Условные декорации или просто пустая площадка, на которую выставлена кое-какая мебель. Две ширмы загораживают оба выхода. Антуан стоит на карачках, он занят не понятно, чем, кажется, возится с детским конструктором. Это мужчина лет сорока, одет обычно, только расстёгнутая на груди рубашка, отличается дантоновым (прямым и высоким) воротничком, а на голове его сидит забавная матросская бескозырка. Входит Бабушка, одетая по-старинке.
Бабушка. Конечно, возишься, как всегда! Сделал уроки?
Антуан играет на полу и не отвечает.
Бабушка. Я с тобой разговариваю, Антуан! Ты сделал уроки?
Антуан. Да, бабуля.
Бабушка. Руки у тебя чистые?
Антуан. Да, бабуля.
Бабушка. А кто написал в аквариум с золотыми рыбками?
Антуан застенчиво встаёт. Он с бабушку ростом.
Бабушка (вне себя, приближаясь к нему). Дрянь! Убийца! Ты закончишь на эшафоте.
Бабушка даёт Антуану две оплеухи. Свет резко гаснет, однако, скоро вновь освещает сцену. Антуан, в том же костюме, сидя в кресле, читает книгу и курит сигару. Бескозырка исчезла, на шее у Антуана повязан галстук. Входит Шарлотта, женщина ещё молодая миловидная, немного худощавая.
Шарлотта. И ты читаешь!
Антуан. Да.
Бабушка. Через три недели дочь твоя выходит замуж, а ты читаешь?
Антуан. Да.
Шарлотта. Что ты читаешь?
Антуан. Гражданский кодекс. Про разводы. Изучаю возможности вытянуть её из этого брака через год.
Шарлотта. Ты — чудовище! Дети любят друг друга.
Антуан. Именно это меня и пугает. Мы тоже любили друг друга.
Шарлотта. Желчность, как обычно! Единственное, что ты нашёл по дешёвке, чтобы казаться глубокомысленным. Подумать только, этим ты дурачил окружающих в течение двадцати лет. Наконец-то, твой театр вывели на чистую воду. Он всем надоел. Теперь талант — Ионеско. Тебя только в богадельнях и ставят.
Антуан, озабоченный курением сигары и чтением гражданского кодекса, замечает с обречённым жестом…
Антуан. Причины чрезвычайно ограничены. Адюльтер, веское оскорбление, позорный приговор. Вот, собственно, и всё.
Шарлотта (пожимает плечами). Через пятнадцать дней мы отдаём Камомий замуж за Жирара Куртпуанта, она очень молода, я это знаю, но Камомий… ты когда-нибудь вообще интересовался дочерью? Нет. У тебя, разумеется, не было времени. Ты предпочитал пыхтеть над актрисульками, которые издеваются над тобой, милый друг, а за кулисами все над тобой смеются. Ладно, оставим! Меня это мало касается! Камомий — редкостное юное создание, но вполне зрела для своих лет. А Жерар Куртпуант, если он и молод, то зато по получении аттестата зрелости сразу займёт прекрасное место на пластиковом заводе отца. (Антуан делает неопределённый жест рукой.) Я знаю, что тебе всё равно! Ты выше денежного вопроса… хотя и зарабатываешь всё меньше и меньше. Это ещё одна из твоих поз. Антуан дё Сан-Флур — вот великий и честный человек, который выше всего на свете! Ах, пожили бы они с тобой хоть чуть-чуть!
Антуан. Кто это?
Шарлотта. Те, кто тебя обожает. Но опять же, не будем об этом… У нас нет времени для полноценной ссоры — меня ждут у парикмахера. Подумал ли ты о фраке? Естественно, я, как всегда, хлопочу обо всём, несмотря на мои постоянные мигрени. Я держусь только, благодаря лекарствам. Тебя это не беспокоит, ты-то спишь, пока я мучаюсь бессонницей! Платья, приглашения, ленч на сто пятьдесят персон, твои же цилиндр и фрак. Патрик Фосспаспорт сказал мне, что для международных конгрессов зубных врачей он брал напрокат фрак, сшитый нарочно по его меркам недалеко от бульвара Сан-Жэрман. Это значительно экономичнее. Ты там был? Нет, разумеется, сомнений и быть не может!
Антуан. За кого ты меня принимаешь? Я заказал фрак у лучшего в Париже портного.
Шарлотта (язвительно). И при этом ты ужасно скуп, когда дело касается моих платьев. Ты ведь такой домосед, что никогда больше его не наденешь!
Антуан. Никогда! Но дочь моя выходит замуж в пятнадцать лет, забеременев после первой же вечеринки. Я подумал, что эту церемонию необходимо отметить некоторой торжественностью. Так что у меня будет мой личный фрак!
Шарлотта (обиженно). Беременная! Одно у тебя на устах. Нет у тебя никакого стыда. Какой ты противный!
Антуан (несколько кривляясь). Ну почему? Я же не упрекаю Камомий в том, что она беременна, напротив, нахожу это обстоятельство скорее симпатичным. Я упрекаю её в том, что она выходит замуж за болвана. Вот её единственный непростительный проступок. И так как платье твоей дочери будет сшито с большим вкусом, чтобы скрыть от парижского света (который, кстати, целиком в курсе того, что она выходит замуж беременной), на мне будет цилиндр, чтобы скрыть краску стыда на моём лице!
Шарлотта (ядовито). Строй шута горохового, как обыкновенно… шута, который вышел из моды. Твои шутки даже не смешат публику. Твой последний прогон был ужасным, дружок.
Антуан. А я в ванне смеялся и произвел уже достаточно шума!
Шарлотта. Ты был единственным. Ионеско смешит людей абсурдом. А твой юмор устарел. Он нас больше не трогает. Разве нельзя проникнуться немного трагическим, нелепостью людских судеб, нельзя? Для тебя это слишком, не так ли? Человек с сердцем сделал бы это хотя бы для своей семьи. Ты же слишком дорожишь своей честью и никогда не позволишь себе держать нос по ветру!
Антуан. Я боюсь простудиться.
Пожав плечами, Шарлотта уходит…
Шарлотта (на пороге). Как смешно! Ты старый водевильный писака, просто-напросто бульвардьё. Вот где, голубчик, правда. Ты — предсказуем. Твоя дочь беременна в пятнадцать лет, это так. Но если бы мать её, благодаря тебе, была счастлива, думаешь, оказалась бы она в таком положении? Ты уверен, что тебе не в чем себя упрекнуть?
Она выходит. Антуан, молча и глубоко задумывается и, наконец, с прямодушием говорит…
Антуан. Нет.
Бабушка появляется в старинном наряде, недолго пытливо смотрит на Антуана с ненавистью.
Бабушка. А кто написал в аквариум с золотыми рыбками?
Антуан конфузится в то время как свет гаснет. Когда он опять зажигается, на площадке больше нет мебели. Антуан одет по-прежнему, он едет на велосипеде по дороге, которая, кажется, намечена ширмами; рядом, с мучительным видом крутит педали мальчик того же возраста. Они оба в гимназических фуражках, одеты в рубашки с высоким дантоновым воротничком.
Кислюк (крутя педали). Я всё-таки дал тебе списать домашнюю по математике…
Антуан (тоже крутя педали). Дал.
Кислюк. Ну, тогда одолжи мне сто франков?
Антуан. У меня их нет.
Кислюк. Легко отделаться хочешь! У господина папу от лавандоса прёт, а у самого никогда денег карманных нету!
Антуан. Вот тебе доказательство. Меня воспитывают по хорошим принципам.
Кислюк (с ненавистью). Антуан дё Сан-Флур, при санфлуровой фабрике. Я же сын народа, учусь на стипендию. Мсье, быть может, кое-когда забывает об этом.
Антуан. Ты не дашь мне об этом забыть. Но даже то, что я вынужден проводить с тобой целую неделю, не мешает папе придерживаться принципов. Он воин вольный, и поклялся защитить меня от гибельного влияния денег.
Кислюк (крутя педали). Лицемер! Мерзавец! Все вы одинаковые! Ты не больше папочки стоишь. У меня искривление позвоночника. Я — калека. А ты тащишь меня за собой на велосипеде.
Антуан (крутя педали). Не нужно было ехать!
Кислюк. В трёхдневные каникулы мсье соизволили посетить замки Луары… Ты к тому же ещё и пассеист! У меня была одна возможность поймать тебя и заполучить мои деньги.
Антуан. Если ты отправился для этого, то зря крутишь педали. Когда приедем в Блуа, лучше возвращайся на поезде.
Кислюк. У меня нет денег даже на третий класс. Бедняку оставили только ноги.
Антуан. Тогда крути педали!
Кислюк. Ты омерзителен! Уже навострился продолжить дело своего папочки. Народ учатся душить с раннего детства.
Антуан. У папиного дела не будет приемников. Он сердечник, у него было уже два приступа. Мама же немедленно продаст фабрику, чтобы слинять в Италию со своим красавцем-любовником. Верх лично её стремлений — это Ривьера и изысканный половой акт.
Кислюк. Буржуазной падалью народ не интересуется. А инфаркты — болезнь шишек. Мой папа в шахте, харкает лёгкими вот уже тридцать лет, а маман, родив одиннадцать раз — гниль на колёсиках и ничего больше. Вот что такое родня обездоленных! Презентабельные предки! Игривая неверность матери и инфаркты, всё это семейные беды барчуков… Так что, чтоб выбить из меня слезу по поводу твоих стариков, приходите завтра! Лучше раскошеливайся и гони монету.
Антуан. Ничего выбивать из тебя я не собираюсь, а денег у меня нет.
Кислюк. А если у тебя и ста франков нету, голодранец, зачем же ты едешь осматривать замки Луары, заставляя несчастного люмпена крутить педали за твоей спиной?
Антуан. Для того чтобы пополнить мой кругозор.
Кислюк. Пополняют, подлецы, свой кругозор на крови народа! А коксальгию мою ты, куда засунешь?
Антуан. Ехать не нужно было, никто тебя не заставлял.
Кислюк. Вдвойне подлец! Народ разве свой кругозор расширять права не имеет?
Антуан (крутя педали). Имеет. Именно поэтому я тебя с собой и взял. Так что, люмпен, крути педали и оставь элиту в покое!
Кислюк (без сил). В горку, к тому же! Только одни подъёмы! Ты нарочно это придумал, чтобы меня унижать.
Антуан (тоже крутя педали с трудом). Мы по одной дороге едем!
Кислюк. Да, но ты лучше питался! Тебя нежили с детства. Таблетки кальция от Фалльеров, молоко Неслё, мерзавец! А я был недокормленным отпрыском. Кожа да кости. На меня больно было смотреть. Справедливости нет.
Антуан. Давно пора в этом убедиться.
Кислюк. К тому же, я провалю выпускные экзамены! С детьми из простых они привередливы вдвойне. Препятствия чинят… Не знают, куда бурсаков деть, так что берут с нас натурой. У них имеются тайные списки. Они дают нам только такие билеты, на которые никогда не хватает времени подготовиться. Долго ты ещё будешь надо мной измываться, эксплуататор?
Антуан. До следующего этапа. Мы вместе его наметили.
Кислюк. Туберкулёзный пролетарский сын с болезнью тазобедренной кости… и всё из-за ста франков! Тебе не стыдно?
Антуан. Нет.
Кислюк (неожиданно жалобно). Больше не могу, старик! Уверяю тебя, не могу! Я буду ныть…
Антуан (тормозя). Ладно. Я хочу избежать этого печального представления. Остановимся и отдохнём под деревом десять минут.
Входит дерево. Они оба слезают с велосипедов и растягиваются в тени дерева. Кислюк, рухнув без сил, бормочет…
Кислюк. Только не подумай, что я тебе за это признателен. Ты сделал передышку из расчёта. Это классовый рефлекс. Ты меня эксплуатируешь, но когда чувствуешь, что я на грани, то немного щадишь, чтобы пользоваться мной дальше. Буржуи заботятся о том, чтобы прислуга, помыв посуду, шла спать, потому что с рассвета она должна быть готовой работать с новыми силами. Ваша система хорошо отлажена.
Антуан (растягиваясь на земле, вздыхает). Какой же ты всё-таки зануда! Ты не моя прислуга.
Кислюк. Этого только не хватало, мерзавец! Ты мечтаешь, чтобы я и ботинки тебе ещё начищал?
Антуан. Спасибо. Я начищаю их сам. Это тоже входит в папины принципы.
Пауза. Они отдыхают.
Кислюк. Ты никогда не задумывался, почему я стал твоим другом?
Антуан. Случалось.
Кислюк. Потому что я тебя ненавижу.
Антуан (спокойно, после короткой паузы). Я это знаю.
Кислюк. Когда в прошлом году мы купались вместе, и я чуть не утонул, ты нырнул и вытащил меня на берег. Если бы у меня были силы тебя задушить, я бы это сделал.
Антуан. Знаю.
Кислюк (после паузы). Тогда почему же ты со мной ездишь, почему не поедешь с другими? Все барчуки горят желанием стать твоими товарищами. Даже виконт Вногуукушенный, который, тем не менее, ни с кем знаться не хочет…
Антуан. Не знаю. Видимо потому, что ты мне нравишься.
Кислюк. Вдвойне мразь!
Довольно длинная пауза. Антуан берёт из сумки бутылку лимонада и протягивает её Кислюку. Они оба пьют из горлышка.
Антуан. Что ты хочешь сделать с этими деньгами?
Кислюк. Если бы я сказал, что деньги мне необходимы для лечения хронического фурункулёза матери, ты бы мне их, может, и дал, вонючий буржуй! Милосердие чешется у вас в одном месте. Оно вас успокаивает. (Пауза.) Я хочу кутнуть с одной девчонкой! Народ тоже имеет право на любовь.
Антуан. Вокруг казарм ходят барышни за двадцать франков.
Кислюк. Я хочу чистоплюйку, которая курит и, как говорится, пердит только в шёлк. Такую, как в Гран-Кафе, чтобы своя комната, и атласное постельное покрывало. Я хочу такую, чтобы хорошо пахла. Я люблю люкс! Это моё право или как? Вокруг меня слишком несло с самого раннего возраста. Я люблю духи.
Антуан (вытаскивая ассигнацию из кармана). На, возьми. Если для этого. Только нужно будет сократить путешествие. Вернёмся завтра. Мы не увидим замок Шенонсо.
Кислюк (убирая деньги в карман, с ненавистью). Не воображаешь же ты, что я скажу тебе за это спасибо?
Антуан. Нет.
Кислюк (с ухмылкой). Франция — это красиво, это великодушно, это щедро! Мсье жертвует ради меня одной из её достопримечательностей. В культуре его будет зиять пробел, чтоб только я смог заделать роскошной девочке, как настоящий барчук… Чешется местами, где прёт милосердие, согласитесь… Теперь мсье простаки трещит по швам от этого ощущения? Мсье делает в штаны тайным удовольствием, потому что подал двадцать монет уличному бродяге.
Антуан (спокойно поправляет). Ошибаешься. Не двадцать, а сто.
Кислюк. Цифры ничего не значат. У твоего папочки, несмотря на инфаркты, наверняка ещё в носке есть. Видишь эти сто франков, которые я должен был выпрашивать у тебя весь день, как попрошайка, несмотря коксальгию, крутя за тобой по пятам педали, так вот, я, батенька, тебе их никогда не прощу. Я почти предпочёл бы отказ иль пинок в зад коленом. Я тебе их запомню, эти сто тугриков, можешь быть уверен, как и всё остальное. Потому что у бедных, если хочешь знать, имеется такая тетрадка, как у прачки, там всё записано!
Антуан. Тебя не трудно прервать понос твоей ненависти на время привала? На дороге продолжишь.
Наступает тишина.
Кислюк. Мне бы на твоём месте было бы стыдно.
Антуан. Стыдно чего?
Кислюк. Чувствовать себя всегда хорошо. Тебе этого никогда не говорили?
Антуан. Говорили.
Кислюк (глядя на него, искажённый ненавистью, шепчет). Свинья!
Антуан (поднимаясь). Ладно, пойдём отольём! Тебя это облегчит, и мы вновь двинемся в дорогу.
Пока они пристраиваются к дереву, свет гаснет. Ширмы меняют положение в темноте. Когда площадка вновь освещается, там уже стоит кое-какая лёгкая садовая мебель. Может быть, актрисы сами, появляясь, выносят стулья, а горничная несёт уже накрытый чайный столик. Также с колосников спущена лёгкая лесенка, на которую вешают разноцветные лампионы (фонарики). Входит Шарлотта, мадам Прюдан, её мать и две дамы, которые пришли в гости.
Шарлотта. Идите сюда, в тень, под сень деревьев, медам, жё ву'ан при. Какой замечательный Четырнадцатое-Июля будет у нас в этом году! (Она замечает Тото в кулисах и восклицает.) Тото! Подойди сказать «бонжур» дамам!
Тото выскакивает на велосипеде, объезжает, крутя педали, женщин кругом, и когда все думают, что он поздоровается, уезжает, показывая им язык.
Шарлотта (обиженная, вскрикивает). Настоящий дичок!
Пока подают чай, вся сцена, помимо диалога, играется дамами со вздёрнутыми над ушками чашек мизинцами. В самые неожиданные моменты разговора они игривыми движениями берут со стола крохотные печенья (птифур).
Шарлотта (устроившись среди дам). Милые мои! Какое удовольствие после девяти месяцев жизни в Париже вновь встретиться с вами. В этом имении у моря Антуан провёл всё детство, и ни за что на свете не преминет провести тут лето с детьми. В этой душевной обстановке он написал значительную часть своих произведений…
Первая дама (восклицает). Как это, должно быть, захватывающе заботиться о спокойствии духа и сердца великого человека, чтобы он мог дарить нам чудеса, которых мы ждём с каждым сезоном!
Вторая дама (находящаяся в трауре). Это настоящее подвижничество.
Мадам Прюдан. Моя дочь делает всё, что в её силах. Но раздражительность нашего зятя жизни не облегчает. Знаете ли, эти творцы…
Вторая дама (с пониманием). Ах, уж эти творцы! Эти творцы! (С неожиданным ехидством.) А что наша милая малышка Камомий? Мы слышали новость. Она взорвалась в наших краях, как бомба. А ещё в прошлом году Камомий играла на пляже, как ребёнок…
Шарлотта (чопорно). Эти дети испытывают настоящую страсть друг к другу, минули времена, когда любви говорили «нет».
Первая дама (хитро). Нужно идти в ногу со временем, не правда ли? Вы жените их в середине августа? В самый разгар каникул редко увидишь свадьбу, слишком трудно собрать гостей. Но вы правы, когда речь идёт о чувстве, какой смысл ждать?
Вторая дама (сама улыбка). Месяцем раньше — месяцем позже, это ничего не изменит!
Такая пауза, что, как говорится, ангел летит…
Шарлотта (проникновенно, обращаясь в полголоса ко второй даме). У меня не было ещё случая выразить вам соболезнования по поводу вашей ужасной потери. Похороны проходили в день прогона спектакля, мы не смогли приехать… Надеюсь, что мама вам говорила…
Вторая дама (тоже проникновенно). Было очень любезно с вашей стороны, если не… к тому же ваше доброе письмо, ма шер Шарлотта, было мне большой поддержкой. (Она вздыхает.) Вот я и вдова… в конце концов, это должно было случиться! Я об этом больше никогда не разговариваю… Доктор говорил о депрессии, но кто ж мог подумать, к чему это приведёт! Церковь его всё-таки благословила. Это было, конечно, утешением. Панихида была полная, какую я и хотела, не просто отпели — и дело с концом.
Мадам Прюдан (вздыхая после короткой паузы). А эта-то, хороша девка! Выскочила, молодуха, замуж месяц спустя! Кажется, кассирша из мясной лавки Дюрана, или кто она там? Пикантная брюнетка.
Вторая дама (с достоинством). Я об этом никогда не говорю. Эта девица взяла у меня мужа, изменив ему с первым встречным, молодым человеком её возраста, как и следовало ожидать! В каком-то смысле, она мне его вернула.
Мадам Прюдан (несколько опрометчиво). Нет худа без добра! Рядом с ужасными разводами, хочу я сказать…
Первая дама. Да. Муж вдовы, по меньшей мере, всегда при ней.
Мадам Прюдан. Именно это я и хотела сказать!
Вторая дама (обращаясь к Шарлотте с определённым лукавством). Я никогда терпеть не могла делиться… Пусть нас наводняют парижане (нужно радоваться за гостиничных владельцев и местных лавочников), но всё равно мы остаёмся провинциалами, дорогая моя Шарлотта! (Она неожиданно ласково спрашивает.) А мсье дё Сан-Флур? Всё ещё любитель велосипедных прогулок? Вроде бы, часто видят, как он катается на побережье у Сан-Геноле? У него друзья, кажется, живут в Приморской гостинице?
Шарлотта (замкнуто). Он мне об этом никогда не говорил.
Вторая дама (используя замешательство). Ах, пардон! Я думала, что вы в курсе! Так как об этом все говорят… Кажется, я узнала эту молодую женщину, она играла роль ветреной особы в последней пьесе нашего шер ами, в Париже.
Шарлотта. Эдвига Патаке? Эта девушка — прекрасная артистка, к тому же из очень хорошей семьи. Её отец был в Ницце вице-консулом Некарагуа. Я даже приняла её у себя по случаю юбилейного спектакля. Однако я не знала, что она здесь поблизости.
Мадам Прюдан (замкнуто). Ремесло моего зятя вынуждает его общаться со многими!
Первая дама (оживлённо). Наш Изумрудный берег привлекает теперь и иностранную публику! Знаете ли вы, что нынче вошла в моду кондитерская Куйту? В предобеденное время там простаки сутолока! Все эти новоприбывшие, разряженные, точнее сказать, не одетые, и нужно видеть, как именно… сидят на террасе! Настоящий Сан-Тропе в миниатюре! Мы едва ли осмеливаемся зайти туда в воскресные дни заказать любимое пирожное! Они потеряют завсегдатаев! Куйту больше не тот Куйту, которого мы всегда знали! На прошлой неделе у меня там украли зонтик!
Мадам Прюдан (встревоженная). У Куйту? Это невозможно!
Вторая дама. Жозьян, только не говорите, что этот был тот самый красивый, из настоящей черепаховой кости, с золотой каймой…
Первая дама (мрачно). Именно, Габриэль! Именно! Зонтик, который мне подарили на пятнадцатилетие свадьбы!
Вторая дама. Но это ужасно! Что сказал господин Педуз?
Первая дама. Я пока не осмелилась ему об этом рассказывать. Ему станет плохо! Зонтик этот был для него символом нашего счастья.
Завязывается перекрёстный разговор между четырьмя дамами.
Шарлотта (обращаясь к первой даме). Ваш зонтик, ваш чудный зонтик, который нам всем так нравился! Вы, должно быть, ошеломлены!
Мадам Прюдан (в то же время второй даме). В огромном доме, наедине со старой Мартой, вы, должно быть, чувствуете себя совершенно потерянной.
Вторая дама (вздыхает). Шарль был скрытный странный, и, вообще-то, мы никогда не разговаривали, однако, в конце концов — он был под рукой!
Первая дама (обращаясь к Шарлотте). Разумеется, я не пользовалась им каждый день. У меня был старый, чтобы ходить на рынок, но, во всяком случае, я знала, что он у меня есть. Сказать ли вам, милые мои, что я его ещё на руке чувствую?
Мадам Прюдан (продолжает, обращаясь ко второй даме). Безусловно, взаимопонимание не всегда возможно. Но совместная жизнь, наконец… Муж есть муж…
Вторая дама. Хотя бы от всех эти поставщиков-торговцев, странников, которые звонят вам в двери. Всё-таки присутствие мужчины в доме. Одинокая женщина есть одинокая женщина. Его вечные шаги наверху, в кабинете, которые меня, разумеется, раздражали. А с тех пор, как он взял привычку читать за столом газету, это, к тому же, оживило гостиную..
Первая дама (обращаясь к Шарлотте). Конечно, я куплю себе другой, может быть, даже такой же красивый — стоит только сказать об этом господину Педузу, который почтёт за обязанность мне его подарить, однако, это уже будет не мой зонтик. Тот был старый, открывался с трудом, две спицы погнулись, но он был мой! Глупо, конечно!
Вторая дама (обращаясь к мадам Прюдан). Муж есть муж. Как бы плохо мы ни стали понимать друг друга, пусть и вовсе друг к дружке не обращаемся, что вы хотите, это всё-таки ваше.
Мадам Прюдан. Мы ненавидим друг друга, но обоюдно привязаны, и даже ссор, наконец, начинает не хватать.
Первая дама (обращаясь к Шарлотте). И потом, признаться вам, что терзает меня больше всего? Я себя спрашиваю, что за чертовка теперь его носит. Однажды я его выронила, выходя из троллейбуса, он чуть не попал под колёса, так вот, я б предпочла лучше это!
Мадам Прюдан (обращаясь ко второй даме). Одно вам скажу, моя хорошая, у вас одно утешение, что он больше не в объятьях другой.
Вторая дама. Да, в этом смысле, сейчас я, во всяком случае, знаю, где он находится.
В полосатом фланелевом костюме входит Антуан, канотье и прищепки на штанах. Она весело продолжает…
А вот и мсье дё Сан-Флур, как ваша велосипедная прогулка в поисках вдохновения?
Надо видеть выражение лица Шарлотты и мадам Прюдан. Пролетел ещё один ангел.
Антуан (простодушно, не о чём не подозревая). Я добрался аж до мыса Сан-Геноле. Чудесная прогулка!
Вторая дама (язвительно). Ещё бы не чудесная!
Первая дама (доброжелательно). А какая погода!
Антуан (не подозревая об опасности). Я уже это где-то слышал! Не скажите же вы, что котёнок подох?
Вторая дама (расстроенная). Какой котёнок?
Антуан. Это намёк на классический театр…
Вторая дама (поднимаясь, немного обиженная). Ах, театр… театр! Бедные мы бедные! Мы всего лишь провинциалы с ограниченными взглядами, мсье дё Сан-Флур, у нас нет времени быть в курсе последних успехов в Париже… Во всяком случае, Приморская гостиница — место очень приятное!
Антуан (понимая, наконец, в чём дело, холодно). Мне говорили.
Вторая дама (тоже поднявшись и дав ангелу пролететь, с лёгким смешком понимания). Пора, моя хорошая, возвращаться! Я не люблю оставлять мсье Педуза одного. Всё боюсь, как бы глупостей не наделал… Прошлый раз прихожу, а он покупает целый набор щёток у какого-то как бы слепого пройдохи!
Антуан (провожая их). Именно в этих годах они мешаются больше всего! Но немного терпения, скоро он доживёт до сознательного возраста.
Первая дама (жеманясь и подыгрывая ему). У мужчин такое разве бывает, сознательный возраст?
Антуан. Да, да, конечно… Стоя одной ногой в могиле, они понимают, наконец, что были ужасно невнимательны, и упустили счастье…
Вторая дама (чопорно). Счастья мужчины — в доме. (Целует Шарлотту.) До свидания, моя хорошая. Я воспользуюсь случаем зайти на кладбище, навестить Шарля. Это неподалёку.
Антуан (дружелюбно). Передайте ему мои самые дружеские пожелания!
Дамы выходят в сопровождении мадам Прюдан и Шарлотты, которая тут же возвращается.
Шарлотта. Как ты можешь так жестоко шутить с только что овдовевшей женщиной? Значит, совсем у тебя нет уважения ни к чему? Значит, у тебя ледяное сердце!
Антуан. Ошибаешься. Намёк любви, и это сердце (как ты говоришь, ледяное) тает. Я уже чуть не плачу и готов отдать последнюю рубашку первому встречному. Такая чрезмерная чувствительность могла бы стать довольно существенным изъяном, если бы, слава Богу, любовные встречи не были такими редкими.
Шарлотта. Габриель Фессар-Валькрёз преданно заботилась о своём супруге, который был человеком трудным до самого конца. Она во всём его ублажала.
Антуан (устраивается для чтения). Мужчина не тем жив.
Шарлотта (занявшись вязанием, после короткой паузы). Заметил, что я не раскрыла этим дамам намёка на твои велосипедные прогулки в Сан-Геноле?
Антуан. Я тебе за это очень признателен.
Шарлотта. Едвига Патаке — бабёнка незначительная, я прекрасно представляю себе, голубчик, что она тебе такое дарит! Мне важна только моя собственная верность. Я больше не тебе её должна, я себе её должна.
Антуан (говоря в газету). Значит, ты избавляешь меня от необходимости говорить тебе спасибо.
Шарлотта (шурша спицами). Я до самого конца останусь идеальной супругой, как Пенелопа, в уголке пустынного моего дома. Я заставлю тебя лопнуть от угрызений совести.
Антуан (в газету). Тебе придётся связать очень много носков, у меня железное здоровье. (Короткая пауза.) Что касается Пенелопы, то у её занятий были художественные претензии.
Шарлотта (язвительно). Не все же могут быть художниками!
Антуан. Ты права, иначе создалась бы толкучка.
Он читает газету; она вяжет. Входит мадам Прюдан. Замкнувшись в лёгком неодобрении, она подходит, чтобы сесть рядом с Шарлоттой. Они обе вяжут похожими жестами.
Шарлотта (после паузы). Могу я узнать, что ты читаешь?
Антуан (мрачно). Объявления…
Шарлотта. Любопытно.
Антуан. Да. Тут тебе и рояль предлагается, и шесть стульев в деревенском стиле… супруга, женщина под сорок, которая любит музыку и литературу. Интересуют общие вкусы или место кассирши. (Прибавляет со вздохом.) Странно, что никогда не предлагают любви.
Шарлотта (чопорно). Отчего ж. В специализированных магазинах!
Антуан. Никогда и ни одной не купил. Приходится самому выдумывать.
Шарлотта (язвительно). Ты — чудовище!
Антуан (тихо в газету). Да нет. Счастье мужчины это крупное предприятие, я же всего-навсего ничтожный местечковый мастеровой.
Следует длинная пауза. Она ставит акцент на том, что персонажи погружены в свои мысли прежде, чем эти мысли будут произнесены вслух. Антуан говорит напевно, как бы погружённый в чтение газеты.
Мадам Прюдан (продолжая вязание). Можно долго рассуждать о смерти этого бедного Фессара-Валькрёза… По крайней мере, можно сказать, что у этого человека не было чувства долга. (После коротенькой паузы.) У него была крепкая красная шея. Спина, видимо, тоже. Когда думаешь, как он там расхаживал… (Мечтательно.) У аббе Муйетт тоже широкая шея, и руки мясника. Но его дыхание неприятно. (Она прибавляет после паузы.) В принципе, они, должно быть, как и все остальные.
Антуан (по-прежнему закрывшись газетой). На солнце очень жарко, а дорога длинная, но всё равно, приятно… Я кручу педали, как молодой человек и даже не чувствую длинный подъём Сан-Жюльена. Я представляю себе поверхность её ляжек. В конце концов, кожа её ляжек меня к ней привязывает. У некоторых женщин внутренняя поверхность бёдер нежная, а снаружи кожа немного шероховата. Эта мелочь скомпрометировала многие мои страсти, которые могли стать значимыми.
Шарлотта (продолжая вязать). Тридцать один, тридцать два, тридцать три, тридцать четыре, тридцать пять…
Антуан. Иногда она ждёт меня совсем голая, вся горячая от солнца, на кровати, в спальной комнате за закрытыми ставнями… Иной раз первым приезжаю я и жду её, покуривая сигарету в кресле, гляжу через окно на последних купальщиц… Она входит за моей спиной на цыпочках и кладёт мне на глаза руки, которые пахнут кремом для загара.
Шарлотта (продолжая вязать). Тридцать девять, сорок, сорок один, сорок два…
Антуан. Я дышу её ароматом, ворчу: «Ромф! Сдобная моя булочка, поджаренная, как следует! Я пришёл во время, съем тебя ещё горячей! Поглядим, с какой стороны она румянее, подними-ка ножку…» Она стонет: «Ах, дорогой мой, что ты ещё сочиняешь?» (Он ещё немного мечтает, с напевом.) Пум! Пум! Пум! Пум! Пум! Пум! Остаётся только предаться полёту фантазии…
Шарлотта (продолжая вязание). Сорок шесть, сорок семь, сорок восемь, сорок девять, пятьдесят. (Обращаясь к мадам Прюдан.) Видишь, мама, японская вязка изящней болгарской. С моей точки зрения, она значительно сложнее, но, мне кажется, что в ней больше оригинальности.
Мадам Прюдан. Да. Но фасонная болгарская, если ты в рапорте сделаешь две петли прямые вместо изнаночных, то получится почти японская резинка, однако, выйдет намного мягче.
Шарлотта. Оригинальность любой ценой! Мы становимся всё более и более рафинированными в шерстяных изделиях. Усложняют, усложняют, а потом выясняется, что классическая вязка — самая лучшая!
Антуан (закругляя свои расстронные иллюзии). Впрочем, любовные находки… мы творим из них мир, а он очень ограничен. Главным образом, имеет значение нежность. (Неожиданно став серьёзным.) Я чувствую много нежности по отношению к Эдвиге… Скажем, нежности… Да, что-то типа нежности…
Пауза. Женщины вяжут в том же темпе. Мадам Прюдан подхватывает неожиданно, с блуждающим взглядом.
Мадам Прюдан. Луи Фернан ушёл со всеми моими сбережениями и разведённой соседкой… так я должна была отказаться от магазина нижнего белья, который был для меня источником многих радостей… Пять лет супружества с ним (несмотря на его неверность и пьянство), не могу сказать, что я о них пожалела, нет… что это был за красавец! Здоровый, как шкаф. Он простаки раздавливал женщину на постели. Я испытала с ним столько удовольствия, что иной раз даже стыдно. Напрасно я утешала себя, говоря, что это мой муж… Никогда удовольствие чистой совести порядочной женщине не оставит. (Пауза.) Не то было с Гратьеном, моим вторым мужем. Мы были женаты десять лет, и я никогда не видела его голышом. Ах, можно сказать, что моя женская жизнь была короткой!
Антуан (глядя, как они вяжут, мечтательно). Они становятся всё больше и больше похожи друг на друга… Такое впечатление, что по обе стороны камина стоят две одинаковых вазы, одна только немного потрескалась… Драма тёщи, традиционно комического персонажа, в том, что это образ времени… Вот единственный случай, когда жизнь представляет вам результат сиюминутно… (Он смотрит на неё с грустью.) То же вязание, те же тики, та же горечь… На ком я, на самом деле, женат? И всё это было молодо, предназначено для любви! (Он добавляет, неизвестно зачем.) «Мысли» Паскаля — хорошая штука! Нужно перечитать…
Шарлотта (продолжая вязать с отчуждённым взглядом). Он, должно быть, думает, что я сварлива и зла. Когда я его вижу, мне хочется лаять — это сильнее меня. Его запах… Любопытно, раньше я не обращала на него внимания. Ни на звуки, которые он издаёт во время еды… (Мечтательно.) Не то, чтобы мне не нравилось, как некоторые потеют… тот молодой человек, недавно, у Монмашу, который только что поиграл в теннис… (Мечтает немного.) Антуан моется, но пахнет чистотой, кажется, это ещё хуже… Иной раз я говорю себе, что должна взять любовника, начать настоящую войну… Однако не могу себе представить..
Антуан (погружённый в мечты, на неё глядя). Бедная Шарлотта! Если бы она хоть представила себе, насколько всё это не важно, по существу! Это просто способ знакомиться… (Он внезапно стонет.) Чувствуешь себя таким одиноким!
Шарлотта (взглянув на него). Тебе больно?
Антуан. Нет. Почему?
Шарлотта. Ты так вздохнул, что ёкнуло сердце.
Антуан. Ничего страшного. Театральная хроника Гондрана в «Фигаро».
Шарлотта. Плохая?
Антуан (простодушно). Нет. Превосходная! Но не про меня.
Шарлотта (продолжая вязать). Его тщеславие. Нелепое авторское тщеславие, в котором он даже не может себе признаться… Претворяется, что выше этого. Не важно! Кстати, мне тоже больше не нравятся его пьесы. (Она говорит с некоторым удовлетворённым превосходством.) Я чувствую себя значительно современней, значительно умнее его. Если у меня однажды появится любовник, то это будет левый интеллектуал. Высокий, атлетически сложенный брюнет, но, тем не менее, прекрасно воспитанный. Мы будем заниматься любовью, естественно (это обязательно для любовников), но, главным образом, мы будем разговаривать. Мы будем говорить обо всём, наконец-то! Как это будет замечательно, устроившись после любви перед камином, на медвежьей шкуре, со стаканчиком виски… долго говорить о кубинской революции или проблеме чёрнокожих… У него будет низкий и нежный голос, немного похожий на голос того молодого человека, который играл в теннис у Монмашу… Антуан же никогда не хочет беседовать ни о чём. Он говорит, что всё равно к одному возвращается, и поток интеллектуальных слюней никогда и ничего не изменит. Это настоящий невежа. Весь Париж его ненавидит и, мне кажется, что я тоже его ненавижу…
Антуан (глядя на неё, с мечтательным видом). Бедная Шарлотта! В конце концов, она ещё хорошенькая, и если б я не был с нею знаком…
Мадам Прюдан (продолжая вязать). Во-первых, все мужчины виноваты! Совсем недавно я бы могла выйти замуж ещё раз, за Стефана Лёаркуа. Он бывший полковник и весьма хорошо сохранился. Но в его взгляде было что-то, что меня напугало. Он бы относился ко мне, как к своим негритоскам! (Мечтательно.) Бог знает, что бы он такое от меня потребовал! Может, и потанцевать голой! Раньше меня это вгоняло в испарину… Даже теперь, как только подумаю… (Вздыхает.) Ах, никогда и никто не знает, что нас ждёт! Я попыталась сказать об этом на исповеди, аббату Муйетту… Тот пожал плечами. Он ничего не понял… (Восклицает.) Ах, вы эдакие, пока не расскажешь вам аппетитный адюльтер!
Шарлотта (поворачиваясь). Что ты сказала, мама?
Мадам Прюдан. Ничего. Я подумала, что пора бы распорядиться об обеде. Адель пошла в прачечную и ещё не вернулась… Такая-сякая, ей бы всё бегать! Однажды, посмотришь, она прибежит непорожняя.
Антуан (уткнувшись в газету, смеётся). Какая уверенность! Мне кажется, что на ней лица нет. Вы за ней так следите, что она, наконец, зачахнет, а в её возрасте нужно резвиться!
Шарлотта (с раздражением). Помог бы ей, может быть?
Антуан. Что ж, она милая… это мысль!
Шарлотта (вскакивая, кричит). Довольно! Довольно! Довольно! Довольно!
Антуан (тоже, встав, кричит в свою очередь). Нет! Довольно! Довольно! Довольно! Довольно! Это я говорю «довольно»!
Шарлотта (сбитая с толку). Как это ты говоришь «довольно»?
Антуан. Да, это я говорю «довольно».
Шарлотта. Это слишком! И почему же, интересно, ты говоришь «довольно»?
Антуан. Я говорю «довольно» потому что ты сказала «довольно». Так что это я говорю «довольно»!
Шарлотта. Довольно чего?
Антуан. Довольно всего! Довольно «довольно»!
Шарлотта (помолчав). Грубиян! Грубиян несчастный! Сейчас начнётся моя мигрень! Ты этого хотел!
Она выходит, всхлипывая и пихая предметы.
Антуан (поднимаясь с достоинством). Мама, вы женщина добродушная и благоразумная, вы сами можете видеть, что обстановка в этом доме стала невыносимой!
Мадам Прюдан. Шарлотта нервная, а вы не умеете с ней обращаться.
Антуан. Я не могу жить, всё время думая, как мне обращаться с женой. Я, конечно, ничего особенного не предпринимаю, разумеется, но у меня всё-таки и другие дела есть. (Восклицая.) Боже мой, жизнь бы должна была быть проще! Зачем всё время разыгрывать драмы, в то время как, взвесив хорошенько… любовь, политика, люди, всё значительно нелепей и смешнее? Будьте великодушны, мадам Прюдан! Между нами говоря, это вас ни к чему не обязывает, вы нейтральная держава… ну вот вы были свидетельницей того, как я пошутил, насчёт прислуги (ничтожно — согласен), но ничего такого в этой шутке ведь не было. И что ж, я получил по полной, что обычно оставляют для более веских претензий! Куда же мы катимся, если шкала ценностей больше не берётся в расчёт? Семейная ссора — искусство древнее, к нему нужно с уважением относиться. Но меня разочаровывает впечатление, что я имею дело с дилетантом… Есть правила, мама, есть правила! Импровизация тут неуместна. (Кричит, как Шарлотта.) Довольно! Довольно! Довольно! Довольно! (Себе самому.) Довольно.
Мадам Прюдан. И что вы собираетесь делать? Такое положение вещей продолжаться не может. Полагаете, для тёщи весело на это смотреть? А ваши дети, они свидетели этих ссор? Вы когда-нибудь о детях подумали? Антуан, вы очень виноваты!
Антуан (с нелепым высокомерием). Я это знаю. Я помочился в аквариум в золотыми рыбками, и я каждый раз, когда акт мочиться в аквариум будет являться проявлением моего глубинного <я>, я буду поступать именно так.
Мадам Прюдан. Что вы мне такое несёте, друг мой? Какие такие рыбки?
Антуан (расхаживая, вне себя). Очень древние золотые рыбки, мама! Золотые рыбки свободы человеческой. И почему бы не to be or not to be… не я это сказал!
Мадам Прюдан. Вы теряете благоразумие!
Антуан. Ошибаетесь! Я переливаюсь через край! А благоразумие всегда было скандальным. (Вне себя.) С самого раннего детства, если верить окружающим, я всегда был виноват. Я всё делал плохо. Я долгое время был обеспокоен этим, и потом, однажды обнаружил, что плохо было именно то, что я их беспокоил. С этого момента я за себя вступился, я решил принять себя целиком. Перед лицом смерти! Если она на меня смотрит, то и я на неё тоже смотрю. И поглядим, кто моргнёт первым! Посмотрите на меня хорошенько, мама. Это, может быть, неказисто, но схожесть всё-таки есть… это я! Антуан дё Сан-Флур. И нужно принимать его таким, каким он является. Я его создал, и, поверьте, это было нелегко.
Антуан идёт взять канотье и прищепки на штаны.
Мадам Прюдан. Куда вы? Через полчаса мы садимся обедать!
Антуан. В Сан-Геноле! Двенадцать километров подъёма, но я туда возвращаюсь!
Мадам Прюдан. Скажите мне правду! Вы собираетесь разводиться, Антуан, и жениться на Эдвиге Патаке?
Антуан. Чтобы поменять шило на мыло? Ни в коем случае, мама! Кстати, я верю в незыблемость брака. Это единственная гарантия не наделать глупостей дважды. Нет. Я возвращаюсь в Сан-Геноле без удовольствия… двенадцать километров подъёма, в то время как в икрах моих накручено уже 24. Сказать вам всю правду (в любом случае, понять вы её не сможете, старая, оставленная желанием простушка), задница Едвиги Патаке мне иной раз так же скучна, как луна — этот бледный кружок, который мы сговорились созерцать летними вечерами с мистическим выражением на лице. Но я еду туда! Из упрямства! Вот что такое мужчина! Только, чтобы доказать себе, что я свободен. Скучно ли нет, но эта луна — моя!
Выходит с размашистыми движениями, натыкаясь на прислугу.
Адель. Мсье, дети позвонили сказать, что у велосипеда, который вы оставили у гаража, обе шины проколоты! Они приходили сказать, что это не они. Но я их узнала. Это разбойники. Однажды, пока я развешивала бельё, они обошли стремянку и палкой подняли мне через решётку юбку, чтобы увидеть трусы.
Антуан (мрачно). Хорошо. Если судьба вмешалась! Сегодня вечером я виновным не буду. Пойду, успокою Шарлотту.
Антуан выходит.
Мадам Прюдан (глядя на Адель). Сколько времени требуется, чтобы сходить в прачечную?
Адель. Это зависит…
Мадам Прюдан. Зависит от чего?
Адель (нежно). От того, кого встретишь по дороге…
Мадам Прюдан. Адель, вам уже говорили, что нужно опасаться мужчин?
Свет внезапно потухает. Занавес опускается в темноте, и прожектор высвечивает на нём яркий круг. Раздвинув занавес, появляется Тото.
Тото (объявляет). Отец мой славный. (Как не уверенный в себе школьник, он пытается читать стихотворение Виктора Гюго).
С улыбкой на устах отец мой славный
Вместе с гусаром больше всех любимым
За храбрость и высокий рост,
Скакал по полю, как погост,
Усеянному мёртвыми телами, куда ложилась ночь.
Вдруг в сумраках, казалось, зов помочь…
Он осекается в тревоге, потом повторяет два-три раза одну и ту же фразу, вспоминая продолжение…
Вдруг в сумраках, казалось, зов помочь… Вдруг в сумраках, казалось, зов помочь…
Он тужится ещё короткое время, потом говорит последнюю строку…
Так дайте же ему воды, сказал отец мой!
Тото исчезает за занавесом.