками своими. И не отпускал он их, пока я не увидел, что слезы текут по груди его. Затем [ар-Рашид] приказал им удалиться. Когда они вышли, [халиф] повернулся ко мне и сказал: «Через них случилось неизбежное, исполнились предопределения неба и Писание достигло предела своего. Распалось слово их, [проявилось разногласие] в деле их и [взаимная] вражда, и не пройдет это у них, так что прольется кровь, [произойдет] смертоубийство, будут разорваны занавеси женских [покоев], и возжелают многие из живых [быть] в числе мертвых». Я сказал: «Будет ли это, о Повелитель Верующих, из-за видения, что было при рождении их, или же из-за предания, данного Повелителю Верующих при рождении их?» Он сказал: «Нет, клянусь Аллахом, из-за неизбежного предания, которое ученые получили от мудрецов, [а те] от пророков».

/362/ Сказал ал-Ахмар ан-Нахави[711]: Послал за мною ар-Рашид для обучения сына своего Мухаммада ал-Амина[712], и когда я вошел, он сказал: «О Ахмар, Повелитель Верующих вручил тебе жизнь души своей и плод сердца своего. Он навел на него руку твою простертой, и покорность тебе обязательна для него. И будь для него [таким], каким поставил тебя Повелитель Верующих. Читай ему Коран, знакомь его с преданиями, сказывай ему стихи, обучай его обычаям и разъясняй ему окончания речей и начала их. Не позволяй ему смеяться, разве что в [подобающее] время. Начни с возвеличивания старейшин Хашимитов, если они войдут к нему, и с распускания собраний военачальников, если они придут на собрание его. И пусть не проходит для тебя часа, чтобы ты не печалился о пользе, [которую мог бы принести] ему, не утомляя его, ибо [иначе] умертвишь ум его. И не потворствуй ему, ибо тогда возлюбит он праздность и привыкнет к ней. Воспитывай его, сколь можешь, близостью [к нему] и мягким [обращением], а если он будет этому противиться, то ты должен [выказать] силу и жесткость».

Говорят, что поэт ас-'Уммани стал произносить речь в присутствии ар-Рашида и [принялся] восхвалять Мухаммада [ал-Амина] и склонять [ар-Рашида] к возобновлению завещания в его пользу. И когда он закончил речь свою, [халиф] сказал ему: «Радуйся, о 'Уммани, о [том, что он стал восприемником завета]». И [тот] сказал: «Ах, клянусь Аллахом, о Повелитель Верующих, это радость травы ливню, бесплодной женщины младенцу, тяжелобольного — исцелению, ибо [ал-Амин] — ткань единства [государства], хранитель его славы и похож он на деда своего»[713]. Сказал [ар-Рашид]: «А что ты скажешь об 'Абдаллахе?»[714] Он сказал: «[Хорошее] пастбище, но [все же] не такое, что [поросло верблюжьей колючкой] са'дан. [Тогда] ар-Рашид улыбнулся и сказал: «Да убьет его Аллах! Что же это за бедуин, который столь хорошо разбирается в [моих] желаниях! Нет, клянусь Аллахом, я узнаю в 'Абдаллахе твердость ал-Мансура, богомольность ал-Махди и силу души ал-Хади. [Клянусь] Аллахом, если бы пожелал Аллах, чтобы я нашел ему четвертое соответствие, я бы [сделал это]».

Сказал ал-Асма'и: Однажды ночью я сумерничал у ар-Рашида, и вдруг увидел, что он сильно встревожился, стал то садиться, то ложиться, то плакать, и затем принялся декламировать:

И когда я услышал это от него, то понял, что он хочет великого дела. Потом [ар-Рашид] сказал Масруру ал-Хадиму[715]: «Ко мне Йахйу»[716]. И он не замедлил прийти. И [ар-Рашид] сказал: «О Абу-л-Фадл! Посланец Аллаха, да пребудет с ним приветствие и благословение Аллаха, умер без завещания, а ислам [был еще] саженцем, вера [была] нова и речения арабов едины. /363/ Аллах Превеликий пощадил их после страха и усилил их после унижения. И не замедлили все арабы отложиться от Абу Бакра, и было из известия о нем то, что ты знаешь[717]. А Абу Бакр передал власть 'Омару. Община подчинилась ему и удовлетворилась халифатом его. Потом 'Омар передал [общину власти] Совета[718], и после него было то, что достигло тебя из смут, пока [община] не [подчинилась] тем, кому не пристало [ею властвовать][719]. Я же позаботился об исправлении этого завета и передаче его тому, житие которого мне нравится, поведение которого я восхваляю и в хорошее правление которого я верю. Это 'Абдаллах. Хашимиты [же] пристрастиями своим склоняются к Мухаммаду. [Но] в нем [есть] то, что в нем [имеется] из следования желанию своему, и [из] распоряжения [в соответствии] с устремлением своим, и [из] расточения того, чем обладает рука его, и [из] допущения женщин и наложниц к мнению своему. 'Абдаллах же достоин поведением, основателен [во] мнении, надежен и великом деле. [Но] если склонюсь я к 'Абдаллаху, то рассержу Хашимитов, а если отдам власть одному Мухаммаду, то не буду уверен, что он [не] вызовет беспорядка среди подданных. Так посоветуй мне в этом деле мнением твоим. [Да принесет] совет [этот] прибыль и пользу. Ведь ты, хвала Аллаху, благословен мнением, доброжелателен взглядом». [Тогда] он[720] сказал: «О Повелитель Верующих! Каждый огрех извинителен и каждое мнение поправимо, кроме этого завета. Поистине, ошибка в нем небезопасна и оплошность в нем непоправима. Рассмотреть это надо в другом собрании. [Тогда] понял ар-Рашид, что [Йахйа] хочет уединиться и приказал мне отстраниться. Я встал и сел поодаль, так чтобы слышать их слова. И они советовались и спорили, пока не прошла ночь, и расстались на том, что власть [перейдет] к 'Абдаллаху после Мухаммада.

Вошла Умм Джа'фар к ар-Рашиду и сказала: «Ты поступил несправедливо, отдав Мухаммаду Иран, [но] лишив его вспомоществований и военачальников и подчинив это 'Абдаллаху помимо него». [Тогда] он сказал ей: «Что тебе до устройства дел и испытания мужей? Я поручил сыну твоему мир, а 'Абдаллаху — войну, а хозяин войны более нуждается в людях, нежели миролюбец. И вместе с тем опасаемся мы за 'Абдаллаха от сына твоего и не опасаемся за сына твоего от 'Абдаллаха, если ему присягнут».

/364/ В сто восемьдесят шестом году (802) ар-Рашид отправился в хаджж, а с ним два восприемника завета его — ал-Амин и ал-Ма'мун. Он написал условия [согласия] промеж них и вывесил их в Каабе[721].

Рассказывали [со слов] Ибрахима ал-Джумахи. Он сказал: Когда грамоту подняли, чтобы повесить в Каабе, она упала, и я сказал в душе своей: «Она упала до того, как подняться. Поистине, скоро это дело распадется, до завершения его».

Рассказывали [со слов] Са'ида б. 'Амира ал-Басри[722]. Он сказал: В том году я совершал хаджж. Люди придали большое значение соглашениям и присяге в Каабе. [Тогда] я увидел мужа из хузайл[723], [который] вел верблюда своего и говорил:

И я сказал ему: «Горе тебе, что ты говоришь?» Он сказал: «Говорю, что мечи обнажатся, смута случится и спор из-за царства проявится». Я сказал: «А как ты это видишь?» Он сказал: «Разве не видишь ты стоящего верблюда и двоих спорящих мужей? И два ворона пали на кровь и перепачкались ею. Клянусь Аллахом, будет конец этого дела [ничем иным], как сражением и злом».

Передают, что после того, как ал-Амин поклялся ар-Рашиду в том, что тот от него [потребовал] и захотел выйти из Каабы, [то] его вернул Джа'фар б. Йахйа и сказал: «Если поступишь коварно с братом твоим, покинет тебя Аллах». [Джа'фар] совершил это трижды, и всякий раз [ал-Амин] клялся ему. По этой причине Умм Джа'фар затаила злобу на Джа'фара б. Йахйу, и она была одной из тех, кто подстрекал ар-Рашида против него и побуждал его к тому, что произошло.

Сказал ал-Мас'уди: В сто восемьдесят седьмом году (802/3) ар-Рашид присягнул сыну своему ал-Касиму[724] в восприемстве завета после ал-Ма'муна, и если халифат достанется ал-Ма'муну, то воля его — если пожелает утвердить его, то утвердит, а если пожелает сместить, то сместит.

В этом году — и это год сто восемьдесят седьмой — умер ал-Фудайл б. 'Ийад[725]. /365/ Прозывался он по кунйе Абу 'Али. Рождение его было в Хорасане, и прибыл [он] в Куфу. Слушал [он] от ал-Мансура б. ал-Му'тамира[726] и других. Потом стал богомольным, переехал в Мекку и пребывал там, пока не умер.

Рассказывал Суфйан б. 'Уйайна[727]. Он сказал: Позвал нас ар-Рашид, и мы вошли к нему, и вошел последним из нас ал-Фудайл, закрыв голову плащом своим. И он сказал мне: «Суфйан, кто из них Повелитель Верующих?» [Тогда] я сказал: «Этот» — и указал на ар-Рашида. И [ал-Фудайл] сказал ему: «Ты, о прекрасноликий, тот, в руке чьей и на шее чьей власть [над] этой общиной? Ты принял великое дело». [Тогда] ар-Рашид заплакал. Затем каждому из нас принесли по кошельку, и всякий принял его, кроме ал-Фудайла. И ар-Рашид сказал ему: «Если ты не считаешь это позволительным, то отдай [кошелек] обремененному долгами, насыть им голодного и одень нагого». [Но ал-Фудайл] попросил избавить его от этого. Когда [же] мы вышли, я сказал ему: «О Абу 'Али, ты ошибся. Разве [нельзя] было взять [деньги] и израсходовать их во имя благотворительности?» [Тогда] он взял меня за бороду, потом сказал: «О Абу Мухаммад! Ты факих города и ты на виду, а совершаешь такую ошибку! Если бы [эти деньги] были хороши для тех, то были бы хороши [и] для меня».

И преставился Муса б. Джа'фар б. Мухаммад б. 'Али б. ал-Хусайн б. 'Али б. Абу Талиб в Багдаде от яда, [когда] прошло пятнадцать лет правления ар-Рашида, [в] сто восемьдесят шестом году (802), и ему [было] пятьдесят четыре года. Мы упомянули в Рисалат байан асма' ал-а'имма ал-кит'иййа мин аш-ши'а[728] имена их, имена матерей их, местоположения могил их и продолжительность жизни их, и сколько жил каждый из них с отцом своим и кого застал из дедов своих, да [пребудет] с ними мир.

Байты Кулсума ал-'Аттаби[729] об ар-Рашиде:

Рассказывал Йамут б. ал-Музарра'. Он сказал: Рассказывал мне Хамид[730] со [слов] 'Амра б. Бахра ал-Джахиза[731]. Он сказал /366/ Кулсум ал-'Аттаби принизил достоинство Абу Нуваса. И однажды равийа[732] Абу Нуваса сказал ему: «Как же ты принижаешь достоинство Абу Нуваса, а [ведь] он тот, кто говорит:

Сказал ал-'Аттаби: «Он украл[734] это». Сказал [равийа]: «У кого?» Он сказал: «У-л-Абу-л-Хузайла ал-Джумахи[735]». Он сказал: «Что же тот говорит?» Он сказал: «Он говорит:

Сказал [равийа]: «Хорошо сказал [Абу Нувас]:

[Ал-'Аттаби] сказал: «Он тоже это украл». [Равийа] сказал ему: «У кого?» Он сказал: «У Шаусы ал-Фак'аси». [Равийа] сказал: «Что же он говорит?» Он сказал: «Он говорит:

Сказал [равийа]: «[Так] хорошо сказал [Абу Нувас]:

Сказал [ал-'Аттаби[: «Это он тоже украл». [Равийа] сказал: «У кого?» Он сказал: «У Марвана б. Абу Хафсы». Он сказал: «Что же он говорит?» Он сказал: «Он говорит:

Сказал [ал-Джахиз]: И равийа замолчал, и если бы привел он все стихи [Абу Нуваса], то [ал-'Аттаби] сказал бы, что он их украл.

Рассказывал Абу-л-'Аббас Ахмад б. Йахйа Са'лаб[738]. Он сказал: Абу-л-'Атахийа часто просил у ар-Рашида 'Утбу, и [халиф] обещал ему выдать ее за него замуж, спросив ее мнения. И если она /367/ согласится, то даст ей приданое и много денег. Потом ар-Рашид занялся делами, и Абу-л-'Атахийа не имел к нему доступа. [Тогда] он вручил Масруру ал-Хадиму Большому три опахала, и [тот] вошел с ними к ар-Рашиду, улыбаясь и [собрав] опахала вместе. И [ар-Рашид] прочитал написанное на одном из них:

И на втором [оказалось]:

И на третьем [оказалось]:

И [ар-Рашид] сказал: «Да сразится с ним Аллах! Как хорошо [то], что он сказал». Затем [халиф] позвал [Абу-л-'Атахию] и сказал: «Я обещал тебе, о Абу-л-'Атахийа, и завтра удовлетворим потребность твою, если пожелает Аллах». И он послал к 'Утбе: «У меня до тебя дело. [Так] ожидай меня этой ночью в покое твоем». И ['Утба] сочла это значительным и великим и пришла к [ар-Рашиду], прося избавить ее. Он же поклялся, что не скажет ей дела своего, иначе как в ее покое. Когда же наступила ночь, [ар-Рашид] отправился к ['Утбе], и с ним сообщество ближайших его слуг. И он сказал ей: «Я не скажу просьбы своей, пока ты не пообещаешь ее исполнить». Она сказала: «Я раба твоя, и воля твоя непререкаема для меня, за исключением того, что [касается] Абу-л-'Атахии. [Ведь] я поклялась отцу твоему, да будет доволен им Аллах, всякой клятвой, которую приносит праведный и безбожный, и [поклялась] пойти пешком в Запретный Дом Аллаха[740] босой. И если совершу я хаджж, то обязуюсь совершить [и] другой, от которого не откуплюсь милостыней. И если что получу, то пожертвую это, за исключением [коврика], на котором я молюсь». И она разрыдалась перед ним. Тогда [ар-Рашид] сжалился над ней, помиловал ее и ушел. Утром пришел к нему Абу-л-'Атахийа, не сомневаясь в том, что получит Утбу. [Тогда] сказал ему ар-Рашид: «Клянусь Аллахом, я не сплоховал в твоем деле. Масрур, Хусайн, Рашид[741] и другие — тому свидетели». [Потом] халиф объяснил ему, как было дело. Сказал Абу-л-'Атахийа: И когда он сообщил мне об этом, я долго стоял, не зная, где я. Потом сказал: «Теперь я отчаялся получить ее, раз она [и] тебе отказала. Я знаю, что после тебя она никому не даст согласия». И Абу-л-'Атахийа надел власеницу и сказал об этом в [нескольких] байтах:

Упомянули, что когда до ар-Рашида дошли слова Абу-л-'Атахийи об 'Утбе:

Ар-Рашид, разгневался и сказал: «Он насмеялся над нами». [Потом] послал [за Абу-л-'Атахией] слуг, приказав его заточить, и передал [Абу-л-'Атахию] Тунджабу, своему начальнику наказаний[744], и был он груб и неотесан. [Тогда] Абу-л-'Атахийа сказал:

И вот из стихов его в заточении после того, как затянулось оно:

[Тогда] сказал ар-Рашид: «От Аллаха отец его! Если бы я увидел его, то не заточил бы. Душа моя позволила его заточить, ибо он не был со мной». И приказал выпустить [Абу-л-'Атахию]. Абу-л-'Атахийа — тот, кто говорит:

И он тот, кто говорит также:

И он тот, кто говорит:

И он сказал:

И он сказал:

И он сказал:

И он сказал:

И он сказал:

И он сказал:

И он сказал:

/370/ Рассказывал Исхак б. Ибрахим ал-Маусили[757]. Он сказал: Однажды я пел у ар-Рашида. Он развеселился от пения моего и сказал: «Не уходи». И я продолжал петь ему, пока он [не] заснул. [Тогда] я замолчал, положил лютню [к себе] на колени и сел на свое место. Вдруг [появился] ясноликий, со стройным станом юноша, в коротком шелковом [кафтане], красивый собой. Он вышел, поздоровался и сел. Я принялся дивиться его приходу в такой час в это место без разрешения. Потом я сказал в душе своей: «Может быть, это один из сыновей ар-Рашида, кого мы не знаем и кого [прежде] не видели». И [юноша] протянул руку к лютне, взял ее, положил к себе на колени и провел по ней рукой. Я увидел, что он делает это наилучшим образом. Потом [юноша] настроил лютню не известным мне манером и ударил [по струнам], [и клянусь], не слышало ухо мое более красивой мелодии, и принялся петь:

Потом он положил лютню [к себе] на колени и сказал: «Эй, та-кой-сякой[758], если запоешь, то пой вот так». Затем он вышел. [Тогда] я сказал хаджибу: «Что это за молодец, который только что вышел?» И он ответил: «Сюда никто не входил, и [отсюда] никто не выходил». Я сказал: «Отсюда только что вышел такой-то и такой-то молодец». Он сказал: «Нет, клянусь Аллахом, никто не входил и не выходил». И я остался в удивлении и вернулся к своему месту. Проснулся ар-Рашид и сказал: «В чем дело?» И я рассказал ему эту историю. Он удивился и сказал: «Ты встретился с шайтаном». Потом сказал: «Повтори для меня напев». И я повторил это для него. [Тогда ар-Рашид] сильно развеселился и приказал [выдать] мне награду, и я ушел.

И рассказывал Ибрахим ал-Маусили. Он сказал: Однажды ар-Рашид собрал певцов. Среди знаменитых музыкантов не осталось никого, кто бы ни пришел, и я был среди них. С нами пришел Мискин ал-Мадани, известный как Абу Садака[759]. Он был знающим ритм, естественным и искусным музыкантом, приятным в общении, порывистым. И ар-Рашид, на которого подействовало вино, предложил напев, и смотритель занавеса[760] велел Ибн Джами'[761] спеть его. Он выполнил [это], но [ар-Рашид] не развеселился. Затем он так же поступил с несколькими из тех, кто пришел [к нему], но никто его не расшевелил. Тогда сказал смотритель занавеса /371/ Мискину ал-Мадани: «Приказывает тебе Повелитель Верующих: «Если хорошо [знаешь] этот напев, то исполни его». Сказал Ибрахим: И [Мискин] начал и спел. Все мы замолкли, удивленные смелости ему подобного исполнять в нашем присутствии напев, который мы не смогли [исполнить] по желанию халифа. Сказал Ибрахим: Когда он закончил [петь], я услышал, как ар-Рашид говорит громким голосом: «О Мискин, повтори его». И он повторил напев с силой и живостью, вложив в него сердце свое, и совершенно в этом преуспел. [Тогда] сказал ар-Рашид: «Ты хорошо [спел], клянусь Аллахом, Мискин, [пение тебе] удалось». И занавес между нами и между [халифом] был поднят. Сказал Мискин: «О Повелитель Верующих! С этим напевом [связана] удивительная история». Он сказал: «А какова она?» Он сказал: «Я был рабом-портным у одного [человека] из рода аз-Зубайра[762], и господин мой имел с меня оброк[763] — каждый день я платил ему два дирхама. Заплатив оброк, я мог [остальное] тратить на свои нужды. Я был очарован пением, любил его. Однажды я сшил рубашку одному алиду, и он заплатил мне два дирхама. Я пообедал у него, и он налил мне несколько стаканчиков. Выйдя [от него] навеселе, я повстречал [какую-то] чернокожую с кувшином на плече. Она пела. Этот напев заставил меня забыть обо всем важном и обо всякой потребности. [Тогда] я сказал: «[Клянусь] господином этой могилы и минбара[764], научи меня этому напеву». Она [сказала: «[Клянусь] господином этой могилы и минбара, я не научу тебя этому напеву, разве что за два дирхама». [Тогда] я, [клянусь] Аллахом, о Повелитель Верующих, достал два дирхама и отдал их. И чернокожая сняла кувшин с плеча и принялась петь, и повторяла [напев], пока он не запечатлелся и груди моей. Затем я ушел к господину моему, и он сказал мне: «Давай сюда твой оброк». И я сказал: «Было то-то и то-то». [Тогда] он сказал: «Ах ты, сын зловонной! Разве я не предупреждал, что не приму от тебя извинения [даже] за разломанное зернышко?» И он повалил меня и нанес пятьдесят ударов пальмовыми ветвями, да так, что больнее и не бывает. [Потом] он обрил мне голову и бороду. И я, о Повелитель Верующих, спал наихудшим образом и позабыл напев из-за того, что со мной случилось. Встав, я пошел на то место, где повстречал чернокожую и остановился [там] и замешательстве, не зная ни ее имени, ни дома. Вдруг я увидел, что она идет. Я позабыл обо всем, что со мной случилось, подбежал к ней и она сказала: «[Уж не] забыл ли [ты] напев, [клянусь] Господом Каабы?» И я сказал: «Именно так, как ты говоришь». И рассказал ей о том, [за что] мне обрили голову и бороду. [Тогда] она сказала: «[Клянусь] могилой и тем, кто в ней, я снова научу тебя напеву только лишь за два дирхама». И я вынул свои ножницы, и заложил их за два дирхама и отдал их [чернокожей]. /372/ Тогда она сняла кувшин с головы, принялась [петь] и пропела [весь] напев]. Потом она сказала: «Вижу, словно ты взял за четыре дирхама четыре тысячи динаров от халифа». Затем она [снова] стала петь, отстукивая такт на своем кувшине. И продолжала повторять, пока не утвердилась [мелодия] в груди моей. Потом она ушла. Я же в страхе отправился к своему господину. И он сказал мне: «Давай сюда твой оброк». Я стал [его) молить. И он сказал: «О сын зловонной! Разве с тебя не хватит того, что с тобой произошло вчера?» [Тогда] я сказал: «Говорю тебе, что я вчера и сегодня купил за мой оброк этот напев». И я принялся петь. [Тогда] он сказал мне: «Горе тебе! Ты уже два дня [знаешь] этот напев, а меня не научил. Да дам я развод своей жене, если бы ты сказал это вчера, то я отпустил бы тебя на волю. С обритой головой и бородой ничего уже не поделаешь. А твой оброк Аллах подарил тебе, до тех пор пока у тебя не вырастут волосы»». Сказал [Исхак б. Ибрахим ал-Маусили]: И ар-Рашид рассмеялся и сказал: «Горе тебе, не знаю, что лучше, то ли твой рассказ, го ли твое пение. Приказываю [выдать] тебе то, о чем сказала чернокожая». И [Мискин] взял [награду] и ушел. А стихи [таковы]:

Однажды ар-Рашид пустил лошадей бежать в ар-Ракке[765]. И когда [лошади] побежали, он двинулся с собранием своим в главную часть ристалища, куда должны были прибежать лошади, и уселся на коня. В первых рядах [бегущих лошадей] были скакуны из его табунов; всадники скакали все вместе, и никто не вырывался вперед. Взглянув на них, [ар-Рашид] сказал: «Моя лошадь, клянусь Аллахом». Потом взглянул в другой раз и сказал: «Лошадь сына моего ал-Ма'муна». Он сказал[766]: Они мчались бок о бок перед [остальными] лошадьми. И лошадь [ар-Рашида] пришла первой, а лошадь ал-Ма'муна — второй. И [ар-Рашид] обрадовался этому. После этого прибежали [остальные] лошади. Когда же собрание разошлось и [ар-Рашид] собрался удалиться, а радость его проявилась, сказал ал-Асма'и — а он присутствовал — ал-Фадлу б. ар-Раби': «О Абу-л-'Аббас! Это один из [славных] дней, и я хочу, чтобы ты соединил меня с Повелителем Верующих». Ал-Фадл встал и сказал: «О Повелитель Верующих! Вот ал-Асма'и что-то говорит про лошадей — да увеличит Аллах этим радость Повелителя Верующих!» Он сказал: «Давай». Когда [ал-Асма'и] приблизился, [ар-Рашид] сказал: «Что у тебя, Асма'и?» Он сказал: «О Повелитель Верующих, сегодня ты и сын твой с лошадьми нашими были [таковы], как сказала ал-Ханса'[767]:

Рассказывал Ибрахим б. ал-Махди. Он сказал: В ар-Ракке я пригласил к себе ар-Рашида, и он посетил меня. [Ар-Рашид] ел горячую еду перед холодной. Когда подали холодные блюда, [халиф] увидел рядом с собой блюдо с лепешками, похожими на рыбные, куски ему показались маленькими, и он сказал: «Почему твой повар так мелко порезал рыбу?» [Тогда] я сказал: «О Повелитель Верующих, это рыбьи языки». Он сказал: «Кажется, что на этом блюде сто языков». И старший из его слуг сказал: «О Повелитель Верующих! Здесь больше ста пятидесяти». И [халиф] потребовал от него клятвы по поводу цены рыбы, и [стольничий] сообщил ему, что [рыба] стала более чем в тысячу дирхамов. [Тогда] ар-Рашид поднял руку свою и поклялся, что не притронется ни к чему, пока не принесут тысячу дирхамов. Когда же принесли деньги, [халиф] приказал их раздать и сказал: «Прошу, чтобы [это] было искуплением за то, что ты истратил на блюдо рыбы тысячу дирхамов». Затем он передал блюдо одному из своих слуг и сказал: «Выйди из дома брата моего, и как только заметишь первого нищего, отдай ему [блюдо]». Сказал Ибрахим: Блюдо было куплено для ар-Рашида за двести семьдесят динаров. И я мигнул одному из моих слуг, [чтобы] он вышел вместе со слугой [халифа] и купил бы блюдо у того, кто его получит. Ар-Рашид понял [это] и сказал ему: «Слуга, если отдашь блюдо просящему, то скажи ему: «Говорит тебе Повелитель Верующих: «Остерегайся продавать его меньше, чем за двести динаров, ибо оно лучше этого»». И слуга исполнил это и, клянусь Аллахом, не позволил моему слуге выручить [блюдо] у нищего менее чем за двести динаров.

Сказал Ибрахим б. ал-Махди: [Однажды] мы с ар-Рашидом сидели на палубе барки. [Халиф] плыл к Мосулу. Барку тащили бурлаки[769]. Перед нами стояли шахматы. Когда мы закончили [играть] ар-Рашид сказал мне: «О Ибрахим, какое имя наилучшее для тебя?» Я сказал: «Имя Посланца Аллаха, да пребудет с ним приветствие и благословение Аллаха». Он сказал: «А второе?» Я сказал: «Имя «Харун» — имя Повелителя Верующих». Он сказал: «А какое из имен [для тебя] самое грубое?» Я сказал: «Ибрахим». [Тогда] он зарычал на меня и сказал: «Горе тебе! Разве не Ибрахим — имя Любимца Милосердного, Велик Он и Славен[770]». Я сказал: «Из-за [своего] несчастливого имени он испытал то, что испытал, от Намру-за[771]». Он сказал: «А Ибрахим, сын Посланца Аллаха[772], да пребудет с ним приветствие и благословение Аллаха?» Я сказал: «Нет греха в том, /374/ что его назвали этим именем, [но] он [недолго] жил». Он сказал: «Ибрахим ал-Имам». Я сказал: «Из-за его несчастного имени убил его Марван ал-Джа'ди в мешке с известью. И добавлю я тебе, о Повелитель Верующих, Ибрахима б. ал-Валида[773], [который] был смещен, и Ибрахима б. 'Абдаллаха б. ал-Хасана, [который] был убит. Я не нашел никого, названного этим именем, кого бы я не видел убитым, побитым или изгнанным». Не успели закончиться мои слова, как я услышал, что матрос на одной из барок кричит во весь голос: «Эй, Ибрахим, такой-сякой, тяни!» [Тогда] повернулся ко мне ар-Рашид, и я сказал: «О Повелитель Верующих! Поверил ли ты словам моим о том, что самое несчастливое имя — Ибрахим?» И он так засмеялся, что застучал ногами.

Сказал [Ибрахим б. ал-Махди]: Однажды я был у ар-Рашида, как вдруг прибыл гонец от 'Абдаллаха[774], и с ним бамбуковые тарелки, на которых [лежали] платки. С [гонцом] было послание. Ар-Рашид принялся читать послание и говорить: «Да облагодетельствует его Аллах и да наградит его». И я сказал: «О Повелитель Верующих, [скажи нам], кого это ты так сильно благодаришь, чтобы мы могли разделить с тобой благодеяние благодарности?» Он сказал: «Это 'Абдаллах б. Салих». Потом снял платок, и оказалось, что тарелки лежат одна на другой. В одной — фисташки, в другой — орехи и различные фрукты. [Тогда] я сказал: «О Повелитель Верующих, нет в даре этом такого, что заслуживало бы этого моления, но, [может быть], в послании имеется то, что скрылось от меня». [Тогда ар-Рашид] бросил мне [послание]. И оказалось в нем [вот] что: «О Повелитель Верующих! В доме моем, построенном по милости твоей, имеется сад, плоды [которого] созрели. И я взял от каждого вида, положил [все это] в плетеные тарелки и направил Повелителю Верующих, чтобы достигло меня из благодати моления его подобное тому, что достигло меня от избытка милости его». Я сказал: «Нет, клянусь Аллахом, в этом тоже нет ничего, что достойно этого». [Тогда ар-Рашид] сказал: «О глупец, разве не видишь ты, как плетеными [тарелками] он намекнул на бамбук, возвеличивая нашу мать[775], Да смилуется над ней Аллах Всевышний».

Передают, что [некий] муж из бану умаййа встал перед ар-Рашидом на дороге, [держа] в руке грамоту в виде прошения. И в ней [было] четыре байта. И они:

/375/ Ар-Рашиду это понравилось, и он приказал [выдать] ему за каждый байт по тысяче динаров и сказал: «Если бы ты добавил нам, мы бы добавили тебе».

Однажды в собрании ар-Рашида были Абу Йусуф ал-Кади[779] и 'Абд ал-Ваххаб ал-Куфи. И они заговорили о свежих финиках. [Тогда] сказал Абу Йусуф: «Суккар вкуснее мушана[780]». И сказал 'Абд ал-Ваххаб: «Мушан вкуснее». [Тогда] сказал ар-Рашид: «Пусть принесут пищу». И позвал нескольких хашимитов, [что] были там. И все они [стали есть] суккар, оставив мушан. [Тогда] сказал ар-Рашид: «Они вынесли решение против тебя, о Абу 'Абд ар-Рахман, [сами того] не зная». И сказал Абу 'Абд ар-Рахман: «Я еще не видел худшего мушана». [Тогда] сказал ему Абу Йусуф:

Вошел к ар-Рашиду 'Абд-ал-Малик б. Салих, и хаджиб сказал ему: «Сегодня ночью Повелитель Верующих потерял сына, и родился у него сын. [Так] соболезнуй и поздравь». И когда он предстал [перед халифом], сказал: «О Повелитель Верующих! Обрадовал тебя Аллах в том, в чем причинил несчастье, и сделал одно воздаянием терпеливому, а другое — наградой благодарящему».

Когда усилилась болезнь ар-Рашида и он двинулся в Тус в сто девяносто третьем году (808/9), врачи представили ему болезнь неопасной. [Тогда ар-Рашид] послал к персидскому врачевателю, бывшему там, и показал ему воду свою вместе с различными сосудами. И когда [врачеватель] дошел до его сосуда, сказал: «Сообщите хозяину этой воды, что он умрет. Пусть сделает завещание, ибо нет ему исцеления от его недуга». [Тогда] ар-Рашид заплакал и стал повторять два этих байта:

Усилилась слабость его, и люди стали распускать слухи о его смерти. [Тогда ар-Рашид] приказал [подать] ему осла, чтобы сесть на него. И когда он на нем поехал, ноги его опустились вниз, и он не усидел в седле. [Тогда] он сказал: «Снимите меня — правы распускающие слухи». Потом он велел [подать несколько] саванов, выбрал из них тот, что захотел, и приказал выкопать могилу. Когда [же] он заглянул в нее, сказал: «Не избавило меня мое достояние, и погибла моя власть»[781].

Затем позвал брата Рафи"[782] и сказал: «Вы сорвали меня с места, так что взял я на себя [бремя] этих путешествий вместе с болезнью моей и слабостью моей». А брат Рафи' б. ал-Лайса был из тех, кто восстал против [ар-Рашида]. Сказал [халиф]: «Поистине, убью я тебя так, как не убивали до тебя подобного тебе». Потом приказал расчленить его. И сдался Рафи' после этого ал-Ма'му-ну[783]. Мы упомянули известие о нем в иных книгах. Затем [ар-Рашид] позвал тех хашимитов, кто был в его войске, и сказал: /376/ «Поистине, каждая тварь умирает, а все новое гибнет. Случилось со мною то, что вы видите. И я увещеваю вас в трех [вещах]: храните то, что вверили вам на сохранение, оставайтесь преданными имамам нашим и избегайте разногласия в словах ваших. Посмотрите на Мухаммада и 'Абдаллаха. И если кто из них замыслит против брата своего, то отвратите его от замысла его и объясните ему безобразие замысла его и неистинность его». И в тот день [ар-Рашид] пожаловал многие богатства и земли и угодья.

Сказал ар-Рийаши: Сказал ал-Асма'и: Я вошел к ар-Рашиду, а он рассматривал грамоту, и слезы текли по его щекам. Я остался стоять, пока он [не] успокоился, [не] взглянул на меня и [не] сказал:

«Садись, Асма'и. Видел ли ты, что было?» Я сказал: «Да, о Повелитель Верующих». Он сказал: «Клянусь Аллахом, если бы [это] было из-за мирского дела, то ты такого бы не увидел». И он бросал свиток, а на нем — стихи Абу-л-'Атахии, [написанные] великолепным почерком. И это:

Затем сказал ар-Рашид: «Словно ко мне, клянусь Аллахом, обращаются с этим помимо других людей». Вскоре после этого он умер.

Сказал ал-Мас'уди: Мы привели совокупность известий [об] ар-Рашиде в наших предшествующих книгах и в этой книге. Мы не приводили среди известий [об] ар-Рашиде ничего из сообщений [о] Бармакидах[785]. Так упомянем же теперь совокупность известий [о] них в главе, отведенной для этого, [в которой] мы упомянем счастливые и горестные из их деяний, хотя мы привели остальные известия о них и цвет их деяний в наших предшествующих книгах. Аллах — попечитель успеха.

Никто из детей Халида б. Бармака[786] не достиг степени его щедрости, мудрости, мужества и всей его доброты — ни Йахйа с его мудростью и обильным умом, ни ал-Фадл[787] с его щедростью и вежеством, ни Джа'фар б. Йахйа с его [умением] писать и красноречиво [говорить], ни Мухаммад б. Йахйа[788] с его благородством чувств и возвышенностью помыслов, ни Муса б. Йахйа[789] с его храбростью и мужеством. О тех, кого мы упомянули, говорит Абу-л-Гаул-стихотворец[790]:

Когда халифат перешел к ар-Рашиду, он стал назначать вазирами Бармакидов. И они помимо него стали накапливать деньги, так что он нуждался [хоть и] в немногих деньгах, [но] не мог их [получить]. Он покончил с ними в сто восемьдесят седьмом году (802/3). Разошлись во мнениях о причине этого. Сказано: накопление богатств и то, что они отпустили мужа из рода Абу Талиба, бывшего в руках их. Сказано [и] другое. Аллах лучше знает.

Рассказывают, что однажды к ар-Рашиду пришло письмо начальника ал-барида в Хорасане, а перед ним сидел Йахйа б. Халид. [Начальник ал-барида] упомянул в письме, что ал-Фадл б. Йахйа занялся охотой и предался наслаждениям, [позабыв] о рассмотрении дел подданных. Прочитав [письмо], ар-Рашид бросил его Йахйе и сказал ему: «Отец, прочти это письмо и напиши ему [другое], [которое) удержало бы его от подобного». [Тогда Йахйа] протянул руку к чернильнице ар-Рашида и написал ал-Фадлу на оборотной стороне письма начальника ал-барида: «Да хранит тебя Аллах, сыночек, и наслаждайся собой. Дошло до Повелителя Верующих то, что ты увлекся охотой и удовольствиями, [позабыл] о рассмотрении дел подданных, и [халифу] это не понравилось. Так возобнови то, что тебе более пристало. [Ведь] того, кто вернется к тому, что ему подобает или [к тому] что его порочит, будут знать люди века его только по этому». И написал внизу [письма] такие байты:

Ар-Рашид [тем временем] смотрел на то, что пишет Йахйа. Когда он закончил, [халиф] сказал: «Уведомил ли ты его, отец?» И когда письмо прибыло к ал-Фадлу, он [стал целые дни] не покидать мечетей, пока не ушел со своей должности.

Сказал Исхак б. Ибрахим ал-Маусили: Однажды я был у ар-Рашида. Бармакиды приготовили питье. Йахйа б. Халид привел девушку, и она запела:

[Тогда] ар-Рашид сказал: «Чье это?» И было сказано: «Халида б. Йазида ал-Катиба»[791]. Он сказал: «Ко мне его». Сказал Халид: И я явился. [Тогда] ар-Рашид сказал девушке: «Повтори». И она повторила. И он сказал мне: «Чье это?» Я сказал: «Мое, о Повелитель Верующих». В то время пришла служанка с яблоком, на котором [было] написано:

[Тогда] ар-Рашид взял другое яблоко и написал на нем:

Потом он сказал [Халиду]: «Скажи об этом что-нибудь». И он сказал:

/379/ Рассказывал ал-Джахиз со [слов] того, кто ему сообщил, со [слов] Анаса б. Абу Шайха[792]. Он сказал: Однажды Джа'фар б. Йахйа поехал верхом, приказал своему слуге взять с собой тысячу динаров и сказал ему: «По дороге я заеду к ал-Асма'и. И если он будет мне [что-нибудь] рассказывать, и ты увидеть, что я засмеялся, то положи [деньги] перед ним». Джа'фар остановился у ал-Асма'и, и ал-Асма'и принялся рассказывать ему удивительные вещи и анекдоты, которые смежили и развлекали. Но [Джа'фар] не рассмеялся и вышел от него. [Тогда] сказал ему Анас б. Абу Шайх: «Я видел от тебя удивительное. Ты приказал [выдать] тысячу динаров ал-Асма'и, и он веселил тебя всякой шуткой. Не в твоем обычае возвращать в свою казну то, что вышло из нее». И [Джа'фар] сказал ему: «Горе тебе! Перешло к нему из наших денег сто тысяч дирхамов до этого раза. Сегодня же я увидел в его доме разбитый кувшин. На нем была изношенная куртка, [а в покое] — грязное сиденье. Все, что я видел у него, — ветхое. Я вижу, что язык благодеяния красноречивее, нежели его язык, и что само дело более [достойно] похвалы и порицания, чем его хвала и порицание. Так с какой же стати я [стану] ему давать, если с его [стороны] не проявилось дело и благодеяние не молвило за него благодарностью?»

Об ар-Рашиде и Джа'фаре б. Йахйе говорит поэт:

Йахйа б. Халид обладал ученостью, знанием, [даром] исследования и рассмотрения. У него было собрание, где встречались богословы-догматики[793] из людей ислама и другие из людей воззрений и сект. И сказал им Йахйа, [когда] они собрались у него: «Вы много говорите о скрытом и явном, о древнем и новом, об утверждении и отрицании, о движении и покое, о сходстве и различии, о бытии и небытии, об эволюции и революции, о субстанциях и акциденциях, об исправлении и опровержении, об отрицании свойств и их утверждении, о потенции и реализации, о количестве и качестве, о присоединенном, об имамате — является ли он ясным указанием[794] или избранием — и другом, о корнях и ветвях[795] которого вы приводите речения. Так скажите [же] теперь о любви без разногласий, и пусть каждый из вас приведет об этом то, что представится ему и придет на ум». /380/ [Тогда] сказал 'Али б. ал-Хай-сам[796], бывший по мазхабу[797] имамитом[798], из знаменитых богословов-шиитов[799]: «О вазир, любовь — плод подобия. Она [является] свидетельством смешения двух духов. [Любовь] — из моря нежности, тонкости деяния и чистоты сущности. Не ограничена ее широта. Прибавление ее — убыль для тела».

Сказал Абу Малик ал-Хадрами[800], он [был] по мазхабу хариджит, а они — аш-шурат[801]: «О вазир, любовь — это дуновение волшебства. Она сокровеннее и горячее угольев и возникает только при удвоении характера и смешении форм. [Любовь] проникает в сердце, словно дождь из туч проникает между песчинками. Она царит над свойствами [людей], подчиняются ей умы и покоряются ей воззрения».

Сказал третий, а это Мухаммад б. ал-Хузайл ал-'Аллаф[802], который был мутазилистского мазхаба и шайхом басрийцев: «О вазир, любовь запечатывает глаза и сердца. Она поднимается по телам, поспешает к печени. И обладатель любви — с рассеянными мыслями и переменчивым воображением. Не чисто для него сущее и не сохранно для него обещанное. Поспешают к нему горести. [Любовь] — это глотки из настоя смерти и остаток водоемов сиротства, однако она [происходит] от щедрости характера и красоты свойств [его]. Обладатель [любви] щедр, не прислушивается к словам отказа и не приходит ему на ум отвечать на упреки».

Сказал четвертый, и это Хишам б. ал-Хакам ал-Куфи[803], шейх имамитов в свой век и знаменитый писатель времени своего: «О вазир, любовь — [это] силки, расставленные роком. Ловит он в них только людей, далеких от бедствий [жизни]. И если попадет любящий в его сети и запутается в них, то вряд ли выберется он оттуда в скорости целым. И только из-за красоты внешности, неизменности в обращении и в помыслах [влюбленный обретает] гибель в сердцевине печени своей и крови сердца своего, [что] сковывает красноречивый язык, и владелец оставляет невольника, а господин — рабов, чтобы подчиниться рабу раба своего».

/381/ Сказал ан-Наззам Ибрахим б. Йасар ал-Му'тазили[804] — он был из теоретиков басрийцев в свой век: «О вазир, любовь тоньше миража, лукавее вина. Она [сделана] из влажной глины и замешена в сосуде величия. Сладостен плод ее, когда его ешь понемножку, а если злоупотребить ею, то станет любовь убийственным помешательством и препятствующим пороком, [который] не стремятся излечить. Она обильным облаком изливается на сердца, и от этого прорастает страсть и плодоносит желание. Сраженный [любовью] постоянно мучается, тяжело дышит, он почти поражен параличом, погружен в долгие думы. Если скроет его ночь, он [страдает] от бессонницы, а если осветит его день, то он обеспокоится. Пост его — беда, а разговение — жалоба».

Затем сказали шестой, седьмой, восьмой, девятый, десятый и последующий, так что затянулся разговор о любви в различных выражениях, [имеющих] близкий и соответствующий друг другу смысл. И свидетельствует об этом уже приведенное нами.

Сказал ал-Мас'уди: Люди, бывшие прежде и потом, разошлись во мнениях относительно зарождения любовной страсти, [того], как она появляется, и ее сущности — [происходит] ли это от зрения или от слуха, по свободному выбору или по принуждению; какова причина того, что она зарождается, если ее не было, а после прекращает бытие свое?

Является ли это деянием говорящей души или тела и его свойств? Сказал Бикрат[805]: «Она — смешение двух душ. Подобно тому, как если бы смешалась вода с подобным ей, [то] было бы трудно очистить ее каким-либо способом. А души нежнее воды и тоньше в проявлениях [своих]. Потому и не уничтожают ее ночи, не создают ее века и не отталкивает ее отталкивающий. [Слишком] тонко для воображения течение ее, скрыто от взоров местоположение ее, и умы пришли в замешательство, по какой причине [существование ее становится] возможным. Однако начало движения ее — в сердце, потом переходит она в прочие органы. И проявляется дрожание конечностей, бледность цвета [лица], заикание речи, слабость рассудка, горести и несчастья, так что обладатель этого испытывает убыль».

Некий врач полагал, что любовь — [это] желание, [все] увеличивающееся, зарождающееся в сердце, к [которому] собираются вещества [по причине] стремления [их]. И если [любовь] усилится, то в обладателе ее увеличится возбуждение, раздражение, медлительность, /382/ задумчивость, мечтательность, рассеянность, грусть, тяжесть в груди, многомыслие, малое употребление пищи, порча ума и сухость мозга. Дело в том, что медлительность в еде сжигает кровь. А если [кровь] сгорит, [то] превратится в черную желчь. Если она усилится, то вызовет думы. Поднимется жар, воспалится желчь, потом желчь превратится в гнилость, соединится тогда с черной желчью, станет ее составной частью, и та усилится. Из свойств черной желчи — задумчивость. Если же мысль станет гнить, то вещества смешаются с гнилью, и вместе со смешением возникнет тупость, недостаток ума и желание того, чего не будет и [что] не случится. Тогда у [пораженного] любовью усилится то, что с ним [произошло], и он умрет или убьет себя, или же, возможно, разрыдается, и дух его скроется на двадцать четыре часа. Подумают, что [влюбленный] умер, и погребут его живым. Возможно, он вздохнет с облегчением, и дух его скроется рядом с сердцем его. [Тогда] сердце сожмется и расслабится, пока он [не] умрет. Возможно, [влюбленный успокоится, [но] возжелает взором [своим] и внезапно увидит того, кого любит. И если любящий услышит упоминание о том, кого он любит — ты видишь, как бежит его кровь и изменяется цвет его лица.

Сказал один из них: Поистине, Аллах создал каждый дух круглым, в виде шара, разделил его на [две] половины и вложил по половине в каждое тело. И [если] какое-либо тело встретит [то] тело, в котором [находится] половина, отрезанная от его собственной, [то] любовь между ними обязательна по [причине] прежде бывшего соответствия, но различны обстоятельства людей при этом [в зависимости от] силы и слабости и свойств характера их.

У людей этого образа мысли длинные речи о том, о чем мы упомянули, и [о том] что души — [это] светящиеся цельные предметы, спустившиеся с высоты в эти тела и поселившиеся в них. Души следуют друг за другом по порядку соседства в мире душ [относительно] близости и отдаленности. Этому направлению следует сообщество [ученых] из тех, кто внешне [исповедует] ислам. Они приводят доводы из Корана, преданий и свои собственные доводы по аналогии. Из этого слова Его, Велик Он и Славен: «О ты, душа успокоившаяся! Вернись к твоему Господу довольной и снискавшей довольство! Войди с Моими рабами, войди в мой рай»[806].

Они сказали: Возвращение в [некое] состояние не происходит без предшествовавшего бытия. Затем слова Пророка, да пребудет с ним приветствие и благословение Аллаха, как их передал Са'ид б. Абу Марйам[807]. Он сказал: Сообщил нам Йахйа б. Са'ид[808] [со слов] 'Умры [со слов] 'А'иши[809] [со слов] Пророка, да пребудет с ним приветствие и благословение Аллаха, что он сказал: «Души — призванные [на службу] воины. Те из них, что познают друг друга, объединяются, а те, что не узнают друг друга, расходятся».

/383/ Этому учению последовало сообщество бедуинов. И об этом говорит Джамил б. 'Абдаллах б. Ма'мар ал-'Узри, [воспевая] Бусайну[810]:

Сказал Джалинус[811]: Любовь случается между разумными из-за их сходства по уму и не случается между глупцами, даже если они сходны в глупости. Ибо ум действует упорядоченно, и двое могут совпасть в нем единым образом, а глупость не действует упорядоченно, и двое не могут в ней совпасть. Один араб классифицировал [разновидности] любви, сказав:

Сказал суфий[812] из [числа] багдадцев: Поистине, Аллах, Велик Он и Славен, испытывает людей любовью, чтобы они подчинялись тем, кого любят, дабы труден был для них гнев [любимых] и радовало их удовольствие [возлюбленных], и пусть из этого они делают вывод о степени покорности Аллаху, ибо нет этому подобия и примера, [поскольку] Он — их создатель, не нуждающийся в них, и податель им пищи, милостивый к ним. И если они станут покоряться [другим], помимо [Аллаха], [то] более пристало угождать Всевышнему.

У суфиев-батинитов[813] об этом много слов и долгих речей.

Сказал Ифлатун[814]: Я не знаю, что [такое] любовь. Однако это божественная одержимость. Любовь ни восхваляема, ни порицаема.

Написал некий красноречивый писец брату своему: «Я встретил на тебя сердцевину своей души. Меня не надо восхвалять за следование тебе без узды, ибо души следуют одна за другой».

У людей из [числа] философов, астрономов, последователей ислама и прочих, что были раньше и позже, много слов о любви. Мы привели [высказывания эти] в нашей книге Ахбар аз-заман /384/ ва ман абадаху-л-хадасан мин ал-умам ал-мадийа ва-л-аджй-ал ал-халийа ва-л-л-мамалик ад-дасира[815].

Однако мы отклонились от известий [о] Бармакидах, в коих доныне пребывали, когда упомянули [о] любви, и повествование наше привело нас к [тому, чтобы] упомянуть наиболее значительное из сказанного об этом.

Вернемся же теперь к тем известиям, [повествующим о] гармонии и счастье дней их и затем о бедственном обороте дел их.

Упомянул обладающий знанием об известиях Бармакидов, что когда Джа'фар б. Йахийа б. Халид б. Бармак, Йахйа б. Халид, ал-Фадл и другие из рода Бармака достигли того, чего достигли во власти, дошли до предела главенства, и устроились дела их, так что [было] сказано: «Поистине, дни их — свадьбы и постоянная, непрекращающаяся радость», сказал ар-Рашид Джа'фару б. Йахйе: «Горе тебе, о Джа'фар! Поистине, нет на Земле людей, таковых образом, что к ним бы меня влекло и к ним бы я склонялся, которыми бы я наслаждался и к которым стремился, разве что [ты], и [оттого сильно желание мое] видеть тебя. И ал-'Аббаса[816], сестра моя, занимает у меня подобное положение. И я подумал о моем деле с вами и решил, что не утерплю ни без тебя, ни без нее. И ты видишь меня отринувшим довольство и радость, когда я бываю с нею без тебя. И тот же удел мой, когда я бываю с тобой без нее. Я увидел то, что соединит для меня радость и благодаря чему усилится для меня услада и нега». [Джа'фар] сказал: «Да ниспошлет тебе Аллах удачу, о Повелитель Верующих, и да устроит все твои дела благоразумно!» Сказал ар-Рашид: «Я поженю вас [таким] браком, что ты будешь обладать [правом] сидеть вместе с [ал-'Аббасой], смотреть на нее и встречаться с нею в собрании, где буду я с вами, но не более того». И ар-Рашид женил его, несмотря на то, что Джа'фар [проявил] нежелание к этому, и свидетелями были [все] присутствовавшие из его слуг, приближенных и маула. Ар-Рашид взял с [Джа'фара] клятву и обещания [именем] Аллаха и [другие] суровые клятвы, что он не уединится с [ал-'Аббасой], не [станет] с нею сидеть и что не покроет его с нею [одна] крыша дома, кроме как в присутствии Повелителя Верующих ар-Рашида. Джа'фар поклялся ему в этом. [Ар-Рашид] был этим доволен и счел это для себя обязательным. И они встречались таким образом, как мы описали. Джа'фар [в таких случаях] отстранял взор свой от [ал-'Аббасы], отворачивал лицо свое, боясь Повелителя Верующих и оставаясь верным присяге своей, клятве и обещанию /385/ того, о чем с ним договорился ар-Рашид.

Ал-'Аббаса полюбила [Джа'фара] и задумала обмануть его. Она написала [Джа'фару] записку, но он вернул ее гонца, обругав его и пригрозив ему. Она вновь [послала гонца], но он вернул его с тем же. Когда же укрепилось в душе ал-'Аббасы отчаяние, она обратилась к его матери, [которая] не была тверда, и [ал-'Аббаса] склонила ее [на свою сторону] подарками из драгоценных камней и подношениями, а также подобным этому из обилия денег и царских даров, так что та подумала, будто [ал-'Аббаса] покорна ей, словно рабыня, преданна и сострадательна, как невольница. [Тогда ал-'Аббаса] показала ей сторону дела, которого она желала, и уведомила ее о том, что [будет] ей в том из достойных последствий и какая гордость и честь [выпадет на долю] ее сына, если он породнится с Повелителем Верующих. [Ал-'Аббаса] внушила [матери Джа'фара], что если это дело состоится, то в том будет защита ей и ее сыну от прехождения благодеяния и падения положения [Джа'фара]. [Тогда] Умм Джа'фар согласилась с [ал-'Аббасой] и пообещала ей подстроить хитрость, а [ал-'Аббаса] ее ублажала, чтобы она их свела. И однажды [мать] пришла к Джа'фару и сказала: «Сыночек, мне рассказали, что в одном дворце [есть] рабыня, воспитанная по-царски. Она достигла благовоспитанности, учености, изысканности и сладости, обладая великолепной красотой, чудесным станом и похвальными чертами того, подобного чему не видано. Я решила купить ее для тебя. И дело между мною и владельцем ее сладилось». Джа'фар встретил слова [матери] приятием, и его сердце привязалось к этому, а душа возмечтала о [рабыне]. А [мать] принялась медлить, так что страсть его усилилась и возросло его желание, и [Джа'фар] стал настаивать на ускорении и исполнении [дела]. Когда [же] мать узнала, что он не в силах терпеть и что тревога в нем усилилась, сказала ему: «Я приведу ее к тебе в такую-то и такую-то ночь». И она послала к ал-'Аббасе и уведомила ее об этом, и та приготовилась так, как готовится подобная ей, и пошла к нему и ту ночь. А Джа'фар в ту ночь ушел от ар-Рашида, и в душе его сохранился остаток выпитого им вина, [вкусить] которого он решился. Он вошел в свой дом, спросил о невольнице, и ему сообщили, где она находится. [Тогда] ее ввели к хмельному молодцу, который не узнал ее внешности и не распознал ее образа. И он пал на нее и совокупился с ней. Когда [же] он удовлетворил потребность свою в ней, /386/ она сказала ему: «Что ты думаешь о хитростях царских дочерей?» Он сказал: «Каких царских дочерей ты имеешь в виду?», думая, что она из дочерей ромеев[817]. [Тогда] она сказала ему: «Я госпожа твоя ал-'Аббаса бинт ал-Махди». И он в ужасе вскочил — ушло от него опьянение и вернулся к нему ум его. [Потом Джа'фар] пришел к матери своей и сказал: «Продала ты меня задешево и посадила на верблюда, [идущего] по ухабистой [дороге]. Смотри, к чему приведет мое положение».

А ал-'Аббаса ушла от [Джа'фара] беременной, затем родила мальчика и приставила к нему одного из своих слуг по имени Раййаш и кормилицу, [которую] звали Барра. Когда [же ал-'Аббаса] испугалась, что известие [об этом] проявится и распространится, она отправила мальчика, слугу и кормилицу в Мекку и приказала им воспитать его.

Срок Джа'фара затянулся. Он, его отец и братья овладели делом государства. Зубайда Умм Джа'фар, жена ар-Рашида, занимала при нем такое положение, что никто из равных ей не опережал ее. А Йахйа б. Халид все еще ведал делами женщин ар-Рашида и запрещал им пользоваться услугами челяди. [Тогда] Зубайда пожаловалась ар-Рашиду, и он сказал Йахйе б. Халиду: «Отец, почему Умм Джа'фар жалуется на тебя?» Он сказал: «Повелитель Верующих, обвинен ли я по поводу дел женщин твоих и устроения дворца твоего?» [Ар-Рашид] сказал: «Нет, клянусь Аллахом». [Тогда] он сказал: «Не принимай слов ее». Сказал ар-Рашид: «Больше я с тобой [об этом не заговорю]». Йахйа стал еще больше чинить препятствий [Зубайде] и грубо [обходиться] с нею. Он приказывал запирать ночью двери женской половины дворца и уносил ключ к себе домой. Это сильно рассердило Умм Джа'фар. Однажды она вошла к ар-Рашиду и сказала: «О Повелитель Верующих, чего добивается Йахйа, не допуская ко мне моих слуг и ставя меня не на [подобающее] мне место?» И ар-Рашид сказал ей: «Я не принимаю обвинений против Йахйи по поводу устройства [дел] моих женщин». [Тогда] она сказала: «Если так, то он убережет своего сына от [последствий того], что тот сотворил». Он сказал: «Что же это?» И [Зубайда] сообщила ему известие и рассказала историю ал-'Аббасы и Джа'фара. [У халифа] руки опустились, и он сказал ей: «Есть ли у тебя касательно этого доказательство или свидетель?» Она сказала: «Какое доказательство свидетельствует лучше, чем сын?» Он сказал: «Где [тот] сын?» Она сказала: «Раньше он был здесь, а когда [ал-'Аббаса] испугалась проявления дела его, отослала его в Мекку». [Тогда] ар-Рашид сказал ей: «Знает ли об этом кто-нибудь, кроме тебя?» Она сказала: «Нет во дворце невольницы, [которая не] знала [бы] /387/ об этом. [Тогда] ар-Рашид перестал об этом спрашивать и отвернулся.

[Потом] он сделал вид, что хочет [совершить] хаджж и выехал вместе с Джа'фаром б. Йахйей. [Тогда] ал-'Аббаса написала слуге и кормилице, чтобы они увезли мальчика в Йемен. [Когда же] ар-Рашид прибыл в Мекку, он приказал доверенным [людям] учинить розыск и следствие по делу мальчика, няньки и слуги и выяснил, что все верно. Когда [же] совершил он свой хаджж и вернулся, замыслил лишить Бармакидов их благоденствия. И пробыл в Багдаде недолгое время, [а] потом выехал в ал-Анбар. В день, когда [ар-Рашид] решил убить Джа'фара, он позвал ас-Санди б. Щахака[818] и приказал ему отправиться в Город Мира и поставить соглядатаев за домами Бармакидов, их писцов, сыновей и родственников, и [велел] сделать это тайно, так чтобы не рассказывать об этом никому до приезда в Багдад, а потом сообщить об этом верным [людям] из родственников и подручных. Ас-Санди исполнил это.

И ар-Рашид сидел в [одном] месте в ал-Анбаре, называемом ал-'Умр[819], а у него [был] Джа'фар. Они провели день наилучшим образом и [вели] самую сладостную жизнь. Когда [же] Джа'фар ушел от него, ар-Рашид проводил его верхом, затем вернулся, сел на стул и приказал убрать то, что было перед ним. А Джа'фар ушел в дом свой, и в нем [был] остаток вина. Он позвал Абу Заккара-певца ат-Танбури[820] и своего писца Ибн Абу Шайха. Натянули занавес, за которым уселись невольницы, играя [на музыкальных инструментах] и напевая, а Абу Заккар запел ему:

А ар-Рашид тотчас же приказал слуге своему Йасиру, известному как Рахла[821], сказав: «Поручаю тебе дело, на которое, считаю я, не годятся ни Мухаммад[822], ни ал-Касим[823]. Думаю, что ты [исполнишь] его самостоятельно и без промедления. [Так] оправдай мое мнение [о тебе] и опасайся ослушаться приказа моего, ибо это будет причиной падения положения твоего у меня и расстройства дел твоих. [Тогда Йасир] сказал: «О Повелитель Верующих, если бы ты сейчас приказал мне вонзить меч в живот свой и вынуть его из спины, я бы исполнил это. Так приказывай, и я, клянусь Аллахом, поспешу». И [ар-Рашид] сказал: «Знаешь ли ты Джа'фара б. Йахйу ал-Бармаки?» /388/ [Йасир] сказал: «О Повелитель Верующих, знаю ли я [кого-нибудь], кроме него? Или возможно не признать [знакомство] с подобными Джа'фару?» [Ар-Рашид] сказал: «Видел ли ты, как я проводил его, когда он выходил?» [Йасир] сказал: «Да». [Ар-Рашид] сказал: «[Так] ступай же немедленно к нему и принеси мне его голову, в каком бы положении ты его ни застал». Йасир задрожал от этих слов, и его охватил трепет. Он стоял, [не в силах] возразить. [Тогда ар-Рашид] сказал: «Йасир, разве я только что не говорил с тобой о том, чтобы [ты] не пытался меня ослушаться?» [Йасир] сказал: «Да, о Повелитель Верующих, но речи [твои] важнее этого, и я бы желал умереть, прежде чем пройдет через руку мою [хоть] часть дела, к [которому] призывает меня Повелитель Верующих». [Тогда ар-Рашид] сказал: «Оставь это и ступай [выполнять] то, что я тебе приказал». Йасир отправился и вошел к Джа'фару, а он предавался развлечению своему, и сказал ему: «Поистине, Повелитель Верующих приказал мне [сделать] с тобой то-то и то-то». Сказал Джа'фар: «Повелитель Верующих шутит со мною Разные шутки, и это одна из них». [Тогда Йасир] сказал: «Клянусь Аллахом, я думаю, что это серьезно». [Джа'фар] сказал: «Если дело обстоит так, как ты сказал, то, значит, он пьян». [Йасир] сказал: «Нет, клянусь Аллахом, я не заметил никакого умаления в уме его и не думаю, что он пил вино сегодня, хотя рабы его [и пили]» [Джа'фар] сказал ему: «Поистине, у меня до тебя правое [дело], которое нельзя исполнить ни в какие другие времена, кроме как в это время». [Йасир] сказал: «Ты увидишь, что я скор во всем, кроме того, что противоречит Повелителю Верующих». [Джа'фар] сказал: «[Тогда] вернись и уведомь его [в том, что] ты исполнил то, что приказывал тебе. И если [халиф] станет раскаиваться, то жизнь моя от рук твоих продлится и будет тебе от меня новая милость, а если он останется при подобном же мнении, то исполнишь то, что он приказывал тебе, завтра». [Йасир] сказал: «Нет к тому пути». [Джа'фар] сказал: «[Тогда] я пойду с тобой к становищу Повелителя Верующих и встану, так, чтобы слышать его слова и его обращение к тебе. И если ты приведешь оправдание, а он не согласится [ни на что], кроме того, [чтобы] ты принес ему мою голову, ты выйдешь и возьмешь [ее] рядом». Он сказал ему: «Что касается этого, то да». И они вместе отправились к становищу ар-Рашида, Йасир вошел к нему и сказал: «Я взял голову его, О Повелитель Верующих, и вот он готов». [Тогда ар-Рашид] сказал ему: «Принеси мне ее, не то, клянусь Аллахом, я убью тебя прежде него». [Тогда Йасир] вышел и сказал ему: «Слышал ли ты речи?» [Джа'фар] сказал: «[Делай то], что тебе приказано». И [он] вынул из рукава платок /389/ небольшого [размера], завязал себе глаза и подставил шею. Йасир ударил по ней и принес его голову ар-Рашиду. Когда [же халиф] увидел перед собой голову, он склонился над ней и принялся перечислять ей провинности [Джа'фара]. Потом он сказал: «Йасир, приведи ко мне такого-то и такого-то». И когда [Йасир] привел их, [ар-Рашид] сказал: «Отрубите голову Йасиру — я не могу смотреть на убийцу Джа'фара».

Сказал ал-Асма'и: Послал за мной ар-Рашид в ту ночь, и когда меня ввели к нему, он сказал: «Асма'и, я сказал стихи, [так] послушай их». Я сказал: «Да, о Повелитель Верующих». И он прочитал:

Сказал ал-Асма'и: Я вернулся к себе домой, и не успел дойти до [жильца своего], как люди заговорили об убийстве Джа'фара.

Удвери дворца 'Али б. 'Исы б. Махана[824] в Хорасане утром ночи, когда был убит Джа'фар и свергнуты Бармакиды, нашли письмо, [написанное] великолепным почерком:

Сказал ал-Мас'уди: И был срок династии Бармакидов, их власти и цветущих, прекрасных дней их от [начала халифата] ар-Рашида до убийства Джа'фара б. Йахйи б. Халида б. Бармака семнадцать лет, семь месяцев и пятнадцать дней. Их оплакали поэты многими заплачками, упоминая дни их. И отсюда слова 'Али б. Абу Му'аза:

Из тех, кто сказал [стихи] и чьи слова пришлись по нраву, Ашджа' ас-Сулами[826]. Он сказал в касиде:

Сказал о них Салих ал-Хасир:

Сказал о них Салих ал-А'раби[827]:

Сказал о них Абу Джазра ал-А'раби, сказано — Абу Нувас:

Сказал о них некий поэт, и у него [хорошо] получилось:

/392/ Сказал о них Ашджа':

И у другого о них байты:

И сказал Мансур ан-Нимри[829]:

Сказал Ди'бил ал-Хуза'и:

Сказал о них тоже Ашджа':

Когда был убит Джа'фар, схватили Йахйу и ал-Фадла, и ополчилось на них страдание, и привязалась к ним беда, и ал-Фадл б. Йахйа сказал, говоря об их положении:

После падения Бармакидов ар-Рашид часто произносил:

Сказал Мухаммад б. 'Абд ар-Рахман ал-Хашими: Вошел я к родительнице моей в день жертвоприношения[831] и обнаружил, что она разговаривает с почтенной женщиной в оборванных одеждах. И [матушка] сказала мне: «Знаешь ли ты ее?» Я сказал: «Нет». Она сказала: «Это 'Аббада[832], мать Джа'фара б. Йахйи». Тогда я повернулся к ней и стал с ней разговаривать, оказывая почет. Затем я сказал: «Матушка, что самое удивительное из того, что ты видела?» Она сказала: «Сыночек, наступил праздник, подобный этому, и была я во главе четырехсот рабынь и считала сына своего непокорным. И вот [теперь] наступил этот праздник, и не мечтаю я ни о чем, кроме шкуры двух овец, [чтобы] одну постелить, а другой укрыться». [Мухаммад б. 'Абд ар-Рахман] сказал: Я дал ей пятьсот дирхамов, и она чуть не умерла от радости, [получив] их. ['Аббада] захаживала к нам, пока нас не разлучила смерть.

Рассказано [со слов] одного из дядьев ар-Рашида, что он пошел к Йахйе б. Халиду, когда ар-Рашид к нему переменился, до [того], как [халиф] поразил [Бармакидов], и сказал ему: «Повелитель Верующих полюбил собирать богатства. Умножились сыновья его, и он хочет обеспечить их землями. [Богатства и земли], по его мнению, скопились у тебя и сподвижников твоих, и если бы ты подумал о землях их и богатствах их, отдал бы их сыновьям Повелителя Верующих и приблизился с их помощью к нему, [тогда], думаю, был бы ты в безопасности и обратился бы к тебе Повелитель Верующих». /393/ [Тогда] сказал ему Йахйа: «Клянусь Аллахом, любезнее для меня, [если) окончится мое благоденствие, нежели [если] отниму его у людей, причиной благоденствия которых я был».

Упомянул ал-Халил б. ал-Хайсам аш-Ша'би, которого ар-Рашид приставил к Йахйе и ал-Фадлу в заточении. Он сказал: Пришел ко мне Масрур ал-Хадим, а с ним сообщество слуг. И у одного из [этих] слуг был сложенный платок. [Тогда] пришло мне на ум, что ар-Рашид смилостивился над ними и послал им [знак своего] благоволения. И сказал мне Масрур: «Выведи ал-Фадла б. Йахйу». Когда [же] он предстал перед ним, [Масрур] сказал ему: «Повелитель Верующих говорит тебе: «Я приказал тебе пожертвовать мне твои богатства. Ты утверждаешь, что уже сделал это, я имею достоверные сведения о том, что ты оставил у себя богатства. И я приказал Масруру дать тебе двести плетей, если ты ему не укажешь, где они». [Тогда] ал-Фадл сказал ему: «Пропал я, [клянусь] Аллахом, о Абу Хашим». И сказал ему Масрур: «О Абу-л-'Аббас, я вижу, что ты не предпочтешь имущество жизни своей. Ибо боюсь я, что если исполню приказанное относительно тебя, то погублю тебя». [Тогда] ал-Фадл поднял голову свою к небу и сказал: «О Абу Хашим, не солгал я Повелителю Верующих. И если бы мир сей был мой и меня поставили перед выбором: уйти из него или быть битым кнутом, я бы выбрал уход из него. Повелитель Верующих знает и ты знаешь, что мы оберегали честь нашу имуществом нашим. И как же теперь стали [бы] оберегать имущество наше от вас душами нашими? Если тебе что-либо приказано, так исполняй». [Тогда Масрур] приказал развернуть платок, и из него выпали плети со свинчатками. [Ал-Фадлу] дали двести плетей. Его били те [самые] слуги. Они били его так сильно, [как только можно бить] без навыка, и чуть было не покончили с душой его, так что мы испугались, что он умрет. [Тогда] ал-Халил б. ал-Хайсам[833] сказал помощнику своему, известному как Абу Йахйа: «Здесь в темнице был человек, искусный во врачевании этого или подобного [недуга]. Ступай же к нему и проси его исцелить [ал-Фадла]». [Абу Йахйа] сказал: «Я сообщил об этом [врачевателю], и он сказал: «Может быть, /394/ ты хочешь вылечить ал-Фадла б. Йахйу. Известили меня о том, что с ним сделали». [Тогда] я сказал ему: «Да, этого я хочу». Он сказал: «Пойдем [же] к нему, чтобы я уврачевал его». Когда [же врачеватель] увидел его, сказал: «Полагаю, что ему дали пятьдесят плетей». [Абу Йахйа] сказал: «Ударили его двести раз». [Врачеватель] сказал: «Не думаю, вот след пятидесяти плетей. Однако ему следует спать на тростниковой циновке, и я некоторое время потопчу ему грудь». Ал-Фадл опечалился, потом согласился, и [целитель] сделал с ним это. Он топтал ему грудь, взял его за руку и потянул на себя, так что поднял с лежанки, и к ней прилипло много мяса с его спины. Потом [врачеватель] стал заходить и лечить его, пока однажды не посмотрел на него и не простерся ниц. И я сказал: «Что с тобой?» [Тогда] он сказал: «О Абу Йахйа, выздоровел Абу-л-'Аббас. Приблизься ко мне и посмотри». Сказал [Абу Йахйа]. Я приблизился к нему, и [врачеватель] показал мне на спине у [ал-Фадла] растущее мясо. Потом он сказал мне: «Помнишь ли слова мои [о том, что] это ему [от] пятидесяти плетей?» Я сказал: «Да». Он сказал: «Клянусь Аллахом, если бы ему дали тысячу плетей, то след их не был бы сильнее этого следа. Я сказал [о пятидесяти], чтобы душа его укрепилась и пособила мне исцелить его». Когда [врачеватель] вышел, ал-Фадл сказал мне: «О Абу Йахйа! Мне понадобились десять тысяч дирхамов. Ступай же к [человеку], известному как ан-Наса'и и сообщи ему о моей потребности в них». Сказал [Абу Йахйа]: Я принес ему послание, и [ан-Наса'и] приказал отнести деньги к [ал-Фадлу]. [Тогда] он сказал: «О Абу Йахйа! Я хочу, чтобы ты пошел с ними к этому человеку, врачевателю, извинился перед ним и попросил принять то, что я ему посылаю». Сказал [Абу Йахйа]: Я к нему пошел и нашел его сидящим на циновке. [На стене] висела лютня, рядом стояли бутылки с вином. Обстановка была ветхой. И он сказал: «В чем дело, о Абу Йахйа?» [Тогда] я стал извиняться за ал-Фадла, говоря о скудости его обстоятельств, и сообщил ему о том, что он послал ему. [Врачеватель] возмутился и зарычал, так что испугал меня, и стал повторять: «Десять тысяч дирхамов!» Я из всех сил старался, чтобы он принял их, но [врачеватель] отказался. [Тогда] я пошел к ал-Фадлу и [все] рассказал ему. И он сказал мне: «Не обращай внимания, клянусь Аллахом». Потом сказал мне ал-Фадл: «Я хочу, чтобы ты вернулся к ан-Наса'и во второй раз и сказал [бы] ему, что мне нужно еще десять тысяч дирхамов. И если он их выплатит тебе, иди со всем [этим] к [врачевателю]». Сказал [Абу Йахйа]: «Я получил от ан-Наса'и еще десять тысяч, вернулся с деньгами к [целителю] /395/ и все ему рассказал. Он [же] отказался принять что-либо от [ал-Фадла] и сказал: «Неужели я [стану] лечить молодца из ал-абна'[834] за плату? Уходи от меня. Клянусь Аллахом, я бы не принял и двадцати тысяч динаров». [Тогда] я вернулся к ал-Фадлу и сообщил ему известие. Он сказал мне: «О Абу Йахйа, расскажи мне о лучшем, что ты видел или что известно тебе из наших деяний». Сказал [Абу Йахйа]: И я принялся долго ему рассказывать. [Тогда] он сказал: «Оставь это. Поистине, то, что сделал этот человек, лучше, чем то, что сделали мы за все дни наши».

Джа'фар б. Йахйа был убит в возрасте сорока пяти лет. Сказано: [было ему] менее того. Йахйа б. Халид умер в ар-Ракке в сто восемьдесят девятом году (804/5), как мы уже сообщили.

Сказал ал-Мас'уди: Об ар-Рашиде [имеются] славные известия и [рассказы о его] деяниях. Мы ранее привели их в книгах наших, повествуя [о] ромейских царях после появления ислама и [рассказывая о] том, что было между [ар-Рашидом] и между Нак-фуром[835] выше в этой книге.

О Бармакидах [имеются] славные известия, а также о добродетелях их и их благодеяниях, равным образом как и прочие удивительные известия [о] них, и [таким образом] восхваляли их поэты и заплачки их [по ним]. Мы привели все это в книге Ахбар аз-заман и [в книге] ал-Китаб ал-Аусат, а в этой книге упомянули [только] замечательные известия, не приведенные нами ранее. Мы также упомянули начало известий [о] них до появления ислама, бытие их во главе храма ан-Наубахар[836], и это храм огня в Балхе, упомянутом нами ранее в книге, причину наименования [Прародителя рода их][837] Бармаком, известие [об отношениях] Бармака Величайшего[838] с царями тюрок, известие о [Бармакидах] после появления ислама, деяния в дни Омейядов, [таких] как Хишам б. 'Абд ал-Малик, и других, и то, что свершали они в дни ал-Мансура. И мы удовлетворились тем, что привели в этой книге часть из этих известий и замечательных преданий.

/396/ [VI] О халифате ал-Амина

Присягнули Мухаммаду б. Харуну в [тот] день, когда умер Харун ар-Рашид, и этот день субботы после четырех ночей, прошедших [от месяца] джумада-л-ула, в Тусе [в] году сто девяносто третьем (25.02.802). Привез [известие] о присяге ему Раджа' ал-Хадим[839]. Наблюдателем за [проведением] присяги в ар-Русафе был ал-Фадл б. ар-Раби'. Мухаммад прозывался по кунйе Абу Муса. Мать его Зубайда, дочь Джа'фара б. Абу Джа'фара[840]. Рождение его было в ар-Русафе. Был он убит в возрасте тридцати трех лет, шести месяцев и тринадцати дней. Тело его было погребено в Багдаде, а голова отвезена в Хорасан. И был халифат его четыре года и шесть месяцев. Сказано: девять месяцев. Сказано: восемь месяцев и шесть дней, в соответствии с обнаруженными нами различиями и разнобоем датировок. Сказано, что халифат достался Мухаммаду, [когда] ему было двадцать два года, семь месяцев и двадцать дней. Он был моложе ал-Ма'муна на шесть месяцев. Дни его в осаде от смещения до убийства были год, половина [года] и тринадцать дней, из [которых] два он был осажден.

[Когда] преставился ар-Рашид, ал-Ма'мун [был] в Марве[841]. Салих б. ар-Рашид[842] послал маулу Мухаммада ал-Амина Раджу ал-Хадима к Мухаммаду, и [тот] через двенадцать дней привез ему известие в Город Мира в четверг, в середине [месяца] джумада-л-ахира (5.04.809).

Упомянуло сообщество знатоков известий и тех, кто интересовался известиями [об] Аббасидах, такие как ал-Мада'ини, ал-'Утби[843] и другие, что Зубайда видела во сне в [ту] ночь, [когда] забеременела Мухаммадом, словно к ней вошли три женщины, а она была в покое [своем]. Две уселись справа от нее, а одна — слева. [Потом] одна из них приблизилась, положила руку на живот Умм Джа'фар[844], затем сказала: «Царь роскошный, расточительный, тяжелый для ноши, злополучный». Потом вторая сделала так же, как и первая, и сказала: «Царь, [которому] недостает серьезности, с зазубренным краем, любовь [которого] будет разорвана. Приговоры его [будут] несправедливы, а дни предадут его». Потом третья поступила так же, как поступила вторая, и сказала: «Царь громоподобный, расточительный, несогласный, малосправедливый». Сказала [Зубайда]: Я в ужасе очнулась. Когда [же] наступила ночь, в которую я родила Мухаммада, они вошли ко мне, а я спала, как [и тогда, когда] входили [прежде], сели у изголовья моего, посмотрели мне в лицо. Потом одна из них сказала: «Цветущее дерево, прекрасный базилик, сад многоцветный». Потом сказала вторая: «Родник обильный, недолговечный, быстрогибнущий, поспешно уходящий». И сказала третья: «Сам себе враг. Слабый в мощи своей. Скорый на самообман. Свергнутый с трона своего». [Тогда] я в ужасе пробудилась ото сна и рассказала об этом одной из своих служанок. Она сказала: «[Это] то, что иногда приходит ночью к спящему. Одна из игр духов».

Когда же его отняли [от груди], я легла ночью на ложе свое, а Мухаммад [был] передо мною в колыбели — вдруг они встали над головой моей, над сыном моим Мухаммадом, и одна из них сказала: «Царь жестокий. Болтливый расточитель. [Оставит] дальние слезы. Поспешно спотыкающийся». Потом сказала вторая: «Рекущий, с которым враждуют. Воин /398/ побежденный. Желает, но не получит. Озабоченный злодей». Сказала третья: «Выройте ему могилу, высеките ему ложе, несите его саваны, готовьте его убранство, ибо смерть его лучше жизни его». Сказала [Зубайда]: Я проснулась встревоженной и испуганной и спросила толкователей снов и звездочетов. Каждый сообщал мне о счастии его и долгой жизни его, а сердце мое не принимало этого. Потом я отругала себя и сказала: «Предохранят ли жалость, предосторожность и ухищрения от удара судьбы и способен ли кто-нибудь отвести рок от любимых своих?»[845]

В сто девяносто третьем (808/9) году умер Абу Бакр б. 'Аййаш ал-Куфи ал-Асади в возрасте девяноста восьми лет, через восемнадцать ночей после смерти ар-Рашида.

Когда Мухаммад задумал сместить ал-Ма'муна, посоветовался с 'Абдаллахом б. Хазимом[846], и [тот] сказал ему: «Заклинаю тебя Аллахом, о Повелитель Верующих, не быть первым халифом, нарушившим обет свой, разорвавшим договор свой и пренебрегшим клятвой своей». [Тогда Мухаммад] сказал: «Замолчи, да заткнет Аллах твой рот. [Ведь] 'Абдал-Малик б. Салих имел лучшее о тебе мнение, ибо сказал: «[Да] не встретятся два самца в лесу»».

Собрал он военачальников, посовещался с ними, и они последовали за ним в стремлении его, пока не дошел он до Харсамы б. Хазима[847], и он сказал: «О Повелитель Верующих, не даст тебе [верного] совета [тот], кто тебе лжет, и не обманет тебя [тот], кто говорит тебе правду. Не давай военачальникам волю смещать, а то они сместят тебя. Не заставляй их нарушать обета, а то они нарушат обет и присягу тебе. [Ибо] предающий покидает [в бедствии], а нарушающий заковывается в цепи». [Тут] вошел 'Али б. 'Иса б. Махан. [Тогда] Мухаммад улыбнулся и сказал: «Однако шайх этого призыва и дверь этого государства не [станет] противоречить имаму своему и не пренебрежет покорностью ему». Потом [ал-Амин] вознес ['Али б. 'Ису б. Махана] на такую высоту, на какую он его прежде не поднимал.

'Али б. 'Иса был первым, кто согласился на смещение ал-Ма'муна. [Потом ал-Амин] послал его в Хорасан с великим войском. И когда приблизился он к Рею, было ему сказано: «Здесь находится Тахир б. ал-Хусайн»[848]. ['Али б. 'Иса] думал, что Тахир не устоит перед ним. «И рек он: «[Клянусь] Аллахом, Тахир — это всего лишь колючка от ветвей моих и искра от огня моего. Не таких, как Тахир, ставят во главе войска. Он так близок к смерти — стоит только глазу его упасть на великое [воинство] ваше. [Ведь] козлята /399/ не в силах бодаться с козлами, и лисицы не выходят навстречу львам». [Тогда] сказал ему сын его: «Вышли лазутчиков и выбери место для лагеря своего». И ['Али б. 'Иса] сказал: «Не для таких, как Тахир, устраивают западни и [не с такими] проявляют осторожность и сдержанность. Положение, [в котором находится] Тахир, двояко: либо он укрепится в Рее, и [тогда] на него восстанут жители и исполнят наше дело, либо [Тахир] оставит [Рей] и повернет вспять, едва приблизится к нему наша конница». [Тогда] сказал ему сын его: «Искра может стать пламенем». Он [же] сказал: «Замолчи, Тахир не ровня нам в месте этом. А мужи остерегаются только равных себе».

Двинулся 'Али б. 'Иса, и когда воины его приблизились к Рею, то выказал себя Тахир серьезным, готовым к войне и умеющим собрать [воедино] все части [войска своего]. [Тогда] 'Али б. 'Иса свернул в один из рустаков[849] Рея, уклоняясь влево от дороги, остановился и рассеял там свое войско. Прибыл Тахир с примерно четырьмя тысячами всадников, осмотрел войско 'Али б. 'Исы, и выяснилась его многочисленность и [бывшее] с ним снаряжение. [Тогда Тахир] понял, что нет у него силы против войска и сказал приближенным, [сопровождавшим] его: «Сделаем эту [битву] хариджитской, [яростной]». И он разделил конницу свою на отряды и двинулся в сердце [неприятеля] с примерно семьюстами хорезмийцами и другими хорасанскими всадниками. Из сердца [войска] выехал к нему ал-'Аббас б. ал-Лайс[850], маула ал-Махди, и был он витязем. [Тогда] Тахир бросился к нему, поднял свой меч и разрубил ал-'Аббаса пополам. [Воин], известный как Да'уд Сийах[851], подскакал к 'Али б. 'Исе. Люди смешались. [Тогда Да'уд] ударил 'Али мечом и прикончил его. В то время 'Али был на гнедом аргамаке с белой ногой. Воины стали договариваться о том, кому достанется голова ['Али], и заспорили о ней и о его перстне. [Потом] заколол ['Али] человек по имени Тахир б. ар-Раджи[852], другой захватил прядь волос из бороды его, а третий — перстень. Причиной поражения войска ['Али] было [то, что] Тахир ударил ал-'Аббаса б. ал-Лайса, [держа меч] обеими руками, и поэтому был он прозван Тахиром с Двумя Десницами[853], по той [причине], что соединил две руки на мече.

Упомянул Ахмад б. Хишам[854] — он был из главнейших военачальников, сказав: Я прибыл в ставку Тахира — а он вообразил, что я убит в сражении, — с привязанной головой 'Али. /400/ [Тогда Ахмад б. Хишам] сказал[855]: «Радостная весть. Вот прядь [волос] с головы 'Али у слуги моего в торбе». И бросил ее перед ним. Затем привезли тело ['Али]. Руки и ноги были связаны, как это делают с лошадьми и верблюдами, если [те] умирают. Тахир приказал, и его бросили в колодец. И [Тахир] написал известие Обладателю Обоих Главенств ал-Фадлу б. Сахлу[856]. В письме было: «Да продлит Аллах существование твое и разгромит врагов твоих. [Посылаю] тебе письмо мое, а голова 'Али б. 'Исы передо мною и перстень его на моем пальце. Слава Аллаху, Господину миров». И ал-Ма'мун обрадовался этому. С того времени его стали приветствовать халифским достоинством.

Умм Джа'фар не беременела от ар-Рашида. [Тогда] он посовещался с одним из сотрапезников своих из [числа] мудрецов и пожаловался ему [на] это. И [тот] посоветовал ему вселить в [Умм Джа'фар] ревность. [Ведь] у Ибрахима-Любимца, да пребудет с ним мир, была Сара[857]. Она не беременела от него. Когда ему подарили Хад-жир[858], она понесла от него Исма'ила, и Сара при этом возревновала и забеременела Исхаком[859]. [Тогда] ар-Рашид купил мать ал-Ма'муна, уединился с ней, и она забеременела ал-Ма'муном. Умм Джа'фар возревновала при этом и забеременела Мухаммадом.

Сказал ал-Мас'уди: Мы привели ранее разноречия об этом — я имею в виду истории [об] Ибрахиме, Исма'иле и Исхаке, [да пребудет] с ними мир, и речения тех, кто считал, что было приказано зарезать Исхака, и тех, [кто полагал], — Исма'ила, и то, что упомянуло каждое сообщество об этом[860]. Спорили об этом древние и новые, и [отсюда разногласия его о том], что произошло между 'Абдаллахом б.' Аббасом и маулой его' Икримой[861] [по поводу того], кого было велено зарезать. 'Абдаллах б. 'Аббас сказал: «Исма'ил», приводя в довод слова Аллаха, Велик Он и Славен: «...и за Исхаком — об Йа'кубе[862]»[863], — «разве ты не видишь, что [Аллах] благовествовал Ибрахиму рождение Исхака, как же Он прикажет ему заколоть [сына]?» [Тогда] сказал ему 'Икрима: «Я вывожу из Корана, что жертва — Исхак». Он привел в довод слова Аллаха, Велик Он и Славен: «И так изберет тебя твой Господь, и научит тебя толкованию событий, и завершит Свою милость над тобой и над родом Йа'куба, как завершил ее раньше над твоими отцами Ибрахимом и Исхаком»[864].

Милость [Аллаха] Ибрахиму — то, что Он спас его из огня, и милость Его Исхаку — то, что /401/ выкупил его жертвенным животным.

Смерть 'Икримы, маулы Ибн ал-'Аббаса', была в сто пятом году (723/4). Прозывался он по кунйе Абу 'Абдаллах. Он умер в [тот] день, когда умер Кусаййир 'Азза[865]. [Тогда] люди сказали: «Умерли величайший [из] факихов и людей знания и величайший из поэтов». [В том году] была смерть аш-Ша'би[866].

Рассказывал Йусуф б. Ибрахим ал-Катиб. Он сказал: Рассказывал мне Абу Исхак Ибрахим б. ал-Махди. Он сказал: Послал за мной ал-Амин Мухаммад, [будучи] в осаде. И я пошел к нему. Он сидел в беседке, сделанной из стволов сандалового дерева — десять на десять. Сулайман б. Абу Джа'фар ал-Мансур [сидел] с ним в глубине беседки, [которая представляла собой] купол, [где ал-Амин приказал] постелить себе постель, устланную шелками и парчей, шитыми червонным золотом и другими сортами персидского шелка. Я приветствовал [их]. Перед [ал-Амином стояла] чаша [из] сверленого хрусталя, в [которую было налито] вина ритлей[867] на пять. Перед Сулайманом [стояла] подобная чаша. Я сел напротив Сулаймана, и мне принесли чашу, подобную первой и второй.

Сказал [Ибрахим б. ал-Махди]: [Тогда ал-Амин] сказал: «Я послал за вами обоими, когда достигло меня [известие о] прибытии Тахира б. ал-Хусайна в ан-Нахраван[868] и о его мерзких делах против нас и [причиненных] нам бедах. И я пригласил вас, чтобы утешиться вашей беседой и [общением] с вами». [Тогда] мы принялись беседовать с ним и ублажать его, так что он отвлекся от того, что его печалило, возрадовался и позвал рабыню из своих приближенных рабынь по имени Да'ф[869].

Сказал [Ибрахим б. ал-Махди]: Я счел ее имя дурным предзнаменованием — [ведь] мы [были] в таком положении. И [ал-Амин] сказал ей: «Спой нам». [Тогда] она положила лютню на колени и запела:

Потом [ал-Амин] сказал ей: «Замолчи, да обезобразит тебя Аллах». Затем он вернулся к печали и хмурости, в которых пребывал. Мы [же] принялись беседовать с ним и развлекать его, пока он не утешился и не рассмеялся. Потом [ал-Амин] повернулся к [рабыне] и сказал ей: «Давай, что у тебя там». И она запела:

[Ал-Амин] заставил [рабыню] замолчать, прикрикнул на нее и вернулся к прежнему своему расположению [духа]. [Тогда] мы [принялись] его утешать, так что он снова засмеялся, повернулся к [невольнице] в третий раз и сказал: «Пой». И она запела:

[Было] сказано, [что] она пела:

[Тогда ал-Амин] сказал [невольнице]: «Встань, да сделает с тобой Аллах то-то и то-то и да совершит с тобой [такое-то и такое-то]». Тогда [девушка] встала, запнулась о чашу, что была перед ним, и разбила ее. Вино пролилось. Ночь была лунной. Мы находились на берегу Тигра во дворце [ал-Амина], известном [под названием] ал-Хулд. [Тогда] мы услышали, как некто произнес: «Решилось дело, о котором вы оба спрашиваете».

Сказал Ибн ал-Махди: Я встал, а [ал-Амин] вскочил, и я услышал, как некто, [находившийся] в стороне дворца, произнес два этих байта:

Сказал [Ибрахим б. ал-Махди]: И не довелось нам [больше] сидеть вместе с [ал-Амином], ибо его [потом] убили.

Ал-Амин был восхищен матерью сына своего Назм — это |[была] мать Мусы, которого [ал-Амин] назвал ан Натик би-л-Хакк[872]. Он хотел сместить ал-Ма'муна и завещать [халифат Мусе] после себя. Мать Мусы Назм умерла, и [ал-Амин] опечалился о ней сильной печалью. Когда [же] известие [об этом] достигло Умм Джа'фар Зубайды, она сказала: «Отнесите меня к Повелителю Верующих». И ее отнесли к нему. [Ал-Амин] встретил ее и сказал: «Госпожа моя, умерла Назм». [Тогда] она сказала:

Упомянул Ибрахим б. ал-Махди. Он сказал: Однажды я попросил разрешения [войти] к ал-Амину, [когда] осада со всех сторон усилилась. Меня не хотели впускать, пока я не упросил и не вошел. Ал-Амин смотрел на Тигр из окна. [Дело в том, что] посередине дворца его был большой пруд /403/ с отводным каналом к Тигру. В канале [было] окно с железной [решеткой]. Я приветствовал [халифа], он же [стоял], повернувшись к воде, а слуги и невольники рассыпались, ища [что-то] в воде. Казалось [ал-Амин] был не в себе. Я повторил приветствие. [Он сказал][873]: «Знаешь, дядя, моя Окольцованная ушла из пруда в Евфрат».

Окольцованная — это рыбка, которую поймали для [халифа] маленькой, и он надел на нее два кольца из золота с двумя жемчужинами. Сказано — яхонтами.

Сказал [Ибрахим б. ал-Махди]: [Тогда] я вышел, отчаявшись в успехе [дела ал-Амина], и сказал: «Если бы он сейчас отрекся, то это было бы как раз во время».

Мухаммад [ал-Амин] был весьма могуч, силен, мощен, великолепен и красив, однако он был бессилен разумом, слаб соображением, бездумен в деле своем.

Рассказано, что однажды он завтракал. А [охотники] в войлочных шапках и с копьями, на мулах, — это те, которые охотились на львов, — пошли на льва, [обитавшего] у Куси и ал-Каср[874], о котором им сообщили. Они поймали льва и привезли его в деревянной клетке на бактрийском верблюде[875]. [Клетку] поставили у двери дворца и внесли ее туда. [Клетка] оказалась во дворе дворца, а ал-Амин [в это время] завтракал. И он сказал: «Выпустите его и поднимите дверь клетки». [Тогда] ему сказали: «О Повелитель Верующих, это ужасный, черный, свирепый лев». А [ал-Амин] сказал: «Выпустите его». [Тогда] дверь клетки подняли, и вышел черный лев с огромной гривой, подобный быку. Он заревел и ударил хвостом о землю. Люди разбежались и позакрывали за собой двери. Ал-Амин остался один сидеть на своем месте, не обращая внимания на льва. Лев нацелился на него, так что приблизился к нему. [Тогда] ал-Амин ударил его по лапе подушкой армянской выделки и защитился ею от него. Лев потянулся к нему лапой, а ал-Амин потянул ее на себя, схватил льва за ушные хрящи, сжал их, потом потряс [льва] или [может быть] толкнул его назад, и лев упал на спину мертвым. Люди бросились к ал-Амину. Оказалось, что у него пальцы и суставы рук вышли из мест своих. Привели костоправа, и он вернул кости его пальцев на место. [Ал-Амин] сел, словно он ничего и не делал. [Потом] разрезали льву живот, и оказалось, что желчь вышла из печени.

/404/ Рассказывали, что однажды ал-Мансур сидел, и вошли к нему бану хашим из родичей его. И он сказал им, возрадовавшись: «Разве вы не знаете, что у Мухаммада ал-Махди вчера родился потомок мужского пола и [что] мы назвали его Мусой?»[876] И когда люди услышали это, нахмурились, словно в лица им насыпали пеплом, и ничего не ответили, промолчали. [Тогда] посмотрел на них ал-Мансур и сказал им: «Это повод для [благостных] молитв и поздравлений, а я вижу, [что] вы молчите». Потом он вспомнил и сказал им: «[Вижу], что когда я известил вас о том, что я назвал [младенца] Мусой, вы этому опечалились, ибо новорожденный, названный Муса б. Мухаммад, — тот, на чьей голове станет противоречивым слово, прольется кровь, разграбятся сокровищницы и взбудоражится царство. Убьет он отца своего и [будет] свергнут с халифата. Это не он, нет, и это не время его. Клянусь Аллахом, поистине, дед этого младенца — он имел в виду Харуна ар-Рашида — еще не родился». Сказал[877]: [Тогда родичи] вознесли молитвы за [ал-Мансура], поздравили его и поздравили ал-Махди. А это был Муса ал-Хади, брат ар-Рашида.

[В] завете, который написал ар-Ращид между ал-Амином и ал-Ма'муном и [который] он поместил в Каабе, [говорилось]: «Вероломному надлежит выйти из дела, кто бы из вас ни поступил вероломно с [братом] своим, и халифат тому, с кем поступят вероломно».

Упомянул Йасир, слуга Умм Джа'фар, и он был из ее приближенных, что когда Мухаммад был окружен, вошла к нему Умм Джа'фар, плача. [Тогда] он сказал ей: «Не страхом женщин и их ужасом воздвигались короны. Управление халифатом не вмещается в грудях кормящих. Назад, назад».

Сказывают, что Тахир считал Мухаммада слабым. И в то время, когда Тахир [находился] в саду своем, вдруг прибыло собственноручное письмо от Мухаммада. И в нем [было]: «Именем Аллаха Милостивого Милосердного. Знай, что не поднялся на нас с тех пор, как мы поднялись, поднявшийся против нашей правды, воздаянием которому от нас [не был бы] меч. Посмотри [же] на себя или оставь [это]». Сказал[878]: И, [клянусь Аллахом], впечатление от письма долго проявлялось на [лице] Тахира. Когда [же] он вернулся в Хорасан, показал [письмо] приближенным своим и сказал им: «Клянусь Аллахом, это не письмо ослабленного, но это письмо оставленного».

/405/ Среди предшествовавших халифов до сего времени, и это год триста тридцать второй (843/4), не было [такого], [коего] отец и мать были бы из Хашимитов, кроме 'Али б. Абу Талиба, да почтит Аллах лик его, и Мухаммада, сына Зубайды. О Мухаммаде, сыне Зубайды, говорит Абу-л-Гул:

В сто девяносто четвертом году (809/10) было положено начало предательству [ал-Амином] ал-Ма'муна.

В сто девяносто седьмом году (812/13) умер в ар-Ракке 'Абд ал-Малик б. Салих б. 'Али — в дни ал-Амина. 'Абд ал-Малик был красноречивейшим из сынов ал-'Аббаса в веке своем.

Говорят, что когда ар-Рашид проходил по областям Манбид-жа[879] в земле Сирии, [то] посмотрел на возведенный замок и [на] сад, укрытый деревьями, обильный финиками, и сказал 'Абд ал-Малику: «Чей этот замок?» Он сказал: «Он твой, через тебя — мой, о Повелитель Верующих». [Халиф] спросил: «Какова [же] замковая постройка?» Он сказал: «Ниже жилищ твоих и выше жилищ других людей». Он сказал: «Каков [же] твой город?» Он сказал: «Со сладкой водой, холодным воздухом, твердой почвой, малыми болезнями». Сказал [ар-Рашид]: «А какова там ночь?» Он сказал: «Вся [она] — заря». Сказал ему [халиф]: «О Абу 'Абд ар-Рахман, как хороша страна ваша!» Он сказал: «Как [же] ей не быть таковой, [если] она — красная земля, желтый колос, зеленое дерево, благоухающие степи и горы, [полные] скота, между Кайсумом[880] и Шихом. [Тогда] ар-Рашид повернулся к ал-Фадлу б. ар-Раби' и сказал: «Удары плетей легче для меня, [нежели] эти слова».

Когда назвал Мухаммад сына своего Мусой ан-Натиком би-л-Хакк и взял для него от людей обет ал-Фадл б. ар-Раби', вазир его, в то время Муса не говорил о деле своем, не знал хорошего и не разумел дурного, и [постоянно] нуждался в том, кто его обслуживал ночью и днем, при бодрствовании [его] и сне [его], когда он стоял и сидел. Воспитывал [Мусу] 'Али б. 'Иса б. Махан. Об этом сказал слепой человек из жителей Багдада, известный как 'Али б. Абу Талиб[881]:

Когда Тахир б. ал-Хусайн убил 'Али б. 'Ису б. Махана, он двинулся и остановился в Хулване[883], и это в пяти днях [пути] от Города Мира. Люди [же] дивились возрастанию дела его, отступлению сподвижников ал-Амина и постоянным их поражениям. Сердца почуяли победу Тахира и появление ал-Ма'муна, и смещен был ал-Фадл б. ар-Раби' и сподвижники его. И сказал слепой поэт об этом байты. Он был ма'мунитом, [яростным противником] Мухаммеда, сына Зубайды, вместе с ал-Ма'муном. [Слепой поэт] был из багдадцев и жительство его было [в Городе Мира]:

[Это] достигло Мухаммада. Он собрал своих военачальников и приближенных, когда проявилось дело Тахира. [Ал-Амин] посовещался с ними и сказал: «Приготовьте для меня богатство ваше, как приготовил Хорасан 'Абдаллаху богатство свое. И было, как сказал А'ша раби'а[884]:

Клянусь Аллахом, мне рассказывали истории [о] прежних народах, и я читал книги [об] их войнах и рассказы [о] тех, кто основал династии их. И я не видел среди рассказов [о них] рассказа о [каком-либо] муже, клянусь отцом моим, подобном этому мужу отвагой его и [способностью] управлять. Он пошел на меня и осмелился на меня [напасть], собрав великое множество воинов и сообщество военачальников и военных вождей. Давайте [же] сегодня то, что [есть] у вас». [Тогда] они сказали: «Да сохранит Аллах Повелителя Верующих и да избавит его, как избавил халифов, [бывших] до него, от покушения тех, кто покушался на них».

Когда войско Мухаммада было разбито Тахиром и никто из них не поднялся [на защиту ал-Амина], сказал Сулайман б. Абу Джа'фар: «Да проклянет Аллах коварного — что принес он общине коварством своим и дурными советами! Да отдалит Аллах родословие его от достойных людей. Сколь быстро Аллах одержал победу для ал-Ма'муна [при помощи] Козла[885] Востока» — имея в виду Тахира. Об этом говорит поэт:

Когда Мухаммада окружили с Восточной стороны[887] и с Западной, Харсама б. Ай'ан[888] расположился за ан-Нахраваном рядом с Баб Хурасан[889] и Саласат Абваб[890], а Тахир — с Западной стороны — за ал-Йасириййей[891], Баб ал-Мухаввал[892] и ал-Кунасой[893]. [Ал-Амин] собрал военачальников своих и сказал: «Слава Аллаху, Который опускает, кого пожелает, мощью Своей и поднимает. Слава Аллаху, Который дает мощь Свою кому пожелает, и лишает [ее по желанию Своему]. Слава Аллаху, Который сжимает и отпускает, и к Нему путь [лежит]. Восхваляю Его за превратности судьбы, предательство помощников и помрачение /408/ [разума]. Да [пребудет] молитва и благословение Аллаха с Мухаммадом, Посланцем Его, и [с] родичами [Мухаммада]». И он сказал: «Поистине, я расстаюсь с вами с сердцем уязвленным, скорбной душой и великой печалью. Обманул я душу свою и прошу Аллаха смилостивиться надо мною помощью Своей». Потом [ал-Амин] написал Тахиру: «Далее. Ты — низкий раб, проявил преданность и оказался верным, сражался и победил. [Но] и победитель может быть одолен, и удачливый может быть покинут. Я увидел благо в [том, чтобы] оставить эту власть ради брата своего, ибо он достойнее и [имеет] больше прав. Дай [же] пощаду мне самому, детям моим, матери моей и бабке моей, слугам моим, свите моей, сторонникам моим и помощникам моим, чтобы я вышел к тебе и отрекся от этой власти ради брата моего. [Ал-Ма'мун может пожелать соблюсти] верность пощаде твоей, ведь он более достоин и [имеет] больше прав». Он сказал[894]: И когда прочитал Тахир письмо, он сказал: «Теперь, когда сузилась петля его, подрезаны у него крылья и разбиты его нечестивцы? Нет, клянусь Тем, в чьей руке душа моя, пусть вложит [ал-Амин] руку свою в руку мою и сдастся на мое усмотрение». Тогда [ал-Амин] написал Харсаме, прося у него [разрешения] сдаться на усмотрение пощады его.

Свергнутый[895] снарядил сообщество людей своих из ал-абна' и других, из тех, кому он доверял, чтоб отразить сторонников ал-Ма'муна. И они выступили против Харсамы. Тахир б. ал-Хусайн помогал Харсаме людьми, но вместе с тем Харсама не применил многих хитростей. Когда же выступили те, кого мы упомянули, на войну с Харсамой, и во главе войска [были] Бишр и Бушайр ал-Азди, послал к ним Тахир, угрожая им. [Тогда] испугались они мощи его, ибо был он накануне победы, и бежали от войска, и сообщество распалось.

Тахир остановился в саду, известном как Баб ал-Куннас ат-Тахири[896]. Об этом говорит один голодранец из жителей Багдада и из обитателей тюрем:

Стало дело узким для Мухаммада ал-Амина. Он роздал новым своим военачальникам, помимо других, пятьсот тысяч дирхамов и много благовоний, а старым своим сторонникам не дал ничего. [Тогда] сообщили Тахиру об этом его соглядатаи и лазутчики, и он послал и написал к [обойденным], угрожая им и прельщая их. Он восстановил меньших против ал-Амина, и [было] это в среду на шестую ночь, прошедшую от [месяца] зу-л-хиджжа сто девяносто шестого года (18.08.812). И сказал муж из возмутившихся против ал-Амина:

Тахир ушел из ал-Йасириййи и остановился у Баб ал-Анбар[899]. Он осадил жителей Багдада, и сражение начало ход свой, так что стороны сцепились друг с другом, и разрушены были дома, стерты следы, и вздорожали цены, и это в сто девяносто шестом году (811/12). Брат сражался с братом, сын с отцом — эти мухаммадиты, а эти ма'муниты. И разрушены были жилища, сожжены здания и разграблены богатства. И об этом сказал слепец, известный как 'Али б. Абу Талиб:

Послал Харсама б. Ай'ан Зухайра б. ал-Мусаййиба ад-Дабби[900] с восточной стороны, и он остановился в ал-Матире[901], что за Кал-вазой[902], и собрал десятую часть тех купеческих богатств, что [были] в кораблях, прибывших из Басры и Васита. [Харсама] установил над Багдадом катапульты и спустился в Раккат Калваза[903] и ал-Джазиру. [Тогда] пострадали от этого люди. И выступил против [Харсамы] народ из [числа] голодранцев и обитателей тюрем. Они сражались обнаженными, [прикрытые только] поясами и набедренными повязками. Предводители их взяли внутреннюю часть пальмовых листьев и назвали их шлемами. [Они сделали также] щиты из камышовых циновок и дубинки, [которые] просмолили и набили песком и щебнем. Над каждым десятком из них — 'ариф, над каждыми десятью 'арифами — ка'ид, над каждыми десятью ка'идами — амир. Каждый обладающий степенью ехал верхом [на других] в соответствии с тем, что под рукою его. [Так], у 'арифа люди, на которых он едет верхом — не те, что мы упомянули из сражающихся. Также и накиб, ка'ид и амир. [Эти] люди [были] наги, и на шее им повязали бубенчики и красную и желтую шерсть. Для них сделали поводья, узды и хвосты из метел и опахал. [Например], выступает 'ариф верхом на одном, а перед ним десяток сражающихся, на головах [которых] шлемы из пальмовых листьев и щиты из камышовых циновок. И выступают накиб, ка'ид и амир также. Зрители стоят и смотрят на битву их с обладателями великолепных коней, кольчуг, панцирей, палиц, /412/ копий и тибетских щитов. Эти голые, а те с упомянутым нами снаряжением. И [поначалу] голодранцы [одержали] верх над Зухайром. [Потом] пришла ему подмога от Харсамы, и голодранцы потерпели поражение. «Кони» их побросали [седоков], все они были осаждены, и взял их меч. [Тогда] часть [голодранцев] была убита, и убита была часть зрителей. Сказал об этом Слепец, упоминая [то], что Зухайр стрелял из катапульт:

Когда стало ал-Амину невмоготу [в связи с выплатой] жалования воинам, он тайно [приказал переплавить на монеты] золотую и серебряную посуду и роздал [деньги] своим людям.

На сторону Тахира перешли ал-Харбиййа[904] и другие предместья за Баб ал-Анбар, Баб Харб[905] и Баб Кутраббул[906], и бои переместились в центр западной стороны. Катапульты били с обеих сторон, пожары и разрушения умножились в Багдаде, ал-Кархе[907] и других [местах] на обеих сторонах [Тигра], так что красоты их исчезли, [разрушения умножились], а люди переходили с места на место. И [всех] охватил страх. [Об этом] сказал поэт:

Война продолжалась между сторонами четырнадцать месяцев. И стал невыносим Багдад /413/ жителям его. Опустели мечети, оставлена была молитва, и произошло с [городом] то, подобного чему еще [никогда] с ним не случалось с тех пор, как построил его Абу Джа'фар ал-Мансур. Для жителей Багдада в дни войны ал-Муста'ина и ал-Му'тазза[908] была подобная война, [когда] на битву выступили голодранцы, сделав лошадьми своих же и [назначив] амиров, таких как прозванный Найнавайхом Халавайхом[909], и прочих, [когда] один из них ехал верхом на одном из голодранцев и выступал на войну с пятьюдесятью тысячами нагих. Но не спустилось на жителей Багдада зло от этой войны, [подобное злу от] войны ал-Ма'муна и Свергнутого. Жители Багдада сочли великим то, что спустилось на них в это время, в триста тридцать втором году (943/4), от выступления на них Абу Исхака ал-Муттаки[910] и что было до этого времени от сторонников ал-Бариди[911], [от] Ибн Ра-'ика[912] и Тузуна ат-Турки[913] и той дикости, в [которую] толкнуло [багдадцев] выступление против них Абу Мухаммада ал-Хасана б. Абу-л-Хайджаи, 'Абдаллаха б. Хамдана, прозванного Насир аз-Даула[914] и брата его 'Али б. 'Абдаллаха, прозванного Сайф ад-Даула[915], из-за отдаленности эпохи, когда [поражены были] их жилища, долготы лет, отсутствия у них [такой войны] и отдаленности их от [времени сражения ал-Ма'муна и ал-Амина]. [Сейчас] выступили голодранцы, подобные тем, что были в тот век.

Ожесточилось противоборство между сторонниками ал-Ма'муна и голодранцами, [атакже] другими сподвижниками Свергнутого. Мухаммад был осажден во дворце своем с Западной стороны. [Тогда] было между ними в один из дней сражение, в котором погибло много народа с обеих сторон. Об этом сказал Хусайн ал-Хали'[916]:

И была другая битва великая на улице Дар ар-Ракик[918], в которой погибло много народа. Умножилось убийство на дорогах и улицах. Этот призывает к ал-Ма'муну, а другой — к Свергнутому, убивает один /414/ другого. Разграблены были дома. Спасение было тому из мужчин и женщин, кто бежал сам с уцелевшим [добром] в лагерь Тахира и обезопасил себя и свое имущество. Об этом говорит стихотворец:

[Один] из хорасанских военачальников попросил Тахира [позволить ему сразиться в день битвы при Дар ар-Ракик]. И Тахир сделал это. [Тогда] выступил [тот] военачальник, ненавидевший [голодранцев], сказав: «До чего же доходят их козни против обладателей отваги, храбрости, оружия и снаряжения — [ведь] у них нет оружия!» [Тогда] увидел его один из голодранцев. [Военачальник] долго стрелял в него, пока не кончились стрелы. И он подумал, что У голодранца иссякли камни и помчался на него, [но тот] пустил в него камнем, оставшимся в праще, и не промахнулся по глазу его. [Тогда] голодранец пустил [в него] второй камень, [так что] чуть не сбил военачальника с лошади, и шлем упал с головы его. [Тогда] он пустился бежать, говоря: «Это не люди, а шайтаны». Об этом говорит Абу Йа'куб ал-Хурайми[919]:

/415/ И сказал 'Али-Слепец:

Каждый день битва ожесточалась. Обе стороны [многое] претерпели. Остались защищать Свергнутого [только] воины-голодранцы в шлемах из пальмовых листьев, со щитами из Камышевых циновок. Тахир утеснял людей и стал отбивать в Багдаде улицу за улицей, и жители той стороны подчинялись ему, помогая вести войну, а в [тех частях города, которые] не подчинились, умножились разрушения. Потом [Тахир] принялся копать рвы между своим [войском] и сторонниками Свергнутого на месте домов, жилищ и Дворцов. Сторонники Тахира [были] в силе наступления, а сторонники Свергнутого — в бессилии отступления. Сторонники Тахира разрушали, а сторонники Свергнутого забирали [себе] некоторые деревянные дома, одежду и прочее и грабили имущество. И сказал человек из сторонников Мухаммада [ал-Амина]:

Когда увидел Тахир стойкость сторонников Свергнутого в таком трудном положении, отрезал им [подвоз] продовольствия и прочего из Басры, Васита и по другим дорогам. В пределах сторонников ал-Ма'муна хлеб был по дирхаму за двадцать ритлей[920], а в пределах сторонников Мухаммада — по дирхаму за ритл. Тесно стало душам, и они отчаялись в спасении. Усилился голод, и возрадовались те, кто перешел на сторону /416/ Тахира, и пожалели те, кто остался со Свергнутым.

Двинулся Тахир вперед со всеми своими сторонниками во многих местах, нацеливаясь на Баб ал-Куннас. Ожесточилась битва, полетели головы, поработали и меч, и огонь, и обе стороны многое вынесли. Убитых было больше среди сторонников Тахира, и погибли [также] многие среди голодранцев, обладателей торб с камнями и черепками, шлемов из пальмовых листьев, щитов из камышовых циновок, камышовых копий, знамен из лохмотьев, горнов из тростника и коровьих рогов. Это было в воскресенье. И об этом говорит Слепец:

И когда притеснен [был] Мухаммад и усилилась для него [вражья] осада, он приказал одному из своих военачальников, [которого] звали Зурайх[921], пойти к владельцам богатств, складов и припасов своих и чужих, послав с ним вместе другого [человека], известного как ал-Хирш[922]. И они нападали на людей, забирали [их] по подозрению и таким образом награбили много богатств. Люди [же] бежали под предлогом хаджжа, и богачи спасались от Зурайха и ал-Хирша. /417/ Об этом говорит 'Али-Слепец:

Когда наполнили страну тати, купцы в ал-Кархе порешили написать Тахиру, что они отрезаны от него и не могут к нему выйти, и что не вольны в самих себе и имуществе своем, и что голодранцы и лавочники — это напасть. Некоторые из них сказали: «Если вы напишете Тахиру, то не убережетесь этим [от] гнева Свергнутого, ставьте [же супостатов ваших] — [ведь] Аллах их погубит». И сказал говорящий [из] них:

И возмутились голодранцы [числом] примерно в сто тысяч — с копьями, [дротиками из] тростника, с гребнями из бумаги на головах. Они затрубили в горны из камыша и коровьи рога, поднялись вместе с другими сторонниками Мухаммада и двинулись во многих местах на сторонников ал-Ма'муна. [Тогда] послал к ним Тахир нескольких военачальников и амиров с разных сторон, и разгорелась сеча, и умножилось смертоубийство. К полудню голодранцы [одержали верх] над сторонниками ал-Ма'муна. [Это] был понедельник. Затем напали сторонники ал-Ма'муна на голодранцев-сподвижников Мухаммада. [Тогда] утонуло, было убито и сожжено около десяти тысяч из них. Об этом говорит Слепой Стихотворец:

Ухудшились дела Мухаммада Свергнутого, и он продал тайно то, что [было] в сокровищницах его, и роздал это [в качестве] жалования тем, [кто] был с ним, и у него не осталось ничего, чтобы дать им, а требования их к нему умножились. Тахир утеснил [ал-Амина]. Он стоял у Баб ал-Анбар, в тамошнем саду[923]. [Тогда] сказал Мухаммад: «Хотел [бы] я, чтобы Аллах убил полностью обе стороны. [Ведь] нет среди них [никого], кроме врага — и тот, что со мной, тот, что против меня. Эти хотят богатств моих, а те хотят душу мою». И он сказал:

Когда ухудшились дела [ал-Амина] и положение его стало серьезным, остановился Харсама б. Ай'ан на Восточной стороне, а Тахир — на Западной. И остался Мухаммад в Городе Абу Джа'фара. Он посоветовался с теми приближенными своими, что пришли к нему, о [том], как ему спасти себя. Каждый высказывал мнение и что-либо советовал. И сказал один из говоривших: «Напиши [Тахиру] б. ал-Хусайну, поклянись ему в том, чему он поверит — будто ты предоставляешь дело твое [на его усмотрение]. Может быть, он согласится на то, что ты хочешь от него». [Тогда ал-Амин] сказал: «Да потеряет тебя мать твоя! Я ошибся, [когда] попросил у тебя совета. Разве не видел ты мести мужа, не снисходящего до прощения? И если бы ал-Ма'мун сам усердствовал и размышлял о деле собственным умом своим, [то] достиг бы он десятой части того, чего достиг для него Тахир? Я строил козни, изучал умонастроение [Тахира] и увидел, что он стремится [ни к чему иному], как к укоренению добродетели, к широкой славе и верности. [Так] как же [могу] я желать /419/ унижения его богатством ли, коварством или опираясь на разум его? И [даже] если бы он согласился подчиниться и перешел бы ко мне, [а] потом восстановил против меня всех тюрок и дайламитов, я не озаботился бы их враждой. Был бы я, как сказал Абу-л-Асвад ад-Ду'али[924] об ал-азд, давших иджару Зийаду б. Абихи:

Клянусь Аллахом, я [бы] хотел, чтобы он согласился со мною в этом, и я [бы] открыл перед ним сокровищницы свои, отписал бы ему царство и удовольствовался бы жизнью под власть его. [Но] не думаю, что я [бы] ускользнул от него, будь у меня [даже] тысяча душ». [Тогда] сказал ас-Санди: «Ты прав, клянусь Аллахом, о Повелитель Верующих. И если бы ты [был] отцом его, ал-Хусайном б. Мус'а-бом[925], он бы не пощадил тебя». И сказал Мухаммад: «Как же нам спастись, [бежав] к Харсаме? «Но не было это временем бегства»[926]. И [ал-Амин] направил послание Харсаме и склонился в его сторону, и Харсама пообещал ему все, что он захотел, и что он защитит [Мухаммада] оттого, кто хочет его убить. Это достигло Тахира, было для него неприятным и усилило его гнев и злобу.

Харсама обещал [ал-Амину] приплыть за ним в харраке[927] — к береговому откосу у Баб Хурасан и отвезти в свой лагерь его самого с теми, кого он захочет [взять с собой]. И когда Мухаммад собрался уходить в ту ночь — и она ночь четверга пяти ночей, оставшихся от [месяца] ал-мухаррама сто девяносто восьмого года (25.09.813), вошли к нему бродяги из сторонников его — это молодцы [из] ал-абна' и воинов — и сказали ему: «О Повелитель Верующих, нет с тобой того, кто даст тебе совет. Нас — семь тысяч мужей-воинов; в конюшне твоей семь тысяч лошадей. Сядет каждый из нас на лошадь, ты откроешь одни из ворот города, и мы выйдем этой ночью. Никто не осмелится [напасть] на нас, так что мы дойдем до земли ал-Джазира и Дийар Раби'а[928], соберем богатства и людей, двинемся в Сирию, войдем в Египет. Войска и богатства умножатся, и государство вновь повернется [к тебе] лицом». [Тогда ал-Амин] сказал: «Вот, клянусь Аллахом, совет!» И он решился на это, вознамерился [свершить это] и устремился к этому.

/420/ У Тахира в глубине дома ал-Амина были невольники и слуги из приближенных ал-Амина, посылавшие ему известия час за часом. [Тогда] пришло известие к Тахиру вовремя, и Тахир испугался, узнав, что это [верный] совет, если [ал-Амин] так поступит. И [Тахир] послал к Сулайману б. Абу Джа'фару, к Ибн Нахику и ас-Санди б. Шахику, бывшим с ал-Амином, [чтобы] они отвратили его от этого совета — «а то я разорю ваши дома и поместья, уничтожу благодать вашу и погублю ваши души». [Тогда] они вошли к ал-Амину в ту же ночь и отвратили его от этого совета. Приплыл за ним Харсама в харраке к Баб Хурасан. Ал-Амин позвал лошадь свою, [которую] звали аз-Зухайри, — с белой звездочкой во лбу, с белыми ногами, гнедую, с подстриженным хвостом, — позвал сыновей своих Мусу и 'Абдаллаха, обнял их, прижал [к себе], заплакал и сказал: «Аллах [будет] нам вместо меня. Не знаю, встречусь ли когда с вами, или нет». На нем [были] белые одежды и черный тайласан[929], а перед ним [стояла] свеча. Вот пришел он к Баб Хурасан, к береговому откосу. Харрака [уже] стояла. Он спустился, влез в нее и поцеловал Харсаму между глаз. Тахира известили о [том, что ал-Амин] вышел, и он послал людей из [числа] гератцев и прочих, [а также] матросов в лодках к берегу. С Харсамой было немного людей. Появились нагие сторонники Тахира, нырнули под харраку, и она перевернулась с теми, кто был в ней. У Харсамы не было [иной] заботы, кроме как спасти последний вздох души своей. Он ухватился за лодку, поднялся в нее из воды и бежал в свой лагерь на Восточной стороне. А Мухаммад разорвал одежды на себе, поплыл и [таким образом] попал [к людям], ехавшим в лагерь Карина ад-Дайрани, невольника Тахира. Некий рулевой взял его, почувствовав запах мускуса и благовоний, и привез его к Карину. [Тот] спросил у Тахира разрешения [убить Мухаммада], которого [тем времени] к нему привезли. [Известие о] разрешении пришло по дороге, и [Мухаммада убили] по дороге, а он кричал: «Аллаху мы [принадлежим] и к Нему возвращаемся. Я сын дяди Посланца Аллаха, да пребудет с ним благословение и приветствие Аллаха, и брат ал-Ма'муна!» [Тем временем] его рубили мечами, пока он не похолодел, и [тогда] взяли его голову. Это была ночь воскресенья пяти [ночей], оставшихся от [месяца] ал-мухаррам сто девяносто восьмого года (28.09.813).

/421/ Упомянул Ахмад б. Саллам[930], [который] был вместе с ал-Амином в харраке; когда [харрака] перевернулась, он выплыл. [Ахмада] схватил некий сторонник Тахира и захотел его убить. [Тогда Ахмад б. Саллам] соблазнил его десятью тысячами дирхамов, [которые обещал] принести ему утром той ночи. Сказал [Ахмад б. Саллам]: Меня ввели в темную комнату, и вскоре ко мне вошел голый человек, на нем были только шаровары и чалма, [которой] он закрыл лицо. На плечах у [вошедшего] было какое-то тряпье. Его посадили со мной и наказали бывшим в доме нас стеречь. Когда в доме [все] успокоилось, он снял чалму с лица, и я увидел, что это Мухаммад. [Тогда] я прослезился и вспомнил [о былом]. [Ал-Амин] посмотрел на меня, потом сказал: «Кто ты такой?» Я сказал: «Твой маула, господин мой». Он сказал: «Который из маула?» Я сказал: «Ахмад б. Саллам». Он сказал: «Я знаю тебя и без этого. Ты приходил ко мне в ар-Ракке[931]?» Я сказал: «Да». Потом он сказал: «О Ахмад!» Я сказал: «Вот я перед тобой, господин». Он сказал: «Приблизься ко мне и прижми меня к себе, ибо я чувствую страшное одиночество». Сказал [Ахмад б. Саллам]: И я прижал его к себе и [почувствовал], что у него сильно билось сердце. Потом он сказал: «Скажи мне о брате моем ал-Ма'муне — жив ли он?» Я сказал ему: «Так из-за кого же эта битва?» Он сказал: «Да обезобразит их Аллах! Они сказали, будто он умер». Я сказал: «Да обезобразит Аллах твоих вазиров. Они довели тебя до этого». [Тогда] он сказал мне: «Ахмад, это не место [для] упреков. Не говори о вазирах моих [ничего], кроме хорошего. Нет на них вины. Я не первый, кто взялся за дело и не сдюжил его». Я сказал: «Надень мое покрывало, сбрось эти лохмотья, что на тебе». И он сказал: «Ахмад, чье положение было подобным моему, для того это тяжело». Потом он сказал мне: «Ахмад, я не сомневаюсь, что они отвезут меня к брату моему. Полагаешь ли ты, что он убьет меня?» Я сказал: «Нет. Родство [заставит] его смилостивиться над тобой». И он сказал: «Вряд ли. Царство бесплодно — у него нет родства». [Тогда] я сказал ему: «Поистине, пощада Харсамы — это пощада брата твоего». Он сказал: «[Так] я научил его прощать и помнить [об] Аллахе». Пока мы так разговаривали, растворилась дверь комнаты и к нам вошел человек в [полном] вооружении. Он посмотрел в лицо Мухаммаду, удостовериваясь, он ли это. И когда он удостоверился, вышел и запер дверь. Это был Мухаммад ат-Тахири[932]. Сказал [Ахмад б. Саллам]: [Тут] я понял, что [ал-Амина] убьют. За мною осталась молитва витр[933], и я испугался, что меня убьют, а я не помолюсь. И я встал, чтобы помолиться. [Тогда Мухаммад] сказал мне: «Ахмад, не отдаляйся от меня /422/ и молись рядом со мной, ибо я чувствую сильное одиночество». И я приблизился к нему. Вскоре мы услышали топот коней и стук в дверь дома. [Потом] дверь растворилась, и на пороге появилось несколько персов с обнаженными мечами в руках. Почувствовав [их появление], Мухаммад поднялся и сказал: «Ахмад, Аллаху мы [принадлежим] и к Нему возвращаемся. Пропала, [клянусь] Аллахом, душа моя на пути Аллаха. Разве нельзя что-нибудь придумать? Разве нет спасителя?» [Персы] подошли и встали у двери комнаты, в которой мы [находились]. И они принялись говорить друг другу: «Ступай вперед» и друг друга подталкивать. [Тогда] Мухаммад взял в руку подушку и сказал: «Я сын дяди Посланца Аллаха, я сын Харуна ар-Рашида, я брат ал-Ма'муна. Аллах, Аллах [запрещает проливать] кровь мою». [Тогда] вошел к нему [один] из них, маула Тахира, и ударил его мечом, [так что] удар пришелся по передней части головы. А Мухаммад ударил его по лицу подушкой, бывшей в руке его, и навалился на него, чтобы выхватить меч из руки [того человека]. [Тогда вошедший] закричал по-персидски: «[Он] меня убивает!» И вошли [еще] несколько [человек]. Один из [вошедших] вонзил меч [ал-Амину] в живот. [Потом] перевернули [Мухаммада] и [ударили его] в затылок, взяли его голову и ушли с нею к Тахиру.

И было сказано о том, как убили [ал-Амина], другое. Мы привели разноречия по этому [поводу] в ал-Китаб ал-Аусат.

И привели слугу [Мухаммада] Каусара[934], [который] был его любимцем, с перстнем, бурдой, мечом и жезлом[935]. Когда Тахир проснулся, он приказал водрузить голову [ал-Амина] на багдадские ворота, известные как Баб ал-Хадид[936] [и расположенные] недалеко от Кутраббула на Западной стороне, [и держать ее там] до полудня. Когда голову ал-Амина положили перед Тахиром, он сказал: «Господи, владетель царства. Ты даешь царство, кому пожелаешь, и отбираешь царство, у кого пожелаешь. Ты возвеличиваешь, кого пожелаешь, и принижаешь, кого пожелаешь. В руке Твоей благо. И Ты на всякое дело силен».

Голову отвезли в Хорасан к ал-Ма'муну в платке. [Она была укутана] ватой и [покрыта] снадобьями. [Тогда] ал-Ма'мун вспомнил [былое] и заплакал, и было сильным сожаление его [о брате]. И сказал ему ал-Фадл б. Сахл: «Хвала Аллаху, о Повелитель Верующих, за эту великую милость. /423/ [Ведь] Мухаммад желал увидеть тебя там, где ты увидел его». [Тогда] ал-Ма'мун приказал водрузить голову на столбе во дворе дома, наградил воинов и приказал каждому, получившему жалование свое, проклясть [ал-Амина]. И всякий получал [жалование] и проклинал голову.

Некий перс получил плату свою, и было ему сказано: «Прокляни эту голову». [Тогда] он сказал: «Да проклянет Аллах этого и да проклянет родителей его и отродье их, и да затолкнет их в то-то и то-то матерей их». [Тогда] было ему сказано: «Ты проклял Повелителя Верующих». А ал-Ма'мун слушал его. Он улыбнулся, не обратил на это внимания и приказал снять голову, оставить того Свергнутого [в покое], умастить голову [благовониями], положить ее в ларец и вернуть в Ирак. И [голова] была похоронена вместе с телом. Да смилуется Аллах над жителями Багдада и избавит их от осады, страха и смертоубийства, в [которых] они пребывали.

И оплакали [ал-Амина] стихотворцы. Сказала Зубайда Умм Джа'фар, мать его:

И оплакала его жена его Лубаба, дочь 'Али б. ал-Махди[937], к [которой] он не входил. Она сказала:

Когда Мухаммад был убит, вошел к Зубайде один [из] ее слуг и сказал ей: «Что заставляет тебя сидеть [здесь]? [Ведь] Мухаммад убит». И она сказала: «Горе тебе, что же мне делать?» [Тогда] он сказал: «Выступишь и потребуешь мести [за] него, как выступила 'А'иша, требуя [мести] за кровь 'Османа». И она сказала: «Поди прочь, нет у тебя матери! /424/ Где женщинам требовать мести и тягаться с витязями?» Потом она приказала, и одежду ее покрасили в черный цвет. Она надела власяницу, приказала принести чернильницу и бумагу и написала ал-Ма'муну:

И когда прочитал ал-Ма'мун ее стихи, заплакал, затем сказал: «Господи, реку я, как рек Повелитель Верующих 'Али б. Абу Талиб, да воздаст Аллах честь лику его, когда пришло к нему [известие об] убийстве 'Османа: «Клянусь Аллахом, не убивал я, не приказывал и не радовался». Господи, наполни сердце Тахира печалью!»

Сказал ал-Мас'уди: О Свергнутом [есть] много известий и [много повествований сохранилось о его] деяниях, не тех, что мы упомянули. Мы привели их в двух наших книгах Ахбар аз-заман и ал-Китаб ал-Аусат. И это позволяет [нам] не приводить их в этой книге. И Аллах, хвала Ему, попечитель успеха.

/4/ [VII] О халифате ал-Ма'муна

И присягнули ал-Ма'муну 'Абдаллаху б. Харуну ар-Рашиду, кунйа его Абу Джа'фар, мать его базигиситка[938]. Сказано: кунйа его Абу-л-'Аббас. Было ему двадцать восемь лет и два месяца. Умер он в ал-Будандуне[939] на роднике ал-'Ашира[940], и это родник, из которого выходит река, известная как ал-Будандун. Сказано, что имя ее по-ромейски Ракка[941]. Отвезли [ал-Ма'муна] в Тарсус и похоронили там слева от мечети в двести восемнадцатом году (833/4), и ему было сорок девять лет. И был халифат его двадцать один год, из них четырнадцать месяцев он воевал [против] брата своего Мухаммада сына Зубайды, как мы упомянули. Сказано: два года и пять месяцев. Во [время] тех сражений жители Хорасана приветствовали его халифским достоинством, и имя его произносилось с минбаров в больших городах и в Обоих Святилищах[942], а [также] в деревнях, [на] равнинах и [в] горах, кои присоединил Тахир и коими он овладел. И приветствовали Мухаммада халифским достоинством те, кто был только в Багдаде, а не в других [местах].

Приобрел влияние на ал-Ма'муна ал-Фадл б. Сахл, так что стал утеснять его [по поводу] рабыни, [которую ал-Ма'мун] захотел купить. [Тогда] он убил [ал-Фадла]. Люди утверждают, что ал-Ма'мун подослал к нему тех, кто убил его. После этого были у него вазиры, из них Ахмад б. Абу Халид ал-Ахвал[943], 'Амр б. Мас'ада[944] и Абу 'Ибада[945]. Всех их приветствовали знаком вазирства. Умер 'Амр б. Мас'ада в году двести семнадцатом (832/3), и [ал-Ма'мун] забрал его имущество. Он не забирал имущества других вазиров.

Приобрели влияние на ал-Ма'муна в конце ал-Фадл б. Марван[946] и Мухаммад б. Йаздаз[947].

В халифат его преставился 'Али б. Муса ар-Рида[948] от отравы в Тусе и был погребен там. Ему тогда было сорок девять лет и шесть месяцев. [Было] сказано [и] другое.

Подверг поношению ал-Ма'муна Ибрахим б. ал-Махди, известный как Ибн Шикла, дядя его. Ал-Ма'мун проявлял шиизм, а Ибн Шикла — суннизм. [Тогда] сказал ал-Ма'мун:

[Тогда] Ибрахим ответил ему на это:

Об Ибрахиме б. ал-Махди и ал-Ма'муне [есть] достославные известия. Они содерджатся в Китаб ал-ахбар ли 'Ибрахим б. ал-Махди.

Вошел Абу Дулаф ал-Касим б. 'Иса ал-'Иджли[951] к ал-Ма'муну, и [тот] сказал ему: «Касим, как хороши твои байты, описывающие войну, твое наслаждение ею и сдержанность твою с певицами». Он сказал: «О Повелитель Верующих, что это за байты?» Сказал [ал-Ма'мун]: «Это речение твое:

Сказал [ал-Ма'мун]: «Что потом, Касим?» Он сказал:

Потом он сказал: «О Повелитель Верующих! Наслаждение мое с врагами твоими, сила моя с угодниками твоими и рука моя с тобой. И если наслаждающийся наслаждается винопитием, [то] я склоняюсь к столкновению и противоборству». Сказал [ал-Ма'мун]: «Касим, если стихи такого рода — дело твое и услада услады твоей, [так] что же ты оставил дремлющему из того, что ты бросал, и явил ему из [того] малого, что скрыл?» Он сказал: «О Повелитель Верующих, а что это за стихи?» Сказал [ал-Ма'мун]: «Когда говоришь:

Он сказал; «О Повелитель Верующих, рассеянность после ночного застолья одолела. Это прежнее мнение, а это позднейшее». Сказал [ал-Ма'мун]: «О Касим, как хорошо [то], что сказал сочинитель этих двух байтов:

Сказал Абу Дулаф: «Как хорошо, [то] что он сказал, о Повелитель Верующих! Это хашимитский господин и аббасидский царь». Сказал [ал-Ма'мун]: «Как [же] озарила тебя догадка и не закралась к тебе неуверенность, так что ты /7/ убедился [в том], что я сочинитель их, и не вошло в тебя сомнение относительно [этих байтов]?» Сказал [Абу Дулаф]: «О Повелитель Верующих, поистине стихи — это шерстяной ковер, и если примешать волос к чистой их шерсти, [то] проявится великолепие их при сочинении и огонь света их при написании».

Ал-Ма'мун говаривал: «Все прощается, кроме порицания царя, разглашения тайны и посягательства на [чужую] жену».

Сказал ал-Ма'мун: «Оттягивай [начало] войны, сколько можешь, а если нет ей избежания, то начинай ее в конце дня». [Было] упомянуто, что это из речений Ануширвана.

Ал-Ма'мун говаривал: «Бессильна хитрость отдалить приближающееся и приблизить удаляющуюся удачу».

Когда досталась ал-Ма'муну власть полностью, он сказал: «Это величественно, если бы не было ничтожно; это царство, если бы не последующая погибель; это радость, если не гордыня; и это день, если бы [можно было] доверяться тому, что [будет] потом».

Ал-Ма'мун говаривал: «Приветливость — [это] приятный вид, нрав, который согревает и смягчает сердца, простое обращение, непредвзятая благосклонность, пространная добродетель, простая хвала, подарок свободным, обильный посев, начало добрых дел, средство [для достижения высокого] положения, наиславнейшее из свойств, дверь довольства простонародья, ключ любви сердец».

Ал-Ма'мун говаривал: «Господа людей в этом мире — щедрые, на том свете — пророки». «Поистине, большое богатство у того, кто не наслаждается им. Это пир у стола нечистот». «Если бы жадность была дорогой, я не пошел бы по ней, и если бы была рубахой, я не надел бы ее».

[Однажды] присутствовал [ал-Ма'мун] на свадьбе некоего своего родственника, и один из тех, кто был там, попросил его произнести проповедь. [Тогда] он сказал: «Хвала Аллаху, Аллах хвалим. Молитва за Пречистого, /8/ Посланца Аллаха. Лучшее, что [было] сделано благодаря ему — [это] Писание Аллаха. Сказал Аллах Всевышний: «И выдавайте в брак безбрачных среди вас и праведных рабов и рабынь ваших. Если они бедны — обогатит их Аллах Своей щедростью. Аллах объемлющ, знающ»[952]. И если бы о браке не было ясного аята и обычая, [которому] следуют, кроме того, что Аллах соединил в этом дальнего и ближнего, то поспешил бы к этому удачливый, попадающий в цель, и двинулся бы к этому мыслящий, благородный. И такой-то, [которого] вы узнали по родословию, не безызвестному вам, посватал у вас девушку вашу такую-то и выделил ей из приданого столько-то и столько-то. [Так] пожените жениха нашего, сделайте мужем нашего сватающегося и скажите благое, и будете за это восхвалены и вознаграждены. Говорю я речение это и прошу у Аллаха прощения за себя и за вас».

Упомянул Сумама б. Ашрас[953]. Он сказал: Однажды мы были у ал-Ма'муна, и вошел Йахйа б. Аксам[954], а ему тяжело было [видеть] положение мое при [ал-Ма'муне]. Мы заговорили о [каком-то] предмете из фикха[955], и Йахйа сказал по поводу обсуждавшегося вопроса: «Это слова 'Омара б. ал-Хаттаба, 'Абдаллаха б. Мас'уда[956], Ибн 'Омара[957] и Джабира[958]». Я сказал: «Все они ошиблись и не заметили очевидного». Йахйа возмутился этим и сказал: «О Повелитель Верующих! Поистине, этот считает ошибающимися всех сподвижников Посланца Аллаха, да пребудет с ним приветствие и благословение Аллаха». [Тогда] сказал ал-Ма'мун: «Хвала Аллаху! Так ли [это], Сумама?» Я сказал: «О Повелитель Верующих, поистине, этот не ведает, что говорит, и [не знает, что] порочит меня». [Потом] я повернулся к нему и сказал: «Разве ты не утверждаешь, что Аллах, Велик Он и Славен, [заключает] правду в одном [человеке]?» Он сказал: «Да». Я сказал: «И ты утверждаешь, что девятеро ошиблись, а десятый был прав. Я [же] сказал: «Ошибся десятый». Что же ты отрицаешь?» Сказал [Сумама б. Ашрас]: [Тогда] посмотрел на меня ал-Ма'мун, улыбнулся и сказал: «Не знал Абу Мухаммад [Йахйа б. Аксам], что ты дашь такой ответ». Сказал Йахйа: «Как это?» Я сказал: «Разве ты не говоришь, что правда в одном?» Он сказал: «Да». Я сказал: «[Тогда] разве удалит Аллах, Велик Он и Славен, эту правду от говорящего из сподвижников Посланца Аллаха, да пребудет с ним приветствие и благословение Аллаха, изрекающего ее?» Он сказал: «Нет». Я сказал: «А [разве] тот, кто не согласен с этим и не сказал этого, не ошибся в правде?» Он сказал: «Да». Я сказал: «Итак, ты впал в то, что [сам] порицал, и сказал то, что отрицал и на что клеветал. Яснее /9/ доводы мои, нежели твои, ибо я ошибся во внешнем, но постиг у Аллаха правду, обвинил их в ошибке при разногласии, и довод привел меня к речению одного из них, и я [тогда] опроверг [того], кто противоречил мне. А ты опроверг [того], кто противоречил тебе во внешнем [также] и у Аллаха, Велик Он и Славен».

Прибыло посольство [из] Куфы в Багдад и предстало перед ал-Ма'муном, а он отвернулся от них. [Тогда] сказал [некий] старец из них: «О Повелитель Верующих, рука твоя самая достойная [из] рук для поцелуя, ибо пребывает она в добродетелях и удалена от греховных деяний. Ты — мой Йусуф[959], прощающий при малом порицании. Кто захочет [причинить] тебе зло, да сделает его Аллах жертвой меча твоего, изгнанником боязни перед тобой, и униженным государством твоим». [Тогда] сказал [ал-Ма'мун]: «О 'Амр! Наикрасноречивейший вития — ваш вития. Удовлетвори их просьбы». И они были удовлетворены.

Упомянул Сумама б. Ашрас. Он сказал: Достигло ал-Ма'муна известие о десяти еретиках, из тех, что следуют учению Мани[960] и говорят о свете и тьме, из жителей Басры. [Тогда] он приказал привезти их к нему, после того, как их назвали [поименно] одного за другим. И когда их собрали, увидел их [некий] туфайл[961] и сказал [себе]: «Эти собрались не иначе как на угощение». И он вошел в среду их и пошел с ними, не зная дела их, а приставленные к ним привели их на корабль. [Тогда] туфайл [подумал]: «Прогулка — в этом нет сомнения». И он вошел с ними на корабль. Не успел он опомниться, как принесли оковы и заковали [тех] людей и туфайла [вместе] с ними. [Тогда] сказал туфайл: «Привело ремесло мое в оковы». Затем он повернулся к старцам и сказал: «Да выкуплю я вас, кто вы?» Они сказали: «Нет, кто ты и из наших ли ты братьев?» Он сказал: «Клянусь Аллахом, я не знаю [ничего], кроме (того), что клянусь Аллахом, человек-туфайл. Я вышел сегодня из жилища своего, повстречал вас, увидел красивое зрелище, румяные щеки, [нарядные] одежды и благоденствие. [Тогда] я сказал себе: «Старцы, мужи и юноши собрались для пира». И я вошел в среду вашу, обнял одного из вас, словно я с ним вместе, пошел на этот заурак[962] и увидел, [что] он застелен коврами и убран. Увидел я [также] уставленные [яствами] столы, мешки и корзины и сказал: «Прогулка к какому-нибудь дворцу или саду, в которую они отправляются. Поистине, благословен этот день». И возликовал я радостью, как вдруг пришел этот приставленный к вам [муж] и сковал вас и сковал меня с вами. Случилось со мной такое, что лишило меня разума. [Так] сообщите же мне известие». И они засмеялись над ним, заулыбались, взвеселились и возрадовались [от] этого. /10/ Потом они сказали: «Теперь ты попался и закован в железо. Мы же — манихеи, на которых донесли ал-Ма'муну. Мы войдем к нему, и он станет расспрашивать нас об обстоятельствах наших, выведывать о вере нашей и призывать нас к покаянию и отступничеству от нее, подвергая нас различным испытаниям, из них — выставлять перед нами изображение Мани и приказывать нам плевать на него и отрекаться от него, и приказывать нам забить водяную птицу, и это фазан[963]. Кто [же] ответит ему на это согласием, спасется, а кто откажется — [будет] убит. И когда тебя призовут и станут испытывать, то сообщи о себе и об убеждениях своих в соответствии с предъявленными тебе обвинениями. Ты утверждаешь, что [ты] туфайл, а У туфайла [обычно] бывают истории и известия, [так] скоротай наше путешествие в город Багдад каким-нибудь разговором и [рассказом] о деяниях людей». И когда прибыли они в Багдад и введены были к ал-Ма'муну, он стал вызывать их по именам одного за Другим и спрашивать [каждого] о вере его, и тот говорил ему, [что это] ислам. Тогда [халиф] испытывал его, призывал к отречению от Мани, выставлял перед ним изображение его и приказывал плевать на него и отрекаться от него, а также другое. Они [же] отказывались, и [ал-Ма'мун] передавал их под меч, и дошла [очередь] до туфайла, после [того, как халиф] покончил с десятью, и число людей исчерпали. [Тогда] сказал ал-Ма'мун приставленным: «Кто этот?» Они сказали: «Клянемся Аллахом, не знаем. Однако мы обнаружили его вместе со [всеми этими] людьми и привезли его [также]». И ал-Ма'мун сказал [туфайлу]: «Какова твоя история?» Он сказал: «О Повелитель Верующих, [да будет] жена моя разведена, если я знаю что-либо из речений их. Я человек-туфайл». И он поведал [халифу] историю свою от начала до конца, и ал-Ма'мун рассмеялся. Потом он выставил перед [туфайлом] изображение, и тот проклял его, отрекся от него и сказал: «Дайте мне его, чтобы я нагадил на него. Клянусь Аллахом, я не знаю, кто такой Мани — иудеем ли был он или мусульманином». [Тогда] сказал ал-Ма'мун: «Наказать его за чрезмерности дармоедство и [за то, что] подверг себя опасности».

Ибрахим б. ал-Махди стоял [в это время] перед ал-Ма'муном, и он сказал: «О Повелитель Верующих, подари мне прегрешение его, и я расскажу тебе удивительную историю о [том, как] я сам [занимался ремеслом] туфайла». Сказал [ал-Ма'мун]: «Говори, о Ибрахим». Он сказал: «О Повелитель Верующих, вышел я однажды [из дома] и двинулся по переулкам Багдада, [и забрался далеко], так что забрел /11/ в [какое-то] место и учуял запах, исходивший из флигеля высокого дома и [от] котлов, аромат [от яств] которых [далеко] распространялся. [Тогда] возжелала их душа моя, и я остановился перед портным, [сидевшим] там, и сказал: «Чей это дом?» Он ответил: «[Одного] мужа из купцов, из торговцев тканями». Я сказал: «Как его имя?» Он сказал: «Такой-то, сын такого-то». И я поднял взор свой на флигель, там [было] окно, и [тогда] увидел я ручку, высунувшуюся из окна, и запястье, краше которых я еще не видывал. [Тогда], о Повелитель Верующих, отвлекла меня красота ручки и запястья от аромата котлов, и я пришел в замешательство [и стоял] [с] помутившимся разумом. Потом я сказал портному: «[Этот купец] [не] из тех [ли], что пьют вино?» Он скачал: «Да. Думаю, что у него сегодня званый [пир]. Он водится только с честными купцами, как и он сам, и я тоже». Вдруг подъехали верхами двое благородных мужей из глубины переулка, и портной сказал мне: «Вот его сотрапезники». Я сказал: «Каковы их имена и каковы их прозвания?» И [портной] сказал: «Такой-то и такой-то». Я тронул коня своего, так что оказался между ними, и сказал: «Да буду я за вас выкупом, отец такого-то, да укрепит его Аллах, заждался вас». И я поехал вместе с ними, и мы приблизились к двери. [Мои спутники] пропустили меня вперед, я вошел, и они вошли. Когда [же] увидел меня хозяин дома, не усомнился, что я приехал с ними. Он приветствовал меня и посадил на самое почетное место. [Тогда] принесли, о Повелитель Верующих, стол, и на нем свежеиспеченный хлеб, и принесли нам такие кушанья, вкус [которых] был лучше запаха их. [Тогда] сказал я [себе]: «Этих кушаний я уже отведал. Остались ручка и запястье». Потом еду убрали, и мы умыли руки свои. Затем мы пошли в комнату для возлияний, и [оказалось], что она украшена наиблагороднейшим и убрана наизнатнейшим [образом]. Хозяин дома стал ласкать меня и вести со мною беседу, и те двое мужей не сомневались, что он меня знает. Однако он так поступал со мной, потому что подумал, будто они меня знают. Когда мы выпили [по нескольку] стаканчиков, вышла к нам невольница, гибкая, словно ивовая ветвь. Она неробко поздоровалась [с гостями] и приготовила себе подушку. Принесли лютню и положили ей на колени. [Тогда] она осмотрела ее, проявив в этом сноровку, потом принялась петь:

[Тогда] взволновали, клянусь Аллахом, о Повелитель Верующих, меня соловьи мои, и я восхитился красотой ее пения и искусностью ее. Потом она принялась петь:

[Тогда] я воскликнул: «Благое!», и снизошло на меня [такое] блаженство, что не [мог] я совладать с ним ни душой, ни терпением. А она принялась петь:

[Тогда] я позавидовал, клянусь Аллахом, о Повелитель Верующих, сноровке ее, [и тому, как] она знает пение и понимает смысл стихов. Она не сбилась с напева, который начала. И я сказал: «За тобой, девушка, кое-что осталось». [Тогда] она рассердилась, бросила лютню свою о землю, потом сказала: «Когда [это] вы приводили презренных в собрания свои?» И я раскаялся в том, что содеял, и увидел, что гости переменились ко мне. [Тогда] я сказал: «Разве нет здесь лютни?» Они сказали: «Отчего же, господин наш», и мне принесли лютню. Я настроил ее, как хотел, и принялся петь:

И не успел я толком закончить, как вышла [из-за занавеса] [та] девушка и припала к ноге моей, целуя ее и говоря: «Прошу тебя о прощении, [клянусь] Аллахом, о господин мой. Я не слышала, [чтобы] кто-нибудь исполнял напев этот подобно тебе». [Тогда] встал /13/ хозяин ее и все, кто был у него, и поступили так же, как она. Гости развеселились, стали тотчас пить [вино] и выпили по чаше. Потом я запел:

[Тогда] люди развеселились настолько, о Повелитель Верующих, что я испугался, как бы не лишились они разума. Я перестал [петь] на некоторое время, пока гости не успокоились, а потом запел в третий раз:

[Тут], о Повелитель Верующих, девушка принялась кричать: «Господи, вот, клянусь Аллахом, [это] пение, господин мой». Гости опьянели и утратили разум свой. А хозяин дома хорошо [умел] пить, а два его друга — еще лучше, и он приказал своим слугам вместе со слугами их оберегать [гостей] и развести их по домам своим. Я остался с ним наедине, и мы выпили [еще несколько] стаканчиков. Потом он сказал: «Прошли, [клянусь] Аллахом, истекшие дни мои впустую, ибо я не знаю тебя. Кто [же] ты, о повелитель мой?» И он настаивал, пока я не сказал ему. [Тогда] он встал, поцеловал меня в голову и сказал: «О господин мой, я [не] удивляюсь, что таким вежеством обладает только подобный тебе. Значит, я [уже целый] день [провел] с особой из халифской семьи, не зная [о том]». И он спросил меня об истории моей и как я решился на то, что совершил. [Тогда] я сообщил ему известие [о] ручке и запястье, и он сказал служанке своей: «О такая-то, скажи такой-то, [чтобы] она спустилась». И он стал выводить ко мне невольниц своих одну за другой, а я смотрел на их руки и говорил: «Не та», пока он не сказал: «Клянусь Аллахом, не осталось [никого], кроме матери моей и сестры, и я их выведу к тебе». [Тогда] я удивился щедрости его и великодушию и сказал: /14/ «Да буду я тебе выкупом, начни с сестры прежде матери. Может быть, это и есть госпожа моя». И он сказал: «Ты прав». И поступил [таким образом]. Когда [же] я увидел ручку ее и запястье, сказал: «Это она, да буду я за тебя выкупом». И он тотчас же приказал своим слугам, и они отправились к десяти старцам из знатнейших соседей его, и те явились. Принесли два кошелька, в [которых было] двадцать тысяч дирхамов. Потом он сказал: «Вот сестра моя такая-то, и я беру вас в свидетели, что я выдаю ее замуж за господина моего Ибрахима б. ал-Махди и даю ей в приданое двадцать тысяч дирхамов». И я обрадовался, согласился на женитьбу, отдал [сестре хозяина] один кошелек, а [содержимое] другого роздал старцам и сказал им: «Извините, вот что пришло ко мне в это время». Они взяли [все] это и ушли. Потом он сказал: «О господин мой, я приготовлю для тебя одну из комнат своих, чтобы ты [мог] там переночевать с супругой своей». [Тогда], клянусь Аллахом, мне стало стыдно [от проявленного им] благородства и великодушия, и я сказал: «Нет, я доставлю паланкин и отнесу жену свою к себе в жилище». И он сказал: «Поступай, как желаешь». И я доставил носилки и отнес ее в жилище свое. И клянусь правдой твоей, о Повелитель Верующих, он отнес в жилище мое [столько] утвари, что целый дом из домов моих не мог этого вместить».

[Тогда] ал-Ма'мун удивился [такой] щедрости. Он отпустил туфайла, достойно наградил его и приказал Ибрахиму привести того человека. И он потом стал [одним] из приближенных ал-Ма'муна и обладателем его привязанности и пребывал с ним в наилучшем из радостных состояний в сотрапезничестве.

Упомянули ал-Мубаррад и Са'лаб. Они сказали: Кулсум ал-'Аттаби стоял у двери ал-Ма'муна, и пришел Йахйа б. Аксам. [Тогда] сказал ему ал-'Аттаби: «Если пожелаешь, сообщи Повелителю Верующих о местопребывании моем». Он сказал: «Я не хаджиб». Ал-'Аттаби сказал: «Я знаю, но ты добродетелен, а добродетельный — [хороший] помощник». Сказал [Йахйа]: «Ты направляешь меня не по моей стезе». Он сказал: «Поистине, Аллах приставил тебя к [высокому] положению и благоденствию от него, и они возрастают, если поблагодаришь, и умалятся, если впадешь в неверие. Сегодня я для тебя лучше, нежели чем ты [сам] для себя. Я призываю тебя [к тому], в чем прибавление благоденствия твоего, а ты отвергаешь это. На каждую вещь [налагается] закат[964], а закат [высокого] положения — трата его для просящего о помощи». [Тогда] вошел [к халифу] Йахйа, передал известие ал-Ма'муну и ввел к нему ал-'Аттаби, а в собрании [был] Исхак б. Ибрахим ал-Маусили. /15/ [Тогда ал-Ма'мун] велел [ал-'Аттаби] сесть и стал спрашивать его об обстоятельствах его и делах его, и [ал-'Аттаби] отвечал ему ясным языком, и это понравилось ал-Ма'муну. Он стал шутить с ним, [тогда] старец подумал, что [халиф] издевается над ним. И он сказал: «О Повелитель Верующих, [прояви] дружелюбие, прежде чем пришпорить», и слова его [показались халифу] подозрительными. Он посмотрел на Исхака и подмигнул ему глазом. Потом сказал: «Тысячу динаров». Их принесли и положили перед ал-'Аттаби. Потом ал-Ма'мун призвал к [проведению] спора и уговорил Исхака поиграть с [ал-'Аттаби]. И Исхак стал перечить ему по каждому поводу, о чем бы он ни упоминал, и прибавлять к [его речам], и [ал-'Аттаби] дивился ему, не зная, что это Исхак. Потом он сказал: «Позволит ли Повелитель Верующих спросить этого мужа об имени его и родословии?» И [халиф] сказал: «Спрашивай». [Тогда] сказал ему ал-'Аттаби: «Кто ты и каково твое имя?» Он сказал: «Я из рода людского, и имя мое Кул Басал»[965]. И сказал ему ал-'Аттаби: «Нисбу[966] же я узнал, а имя неизвестно, [ведь) Кул Басал не [является] именем». [Тогда] сказал ему Исхак: «Сколь мала твоя справедливость! А что [же] Кулсум? Лук вкуснее чеснока»[967]. Сказал ал-'Аттаби: «Да побьет тебя Аллах! Как ты остроумен! Не зрел я столь сладостного мужа. Позволит ли Повелитель Верующих одарить его тем, чем одарил меня [халиф]? [Ведь] он, клянусь Аллахом, взял надо мною верх». [Тогда] сказал ему ал-Ма'мун: «Нет, [пусть] это [будет] накоплено для тебя, а ему мы прикажем [выдать] подобное». [Тогда] ушел Исхак в жилище свое, а [ал-'Аттаби] трапезничал с [халифом] весь тот день.

Ал-'Аттаби был из земли джунда[968] Киннисрин и ал-'Авасим[969]. Он жил в ар-Ракке из Дийар Мудар[970]. Был он в знании, чтении [Корана], вежестве, осведомленности, сочинительстве, благочинии слов, объеме заученного, благоуказании, красноречии, велеречивости, царственности беседы, велелепии переписки, сладости обращения, изящности заученного, целостности дара своего [таков], каковыми были немногие в его век.

[Было] упомянуто, что он сказал: «Писец мужа — язык его, хаджиб его — лик его, собеседник его — [сам] он». И сочинил он об этом стихи и сказал:

И [было] упомянуто [с его слов], что он сказал: «Если поручена тебе должность, то смотри, кто писец твой. Ведь узнает степень твою тот, кто далек от тебя, через писца твоего. Выбирай себе умного хаджиба, ведь судит о тебе посольство до прибытия к тебе по хаджибу твоему. [Приглашай] к себе благородного и остроумного собеседника и сотрапезника. Ведь проверяется муж тем, кто с ним».

«[Однажды стал] похваляться писец [перед] сотрапезником и сказал писцу: «Я — помощь, а ты — пища. Я — для серьезного, а ты — для шутки. Я — для силы, а ты — для наслаждения. Я — для войны, а ты — для мира». [Тогда] сказал сотрапезник: «Я — для наслаждения, а ты — для лести. Я — для благосклонности, а ты — для ремесла. Ты встаешь, а я — сажусь. Ты — скромник, а я — друг. Ты стараешься для потребности моей и мучаешься тем, в чем мое счастье. Я — вошедший в долю, а ты — помощник. Я — равный, а ты подчиненный. Ведь назван я сотрапезником, потому что раскаиваются в разлуке со мною»[971].

Об ал-'Аттаби [имеются] хорошие известия и остроумные сочинения, в [которых содержится] разъяснение тому, к чему мы стремились и к чему направлялись. И мы сообщили эти разделы ибо повествование подвигло нас к тому и к этому привело.

Рассказал ал-Джаухари[972] [со слов] ал-'Утби, [со слов] 'Аббаса ад-Дайри. Он сказал: [Некий] человек направил известие ал-Ма'муну и попросил его позволить войти к нему и выслушать его. И [халиф] позволил ему. Он вошел и поздоровался. [Тогда] сказал ему ал-Ма'мун: «Говори, в чем нуждаешься». Он сказал: «Сообщу Повелителю Верующих, что беды рока, диковины дней и испытания времени ополчились на меня и лишили того, что дал мне этот мир. Надел мой ускользнул [от меня], и река моя загрязнилась, и жилище мое разрушилось, и деньги истаяли. И не стало у меня ни волоса, ни шерсти, а на мне великий долг, и у меня домочадцы и малые отроки. Я древний старец, на которого насели нужды и тяжелы ему прибыли. И нуждаюсь я во взоре Повелителя Верующих и благосклонности его». Сказал [ад-Дайри]: И пока [пребывал] он в речении, вдруг с шумом выпустил ветры и сказал: «Это, о Повелитель Верующих, [одна] из превратностей рока и испытание его. И [прежде] случалось со мной такое, клянусь Аллахом, только /17/ в [подобающем] месте. [Тогда] сказал ал-Ма'мун собеседникам своим: «Не видел я доселе столь сильного сердцем, крепкого самообладанием и мощного душой, нежели этот муж». И приказал [выдать] ему тотчас пятьдесят тысяч дирхамов.

Сказал Абу-л-'Атахийа: Однажды послал за мной ал-Ма'мун, я пошел к нему и застал его потупившимся, задумчивым, озабоченным. И я не осмелился приблизиться к нему, раз он [был] в таком состоянии. [Тогда] поднял он голову свою и показал мне рукой: «Подойди», и я подошел. [Халиф] долго молчал, потом поднял голову и сказал: «О Исма'ил, удел души — скука, любовь к занимательному и привычка к одиночеству, подобно тому как привыкаем мы к дружбе». Я сказал: «Да, о Повелитель Верующих, и у меня есть об этом стихотворный байт». Сказал [ал-Ма'мун]: «Каков он?» Я сказал:

Сказал [ал-Ма'мун]: «Хорошо [сказано]. Добавь мне». [Тогда] я сказал: «Я не могу этого». Развлекал я его остаток дня, и [ал-Ма'мун] приказал [выдать] мне деньги, и [тогда] я ушел.

Рассказывают, что ал-Ма'мун приказал некоему приближенному из слуг своих выйти [на улицу], и кого бы он ни увидел на дороге, привести его, будь то существо возвышенное или подлое. И [слуга] привел ему человека из простонародья. Он вошел, а у [ал-Ма'муна были] ал-Ма'тасим, брат его, Йахйа б. Аксам и Мухаммад б 'Амр ар-Руми[974]. Каждый из них сварил котел [еды]. [Тогда] сказал Мухаммад б. Ибрахим от-Тахири[975] [тому] простому человеку: «Это приближенные Повелителя Верующих. Ответь [же] им на то, что они будут спрашивать». [Тогда] сказал ал-Ма'мун: «Куда вышел ты [из дома] и такое время, [когда] осталось тебе от ночи три часа?» И он сказал: «Соблазнила меня луна, я услышал слова «Велик Аллах» и не усомнился в том, что это азан»[976]. [Тогда] сказал ему ал-Ма'мун: «Садись». И он сел. И сказал ему ал-Ма'мун: «Каждый из нас сварил котел [пищи]. Сейчас тебе подадут от каждого из [кушаний] по [небольшому] котлу. Отведай и расскажи о достоинствах [их] и о том, что вкусного ты в них находишь». [Тогда] он сказал: «Давайте». И [ему] подали большое блюдо, [еда] на котором была наложена без разбора, а у каждого, кто готовил ее, был знак. И [человек] начал, попробовал [из] котла, что готовил ал-Ма'мун, и сказал: «Отлично». Съел из него три куска и сказал: «Эта [еда] словно мускус. Готовивший ее — мудрый, чистый, щегольской, красивый». Потом он попробовал [из] горшка ал-Му'тасима и сказал: «Это [еда], клянусь Аллахом, словно вышла из одной руки [с] первой. С одинаковой мудростью /18/ приготовлены они». Потом попробовал он [пищу из] котла Мухаммада б. 'Амра ар-Руми и сказал: «Вот котел Повара сына Повара, хорошо у него получилось. Сколь мудр он!» Затем попробовал он [еду] из котла Йахйи б. Аксама ал-Кади, отвратил лицо свое и сказал: «фу, варивший этот котел положил вместо лука кал». [Тогда] собравшиеся рассмеялись, и смех полностью овладел ими. [Человек этот] сел, [чтобы] разговаривать, вопрошать их и развлекаться с ними, и было им с ним хорошо. [Когда же] сверкнула заря, сказал ему ал-Ма'мун: «Да не пресечется у тебя то, в чем мы [ныне] пребывали», узнав, что [тот] понял, [кто] они [такие]». И [ал-Ма'мун] наградил его четырьмя тысячами динаров и взял в его пользу с хозяев котлов, с каждого по мере его степени, и сказал: «Смотри, не выходи снова в подобное время». [Тогда человек] ответил: «[Да] не лишит вас Аллах поварского искусства и да не лишит меня выходов». И они спросили его о ремесле его, разузнали о жилище его, и он стал считаться на службе [у] ал-Ма'муна и [на] службе [у] всех, и вошел в среду их.

Рассказывал Абу 'Аббад ал-Катиб[977], и был он приближенным ал-Ма'муна. Он сказал: Сказал мне ал-Ма'мун: «Не смог я ответить только трем душам. Пошел я к матери Зурийасатайна, соболезнуя ей, и сказал: «Не скорби и не печалься о потере его. [Ведь] Аллах поистине, оставил тебе во мне сына, что заступит место его. И что бы ты ни переживала, не скрывай от меня этого». [Тогда] она заплакала, потом сказала: «О Повелитель Верующих, как [же] мне не печалиться о сыне, [что] даровал мне [второго] сына, подобного тебе?» Привели ко мне человека, [который] пророчествовал, и сказал я ему: «Кто ты?» Он сказал: «Муса б. 'Имран[978], да [пребудет] с ним мир». [Тогда] я сказал: «Горе тебе! Поистине, у Мусы б. 'Имрана, да [пребудет] с ним мир, были чудеса и свидетельства, [которыми] прояснилось дело его. Из них [то], что он бросил посох свой, и он поглотил коварство чародеев. И из них, [когда] вынимал он из кармана руку свою белой». И я стал перечислять ему, что Муса б. 'Имран, да [пребудет] с ним мир, привел из свидетельств пророчества, и сказал ему: «Если бы ты привел мне один из знаков его или чудо из чудес его, я был бы первым, кто уверовал в тебя. А [не] то я убью тебя». [Тогда] он сказал: «Ты прав. Однако я привел эти знаки, когда сказал Фир'аун:[979] «Я наиглавнейший господин ваш». И если ты скажешь то же, я приведу из знаков, подобных тем, что я приводил ему». И третье, [когда] куфийцы стали согласно жаловаться на наместника, поведение которого я восхвалял и /19/ житие которого одобрял. [Тогда] я послал им: «Поистине, я знаю житие [этого] мужа и готов я сесть перед вами завтра утром. Выберите [же] мужа [со своей стороны], [что] проведет прение, [ведь] о многословии вашем хорошо мне известно». [Тогда] они сказали: «Нет среди нас [того], кем мы удовлетворились бы для прения с Повелителем Верующих, разве что [один] глухой муж. И если вытерпит его Повелитель Верующих, [то пусть] соблаговолит это». [Тогда] я обещал им вытерпеть его, и они пришли назавтра. И я приказал [впустить] людей, и они вошли [вместе] с глухим. Когда [же] он предстал передо мною, я приказал им сесть, потом сказал ему: «В чем жалуешься ты на наместника вашего?» И он сказал: «О Повелитель Верующих, он наихудший наместник на земле. В первый год, когда он стал править нами, мы продали нашу движимость и недвижимость. На второй год мы продали поместья и припасы наши. На третий год мы вышли из города нашего и попросили спасения у Повелителя Верующих, чтобы он снизошел [до] жалобы нашей и оказал нам благодеяние, приказав убрать его от нас». [Тогда] я сказал ему: «Солгал ты — нет пощады тебе. Напротив, он муж, житие и поведение которого я восхвалял и веру и деяния которого я одобрил. Поставил я его над вами, зная великий гнев ваш на наместников ваших». Сказал [глухой]: «О Повелитель Верующих, ты сказал правду, а я — ложь. Однако как же ты отдал нам на долгие годы этого наместника, веру, надежность, добродетель, справедливость и беспристрастие которого ты одобрял, помимо городов, о делах которых поручил тебе заботиться Аллах, подобно тому как Он поручил тебе заботиться о делах наших? [Так] назначь же его в эти города, чтобы снизошли на них беспристрастие и справедливость его, подобно тому, как снизошли они на нас». И я сказал ему: «Встань, [да] не хранит тебя Аллах. Я забираю его от вас»».

Йахйа б. Аксам говорил: Однажды в среду ал-Ма'мун сидел [в собрании, созванном] для прения по фикху, и вот пришли факихи и те, кто [хотел] спорить с ним из знатоков [различных] учений. Ввели их в убранную комнату, и [было] им сказано: «Снимите обувь вашу». Потом принесли столы, и [было] им сказано: «Возьмите еды и питья и вновь совершите омовение. У кого обувь узка, пусть оставит ее, и у кого шапка продырявилась, пусть положит ее». Когда они покончили с этим, им принесли курильницы, и они окурились и умастились [благовониями]. Потом они вышли, и [ал-Ма'мун] велел им приблизиться, и они приблизились. [Тогда халиф стал] спорить с ними самым правильным образом, [самым] справедливым и наиболее далеким от [того, как спорят] возгордившиеся. И они пребывали и этом [споре], пока не зашло солнце. Потом во второй раз установили столы, [факихи] поели и ушли.

Сказал [Йахйа б. Аксам]: Однажды /20/ сидел [ал-Ма'мун], как вдруг вошел к нему 'Али б. Салих ал-Хаджиб[980] и сказал: «О Повелитель Верующих, перед дверью [твоей] стоит [нищий] муж в грубых белых подоткнутых одеждах и требует, [чтобы] его впустили для [участия в] прении». [Тогда] я сказал: «Это один [из] суфиев». Я хотел посоветовать, чтобы ему не позволяли [входить]. [Но] ал-Ма'мун перебил меня: «Впусти его». Вошел муж в одеждах, которые он подоткнул, сандалии его были в руке его. Он остановился у края ковра и сказал: «Мир вам, милость Аллаха, и благодать Его». [Тогда] сказал ал-Ма'мун: «И тебе мир». Он сказал: «Позволишь ли мне подойти к тебе?» ал-Ма'мун сказал: «Подойди». И [муж] подошел. Потом [халиф] сказал: «Садись». И он сел. Затем сказал: «Разрешишь ли мне говорить с тобой?» И [ал-Ма'мун] сказал: «Говори о том, чем, по знанию твоему, доволен будет Аллах». Он сказал: «Сообщи мне об этом собрании, в котором ты сидишь — по согласию ли мусульман и довольству их или [же] по одолению их и насилием над ними властью твоей?» [ал-Ма'мун] сказал: «Я сижу не по согласию их и не по одолению их, но до меня ведала делом мусульман власть, которую восхваляли [они] либо волей, либо неволей. И было назначено мне и другому со мной попечительство над этим делом, мне после него [в соответствии с присягой] тех из мусульман, кто [при этом] присутствовал[981]. И была взята с тех паломников, кто был в Запретном Доме Аллаха[982], присяга в [мою пользу и в пользу] другого со мной, и они дали ее либо покорно, либо против воли своей. И пошел тот, кому было назначено вместе со мной, по пути, по которому пошел он. Когда же дело досталось мне, узнал я, что нуждаюсь в добровольном соединении слова мусульман на Востоке земли и Западе ее. Потом посмотрел я и увидел, что если отступлюсь я от мусульман, то взволнуется вервие ислама, придет в расстройство завет мусульман, падут края [ислама], возобладают возмущение и смута, случится раздор, придут в небрежение установления Аллаха, Велик Он и Славен, никто не будет совершать хаджж к Дому Его и сражаться на пути Его. И не будет у [мусульман] власти, собирающей их и управляющей ими, перерезаны будут пути, и перестанут брать [в пользу] обиженного от обидчика. [Тогда] я принял дело это, [чтобы] оберечь мусульман, сражаться с врагом их, охранять пути их и вести их за руки, пока не согласятся мусульмане на мужа, [которым] удовольствуются все, и [тогда] передам я ему власть и буду как всякий мусульманин. /21/ [Равно как] и ты, о муж, посланец мой к сообществу мусульман. Когда согласно изберут они [такого] человека, которым будут довольны, я покину ради него дом этот». [Тогда] сказал [пришедший]: «Мир вам, милость Аллаха и благодать Его». И поднялся он, а ал-Ма'мун приказал 'Али б. Салиху ал-Хаджибу отрядить для слежки за ним [того], кто узнает устремления его, и он исполнил это, потом вернулся и сказал: «Послал я, о Повелитель Верующих, [того] кто проследил за человеком [этим]. Он пошел в мечеть, [где было] пятнадцать человек того же обличья и одеяния, и они сказали ему: «Ты встречался с [тем] мужем?» И он сказал: «Да». Они сказали: «Что [же] он сказал тебе?» [Тот] сказал: «Он ничего не сказал мне, кроме благого, упомянув, что блюдет дело мусульман, чтобы были безопасны пути их, осуществляет хаджж и джихад на пути Аллаха, берет [в пользу] обиженного от обидчика и не пренебрегает установлениями Аллаха. Если [же] удовольствуются мусульмане [неким] человеком, [то] он отдаст ему [это] дело и откажется от него». Они сказали. «Мы не видим в этом вреда» и разошлись. [Тогда] повернулся ал-Ма'мун к Йахйе и сказал: «Мы удовлетворили этих простейшими речами». И я сказал: «Слава Аллаху, Который внушил тебе верное и правильное в речениях и поступках».

Сказал ал-Мас'уди: Йахйа б. Аксам принял судейство в Басре до упрочения отношений между ним и между ал-Ма'муном. [Тогда] донесли ал-Ма'муну, что он развратил детей [басрийцев] обилием мужеложества своего. И сказал ал-Ма'мун: «Если бы они опровергли приговоры, [им выносимые], — это было бы принято». Они сказали: «О Повелитель Верующих, творил он мерзости и совершал тяжкие грехи, и распространилось от него это. Говоря, о Повелитель Верующих, он живописует мальчиков, разряды и степени их. Слова его о качествах их знамениты». [Тогда] сказал ал-Ма'мун: «Что же он говорит?» И ему подали донос, в котором [было] все, в чем обвиняли [Йахйу б. Аксама] и что рассказывали о нем в этом смысле, и вот речение его:

[Увидев подобное], ал-Ма'мун этого не одобрил, счел важным и сказал: «Который из вас слышал [такое] от него?» Они сказали: «Это из его речений распространено среди нас, о Повелитель Верующих». [Тогда ал-Ма'мун] велел вывести их [от себя] и сместил Йахйу [с судейства в Басре].

О Йахйе и [о] том, что было с ним в Басре, говорит Ибн Абу Ну'айм[983]:

Но нанес рок удар свой. Йахйа сблизился с ал-Ма'муном и стал ему сотрапезником, и [ал-Ма'мун] многое ему позволил. Однажды [халиф] сказал ему: «О Абу Мухаммад, кто тот, который говорит: Кади, наказывающий за прелюбодеяние, но не Видящий порока в том, кто мужеложествует?»

Он сказал: «Это Ибн Абу Ну'айм, о Повелитель Верующих. Он говорит:

[Тогда] ал-Ма'мун потупился от смущения на некоторое время, потом поднял голову свою и сказал: «Сослать Ибн Абу Ну'айма в ас-Синд».

Если Йахйа отправлялся с ал-Ма'муном верхом в поездку, он выезжал в кушаке, кафтане, с мечом на перевязи и в тюрбане из муслина. Если была зима, они ехали в кафтанах [из] шелка, в шапках из соболя и на открытых седлах. Молва [о] нем и открытое [занятие его] мужеложеством достигли [такой степени], что ал-Ма'мун приказал ему назначить себе свиту, [чтобы] она ездила с ним и служила ему. И он назначил себе четыреста безбородых юношей, выбрав их по красоте лица. Из-за них [Йахйа] ославился, и об этом сказал Рашид б. Исхак[984], упоминая дело со свитой Йахйи:

Йахйа б. Аксам б. 'Амр б. Абу Рабах был из жителей Хорасана, из города Марва. Он был мужем из бану тамим. Разгневался на него ал-Ма'мун в двести пятнадцатом году (830/1), и это в Египте, и отослал его опального в Ирак. [Ибн Аксам] записывал хадисы, изучал фикх у басрийцев, [таких] как 'Осман ал-Батти[987] и других. У него [есть] сочинения по фикху, по ветвям его и корням, и особая книга, которую он назвал ат-Танбих[988], где он отвечает иракцам. Между ним и между Абу Сулайманом Ахмадом б. Абу Да'удом б. 'Али[989] [происходили] многие споры.

В халифат ал-Ма'муна [случилась] смерть Абу 'Абдаллаха Му-хаммада б. Идриса б. ал-'Аббаса б. 'Османа б. Шафи' б. ас-Са'иба б. 'Абдаллаха б. Абу Йазида б. Хашима б. ал-Мутталиба б. 'Абд Манафа аш-Шафи'и[990], в раджабе, в ночь на пятницу, и это в двухсот четвертом году[991]. Его погребли утром [той] ночи. Ему было пятьдесят четыре года. Молился над ним ас-Сари б. /24/ ал-Хакам[992], в то время амир Египта.

Также упомянул 'Икрима б. Мухаммад б. Бишр со [слов] ар-Раби' б. Сулаймана ал-Му'аззина[993]. Упомянул также Мухаммад б. Суфйан б. Са'ид ал-Му'аззин и прочие со [слов] ар-Раби' б. Сулаймана подобное этому. И был погребен аш-Шафи'и в Египте среди могил мучеников на Макбарат бани 'абд ал-хакам[994], среди могил их. У головы его большой каменный столб, а также у ног его И на высоком [столбе], на верхушке которого выбоина, написано: «Это могила Мухаммада б. Идриса аш-Шафи'и, доверенного Аллаха». [То], о чем упомянули мы, известно в Египте. Родословие аш-Шафи'и совпадает с [родословием] Хашимитов и Омейядов в 'Абд Манафе[995], ибо он из потомков ал-Мутталиба б. 'Абд Манафа[996]. Сказал Пророк, да пребудет с ним приветствие и благословение Аллаха: «Мы и бану-л-мутталиб славно эти два» и показал два прижатых друг к другу пальца. Курайшиты осадили [однажды] бану-л-мутталиб и бану хашим в ущельи[997]. Об этом рассказывал Факир б. Мискин со [слов] ал-Музни[998]. Факир рассказывал со [слов] ал-Музни. Мы слышали от Факира б. Мискина в городе Усване в Са'иде Египта. Он сказал: Сказал ал-Музни: Я вошел к аш-Шафи'и накануне кончины его и сказал ему: «Как ты проснулся, о Абу 'Абдаллах?» Он сказал: «Проснулся я отбывающим из мира этого, с братьями своими расстающимся и из чаши смерти пьющим. И не знаю я, в рай ли идет дух мой, [и мне] поздравить его, или же в [адский] огонь, и мне пособолезновать ему». И он стал читать:

И в этом году, когда умер аш-Шафи'и, и это год двухсот четвертый (819/20), умер Абу Да'уд Сулайман б. Да'уд ат-Тайалиси[999]. Ему был девяносто один год. И в [том году] умер Хишам б. Мухаммад б. ас-Са'иб ал-Калби[1000].

Провозгласил себя [некий] человек пророком в Басре в дни ал-Ма'муна и был отвезен к нему закованным в железа. И [тогда] он предстал перед [халифом], и [ал-Ма'мун] сказал ему: «Ты посланный пророк?» /25/ Он сказал: «Сейчас я закованный [в железа]». Он сказал: «Горе тебе! Кто соблазнил тебя?» Сказал [самозванец]: «Так ли обращаются к пророкам? Если бы я не [был] закован в железа, то приказал бы Джибрилу загреметь ими на вас». Сказал ему ал-Ма'мун: «[Разве] молитва скованного не удовлетворяется?» Он сказал: «Не поднимается молитва пророков, если они скованы». [Тогда] рассмеялся ал-Ма'мун и сказал: «Кто сковал тебя?» Он сказал: «Тот, кто перед тобой». Сказал [халиф]: «Мы отпускаем тебя, [так] прикажи Джибрилу зазвенеть [в железа], и если он повинуется, мы уверуем в тебя и поверим тебе». [Тогда] он сказал: «Прав Аллах, говоря: «...чтобы они не уверовали, пока не увидят мучительное наказание»[1001]. [Так] если желаешь, то делай». И [ал-Ма'мун] приказал расковать его. Когда [же самозванец] ощутил сладость свободы, он сказал, возвысив голос: «О Джибрил, посылай [пророком], кого пожелаешь. Нет между мною и тобою теперь добра, у других богатства, а у меня ничего нет. Пойдет [служить] тебе только тюремщик». [Тогда ал-Ма'мун] приказал отпустить его и хорошо обойтись с ним.

Рассказывал Сумама б. Ашрас. Он сказал: Видел я собрание [у] ал-Ма'муна, и привели человека, провозгласившего себя Ибрахимом ал-Халилом. [Тогда] сказал ему ал-Ма'мун: «Не слышал я [о] более дерзком [выступлении] прочив Аллаха, чем это». Я сказал: «Дозволит ли Повелитель Верующих [говорить] мне речи?» Сказал [ал-Ма'мун]: «Говори». Я сказал: «О этакий! Поистине, у Ибрахима, да пребудет он в мире, были доказательства». Он сказал: «И каковы его доказательства?» Я сказал: «Зажжен был для него огонь, его бросили туда, и был он для него холодом и покоем. [Теперь] мы зажжем для тебя огонь и положим тебя туда. И если он будет для тебя холодом и покоем, как был для него, мы уверуем в тебя и поверим тебе». Он сказал: «Избери мне испытание полегче». Я сказал: «[Вот тебе] доказательства Мусы, да пребудет с ним мир». Он сказал: «А каковы они?» Я сказал: «Он бросил посох, и тот [обернулся] змеей ползучей, [и] это расстроило козни [волшебников]. И ударил он [посохом по] морю, и они расступилось. И белизна руки его без вреда». Он сказал: «Это труднее. Придумай для меня что-нибудь полегче». Я сказал: «[Тогда] доказательства 'Исы, да пребудет с ним мир»[1002]. Он сказал: «А каковы они?» Я сказал: «Воскрешение мертвых». [Тогда] оборвал он речи о доказательствах Исы и сказал: «Принес ты большую беду. Избавь меня от доказательств этих». Я сказал: «Без доказательств не обойтись». Он сказал: «Нет у меня таких». Я сказал Джибрилу: «Отправляешь ты меня к шайтанам, так дай же мне доказательство, с которым пойду я /26/, а то я не пойду». И Джибрил, да пребудет с ним мир, разгневался и сказал: «Пришел ты со злом большим, нежели [последний] час. Сначала ступай и посмотри, что скажут тебе люди» [Тогда] рассмеялся ал-Ма'мун и сказал: «Этот — из пророков, что годятся в сотрапезники».

В сто девяносто восьмом году (813/4) сместил ал-Ма'мун брата своего ал-Касима, сына ар-Рашида[1003], с восприемства завета.

В сто девяносто девятом году (814/5) восстал Абу-с-Сарайа ас-Сари б. Мансур аш-Шайбани[1004] в Ираке, и усилилось дело его. С ним [был] Мухаммад б. Ибрахим б. Исма'ил б. Ибрахим б. ал-Хасан б. ал-Хасан б. 'Али б. Абу Талиб, и он — Ибн Табатаба[1005]. И восстал в Медине Мухаммад б. Сулайман б. Да'уд б. ал-Хасан б. ал-Хасан б. 'Али[1006], да помилует их Аллах. И восстал в Басре 'Али б. Мухаммад б. Джа'фар б. Мухаммад б. 'Али б. ал-Хасан б. 'Али[1007], да [пребудет] с ними мир, и Зайд б. Муса б. Джа'фар б. Мухаммад б. 'Али б. ал-Хусайн б. 'Али[1008]. Они овладели Басрой. В этом [же] году умер Ибн Табатаба, к [установлению] власти которого призывал Абу-с-Сарайа. [Тогда] поставил Абу-с-Сарайа вместо него Мухаммада б. Мухаммада б. Йахйу б. Зайда б. 'Али б. ал-Хусайна б. 'Али[1009].

Появился и Йемене в этом году — и это год сто девяносто девятый — Ибрахим б. Муса б. Джа'фар б. Мухаммад б. 'Али б. ал-Хасан б. 'Али[1010].

И появился в дни ал-Ма'муна в Мекке и волостях Хиджаза Мухаммад б. Джа'фар б. Мухаммад б. 'Али б. ал-Хусайн, да помилует их Аллах. И это в двухсотом году (815/6), и он [стал] призывать к [установлению своей власти]. К этому призывают ас-саба-тиййа[1011] из шиитских сект и говорят о его имамате. Они разделились на секты — кто стал крайним, кто ограничился и пошел по пути имамитства[1012]. Мы упомянули [об этом) в ал-Макалат фи усул ад-дийанат и книге Ахбар аз-заман мин ал-умам ал-мадийа ва-л-аджйал ал-халийа ва-л-мамалик ад-дасира, в тридцатом разделе, [посвященном] известиям [о] халифах [из] сынов ал-'Аббаса и тем, кто появился в дни их из талибов.

Сказано, что этот Мухаммад б. Джа'фар призывал в начале деяний своих и расцвета юности своей к [установлению власти] Мухаммада б. Ибрахима Ибн Табатабы, господина Абу-с-Сарайи. Когда [же] умер Ибн Табатаба, и он Мухаммад б. Ибрахим б. ал-Хасан б. ал-Хасан, [Мухаммад б. Джа'фар] /27/ стал [Мухаммад б. Джа'фар] призывать [в свою пользу] и назвался повелителем верующих. И нет в роду у Мухаммада, из тех, кто появлялся для установления правды, кто предшествовал и был прежде него, [а также после него] [таких], кто бы назвался повелителем верующих, кроме этого Мухаммада б. Джа'фара. Он прозывался Бархатным из-за красоты своей и великолепия и тех совершенств, что были ему присуши. В Мекке и волостях ее были на него доносы, из-за которых его отвезли к ал-Ма'муну в Хорасан, а ал-Ма'мун в то время [находился] в Марве. [Тогда] ал-Ма'мун помиловал его и повез с собой в Джурджан. И когда выехал ал-Ма'мун, умер Мухаммад б. Джа'фар и был там погребен. Мы привели [известие о том, какова была] кончина его и что было из дела его и других из рода Абу Талиба, и [об] убиении их в [различных] землях в книге нашей Хада'ик ал-азхан, в разделе известий рода Абу Талиба и убийств его [членов] в [различных] землях.

Появился в дни ал-Ма'муна тоже в Медине ал-Хусайн б. ал-Хасан б. 'Али б. 'Али б. ал-Хусайн б. 'Али, и он известен как Ибн ал-Афтас[1013]. [Было] сказано, что он призывал в начале деяний своих в пользу Ибн Табатабы, а когда умер Ибн Табатаба, он [стал] призывать в свою пользу и говорить о своем имамате. Двинулся он в Мекку и пришел к людям, а они [были] в Мина[1014], и во главе паломников Да'уд б. 'Исаб. Муса ал-Хашими[1015]. [Тогда] бежал Да'уд, а люди перешли на 'Арафат[1016] и столкнулись у ал-Муздалифы[1017] и не было с ними никого из потомков ал-'Аббаса, [что] начальствовал бы ими. Ибн ал-Афтас прибыл на место ночью, потом двинулся к ал-Муздалифе, а люди [были] без имама, и возглавил молитву. Затем он пошел в Мина, совершил жертвоприношения, вошел в Мекку и сорвал с Дома[1018] бывшие на нем покрывала, кроме [одного] только белого египетского полотна.

В двухсотом году (815/6) Хаммад, известный как ал-Канда-гуш[1019], захватил Абу-с-Сарайу и привел его к ал-Хасану б. Сахлу[1020], и [тот] убил его и распял на мосту в Багдаде. Мы привели в книге нашей Ахбар аз-заман известие [об] Абу-с-Сарайа и выступлении его, [о] том, что было [совершено им] во время выступления его, и об убийстве им 'Абдуса б. Мухаммада б. Абу Халида[1021] и тех, кто был с ним из военачальников ал-абна', и о том, [как] Абу-с-Сарайа ограбил его лагерь.

Сказал ал-Мас'уди: В двухсотом году послал ал-Ма'мун Раджу б. 'Абу-д-Даххака[1022] и Йасира ал-Хадима[1023] к 'Али б. Мусе б. Джа'фару б. Мухаммаду б. 'Али б. ал-Хусайну б. 'Али ар-Риде /28/, чтобы доставить его [к нему], и [ар-Риду] привезли к нему с почетом.

[В том же году] приказал ал-Ма'мун перечесть потомков ал-'Аббаса мужского и женского пола, старых и малых, и было число их тридцать три тысячи.

Прибыл к ал-Ма'муну Абу-л-Хасан 'Али б. Муса ар-Рида, а он [находился] в городе Марв, и ал-Ма'мун поселил его наилучшим образом. Приказал [ал-Ма'мун собраться] всем главным вождям и сообщил им, что он воззрел [на] потомков ал-'Аббаса и потомков 'Али, да будет доволен ими Аллах, и не нашел в это время никого лучше и достойнее власти, нежели 'Али б. Муса ар-Рида, и присягнул ему на воспреемство завета, выбил имя его на динарах и дирхамах, женил Мухаммада б. 'Али б. Мусу ар-Риду[1024] на дочери своей Умм ал-Фадл[1025], приказал убрать черное из одежд и стягов и явил вместо этого зеленое в одеждах и стягах[1026], а также другое. [Весть] о том достигла тех из потомков ал-'Аббаса, кто [был] в Ираке, и они сочли это серьезным, ибо увидели в этом уход власти от них. И руководил хаджжем Ибрахим б. Муса б. Джа'фар, брат ар-Риды, по повелению ал-Ма'муна. И согласились [все] бывшие в Городе Мира потомки ал-'Аббаса, и маула их, и сторонники их свергнуть ал-Ма'муна и принести присягу Ибрахиму б. ал-Махди, известному как Ибн Шикла. И присягнули ему в четверг пяти ночей, прошедших от мухаррама двести второго года (15.07.818). Сказано: это [было] в двести третьем году (818/9).

В двести третьем году был коварно убит ал-Фадл б. Сахл Зу-р-Рийасатайн в бане, и это в городе Сарахс[1027], в стране Хорасан, и это в доме ал-Ма'муна, на пути его в Ирак. [Тогда] ал-Ма'мун счел это серьезным и убил убийц его. И двинулся ал-Ма'мун в Ирак, а 'Али б. Муса ар-Рида преставился в Тусе из-за винограда, [которого] съел обильно. [Было] сказано, что он был отравлен. И это в сафаре двести третьего года (8. 08 — 5.09.812). Молился над [ар-Ридой] ал-Ма'мун. И было [ар-Риде] пятьдесят три года. Сказано: сорок лет и шесть месяцев. Рождение его было в Медине в сто пятьдесят третьем году хиджры (770). Ал-Ма'мун [ранее] отдал дочь свою Умм Хабиб[1028] за 'Али б. Мусу ар-Риду. И была одна из сестер за Мухаммадом б. 'Али б. Мусой, а другая — за отцом его 'Али б. Мусой. /29/ Взволновался Багдад в дни Ибрахама б. ал-Махди. Восстала чернь[1029], и назвали [они] себя принуждающими[1030], и они — руководители простонародья и зависимых [людей]. Когда приблизился ал-Ма'мун к Городу Мира, Ибрахим б. ал-Махди молился впереди людей в день ан-нахр[1031], а на второй день ан-нахр скрылся, и это в двести третьем году. [Тогда] сместили его жители Багдада.

Было вхождение ал-Ма'муна и в Багдад в двести четвертом году (819/20), и одежды его [были] зеленые. Потом он переменил это и вернулся к одеждам черного [цвета], и это [случилось тогда], когда прибыл к нему из ар-Ракки Тахир б. ал-Хусайн.

В двести четвертом году была великая засуха в областях ал-Машрика, чума в Хорасане и другое.

[В этом году] было выступление Бабака ал-Хуррами в области ал-Бадин со сторонниками Джавизана сына Шахрака[1032]. Мы уже говорили в этой книге о стране Бабака, и это ал-Бадин в землях Азербайджан, ар-Ран и ал-Байлакан[1033], упоминая о горе ал-Кабх[1034], ал-Баб ва-л-Абваб[1035], реки ар-Расс[1036] и течения ее и области ал-Бадин[1037].

Разослал ал-Ма'мун соглядатаев своих на поиски Ибрахима б. ал-Махди [по Багдаду], зная, что он прячется там. И был он пойман в ночь на воскресенье тринадцати ночей, прошедших от месяца раби' ал-ахар двести седьмого года (7.07.822) в женской одежде, и с ним две женщины. Взял его Харис б. Асвад в переулке, известном как ат-Тавил[1038] в Багдаде. И ввели [Ибрахима] к ал-Ма'муну, и [тот] сказал: «Ну, Ибрахим?» [Тогда Ибрахим] сказал: «О Повелитель Верующих, свершающий месть прав в возмездии [своем], а прощение ближе к богобоязненности. И ежели кого берет рок, того он ослепляет, подталкивая к нему превратности судьбы, и [тот] допускает до себя мщение рока. Аллах поставил тебя выше всякого, [кто] обладает прощением, как Он поставил всякого, [кто] обладает виной, ниже меня. И если накажешь ты, то по праву твоему, а если простишь, то но добродетели твоей». Сказал [ал-Ма'мун]: «Нет, [будет тебе] прощение, о Ибрахим». [Тогда Ибрахим] сказал: «Велик Аллах» и простерся ниц. Приказал ал-Ма'мун, и набросили ему на грудь шейный платок, бывший на нем, чтобы видели люди состояние, в котором был он взят. Потом [ал-Ма'мун] приказал, и [Ибрахима] на несколько дней посадили в дом стражи[1039], [и] люди смотрели на него. /30/ Потом [Ибрахима] перевели к Ахмаду б. Абу Халиду[1040]. Приставив к Ибрахиму [тюремщиков], [ал-Ма'мун] помиловал его. Сказал об этом Ибрахим в речении своем:

Спустился ал-Ма'мун к Фам ас-Силх[1042] в ша'бане двести девятого года (27. 11. — 25.12.824) и женился на Хадидже, дочери ал-Хасана б. Сахла, которая прозывается Буран[1043]. На эту свадьбу ал-Хасан потратил богатств [столько], сколько не тратил и [чего] не делал еще [ни один] царь [во времена] джахилиййи и ислама. [Так] он осыпал хашимитов, военачальников, писцов и вельмож орехами [из] мускуса, в которых [были] записки с названиями поместий, именами рабынь, [описанием] признаков лошадей и другим. Когда орех попадал в руку человека, он открывал его, читал [записку], что в нем, находил в нем [нечто] по мере везения и счастья своего, потом шел к назначенному для этого чиновнику и говорил ему: «Имение, называющееся так-то и так-то в таком-то тассудже[1044], в таком-то рустаке. И рабыня, которую зовут так-то и так-то. И лошадь с такими-то признаками». Также осыпали остальных людей динарами, дирхамами, пузырями из мускуса и яйцами из амбры. [Ал-Хасан б. Сахл] содержал ал-Ма'муна и военачальников его, и всех сподвижников его, и тех, кто был с ним из воинов его, [в течение] дней пребывания его у него, даже шутов, носильщиков и матросов, и всех, кого включало войско из служащих и обслуживающих, находящихся на жаловании и прочих. И никто из людей в войске ал-Ма'муна ничего не покупал, чем кормиться и чем кормить скот. Когда [же] захотел ал-Ма'мун подняться по Тигру и вернуться в Город Мира, он сказал ал-Хасану: «Каковы просьбы твои?» [Тот] сказал: «О Повелитель Верующих, прошу тебя сохранить за мной место мое в сердце твоем. Ведь удастся мне сохранить его только при [помощи] твоей». [Тогда] приказал ал-Ма'мун привозить ему харадж[1045] Фарса и волостей ал-Ахваза в течение года.

Многократно сказали об этом поэты, и проявили многословие витии, и рекли они. Из того, что [было] сказано об этом из стихов, замечательно речение Мухаммада б. Хазима ал-Бахили[1046]:

И когда передали эти стихи ал-Ма'муну, он сказал: «Клянусь Аллахом, не знаем мы, доброе ли он имел в виду или злое».

Однажды вошел Ибрахим б. ал-Махди к ал-Ма'муну через некоторое время после [того, как] его захватили, и [халиф] сказал: «Эти двое подбивают меня убить тебя» — имея в виду ал-Му'тасима, брата своего, и ал-'Аббаса б. ал-Ма'муна[1047]. [Тогда] он сказал: «Они посоветовали только то, что советуют подобному тебе, однако пожертвуй тем, чего боишься, из-за того, на что надеешься». И он прочитал:

Об Ибрахиме [имеются] хорошие известия и славные стихи, и то, что было из дела его, когда он прятался в Сувайкат Талиб[1048] в Багдаде и переходил там с места на место, и известие [о] нем в [ту] ночь, когда он был там схвачен. Мы привели все это в упомянутых нами наших книгах, за которыми эта книга следует и к которым отсылает.

Сочинил Йусуф б. Ибрахим ал-Катиб, сподвижник Ибрахима б. ал-Махди, [несколько] книг, из них книга его касательно известий о врачах и царях, об их еде, питье, одеждах и другом, и книга его, известная как Китаб Ибрахим б. ал-Махди фи анва'ал-ахбар[1049], и прочие книги его.

Лучшее, что было отобрано из известий [об] Ибрахиме б. ал-Махди, когда он бродил [с места на место] и прятался в Багдаде, известие о нем и брадобрее. [Дело в том], что когда ал-Ма'мун вошел в Багдад, как мы упоминали прежде, [он] разослал соглядатаев на поиски Ибрахима б. ал-Махди и назначил тому, кто укажет на него, значительное вознаграждение в деньгах.

Сказал Ибрахим: Вышел я летним днем в полдень, не зная, куда направиться, и зашел в переулок, не [имевший] выхода, /32/ и увидел чернокожего у двери [какого-то) дома. Я подошел к нему и сказал: «[Есть ли] у тебя место, где мог бы я провести некоторое время [в течение] дня?» И он сказал: «Да» и открыл свою дверь. Я вошел в комнату, где [была] чистая циновка и чистая кожаная подушка. Потом [чернокожий] оставил меня, запер дверь перед носом моим и ушел. Я вообразил, что он слышал о награде, за меня [назначенной], и вышел, чтобы донести. И пока я [пребывал и размышлении об этом], как вдруг он пришел, и у него [в руках было] блюдо, а на нем все необходимое из хлеба и мяса, новый котелок и все прочее, чистый кувшин и чистые кружки — все это новое. Он сказал мне: «Да сделает Аллах меня выкупом [за] тебя. Я цирюльник, и я знаю, что ты брезгуешь тем, чем я пользуюсь[1050]. [Вот тебе] то, к чему не прикасалась рука моя». А у меня была великая потребность в еде, и я встал и приготовил себе [в] котле — не помню, ел [ли я что-либо] вкуснее. После этого он сказал мне: «Не хочешь ли вина?» И я сказал: «Я не откажусь». И он поступил подобно [тому, как] поступил с едой, и принес мне все, до чего не касалась рука его. После этого он сказал мне: «Позволишь ли, да сделает меня Аллах выкупом [за] тебя, сесть поодаль от тебя, налить себе вина и, радуясь тебе, выпить?» Сказал [Ибрахим]: Я сказал: «Сделай это». И когда он выпил трижды, [то] вошел в свою кладовую, вынул из нее лютню и сказал: «О господин мой, не вправе я просить тебя петь, однако пристало тебе уважение ко мне, и если желаешь почтить раба твоего, то спой ему». Сказал [Ибрахим]: [Тогда] я сказал: «Отчего ты вообразил, будто я умею петь?» И он с удивлением сказал: «О Великий Аллах! Ты так знаменит, что [нельзя] не знать тебя. Ты — Ибрахим б. ал-Махди, за которого ал-Ма'мун назначил тому, кто укажет на него, сто тысяч дирхамов». Сказал [Ибрахим]: И когда он мне это сказал, я взял лютню, и только собрался петь, цирюльник сказал: «О господин мой, не споешь ли из того, что я предложу тебе?» Я сказал: «Давай». И он предложил три напева, в [исполнении] которых я превосходил всех, кто [их] пел. Я сказал: «Как ты узнал меня, я понимаю, но откуда тебе известны эти напевы?» Он сказал: «Я прислуживаю Исхаку б. Ибрахиму ал-Маусили и часто слышал, [как] он упоминал хороших [певцов] и то, что у них [особенно] получается. Я и не мечтал услышать это от тебя в доме моем». И я пел ему, и обошелся с ним ласково, и он мне понравился. Когда [же] наступила ночь, /33/ я вышел от него. Я унес с собой [из дома] кошелек с динарами и сказал [чернокожему]: «Возьми это и истрать на какую-нибудь провизию для себя. Тебе мы добавим еще, если пожелает Аллах Всевышний». [Тогда] он сказал: «Сколь это удивительно! Клянусь Аллахом, я решил предложить тебе все, что у меня [есть] и просить тебя оказать мне честь принять это, но [слишком почитаю тебя, чтобы настаивать]». Он отказался принять что-либо, проводил [меня], показав место, которое было мне нужно, и ушел. Больше я его не видел.

В двести шестом году (821/2) — и это во время халифата ал-Ма'муна — умер Йазид б. Харун б. Задан ал-Васити[1051], и ему было восемьдесят девять лет. Рождение его было в сто семнадцатом году (735/6). Он маула бану сулайм. Отец его служил на кухне [у] Зийада б. Абихи, 'Убайдаллаха б. Зийада[1052], Мус'аба б. аз-Зубайра, ал-Хаджжаджа б. Йусуфа и Йазида[1053]. [Йазид б. Харун считается] среди собирателей хадисов высшим из них и великим из великих. И была кончина его в Васите Иракском.

В том году умерли Джарир б. Хузайма б. Хазим[1054], Шайба б. Саввар ал-Мадани, ал-Хаджжадж б. Мухаммад ал-А'вар ал-Факих[1055], 'Абдаллах б. Нафи' ас-Са'иг ал-Мадани[1056], маула бану махзум, Вахб б. Джарир[1057], Му'аммал б. Исма'ил[1058], Раух б. 'Убада[1059]. И в [том году] умер ал-Хайсам б. 'Ади. И о его родословии злословили. Сказал о нем некто:

В двести девятом году (824/5) умер ал-Вакиди. Он — Мухаммад б. 'Амр б. Вакид, маула бану хашим. И он составитель житий и сочинений о войнах. Был он слаб в хадисах.

Упомянул Ибн Абу-л-Азхар[1062]. Он сказал: Рассказывал мне Абу Сахл ар-Рази со [слов того], кто рассказывал ему, со [слов] ал-Вакиди. Он сказал: Было у меня два друга, один из них — хашимит. Были мы, словно единая душа. И забрала меня великая нужда. Наступил праздник. [Тогда] сказала моя жена: «Сами мы вынесем нужду и лихо, а вот от жалости к детям нашим у меня разрывается сердце, /34/ ибо видят они соседских ребятишек нарядившимися к празднику и надевшими новые одежды, а [наши] такие оборванные. Если бы ты добыл что-нибудь, что [можно было бы] потратить это на одеяния их». Сказал [ал-Вакиди]: [Тогда] я написал другу своему хашимиту, прося от щедрот его, и он послал мне запечатанный мешочек, сказав, что там тысяча динаров. И не успел я распорядиться этим, как написал мне другой друг [мой], жалуясь на то же, на что жаловался я другу своему, и я послал ему весь мешок. [Затем] вышел я в мечеть и оставался там, стыдясь жены своей. Когда [же] я вошел к ней, она одобрила совершенное мною и не стала бранить за это. [И пока я пребывал в таком состоянии], пришел друг мой хашимит с мешочком, [похожим на прежний], и сказал мне: «Поведай мне правду о том, что ты сделал с тем, что я послал тебе». Я рассказал ему [все] от начала до конца. [Тогда] он сказал мне: «Все, что у меня было, я послал тебе и написал другу нашему, прося его о помощи, и он послал мне тот же самый мешок с моей печатью». Сказал [ал-Вакиди]: И мы разделили тысячу на три части, в первую очередь отдав женщине сотню дирхамов. [Это] известие дошло до ал-Ма'муна, и он вызвал меня. [Тогда] я объяснил ему [суть дела], и он приказал [выдать] нам семь тысяч динаров, каждому [из нас] по две тысячи динаров и женщине тысячу динаров.

Преставился ал-Вакиди [в возрасте] семидесяти семи лет. В [том же] году была кончина Йахйи б. ал-Хусайна б. Зайда б. 'Али б. ал-Хусайна б. 'Али[1063]. В том же году умер Азхар ас-Сам-ман[1064]. Он был другом Абу Джа'фара ал-Мансура в дни Омейядов. Они путешествовали вместе и слушали хадисы. Ал-Мансур любил его, ласково обходился с ним и часто бывал у него. Когда [же] достался [ал-Мансуру] халифат, [Азхар] явился к нему из Басры, и ал-Мансур спросил его о жене и дочерях — он знал их по именам, — и выказал [ему] милость и почет, пожаловал [Азхара] четырьмя тысячами дирхамов и приказал [больше] не являться к нему с просьбами. Через год Азхар пришел к нему. И [ал-Мансур] сказал ему: «Разве не велел я тебе не приходить ко мне с просьбами?» [Тогда Азхар] сказал: «Я шел к тебе [за тем] только, чтобы поприветствовать тебя и укрепить наше дружество. [Сказал ал-Мансур]: /35/ «Не думаю я, что дела [твои] таковы, как ты говоришь». И велел [выдать] ему [еще] четыре тысячи дирхамов, а [Азхару] наказал не являться к нему ни [для] приветствия, ни с просьбой. И когда минул год, [Азхар] пошел к [халифу] и сказал: «Я пришел к тебе не для [тех] двух дел, которые ты запретил мне, однако показалось мне, что с Повелителем Верующих приключилась болезнь, и я пришел проведать его». [Тогда] сказал [ал-Мансур]: «Думаю, что ты пришел только ради награды». И приказал [выдать] ему четыре тысячи дирхамов. Когда [же] минул год, пристали к [Азхару] дочери его и жена и сказали ему: «Повелитель Верующих — друг твой, иди [же] к нему снова». [Тогда] он сказал: «Горе вам! Что я скажу ему — ведь говорил я: «Приходил я к тебе с просьбой, для приветствия и [проведать тебя]». Что скажу я на этот раз? Какой довод приведу?» Однако они не отставали от старца. [Тогда] он отправился в путь, прибыл к ал-Мансуру и сказал: «Я пришел к тебе не просить помощи, не в гости, и не [для того, чтобы] навестить, но пришел я, чтобы послушать хадис, который мы вместе слышали там-то от такого-то [со слов] Пророка, да пребудет с ним приветствие и благословение Аллаха, в котором [упомянуто] одно из имен Аллаха Всевышнего — кто [хадисом] этим попросит Аллаха, Он не отвергнет того и не разочаруют его молитвы». [Тогда] сказал ему ал-Мансур: «Не желай такого, ибо я [уже] испробовал его, и это не помогает. Видишь ли, с тех пор, как пришел ты ко мне [в первый раз], стал я просить Аллаха, чтобы Он не возвращал тебя ко мне. И вот ты возвращаешься и не отстаешь от слов своих — приветствуя [меня], навещая или приходя в гости». И [халиф] пожаловал ему четыре тысячи дирхамов и сказал: «Устал я от твоих уловок. Приходи ко мне, когда пожелаешь».

В двести девятом году (824/5) ал-Ма'мун поехал верхом ночью в ал-Мутаббак и убил Ибн 'А'ишу[1065]. Это муж из потомков ал-'Аббаса б. 'Абд ал-Мутталиба. Имя его — Ибрахим б. Мухаммад б. 'Абд ал-Ваххаб б. Ибрахим ал-Имам, он потомок брата Абу-л-'Аббаса и ал-Мансура. [Ал-Ма'мун] убил [вместе] с ним Мухаммеда б. Ибрахима ал-Ифрики[1066] и других. Этот Ибн 'А'иша — первый 'Аббасид, распятый при исламе. Убив его, ал-Ма'мун произнес слова поэта:

Был муж из потомков ал-'Аббаса б. 'Али б. Абу Талиба[1067], обладающий имуществом, богатством, силой, гордостью, рассудительностью и красноречием, и он ал-'Аббас б. ал-'Аббас ал-'Алави, в Городе Мира. Ал-Му'тасим ненавидел его из-за одного дела, бывшего между ними. И он заронил в душу ал-Ма'муна [мысли о том], что [муж этот] /36/ ненавидит его самого и государство его и злобствует на деяния его. Той ночью ал-'Аббас повстречал ал-Ма'муна на мосту, и ал-Ма'мун сказал ему: «Я все ждал, пока ты мне попадешься». [Тогда] тот сказал: «Ищу защиты от тебя у Аллаха, о Повелитель Верующих. Но я вспомнил речение Аллаха, Велик Он и Славен: «Не следовало жителям Медины и тем из бедуинов, что кругом них, отставать от Посланника Аллаха и заботиться только о самих себе вместо него»»[1068]. Это понравилось [ал-Ма'муну], и [ал-'Аббас] сопровождал его, пока они не дошли до ал-Мутаббака. Когда [же] был убит Ибн 'А'иша, [ал-'Аббас] сказал: «Разрешит [ли] Повелитель Верующих говорить?» [ал-Ма'мун] сказал: «Говори». [Ал-'Аббас] сказал: «Аллах [запрещает проливать] кровь. Поистине, если царь возжаждет ее, то не удержится и никого не оставит [в живых]». Он сказал: «Если бы я услышал эти слова прежде, чем выступить, я бы не поехал и не пролил бы крови». И [ал-Ма'мун] приказал выдать [ал-'Аббасу] триста тысяч дирхамов.

Мы привели известие [об] этом Ибн 'А'ише и о том, что он хотел свершить с ал-Ма'муном, и об обстоятельствах этого, в книге нашей Ахбар аз-заман.

В двести одиннадцатом году (826/7) умер Абу 'Убайда Ма'мар б. ал-Мусанна[1069] в Басре. Он следовал воззрениям хариджитов и дожил примерно до ста лет. Никто из людей не пришел [сопровождать] носилки его, и потому наняли тех, кто нес их. Его не приветствовал ни благородный, ни подлый, на которого он не стал бы возводить хулу. У него славные сочинения о днях арабов[1070] и другом, из них Китаб ал-масалиб[1071], в которой он упоминает родословия арабов и развращенность их и обвиняет их в том, [одно] упоминание о чем причиняет зло людям и описание чего не приносит блага. Абу Нувас ал-Хасан б. Хани' часто общался с ним. Абу 'Убайда сидел в Басрийской мечети у одной из колонн. И Абу Нувас написал на ней в его отсутствие два этих байта, намекая на него:

Когда [же] пришел Абу 'Убайда, чтобы сесть на место свое и опереться о ту колонну, увидел [ту надпись] и сказал: «Это дело бесстыжего мужеложца Абу Нуваса. Почешите его, даже если он молится за Пророка».

/37/ И в этом году, а это год двести одиннадцатый, умер Абу л-'Атахийа Исма'ил б. ал-Касим, поэт. Он вел аскетический образ жизни и носил шерстяную [ткань]. Были о нем и об ар-Рашиде славные известия, и [некоторые] из них мы ранее упомянули в этой книге.

И [одно] из них [то], что однажды [ар-Рашид] приказал доставить к себе [Абу-л-'Атахию] и повелел не разговаривать с ним по дороге и не сообщать [о том], что от него нужно. И когда прошел он часть пути, написал ему один из тех, [кто] был с ним в дороге: «Тебя хотят убить». [И] Абу-л-'Атахийа тотчас же сказал:

[Абу-л-'Атахийа] отправился в один из хаджжей вместе с ар-Рашидом, и ар-Рашид однажды слез с лошади своей и шел пешком некоторое время, потом устал. [Тогда] он сказал: «О Абу-ал-'Атахийа, не хочешь ли опереться об этот милевой столб?» И когда ар-Рашид сел, он повернулся к Абу-л-'Атахие и сказал ему: «О Абу-л-'Атахийа, расшевели нас». И тот сказал:

У Абу-л-'Атахии есть много славных известий и стихов. Мы приводили ранее в книгах наших избранные из стихов его и отборные из его рифм. Мы также привели ранее [самые] замечательные из этих известий [о] халифах сынов ал-'Аббаса. [Вот то], что всем по нраву из речений его:

И из [другого] стихотворения его, что всем по нраву:

Из необычных рифм и восхваляемых стихов его речение:

Из избранных стихов его, и из того, что пришлось по нраву людям из речений его, слова его:

/39/ Был Абу-л-'Атахийа безобразен ликом, красив в движениях, весел и читал стихи сладостно. И вот речение его из других славных стихов его:

И у него [есть] стихи, в которых он вышел [за пределы] метрики[1080], подобные речению его:

Размер[1082] его фа'лун фа'лун[1083] четыре раза. Сказали люди: Поистине, арабы не говорили стихов таким размером. И не упоминал [о таком размере] ни ал-Халил[1084], ни кто-либо из знатоков метрики.

Сказал ал-Мас'уди: Добавило сообщество поэтов к [учению] ал-Халила б. Ахмада в метрике. Из этого ал-мадид[1085]. У ал-Халила он [имеет] три 'аруда[1086] и шесть дарбов[1087]. В нем [теперь] четвертый 'аруд и два новых дарба — первый дарб от четвертого нового 'аруда. Сказал поэт:

Второй дарб от четвертого нового 'аруда. Сказал поэт:

И иное, о чем говорили и что добавили к этом смысле, о чем прежде упомянули мы в книге нашей /40/ Ахбар аз-заман. Абу-л-'Аббас 'Абдаллах б. Мухаммад ан-Наши' ал-Катиб ал-Анбари[1088] сочинил, следуя [учению] ал-Халила б. Ахмада, книгу, в которой привел [несколько подобных примеров касательно того], в чем вышел ал-Халил б. Ахмад из границ арабской традиции к двери своевольства и умозрения, чтобы следовать своим личным взглядам и необходимым доводам в споре. Было это для него необходимо, а для того, к чему привел он, разрушительно.

У ан-Наши' [есть] много славных стихов, из них одна касида примерно в четыре тысячи байтов, с одной рифмой на нун с фатхой[1089], в которой он упоминает людей воззрений, вероучений, [религиозных] направлений и сект. [У него есть также] много стихов и обширных сочинений по различным наукам. Проявил он высокие качества речи своей, когда двинулся из Ирака в Египет, где [и] была кончина его, и это в двести девяносто третьем году (905/6), в соответствии с чем мы предпослали упоминание [о] нем:

В двести двенадцатом году (877/8) огласил глашатай ал-Ма'муна: «Снимается покровительство с любого из людей, кто добром помянет Му'авию или назовет его прежде кого-либо из сподвижников Посланца Аллаха[1090], да пребудет с ним приветствие и благословение Аллаха, и [кто] заговорит о вещах произносимых [нараспев и скажет], что они сотворены, и прочее»[1091].

Люди разошлись [во мнениях] о причине, по которой он приказал огласить дело Му'авии, и произнесены [были] об этом речи. Среди прочего говорилось, будто некий полуночный собеседник [ал-Ма'муна] рассказал историю со [слов] Мутаррифа б. ал-Мугиры б. Шу'бы ас-Сакафи[1092]. Это известие упомянул аз-Зубайр б. Баккар[1093] в книге своей об известиях, знаемой как /41/ ал-Муваффакиййат, которую он сочинил для ал-Муваффака[1094], и он Ибн аз-Зубайр. Он сказал: Я слышал, [что] говорил ал-Мада'ини: Сказал Мутарриф б. ал-Мугира б. Шу'ба: Отправился я с посольством вместе с отцом моим ал-Мугирой[1095] к Му'авии. Отец мой приходил к нему, беседовал, потом уходил ко мне. Он говорил о Му'авии, упоминал ум его и дивился поступкам его. Однажды ночью [отец] вернулся и отказался от ужина. Я увидел, что он опечален, подождал его некоторое время и решил, что это от чего-то, случившегося с нами или наместничеством нашим. [Тогда] я сказал ему: «Почему я вижу тебя с ночи опечаленным?» Он сказал: «О сыночек, я пришел от наиотвратительнейшего [из] людей». Я сказал ему: «А каков он?» Он сказал: «Я сказал ему, уединившись с ним: «Ты крепко прижал нас, о Повелитель Верующих. Вот выказал ты справедливость и простер благо — ведь ты состарился. И если бы посмотрел ты на братьев своих из сыновей Хашима и укрепил родство с ними. Клянусь Аллахом, нет у них сегодня того, чего ты [мог бы] бояться». [Тогда] он сказал мне: «Ну, ну. Правил брат тайм[1096], был справедлив и сделал то, что сделал. Клянусь Аллахом, однако сгинул он и сгинула память [о] нем. Только о нем и слышишь: «Абу Бакр». Потом правил брат 'ади[1097]. Он старался и [работал] засучив рукава десять лет. Клянусь Аллахом, однако, сгинул он и сгинула память о нем. Только и слышишь: «'Омар». Потом правил брат наш 'Осман, и правил муж, которому не было подобного в родословии. Он совершил то, что совершил, и с ним поступили так, как поступили. Клянусь Аллахом, однако сгинул он, и сгинула память [о] нем и память [о] том, что с ним сделали. Поистине, [имя] брата хашим[1098] выкликают каждый день по пять раз: «Свидетельствую, что Мухаммад — посланец Аллаха», что же с ним делать, нет у тебя матери? Клянусь Аллахом, только хоронить, хоронить»».

И, поистине, когда ал-Ма'мун услышал это известие, оно побудило его приказать огласить то, что мы описали. И посланы были письма во все пределы [государства] с [приказом] проклинать [Муавию] на минбарах. Люди сочли это великим и важным. Простонародье взволновалось. [Тогда ал-Ма'муну] посоветовали оставить такое, и он отступился от того, что собрался [сделать].

Во [время] халифата ал-Ма'муна была кончина Абу 'Асима ан-Набила. Он — ад-Даххак б. Махлад б. Синан аш-Шайбани[1099]. И это в двести двенадцатом году (827/8). В [том же году] умер Мухаммад б. Йусуф ал-Фараби[1100].

/42/ В двести пятнадцатом году (830/31), и это в халифат ал-Ма'муна, умер в Багдаде Хауза б. Халифа б. 'Абдаллах б. Абу Бакр[1101]. По кунйе прозывается он Абу-л-Ашхаб. [Ему было] семьдесят лет. Был он похоронен у Баб ал-Барадан[1102], на Восточной стороне.

В [том же году] умер Мухаммад б. 'Абдаллах б. ал-Мусанна б. 'Абдаллах б. Анас б. Малик ал-Ансари[1103].

В том же году умер Исхак б. ат-Табба[1104] в Адане[1105], у сирийской границы, и Му'авия б. 'Амр[1106]. Он прозывается по кунйе Абу 'Амр. И [умер] Кабиса б. 'Укба[1107] — прозывается он по кунйе Абу 'Амир — из бану 'амир б. са'са'а.

В двести семнадцатом году (832/3) вошел ал-Ма'мун в Египет и убил там 'Абдуса, [который] захватил эту страну.

В двести восемнадцатом году (833/4) напал ал-Ма'мун [на] Ромейскую землю. Он начал строить ат-Тавану[1108], один из городов их у входа и ущелье, что за Тарсусом, и отправился ко всем твердыням ромеев, призвал их [принять] ислам и предложил им на выбор ислам, джизйу[1109] и меч. Он принизил христианство, и часть ромеев согласилась [выплачивать] ему джизйу.

Сказал ал-Мас'уди: Сообщил нам кади Абу Мухаммад 'Абдаллах б. Ахмад б. Зайд ад-Димашки[1110] в Дамаске. Он сказал: Когда выступил ал-Ма'мун в поход и остановился вал-Будандуне, прибыл к нему посланец царя ромеев и сказал ему: «Поистине, царь предлагает тебе на выбор либо возместить расходы, что издержал ты на дорогу из страны своей к этому месту, либо отпустить всякого пленника из мусульман в Ромейской стране без выкупа, без единого дирхама и динара, либо отстроить для тебя всякий мусульманский город, разрушенный христианами, и восстановить его [таким], каким он был, и тогда ты вернешься из похода своего». [Тогда] ал-Ма'мун встал, вошел в шатер, помолился два раката[1111], спросил совета у Аллаха, Велик Он и Славен, вышел и сказал посланцу: «Скажи ему: Что до речения твоего, дескать, возместишь мне расходы, то я /43/ внял Аллаху, глаголящему в Книге Своей о Билкис[1112]: «И я пошлю им в подарок и посмотрю, с чем вернутся посланные. Когда же он пришел к Сулайману, он сказал: «Разве вы мне помогаете богатством? Ведь то, что даровал мне Аллах, лучше того, что даровал вам. Только вы своим дарам радуетесь»[1113]. Что ж до речения твоего, дескать, отпустишь всякого пленника из мусульман в Ромейской стране, то в руках твоих одно из двух: либо муж, стремившийся [к] Аллаху, Велик Он и Славен, а не к сему миру, и он достиг, чего хотел; либо муж, стремящийся к миру сему, да не разорвет Аллах плена его. Что же до речения твоего, дескать, отстроишь каждый мусульманский город, разрушенный ромеями, то если бы я разорил до самого дальнего камня Ромейскую страну, [то и этим] еще не отомстил бы за женщину, [что], спотыкаясь в кандалах, когда ее [брали] в плен, кричала «О Мухаммад, о Мухаммад, вернись к последователю своему!» [Так] нет между мною и между ним [ничего], кроме меча. Эй, слуга, бей в барабан!» И он уехал и не отступился от похода своего, пока [не] завоевал пятнадцать твердынь. [Тогда ал-Ма'мун] вернулся и остановился у родника ал-Будандуна, известного как ал-'Ашира, в соответствии с тем, что упомянули мы в этой книге, и пребывал там, пока не вернулись посланцы из его твердынь. [Тогда] встал ал-Ма'мун над источником, и понравилась ему прохлада воды его, чистота ее и прозрачность, прелесть места [того] и обилие зелени. И он повелел срубить высокие деревья, и приказал он, и их простерли над родником, словно мост, а над ним сделали подобие свода из дерева и листьев. И сел он под сводом, что был возведен для него, а вода [была] под ним, бросил в воду полновесный дирхам и прочитал надпись [на] нем, а тот [был] на [самом] дне, ибо так чиста была вода в том источнике. И никто не мог опустить руку свою в воду из-за чрезвычайного холода ее. И пока он так [пребывал], вдруг появилась рыба, [величиной] с локоть, [блестящая] словно серебряный слиток. [Тогда] ал-Ма'мун объявил тому, кто вытащит ее, награду, и бросился [в воду] некий слуга, схватил [рыбу] и поднял (ее) наверх. И когда оказалась она на берегу ручья или на помосте, где сидел ал-Ма'мун, [то вдруг| забилась, выскользнула из рук слуги и упала в воду, словно камень. И обрызгало водой грудь ал-Ма'муна, /44/ горло его и ключицы [и] промокла его одежда. Потом слуга бросился [в воду] во второй [раз], схватил [рыбу] и положил ее перед ал-Ма'муном, в платке бьющейся. [Тогда] сказал ал-Ма'мун: «Зажарьте ее сейчас же». Тут охватила [ал-Ма'муна] дрожь, и не мог он сдвинуться с места. Его накрыли покрывалами и шубами, а он [все] дрожал, словно пальмовый лист, и кричал: «Холодно, холодно». Потом [ал-Ма'муна] перенесли в шатер, укутали и разожгли огни вокруг него, а он кричал: «Холодно, холодно!» Потом принесли рыбу, из которой вынули сердце, но не смог он попробовать [ни кусочка]. И [состояние его] помешало ему отведать что-либо от нее. И когда болезнь его усилилась, ал-Му'тасим спросил Бахтишу'[1114] и Ибн Масавайха[1115] об ал-Ма'муне, а он [уже был] в агонии, и [о том], что сообщает медицинская наука об этом случае, и можно ли его исцелить. [Тогда] выступил вперед Ибн Масавайх, взял [ал-Ма'муна] за одну руку, а Бахтишу' [взяла халифа] — [за] другую, пощупали обе руки его и обнаружили, что пульс [ал-Ма'муна] неумерен, предвещая гибель и кончину. Руки их скользили по коже его из-за пота, выделявшегося по всему телу его, словно масло или словно яд какой-нибудь змеи. [Тогда] известили об этом ал-Му'тасима, он спросил [врачей], и они говорили, что не знают [такой болезни], и [утверждали], что не встречали такого ни в каких книгах и что [признаки эти] указывают на гибель организма. Ал-Ма'мун пробудился от беспамятства своего, открыл глаза свои, приказал позвать людей из ромеев и спросил их о названии имени места и ручья. Привели к нему нескольких пленников и проводников и сказали им: «Объясните, [что значит] имя это — ал-'Ашира». [Тогда] было сказано ему «Это значит: «протяни ноги свои»». И когда услышал такое [ал-Ма'мун], взволновался этим предзнаменованием и счел его дурным. [Тогда] он сказал: «Спросите их, каково название места по-арабски». И они сказали: «Ар-Ракка». Гороскоп, составленный при рождении ал-Ма'муна, гласил, что он умрет в месте, известном как ар-Ракка, и ал-Ма'мун часто уклонялся от пребывания в городе ар-Ракка, страшась смерти. И когда услышал он это от ромеев, понял, что это [то самое] место, о коем предсказывали ему при /45/ рождении его и что пришел конец его. И [было] сказано, что имя ал-Будандун объясняется [как] «протяни ноги свои»[1116]. Аллах лучше ведает. [Тогда] собрал ал-Ма'мун врачей вокруг себя, надеясь спастись от той [болезни], в коей пребывал. И когда отяжелел он, сказал: «Вынесите меня, чтобы [мог] я обозреть лагерь свой, посмотреть на людей моих и взглянуть на царство мое». И это [было] ночью. [Тогда] вынесли [ал-Ма'муна], и он обозрел шатры и войско, обширность [занимаемого им пространства] и многочисленность его, и горевшие огни, и сказал: «О Тот, чье царство не миновало, помилуй того, чье царство миновало». Потом вернули его на постель, и ал-Му'тасим посадил человека, чтобы произнести на ухо [ал-Ма'муну] шахаду[1117], когда он отяжелел, и человек [этот] возвысил голос свой, чтобы произнести ее, но сказал ему Ибн Масавайх: «Не кричи, [клянусь] Аллахом, [ибо] он не различает теперь между Господом своим и Мани». [Тут] ал-Ма'мун открыл глаза свои, и в них [было] [столько] величественности и гордыни и [они были так] красны, подобного чему еще не видывали. И он попытался ударить Ибн Масавайха рукою своей и захотел заговорить с ним, но не смог. [Тогда] поднял он взор свой к небу, глаза его наполнились слезами и язык его тотчас же развязался, и он сказал: «О [Тот], Кто не умирает, помилуй [того], кто умирает». И тут же скончался. Это [было] в четверг, [когда до конца] раджаба оставалось тринадцать ночей, двести восемнадцатого года (8.08.833). [Ал-Ма'муна] отнесли в Тарсус и погребли там, в соответствии с тем, как мы говорили в начале этой главы.

Сказал ал-Мас'уди: об ал-Ма'муне [имеются] славные известия, [его] высказывания, [рассказы] о деяниях и застольных беседах, стихи и [повествования о его] добром нраве. Мы полностью привели их в предыдущих книгах наших, и это избавляет нас от упоминания их [теперь]. И об ал-Ма'муне говорит Абу Са'ид ал-Махзуми[1118]:

Ал-Ма'мун часто говаривал такие строки:

/46/ [VIII] О халифате ал-Му'тасима

Присягнули ал-Му'тасиму в тот день, когда была кончина ал-Ма'муна, на ручье ал-Будандун, и это [в] четверг, [когда до конца] раджаба осталось тринадцать ночей двести восемнадцатого года (8.08.833). Имя его Мухаммад б. Харун и прозывается он по кунйе Абу Исхак. В то время между ним и между ал-'Аббасом б. ал-Ма'муном был спор в собрании, затем согласился ал-'Аббас [принести] ему присягу. Ал-Му'тасиму в то время было тридцать восемь лет и два месяца. Мать его зовут Марида бинт Шабиб[1120]. Сказано [также], что ему присягнули в двести девятнадцатом году (834/5). Скончался он в Сурра ман Ра'а[1121] [в] двести двадцать седьмом году (841/2), и ему было [тогда] сорок шесть лет и десять месяцев. Был халифат его восемь лет и восемь месяцев. Могила его [находится] в ал-Джаусаке[1122] в Сурра ман Ра'а, как мы упоминали.

Назначил ал-Му'тасим вазиром Мухаммада б. 'Абд ал-Малика[1123] до конца дней своих. Приобрел влияние на него Ахмад б. Абу Ду'ад[1124]. Мухаммад б. 'Абд ал-Малик продолжал [быть вазиром] в дни ал-Му'тасима и ал-Васика[1125], пока не начал править ал-Мутаваккил[1126]. В душе его было что-то против [Мухаммада б. 'Абд ал-Малика], и он убил его. Мы приведем самое замечательное из известного [об] убиении его ниже в этой книге в собрании известий [об] ал-Мутаваккиле, хотя мы и приводили это [в] сокращении в ал-Китаб ал-Аусат.

Ал-Му'тасим любил строительство. Он говаривал: «В строительстве — достохвальные дела. Первое из них — обустройство земли, которой оплодотворяется мир, где возрастает сбор хараджа, преумножаются богатства и плодится скот, понижаются цены, множатся приобретения и увеличиваются средства к существованию». Говаривал он вазиру своему Мухаммаду б. 'Абд ал-Малику: «Коли отыщешь место, где если истратишь десять дирхамов, а через год получу я одиннадцать дирхамов, то не советуйся со мною об этом». Была у ал-Му'тасима сила и мощь в теле его и отвага в сердце его. Упомянул Ахмад б. Абу Ду'ад, который любил [халифа], сказав: Когда перестал ал-Му'тасим беречь себя и силы свои, я однажды вошел к нему, а у него [был] Ибн Масавайх. [Тогда] встал ал-Му'тасим и сказал мне: «Не уходи, пока я не выйду к нему». И я сказал Йахйе б. Масавайху: «Горе тебе, я вижу, что изменился цвет лица Повелителя Верующих, умалилась сила его и ушла мощь его. Что ты думаешь об этом?» Он сказал: «Он, клянусь Аллахом, подобен железной балке, однако в руках его топор, которым он бьет по той балке». [Тогда] я сказал: «Как это?» Он сказал: «До этого, если [ал-Му'тасим] ел рыбу, то делал для себя разноцветные приправы из уксуса, тмина, аниса, руты, сельдерея, горчицы и орехов, и ел [рыбу] с этими приправами, предохраняясь от ущерба, [причиняемого] рыбой, и [от] ее вреда нервам. И если ел он головы, то делали для него приправы, которые снимали [причиняемый] ими вред или же смягчали его. Чаще всего он смягчал [приправами этими] пищу свою и много советовался со мной. А теперь ал-Му'тасим стал противоречить мне, если я что-нибудь запрещаю ему, говоря: «Я ем это против воли /48/ Ибн Масавайха. Что же я могу поделать?» Сказал [Ахмад б. Абу Ду'ад]: Ал-Му'тасим за занавесью слушал, [о чем мы говорим]. [Тогда] я сказал: «Горе тебе, о Абу Йахйа! Закрываешь рукой своей глаза свои». Он сказал: «Да буду я за тебя выкупом! Я не могу отвратить [ал-Му'тасима] [от деяний его] и не отваживаюсь перечить ему». Когда же он закончил речи свои, вышел к нам ал-Му'тасим и сказал мне: «О чем [это ты разговаривал] с Ибн Масавайхом?» Я сказал: «Я спорил с ним, о Повелитель Верующих, о твоем цвете [лица], который считаю болезненным, и о скудности пропитания, [даваемого] тобою, что ослабило члены мои и истощило тело мое». Он сказал: «Так что же он сказал тебе?» Я сказал: «Пожаловался, что ты принимал от него то, что он советовал тебе, и что ты думал об этом так, как ему нравилось, а теперь ты противоречишь ему». Он сказал: «Так что же ты ему сказал?» Сказал [Ахмад б. Абу Ду'ад]: Тогда я стал [что-то бормотать]. И [халиф] рассмеялся и сказал: «Это после того, как он закрыл рукой глаза свои или до этого?» Сказал [Ахмад б. Абу Ду'ад]: Тут я покрылся потом и понял, что он слышал то, о чем мы говорили. [Ал-Му'тасим] понял, что поразило меня, и сказал: «Да простит тебе Аллах, о Ахмад. Я обрадовался тому, что, [как] я думал, опечалило тебя, когда услышал и узнал, что это одно из проявлений радости и дружества».

Ал-Му'тасим любил 'Али б. ал-Джунайда ал-Искафи[1127], который приводил в удивление [внешним] видом и речью. В нем (проявлялось) здравомыслие жителей ас-Савада[1128]. Однажды ал-Му'тасим сказал Мухаммаду б. Хаммаду[1129]: «Пойди поутру к 'Али б. ал-Джунайду и скажи ему, пусть готовится сопровождать меня». И [Мухаммад б. Хаммад] пошел к нему и сказал: «Поистине, Повелитель Верующих приказывает тебе сопровождать его. [Так] усвой правила сопровождения халифов и обхождения с ними». [Тогда] сказал 'Али б. ал-Джунайд: «Как мне готовиться? Приставить себе чужую голову? Купить ли мне /49/ свою бороду? Прибавить ли себе росту? Я [и так] готов с избытком». Сказал [Мухаммад б. Хаммад]: «Ты еще не знаешь, каковы правила сопровождения халифов и обхождения с ними». [Тогда] сказал 'Али б. ал-Джунайд: «А каковы они? Давай выкладывай, что знаешь». Сказал ему Ибн Хаммад, а был он сведущим и утонченным и [исполнял тогда] обязанности хаджиба: «Правила обхождения таковы: наслаждение разговором, предупредительность и услужливость. И чтобы не плевать, не кашлять, не прочищать горло, не сморкаться, не ехать верхом впереди государя, чтобы он не наклонялся в паланкине, [а] слезать с коня вперед него. И если кто сделает не так, то уподобится свинцовой гире, которой уравновешивают шатер. Нельзя спать — [сопровождающий] должен бодрствовать, даже если заснет государь, и бдеть за теми, кто едет вместе с ним, потому что если оба заснут, то один склонится и не почувствует, [ежели] склонится [государь], и будет в этом для [сопровождающего] позор». А 'Али б. ал-Джунайд смотрел на него, и когда [Ибн Хаммад] донял его своими наставлениями, ['Али б. ал-Джунайд] прервал речь его и сказал, как говорят жители ас-Савада: «Аххаррха/[1130] Пойди к нему и скажи: «Будет сопровождать тебя лишь тот, у кого мать — потаскуха, а сам он — рогоносец». Тогда Ибн Хаммад вернулся и передал ал-Му'тасиму [то], что сказал 'Али б. ал-Джунайд. Ал-Му'тасим рассмеялся и сказал: «Приведи его ко мне». [Тогда] он привел ['Али б. ал-Джунайда]. И [халиф] сказал [ему]: «О 'Али, я посылаю к тебе, чтобы ты сопровождал меня, а ты не делаешь этого». [Тогда] 'Али сказал: «Этот твой невежественный, облезлый посланец принес мне условия Хассана аш-Шаши[1131] и Халавайха ал-Мухаки[1132]. Он сказал: «Не плюй, делай тот-то и не делай того-то». И стал он тянуть в речах своих, прищелкивать пальцами и показывать руками: «Не кашляй, не чихай». А это не для меня, я [без этого] не могу. Так если хочешь, чтобы я сопровождал тебя, то ежели застигнет меня [желание] тихо и громко выпустить газы, я их выпущу при тебе тихо и громко, а если застигнет тебя [то же], то и ты выпускай газы тихо и громко, а то между нами дела не будет». [Тогда] ал-Му'тасим рассмеялся, так что задрыгал ногами, и смех полностью овладел им. И он сказал: «Ладно, сопровождай меня как знаешь». Сказал 'Али б. ал-Джунайд: «С радостью и удовольствием».

И 'Али б. ал-Джунайд поехал имеете с ал-Му'тасимом в шатре, стоявшем на спине верблюда. Ехали они некоторое время и углубились в пустыню. [Тогда] сказал 'Али: «О Повелитель Верующих, прибыло то имущество, /50/ так что ты думаешь?» Сказал [халиф]: «Это твое, если желаешь». Сказал ['Али]: «Приведи Ибн Хаммада». И ал Му'тасим приказал привести его. Тогда сказал ему 'Али: «Иди сюда, я скажу тебе [кое-что] по секрету». И когда Ибн Хаммад приблизился к нему, 'Али потихоньку выпустил газы, приблизил к нему рукав свой и сказал: «Я нашел у себя в рукаве какое-то насекомое. Посмотри, что там». Ибн Хаммад всунул голову свою [в рукав], почуял запах отхожего места и сказал: «Я ничего не нахожу, однако не знал я, что внутри одежд твоих — отхожее место». А ал-Му'тасим закрыл рот свой рукавом и смех полностью овладел им. Потом 'Али б. ал-Джунайд принялся непрерывно потихоньку пускать газы, а затем сказал Ибн Хаммаду: «Ты сказал мне: «Не кашляй, не плюй, не сморкайся», и я не делал этого. Но я гажу на тебя». Сказал[1133]: Он продолжал тихонько выпускать газы, и ал-Му'тасим высунул голову свою из паланкина. Потом ['Али] сказал ал-Му'тасиму: «Поспел котел. Я хочу испражниться». Тогда ал-Му'тасим сказал, повысив голос свой, когда стало ему невмоготу: «Горе тебе! Эй, слуга, [спусти] на землю. Я сейчас умру».

Однажды 'Али б. ал-Джунайд ал-Искафи вошел к ал-Му'тасиму, и [тот] сказал ему после того, как ['Али] посмешил его и пошутил с ним: «'Али, почему я тебя не вижу, горе тебе? Разве забыл ты службу и не сохранил [ко мне] привязанности?» И тогда 'Али сказал ему: «Главное из того, что я хочу сказать, уже сказал ты. Ты сущий Иблис». [Ал-Му'тасим] засмеялся, потом сказал: «Почему ты не приходишь ко мне?» ['Али] сказал: «Ах, сколько [раз] я приходил, но не достигал тебя. Сегодня ты благородный, а [другой раз] ты словно из сынов Марии»[1134]. Сыны Марии — род из жителей ас-Савада, гордыня которых у жителей ас-Савада вошла в пословицу. [Тогда] сказал ему ал-Му'тасим: «Вот Синдан ат-Турки». И указал на слугу, [стоявшего] у головы его, и в руках его опахало. И [ал-Му'тасим] сказал ему: «О Синдан, если придет 'Али, то сообщи мне. И если даст он тебе записку, то доставь ее ко мне, и если вручит он тебе послание, то извести меня о нем». [Слуга] сказал: «Да, о господин мой». 'Али удалился, несколько дней его не было, потом он пришел [и стал] спрашивать Синдана. [Ему] сказали: «Он спит». ['Али] удалился, потом вернулся. [Тогда] сказали: «Он в покоях своих, и до него не доберешься». ['Али] ушел и вернулся Сказали: «Он у Повелителя Верующих». И ['Али] ухитрился войти к ал-Му'тасиму с другой стороны. Он некоторое время смешил и упрекал его. [Ал-Му'тасим] сказал ему: «О 'Али, тебе что-то нужно?» Он сказал: «Да, о Повелитель Верующих, /51/ если увидишь Синдана от-Турки, то передай ему от меня привет». [Тогда] ал-Му'тасим рассмеялся и сказал: «Каково его положение?» ['Али] сказал: «Положение его [таково], что ты поставил между мною и между собою человека, [и] тебя я увидел прежде, чем увидел его. Я соскучился по нему и прошу тебя передать ему от меня привет». [Тогда] овладел ал-Му'тасимом смех, и он вновь свел ['Али б. ал-Джунайда] и Синдана и вновь приказал, чтобы Синдан заботился о деле его. И он не препятствовал ['Али].

Однажды ал-Му'тасим проезжал по западной стороне Сурра ман Ра'а, и это в дождливый день, за которым последовала дождливая ночь, и отстал от своих спутников. Вдруг поскользнулся осёл и сбросил бывшие на нем колючки. Это колючки, которыми в Ираке топят печи. Хозяин [осла], дряхлый старец, стоял и ожидал человека, который проехал бы и помог бы ему с его тюком. [Тогда ал-Му'тасим] остановился над ним и сказал: «Что с тобой, о старец?» [Старец] сказал: «[Да] выкуплю я тебя! С моего осла свалился этот тюк, и я решил дождаться человека, который помог бы мне нести его». Ал-Му'тасим пошел, чтобы вытащить осла из грязи. [Тогда] старец сказал: «Да буду я за тебя выкупом, испортишь ты из-за моего осла свои одежды и благовония, которые я чую». [Ал-Му'тасим] сказал: «Не обращай внимания». Потом он слез [с коня], взял осла одной рукой и вытащил его из грязи. Старец поразился, перестал заниматься своим ослом и стал смотреть на [ал-Му'тасима], удивляясь ему. Потом [ал-Му'тасим] затянул поводья коня своего у себя на поясе, взялся за колючки, связанные в два тюка, поднял их и положил на осла. Затем он подошел к луже, вымыл руки свои и сел на коня. [Тогда] сказал старик савадец: «Да будет доволен тобой Аллах». И сказал по-набатейски[1135]: «Ашкал гарми тахутака»[1136]. Объяснение этого: «[Да] выкуплю я тебя, о юноша». [Тут] подошла конница, и [ал-Му'тасим] сказал одному из приближенных своих: «Дай этому старцу четыре тысячи дирхамов и будь с ним, пока не проедете вы через посты и не доведете его до деревни».

В двести девятнадцатом году (834/5) была кончина Абу Ну'айма ал-Фадла б. Дукайна[1137], маулы рода Талхи б. 'Убайдаллаха[1138], в Куфе, Бишра б. Гийаса ал-Мариси[1139] и Ибн Раджаи ал-Гудани[1140].

/52/ В [этом году] дал ал-Му'тасим Ахмаду б. Ханбалу[1141] тридцать восемь плетей, чтобы он сказал о сотворенности Корана.

В этом году — а это год двести девятнадцатый — преставился Мухаммад б. 'Али б. Муса б. Джа'фар б. Мухаммад б. 'Али б. ал-Хусайн б. 'Али б. Абу Талиб, и это когда от зу-л-хиджжа прошло пять [ночей][1142]. Он был погребен в Багдаде на Западной стороне среди могил курайшитов с дедом своим Мусой б. Джа'фаром. Молился над ним ал-Васик. [Джа'фар] преставился в возрасте двадцати пяти лет. И [было] сказано другое. И сказано, что Умм ал-Фадл бинт ал-Ма'мун отравила его, когда прибыла с ним из Медины к ал-Му'тасиму. Мы привели из дела его то, что описали, потому что имамиты разошлись во мнениях относительно возраста его при кончине отца его. Мы привели то, что говорилось об этом в послании ал-Байан фи асма' ал-а'имма, и то, что сказали об этом шииты из ал-кат'иййа[1143].

В этом году — а это год двести девятнадцатый — устрашил ал-Му'тасим Мухаммада б. ал-Касима б. 'Али б. 'Омара б. 'Али б. ал-Хусайна б. 'Али б. Абу Талиба[1144], да помилует их Аллах. Пребывал он в Куфе в неописуемом богомольстве, благочестии и набожности. Когда же испугался он за себя, то бежал и прибыл в Хорасан. И странствовал по многим областям его, таким как Марв, Сарахс, Талакан[1145] и Наса[1146]. Были у него там воины и деяния. Собралось к нему и к имамату его великое скопище людей. Потом отвез его 'Абдаллах б. Тахир[1147] к ал-Му'тасиму, и [халиф] заточил его в башне, построенной в саду Сурра ман Ра'а. Разошлись [во мнениях] о Мухаммаде б. ал-Касиме. [Одни] говорят: «Он [был] убит ядом». И из них некоторые утверждают: «Люди из сторонников его из Талакана пришли в тот сад, нанялись там на службу [садовниками], сделали лестницы из талаканийских веревок и шерсти, свершили подкоп под башню, вытащили [Мухаммада б. ал-Касима] и увезли его». И неведомо известие о нем до сего времени. Привлеклось к [признанию] имамата его большое скопление зайдитов к этому времени, и это год триста тридцать второй (943/4). Из них многие утверждали, что Мухаммад не умер, жив [и] питаем и что он объявится и наполнит [мир этот] справедливостью, как наполнен он неправдой, и что он махди общины этой. Особенно много таких /53/ под Куфой, в городах Табаристана и ад-Дайлама и во многих волостях Хорасана. Слова тех о Мухаммаде б. ал-Касиме подобны словам рафидитов-кайсанитов[1148] о Мухаммаде б. ал-Хана-фии[1149] и подобны словам ал-вакифиййа[1150] о Мусе б. Мусе б. Джа'фаре. Они ал-мамтура[1151]. Таким известна секта эта среди шиитских сект. Мы привели речения их в книге нашей ал-Макалат фи усул ад-дийанат и речения крайних из ал-ма'навиййа[1152], прочих из ал-мухаммадиййа[1153] и других неправедных сектантов, кто веровал в переселение душ в различных людей из животных, и прочее, в книге нашей, озаглавленной Китаб сирр ал-хайат[1154].

Ал-Му'тасим любил собирать тюрок и покупать их из рук господ их. И [таких] собралось у него четыре тысячи. Он одел их в парчу, позолоченные пояса и позолоченные украшения, выделив одеждой из остальных воинов своих. Он избирал людей из самых истых египтян, самых истых йеменцев и самых истых кайс[1155]. Назвал он их ал-магариба[1156] и подготовил хорасанских мужей из ферганцев и прочих из ал-ашрусиййа[1157]. [Тогда] умножилось воинство его. Тюрки притесняли простонародье в Городе Мира, наезжая лошадьми [на людей] на рынках, и это поражало слабых и детей. Иногда багдадцы возмущались против кого-нибудь из тюрок и убивали его, если он сбивал женщину, древнего старца, мальчишку или слепца. И ал-Му'тасим решил перевезти их и поселиться на пустом месте. Он остановился в ар-Разане[1158] в четырех фарсахах[1159] от Багдада, но не полюбил воздуха его, и душен показался ему воздух [ар-Разана]. Он переезжал и осматривал местности и веси [вплоть] до Тигра и прочих [рек], пока [не] добрался до места, известного как ал-Катул[1160]. Место понравилось ему. Там была деревня, где жил народ из ал-джарамика[1161] и люди из набатеев — на реке, известной как ал-Катул, которая является одним из притоков Тигра. И он построил там дворец, и обстроились люди, и перебрались из Города Мира, который опустел, и [остались в нем] /54/ лишь немногие. И было среди [того], что сказал некий голодранец об этом, позоря ал-Му'тасима за переезд его от них, следующее:

И тем, кто был с ал-Му'тасимом, худо пришлось из-за холода [того] места и твердости почвы его, и они исстрадались с постройкой [зданий]. Об этом говорит один [из тех], кто был в войске:

Когда ал-Му'тасим измучился [с тем] местом и строить там [оказалось] трудно, отправился он осмотреть [другие] места и прибыл в местность Самарру. У христиан был там монастырь 'Ади[1162]. Он спросил одного [из] обитателей монастыря о названии места, и тот сказал: «Оно известно как Самарра». Сказал ему ал-Му'тасим: «А что значит Самарра?» [Монах] сказал: «Нашли мы в древних книгах и [у] древних народов, что это город Сама б. Нуха»[1163]. Сказал ему ал-Му'тасим: «Что это за местность и к какой [области] относится?» [Монах] сказал: «Из областей Табархана[1164] и к нему относится». [Тогда] посмотрел ал-Му'тасим на обширное пространство, в котором странствуют взоры, и на чудесный воздух, и на нетронутую землю. Полюбилось ему [это место] и понравился воздух его. И [ал-Му'тасим] провел там три дня, охотясь каждый день. Он обнаружил, что душа его жаждет пищи и требует прибавки к обычному. [Тогда] узнал [ал-Му'тасим], что это — влияние воздуха, почвы и воды. И когда [понял он, что] понравилась ему местность, позвал он обитателей монастыря и купил у них землю за четыре тысячи динаров, определил место дворцу своему и заложил строительство его. Это место, известное как ал-Вазириййа[1165] в Сурра ман Ра'а, и по нему назван инжир ал-вазири, самый сладкий, с самой нежной кожей и с самыми мелкими зернышками; не сравнится с ним сирийский инжир и далеко до него инжиру [с] Арджана[1166] и [из] Хулвана. И возвелась постройка. [Ал-Му'тасим] собрал рабочих, мастеров и ремесленников со всех крупных городов и привез туда из всех местностей всевозможных саженцев и деревьев. Он разбил тюрок на отдельные подразделения и поселил их по соседству с ферганцами, ал-ашрусиййа и прочими [людьми] из городов Хорасана в /55/ соответствии с соседством [их] [друг с другом] в странах их. Он выделил Ашнасу ат-Турки[1167] и подчиненным его из тюрок место, известное как Карх Самарра[1168]. Некоторых из ферганцев он поселил в месте, известном как ал-'Умари и ал-Джиср. Определили участки, нарезали наделы, улицы и переулки. [Ал-Му'тасим] выделил людям каждого ремесла [отдельный] рынок, и также купцам. Люди строили, и поднялись постройки. Возвели дома и дворцы, и умножилось строительство. Вырыли [колодцы], и [воды] потекли [в них] из Тигра и других [рек]. Люди услышали [о том], что построена столица, устремились к ней и принесли туда всевозможные удовольствия и все, чем пользуются люди и прочие живые твари. Умножилась там снедь и увеличились жалования. Излились на [людей] благодеяния, и снизошла на них справедливость. [Тогда] увеличилось плодородие и расцвела земля. Начались описанные нами свершения ал-Му'тасима в двести одиннадцатом году (826/7).

Обострилось дело Бабака ал-Хуррами в стране ар-Ран и ал-Баликан[1169]. Умножились воинства его в тех странах, и двинулись воины его к тем столицам. Он рассеивал войска, разбивал воинов, убивал правителей и губил людей. [Тогда] послал против него ал-Му'тасим войска во главе с ал-Афшином[1170]. Умножились и слились битвы его, и утеснил [ал-Афшин] Бабака в стране его, так что распалось сообщество его и были убиты люди его. [Бабак] укрепился на горе, известной как ал-Бадин в земле ар-Ран, и это страна Бабака, и но нему известно место это до настоящего времени. Когда [же] понял Бабак, что случилось с ним и что угрожает ему, бежал из мест этих, бросив жилище свое. [Сам] он, брат его, дети его и родичи, и [те], кто последовал за ним из приближенных его, переоделись и облачились в платья путешественников, торговцев и караванщиков. И [Бабак] остановился в [некоем] месте во владениях Сахла б. Сунбата[1171] — из армянских вельмож — на некоем водоеме. Неподалеку от них [был] пастух овец, и они купили у него овцу и договорились о покупке кое-какой провизии. [Тогда] [пастух] немедленно отправился к Сахлу б. Сунбату ал-Армани и сообщил ему известие, сказав: «Это Бабак, нет в том сомнения». Ал-Афшин [же], когда Бабак бежал из мест своих и исчез с горы своей, [стал] опасаться, что он укроется на какой-нибудь неприступной горе или укрепится в какой-нибудь твердыне, или же присоединится к какому-либо народу, живущему в одной из тех местностей, и тогда умножится сообщество его и соберутся у него беглецы [из] войска его, и он вернется к [прежнему]. /56/ [Тогда ал-Афшин] расставил посты на дорогах и написал вельможам в крепостях и в различных местах и в странах Армения[1172], Азербайджан, ар-Ран и ал-Баликан, пообещав за [поимку Бабака] награды. И когда услышал Сахл б. Сунбат от пастуха [то, о чем] [тот] сообщил ему, немедленно отправился с наличествующим оружием и людьми, прибыл в [то] место, где [находился] Бабак, спешился перед ним, приблизился к нему, приветствовал его царским [титулом] и сказал: «О царь, пожалуй в замок свой, где [обитает] наместник твой, и [в] место, где Аллах укроет тебя от врага твоего». И [Сахл] поехал с [Бабаком], прибыл в крепость свою и усадил его на ложе свое, возвысил положение его и предоставил ему дом свой [и тех], кто с ним. Подали угощение, и Сахл сел есть с [Бабаком]. [Тогда] сказал ему Бабак в невежестве своем и неведении, где он [оказался] и к чему понужден: «Разве подобный тебе ест со мной?» [Тогда] встал Сахл из-за стола и сказал: «Ошибся я, о царь. У тебя есть все права порицать раба твоего, ибо не из тех я, кто ест с царями». И привел [Сахл Бабаку] кузнеца и сказал ему: «Протяни ногу, о царь!» И [кузнец] заковал его в железо. [Тогда] сказал ему Бабак: «Предательство, о Сахл?» [Сахл] сказал: «О сын подлой, поистине, ты пастух овец и коров. Где тебе устраивать [дела] государства, заниматься управлением и командовать войсками?» И он связал [тех], кто был с ним и послал к ал-Афшину, сообщая ему, что человек у него. [Тогда] отрядил к нему ал-Афшин четыре тысячи всадников в железных [доспехах] во главе со [своим] заместителем, называемым Бумадах[1173]. Они взяли Бабака и [тех], кто с ним, и доставили их к ал-Афшину, и с ним — Сахл б. Сунбат. [Тогда] возвысил ал-Афшин положение Сахла, пожаловал его, украсил его, и [когда Сахл] отправился [восвояси], ал-Афшин вывел лошадь его своими собственными руками. Он снял с Сахла уплату хараджа и отпустил его. [Ал-Афшин] послал к ал-Му'тасиму птиц и написал ему о победе. И когда [известие] это прибыло к нему, зашумели люди, крича: «Велик Аллах!» Охватила их радость, и выказали они ликование. Написаны были письма в города о победе — Бабак ранее погубил [много] воинов государства. [Потом] повез ал-Афшин Бабака и Двинул воинов, [и] прибыли они в Сурра ман Ра'а, и это в двести двадцать третьем году (837/8). Встретил ал-Афшина Харун б. ал-Му'тасим[1174], люди халифского дома и государственные мужи. Он остановился в месте, известном как ал-Катул в пяти фарсахах[1175] от Самарры. И послан был ему серый слон, которого направил некий /57/ индийский царь к ал-Ма'муну. Был он огромным слоном, украшенным красным и зеленым бархатом и разноцветными шелками. И с ним — большая породистая верблюдица, украшенная [тем], что мы описали. Принесли ал-Афшину [еще] куртку красного бархата, тканную золотом, [с] шитой всевозможными яхонтами и другими драгоценными камнями грудью, и куртку [похуже] первой, и огромную шапку, подобную бурнусу, с разноцветной бахромой. На шапку был нашито много жемчуга и драгоценных камней. И [ал-Афшин] надел на Бабака великолепную куртку и надел на брата его другую. Шапку водрузили Бабаку на голову, а на голову брату его — подобную и подвели ему слона, а брату его — верблюдицу. И когда увидел [Бабак] слона, счел его великим и сказал: «Что это за огромное животное?» Понравилась [ему] куртка, и сказал он: «Вот щедрость великого царя, [оказанная] пленнику, потерявшему мощь, униженному, [которого] обманула судьба, покинуло величие и одолели невзгоды. Поистине, это радость, причиняющая печаль». И выстроили для него в два ряда конницу и пехоту [с] оружием, [в] доспехах, со знаменами и стягами от ал-Катула до Самарры, единым строем, соединенным, непрерывным. Бабак — на слоне, а брат его — за ним на верблюдице. Слон качает Бабака между рядами, а он смотрит направо и налево, оценивает людей и снаряжение [их] и выражает сожаление и печаль, что не удалось ему пролить крови их, не боясь того, сколь многочисленны они на вид. Это в четверг двух ночей, прошедших от сафара двести двадцать третьего года (3.01.838). Люди не видели дня, подобного тому, и украшений, подобных тем.

И вошел ал-Афшин к ал-Му'тасиму, и он возвысил положение его и поднял место его. Привели Бабака и поставили перед халифом. [Тогда] сказал ему ал-Му'тасим: «Ты Бабак?» Он не ответил. И [ал-Му'тасим] многократно повторил это ему, но Бабак молчал. [Тогда] наклонился к нему ал-Афшин и сказал: «Горе тебе! Обращается к тебе Повелитель Верующих, а ты молчишь?» И он сказал: «Да, я Бабак». Пал ниц ал-Му'тасим при этом и приказал отрубить ему руки и ноги.

Сказал ал-Мас'уди: Читал я в Китаб ахбар Багдад («Книге известий [о] Багдаде»), что когда остановился Бабак перед [ал-Му'тасимом], он долго не говорил с ним, потом сказал ему: «Ты Бабак?» Он сказал: «Да. Я раб твой и слуга твой». /58/ Имя Бабака было ал-Хасан, а имя брата его — 'Абдаллах. Сказал [ал-Му'тасим]: «Обнажите его». [Тогда] слуги лишили его [бывших] на нем украшений и отрубили десницу его, а он ударил ею по лицу своему и сделал подобное этому с шуйцей своей. [Отрубили] треть ног его, а он катался в крови по плахе. Перед этим он произнес многие речи, искушая великими богатствами, но на слова его не обратили внимания. И он принялся бить [тем], что осталось от рук его, по лицу своему. [Тогда] ал-Му'тасим приказал палачу вонзить меч меж двух ребер его ниже сердца, чтобы продлить мучения его. [Палач] так и сделал. Затем [халиф] приказал вырезать ему язык и распять члены его вместе с телом. И он был распят. Потом отнесли голову в Город Мира и водрузили на мосту, а после этого отвезли ее в Хорасан, [чтобы] носить по всем городам и весям его, ибо хорасанцы испытывали к [Бабаку] великое уважение [по причине] важности дела его, многочисленности воинов его, близости к уничтожению царства, перевороту веры и замены ее. Брата [же] его 'Абдаллаха отвезли вместе с головой [Бабака] в Город Мира, и совершил с ним Исхак б. Ибрахим[1176], амир его, [то же], что совершили с братом его Бабаком в Самарре. Распято было тело Бабака на высоком столбе на окраине Самарры. Место это и поныне известно как Хашабат Бабак[1177], хотя в это время ушли жители из Самарры и покинули ее обитатели.

Когда убит был Бабак, а с братом его было [так], как мы сказали, собрались у ал-Му'тасима витии и заговорили, и сказали [стихи свои] поэты. Из [тех], кто витийствовал в тот день, Ибрахим б. ал-Махди. Он сказал стихи вместо речи. [Вот] они:

[Ал-Му'тасим] увенчал ал-Афшина короной из золота, украшенной драгоценными камнями и венцом, в котором не было [иных] драгоценностей, кроме красного яхонта и зеленого изумруда оплетенных золотом, и надел [на него] две перевязи. Женил ал-Му'тасим ал-Хасана б. ал-Афшина[1179] на Утрудже бинт Ашнас[1180]. Ее торжественно препроводили к нему, и была устроена для нее свадьба, переходящая [всякую] меру великолепием и красотой. Отличалась [Утруджа] красотой и совершенством. И о том, что радость свадебной ночи охватила приближенных людей и многих из простонародья, сказал ал-Му'тасим байты, описывая прелесть [жениха и невесты], красоту их и соединение их. И [вот эти байты]:

В этом году — это год двести двадцать третий — выступил Туфил[1181], царь ромеев, с воинами своими, и с ним — цари бурджан[1182], ал-бур-гар[1183], славян и других [народов], что граничили с ними, и остановился у города Зибатры[1184], на хазарской границе, завоевал его мечом, убил старого и малого, увел [многих] в полон и совершил набег на окрестности Малатии[1185]. [Тогда] зашумели люди в больших городах [и стали] призывать на помощь в мечетях и жилищах. Вошел Ибрахим б. ал-Махди к ал-Му'тасиму и стоя прочитал ему длинную касиду, упомянув в ней [то], что поразило тех, кого мы описали, и побуждая его к одержанию побед и подстрекая к джихаду[1186]. И из нее:

Ибрахим б. ал-Махди — первый, кто сказал в стихах своих «О ревнивый Аллах». [Тогда] немедленно выступил ал-Му'тасим встревоженный, обвязавшись чалмой газиев[1187], в белом нагруднике из шерсти, и встал лагерем на западном берегу Тигра, и это в понедельник [после] двух ночей, прошедших от [месяца] джумада-л-ула двухсот двадцать третьего года (31.05.838). Подняли стяги на мосту и призвали [людей] в больших городах [вступать в ополчение] и идти вместе с Повелителем Верующих. [Тогда] потянулись к [ал-Му'тасиму] воины и ополченцы со всех [земель] ислама. [Ал-Му'тасим] поставил над авангардом своим Ашнаса от-Турки, а за ними следовал Мухаммад б. Ибрахим[1188]. Над правым крылом [войска халифа был] Итах ат-Турки[1189], над левым его крылом — Джа'фар б. Динар ал-Хаййат[1190], над арьергардом его — Буга ал-Кабир[1191], и следовал за ним Динар б. 'Абдаллах, а над сердцем [войска был] 'Уджайф[1192]. Двинулся ал-Му'тасим от сирийской границы и вошел через Дарб ас-Салама[1193], и вошел ал-Афшин через Дарб ал-Хадас[1194], и люди вошли через другие проходы. Бесчисленны были люди и не определены множеством. [Есть] и преувеличивающий, и преуменьшающий. Преувеличивающий говорит — пятьсот тысяч, и преуменьшающий говорит — двести тысяч. Встретил ромейский царь ал-Афшина и вступил с ним в бои. Разбил его ал-Афшин и убил большую часть вельмож и слуг его. Защитил [царя] человек из христиан, называемый Насир, с сообществом сподвижников своих. Ал-Афшин не сумел захватить царя в тот день, когда побежал он, сказав: «Он — царь, а цари оставляют [друг друга] один для другого». И захватил ал-Му'тасим многие твердыни, осадил город 'Амурию[1195], и Аллах открыл ее для рук его. Вышел к [ал-Му'тасиму] Лави ал-Батрик из нее и сдал [халифу город]. [Ал-Му'тасим] пленил главного вельможу из них, и он — ал-Батис, и убил из них тридцать тысяч. Пребывал там ал-Му'тасим четыре дня, разрушая и сожигая, и захотел он пойти на ал-Кустантиниййу, остановиться на заливе ее и [измыслить] хитрость, чтобы захватить [город] и с суши и с моря, однако пришло к нему [то], что обеспокоило его и отвратило от [того], на что решился он, и это дело ал-'Аббаса б. ал-Ма'муна, и что люди присягнули ему и что написал он ромейскому тирану. [Тогда] поспешил ал-Му'тасим двинуться к нему и заключить [в темницу] ал-'Аббаса и сторонников его. /61/ И в этом году умер ал-'Аббас б. ал-Ма'мун.

В двести двадцать пятом году (838/9) ввели ал-Мазйара б. Карина б. Бандархармаса[1196], владетеля гор Табаристана, в Самарру, Ал-Ма'мун [ранее] дал ему должность, и он взбунтовался в дни ал-Му'тасима. Умножились воины его и расширились войска его. Написал ал-Му'тасим ему, приказывая явиться [к себе], но он не пожелал. [Тогда] написал ал-Му'тасим 'Абдаллаху б. Тахиру, приказывая [начать] войну с [ал-Мазйаром]. И ['Абдаллах б. Тахир] направил к нему из Нишапура дядю своего ал-Хасана б. ал-Хусайна б. Мус'аба[1197]. Он остановился в городе ас-Сарийа[1198] из городов Табаристана после многих сражений, бывших у него с ал-Мазйаром. И пришли [к] ал-Хасану б. ал-Хусайну соглядатаи его [с известием] о [том, что] Мухаммад б. Карин, и это ал-Мазйар, поехал на охоту с небольшой свитой. [Тогда] ал-Хасан напал на него и завязал с ним бой. И [ал-Мазйар] был взят в плен и отвезен в Самарру. [Тогда] донес он на ал-Афшина, что тот подстрекал его к восстанию и бунту из-за учения, на котором они соединились, и веры, на которой они согласились, из учений дуалистов[1199] и огнепоклонников. Схватили ал-Афшина за день до прибытия ал-Мазйара в Самарру. На него донес писец его, именуемый Сабур. И бит был ал-Мазйар плетью, так что умер, после того как был он выставлен и распят рядом с Бабаком. Ал-Мазйар соблазнял ал-Му'тасима многими богатствами, которые он [обещал] доставить [халифу], если он дарует ему жизнь, но [ал-Му'тасим] не пожелал [этого] и произнес:

Столб Мазайара наклонился к столбу Бабака, и тела их сблизились. На том [же] месте был распят Батис, наместник 'Амурии, и столб его наклонился к ним. Об этом говорит Абу Таммам Хабиб б. Аус[1200] из речения своего:

Умер ал-Афшин в темнице, после того как сделали ему очную ставку с Мазйаром, и [Мазйар] донес на него. И выставили [ал-Афшина] /62/ мертвым, и он был распят у Баб ал-'Амма. Принесли идолов, [которых], как утверждали, доставили для него, бросили [их] на него, и зажжен был огонь, [который) покончил со всем.

В двести двадцать шестом году (846/7) умер Абу Дулаф ал-Ка-сим б. 'Иса ал-'Иджли. Был он господином родичей своих и главой рода своего среди 'иджл и прочих раби'а[1203]. И был он славным поэтом, отважным витязем и хорошим певцом. Он сказал:

Было упомянуто, что [однажды] ударил Абу Дулаф [некоего] всадника [копьем], и наконечник [копья] достал другого всадника, бывшего позади [первого], и он убил их обоих. Говорит об этом Бакр б. ан-Наттах[1204] в речении своем:

Упомянул 'Иса б. Абу Дулаф, что брат его Дулаф[1205], и по нему прозывался по кунйе отец его Абу Дулаф, чернил 'Али б. Абу Талиба, унижал его [самого] и сторонников его и приписывал им к невежество, и что однажды сказал он, [находясь] в покоях отца своего, а отец его не присутствовал: «Поистине, они утверждают, что не чернит 'Али никто, разве что умалишенный. Вы знаете ревность амира — имея в виду своего отца — [а также то,] что он не выносит ни малейшего злословия ни на одну из жен своих. Я [же] ненавижу 'Али». Сказал ['Иса б. Абу Дулаф]: И не успел он [промолвить это], как вышел [к нам] Абу Дулаф. Увидев его, мы встали, и он сказал: «Я слышал, что сказал Дулаф. Разговор не обманывает, и известие касательно этого бесспорно. Он, клянусь Аллахом, [произошел] от прелюбодейства и месячных. Дело в том, что когда был я болен, послала ко мне сестра моя невольницу. Она мне нравилась. Я не сдержался и набросился на нее, а у нее были месячные, и она забеременела. Когда [же] проявилась беременность ее, [сестра] подарила [невольницу] мне».

Враждебность этого Дулафа к отцу своему, злоумышление на него и ослушание его [по причине] приверженности [Абу Дулафа] и шиизму и склонности к 'Али, достигла того, что он [стал] порочить [отца] после кончины его. Это то, о чем рассказывал Мухаммад б. 'Али ал-Кухистани. /63/ Он сказал: Рассказывал нам Дулаф б. Абу Дулаф. Он сказал: Увидел я во сне пришедшего, [что] пришел ко мне после смерти отца моего. И он сказал мне: «Повинуйся амиру». Я встал [и отправился] с ним. Он ввел меня в дом, пустой и неубранный, повел по лестнице, потом ввел меня в комнату, на стенах которой [были] следы огня, а на полу — пепел. И вдруг [я увидел Абу Дулафа] голого, [сидевшего] склонив голову между колен. [Тогда] он сказал, словно спрашивая: «Дулаф?» Я сказал: «Дулаф». И он принялся читать:

Во [время] халифата ал-Му'тасима — а это в двести двадцать четвертом году (837/9) — умерли многие из передатчиков известий и лучших знатоков хадисов. Из них 'Амр б. Марзук ал-Бахили ал-Басри[1206], Абу-н-Ну'ман Хазим б. Мухаммад б. ал-Фадл ас-Садуси, Абу Аййуб Сулайман б. Харб ал-Вашиджи ал-Басри[1207] из ал-азд, Са'ид б. ал-Хакам б. Абу Марйам ал-Басри[1208], Ахмад б. 'Абдаллах ал-Гудани[1209], Сулайман аш-Шазикуни[1210] и 'Али ал-Мадани[1211].

В двести двадцать седьмом году (841/2) умер Бишр ал-Хафи[1212] в Багдаде; был он из области Марва; и Абу-л-Валид Хишам б. 'Абд ал-Малик ат-Тайалиси в Басре — ему было девяносто три года; и 'Абдаллах б. 'Абд ал-Ваххаб ал-Джаджаби[1213]; и Ибрахим б. Йасарар-Рамади. [Было] сказано, что в [том году] была кончина Мухаммада б. Кусаййира ал-'Абди[1214]. [На самом деле] кончина его была в двести двадцать третьем году (837/8).

Сказал ал-Мас'уди: В двести двадцать седьмом году была кончина ал-Му'тасима — на Тигре, в его дворце, известном как ал-Хакани[1215], в четверг восемнадцати ночей, оставшихся от месяца раби' ал-аввал (6.01.842). И [было] сказано: в два часа ночи четверга. Ему было сорок /64/ восемь лет. Сказано — сорок шесть, как мы предпослали в начале этой главы. Рождение его было в ал-Хулде в Багдаде в сто восьмидесятом году, на втором месяце года[1216]. Он восьмой из халифов и восьмой из потомков ал-'Аббаса. Умер он, [оставив] восемь сыновей и восемь дочерей.

Об ал-Му'тасиме [сохранились] славные известия: о завоевании им 'Амурии, о войнах его до [принятия] халифата во время путешествия в Сирию и Египет, а также о другом, и о том, какие деяния он совершил после [принятия] халифата, и о добром житии и честном образе жизни его, как рассказывали Ахмад б. Абу Да'уд ал-Кади и Йа'куб б. Исхак ал-Кинди[1217], который сообщил много замечательного в послании своем, озаглавленном Сабил ал-фада'ил («Путь добродетелей»). Мы привели все это в книге нашей Ахбар аз-заман и в ал-Китаб ал-Аусат. Мы привели [самое] замечательное из этого, указующее на прошлое, подстрекающее к извлечению урока из прошлого.

/65/ [IX] О халифате ал-Васика

Присягнули Харуну б. Мухаммаду б. Харуну ал-Васику би-л-Лаху. Прозывается он по кунйе Абу Джа'фар. Мать его — умм валад ромейская, называемая Каратис[1218]. [Это произошло] в день, когда была кончина ал-Му'тасима, и это четверг восемнадцати ночей, прошедших от раби' ал-аввал двести двадцать седьмого года (6.01.842). [Ал-Васику] присягнули, а ему был тридцать один год и девять месяцев. Скончался он в Самарре в возрасте тридцати семи лет и шести месяцев. [Продолжался] халифат его пять лет, девять месяцев и тринадцать дней. Сказано, что он скончался в среду шести [ночей], оставшихся от зу-л-хиджжа двести тридцать второго года (10.08.847) в возрасте тридцати четырех лет. Вазир его — Мухаммад б. 'Абд ал-Малик, как мы уведомили в главе о днях ал-Му'тасима в этой книге. Датировка продолжительности жизни их и правления противоречива, ибо к ней добавляют и от нее убавляют.

Был ал-Васик обильно евшим и пившим, милостивым, жалостливым к людям дома своего, заботившимся о делах подданных своих. Шел он путем отца своего и дяди[1219], говоря о справедливости[1220].

Подчинили его себе Ахмад б. Абу Ду'ад и Мухаммад б. 'Абд ал-Малик аз-Заййат. [Ал-Васик] отдавал [приказы] не иначе как [согласно] с мнением их и не порицал их за то, что они советовали, и [он] вручил им власть и передал на попечение царство свое.

Упомянул Абу Таммам Хабиб б. Аус ат-Та' и ал-Джасими, [называемый] по Джасим[1221] — это деревня из областей Дамаска, между Иорданом и Дамаском, вместе, известном как ал-Джаулан[1222]. [Эта деревня], известная как Джасим, [располагается в нескольких] милях от ал-Джабиййи[1223] и местности Нава[1224], среди пастбищ Аййуба[1225], да [пребудет] с ним мир. [Абу Таммам] сказал: Выехал я в начале правления ал-Васика в Сурра ман Ра'а. И когда почти достиг ее, повстречал меня [некий] бедуин, и я захотел выведать от него сведения [о] войске. [Тогда] сказал я: «О бедуин, чей ты?» Он сказал: «[Я] из бану 'амир». Я сказал: «А каково знание твое о войске Повелителя Верующего?» Он сказал: «[Кто] знает мир, тот его и подчиняет». Я сказал: «Что скажешь ты о Повелителе Верующих?» Он сказал: «Положился на Аллаха, и [Аллах] охранил его. Огорчил он бунтовщиков и сокрушил бедствия, и справедлив был с подданными, и не упускал ни одного преступника». Я сказал: «А что скажешь ты об Ахмаде б. Абу Ду'аде?» Он сказал: «Возвышенность, на которую не заберешься, и гора неприступная. Напрасно точатся на него кинжалы и натягиваются лесы. Если скажут, [будто] он погиб, прыгнет он, [словно] волк, и обхитрит, [словно] ящерица». Я сказал: «Что скажешь ты о Мухаммаде б. 'Абд ал-Малике аз-Заййате?» Он сказал: «Причинил он зло и ближнему, и дальнему. У него каждый день пораженный, и не видно на нем следа [ни] когтя, ни клыка». Я сказал: «А что скажешь ты об 'Амре б. Фарадже?» Он сказал: «Огромный, ненасытный, наслаждающийся кровью. Ставят люди его щитом на войне». Я сказал: «А что скажешь ты об ал-Фадле б. Марване?» Он сказал: «Муж, вырытый после того, как его похоронили. Нет места ему /67/ среди живых. Он безгласен, словно мертвец». Я сказал: «А что скажешь ты об Абу-л-Вазире?»[1226] Он сказал: «Принимают его за козла еретиков. Если позабудет о нем халиф, то разжиреет он и заживет привольно. А если потрясет его, то прольется он дождем и расцветет». Я сказал: «А что скажешь ты об Ахмаде б. ал-Хасибе?»[1227] Он сказал: «Этот ел, словно ненасытный, а питал, [словно] пресыщенный». Я сказал: «А что скажешь ты об Ибрахиме, брате его?»[1228] Он сказал: «Мертвы они, не живы и не знают ничего, когда будут воскрешены»[1229]. Я сказал: «А что скажешь ты об Ахмаде б. Ибрахиме?»[1230] Он сказал: «Как он хорош! Что за доблестный и терпеливый муж! Сделал он из терпения верхнюю одежду, а из щедрости нижнюю». Я сказал: «А что скажешь ты об ал-Му'алла б. Аййубе?»[1231] Он сказал: «Это муж добродетельный, преданный власти, воздержанный на язык. Избавился он от людей, а они от него». Я сказал: «А что скажешь ты об Ибрахиме б. Рабахе?»[1232] Он сказал: «Это муж, [которого] связала щедрость его и предала добродетель. Однако у него молитва непрестанная и Господь, его не покидающий, а над ним — халиф, его не угнетающий». Я сказал: «А что скажешь ты об ал-Хасане, сыне его?» Он сказал: «Это молодой стебель, посаженный на поле щедрости, и если содрогнется, его косят». Я сказал: «А что скажешь ты о Наджахе б. Саламе?»[1233] Он сказал: «Как он хорош! Что за ищущий особенного и осуществляющий месть! Пылает он, словно факел огненный. Порой халиф прекращает изливать на него милости и одаряет его горестями». Я сказал: «О бедуин, где становище твое, чтобы я пришел [к] тебе?» Он сказал: «Прости, Господи, нет у меня жилища. Завертываюсь я в день и кутаюсь в ночь. Где застанет меня сон, там и лягу». Я сказал: «[Так] доволен ли ты людьми [этого] воинства?» Он сказал: «Я не позорю лица своего, прося у них. Если дадут мне, я их не восхваляю, а если откажут, я не порицаю. Я, как сказал этот тайский молодец:

/68/ Я сказал. «Я [тот, кто] сказал эти стихи». Он сказал: «[Значит], ты ат-Та'и?» Я сказал: «Да». Он сказал: «Аллаху [принадлежит] отец твой. [Ведь] ты сказал:

Я сказал: «Да». Он сказал: «Ты самый поэтичный [из] людей твоего времени». По другой версии, отсутствующей в книге[1236]: Я сказал: «Прочти мне что-нибудь из стихов твоих». [И тогда] он прочитал мне:

[Тогда] я сказал: «Аллаху [принадлежит] отец твой». И я повернул его назад вместе с собой, так что повстречал Ибн Абу Ду'ада, сообщил ему известие [бедуина], и он доставил его к ал-Васику. [Ал-Васик] приказал [выдать] ему тысячу динаров. [Бедуин] взял это ото всех писцов и государственных мужей — [то], что обогатило его [самого] и обогатило потомство его.

Вот известие, источник которого — Абу Таммам. И если он был правдив в том, что сказал, а я так не считаю, то бедуин хорошо [сочинил] васф[1237], а если это изготовил [сам] Абу Таммам и приписал этому бедуину, то сочинил [стихи] небрежно, ибо умение его выше этих [стихов].

Кончина Абу Таммама была в Мосуле[1238] в двести двадцать восьмом году (842/3). Был он порой повесой и распутником, и возможно, что привело его [это] к оставлению своих религиозных обязанности — ради глумления, а не по убеждению.

Рассказал Мухаммад б. Йазид ал-Мубаррад со [слов] ал-Хасана б. Раджи[1239]. Он сказал: Приехал ко мне Абу Таммам, когда находился я в Фарсе, и пребывал у меня долго. Стало доходить до меня с разных сторон, что он не молится, и я приставил к нему [того], кто [стал] следить и наблюдать за ним во время молитвы, и обнаружил, что дело [таково], как мне о нем сообщали. [Тогда] я упрекнул [Абу Таммама] за [такое] поведение. И он сказал в ответ: «Ты видишь, что я спешу явиться к тебе из Города Мира и обременяю себя [проездом по] этим дорогам /69/ трудным, [но] ленюсь [совершать] ракаты, от которых мне нет проку. Если бы знал я, что [тому], кто соблюдает их — вознаграждение, а [тому], кто оставляет их — наказание». Сказал [ал-Хасан б. Раджа']: [Тогда] я замыслил, клянусь Аллахом, убить его. Потом побоялся, что [Абу Таммам] уведет дело в другую сторону. [Ведь] он сказал:

Речение это противоречит [его] деяниям. Люди по [поводу] Абу Таммама [придерживаются] двух крайностей. Одни пристрастны к нему, превышают меру в восхвалении его и считают, что стихи его выше всех стихов. Другие же упорно отворачиваются от него, отрицая его достоинства, браня избранные его [стихи] и черня удивительные смыслы, к которым он пришел первым и которые [присущи только] ему одному.

Упомянул 'Абдаллах б. ал-Хасан б. Са'д[1241], что ал-Мубаррад сказал: Был я в собрании кади Абу Исхака Исма'ила б. Исхака[1242]. Присутствовало сообщество [мужей], которых он назвал[1243], из них ал-Хариси[1244], о котором сказал 'Али б. ал-Джахм аш-Шами[1245]:

И были приведены эти стихи, хотя речь зашла об Абу Таммаме и стихах его. Ал-Хариси прочитал порицание Абу Таммама, в котором он [выказал мастерство]. Ал-Мубаррад постыдился из-за кади попросить ал-Хариси повторить стихи или написать их. Сказал Ибн Са'д: Уведомили ал-Мубаррада, что я помню стихи, и я прочитал их ему. Они ему понравились, и он неоднократно просил меня повторить их, чтобы запомнить их. И [вот] они:

Сказал ['Абдаллах б. ал-Хасан б. Са'д]: Я спросил его об Абу Таммаме и ал-Бухтури[1246] — кто из них поэтичнее. Он сказал: «У Абу Таммама /70/ славные выдержки и прекрасные смыслы. Хорошие его [стихи] лучше стихов ал-Бухтури и стихов [тех] из мухдасов[1247], кто предшествовал ему. Стихи ал-Бухтури более уравновешены, нежели стихи Абу Таммама, ибо если ал-Бухтури говорит целиком касиду, то будет она невредима от поношения порочащего и порицания порицающего. А Абу Таммам говорит редкостный байт и присовокупляет к нему байт ничтожный. Похож он более всего на ныряльщика в море, вытаскивающего жемчужину и морские водоросли, [которые] нанизывает он на одно и то же ожерелье. Однако [не следует] обвинять [Абу Таммама], как и многих других стихотворцев, в скупости к стихам своим. Ведь если бы изъял он из многочисленных стихов своих [то], что ему не нравится, то был бы наиболее искусным в поэзии из подобных ему». И побудили меня эти его слова к тому, что я прочитал ему стихи Абу Таммама, выпустил погрешности его и все, за что порицали его стихи, и выделил хорошие. [Тогда] я обнаружил, что читаемое [из стихов Абу Тамтама] и то, что на языке у простонародья и многих образованных [людей], составляет сто пятьдесят байтов. Я не знаю джахилийского[1248] или исламского поэта, из которого знали бы такое количество стихов. Затем сказал ал-Мубаррад: «Ал-Бухтури запечатывается поэзия». И прочитал он мне два его байта, [по поводу] которых ал-Мубаррад утверждал, что если бы их добавили к стихам Зухайра[1249], то они бы подошли. И они:

Сказал ['Абдаллах б. ал-Хасан о Са'ид]: Из того, что запомнили мы из стихов ал-Бухтури в этом собрании и в чем Мухаммад б. Йазид ставил его впереди подобных ему, принадлежит речение его о двух сыновьях Са'ида б. Махлада[1251]:

И речение его:

/71/ И речение его:

И речение его:

И речение его об ал-Фатхе б. Хакане[1256], напавшем на льва и убившем его:

И речение его:

И речение его об ал-Мунтасире[1259]:

И речение его:

Потом сказал он о прекращении мира в роде своем и изрек:

И речение его:

И речение его:

Упомянул Мухаммад б. Абу-л-Азхар[1265]. Он сказал: Ибрахим Ибн ал-Мудаббир[1266], хотя он [и занимал] видное место в учености, вежестве и знании, был плохого мнения об Абу Таммаме и клялся, что тот ничего не умеет. Однажды я сказал ему: «Что скажешь ты о речении того, кто говорит:

Сказал Ибн Абу-л-Азхар: И, клянусь Аллахом, я прямо-таки натравил Ибн ал-Мудаббира на Абу Таммама, так что он обругал и проклял его. [Тогда] я сказал: «Если ты сделал это, [то послушай, что] рассказал мне [муж], известный как Абу 'Амр б. ал-Хасан ат-Туси, равий. Отец послал его к [одному] сыну бедуина, [чтобы тот] прочитал ему стихи хузайл. Он сказал: [Тогда] припомнились нам ур-джузы[1272], и я прочитал ему урджузу Абу Таммама, не возводя ее к нему, и вот она:

/74/ [Тогда] сказал [Ибн ал-Мудаббир] сыну своему: «Запиши ее». И он записал ее на обороте записей своих. [Тогда Ибн Абу-л-Азхар] сказал ему: «Да буду я за тебя выкупом, [эта урджуза сочинена] Абу Таммамом. И [Ибн ал-Мудаббир] сказал: «Глупость, глупость».

Такое со [стороны] Ибн ал-Мудаббира отвратительно при учености его, ибо должно воздавать умеющему [за] умение, враг [ли он] или друг, и извлекать пользу из низменного и возвышенного. [Ведь] передано было со [слов] Повелителя Верующих 'Али, что он сказал: «Мудрость — заблудшая овца верующего, так забери овцу твою заблудшую хоть у язычников». И упомянуто было со [слов] Бузурджмихра сына Вахтукана[1274], и был он из мудрецов вторых персов — мы предпослали упоминание [о] нем в бывшем прежде в этой книге, в известиях [о] царях Сасана, а они — вторые персы[1275], что он сказал: «Взял я от каждой вещи наилучшее, даже от собаки, кошки, свиньи и ворона». Сказано [было] ему: «Что взял ты от собаки?» Он сказал: «Преданность ее родичам своим и защиту хозяина своего». [Было] сказано: «А что взял ты от ворона?» Он сказал: «Великую его осторожность». [Было] сказано: «А от свиньи?» Он сказал: «Раннее [занятие] делами своими». [Были] сказано: «А от кошки?» Он сказал: «Прелесть голоса ее и заискивания перед родичами своими, [если она] просит». А кто порицает стихи, подобные этим, от которых отдыхают сердца, оживляются души и к которым склоняется слух, которыми оттачиваются умы и [о коих] всякий, у кого [есть] ум, добродетель и знание, ведает, что сказавший [эти стихи] достиг в мастерстве своем наиотдаленного предела и наипредельнейшего завершения, тот умаляет себя и порочит знание свое и выбор свой. И рассказывали со [слов] Ибн 'Аббаса, что он сказал: «Любовь — божество чтимое», обосновав [это] речением Возвышенного: «Разве не видел ты того, кто взял своим богом страсть...»[1276]

У Абу Таммама [имеются] славные стихи, изящные мысли и свидетельства замечательной его фантазии.

Рассказывали, как некоего знатока поэзии спросили об Абу Таммаме. И он сказал: «Словно собрал он поэзию мира и отобрал из нее алмазы».

Абу Таммам составил книгу и назвал ее ал-Хамаса[1277], а среди людей некоторые называют ее Китаб ал-хабиййа[1278]. Он отобрал для нее стихи.

/75/ Сочинил Абу Бакр ас-Сули[1279] книгу, в которой собрал известия [об] Абу Таммаме, о стихах его и о познаниях его в различных науках и учениях. Ас-Сули пользовался описаниями, что имеются в стихах [Абу Таммама] касательно этих наук. Из них речение его о свойствах вина:

Оплакали его поэты после кончины его и адибы[1281] из братьев его. Среди них ал-Хасан б. Вахб ал-Катиб[1282]. Был он замечательным поэтом с талантом к прозе и поэзии. Он сказал:

У ал-Хасана [есть] славные стихи и хорошие смыслы. Из них речение его:

Во [время] халифата ал-Васика умер 'Али б. ал-Джа'д[1283], маула бану махзум; был он из наилучших знатоков хадисов и преданий, и это в году двести тридцатом (844/5).

В двести тридцать первом году (845/6) убил ал-Васик Ахмада б. Насра ал-Хуза'и[1284] в михне[1285] по [поводу] Корана.

Сказал ал-Мас'уди: Присутствовал в собрании ал-Васика [некий] отрок, по виду — сотрапезник. Приходилось ему вставать, ибо был мал он возрастом, и поэтому его не сажали по степеням великовозрастных. Был он сметливым, и разрешалось ему добавлять к [разговору] собравшихся обо всем, о [чем] случиться у них разговор, и говорить о том, что придет ему на ум и зашевелится в груди из расхожих пословиц, удивительных байтов, восхищающих речений и метких ответов. Сказал [ал-Мас'уди]: Ал-Васик был знаменит страстью своей к еде и жадностью к ней. И однажды сказал им ал-Васик: «Какие сладости и вам предпочтительнее?» Некто сказал: «Гранаты». И некто сказал: «Яблоки». И некто сказал: «Сахарный тростник, сваренный в розовой /77/ воде». Кого-то философия привела к противоположному, и он сказал: «Расплавленная соль», И некто сказал: «Алоэ, очищенное подобно вину и лишенное силы его и ореховой горечи». Сказал [ал-Васик]: «Не придумали вы ничего [нового]. Но что скажешь ты, о мальчик?» Он сказал: «Пирожное мусаййар». И это совпало с желанием ал-Васика и поразило душу его. И он сказал: «Ты попал в цель, да ниспошлет Аллах тебе благодать». И это было первым [из] собраний [мальчика].

[Было] сказано, что Абу Джа'фар Мухаммад б. 'Али б. Муса ар-Рида, да [будет] доволен ими [Аллах], скончался во [время] халифата ал-Васика. Он достиг такого возраста, о каком мы сказали ранее в [главе о] халифате ал-Му'тасима в этой книге. И [было] сказано, что он написал ал-Васику: «О Повелитель Верующих! Никто, [даже] если поможет ему судьба, не познает великолепия жизни иначе, нежели через зло. И кто оставит занятие приобретением, ожидая позднейшего воздаяния, того дни лишат возможности этого. Поистине, свойство времени — беды, и приговор рока — изымание».

В двести тридцатом году, и это во [время] халифата ал-Васика, скончался Абу-л-'Аббас 'Абдаллах б. Тахир б. ал-Хусайн, в раби' ал-аввал этого года[1286]. О нем говорит поэт — во время пребывания 'Абдаллаха б. Тахира в Египте:

Был ал-Васик би-л Лах любителем умозрения, почитателем людей его, ненавистником подражательности и людей ее, любителем обсуждения наук, [коими занимаются] ученые мужи, и их воззрений — [тех], кто был прежде или потом из знатоков законов и прочих законодателей мысли. И вот однажды собралось сообщество философов и лекарей, и произошло [обсуждение] различных [человеческих] познаний о природе явлений и о [том], что в них божественного. [Тогда] сказал им ал-Васик: «Захотел я узнать способ постижения премудрости врачевания и овладевания основами его — чувственное [ли] это [познание] или основано оно на ал-кийасе[1287] и сунне[1288]. Или же постигается оно началами разума? Или [же] овладевают знанием этим на слух, как полагают знатоки шариата?» [Тогда] были /78/ Ибн Бахтишу', Ибн Масавайх и Миха'ил[1289] среди [тех], кто присутствовал. И [было] сказано, что Хунайн б. Исхак[1290] и Салмавайх[1291] [были] также среди [тех], кто присутствовал в том собрании. И сказал некто из них: «Полагают многие старинные лекари, что врачевание постигается только опытом. Они определили его как познание повторяющегося в ощущении в конечной стадии таковым же, как оно существует в первой, а постигающий это [является] испытующим. Утверждали, что опыт основывается на четырех принципах, [опирающихся] на исходные основы и предпосылки, по коим опыт познается, благополучно завершается и в соответствии с которыми подразделяется, и поэтому [эти принципы и основы являются] элементами его. Утверждали, что некоторые из этих элементов — природные, как [то], что природа совершает со здоровым и больным — то есть носовое кровотечение, потоотделение, понос и рвота, [кои симптомы] приносят при рассмотрении пользу или вред. Некоторые из них спонтанные. И это [несчастные случаи], что происходят с животным, или ежели случается человеку получить ранение или упасть, и тогда выходит из него мало или много крови, или же [если некто] выпьет в болезни или здравии холодной воды или вина, что приводит в конечном итоге к пользе или вреду. Некоторые из этих принципов и основ носят волевой характер. Это [то], что идет от говорящей души, и это словно подобие сна, видимого человеком. И он видит, будто бы лечит чем-нибудь известным больного, у которого очевидная, умопостигаемая болезнь, и этот больной излечивается от болезни своей. Или подобное этому приходит на ум [человеку] при размышлении, и он колеблется, и сбивается мысль его [от] смущения, и [тогда] человек пытается сделать это [так], как видит во сне, и находит [именно таким], как видел, или отличным [от] этого. И совершает это [человек] неоднократно, и так обнаруживает. И такие элементы, которые носят переходный характер. Они подразделяются на три части. [К примеру], одним лекарством лечат красную опухоль и опухоль, и известную [как] муравьиная. Либо [одним и тем же лекарством лечат] подобные органы, например, предплечье [и] бедро. Либо используются подобные друг другу лекарства. Так и айва, и боярышник используются при лечении разрыва [мышц] живота. И все это используется не иначе, как по опыту. /79/ Другие лекари полагают, что вся хитрость медицинского ремесла [заключается] в [том], чтобы люди предотвратили болезни и порождающие их [причины], ибо цель врачевания не в том, чтобы порождать [болезни], а в том, чтобы отыскивать лекарства той же природы, [что] и сама болезнь, наличествующая в [каком-либо] месте [в определенное] время, безотносительно к иным причинам, и помимо сроков и времен, обычаев и знания природы и границ органов, [равным образом как] и наблюдения всего, что присуще каждой болезни, подлинная она или мнимая. И они обосновали [это], заявив как очевидное и несомненное, что две противоположности не должны соединяться и что существование одной из них непременно исключает существование другой. Сказали: это не является подобием очевидного, [на основе чего можно делать] умозаключения относительно всего скрытого. Очевидное существует и отличается [от иного] в умозаключении [о нем]. [Тогда] долженствующее не будет столь определенным. Таково мнение искусных врачей и первых людей среди [древних] греков, таких как Намунис, Сасалис и другие. И все это известные сторонники медицинской методы».

Сказал ал-Васик им всем: «Сообщите мне, что полагает относительно этого большинство их?» И они сказали: «[Они следуют] ал-кийасу». Он сказал: «Как это?» Они все сказали: «Утверждает это сообщество, что путь, [ведущий] к познанию медицины, и закон основаны на первичных предпосылках. И из них [происходит] знание телесной природы, органов и их деятельности, и из них знание о здоровье тела и о его недугах и знание [окружающей] их атмосферы и различий [между] ними, и действий, и поступков, и обычаев, и яств, и напитков, и писаний [о медицине], и знание болезнетворных сил». И они сказали: «Установлено наблюдением, что животные различаются по внешнему виду и природе своей, и также члены [животного] различны по природе своей и внешнему виду, и что тела животных изменяются [согласно] окружающей их атмосфере, движению, покою, еде и питью, сну и бодрствованию, выделениям из тела и задерживанию оных в нем, душевным состояниям /80/ скорби, печали, гнева и заботы». Они сказали: «Целью медицины в руководстве организмами [является] сохранение наличествующего здоровья в здоровом теле и обретение его [телом] больного. Необходимо, чтобы сохранение здоровья происходило согласно оздоравливающим причинам. И врачу, если он хочет лечить больного, должно рассмотреть природу болезней тел, пищи, обычаев, времен и сроков, непременно [имея в виду] предпосылки' которые [оказались] верными, чтобы опираться на них. Вот, о Повелитель Верующих, речение Абикрата и Джалинуса, а [также тех] кто [был] до и после них». Они сказали: «Это сообщество разошлось [во мнениях] относительно многих [видов] пищи и лекарств наряду с согласием [в том], что мы описали, и это по [причине] их разногласий относительно [основ]. Некто из них утверждает, что опирается на природу пищи и лекарств, [принимая во внимание] вкус или запах, или цвет, или форму, или действие, или влияние их на организм. Они утверждали, что правильно руководствоваться частностями [можно], если они представлены цветами, запахами и прочим, в чем, как мы упомянули, проявляются четыре природы[1292], равным образом как нагревание, охлаждение и утоньшение [являются следствием] их воздействия. Другое сообщество утверждает, что наиболее верное свидетельство и наиболее твердая опора в суждениях по [поводу] природы лекарства и пищи — [основано на] их воздействии на организм, [а не только на их] вкусе, запахе и тому подобном. [Таким образом], руководство прочими [признаками], помимо воздействия и влияния, не может быть абсолютно верным, и нельзя иметь безошибочного решения или суждения о природе лекарства, простого или сложного».

Сказал ал-Васик Хунайну, [присутствовавшему] среди собравшихся: «Каков первейший орган питания у человека?» Он сказал: «Первейший орган питания у человека — [это] рот, и в нем — зубы. Зубов тридцать два. Из них на верхней десне шестнадцать зубов и на нижней столько же. Из них четыре на каждой из двух десен широкие, с заостренными краями. Их греческие врачи называют резцами, и это потому, что ими разрывается мягкая пища, которую надо разрывать, подобно тому, как этот вид съедобного режется ножом. Таковы передние зубы — резцы. По обеим сторонам [от] этих четырех [зубов] на каждой из двух десен [находятся] зубы, /81/ верхняя часть которых острая, а корни — широкие, и это клыки. Ими разламывается все твердое, что едят, ежели оно нуждается в разламывании. По обеим сторонам двух клыков на каждой из двух десен пять широких твердых крайних зубов, и это коренные зубы. Называют их греки мелющими, ибо они перемалывают всякую пищу, что нуждается в перемалывании. Каждый из передних зубов, резцов и клыков [имеет по] одному корню, а что до коренных зубов, то те из них, что находятся на верхней десне, имеют [по] три корня за исключением двух дальних. Возможно, что у каждого из них [по] четыре корня. А передние зубы, находящиеся на нижней десне, [имеют каждый по] два корня, за исключением двух дальних. И возможно, что у каждого из них [по] три корня. Сравнительно с другими зубами коренные зубы нуждаются во многих корнях, ибо они выполняют по причине величины силы их большое количество работы, и оттого верхние из них снабжены дополнительными корнями, так как связаны они с верхней челюстью».

Сказал ал-Васик: «Как подробно перечислил ты эти органы! [Так] составь для меня книгу, в которой упомянешь все, что потребно знать о них». И [Хунайн б. Исхак] составил для него книгу из трех частей [и] указал в ней свойства подкрепляющих и расслабляющих средств, лекарств и органов тела[1293].

И [было] упомянуто, что ал-Васик задавал Хунайну в этом собрании и в других много вопросов и что Хунайн отвечал на них и сочинил обо всем этом книгу, которую озаглавил Китаб ал-маса-'ил ат-таби' иййа[1294] [и] в которой он рассказал о различных науках. И ал-Васик спросил Хунайна [о следующем], и сказано было напротив, привел [к] [Хунайну] ал-Васик сотрапезника из сотрапезников своих, и тот спрашивал [Хунайна] в присутствии [ал-Васика], а ал-Васик слушал и дивился тому, о чем говорят спрашивающий и отвечающий, пока [не] сказал: «[Так] каковы вещи, [которые] изменяют воздух?» Сказал Хунайн: «[Их] пять. Это времена года, восход звезд и заход их, ветры, местности и моря». Сказал спрашивающий: «[Так] сколько времен года?» /82/ Сказал Хунайн: «Четыре — весна, лето, осень, зима. Нрав весны умеренный по жаре и по влажности. Нрав лета жаркий сухой. Нрав осени холодный сухой. Нрав зимы — холодный влажный».

Сказал спрашивающий: «Сообщи мне о [том], каким образом звезды изменяют воздух». Сказал Хунайн: «Когда приблизится к ним Солнце или они приблизятся к Солнцу, то теплота воздуха Увеличивается, и особенно [в зависимости от величины звезд]. А когда отдаляется Солнце или отдаляются [звезды] от Солнца, в воздухе увеличивается прохлада».

Сказал спрашивающий: «Сообщи мне о свойствах [и] числе ветров». Сказал Хунайн: [Ветров] четыре — северный, южный, восточный и западный. Сила северного [ветра] холодная сухая, [сила] же южного — жаркая влажная. Восточный же и западный [ветры] — умеренные, однако восточный чаще приносит жару и сушь, а западный более располагает к холоду и влажности, нежели восточный».

Сказал [спрашивающий]: «[Так] сообщи мне о том, как местность влияет на ветер». Сказал [Хунайн]: «Здесь четыре признака. Во-первых — возвышенность, во-вторых — низина, в-третьих — соседство с горами и морями и в-четвертых — природа почвы. А сторон света четыре — юг, север, восток и запад. Южная сторона более жаркая, северная сторона более холодная, а восточная и западная — умеренные. Местности отличаются [друг от друга, смотря по тому], возвышенность [это] или низина, ибо возвышение делает их более холодными, а понижение — более теплыми. Местности различаются в зависимости от соседства с ними гор, ибо если горы находятся с южной стороны местности, то это делает ее более холодной, ибо они закрывают ее от южных ветров и там дуют только северные. А если горы находятся к северу от местности, то это делает ее более жаркой».

Он сказал: «[Так] сообщи мне о различиях местностей, когда соседствуют с ними моря — как они [тогда] различаются?» Сказал Хунайн: «Если море находится от какого-либо места к югу, то там жарко и влажно, а если [море] находится с северной стороны, то там холоднее».

/83/ Сказал спрашивающий: «[Так] сообщи мне о [том], чем различаются местности в зависимости от природы почвы своей». Он сказал: «Если земля ее каменистая, то сделает она ту местность более холодной и легкой. А если почва местности плодородная, то сделает она ту местность более легкой и жаркой, а если глинистая, сделает ее более холодной и влажной».

Сказал [спрашивающий]: «А как различается климат в зависимости от [близости] моря?» Сказал Хунайн: «Если [местность] соседствует [со] стоячей водой, или заболочена, или [изобилует] гнилыми злаками, или [чем-либо иным], что загнивает, то меняется климат ее».

Когда же затянулись такие речи между спрашивающим и отвечающим, это надоело ал-Васику, и он прервал их и наградил каждого, кто присутствовал. Потом приказал он каждому из них сообщить о [том], что известно ему о воздержании в этом мире, [который является] миром погибели, тления и гордыни. И [тогда] упомянул каждый из них [то], что пришло ему на ум из рассказов о воздержании греческих философов и древних мудрецов, таких как Сукрат[1295] и Дийуджанис[1296].

И сказал ал-Васик: «Много [наговорили] вы [здесь] и хорошо рассказали [о тех] предметах, о коих упомянули. [Так] пусть сообщит мне каждый наилучшее речение мудрецов, что были [при] кончине ал-Искандара[1297], [когда] положили его в красный гроб». [Тогда] сказал один из них: «О Повелитель Верующих, все, о чем говорили они, — хорошо. И наилучшими, что изрекли [те] из мудрецов, кто присутствовал при этом зрелище, [были слова] Дийуджаниса. Сказано, что они [принадлежат] некоему индийскому мудрецу. И он сказал: «Поистине, [хотя] ал-Искандар вчера [был] более красноречив, нежели сегодня, сегодня он более поучителен, нежели вчера». И заимствовал этот смысл из речения мудреца Абу-л-'Атахийи, когда сказал:

И [тогда] усилился плач ал-Васика, раздались рыдания его, и заплакали вместе с ним [все], кто присутствовал. Затем встал он, говоря:

Сказал ал-Мас'уди: Об ал-Васике [есть] славные известия — о тех событиях, что были в дни его и о тех словопрениях, что [происходили] в собраниях его, что созывал он для рассуждений между факихами и богословами о различных передаваемых на слух науках относительно всего производного и основного. Мы привели упоминание о них ранее в наших книгах. И привели в нижеследующей главе [о] халифате ал-Кахира би-л-Лаха б. ал-Му'тадида би-л-Лаха[1299] совокупность сообщений о нравах халифов из сынов ал-'Аббаса по [некоей] причине, заставившей привести их в главе [о] халифате ал-Кахира.

Заболел ал-Васик, и молился перед людьми в день ан-нахр Ахмад б. Абу Ду'ад. Он был кади-л-кудат. И взмолился он в проповеди своей за ал-Васика и сказал: «Господи, исцели его от того, что мучает его». И нет [надобности] повторять.

/85/ [X] О халифате ал-Мутаваккила 'ала-л-Лаха

Присягнули Джа'фару б. Мухаммаду б. Харуну, и прозван был он ал-Мунтасиром би-л-Лахом, но когда был день второй, прозвал его Ахмад б. Абу Ду'ад ал-Мутаваккилом 'ала-л-Лахом[1300]. И это в день, когда умер ал-Васик, брат его, это среда шести [ночей], оставшихся от зу-л-хиджжа двести тридцать второго года (10.08.847). Прозывается он по кунйе Абу-л-Фадлом. Присягнули ему, и ему было двадцать семь лет и несколько месяцев. Был он убит, и ему сорок один год. И был халифат его четырнадцать лет, девять месяцев и девять ночей. Мать его — умм валад хорезмийка[1301], прозываемая Шуджа'[1302]. И был убит он в одну из трех [ночей], прошедших от шаввала двести сорок седьмого года[1303].

Когда достался халифат ал-Мутаваккилу, он приказал оставить умозрение и обсуждение спорного и оставить [порядки], коим следовали люди в дни ал-Му'тасима, ал-Васика и ал-Ма'муна. Он приказал людям [следовать] ортодоксии и [религиозному] обычаю, и повелел старейшинам хадисоведов изучать хадисы и подчиняться установлениям сунны и соборности. Он ввел ношение одежды, [сшитой из пестрой ткани][1304], и предпочитал ее прочей одежде. Домочадцы последовали его примеру, и ношение [этой одежды] вошло в обычай у [всех прочих] людей. Они установили на нее высокую цену, ибо она требует кропотливой работы, и [такая одежда] делается достойно, [потому что] люди высоко ее ценят. И понравилась она правящим и управляемым. [Одежду эту] носят и поныне, и [она] известна как ал-мутаваккилиййа, и это разновидность одежды [из пестрой ткани], чрезвычайно красивой, хорошо окрашенной и хорошо сшитой.

Были дни [правления] ал-Мутаваккила наилучшими и наицветущими из дней по праведности царствования и снизошедшими на людей безопасности и справедливости.

Не был ал-Мутаваккил из [тех], кто отличается щедростью в раздачах и тратах своих, и не принадлежал он к тем, кто отличается скупостью в запасливости и прижимистостью. И ни в одном из собраний кого-либо из предшествовавших [ему] халифов сынов ал-'Аббаса [не] было явлено [столько] игр, развлечений и шуток, кои обычно запрещаются, как [было явлено в собраниях] ал-Мутаваккила. Поистине, он первым пришел к этому и придумал это. Он [также] придумал такие вещи, о которых мы не упомянули, и последовали ему в этом большинство приближенных и значительная часть подданных. И не было среди вазиров его и высокопоставленных писцов и военачальников его [таких], кто отличался бы щедростью и милостивостью или превосходил других в шутках и развлечениях.

Ал-Фатх б. Хакан ат-Турки, маула его, превосходил всех влиянием на него и [был он] самым близким к нему из людей /87/ и наиболее чтимым им. И не был ал-Фатх, вместе с этим положением в халифате, из [тех], чьей милости добиваются и чьего зла страшатся. Обладал он ученостью и вежеством. Он сочинил книгу касательно [различных] отраслей [наук], которую озаглавил Китаб ал-бустан[1305].

Придумал ал-Мутаваккил в дни свои строительный стиль, которого люди [прежде] не знали, и он ин известен как хирский, двурукавный, а также как [стиль] галерей. [Дело в том], что один из полуночников его рассказал ему однажды ночью, что некий хирский Царь из потомков ан-Ну'мана, из сынов Насра[1306], построил здание в месте пребывания своего, и это Хира, в образе боевого построения из-за увлечения его войною и склонности его к ней, чтобы память о ней не покидала его во всех случаях [жизни]. Галерея там была местом царя, и это главная часть [здания], и два рукава слева и справа. В двух зданиях, которые [являются] двумя рукавами, [должны были] находиться приближенные его царедворцы, справа от них хранилище одежды, а слева потребное из питья. А пространство галереи охватывало главную часть [дворца] и оба рукава. В галерею [выходили] три двери. И такие постройки до нынешнего времени называются хирскими, или двурукавными, по принадлежности к Хире. Люди последовали в этом за ал-Мутаваккилом, подражая деянию его, и [этот стиль] знаменит до нынешнего времени.

Принял ал-Мутаваккил присягу троим сыновьям своим — Мухаммаду ал-Мунтасиру би-л-Лаху, Абу 'Абдаллаху ал-Му'таззу би-л-Лаху[1307] и ал-Муста'ину би-л-Лаху[1308]. Говорит об этом Ибн ал-Мудаббир, упоминая об этой присяге:

И об этом говорит 'Али б. ал-Джахм:

/88/ Халифат ал-Мутаваккила 'ала-л-Лаха [начался] спустя сто лет от [начала] халифата Абу-л-'Аббаса ас-Саффаха[1309], и после смерти ал-'Аббаса б. 'Абд ал-Мутталиба через двести лет[1310]. Говорилось [и] другое, Аллах лучше знает, из-за разнобоя в датировках, [касающихся] продолжительности их [правления], количества лет, прибавления и убавления в сроках правлений их.

Через [несколько] месяцев после [начала] халифа своего разгневался ал-Мутаваккил на Мухаммада б. 'Абд ал-Малика аз-Заййата[1311], захватил имущество его и все, что у него было, а на место его назначил Абу-л-Вазира. Ибн аз-Заййат сделал в дни вазирства своего при ал-Му'тасиме и ал-Васике для [людей, у кого отобрали имущество] и [для] опальных железную печь, [внутри] которой торчали острия гвоздей. И там он пытал людей. [Тогда] приказал ал-Мутаваккил засунуть его в ту печь. И Мухаммад б. 'Абд ал-Малик аз-Заййат сказал приставленному к нему, чтобы он позволил ему [получить] чернильницу и лист, дабы написать на нем, что он хочет. [Тогда приставленный] испросил об этом разрешения у ал-Мутаваккила, и он разрешил [аз-Заййату]. Он [же] написал:

Он сказал[1312]: В тот день ал-Мутаваккил был занят, и записка не попала к нему. А когда наступил следующий день, он прочитал ее, приказал вытащить [аз-Заййата] и нашел его мертвым. И было заключение его в этой печи, пока он [не] умер, сорок дней. Был [аз-Заййат] красноречивым писцом и славным стихотворцем. Он сказал, восстанавливая ал-Ма'муна против Ибрахима б. ал-Махди, дяди его, когда тот выступил против [ал-Ма'муна]:

[Это отрывок из] очень длинного стихотворения. И [в одном] из стихов своих оплакивает [он] ал-Му'тасима би-л-Лаха:

Дни Абу-л-Вазира на вазирской должности были коротки, и [ал-Мутаваккил] взял на вазирство Мухаммада б. ал-Фадла ал-Джу-ружа'и[1314], потом сместил его и назначил писцом 'Убайдаллаха б. Йахйу[1315] — в двести тридцать третьем (847/8) году, пока тот не был убит. Мы привели в ал-Китаб ал-Аусат известия [о] нем и о соединении его с ал-Мутаваккилом, и известия [об] ал-Фатхе б. Хакане.

Упомянул Мухаммад б. Йазид ал-Мубаррад. Он сказал: Напомнили ал-Мутаваккилу о споре, что был между ним и между ал-Фатхом б. Хаканом по поводу толкования [некоего] аята[1316], и люди заспорили о прочтении его. [Тогда ал-Мутаваккил] послал к Мухаммаду б. ал-Касиму б. Мухаммаду б. Сулайману ал-Хашимн[1317], который [правил] Басрой, и [Мухаммад] с почетом доставил меня к нему. Когда проезжал я мимо Нахийат ан-Ну'ман, между Васитом и Багдадом, сказали мне, что в [монастыре] Дайр Харкал[1318] исцеляется несколько умалишенных. И когда я поравнялся с ним душа моя позвала меня войти туда, и я вошел [в монастырь], и со мною [был] один юноша, из тех, что держатся веры и вежества. И вдруг приблизился ко мне [некий] безумец, и я сказал ему: «Что удерживает тебя среди них, [ведь] ты не такой, как они?» [Тогда безумец] опустил глаза, возвысил голос свой и принялся говорить:

Тогда я сказал: «Хорошо [сказал] ты, от Аллаха благо твое. Говори [еще]». [Тогда] он принялся говорить:

Тогда сказал я: «Хорошо [сказал] ты, от Аллаха благо твое! Да не замолкнут уста твои! Прибавь мне [еще]». [Тогда] он принялся говорить:

[Тогда] я сказал: «Клянусь Аллахом, хорошо ты [прочитал]». И попросил у него еще. Он сказал: «Я вижу, что ты всякий раз просишь еще, когда я читаю тебе. И это не иначе, как из-за большой любви к словесности или из-за горестной разлуки. [Так] и ты прочти мне [что-нибудь]». И я сказал тому, [кто] был со мной: «Прочти ему». [Тогда] он принялся говорить:

[Тогда] сказал безумец: «Хорошо ты [сказал]. Мне пришли [на ум] стихи с таким же смыслом, что и ты прочитал мне [сейчас]. Прочитать ли их?» Я сказал: «Читай». [Тогда] он принялся говорить:

Сказал ал-Мубаррад: И сказал молодец, что [был] со мною: «Они умерли». [Тогда] сказал безумец: «Ох, ох, если они умерли, то и я умру». И он пал мертвым. И я не уехал, пока его [не] омыли и [не] завернули в саван. Я помолился над ним и похоронил его.

И прибыл я в Сурра ман Ра'а. Меня ввели к ал-Мутаваккилу а на него уже подействовало вино. [Тогда] меня спросили о некоторых [причинах], ради коих я приехал, и я ответил. А перед ал-Мутаваккилом [сидел] ал-Бухтури-стихотворец. И он начал читать касиду, в которой восхвалял ал-Мутаваккила. В собрании [был] Абу-л-'Анбас ас-Саймари[1319]. Ал-Бухтури прочитал свою касиду, начало которой [таково]:

И когда он дошел до этого [места], ал-Кахкари[1321] собрался уходить. [Тогда] вскочил Абу-л-'Анбас и сказал: «О Повелитель Верующих, прикажи вернуть его. Клянусь Аллахом, я высмеял бы эту касиду». И [ал-Мутаваккил] приказал его вернуть. [Тогда] Абу-л-'Анбас принялся что-то читать. Если бы мы [желали] сократить известие, то мы бы об этом не упомянули. И это:

И он прибавил к этому подобные ругательства. [Тогда] рассмеялся ал-Мутаваккил, так что повалился навзничь, задрыгал левой ногой и сказал: «Заплатить Абу-л-'Анбасу десять тысяч дирхамов». [Тогда] сказал ал-Фатх: «О господин мой, [неужели] ал-Бухтури, над которым насмехались и [которому] говорили непотребное, уйдет разочарованным?» Сказал [ал-Мутаваккил]: «И ал-Бухтури заплатить десять тысяч дирхамов». Сказал [ал-Фатх]: «О господин мой, а разве этот басриец, которого мы вызвали из города его, не разделит с ними то, что они получили?» Сказал [ал-Мутаваккил]: «И ему выплатить десять тысяч дирхамов». [Тогда] мы все ушли благодаря заступничеству шутки, и ал-Бухтури не принесли пользы его серьезность, его старание и благоразумие.

Потом сказал ал-Мутаваккил Абу-л-'Анбасу: «Сообщи мне об осле твоем, [о] смерти его и [о том], какие он сказал стихи в видениях, которые ты узрел». Он сказал: «Да, о Повелитель Верующих, он был разумнее судей, и не было у него ни порока, ни промаха. Занемог он как-то и умер от болезни той. [Потом] я увидел его во сне и сказал ему: «О ослик мой! Разве не студил я для тебя воду, не очищал тебе ячмень и не старался изо всех сил? Почему же ты внезапно умер, что с тобой приключилось?» Он сказал: «Да, в тот день, когда остановился ты у аптекаря такого-то, говоря ему то-то и то-то, прошла мимо меня прекрасная ослица. Я увидел ее и она пленила меня. Я полюбил ее и страсть моя к ней усилилась. И я умер, тоскуя и печалясь». [Тогда] я сказал ему: «О ослик мой, нет ли у тебя об этом стихов?» Он сказал «Есть» и прочитал мне:

Сказал [Абу-л-'Анбас): Я сказал: «О ослик мой, а что [такое] аш-шанкарани?» И он сказал: «Это из редких ослиных слов[1322]». [Тогда] развеселился ал-Мутаваккил и приказал шутам и певцам петь в тот день ослиные стихи. И он радовался в тот день великой радостью и веселился [таким] весельем, подобного которому не было видано, и прибавил к почету и награде Абу-л-'Анбаса.

Рассказывал Абу 'Абдаллах Мухаммад б. 'Арафа ан-Нахави. Он сказал: Рассказывал нам Мухаммад б. Йазид ал-Мубаррад. Он сказал: Сказал ал-Мутаваккил Абу-л-Хасану 'Али б. Мухаммаду б. 'Али б. Мусе б. Джа'фару б. Мухаммаду б. 'Али б. Абу Талибу[1323] да будет доволен ими Аллах: «Что говорят дети отца твоего об ал-'Аббасе б. 'Абд ал-Мутталибе?» Он сказал: «Что говорят дети отца моего, о Повелитель Верующих, о муже, покорность сынам которого назначил Аллах тварям Своим и покорность которому Он назначил сынам Своим?» [Тогда ал-Мутаваккил] приказал [выдать] ему сто тысяч дирхамов. Однако Абу-л-Хасан имел в виду покорность Аллаху сыновей своих и намекнул [на это].

Абу-л-Хасана 'Али б. Мухаммада оклеветали перед ал-Мутаваккилом, и ему было сказано, что в доме [у того] оружие, письма и прочее, [принадлежащее] его сторонникам. [Тогда ал-Мутаваккил] послал к нему ночью тюрок и иных, которые напали на [Абу-л-Хасана], [взяв] врасплох [тех], кто находился в доме его, и обнаружили его одного, запершимся, во власянице из шерсти. И в доме [его] не было [даже] ковра — только песок и галька. На голове [Абу-л-Хасана] было покрывало из шерсти. Он обращался к Господу своему, распевая аяты из Корана об обещании и угрозе. И [Абу-л-Хасана] забрали, как нашли, и доставили среди ночи к ал-Мутаваккилу. Он предстал перед [халифом], а ал-Мутаваккил пил, и в руке его [была] чаша. Когда [же ал-Мутаваккил] увидел его, [то] оказал ему почет и посадил о бок с собою. В доме [Абу-л-Хасана] не было ничего из того, о чем говорилось и что можно было бы поставить ему в вину. [Тогда] ал-Мутаваккил вручил [Абу-л-Хасану] чашу, [бывшую] в руке его, но тот сказал: «О Повелитель Верующих, /94/ не опьянял я еще плоти моей и крови моей, так уволь меня от этого, и [ал-Мутаваккил] избавил его и сказал: «Прочти мне стихи, которые тебе нравятся». И [Абу-л-Хасан] сказал: «Я мало помню стихов». Но [ал-Мутаваккил] сказал: «Непременно прочти мне». И он прочел ему:

[Тогда] ответила за них могила, когда [тот] спросил их:

Сказал [ал-Мубаррад]: Все, кто присутствовал, пожалели 'Али, полагая, что [ал-Мутаваккил] на него разгневается. Сказал он: Клянусь Аллахом, ал-Мутаваккил долго плакал, так что слезы омочили его бороду, и плакали [те], кто присутствовал. Потом он приказал убрать вино. Затем сказал [Абу-л-Хасану]: «О Абу-л-Хасан, есть ли на тебе долг? Он сказал: «Да, четыре тысячи динаров». [Тогда ал-Мутаваккил] приказал выплатить их ему и с почетом тотчас же вернул его домой.

Он сказал[1325]: И была кончина Мухаммада б. Самма'а ал-Кади[1326], сподвижника Мухаммада б. ал-Хасана и сподвижника Абу Ханифы[1327], во [время] халифата ал-Мутаваккила, и это в двести тридцать третьем году (847/8). Ему было сто лет, [был он] здрав телом, умом и чувствами, нарушал девственность, ездил на лошадях, которые царапаются и обнимают, и ни в чем себе не отказывал.

Рассказывал сын его Самма'а б. Мухаммад. Он сказал: Сказал мне отец мой Мухаммад б. Самма'а: Нашел я при жизни Саввара б. 'Абдаллаха, кади ал-Мансура, книгу, [писанную] его почерком. Думаю, что это из стихов его или байтов, нравившихся ему. И они [таковы]:

У Мухаммада б. Самма'а славные сочинения по фикху и передаче [известий] от Мухаммада б. ал-Хасана и прочих, из них Китаб навадир ал-маса'ил 'ан Мухаммад б. ал-Хасан[1328] в несколько тысяч листов. И в этом году — это двести тридцать третий год (847/8) — умер Йахйа б. Ма'ин[1329]. В двести тридцатом году (844/5) умерли Абу Бакр б. Абу Шайба и ал-Каварири[1330]. Были они из лучших знатоков хадисов и помнящих [многие из них] на память. И в этом году умер Исхак б. Ибрахим б. Мус'аб[1331]. Был он [правителем] Багдада, и сын его был назначен на его место. О нем [есть] славные известия. Мы привели лучшие из них в нашей книге Ахбар аз-заман.

Из замечательных известий о нем и интересного, что было в дни его и [из] деяний его, [надлежит упомянуть то], что рассказывал о нем Муса б. Салих б. Шайх б. 'Умайра ал-Асади[1332], [и это то], что он видел во сне, будто Пророк, да пребудет с ним приветствие и благословение Аллаха, говорит ему: «Отпусти убийцу». И он пришел в великий ужас от этого. Посмотрел он в приемные книги начальников тюрем и не нашел там упоминании [об] убийце. [Тогда] приказал он привести ас-Санди и 'Аббаса и спросил их, доносили [ли] им [о] ком-либо, кого обвиняли в убийстве. И сказал ему ал-'Аббас: «Да, мы записали сообщение [о] нем». [Тогда Исхак б. Ибрахим] посмотрел снова и нашел запись на замявшемся тетрадном листе. Человек был обвинен в убийстве и признал это. Исхак приказал его привести. Когда он вошел и [Ибрахим] увидел его ужас, [то] сказал ему: «Если расскажешь мне правду, я отпущу тебя». И [человек] стал рассказывать свою историю. Он сказал, что сам он и несколько друзей его чинили всяческие преступления и считали разрешенным все запретное. Собирались они в [некоем] доме, в городе Абу Джа'фара ал-Мансура, предаваясь там всяческим порокам. /96/ В тот день пришла к ним старуха, заходившая [иногда] ради развратных дел, и с ней девушка поразительной красоты. Когда девушка вошла в дом, она закричала. [Тогда] я[1333] бросился к ней, [опередив] моих сообщников, втащил ее в комнату, унял ее страх и спросил о [том, что с ней приключилось]. Она сказала: «Аллах, Аллах со мной! Эта старуха обманула меня, [она] сказала, что у нее в кладовой невиданная шкатулка, и соблазнила меня посмотреть на то, что в ней. Я отправилась вместе с ней, поверив ее словам. Она же привела меня к вам. А дед мой — Посланец Аллаха, да пребудет с ним приветствие и благословение Аллаха, и мать моя — Фатима, и отец мой — ал-Хасан б. 'Али[1334]. [Так] спасите их, [ибо они] во мне пребывают». Сказал [этот] человек: Я обещал ей спасение, вышел к моим сообщникам и рассказал им об этом, но я словно раздразнил их ею. Они сказали: «Когда ты удовлетворил с ней свой пыл, захотел отстранить нас от нее». И они бросились к ней. Я встал перед ними, защищая [девушку]. Дошло между нами до того, что мне нанесли [несколько] ран. [Тогда] я напал на самого свирепого из них и наиболее яростно желавшего ее обесчестить и убил его. Я защищал ее, пока не спас в целости [и] сохранности. Девушка избавилась от своих страхов, и я вывел ее из дома. [Тогда] я услышал, как она сказала: «Да укроет тебя Аллах, как и ты укрыл меня, и да будет Он к тебе, как и ты был ко мне». Соседи услышали шум, бросились к нам, а у меня в руке [был] нож, и человек тот был обагрен кровью. И в таком виде доставили меня [в суд]. [Тогда] сказал ему Исхак: «Знаю я, как спас ты ту женщину, и дарю тебя Аллаху и Посланцу Его». Сказал [тот человек]: «[Клянусь] правдой Того, Кому ты подарил меня, не возобновлю я ослушания и не войду в соблазн, пока [не] встречусь с Аллахом». И Исхак рассказал ему о видениях, которые у него были, и сказал, что Аллах не позабыл ему этого. [Исхак] предложил ему большую награду, но тот отказался принять что-либо.

В двести тридцать девятом году (853/4) смилостивился ал-Мутаваккил над Абу Мухаммадом Йахйей б. Аксамом ас-Сайфи, доставил [его] в Сурра ман Ра'а и назначил кади-ал-кудат. И он разгневался на Ахмада б. Абу Ду'ада и сына его Абу-л-Валида Мухаммада б. Ахмада[1335], который [ведал] судейством, и взял у Абу-л-Валида сто двадцать тысяч динаров и драгоценностей на сорок тысяч динаров. Его привезли в Багдад. Абу /97/ 'Абдаллах Ахмад б. Абу Ду'ад был разбит параличом после смерти врага своего Ибн аз-Заййата через сорок семь дней, и это в двести тридцать третьем году (847/8).

В двести сороковом году (854/5) была кончина Абу 'Абдаллаха Ахмада б. Абу Ду'ада после кончины сына его Абу-л-Валида Мухаммада б. Ахмада через двадцать дней. Был он из тех, через чьи руки Аллах заставлял течь добро, как стало о нем известно. Аллах облегчил путь его к Себе и сделал любезными ему благие деяния и свершение их.

Упомянули, что ал-Му'тасим был однажды в ал-Джаусаке[1336] вместе с сотрапезниками своими, решил позавтракать и приказал каждому из них приготовить котел [с едой]. Вдруг он увидел Салла-му[1337], слугу Ибн Абу Ду'ада, и сказал: «Этот слуга Ибн Абу Ду'ада узнает, [им мы заняты], [а тот] сейчас придет и скажет «Такой-то хашимит, такой-то курайшит, такой-то ансар[1338] и такой-то араб», и просьбы его помешают нам [совершить то,] что мы решили. Я беру вас в свидетели в [том], что я сегодня не выполню его просьбы» Не прошло и мгновения между его словами и [тем, как] спутники Абу 'Абдаллаха попросили разрешения [войти]. [Тогда] сказал [халиф] сотрапезникам своим: «Что вы думаете о речах моих?» Они сказали: «Не впускай его». Он сказал: «Горе вам, год чумы легче для меня, нежели это». И [Абу 'Абдаллах] вошел. [Не успел] он сотворить приветствие, сесть и заговорить, как просияло лицо ал-Му'тасима и смех [озарил] [все] черты [лица] его. Потом [халиф] сказал ему: «О Абу 'Абдаллах, каждый из этих сварил горшок [пищи], и мы назначаем тебя судьей [над ними]». Сказал [Абу 'Абдаллах]: «Пусть их принесут. Потом я поем и со знанием [дела] вынесу приговор». [Тогда] принесли ему горшки и поставили перед ним. И он стал есть [содержимое] первого горшка [и вознамерился съесть его] полностью. [Тогда] сказал ему ал-Му'тасим: «Это несправедливо». Сказал [Абу 'Абдаллах]: «Почему же?» Он сказал: «Ты увлекся этой едой и присудишь [победу] ее хозяину». Он сказал: «О Повелитель Верующих, я должен съесть из всех этих горшков, как съел из этого горшка». Улыбнулся ему ал-Му'тасим и сказал ему: «Тогда дело твое». И [Абу 'Абдаллах] поел, как сказал. Потом сказал: «Этот приготовил бы хорошо, если бы добавил перца и добавил тмина. А этот приготовил бы хорошо, если бы добавил уксуса и масла положил поменьше. Это же [кушанье] приготовили хорошо, умеренно [добавив] пряностей. А сваривший это [блюдо] проявил искусность, ибо воды мало и навара много». И описал /98/ [Абу 'Абдаллах] все горшки таким образом, что готовившие их остались довольны. Потом он поел вместе с гостями, как поели и они — наичистейшим и наилучшим образом, время от времени рассказывая [о] едоках в начальную пору ислама — Му'авии б. Абу Суфйане, 'Убайдаллахе б. Зийаде, ал-Хаджжадже б. Йусуфе, Сулаймане б. 'Абд ал-Малике, а порой повествуя и едоках своего времени, таких как Майсара ат-Таммар, Даурак ал-Кассаб, Хатим ал-Каййал и Исхак ал-Хаммами. Когда же убрали столы, ал-Му'тасим сказал ему: «Есть ли у тебя просьба, о Абу 'Абдаллах?» [Абу 'Абдаллах] сказал: «Да, о Повелитель Верующих». [Ал-Му'тасим] сказал: «Выскажи ее, ибо приближенные наши ищут занятий». [Абу 'Абдаллах] сказал: «Да, о Повелитель Верующих. [Есть один муж] из родичей твоих, которого растоптал рок, положение которого изменилось и житие огрубело». [Ал-Му'тасим] сказал: «А кто он?» [Абу 'Абдаллах] сказал: «Сулайман б. 'Абдаллах ан-Науфали[1339]». [Ал-Му'тасим] сказал: «Сколько ему нужно?» [Абу 'Абдаллах] сказал: «Пятьдесят тысяч дирхамов». [Ал-Му'тасим] сказал: «[Считай, что] я сделал это для него. [Абу 'Абдаллах] сказал: «И другая просьба». [Ал-Му'тасим] сказал: «Какова она?» [Абу 'Абдаллах] сказал: «Вернуть владения Ибрахима б. ал-Му'тамира»[1340]. [Ал-Му'тасим] сказал: «[Считай, что я] сделал [это]». [Абу 'Абдаллах] сказал: «И другая просьба». [Ал-Му'тасим] сказал: «[Считай, что я] сделал [это]». Он сказал[1341]: Клянусь Аллахом, он не вышел, пока [не] попросил тридцать раз, и [халиф] не отказал ни в одной из их [просьб]. Потом стал он проповедовать и сказал в проповеди своей: «О Повелитель Верующих! Да продлит Аллах жизнь твою, ведь жизнью твоей плодоносят сады подданных твоих, багоденственным становится существование их и множатся имущества их. И продолжаешь ты наслаждаться здоровьем и одариваться щедростью. [Да будут] удалены от тебя превратности дней и перемены их». Потом он ушел. [Тогда] сказал ал-Му'тасим: «Это, клянусь Аллахом, украшается подобным ему, гордится близостью к нему, и стоит он тысяч однородных ему. Разве не видели вы, как вошел он, и как приветствовал он, и как говорил он, и как ел он, и как описал горшки, а затем как свободен он был в разговоре, и сколь сладостна стала [благодаря] ему трапеза наша? Откажет такому в просьбе только низкий родом, от мерзкой ветви [происходящий]. Клянусь Аллахом, если бы попросил он в этом моем собрании [того], цена чему десять тысяч дирхамов, я бы не отказал ему в этом. Знаю я, что этим приобретет он мне на этом свете хвалу, а на том свете — награду».

Об Ахмаде б. Абу Ду'аде говорит ат-Та'и:

Рассказывали со [слов] ал-Фатха б. Хакана. Он сказал: Был я у ал-Мутаваккила в ал-Джа'фари[1343], и он решил позавтракать, послав за сотрапезниками и певцами. Сказал [ал-Фатх]: Мы побрели, и он оперся на меня, а я с ним говорил, так что пришли мы к месту, с которого была видна излучина [реки]. [Тогда ал-Мутаваккил] велел подать стул, уселся на него и вдруг увидел корабль, стоявший недалеко от берега залива. Матрос варил [в стоявшем] перед ним котле сикбадж[1344] из говядины. Повеяло запахом [мяса], и [ал-Мутаваккил] сказал: «О Фатх, клянусь Аллахом, [это] запах из котла с сикбаджем: горе тебе, разве не чувствуешь ты, как вкусно пахнет? Сейчас же подать его сюда». [Тогда] бросились [туда] слуги [и] выхватили котел из-под носа матросов. И когда матросы, корабельщики, увидели, как с ними поступили, души их исполнились боязни и страха. Принесли котел, горячий, как и его содержимое, и поставили перед [ал-Мутаваккилом], и ему понравился запах [пищи] и приглянулся цвет ее. Он велел принести лепешку, отломил от нее кусок, дал мне и себе взял такой же. Каждый из нас съел по три куска. Пришли сотрапезники и певцы, и каждый из них стал брать по куску из котла. Принесли угощение и накрыли столы. Когда [ал-Мутаваккил] закончил трапезу свою, приказал [принести] тот котел, и его очистили и вымыли в его присутствии. И [халиф] велел наполнить его дирхамами. [Тогда] принесли мешок и [еще] высыпали в котел. Осталось примерно две тысячи дирхамов. И сказал [ал-Мутаваккил] слуге, стоявшему перед ним: «Возьми этот котел, пойди с ним, отдай его хозяевам и скажи им: «Вот цена [того], что съели мы из вашего котла». И отдай [тому], кто сварил [это кушанье], [то], что осталось от этого мешка дирхамов, как подарок за отличную стряпню». Сказал ал-Фатх: Ал-Мутаваккил часто говаривал, вспоминая котел матросов: «Не ел я [ничего] вкуснее сикбаджа корабельщиков в тот день».

Сообщил нам Абу-л-Касим Джа'фар б. Мухаммад б. Хамдан ал-Маусили ал-Факих[1345] в Джухайне[1346], и был он /100/ из знаменитых рассказчиков Мосула. Он сказал: Рассказывал нам Абу-л-Хасан ас-Салихи. Он сказал: Сказал ал-Джахиз: Сказали обо мне Повелителю Верующих ал-Мутаваккилу в связи с воспитанием одного из сыновей его. Когда [же] он увидел меня, счел мой внешний вид безобразным, приказал [выдать] мне десять тысяч дирхамов и отпустил. Я вышел от него и повстречал Мухаммада б. Ибрахима, собиравшегося уехать в Город Мира. Он предложил мне поехать с ним и сесть в его барку, и мы сели в нее. Когда мы прибыли в устье реки ал-Катул и вышли из [пределов] Самарры, [Мухаммад б. Ибрахим] натянул занавес и приказал [начать] пение. [Тогда одна] лютнистка принялась петь:

И замолчала. [Тогда Мухаммад б. Ибрахим] приказал танбуристке[1347], и она запела:

Сказал [ал-Джахиз]: [Тогда] сказала ей лютнистка: «Что [же] они делают?» Она сказала: «Они поступают вот как». И ударила рукой по занавесу, порвала его, показалась, словно половина луны, и бросилась в воду. А в головах у Мухаммеда [стоял] юноша, подобный ей красотой, и в руке у него [было] опахало. И когда увидел он [то], что сделала [девушка], швырнул опахало, подошел к борту, посмотрел на нее, а она плыла среди вод, и принялся говорить:

И бросился следом за ней. Матрос повернул барку — и оказалось, что они обнялись. Потом они нырнули, и больше их не было видно. Этот [случай] испугал Мухаммада, он счел его важным и сказал: «О 'Амр[1348], расскажи мне историю, [которая] отвлекла бы меня от потери этих двоих, а то я присоединю тебя к ним». Сказал [ал-Джахиз]: Тогда пришла мне [на ум] история о Йазиде б. 'Абд ал-Малике[1349]. [Однажды] сидел он для [разбора] жалоб и ему подавали прошения. Попало к нему прошение, в котором [говорилось]: «Если решит Повелитель Верующих, да упрекнет его Аллах, вывести такую-то невольницу, чтобы она спела три напева, [то пусть] сделает [это]». Йазид разгневался и велел [слугам] выйти к [просителю] и принести ему его голову. Потом /101/ велел послать вслед за гонцом другого гонца, приказав ему ввести к себе [того] человека. И когда тот встал перед ним, [халиф] сказал ему: «Что подвигло тебя на [то], что ты совершил?» Он сказал: «Вера в кротость твою и упованию на прощение твое». [Тогда Йазид б. 'Абд ал-Малик] приказал ему сесть. И не осталось никого из бану умаййа, кто бы ни вышел. Потом [халиф] приказал, и вывели невольницу, а с ней лютня ее. [Тогда] молодец сказал ей: «Пой:

И она запела это. [Тогда] сказал ему Йазид: «Говори». [Молодец] сказал: «Пой:

И она запела это. [Тогда] сказал [халиф]: «Говори». Он сказал: «Прикажи мне [подать] ритл[1350] вина». И не [успел] допить он, как вскочил, поднялся на [самый] верх покоев Йазида, бросился головой вниз и умер. [Тогда] сказал Йазид: «Аллаху мы [принадлежим] и к Нему возвращаемся. Видите, [вот] глупый невежда. Подумал, что я выведу к нему невольницу, а [потом] верну ее во владение свое. Эй, слуги, возьмите ее за руку и отведите к его родне, если у него есть родня, а то — продайте ее и раздайте вырученные за нее деньги как садаку за него». И они повели [невольницу] к его родичам. Когда [же] оказалась она посередине дома, посмотрела на яму в доме Йазида, приготовленную для дождя, вырвалась из рук [служителей] и стала читать:

Говорили, что эта история произошла с Сулайманом б. 'Абд ал-Маликом и что это не о Йазиде б. 'Абд ал-Малике.

Сказал [ал-Джахиз]: Я упомянул этот рассказ Абу 'Абдаллаху Мухаммаду б. Джа'фару ал-Анбари[1351] в Басре, и он сказал: Я сообщу тебе подобное тому рассказу, который ты мне поведал. Его рассказал мне Фа'ик ал-Хадим. Он был маула Мухаммада б. Хумайда от-Туси[1352]. Однажды сидел Мухаммад б. Хумайд со своими сотрапезниками, и запела невольница, [находившаяся] за занавесью:

А над головой Мухаммада [стоял] слуга с чашей в руке, из которой он поил его. И [юноша] бросил чашу из руки своей и сказал: «Вот как ты поступаешь». И бросился из дома в Тигр. [Тогда] девушка порвала занавес и бросилась следом за ним. Слуги спустились вслед за ними, но никого не нашли. [Тогда] прервал Мухаммад винопитие и покинул собрание свое.

Сказал ал-Мас'уди: В двести тридцать третьем году (847/8) разгневался ал-Мутаваккил на 'Омара б. ал-Фараджа ал-Руххаджи[1353], [который] был из главнейших писцов, и взял у него денег и драгоценностей примерно [на] сто тысяч и двадцать тысяч динаров. И взял он у брага его примерно сто тысяч и пятьдесят тысяч динаров. Потом договорились с Мухаммадом [б. Хумайдом от-Туси] о [выплате] двадцати одной тысячи дирхамов за возвращение его поместий. Потом [ал-Мутаваккил] разгневался на него во второй раз и приказал, чтобы его каждый день били по лицу. Посчитали, сколько раз его ударили, и было шесть тысяч пощечин. И одел его [ал-Мутаваккил] в джуббу из шерсти. Потом простил его. И разгневался на него [халиф] в третий раз. Его доставили в Багдад. Он пробыл там, пока [не] умер.

Подарил мобед ал-Мутаваккилу бутылочку с жиром и написал ему: «Если подарок малого большому изящен и нежен, то это [самое] великолепное и наилучшее, что может быть, а если [это подарок] от большого малому, то следует ему быть великим, и [обычай этот] возвышен и полезен».

Сказал ал-Мас'уди: Была кончина Ахмада б. Ханбала в халифат ал-Мутаваккила в Городе Мира, и это в месяце раби' ал-ахар двести сорок первого года[1354]. Был погребен он у Баб Харб на Западной стороне. Молился над ним Мухаммад б. Тахир[1355]. На похоронах его была такая толпа народа, [что] подобного дня и собрания не видано было на похоронах [тех], кто предшествовал ему. И среди простонародья были многие разговоры, проистекавшие между ними против и в противоположность делам. Из них [то], что некий человек кричал: «Прокляните того, кто остановился в сомнении». И это противоречит [тому], что передают об этом /103/ [со слов] Владыки шариата[1356], да пребудет с ним мир. Некий старейшина их и руководитель постоянно останавливался перед носилками и кричал во весь голос:

Он имел в виду, что белый свет померк при кончине Мухаммеда, да пребудет с ним приветствие и благословение, и что он померк при смерти Ибн Ханбала, подобно помрачению его при смерти Посланца, да пребудет с ним приветствие и благословение Аллаха.

В этом году звезды падали [так] обильно, подобного чему прежде не видывали, и это в ночь четверга шести [ночей], прошедших от джумада-л-ахира (21.09.855). В году триста двадцать третьем (934/ 5) упала великая и ужасная звезда, и это [была та] ночь, когда карматы[1357] напали на иракских паломников со [стороны] дороги [на] Куфу, и это [случилось] в зу-л-ка'да года триста двадцать третьего[1358].

В году, когда умер Ибн Ханбал, была кончина Мухаммада б. 'Абдаллаха б. Мухаммада ал-Искафи[1359]. Был он из людей умозрения и исследования и из высших людей справедливости. И была кончена Джа'фара б. ал-Мубашшира[1360] [в] двести тридцать четвертом году (848/9). Был он из видных багдадских людей справедливости и религии. И умер Джа'фар б. Харб[1361] [в] двести тридцать шестом году (850/1). Он — муж из хамдан[1362] и знати. И по отцу его названа улица [у] Баб Харб на Западной стороне Города Мира. Он — шайх багдадцев из богословов.

И умер 'Иса б. Тугдж [в] двести сорок пятом году (859/60). Был он из изощреннейших людей религии. Упомянул Абу-л-Хасан ал-Хаййат, что кончина Абу-л Хузайла Мухаммада б. ал-Хузайла[1363] была в году двести двадцать седьмом (841/2). Затем заспорили последователи его относительно его рождения. И сказали одни: сто тридцать первый год (746/7). И сказали другие: сто тридцать четвертый год (751/2). Этот Абу-л-Хузайл встретился с Хишамом б. ал-Хакамом ал-Куфи в ал-Хираре[1364]. А Хишам был шайхом ал-муджассима[1365] и ар-рафида в его время и соглашался с ним в его толке. А Абу-л-Хузайл отрицал отелеснение[1366] и уподобление[1367] и соглашался с противоположными речениями Хишама о единобожии /104/ и имамате. [Тогда] сказал Хишам Абу-л-Хузайлу: «Если ты утверждаешь, что движение зримо, то почему не утверждаешь ты, что оно осязаемо?» Он сказал: «Ибо оно не телесно, чтобы быть осязаемым. Потому что осязаемость свойственна только телам». [Тогда] сказал ему Хишам: «Скажи еще, что оно незримо, потому что зримость присуща только телам». И Абу-л-Хузайл снова задал вопрос и сказал ему: «[Исходя] из чего утверждал ты, что свойство не является [объектом, который можно описать] и так далее?» Сказал Хишам: «[Исходя из того], что мое действие не может быть мною [самим] или другим [человеком]. Потому что я произвожу изменения в телах и субстанциях, существующих независимо. И поскольку действие мое не существует само по себе и не может быть, чтобы действие мое было мною, [то] должно быть, что оно не я и не другой [человек]. А о другой причине сказал ты сам. Ты утверждаешь, о Абу-л-Хузайл, что движение не осязаемо и не зримо, потому что оно, по-твоему, [состоит] из того, что не может быть ощупано или увидено. Поэтому я и сказал, что признак — это не я и не другой [человек]. И довод мой за то, что [признак] не является мною и другим [человеком] — это твой довод [за] то, что [движение] не осязаемо и не зримо». Тогда замолчал Абу-л-Хузайл и не дал ответа.

И была кончина Абу Мусы ал-Фарра' [в] двести двадцать шестом году (840/1). Он был из шайхов ал-'адлиййа[1368] и крупнейших багдадских богословов.

И умер Васил б. 'Ата' — а по кунйе он прозывается Абу Хузай-фа[1369] — в сто тридцать первом году (748/9). Он шайх мутазилитов и старейшина их, и первый, кто высказал речение о положении между двух положений, и это нечестивец среди членов [мусульманской] общины, не являющийся ни верующим, ни отступником[1370]. И по [Василу б. 'Ата'] были названы мутазилиты, что значит отделившиеся. Мы приводили прежде в этой книге в известиях [об] Омейядах речение мутазилитов о пяти основах[1371], и это избавляет от повторения их, а также [говорили мы об этом] в наших предшествующих книгах подробно и ясно. Здесь мы привели уже известие [об] 'Амре б. 'Убайде и его кончине[1372]. Он был шайхом мутазилитов и предводителем их. Его кончина была в /105/ сто сорок четвертом году (761/2). [Однажды] 'Амр б. 'Убайд встретился с Хишамом б. ал-Хакамом, а Хишам следовал учению, что имамат — это завещание[1373] от Аллаха и Посланца Его, [данное] 'Али б. Абу Талибу, да будет доволен им Аллах Всевышний, а также [тем], кто последует за веком из детей его пречистых, [таких] как ал-Хасан и ал-Хусайн, и [тех], кто последует [за] днями их. А 'Амр следовал тому, что имамат — это во все времена выбор общиной. И сказал Хишам 'Амру б. 'Убайду: «Для чего создал Аллах у тебя два глаза?» Он сказал: «Для того, чтобы я смотрел ими на [то], что создал Аллах из небес, земли и прочего, и чтобы это было свидетельством для меня о Нем». [Тогда] сказал Хишам: «А для чего создал Аллах у тебя слух?» Он сказал: «Чтобы слышать дозволенное и запрещенное приказ и запрет». [Тогда] сказал ему Хишам: «Для чего создал у тебя Аллах язык?» И сказал 'Амр: «Чтобы выразить им то, что в сердце моем, и обращаться к [Тому], кто вменил мне Свой приказ и Свой запрет». Сказал Хишам: «А зачем создал Аллах у тебя сердце?» Сказал 'Амр: «Чтобы эти чувства доходили до него и чтобы оно отличало полезное от вредного». Сказал Хишам: «Могло ли быть так, чтобы Аллах создал все твои чувства и не создал у тебя сердца, до которого доходят эти чувства?» Сказал 'Амр: «Нет». [Тогда] сказал Хишам: «А почему?» ['Амр] сказал: «Потому что сердце побуждает эти чувства [на деяния], любезные ему. И если уж устроил Аллах таким образом, что [чувства] самопорождаются, [то] не смог [бы] не создать для них побудителя, направляющего их к тому, для чего они сотворены, не чем иным, как творением сердца. И является оно побудителем к [тому], что они совершают, и различающим вредное и полезное. Имам занимает относительно народа такое же место, [как] сердце относительно всех чувств, ибо чувства зависят от сердца и более ни от чего, а весь народ зависит от имама и более ни от кого». И 'Амр ничем не сумел возразить.

[То], о чем мы рассказали, упомянул Абу 'Иса Мухаммад б. Харун ал-Варрак в Багдаде в сочинении своем, известном как Китаб ал-маджалис[1374]. И была кончина Абу 'Исы в Багдаде на Западной стороне в месте, известном как ар-Рамла, [в] двести сорок седьмом году (861/2). У него много хороших сочинений, в том числе Китаб ал-макалат фи-л-имама и прочие умозрительные [трактаты].

Была кончина Абу-л-Хусайна Ахмада б. Йахйи б. Исхака ар-Раванди[1375] в Рахбат Малик б. Таук[1376], — сказано в Багдаде — [в] двести пятом году (820). И ему примерно /106/ сорок лет. Сочинено им сто книг и четырнадцать.

Мы рассказали в книге нашей Ахбар аз-заман о кончинах обладателей речений и людей толков, спора, мнений и сект[1377], а также известия [о] них [самих], их спорах и различиях между толками их; а также [упомянули мы об этом] в ал-Китаб ал-Аусат — вплоть до триста тридцать второго года (943/4). Представляется нам возможность упомянуть некоторых из этих мужей в этой книге, и мы упомянем [самое] замечательное [из того, что известно] о них и о прочих факихах и знатоках хадисов.

В [том году] умер Ибрахим б. ал-'Аббас ас-Сули-Писец[1378]. Он был красноречивым писцом и искусным стихотворцем. Не известно среди прежних и новых писцов более способного к стихам, нежели он. В молодости своей он зарабатывал [сочинением] стихов, ездил к царям и амирам и восхвалял их, ища их щедрости.

Упомянул [некий] человек из писцов, что Исхак б. Ибрахим, брат Зайда б. Ибрахима, рассказывал ему, что он был облечен властью в ас-Саймаре и ас-Сайраване, и что Ибрахим б. ал-'Аббас [ас-Сули] был у него, направляясь в Хорасан, где [находился] ал-Ма'мун, присягнувший 'Али б. Мусе ар-Риде в качестве [восприемника] завета. Он восхвалил его стихами, упомянув в них [о] достоинствах рода 'Али и [о том] что они более прочих имеют права на халифат. Сказал [рассказчик]: Мне понравилась касида, и я попросил [Ибрахима б. ал-'Аббаса] написать для меня копию. Он сделал это, и я подарил ему тысячу динаров и отвез его на своем верблюде. И ударил рок [того], кого ударил, так что [Ибрахим б. Ал-'Аббас] возглавил диван поместий[1379] вместо Мусы б. 'Абд ал-Малика[1380]. Я был одним из подчиненных Мусы. [Ибрахим б. ал-'Аббас] пожелал разоблачить [способ] управления Мусы и сместил меня. Он приказал устроить совет, и его созвали, и многое против меня [было сказано] там. Я пришел, чтобы поспорить, и стал приводить неопровержимые доводы, а [Ибрахим б. ал-'Аббас] не принимал их. И писцы высказывались в мою пользу, а он не обращал внимания на их суждения и говорил мне ругательные слова. Потом писцы принудили меня [принести] клятву в одном из дел, и я поклялся. [Тогда Ибрахим б. ал-'Аббас] сказал: «Клятва власти для тебя не клятва, потому что ты рафидит». И я сказал ему: «Позволишь [ли] приблизиться к тебе?» И он позволил мне. [Тогда] я сказал ему: «Как нетерпеливо стремишься ты погубить мою душу. И если напишу ал-Мутаваккилу о том, что слышу от тебя, то не поручусь ни за что. Я вынес /107/ все, кроме [обвинения] в ар-Рафде. Рафидит — тот, кто утверждает, будто 'Али б. Абу Талиб предпочтительнее ал-'Аббаса и что дети его [имеют] больше прав на халифат, нежели дети ал-'Аббаса». Он сказал: «Кто сказал это?» Я сказал: «Ты. И у меня [есть] [собственноручная] запись твоя об этом». И я сообщил ему о стихах. И, клянусь Аллахом, не успел я ему это сказать, как он обеспокоился. Потом он сказал: «Принеси тетрадь, что с записью твоей». [Тогда] я сказал ему: «Ну, нет. Нет, клянусь Аллахом, или пообещай мне [тем], в чем бы я тебе поверил, что ты не [станешь] преследовать меня ни за что из [того] что прошло через руку мою, сожжешь эту докладную записку и не призовешь меня к расплате». [Тогда] он поклялся мне в этом, так что я поверил ему, и сжег сделанную работу. Я принес ему тетрадь, и он положил ее в туфлю свою. Я ушел, и преследования в отношении меня прекратились.

У Ибрахима б. ал-'Аббаса [есть] написанные [им же] послания и собрание избранных отрывков из его речений. Мы привели многие из них в ал-Китаб ал-Аусат. Мы выбрали речения из [самых] известных отрывков его, хотя все они являют предел совершенства: «Древле питала смута сынов своих и оросила их от жемчужин своих инкрустированных, и распростерла перед ними соблазны свои злачные, и носилась она среди них на замыслах своих простирающихся. И оттого паслись они и пребывали в безопасности, ездили верхом и были спокойны. Прошло кормление грудью, и наступило отделение. Она напоила их ядом, и пустила по молочным протокам кровь, и вскормив, [угостила] горьким. И она привела их из тердыни в узилище и от мощи к тоске, убивая, пленяя, чиня насилие и принуждение. И мало кто был водворен в смуту, обретаясь в пламени ее, кого бы она [ни] сразила, взяв за горло и сведя на нет все его ухищрения, принеся в жертву скоротечному [времени], превратив в дрова для отлаженного [очага], в истинное поучение и ложный довод. «Это для них — позор в ближайшей жизни, а в последней для них — великое наказание»[1381]. Господь твой не [поступает] несправедливо с рабами Своими».

У него [есть] хорошие стихи. Из пришедшихся по нраву стихов его, в которых не превзошел его никто из современных ему людей вежества, речение его:

И речение его:

И речение его:

И речение его:

И из [того], в чем он преуспел и в чем обошел он подобных себе, Речение его:

И речение его:

И речение его:

И речение его:

Ибрахим б. ал-'Аббас говаривал: «Друзья властителя подобны людям, поднявшимся на гору, а потом упавшим с нее. Наиближайший из них к погибели был тот, кто выше всех поднялся».

Ибрахим утверждал, что является родственником по материнской линии ал-'Аббаса б. ал-Ахнафа-Стихотворца.

Рассказывал Абу-л-'Аббас Ахмад б. Джа'фар б. Хамдан ал-Кади со [слов] Сулаймана б. ал-Хасана б. Махлада[1382] со [слов] отца его ал-Хасана[1383]. Он сказал: Прочитал Ибрахим б. ал-'Аббас речение ал-'Аббаса б. ал-Ахнафа:

И он сказал: «Вот, клянусь Аллахом, стихи с хорошим смыслом, простыми выражениями, приятные на слух. Не слышал я слов обильнее утонченностью, более простых в сложности и более красноречивых при беспристрастии». [Тогда] сказал ему ал-Хасан: «Слова твои, клянусь Аллахом, лучше стихов его».

И из пришедшихся по нраву стихов ал-'Аббаса б. ал-Ахнафа речение его:

/110/ И речение его:

И речение его:

Рассказывал нам Абу Халифа ал-Фадл б. ал-Хубаб ал-Джумахи[1384]. Он сказал: Рассказывал нам ар-Рийаши. Он сказал: Упомянуло сообщество жителей Басры. Они сказали: Отправились мы в хаджж. И когда шли мы по некоей дороге, то вдруг [увидели] гулама[1385], стоявшего на пути и кричавшего: «О люди, есть ли среди вас кто-нибудь из жителей Басры?» Он[1386] сказал: [Тогда] мы подошли к нему и сказали ему: «Чего ты хочешь?» Он сказал: «Поистине, господин мой, находясь в тяжелом состоянии, хочет наставить вас». И мы пошли имеете с ним и увидели человека, распростертого поодаль от дороги под деревом, не отвечавшего на расспросы. Мы сели вокруг него, он почувствовал наше [присутствие], поднял взор свой, и это едва удалось ему от слабости, и начал читать:

Потом он потерял сознание на долгое время, а мы [все] сидели вокруг него, как вдруг прилетела птица, села на вершину дерева и принялась щебетать. [Тогда] открыл молодец глаза свои и стал слушать щебетание птицы. Потом он сказал:

Сказал он[1387]: Потом он вздохнул и отлетела душа его от [тела] его. И мы не покинули его, пока /111/ [не] омыли, [не] завернули в саван и не сотворили над ним молитвы. Когда [же] мы совершили погребение, спросили о нем гулама, и он сказал; «Это ал-'Аббас б. ал-Ахнаф».

Сообщил нам это известие Абу Исхак аз-Заджжадж ан-Нахави[1388] со [слов] Абу-л-'Аббаса ал-Мубаррада со [слов] ал-Мазини[1389]. Он сказал: «Рассказывало нам сообщество из жителей Басры [то], о чем мы упомянули».

И была кончина Абу Саура Ибрахима б. Халида ал-Калби[1390] [в] двести сороковом году (854/5).

И в двести тридцать втором году (846/7) сослал ал-Мутаваккил 'Али б. ал-Джахма-Стихотворца в Хорасан. И было сказано — в двести тридцать девятом году (853/4). Мы привели известие [о] нем и о деяниях его и возвращении его после этого в Ирак и о начале его путешествия, и это в двести сорок девятом году (863/4). И когда проезжал он неподалеку от Халаба по области Киннисрин и ал-'Авасим в месте, известном как Хушубат[1391], повстречала его конница калбитов и убила его. И сказал он [о своей ссылке], [будучи] на Востоке:

Этот 'Али б. ал-Джахм ас-Шами, вместе с отходом его от Повелителя Верующих 'Али б. Абу Талиба, да будет доволен им Аллах, и выказыванием суннизма, был природным [поэтом], способным [в сочинении] стихов, сладостным в выражениях, обильноречивым. Мы привели прежде в этой книге поношение [того], кто поносил его родословие[1392], и что сказали люди о потомстве Самы б. Лу'аййа б. Талиба[1393] и речение 'Али б. Мухаммада б. Джа'фара ал-'Алави-Стихотворца[1394].

И речение ал-'Алави о нем также:

Привели мы стихи эти здесь, хотя и [случилась] предпосылка их в прежде бывшем в этой книге, ибо нам надлежало упомянуть 'Али б. ал-Джахма в дни ал-Мутаваккила и возникла у нас потребность в [этом] при упоминании стихов 'Али б. ал-Джахма и ответа ал-'Алави. И [вот] чем 'Али б. ал-Джахм ответил 'Али б. Мухаммаду б. Джа'фару ал-'Алави:

[Когда находился он] в заключении, им [были сочинены] известные стихи, в смыслах которых [не было ему предшественников], и вот речение его:

/113/ И из [речений, в коих особенно] он проявил мастерство, это:

И из избранных речений его:

Я сказал: «Первое видишь ты». Она сказала:

И вот еще хорошие стихи:

И вот славное речение его об ал-Мутаваккиле, в котором он приносит извинение:

И явил он мастерство в речении, [сказанном], когда его сковали:

Был язык его обилен, и мало кто уберегся от него. Отворачивался от него Мухаммад б. 'Абдаллах[1399], и он попросил защиты от него у Васифа ат-Турки[1400], и тот уладил дело с [Мухаммадом б. 'Абдаллахом]. Затем ухудшилось [отношение] Васифа к нему, и он попросил защиты от него у Мухаммада б. 'Абдаллаха и написал ему:

Принадлежат ему редкостные стихи и известные пословицы. Мы избрали из них самое предпочтительное и ограничились этим.

Оплакало ['Али б. ал-Джахма] сообщество стихотворцев после убиения его, среди них Абу Са'ид. И он сказал:

Он сказал[1403]: В двести сорок третьем году (857/8) был исход ал-Мутаваккила из Дамаска в Сурра ман Ра'а, и было между исходом его из нее и возвращением его в нее три месяца и семь дней. И об исходе его говорит Йазид ал-Мухаллаби[1404] длинные стихи, из которых избрали мы речение его:

И когда остановился он в Дамаске, [то] не пожелал проживать в городе из-за скопления там воздуха Гуты[1405] /115/ и поднимающихся с вод ее паров. [Тогда] остановился он в Каср ал-Ма'мун, и это между Дараййа'[1406] и Дамаском на [расстоянии] часа [езды] от города, в возвышенной местности, и это место в Дамаске, возвышающееся над городом и большей частью Гуты. [Оно] известно как Каср ал-Ма'мун до этого времени, и это год триста тридцать второй (943/4).

Упомянул Са'ид б. Накис[1407]. Он сказал: Стоял я перед ал-Мутаваккилом в шатре его в Дамаске, как вдруг возмутились воины, собрались и принялись шуметь, требуя жалования. Затем дошли они до обнажения оружия и метания стрел. Я обернулся [и] увидел стрелы, летящие по галерее. [Тогда ал-Мутаваккил] сказал мне: «О Абу Са'ид, позови ко мне Раджу ал-Хадари[1408]. И я позвал его. [Тогда] халиф скачал ему: «О Раджа', разве ты не видишь, ради чего выступили эти? [Так] каково твое мнение?» И он сказал: «О Повелитель Верующих, во время этой поездки я опасался подобного этому, и я советовал то, что советовал относительно откладывания этого. Деньги Повелителя Верующих [принадлежат] ему». И сказал [халиф]: «Оставь [то], что прошло, и скажи, каково теперь твое мнение». Он сказал: «О Повелитель Верующих, [надо] выдать жалование». И он сказал ему: «[Ведь] это то, чего они хотели. И известно, вместе с тем, ради чего они выступили». Он сказал: «О Повелитель Верующих, прикажи это. Поистине, мнение [будет высказано] после этого». [Тогда ал-Мутаваккил] приказал 'Убайдаллаху б. Йахйе выдать им жалование. Когда [же] вынесли деньги и начали их раздавать, вышел Раджа' и сказал: «Прикажи теперь, о Повелитель Верующих, бить в барабан для выступления в Ирак. [Тогда] они не возьмут ничего из [того], что им вынесли». И он сделал это. [Тогда] люди оставили жалование и вернулись, так что выдающий догонял [какого-либо] мужа, чтобы выдать ему жалование.

Сказал Са'ид: Тюрки решили, что убьют ал-Мутаваккила в Дамаске, но [этот] замысел им не удался из-за Буги ал-Кабира. [Тогда] подстроили [так, что] удалили [Бугу] от [халифа] и подбросили в шатер ал-Мутаваккила грамоты, в которых говорилось: «Поистине, Буга замыслил убить Повелителя Верующих. А свидетельствовать об этом будет [то], что он поедет в такой-то день со своей конницей и пехотой и обскачет /116/ с края лагерь свой. Потом он возьмет нескольких слуг-персов, они пойдут к [халифу] и убьют его. [Тогда] прочитал ал-Мутаваккил грамоты и опешил от [того], о чем они сообщали. И запало в сердце его [подозрение] против Буги. Он пожаловался на это ал-Фатху, рассказал ему о деле Буги и нападении на него и посоветовался с ним об этом. [Тогда] он сказал: «О Повелитель Верующих, поистине, [тот], кто написал грамоты, указал на определенное названное им время, когда муж этот объедет границы стана своего и осмотрит стороны его. После этого дело прояснится. Я считаю, что нам следует обождать. Если это указание окажется правильным, посмотрим, что нам делать, а если окажется ложным [то], о чем там написано, то хвала Аллаху».

И стали постоянно подбрасывать грамоты в виде предупреждения. Ведь [те], кто писал их, [были] связаны присягой, требовавшей искренности и правды. Когда [же] поняли они, что поверил им халиф, и [когда] стал он неотступно думать о том деле, написали они грамоты и подбросили их в шатер Буги. В них говорилось: «Сообщество гуламов и тюрок решило убить халифа среди стана его. Они обдумали это, сговорились [между собой] и условились что явятся с такой-то стороны и такой-то стороны. Аллах, Аллах охрани Повелителя Верующих и защити его в эту ночь с этих сторон, которые ты укрепишь собою и [теми], кому доверяешь. Мы проявили преданность и сказали правду».

И они стали подбрасывать [такие] грамоты в изобилии и твердить [о необходимости] оберегать халифа.

Когда [же] Буга обратил внимание на [эти грамоты] и стали они следовать одна за другой, поверил [он], что написанное ему — правда, принимая во внимание [то], что было прежде. И когда наступила [та] ночь, о которой они говорили, собрал он войска свои, приказал им при оружии сесть на коней и повел их в [то] место, которое было упомянуто. Заслонил он ал-Мутаваккила и встал там на страже. Известие [об этом] достигло ал-Мутаваккила, и он не усомнился, что написанное ему — правда. [Тогда] стал он ждать, кто придет к нему и убьет его. Не спал он всю ночь, отказываясь от еды и питья, и пребывал и в таком состоянии до раннего утра. И Буга стерег его, а ал-Мутаваккил [думал] обратное. Он обвинил Бугу и устрашился деяния его.

Когда [же] решил ал-Мутаваккил уйти, [то] сказал ему: «О Буга, вознегодовала душа моя против пребывания твоего со мною. Решил я перепоручить тебе эти угодья, оставив за тобою бывшие у тебя /117/ жалование, дары, яства, вспомоществование и прочее». [Тогда] он сказал: «Я раб твой, о Повелитель Верующих, [так] делай, что желаешь, и приказывай мне, что хочешь». И [ал-Мутаваккил] оставил [Бугу ал-Кабира] в Сирии и ушел. [Потом] сотворили с ним маула [то], что сотворили. Не знал ал-Мутаваккил сути [этого] замысла, и никто из них не чувствовал подвоха в этом, пока все не сбылось.

[Са'ид б. Накис] сказал: Когда решил Буга ас-Сагир[1409] убить ал-Мутаваккила, позвал Багира ат-Турки[1410], которого он пригрел и продвинул [по службе] и чей родник наполнил он наградами. И был [Багир] отважным, безрассудным. [Буга] сказал ему: «О Багир, ведома тебе любовь моя и расположение мое к тебе, мое ласковое с тобой обращение и [оказанные] тебе благодеяния. И, поистине, стал я для тебя таким, против чьего приказа не возражают и чьей любви не избегают. Я хочу приказать тебе нечто — [так] скажи мне, [лежит] ли к этому твое сердце?» И [Багир] сказал: «Ты знаешь, как я поступлю. Прикажи [же] мне, и я сделаю это». [Буга] сказал: «Поистине, сын мой Фарис[1411] переиначил деяния мои и решил убить меня и пролить кровь мою. Мне доподлинно это известно». [Багир] сказал: «[Так] чего ты от меня хочешь?» [Буга] сказал: «Я хочу, чтобы он вошел ко мне завтра. И знаком между нами [будет], если положу я шапку мою на землю. И если я положу ее на землю, убей его». Он сказал: «Да. Однако боюсь я, что засомневаешься ты или [же] найдешь [что-либо] в душе своей против меня». [Буга] сказал: «Да охранит тебя Аллах от этого». И когда вошел Фарис, был тут и Багир, и приготовился он нанести удар. Он все смотрел, положит [ли] Буга, шапку свою, но [тот] не сделал этого, и подумал он, что [Буга] забыл, и [тогда] мигнул ему глазом, [мол], делать ли мне? [Буга] сказал: «Нет». И когда он не увидел знака, а Фарис ушел, Буга сказал ему: «Знай, что я подумал о [том], что он молод и что он сын мой, и решил пощадить его на этот раз». [Тогда] сказал ему Багир: «Я слушал и повиновался, а тебе лучше знать. В том, как ты устроил и рассудил — благо для него». Потом [Буга] сказал [Багиру]: «А вот дело более важное. Сообщи мне, будешь ли ты в нем [участвовать]?» Он сказал ему: «Говори, что же мне исполнить». Он сказал: «Знаю я достоверно, что брат мой Васиф замышляет против меня и против товарищей моих. Поистине, завидует он нам и решил убить нас, погубить и самому [вершить] дела». Багир сказал: «Что же ты хочешь, чтобы я сделал с ним? Буга сказал: «Сделай это, когда он придет ко мне /118/ завтра. Знак — когда сойду я с молитвенного коврика, на [котором] буду сидеть. И если ты увидишь, что я сошел с этого коврика, то опусти меч на [Васифа] и убей его». Он сказал: «Повинуюсь». И когда пришел Васиф к Буге, прибыл и Багир и встал на изготовку. Но не увидел он знака, и Васиф поднялся и ушел. [Са'ид б. Накис] сказал: [Тогда] сказал ему Буга: «О Багир, я подумал, что он брат мой и что я заключил с ним договор и поклялся ему. [Поэтому] не осмелился я исполнить то, что замыслил». И [Буга] наградил [Багира] и [много] дал ему. Потом он продолжительное время не разговаривал с ним, [наконец] позвал его и сказал: «О Багир, настала нужда большая, нежели та, что была прежде. [Так] каково сердце твое?» [Багир] сказал: «Сердце мое согласно желаниям твоим. Скажи [же], чего желаешь, и я сделаю это». И [Буга] сказал: «Мне доподлинно известно, что этот ал-Мунтасир замышляет против меня и [против] других и намерен убить нас. Я хочу убить его. Примешь ли ты участие в этом [деле?]» [Тогда] задумался Багир, поник головой и через некоторое время сказал: «из этого ничего не выйдет». [Буга] сказал: «Отчего же?» [Багир] сказал: «[Разве можно] убить сына, [пока] жив отец? Значит, ничего у вас не получится, и отец его убьет всех за него». [Буга] сказал: «Что же ты думаешь?» [Багир] сказал: «Сначала начнем с отца и убьем его, а с отроком проще справиться». И [Буга] сказал ему: «Горе тебе, [неужели] такое можно совершить и такое замыслить?» [Багир] сказал: «Да, я сделаю это. Войду к нему и убью его». [Тогда Багир] стал твердить [Буге]: «Нам ничего другого не остается». Потом сказал ему: «Войди следом за мной, когда я [буду] убивать его, а не то — убей меня и опусти на меня меч свой и скажи: «Он хотел убить господина своего». [Тогда] понял Буга, что [Багир] убьет халифа и обратился к нему, с тем чтобы устроить убийство ал-Мутаваккила.

В двести сорок седьмом году умерла Шуджа', мать ал-Мутаваккила, и ал-Мунтасир молился над ней. Это [было] в месяце раби' ал-ахар[1412].

Потом был убит ал-Мутаваккил после смерти ее через шесть месяцев, в ночь [на] среду, в третьем часу, прошедшем от ночи, и это [когда] от шаввала двести сорок седьмого года прошли три [ночи] (10.12.861). [Было] сказано: на четыре [ночи], прошедших от шаввала [двести] сорок седьмого года (11.12.861). И было рождение его в Фам ас-Силх[1413].

Рассказывал ал-Бухтури. Он сказал: Собрались мы однажды ночью вместе с /119/ сотрапезниками в собрании ал-Мутаваккила и вспомнили [рассказы о] мечах. [Тогда] сказал один из [тех], кто присутствовал: «Достигло меня, о Повелитель Верующих, что у [некоего] мужа из жителей Басры оказался меч, которому нет равного и подобного которому не видано». И повелел ал-Мутаваккил [послать] грамоту наместнику Басры с требованием купить его, сколько бы он [ни] стоил. Послания были отправлены по ал-бариду, и прибыл ответ наместника Басры [о том], что меч купил [некий] муж из жителей Йемена. [Тогда] приказал ал-Мутаваккил послать [грамоты] в Йемен о поисках меча и покупке его. И послания об этом были отправлены.

Сказал ал-Бухтури: [Были] мы однажды у ал-Мутаваккила, как вдруг вошел к нему 'Убайдаллах б. Йахйа, и с ним [был] меч. Он сообщил, что [меч] купили у хозяина его в Йемене за десять тысяч дирхамов. [Тогда] ал-Мутаваккил обрадовался обретению его и восхвалил Аллаха за то, что Он облегчил дело это, извлек [меч] из ножен и восхитился им. Каждый из нас заговорил [о том], о чем хотел. [Ал-Мутаваккил] положил [меч] под складки [покрывала] ложа своего, и когда наступило утро, сказал ал-Фатху: «Найди для меня гулама, в отвагу и смелость которого ты веришь, и вручи ему этот меч, чтобы он стоял с ним над головою моей и не расставался со мною [ни на один] день, пока я буду восседать». Сказал [ал-Бухтури]: И не [успел] он закончить слова [свои], как пришел Багир ат-Турки, и ал-Фатх сказал: «О Повелитель Верующих, это Багир ат-Турки, о котором мне говорили, что он храбр и отважен. Он годится для [того], чего хочет Повелитель Верующих». [Тогда] позвал его ал-Мутаваккил, вручил ему меч и приказал сделать [то], чего ему хотелось, и повелел, чтобы его повысили степенью и удвоили ему жалование. Сказал ал-Бухтури: И, клянусь Аллахом, не обнажался меч этот и не выходил он из ножен своих с [тех] пор, как [халиф] вручил его [Багиру], кроме как в [ту] ночь, когда ударил его Багир этим мечом.

Сказал ал-Бухтури: Видел я, как [случилось] с ал-Мутаваккилом в ночь, когда он был убит, удивительное. [Среди прочего] упомянули мы о высокомерии и гордости, свойственным царям, и принялись рассуждать о том на все лады, а [халиф] отрекся от этого. Потом обратил он лик свой к кибле, пал ниц и посыпал лицо свое прахом в [знак] покорности Аллаху, Велик Он и Славен. Потом взял он [пригоршню] этого праха и посыпал им бороду и голову свои. И сказал он: «Поистине я — раб Божий, и [тот], кто вышел из праха, достоин скромности, а не гордыни». /120/ Сказал ал-Бухтури: [Тогда] я счел это дурным предзнаменованием, и мне не понравилось, что [ал-Мутаваккил] рассеял пыль у себя на голове и бороде. Потом он сел пить [вино], и когда оно возымело на него свое действие, присутствовавшие певцы запели мелодию, которая ему понравилась. Потом повернулся он к ал-Фатху и сказал:«О Фатх, [из тех], кто слышал этот напев из [уст] Мухарика[1414], никого не осталось кроме меня и тебя». Потом разразился он плачем.

Сказал ал-Бухтури: [Счел я] дурным предзнаменованием плач его и сказал [себе]: «Это второе». И так [продолжалось], пока не пришел слуга из слуг Кабихи[1415], и с ним узел, а в нем подарок, посланный [халифу] Кабихой. [Тогда] сказал ему посланец: «О Повелитель Верующих, говорит тебе Кабиха: «Я сделала этот подарок для Повелителя Верующих, и он мне понравился, и я послала его тебе, чтобы ты надел его». Сказал [ал-Бухтури]: Оказалось, что в [узле] была красная куртка, подобной которой я до этого не видывал, и красное шелковое покрывало, словно оно из парчи, по тонкости своей дабикское[1416].

Сказал [ал-Бухтури]: И ал-Мутаваккил надел [куртку] и завернулся в покрывало. Сказал ал-Бухтури: [Тогда] я решил поспешно [рассказать] что-нибудь занимательное, что послужило бы причиной [к тому], чтобы я забрал [себе] покрывало. Тем временем ал-Мутаваккил поворотился, и покрывало на нем завернулось, ал-Мутаваккил потянул его и порвал от края до края. Сказал [ал-Бухтури]: [Тогда халиф] взял [покрывало], свернул его, вручил слуге Кабихе, который принес подарок, и сказал: «Скажи ей: «Сохрани это покрывало у себя, чтобы было оно мне саваном по кончине моей». [Тогда] сказал я в душе моей: «От Аллаха мы и к Нему возвращаемся. Клянусь Аллахом, закончился срок».

И ал-Мутаваккил сильно опьянел. Сказал [ал-Бухтури]: Было в обычае у него, что если наклонится он в опьянении своем, поддержит его слуга, стоящий в головах его. Сказал [ал-Бухтури]: Пока мы [пили], миновало три часа ночи, как вдруг ворвался [в халифские покои] Багир, а с ним десятеро тюрок. [Лица их] закрыты были покрывалами, и мечи в руках их сверкали в свете свечей. Они набросились на нас, кинулись к ал-Мутаваккилу, и Багир, а с ним другой тюрок, поднялся на [халифское] ложе. [Тут] крикнул им ал-Фахи: «Горе вам! [Это] господин ваш!» И когда увидели их гуламы и присутствовавшие собеседники и сотрапезники, разлетелись они кто куда, и в покоях не осталось никого, кроме ал-Фатха, который сражался [с тюрками], не подпуская их [к халифу]. Сказал ал-Бухтури: Услышал я крик ал-Мутаваккила, когда ударил его Багир в правый бок мечом, который ал-Мутаваккил вручил ему, и рассек [халифа] до пояса. Потом [Багир] нанес другой удар — с левого бока — и совершил подобное этому. /121/ Кинулся ал-Фатх, [чтобы] помешать им, но один из [тюрок] вонзил меч, бывший у него, [ал-Фатху] в живот, и [меч] вышел из спины его, а [ал-Фатх стоял] терпя, не пошатнувшись и не пошевелившись. Сказал ал-Бухтури: Не видел я никого, [кто] был [бы] сильнее душой или благороднее, нежели он. Затем он бросился на ал-Мутаваккила, и они вместе умерли. [Потом] их завернули в ковер, на котором убили, и оттащили в сторону. И пролежали они так всю ночь и большую часть дня, пока не утвердился халифат [в руках] у ал-Мунтасира. [Тогда] он приказал, и их похоронили вместе. Говорили, что Кабиха завернула [ал-Мутаваккила] в то самое разорванное покрывало.

Буга ас-Сагир озлобился против ал-Мутаваккила. А ал-Мунтасир привлек [к себе] сердца тюрок. Утамиш[1417], гулам ал-Васика, был с ал-Мунтасиром, и поэтому ал-Мутаваккил его ненавидел. Утамиш привлекал сердца тюрок к ал-Мунтасиру. 'Убайдаллах б. Хакан[1418]-вазир и ал-Фатх б. Хакан отстранились от ал-Мунтасира. [Они] склонялись к ал-Му'таззу и разжигали сердце ал-Мутаваккила против ал-Мунтасира. И ал-Мунтасир привлек к себе всякого тюрка, удаленного ал-Мутаваккилом. [Тогда] склонил он к себе сердца тюрок и многих других ферганцев и ал-ашрусиййа, пока не случилось то, о чем мы поведали.

Об убийстве ал-Мутаваккила было упомянуто и иное. Рассказ наш мы специально избрали для этого места, ибо приведен он в самых ясных и подходящих к случаю выражениях. Мы привели все, что говорилось об этом, в ал-Китаб ал-Аусат, и это избавляет от повторения в этой книге.

Не был ал-Мутаваккил более радостным, нежели в день, когда он был убит. Поднялся он в тот день бодрым, веселым и радостным и сказал: «Словно ощущаю я, как движется кровь моя по жилам». И в тот день ему пустили кровь. Он велел привести сотрапезников и забавников. Усилилась радость его и умножилась веселость, но обернулась эта веселость печалью, а радость — горем. [Так] кто же обманется миром этом, и успокоится в нем, и поверит коварству и превратностям его, как не ослепительный невежда? Поистине, это дом, где не длится благоденствие, где не бывает полной радости и где не пребывает в безопасности стерегущийся. [В мире этом] горе связано с радостью, лихо со счастьем и благоденствие с бедой. А после наступает погибель. И вместе с благоденствием его — несчастье, и вместе с радостью его — печаль, и вместе с приятным — отвратительное, и вместе со здоровьем — /122/ болезнь, и вместе с жизнью — смерть, и вместе с радостями — го-рести, и с наслаждениями — напасти. Сильный в нем унижен, могучий — пренебрежен, богатый — разорен, великий — ограблен. И не уцелеет никто, кроме Живого, Который не умирает, и не преходит Царствие Его, и Он Могуч, Мудр. Об этом говорит в касиде своей ал-Бухтури, [и] о вероломстве ал-Мунтасира с отцом своим и [о том, как] он погубил его:

Были дни ал-Мутаваккила прекрасны, благословенны и [отличались] благоденствием жизни. Восхваляли их именитые люди и простонародье, радуясь им [как] дням счастья, а не горя, и об этом сказал один из них: «Халифат ал-Мутаваккила был лучше безопасного пути, низкой цены, желаний любви и дней юности». Взял этот смысл некий стихотворец и сказал:

Сказал ал-Мас'уди: И [было] сказано, что не было трат в век из веков или во время из времен, подобных [тратам] в дни ал-Мутаваккила.

Говорят, что [ал-Мутаваккил] истратил на ал-Харуни[1420], ал-Джаусак и ал-Джа'фари более ста тысяч дирхамов, [и] это наряду с [содержанием] множества маула, воинов и аш-шакариййа[1421], обилием их жалований и тех наград и подарков, что получали они каждый месяц.

Говорят, что было у [ал-Мутаваккила] четыре тысячи наложниц, которых он всех познал. Он умер, и в хранилищах казны находилось четыре тысячи тысяч динаров и семь тысяч дирхамов. И не известен ни один [человек] /123/ в ремесле своем, [работавший] серьезно или играючи, который бы [не] наслаждался при правлении его и [не] был бы счастлив в дни его, и который бы не получил обильную долю богатств [ал-Мутаваккила].

Упомянул Мухаммад б. Абу 'Аун[1422]. Он сказал: Был я в собрании ал-Мутаваккила 'ала-л-Лаха в день Науруза, а у него Мухаммад б. 'Абдаллах б. Тахир и перед ним ал-Хусайн б. ад-Даххак ал-Хани-стихотворец. И ал-Мутаваккил сделал знак [стоявшему] у головы его красивому слуге, чтобы он наполнил чашу ал-Хусайна и приветствовал его амбровым яблоком. И [слуга] исполнил это. Потом повернулся ал-Мутаваккил к ал-Хусайну и сказал: «Скажи об этом байты». И [тот] принялся говорить:

Сказал ал-Мутаваккил: «Хорошо ты [изрек]. Выдать за каждый байт [по] сотне динаров». [Тогда] сказал Мухаммад б. 'Абдаллах: «Поистине, он ответил и был быстр, упомянул и причинил боль. И если бы ни [одна] рука не соперничала с рукою Повелителя Верующих, я бы умножил вознаграждение его, [богатством] новым и прежним». Тогда сказал ал-Мутаваккил: «Выдать за каждый байт [по] тысяче динаров».

Сказал [Мухаммад б. Абу 'Аун]: Передают, что когда привели Мухаммад б. ал-Мугиса к ал-Мутаваккилу, [тот] уже велел принести плаху и топор. [Халиф] сказал ему: «О Мухаммад, что призвало тебя к неповиновению?» Он сказал: «Несчастье, о Повелитель Верующих. Ты — тень Аллаха, протянутая между ним и между тварями Его. И поистине, у меня о тебе две мысли. Быстрее другой [находит путь] в сердце мое [та мысль, что] более достойна тебя. Это — прощение раба твоего». И он принялся говорить:

[Тогда] сказал ал-Мутаваккил: «Я поступлю наилучшим образом. Я облагодетельствую тебя. Возвращайся в дом свой». Сказал Ибн ал-Мугис: «О Повелитель Верующих, Аллах знает, кому поручить посланничество свое».

И когда убит был ал-Мутаваккил, оплакивали его стихотворцы. И из [тех], кто оплакивал его, 'Али б. ал-Джахм. Он сказал в касиде своей:

И говорит о нем Йазид б. Мухаммад ал-Мухаллаби в длинной касиде:

И о нем говорит некий стихотворец:

Упомянул 'Али ал-Джахм. Он сказал: Когда перешел халифат к Повелителю Верующих Джа'фару ал-Мутаваккилу 'ала-л-Лаху, люди [стали] подносить ему дары по достаткам своим, и подарил ему Ибн Тахир подарок, в котором [было] двести рабов и рабынь и среди прочих — девушка, которую звали Махбуба[1423]. /125/ Она принадлежала [некоему] мужу из жителей ат-Та'ифа, [который] образовал, обучил и наставил ее в [различных] науках. Она говорила стихи, перекладывала их на музыку и пела под лютню. Она разбиралась во всем, в чем разбираются ученые люди. Ее положение при ал-Мутаваккиле возвысилось, и она заняла в сердце его великое место, и никто не разделял его с нею. Сказал 'Али: Однажды я вошел к [халифу] для сотрапезничества. И когда я уселся, он поднялся и вошел в один из покоев. Потом вышел, смеясь, и сказал мне: «Горе тебе, 'Али, я вошел и увидел, [что одна] певица написала у себя на щеке мускусом «Джа'фар». Ничего прекраснее этого я не видывал. Скажи об этом что-нибудь». [Тогда] я сказал: «Господин мой, [сказать] мне одному или мне и Махбубе?» Он сказал: «Нет, тебе и Махбубе». Сказал ['Али]: [Тогда] она велела принести чернильницу и бумагу. И превзошла она меня в [сочинении стихов]. Потом взяла лютню, стала напевать, перебирая [струны], и сочинила для [халифа] напев и долго над [этим напевом] смеялась. Потом сказала: «О Повелитель Верующих, позволишь ли мне?» Он ей позволил, и она запела:

Сказал 'Али: «Смешались мысли мои, словно не помнил я ни одной буквы из стихов». Сказал ['Али б. ал-Джахм]: [Тогда] сказал мне ал-Мутаваккил: «Горе тебе, 'Али, что я тебе приказывал?» И я сказал: «О господин мой, уволь меня. Клянусь Аллахом, [стихи] улетучились из ума моего». И [халиф] все попрекал меня этим и стыдил, пока [не] умер.

Сказал 'Али: Вошел я также, чтобы сотрапезничать с ним, и он сказал мне: «Горе тебе, 'Али, знаешь ли ты, что я рассердился на Махбубу, приказал ей не выходить из своих покоев, запретил слугам входить к ней и отвратился от речей ее?» [Тогда] я сказал: «О господин мой, если ты сегодня на нее рассердился, то помирись с ней завтра, и Аллах продлит радость Повелителя Верующих и удлинит жизнь его». Сказал ['Али]: [Тогда ал-Мутаваккил] долго молчал, потом сказал сотрапезникам: «Уходите». И приказал убрать вино, и его убрали. Когда [же] наступил /126/ следующий день, я вошел к нему, и он сказал мне: «Горе тебе, 'Али, вчера я видел во сне, будто я помирился с ней». [Тогда] сказала девушка по имени Шатир, стоявшая перед ним: «Клянусь Аллахом, я только что слышала в ее покоях [какой-то] шум, [и] не знаю, отчего он». И [ал-Мутаваккил] сказал мне: «Вставай, горе тебе, надо нам посмотреть, что там». И он встал босым [как был], а я последовал за ним, мы приблизились к покоям ее. Оказалось, что она бренчит на лютне и что-то напевает будто сочиняя напев. Потом она возвысила голос свой и запела:

Сказал ['Али]: [Тогда] ал-Мутаваккил в восторге захлопал в ладоши, и я захлопал вместе с ним. [Потом] он вошел к ней, а она принялась целовать его ногу и посыпать щеки свои пылью и [не прекращала этого], пока он [не] взял ее за руку и мы [не] вернулись [в халифский покой], а она третья среди нас.

Сказал 'Али: И когда ал-Мутаваккил был убит, [Махбубу] и многих [других] невольников передали Буге ал-Кабиру. Однажды я вошел к нему для сотрапезничества. [Тогда] он приказал убрать занавес и повелел певицам, и они [торжественно] явились в украшениях и дорогих нарядах. Пришла и Махбуба без украшений и дорогих нарядов, в белом, и села, потупившаяся и печальная. [Тогда] сказал ей Васиф: «Пой». Сказал [ 'Али]: А она стала отговариваться. Он [же] сказал: «Заклинаю тебя». И приказал [принести] лютню, [которую] положили ей на колени. Видя, что пения не избежать[1424], она оставила лютню на коленях своих, потом запела, [играя] на ней песнь, которую не сочинила она заранее:

/127/ Сказал ['Али]: [Тогда] разгневался на [Махбубу] Васиф и приказал заключить ее в тюрьму, и ее заключили в тюрьму. Больше я [Махбубу] не видел.

Сказал ал-Мас'уди: Умерло в халифат ал-Мутаваккила много ученых, передатчиков преданий и знатоков хадисов. Из них 'Али б. Джа'фар ал-Мадини[1425] в Самарее в понедельник трех [ночей], оставшихся от зу-л-хиджжа двести тридцать четвертого года (24.01.846), и ему [было] семьдесят два года и [несколько] месяцев. Разошлись по поводу года, когда умер Ибн ал-Мадини. Сообщили мы прежде в этой книге год, когда, согласно некоторым сведениям, он скончался[1426].

В этом году умер Абу-р-Раби' б. аз-Захрани[1427].

Разошлись по поводу года, когда умер Йахйа б. Ма'ин. Некоторые согласны [с тем], что сообщили мы в этой книге[1428], а некоторые полагают, и [таких] большинство, что он умер в двести тридцать третьем году (846/7). Прозывается он по кунйе Абу Закариййа', маула бану мурра. Достиг он возраста семидесяти пяти лет и [несколько] месяцев, [умер] в Медине.

И [было] сказано, что в этом году была кончина Абу-л-Хасана 'Али б. Мухаммада ал-Мада'ини ал-Ахбари. И [было] сказано, [что] он умер в дни ал-Васика в двести двадцать восьмом году (842/3).

И в нем была кончина Мусаддида б. Мусархида, и имя его 'Абд ал-Малик б. 'Абд ал-'Азиз[1429]. И тогда же умерли ал-Хаммани ал-Факих[1430] и Ибн 'А'иша. Имя его 'Абдаллах б. Мухаммад б. Хафс. Прозывается он по кунйе Абу 'Абд ар-Рахман. И он из тайм курайш[1431].

В халифат ал-Мутаваккила умерли Худйа б. Халид, Шайбан 6. Фаррух ал-Убулли[1432] и Ибрахим б. Мухаммад аш-Шафи'и[1433], и это [было] в двести тридцать шестом году (850/1).

В двести тридцать седьмом году (851/2) умерли ал-'Аббас б. ал-Валид ан-Нарси[1434] в Басре, 'Абдаллах б. Ахмад ан-Нарси и 'Убайдаллах б. Му'аз ал-Анбари[1435].

/128/ В двести тридцать восьмом году (852/3) умерли Исхак б. Ибрахим, известный как Ибн Рахавайх[1436], и Бишр б. ал-Валид ал-Кади ал-Кинди[1437], друг Абу Йусуфа. И [было] сказано, что в этом году умер ал-'Аббас б. ал-Валид ан-Нарси.

В двести тридцать девятом году (853/4) умерли 'Осман б. Абу Шайба ал-Куфи[1438] в Куфе и ас-Салт б. Мас'уд ал-Джахдари[1439]. В двести сороковом году (854/5) умерли Шабаб б. Халифа ал-'Асфари[1440] и 'Абд ал-Вахид б. 'Аттаб[1441].

В двести сорок третьем году (857/8) умерли Хишам б. 'Аммар ад-Димашки, Хамид б. Мас'уд ан-Наджи и 'Абдаллах б. Му'авия ал-Джумахи[1442]. В нем [же] умерли Йахйа б. Аксам ал-Кади в ар-Рабазе и Мухаммад б. 'Абд ал-Малик б. Абу-ш-Шавариб[1443].

В двести сорок шестом году (860/1) умерли Мухаммад б. ал-Мустафа ал-Химси[1444], 'Анубиса б. Исхак б. Шаммир[1445] и Муса б. 'Абд ал-Малик[1446].

Сказал ал-Мас'уди: Об ал-Мутаваккиле [есть] известия и [сообщения о] славных деяниях — не те, что мы упомянули. Мы привели их подробно и ясно в книге нашей Ахбар аз-заман. Аллах содействует истинному.

/129/ [XI] О халифате ал-Мунтасира би-л-Лаха

Присягнули Мухаммаду б. Джа'фару ал-Мунтасиру на рассвете ночи, когда был убит ал-Мутаваккил, и это одна из трех ночей, прошедших от шаввала двести сорок седьмого года (10.12.861). Прозывается он по кунйе Абу Джа'фар. Мать его — умм валад, называемая Хубшиййа[1447], румийка[1448]. Возведен он был в халифское достоинство двадцати пяти лет от роду. И была присяга ему во дворце, известному [как] ал-Джа'фари, строительство которого свершил ал-Мутаваккил. Он умер [в] двести сорок восьмом году (862/3). И был халифат его шесть месяцев.

Место, где был убит ал-Мутаваккил, было местом, где Ширавайх убил отца своего Кисру Абарвиза[1449]. Место [это] было известно как ал-Ма-хуза[1450]. Пребывание ал-Мунтасира после отца своего в ал-Махузе было семь дней. Потом он переехал оттуда и велел разрушить то место.

Рассказывали со [слов] Абу-л'Аббаса Мухаммад б. Сахла. Он сказал: Был я писцом у 'Аттаба б. 'Аттаба[1451] по дивану войска аш-шакириййа в халифат ал-Мунтасира. [Однажды] вошел я в некий покой, и оказалось, что он убран суханджирдским ковром[1452], пуфом, молитвенным ковриком и красно-голубыми подушками. По краям ковра были нарисованы фигуры людей и [начертаны[ персидские письмена. Я умел читать по-персидски. Справа от молитвенного коврика [было] изображение царя, и на голове его корона, словно он говорит. Я прочитал надпись, и она [гласила]: «Изображение Ширавайха, убийцы отца своего Абарвиза-царя. Царствовал он шесть месяцев»[1453]. Потом увидел я изображения различных царей, затем остановился взор мой на изображении слева от молитвенного коврика, на котором было написано: «Изображение Йазида б. ал-Валида б. 'Абд ал-Малика[1454], убийцы сына дяди своего ал-Валида б. Йазида б. 'Абд ал-Малика[1455]. Царствовал шесть месяцев». [Тогда] удивился я этому [обстоятельству] и совпадению [изображений] справа от места ал-Мунтасира и слева от него. И сказал я: «Не думаю, что продлится царствование его более шести месяцев». И было, клянусь Аллахом, [именно] так. [Тогда] вышел я из [того] помещения в покои Васифа и Буги, а они [находились] во втором здании, и сказал Васифу: «Неужели этот слуга не мог постелить под Повелителем Верующих [ничего], кроме этого коврика, на котором изображение Йазида б. ал-Валида, убийцы сына дяди своего, и изображение Ширавайха, убийцы отца своего Абарвиза. И прожили они [по] шесть месяцев, после того [как] убили». [Тогда] испугался Васиф и сказал: «Ко мне Аййуба б. Сулаймана ан-Нарсани, хранителя /131/ домашней утвари», и он предстал перед ним. [Тогда] сказал ему Васиф: «Ты не нашел [ничего], что [можно было бы] постелить в этот день под Повелителем Верующих, кроме этого ковра, который был под ал-Мутаваккилом в ту самую ночь, и на [этом ковре] изображение царя персов и других [лиц], и испачкан он кровью». Он сказал: «Спросил меня о нем Повелитель Верующих ал-Мунтасир и сказал: «Что сделали с ковром?» И я сказал: «На нем неприличные следы крови. Я решил не стелить его с той ночи». [Тогда] он сказал: «Почему ты не вымыл и не сложил его?» Я сказал: «Боялся, что распространится известие среди [тех], кто увидит этот ковер, от следов [на нем]». [Тогда] он сказал: «Поистине, все известно и без этого», имея в виду убийство тюрками отца своего ал-Мутаваккила. [Тогда] сложили мы ковер, а [потом снова] расстелили его для [халифа]. И сказали Васиф и Буга: «Когда уйдет Повелитель Верующих из покоев своих, возьми [ковер] и сожги его в огне». И когда встал от, [ковер] сожгли в присутствии Васифа и Буги. Когда [же] прошло несколько месяцев, сказал мне ал-Мунтасир: «Постели такой-то ковер». Я сказал: «А где тот ковер?» И он спросил: «А что с ним случилось?» [Тогда] я сказал: «Васиф и Буга приказали мне сжечь его». Сказал [Абу-л-'Аббас]: [Тогда ал-Мунтасир] замолчал и не спрашивал более о [ковре] до самой своей смерти.

Ал-Мунтасир развеселился в те дни и позвал Бунана б. ал-Хариса-Лютинста[1456]. Он был замечательным певцом. Ранее [халиф] разгневался на него. [Тогда ал-Мунтасир] вызвал его, и он запел ему:

[Ведь] видел я [в] праздник лик твой, представший предо мной. Это был второй день праздника ал-адха. Ранее ал-Мунтасир молился перед людьми в этот день. И вот некоторые из стихов, что пели в тот день ал-Мунтасиру:

/132/ [И вот некоторые] из стихов ал-Мунтасира, что пелись в его присутствии:

[Ал-Мунтасир] назначил вазиром Ахмада б. ал-Хасиба и раскаялся в этом. [Ранее] он сослал 'Убайдаллаха б. Йахйу б. Хакана.

Ахмад б. ал-Хасиб однажды ехал верхом, и подал ему челобитчик прошение, а он вынул ногу из стремени, ударил ею в грудь челобитчика и убил его. Заговорили люди об этом, и сказал некий стихотворец того времени:

Сказал ал-Мас'уди: И если бы застал этот стихотворец вазира Хами-да б. ал-'Аббаса[1460] во [время] вазирства его при ал-Муктадире би-л-Лахе[1461], то увидел бы подобное [тому], что совершил Ибн ал-Хасиб. Дело в том, что однажды некто заговорил с ним. [Тогда] он сорвал одежду с плеч его и ударил [говорившего] в горло.

Однажды вошла к нему Умм Муса ал-Кахрамана ал-Хашимиййа[1462] или [некая] другая кахрамана[1463] и заговорила с ним о каких-то деньгах согласно посланию ал-Муктадира. Он же в ответ сказал:

Это ее смутило и воспрепятствовало [сделать то], к чему она стремилась. [Тогда] она немедленно пошла к ал-Муктадиру и госпоже[1464] и сообщила им об этом. Он приказал певцам петь в тот день эти слова, и был [это] день веселья и радости.

Мы привели известие [об Ибн ал-Хасибе] и [о] других вазирах Аббасидов и писцах Омейядов до этого времени, и это триста тридцать второй год (943/4), в ал-Китаб ал-Аусат.

/133/ Сообщили мне со [слов] Абу-л-'Аббаса Ахмада б. Мухаммада б. Мусы б. ал-Фурата[1465]. Он сказал: Ахмад б. ал-Хасиб был плохого мнения о моем родителе, а был он его подчиненным. [Однажды] пришел ко мне осведомитель от слуг приближенных и сказал: «Вазир назначил на должности ваши такого-то и приказал ему [совершить] относительно родителя твоего всяческое зло и изъять у него [такую] сумму денег, что и упомянуть трудно». [Тогда] я сел, у меня [находился] некий друг мой из писцов, собираясь написать об этом отцу моему. Отвлекся я от собеседника моего, писца, а он оперся о подушку и задремал. [Потом] пробудился в испуге и сказал: «Поистине, я видел странные видения. Видел я Ахмад б. ал-Хасиба стоявшим в этом месте, и говорил он мне: «Умрет халиф ал-Мунтасир через три дня»». Сказал [Ибн ал-Фурат]: Я сказал ему: «Халиф на поле, играет с молотом[1466]. А видения эти — [следствие] шевеления мокроты и желчи». [Тут] подали кушанья. И не завершили мы речи, как вошел к нам некто и сказал: «Я видел вазира во дворце вельмож с мрачным лицом. Я спросил о причине этого, и [было] мне сказано: «Поистине, халиф ал-Мунтасир ушел потным с поля, вошел в баню и заснул у отверстия для проветривания. [Тогда] продул его ветер, и овладела им ужасная лихорадка. Вошел к нему Ахмад б. ал-Хасиб и сказал ему: «О господин мой, ты философ и мудрец [этого] времени, а [сам] усталый слезаешь с коня идешь в баню, потом выходишь в поту и засыпаешь у отверстия для проветривания». [Тогда] сказал ему ал-Мунтасир: «Боишься ли ты что я умру? Вчера я видел во сне некоего пришедшего ко мне [человека]. Он сказал: «Ты будешь жить двадцать пять лет». И я узнал, что это счастливое предзнаменование [о] будущей жизни моей и что я останусь во [главе] халифата [в течение] этого срока»». И умер он на третий день. [Тогда] посмотрели, и [оказалось], что исполнилось ему двадцать пять лет.

Упомянуло сообщество знатоков дат, что ал-Мунтасира продуло ветром [в] /134/ четверг пяти ночей, оставшихся от месяца раби' ал-аввал (30.05.862), и умер он [во время] вечерней молитвы пяти ночей, прошедших от раби' ал-ахира[1467]. Молился над ним Ахмад б. Мухаммад ал-Муста'ин. Был он первым халифом из Аббасидов, [местоположение] могилы [которого] было объявлено. [Дело в том], что мать его Хубшиййа попросила об этом. Ей разрешили, и она [возвела ему гробницу] в Самарре[1468]. [Было] сказано, что ат-Тайфури-лекарь[1469] отравил его при [помощи] скальпеля, которым пускал ему кровь.

[Ранее] решил [ал-Мунтасир] разогнать сообщество тюрок. Он послал Васифа с большим войском в летний поход[1470]. Однажды посмотрел [ал-Мунтасир] на Бугу ас-Сагира, [который] прибыл во дворец, а вокруг него сообщество тюрок, повернулся к ал-Фадлу б. ал-Ма'муну и сказал: «[Пусть] убьет меня Аллах, если я не убью их и не рассею скопление их за [то, что] убили они ал-Мутаваккила 'ала-л-Лаха». И когда поняли тюрки, что хочет он сделать с ними и [на] что он решился, [то] воспользовались благоприятным случаем.

Однажды пожаловался [ал-Мунтасир] на жар и захотел, [чтобы] ему пустили кровь. [Тогда] вышло крови его на триста дирхамов[1471]. Выпил он глоток, и ослабели силы его. Говорится, что яд был в скальпеле врача, когда он вскрыл ему [вену].

Упомянул Ибн Абу-д-Дунйа[1472] от 'Абд ал-Малика б. Сулаймана б. Абу Джа'фара[1473]. Он сказал: Видел я во сне ал-Мутаваккила и ал-Фатха б. Хакана. И окружил их огонь. Пришел Мухаммад ал-Мунтасир и попросился к ним, но было запрещено [ему] соединиться [с ними]. Потом повернулся ко мне ал-Мутаваккил и сказал: «О 'Абд ал-Малик, скажи Мухаммаду: «Из чаши, который поил нас, [сам] выпьешь»». Сказал ['Абд ал-Малик]: Когда я встал утром, пошел к ал-Мунтасиру и нашел его в жару. Стал я навещать его и услышал, [что] он говорит: «Мы поторопились и были наказаны»[1474], и было это в конце болезни его. И умер он от той болезни.

Был ал-Мунтасир терпеливым, с твердым умом, многомилостивым, стремившимся к добру, щедрым, образованным, выдержанным. Воспитывал в себе благородный нрав, [держался] обильной справедливости /135/ и доброго обхождения, и в подобном не опередил его [ни один] халиф.

Был вазир его Ахмад б. ал-Хасиб малоблагостным, обильно-злым и изрядно невежественным.

Был род Абу Талиба до халифата его в великом испытании и страхе за кровь свою. Им запретили посещать могилу ал-Хусай-на[1475] и Столп в Куфийской земле[1476], а также запретили прочим сторонникам их бывать [в] этих местах. Был приказ об этом от ал-Мутаваккила [в] двести тридцать шестом году (850/1). И в [том же году] приказал [халиф] некоему аз-Зайриджу[1477] совершить поход к могиле ал-Хусайна б. 'Али, да будет доволен ими обоими Аллах Всевышний, разрушить ее, выровнять место, [где она находилась], и уничтожить следы ее, а [также] наказать [того], кто будет там обнаружен. И [ал-Мутаваккил] назначил награды для [тех], кто двинется к этой могиле, но все испугались кары и отказались. [Тогда] взял аз-Зайридж мотыгу и разрушил верх гробницы ал-Хусайна. Тут принялись за нее каменщики. Они достигли могилы и [той] ниши, [где находилось мертвое тело], но не обнаружили там следа останков или чего-либо подобного. Дела шли [так], как мы упомянули, пока [не] стал халифом ал-Мунтасир. Он даровал людям безопасность и приказал оставить род Абу Талиба, перестать собирать сведения о них и чтобы никому не запрещалось посещать Хиру из-за могилы ал-Хусайна, да будет доволен им Аллах Всевышний, [а также] могил прочих из рода Абу Талиба. Он приказал вернуть Фадак[1478] потомкам ал-Хасана и ал-Хусайна, снял оковы с имущества рода Абу Талиба, оставил преследование их сторонников и отстранил от них страдание. Об этом говорит ал-Бухтури в своих байтах:

И об этом говорит Йазид б. Мухаммад ал-Мухаллаби, а был он из сторонников рода Абу Талиба — сколько выстрадали [их] сторонники в то время, и очаровано было ими простонародье:

В двести сорок восьмом году (862/3) сместил ал-Мунтасир двоих братьев своих ал-Му'тазза и Ибрахима[1480] с воспреемства завета после себя. [Ранее] дал им ал-Мутаваккил 'ала-л-Лах завет в написанных [им] записях и установленных условиях и выделил каждому из них часть наместничеств, [которые] он определил. Сделал он воспреемником завета своего и наследником царствия своего Мухаммада ал-Мунтасира, а следующим [за] ал-Мунтасиром и воспреемником завета его — ал-Му'тазза, а следующим [за] ал-Му'таззом и воспреемником завета его — Ибрахима ал-Му'аййада, и была взята с людей присяга в [том], о чем мы упомянули. [Ал-Мутаваккил] раздал среди них деньги и осыпал людей наградами и подарками. Заговорили об этом витии и провозгласили это стихотворцы. Из избранных речений их об этом слова Марвана б. Абу-л-Джануба[1481] — из касиды [его]:

И вот речение его, [посвященное] ал-Мутаваккилу, исполненное искусства и умения:

И о присяге ал-Мутаваккила упомянутым нами троим сынам его в воспреемстве завета говорит стихотворец, известный как ас-Сулами[1483], в байтах своих:

И из [тех], кто сказал об этом удачно, хорошо подобрав [слова], Идрис б. Абу Хифса[1484], поскольку говорит он:

Выступил [в] дни ал-Мунтасира в стороне Йемена, ал-Бавазиджа[1485] и Мосула Абу-л-'Амуд аш-Шари[1486]. Стал он выносить приговоры, и усилилось дело его от присоединившихся к нему раби'а и прочих из курдов[1487] по [причине вынесенных им] приговоров. [Тогда] отрядил к нему ал-Мунтасир войско во главе с Сима ат-Турки[1488]. И были у него с аш-Шари сражения. [Потом] взял он аш-Шари в плен и доставил его к ал-Мунтасиру. [Тогда ал-Мунтасир] облагодетельствовал его прощением, взял с него клятву [верности] и отпустил.

Рассказал об [ал-Мунтасире] вазир его Ахмад б. ал-Хасиб б. ад-Даххак ал-Джурджани, что сказал он, когда простил аш-Шари: «Поистине, сладость прощения приятнее сладости выздоровления. И самое отвратительное деяние могущественного — месть».

Сообщил нам Абу Бакр Мухаммад б. ал-Хасан б. Дурайд[1489]. Он сказал: Видел [один] нищий писец во сне ночью, наутро которой ал-Мунтасир сделался халифом, словно некто говорил:

Проявил [ал-Мунтасир] справедливость и к подданным, и склонились к нему сердца вельмож и простонародья, хотя [все] сильно боялись его.

Рассказал мне[1490] Абу-л-Хасан Ахмад б. 'Али б. Йахйа, известный как Ибн ан-Надим[1491]. Он сказал. Рассказывал мне 'Али б. Йахйа ал-Мунаджжим[1492]. Он сказал: Не видел я никого, подобного ал-Мунтасиру, или более благородного деяниями без выставления [их] напоказ и притворства. Однажды увидел он меня глубоко задумавшимся /138/ о [некоем] поместье, соседнем с моим. Я хотел купить его и все обхаживал владельца, пока тот [не] согласился продать его, [но] в то время не было у меня таких денег. И я пошел к ал-Мунтасиру, [будучи] в этом расположении духа, и расстройство проявилось на лице моем, а также сердечная забота. [Тогда] он сказал мне: «Я вижу, что ты задумчив. Что случилось?» [Тогда] стал я скрытничать и утаил дела мои, но он заставил меня поклясться, и я [рассказал] ему правду о деле [с] поместьем. [Тогда] сказал мне ал-Мунтасир: «Какова [же] цена его?» Я сказал: «Тридцать тысяч дирхамов». Он сказал: «А сколько из них у тебя [есть]?» Я сказал: «Десять тысяч». [Тогда] он замолчал, [ничего] не ответил и на некоторое время отвлекся от меня. Потом велел принести чернильницу и лист [бумаги], затем что-то на нем написал — я не знаю, что — и приказал слуге, стоявшему в головах, [а] что — я не понял. И слуга поспешно вышел. [Тут] принялся [ал-Мунтасир] занимать меня беседой и потчевать словесами, пока [не] прибыл [тот] слуга и [не] встал перед ним. [Тогда] поднялся ал-Мунтасир и сказал мне: «О 'Али, если желаешь, ступай домой». Когда [ал-Мунтасир] спрашивал [о моем деле], я решил, что он прикажет [выдать] мне [всю] стоимость [поместья] или половину ее. [Поэтому] пришел я [домой], [ничего] не соображая [от] печали. Когда [же] достиг я дома своего, встретил меня мой управляющий и сказал: «К нам приходил слуга Повелителя Верующих, а с ним — мул, нагруженный двумя мешками. Он вручил их мне и взял с меня расписку в получении их». Сказал ['Али ал-Мунаджжим]: [Тогда] охватила меня [такая] радость и [такое] веселье, что я не смог сдержаться. Я вошел [в дом], не веря словам управляющего, пока он [не] вынес мне два мешка. [Тогда] восхвалил я Аллаха Всевышнего за [то], что даровал Он мне. Я тотчас же отослал [деньги] хозяину поместья и уплатил ему цену. Весь [тот] день я был занят получением [денег] и доставкой их продававшему. Рано утром на следующий день явился я к ал-Мунтасиру. Он снова не сказал [об этом ни] слова и ни о чем меня не спрашивал, пока нас [не] разлучила смерть.

Сказал ал-Мас'уди: Упомянул ал-Фадл б. Абу Тахир в книге своей об известиях сочинителей. Он сказал: Рассказал мне Абу 'Осман Са'ид б. Мухаммад ас-Сагир[1493], маула Повелителя Верующих. Он сказал: В дни ал-Мунтасира сотрапезничало с ним сообщество друзей его, и среди них Салих б. Мухаммад, /139/ известный как ал-Харири. И случилось однажды, что в собрании его упомянули о любви и влюбленности. [Тогда] сказал ал-Мунтасир одному [из бывших] в собрании его: «Расскажи мне, потеря чего тяжелее для души и о чем она более всего скорбит». Он сказал: «Потеря близкого друга и утрата дорогого человека». И сказал другой из присутствовавших: «Сколь сильно блуждание взора у влюбленных и [что может быть горше] разлуки одной души с другой, [когда она испытывает] страсть! Болят сердца влюбленных от упреков порицающих. [Ведь] упреки порицающих — это серьги в ушах их, а муки любви — огонь в телах их. Обильные же слезы подобны воде, изливаемой водяными колесами. Поистине, знает, что говорю я, [тот], кого заставляли плакать [места былых] жилищ и развалины»[1494]. И сказал другой: «Несчастен влюбленный. Всякая вещь — враг ему: порывы ветра тревожат его, сверкание молнии лишает его сна, укоры причиняют ему боль, удаленность [предмета любви его] делает его худым, упоминание [о любимой] ввергает его в болезнь, близость [к любимой] возбуждает его, ночь удваивает страдания, и сон бежит от него, [воспоминание о] руинах жилища [возлюбленной] сжигает его, а посещение их заставляет его плакать. Напрасно ищут влюбленные исцеления тут и там, не приносит им пользы [никакое] снадобье и не наставляет утешение. Некто словно сказал об этом:

[Тогда] все принялись говорить, и было сказано об этом много речей. И сказал ал-Мунтасир Салиху б. Мухаммаду ал-Харири: «о Салих, любил ли ты когда-нибудь?» Он сказал: «О Повелитель Верующих, нравилось мне [бывать] в ар-Русафе в дни ал-Му'тасима. /140/ У Каины, умм валад ар-Рашида, была служанка, ходившая по делам ее, служившая ей и принимавшая за нее людей. В то время Каина ведала дворцом. Служанка, [бывало], проходила мимо меня, я же стеснялся ее, но исподтишка на нее посматривал. Потом я направил ей послание. Она выгнала моего посланника и пригрозила мне. [Случалось, что] я садился на пути ее, не заговаривая с ней. Увидев меня, она подмигивала [другим] служанкам, чтобы [они] побили и пощипали меня. Потом я расстался с ней, и [теперь] в сердце моем из-за нее незатухающий пламень, неостуд-ное кипение и всеобновляющаяся страсть». [Тогда] сказал ему ал-Мунтасир: «[Может быть], доставить ее тебе и выдать за тебя, если она свободна, или купить ее, если она невольница?» И [Салих] сказал: «Клянусь Аллахом, о Повелитель, поистине, у меня в этом величайшая нужда и сильнейшая потребность». Сказал [Абу 'Осман Са'ид б. Мухаммад ас-Сагир]: [Тогда] позвал ал-Мунтасир Ахмада б. ал-Хасиба и попросил его особо послать по этому делу одного из своих слуг и написать для [этого] верительное письмо к Ибрахиму б. Исхаку и Салиху ал-Хадиму, управляющему делами жен и невольниц[1495] в Городе Мира. И отправился гонец. А Кайна уже отпустила [девушку] на волю, и та перешла из степени служанок в степень самостоятельных женщин. [Тогда] препроводил ее [гонец] к ал-Мунтасиру. Когда [же] прибыла она, посмотрел я на нее, и [оказалась] она старухой, сгорбившейся и иссохшей, но со следами красоты. [Тогда] сказал ей [ал-Мунтасир]: «[Не] желаешь ли, чтобы я выдал тебя замуж?» Она сказала: «Поистине, я раба твоя, о Повелитель Верующих, и маула твоя, [так] делай, что тебе замыслится». [Тогда] вызвал [халиф] Салиха, отдал ее ему, а ей дал махр[1496]. Потом пошутил он над [Салихом] — велел принести орехи облитые свинцом, и очищенные орехи, в благовониях и осыпал его ими. Пребывала [та служанка] с Салихом долгое время, потом наскучила она ему, и он с ней расстался. Об этом сказал Йа'куб ат-Таммар[1497]:

Упомянул Абу 'Осман Са'ид б. Мухаммад ас-Сагир. Он сказал: Послал меня ал-Мунтасир в дни властвования своего в Египет по одному государственному делу. И я влюбился в [некую] невольницу, принадлежавшую одному работорговцу, выставленную на продажу, искусную в ремесле, миловидную, в равновесии прелестей и совершенства. Поторговался я с господином ее, и он отказался продать ее, разве что за тысячу динаров, а денег таких у меня с собой не было. Утомило меня путешествие, но полюбило ее сердце мое. Одолела меня неотвязная любовь к ней, и горевал я, что не удалась мне покупка ее. Когда же вернулся я, освободился от [дела], за коим [халиф] меня посылал, и сообщил ему [о том], что сделал, похвалил он старания мои и спросил о просьбах моих и делах. [Тогда] сообщил я ему о местонахождении невольницы и любви моей к ней, но [ал-Мунтасир] отказал мне и стал [обращаться со мной] все более резко, любовь же в моем сердце все возрастала, а терпение мое все слабло. И я отвлек себя от нее другими, но словно искусила она меня и не забыл я ее. А ал-Мунтасир стал всякий раз, когда я входил к нему и выходил от него, упоминать о ней и возбуждать мою страсть. Я [же] стал придумывать хитрости через его сотрапезников, приближенных к нему [придворных], особо пользовавшихся его расположением невольниц, матерей детей его и [через] бабушку [ал-Мунтасира] Умм ал-Халифу[1499], чтобы он купил мне [ту невольницу], а он не соглашался на это и стыдил меня малым [моим] терпением. А [сам] приказал Ахмаду б. ал-Хасибу написать наместнику Египта, чтобы ее купили и прислали к нему, но чтобы я не знал. [Невольницу] прислали к нему, и она оказалась у него. [Тогда] он посмотрел на нее, послушал ее и простил мне мою [любовь] к ней. [Халиф] отдал ее попечительнице своих невольниц, и она образовала ее. Однажды /142/ он усадил меня и приказал [той невольнице] выйти к занавеси. Когда же услышал я ее пение, [то] узнал ее, но не захотел показать, что узнал ее, пока [тайна моя не] проявилась и [не] одолела моего терпения. [Тогда] сказал халиф: «Что с тобой, о Са'ид?» Я сказал: «Доброе, о Повелитель». Сказал [Абу 'Осман]: [Тогда] он предложил ей [спеть] напев, о котором я рассказывал ему, как слышал это от нее и как он понравился мне. И она запела. [Тогда ал-Мунтасир] сказал: «Знаешь ли ты этот напев?» Я сказал: «Да, о Повелитель. Я желал госпожу [этого напева], а теперь отчаялся [в своем желании]». И был я, словно убийца, чья душа в руке его, или словно принесший погибель в жизнь свою. [Тогда] он сказал: «Клянусь Аллахом, о Са'ид, купил я ее лишь для тебя. Аллах знает, что не видел я лица ее, кроме как [тогда], когда вошел к ней, а она отдыхала от тягот путешествия и трудностей, [связанных] с переменой места. Она твоя». И помолился я вслух за него [пришедшей мне на ум] молитвой, и поблагодарили его за меня присутствовавшие приближенные. Приказал [халиф] убрать [и разодеть девушку] и доставить ко мне. [Так) возвращена была мне жизнь, а был я на краю гибели. И нет никого, кто бы пользовался моим расположением более, нежели она, и нет детей, более любезных мне, нежели ее дети.

[А вот рассказ] из прелестных рассказов беспутных шутов, что поведал Абу-л-Фадл б. Абу Тахир[1500]. Он сказал: Рассказывал мне Ахмад б. ал-Харис ал-Джаззар[1501] со [слов] Абу-л-Хасана ал-Мада'ини[1502] и Абу 'Али ал-Хармази[1503]. Они сказали: Был в Мекке развратник, соединявший мужчин и женщин для отвратительнейшего дела. И был он из благородных курайшитов. Имени его он[1504] не упомянул. [Тогда] пожаловались жители Мекки [на] это правителю, и он выслал [развратника] на 'Арафат. А [тот] поселился [там], тайно явился в Мекку, повстречал здесь сотоварищей своих обоего пола и сказал: «Кто не допускает вас до меня?» Они сказали: «[Так как же до тебя доберешься], ведь ты на 'Арафате?» [Тогда] он сказал: «Осел за два дирхама — и вот вы на пути к безопасности, развлечениям, уединению и наслаждениям». Они сказали: «Свидетельствуем, что ты поистине прав». И они стали приходить к нему. Эти случаи участились, так что развратил он в Мекке все юношество и всех слуг. [Тогда] они снова обратились с жалобой к амиру своему. [Правитель] послал за [распутником], и его привели. [Тогда амир] сказал: «Ну, враг Аллаха, прогнал я тебя из святилища Божьего, а ты отправился в [другое] святое место, [чтобы] осквернять его и соединять там распутных?» И он сказал: «Да облагодетельствует Аллах амира! Они клевещут на меня /143/ от зависти». [Тогда] они сказали правителю: «Есть только одно средство. Собери ослов, [на которых ездили] нечестивцы, и направь их на 'Арафат. И если они не придут к дому его по привычке привозить туда мерзавцев и развратных, то говорит он правду». Сказал правитель: «Поистине, в этом улика». И приказал собрать ослов, и их собрали. Потом их опустили, и они направились [к] его дому. [Тогда] пришли к правителю его доверенные люди, и он сказал: «Теперь все ясно. Обнажите его». И когда посмотрел [нечестивей] на плети, сказал: «Непременно [ли] будут меня бить?» [Правитель] сказал: «Непременно, о враг Аллаха». Он сказал: «Бей. Нет ничего ужаснее, нежели если станут издеваться над ними жители Ирака и говорить: «Жители Мекки позволяют свидетельствовать ослам», насмехаясь над нами за [то, что мы] принимаем [в суде] свидетельство одного [свидетеля] наряду с клятвой истца». Сказал [рассказчик]: [Тогда] рассмеялся правитель и сказал: «Сегодня я не буду тебя бить». Он приказал отпустить его и перестал чинить ему препятствия.

Сказал ал-Мас'уди: Об ал-Мунтасире [имеются] славные известия, стихи, шутки, [рассказы] о сотрапезниках, письма его и ответы на них до того, как он стал халифом. Мы пространно привели [те] из них, что нам понравились, не приводившиеся ранее в этой книге, в книге нашей Ахбар аз-заман мин ал-умам ал-мадииа ва-л-аджйал ал-халийа ва-л-мамилик ад-дасира, а также в ал-Китаб ал-Аусат, поскольку |то], что включили мы в каждую книгу из этих [книг], не упомянули мы в другой. И если бы так [не| было, то между ними не было бы различия, и все было бы едино. Завершив эту книгу, мы сочиним книгу, в которую включим различные известия без упорядоченного [их] соединения и распределения по степеням, в соответствии с [тем], что приходит [на ум] из пользы известий. И поместим мы в эту книгу образцы вежества и различных речений [древних], следуя предшествующим книгам нашим и прежде бывшим сочинениям, если пожелает Аллах Всевышний.

/144/ [XII] О халифате ал-Муста'ина би-л-Лаха

Присягнули Ахмаду б. Мухаммаду б. ал-Му'тасиму [ал-Муста'ину] в [тот] день, когда умер ал-Мунтасир, и это воскресенье пяти [ночей], прошедших от месяца раби' ал-ахира двести сорок восьмого года (8.06.862). По кунйе прозывается он Абу-л-'Аббас. Была матерью его умм валад славянка, называемая Мухарик[1505]. Сместил он себя сам и вручил халифат ал-Му'таззу. Был халифат его три года и восемь месяцев. Сказано — три года и девять месяцев. И была кончина его в среду трех [ночей], прошедший от шаввала двести пятьдесят второго года (16.10.866). Был он убит в возрасте тридцати пяти лет.

Назначил вазиром ал-Муста'ин би-л-Лах Абу Мусу Утамиша. Был заведующим делом вазирства и надзирающим писец Утамиша, называемый Шуджа' б. ал-Касим[1506]. После того как были убиты Утамиш и писец его Шуджа', стал [ведать] вазирством его Ахмад б. Салих б. Ширзад[1507].

Когда Васиф и Буга убили Багира ат-Турки, объединились маула, и спустились Васиф и Буга в Город Мира, а с ними ал-Муста'ин, и это в мухарраме двести пятьдесят первого года[1508]. У ал-Муста'ина не было власти, власть [была] у Буги и Васифа. И было во [время] осады Багдада[1509] [то], о чем упомянули мы в ал-Китаб ал-Аусат. Об ал-Муста'ине говорит некий поэт тех времен:

[В] двести сорок восьмом году (862/3) сослал ал-Муста'ин Ахмада б. ал-Хасиба на Икритиш[1510] и сослал 'Убайдаллаха б. Йахйу б. Хакана в Барку. Назначил он вазиром 'Ису б. Фарруханшаха[1511] и вверил Са'иду б. Хумайду[1512] диван посланий[1513].

Са'ид помнил славное из известий и полагаемое превосходным из стихов. [Он] разбирался в различных науках, был прекрасным рассказчиком и знающим собеседником. У него много славных стихов. И вот речение его, которое нравится [многим] и [всегда] избирается из стихов его:

/146/ И речение его:

И речение его:

И речение его:

И речение его:

Однако Са'ид, несмотря на описанные нами вежества его, был враждебен к семейству 'Али, выказывал суннизм и [присущие ему] предрассудки. Проявилось в нем отступничество от Повелителя Верующих 'Али б. Абу Талиба, да будет доволен им Аллах, и от пречистых потомков его. Об этом говорит некий стихотворец:

Был Са'ид б. Хумайд из сынов зороастрийцев[1515], и о нем говорит некий стихотворец, и это Абу 'Али ал-Басир[1516]:

/147/ Между Са'идом б. Хумайдом, Абу 'Али ал-Басиром и Абу-л-'Айной[1517] были взаимные поношения, обмен посланиями и перешучивания. Мы упомянули об этом в ал-Китаб ал-Аусат.

Был Абу 'Али ал-Басир [одним] из наиболее безыскусных людей в свое время. Он постоянно приводил [то] редкий байт, [то] пословицу, которые не приведет другой. Ибн Маййада[1518], с дурным вкусом его, считает, что [Абу 'Али] поэтичнее Джарира, и полагает, [что] именно он возглавляет стихотворцев своего века, [будучи] выше подобных ему в свое время, [но] ниже ал-Бухтури. И из знаменитых стихов речение его об ал-Му'алла б. Аййубе:

И из пришедшихся по нраву стихов его речение:

И из пришедшихся по нраву речений его [сказанное им, когда] он собирался в хаджж:

Появился в этом году, и это год двести сорок восьмой (862/3), в Куфе Абу-л-Хасан Йахйа б. 'Омар б. Йахйа б. ал-Хусайн б. 'Абдаллах б. Исма'ил б. 'Абдаллах б. Джа'фар б. Абу Талиб ат-Таййар[1521]. Мать его — Фатима бинт ал-Хусайн б. 'Абдаллах б. Исма'ил б. 'Абдаллах б. Джа'фар б. Абу Талиб ат-Таййар[1522]. [Было] сказано, что появление его произошло в Куфе [в] двести пятидесятом году (864/6). [Потом] он был убит, голову его отнесли в Багдад, и было [тело] его распято. [Тогда] зашумели от этого люди, от /148/ бывшей в душах их любви к нему, ибо начал он деяния свои отказом от [пролития] крови, совестился брать что-либо из имущества людей и проявил справедливость и правосудие. Появление его последовало из-за унижения, поразившего его, [из-за] несправедливости, преследовавшей его, и [из-за] испытания, полученного им от ал-Мугаваккила и всех тюрок.

И вошли люди к Мухаммаду б. 'Абдаллаху б. Тахиру, поздравляя его с победой. Вошел вместе с ними и Абу Хашим ал-Джа'фари — и он Да'уд б. ал-Касим б. Исхак б. 'Абдаллах б. Джа'фар б. Абу Талиб[1523], между ним и между Джа'фаром ат-Таййаром[1524] трое отцов[1525]. Не было известно в то время среди рода Абу Талиба и всех хашимитов и курайшитов [мужа] с более надежной родословной, нежели он. Был он богомолен, богобоязнен, воздержан и много-сведущ, здрав умом и органами чувств, прям станом. Могила его знаменита. Привели мы известие [о] нем и передававшиеся от него предания со [слов] отца его и [известие] о виденных им предшественников его в книге Хада'ик ал-азхан среди известий [о] роде Пророка, да пребудет с ним приветствие и Благословение Аллаха. И сказал он Ибн Тахиру: «О амир, тебя поздравляют с убийством человека, по [поводу] которого Пророку, да пребудет с ним молитва и благословение Аллаха, если бы он был жив, высказали бы соболезнование». [Тогда] Мухаммад ему не ответил, а [Абу Хашим] вышел из дома его, говоря: «О сыны Тахира — [известные] два байта[1526]. [Когда] ал-Муста'ин приказал выставить голову [Абу-л-Хасана], Ибн Тахир приказал ее убрать, увидев как настроены люди И об этом говорит Абу Хашим ал-Джа'фари:

И оплакан был Абу-л-Хусайн Йахйа б. 'Омар многими стихами. Мы привели известие [об] убийстве его и о стихах, в коих его оплакали, в ал-Китаб ал-Аусат. И среди стихов, в коих его оплакивали, сказанные о нем Ахмадом б. Тахиром-стихотворцем[1527] в длинной касиде:

Сказал[1528]: Был Йахйа благочестивым, многочувственным и милостивым к простым людям, почтительным к избранным, щедрым к родичам своим, отдающим им от себя, отяготившим участь свою [женщинами]-талибитками, утруждающим себя заботой [о] них и жалостью. Не допустил он ни одной оплошности и не известно постыдных его деяний.

Когда был убит Йахйа, опечалились о нем души людей обильной печалью, оплакал его близкий и далекий, грустил о нем малый и старый и скорбел об убийстве его достаточный и неимущий. Об этом говорит некий стихотворец века его, горюя о потере его:

И среди оплакавших его 'Али б. Мухаммад б. Джа'фар ал-'Алави ал-Химмани — стихотворец. Он обитал в Куфе, в Химмане[1531], и был Назван по [этому месту]. Он сказал:

И о нем он говорит:

И речение его:

Этот [самый] 'Али б. Мухаммад б. Джа'фар ал-'Алави, и он брат Исма'ила ал-'Алави по матери, когда вошел в Куфу ал-Хасан б. Исма'ил, а это командующий войском, которое встретило Йахйу б. 'Омара, не стал его приветствовать и не пошел к нему. А не воздержался от приветствия никто /151/ из родичей-Хашимитов 'Али б. Абу Талиба. 'Али б. Мухаммад ал-Химмани был их накибом[1533] в Куфе, их стихотворцем, наставником и языком их. Никто в Куфе из рода 'Али б. Абу Талиба не превзошел его в то время. Хватился его ал-Хасан б. Исма'ил, спросил о нем и послал за ним нескольких, и они привели его. Ал-Хасану не понравилось, что ['Али] уклонился от приветствия, и [тогда] ответил ему 'Али б. Мухаммад ответом [мужа] независимого, отчаявшегося в жизни. Он сказал: «Хотел я прийти к тебе, поздравить с победой и провозгласить одоление». И произнес стихи, не зиждется на подобных которым [тот], кто желает жизни. [Вот] они:

[Тогда] сказал ему ал-Хасан б. Исма'ил: «Родич твой не отмщен. [Поэтому] я не осуждаю [то], что сделал ты». Он наградил его и доставил в дом его.

Сказал[1534]: Абу Ахмад ал-Муваффак заточил [в темницу] 'Али б. Мухаммада ал-'Алави за возведенную на него клевету, будто он хочет объявиться. [Тогда] 'Али написал ему из темницы:

Когда [же] достигли [ал-Муваффака] эти стихи, поручился он [за 'Али] и отпустил его в Куфу.

У него [есть] стихи и заплачки о брате его Исма'иле и прочих родичах его и о порицании седины. Мы привели многое их этого в книге нашей Ахбар аз-заман при упоминании известий о талибитах и в книге Мазахир ал-ахбар ва тара'иф ал-асар фи ахбар ал ан-Набийй саллах-л-Лах 'алайхи ва саллам[1536].

/152/ 'Али б. Мухаммад также оплакал Абу-л-Хусайна Йахйу б. 'Омара речением своим, в котором проявил он мастерство и которым гордился перед прочими курайшитами:

И по [этому поводу] говорит от также о седине:

И из прекрасных его заплачек по брату его:

И была кончина 'Али б. Мухаммада ал-'Алави в халифат ал-Му'-тамида[1538] в двести шестидесятом году (873/4).

В халифат ал-Муста'ина, и это в двести пятидесятом году (864/5), объявился в стране Табаристан ал-Хасан б. Зайд б. Мухаммад б. Исма'ил б. ал-Хасан б. Зайд б. ал-Хасан б. ал-Хасан б. 'Али б. Абу Талиб[1539], да будет доволен ими Аллах. Он овладел ею и Джурджаном после многих сражений и ожесточенного воительства. И пребывала она в руке его, пока он [не] умер [в] двести семидесятом году (883/4). Наследовал ему там брат его Мухаммад б. Зайд[1540], пока [не стал] воевать [с] ним Рафи' б. Харсама[1541]. И вошел Мухаммад б. Зайд в ад-Дайлам в двести семидесятом году, и оказался он в руке его. Присягнул ему после этого Рафи' б. Харсама, вошел в сообщество его и последовал призыву его и покорился ему. Ал-Хасан б. Зайд и Мухаммад б. Зайд призывали к умилению родом Мухаммада, а также [те], кто объявлялся после них в стране Табаристан, и это ал-Хасан б. 'Али ал-Хасани, известный как ал-Утруш, и сыны его, потом глашатай ал-Хасан б. ал-Касим[1542], которого убил Асфар[1543] в Табаристане. Был ал-Хасан б. ал-Касим из потомков ал-Хасана б. 'Али б. Абу Талиба. Мы привели известие [о] всем роде Абу Талиба в Табаристане и [о тех], кто объявился из них на Востоке, Западе и прочих местах Земли вплоть до этого времени, и это триста тридцать второй год (943/4), в нашей книге Ахбар аз-заман. Упомянем мы в этой книге только замечательное из всего, о чем необходимо упомянуть, чтобы не отсутствовало здесь упоминание [о] них.

Появился в этом году, и это год двести пятидесятый (864/5), в Рее Мухаммад б. Джа'фар б. ал-Хасан[1544] и призвал [в пользу] ал-Хасана б. Зайда, властителя Табаристана. Были у него сражения в Рее с [теми] жителями Хорасана, кто носил черные одежды[1545]. И был он пленен и доставлен в Нишапур к Мухаммаду б. 'Абдаллаху б. Тахиру и умер в темнице его в Нишапуре.

/154/ Объявился после него в Рее Ахмад б. 'Иса б. 'Али б. ал-Хасан б. 'Али б. ал-Хусайн б. 'Али б. Абу Талиб[1546], призвал к умилению родом Мухаммада и [начал] воевать [против] Мухаммад б. Тахира, [который] находился в Рее. [Тогда] был [Мухаммад] разбит им и отошел к Городу Мира, а ал-'Алави[1547] вошел [в Рей].

В этом году — и это год двести пятидесятый, объявился в Казвине[1548] ал-Курки, и он ал-Хасан б. Исма'ил б. Мухаммад б. 'Абдаллах б. 'Али б. ал-Хусайн б. 'Али б. Абу Талиб[1549], да будет доволен ими Аллах, и он из потомков ал-Арката[1550]. [Было] сказано, что имя ал-Курки — ал-Хасан б. Ахмад б. Мухаммад б. Исма'ил б. Мухаммад б. 'Абдаллах б. 'Али б. ал-Хусайн б. 'Али б. Абу Талиб, да будет доволен ими Аллах. [Тогда] сразился с ним Муса б. Буга[1551], и двинулся ал-Курки в ад-Дайлам, потом попал к ал-Хасану б. Зайду ал-Хусайни и погиб прежде него.

Появился в Куфе ал-Хусайн б. Мухаммад б. Хамза б. 'Абдаллах б. ал-Хасан б. 'Али б. Абу Талиб[1552]. [Тогда] отрядил к нему Мухаммад б. 'Абдаллах б. Тахир из Багдада войско [во главе] с Ибн Хаканом. [Тогда] бежал талибит, ибо сторонники бросили и оставили его. И было это в двести пятьдесят первом году.

В двести сорок девятом году (868/4) поставил ал-Муста'ин сына своего ал-'Абасса над Меккой, Мединой, Басрой и Куфой и решил [принять в его пользу] присягу, но отложил ее из-за младости возраста [сына своего]. И указал 'Иса б. Фарруханшах Абу 'Али ал-Басиру-стихотворцу[1553], чтобы он сложил об этом стихи, советуя в них [принести ал-'Аббасу] присягу. [Тогда] сочинил он об этом длинную касиду, говоря в ней:

Сказал Абу-л-'Аббас ал-Макки: Сотрапезничал я [с] Мухаммадом б. Тахиром в Рее перед сражением его с талибитами. И не видел я его никогда более веселым и подвижным, нежели перед явлением ал-'Алави в Рее, и это в двести пятидесятом году. Был я у него ночью, беседуя. И чувствовали мы радость, и занавес был спущен. Вдруг [Мухаммад б. Тахир] сказал: «Кажется, желаю я [отведать] яства. Чего бы мне отведать?» Я сказал: «Грудину рябчика или кусок холодной козлятины». И он поел этого. Во вторую ночь он сказал: «О Абу-л-'Аббас, я, кажется, голоден. Чем, ты думаешь, мне насытиться?» Я сказал: «[Тем же], что ты ел вчера». [Тогда] он сказал: «Не ведома тебе разница между двумя речениями. Вчера я сказал: «Кажется, желаю я [отведать] яства», а сегодня ночью сказал: «Я, кажется, голоден». Между этим разница». И он приказал [принести] яства. Потом он сказал мне: «Опиши мне яства, напитки, благовония, женщин и лошадей». Я сказал: «[Должно] ли этому быть [в] прозе или [в] стихах?» Он сказал: «нет, в прозе». Я сказал: «Наилучшие яства — [те], чей вкус утоляет голод в соответствии с [нашим] желанием». Он сказал: «А какой напиток самый лучший?» Я сказал: «Чаша выдержанного [вина], коим охладишь ты пыл свой и угостишь друга своего». Он сказал: «А что приятнее для слуха?» Я сказал: «Четыре струны[1555] и сидящая невольница, пение которой удивительно, а голос — [словно стрела], бьющая в цель». Он сказал: «Каково благовоние наиприятнейшее?» Я сказал: «Аромат возлюбленного, которого ты любишь, и близость сына, которого ты воспитываешь». Он сказал: «А которая [из] женщин самая желанная?» Я сказал: «[Та], от которой выходишь ты против воли и к которой возвращаешься в смятении». Он сказал: «А какая лошадь самая резвая?» Я сказал: «Большеротая, большеглазая, за которой если погонятся — она убежит, а если она погонится — догонит». Он сказал: «Хорошо ты [говоришь]. Эй, Бишр, дай ему сто динаров». Я сказал: «А может быть, двести динаров?» Он сказал: «Решил ты добавить себе сотню динаров? Эй, слуга, дай ему сто, как я сказал, и еще сто за хорошее его мнение о нас». И я ушел с двумястами динаров. Не прошло недели с того разговора, как удален он был из Рея.

/156/ [Обладал] ал-Муста'ин хорошими познаниями о деяниях мужей и известиях об этом; [был] он увлечен известиями о древних. Рассказывал Мухаммад б. ал-Хасан б. Дурайд. Он сказал: Сообщил мне Абу-л-Байда', маула джа'фар ай-таййар, бывший приятным собеседником. Он сказал: Направились мы с посольством в дни ал-Муста'ина из Медины в Самарру, и среди нас — сообщество из рода Абу Талиба и [родов] прочих ансаров. Пребывали мы у двери его с месяц, потом впустили нас к нему. Каждый [принялся] говорить, и [тогда ал-Муста'ин] приблизил нас и обласкал. Он начал с упоминания [о] Медине и Мекке и известий [о] них. Я знал, чего он коснулся, и сказал: «Разрешит ли Повелитель Верующих говорить?» Он сказал: «[Разрешаю] тебе». [Тогда] я стал говорить с ним о [том], к чему он клонил, и коснулся разговор наш различных познаний, [относящихся до] деяний людей. Потом мы ушли, и были предоставлены нам милость и избыток. С наступлением ночи пришел к нам слуга, и с ним несколько тюрок и верховых. Меня посадили на [лошадь], что была с ними [и которую вели] с боку, и доставили к ал-Муста'ину. [Оказалось], что он сидел в беседке. [Халиф] велел мне приблизиться и подойти. Затем, приласкав меня, принялся за рассказы [об] арабах и их деяниях, и [о] влюбленных. [Тогда] привели нас речи к известиям [о] узритах[1556] и о влюбленных. И он сказал мне: «Что знаешь ты [об] 'Урве б. Хаззаме и что у него было с 'Афрой?»[1557] И я сказал: «О Повелитель Верующих, когда ушел 'Урва б. Хаззам от 'Афры бинт 'Аккам, умер [он] от любви к ней и страсти к ней. Прошел мимо него караван, и [люди] узнали его. Когда доехали они до становища 'Афры, воскликнул один из них:

['Афра] поняла его, выглянула, наклонившись, и сказала:

[Тогда] ответил ей один из тех мужей и сказал:

И она ответила им:

Потом она их спросила: «Где его похоронили?» [Тогда] они сообщили ей, и она отправилась к могиле его. Когда ['Афра] приблизилась к ней, сказала: «Спустите меня, ибо хочу отправить нужду». Ее спустили, она пробралась к могиле его и бросилась на нее. [Ничто] не испугало их, кроме голоса ее. Когда они услышали его, поспешили к ней, а она распростерта на могиле, [и] душа ее вышла. [Тогда] погребли ее рядом с могилой его».

Сказал [Абу-л-Байда']: И [халиф] сказал мне: «[Есть] ли у тебя иное из известий о нем, не [то], что ты упомянул?» Я сказал: «Да, о Повелитель Верующих. Вот что сообщил нам Малик б. ас-Саббах ал-'Адави от ал-Хайсама б. 'Ади б. Хишама б. 'Урвы, от отца его. Он сказал: Послал меня 'Осман б. 'Аффан собирать садаку с бану 'узра в местность хаййа из них, называемого бану манбаза. И вдруг [увидел я] новый шатер, обособленный от хаййа. Я подъехал к нему и [увидел] юношу, лежавшего в тени шатра, и старуху, сидевшую у входа. Узрев меня, заговорил он нараспев слабым голосом:

/158/ Потом он легонько всхлипнул. Я посмотрел в лицо его, а он, [оказывается], умер. И я сказал: «О старуха, думаю, что этот спящий во дворе шатра твоего умер». Она сказала: «И я, [клянусь] Аллахом, думаю так же». [Затем] она посмотрела в лицо его и сказала: «Скончался, клянусь Господом Каабы». И я сказал: «Кто это?» Она сказала: «'Урва б. Хаззам ал-'Узри. А я — мать его. [Клянусь] Аллахом, не слышала я от него стона, только в начале этого дня. И я услышала, [как] он говорил:

И я остался [там], видел, как его омыли, завернули в саван, помолились над ним и похоронили. Сказал ['Ади]: [Тогда] сказал 'Осман: «Что побудило тебя к этому?» Я сказал: «[Надежда] приобретения воздаяния за это, [клянусь] Аллахом».

Сказал [Абу л-Байда']: И [ал-Муста'ин] наградил всех нас, а меня более других.

Сказал ал-Мас'уди: О бывших прежде влюбленных [есть] удивительные рассказы и прекрасные стихи. И из них [то], о чем рассказывал нам Абу Халифа ал-Фадл б. ал-Хубаб ал-Джумахи ал-Кади Он сказал: Рассказывал нам Мухаммад б. Саллам ал-Джумахи[1560]. Он сказывал: Рассказывал нам Абу-л-Хаййадж б. Сабик ан-Наджди потом ас-Сакафи. Он сказал: Отправился я в землю бану 'амир не для чего иного, как повстречаться с Безумцем[1561]. [Оказалось], что отец его — древний старец, а братья его — мужи благообразные, добролюбивые. Я спросил их о Безумце. [Тогда] они заплакали, и сказал старец: «Был он, клянусь Аллахом, любезнее мне, нежели [все] эти. Полюбил он женщину из рода своего. [Клянусь] Аллахом, она не мечтала о подобном ему. Узнав о том, что между ними, не пожелал отец выдать ее за него и выдал за другого человека. [Тогда] мы связали [Безумца]. Он кусал губы свои и язык, так что мы испугались, что он их откусит. Когда мы это увидели, [то] отпустили его. [Тогда] ушел он в эти пустыни. Каждый день носят ему пищу /159/ и кладут [так], чтобы он увидел ее. Узрев [пищу, Безумец] приходит и съедает ее. Если обветшают одежды его, приносят ему [новые] одежды и кладут [так], чтобы он увидел». [Тогда] я попросил их проводить меня к нему, и мне показали [некоего] молодца из хаййа и сказали: «Он все еще остается другом [Безумца], который общается только с ним». [Тогда] попросил я [этого молодца] проводить меня к [Безумцу], и он сказал мне: «Если тебе нужны его стихи, то все стихи [вплоть] до вчерашнего дня у меня, а я иду к нему завтра. Если он сказал что-нибудь [новое], я принесу тебе это». Я сказал: «Я хочу, чтобы ты проводил меня к нему». Он сказал: «Если он увидит тебя, [то] убежит. И я боюсь, что после он уйдет [и] от меня, и стихи его пропадут». [Но] я не соглашался [ни на что иное], только на то, чтобы он проводил меня. [Тогда] он сказал: «Ищи его в этой пустыне. Если увидишь его, [то] приблизься к нему дружелюбно. Он станет тебе грозить и пугать [тем], что бросит в тебя чем-нибудь, [находящимся] в руке его. А ты сядь, словно смотришь на него, и наблюдай за ним. Когда [же] увидишь, что он успокоился, постарайся прочесть что-нибудь из Кайса б. Зариха[1562], ибо он восхищается им». Сказал [Абу-л-Хаййадж]: Целый день я искал его и нашел вечером сидевшем на холме [и] что-то чертившим пальцем. Я открыто приблизился к нему, а он убежал, [клянусь] Аллахом, [подобно тому] как зверь убегает от человека. Рядом с ним [оказались] камни. Он взял один из них, а я подошел, так что сел рядом с ним, и пребывал [так некоторое] время, а он [был], казалось, испуганным. Сидели мы так некоторое время, он успокоился и принялся ковырять пальцем [в песке]. [Тогда] я посмотрел на него и сказал: «Хорошо [сочинил], [клянусь] Аллахом, Кайс б. Зарих, сказав:

Сказал [Абу-л-Хаййадж]: [Тогда] заплакал он, [клянусь] Аллахом, так что потекли его слезы. Потом он сказал: «Я, [клянусь] Аллахом, лучше сочинил[1563], ибо говорю:

Сказал [Абу-л-Хаййадж]: Потом он поднялся, и я ушел, потом вернулся назавтра, нашел его и поступил так же, как вчера, и он поступил подобным же образом. Когда он привык [ко мне], я сказал: «Хорошо, клянусь Аллахом, [сочинил] Кайс б. Зарих, сказав». Он сказал: «Что?» Я сказал:

Сказал [Абу-л-Хаййадж]: [Тогда] заплакал [Безумец] и сказал: «Я, [клянусь] Аллахом, [сочиняю лучше его], ибо говорю:

Потом появился перед нами газеленок, и [Безумец] бросился следом за ним. Я ушел. Затем вернулся я на третий день, и не повстречал его. Я возвратился и сообщил им. Они послали [того], кто носил ему пищу. Он вернулся и сообщил им, что пища нетронута. Потом на следующее утро, отправился я с братьями его. Мы искали его весь день и всю ночь. Когда мы встали утром, нашли его в обильном камнями вади[1565]. Он был мертв. Братья [Безумца] унесли его, а я вернулся в страну свою.

Сказал ал-Мас'уди: В двести сорок восьмом году (862/3) была кончина Буги ал-Кабира ат-Турки. Пережил он [свое] девяностолетие. Участвовал он в стольких сражениях, в скольких не участвовал никто, [но] не поражало его ни разу ранение. И облекся сын его Муса б. Буга [тем], чем облекался [Буга ал-Кабир], присоединил к себе сподвижников, и перешла к нему власть. [Отличался] Буга богобоязненностью /161/ среди [прочих] тюрок. И был он из [тех] слуг ал-Му'тасима, что видели великие битвы, лично участвовали в них и вышли из них невредимыми. Говаривал он: «Срок [жизни] — это стальной нагрудник». Он не надевал на тело свое никаких железных [доспехов], и [однажды] его упрекнули за это. [Тогда] он сказал: «Видел я во сне своем Пророка, да пребудет с ним приветствие и благословение Аллаха, и с ним сподвижники его. И сказал он мне: «О Буга, хорошо обошелся ты с мужем из общины моей, и он провозгласил за тебя молитвы, на которые ему было дано о тебе благоволение». Сказал [Буга]: [Тогда] я сказал: «О Посланец Аллаха, кто тот муж?» Он сказал: «[Тот], которого избавил ты от львов». И я сказал: «О Посланец Аллаха, попроси Господа твоего, чтобы он продлил мою жизнь». [Тогда Пророк] воздел руки свои к небу и сказал: «Господи, продли жизнь его и отдали смертный час его». И я сказал: «О Посланец Аллаха, [до] девяноста пяти лет». [Тогда] сказал муж, бывший перед [Пророком]: «И убережен от бед [будет]». И я сказал мужу [тому]: «Кто ты?» Он сказал: «Я 'Али б. Абу Талиб». [Тогда] проснулся я ото сна своего, говоря: «'Али б. Абу Талиб».

Был Буга многосочувственным и милостивым к талибитам. И [было] сказано ему: «Кто был тот муж, коего избавил ты от львов?» Он сказал: «Привели к ал-Му'тасиму мужа, обвиненного в ереси. Ночью произошла между ними беседа наедине, и сказал мне ал-Му'тасим: «Возьми его и брось ко львам». [Тогда] привел я мужа [того] ко львам, чтобы бросить его к ним, [будучи] рассержен на него. И услышал я, что он говорит: «Господи, ты знаешь, что не говорил я, кроме [как] о Тебе, и не имел я в виду иного, [кроме] Тебя, жертвуя Тебе покорность [свою, принадлежащую] Тебе, и возводя правду на [того], кто не повинуется Тебе. Спасешь ли Ты меня?» Сказал [Буга]: «[Тогда] задрожал я, охватила меня жалость к нему и наполнилось сердце мое ужасом за него. И я оттащил его от края колодца [со] львами, когда чуть было [не] сбросил его, привел его в свою комнату и спрятал там. Пришел я к ал-Му'тасиму, и он сказал: «Ну?» Я сказал: «Я бросил его». Он сказал: «Что ты слышал [из речей его]?» Я сказал: «Я инородец, а он произносил арабские речи, [и] не знаю я, что сказал он, но говорил [этот] муж грубо». На рассвете сказал я [тому] мужу: «Я отворил двери и выпускаю тебя вместе со стражниками. Предпочел я тебя душе своей и оберег тебя духом своим. Постарайся же не являться /162/ в дни ал-Му'тасима». Он сказал: «Да». Я сказал: «Что же с тобой случилось?» Он сказал: «Принялся [некий] муж из наместников [ал-Му'тасима] в стране нашей вершить дурные дела и мерзости, попирая правду и поддерживая ложь. И привело это к порче шариата и разрушению единобожия. Я не нашел на него управы. [Тогда] напал я на него ночью и убил его, ибо преступление его заслуживало по шариату, чтобы с ним поступили таким образом»».

Сказал ал-Мас'уди: Когда прибыли ал-Муста'ин, Васиф и Буга [ас-Сагир] в Город Мира, [то] взволновались тюрки, ферганцы и прочие маула в Самарре и решили послать к [халифу] людей, [чтобы] просить его вернуться в обитель царства своего. [Тогда] пошли к [халифу] несколько главнейших маула и у них — бурда, посох, кое-какие припасы и двести тысяч динаров, прося его вернуться в обитель царствования своего. Они признали грехи свои, свидетельствовали о провинностях своих и обещали, что [они сами] и прочие из равных им не вернутся ни к чему, что не понравилось [бы] халифу. Они унизились и подчинились, но дан им был нежелательный для них ответ. Отбыли они в Сурра ман Ра'а и сообщили [обо всем] своим сторонникам и известили их о том, что случилось [с] ними, и о том, что отчаялись они в возвращении халифа.

Собравшись в Багдад, ал-Муста'ин заточил ал-Му'тазза и ал-Му'аййада [в темницу], и не взял их с собой. Его предостерегли от Мухаммада б. ал-Васика[1566] [во] время пребывания его, и он взял его с собой. Потом, [когда случилась] война, [Мухаммад] бежал от него.

И сговорились маула о [том], чтобы вызволить ал-Му'тазза и его сторонников в Багдаде. [Тогда] они освободили его из места, известному как Лу'лу'ат ал-Джаусак[1567], где был он заточен вместе с братом своим ал-Му'аййадом, и принесли ему присягу. И [было] это в среду одиннадцати ночей, прошедших от мухаррама двести пятьдесят первого года (12.02.865). На другой день поехал он верхом в дар ал-'амма[1568], принял присягу от людей, наградил брата своего ал-Му'аййада и наложил на него две повязки — черную и белую. Черная была для воспреемства завета после него, а белая — для управления Обеими святынями[1569] и заботы [о] них. Были отправлены /163/ письма в Самарре о халифате ал-Му'тазза би-л-Лаха [во] все города, и пошли они за именем Джа'фара б. Мухаммада ал-Катиба[1570]. [Потом] отрядил [ал-Му'тазз] брата своего Абу Ахмада[1571] с несколькими маула для войны [с] ал-Муста'ином в Багдад, и он осадил [город]. И было первое сражение между ними в Багдаде — между сторонниками ал-Му'тазза и ал-Муста'ина. Бежал Мухаммад б. ал-Васик к ал-Му'таззу би-л-Лаху. Война между ними и между жителями Багдада не прекращалась до половины сафара этого года[1572]. Когда разразилась война между ними, дела ал-Му'тазза пошли хорошо, а ал-Муста'ин ослабел, и смута [стала] всеобщей.

Когда увидел это Мухаммад б. Тахир, [то] написал ал-Му'таззу, устремился к нему и склонился к миру, согласившись со свержением ал-Муста'ина. Когда же узнало простонародье в Багдаде, что он решил свергнуть ал-Муста'ина, [то] возмутилось, осуждая это [и] поддерживая ал-Муста'ина, [будучи] привержено ему. Обнаружил Мухаммад б. 'Абдаллах ал-Муста'ина на верху дворца его. Обратилось к нему простонародье, а у него [были] бурда и посох, но [ал-Муста'ин] не поверил [известиям о] своем свержении и поблагодарил Мухаммад б. 'Абдаллаха б. Тахира. Потом встретились Мухаммад б. 'Абдаллах б. Тахир и Абу Ахмад ал-Муваффак в аш-Шаммасиййе[1573]. И сговорились они о свержении ал-Муста'ина при [том условии], что [дается] пощада ему и родичам его и детям, и [оставляется] им все их имущество, [с тем] чтобы поселился он в Мекке — он сам и кто пожелает из родственников его — и чтобы пребывал он в Басите Иракском до времени отправления его в Мекку. [Тогда] написал ему ал-Му'тазз от себя условия — что если он нарушит что-либо из этого, то Аллах и Посланец Его от него отступятся, а люди свободны от присяги ему, а также [дал] обещания, о коих долго упоминать. После этого ал-Му'тазз не сдержал обешания и нарушил клятву. И сместил ал-Муста'ин сам себя с халифата и это [в] четверг трех [ночей], прошедших от мухаррама двести пятьдесят второго года (24.01.866). И прошел целый год с тех пор, как прибыл он в Город Мира, пока [не] был свергнут. И был халифат его с тех пор, как перепоясался он властью, как мы объясняли ранее, пока не прекратилось царствование его, — три года, восемь месяцев и восемнадцать дней, наряду с упомянутыми нами разноречиями. Доставлен был он в дом ал-Хасана /164/ б. Вахба в Багдаде и был соединен со своими родичами и детьми. Потом спущен был он в Васит. Был приставлен к нему Ахмад б. Тулун ат-Турки[1574], и это до попечения его [над] Египтом. И стала известна неспособность Мухаммада б. 'Абдаллаха б. Тахира заниматься делом ал-Муста'ина, когда попросил он у него иджары, оставил [ал-Муста'ина] без помощи и переметнулся к ал-Му'таззу би-л-Лаху. Об этом говорит некий багдадский стихотворец [того] века:

И когда случилось [то], о чем рассказывали мы касательно свержения ал-Муста'ина, ушел Абу Ахмад ал-Муваффак из Багдада в Самарру. [Тогда] наградил его ал-Му'тазз, увенчал, опоясал [его] двумя поясами и наградил бывших с ним военачальников. Принес к ал-Му'таззу 'Убайдаллах б. 'Абдаллах б. Тахир[1575], брат Мухаммада б. 'Абдаллаха, бурду, посох и меч с алмазом халифата, с ним Шахак ал-Хадим[1576]. Мухаммад б. 'Абдаллах написал ал-Му'таззу о Шахаке: «Поистине, кто принес наследие Посланца Аллаха, да пребудет с ним приветствие и благословения Аллаха, достоин, чтобы не опекать его».

[Когда] свергнут был ал-Муста'ин, был на вазирстве его Ахмад б. Салих б. Ширзад.

Когда был рамадан этого года — а это год двести пятьдесят второй (15.09. — 14.10.866), послал ал-Му'тазз би-л-Лах Са'ида б. Салиха ал-Хаджиба[1577] встретить ал-Муста'ина, и был он среди [тех], кто доставил его из Васита. [Тогда] встретил его Са'ид, а [ал-Муста'ин] приблизился к Самарре. И убил [Са'ид ал-Муста'ина], отрубил ему голову и отвез ее к ал-Му'таззу би-л-Лаху, а тело его оставил брошенным на дороге, пока его [не] похоронили люди из простонародья.

И была кончина ал-Муста'ина би-л-Лаха в среду шести [ночей], прошедших от шаввала двести пятьдесят второго года (21.10.866). Ему было тридцать пять лет, как мы сказали в начале этой главы.

/165/ Упомянул Шахак ал-Хадим. Он сказал: Был я попутчиком ал-Муста'ина, когда вызвал его ал-Му'тазз в Самарру. [Находились] мы в [одних и тех же] носилках. Когда [же] прибыл он в ал-Катул, повстречало его многочисленное войско. [Тогда] сказал [ал-Муста'ин]: «О Шахак, посмотри, кто глава людей. Если [это] Са'ид ал-Хаджиб, то я пропал». Увидев его, я сказал: «Это, клянусь Аллахом, Са'ид». И он сказал: «Аллаху мы [принадлежим] и к Нему возвращаемся. Пропала, клянусь Аллахом, душа моя». И принялся он плакать. Когда [же] приблизился Са'ид к нему, стал хлестать его плетью, потом повалил его, сел ему на грудь, отрезал голову его и отвез ее, как мы упомянули[1578]. И дела ал-Му'тазза наладились, и все признали его власть.

Об ал-Муста'ине [есть] известия, не упомянутые нами в этой книге и [не] приведенные в этой главе. Мы привели их в наших двух книгах Ахбар аз-заман и ал-Аусат. Однако привели мы упомянутое в этой книге, чтобы не вообразили, [будто] мы пренебрегли упоминанием [об] этом или ускользнул от нас смысл этого. [Ведь] мы, хвала Аллаху, не забыли ни одного из известий людей, деяний их и [того], что произошло в дни их, и привели в различных наших сочинениях. «Ведь выше всякого обладателя знания есть знающий»[1579]. И Аллах споспешествует истине.

/166/ [XIII] О халифате ал-Му'тазза би-л-Лаха

Присягнули ал-Му'таззу би-л-Лаху, и он аз-Зубайр б. Джа'фар ал-Мутаввакил, и мать его умм валад, называемая Кабиха, и прозывается он по кунйе Абу 'Абдаллах, и ему в то время восемнадцать лет, после того, как ал-Муста'ин сместил сам себя, и это в четверг двух ночей, прошедших от муххаррама, и сказано — трех ночей, прошедших от него, двести пятьдесят второго года (24.01.866), как мы предпослали. Присягнули ему военачальники, маула, аш-шакириййа и жители Багдада, стали поминать его в [пятничных] проповедях в соборной мечети в Багдаде на обеих сторонах[1580]. Потом сместил ал-Му'тазз самого себя в понедельник трех ночей, оставшихся от раджаба двести пятьдесят пятого года (11.07.869), и умер, после того, как сместил себя, через шесть дней.

Был халифат его четыре года и шесть месяцев. Погребен он был в Самарре. Таким образом, совокупность дней его с тех пор, как присягнули ему в Самарре перед смещением ал-Муста'ина, до дня, когда он был смещен, четыре года, шесть месяцев и несколько дней, а с тех пор, как присягнули ему в Городе Мира — три года и семь месяцев. Скончался он, и ему было двадцать четыре года.

Когда был свергнут ал-Муста'ин би-л-Лах и привезен в Васит после того, как свидетельствовал он о себе, что непричастен он к халифату и что не годится для него, и когда увидел он случившуюся смуту и что сделал он людей свободными от присяги себе, сказали об этом поэты и умножили речения свои, описали это в стихах своих и далеко ушли [в описании этого]. И сказал об этом ал-Бухтури в длинной своей касиде:

Об этом говорит стихотворец, известный как ал-Канани, в касиде:

Между смещением ал-Муста'ина и убийством его прошло пять месяцев и [один] день.

Умерли в халифат ал-Муста'ина многие ученые люди и знатоки хадисов. Из них — Абу Хашим Мухаммад б. Зайд ар-Рифа'и, Аийуб б. Мухаммад ал-Варрак[1581], Абу Кариб Мухаммад б. ал-'Ула ал-Хамадани[1582] в Куфе, Ахмад б. Салих ал-Мисри[1583], Абу-л-Валид ас-Сарри аз-Димашки, 'Иса б. Хаммад Загба ал-Мисри[1584] в Египте, прозываемый по кунйе Абу Муса, и Абу Джа'фар б. Саввар ал-Куфи, и [было] это в двести сорок восьмом году (862/3).

В халифат ал-Муста'ина — а это в двести сорок девятом году (863/4) — была кончина /168/ ал-Хасана б. Салиха ал-Баззара, был он из лучших знатоков хадисов, Хишама б. Халида аз-Димашки, Мухаммада б. Сулаймана ал-Джухани в ал-Масисе[1585], ал-Хасана б. Мухаммад б. Талута[1586], Абу Хафса ас-Сайрафи в Самарре, Мухаммада аз-Занбури ал-Макки[1587] в Мекке, Сулаймана б. Абу Таййиба и Мусы б. 'Абд ар-Рахмана ал-Барки[1588].

В халифат ал-Муста'ина — а это в двести пятидесятом году (864/5) — умерли Ибрахим б. Мухаммад ат-Тамими, кади Басры[1589], Махмуд б. ал-Хаддаш[1590], Абу Муслим Ахмад б. Абу Шу'айб ал-Харрани, ал-Харис б. Мискин ал-Мисры[1591], Абу Тахир Ахмад б. 'Амр б. ал-Мусаррих[1592] и прочие из тех, от упоминания о коих мы воздержались, старейшины знатоков хадисов и передатчики преданий, упоминания о коих мы привели, начиная с первых времен асхабов до нашего времени, и это триста тридцать второй год (943/4), на шестом году нашей книги, озаглавленной ал-Аусат. Однако приводим сообщения о кончине [тех], кого мы перечислили, чтобы не отсутствовали в этой книге жизнеописания [тех], кого следует упомянуть по мере [надобности] нуждающегося в этом [читателя].

В двести сорок восьмом году (862/3) извлек ал-Муста'ин из халифатской казны красный камень яхонт, известный как ал-Джа-бали[1593], который берегли цари. Ар-Рашид некогда купил его за сорок тысяч динаров. И вырезал на нем ал-Муста'ин имя твое — «Ахмад» — и возложил тот камень на перст свой. Тогда заговорили об этом люди. Рассказывали, что тот камень передавали друг другу цари из Хосроев[1594]. Был он добыт в давнее время, и говорили, что всякий царь, что высекал на нем свое имя, умирал убиенный, а если царь умирал и садился на трон его преемник, то он стирал надпись. [Обычно] носили его цари, и был он без надписи, и редко попадал он к кому из царей, который вырезал бы на нем надпись. Был это красный яхонт, горевший ночью, словно фонарь. Если вносили его в дом, где нет светильника, он сиял. И виднелись в нем ночью /169/ призрачные истуканы. О нем существует замечательная история, которую мы привели в нашей книге Ахбар аз-заман, когда рассказывали о печатях персидских царей. Этот камень появился в дни ал-Муктадира, потом след его затерялся.

Об ал-Му'таззе, когда установилась его власть и утвердился его халифат, а ал-Муста'ин сместил себя, стихотворцы сказали много речений. И из них речение Марвана б. Абу-л-Джануба из длинной касиды:

И об этом сказал человек из жителей Самарры, и говорили, что это ал-Бухтури:

Об ал-Му'таззе, возвращении власти к нему и [всеобщем] согласии по его поводу говорит Абу 'Али ал-Басир:

Был на вазирстве ал-Му'тазза Джа'фар б. Мухаммад, потом назначил он вазирами нескольких. Тогда послания исходили от имени Салиха б. Васифа[1596], словно он был возведен в сан вазира.

И была кончина Абу-л-Хасана 'Али б. Мухаммада б. 'Али б. Мусы б. Джа'фара б. Мухаммада[1597] в халифат ал-Му'тазза би-л-Лаха, /170/ и это в понедельник четырех ночей, оставшихся от джумада-л-ахира двести пятьдесят четвертого года (24.05.868). И было ему сорок лет. И сказано — сорок два года. И сказано — более того. Было слышно, как на похоронах его говорила [некая] девушка: «Понедельник и прежде, и теперь приносит нам несчастье»[1598]. Молился над ним Ахмад б. ал-Мутаваккил 'ала-л-Лах[1599] на улице Абу Ахмада и в доме его в Самарре. И был он там погребен.

Рассказывал нам Ибн [Абу]-ал-Азхар. Он сказал: Рассказывал нам ал-Касим б. 'Аббад. Он сказал: Рассказывал нам Йахйа б. Харсама[1600]. Он сказал: Послал меня ал-Мутаваккил в Медину, чтобы доставить к нему 'Али б. Мухаммада б. 'Али б. Мусу б. Джа'фара из-за [чего-то], что стало известно о нем. Когда прибыл я в Медину, закричали и зашумели жители ее таким криком и шумом, подобных которым я не слыхивал. Тогда стал я успокаивать их и клясться им, что не было приказано мне учинить над ним ничего дурного. Обыскал я дом его и не нашел в нем ничего, кроме Корана, записанной молитвы и подобного этому. И я забрал его, стал ему служить и хорошо с ним обращался. Однажды, когда я спал, а небо было ясным и солнце светило, он уселся верхом, [надев] плащ от дождя и заплетя хвост своему коню. Я удивился поступку его, и не прошло и мгновения, как появилось облако, открыло отверстие бурдюка своего, и изрядно досталось нам от дождя. [Тогда] повернулся он ко мне и сказал: «Я знаю, что тебе не понравилось [то], что ты видел, и ты вообразил, будто я знал [то], чего ты не знал. Но это не так, как ты подумал. Просто вырос я в пустыне и знаю ветры, после которых бывает дождь. И когда я проснулся, подул ветер, который не обманывает. Почуял я в нем запах дождя и приготовился к этому». Когда я прибыл в Город Мира, начал с Исхака б. Ибрахима ат-Тахири — был он наместником Багдада, — и он сказал мне: «О Йахйа, поистине, этого мужа родил Посланец Аллаха, да пребудет с ним приветствие и благословение Аллаха. Ал-Мутаваккил таков, каким ты его знаешь, и если ты подговоришь его на убийство 'Али б. Мухаммада, то будет Посланец Аллаха, да пребудет с ним приветствие и благословение Аллаха, противником твоим. И я сказал: «Клянусь Аллахом, не замышлял я против него ничего, кроме хорошего». /171/ Потом отправился я в Самарру и начал с Васифа ат-Турки. Был я из друзей его. И он сказал мне: «Клянусь Аллахом, если упадет с головы этого человека волосок, то не кто иной, как я, буду взыскателем за него». Тогда я удивился таким речам и уведомил ал-Мутаваккила о [том], что я слышал, и о [том, как 'Али б. Мухаммада] восхваляли. И он дал ему славную награду, проявив свою милость и уважение.

Рассказывал мне Мухаммад б. ал-Фарадж[1601] в городе Джурджане, в месте, известном как Би'р Абу 'Инан. Он сказал: Рассказал мне Абу Ду'ама. Он сказал: Пришел я к 'Али б. Мухаммаду б. 'Али б. Мусе, навещая его в болезни, от которой и приключилась его кончина в этом году. И когда собрался я уходить, он сказал мне: «О Абу Ду'ама, тебе причитается. Не рассказать ли тебе хадис, который тебя порадует?» Тогда я сказал: «Сколь нуждаюсь я в этом, о сын Посланца Аллаха». Он сказал: «Рассказал мне отец мой Мухаммад б. 'Али. Он сказал: Рассказал мне отец мой 'Али б. Муса[1602]. Он сказал: Рассказал мне отец мой Муса б. Джа'фар. Он сказал: Рассказал мне отец мой Джа'фар б. Мухаммад. Он сказал: Рассказал мне отец мой Мухаммад б. 'Али. Он сказал: Рассказал мне отец мой 'Али б. ал-Хусайн. Он сказал: Рассказал мне отец мой ал-Хусайн б. 'Али. Он сказал: Рассказал мне отец мой 'Али б. Абу Талиб, да будет доволен им Аллах. Он сказал: Сказал Посланец Аллаха, да пребудет с ним приветствие и благословение Аллаха: «Пиши, о 'Али». Он сказал: «Я сказал: «А что мне писать?» Он сказал мне: «Пиши: «Именем Аллаха Милостивого Милосердного. Вера — это [то], что почтили сердца и подтвердили дела, а ислам — это [то], что выражает язык и [что] делает брак законным». Сказал Абу Ду'ама: Тогда я сказал: «О сын Посланца Аллаха, не знаю я, [клянусь] Аллахом, что лучше — хадис или иснад!» И он сказал: «Это, поистине, свиток, написанный почерком 'Али б. Абу Талиба под диктовку Посланца Аллаха, да пребудет с ним молитва и благословение Аллаха, который мы наследуем — младший от старшего».

Сказал ал-Мас'уди: Привели мы историю об 'Али б. Мухаммаде б. Мусе, да будет доволен им Аллах, с Зайнаб-лгуньей[1603] в присутствии ал-Мутаваккила и о [том, как 'Али б. Мухаммада б. Мусу] спускали, да будет доволен им Аллах, в ров со львами, [о том, как львы] изъявили ему покорность, а Зайнаб отказалась от слов своих, будто она — дочь ал-Хусайна б. 'Али б. Абу Талиба, /172/ да пребудет с ним благословение, и будто Аллах Всевышний продлил жизнь ее до того времени, в книге нашей Ахбар аз-заман. И сказано, что 'Али б. Мухаммад умер отравленным, да пребудет с ним благословение.

Сказал ал-Мас'уди: В двести пятьдесят третьем году, и это в халифат ал-Мутазза, умер Мухаммад б. 'Абдаллах б. Тахир, в половине зу-л-ка'да (17.11.867), через тринадцать дней после убийства Васифа, и луна была в затмении. И был он щедростью, благородством, обилием возраста, памятливостью, хорошими манерами, царственностью бесед таким, каким не был никто из подобных ему в век его. О нем говорит ал-Хусайн б. 'Али б. Тахир в своей касиде:

Упомянул Абу-л-'Аббас ал-Мубаррад. Он сказал: Однажды расслабился Мухаммад б. 'Абдаллах б. Тахир и настроился на сотрапезничество, когда пришел к нему Ибн Талут[1604], который был вазиром его, самым близким к нему человеком и чаще всего с ним уединявшимся. Тогда Мухаммад б. 'Абдаллах повернулся к нему и сказал: «Непременно должен быть у нас сегодня третий, благодаря сотрапезничеству с которым прекрасно будет общение и сладостна беседа [наша]. Так кого бы нам позвать? И избавь нас от того, чтобы был он злонравным, или низкородным, или явственно нищим». Сказал Ибн Талут: Тогда задумался я и сказал: «О амир, пришел мне на ум муж, в общении с которым не будет нам тягости. Свободен он от надоедливости сотрапезника и от бремени собеседника, легок поступью, если пожелаешь, стремителен в прыжке, если захочешь». Сказал Мухаммад б. 'Абдаллах: «А кто это?» Я сказал: «Мани-Безумец»[1605]. Он сказал: «Хорошо ты, клянусь Аллахом, [придумал]. Так пусть же отдадут приказ начальникам [шурты] двадцать /173/ восьмого квартала и ищут его, чтобы немедленно доставить его мне». Тогда быстро изловил его начальник ал-Карха и привел его к двери амира. Его взяли, образили, почистили, отвели в баню, одели в чистые одежды и ввели к Мухаммаду б. 'Абдаллаху. И Мани сказал: «Мир тебе, о амир». Тогда сказал Мухаммад: «И тебе мир, о Мани. Разве не пора тебе навестить нас, когда стремимся мы к тебе и завладел ты нашими сердцами?» И сказал Мани: «Тоска сильна, любовь крепка, путь далек, сокрытие трудно, а привратник груб. Если бы у дверей нас пропустили, то легко бы мы вас посетили». Тогда Мухаммад сказал: «Если вежливо просил ты позволения, то пусть вежливо будет тебе разрешение. Да не будет Мани препятствия, в какое бы время ночи или дня он ни прибыл». Потом позволил амир ему сесть, и он сел, и велел принести еды, и он поел. Потом омыл руки свои и сел на свое место. А Мухаммад возжелал послушать Му'нису, невольницу дочери ал-Махди. Ее привели, и первое, что она запела, было:

Тогда сказал Мани; «Хорошо спела ты. И, клянусь правом амира, надо бы тебе добавить к этому:

И она принялась это петь. Тогда сказал ему Мухаммад: «Влюблен ли ты, о Мани?» Он засмущался, и Ибн Талут мигнул ему, чтобы он ничего не открывал Мухаммаду, что может повредить ему в глазах его. И Мани сказал: «Не знали мы о таком веселье и такой любви, но [они] проявились. Неужели после седины [вновь] наступит молодость?» Потом предложил Мухаммад Му'нисе такой напев:

[Тогда] она это запела, и Мухаммад развеселился. Он приказал принести ритл[1606] вина и выпил. И сказал Мани: «[Жаль, что] сочинитель этих стихов не добавил:

Иначе еще тяжелее пришлось бы кресалу страсти, что бьет в самое сердце, и сильнее кипело бы в печени, жаждущей ключевой воды. Строй же стихов был бы более благосочиненным, а смысл [их] достиг бы предела своей завершенности». Тогда сказал Мухаммад: «Хорошо сказано, Мани». Потом он приказал Му'нисе добавить эти два байта к двум первым и пропеть их. Затем она спела два таких байта:

И это понравилось Мухаммаду. Тогда сказал Мани: «Если бы не боялся я прогневить [тебя], то добавил бы к этим двум байтам [еще] два байта, что не придутся по нраву разумному [человеку], но все же сами по себе хороши». И сказал Мухаммад: «О Мани, желание красоты и [целебное] воздействие ее врачует от любой болезни. Читай же, что там у тебя». И он сказал:

Тогда сказал Мухаммад: «Хорошо [сказано], о Мани. Продолжи-ка такие стихи:

[Тогда] сказал Мани:

Потом он замолчал, и Мухаммад попросил его продолжить поэтическое описание. Тогда сказал Мани:

Тогда сказал Мухаммад: «Хорошо сказано». И сказала Му'ниса: «Долженствует благодарность тебе, о Мани. Да поможет тебе судьба твоя, [да] пожалеет тебя друг твой, [да] охватит тебя радость и [да] разминется с тобой [то], чего ты опасаешься. И да продлит Аллах для нас это [наслаждение], сохранив жизнь [тех], с кем мы соединились». И сказал ей Мани при речении ее «да пожалеет тебя друг твой»:

Тогда кивнул Мани Ибн Талут, чтобы он встал. И он поднялся, говоря:

Тогда сказал Мухаммад: «Долженствует наградить тебя за благодарность твою, хотя прежде мы и не оказывали тебе благодеяния». Потом повернулся он к Ибн Талуту и сказал: «Ни темнота происхождения, ни невзрачная внешность, ни равнодушие ко благам жизни не могут уничтожить в человеке зерно дара, который был ему ниспослан. И не ошибся Салих б. 'Абд ал-Куддус[1607], когда сказал:

Сказал Ибн Талут: «Не видел я сообразительнее его, ибо говорит девушка «да сжалится над тобой друг твой» и читает он при речении ее:

Сказал [ал-Мубаррад]: И Мухаммад не переставал выплачивать [Мани] жалование его, пока [тот] не умер.

Донесли ал-Му'таззу, что ал-Му'аййад замышляет против него и что он склонил к себе многих маула. Тогда заточил он ал-Му'аййада и Абу Ахмада[1608], и они братья по отцу и матери. Был пытан ал-Му'аййад, чтобы сместил он сам себя с воспреемства завета, и бит он был палкой сорок раз, пока не согласился, и не свидетельствовал это о себе. Потом дошло до ал-Му'тазза, что тюрки замыслили извлечь ал-Му'аййада из темницы его. И когда наступил четверг восьми ночей, оставшихся от раджаба двести пятьдесят второго года (11.07.866), извлек он ал-Му'аййада мертвым. Пригласили кадиев и факихов, и увидели они его, и не было на нем следа [насилия]. И говорят, что его завернули в отравленное покрывало и завязали края его, так что он умер в нем.

Утеснил ал-Му'тазз Абу Ахмада в заточении его. И было между вступлением его в Сурра ман Ра'а и полученными им там почестями и между заточением его шесть месяцев и три дня. Потом доставлен он был в Басру на тринадцатую ночь, оставшуюся от месяца рамадан (2.10.867), после убийства ал-Му'аййада через пятьдесят дней. Назначен был Исма'ил б. ал-Кабиха[1609], и он брат ал-Му'тазза по отцу и матери его, вместо ал-Му'аййада на воспреемство завета. И собрались вожди маула ал-Му'тазза и попросили его помиловать Васифа и Бугу, и он согласился с ними.

В этом году (866/7) умер Зурафа[1610], смотритель дворца ал-Мутаваккила в Египте.

Захватил Йусуф б. Исма'ил ал-'Алави[1611] Мекку и умер в этом году. Тогда сменил его после кончины его брат Мухаммад б. Йусуф[1612]_. И был он старше его на двадцать лет. И поразило людей /177/ в тот год из-за него сильное бедствие. Тогда послал ал-Му'тазз Абу-с-Саджа ал-Ашруси[1613] в Хиджаз, и бежал Мухаммад б. Йусуф, а известное количество сторонников его было убито.

В [том году] сразился ал-Хасан б. Зайд ал-Хусайни с Сулайманом б. 'Абдаллахом б. Тахиром[1614] и изгнал его из Табаристана.

В этом году прибыл в Самарру 'Иса б. аш-Шайх аш-Шайбани[1615] из Египта, и с ним много богатств и семьдесят шесть мужей из всех родов потомков Абу Талиба из сынов 'Али, Джа'фара и 'Дкила. Они ушли из Хиджаза, боясь смуты и бедствий, его поразивших, в Египет. И доставили их оттуда. Тогда приказал ал-Му'тазз одарить их и отпустить, ибо дело их утомило его. И ушел 'Иса б. аш-Шайх в Палестину.

В этом году, и это двести пятьдесят третий год (867), умер Сафван ал-'Укайли[1616], владетель Дийар Мудар, в самаррской тюрьме.

В этом году было избиение жителями Карха [в] Самарре ферганцев и тюрок Васифа ат-Турки. Буга избавился от них. Ожесточилось дело с Мусавиром аш-Шари[1617], и Салих б. Васиф был поставлен на место Васифа.

В двести пятьдесят четвертом году (868) вышел Буга ас-Сагир из Самарры в сторону Мосула. Тогда маула разграбили дом его, и бывшие с ним из войска рассеялись. Спустился он в заураке переодетым, и напало на него несколько магрибинцев у Джиср Самарра[1618]. [Тогда] был он убит, и выставили голову его в Самарре.

При жизни Буги ал-Му'тазз не наслаждался сном и не снимал вооружения своего ни ночью, ни днем, боясь Буги. И говаривал он: «Поистине, боюсь я, что спустится на меня Буга с неба или выйдет из-под земли». И решил Буга спуститься по реке тайно, чтобы добраться до Самарры /178/ ночью, отвратить тюрок от ал-Му'тазза и раздать им деньги. И случилось с ним [то], что мы описали.

Когда убедились тюрки в решимости ал-Му'тазза убивать вождей их [и увидели], что строил он козни в погибель им и что стал он опираться на магрибинцев и ферганцев помимо них, двинулись к нему все вместе, и это когда от раджаба двести пятьдесят шестого года осталось четыре ночи (10.08.869), и принялись уязвлять его прегрешениями его, браня его за деяния его. И потребовали они от него денег. Был устроителем этого Салих б. Васиф вместе с военачальниками тюрок. [Однако халиф] упорствовал и объявил, что у него денег нет. Когда же попал ал-Му'тазз в руки [тюрок], то послал в Город Мира за Мухаммадом б. ал-Васиком, прозванным ал-Мухтади[1619], куда тот был сослан и заточен в темницу [по его же приказу]. Тогда привезли его за один день и одну ночь в Самарру. По дороге его повстречали вельможи. Вошел он в ал-Джаусак, и согласился ал-Му'тазз на отречение, если дадут ему обещание, что не убьют его и пощадят его самого, имущество его и детей. И отказался Мухаммад б. ал-Васик сесть на ложе царства или принять присягу, пока не увидит ал-Му'тазза и не услышит слов его. [Тогда] привели ал-Му'тазза, и на нем была испачканная рубаха, а на голове — платок. Когда же увидел его Мухаммад б. ал-Васик, бросился к нему и обнял. И они оба сели на ложе. [Тогда] сказал ему Мухаммад б. ал-Васик: «О брат мой, какова власть твоя?» Ответил ал-Му'тазз: «Дело, с которым я не справляюсь, которое не исполняю и для коего не гожусь». И захотел ал-Мухтади уладить дела его и помирить с тюрками. [Тогда] сказал ал-Му'тазз: «Нет мне в этом надобности, и недовольны они, что я халиф». Сказал ал-Мухтади: «Тогда я свободен от присяги тебе». Он сказал: «Ты свободен и на просторе». И когда освободил его ал-Му'тазз от присяги себе, отвратил ал-Мухтади от него лицо свое. [Тогда] убрали ал-Му'тазза с глаз ал-Мухтади и вернули в темницу его. И был он убит в темнице своей после того, как был свергнут, через шесть дней, как уже говорили мы в начале этой главы.

Сказали поэты о свержении ал Му'тазза и убийстве его и умножили речи свои, и оплакали они его, и получилось у них хорошо. Вот речение одного из людей того века из касиды его:

И сказал о нем другой в длинной касиде:

И сказал другой также в длинной касиде:

/180/ Был ал-Му'тазз первым халифом, начавшим выезжать в золотых украшениях. Предшествовавшие ему халифы сынов ал-'Аббаса, а также сообщество из сынов Умаййи выезжали в легких украшениях из серебра — с поясами, перевязями, сумами и уздечками. И когда выехал ал-Му'тазз в золотых украшениях, стали подражать ему в этом люди. Подобно этому и ал-Муста'ин до него ввел употребление широких рукавов. Ранее это не было известно. И он установил ширину их в три шибра[1620] или около того и уменьшил шапки, а были они длинными, словно шапки судей.

В двести пятьдесят пятом году (868/9) объявились в Куфе 'Али б. Зайд[1621] и 'Иса б. Джа'фар ал-'Алави[1622]. [Тогда] отрядил к ним ал-Му'тазз Са'ида б. Салиха, известного как ал-Хаджиб, с великим войском, и оба талибита были разбиты из-за того, что сторонники их разбежались.

Упомянули мы ранее в этой книге [о] кончине Исма'ила б. Йусуфа б. Ибрахима б. 'Абдаллаха б. Мусы б. 'Абдаллаха б. ал-Хасана б. ал-Хасана б. 'Али б. Абу Талиба[1623], да будет доволен ими Аллах, и о тех лишениях и бедствиях, что поразили жителей Медины и прочих областей Хиджаза в дни его и о том, что случилось с братом его Мухаммадом б. Йусуфом[1624] после кончины [Исма'ила б. Йусуфа] и о войне [Мухаммада б. Йусуфа] с Абу-с-Саджем. И когда потерпел он поражение перед лицом Абу-с-Саджа, двинулся в ал-Йамаму и ал-Бахрайн[1625], захватил их и оставил там потомство свое известное и по сей день как бану-л-ахдар. И объявился в стороне Медины после этого некий сын Мусы б. 'Абдаллаха б. Мусы б. ал-Хасана б. ал-Хасана б. 'Али б. Абу Талиба[1626].

Сказал ал-Мас'уди: Упомянули мы в книге нашей Ахбар аз-заман все известия о [тех], кто объявился из рода Абу Талиба и кто из них умер в заключении и от яда и от прочих видов убийства. Из них 'Абдаллах б. Мухаммад б. 'Али б. Абу Талиб, и он Абу Хашим[1627], /181/ которого 'Абд ал-Малик б. Марван напоил ядом; Мухаммад б. Ахмад б. 'Иса б. Зайд б. 'Али б. ал-Хусайн б. 'Али б. Абу Талиб — Са'ид ал-Хаджиб привез его из Басры и заточил его в темницу, пока он не умер; был с ним сын его 'Али[1628], и когда умер отец, его освободили, и это в дни ал-Муста'ина, и было сказано другое; Джа'фар б. Исма'ил б. Муса б. Джа'фар[1629], убил его Ибн ал-Аглаб[1630] в земле ал-Магриб; ал-Хасан б. Йусуф б. Ибрахим б. Муса б. 'Абдаллах б. ал-Хасан б. ал-Хасан б. 'Али б. Абу Талиб[1631], убил его ал-'Аббас в Мекке; и привезен был в дни ал-Му'тазза из Рея 'Али б. Муса б. Исма'ил б. Муса б. Джа'фар б. Мухаммад[1632] и умер, заточенный в темнице его.

Привез Са'ид ал-Хаджиб из Медины Мусу б. 'Абдаллаха б. Мусу б. ал-Хасана б. 'Али б. Абу Талиба. Был он таким аскетом и богомольцем, что и описать нельзя, и был с ним Идрис б. Муса[1633]. Когда же двинулся Са'ид в сторону Зубалы[1634] по столбовой дороге, собралось много бедуинов из бану фазара и других племен, чтобы вызволить Мусу из рук его. Тогда отравил он его, и Муса умер там. И освободили бану фазара сына его Идриса б. Мусу.

В халифат ал-Му'тазза в двести пятьдесят втором году (866/7) было начало смуты между ал-билалиййа и ас-са'диййа[1635] в Басре, и последовало за этим появление повелителя зинджей[1636].

Об ал-Му'таззе имеются славные известия, которые мы не упомянули. Мы привели их полностью в наших двух книгах Ахбар аз-заман и ал-Аусат. И от Аллаха благополучие.

/182/ [XIV] О халифате ал-Мухтади би-л-Лаха

Присягнули ал-Мухтади Мухаммаду б. Харуну ал-Васику перед полуднем среди ночи, оставшейся от раджаба двести пятьдесят пятого года (15.06.869). Мать его — ромейская умм валад, называемая Курб[1637]. Прозывается он но кунйе Абу 'Абдаллах. И ему тогда было тридцать семь лет. Сказано: был он убит, и не сравнялось ему сорока лет, в двести пятьдесят шестом году (869/70). Было правление его одиннадцать месяцев. Погребен он в Самарре. Сказано: было рождение его в двести восемнадцатом году (833/4)

Назначил вазирами ал-Мухтади би-л-Лах нескольких человек, несмотря на кратковременность правления его. И спаслись они от убиения и иных преследований его.

Построил ал-Мухтади купол с четырьмя дверями и назвал его Куполом жалоб[1638]. Сидел он в нем ради рассмотрения жалоб простонародья и знатных. Повелевал он творить добро и препятствовать злому[1639], воспретил винопитие, запретил певиц и явил справедливость. Каждую пятницу приходил он в соборную мечеть, говорил людям проповедь и предстоятельствовал среди них на молитве. Тогда тяжелым оказался гнет его для простонародья и знати, ибо повел он их по ясной дороге. И сочли они халифат его долгим, и намучились днями его, и сговорились против него и убили его. А дело в [том], что Муса б. Буга ал-Кабир был наместником. Он пребывал в Рее и был занят войной с мужами из рода Абу Талиба, такими как ал-Хасан б. Зайд ал-Хусайни, и дайламитами[1640], которые насильственно вошли в местность Казвина и учинили убиение жителей ее. И когда достигло Мусы б. Буги [известие об] убийстве ал-Му'тазза и об участии в этом Салиха б. Васифа и тюрок, выступил он из тех мест в Самарру, осуждая то, что произошло с ал-Му'таззом.

Привели мы ранее в этой книге известия об ал-Му'таззе и о его убийстве. И не рассказали мы подробно о том, как он был убит. Заспорили люди о подробностях этого. Видел я знатоков житий и хронологий и мужей, интересующихся известиями о династиях. [Эти мужи] разошлись во мнениях относительно убийства его. И из них те, кто упомянул, что ал-Му'тазз умер в темнице своей во время халифата ал-Мухтади би-л-Лаха, внезапно в соответствии с [тем], как мы рассказали. И из них те, кто упомянул, что он был лишен в заточении своем пищи и питья и умер /184/ от непоступления питательных веществ из еды и питья. И из них те, кто считал, что ему ввели клистир из кипящей воды. И поэтому, когда его вынесли к людям, они обнаружили, что живот его опух. Наиболее распространено среди знатоков, которые интересовались известиями об Аббасидах, [то], что его насильно ввели в баню и была баня раскалена, и не дали ему выйти из нее. Потом заспорили те [знатоки]. И из них те, кто сказал, что его оставили к бане, пока не отлетела душа его. И из них те, кто упоминал, что его вынули из бани после того, как душа его чуть было не погибла от жара, потом напоили его водой со льдом, и она разорвала печень и прочие внутренности, и он тут же затих. И это на второй день, прошедший от ша'бана, двести пятьдесят пятого года (16.07.869). Мы привели полностью эти известия и разногласия знатоков по поводу этих событий в книге нашей Ахбар аз-заман.

Когда дошло до ал-Мухтади известие о походе Мусы б. Буги на Обитель халифата, не понравилось ему это, и он написал Мусе, чтобы тот оставался на месте и не покидал бы местопребывания своего, ибо нужен он там, но не захотел Муса б. Буга [ничего], кроме поспешного выступления. Так что прибыл он в Самарру, и это [было] в двести пятьдесят шестом году (869/70), и Салих б. Васиф управлял делами при ал-Мухтади. Когда же приблизился Муса к Самарре, закричало простонародье на местах своих и чернь на дорогах своих: «О Фир'аун, пришел Муса»[1641]. Салих б. Васиф бежал от ал-Мухтади, когда узнал о приходе Мусы, и сказал: «Поистине, ал-Мухтади написал Мусе тайно, чтобы он шел на Самарру и явился в нее, и написал ему открыто, чтобы он не приходил». Муж из военачальников-тюрок, называемый Байкбак, тоже захватил власть и выдвинулся. Вошел Муса в Самарру и проник к ал-Мухтади, где тот сидел, рассматривая жалобы, а помещение [было] заполнено знатными людьми и простонародьем. Тогда двинулись сторонники Мусы, ворвались в здание и стали выгонять из него простонародье самыми жестокими ударами булав и секир, что убивают, и творя насилие. И зашумело простонародье. [Тогда] поднялся ал-Мухтади, негодуя из-за деяний их с собравшимися, но [сторонники Мусы] не отвратились от того, чем занимались. [Тогда] он во гневе отошел в сторону. И подвели ему /185/ коня, и он, почувствовав их коварство, сел на него и поехал и дом Йарджуха[1642]. Муса б. Буга ушел из дома ал-Мухтади, когда увидел в нем волнение простонародья. И остановился он в доме [Йарджуха], и ал-Мухтади отвели туда. Пребывал он у Мусы б. Буги и три [дня]. Взял с него Муса обеты и клятвы, чтобы не поступил он с ним коварно. Большинство войска было с Мусой б. Бугой. И выказал ал-Мухтади [такие] набожность и воздержание, что воины настрадались от него. Не пил он вина. В нраве его была ярость, и он ненавидел Мусу. Все чуть было не закончилось благополучно, потому что Муса пожалел его. И оба они замыслили убить Салиха б. Васифа. Испугался Муса, что Салих б. Васиф строит им козни, скрываясь от них. Тогда разослал он соглядатаев на поиски его и нашел его. И когда увидел Салих, что вот-вот нападут они на него, стал сражаться, чтобы защитить себя. Потом был он убит. Отрубили ему голову и принесли ее Мусе б. Буге. Есть среди [знатоков исторических преданий] те, что считают, будто для него растопили баню и ввели его туда, и он умер в ней, подобно тому, как случилось [это] с ал-Му'таззом.

Тем временем окрепли силы Мусавира аш-Шари, приблизился он с войском своим к Самарре и причинил людям бедствия. Опасными стали дороги и появились [на них] бедуины. Тогда отправил ал-Мухтади би-л-Лах Мусу б. Бугу и Байкбака на войну с аш-Шари. Он [же] выехал вместе с ними и проводил их. Выступили они, не встречая сопротивления. И когда понял ал-Мухтади, что они возвращаются, выехал и встал лагерем у Джиср Самарра с войском из тюрок, магрибинцев и прочих, чтобы сразиться с Байкбаком. Говорят, что Байкбак прочитал Мусе послание ал-Мухтади о том, чтобы погубить его. И Мусе написал он подобное тому [о Байкбаке]. [Так] они узнали о том, что халиф разжигает вражду между ними, и отказались от [первоначальных целей своих], во имя коих выступили. Байкбак напал на ал-Мухтади, а Муса отошел за Самарру, избегая сражения с ним. И случилась между ал-Мухтади и Байкбаком великая битва, в которой было убито много народу. Байкбак потерпел поражение, а ал-Мухтади победил. Тогда напал засадной отряд Байкбака на ал-Мухтади, и в нем был Йарджух ат-Турки. И бежал ал-Мухтади со сторонниками своими. Он вошел в Самарру, прося спасения и поддержки у простонародья, крича на рынках, и впереди него [шли] люди из родов ансаров, но не было спасения. Тогда, отчаявшись в поддержке, ушел он в дом /186/ Ибн Хай'уны в Самарре, чтобы спрятаться там. [Тут] напали на него, сместили и доставили оттуда в дом Йарджуха. Было сказано ему: «Хочешь ли ты наставить людей на великое житие, которого они не знали?» И он сказал: «Я хочу наставить их на житие Посланца, да пребудет с ним приветствие и благословение Аллаха, сородичей его и Праведных халифов». Тогда было ему сказано: «Поистине, Посланец, да пребудет с ним приветствие и благословение Аллаха, был с людьми, проявлявшими благочестие в этом мире и желавшими мира иного, такими как Абу Бакр, 'Омар, 'Осман, 'Али и другие. А твои люди — это тюрок, хазар, ферганец, магрибинец и прочие инородцы, которые не ведают об участи своей на том свете, однако цель их — блага мимолетные этого мира. Как же наставишь ты их на путь истинный, о котором говоришь?» И обоюдно умножились их речи и споры их о том и об этом. Потом согласились они с ним в соответствии со своими представлениями. И когда спор их почти что завершился, поднялся Сулайман б. Вахб ал-Катиб[1643] — а может быть, некто другой — и сказал: «Дурны помыслы ваши и дела. Если и пошел [ал-Мухтади] на уступки в речах своих, то намерения его относительна вас иные». Сказал [Сулайман б. Вахб ал-Катиб]: «Он покончит со всеми вами и рассеет сообщество ваше». И когда услышали они эти речи, отступились [от слов своих] и пришли к ал-Мухтади с кинжалами. Первым ранил его племянник Байкбака. Он ранил его кинжалом в шейную вену и повалился на него, припал ртом к ране, а из нее хлестала кровь, и принялся сосать кровь, пока не напился ею. И был тюрок пьян. И когда напился он кровью ал-Мухтади, встал выпрямившись, а ал-Мухтади уже умер, и сказал: «О сторонники наши, напился я кровью ал-Мухтади, как напился в день этот вином».

Спорили о том, как именно убили ал-Мухтади. И наиболее известным из упомянутого нами является убийство его кинжалами. И есть [те], кто считал, что ему раздавили мошонку и он умер. И есть [те], кто считал, что его положили между двумя большими досками и затягивали веревками, пока он не умер. Говорили: был убит он удушением. Говорили [также]: давили его коврами и подушками, пока он [не] умер. И когда умер он, стали носить его, вопия и плача, и раскаялись в [том], что содеяли, ибо явилось им его благочестие и богомольство. Говорили, что это было во вторник четырнадцати ночей, оставшихся от раджаба двести пятьдесят пятого года (29.06.869). Муса б. Буга и Йарджух ат-Турки не были причастны к деянию тюрок.

/187/ Озлобились тюрки на ал-Мухтади оттого, [что] убил он Байкбака. [Когда] Байкбак попал в руки ал-Мухтади, тот перебил ему шею и бросил к сторонникам его. И среди [знатоков исторических известий есть те,] кто считал, что ал-Мухтади был убит в сражении, в месте, известном как Джиср Самарра, упомянутом нами прежде.

И ал-Мухтади, когда достался ему халифат, вывел Ахмада б. Исра'ила ал-Катиба[1644] и Абу Нуха ал-Катиба[1645] к Баб ал-'Амма[1646] в Самарре в четверг трех ночей, прошедших от месяца рамадан (16.08.869), ударил каждого из них пятьсот раз плетью, и они умерли. И это за дела их, заслужили они у ал-Мухтади [то], что следовало по приговору шариата сделать с ними.

Был убит ал-Мухтади, а детей у него семнадцать мальчиков и шесть девочек.

Назначил ал-Мухтади Ахмада Ибн ал-Мудаббира[1647] собирать харадж с Палестины. И случились между ними происшествия, все известия о которых мы привели в наших предшествующих книгах, как и известия об Ибн ал-Мудаббире, когда прибыл он в Палестину и какие суммы отвез в Самарру. И было сказано, что ал-Му'тазз би-л-Лах ранее отправил его в Сирию. И об Ахмаде Ибн ал-Мудаббире есть славные известия. И [есть] известия об Ибрахиме Ибн ал-Мудаббире, брате его, и о повелителе зинджей, когда тот взял его в плен.

Сказал ал-Ма'суди: И из достославных историй об Ахмаде Ибн ал-Мудаббире из [того], что записали люди о туфайлах, [известно], что Ахмад мало предавался сотрапезничеству. Было у него семеро сотрапезников, и он не общался с иными и не благоволил ни к кому прочему. Он выбрал их для своего общения и для застолья своего. Каждый из них был сведущ в некоей отрасли знаний, и не было ему в ней равных. И был некий туфайл, известный как Ибн Даррадж[1648], из совершеннейших в вежестве, из наиболее легких духом и наиболее изощренных во всякой шутке. Он не оставлял [своих] ухищрений, пока не узнал, в какое время Ахмад Ибн ал-Мудаббир сотрапезничает с избранными своими. Тогда переоделся он в одеяние его сотрапезников и вошел в сообщество их. Хаджиб подумал, что это с ведома господина его и по знакомству с прочими сотрапезниками. И он никоим образом не воспротивился этому. Вошел Ахмад Ибн ал-Мудаббир, увидел [туфайла] среди людей и сказал хаджибу своему: «Пойди к тому мужу и скажи ему: «Что тебе нужно?» [Тогда Ибн Даррадж] попал в руки хаджиба и узнал, что его разоблачили и [решил], что Ибн ал-Мудаббир не удовольствуется [никаким] иным наказанием, кроме убийства его. /188/ Прошел он, волоча ноги. И [хаджиб] сказал ему: «Хозяин спрашивает тебя: «Что тебе нужно?» [Тогда Ибн ад-Даррадж] сказал: «Скажи ему: «Ничего»». И [Ибн ал-Мудаббир сказал хаджибу|: «Вернись к нему и скажи: «Что же ты сидишь?»» [Тогда Ибн ад-Даррадж] сказал: «Скажи ему: «Я туфайл, да помилует тебя Аллах»». И сказал ему Ибн ал-Мудаббир: «Так ты туфайл?» Он сказал: «Да, да укрепит тебя Аллах». [Ибн ал-Мудаббир] сказал: «Поистине, терпят, когда входит туфайл в дома людей и портит желанную для них уединенность со своими сотрапезниками и вторгается в тайны их, [только] если туфайл имеет некоторые таланты, [к примеру], если он игрок в шахматы или в нарды, или играет на лютне или на танбуре». [Тогда] сказал [Ибн ад-Даррадж]: «Да поддержит тебя Аллах, я владею всеми этими искусствами». Сказал [Ибн ал-Мудаббир]: «А какого уровня ты в них?» Он сказал: «Высшего во всех». Сказал [Ибн ал-Мудаббир] одному [из] сотрапезников своих: «Сыграй с ним в шахматы». Тогда сказал туфайл: «Да облагодетельствует Аллах хозяина, а если я проиграю?» [Ибн ал-Мудаббир] сказал: «Мы изгоним тебя из покоев наших». [Туфайл] сказал: «А если выиграю?» [Ибн ал-Мудаббир] сказал: «Дадим тебе тысячу дирхамов». Сказал Ибн ад-Даррадж: «Не соизволишь ли ты, да поддержит тебя Аллах, приказать принести тысячу дирхамов? Ведь, поистине, [пребывают] в них силы для души и убежденность в победе». [Тогда] принесли деньги, и они сыграли. Туфайл выиграл и протянул руку, чтобы взять дирхамы. Но сказал хаджиб, чтобы отвести от себя часть [беды], в какую он попал: «Да укрепит тебя Аллах, он заявил, что он высшего уровня, а сын такого-то, слуга твой, обыграет его». [Тогда] привели слугу, и он обыграл туфайла. И сказал ему Ибн ал-Мудаббир: «Уходи». Но Ибн ад-Даррадж сказал: «Принесите нарды». Тогда их принесли, и с Ибн ад-Дарраджем сыграли, и он выиграл. Тогда сказал хаджиб: «Этот не на высшем уровне в нардах, даже привратник наш такой-то обыграет его». Привели привратника, и обыграл он туфайла. Тогда сказал ему Ибн ал-Мудаббир: «Выйди». Но он сказал: «Господин мой, а лютня?» И принесли лютню. Тогда заиграл он, и пришлось это кстати, запел и развеселил. И сказал хаджиб: «О господин мой, по соседству с нами старец-хашимит, обучающий певицу, искуснее его». Тогда привели старца, и был он зажигательнее Ибн ад-Дарраджа. И сказал ему Ибн ал-Мудаббир: «Выйди». И [туфайл] сказал: «А танбур?» Тогда дали ему танбур, и он заиграл на нем [так], что люди не слыхивали лучше этого, а потом запел. И сказал хаджиб: /189/ «Да укрепит Аллах хозяина, по соседству с нами перекупщик искуснее его». Тогда привели перекупщика, и он был искуснее Ибн ад-Дарраджа. И сказал ему Ибн ал-Мудаббир: «Изучили мы тебя со всем тщанием, но не заслуживает ремесло твое ничего [иного], кроме изгнания из дома нашего». Тогда туфайл сказал: «О господин мой, осталась у меня славная шутка». Тот сказал: «А какова она?» Туфайл сказал: «Прикажи принести мне самострел с пятьюдесятью свинцовыми шарами. Пусть поставят этого хаджиба на четвереньки, а я стану метать их все ему в зад, и если хоть один не попадет, ты перебьешь мне шею». Тут закричал хаджиб, и Ибн ал-Мудаббир обрел в этом исцеление душе своей [и узрел] наказание для хаджиба и воздание ему за [то], что тот оплошал и пустил туфайла в его собрание. Тогда приказал он принести два седла, и их принесли. Одно поставили на другое, а сверху привязали хаджиба. Потом приказал Ибн ал-Мудаббир принести самострел и свинцовые шары и вручил их туфайлу. И тот метнул их и не промахнулся. Освободили хаджиба, а он стонал от [того], что с ним было. [Тогда] сказал ему туфайл: «Нет ли у ворот хозяина [кого-либо], кто мог бы сделать подобное этому?» И [хаджиб] сказал: «О рогач, если мишенью будет моя задница, — нет!»

О туфайлах есть славные истории, подобные повести о Бунане ат-Туфайли, об ал-Мутаваккиле и о лаузиндже[1649] и [о том], как начал он считать от одного и далее, а также другие истории, которые привели мы в наших двух книгах Ахбар аз-заман и ал-Аусат подробно, целиком и полностью. В этой книге мы помещаем только самое замечательное из [того], о чем мы не упомянули в предыдущих наших книгах.

В правлении своем ал-Мухтади би-л-Лах шел путем праведности и веры. Поэтому приблизил он улемов, возвысил факихов и объял их милостями своими. Говаривал он: «О Хашимиты, дайте мне идти но пути 'Омара б. 'Абд ал-'Азиза, и тогда буду я среди вас подобен 'Омару б. 'Абд ал-'Азизу среди Омейядов». Проявил он умеренность в одеяниях, убранстве, яствах и питье. Приказал он вынести золотые и серебряные сосуды из хранилищ. Их сломали и начеканили динаров и дирхамов. Обратился он к изображениям, /190/ что находились в покоях, и были они стерты. И заколол он козлов, которых стравливали перед халифами, и убил заключенных в клетки зверей. Убрал ал-Мухтади бархатные ковры и всякую утварь, не разрешенную шариатом. До него тратили халифы за трапезами своими каждый день [по] десять тысяч дирхамов. Уничтожил он это и определил для стола своего и прочего кормления на каждый день сто дирхамов и постоянно постился он.

И сказано, что когда убили ал-Мухтади, выкинули вещи его оттуда, где он скрывался. И нашли запертый его ларец и вообразили, будто там деньги или драгоценности. Когда же его открыли нашли там шерстяную джуббу и оковы. Говорили еще: власяницу Тогда спросили [того], кто ему прислуживал, и он сказал: «Когда наступала ночь, ал-Мухтади надевал ее и сковывал себя. И он совершал ракаты и падал ниц, пока [не] заставало его утро. И спал он ночью час после второй вечерней молитвы, потом вставал».

И, поистине, слышал некто, общавшийся с [ал-Мухтади] перед тем, как убили его, что когда совершил он вечернюю молитву и приблизилось время разговления, то сказал: «Господи, верно передают от пророка Твоего Мухаммада, да пребудет с ним приветствие и благословение Аллаха, что он сказал: «Молитва троих не заслонится от Аллаха — молитва справедливого имама, — а я источил душу свою ради справедливости к пастве моей, — и молитва несправедливо обиженного, и молитва постящегося, пока он не разговеется», — а я постящийся». И принялся молиться [за гонителей своих], чтобы быть избавлену от зла их.

Упомянул Салих б. 'Али ал-Хашими[1650]. Он сказал: Однажды присутствовал я, когда воссел ал-Мухтади для рассмотрения жалоб, и я увидел простоту доступа к нему и отправку писем от него в различные области [по поводу того], на что ему жаловались, и это мне понравилось. Тогда принялся я вперять в него взор, когда смотрел он в бумаги, а когда поднимал он взор свой на меня, я отворачивался. И он словно узнал, чту в душе моей, и сказал мне: «О Салих, кажется мне, есть на душе у тебя [нечто], о чем ты хочешь сказать». Я сказал: «Да, о Повелитель Верующих». Тогда он замолчал. Кода же освободился он от дел своих, приказал мне не уходить. Он поднялся, а я долго сидел. Потом он позвал меня, и я вошел к нему, а он — на циновке для молитвы. Тогда он сказал мне. «О Салих, расскажешь ли ты мне о [том], что у тебя на душе, или я расскажу тебе об этом?» Я сказал: «Нет, пусть лучше говорит Повелитель Верующих». И он сказал: «Кажется мне, что тебе понравилось [то], что видел ты в /191/ присутствии нашем, и ты подумал: «Что это за халиф, если не говорит о сотворенности Корана»»[1651]. И я сказал: «Да». Тогда он сказал: «И я полагал так некоторое время, пока не привели к ал-Васику старца из людей фикха и хадиса, из жителей Аданы на сирийской границе, в оковах, высокого, благообразного. И [старец] приветствовал его безбоязненно и кратко помолился за халифа. Тогда увидел я стеснение в глубине глаз ал-Васика и милость к [этому старцу]. И [ал-Васик] сказал ему: «О старец, отвечай Абу 'Абдаллаху Ахмаду б. Абу Ду'аду, о чем он спросит». Тогда он сказал: «О Повелитель Верующих, Ахмад мал и слаб для спора». И я заметил в ал-Васике вместо мягкости и милости к [старцу] гнев. И он сказал ему: «Абу 'Абдаллах слаб для спора?» Тогда он сказал ему: «Не расстраивайся, о Повелитель Верующих. Позволишь ли поговорить с ним?» И сказал ему ал-Васик: «Разрешаю тебе». Тогда повернулся старец к Ахмаду и сказал ему: «О Ахмад, к чему ты призвал людей?» И он сказал: «К речам о сотворенности Корана». Тогда сказал старец: «Входит ли учение твое, к которому ты призвал — людей, о сотворенности Корана, в религию и будет ли религия совершенной только благодаря этому учению?» Он сказал: «Да». Сказал старец: «Призвал Посланец Аллаха, да пребудет с ним приветствие и благословение Аллаху, людей к этому или избавил от этого?» Он сказал: «Избавил их». [Старец] сказал: «Так знал ли это Посланец Аллаха, да пребудет с ним приветствие и благословение Аллаха, или не знал?» Он сказал: «Он знал это». Сказал старец: «Тогда почему призвал ты людей к [тому], к чему Посланец Аллаха, да пребудет с ним молитва и благословение Аллаха, не призывал их и от чего он их избавил?» Тогда замолчал Ахмад, и сказал старец: «О Повелитель Верующих, это первое». Потом сказал он ему через некоторое время: «О Ахмад, сказал Аллах и Книге Своей редкостной: «Сегодня Я завершил для вас вашу религию и закончил для вас Мою милость и удовлетворился для вас исламом как религией»[1652]. А ты сказал, что не будет религия совершенной без учения нашего о сотворенности Корана. Но более прав Аллах в Его завершении и окончании или ты в ущербности своей?» И он замолчал. Сказал старец; «О Повелитель Верующих, это второе». Потом сказал он [Ахмаду] через некоторое время: «Сообщи мне, о Ахмад, о речении Аллаха, Велик Он и Славен, в Книге Его: «О посланник, передай, что низведено тебе от твоего Господа»[1653]. И так далее. И принадлежит ли учение это твое, к которому призвал ты людей, к [тому], что донес Посланец Аллаха, да пребудет с ним молитва и благословение Аллаха, до общины, или нет?» Тогда он замолчал. И сказан старец: «О Повелитель Верующих, это третье». Потом сказал он через некоторое время: «Сообщи мне, /192/ о Ахмад, если бы узнал Посланец Аллаха, да пребудет с ним приветствие и благословение Аллаха, об этом твоем учении, к которому и произнесению которого касательно сотворенности Корана призвал ты людей, мог бы он отречься от них или нет?» Сказал Ахмад: «Да, для него это было бы возможно». Тогда сказал старец: «А также для Абу Бакра и 'Омара, а также для 'Османа и также для 'Али, да будет доволен ими Аллах?» Ахмад сказал: «Да». Тогда повернул старец лик свой к ал-Васику и сказал: «О Повелитель Верующих, если не позволено нам [то], что позволено Посланцу Аллаха, да пребудет с ним приветствие и благословение Аллаха, и асхабам его, то Аллах суров с нами». Тогда сказал ал-Васик: «Да не позволит нам Аллах, если не позволительно нам [то], что позволительно для Посланца Аллаха, да пребудет с ним приветствие и благословение Аллаха, и для асхабов его». Потом сказал ал-Васик: «Разорвите оковы его». И когда сорвали с него оковы, надел он их на себя [снова]. И сказал ал-Васик: «Оставьте его». Потом сказал он старцу: «Почему надел ты их на себя [снова]?» Он сказал: «Потому что дал я зарок надеть их. И если надену я их, то завещаю положить между саваном и телом моим, чтобы сказать: «О Господи, спроси этого раба Своего, зачем сковал он меня несправедливо и стращал из-за меня родичей моих?» Тогда заплакал ал-Васик, и заплакал старец, и все присутствовавшие. Потом сказал ему ал-Васик: «О старец, прости меня». И он сказал: «О Повелитель Верующих, не успею я выйти из дома своего, как поставлю тебя среди добродетельных из уважения к Посланцу Аллаха, да пребудет с ним приветствие и благословение Аллаха, и к родству твоему с ним». Тогда просиял лик ал-Васика от радости. Потом сказал он ему: «Останься у меня, я тебя обласкаю». И старец сказал: «Пребывание мое в дальних пределах полезнее. Я древний старец, и есть у меня просьба». Он сказал: «Проси, что потребно тебе». Старец сказал: «Позволит ли мне Повелитель Верующих вернуться туда, откуда забрал меня этот нечестивец?» Он сказал: «Разрешим тебе». И приказал ал-Васик выдать ему награду, и старец не принял ее. С тех пор отступился я от того учения, и полагаю, что и ал-Васик отступился от него».

Сказал [Салих б. 'Али ал-Хашими]: Показал мне ал-Мухтади однажды тетради книгохранилищ. [И оказалось], что на обложке одной из этих книг байты, сказанные ал-Му'таззом и написанные рукою его. И [вот] они:

Тогда нахмурилось лицо ал-Мухтади би-л-Лаха, и он сказал: «Молодость и власть юности». И ал-Мухтади, бывало, часто произносил первый байт этого стихотворения.

Упомянул Мухаммад б. 'Али ар-Раба'и. Был он из [тех], кто завсегдатайствовал у ал-Мухтади, и был он хорош общением, знающим деяния людей и известия о них. Он сказал: Проводил я ночи вместе с ал-Мухтади, и однажды ночью он сказал мне: «Знаешь ли ты известие Нуфа[1654], которое поведал он от 'Али б. Абу Талиба, когда ночевал с ним?» Я сказал: «Да, о Повелитель Верующих. Упомянул Нуф, сказав: «Видел я 'Али, да будет доволен им Аллах, однажды ночью, когда часто выходил он, входил и глядел на небо. Потом он сказал мне: «О Нуф, спишь ты? » Сказал Нуф: «Я сказал: «Нет, смотрю я. Не смыкаю я глаз с этой ночи, о Повелитель Верующих». Тогда он сказал мне: «О Нуф, блаженны благочестивые в этом мире, стремящиеся к свету иному. Они — люди, что сделали землю Божью ковром, пыль ее — одеждой, воду ее — благовонием, Писание — знамением, молитву — покровом. Потом отстранились они от мира этого подобно ал-Масиху 'Исе б. Марйам, да пребудет он в мире. О Нуф, поистине, Аллах Всевышний внушил рабу Своему 'Исе, да пребудет он в мире: «Скажи сынам Исраилевым, чтобы не входили они ко Мне, кроме как с сердцами боязливыми, и взорами потупленными, и ладонями чистыми. И объяви им, что Я не отвечу ни одному из них на молитву его, если хоть одна из тварей Моих [потерпит] от них несправедливость»». Сказал Мухаммад б. 'Али ар-Раба'и: Клянусь Аллахом, записал ал-Мухтади это известие рукою своею. И слышал я в глубине ночи, когда оставался он наедине с Господином своим в предназначенном для того доме, как плакал он, говоря: «О Нуф, блаженны /194/ благочестивые в этом мире, стремящиеся к свету иному». И [часто] рассказывал он известие это до конца его, пока [не] произошло известное дело между ним и тюрками, которые убили его.

Сказал Мухаммад б. 'Али: Сказал я однажды ал-Мухтади, оставшись с ним наедине, когда перечислили мы многие беды мира этого, и [тех], кто желал его, и [тех], кто отказался от него и явил в нем благочестие: «О Повелитель Верующих, что заставляет человека мыслящего, здравого, хотя и знает он о всех бедах мира этого и о быстроте ухода его, гибели его и об ослеплении [тех], кто стремится к нему, все же любить его и быть привязанным к нему?» Сказал ал-Мухтади: «Предопределено это человеку. Из мира этого создан он, и мир этот — мать ему. В нем вырос человек, и он — жизнь его. В нем определено пропитание человека, и он бытие его. В него возвращается человек, и мир этот кончина его. И в нем приобретает человек рай, и мир этот — начало счастья человека. Мир этот — переход праведников в рай. Так как же не любить дорогу, ведущую шествующего по ней к раю, [а человек такой пребывает] в непреходящей благости, вечно сущим, если он из жителей рая?»

И сказано, что речи эти из ответа 'Али б. ал-Хусайна б. 'Али б. Абу Талиба, да будет доволен ими Аллах. И ответил он так вопрошающему, спросившему его об этом. И они взяты из слов Повелителя Верующих 'Али б. Абу Талиба, да будет доволен им Аллах, когда восхвалил он мир этот и стал порицать порицающего его, как предпослали мы ранее в этой книге, в главе о благочестии его и известий о нем[1655].

Сказал ал-Мас'уди: Было выступление повелителя зинджей в Басре в халифат ал-Мухтади, и это в двести пятьдесят пятом году (868/9). Он утверждал, что является 'Али б. Мухаммадом б. Ахмадом б. 'Исой б. Зайдом б. 'Али б. ал-Хасаном б. 'Али б. Абу Талибом. Большинство людей отрицает, что он глашатай рода Абу Талиба. Был он из жителей деревни в окрестностях Рея, называемой Варзанин[1656]. Деяния его указывают на то, что его справедливо обвиняли в следовании воззрениям азракитов из хариджитов[1657], ибо против него свидетельствуют убийства женщин, детей и умирающих старцев, которые не заслуживают убиения. /195/ Есть у него проповедь, в начале которой он говорит: «Аллах Превелик, Аллах Превелик. Нет божества кроме Аллаха, и Аллах Превелик. Только Аллаху принадлежит власть». Считал он все грехи многобожием. Сторонники его были зинджами. Явление его было в Би'р Нахл[1658] между Мадинат ал-Фатх и Карх ал-Басра[1659] в ночь четверга трех ночей, оставшихся от месяца рамадана двести пятьдесят пятого года (08.09.869). Овладел он Басрой в двести пятьдесят седьмом году (870/1). Был он убит в ночь субботы двух ночей, прошедших от сафара двести семидесятого года (12.08.883), и это в халифат ал-Му'тамида 'ала-л-Лаха. Составили люди об известиях, о сражениях его и делах многие книги. И первый, кто собрал известия о нем и о начале дел его, когда попал он в страну ал-Бахрайн и [о том], что было между ним и бедуинами, — Мухаммад б. ал-Хасан б. Сахл[1660], сын брата обладателя Двух Верховенств ал-Фадла б. Сахла, сподвижника ал-Ма'муна. И он — муж, у которого с ал-Му'тадидом би-л-Лахом[1661] было [то], о чем упомянули мы и чем прославился он прежде среди людей, пока не водрузил его ал-Му'тадид, словно курицу, на огонь, и кожа его раздулась и потрескалась.

Упомянули люди повелителя зинджей в известиях о носящих белые одежды и [в] книгах. Привели мы все известия о нем и о начале дела ал-билалиййи и ас-са'диййи в Басре в ал-Китаб ал-Аусат, что избавляет от необходимости повторения этого. Мы приведем в этой книге в подобающем тому месте самое замечательное и известий [о] повелителе зинджей и [о] том, как он был убит.

Сказал ал-Ма'суди: В этом году, и этот год двести пятьдесят пятый (868/9), и сказано — год двести пятьдесят шестой (869/70), была кончина 'Амра б. Бахра ал-Джахиза в Басре, в мухарраме[1662]. И не знает никто из знатоков преданий и людей науки никого, у кого было бы более книг, хотя и исповедовал он учение ал-'усманиййа[1663]. Было у Абу-л-Хасана ал-Мада'ини много книг, однако Абу-л-Хасан ал-Мада'ини воспроизводил [то], что слышал. А книги ал-Джахиза, несмотря на известное его заблуждение, устраняют ржавчину умов и открывают ясность довода, ибо сложил он их наилучшим сложением, вымостил их наилучшим мощением и облачил их из слов своих в самые обильные выражения. И если 196 // страшился он скуки читателя и усталости слушателя, переходил от серьезности к шутке и [от] красноречивой мудрости к забавной выдумке. У него славные книги, из них Китаб ал-байан ва-т-табйин[1664]. Она самая благородная из них, ибо собрал он в ней прозу и стихи, и отборные стихотворения, и славные известия, и красноречивые проповеди. И если бы кто-нибудь ограничился только этой книгой, то удовольствовался бы ею. И Китаб ал-хайаван[1665], и Китаб ат-туфайлиййин[1666], и Китаб ал-бухала'[1667], и прочие книги его, достигшие предела совершенства, в которых не стремился он к обману или к отрицанию правды. И не знаем из бывших прежде и потом мутазилитов более красноречивый, нежели он.

Был он слугой Ибрахима б. Йасара ан-Наззама[1668], от него он и взял и у него учился.

Рассказывал Йамут б. ал-Музарра', которому ал-Джахиз был дядя по матери. Он сказал: Вошли к дяде моему по матери люди из Басры из числа друзей его во время болезни, от которой он умер, и спросили его о состоянии его. И он сказал: «Болен от двух причин — от недугов и долгов». Потом он сказал: «Я попал в лапы спорящих друг с дружкой болезней, из которых одной достаточно, чтобы бояться смерти, но самая опасная из них — быть семидесяти с лишним лет от роду», — имея в виду свой возраст.

Сказал Йамут б. ал-Музарра': Натирал он правую половину тела своего из-за сильного в ней жара сандаловым деревом и камфорой, а другой стороной, если бы стали резать ее ножницами, не почувствовал бы он [ничего] от онемения [ее] и холода.

Сказал Ибн ал-Музарра': Слышал я, как он говорил: «Видел я в Басре мужа, ходившего там и тут по делам людей. И сказал я ему: «Утомил ты этим тело свое, износил одежды, истощил аргамака и погубил слугу. Нет тебе ни отдыха, ни покоя. [Вот] если бы немного поберечься». Он сказал: «Слышал я щебетание птиц на рассвете, на вершинах дерев, и слышал я искусно играющих на струнах певиц. И не получал я удовольствия большего, нежели от голоса благодарящего, которому оказал я услугу или по делу которого я ходил». Йамут не навещал больного, опасаясь, что испугается он имени его[1669]. Передают от него славные известия и хорошие стихи. Жил он в Табарие[1670], что в области Иордания в Сирии, и умер там, и это после трехсотого года (912/13). Был он из людей науки, умозрения, знания и спора. У него сын, называемый 197 // Мухалхил б. Йамут б. ал-Музарра'[1671], и он искусный поэт из поэтов этого времени, и это год триста тридцать второй (943/4). О нем говорит отец его Йамут б. ал-Музарра':

И об ал-Мухтади имеются славные известия, о которых упомянули мы в предшествующих наших книгах. Аллах — податель благополучия.

/198/ [XV]. О халифате ал-Му'тамида 'ала-л-Лаха

Присягнули ал-Му'тамиду Ахмаду б. Джа'фару ал-Мутаваккилу во вторник четырнадцати ночей, оставшихся от раджаба двести пятьдесят шестого года (20.06.870). И ему двадцать пять лет. Прозывается он по кунйе Абу-л-'Аббас. Мать его умм валад куфийка, называемая Фитйан[1672]. Умер он в раджабе двести семьдесят девятого года[1673], и [было] ему сорок восемь лет. И был халифат его двадцать три года.

Когда достался халифат ал-Му'тамиду 'ала-л-Лаху, назначил он вазиром 'Убайдаллаха б. Йахйу б. Хакана, вазира ал-Мутаваккила. Когда же умер 'Убайдаллах, назначил он вазиром ал-Хасана б. Махлада, потом перешло вазирство к Сулайману б. Вахбу, потом перешло к Са'иду. Пожаловал ал-Му'тамид брата своего Абу Ахмада ал-Муваффака и 'Али Муфлиха[1674] в четверг, первого числа раби ал-аввал двести пятьдесят восьмого года[1675] и отрядил их в Басру, чтобы сражаться с повелителем зинджей. И сразился Муфлих ат-Турки с повелителем зинджей во вторник двенадцати ночей, оставшихся от джумада-л-ула двести пятьдесят восьмого года (27.03.872). Поразила Муфлиха стрела в висок, и умер он наутро [в] четверг. Отвезли его в Самарру и похоронили там, и перестал Абу Ахмад [ал-Муваффак] сражаться с повелителем зинджей.

В двести шестидесятом году (873/4) преставился Абу Мухаммад ал-Хасан б.'Али б. Мухаммад б. 'Али б. Муса б. Джа'фар б. Мухаммад б. 'Али б. ал-Хусайн б. 'Али б. Абу Талиб[1676], да пребудет с ним мир, в халифат ал-Му'тамида, и ему двадцать девять лет. Он — отец ожидаемого Махди и двенадцатый имам у ал-кат'иййа из имамитов, и они — основа шиитов. Они разошлись во мнениях относительно Ожидаемого из рода Мухаммада, да пребудет с ним приветствие и благословение Аллаха, после кончины ал-Хасана б. 'Али, и разделились на двадцать сект. Мы упомянули доводы каждой из этих сект и [того], что каждая секта выбрала для учения своего, в книге нашей, озаглавленной ал-Макалат фи усул ад-дийанат, и [то], чему они следуют относительно сокровенного и прочего.

Ранее выслал ал-Мухтади Кабиху, мать ал-Му'тазза, [а также] 'Абдаллаха б. ал-Му'тазза, Исма'ила б. ал-Мутаваккила, Талху б. ал-Мутаваккила [ал-Муваффака] и 'Абд ал-Ваххаба б. ал-Мунтасира[1677] в Мекку. Когда же достался халифат ал-Му'тамиду, он послал гонца с приказом привезти их в Самарру.

/200/ В двести шестьдесят втором году (875/6) был поход Йа'куба б. ал-Лайса ас-Саффара[1678] на Ирак с великими полчищами. И тогда остановился он в Дайр ал-'Акул[1679] на берегу Тигра между Васитом и Багдадом. Привели мы в книге нашей Ахбар аз-заман известие о начале [деяний] Йа'куба б. ал-Лайса в стране Сиджистан[1680], о бытности его в юности медником, выступлении его с мутавви[1681] из Сиджистана на войну с аш-шурат, знакомстве его с Дирхамом б. Насром[1682], [а также] известие [о] Шадрике, городе аш-шурат, что за Сиджистаном, знаемом как Аук, [а также о] возвышении положения Йа'куба, пока [не] выступил он и [не] вошел в страну Забулистан[1683], и это страна Файруза сына Кабака[1684], царя Забулистана; и что было между ним и посланцем царя Индии на Джиср Басат, [а также о] вхождении его в область Герат[1685], потом Балх; о кознях его, пока [не] вошел он в область Нишапура[1686]; о захвате им Мухаммада б. Тахира б. 'Абдаллаха б. Тахира б. ал-Хусайна, а потом вхождении его в страну Табаристан и столкновении его с ал-Хасаном б. Зайдом ал-Хасани, наряду с [тем], касательно чего упомянули мы прежде известия о Хамзе б. Адраке ал-Хариджи[1687] и деяниях его и дни 'Абдаллаха б. Тахира. По нему именуются ал-хамзиййа[1688] из хариджитов. Мы довели известия об Йа'кубе б. ал-Лайсе от начала его до конца, до самой его кончины в области Гиндишапура[1689], что под ал-Ахвазом.

Когда же остановился Йа'куб б ал-Лайс в Дайр ал-'Акул, выехал ал-Му'тамид и встал лагерем в субботу трех ночей, прошедших от джумада-л-ахира двести шестьдесят второго года (5.03.876), в месте, известном как ал-Ка'им в Самарре, оставив вместо себя сына своего ал-Муфаввида[1690]. Дошел ал Му'тамид до Сиб бани Кума[1691] в четверг пяти ночей, прошедших от раджаба этого года (4.04.876). И сразился он с ас-Саффаром в воскресенье девяти ночей, прошедших от раджаба этого года (7.04.876), в месте, известном как Идтарбуд[1692], между ас-Сибом[1693] и Дайр ал-'Акул. Разбил он ас-Саффара, разграбил лагерь его и захватил у сторонников его около десяти тысяч голов верховых животных. А было это вот как: пустил ал-Му'тамид на ас-Саффара реку, известную как ас-Сиб, и вода покрыла /201/ пустыню. И понял ас-Саффар, что попал он в западню. В тот день нападал он на сторонников власти более десяти раз. Утопил он Ибрахима б. Симу[1694], убил рукой своею много людей и заколол Мухаммада б. Уташа ат-Турки[1695]. [Ас-Саффар] полагал, что это слуга, и сказал сторонникам своим: «Не видел я в войске их подобного этому слуге». В этот день нацелился ас-Саффар на правое крыло халифского войска, а начальствовал им Муса б. Буга, и убил многих людей, из них магрибинца, известного как ал-Мубарка'[1696]. Ас-Саффар спас себя самого и большую часть своих богатств и своего снаряжения. Стали преследовать [ас-Саффара] войско ал-Му'тамида и жители деревень и ас-Савада. [Тогда] была разграблена большая часть его богатств и снаряжения. Выручили Мухаммада б. Тахира б. 'Абдаллаха б. Тахира, бывшего в оковах. Прежде пленил его ас-Саффар в Нишапуре, как мы упомянули, и с ним 'Али б. ал-Хусайн[1697] из курайш. Мухаммада б. Тахира доставили к ал-Муваффаку, начальствовавшему над срединой войска, и он разбил оковы его, пожаловал его и вернул в степень его.

И сказано, что причина поражения ас-Саффара в тот день, наряду с упомянутыми нами разливом реки и угоном лошадей, заключается в [том], что Насир ад-Дайлами[1698], маула Са'ида б. Салиха ал-Хаджиба, был в шазаватах[1699] на середине Тигра. И поравнялся он с задней частью стана войска ас-Саффара, вышел из шазаватов и бросил огонь в гущу верблюдов, мулов, ослов и лошадей, а было в войске его пять тысяч верблюдов бактрийских, быстроходных и иных. Тогда рассеялись верблюды по стану, и разбежались мулы и лошади. Люди в рядах ас-Саффара взволновались от услышанного и увиденного ими позади себя в войске его и стане. И потерпел ас-Саффар поражение, как мы упомянули. И говорится, что Йа'куб б. ал-Лайс сказал байты об этой своем предприятии и о походе своем, и о [том], что взбунтовался он против ал-Му'тамида и бывших с ним маула, осуждая потерю ими религии и небрежение ими к делу повелителя зинджей. И он сказал:

Была кончина ас-Саффара в среду семи ночей, оставшихся от шаввала двести шестьдесят пятого года (3.10.869), как мы упомянули, в Гиндишапуре.

Оставил он в казне своей пятьдесят тысяч дирхамов и триста тысяч динаров. И занял место его брат его 'Амр б. ас-Лайс[1700].

Управлял Йа'куб б. ал-Лайс войсками своими управлением, о подобном которому не слыхано было среди бывших прежде царей в миновавших народах из числа персов и прочих. И славной была преданность их делу его и прямота их в повиновении ему, ибо охватила их милость его, обняла их доброта его, и наполнил он сердца их почитанием себя. Вот одно из проявлений покорности их ему. Был он в земле Фарса и позволил людям пасти коней. Потом что-то случилось, и захотел он уйти и переехать из той области. [Тогда] возгласил глашатай его о том, что лошадей надо прекратить пасти. И видели, как человек из сторонников его поспешил к лошади своей, а во рту у нее была трава. И он вытащил траву изо рта ее, боясь, что она будет жевать ее после [того], как он услышал приказ. Обратился он к лошади с речью и сказал по-персидски: «Амир ал-Му'минин. Давабра аз тар буриданд». И объяснение этого: «Оторвите лошадей от травы»[1701]. И видели в то время в лагере его мужа из военачальников его, обладающего степенью, на теле его была железная кольчуга, а под нею не было никакой одежды. И сказали ему об этом. [Тогда] он сказал: «Воззвал глашатай амира: «К оружию», а я был наг, ибо омывался от грязи, и дело это не позволило мне надеть платье под оружие». И если приходил к ас-Саффару какой-нибудь человек, желая служить у него и предпочитая посвятить себя ему, он всматривался в него, и если нравился ему вид этого человека, выспрашивал он известия о нем и испытывал умение его стрелять или колоть копьем, или прочие навыки. И если видел ас-Саффар [то], что нравилось ему, выспрашивал сведения о нем и о положении его, и откуда он пришел, и с кем был. И если это совпадало с [тем], что слышал он от него, то говорил он пришедшему: «Пожертвуй мне достояние твое из денег, вещей и оружия». И пришедший отдавал ас-Саффару все, что у него было. /203/ Потом посылал ас-Саффар назначенных для того людей, и они продавали все это и обращали имущество в золото и серебро и отдавали новому человеку. И он заносился в диван. Потом удовлетворялись потребности его в одежде, оружии, пище, питье, лошадях, мулах и ослах из конюшни ас-Саффара, чтобы не испытывал человек нужды ни в чем, что необходимо ему по мере положения своего и степени своей. И если после этого ас-Саффар разочаровывался в поведении [новобранца] и не был доволен выбором своим, то лишал его всего, чем облагодетельствовал, так что он покидал войско его примерно [таким], как и входил в него, унося с собою свои золото и серебро. Если же был тот человек достаточным, то оставался у него избыток жалования его, и ас-Саффар не лишал его прежнего имущества. Все лошади ас-Саффара были его собственностью, корм им давался за его счет, и у них были конюхи и попечители, ходившие за ними. У конюхов были и особые лошади, однако и ими владел ас-Саффар. Он сделал себе трон из дерева, похожий на ложе, и брал его с собой, куда бы [ни] направлялся в походах своих. Ас-Саффар часто сиживал на нем, глядя с него на людей войска своего, на кормление лошадей своих и примечал промахи попечителей своих. И если видел он что-либо, не нравившееся ему, поспешал изменить это. Избрал ас-Саффар из сторонников своих тысячу мужей по доброй их воле, известных богатством и яростных в сражениях, и сделал их владельцами золотых палиц, и в каждой из этих палиц по тысяче мискалей[1702] золота. Потом следовал за ними в одежде и богатстве второй отряд — обладатели серебряных палиц. И если были праздники или дни, когда нуждался он в том, чтобы покрасоваться перед врагами и торжественно выступить, он вручал им те палицы. И были отлиты эти палицы как источник денег на случай нужды.

Спросили одного из доверенных лиц ас-Саффара, что знал обстоятельства его, о [том], чем занимается ас-Саффар в одиночестве, и об общении его со своими ближними, и полуночничает ли он с кем-либо или собеседует с кем-нибудь. И доверенный человек ас-Саффара упомянул, что ас-Саффар никому не поверяет секретов своих и не посвящает никого в свои намерения и решения. Большую часть дня своего /204/ [проводит] он наедине с собой размышляя, о чем хочет, выказывая не [то], что заботит его, и не вовлекает никого в [то], что замышляет, спрашивая мнения, или другим образом. Поистине, смотрит он на отобранных им маленьких мальчиков и занимается ими. Воспитывает он их, наставляет и собирает их и дает им сделанные им для них кожаные пояса. Они сражаются ими перед ним. И этим он более всего занят, если освободится от дел своих.

Когда сразился ас-Саффар с ал-Хасаном б. Зайдом ас-Хасани в Табаристане, и это в двести шестидесятом году (873/4), ал-Хасан б. Зайд бежал, и увлекся Йа'куб погоней. И были с ним посланцы властей, направившиеся к нему с письмами и грамотами от ал-Му'тамида, когда они возвратились из погони за ал-Хасаном б. Зайдом. Сказал ему один из них, когда увидел явившуюся в той войне покорность людей ас-Саффару: «Не видел я, о амир, подобного дела». Сказал ему ас-Саффар: «Удивительнее этого [то], что я покажу тебе». Потом приблизились они к месту, где находился стан ал-Хасана б. Зайда, и обнаружили мешки с деньгами, повозки, оружие, снаряжение и все, что было оставлено на прежнем месте в стане во время поражения. Никто из сторонников ас-Саффара не скрыл ничего из этого, и не притронулись они к добыче, став лагерем поблизости, откуда могли они все это видеть, а позади них был ас-Саффар. Тогда сказал ему гонец: «Вот управление и выучка, [в] которой воспитывал их амир, так что удалось ему получить от них [то], чего желал он».

И сидел ас-Саффар не иначе как на куске дерюги, длина которого, похоже, была семь пядей[1703], а в ширину — два локтя[1704] или несколько больше. Рядом с ним был щит его, и на него он опирался. В шатре его не было ничего, кроме этого. И если хотел он спать ночью или днем, ложился на шит свой, снимал с древка знамя и делал его подушкой своей. Бульшую часть одежды его составлял рваный кафтан из цветной материи, называемой фахити.

И было в обычае у него, что военачальники, вожди и приближенные его входили в дверь /205/ шатра его в соответствии со степенями своими, чтобы глаз его наблюдал за ними. И он видел, как они проходят между колышками и канатами шатров в [особо] поставленную палатку, и он не видел ее местоположения, но видел, как идут они к ней и как выходят из нее. И кто из них нуждался в нем и нуждался в разговоре с ним или в приказе его или в запрете его, обращался к нему, и ас-Саффар приказывал ему. Прохождение вельмож пред взором его заменяло приветствие ему. Никому не было позволено подходить к двери покоя его, кроме некоего мужа из приближенных его, известного как ал-'Азиз, и братьев ас-Саффара. Позади шатра его была у него палатка, близко расположенная от веревок, державших шатер его, в ней — слуги из приближенных его. И если нуждался он в деле, по поводу которого надо было отдать приказ, [то] кричал им, и они выходили к нему. Но если он находился большую часть дня своего и ночи в том месте, они не стояли у головы его. Его шатер был окружен другими шатрами, из шерсти. Пятьсот слуг ночью караулили его порог. И над каждым из них попечитель, приставленный, чтобы следить за состоянием их, дабы не учиняли они зряшнего дела и разврата, и попечитель отвечал за слугу. Каждый день закалывали для ас-Саффара двадцать овец, и готовились они в пяти медных больших котлах. У него были каменные котлы, в которых ему готовилось часть того, чего он желал. И у него каждый день [были] рис, хабиса и фалузадж[1705] наряду с пятью котлами. И это тяжелые кушания. Ас-Саффар ел это, а остатки раздавал слугам, что внутри шатра его, потом воинам, окружавшим его шатер, и приближал их к себе в соответствии с их степенями.

Сказал некто, прибывший к нему с посланием от властей: «О амир, ты при главенстве своем и положении своем держишь в палатке только оружие и дерюгу, на которой сидишь». [Ас-Саффар] сказал: «Сторонники повинуются главе людей благодаря свершаемым им делам и образу жизни. И если бы стал я использовать упомянутую тобой утварь, то мы бы отягчили вьючных животных и последовали бы моему примеру [те], кто в войске моем. Мы пересекаем ежедневно пустыни, степи, долины и русла, и не годится для нас ничто, кроме [легкого снаряжения]».

Ас-Саффар мало использовал мулов в войске своем. Было в войске его пять тысяч /206/ верблюдов бактрийских и вдвое больше числа их серых ослов, подобных мулам, и это ослы, известные как саффарийские, таскающие тяжести вместо мулов. И причиной тому было [то], что если ас-Саффар останавливался, то верблюдов и ослов отпускали пастись, а мулы на это неспособны.

Сказал ал-Мас'уди: У Йа'куба б. ал-Лайса ас-Саффара и 'Амира б. ал-Лайса, брата его, имеются удивительные деяния и мудрые решения, а также боевые приемы и хитрости. Привели мы их вместе с описаниями в наших двух книгах Ахбар аз-заман и ал-Аусат. В этой [же] книге упомянули мы только [самые] замечательные из них, какие не случалось нам упоминать в наших предшествующих книгах.

В двести шестьдесят четвертом году (877/8), и это в халифат ал-Му'тамида, была смерть Мусы б. Буги. Говорит о нем некий поэт, который некогда восхвалил его, а он ничем его не наградил:

В этом году, и это год двести шестьдесят четвертый, умер Абу Ибрахим Исма'ил б. Йахйа ал-Музни[1706], сочинитель сокращения учения Мухаммада б. Идриса аш-Шафи'и, в четверг шести ночей, оставшихся от месяца раби' ал-аввал, этого года (4.12.877), в Египте.

В этом году умер Абу 'Абдаллах Ахмад б. 'Абд ар-Рахман б. Вахб[1707], сын брата 'Абдаллаха б. Вахба[1708], последователя Малика б. Анаса. Передавал он от дяди своего 'Абдаллаха б. Вахба, от Малика. В этом году умер Йунис б. 'Абд ал-'Ала'[1709] в Египте, и было ему девяносто два года.

В этом году умер Абу Халид Йазид б. Синан[1710], в Египте, и молился над ним Баккар б. Кутайба /207/ ал-Кади.

Выступил ал-Муваффак воевать с повелителем зинджей в сафаре, в двести шестьдесят седьмом году[1711], и послал ал-Муваффак сына своего Абу-л-'Аббаса[1712] в раби' ал-ахар[1713], к Сук ал-Хамис, где укрепился ал-Ша'рани[1714], сподвижник ал-'Алави[1715], с большим сообществом зинджей. И он отбил это место и захватил все, что было там. И завоевал он многие места и убил бывших там зинджей. Двинулся ал-Муваффак на ал-Ахваз и исправил [то], что испоганили зинджи. Потом вернулся он в Басру. Не прекращал он биться с повелителем зинджей, пока тот [не] был убит. И был срок дней его четырнадцать лет и четыре месяца. Убивал он старого и малого, мужчину и женщину, жег и разрушал. Однажды убил он единовременно триста тысяч человек.

Был ал-Мухаллаби[1716] из высших сторонников 'Али б. Мухаммада, пребывая после этого сражения в Басре. Установил он мин-бар в месте, известном как Макбарат бани йашкур. По пятницам он молился впереди людей и произносил проповеди на этом минбаре в пользу 'Али б. Мухаммеда. После этого молился он о ниспослании милосердия Абу Бакру и 'Омару, а ни 'Османа, ни 'Али не упоминал и проклинал аббасидских деспотов, Абу Мусу ал-Аша'ри[1717], 'Амра б. ал-'Аса[1718], Му'авию б. Абу Суфйана, в соответствии с тем, что предпослали мы из речей его в этой книге. Он следовал мнению азракитов из хариджитов. И когда склонились оставшиеся в Басре к этому деянию ал-Мухаллаби, собрались однажды в пятницу, и посек их меч. И некоторые из них спаслись, другие были убиты, а иные утоплены. Многие из людей укрылись в домах и колодцах. Выходили они ночью, ловили собак, закалывали и ели их, а также мышей и кошек, так что истребили [всех] и [более] не могли поймать никого. И если кто-нибудь из них умирал, они его съедали, и одни ожидали смерти других. Некоторые из них подстерегали товарища своего, убивали его и съедали. Кроме того, они были лишены пресной воды.

Рассказывали со слов одной женщины, которая была среди них, как она находилась у [некоей] умирающей женщины, и с нею сестра той несчастной. Ее /208/ окружили, ожидая, когда она умрет, чтобы съесть ее мясо. Сказала женщина: И не успела она умереть, как мы набросились на нее, разорвали ее мясо и съели ее. Там была сестра ее. Она пришла на реку[1719], плача, и у нее голова сестры, а мы были на перекрестке, [называемом] 'Иса б. Абу Харб. Тогда сказали ей: «Горе тебе, что ты плачешь?» Она сказала: «Налетели на мою сестру и не дали ей умереть хорошей смертью, а разорвали ее. И меня обделили: не дали мне ничего из мяса ее, кроме этой головы». И она жаловалась на несправедливость их к ней относительно ее сестры.

И подобное этому многочисленно и сильнее описанного нами.

Стало известным о войске повелителя зинджей, что там продавали [с молотка] женщин из потомков ал-Хасана, ал-Хусайна, ал-'Аббаса и прочих сынов Хашима, курайшитов, иных арабов и знатных семейств. Девушка продавалась за два дирхама или три, и выкрикивали ее родословную: «Это дочь такого-такого-то». У каждого зинджа было и десять, и двадцать, и тридцать женщин. Зин-джи обладали ими, и те служили зинджским женщинам, как служат служанки. Обратилась за помощью к 'Али б. Мухаммаду женщина из потомков ал-Хасана б. 'Али б. Абу Талиба, бывшая у некоего зинджа, и попросила перевести себя от него к другому зинджу или освободить ее от [положения], в коем она пребывала. [Тогда] он сказал ей: «Он господин твой и [имеет] больше прав на тебя нежели кто-либо иной».

Говорили люди о количестве убитых в эти годы 'Али б. Мухаммадом, и есть преувеличивающий и преуменьшающий. Преувеличивающий говорит: «Погубил он людей столько, сколько не охватывает число и не обнимает смета, — не знает этого никто, кроме Знающего неведомое[1720], — в захваченных им городах, селениях и поместьях, жителей которых он истребил». И говорит преуменьшающий: «Погубил он пятьсот тысяч человек». Каждая из сторон говорит об этом на оснонании домыслов и предположений, ибо это вещь непостижимая и непроверяемая.

Было убиение [повелителя зинджей], как объясняли мы прежде, в двести семидесятом году (883/4), и это в халифат ал-Му'тамида.

/209/ После этого направил ал-Муваффак Са'ида б. Махлада в двести семьдесят втором году (885/6) на войну с ас-Саффаром и поставил его во главе бывших с ним войск. И проводил его ал-Муваффак. Кода же прибыл Са'ид в страну Фарс, возгордился он, и ужесточилась власть его. Ушел он из ал-Мада'ина в один из дней и велел, обувшись, поставить себе банки[1721]. Это дошло до ал-Муваффака, а также гордыня, в которой он пребывал. Тогда сказал об этом Абу Мухаммад 'Абдаллах б. ал-Хусайн б. Са'д ал-Кутурубулли ал-Катиб[1722] в длинной касиде, из которой мы выбрали это:

[Тогда] вызвал его ал-Муваффак в Васит. И был срок пребывания его в вазирстве семь лет, пока его [не] схватили, а также брата его 'Абдуна ан-Насрани[1723].

Умерла, невольница Са'ида после заточения его. И подчиняла она его себе. Ее называли Джа'фар. После нее через несколько дней умерла мать ал-Муваффака. И об этом говорит 'Абдаллах б. ал-Хусайн б. Са'д в байтах своих:

Пересчитали найденных у Са'ида рабов, вещи, одежду, оружие, утварь, что принадлежали только ему, помимо [того], что нашли у брата его 'Абдуна, и была стоимость этого триста тысяч динаров. Стоимость урожая, собранного во всех владениях его, была тысяча тысяч триста тысяч.

Умер Са'ид в заточении, и это в двести семьдесят шестом году (889/90).

В двести семидесятом году (883/4) была кончина Абу Сулаймана Да'уда б. 'Али ал-Исбахани[1724], /210/ багдадского факиха. И в этом году умерли Абу Аййуб Сулайман б. Вахб ал-Катиб и Ахмад б. Тулун, и это в Египте в субботу десяти ночей, прошедших от зу-л-ка'да двести семидесятого года (10.05.884). И [было] ему шестьдесят пять лет.

Продолжалось правление Ахмада б. Тулуна семнадцать лет. Между победой над повелителем зинджей и болезнью Ахмада б. Тулуна прошли десять месяцев. Когда отчаялся в себе Ахмад б. Тулун, присягнул сыну своему Абу-л-Джайшу[1725] на власть после себя; когда же скончался он, возобновил Абу-л-Джайш Хумаравайх б. Ахмад б. Тулун присягу себе.

Направил ал-Муваффак сына своего Абу-л-'Аббаса, чтобы сражаться с Хумаравайхом, в двести семьдесят первом году (884/5). И было столкновение между ними в ат-Тавахин[1726], в одной из областей Палестины, во вторник четырнадцати ночей, оставшихся от шаввала этого года (5.04.885). [Тогда] потерпел Абу-л-Джайш поражение, и Абу-л-'Аббас захватил весь лагерь его. Бежал Абу-л-Джайш с военачальниками своими, и прибыли они в Фустат[1727]. Задержался гулам его Са'д ал-А'сар[1728] и стал сражаться с Абу-л-'Аббасом. Разбил его Абу-л-'Аббас, разграбил лагерь его и убил главных военачальников его и наиважнейших сторонников. И двинулся Абу-л-'Аббас, никуда не сворачивая, пока не прибыл в Ирак. Возложил Абу-л-Джайш дело вазирства своего на 'Али б. Ахмада ал-Мазирани[1729]. Абу Бакр Мухаммад б. 'Али б. Ахмад ал-Мазирани[1730] заключен сейчас от руки ал-Ихшида Мухаммада б. Тугджа[1731], и это год триста тридцать второй (943/4). Он был вазиром ал-Ихшида в Египте — он сам и сын его ал-Хусайн б. Мухаммад[1732]. Затем назначил вазиром ал-Ихшид Абу-л-Хасана 'Али б. Халафа Ибн Таййаба[1733], но уехав из Дамаска в Фустат, велел схватить 'Али б. Халафа и брата его Ибрахима б. Халафа[1734] и назначил вазиром Абу-л-Хасана Мухаммада б. 'Абд-ал-Ваххаба.

В двести семидесятом году (883/4) была кончина ар-Раби' б. Сулаймана ал-Мурада ал-Му'аззина, последователя Мухаммада б. Идриса аш-Шафи'и и передатчика большинства книг его в Египте.

/211/ Сообщили нам Абу 'Абдаллах ал-Хасан б. Марван ал-Мисри[1735] и другие от ар-Раби' б. Сулаймана. Он сказал: Попросил аш-Шафи'и у Мухаммада б. ал-Хасана ал-Куфи[1736] кое-какие его книги, но он не послал их ему. Тогда написал ему аш-Шафи'и:

[Тогда] послал ему Мухаммад б. ал-Хасан большую часть книг своих, которые просил аш-Шафи'и.

Присягнул ал-Му'тамид сыну своему Джа'фару и назвал его ал-Муфаввадом 'ала-л-Лахом.

Предпочел ал-Му'тамид удовольствия и предался развлечениям, а брат его Абу Ахмад ал-Муваффак подчинил себе дела и устроение их. Потом завладел он ал-Му'тамидом и заточил его. И был ал-Му'тамид первым халифом захваченным, заточенным и отторженным от мира. Помещен он был в Фам ал-Силх. [До этого] бежал он и прибыл в Хадисат ал-Маусил[1737]. [Тогда] послал ал-Муваффак Са'ида в Самарру и написал Исхаку б. Кандаджу[1738], и он вернул ал-Му'тамида из Хадисат ал-Маусил.

В двести семьдесят четвертом году (887/8) было выступление Ахмада б. Тулуна из Египта, когда устроил он газ[ават], со многими воинами и людьми из ал-мутавви'а, прибывшими к нему в Египет и Палестину. Перед прибытием его в Дамаск умер в Дамаске правивший им Маджур ат-Турки. Тогда вошел туда Ахмад и захватил все его наследство из [числа] хранилищ и прочего. Потом двинулся он из Дамаска в Химс[1739], а из него двинулся в Антакию[1740]. И дошла передовая часть войска его до области Александрии на берегу Ромейского моря[1741], а он достиг места, известного как Баграс на горе ал-Лакам[1742]. Ал-мутавви'а и газии опередили его и пошли к сирийской границе. Потом Ахмад б. Тулун повернул назад, не сообщив об этом тем его людям, которые ушли вперед, и остановился в /212/ городе Антакии. В нем тогда [находился] Сима Длинный с отважным отрядом тюрок и прочих. Мы упоминали ранее в этой книге о [том], как была построена Антакийа[1743], об истории стен ее, о царе, построившем ее, и о том, каковы стены ее на равнине и в горах. До подхода Ахмада б. Тулуна к Антакии произошли между Симой и между Ахмадом ал-Му'аййадом[1744] многие сражения в стране джунда Киннисрин и ал-'Авасим[1745] в Сирийской земле. Сима Длинный обрек жителей ее на беды, убивая их и отбирая их имущество. И остановился Ибн Тулун у одних из ворот Антакии, известных как Баб Фарис, напротив рынка. Воины его окружили город, и гулам его, известный как Лу'лу'[1746], остановился У ворот Антакии, известных как Баб ал-Бахр (Морские ворота). После этого сдался Лу'лу' властям, прося пощады. Он прибыл к ал-Муваффаку, а тот сражался в это время против повелителя зинджей, и случилось так, как упоминали мы об убийстве властителя зинджей в предшествующих наших книгах — о возникновении ссоры между сторонниками Лу'лу' и сторонниками ал-Муваффака из-за [того], кто из них убил повелителя зинджей. И между ними в тот день чуть было [не] разгорелось [побоище] в войске ал-Муваффака. Так что говорили об этом:

И был Ибн Тулун под Антакией в конце двести семьдесят четвертого года (887/8). Было завоевание им ее в году двести семьдесят пятом (888/9) благодаря уловке изнутри города от некоторых жителей ее ночью. Они взяли стражей стен Антакии, и некоторые из них спустились за горой к Баб Фарис. [Тогда] пришли они к Ибн Тулуну, отчаявшемуся в завоевании Антакии из-за неприступности ее и прочности стен. И они пообещали ему захватить город [Тогда] он присоединил к ним нескольких людей своих, и они поднялись туда, откуда спустились те. А сам он стоял наизготове с войском своим. А Сима был в доме своем. Когда же забрезжило утро закричали сторонники Ибн Тулуна: «Велик Аллах!» на стенах ее и сошли вниз, спустившись в город. Поднялись крики, умножился шум. Сима с поспешившими с ним приближенными своими пустился верхами в бегство. [Тогда] некая женщина сбросила на него с крыши мельничный жернов и порешила его. Некий человек, знавший его, взял его голову и привез к Ибн Тулуну. А он вошел через Баб Фарис и остановился там у источника, и с ним /213/ ал-Хусайн б. 'Абд ар-Рахман ал-Кади, известный как Ибн ас-Сабуни ал-Антаки ал-Ханафи. Некоторое время люди Ибн Тулуна бесчинствовали в Антакии, притесняя ее жителей. Потом в два часа дня Ибн Тулун прекратил это. И уехал Ибн Тулун, направляясь к сирийской границе. Прибыл он в ал-Массису[1747] и Адану. Жители Тарсуса укрепились, и с ними находился Йазман ал-Хадим[1748]. Не было у Ибн Тулуна способа захватить Тарсус, и он вернулся, желая совершить газв, как было сказано, и Аллах лучше знает из-за того, что дошло до него, будто ал-'Аббас, сын его[1749], восстал на него, и Ибн Тулун устрашился, что он встанет между ним и Египтом. Тогда Ибн Тулун поспешно выступил и вошел в Фустат. А ал-'Аббас ушел в Барку[1750] в стране ал-Магриб, боясь отца своего. Он унес с собой, сколько смог унести, содержимого хранилищ, денег и снаряжения. Мы привели переписку между Ахмадом б. Тулуном и сыном его ал-'Аббасом в книге нашей Ахбар аз-заман.

Была кончина Йазмана ат-Турки в земле христианской, когда совершал он газв с войском ислама, под крепостью, известной как Каукаб[1751]. Был он маула ал-Фатха б. Хакана. [Тогда] отвезли его в Тарсус и похоронили у Баб ал-Джихад[1752], и [было] это в половину раджаба двести семьдесят восьмого года (12.10.892). В том походе с ним были из амиров халифа [один], известный как ал-'Уджайфи[1753], и Ибн Абу 'Иса[1754], правивший Тарсусом. Йазман достигал самых дальних пределов в джихаде на суше и море. У него были мужи из моряков, подобных которым не видывали, как не видывали более яростных, нежели они. Была у него к врагу великая ненависть. Враг боялся его, и страшились его христиане в твердынях своих. На границах Сирии и ал-Джазиры не видывали после 'Амра б. 'Убайдаллаха б. Марвана Безрукого, владетеля Малатии, и 'Али б. Йахйи ал-Армани[1755], владетеля сирийских приграничных крепостей, более яростно нападавшего на ромеев, нежели Йазман ал-Хадим.

/214/ Была кончина 'Амра б. 'Убайдаллаха Безрукого и 'Али б. Йахйи ал-Армани в один год, они вместе погибли, и [было] это в двести сорок девятом году (863/4), в халифат ал-Муста'ина би-л-Лаха.

В тот год 'Амр б. 'Убайдаллах совершал поход против жителей Малатии и повстречал царя ромеев с пятьюдесятью тысячами войска. Оба воинства пострадали, и погиб 'Амр б. 'Убайдаллах и бывшие с ним мусульмане, кроме немногих. И это в пятницу середины раджаба этого года (4.09.863).

'Али б. Йахйа ал-Армани ушел с сирийского рубежа и был назначен правителем Армении, потом его сместили; пошел он в область Майа Фарикин[1756] в Дийар Бакр[1757] и завернул там в свои владения. Случилась тревога, и он выступил, поспешая. Напали рати ромеев. Тогда 'Али б. Йахйа убил около четырехсот человек, и ромеи не знали, что он — 'Али б. Йахйа ал-Армани.

Сообщил мне некий ромей из тех, что приняли ислам, и был он праведным мусульманином, что ромеи нарисовали в одной из церквей своих десятерых христианских храбрецов, отважных и хитрых, и гораздых на уловки мусульманских мужей. Среди них муж, которого послал Му'авия, когда обманул [этот муж] некоего батрика[1758], похитил его из ал-Кустантиниййи, отплатил ему ударом и вернул его обратно, а также 'Абдаллах ал-Баттал[1759], 'Амр б. 'Убайдаллах, 'Али б. Йахйа ал-Армани, ал-'Арил б. Баккар, Ахмад б. Абу Катифа[1760], Курнийас ал-Билкани, владетель города Ибрик[1761], он был батриком павликиан[1762], и кончина его была в двести сорок девятом году (857/8), и Харас Харис, сестра Курнийаса, Йазман ал-Хадим с войском своим, и вокруг него мужи, и Абу-л-Касим б. 'Абд ал-Баки. Мы привели описание учения павликиан и веры этой. Это учение [среднее] между христианством и зороастризмом. Вошли они в это время, а это — год триста тридцать второй (943/4) /215/ — в сообщество ромеев. Мы поведали о них в книге нашей Ахбар аз-заман.

Что же до Му'авии и упомянутого нами мужа, который похитил батрика из города ал-Кустантиниййи, то история эта заключается в том, что мусульмане совершили газ[ават] в дни Му'авии, и некоторые из них были пленены. Их поставили перед царем, и заговорил один из пленных мусульман. [Тогда] приблизился к нему некий батрик из [тех], что стояли перед царем, и ударил прямо в лицо его и причинил ему боль. А был тот пленный мужем из курайш. [Тогда] он воскликнул: «О ислам! Что же ты не заступаешься за нас, о Му'авия? Ведь пренебрег ты нами, потерял приграничные крепости наши и отдал врагу дома наши, жизни и честь». Известие это дошло до Му'авии и причинило ему боль. Отверг он сладостную пищу и питье, уединился сам с собой, воздержался от приема людей и ни о чем не рассказал ни одному из созданий [Аллаха]. Потом решил он дело [это], придумав хитрость, устроив выкуп пленных между мусульманами и ромеями, и выкупив [того] мужа. Когда же прибыл муж [тот] в Обитель ислама[1763], позвал его Му'авия, оказал ему милость и хорошо с ним обошелся. Потом сказал ему Му'авия: «Мы не пренебрегли тобой, не потеряли тебя и не отдали на поругание жизнь твою и честь. Напротив, Му'авия думает [о тебе] и измышляет хитрости». Потом послал он к одному мужу с побережья Дамаска[1764], из города Сур[1765], которого он знал, совершившему много морских набегов, суровому воину, знавшему по-ромейски. И Му'авия вызвал его, уединился с ним, сообщил ему [то], что задумал, и попросил посодействовать в его хитрости. И они договорились о [том], что Му'авия заплатит этому мужу много денег, на которые он купит много диковинок, дорогих вещей, утвари, благовоний, драгоценностей и прочего. Был построен удивительным способом для него корабль, который нельзя было догнать в беге его благодаря скорости его и нельзя было настичь во время хода его. Тогда отплыл тот муж и прибыл на остров Икритиш, доложился властителю его и сообщил ему, что есть у него рабыня для царя и что он хочет торговать в ал-Кустантиниййи, направившись с этим даром к царю и вельможам его. [Тогда] отписали об этом царю и сообщили ему об обстоятельствах [того] мужа. И царь разрешил ему въехать. [Тогда] он вошел в залив ал-Кустантиниййи[1766] и плыл по нему, пока [не] добрался до ал-Кустантиниййи. Мы [уже] приводили сведения о величине этого залива и о соединении его с Ромейским морем и морем Мантис[1767] при упоминании нашем морей прежде /216/ в этой книге[1768]. Когда же прибыл [муж этот] в ал-Кустантиниййу, одарил царя и батриков его, продавал им и покупал [у них], но никакого дела не имел с батриком, ударившим по лицу курайшита. А [вел он себя как раз таким образом] ради того батрика, который и ударил курайшитского мужа.

И радел уроженец Сура о деле этом в соответствии с [тем], как предначертал ему Му'авия. Направился муж тот из ал-Кустантиниййи в Сирию, и приказали ему батрики и царь купить упомянутые ими вещи и различные предметы. Когда же прибыл он в Сирию, отправился тайно к Му'авии и рассказал обо всем, что произошло. Купили ему все, что требовалось и чего, как он знал, они желают. Пришел [тот муж к Му'авии], и [Му'авия] сказал: «Когда вернешься ты из своей поездки, поистине, [наш] батрик упрекнет тебя за отступничество твое от милосги его и небрежение твое им, [то] умилостивь его прямотой и подарками и сделай его попечителем и радетелем о делах твоих и посмотри, чего он попросит у тебя во время возвращения твоего в Сирию. Поистине, положение твое возвысится, а дела твои пойдут наилучшим образом. И если добьешься ты всего, что я тебе приказывал, и узнаешь, каковы намерения батрика относительно тебя и пожелания, то уловка [наша] удастся». Когда же возвратился уроженец Сура в ал-Кустантиниййу, везя с собой все, что требовали от него, и вдобавок [то], чего не требовали, улучшилось положение его и возвысился он в глазах царя, батриков и прочих царедворцев. Однажды, когда хотел он войти к царю, остановил его тот батрик в царских покоях и сказал ему: «В чем вина моя перед тобой и чем заслуживает иной, что стремишься ты к нему и выполняешь его просьбы, а от меня отворачиваешься?» И сказал уроженец Сура: «Большинство [тех], кого ты упомянул, просили меня привезти им подарки. Я человек чужестранный, вхожу к царю этому и в страну эту, скрываясь от пленных мусульман и соглядатаев их, чтобы не донесли они обо мне и не рассказали о здешних делах моих мусульманам, а то придет погибель моя. И поскольку вижу я благосклонность твою ко мне, то желаю я, чтобы не покровительствовал мне никто, кроме тебя и не представлял [меня] никто, кроме тебя, перед царем и другими. [Так] выскажи мне все желания свои и скажи обо всем, что интересует тебя в земле ислама». И он почтил батрика славными дарами, [среди которых были] диковины из точеного стекла, благовония, драгоценности и одеяния. Вот как он поступил. Он ездил от ромеев /217/ к Му'авии и от Му'авии к ромеям и спрашивал царя, того батрика и прочих о нуждах их. А случай все не представлялся Му'авии, и прошли годы. Наконец, в одной из поездок, сказал батрик уроженцу Сура, собравшемуся выехать в Обитель ислама: «Пожелал я, чтобы облагодетельствовал ты меня исполнением просьбы моей и оказал мне милость. Купи мне сусанджардский ковер с подушками и подголовниками различных цветов — красного, голубого и прочих, и чтобы был он таким-то и таким-то, даже если и высока будет цена его». И батрик наградил того мужа за это. А в обычае уроженца Сура было, что если прибывал он в ал-Кустантиниййу, находился корабль его поблизости от жилища того батрика. А у батрика имелось уединенное поместье, отстроенный дворец и хороший сад, выходящий на залив в [нескольких] милях от ал-Кустантиниййи, и батрик большую часть времени своего проводил в том саду. [Тогда] уроженец Сура тайно уехал к Му'авии и сообщил ему, как обстоят дела. Му'авия [тут] доставил ковер с подушками и подголовниками и [прочее] убранство. Уроженец [же] Сура уехал с этим и всем, что требовалось от него, из Обители ислама, а Му'авия уже объяснил ему, [как устроить западню]. За описанное нами время словно уподобился уроженец Сура одному из [ромеев] в обхождении и житии, а им присущи алчность и страсть к стяжательству. Когда [же] вошел он из моря в залив ал-Кустантиниййи, а ветер благоприятствовал ему, приблизился он к поместью батрика. Уроженец Сура спросил о батрике владельцев лодок и кораблей, и ему сообщили, что тот в поместье своем. Дело в том, что залив имеет в длину около трехсот миль[1769], и пятьдесят миль между двумя морями, Ромейским и Мантис, как отмечали мы прежде в этой книге. Поместья и селения расположены по обе стороны залива. Корабли и лодки заходят с различными вещами и снедью /218/ в ал-Кустантиниййу, и кораблей этих в заливе несметное множество. Когда же узнал уроженец Сура, что батрик пребывает в поместье своем, постелил тот ковер и подготовил почетное место, сиденье, подушки и подголовники на палубе корабля и в покоях его. А под покоями находились мужи, и в руках у них — весла, украшенные, поднятые вверх, которых они не отпускали. Никто не подозревал, что они находятся в трюме корабля, и видно было только [тех], которых служба их заставляла выходить. Ветер подул в паруса, и корабль полетел по заливу, словно стрела, пущенная из лука, так что стоящий на берегу не мог [ничего] как следует рассмотреть из-за быстроты хода [корабля] и красоты его в беге. [Тогда] корабль приблизился ко дворцу батрика, а тот сидел на башне с наложницами своими. Вино забрало его, одурманило его опьянение, а веселье и радость всецело им овладели. Когда [же] увидел батрик корабль уроженца Сура, закричал от радости и засиял от счастья, веселья и ликования благодаря приходу его. [Тогда] приблизился корабль к нижней части дворца и спустил парус. Батрик посмотрел вниз с башни на корабль и увидел красоту ковра, расстеленного на корабле, и утвари, [расставленной там], — словно эти цветущие сады. Не сумел он усидеть на месте своем и спустился [с башни], прежде чем сошел уроженец Сура к нему с корабля своего, и поднялся на корабль. И когда ступил он ногой на корабль и приблизился к сидению, стукнул уроженец Сура пяткой своей [тем], кто находился под ковром, а [это] было знаком между ним и между мужами, что [находились] внутри корабля. И не затих стук его пяткой, как был перенесен корабль веслами на середину залива, направляясь в море [и] никуда не сворачивая. [Вельможа] возвысил голос, и не знал, [как ему поступить]. [Еще] не наступила ночь, как вышел [корабль] из залива и [оказался] в открытом море. Батрик был закован в цепи. А [кораблю] благоприпятствовал ветер, и сопутствовало ему счастье. Весла несли его по морю, и на седьмой день он пристал к сирийскому берегу. [Моряки] узрели сушу, [уроженец Сура] повез [того] мужа и на тринадцатый день предстал перед Му'авией с радостью и весельем, чтобы обрадовать его [этим] делом и удавшейся уловкой. Узнал Му'авия о победе и счастливом исходе дела и сказал: «Ко мне курайшитского мужа». И его привели. /219/ Пришли к [халифу] приближенные, заняли места свои, и наполнился [халифский] покой [достойными мужами]. [Тогда] сказал Му'авия курайшиту: «Встань и отомсти этому батрику, который ударил тебя по лицу перед главой ромеев. Мы не забыли о тебе и не предали кровь твою и честь». [Тогда] встал курайшит и приблизился к батрику. И сказал ему Му'авия: «Смотри, не превзойди [того], что получил ты от него, и отплати ему в соответствии [с тем], как поступил он с тобой, не превзойди и соблюди вмененное тебе Аллахом подобие». [Тогда] ударил его курайшит [несколько] раз [по лицу] и по шее. Потом припал курайшит к рукам Му'авии и ногам его, [принялся] целовать их и сказал: «Не ошибся [в] тебе [тот], кто сделал тебя предводителем, и не обманулась в тебе надежда [того], кто надеялся на тебя. Ты царь, не творящий несправедливостей, защищающий твое заповедное и оберегающий подданных своих». И [курайшит] погрузился в мольбы и восхваления [халифа]. Му'авия [же] хорошо обошелся с батриком, пожаловал его и облагодетельствовал. Он отправил с ним ковер и прибавил к этому многие вещи и подарки для царя. И сказал [Му'авия батрику]: «Возвращайся к царю своему и скажи ему: «Я оставил царя арабов вершащим правосудие на ковре твоем, отмщающим [за] подданных своих в обители царства твоего и власти твоей». И сказал он уроженцу Сура: «Поезжай с ним, пока [не] прибудешь в залив и [не] высадишь там [батрика] и [тех] плененных, кто поспешил и поднялся ним на корабль». [Тогда уроженец Сура] посадил их на корабль, и их с честью привезли к Сур. Повезли их на корабле. Ветер благоприятствовал им, и на одиннадцатый день прибыли они в Страну ромеев и приблизились к горловине залива. [Оказалось], что она перегорожена цепями и [охраняется особо] назначенными воинами. [Тогда] высадил уроженец Сура батрика и [бывших] с ним и вернулся назад. А батрика немедленно доставили к царю, и с ним подарки и имущество. Ромеи возликовали прибытию его и встретили, поздравляя с [избавлением] от плена. Царь отплатил Му'авии за поступок его с батриком и [за] подарки. В дни его не обидели [ни одного] пленника из мусульман. И сказал [ромейский] царь: «Это коварнейший [из] царей и умнейший [из] арабов. Поэтому арабы поставили его над собой, и стал править он их делами. [Клянусь] Аллахом, если бы замыслил он взять [и] меня, то удалась бы его затея».

Мы привели известие [о] Му'авии прежде в этой книге. И привели его целиком, а [также привели мы] в наших предшествующих книгах известия [о] прибывавших к нему из больших городов мужчинах и женщинах[1770].

/220/ [Сохранились] славные известия о царях ромеев и их батриках, что были прежде и потом, до этого времени, о войнах, походах и прочем [между ними] и царями Омейядов и халифами из 'Аббасидов, а также о людях, [охранявших] границы Сирии и ал-Джазиры до сего времени, а это — триста тридцать второй год (943/4). Мы привели их полностью в наших прежних книгах и предпослали в этой книге совокупность известий [о] них, сроках жизни и дней [правлений] их и самое замечательное из их деяний, также сообщили мы о царях [иных] народов и деяниях их[1771].

Сказал ал-Мас'уди: Захвачен был ал-Му'тамид веселием, и владели им винопитие и пристрастие [к] развлечениям и удовольствиям.

Упомянул 'Убайдаллах б. Хурдазбах[1772], что однажды он зашел к [ал-Му'тамиду], и в покоях [было] несколько сотрапезников, славившихся умом, знанием и разумом. И сказал ему [ал-Му'тамид]: «Расскажи мне о первом, [кто] сделал лютню». Сказал Ибн Хурдазбах: «Сказаны [были] об этом, о Повелитель Верующих, многие речи. Первый, кто сделал лютню, — Ламак б. Муташалах б. Махвил б. 'Ад б. Ханух б. Фабин б. Адам[1773]. [Дело в том], что был у него сын, которого любил он сильной любовью. И [сын] умер. Повесил его [Ламак] на дерево, и сухожилия [умершего] порвались, и осталось от него бедро, голень, ступня и пальцы. Взял [Ламак] доску, обстругал ее, отполировал и сделал грудь лютни как бедро, шею ее — как голень, голову ее — как ступню, колышки ее — как пальцы, а струны — как жилы. Потом ударил он по [лютне] и заплакал по [сыну], и лютня заговорила. Сказал ал-Хамдуни[1774]:

Йубал б. Ламак[1776] сделал барабаны и бубны, а Далал бинт Ламак смастерила [другие] музыкальные инструменты. Потом родичи Лута[1777] сделали мандолины, которыми привлекали они отроков. Потом сделали пастухи /221/ и курды род [свирелей], в которые дудят, и если овцы их разбредались, они дудели и [овцы] собирались. Потом сделали персы свирель в пару к лютне, дайати[1778] в пару к мандолине, сурйани[1779] для барабанов, санудж[1780] для [музыкальных] тарелок. Пение [персов] происходило под лютни и тарелки, и этот [обычай принадлежит] им. Они [придумали также] тоны, ритмы, такты и царские лады. Их семь видов. Первый [из] них су-каф, и он чаще остальных используется при работах по переносу [русел] рек, и его построение наиболее красивое. [Далее] амарсах, и он в наибольшей [степени] вбирает в себя прелести [прочих] тонов и для него в наибольшей [степени] характерны возвышения и понижения напева; [далее] мадар и синан[1781], и последний самый тяжелый из них; сайкад, и он любезен духам; сайсам, способный похищать и уносить [в небеса]; хувай'аран, и он подобен музыкальной шкатулке, что играет мелодии. Пение жителей Хорасана и далее лежащих [земель] [сопровождалось] игрой на зандже[1782]. На нем семь струн, и ритм его схож с ритмом [музыкальных] тарелок. Пение жителей Рея, Табаристана и ад-Дайлама [сопровождалось] игрой на мандолинах. Персы предпочитали мандолины многим [другим] музыкальным инструментам. Пение набатеев и ал-джарамика [сопровождалось] игрой на ал-гирварат — ритм их напоминает ритм мандолин.

Сказал Фандурус ар-Руми: «Четыре струны[1783] соответствуют четырем природам человеческого [организма][1784]: аз-забр соответствует желтой желчи, ал-масна соответствует крови, ал-маслас — слизи, а ал-ламм — черной желчи».

У ромеев из музыкальных инструментов [имеется] ал-аргал. На нем шестнадцать струн, и голос его далеко раздается. [Ал-аргал] сделан [древними] греками. И ас-салбан. У него двадцать четыре струны. [Название его] означает «тысяча голосов». [Есть] у них ал-лура, и это рабаб[1785]. Он из дерева, и у него пять струн. И [есть] у них ал-кисара, у нее двенадцать струн. И [есть] у них ас-силиндж, он [сделан] из телячьей кожи. Все эти инструменты различны [по своим] свойствам. И [есть] у них ал-урган. Устроены в нем меха из шкур и железа.

У индийцев [имеется] ал-канка, это одна струна, натянутая на тыкве. [Ал-канка] используется вместо лютни и [музыкальных] тарелок.

Сказал ['Убайдаллах б. Хурдазбах]: У арабов крики погонщиков [караванов] предшествовали пению. Во время одной [из] своих поездок Мудар б. Низар б. Ма'д'[1786] упал с верблюда, и сломалась рука его. [Тогда] принялся он причитать: «О рука моя, о рука бедная»[1787]. Выделялся он голосом своим среди людей. И повиновались [ему] верблюды, и выровнялся ход их. [Тогда] стали пользоваться арабы /222/ [этим возгласом] для гона [караванов] и сделали слова [Мудара] началом возгласа. И из речений погонщика:

Возгласы погонщика [верблюдов] были первыми [из того], что слышат и повторяют среди арабов. Потом отделилось пение от возгласов погонщиков. Арабские женщины причитали над мертвыми своими. Ни [один] из народов после персов и ромеев не был более привержен увеселениям и развлечениям, нежели арабы. Существует три вида насабного их пения: ар-ракбани, тяжелый санад и легкий хазадж[1788]. Первыми, кто запел среди арабов, были Два кузнечика[1789], бывшие невольницами-певицами у Му'авии б. Бакра ал-'Имлаки[1790] во время 'ад. Арабы называли певицу угольком, а лютню ал-музхар. Пение жителей Йемена под инструменты и напевы их [без слов] были одного вида, [подобны]. А [собственно] пение их было двух видов — ханафитское и химйаритское. Лучшее из них — ханафитское. Курайшиты знали из пения только насб, пока [не] пришел ан-Надр б. ал-Харис б. Калада б. 'Алкама б. 'Абд Манаф б. 'Абд ад-Дар б. Кусайй[1791] из Ирака, побывав в Хире с посольством у Хосроя. [Тогда] он обучился игре на лютне и пению под нее. Он пришел в Мекку и научил [всему этому] жителей ее, и они набрали певиц.

Пение очищает ум, смягчает нрав, веселит душу и радует ее, вселяет храбрость в сердце, делает щедрым скупца. [Пение] вместе с вином противоборствует печали, разрушающей тело, создает в нем движение и рассеивает тоску. Пение само по себе делает это. Превосходство пения над речью подобно превосходству речи над немотой и здоровья над недугом. Сказал поэт:

Аллах сотворил жемчужину мудрости, философ добыл ее. Что темное сделал он ясным? Что тайное обнаружил? На какое искусство указал? К какому знанию и достоянию прибыл первым? Нет ему равного, и он вождь века своего. Цари спали под музыку, чтобы текла по жилам их радость. Персидские цари спали только под пение музыканта или под сладкоречивую беседу. Арабка не убаюкивает /223/ ребенка своего, [когда] он плачет, боясь, что печаль потечет по телу его и заструится по жилам его, а возится и шутит с ним, пока [не] засыпает он радостным, веселым, и [от этого] растет тело его, очищается цвет [лица] его и кровь, становится живым ум его. Ребенок успокаивается от пения и сменяется плач его смехом.

Сказал Йахйа б. Халид б. Бармак: «Пение — [это то], что развеселит тебя, заставит тебя танцевать, вызовет слезы или опечалит. [От] остального же — горе и тоска».

Сказал ал-Му'тамид: «Рек ты и преуспел и описал изобильно. Устроил ты в этот день торжище для пения и празднество для всевозможных развлечений. Поистине, слова твои подобны вышитому платью, в котором соединяются красное, желтое, зеленое и прочие цвета. [Так] каков искусный певец?» Сказал Ибн Хурдазбах: «Искусный певец, о Повелитель Верующих — [это тот], кто овладел дыханием своим, не предается излишествам и разнообразен в [пении]». Сказал ал-Му'тамид: «На сколько [категорий] делятся виды пения?» Тот сказал: «На три категории, о Повелитель Верующих. Это живительная музыка, располагающая к щедрости, вселяющая в душу бодрость и способствующая пробуждению [благородных] качеств у слушающего. И [это] музыка горести и печали в особенности если стихи описывают дни юности, тоску по родным местам, печаль по возлюбленным, [разлуку с которыми] невозможно терпеть. И музыка, [способствующая] очищению души и [рождению] прекрасных чувств, в особенности если в [ней] слышатся лад и гармония. Ибо кто не сведущ в том, не поймет ее и она его не обрадует. Напротив, увидишь ты его отвлекшимся. [Такая музыка] подобна несокрушимой скале и твердому минералу. Ничто не меняет ее. Сказал, о Повелитель Верующих, некий из прежних философов, [так же] говорили многие из [греческих] мудрецов: «Для кого несчастье — запах, /224/ [тот] возненавидит аромат благовоний. Чьи чувства огрубели, [тот] не любит слушать музыку, отвлекается от нее, порицает ее и ругает». Сказал ал-Му'тамид: «А каково значение ритма, различных ударов и всевозможных напевов?» Сказал [Ибн Хурдазбах]: «Говорили об этом, о Повелитель Верующих, древние, что ритм для пения — то же самое, что стихотворные размеры для стихов. [Древние] объяснили [сущность] ритма, дали ему названия и прозвища. [Ритм бывает] четырех родов — сакил ал-аввал и его хафиф, сакил ас-сани и его хафиф, рамал ал-аввал и его хафиф, ал-хазадж и его хафиф[1792]. Ритм — это мера, в значении «сочетать», «измерять». [То, что] не сочетается, выходит из меры. Выход из меры — это запаздывание или опережение относительно нее. Удар сакила ал-аввала — три, три. Два тяжелых медленных, потом [еще] один удар. Удар хафифа сакила ас-сани — два подряд, один медленный и два сдвоенных. Удар хафифа ар-рамала — два и два сдвоенных. Между каждой парой остановка. Удар ал-хазаджа — один, один — вместе, [единым] касанием. Удар хафифа ал-хазаджа — один, один — вместе, в одном сочетании, легче степенью, нежели ал-хазадж.

Восемь ударов: два сакила — первый и второй — и два их хафифа. Первый хафиф из них, ас-сакил, называется ал-махури[1793]. Он так назван, потому что Ибрахим б. Маймун ал-Маусили[1794], а был он из сынов Фарса и жил в Мосуле, часто пел по тавернам таким способом. Ар-Рамал и его хафиф происходят от этих способов [игры]. Один из них — мазмум, с отпущенной струной. Эти [способы игры] различаются положением пальцев, и отсюда различные их названия, [такие] как сдавленный, искаженный, поспешный, скрытый, а также степени их.

По [мнению] многих народов и большей части мудрецов, лютня — греческого [происхождения]. Ее сделали мастера геометрии по подобию с темпераментами человека. И если соразмерны струны ее благородным мерам, /225/ [то звучанием своим] соответствует она темпераментам и услаждает [слух]. А услада — [это] ответ души на порыв человеческой природы. Каждая струна подобна той, что следует за ней, и подобна трети ее. Ад-дастабан, что следует [за] ал-унфом, устанавливается на линии девятой из струн. А [струна], следующая [за] ал-миштом, устанавливается на линии четвертой из них. Вот, о Повелитель Верующих, все [сведения] относительно свойств ритма и границах его».

Возрадовался ал-Му'тамид в этот день и пожаловал Ибн Хурдазбаха и присутствовавших сотрапезников своих, отдав ему предпочтение перед ними. И [это] был день удовольствий и радости. На утро же той ночи позвал ал-Му'тамид бывших [у] него в первый день. И когда расселись они в покое по степеням своим, сказал он одному [из] присутствовавших сотрапезников своих и певцов. «Опиши мне танец и виды его, похвальные качества танцующего и его достоинства». [Тогда] сказал спрошенный: «О Повелитель Верующих, жители [иных] климатов[1795] и стран отличаются танцами своими от жителей Хорасана и соседних [с ними стран]. Всего танцевальных ритмов — восемь: ал-хафиф, ал-хазадж, ар-рамал, хафиф ар-рамал, хафиф ас-сакил ас-сани и сакил его, хафиф ас-сакил ал-аввал и сакил его[1796]. Танцору необходимо иметь [определенные] свойства в характере своем и сложении и обладать некими навыками работы. В характере [же] необходимы ему легкость духа, хорошее воспроизведение ритма и радостное стремление и поведение в танце. Сложение [же] танцора должно отличаться длиною шеи до основания плеч, грацией, статностью, гибкостью, тонкостью талии, легкостью и красотой частей тела, выразительностью; [он должен уметь] распускать пояс, раздувать полы одежды, соблюдать дыхание, быть спокойным, терпеливым в [достижении] определенной цели, [обладать] прелестью ступней, мягкостью пальцев и способностью плавно двигать ими в исполняемом им танце с верблюдами и танце [с] мячом и прочих [танцах], [отличаться] гибкостью суставов и проворством вращения, мягкостью поворотов. Для успеха [же] в работе своей должен [танцор уметь исполнять] /226/ многие танцы, в совершенстве владея каждым из них, [нуждается он также в] хорошем вращении, твердости ступней при повороте их, соразмерности [того], что делает правая нога и левая, чтобы был он в этом един, в двояком опускании и поднимании ступней — [таким образом], чтобы одной соответствовать ритму и чтобы опираться [на] другую. Наибольшим, в чем преуспеет [танцор], пусть будет [следование] ритму, [ведь ритм] в равной степени происходит от любви и красоты. Пусть преуспеет [танцор] в [умении] опираться, пусть будет часть тела, коей соответствует он ритму, поднятой, а [та], на кою он опирается, опущенной».

Сказал ал-Мас'уди: От ал-Му'тамида [сохранились] беседы, разговоры и [рассказы о] собраниях, записанные в различных сочинениях. В том числе: восхваление сотрапезника, упоминание достоинств его, порицание винопития в одиночестве, — обо всем этом в прозе и стихах; реченное о нравах сотрапезника, свойствах его и добродетелях, [о том, как избежать] пустословия [сотрапезника], призыв к беседам и обмену посланиями об этом, многочисленные приемы винопития, способы слушания [и] его разновидности, основы пения и принципы его у арабов и прочих народов, известия [о] крупнейших из знаменитых древних и новых певцах, способы [устроения] собраний, состязаний [с] ведущим и ведомым[1797] [в пении] и сущность степеней их, приглашение сотрапезников [на] собрания и приветствия, [которые следует произносить при этом], как сказал о том ал-'Атави[1798]:

Привели мы описание всего этого в книге нашей Ахбар аз-заман, и прежде об этом не говирилось, так же как и о видах винопития, о различных сладостях и как кладут их на жаровни и блюда, располагают [там особым] образом и [как] сочетаются [они друг с другом); привели мы объяснения степеней /227/ этого, правила поварского дела, в знании коих нуждается следующий им и понимание которых потребно образованному — и это знание кушаний, мер, приправ и пряностей, видов бесед, [необходимости] мытья рук в присутствии главенствующего, [правил] пребывания в собрании его, передачи [друг другу] чаш, [и то], что передавали об этом от древних царей народов и прочих, [и то], что говорилось о многом и малом винопитии, и известия, [относительно] обращения [с] просьбами и постоянного прошения подарков, внешнего вида сотрапезника и [того], что нужно ему для души его, [того], что обязан [дать] главенствующий сотрапезнику своему, о разнице между следующим и ведущим, сотрапезником и [тем, кого развлекают], и что говорили люди о [том], почему сотрапезник был назван сотрапезником; о правилах игры [в] шахматы и разнице между ними и нардами, что говорится об этом в известиях и о чем повествуют относительно этого свидетельства и предания; что дошло от арабов касательно названий вина и объявления его запретным и [о] разногласиях людей по поводу отвержения прочих спиртных напитков; описания видов [винных] сосудов, [знания тех], кто пил [вино] в ал-джахилию[1799] и кто запрещал его, описания опьянения и [того], что сказали об этом люди, и причин возникновения [вина] — от Аллаха ли [оно] или от тварей Его, [упомянули мы также] и прочее, что касается этого предмета и связано с ним. [Из всего] этого упоминаем мы замечательное, отсылая к [тому], о чем уже упоминали мы в наших предыдущих книгах.

Абу-л-'Аббас ал-Му'тадид был в заточении. Когда [же] вышел отец его ал-Муваффак в ал-Джабал, оставил он его в доме вазира Исма'ила б. Булбула[1800], [который] утеснял его. Прибыл ал-Муваффак из Азербайджана больным, умирающим, опухшим, в сделанных для него деревянных носилках, обитых шелком и атласом. Внизу [носилок находились] кольца, наполненные жиром. Мужчины по очереди несли их на плечах своих. Было прибытие его в Багдад в четверг двух ночей, прошедших от сафара двести семьдесят восьмого года (16.05.891). Пробыл [ал-Муваффак несколько] дней в Багдаде, усилилась болезнь его, и заговорили о его смерти. И ушел /228/ Исма'ил б. Булбул, отчаявшись в нем. Направил [ал-Муваффак] Исма'ила б. Булбула, отчаявшегося в нем, к Кафхаману, а сказано [также] — к Бактамиру, что надзирал за ал-Му'тадидом в ал-Мада'ине, на [расстоянии] менее одного дня [пути] от Города Мира, чтобы приехал он с ал-Му'тадидом и ал-Муфаввидом ила-л-Лахом, сыном своим, в Багдад. И ал-Му'тадид вошел в [Багдад] в тот же день. Узнал Исма'ил о выздоровлении ал-Муваффака и спустился [по реке], а с ним ал-Му'тадид и ал-Муфаввид, в таййаре, к дому сына его, жившего со слугой, Му'нисом ал-Хадимом[1801], Сафи ал-Харами[1802] и прочими из слуг ал-Муваффака и гуламов его. Они вывели Абу-л-'Аббаса [ал-Му'тадида] из [того] места, где он был заключен, и отвезли его к ал-Муваффаку. Он вызвал Исма'ила б. Булбула, и с ним ал-Му'тадида и ал-Муфаввида. И умножилось волнение военачальников и маула. Простонародье и все слуги поспешили [заняться] грабежами, разграбили дом Исма'ила б. Булбула. Не осталось дома [ни] знатного [мужа], ни благородного писца, который бы они [не] разграбили. Перерезали понтонные мосты и открыли двери тюрем, и не осталось никого в темницах или в оковах, кого бы [не] вызволили. И [все это] было дело ужасным [и] отвратительным. [Ал-Муваффак] пожаловал Абу-л-'Аббаса [ал-Мутадида] и Исма'ила б. Булбула, и удалился каждый из них в дом свой. Не нашел Исма'ил в доме своем [ничего], на что присесть, и послал ему аш-Шах б. Микал[1803] [нечто], и приготовил ему еду и питье. Исма'ил был скорым на разорение казнохранилища и наирасточительнейшим в тратах, наградах, пожалованиях и подарках. Он пособлял бедуинам и щедро раздавал им милости и жалования. [Исма'ил б. Булбул] брал на службу бану шайбан из бедуинов и прочих из раби'а, утверждая, будто он муж из бану шайбан. И собирал он годовой харадж [в неопределенном размере], [так что] стал тягостен подданным, и умножились призывавшие против него.

Оставался [жив] ал-Муваффак после того три дня, потом скончался в ночь четверга трех [ночей], оставшихся от сафара двести семьдесят восьмого года (8.06.891). Он умер, и [было] ему сорок девять лет. Мать его — умм валад ромейка, называемая Асхар[1804]. Имя ал-Муваффака было Талха, и о нем говорит стихотворец: Когда укрылся он тенью царства и подчинились Ему дела, то [оказался] влекомым и принуждаемым. /229/ Навлечена была на него роком погибель его. Так рок обходится с людьми.

Когда |же] умер ал-Муваффак, занялся ал-Му'тадид устройством дел народа вместо отца своего ан-Насира, и он ал-Муваффак, и сместил Джа'фара ал-Муфаввида с воспреемства завета. И занял Исма'ил б. Булбул должность вазира после многих смут, бывших в Городе Мира. Свершили Абу 'Абдаллах б. Абу-с-Садж[1805] и слуга его Васиф[1806] великое дело. Исма'ила б. Булбула связали. Абу-л-'Аббас [ал-Му'тадид] послал за 'Абдаллахом б. Сулайманом б. Вахбом[1807], вызвал его, пожаловал его и вернул ему писцовое дело, и это во вторник трех [ночей], оставшихся от сафара двести семьдесят восьмого года (10.06.891). Исма'ила б. Булбула [долго] пытали различными пытками. На шею ему повесили цепь с железной гирей. Цепь и гиря [весили] сто двадцать ритлей[1808]. Надели на него шерстяную джуббу, измазанную жиром [из бараньих] ножек, и повесили [рядом] с ним голову мертвеца. Пребывал [он] в таком положении, пока [не] умер в джумада-л-ула двести семьдесят восьмого года[1809], и был погребен в цепи своей и оковах своих. Ал-Му'тадид приказал перелить на монеты все сосуды, бывшие в казне его. Их перелили и раздали воинам.

Сказал ал-Мас'уди: Сел ал-Му'тамид за трапезу и позавтракал в понедельник одиннадцати ночей, оставшихся до конца раджаба двести семьдесят девятого года (15.10.892). Когда [же] вечером подали кушанья, он сказал: «О Мушкирах[1810], — приставленному к нему, — куда подевались шеи?» [Ведь] предуведомил он с ночи, чтобы подали ему ягнячьи головы, от которых отделили шеи. [Головы] подали. За столом с [ал-Му'тамидом] был муж из сотрапезников его и полуночников, известный как Куфф Глотальщик, и другой муж, известный как Халаф Шут. Первым наложил руку свою на головы Глотальщик. Оторвал он у одной из них ухо, обернул его лепешкой, /230/ обмакнул [в] подливу, бросил себе в рот и принялся есть. Тут [же] выковыривал хрящи и глаза. Они поели, и поел ал-Му'тамид, и закончили день свой. Глотальщик, хозяин первого куска, скончался ночью. Шут [же] умер перед утром. А ал-Му'тамид [был] мертвым наутро, присоединившись к [своим сотрапезникам].

Вошел Исма'ил б. Хаммад ал-Кади[1811] к ал-Му'тадиду, и на нем черное [платье], и приветствовал его халифским достоинством. Он был первым, кто приветствовал [ал-Му'тадида таким образом].

Пришли свидетели, из них Абу 'Ауф, ал-Хусайн б. Салим и прочие из беспристрастных. Они склонились над ал-Му'тамидом, и с ними — Бадр[1812], гулам ал-Му'тадида, сказавший: «Видите ли вы на нем повреждение или след [насилия]? Он умер внезапно. Его убило пристрастие к винопитию». Посмотрели они на него, и [признали], что нет на нем следа. И [ал-Му'тамида] омыли, завернули в саван, положили в приготовленным для него гроб, отвезли в Самарру и похоронили там.

Говорили — Аллах лучше знает, — будто кончина его приключилась [оттого], что его напоили неким ядом, [бывшим] в напитке, который они пили, и это род [яда], называемый ал-биш[1813], привозимый из страны ал-Хинд, Гор Тюрок[1814] и ат-Туббата[1815]. Возможно, находят его в колосе благовония. [Ал-Биш бывает] трех видов и свойства его удивительны.

Об ал-Му'тамиде [сохранились] славные известия и [рассказы о] бывших в дни его делах и событиях, [в том числе о случившейся] в Хорасане войне с ас-Саффаром, и [о] прочем — что свершили сыны Абу Дулафа в земле ал-Джабал[1816], и что учинили бедуины [по причине] ат-тулуниййа[1817], о случившихся в Динар Бакр из-за Ахмада б. 'Исы Ибн аш-Шайха[1818] бедах, пленении и прочем, и о том, что произошло в Йемене. Мы привели все это целиком и полностью, и замечательное из этого, а также случившиеся в дни каждого из годов события в двух наших книгах — Ахбар аз-заман и ал-Аусат. И это избавляет от повторения [сих сведений] в этой книге.

/231/ [XVI] О халифате ал-Му'тадида би-л-Лаха

Присягнули Абу-л-'Аббасу Ахмаду б. Талхе ал-Му'тадиду би-л-Лаху в день, когда умер ал-Му'тамид 'ала-л-Лах, дядя его по отцу, и это вторник двенадцати ночей, оставшихся от раджаба двести семьдесят девятого года (4.10.893). Мать его — умм валад ромейка, называемая Дирар[1819]. Была кончина его [в] воскресенье семи [ночей], оставшихся от месяца раби' ал-ахар двести восемьдесят девятого года (6.04.908). И был халифат его девять лет, девять месяцев и два дня. Скончался он в Городе Мира, и ему сорок семь лет. И сказано [также], что принял он халифат в возрасте тридцати одного года и скончался в [двести] восемьдесят девятом году, (901/2) как мы упомянули, и ему сорок лет, учитывая расхождения историков в книгах их и [того], что записали они в дни свои. И Аллах согласующий.

Когда перешел халифат к ал-Му'тадиду би-л-Лаху, успокоились смуты, замирились страны, закончились войны, понизились цены, улеглось волнение и помирился [с ал-Му'тадидом] всякий несогласный. Ниспосылались ему победы, удавались ему дела, раскрылись перед ним Восток и Запад, и была дана ему сила на большинство выступавших против него и противившихся ему. Победил он Харуна аш-Шари. Хозяином царства и попечителем дела халифата был Бадр, маула [ал-Му'тадида], к нему [стекались] все сведения обо всех областях, ему подчинялись войска и все военачальники.

Оставил ал-Му'тадид в казнохранилищах девять тысяч тысяч динаров, серебра — сорок тысяч тысяч дирхамов, лошадей, мулов, иноходцев, ослов и верблюдов — двенадцать тысяч голов. Вместе с тем был он скупым, жадным, берегущим [то], что не бережет и простонародье.

Рассказывал 'Абдаллах б. Хамдун[1820], бывший сотрапезником его и приближенным, с которым общался [ал-Му'тадид] в уединении своем, что приказал он уменьшить каждую лепешку [у] свиты своей и жалование получавших [его] на одну укиййу[1821], потому что у слуг [было некоторое] количество лепешек по три лизза и по четыре лизза, и более того, и начать с собственного хлеба. Сказал Ибн Хамдун: «И я удивился такому началу деяний его, потом все выяснилось. [Оказалось], что скопляется от этого каждый месяц великое богатство». И приказал он казначею своему выбрать ему из платья лучшее тустурийское и дабикийское[1822] и пригнать это платье по нему.

Вместе с тем был [ал-Му'тадид] жестоким, многодерзостным, кровожадным, [обуреваемым] сильным желанием надругаться над [тем], кого он убивал. /233/ И если гневался [ал-Му'тадид] на благородного военачальника, которого отличал он среди гуламов своих, приказывал вырыть в своем присутствии для него яму; потом [военачальника] бросали туда головой [вниз] и засыпали землей, а нижняя его часть торчала из земли. Землю утаптывали, и [военачальник] пребывал в этом положении, пока не выходил из него дух вон через задний проход.

Рассказывали о пытках его, что забирал он человека, связывал его и сковывал. [Потом] брал хлопок и набивал им уши его, нос и рот. В задний проход его вставлял мехи, так что раздувался тот и увеличивалось тело его. Потом затыкал ему задний проход куском хлопка, потом вскрывал ему две вены, что над бровями, и тот становился словно большой верблюд. [И] выходила душа из того места. Иногда связанного человека ставили раздетым на крыше дворца и расстреливали стрелами до тех пор, пока он [не] умирал.

Устроил [ал-Му'тадид] подземелья и проводил в них различные пытки. Поставил он смотрителем за мучением людей Ниджаха ал-Хурами[1823].

Не было [у ал-Му'тадида иных] желаний, кроме женщин и строительства. Он потратил на дворец свой, известный как ас-Сурайа[1824], четыреста тысяч динаров. Длина [этого] дворца три фарсаха[1825].

Утвердил он 'Убайдаллаха б. Сулаймана вазиром своим. Когда [же] тот умер, назначил вазиром ал-Касима б. 'Убайдаллаха[1826].

В тот год, а это год двести семьдесят девятый (892/3), поехал ал-Му'тадид верхом в мечеть, которую устроил близ дома своего молился впереди людей и шесть [раз] воскликнул при первом ракате: «Аллах Превелик», а при последнем — один раз. Потом поднялся он на минбар, но запнулся, и не слышали от него проповеди. Об этом говорит некий поэт:

В этом году прибыл ал-Хасан б 'Абдаллах, известный как Ибн ал-Джассас[1827], посланцем из Египта от Хумаравайха б. Ахмада, и с ним многочисленные подарки, великие богатства и расшитые ткани. Прибыл он /234/ к ал-Му'тадиду [в] понедельник трех [ночей], прошедших от шаввала (17.12.893). И [ал-Му'тадид] пожаловал его и семерых мужей, [бывших] с ним. Потом приступил [Ибн ал-Джассас] к сватовству дочери Хумаравайха за 'Али ал-Муктафи[1828]. [Тогда] сказал ал-Му'тадид: «Он хотел, чтобы мы оказали ему честь, и я еще больше почту его. Я [сам] женюсь на ней». И он женился на ней. Ал-Джассас смотрел за домом ее и привез приданое ее. Говорят, что привез он с нею [столько] драгоценностей, сколько еще не скоплялось [ни у одного] халифа. Часть [драгоценностей] Ибн ал-Джассас взял себе и сообщил Катр ан-Нада бинт Хумаравайха[1829], что взятое им хранится у него для нее до той поры, пока не будет ей в этим надобности. [Когда] она умерла, драгоценности [остались] у него. И было это причиной богатства и независимости его. Были вследствие этого у Ибн ал-Джассаса испытания в дни ал-Муктадира, и задерживали его и изымали у него богатства по этой причине и прочим.

Отвез ал-Му'тадид выкуп [за] Катр ан-Нада, а [находился] он в городе Балад[1830], к Абу-л-Джайшу [Хумаравайху]. Выкуп составлял тысячу тысяч дирхамов, а [также] прочее из вещей, благовоний и диковинок Китая, Индии и Ирана. И особо пожаловал [ал-Му'тадид] Абу-л-Джайша от себя и одарил его кошельком, [расшитым] дорогими каменьями, в котором [были] жемчужины, яхонты, самоцветные камни, пояс, корона и венок. И говорили еще — шапка и тиара. Прибыли они в Египет в раджабе двести восьмидесятого года[1831]. Ал-Му'тадид спустился из города Балад и Мосула, после того как отвезли упомянутые нами [сокровища] в Город Мира по воде.

Рассказывал Абу Са'ид Ахмад б. ал-Хусайн б. Мункиз. Он сказал: Вошел я однажды к ал-Хасану б. ал-Джассасу и [увидел], что перед ним ларец, обитый шелком, а в нем драгоценности собранные в четки. Заметил я красивое, и запало мне в душу, что их более двадцати. [Тогда] сказал я ему: «Да сделает меня Аллах выкупом за тебя! Каково число [драгоценных камней] в каждой из четок?» И он сказал мне: «По сто зерен. Вес каждого зерна подобен весу другого, ни больше, ни меньше. Вес всех четок уравнен». И [узрел я также] перед ним золотые слитки, которые взвешивали на весах, как взвешивают дрова. Когда [же] вышел я от него, повстречал меня Абу-л-'Айна[1832] и сказал мне: «О Абу Са'ид, каковым оставил ты этого человека?» /235/ И я описал ему, что видел. [Тогда] сказал он, подняв голову свою к небу: «Господи, если ты не равняешь его и меня в богатстве, то сравняй нас в слепоте». Потом разразился он плачем. И я сказал: «О 'Убайдаллах, что случилось?» Он сказал: «Не осуждай [того], что видишь. Если бы видел ты, что видел я, то ослабел бы». Потом сказал он: «Слава Аллаху за это». И сказал: «О Абу Са'ид, не восхвалял я Аллаха Всевышнего за слепоту кроме как теперь». [Тогда] сказал я [тому], кто поведал мне [о] положении Ибн ал-Джассаса: «Чем запечатал он эти четки?» И тот сказал: «Красным яхонтом, цена которого, возможно, больше всего остального».

Была кончина Абу-л-'Айны [в] двести восемьдесят втором году в Басре в джумада ал-ахира[1833]. Прозывался он по кунйе Абу 'Убайдаллах. Спустился он из Города Мира в Басру в том году в заураке, в котором [было] восемьдесят человек. Заурак утонул, и не спасся из [тех], кто был в нем, [никто], кроме Абу-л-'Айны. Был он слепым, схватился за края заурака, и его вытащили живым. Все, кто был с ним, погибли. После [того] как спасся, вошел он в Басру и умер.

Был Абу-л-'Айна' скор на язык, быстр в ответах и сообразителен, как никто из подобных ему. [Сохранились] славные известия о нем и об Абу 'Али ал-Басире и прочих и хорошие стихи. Мы привели их в наших прежних книгах.

Присутствовал [Абу-л-'Айна'] [в] собрании некоего вазира, и заговорили о некоем Бармакиде, о щедрости [этого рода| и доброте, им присущей. [И] сказал вазир Абу-л-'Айне, пустившемуся описывать их расточительства и милости, [которые] они являли: «Слишком много ты говоришь [о] них и чересчур красиво описываешь. Поистине, это из сочинений переписчиков и выдумок краснобаев». [Тогда] сказал ему Абу-л-'Айна': «[Так] почему не лгут о тебе переписчики, о вазир?» И люди удивились смелости [Абу-л-'Айны] перед [лицом вазира].

Однажды попросился он [войти] к вазиру Са'иду б. Махладу, и сказал ему хаджиб: «Вазир занят. /236/ Подожди». Когда [же] запоздал [хаджиб] с позволением ему [войти], спросил [его Абу-л-'Аина']: «Что делает вазир?» Тот сказал: «Молится». [Абу-л-'Айна'] сказал: «Правильно. У всякой новизны [своя] прелесть», срамя его недавним принятием ислама.

Вошел как-то раз Абу-л-'Айна' к ал-Мутаваккилу во дворец его, известный как ал-Джа'фари, и это и двести сорок шестом году (860/1), и [халиф] спросил его: «Что скажешь ты о моем доме?» И [Абу-л-'Айна'] сказал: «Поистине, люди построили дома в этом мире, а ты построил этот мир в доме твоем». [Ал-Мутаваккил] одобрил это, потом спросил: «Как ты пьешь вино?» [Тогда Абу-л-'Айна'] сказал «Становлюсь я бессильным от малой его [толики] и позорюсь от изобилия его». И сказал ему [халиф]: «Оставь это и сотрапезничай [со] мной». [Тогда] сказал [Абу-л-'Айна']: «Я человек слепой, а у слепого движения быстры, и отклоняется он от цели своей. Смотрят за него на [то], на что не смотрит он [сам]. Всякий в собрании твоем служит тебе, а я нуждаюсь в [том], чтобы мне [самому] служили. И еще не уверен я, смотришь ли ты на меня довольным глазом, а сердце твое гневается, или гневливым глазом, а сердце твое довольно. И если не отличу я одно от другого, [то] погибну. Предпочитаю я благополучие подверженности несчастью». [Тогда] сказал [ал-Мутаваккил]: «Дошли [до] нас твои поношения». [Абу-л-'Айна'] сказал: «О Повелитель Верующих, восхвалял Аллах Превеликий и порицал. И сказал Он: «...прекрасный раб! Поистине, он обращающийся»[1834]. И сказал Он, велика слава Его: «...хулителю, бродящему со сплетнями...»[1835] и так далее. И если порицание, словно скорпион, не кусает пророка, и [не источает] зловоние, то нет в том вреда. Сказал поэт:

Сказал [ал-Мутаваккил]: «Откуда ты?» [Абу-л-'Айна'] сказал: «Из Басры». Спросил [халиф]: «Что ты скажешь о ней?» [Абу-л-'Айна'] сказал: «Воды ее горячи, жара ее сладостна. И приятна она тогда, когда приятен ад». Вазир [ал-Мутаваккила] 'Убайдаллах б. Йахйа б. Хакан стоял над [Абу-л-'Айной]. [Халиф] спросил: «Что скажешь ты об 'Убайдаллахе б. Йахйе б. Хакане?» [Абу-л-'Айна'] сказал: «Благословенный раб, разрывающийся между покорностью Аллаху и службой тебе». И вошел Маймун б. Ибрахим[1836], начальник диван ал-барид. [Тогда] сказал ему [Убайдаллах]: «Что скажешь ты о /237/ Маймуне?» [Абу-л-'Айна'] сказал: «Рука крадет, а зад пускает ветры. Он подобен иудею, укравшему половину казны. Он нагл, и с ним [надо выказывать] твердость. Добро от него — притворство, зло его — естество». Такие [речи] [Абу-л-'Айны] рассмешили [ал-Мутаваккила]. Он наградил его и отпустил.

В двести восемьдесят третьем году (896/7) прибыли подарки от 'Амра б. ал-Лайса ас-Саффара. Среди них — сто махрийских верблюдов[1837] из Хорасана, много иноходцев, много сундуков и четыре тысячи тысяч дирхамов. Был среди [подарков] медный идол в образе женщины с четырьмя руками, а перед ней — маленькие идолы с руками и лицами, и на них украшения и драгоценности. Истукан этот поставлен был на колесницу, сделанную по размеру ее, которую тянули иноходцы. И все это привезли в дом ал-Му'тадида. Потом возвратили истукана в помещение шурты[1838] на Восточной стороне. Ее три дня показывали людям, затем вернули в дом ал-Му'тадида, и это в четверг четырех [ночей], прошедших от месяца раби' ал-ахар этого года (20.05.896). Простонародье прозвало этого истукана «занятием», ибо отвлечено оно было от дел своих разглядыванием ее [в течение] нескольких дней.

'Амр б. ал-Лайс привез эту статую из завоеванных им городов в [равнинной части страны] ал-Хинд[1839] и в горах ее, что за странами Басат[1840], Ма'бар и ад-Давар[1841]. В настоящее время — а это триста тридцать второй год (943/4), — это пограничные крепости, за которыми [обитают] неверные — различные народы, оседлые и кочевые. Из [земель) оседлых [народов] — страна Кабил и страна Бусйан[1842]. И это страна, соединяющаяся со страной Забулистан и ар-Руххадж[1843]. Мы упоминали ранее в этой книге, в известиях [о] древних народах и прежде бывших царях, что Забулистан известен как страна Файруза сына Кабака, царя Забулистана[1844].

Вошел 'Иса б. 'Али б. Махан[1845], преследуя хариджитов, в дни ар-Рашида в ас-Синд и горы его, [в] ал-Кандахар[1846], ар-Руххадж и Забулистан, убивая и совершая [такие] /238/ завоевания, которых не было ранее в тех землях. И об этом говорит слепой стихотворец, известный как Ибн ал-'Узафир ал-Кумми[1847].

Привели мы в наших прежних книгах известия о твердынях Фай-руза сына Кабака, царя страны Забулистан. Более недоступных, вознесенных в воздух и обильных диковинами [крепостей], нежели эти, нет в мире, как представляется людям любознательным и усердным, и [тем], кто много путешествовал по земле. Мы перечислили диковины тех земель вплоть до стран ат-Табасан[1849] и Хорасан и соединения их с Сиджистаном, а [также] диковины обоих Востоков и обоих Западов[1850], населенных и пустынных [частей земли], и [имеющиеся] в мире народы, различные по обличью и нравам.

Жители Басры прибыли к ал-Му'тадиду на морских судах, обмазанных жиром и известью, как [принято] на великой реке их. Среди них приехали проповедники их, витии, старейшины, знать и ученые люди. Среди них Абу Халифа ал-Фадл б. Хубаб ал-Джумахи. Был он маулой [рода] джумах из курайшитов[1851]. После этого принял он судейство. Они [приехали] жаловаться ал-Му'тадиду на одолевавшие их превратности судьбы, поразившую их засуху и донявшие их несправедливости наместников. [Плывя] в кораблях своих по Тигру, они подняли крики и шум. [Тогда] сел ал-Му'тадид позади занавеси, [чтобы выслушать их], и приказал вазиру ал-Касиму б. 'Убайдаллаху и прочим писцам диванов сесть [так], чтобы слышал ал-Му'тадид проповедников их, и они рассказали бы им, на какие из решений диванов они жалуются. Потом позволил он басрийцам, и они вошли, и Абу Халифа впереди них. На них голубые мантии, а на головах — покрывала, [были они] с красивыми зубами и достойной наружности. Понравилось ал-Му'тадиду [то], что увидел он. Первым из них держал речь Абу Халифа. Он сказал: «В запустении возделанное, стерлось явное, изменилось созвездие Волопаса, провалилось созвездие Близнецов. Одолели нас беды и удручили испытания. Погрузился всякий из нас во тьму, пришли в разорение поместья, и разрушились твердыни. [Так] посмотри на нас взглядом прозорливого /239/ имама, которому подчиняются люди. [Ведь] у нас, басрийцев, не отнять достоинств, и [нельзя] соревноваться с нами в великих [делах]». И говорил [Абу Халифа] в речи своей складно, и слова его были глубоки. [Тогда] сказал ему вазир: «Просвещен ты, о старец». И [Абу Халифа] сказал ему: «О вазир, просвещенные поставили тебя на это место». Сказал ему вазир: «Каков [закат с] пяти верблюдов?» Сказал ему Абу Халифа: «Знатока спросил ты. [Закат с] пяти верблюдов — овца, а с десяти — две овцы». Потом перешел он к описанию налогов с верблюдов, приводя [то], что положено взимать за них, упоминая расхождения в этом вопросе. Потом взялся он за [налоги, вносимые за] коров и овец, языком красноречивым и речью прекрасной, говоря кратко и описывая ясно. [Тогда] послал ал-Му'тадид, которому понравилось [то], что он слышал, и от того он много смеялся, слугу к вазиру и сказал ему: «Напиши им о [том], чего они хотят, и согласись на [то], о чем они просят. Не отпускай их иначе, как с благодарностью. Ведь это шайтан, исторгнутый морем, и пусть подобный ему ездит к царям».

Абу Халифа не подделывался [под] и'раб[1852], но от постоянного употребления его с юности казался он свойственным ему от природы. И был он уважаем [среди знатоков] иснада.

Об [Абу Халифе сохранились] славные и смешные истории, [которые] были записаны. Среди них сохранилась история, как некий сборщик хараджа в Басре был смещен с должности своей, а Абу Халифа — с судейства своего. И сборщик послал Абу Халифе: «Мубарман ан-Нахави[1853], друг Абу-л-'Аббаса ал-Мубаррада, пригласил меня сегодня [в один из] садов, расположенный на берегу некоего канала». Пришли они [к Абу Халифе] вместе с прибывшими друзьями рано и попросили [Абу Халифу] пойти с ними. Они весело плыли в суммариййе[1854], переодевшись, и приплыли к одной из басрийских рек. Выбрали они некий сад, подплыли к нему, вышли на берег и сели под пальмой на берегу реки. Им подали взятые с собою яства. [А] были это дни подрезки, когда плодоносят финиковые деревья и финики собирают в ивовые корзины. Тогда сады наполнены земледельцами, что собирают финики, а это пахари и им подобные. Когда [же] поели [собравшиеся], /240/ один из них сказал Абу Халифе, не называя его по кунйе [из] боязни, что узнают его земледельцы и поденщики, что сидели на пальмах: «Сообщи мне, да продлит Аллах дни твои, о речении Аллаха, Могуч Он и Велик: «О вы, которые уверовали! Охраняйте свои души и свои силы от огня»[1855]. Какое место эта «вав»[1856] занимает в и'рабе?» Сказал Абу Халифа: «В положении раф'[1857]. А речение Его «охраняйте»[1858] — это приказ множеству мужчин»[1859]. Сказал [тот человек]: «Как скажешь ты одному мужчине и двоим?» Сказал [Абу Халифа]: «Говорится одному мужчине «охраняй», двоим — «охраняйте», и множеству — «охраняйте»»[1860]. Сказал [тот человек]: «Как скажешь ты одной женщине, двум и множеству их?» Сказал Абу Халифа: «Говорится одной «охраняй», двум — «охраняйте», а множеству — «охраняйте»»[1861]. Сказал [тот человек]: «[Теперь] прошу тебя [сказать] быстро, как говорится одному мужчине, двоим и множеству, а [также] одной женщине, двум и множеству их». Сказал Абу Халифа быстро: «Охраняй, охраняйте, охраняйте, охраняй, охраняйте, охраняйте». Недалеко от них расположились земледельцы. И когда они услышали это, то ужаснулись и сказали: «О еретики, вы читаете Коран по-куриному». Они напали на них и побили. И избавился Абу Халифа и люди, что были с ним, от рук тех земледельцев только после долгих усилий.

Мы привели забавные истории [об] Абу Халифе, известия [о] нем, обращение его к ослице своей, когда она сбросила его, [и] что говорил он, когда вошел в дом его вор, и иное в книге нашей ал-Аусат. И была кончина Абу Халифы в Басре [в] триста пятом году (917/8).

В двести восьмидесятом году, в раби' ал-аввал[1862], приехал ал-Му'тадид в Амид[1863], и это после кончины Ахмада б. 'Исы б. аш-Шайха 'Абд-ар-Раззака. Укрепился там сын его Мухаммад б. Ахмад б 'Иса б. 'Абд ар-Раззак[1864]. [Тогда] разослал [ал-Му'тадид] войска свои вокруг [Амида] и осадил его. Рассказывал 'Алкама б. 'Абд ар-Разак. Он сказал: Рассказывал нам Раваха б. 'Иса б. 'Абд ал-Малик от Шу'лы б. Шихаба ал-Йашкури[1865]. Он сказал: Послал меня ал-Му'тадид к Мухаммаду б. Ахмаду б. 'Исе б. аш-Шайху убедить его. И когда я отправился к нему, дошло известие [об этом] до Умм аш-Шариф[1866], пославшей за мной. И она сказала: /241/ «О Ибн Шихаб, каковым оставил ты Повелителя Верующих?» Сказал [Ибн Шихаб]: [Тогда] я сказал: «Оставил я его, [клянусь] Аллахом, щедрым царем, справедливым судией, приказывающим [творить] добро, совершающим благо, терзающим людей лжи, подчиняющимся правде, [так что] не действует на него перед Аллахом упрек упрекающего». Сказал [Ибн Шихаб): И она сказала мне: «Он, клянусь Аллахом, из таких людей, [кто] этого заслуживает и по праву получает. И как может быть иначе, [если] он тень Аллаха, протянувшаяся по стране Его, наместник Его, доверенный для рабов Его, которым [Аллах] укрепил религию Свою и оживил обычай Свой и тем упрочил закон Свой». Потом она сказала: «А каковым видел ты друга нашего?», имея в виду сына брата своего Мухаммада б. Ахмада. Сказал [Ибн Шихаб]: [Тогда] я сказал: «Видел я молодого самовлюбленного юношу, которого подчинили себе проходимцы, и он воспользовался советами их и прислушался к словам их. А они обращают к нему красивые речи и ввергают его в раскаяние». И она сказала мне: «[Способен] ли ты вернуться к нему с письмом? [Тогда], может быть, развяжем [то], что завязали проходимцы». Сказал [Ибн Шихаб]: «Способен». И она написала нежное, хорошее письмо, в котором обильно расточила увещевания и искренние советы. В конце [письма] приписала она эти байты:

Сказал [Ибн Шихаб]: [Тогда] взял я письмо и повез его к Мухаммаду б. Ахмаду. Когда он взглянул в него, /242/ швырнул его мне и сказал: «О брат йашкур, не женскими советами управляются государства и не [женским] умом управляется царство. Возвращайся к господину своему». [Тогда] вернулся я к Повелителю Верующих и сообщил ему известие правдиво и истинно. И сказал [ад-Му'тадид]: «Где письмо Умм аш-Шариф?» Сказал [Ибн Шихаб]: [Тогда] я вынул его. Когда [же] показали [письмо халифу], восхитили его стихи ее и ум. Потом сказал он: «Поистине, надеюсь я защитить ее и многих других людей». И когда Амид[1868] был взят так как это [произошло], сдался Мухаммад б. Ахмад на пощаду. Когда же разгорелось сражение, послал ко мне Повелитель Верующих и сказал: «О Шу'ла б. Шихаб, есть ли у вас сведения от Умм аш-Шариф?» Сказал [Ибн Шихаб]: Я сказал: «Нет, [клянусь] Аллахом, о Повелитель Верующих». Он сказал: «Иди с этим слугой. Ты отыщешь ее среди ее женщин». Сказал [Ибн Шихаб]: И я пошел. Когда [же] узрела она меня, открыла лицо свое и принялась говорить:

Сказал [Ибн Шихаб]: Потом она заплакала и ударила рукой по руке. Затем сказала мне: «О Ибн Шихаб, словно я [прежде] видела [то], что вижу [теперь]. От Аллаха мы и к Нему возвращаемся». Сказал [Ибн Шихаб]: Я сказал ей: «Поистине, Повелитель Верующих послал меня к тебе исключительно из-за его хорошего мнения о тебе». Она сказала: «Можешь ли ты доставить ему письмо от меня?» Я сказал: «Да». [Тогда] написала она ему такие байты:

Сказал [Ибн Шихаб]: [Тогда] взял я письмо и пошел с ним к Повелителю Верующих. И когда показал я ему [эти] байты, они восхитили его, и он приказал отправить [Умм аш-Шариф] много платья и денег, и столько же сыну брата ее Мухаммаду б. Ахмаду. И помиловал он ее со многими ее родичами, [в отличие] от тех, преступления чьи были велики и [кто] заслуживал наказания.

Написал ал-Му'тадид Ахмаду б. 'Абд ал-'Азизу б. Абу Дулафу[1869] о [том, чтобы] он сразился с Рафи' б. Лайсом, и [было] это в двести семьдесят девятом году (893/4). [Тогда] двинулся Ахмад б. 'Абд ал-'Азиз на Рафи'. Они встретились у Рея в [день] семи [ночей], оставшихся от зу-л-ка'да этого года (3.02.893). И шла битва между ними [несколько] дней. Потом потерпел [поражение] Рафи' б. Лайс, и бежал, сторонники [же] Ибн Абу Дулафа скакали следом за [воинами Рафи'] и захватили лагерь их. Дошло известие [об] этом в Багдад на шестую [ночь], прошедшую от зу-л-хиджжа этого года (1.03.893).

В двести восьмидесятом году (893/4) был схвачен в Багдаде муж, известный как Мухаммад б. ал-Хасан б. Сахл, сын брата Обладателя двух главенств ал-Фадла б. Сахла, прозванный Шайила, и с ним 'Убайдаллах б. ал-Мухтади[1870]. У этого Мухаммада б. ал-Хасана б. Сахла сочинения об ал-мубаййида и книга, составленная из известий [об] 'Али б. Мухаммаде, повелителе зинджей, в соответствии с [тем], что привели мы из деяний его прежде в этой книге. Указали на него помилованные воины ал-'Алави[1871]. Нашли у него листы, [а] на них имена мужей, которые приняли присягу в [пользу] [некоего] мужа из рода Абу Талиба. Они решили явиться в Багдаде в тот же день и убить ал-Му'тадида. [Тогда] ввели их к ал-Му'тадиду. И отказались бывшие с Мухаммадом б. ал-Хасаном признаться. Они сказали: «Что [до] талибитского мужа, то мы /244/ его не знаем. Приняли от [нашего имени] ему присягу, [сами же] мы не видели его. А этот был посредником между нами и между ним», имея в виду Мухаммада б. ал-Хасана. [Тогда] приказал ал-Му'тадид, и их убили. Оставил он Шайилу, думая, что наведет он его на талибита, и отпустил 'Убайдаллаха б. ал-Мухтади, зная о невиновности его. Потом стал ал-Му'тадид би-л-Лах всячески уговаривать Мухаммада б. ал-Хасана, чтобы навел тот его на тали-бита, для которого принимал он обетование от мужей, но [Мухаммад б. ал-Хасан] отказался, и были между ними и между ал-Му'тадидим долгие речи. Сказал он в обращении своем к ал-Му'тадиду: «Если бы ты поджарил меня на огне, не прибавил бы я к [тому], что слышал ты от меня. Не указал я на [того], к покорности которому призывал я людей и чей имамат я утверждал. Делай, что [собираешься] сделать». [Тогда] сказал ему ал-Му'тадид: «Не станем мы пытать тебя [не чем иным], кроме упомянутого тобой». И было упомянуто, что приковали [Мухаммада б. ал-Хасана] к длинному железному пруту, [который] вставили ему в задний проход и вынули изо рта, а концы его закрепили над огнем, и [Мухаммад б. ал-Хасан] умер в присутствии ал-Му'тадида, понося его и говоря о нем великие сквернословия. Более распространено мнение, что [Мухаммада б. ал-Хасана] поставили между тремя копьями, привязали к их концам, связали и положили над огнем [так], чтобы он не касался его и был жив, [и] его вращали и поджаривали, как поджаривают кур и подобных им, пока [не] потрескалась его кожа. [Потом] его сняли и распяли между двумя мостами на Западной стороне.

В этом году выступил ал-Му'тадид в погоню за бедуинами из бану шайбан, [которые] взбунтовались и причинили много вреда [мусульманам]. Он сразился с ними за ал-Джазирой и аз-Забом в месте, известном как Вади-з-Зи'аб[1872]. Убил он пленных, угнал детей и двинулся на Мосул.

В этом году завоевал Абу 'Абдаллах б. Абу-с-Садж ал-Марагу[1873], в стране Азербайджан. Он захватил 'Абдаллаха б. ал-Хусайна и забрал его имущество. Затем, после этого, прикончил его.

В этом году была кончила Ахмада б. 'Абд ал-'Азиза б. Абу Дулафа.

В этом году завоевал Ахмад б. Саур[1874] 'Оман[1875]. Двинулся он туда из страны ал-Бахрайн и сразился [с] аш-шурат из ибадитов. Их было около двухсот тысяч. И был /245/ имамом их ас-Салт б. Малик[1876] в стране Барва земли 'Оман. Одержал [Ахмад б. Саур победу] над ними. Убил он великое их множество и отвез много голов в Багдад, и [головы эти] выставили на мосту[1877].

В [этом году] вошел ал-Му'тадид в Багдад, возвращаясь из ал-Джазиры.

В этом году было вхождение 'Амра б. ал-Лайса в Нишапур.

В этом году привезли дочь Мухаммада б. Абу-с-Саджа к Бадру, гуламу ал-Му'тадида. Мы привели известие [об] Ибн Абу-с-Садже и [о том], как выдал он дочь свою замуж за Бадра в присутствии ал-Му'тадида, а также о поездке [Ибн Абу-с-Саджа] от Баб Хурасан в Азербайджан, в ал-Китаб ал-Аусат.

В этом году двинулся Исма'ил б. Ахмад[1878], после кончины брата своего Насра б. Ахмада[1879] и установления своей власти [над] Хорасаном, в Землю тюрок и завоевал [некий] город, на который указывают среди прочих городов тюрок как на местопребывание царя. Пленил он Хатун, жену царя[1880], и пленил пятнадцать тысяч тюрок и убил из них десять тысяч. Говорят, что звали этого царя Тункуш. Так прозывается всякий царь из правителей этой страны. Я полагаю, [что] он из двух родов, известных как ал-худладжиййа[1881]. Мы привели прежде в этой книге совокупность известий о тюрках, разновидностях их и их обиталищах, а также в предшествующих наших книгах[1882].

В двести восемьдесят первом году (894/5) была война между Васифом, слугой Ибн Абу-с-Саджа, и 'Амром б. 'Абд ал-'Азизом[1883] в стране ал-Джабал. О том, как это было, рассказывали мы в наших предшествующих книгах.

В этом году выступил ал-Му'тадид в ал-Джабал из-за дошедших [до] него дел, из них история Мухаммада б. Зайда ал-'Алави ал-Хусайни, владетеля страны Табаристан. [Тогда] вверил [ал-Му'тадид] сыну своему 'Али ал-Муктафи Рей, поселил его там и прибавил к [владениям его] Казвин, Занджан[1884], Абхар[1885], Кумм[1886] и Хамадан. Вернулся ал-Му'тадид в Багдад, поручив 'Амру б. 'Абд ал-'Азизу Исфахан и Кардж Абу Дулаф.

/246/ В [этом году] вверил [халиф] ал-Муктафи области его, и двинулся он к ал-Му'тадиду с многочисленным снаряжением.

В [этом году] двинулся Тугдж б. Шабиб[1887], отец ал-Ихшида, владетеля Египта в это время, и это триста тридцать второй год (943/4), с многочисленными войсками из Дамаска. [Тогда] вошел он в Тарсус, совершая газ[ават], и завоевал Малаурию[1888], что за областью Бургуса[1889] и [за] Дарб ар-Рахиб[1890].

В этом году осадил ал-Му'тадид Хамдана б. Хамдуна[1891], укрепившегося в крепости, известной как ас-Саввара[1892], недалеко от Айн аз-За'фаран. Поспешил Исхак б. Аййуб ал-Анбари[1893] объявить покорность ал-Му'тадиду и вошел он в войско его. Сдался ал-Хусайн б. Хамдан б. Хамдун[1894] и бывшие с ним сторонники его ал-Му'тадиду. Мы привели известия [о] Хамдане б. Хамдуне, [о] деяниях его, [о] восхождении его [на] гору ал-Джуди[1895], переправе его [через] Тигр, писце его ан-Насрани, о том, как вошел [Хамдан б. Хамдун] ночью [в] лагерь ал-Му'тадида к Исхаку б. Аййубу и привел его к ал-Му'тадиду, и [о] разрушении ал-Му'тадидом этой крепости. Хамдан истратил на нее великие богатства. Он — Хамдан б. Хамдун б. ал-Харис б. Мансур б. Лукман, и он дед Абу Мухаммада ал-Хасана б. 'Абдаллаха, прозванного Насир ад-Даула в это время, а это триста тридцать второй год (943/4). [Упомянем мы также] о погоне ал-Хусайна б. ал-Хамдана за Харуном аш-Шари и как он был взят ал-Хусайном б. Хамданом — ниже в этой книге.

Сказал ал-Мас'уди: В двести восемьдесят втором году (895/6) заколот был Абу-л-Джайш Хумаравайх б. Ахмад б. Тулун в Дамаске в зул-л-ка'да[1896]. Построил он на склоне горы ниже Дайр Марран[1897] дворец. И пил он там в ту ночь, и у него [был] Тугдж. Выполнил это [некий] слуга из слуг их. И отвезли [этих слуг) за [несколько] миль оттуда. [Там] убили их и распяли; [в] некоторых из них пускали стрелы, и были такие, у кого обрезали мясо с бедер и зада, и его съели чернокожие невольники Абу-л-Джайша.

/247/ Мы приводили известия [о] слугах из чернокожих, славян, ромеев и китайцев и [о том], что жители Китая оскопляют многих из детей своих, подобно тому как поступают ромеи с детьми своими, и что два скопца взаимно не любят друг друга, когда случается с ними обрезание этого органа, в книге нашей Ахбар аз-заман, и что свершает с ними природа при этом, как говорят о них люди и какие признаки [скопцов] упоминают они.

Рассказывал ал-Мада'ини, что Му'авия б. Абу Суфйан вошел однажды к жене своей Фахите, наделенной умом и решимостью, и с ним [был] скопец. А была она с непокрытой головой. Когда [же] увидела она с ним скопца, покрыла голову свою. [Тогда] сказал ей Му'авия: «Это скопец». Она [же] сказала: «О Повелитель Верующих, считаешь ли ты, что из-за надругательства над ним позволено ему то, что запретил Аллах?» Ушел Му'авия и понял, что истинно сказанное ею. После этого не вводил он к женщинам своим [ни одного] слуги, будь тот хоть старым, погибающим.

Говорили о скопцах люди и указывали разницу между оскопленным путем отсечения и путем извлечения, и что они мужчины с женщинами и женщины с мужчинами. Это последнее из слов и мерзейшее из речений. Однако они мужчины, и отсутствие одного из членов тела не обусловливает причисления их к [другому полу], как и отсутствие бороды не препятствует им [быть такими], какими они охарактеризованы. Кто утверждает, что они более похожи на женщин, говорит об изменении содеянного Творцом, Велик [Он] и Могуч, ибо сотворил Он их мужчинами, а не женщинами, и самцами, а не самками. И в преступлении над ними нет извращения сущности их и устранения [того], какими создал их Творец, Велик [Он] и Могуч. Мы говорили о причине отсутствия зловония подмышек у слуг и [о том], что говорили [об этом] философы, в наших предшествующих книгах, ибо у медлительного слуги нет запаха подмышек, и это из достоинств слуг.

Отвезли Хумаравайха в гробу в Египет. Известие об этом дошло в Египет в воскресенье пяти ночей, прошедших от зу-л-хиджжа (25.01.896). Заклание его было за [несколько] дней, оставшихся от зул-л-ка'да[1898]. [Тогда] присягнули сыну его Джайшу[1899], которым прозывался по кунйе Хумаравайх, наутро [в] понедельник (26.01.896). Привезли Абу-л-Джайша в Египет, вынули из гроба и положили на ложе, и это у ворот Египта[1900]. Вышел сын его амир Джайш и прочие амиры и знатные люди. [Тогда] выступил вперед кади Абу 'Абдаллах Мухаммад б. 'Абда, известный как ал-'Абдани[1901], и помолился над ним. И [было] это ночью.

/248/ И рассказал Абу Бишр ад-Дулаби[1902] [со слов] Абу 'Абдаллаха ан-Наджжари, и был он старцем из Ирака и читал [Коран] в домах рода Тулуна и [в] усыпальницах их, что был он в ту ночь среди [тех], кто читал у могилы [Хумаравайха]. Принесли Абу-л-Джайша, чтобы положить в могилу, а мы[1903], семеро чтецов, читали суру «Дым»[1904]. [Тогда] его спустили с носилок и положили в могилу. А мы в это время дошли в суре до речения Его, Могуч [Он] и Велик: «Возьмите его и бросьте в средину геенны, потом пролейте ему на голову из наказания кипятком. Попробуй, ведь ты великий, благородный»[1905]. [Тогда] понизили мы голоса наши и испугались, почувствовав робость [из] стеснения [перед теми], кто присутствовал.

Из упомянутых известий [об] ал-Му'тадиде, твердости его в своих деяниях и уловках [известие о том], как он [распорядился] выдать из казны для выплаты воинам десять мешков по десять тысяч дирхамов, и их отнесли в дом начальника службы войскового довольствия[1906], чтобы израсходовать на [воинов]. Дом его в ту ночь был подкопан, и десять мешков забрали. Когда [же] встал он утром, посмотрел на подкоп и не увидел денег. [Тогда] приказал он привести начальника охраны, а охраной [предводительствовал] и тот день Му'нис ал-'Иджли. И когда [тот] пришел [к нему], начальник службы войскового довольствия сказал: «Поистине, эти деньги [принадлежат] власти и воинам. И если ты не доставишь их или [того], кто подкопал [мой дом] и взял деньги, [то] Повелитель Верующих заставит тебя возместить их». И [Му'нис ал-'Иджли] стал старательно искать, и отправился на поиски вора, осмелившегося на такое дело. Пошел он в присутствие свое, вызвал таввабов и шурту, а таввабы — это всевозможные старцы-воры, которые состарились и раскаялись. Если что-либо случалось, они знали, чье это деяние и указывали на него. Иногда они брали у воров часть [того], что [те] крали. [Тогда Му'нис] приступил к ним с [требованием] найти [деньги], пригрозил им, устрашил их и потребовал с них. Они рассеялись по переулкам, рынкам, женщинам, кораблям, притонам и игорным домам и не замедлили привести человека худого, слабого телом, [в| потрепанной одежде, ничтожного состояния и сказали: «О господин мой[1907], вот содеявший. Он чужак, не из этого города, и все люди согласны в том, что он — устроитель подкопа и вор, [укравший] деньги». [Тогда] повернулся к нему Му'нис ал-'Иджли и сказал: «Горе тебе! Кто был с тобой? Кто тебе помогал? /249/ И где сообщники твои? Не думаю, [что] ты осилишь в одиночку десять мешков ночью. Вас было не меньше десятка [или] по крайней мере пятеро. [Так] укажи мне на деньги, если они собраны, и на сообщников своих, если деньги уже разделены». Но [тот] ничего не прибавил к отрицанию. [Тогда] принялся [Му'нис] ласкать его и обещать, что накормит его и оденет, и [даст] ему великую награду, суля всякое благо за возврат [денег] и указание на их [местонахождение] и грозя всякой бедой, а [человек все] отрицал и [от всего] отказывался. Когда [же] это разозлило Му'ниса, и прискучило ему, и [когда] он отчаялся в признании [вора], [то] принялся его наказывать и допрашивать. Он бил его кнутом, канатами, палками и плетью по спине, животу, затылку, по низу ног, пяткам и икрам, так что для битья не осталось и места. И довел [Му'нис вора] до [такого] состояния, что [тот не мог] ни соображать, ни говорить. Однако он ни в чем не признался. Это дошло до ал-Му'тадида. Вызвал он начальника стражи я спросил его: «Что сделал ты с деньгами?» И [тот] сообщил ему. [Тогда халиф] сказал: «Горе тебе! Захватил вора, укравшего из казны десять кошельков, а доведешь [этого человека] до смерти, погубишь его и потеряешь деньги. Где [же] уловки мужей?» Он сказал: «О Повелитель Верующих, я не знаю сокрытого, и не было у меня [иной] уловки, кроме той, что сделал я». Сказал [ал-Му'тадид]: «Приведи [ко] мне человека». И его доставили, принесли его в попоне и положили перед [халифом] связанного. [Тогда ал-Му'тадид] стал его спрашивать, но он [все] отрицал. И [халиф] сказал ему: «Горе тебе! Если ты умрешь, это не пойдет тебе на пользу, а если выздоровеешь от побоев и спасешься, я не позволю тебе добраться [до денег]. Вот тебе помилование и обетование [того], чем поправишь ты положение свое и чем восхваляться будет дело твое». Но [человек] не согласился и только все отрицал. [Тогда] сказал [ал-Му'тадид]: «Ко мне врачевателей». И их привели. И он сказал: «Возьмите этого человека и лечите его самым тщательнейшим образом. Воздействуйте на него мазями, пищей и заботой и старайтесь излечить его в скорейшем времени». И [врачи] взяли [того человека] к себе, а [ал-Му'тадид] выдал [другие] деньги вместо [тех] и приказал раздать их воинам. Говорят, что [тот человек] излечился и выздоровел в немногие дни. Затем стали потчевать его пищей, питьем, совокуплением и благовониями, так что вылечился он, стало сильным тело его, появился цвет [в лице] его, и вернулась к нему душа его. Потом [ал-Му'тадид] вспомнил [о том человеке] и приказал привести его. Когда [же] он предстал перед [халифом], спросил его [ал-Му'тадид] о состоянии его, и он вознес молитву и поблагодарил, сказав: «Я в благости, пока сохраняет Аллах Повелителя Верующих». Потом спросил его [халиф] о деньгах, и [человек тот] вернулся к отпирательству. [Тогда] сказал ему [ал-Му'тадид]: «Горе тебе! Наверняка взял ты [деньги] в одиночку /250/ целиком или досталась тебе часть их. Если взял ты их целиком, то [станешь] тратить их на еду, питье и удовольствия, и не думаю, что израсходуешь их до смерти своей, а если умрешь, то на тебе бремя их. Если ты взял часть их, то мы простим тебе это. Только признайся нам в [ краже] и укажи сообщников своих. Поистине, я убью тебя, если не сознаешься, и не принесет тебе пользу [то, что] деньги останутся после тебя, а сообщников твоих не заботит, что тебя убьют. А если признаешься, я заплачу тебе десять тысяч дирхамов, возьму Для тебя с начальников таможни столько же, запишу тебя в таввабы и назначу тебе каждый месяц [по] десяти динаров, [которых] хватит на еду, питье, одежду и благовония. И будешь ты сильным, избежишь смерти и избавишься от греха». Но [человек тот] от [всего] отказался, только отпирался. [Тогда] потребовал у него [ад-Му'тадид] клятвы Аллахом, и он поклялся. И [ал-Му'тадид] положил перед ним Коран и потребовал клятвы, и он поклялся на [Коране]. [Тогда] сказал [ал-Му'тадид]: «Я найду деньги. И если я обнаружу их после этой клятвы, убью тебя и не пощажу». Но он отказался и только отпирался. [Тогда] сказал ему [ал-Му'тадид]: «Возложи руку свою на мою голову и поклянись жизнью моей». И [человек] положил руку на голову его и поклялся жизнью его [в том], что не брал [денег], что он несправедливо обвиняем и что таввабы [захотели] избавиться от него. [Тогда] сказал ему ал-Му'тадид: «Ну, если ты солгал, то я убью тебя, и [буду ли] я неповинен в крови твоей?» Он сказал: «Да». И [халиф] велел привести тридцать чернокожих, чтобы он увидел их и они увидели его, и приказал им следить за ним попеременно. Проходили дни, а [человек этот] сидел не облокачиваясь и не опираясь, не растягиваясь и не ложась. И всякий раз, когда шевелился он, его хлестали по щекам и били по голове. Когда [же] ослабел он и приблизилась погибель его, приказал [ал-Му'тадид] привести его и повторил ему [то], с чем обращался к нему, и потребовал у него клятвы Аллахом и других обетов. [Человек] поклялся всем этим и тем, в чем не требовал [халиф] клятв, что он не брал денег и не знает, кто взял их. [Тогда] сказал ал-Му'тадид присутствовавшим: «Сердце мое свидетельствует, что он невиновен и что речь его — чистая правда и что таввабы знают, кто [настоящий] преступник. Мы согрешили относительно человека этого». И попросил [халиф] простить его, и [тот человек] сделал это. Потом приказал [ал-Му'тадид] принести стол с кушаньями и [распорядился] доставить холодное вино. И повелел он [тому] человеку сесть, есть и пить. И он принялся есть и пить. А его подгоняли в еде, он жадно ел, и ему все подавали и подавали вино, так что не осталось для еды и питья места. Потом приказал [ал-Му'тадид принести] курения и благовония, и [того человека] окурили и умастили. Принесли ему пуховик, /251/ постелили и приготовили. Когда [же] лег он, отдохнул и забылся, приказал [ал-Му'тадид| обеспокоить его и быстро разбудить. [Тогда] отнесли его с места его, посадили перед [ал-Му'тадидом], а в глазах [человека того] дремота. И сказал ему [халиф]: «Расскажи, как ты сделал [это], как совершил подкоп, откуда вышел, куда отнес деньги и кто был с тобой?» [ Человек тот] сказал: «Был я всего лишь один. Вышел я через подкоп, которым вошел. Была напротив дома баня, [а] рядом с ней — гора колючек, которыми [она] топилась. Я взял деньги, поднял эти колючки, мусор и тростник, положил туда деньги и накрыл. [Они и сейчас] там». [Тогда ал-Му'тадид] приказал вернуть его в постель, и [человека] вернули и уложили на нее. Потом он приказал принести деньги. И [деньги] принесли до последней [монеты]. Вызвал [ал-Му'тадид] Му'ниса ал-'Иджли, вызвал вазира и сотрапезников [своих], накрыв деньги ковром в стороне от покоя своего. Потом приказал он разбудить вора, [который] удовлетворился сном, и сошла с него дремота. [Тогда] сказал ему [ал-Му'тадид] в присутствии всех подобное первому своему речению, и он [все] отрицал и [от всего] отказывался. И приказал [ал-Му'тадид] снять ковер и сказал [вору]: «Горе тебе! Разве это не деньги? Разве ты не сделал то-то и то-то?», описывая ему [то], о чем [вор] ему рассказал. И вор был поражен. Потом приказал [халиф] взять его за руки и за ноги и сковать. Потом повелел он [принести] мехи, и [вора] надули в зад. Принесли хлопок и набили ему в уши, рот и нос. И принялся [ал-Му'тадид] надувать [его], освободил руки и ноги его от оков и держал [его] за руки. Стал [вор] подобен величайшему из надутых бурдюков. Опухли все его члены, и увеличилось тело его. Глаза его округлились и вылезли [из орбит]. Когда [же] он почти [уже] разрывался, приказал [ал-Му'тадид] некоему лекарю, и [тот] ударил по двум жилам над бровями, и они на лбу. [Тогда] стал выходить из них ветер вместе с кровью, и от нее [был] шум и свист, пока [вор не] затих и [не] умер. Было это величайшим зрелищем из пыток, виденных в тот день. Рассказывали, что [в] мешках было золото и что число их было более упомянутого нами прежде.

/252/ Жил в Багдаде человек, стоявший на дороге и рассказывавший людям истории, побасенки и шутки, известный как Ибн ал-Магазили. Был он совершенен [в ремесле своем]. Кто [ни] видел его и [ни] слышал речей его, не мог не рассмеяться. Сказал Ибн ал-Магазили: Стоял я однажды во [время] халифата ал-Му'тадида У Баб ал-Хасса[1908], веселя и шутя. И в кружок мой пришел один [из] слуг ал-Му'тадида. [Тогда] принялся я [рассказывать] историю [о] слугах, и история моя понравилась слуге, и восхитился он моими побасенками. Потом он ушел от меня, но не замедлил вернуться, взял меня за руку и сказал: «Поистине, я, когда ушел из кружка твоего, вышел и встал перед ал-Му'тадидом, Повелителем Верующих. [Тогда] вспомнил я истории твои и анекдоты, что ты рассказывал, и рассмеялся. [Тут] увидел меня Повелитель Верующих, и ему это не понравилось. Он сказал: «Горе тебе! Что с тобой?» И я сказал: «О Повелитель Верующих, у ворот — человек, известный как Ибн ал-Магазили, [который] смешит и рассказывает. Не оставил он нерассказанной [ни] истории [о] бедуине, [ни о] тюрке, [ни о] мекканце, [рассказал о] жителе Неджда, набатее, зиндже, синдийце и слуге. Перемежает он рассказы свои анекдотами, что смешат [даже] осиротевшую и воспламеняют кроткого». И [халиф] приказал мне привести тебя. Мне [причитается) половины награды твоей. [Тогда] я сказал ему, возжелав щедрой награды: «О господин мой, я слаб, и на мне домочадцы. Аллах наградил меня тобою. [Так] довольно тебе, если возьмешь ты часть [награды] — шестую или четвертую». Но [слуга] согласился только на половину. [Тогда] возжелал я половины и удовольствовался ею. И [слуга] взял меня за руку и ввел к [халифу]. Я прилежно приветствовал [ал-Му'тадида] и стал на место, где меня поставили. [Халиф] ответил на мое приветствие. Он просматривал [какую-то] грамоту, и когда просмотрел большую [часть] ее, сложил [грамоту], потом поднял глаза на меня и сказал: «Ты Ибн ал-Магазили?» Я сказал: «Да, о Повелитель Верующих». Он сказал: «Дошло до меня, что ты рассказываешь и смешишь и что ты приводишь удивительные истории и замечательные анекдоты». Я сказал: «Да, о Повелитель Верующих. Нужда учит хитрости. Этим я собираю людей, добираюсь до сердец их при [помощи] рассказов, прошу милости их и живу [тем], что получаю». Сказал [ал-Му'тадид]: «Расскажи [же], что [там] у тебя, и постарайся [преуспеть] в искусстве своем. Если рассмешишь меня, награжу пятьюстами дирхамами, а если я не рассмеюсь, то что мне [взять] с тебя?» [Тогда] я сказал по глупости /253/ и [от] смущения: «Нет у меня [ничего], кроме затылка моего. [Так] шлепни по нему, как пожелаешь, сколько захочешь и чем захочешь». И он сказал мне: «Ты [говоришь] справедливо. Если я рассмеюсь, то тебе [будет то], что обещано. А если я не рассмеюсь, [то] дам тебе этим мешком десять шлепков». [Тогда] я сказал в душе моей: «Царь шлепнет разве что чем-нибудь небольшим и легким, незначительным». Потом повернулся я и вдруг [увидел] в углу комнаты мешок [из] тонкой кожи. И я сказал себе: «Не ошибся я в догадке своей, и не подвело меня чутье. Что может быть от мешка, в котором ветер? Если я рассмешу его, [то] получу выгоду, а если не рассмешу, то он прикажет [дать мне] десять шлепков легким надутым мешком». Потом принялся я за анекдоты, истории, байки и прибаутки. И не пропустил я ни истории [о] бедуине, ни [о] грамматисте, ни [о] женоподобном, ни [о] судье, ни [о] цыгане, ни [о] набатее, ни |о] синдийце, ни [о] зиндже, ни [о] слуге, ни [о] тюрке, ни [одной] проделки, ни [одного] выражения, ни [одной] побасенки и ни [одной] истории, которых бы я [не] рассказал и [не] привел [бы]. Так что кончилось бывшее у меня, и заболела голова моя. И я прервался, замолчал, ослабел и замерз. [Тогда] сказал мне [халиф] «Ну, давай, что у тебя». И он, разгневанный, не засмеялся и не улыбнулся. А за мною не осталось [ни одного] слуги, [который бы] не убежал, и ни [одного] гулама, [который бы] не ушел из-за [того], к чему побудил их смех, и [из-за] того, что с ними случилось. [Тогда] сказал я: «О Повелитель Верующих, кончились, [клянусь] Аллахом, [все истории], что [были] у меня, заболела голова моя и кончились силы мои. Не видел я еще подобного тебе. Не осталось у меня ничего, кроме одной шутки. И он сказал: «Давай ее!» [Тогда] я сказал: «О Повелитель Верующих, ты обещал шлепнуть меня десять [раз] и поставил это вместо награды. А я прошу тебя удвоить награду и присадить к этому [еще] десять [шлепков]». И [халиф] захотел рассмеяться, но сдержался, потом сказал: «Сделаем. Эй, гулам, возьми его за руку». И он взял меня за руку. Я подставил затылок, и меня шлепнули мешком. И словно [целая] крепость свалилась мне на затылок. [Оказалось, что в мешке] круглые камни, [большие], словно музыкальные тарелки. И меня шлепнули им десять [раз], [так что] шея моя чуть [не] сломалась и горло [чуть не] разорвалось. Загудело в ушах моих и из глаз высеклись искры. Когда [же] получил я десять [ударов], [то] воскликнул: «О господин мой, совет!» И он отставил битье, решив [первоначально] исполнить спрошенное мною удвоение награды. [Тогда] сказал [ал-Му'тадид]: «Каков совет твой?» И я сказал: «О господин мой, нет при задолженности [ничего] лучше верности и [ничего] отвратительнее обмана. Обещал я слуге, /254/ что ввел меня к тебе, половину награды, мала она будет или велика. Повелитель Верующих, да продлит Аллах существование его, добродетелью своей и щедростью удвоил [награду]. Я получил половину ее, и осталась слуге твоему половина». [Тогда] рассмеялся [ал-Му'тадид], так что повалился. Понудило его [смеяться и то], что слышал он от меня сначала и что он выносил и терпел. И [ал-Му'тадид] все хлопал в ладоши, дрыгал ногами и хватался за живот свой. Когда же улегся смех его и вернулась к нему душа его, он сказал: «Ко мне такого-то слугу». И его привели, а был он высок. [Тогда] приказал [ал-Му'тадид] отшлепать его, и он сказал: «О Повелитель Верующих, в чем вина моя и каково преступление мое?» [Тогда] я сказал ему: «Вот награда моя, и ты совладелец мой. Я уже получил половину ее и осталась доля твоя». Когда [же] принялись его бить и ударил его [по] затылку шлепальщик, стал я говорить ему: «Говорил я тебе: «Я слабый, многосемейный». И жаловался я тебе на нужду и бедность. И говорил я тебе: «О господин мой, не бери половину [награды]. Тебе шестая ее часть, тебе ее четверть». А ты говорил: «Возьму только половину». Если бы знал я, что награды Повелителя Верующих, да продлит Аллах существование его, шлепки, [то] подарил [бы] тебе их все». [Тогда ал-Му'тадид] снова засмеялся от речей моих к слуге и упреков моих ему. Когда [же] получил [слуга] шлепки свои и успокоился Повелитель Верующих от смеха своего, вынул он из-под сиденья своего кошелек, что приготовил он заранее, в котором [было] пятьсот дирхамов. Потом сказал он [слуге], собравшемуся уходить: «Стой. Это я приготовил для тебя. Не оставила тебя назойливость твоя, так что стал ты совладельцем. Но я, может быть, не дам ему этого». И я сказал: «О Повелитель Верующих, вот верность и вот отвратительность обмана. [Если] хочешь заплатить ему все, [то] шлепни его наряду с десятью [разами] еще десять [раз], и заплати ему пятьсот дирхамов». [Тогда] разделил он дирхамы между нами, и мы ушли.

В двести восемьдесят втором году (895/6) была кончина Исма'ила б. Исхака ал-Кади, ал-Хариса б. Абу Усамы[1909] и Хилала б. ал-'Ала' ар-Ракки[1910].

В двести восемьдесят третьем году (896/7) остановился ал-Му'тадид в Такрите[1911]. И выступил ал-Хусайн б. Хамдан с отборными войсками воевать Харуна аш-Шари. [Тогда] было между ними великое сражение, закончившееся /255/ в [пользу] ал-Хусайна б. Хамдана над [Харуном аш-Шари], и привел он его [к] ал-Му'тадиду пленным без [всякой] пощады, и с ним брат его. [Потом] вошел ал-Му'тадид в Багдад, и были разбиты для него шатры и украшены улицы. И построил ал-Му'тадид би-л-Лах войска свои У Баб аш-Шаммасиййа[1912] наилучшим образом, что может быть, и наисовершеннейшим видом. Протянулись [войска] по Багдаду до дворца, известного как ал-Хасани[1913]. Потом пожаловал ал-Му'тадид ал-Хусайна б. Хамдана пожалованиями, которыми оказал он ему честь, надел на него ожерелье из золота и пожаловал сообщество из всадников его и вождей сподвижников его и родственников его. И прославил он их среди людей щедростью за деяния их и стойкость. Потом приказал [ал-Му'тадид] посадить аш-Шари на слона, и на нем бархатная куртка, и на голове его высокий шелковый колпак. За ним [ехал] брат его на рассеченном верблюде, и он с двумя горбами, и на [брате аш-Шари] бархатная куртка и шелковый колпак. [Ал-Му'тадид повелел] везти их следом [за] ал-Хусайном б. Хамданом и сподвижниками его. Потом поехал [сам] ал-Му'тадид следом за ним в черном кафтане и остроконечной шапке на сером коне. Слева от него брат его 'Абдаллах б. ал-Муваффак, за ним Бадр, гулам его, Абу-л-Касим 'Убайдаллах б. Сулайман б. Вахб, вазир его, и сын его ал-Касим б. 'Убайдаллах. [Тогда] умножили люди моления за него. И столпились люди при выходе с Восточной стороны на Западную, и обвалилась под ними стойка верхнего моста, и [мост] упал на наполненный людьми заурак. В этот день утонуло около тысячи душ из [тех], которых опознали, помимо [тех], которых не опознали, и людей вытаскивали из Тигра баграми и при [помощи] ныряльщиков. Поднялся шум и умножился крик на обеих сторонах. И пока люди [пребывали в] таком [состоянии], некий водолаз вытащил отрока, [а] на нем роскошные украшения из золота и драгоценных камней. [Тогда] увидел его [какой-то] старец из зрителей, вор, и принялся бить себя [по] лицу, так что закровоточил нос его. Потом повалился он в пыль и сделал вид, что это сын его. И принялся говорить: «О господин мой, не умер ты, ибо вынули тебя целым, невредимым, не объеденным рыбами. Не умер ты. Возлюбленный, если бы покрылся сурьмой глаз мой благодаря тебе [хоть] раз перед смертью!» Он взял его, положил на осла, потом ушел. И не успели разойтись люди, которые видели [содеянное] /256/ старцем, как появился человек, известный как ал-Йасар, знаменитый купец, тотчас [пришедший], когда дошло [до] него известие, и он не сомневался, что отрок в руках их, и не заботили его бывшие на нем украшения и одежды. Он только хотел запеленать его в саван, помолиться над ним и похоронить его. [Тогда] люди сообщили ему о случившемся, и остались он и [бывшие] с ними купцы удивленными, ошеломленными. Они спросили об [отроке] и принялись искать его, но не [оказалось] ни его самого, ни следа [его]. Таввабы этого моста узнали того старца-хитреца и разуверили отца утонувшего отрока в [том, что найдет он сына своего]. Сказали они также, что это — старец, проделки которого их утомили и уловки которого привели их в смущение.

И, поистине, хитрости его, мерзость и сметливость его доходили [до того], что однажды пришел он рано поутру к двери одного крупного судьи, известного высоким своим положением и достатком, и у него пустой кувшин, который принес он на плече, топор и большая корзина. Предстал он в ветхой одежде, и не говоря [ни слова], обрушил топор на лавочки, что у двери того судьи, и разрушил их, и принялся перебирать кирпичи и отделять их [друг от друга]. Услышал тот судья [шум] от разрушения [лавок], удары топора и вышел посмотреть, [много ли] ущерба. И [оказалось], что старец занят разрушением лавок, которые у двери дома его. [Тогда] сказал он: «О раб Божий, что ты творишь? Кто приказал тебе это?» А старец продолжал дело свое, не обращая внимания на судью и не разговаривая с ним. Собрались соседи, а [судья] разговаривал [со старцем]. И они взяли старца за руку, и один ударил его, а другой толкнул. [Тогда старец] повернулся к ним и сказал: «Что вы? Горе вам! Чего вы от меня хотите? Разве вам не стыдно? Вы обижаете меня, а я древний старец». И они сказали: «Зачем нам обижать тебя? Горе тебе! Кто приказал тебе это?» Он сказал: «Горе вам! Приказал мне хозяин дома». [Тогда] они сказали: «Вот хозяин дома, говорит с тобой». Он сказал: «Нет, [клянусь] Аллахом, это не он». И когда услышали они слова его и [увидели] глупость его, пожалели его и сказали: «Это безумный или обманутый, которого обманули какие-нибудь соседи судьи, позавидовавшие ему во [всем], чем облагодетельствовал его Аллах Всевышний. Они те, кто подбил старца на это деяние». Когда [же] воспрепятствовали старцу рушить, подошел он к кувшину, который принес, а поставил он его рядом с дверью, и сунул в него руку, ловко спрятал там свое платье, и закричал, и заплакал. Судья не усомнился, что [некий] хитрец обманул [старца] и взял платье его. И сказал он: «Что /257/ у тебя пропало?» Старец сказал: «Новая рубаха, которую я купил вчера, покрывало из дома моего и штаны». [Тогда] все его пожалели. Судья позвал [старца], одел его и подарил ему много дирхамов, и соседи подарили ему много дирхамов, и ушел он с приобретением. Этот старец известен был как Орел и прозывался Отцом Сокола[1914]. [Сохранились] о нем и о его хитростях удивительные истории. Он [тот], кто перехитрил ал-Мутаваккила, когда поклялся [халифу] Бахтишу' лекарь, что если украдут что-либо из дома его, [то] найдет он это за три оговоренные ночи того месяца, и должен он принести в казну Повелителя Верующих десять тысяч динаров [в качестве залога]. Если [же] истекут эти ночи и не произойдет с ним упомянутого, то [Бахтишу' причитается] определенное поместье согласно договору. Привели того старца, а был он в цветении юности, к ал-Мутаваккилу, и он пообещал ал-Мутаваккилу взять из дома Бахтишу' вещь, от которой [тот] не откажется. А Бахтишу' поставил с стражу [у] дома своего и укрепил его в те ночи. [Тогда] придумал старец, известный как Орел, тонкую хитрость, похитил он [самого] Бахтишу', положил его в сундук и принес к ал-Мутаваккилу. О том говорится в [этом] удивительном известии и [о том], что [старец] — ангел, [посланный] 'Исой б. Марйам [и] спустившийся к Бахтишу' с зажженными свечами, со смесью, изготовленной им, и [что подложил] он бандж[1915] в приготовленную им пищу [и] дал ее стражникам дома [Бахтишу'] в ту ночь. Мы рассказывали об этом в книге нашей Ахбар аз-заман и о старце, прославившемся хитростями своими, а [также о] придуманных им проделках с Далилой-хитрицей[1916], [равным образом как упомянули] и прочих обманщиков и хитрецов, что были прежде и потом.

Об искателях [способа] изготовления золота, серебра, различных драгоценностей, в [том числе] жемчуга и прочего, путем алхимии[1917], а [также] различных эликсиров, в [том числе] эликсира, известного как «бегущий»[1918], и прочего, о добывании ртути и превращении ее [в] серебро и прочих их уловках и хитростях с сосудами, магнитами, перегонкой, прокаливанием, бурой, дровами, углем, мехами [сохранились] удивительные известия. Мы привели упоминание [о] них, различные приемы алхимиков и способы осуществления в книге нашей Ахбар аз-заман, а [также] известные об этом стихи древних греков и римлян, к которым алхимики себя возводят, к таким, как Клубатра-царица[1919] и Марийа[1920], и что упомянул /258/ Халид б. Йазид б. Му'авия[1921] об этом, и он [считается] людьми этого ремесла первейшим среди них, в стихах своих, в которых он говорит:

Написал Йа'куб б. Исхак б. ас-Сабах ал-Кинди послание об этом. Составил он его из двух частей. Упоминает он в нем трудности людей [в] свершении [того], что свершает только природа, хитрости людей этого ремесла и условия, [необходимые для занятия] им. И озаглавил он это послание Ибтал да'ват ал-мудда'ин сун'ат аз-захаб ва-л-фадда мин гайр ма'адиниха[1922].

Опроверг это послание ал-Киндн Абу Бакр Мухаммад б. Закариййа' аз-Рази-Философ[1923], сочинитель ал-Китаб ал-Мансури фи сина'ат ат-тибб[1924], которая [состоит из] десяти глав. Я придерживаюсь суждения [о том], что изреченное ал-Кинди неверно и что такое может делаться. У Абу Бакра б. Закариййи [есть] об этом сочиненные им книги, в каждой из которых привел он речения об этом ремесле относительно металлов, стихи и прочее, [что касается] способов [таких] деяний. Люди разошлись в этом разделе относительно деяния Каруна[1925] и прочих. Мы прибегаем к Аллаху от одержимости [тем], что затмевает мозг, уносит зоркость глаз и заставляет блекнуть краски [дня] из-за дыма испарений, запаха купоросов и прочих минералов.

В двести восемьдесят третьем году был выкуп пленных мусульманами и ромеями в ша'бане. Начало его было во вторник[1926].

В [этом году] был поход Джайша б. Хумаравайха б. Ахмада б. Тулуна из Сирии в Египет с войсками его. После этого выступил против него Тугдж в Дамаске.

В [этом году] вышли из войска Джайша б. Хумаравайха Хакан ал-Муфлихи[1927] и Бундука б. Камджур б. Кандадж[1928], двинулись к Вади-л-Кура[1929] и вошли в Город Мира. [Тогда] пожаловал /259/ их ал-Му'тадид.

И в [этом году] была смута в Египте. Был убит 'Али б. Ахмад ал-Мазирани, отец Мухаммада ал-Мазирани, схваченного в это время, и это триста тридцать второй год (943/4), в Египте. И был схвачен Джайш б. Хумаравайх и поставлен [править] брат его Харун б. Хумаравайх[1930] вместо него. Джайшу отомстили за склонность его к гуламу своему Нуджху, известному как ат-Тулуни[1931], и к брату его Саламе, известному как ал-Му'таман[1932]. Этот брат его Салама после того служил нескольким халифам, из них ал-Кахир и ар-Ради[1933]. Я полагаю, что сейчас он с ал-Муттаки, а это год триста тридцать второй (943/4).

В двести восемьдесят третьем году (896/7) была кончина Абу 'Амра Микдама б. 'Амра ар-Ру'айни в Египте, за два дня, оставшихся от месяца рамадана (9.11.896). Был он из величайших факихов и крупнейших последователей Малика.

В [этом году] вверил ал-Му'тадид Йусуфу б. Йа'кубу[1934] судейство в Городе Мира, пожаловал его и отрядил его на Восточную сторону.

В этом году, и это двести восемьдесят третий год (896/7), схватил ал-Му'тадид Ахмада б. ат-Таййиба б. Марвана ас-Сарахси[1935], последователя Йа'куба б. Исхака ал-Кинди, и поручил его Бадру, гуламу своему. Послал он в дом его [тех], кто захватил все деньги его. Пытал он невольниц [ас-Сарахси] из-за денег, пока они [не] указали, где они. И была стоимость [того], что получил он золотом, серебром и разными предметами, пятьдесят и сто тысяч динаров. Абу-т-Таййиб ведал счетоводами и Багдаде, и положение его в философии было известным. У него славные сочинения по [различным] отраслям философии и всевозможным известиям.

Люди разошлись [во мнениях] относительно способа убиения его и причины убийства его ал-Му'тадидом. Мы привели [то], что говорилось об этом в книге нашей, озаглавленной ал-Аусат, и это избавляет от повторения [сей истории] в настоящей книге.

/260/ В [этом году] пришло известие об убиении 'Амром б. ал-Лайсом Рафи' б. Харсамы.

В двести восемьдесят четвертом году (897/8) внесли в Багдад голову Рафи' б. Харсамы. Потом некоторое время был он [выставлен] распятым днем и возвращен во дворец властителя.

В этом году было у жителей Багдада возмущение против властей, ибо кричали они чернокожим рабам: «Эй, сердолик, лей воду и рассыпай муку. Эй, непослушный, голенастый». [Чернокожие] слуги в халифском дворце собрались и рассказали ал-Му'тадиду о [том], что преследует их в переулках, улицах, проходах и на прочих дорогах малый и большой из простонародья. Приказал ал-Му'тадид, и многих из простонародья побили плетьми. И возмутилось простонародье от этого.

В этом году являлся ал-Му'тадиду человек в различных обличьях в доме его[1936]. Иногда являлся он в образе монаха с белой бородой, и на нем монашеское одеяние. Иногда являлся он прекрасноликим юношей с черной бородой без того наряда. Иногда являлся он белобородым старцем в купеческой одежде. Иногда являлся он с обнаженным мечом в руке, ударил одного слугу и убил его. Двери караулили и закрывали, но [призрак] являлся [халифу], где бы он [ни] был — в доме, или во дворе, или еще где-нибудь. Являлся [человек тот ал-Му'тадиду] на вершине дома, который он построил. [Тогда] умножили люди речи об этом, распространились слухи и получили известность среди приближенных людей и простых. Разнесли [слухи эти] всадники и распространились известия и речения об этом в соответствии [с тем], что доходило до каждого из [людей]. Некоторые говорили, что к [ал-Му'тадиду] пристал злобный демон, является [ему] и мучит. Некоторые говорили, что верующий джинн[1937] увидел злодеяния и кровопролитие, в которых пребывает [ал-Му'тадид], и явился ему, не давая [творить преступления] и удерживая от злодеяний. И некоторые считали, что это слуга [халифа], полюбивший одну его невольницу. Осуществил он философическую хитрость при [помощи] некоего особого снадобья. Положил он его в рот свой и [стал] недоступен зрению. Таковы были предположения и рассуждения. /261/ [Тогда] позвал ал-Му'тадид заклинателей. Усилилась его тревога, озверел он, и стало трудно ему управлять. Убил он и утопил некоторых из слуг своих и невольниц, а некоторых высек и заточил. Мы привели это известие и [то], что рассказывали об этом [со слов] Ифлатуна. [Привели мы и] известие [о] возмущении матери ал-Муктадира би-л-Лаха и причину, по которой заточил ее ал-Му'тадид и захотел обрезать ей нос и обезобразить ее, в книге нашей Ахбар аз-заман.

В этом году пришло известие об убиении Абу-л-Лайса ал-Хариса б. 'Абд ал-'Азиза б. Абу Дулафа[1938] самого себя [собственным] мечом его в сражении. Случилось, что меч был на плече его обнаженным. Лошадь сбросила его, и заколол его меч его. [Тогда] взял 'Иса ал-Наушари[1939] голову его и отослал ее в Багдад.

В двести восемьдесят пятом году (898/9) напал Салих б. Мудрик ат-Та'и[1940] с набхан[1941], синбис[1942] и прочими из тайй на паломников. Во главе паломников [был] Йахйа ал-Кабир[1943]. У Йахйи с Салихом и [бывшими] с ним таййитами случилось великое сражение в месте, известном как Ка' ал-Аджфур[1944]. Смешались паломники, и взял их меч. Многие из паломников умерли [от] жажды или были убиты, и поразили Йахйу многие удары. Бедуины сочинили об этом дне раджаз[1945] и говорили:

В этом году, и это год двести восемьдесят пятый, была кончина Абу Исхака Ибрахима б. Мухаммада [ал-Харби][1946], законоведа, хадисоведа, на Западной стороне. И ему восемьдесят пять лет. Была кончина его в понедельник семи [ночей], оставшихся от зу-л-хиджжа (19.02.898). Был погребен он за Баб ал-Анбар и улицей ал-Кабш ва-л-Асад[1947]. Был он правдивым, знающим, красноречивым, щедрым, добродетельным. И был он воздержанным, богомольным, аскетичным. И был он, наряду с описанными нами воздержанностью его и богомольством, улыбчивым, добронравным, мягкосердечным. И не /262/ было у него [ни] высокомерия, ни надменности. Подчас шутил он с друзьями своими, [и то], что от него считалось хорошим, считалось плохим от другого. Был он шайхом багдадцев во время свое, своеобычным [среди] них, благочестивым, воздерживающимся [среди] них и опорой их в хадисах. Преподавал он фикх жителям Ирака, и были собрания у него [в] пятницу в Западной соборной мечети[1948].

Сообщил нам Абу Исхак Ибрахим б. Джабир[1949]. Он сказал: Сидел я по пятницам в кружке Ибрахима ал-Харби, и сидели с нами двое отроков, чрезвычайно пригожие наружностью и одеждой, из сынов карханийских купцов[1950]. Одежда у них была одинаковая, словно они два духа в [одном] теле. Если вставали они, то вставали вместе, и если садились, то садились вместе. Однажды в пятницу пришел один из них, с бледностью в лице его и унынием в глазах. Я решил, что отсутствие другого причинило пришедшему такое уныние. Когда [же] наступила другая пятница, пришел отсутствовавший [прежде] и не пришел [тот], что был в предыдущую пятницу. Бледность и уныние явственно [обнаружились] в обличье и движениях его. [Тогда] я понял, что это из-за разлуки, случившейся между ними и из-за дружества, соединяющего их. [Так] продолжили они соревноваться каждую пятницу [в приходе] в кружок, и если [один из них] ожидал другого, тот не сидел [там]. [Тогда] достоверным стало для меня [то], что в душе моей ранее представлялось возможным. И когда в одну [из] пятниц пришел один [из] них и сел с нами, [то] пришел [и] другой, взглянул на кружок, и [оказалось] что друг его опередил [его]. [Тогда] опереженный, смотревший на кружок, сдавлен был рыданием, и это стало видно по векам глаз его. В левой [руке] его [были] маленькие исписанные листки. И он схватил правой [рукой] один из этих листочков, швырнул его в середину кружка и стыдливо скрылся в толпе, а я следил за ним взором, а также некоторые из [тех], кто был в кружке. Рядом со мною справа сидел Абу 'Абдаллах 'Али б. ал-Хусайн б. Хаусара, и он в цвете юности и поре молодости. Упал листок перед Ибрахимом ал-Харби. Он поднял его, развернул и прочитал. И в привычке его было поступать таким образом, когда кидали ему записку, сочинитель которой болел или по другой причине /263/ просил за себя молиться, и чтобы присутствовавшие [потом] сказали «аминь». Когда [же] прочитал он [ту] записку, стал внимательно обдумывать [написанное] там, ибо видел он бросившего ее. Потом он сказал: «Господи, соедини их, примири сердца их и сделай то, что приближает к Тебе и угодно Тебе». И [присутствовавшие] сказали «аминь», каков был обычай их в этом случае. Потом свернул он записку указательным и большим пальцем и бросил ее мне. Я посмотрел, что там, проявил я к ней любопытство, ибо ясно [было, кто] бросил ее. И [оказалось], что в ней написано:

Записка была у меня. И когда в другую пятницу они пришли вместе, и [оказалось], что бледность и уныние покинули их, [тогда] сказал я Ибн Хаусаре: «Поистине, я вижу, [что] молитву обогнал для них ответ Аллаха Всевышнего и молитва шейха была правильной, если того пожелал Аллах Всевышний». И когда в том году был я среди совершавших паломничество, словно увидел я их между Мина и 'Арафатом, вместе обернутыми ихрамом[1951]. Не переставал я видеть их любящими друг друга, пока они [не] состарились. Полагаю, что они [пребывают] в ряду торговцев бархатом в ал-Кархе или в ином из рядов.

Сказал ал-Мас'уди: Слышал я это известие от Ибрахима б. Джабира ал-Кади до принятия им судейства, и он тогда [находился] в Багдаде, борясь [с] бедностью, принимая ее от Творца своего со смирением, поддерживая бедность против богатства. Не прошло и [нескольких] дней, как встретил у я его в Халабе[1952], что в стране Киннисрин и ал-'Авасим в Сирийской земле, и это в триста девятом году (921/2), и [оказалось], что он в противоположность [тому], каким я его знал, [когда] стал отправлять он судейство, поддерживал и оберегал богатство против бедности. [Тогда] я сказал ему: «О кади, [помнишь] ту историю, что ты рассказывал мне о вали[1953], бывшем в Рее, и как он сказал тебе: «Поистине, в раздумье я, глядя на дома бедняков и богачей. И увидел я во сне Повелителя Верующих 'Али б. Абу Талиба, да будет доволен им Аллах. [Тогда] он сказал мне: «О такой-то, сколь хороша скромность богачей перед бедняками [в] благодарность Аллаху Всевышнему. И лучше этого поддержка бедняками богачей [в знак] уверенности в Аллахе Всевышнем»». [Тогда] сказал мне [Ибрахим б. Джабир]: «Поистине, люди /264/ покорны предопределению, они не смогут преодолеть его законы, как бы они ни поступали». И часто слышал я, [как] он, [находясь] в описанном нами состоянии бедности, порицал стремящихся к миру этому и приводил в пример 'Али, да почтит Аллах лик его, и в особенности [то], что 'Али, [да пребудет] с ним благословение, говаривал: «Сын Адамов, не заботься о дне завтрашнем, пока не прошел день нынешний. [Ведь] поистине, пока не пришел срок твой, [то] подаст тебе Аллах пропитание. И знай, что не обретешь ты ничего свыше пищи своей, если не запасаешь ты ее для другого». И после этого стал ездить [Ибрахим б. Джабир] на конях-иноходцах. Мне сообщили, что приказал сшить он для жены своей сорок платьев тустарийских[1954] и парчовых и подобных этим с одних ножниц[1955] и оставил огромное богатство другим [людям].

В этом году, и это двести восемьдесят пятый год (898/9), была кончина Абу-л-'Аббаса Мухаммада б. Йазида ан-Нахави, известного как ал-Мубаррад, [в] ночь понедельника двух ночей, оставшихся от зу-л-хиджжа (24.02.898), и ему [было] семьдесят девять лет. Погребен он был на кладбище Баб ал-Куфа[1956] Западной стороны в Городе Мира.

В двести восемьдесят шестом году (899/900) умер Мухаммад б. Йунис ал-Куфи ал-Мухаддис, прозывается он по кунйе Абу-л-Аббасом[1957], [в] четверг половины джумада-л-ахира (28.06.899), и ему [было] сто лет и шесть лет. Погребен он был на кладбище Баб ал-Куфа Западной стороны. И был он высок иснадом[1958].

В этом году [охватил людей] страх из-за Абу Са'ида ал-Джаннаби[1959] в Басре и [из-за тех], что [были] с ним в ал-Бахрайне, мол захватит он [Басру]. И написал ал-Васики, и он Ахмад б. Мухаммад[1960], [ведавший] обороной [Басры], ал-Му'тадиду об этом. [Тогда халиф] отпустил на ее стены четырнадцать тысяч динаров. Их построили и укрепили.

В этом году захватил Абу-л-Агарр Халифа б. ал-Мубарак ас-Сулами Салиха б. Мудрика ат-Та'и в округе Файд Макра[1961], [когда] шли они на Мекку. Бедуины собрались к Абу-л-Агарру, чтобы спасти Салиха из руки его. [Тогда] сразился Абу-л-Агарр с ними и убил предводителя их Джахша б. Заййала[1962] и многих [бывших] с ним и взял голову его. Когда [же] узнал Салих б. Мудрик об убийстве Джахша б. Заййала, отчаялся в избавлении от Абу-л-Агарра. И когда остановился он на стоянке, известной как Манзил ал-Кураши[1963], прибыл к ним слуга /265/ с пищей. [Тогда] вырвал [Салих] у него нож и убил себя. А Абу-л-Агарр взял голову его и показал ее в Медине, и возликовали паломники. И было у Абу-л-Агарра при возвращении его великое сражение, [когда] сошлись он, Них-рир[1964] и иные из предводителей караванов паломников с бедуинами. Собрались и объединились бедуины из тайй и союзники их. Пехота их составляла около трех тысяч пехотинцев, и конница около этого. И было сражение между ними три [дня], и это между Ма'дин ал-Кураши[1965] и ал-Хаджир. Потом разбиты были бедуины, и люди спаслись. И был из [тех], кто устроил вместе с Абу-л-Агар-ром западню Салиху б. Мудрику, Са'ид б. Абу-ал-'Ала'.

Вошел Абу-л-Агарр [в] Город Мира, и впереди него головы Салиха и Джахша, и голова чернокожего слуги Салиха, и четверо пленных — это сыны дяди [по отцу] Салиха б. Мудрика. И пожаловал властитель в тот день Абу-л-Агарра, надел [на] него ожерелье из золота, выставил головы на мосту на Западной стороне и ввел пленных в темницу.

В этом году умер Исхак б. Аййуб ал-'Адави. [Ведал] он войсками [в] Дийар Раби'а.

В [этом году] прибыл ал-'Аббас б. 'Амр ал-Ганави[1966] в Басру воевать карматов в ал-Бахрайне.

В этом году была война между Исма'илом б. Ахмадом и 'Амром б. ал-Лайсом, властителями Балха. [Тогда] был пленен 'Амр. Мы привели обстоятельства пленения его в ал-Китаб ал-Аусат.

В раджабе этого года, а это год двести восемьдесят седьмой[1967], были выступление ал-'Аббаса б. 'Амра из Басры с великим войском, и с ним некоторое количество ал-мутавви'а, по направлению на Хаджар[1968]. [Потом] встретился он с Абу Са'идом ал-Джаннаби, и произошли между ними сражения, в которых разбиты были сторонники ал-'Аббаса. Было взято в плен и убито из сторонников его около семисот беззащитных, помимо [тех], кто погиб от песка и жажды, и сожгло солнце тела их. Потом Абу Са'ид помиловал ал-'Аббаса б. 'Амра и отпустил его. [Тогда] отправился он к ал-Му'тадиду, и [тот] пожаловал его. После той битвы захватил Абу Са'ид город Хаджар после долгой осады. Мы привели полностью [сообщения] об этих сражениях и причину, по которой освободил Абу Са'ид ал-'Аббаса б. /266/ 'Амра ал-Ганави в нашей ал-Китаб ал-Аусат, и что произошло с ал-'Аббасом б. 'Амром и с [находившимися] в ал-Бахрайне родичами его, и об их преданности ему.

В этом году, и это двести восемьдесят седьмой год, был поход Алавитского глашатая[1969] из Табаристана в страну Джурджан со многими воинствами, [составленными] из дайламитов и прочих. [Тогда] встретили его войска чернознаменных от Исма'ила б. Ахмада, и над ними Мухаммад б. Харун[1970]. И была битва, подобной которой не видано в тот век. Обе стороны [многое] претерпели, и была [победа] белознаменных над чернознаменными. Потом устроил Мухаммад б. Харун западню, когда увидел стойкость в рядах дайламитов. Не расстроил он рядов своих и отступил. [Тогда] поспешили дайламиты и расстроили ряды свои. И чернознаменные повернули на них, и взял их меч. [Тогда] было убито много народа и поразили Глашатая удары. [Дело в том], что когда расстроили сторонники его ряды свои и бросили свое местоположение вокруг него, выстоял он с [теми], кто остался поддерживать его. [Тогда] стали наступать на них войска. Сражение закончилось, и был [Глашатай] ослаблен ранами. Был пленен сын его Зайд б. Мухаммад б. Зайд[1971] и иные. Мухаммад Глашатай прожил немного дней и скончался от поразивших его [ран]. [Тогда] погребли его у Баб Джурджан, и могила его там почитаема и поныне.

Мы привели известие [о] деяниях его в Табаристане и иных [местах] и [примеры] из жития его, и известие [о] Бакре б. 'Абд ал-'Азизе б. Абу Дулафе[1972], когда вошел он к нему, прося пощады, в книге нашей Ахбар аз-заман, а также упомянули мы [о] Йахйе б. ал-Хусайне ал-Хасани ар-Расси[1973] в Йемене и победах его, и [об] Абу Са'де б. Йа'фуре[1974] и бывших у них сражениях в Йемене с карматами и что случилось у них с 'Али б. ал-Фадлом, властелином ал-Музайхиры[1975], какова была история его и известия [о] кончине его, и историю шайха Ла'а[1976], властителя крепости Нихал и известие [о] потомках его до этого времени там, а это триста тридцать второй год (943/4), и [известие о] пребывании Йахйи б. ал-Хусайна ар-Расси [в] городе Са'да[1977] в стране Йемен, и известие [о] сыне его Абу-л-Касиме, и известие [о] сыне сына его до настоящего времени. Однако приводили мы в этой книге [только] замечательное, указывая на уже упомянутое в сочинениях наших, [и где] привели мы известия [о тех], кого упомянули, и чьи истории, деяния и поступки мы объяснили.

/267/ В этом году, и это двести восемьдесят восьмой год (901/2), было вхождение ал-Му'тадида в область сирийских пограничных крепостей[1978], в поисках Васифа ал-Хадима. [Ал-Му'тадид] направил ему послание с Рашиком, известным как ал-Хузаси[1979], и попросили пощады у ал-Му'тадида Васиф ал-Бактамури[1980] и иные из военачальников ал-Хадима и сторонников его. Когда было взято большинство сторонников его, захотел Васиф ал-Хадим войти в Ромейскую землю и захватить проходы, [ведущие туда]. И поспешил ал-Му'тадид с походом из Багдада, скрыл свой поступок, и не узнал о том Васиф, несмотря на всю свою осторожность и [постоянное] наблюдение за тем, что делает халиф, так что перешел ал-Му'тадид Евфрат и двинулся в Сирию. И не поздоровилось телу ал-Му'тадида от [того], что утомил он себя в быстром походе. Когда углубился ал-Му'тадид в область сирийских пограничных крепостей, оставил он войско свое у ал-Каниса ас-Сауда'[1981] и отрядил военачальников на поиски Васифа. Прошли они в поисках его пятнадцать миль[1982], пока не настигли [Васифа] передовые отряды конницы, с которыми [были] Хакан ал-Муфлихи, Васиф Мушкар[1983], 'Али Кура[1984] и прочие военачальники. И сразился с ними Васиф, и это в месте, известном как Дарб ал-Джубб[1985]. Когда [же] прибыл ал-Му'тадид, покинули Васифа сторонники его и рассеялись полчища [войск] его. Пленили [Васифа] и привели [к] ал-Му'тадиду. [Тогда] поручил он его Му'нису ал-Хадиму и помиловал всех сторонников его, кроме [тех], кто присоединился к нему в области сирийских пограничных крепостей, и прочих [тамошних местах]. Ал-Му'тадид сжег военные суда и увез из Тарсуса Абу Исхака, имама соборной мечети, Абу 'Умайра 'Ади б. Ахмада б. 'Абд ал-Баки[1986], правителя города Аданы в области сирийских пограничных крепостей и прочих моряков, подобных ал-Багилу и сыну его. Было вхождение ал-Му'тадида в Город Мира вечером семи [ночей], прошедших от сафара двести восемьдесят восьмого года (31.07.901). Вошли [в Город Мира] Джа'фар б. ал-Му'тадид, и он ал-Муктадир, Бадр ал-Кабир и остальное войско в полдень, и улицы были украшены. Перед ними был Васиф ал-Хадим на двугорбом верблюде, и на нем бархатная куртка и бурнус. За ними на другом верблюде ал-Багил, и за ал-Багилом сын его еще на одном верблюде. И за сыном ал-Багила на другом /268/ верблюде [некий] муж из жителей Сирии, известный как Ибн ал-Мухандис[1987], они надели куртки из красного и желтого шелка, и на головах их [были] бурнусы. Хакан ан-Муфалихи был награжден ожерельями и браслетами, а [также и] прочие военачальники, что отличились в тот день, когда было пленение Васифа ал-Хадима.

Захотел ал-Му'тадид пощадить Васифа ал-Хадима, пожалев о смерти подобного ему из-за неустрашимости его, смелости, славной [военной] хитрости и отваги. Потом сказал он: «Нет в характере этого слуги покорности, но в характере его быть самому себе хозяином». И послал [ал-Му'тадид Васифу ал-Хадиму] после того, как схватил его и заковал в железо: «[Есть] ли у тебя желание?» Он сказал: «Да, пучок базилика, [чтобы] понюхать его, и книги житий миновавших царей, [чтобы] посмотреть в них». Когда [же] вернулся посланец к ал-Му'тадиду и известил его о [том], что попросил [Васиф ал-Хадим], приказал [ал-Му'тадид] выдать ему [то], что потребовал он, и приказал выдавшим [книги] тюремщикам посмотреть, в какие разделы книг смотрит он. [Тогда] сообщили [ал-Му'тадиду], что подолгу смотрит он в [разделы] деяний царей, войн их и несчастий, помимо прочих принесенных в распоряжение его тетрадей. Удивился ал-Му'тадид и сказал: «Облегчает он себе смерть».

В этом году была кончина Абу 'Убайдаллаха Мухаммада б. Абу-с-Саджа[1988] в Азербайджане. Разобщились последователи его и слуги после него. Одни из них присоединились к брату его Йусуфу б. Абу-с-Саджу, другие же — к сыну его Будару[1989].

В этом году, и это двести восемьдесят восьмой год, была кончина Абу 'Али Бишра б. Мусы б. Салиха б. Субайха б. 'Умайра[1990], хадисоведа, и ему семьдесят восемь лет. Погребен он [был] на Западной стороне, на кладбище Баб ат-Тибн[1991].

В этом году введен был 'Амр б. ал-Лайс в Город Мира в джумада-л-ула[1992]. Привел его 'Абдаллах б. ал-Фатх, посланец властей. |Тогда] выставлен был 'Амр [на всеобщее обозрение], посажен на двугорбого верблюда и одет [в] бархатную куртку. За ним [ехали] Бадр и вазир ал-Касим б. 'Убайдаллах с войском. Они привезли его в ас-Сурайа, и увидел его ал-Му'тадид. Потом ввели его в казематы, в это время взбунтовались воины /269/ аш-шакириййа по [наущению] Тахира б. Мухаммада б. 'Амра б. ал-Лайса[1993], разгневавшись за деда его 'Амра; они присоединились [к] нему в землях ал-Ахваза и вышли за пределы Фарса. Стало неспокойно, и послал ал-Му'тадид 'Абдаллаха б. ал-Фатха[1994] и Ашнаса к Исма'илу б. Ахмаду и с ними подарки, из них — сто женских рубах без рукавов [из] бархата, расшитых золотом, разукрашенных драгоценностями золотой пояс, украшенный драгоценностями, прочие драгоценности и триста тысяч динаров, чтобы роздал это [Исма'ил б. Ахмад] сторонникам своим и отправил их в страну Сиджистан на войну [с] Тахиром б. Мухаммадом б. 'Амром б. ал-Лайсом. И приказал [ал-Му'тадид] 'Абдаллаху б. ал-Фатху взять по дороге из хараджа [той части] страны ал-Джабал, где он будет проезжать, десять тысяч тысяч дирхамов и добавить их к тремстам тысячам динаров. Двинулся Бадр, слуга ал-Му'тадида би-л-Лаха, с воинами своими в страну Фарс в этом году, остановился в Ширазе и изгнал [оттуда] аш-шакириййа.

В первый день мухаррама, и это вторник двести восемьдесят девятого года (16.12.901), скончался Васиф ал-Хадим. Вытащили его и распяли на мосту — [было] тело без головы. Слуги попросили ал-Му'тадида прикрыть наготу его, и он разрешил им это, и был одет [Васиф]. Обернули его новой одеждой и зашили одежды эти от пупа его до колен. Умастили тело его алоэ и прочими бальзамирующими умащениями, сохраняющими части тела. И прибывал он распятым на мосту, не разлагаясь, до трехсотого года (912/3) во [время] халифата ал-Муктадира би-л-Лаха. В этом году взбунтовались воины и простонародье. [Тогда], куражась, направилось простонародье к [телу Васифа ал-Хадима], сняло его со столба и сказали люди: «Следует нам [воздать] должное учителю Абу 'Али Васифу ал-Хадиму за долгое его соседство с нами и [за то, что] терпит он нас и не разлагается на этом столбе». И они завернули его в плащ одного [из] них и понесли его на плечах своих, и их около ста тысяч человек, танцуя, распевая и крича вокруг него: «Учитель, учитель». Когда [же] наскучило им это, бросили они [ Васифа ал-Хадима] в Тигр. /270/ И утонули в тот день некоторые из них в Тигре. Причина этому заключалась в том, что они провожали [Васифа ал-Хадима] по воде вплавь, и много народу потонуло на быстрине воды.

В этом году, [двести восемьдесят девятом], привезли карматов из окрестностей Куфы, и [одного] из них, известного как Абу л-Фаварис[1995], и ввезли их на верблюдах. [Тогда] приказал ал-Му'тадид би-л-Лах убить Абу-л-Фавариса, после [того, как] отрубили ему руки и ноги. И был он распят рядом с Васифом ал-Хадимом. Потом перенесли его в сторону ал-Кана'ис, что за ал-Иасариййа на Западной стороне. И был он распят там [вместе] с карматами.

У жителей Багдада было много толков об убийстве этого Абу-л-фавариса. [Дело в] том, что когда привели его, чтобы перебить ему шею, передавали, будто сказал он простонародью, пришедшему [посмотреть] казнь его: «Эта моя чалма будет мощью вашей. Я вернусь через сорок дней». И каждый день собирались толпы черни под столбом его, исчисляли дни, сражались друг с другом и дрались на улицах из-за этого. Когда [же] исполнилось сорок дней, а крики их умножились, собрались они. И одни [из] них говорил: «Вот тело его». И говорил другой: «Он ушел, а власти убили другого человека и распяли вместо него, чтобы не смущать людей». [Тогда] умножились о том споры людей, так что призвал [их глашатай] разойтись и оставить увлечение спорами.

Прибыли деньги от Мухаммада б. Зайда из страны Табаристан для тайной раздачи родичам Абу Талиба. [Тогда] донесли об этом ал-Му'тадиду. И вызвал он мужа, что носил им деньги, выговорил ему сокрытие этого и приказал показать [деньги]. Приблизил [ал-Му'тадид| род Абу Талиба, и была причиной тому близость родословия.

И что сообщил нам Абу-л-Хасан Мухаммад б. 'Али ал-Варрак ал-Антаки, факих, известный в Антакии как ал-Ганави. Он сказал: /271/ Увидел ал-Му'тадид би-л-Лах, когда пребывал в тюрьме отца своего, будто старец, сидящий над Тигром, протягивает руку свою к водам реки. [Вода] шла в руку его, и Тигр высыхал. Потом возвращал он ее из руки своей, и Тигр становился, как был. Сказал [ал-Му'тадид][1996]: [Тогда] я спросил о нем, и мне [было] сказано: «Это 'Али б. Абу Талиб, [да пребудет] с ним благословение!» Сказал [ал-Му'тадид]: [Тут] я встал перед ним и приветствовал его, и он сказал мне: «О Ахмад, поистине, это власть идет к тебе, [так] не препятствуй потомкам моим и не причиняй им боли». И я сказал: «Слушаю и повинуюсь, о Повелитель Верующих».

Опечалила людей задержка хараджа с [потомков 'Али], и было [это] милостью ал-Му'тадида, [данной] им. [Тогда] заговорили стихотворцы об этом, и умножили [речи свои]. Они описали в стихах своих это и преувеличили. И из [тех], кто описал и преуспел [в этом], Йахйа б. 'Али ал-Мунаджжим[1997]. Он сказал:

И речение его:

Было прибытие Катр ан-Нада бинт Хумаравайх в Город Мира [вместе] с Ибн ал-Джассасом в зу-л-хижжа двести восемьдесят первого года[1999], и об этом говорит 'Али б. ал-'Аббас ар-Руми:

/272/ И когда вошел 'Амр б. ал-Лайс в Город Мира со [стороны] ал-Мусалла ал-'Атик[2001], призывая, а был он на рассеченном верблюде, и это тот двугорбый верблюд, которого отряжал ['Амр] к ал-Му'тадиду с подарками до пленения его. Сказал об этом ал-Хасан б. Мухаммед б. Фахм:

И говорит об этом Мухаммад б. Бассам[2002]:

Когда стало явным убийство Мухаммадом б. Харуном Мухаммада б. Зайда ал-'Алави, принялся ал-Му'тадид порицать убийство его, печалиться и сожалеть об этом.

Была кончина Насра б. Ахмада, владетеля [того], что за рекой Балха[2004], в дни ал-Му'тадида, и это в двести восемьдесят девятом году (901/2). И власть перешла к брату его Исма'илу б. Ахмаду.

Была кончина Ахмада б. Тахира ал-Катиба, сочинителя книги Ахбар Багдад [в] двести восьмидесятом году (893/4).

В [этом году] была кончина Ахмада б. Мухаммада ал-Кади, который передавал хадисы. В двести восемьдесят первом году (894/5) была кончина Абу Бакра 'Абдаллаха б. Мухаммада б. Абу-д-Дунйа ал-Кураши[2005], воспитателя ал-Муктафи би-л-Лаха, в мухарраме[2006], и он сочинитель книг о воздержании и прочем.

/273/ В двести восемьдесят втором году (895/6) была кончина Абу Сахла Мухаммада б. Ахмада ар-Рази ал-Кади, знатока хадисов.

Мы упоминаем о кончине этих [людей], поскольку они принадлежат истории, и [все] из-за того, что перенимали люди от них знания, [что сосредоточились в] преданиях о Посланце Аллаха, да пребудет с ним приветствие и благословение Аллаха.

Была кончина 'Убайдаллаха б. Шарика ал-Мухаддиса[2007] в двести восемьдесят пятом году (898/9) в Багдаде.

В [этом году] была кончина Бакра б. 'Абд ал-'Азиза б. Абу Дулафа в Табаристане. И в нем умер Мухаммад б. ал-Хусайн ал-Джунайд[2008].

В двести восемьдесят восьмом году (900/1) умер Абу 'Али Бишр б. Муса б. Салих б. Шайх б. 'Умайр ал-Багдади. Кончина отца его, Абу Мухаммада 6. Мусы б. Салиха б. Шайха б. 'Умайра ал-Асади[2009], была в двести пятьдесят седьмом году (870/1) в халифат ал-Му'тамида 'ала-л-Лаха, и ему девяносто с небольшим лет Преставился сын его, и [ему] девяносто девять лет. В [этом году] умер Абу-л-Мусанна Му'аз б. ал-Мусанна б. Му'аз ал-'Анбари[2010] в дни ал-Му'тадида.

Сказал ал-Мас'уди: Упомянули мы прославившихся факихов, знатоков хадисов и прочих людей мнений и вежества в двух книгах наших — Ахбар аз-заман и ал-Аусат. Однако упоминаем мы в этой книге замечательное, отмечая [то], что предшествовало.

Была кончина ал-Му'тадида, [когда] прошло четыре часа от ночи понедельника восьми [ночей], оставшихся от раби' ал-ахар двести восемьдесят девятого года[2011], во дворце его, известном как ал-Хасани, в Городе Мира. Сказано, что приключилась кончина его от яда Исма'ила б. Булбула [еще] до убиения им Исма'ила, и [яд] распространился по телу его. И некоторые считали, что тело его ослабело в походе, [когда гнался он] /274 / [за] Васифом ал-Хадимом, как мы упомянули. И иные считали, что некая невольница [ал-Му'тадида] отравила его, подав платок, [чтобы] он им утерся. Сказано [и] прочее, от чего мы отвратились.

Завещал [ал-Му'тадид] быть похороненным в доме Мухаммада б. 'Абдаллаха б. Тахира, в западной части дома, известной как Дом мрамора[2012].

И когда поразил [ал-Му'тадида] обморок и упал он, умирая, засомневались в кончине его. [Тогда] подошел лекарь, потрогал и пощипал один из членов тела его, а [ал-Му'тадид пребывал] в охватившей его агонии. [Тогда] не понравилось это [ал-Му'тадиду], и он лягнул [лекаря] ногой и оттолкнул его руками. И говорят, что лекарь умер от этого. А ал-Му'тадид умер тот же час. Услышал он шум, [уже находясь] в таком положении, открыл глаза свои и показал руками, словно понимая. [Тогда] сказал ему Му'нис ал-Хадим: «О господин мой, [это] вооруженные рабы зашумели у ал-Касима б. 'Убайдаллаха, и мы выдали им жалование». [Тогда] нахмурился и опечалился [ал-Му'тадид] в агонии своей. И души собравшихся чуть не вышли [из тел своих] от страха [перед] ним. Отнесли его в дом Мухаммада б. 'Абдаллаха б. Тахира и похоронили там.

Сказал ал-Мас'уди: Об ал-Му'тадиде [есть] известия, [рассказы о] деяниях, сражениях и походах его по свету, о которых мы не упомянули. Мы перечислили их и привели выдержки из пространного [рассказа] [о] них в двух наших книгам — Ахбар аз-заман и ал-Аусат.

/275/ [XVII] О халифате ал-Муктафи би-л-Лаха[2013]

Присягнули ал-Муктафи би-л-Лаху, и он 'Али б. Ахмад ал-Му'тадид, в Городе Мира, в день, когда была кончина отца его ал-Му'тадида, и это понедельник восьми [ночей], оставшихся от месяца раби' ал-ахар двести восемьдесят девятого года (7.03.902). Принял присягу ему ал-Касим б. 'Убайдаллах, а ал-Муктафи в тот день [был] в ар-Ракке, и ал-Муктафи тогда [было] двадцать с небольшим лет. Прозывается он по кунйе Абу Мухаммад. Состоялось прибытие ал-Муктафи в Город Мира из ар-Ракки [в] понедельник семи ночей, оставшихся от джумада-л-ула двести восемьдесят девятого года (5.05.902). Было вхождение его по воде. Остановился он во дворце ал-Хасани на Тигре. И была кончина его [в] воскресенье тринадцати ночей, прошедших от зу-л-ка'да двести девяносто пятого года (1.08.908), и ему тогда [был] тридцать один год и три месяца. И продолжался халифат его шесть лет, семь месяцев и двадцать два дня; сказано: шесть лет, шесть месяцев и шестнадцать дней, в соответствии с разноречиями людей касательно датировок. Аллах лучше знает.

Не принимал халифата до этого времени, и этого триста тридцать второй год (943/4) халифата ал-Муттаки, [никто], чье имя 'Али, кроме 'Али б. Абу Талиба и ал-Муктафи.

Когда остановился ал-Муктафи [во] дворце ал-Хасани в день, когда было вхождение его в Город Мира, пожаловал он ал-Касима б. 'Убайдаллаха и не пожаловал никого из военачальников. Приказал он разрушить темницы, которые построил ал-Му'тадид для мучения людей, и выпустить [тех] кто был заключен там. Приказал он вернуть дома, которые забрал ал-Му'тадид для устроения [в них] темниц, владельцам их и раздал им деньги. [Тогда] склонились к нему сердца подданных, и умножилось по этой причине [число] молившихся за него. Подчинили его себе ал-Касим б. 'Убайдаллах и Фатик[2014], маула его. Потом, после смерти ал-Касима б. 'Убайдаллаха, подчинили его себе вазир его ал-'Аббас б. ал-Хасан[2015] и Фатик. Ал-Касим б. 'Убайдаллах сместил ранее Мухаммада б. Талиба ал-Исбахани[2016]. Ведал он диваном посланий и был средоточием учености. Сместил [ал-Касим б. 'Убайдаллах] Мухаммада б. Башшара[2017] и Ибн Манару[2018] из-за дошедших до него их [речей]. Заковал он их в железа и спустил в Басру. И говорят, что они потонули по дороге, и с тех пор о них ничего не известно. Об этом говорит 'Али Ибн Бассам[2019]:

Простили мы тебе убиение мусульман И сказали: «Вот вражда сторонников разных ересей. [Ведь] этот — сторонник [Ибн] Манары — какова его вина? Религия ваша едина, не пресеклась».

Еще прежде наладились отношения между ал-Касимом б. 'Убайдаллахом и Бадром. Когда [же] стал халифом ал-Муктафи, настроил ал-Касим его против Бадра. Военачальники отстранились от Бадра, /277/ и они двинулись к столице, а Бадр двинулся к Васиту. [Тогда] вывез ал-Касим ал-Муктафи на реку Заййал и встал там лагерем. И всякий раз, когда мог, вселял он в душу ал-Муктафи злое к Бадру и настроил [ал-Муктафи] против него. [Потом] вызвал ал-Касим Абу Хазима ал-Кади[2020], и обладал он ученостью и познаниями, и приказал ему от [имени] Повелителя Верующих отправиться к Бадру, дать ему пощаду, привести его с собой и пообещать ему от [имени] Повелителя Верующих [то], что он пожелает. [Тогда] сказал Абу Хазим: «Не стану я передавать от Повелителя Верующих послание, которого я от него не слышал». И когда отказался от этого [Абу Хазим], вызвал [ал-Касим] Абу 'Амра Мухаммада б. Йусуфа ал-Кади[2021] в шаза'[2022]. Посулил [Абу 'Амр Бадру] пощаду, обеты и клятвы от [имени] ал-Муктафи и пообещал ему отдать его из рук своих только при виде Повелителя Верующих. И [Бадр] оставил лагерь свой, сел с ним в шаза', [и] они поднялись [по реке]. Когда прибыли они в округ ал-Мада'ина и ас-Сабаба, повстречали их слуги и окружили шаза'. Абу 'Амр удалился от [Бадра] в таййар и сел в него. Бадр приблизился к берегу и попросил [слуг разрешить ему] помолиться два раката, и это в пятницу шести [ночей], прошедших от месяца рамадан двести восемьдесят девятого года перед концом того дня (16.08.902). [Тогда] дали они ему время для молитвы. И когда пребывал он во втором ракате, перерубили ему шею, взяли голову его и отнесли к ал-Муктафи. Когда [же] положили голову перед ал-Муктафи, простерся он ниц и сказал: «Теперь изведал я вкус жизни и сладость халифата».

Вошел ал-Муктафи в Город Мира [в] воскресенье восьми [ночей], прошедших от месяца рамадан (18.08.902). И о Мухаммаде б. Йусуфе ал-Кади о даче им Бадру обетов и клятв от [имени] ал-Муктафи говорит некий поэт:

Скажи кади Города ал-Мансура[2023]:

Сказал[2025]: Был Бадр свободным. Он — Бадр б. Хайр из маула ал-Мутаваккила. Служил Бадр у Наши', гулама ал-Муваффака, стремянного его. Потом соединился он с ал-Му'тадидом, завоевал сердце его и доверие его в дни ал-Муваффака. Был у ал-Му'тадида гулам, называемый Фатик, и был он из главных гуламов его. Отдалился он от сердца [ал-Му'тадида], и сокрушилось положение его. Причиной этого было [то], что разгневался ал-Му'тадид на одну [из] своих рабынь и приказал продать ее, и Фатик подослал [человека], чтобы купить ее для себя. И это было причиной отдаления его от сердца ал-Му'тадида, когда дошло до него это. Положение Бадра укрепилось и возвысилось так, что искали [исполнения] просьб у ал-Му'тадида через него, и стихотворцы, а также [и те], кто обращался к [ал-Му'тадиду] не со стихами, соединяли восхваление Бадра с восхвалением ал-Му'тадида.

Сказал ап-Мас'уди: Сообщил мне Абу Бакр Мухаммед б. Йахйа ас-Сули ан-Надим аш-Шатранджи в Городе Мира. Он сказал: Пообещал мне [кое-что] ал-Му'тадид, и не добился я [исполнения] этого, пока [не] сочинил касиду, в которой упомянул Бадра. Начало ее: