Немного портила лангета на ноге. Но это пустяки, не вечно же её носить!
Девушка медленно шла к большому дому, Егор отчего-то не позвал её на прогулку, быть может он в тренажерном зале?
Она вошла в холл, елка одиноко стояла в углу, больше в доме никого не оказалось. Варя выпила чашку кофе, съела круассан, и отправилась обследовать дом. Спустилась в зал, но никто не занимался на спортивных снарядах, вышла на улицу.
У дальнего домика подметала дорожку Тамара Ивановна. Она заметила Варю, помахала рукой, что видит её и продолжила занятие. Девушка побрела к ней, выяснить, не видела ли она Полозова.
― Здравствуйте, Варя, - первой поприветствовала гостью повариха, - завтракали? А то Егорка сбежал, даже не поел, а я его любимых шанег напекла.
― Удрал?
― Да, на электричку спешил. Одни мы с вами отдыхать остались.
― Спасибо, Тамара Ивановна, я позавтракала, ― упавшим голосом произнесла Варя. ― Я погуляю.
И девушка, понурившись медленно пошла за дом, в сторону озера. У неё потекли слезы, она не стала больше сдерживаться, зарыдала.
Было крайне обидно, что Егор так с ней поступил. Он оставил её в одиночестве! А сам обещал.
Немного успокоившись, Варя утёрла лицо и призналась, что ничего-то он ей и не обещал, она напридумывала себе романтическую влюблённость к нему и теперь сокрушается. Первым её порывом было съехать, вызвать такси и умчаться из этого места. Однако, немного поразмыслив, поняла, что матушка непременно будет укорять, решила остаться.
25.
XXV. Будни
В конце концов, неизбежно наступили благословенные будни. От праздников народ устал.
Лена прекрасно отдохнула, они с папой бродили по берегу замерзшего залива, обедали в ресторанчиках, неоднократно посещали бассейн и возвратились довольные проведённым временем. Отец строил планы совместного проживания с Еленой Ивановной Сориной, советовался с дочкой, не станет ли она возражать против их союза. Лена уверяла, что наоборот довольна.
За время отдыха ни Игнат, ни Петя не позвонили ни разу. Синицын, как выяснила она, вернувшись после прогулки и встречи с Егором, неожиданно уехал на дачу и там проживал, выключив телефон.
Лена звонила Воронину, но и тот не отзывался. Она обиделась, считала, что он «воспользовался» ею, а теперь знать не желает, а она угодила в разряд девицы для утех на сутки. Позже образумилась. К слову, она им тоже «пользовалась», а телефон не отвечает, так мало ли что! Однако больше не трезвонила.
В первый же трудовой день Игнат сам позвонил, извинился, что хранил молчание, забыл дома трубку, обещал заехать после работы и забрать, если она не возражает.
Лена радостно согласилась, она соскучилась.
Воронин встретил девушку возле офиса, усадил в машину, пристегнул, мрачно вымолвив «привет» и, ни слова больше не говоря, отъехал на соседнюю улицу, припарковался у какого-то скверика и сообщил:
― Еле выдержал! Иди ко мне, отчаянно хочу тебя поцеловать.
Целоваться было несподручно, они засмеялись, и Игнат повез их в квартиру.
Едва ли не с порога начали раздеваться, добираясь до спальни. У них тряслись руки, так они стосковались. Практически не разговаривали, когда Воронин активно пытался помочь Лене, она оттолкнула его, «я сама», а он рассмеялся.
― С этим нужно что-то делать, - хмуро заявил Игнат, когда Лена возвратилась из ванной
.― С чем и что? ― спросила она, забираясь под тёплое пуховое одеяло, к Игнату под бок. ― Ты такой горячий!
― У меня собачья температура, - серьёзно сообщил он.
― Это сколько? Давай градусник, проверим.
― Не знаю. Псину хочешь?
Собаку Лена не желала. За животным надо ухаживать, выгуливать. А она только почувствовала свободу от обязательств перед кем-нибудь и главной печалью в настоящий момент считала не позабыть купить сигареты.
― Нет, не хочу.
― Может быть, енота? Горностая? Куницу?
― Какой-то ты приземлённый. Надо настойчиво предлагать амурского тигра, розовую пантеру, рысь.
― Кошку желаешь? Или чёрного кота?
― Нет, не желаю. К чему? Мне никто не нужен.
― Не любишь зверей?
― Не знаю. У нас никогда никого не было.
― Понятно. Хотя нет. А пташек или золотых рыбок?
― Игнат, что это с тобой? Мне ничего не нужно и никого.
― А детей?
Лена замерла. Она заплетала волосы в косу.
― О чём хранишь молчание, красавица?
Игнат её вечно лапал, она не прекословила, но порой ударяла по рукам, если он уж очень мешал.
О детях она вообще не думала. И никогда в жизни не ощущала умиления, глядя на малышню, Лену не интересовали эти маленькие существа.
― Я не знаю, что ответить.
― Значит, до поры до времени и не будем раздумывать. Когда ты ко мне переберёшься?
― Что? ― сердце заколотилось.
― Ты слышала, - Игнат внимательно смотрел.
― Я, ммм, я не…
Вот что отвечать? Мы строим совместное будущее или живём под одной крышей, до тех пор, пока не наскучим друг другу?
― Понятно. Не планируешь. Тебя устраивает секс, но к серьёзным отношениям не готова. Так, Лена?
Она окончательно растерялась. Как-то в голове не укладывалось ― понятно, если свадьба и так далее, а вот чтобы просто вместе жить, без обязательств, о подобном варианте не думала. И что делать? Соглашаться? В качестве партнёрши по сексу?
А кукла на капоте?
Лена отправилась в кухню курить, а Игнат поднялся и тоже ушёл, только в ванную.
Всё в своей жизни менять. Находиться с ним столько, сколько пожелаешь. Может статься, позже и замуж выйти предложит. А если нет? Тогда пройдёт столько-то лет, и распрощаются. А кто даёт обещание, что они несколько лет проживут вместе?
Лене захотелось удрать и спрятаться. Она вновь испугалась.
Утром Игнат отвез её в офис, они быстро поцеловались, он помчался к себе на работу, а Лена зашла в кафе. До начала рабочего дня оставалось двадцать минут, и она заказала кофе.
Игнат вечером был мрачен, Лена спросила, что с ним, он нехотя ответил, что мысли о работе одолевают.
Больше она к нему не лезла с вопросами, приготовила ужин из тех продуктов, что были в холодильнике, выудила с полки огромный красочный каталог о художниках и весь вечер наслаждалась картинами.
Воронин поглядывал на Лену, что-то строчил в блокноте, делал пометки в документах, что высились перед ним горой и изредка ходил в кухню перекусить.
В такие перерывы Лена выходила вместе с ним, наливала ему чай, ставила перед ним тарелку со снедью и походя проводила рукой по его волосам. Они почти не разговаривали, но молчание не тяготило.
Она его жалела, видела, сколько ему приходится работать и понимала, что время, которое он тратит на нее, потом возмещает усиленной работой. С ним было спокойно, комфортно и тепло. Если бы он не заводил эти непонятные разговоры, не спрашивал у нее, что она желает, Лена возможно бы молча перебралась к нему. У неё и так здесь была запасная одежда, зубная щетка и всё необходимое.
Вопросы, которые он задавал, испугали её до дрожи. Она не хотела принимать никаких решений, а Воронин не понимал, обижался.
Лена и себе-то не могла ответить, чего она хочет. Если бы точно быть уверенной, что Игнат ― её мужчина, и только он ей нужен, и от добра добра не ищут, и она его любит, всё было бы просто и понятно.
А она не была уверена ни в чём, в первую очередь, в себе. Единственное, что она могла о себе сказать ― она поступит в отношении Игната честно. Поймет, что не может без него жить, так и скажет; если случится, что он ей не нужен, так же не будет лгать. Только вот как понять?
Первые дни любовной лихорадки закончились. Лена все чаще возвращалась к себе, нежели приезжала к Игнату.
Он силой всучил ей ключи, чтобы она могла заявляться без него. Лена один раз так и сделала, ожидая хозяина, приготовила ужин. Немножко нервничала, как-то отнесётся Игнат к её вторжению.
Он приехал поздно, в десятом часу, усталый, раздражённый, но, когда увидал, кто его принимает, просиял, словно получил подарок, проинформировал, что голоден, и убежал умываться. Она покормила его, пока убиралась в кухне, тот прилёг на диван в гостиной и заснул.
Лена его укрыла, а сама отправилась в спальню.
Поутру он носился по квартире и орал на неё.
― Ты зачем позволила мне уснуть?
― Игнат, в чём дело? Ты был крайне утомлённым.
― Не до такой степени, чтобы ты спала в одиночестве!
― Да что за трагедия? Почему ты расстроен?
― А ты не понимаешь? Ты в первый раз явилась ко мне сама! Впервые! А я так бездарно провёл наше время! Если девушка приезжает к мужику, мужик не должен дрыхнуть!
― Что за чушь в твоей голове? Ты полагаешь, я езжу к тебе, чтобы получить очередную порцию утех?
― Лена, а для чего ты приезжаешь? Ответь, только честно! Ты не переселяешься ко мне, дичишься меня, совместных детей не желаешь. За каким чёртом тогда?
Она смолчала. Игнат был жесток, но прав. Она никак не могла ни на что отважиться. Ей необходимо было время, чтобы принять новую жизнь, привыкнуть к ней. Ей хотелось забиться в уголок, чтобы от неё не требовали решений, и лучше, чтобы кто-то за Лену придумал, отвёл за ручку, и сказал:― Поступай только так, и будет тебе счастье, так верно, стабильно, безопасно.
Но никто не помогал, только и требовали определённости, а она не видела, как правильно, не умела просчитывать варианты и, как обычно, всего страшилась.
И посоветоваться не с кем. С Еленой Ивановной говорить не хотелось, та была излишне прямолинейна и безапелляционна. Представляла жизнь без затей.
Петя её бросил. Осуждал. И это была ещё одна потеря, от которой ей было паршиво.
Размолвка у них получилась несуразная.
Её приятель возвратился с дачи в тот день, когда отец и дочь приехали из Зеленогорска. Лена распаковала вещи и побежала к Пете, она приготовила подарки Синицыным, Пете ― свитер, традиционно, как и отцу, его родителям поднос с палехской росписью.
Петя принял Лену хмуро, подарок взял, не говоря ни слова, только кивнул.
Они закрылись в его комнате.
― Ты зол на меня? ― изумлённо спросила подруга, она не ждала подобного отчуждения.
― Да!
― Из-за Лили?
― И из-за неё тоже. Ты не имела права так поступать, не предупредив меня.
― Прости, я только позже уяснила, что да, не должна была соваться в ваши отношения. Оправдываться не буду, в тот момент думалось, что так будет лучше, и ты будешь счастлив.
― Я счастлив. Ага. У нас с Лилией все замечательно, мы распрощались, но обещали остаться товарищами, правда я не соображаю, что это значит, - саркастическим тоном заявил друг.
― Но ты не выглядишь довольным.
― Верно, я злюсь на тебя.
― Но почему, Петя?
― Ленка, ты пустоголовая гусыня!
― Почему?
― Я тебя предупреждал не путаться с Игнатом? Ты не послушала, теперь у тебя есть он, но нет меня.
― Петя, это ультиматум?
― Полагай, что да.
Лена от неожиданности села на кровать.
― Но так нельзя! - растерянно проронила она.
― Ты его любишь? Игната? ― Петя спрашивал язвительно, прищурившись, глядел на Лену.
― Не знаю, с ним хорошо. Я не знаю.
― Он тебе предложил выйти за него замуж?
Лена промолчала. Петя задавал те вопросы, что она себе задавала и не находила ответов.
― Значит, не предложил. Получается, ты его очередная подружка для утех. Ублажаешь, а после он тебе даст отставку, и что ты будешь делать?
― Ты жесток, - протестующе подняла она руку.
― Начнём с того, что я никогда не церемонился. А теперь тем более не стану. Ты, случаем, не беременна?
― Петя!
― А что Петя? Теперь тебе известно, как детей делают.
Лена поднялась.
― Пожалуй, нам надо закончить разговор. Ты сегодня груб. По-моему, ты просто-напросто ревнуешь меня к Игнату. Оттого что я с ним, я не перестала быть твоим другом.
― Я думаю, нашей дружбе крышка.
― Петя, но почему?
― Когда-нибудь ты поймёшь сама.
Лена ушла не простившись. Петя её обидел, но она сдержала слезы.
С тех пор они виделись только на работе, Лена ночевала то дома, то у Игната. Слова Пети о беременности насторожили, и она озаботилась принятием необходимых мер, чтобы не случилось интересного положения. И как до этого Бог миловал? Игнат к столь щекотливому вопросу отнёсся с пониманием.
Пётр Андреевич Синицын отсутствовал по причине посещения семинара для руководителей, Сорина поехала на могилку матери, в конце января старушка умерла. Елена Ивановна, знала, что скоро все случится, но всё равно горевала. Любовь Ивановна была в отпуске. Лена отдувалась за весь отдел.
Секретарь Алиночка отвечала на звонки и, похоже, ей нравилось сообщать о своих руководителях, что те жутко продвинутые, курсы посещают.
― Нет, ни Анны Сергеевны, ни Петра Андреевича на месте нет, они на тренинге, вот, когда оттрегнингуются, тогда и вернутся!
Лене хотелось подойти и поправить Алиночку, что нет такого слова, но передумала, девушка с таким воодушевлением трудилась, завидки берут.
С тех пор как они с Петей разошлись, расстались, работа у Лены не клеилась. Она размышляла об их отношениях с Игнатом, с Петей и была рассеяна.
Игнат подталкивал к тому, что ей самой придётся делать выбор, определяться, а так нельзя! В Новый год он решил за них, она приняла его правила и была согласна, её все устраивало.
А нынче она должна находить решение сама? А как же мужской диктат?
В результате этих терзаний она наделала массу ошибок в расчётах.
Петя был строг в отношении выполнения заданий, а тут к каждой запятой придирался.
Он вызвал Лену к себе в кабинет и отчитывал как девчонку.
Лена раз пять произнесла, что внесёт исправления, но Синицын закусил удила и она не сдержалась.
― Петя, хватит! - тихо выговорила Лена. - Не знаю, отчего ты возненавидел меня, наверное, есть основания. Мне горько и обидно, но я не стану больше испытывать твоё терпение. Я беру расчёт, но прежде отгуляю отпуск, за полгода мне положено. Невыносимо тут оставаться. Все решили, что могут поступать как хотят в отношении меня. Вначале Косов решил, что я доступна, после Сорина научила, как мне лучше будет жить. Игнат приготовил для меня персональное счастье, а сейчас и ты изводишь меня из-за моей ошибки. Когда ты увез меня из усадьбы, ты не подумал, что тоже вмешиваешься в мою жизнь. Достаточно. Вы молодцы, знаете, как сделать меня счастливой. А я тряслась и пряталась, стремилась никого не обидеть, всем угодить. Я вас не сужу, потому что вы правы. Я всю жизнь прячусь, только дома испытываю безопасность. Мой дом ― моя крепость, я эту твердыню сооружала со дня кончины мамы, чтобы запереться от мира. Но я повзрослела, Петя. Подписывай заявление, я ухожу, чересчур тут тесно. И опека надо мной усилилась. Сорина и здесь и дома, ты ― то же самое, Игнат через день бывает. Вы все мне надоели!
Она возвратилась к себе за стол, написала два заявления, одно на отпуск, второе на увольнение, оба зарегистрировала у секретаря, собрала вещи и ушла.
Отец оказался дома, у него по графику выдалась ночная смена.
Иван Родионович выслушал дочь. Он думал было возразить, но потом заявил, что утро вечера мудренее. Если Лена поутру не передумает, он поддержит и станет помогать. Лена рассмеялась.
― Чего это ты развеселилась? ― удивился отец.
― Помнишь? Эти же слова я говорила тебе, когда Косовых выгоняли.
― И, правда! Похоже, это у нас семейное, терпеть, а потом с плеча рубить. Все наладится, дочка, все будет у нас хорошо, главное, чтобы ты не сомневалась в своих решениях.
Вечером Елена Ивановна пристала к ней с вопросами, но Иван Родионович живо пресёк разговор, встав на защиту дочери. Оказывается, офис гудел, обсуждали поступок Лены.
Прибежал, в кои-то веки, Петя. От него немедля избавиться не получилось. Он уселся в новое кресло и угрюмо твердил, она ненормальная, совершает очередную ошибку и больше не найдёт подобную работу. Лене он надоел до чёртиков.
― Знаешь, что Синицын, если испытываешь какую-нибудь вину, забудь, не ты причина. Просто-напросто я наконец-то повзрослела. Барышни в пятнадцать-шестнадцать лет делаются мудрыми, знают, что им нужно, а у меня развитие припозднилось практически на десять лет. Так что ты не причем. Уходи, мне необходимо отдохнуть.
Петя привёл, как он считал, последний довод:
― Я тебе не рассказывал, заявлялся Митька, каялся, все позади, опасаться некого.
Он коротко поведал ей историю столкновения с Косовым.
Лена в молчании выслушала. Оказывается, ей было совершенно наплевать на Митьку и его оправдания. Она так и заявила.
Синицын убрался.
А утром она дождалась отца со смены, сообщила, что не раздумала.
Иван Родионович обрадовался, вручил дочери конверт.
- Ни в чём себе не отказывай! Я задолжал тебе десять лет отпусков.
- Спасибо, папа. Я и сама богата, да и много ли мне надо?
- Много, дочь. А это так, на туфли.
«Хорошие туфли будут», подумала она, пересчитав евро.
Она составила себе маршрут по европейским странам и выезжала завтра в полночь, просила отца, чтобы он никому не сообщал номер, показала, как пользоваться скайпом, и позвонила Игнату.
Он не заслуживал узнать от кого-то о переменах в её жизни. Поговорить не получилось, у него шли переговоры. Они обменялись сообщениями, условились вместе поужинать в ресторане на Московском проспекте.
Он забрал девушку от дома.
― Что-то ты этакая торжественная сегодня, красавица?
― Вначале перекусим, после поговорим, - улыбнулась Лена.
― Ах, да, к сердцу мужчины подбираешься через желудок?
― Что-то в этом роде. Поехали в китайский?
― Испортишь ты себе желудок, барышня! Захотелось остренького? Точно не огурцов солёных?
― Насмехаешься?
― Ну, мало ли, ты скрытная, как партизанка.
― Я? Скрытная? ― Лена искренне изумилась. Отчего-то в последнее время она узнавала о себе немало нового.
Они заказали еды, пока ожидали, болтали ни о чём, затем неторопливо ели. Лена выходила курить, Игнат терпеливо ждал. Она была ему благодарна, что он ни разу не сделал ей замечания насчёт курения.
Под десерт Лена рассказала Игнату, что уезжает в отпуск, а после возьмёт расчёт, но будет на связи и, если Игнат пожелает, он всегда может ей позвонить.
Он выслушал Лену никак не прокомментировал, расплатился за ужин, затем довёз до парадной, вышел, открыл дверь.
― До квартиры проводить?
― Не нужно. Если только захочешь зайти?
― Устал. Пора спать. Звони.
Он поцеловал Лену в уголок рта, сел в машину и уехал.
Лене показалось, что она Игната чем-то смертельно обидела.
Она в смятении подумала, что может быть, напрасно все затеяла и не поздно вернуться? Постояла, глядя на удаляющиеся красные огоньки машины Игната, покурила и велела себе не истерить, а начинать новую жизнь.
26.
XXVI. Поездка
Лицом к лицу Лица не увидать
Большое видится на расстоянье.
С. Есенин
За границу Лена ехала впервые, оттого волновалась, как она будет проходить финскую границу, не оконфузится ли, словом, так переживала, что все четыре часа пути не сомкнула глаз, хотя выехали в четыре утра. Микроавтобус подъехал к самому дому, место возле водителя было свободным и Лена села рядом, пристегнулась. Они почти час колесили по спящему городу, собирая попутчиков на рейс, а затем выехали на трассу Скандинавия и помчались в Финляндию. К сожалению, смотреть было особо не начто, только встречные машины светили фарами, да изредка лихачи обгоняли их экипаж. К счастью, на границе постояли немного, минут десять, очереди еще не было. Её волнение улеглось, она перестала проверять билеты, паспорт, больше не заглядывала в сумочку, убедится, что случайно не захватила оружия, наркотиков и других запрещенных предметов. Водитель микроавтобуса оказался опытным «гидом», перед прохождением границы подсказывал, что надо делать, и она успокоилась, всё оказалось обыденно и не страшно.
Русскую таможню миновали без вопросов, а на чужой стороне молодой финн спросил на чисто русском, какова цель приезда в их страну. Лена, как и учил водитель, сообщила, что едет пройтись по магазинам. Таможенник поставил штам в паспорте и она, выйдя из терминала оказалась в другом мире.
«Вот чем это не путешествие по мирам? Если немного пофантазировать, можно представить себя попаданкой. А что, языка не знаю, уклад незнаком. Как есть попаданство», развеселилась Лена. Мандраж прошёл. Теперь надо наслаждаться одиночеством и новыми впечатлениями.
Она снова уселась рядом с водителем, оказалось, большая часть попутчиков приехали закупаться, остались у супермаркетов, а она и ещё одна женщина поехали дальше, в Хельсинки.
Из окна автомобиля перед ней простиралась загадочная Финляндия, заснеженные поля, посреди которых стояли дома с надворными постройками, строгие хвойные леса и абсолютно ровная дорога, очищенная от снега.
На улице было немного морозно, градусов пять, не больше, вставало ленивое зимнее солнце. Казалось, что людей в этой стране вообще нет.
Позже они проехали несколько городков. Лена с жадным любопытствос разглядывала людей, ей хотелось понять, чем они отличаются, но конечно же перед глазами мелькали картинки и никакого впечатления она составить не могла.
Её подвезли к гостинице, где был забронирован номер, вылет в Данию предполагался только завтра. Девушка на рецепшене бегло говорила по-русски, сообщила всё, что интересовало Лену, вручила ключ от номера и тутже занялась следующим постояльцем, солидным мужчиной в роговых очках.
Номер оказался вполне приличным, Лена поставила сумку, привела себя в порядок после дороги, мудро решив, что выспится ночью, отправилась гулять по городу. Хельсинки особого впечатления не произвел, город оказался чистым, но неуютным, продуваемым. Может она была неправа, допускала, что просто не перестроилась, потому что всё чужое, а что не моё, то редко нравится сразу. Она с удовольствием поела фирменную финскую уху, вернее рыбный суп из лосося, а вот с капучино вышла накладка. Ей принесли высокий стакан, в котором шапкой возвышались сливки, выдавленные из баллона. Лена поняла, что надо, прежде чем заказывать, хотя бы поинтересоваться как готовят. Пришлось заказать американо, туда точно ничего не добавят. Немного побродила по центру и отправилась в номер, темнело быстро, а город был слабо освещен. Экономия.
Её разбудила горничная, как Лена и поручала, хотя следом закукарекал будильник, она конечно бы не проспала, просто подстраховалась. Такси доставило её в аэропорт, Лена успела несколько раз покурить на улице, сфотографировала медведя, просто малая скульптурная форма, зато память, а тут и посадку на рейс объявили.
Утро в Копенгагене выдалось ясное, теплое. При прохождении таможни девушка больше не покрывалась липким потом и судорожно не проверяла, на месте ли паспорт. паспорт.
И ей очень понравилось летать. Неописуемый восторг поднимался в душе, когда она вместе с надёжной тяжёлой машиной взмывала в воздух. Невероятные ощущения! И когда приземлялся, стремительно приближаясь к посадочной полосе.
Хотя бы ради такого чувства, она должна была полететь!
Лена подумала, что, если бы она знала, что испытает в полёте, непременно пошла бы учиться на стюардессу.
Поселилась она в частной гостинице, которой владел мужчина лет сорока. Он радушно встретил гостью, сносно говорил по-русски и сообщил, что неоднократно бывал в Санкт-Петербурге.
Из аэропорта Лена ехала в такси, её поразило, что водитель, останавливаясь на красный сигнал светофора, выключал мотор, экономил.
В городе она провела три дня, бродила по улицам, фотографировала памятники. Смотрела смену почетного караула на дворцовой площади. Правда, запах канализации портил всё впечатление от увиденного. Бравые гвардейцы в большущих шапках смотрелись великолепно, действо походило на театрализованное зрелище, что собирало толпу зевак, среди которых была и Лена. Позже она прочитала в интернете, что гвардейцы настоящие, не актеры.
Гуляя вдоль канала, она увидела нечто в воде. Сначала показалось, что это человек, сердце ухнуло, мелькнула мысль об утопленнике. Долго стояла, всматриваясь, разглядывала, пыталась понять, что же видит. Небо было пасмурным, вода в канале ― темной, разглядеть детей было сложно, особо не получалось. Лена отходила дальше, переходила на мост, присматривалась, пока не увидела картину целиком.
Памятник брошенным детям произвел на девушку столь сильное впечатление, что она спустя много времени всё думала и думала о поступке матери из легенды.
Русалочка оказалась маленькой. Вандалы несколько раз отбивали ей голову, выходит, придурков хватало везде.
Еда не впечатлила. Лена в супермаркете из любопытства купила «русский салат», что-то свекольное, в номере открыла попробовать и выбросила. Скорее всего, предполагалось, что это «селедка под шубой», но та субстанция в майонезе и по виду, и по вкусу вызвала омерзение.
Понравилось ей отношение к инвалидам, для них всюду были устроены лифты. В огромном магазине, куда она случайно забрела, были отдельно устроены кафе-курилки, что, естественно, Лена оценила.
Окна, не закрытые занавесками, откровенно напрягали, девушка специально не собиралась в них заглядывать, тем более что сценка, свидетелем которой стала, повергла её неразвращенный мозг в шок.
Она гуляла по городу безо всякой цели, любовалась зданиями, украшениями фасадов, высокими окнами, в одном из них и увидела страстно целующуюся парочку. Сначала и не поняла, что видит, а когда разглядела, покраснела и на окна старалась больше не смотреть. Парой оказались мужчина и юноша. Лена пришла в смятение. Одно дело ― теоретически об этом знать или в сериале увидеть, другое дело ― в реальности. Принца датского так и не встретила, а если и встретила, то не признала бы и уж точно вряд ли бы полюбила, мужчины, впрочем, как и женщины ей не особо приглянулись, в России, подумалось ей тогда, народ красивый и более открытый.
Впечатлений оказалось много, она представляла, как будет показывать фото и рассказывать отцу и Елене Ивановне о том, что видела.
Из Дании Лена перебралась в Чехию. Прага навсегда покорила её сердце. Девушка в восторге бродила по улочкам Старого Града, задержалась в Соборе Святого Витта ― его невозможно было сфотографировать целиком, только фрагменты ― у Староместской ратуши поела восхитительные булочки, что готовили тут же. Пила в баре пиво, отъедалась после столицы Дании, кухня была славянская, понятная, мясная и вкусная.
На один день в автобусе скаталась в Карловы Вары, успела слегка загореть. Покаталась в карете, поднялась на подъемнике в гору и вернулась поздно вечером в Прагу.
В автобусах девушке путешествовать понравилось, и она так же прокатилась в Дрезден. Картинная галерея была на реставрации, поэтому она просто гуляла по городу, падал снежок, потом случилась путаница, и Лена дважды пересекла в трамвае Эльбу, сев не на тот маршрут. Трамвай определила, как бешеный, он по городу не ехал, а мчался.
В Праге она жила в самом центре, с видом на Карлов мост, гуляла, загадала желание и, как с удивлением отметила, ни о ком не вспоминала, не волновалась, хотя друзьям и отцу покупала в каждом городе что-то особенное. Созванивалась с отцом раз в два дня, говорили мало, лишь, что всё в порядке и все здоровы.
С сожалением девушка распрощалась с Прагой; город был перекрёстком миров, кого угодно можно было встретить на улочках чешской столицы. Лена наловчилась ездить в метро, экономила по привычке, хотя отец ей дал солидную сумму в поездку. Купила сигарет, той марки, что курила, не было, поэтому набрала разных, попробовать, теперь жалела. От другого табака разбирал кашель, пришлось уменьшить дозу.
В самолете летать тоже нравилось. Лена устраивалась и дремала, о курении думать себе запрещала, кидала в рот леденцы и терпеливо дожидалась прилета, потом переход границы и первым делом сигарета.
Лена побродила по берегу Рижского залива, холодный ветер приносил запах моря. Она обошла несколько раз старую Ригу, увидела, как туман постепенно вползал в город, пряча очертания домов, садилась в электричку и ехала в Юрмалу.
Ее отпуск подходил к концу, и она, наконец, нашла ответы на все вопросы.
Все дело было в ней, а не в Игнате. Он не предлагал ей замужество и был прав.
Лена привыкла, что её могут любить только отец и Петя, больше она никому не нужна. В детстве она надеялась, что Косовы примут, полюбят её, но брату и сестре с ней было неинтересно, а Вера Степановна осталась холодна. И Лена решила, что она недостойна быть любимой. Она и делала-то в доме все сама, чтобы её ценили, чтобы в ней нуждались.
И постепенно возводила вокруг себя защитные стены, чтобы её не могли даже ранить. Оказалось, эта крепость превратилась в темницу, и только она сможет её разрушить изнутри, с той стороны к ней никто не пробьется.
Всё, что с ней происходило после знакомства с Игнатом, выглядело сейчас так, будто Воронин пытался разбить её стены, лаской, настойчивостью, терпением, а она панически заделывала трещины и сбегала. Девушке пришлось признать, что она своими действиями ломала их с Игнатом будущее.
И себе не позволяла любить. Её главным врагом был страх потери: нельзя ни к кому привязываться, потому что можно потерять, и снова будут боль и горе.
Лена вдруг заволновалась.
А не слишком ли поздно она осознала? Вот! Опять страх неуверенности в будущем! А как же живут другие люди? Они не боятся загадывать на много дней даже лет вперед? Почему они не боятся? Принимают жизнь такой, какая есть? «Хватит трусить! За меня никто мою жизнь не проживет! Но всякий станет помогать, учить, советовать, если я вернусь домой той, что уехала».
Лене захотелось прямо сейчас увидеть Игната, сказать ему, что она согласна на все его условия, а все её метания ― это глупость, трусость. Она достала телефон, пока ещё не прошел её порыв смелости, нажала на вызов.
У него, как всегда, было занято. Лена, не давая себе спуску, упорно набирала, а когда он ответил, закричала:
― Игнат, я люблю тебя! Я стараюсь измениться!
― Почему ты кричишь? ― встревожено спросил Воронин.
― Потому что трусиха! И если сейчас не признаюсь, никогда не соберусь больше. Прости, что я убегала от ответов, от тебя. Я счастлива, что ты у меня есть, завтра я возвращаюсь и, если ты меня все ещё ждешь, я перееду к тебе.
И выключила трубку. И не включала до приезда домой, всё же трусила, боялась.
А вдруг Игнат скажет, что у него другая женщина, или не хочет её видеть?
Лена знала, он терпеть не мог, когда кто-то раньше него прерывал разговор и отключался. Ответ Игната так страшил, что она всё же решила перестраховаться. Дома, если что, не так будет одиноко.
У неё словно груз с плеч свалился. Она ещё побродила по берегу и отправилась обратно в гостиницу, собираться в дорогу, автобус ждать не будет.
Настроение было радостное. Ещё бы! Первый раз в жизни на такое решилась!
Лена весело подумала, о том, какая она все-таки практичная и меркантильная особа. Воронину скажет, что ей очень понравилось путешествовать, поэтому она и выбрала Игната, а что такого? Парень богат, будет она ездить по всему миру на его денежки и горя не знать. О Егоре она за всё время даже и не вспомнила. Он был ей симпатичен, но казался каким-то ненастоящим, словно гусар из позапрошлого века, слишком уж нереальное восхищение ей высказывал.
И с Петькой помирится, не будет она его больше трепетно Петей называть, не вырос он ещё из Петьки! Повзрослеет, переименую, решила девушка.
Из Риги она могла бы уехать сразу в Питер, но пришлось возвращаться в Хельсинки. Надо было закрыть визу.
В аэропорту её дожидался микроавтобус той же компании, что привёз её в Финляндию, только водитель был другой.
На таможне ей ничего не сказали поповоду дополнительных штампов, а микроавтобус доставил к дому.
Лена устало поднялась по лестнице, вошла в квартиру и радостно сообщила:
- Я дома!
27.
XXVII. Вот и сказке конецЕлена Ивановна размышляла. Она вышла покурить и подумать. Получалось, что что-то не получалось, вот такая вот тавтология.
Лена укатила. Иван Родионович, довольный и спокойный, на вопросы о дочери кратко сообщал, что абсолютно всё у неё порядке, отдыхает, постоянно ходит на экскурсии. Сорина знала, что они созваниваются практически каждый вечер, да и он не скрывал, только настоятельно просил не рассказывать об этом Пете, Игнату, черту лысому.
Елена Ивановна и сама соображала, что Лене нужно прийти в себя, всё уложить в голове, решение правильное принять, а там, авось, и уладится.
Сориной очень хотелось, чтобы у Лены с Игнатом сложилось, девчонка заслуживала счастливой безбедной жизни. Да и Воронина она жалела, заработался парень окончательно, света белого не видит, а семейство на лаврах почивает.
Петя, то есть Пётр Андреевич, ходил расстроенный.
А Лена-то оказалась не простой барышней, бедной сироткой, а волевой девицей. Тихий омут. Вон как тут завертела. Подлинная женщина.
Что-то происходило, а Сорина в первый раз в жизни не знала, что, и сгорала от любопытства.
На следующий день после отъезда Лены приехал Игнатий, как обычно корректный, учтивый. Петю с собой забрал, долго их не было, после доставил назад, и с этого дня Петя где-то стал пропадать с утра до обеда.
Анна Сергеевна не имела сведений, а если и знала, то не говорила, такая она была. «Без лести предан», это про неё.
А Синицына в оборот взяли, слетелись вороны. Как-то раз домой к Ивану, тьфу, ты, к себе домой возвращалась, увидала Лилю в машине, от дома она отъезжала с какой-то дамой и Мариной Синицыной. Свадьбу готовят, что ли?
Ах, как охота все узнать!
Лену нашу в обиду не дадим, лишь бы она там, в заграницах, принца, какого не подцепила, ещё мороки прибавится, думала женщина. А что? Лена ― девушка эффектная, осанка царская, запросто охмурит кого угодно. Хотя, говорят, вывелись в наше время прынцы.
Они с Иваном квартиру на «Пионерской» решили в порядок привести, мало ли, или Лена пожелает раздельно проживать, или сами туда переселятся, если потребуется.
Егорка Полозов прибегал, они, конечно, с ним были знакомы, но шапочно. Накормила парня, о Лене рассказала. В глазах у Полозова стояла печаль, понимает, что не по себе замахнулся, вот и страдает. Она так и заявила Егору, пора уже прекратить романтиком порхать, о жизни подумать. Ну, вышло бы у вас с Леной, куда бы её привёл? К матери в однокомнатную квартиру или сюда пришёл бы приживальщиком? И самого надолго ли хватило бы здесь обитать? Чтобы жену брать, нужно подготовиться. Он как-то странно себя повёл, словно Сорина ему мысль подала, воспрянул, говорит, всё будет, тепло поблагодарил и убежал. Красив парень, только опасная у него профессия.
Завтра Лена приезжает, надо приготовить ей вкусненького, обрадовать.
Сорина постояла, подышала морозным воздухом и вернулась к работе.
А Петя находился на перроне Московского вокзала и провожал Митьку Косова.
Тот ехал выполнять интернациональный долг туда, где его знания были наиболее востребованы.
Совместное проживание на даче вправило мозги Митьке, Петя и сам не разобрался, как сбил с болвана спесь. На следующий день Синицын проснулся от холода, печку надо было протапливать. Косов не знал, как подступиться, разбудить Петю то ли постеснялся, то ли не додумался. Синицын высказался о маменькиных сынках, тут они и схлестнулись. Избивали друг друга, молча, остервенело, до крови, но недолго. Синицын уступал в физической подготовке, но ещё слишком сильна была ненависть, поэтому силы оказались равны. Оба устали, лежали в снегу, отплёвываясь кровью.
Позже молчком кололи и таскали дрова, топили печь. И только когда Петя принялся готовить еду, Косов подошёл и спросил, чем может помочь.
Так, слово за слово, изредка стали разговаривать. Петя бранился, что Митька картошку толком пожарить не может, а тот оправдывался, что просто не доводилось.
Ну а когда выпили, тут уж разговорились оба: обвинения, оправдания, до потасовки больше не дошло, не любители оказались кулаками размахивать. Митька попросил позволения на даче пожить каникулы, матушка выгнала его из дома.
Петя спросил, как Косов устраиваться после этого намеревается, тот заявил, что напишет рапорт, попросится в конфликтное место служить, если посчастливится, вернётся, будет у него квартира, а нет, так никто и не вспомнит. Просил за Оленькой присмотреть, сестра совершенно неприспособленная, пропадёт. Синицын обещал.
После праздников доставил Косова в казарму, сам позвонил Ольке, условились о встрече.
Девчонка выглядела испуганной, Митька пропал, а матери было всё равно. Синицын успокоил, спросил, где она работает. Ольга сидела дома. Денег у неё не было, мама кормила за приборку в квартире, она рассчитывала найти работу, но специальности у неё не было, её никуда не брали.
Серега-сосед хотел устроить её в трамвайное депо, но там нужны были только кондуктора, а Оля побоялась, дело с деньгами нужно было иметь, а она не была уверена, что сможет справиться.
― И как думаешь жить?
― Не знаю, - у Ольги полились слезы, она плакала ныне часто, жалела себя, но при матери крепилась, та за плач отчитывала. - У меня ничего не получается, никому не нужна. Приятели презирают.
― Недруги они. Придумаем что-нибудь, только сырость не разводи.
Через день он снова приехал к Ольке, она находилась дома одна, полы намывала. Петя приказал собираться, работу ей нашёл, только предупредил, чтобы никаких актёрских эскапад и слёз не было! Люди серьёзные, держи себя в руках!
Он привёз девушку к Мефодию Олеговичу. У того место кладовщика пустовало, вот Синицын и убедил будущего тестя принять на работу неумеху: простому делу научится, а дальше уж сама.
Ольку взяли с испытательным сроком и выдали аванс. От свалившегося счастья девчонка всю обратную дорогу рыдала и благодарила Петю. Наскучила до ужаса!
Оленька Косова привыкала к новой жизни с большим трудом, помогала ей лишь боязнь остаться без работы. Подниматься приходилось спозаранку, она готовила себе всё с вечера, чтобы не разбудить матушку, ходила на цыпочках. Она переселилась в комнату Мити. Брат однажды позвонил, говорил коротко, распорядился, чтобы не ютились, и обещал помочь, как сам встанет на ноги.
По брату Оленька тосковала, не хватало его поддержки. Когда в первый раз получила зарплату, положила деньги на телефон, звонила Мите, хвастала, что трудится, Петя устроил, брат похвалил, сказал, чтобы Синицына придерживалась, с ним не пропадёт. Вот вернётся он из командировки, встретятся.
― Маму береги, не обижай, слушайся.
― А ты куда уезжаешь?
― На север.
Синицын иногда приезжал к Ольке, проверить, как она работает, пару раз подвозил домой, справлялся, что нужно и как устроилась. Девушка была довольна, зарабатывала больше мамы, денежки училась экономить. О маникюрах пришлось забыть, не держались они с этими железками. Наименования деталей и то, как они выглядят, запомнила, порой путала, но её не ругали ― коллектив был хороший. И Петя о ней заботится, так что теперь она не чувствовала себя брошенной.
Оленьке ужасно хотелось узнать, как поживают отчим и Лена, но спросить она стеснялась, а Петя не говорил о них. А ей хотелось поведать и Ивану Родионовичу, и Лене, о том, каких она добилась успехов, и что научилась кое-что готовить.
В день отъезда Митьки Петя отпросил Ольку с работы и взял с собой на вокзал, пусть простятся, мало ли что.
Косов поворчал для приличия, но было видно, что радовался сестре. Олька постаралась рассказать брату о своих успехах за те пятнадцать минут, что остались до отправления поезда.
― Ну, все, - Косов поцеловал Оленьку, оттолкнул слегка, - ступай, берегите себя.
После этого приблизился к Пете.
― Могу ли я? Если нет, пойму, - Митька протянул руку для пожатия.
Синицын помолчал, взглянул на протянутую руку, на Косова. Оказалось, тот заметно волновался.
― Можешь, - спокойно отозвался Петя, - но это аванс. Возвратишься, ещё поговорим.
И пожал руку врагу.
― Надеюсь. Прощай, Синицын. Знай, что я жалею только о двух вещах. О своём поступке с Леной и о том, что из-за спеси не сдружился с тобой. Передай Лене, что прошу простить меня.
― Возвращайся, и сам с ней поговоришь. За сестру не тревожься, присмотрю. Береги себя. Прощай, Косов.
Митька вошёл в вагон, из окна помахал сестре и Синицыну. Поезд тронулся, а Пете показалось, что в соседнем купе он увидел Егора. Хотя вряд ли, мало ли мужиков со шрамами в мире.
Он отвёз Ольку на работу, вернулся в офис, но в своем офисе не сиделось, и он предупредил, что сегодня его не будет, уехал домой.
Петя грустил. Такое состояние с ним бывало крайне редко, как правило, когда он собирался заболеть. Мама кутала сына в халат, хлопотала, искала шерстяные носки, шарфы, поила чаем, а Синицын постанывал, хотелось внимания ещё. А после заявлялась Ленка, сострадала, бросалась выполнять любую просьбу, тоже ухаживала, и Петя засыпал спокойным, что он не один на свете, его любят, а когда болеет, ещё и жалеют.
И пора признать, что на Лену сорвался он на пустом, можно сказать, месте. Вёл себя как капризный младший братец, ревновал. Забыл ты, Синицын, что обещал быть добрым Феем для подруги? Надо, чтобы сказка закончилась сказкой.
Петя позвонил соседям. Открыла Лена. В халате и с полотенцем на голове.
― Приехала? - ворчливо спросил приятель, снимая обувь.
― Здравствуй, Петя!
― Ой, как официально! Что из заморских держав привезла?
Лена расплылась в улыбке.
― Ступай в кухню, пожуй что-нибудь. Я сейчас.
Она убежала переодеваться, а Синицын уселся за стол, вскрывал всяческие красивые упаковки и пробовал сладости вперемешку с колбасой и какими-то абсолютно безвкусными штучками.
Ему предстояло рассказать подруге так много новостей!
Огорошит для начала, что скоро станет папашкой. Ну, нескоро, но точно.
Он сам ещё никак привыкнуть к этой мысли не мог, Лиля умчалась с матерью и свекровью отдыхать в тёплые края, а он тут делает карьеру. Фамилия у него, конечно, не Воронин, но, как сказал Игнат, раз уж ты из семейства пернатых, будешь птицей высокого полёта.
Вот с первого дня отъезда Лены, он и взялся за Петю, каждый день натаскивал, собирался своим замом выучить и долю выделить, как только сочтёт Петю готовым перехватить бразды правления. И Синицыну нравилось!
А в первый день после увольнения и убытия Лены Петя думал, что Игнат пришёл его убивать, эдакий он угрюмый и недобрый был. На разговор Синицына увёз в своей машине. Поехал в сторону Чёрной речки, Петя нервно хихикнул, уж не на дуэль ли?
Нет, в ресторане пообедали.
― Отцовство признаешь? ― в лоб спросил Игнат у Синицына.
Петя замер на мгновение, и глупейшая, просто идиотская улыбка разъехалась на его лице.
― Признаю.
Воронин хмыкнул.
― Чего Лильку доводишь, позвонить трудно? Впрочем, не хочу больше о вас ни слышать, ни знать, только сообщите дату свадьбы, остальное сам. Согласен?
― Да!
― А теперь о главном. Премного благодарен, что помог Лене рассчитаться, я сам бы лучше убедить не смог.
Петя снова опешил. Он ещё в себя не пришел от известия о малыше, а тут Воронин с благодарностью. Или кто-то в лесу сдох, или рак на горе свистнул!
― Я думал, ты мне морду бить собрался.
― Ну, за этим не станет дело, когда зарвёшься. И не думай, что раз родней будешь, поблажки получишь.
Вот так Петя и стал половину дня с Игнатом проводить, конечно, до глобальных успехов было далеко, но он уже успешно провёл переговоры и заключил одно соглашение. Гордиться было чем.
А Воронина он не просто зауважал, он им восхищался. Словно тинэйджер какой, Синицын смотрел на Игната как на кумира. Виртуоз, всегда вежливый, корректный, на переговорах ― просто ас. Оказывается, подчиненные шефа боготворил, но, если кто провинился, шкуру он снимал так же вежливо и сажал на месяц на голенький оклад. Синицын знал, что ему никогда не стать таким как Игнат, но было, к чему стремиться.
Только один раз он, в самом деле, перепугался, когда у них разговор зашёл о Косовых. До Игната краем уха дошло, что Петя посодействовал в устройстве Ольки Косовой. Воронин в буквальном смысле сгреб Синицына в охапку и притиснул к стене.
― Благотворительностью занимаешься, Петя? Помогаешь врагу? Только не говори, что ты не знаешь, кто Лену в больницу уложил.
― Знаю. Олька не причем. Митька уехал в горячую точку, его мать из дома выставила, ― выпалил Петя.
― Какие глубокие познания! Откуда, Петя? Ты должен уяснить, врага надо уничтожать, а не сюсюкаться с ним.
Игнат отпустил Синицына и отошел.
― Так куда именно отправился Косов? ― скучающим голосом уточнил Воронин.
― Мне неизвестно, а знал бы, не сказал, ― ответил Петя, поправляя костюм, ― и, чтобы ты знал, Митька искренне раскаивается в своем поступке.
― Да ты у нас мать Тереза! Подставляешь вторую щеку?
Было заметно как зол Воронин.
― Нет, не подставляю. Только у меня немного другое представление о жизни, я считаю, что каждому надо давать шанс исправиться.
― Ну, что же, мы друг друга поняли. Просто предупреждаю на будущее, если ты продолжишь знаться с Косовым, обретешь во мне врага.
Синицын долго и много думал о разговоре с Игнатом. Он его не осуждал и признавал, что сам слишком мягко обошелся с Митькой, но и по-иному поступить не мог, не воин он, строитель. А вот Игнат воин, хотя и строитель. И ещё он был благодарен, что Воронин больше не заводил подобных разговоров.
От Мефодия Олеговича Петя узнал, что Егор Полозов снова умчался защищать интересы Родины, воюет где-то в заморских краях. Похоже, не привиделось ему тогда на вокзале. Синицын немного погрустил, что вот он никак не может быть храбрым бойцом, хоть и мужчина.
И ещё он думал о том, сколько и какие новости рассказывать подруге, а о каких стоит умолчать.
Лена приволокла несколько красочных пакетов, одаривая друга. Они обменивались новостями, хохотали, язвили. А на самом деле были оба страшно рады, что обида и недовольство остались позади.
Игнат лихо проскакивал один светофор за другим, удачно попал в зелёную волну.
Сегодня приехала Лена.
Он не успел приготовить квартиру, строители обещали закончить только к ночи. Досадно. И сказать ей ничего не успел. Трубку повесила, трусиха.
Все дни её отсутствия он жил в каком-то безумном напряжении.
Воронин засмеялся.
Она, по сути, сделала ему предложение!
Он должен был, но не мог. А как ей предлагать замужество, если неясно, как она к нему относится? О чём думает?
Что ни спросишь ― не знаю, не надо, не хочу. Душу измотала.
Сдержанная, почти не смеется. Что у неё в голове? Что-то надумает себе и сбегает. Дикарка. «Но моя». Теперь он по всем правилам сделает ей предложение. Кольцо, фанфары, цветы.
Вот болван! Цветы забыл.
Игнат проверил кошелёк. В кармане. Во втором, ещё с Нового года он постоянно таскал кольцо, случая всё ждал подходящего.
Надо уговорить её, чтобы до свадьбы к нему переехала.
Игнат хмыкнул. Ишь, как думать стал! Уговорить!
А вначале ультиматум поставил, так она его как-то так осадила, что и сам не понял. И как у неё получается из него верёвки вить? Помотала нервы. А другой не надо ему.
Ах, Лена Нега! Хоть и заделаешься Ворониной, а так и останешься Негой. И что за фамилия такая? В интернете он только речушку нашёл с таким названием. Вот и Лена, как та реченька, тихая, разная, и всё от него утекала, пока сама не решилась признаться в чувствах.
Сейчас цветы купит, позвонит отцу с матерью, и торжественно поедут к Лене Нега. Будет просить её руку и сердце. О как! Ты ещё стихи сочини на радостях, с издёвкой над своими высокопарными мыслями подумал Игнат.
Не то что бы он умирал, пока его подруга раскатывала по чужим странам, но ощущение такое, что не жил, было.
И ему совсем не нравилось, что он попал в такую зависимость от Лены. В тот вечер, что она ему сообщила о своем отъезде, он едва сдержался, так и хотелось встряхнуть ее, наорать. Отпустил, смог. И правильно сделал, речку в руках не удержишь.
Будем надеяться, повзрослела красавица и больше от него бегать не станет.
Букет он купил роскошный, составлял сам, девушки спрашивали, уж не флорист ли он.
Игнат набрал номер отца, сообщил, что ждет их с мамой по адресу Лены, затем набрал номер девушки.
Телефон не отвечал. Игнат с досадой бросил мобильник на соседнее сиденье и поехал навстречу судьбе.
28.
XXVIII. Какая может быть свадьбаЛена бродила по квартире. Гнездышко сияло чистотой, обед из трех блюд ожидал своего часа, а Воронин не приезжал. Где его задержали?
Воронье гнездо, надо сказать, оказалось довольно просторным.
Всего на этаже находилось три квартиры, две из них Игнат объединил, выкупив у соседей, так что места получилось действительно много. Пока Лена каталась по заграницам, Игнат сделал свежий ремонт, при его возможностях и средствах это труда не составило. Квартира сияла множеством подсветок и белыми стенами. Потолки и полы также были белыми, но уют создавали мебель, картины, светильники. В пасмурные зимние дни в доме было светло.
Жилось Лене комфортно, хотя иногда Игнат пугал своей ревностью и мрачностью.
С ним невозможно было выйти куда-нибудь гулять.
После вечерних посещений ресторанов, где молодые парни пялились на Лену или, что хуже, пытались пригласить на танец, Игнат предпочитал ужинать дома. Он мрачнел, у него портилось настроение, и он ворчал, пока они не возвращались в квартиру.
Дома он вновь становился тем Игнатом, которого она знала и любила. Не нужно было много ума, чтобы понять, какой он единоличник. И насколько тяжело переносит любое посягательство на свою собственность, к коей он, похоже, причислял и Лену.
Она какое-то время не придавала этому значение, но постоянно повторяющиеся сцены пробили брешь и в её терпении. С этим надо было что-то делать.
Синицына в их доме он терпел только в присутствии Лили, однажды приятель заскочил к Лене по поручению жены, что-то предать. Лена была одна. Усадила Петю за стол в кухне и они, забыв о времени, долго болтали. Нагрянул Воронин. У него даже желваки заходили, когда он увидел мирную картину встречи закадычных друзей. Синицын засобирался, а Игнат вызвался его проводить. И Лена добавила масла в огонь, на пороге поцеловала Петю в щеку. С тех пор Петя если и приходил, то только с Лилей.
Лена и Воронин все ещё были обручены.
В тот вечер Игнат примчался не один, притащил с собой родителей, сватовство состоялось по всем правилам. Сначала все немного скованно держались, потом водочка разрядила атмосферу, его родители и её отец расслабились, стали похожи на нормальных людей, а не на пришибленных зомби. Воронин воспользовался ситуацией, попросил показать её комнату и только закрыл дверь, они чуть с ума не сошли, целовались как бешеные.
Лена убежала в ванну приводить себя в порядок, а Игнат открыл окно и высунулся из него. Лена даже испугалась, что он собирается вывалиться.
― Не дождешься!
Он кому-то весь вечер названивал, сердился, а потом вдруг улыбнулся и сказал:― Собирайся, только быстро, пусть они тут что хотят, решают, а мы с тобой сматываемся, квартиру, наконец, намыли.
И они удрали с собственной помолвки. У них наступил медовый месяц.
Свадьбу решили отложить. Ну её.
Лена второй месяц сидела взаперти.
Это, конечно, было преувеличением. Она ходила, куда хотела, ни в чем ограничений не было. Игнат придумал выделить ей личный автомобиль с персональным водителем, но она подняла его на смех. Куда ей разъезжать? А как раньше она без него жила? Пусть не придумывает. Учиться водить машину она тоже не захотела: знала, как сейчас на дороге ведут себя некоторые ездоки, у неё не получится. Может, и получится, но что-то пробовать не хотелось. Лена дала слово, что, если надо куда-то поехать, будет говорить Игнату, и он сам отвезёт. На том и закрыли вопрос.
Нареченная олигарха. Хорошее название для романа. Можно писать книги. Можно вязать. Можно приезжать домой в свою квартиру. Можно встречаться с папой.
Можно очень и очень многое. И нужно ждать Игната, а затем докладывать ему каждую минуту проведенного времени и радовать его своим послушанием.
Лена подперла голову руками и смотрела в окно.
Она вспоминала свою жизнь с Косовыми, свои поиски работы, постоянную занятость и пыталась понять, когда была счастлива, когда несчастна и нравится ли ей теперешняя жизнь и что делать дальше. Вдруг оказалось, что ей нечем заняться. Абсолютно.
Игнат предлагал ей открыть свой салон или благотворительностью, как его мама начать заниматься, но Лена всей этой суеты не хотела.
У неё был личный счет, который пополнялся ежемесячно, она могла поехать куда угодно, но её ничто не прельщало. Когда рядом был Игнат, казалось, что жизнь возле него и вокруг него стремительно двигается, а как только она оставалась в одиночестве, начинала хандрить.
Враньё.
На самом деле она отлично проводила время. Читала, наконец, воплотила свою мечту, купила абонемент на курс лекций в Эрмитаж и с восторгом и удовольствием слушала специалистов.
В самый первый день после окончательного переезда к Воронину Лена по привычке занялась уборкой, но Лидия Павловна, по сути, отчитала ее.
― Елена, не отбирайте хлеб у вашей приходящей домработницы. Ей надо кормить семью, поэтому позвольте делать ей её работу.
Лена извинилась.
Лидия Павловна первую неделю приезжала к ним каждый день, разумеется, позвонив загодя и согласовав время.
Она давала наставления Лене, подробно рассказывала, что Игнатий любит, а чего стоит избегать. За часы её визита Лена уставала ужасно: девушке постоянно приходилось думать, не сказала ли что-нибудь не то, правильно ли себя ведёт. Лидия Павловна походила на английскую королеву. И если в усадьбе Лена вела себя свободно, то тут, чтобы не расстроить Игната, пыталась изо всех сил угодить его матушке. Страх сковывал ее, она замыкалась и становилась излишне чопорной.
Лидия Павловна распоряжалась, что стоит Лене делать лично самой, а от чего следует отступиться, в итоге, у них появилась повариха. Татьяна Семёновна стряпала быстро и вкусно. Она благодарила Лену за предоставленную возможность работать, а та принимала признательность, краснела и осознавала, насколько далека она от той жизни, к которой привык Игнат, и насколько благодарна Лидии Павловне за то, что она печётся о сыне и невестке.
Каждый субботний вечер они с Игнатом ездили в Пороги, где отбывали повинность ― то есть это она отбывала, а не Игнат ― ужинали с родителями.
Встречали их сердечно. Свекор души не чаял в Лене, Лидия Павловна была доброжелательна. Она спрашивала, как Лена себя чувствует? Отчего бледна и не порадует ли их приятным известием?
Вначале Лена недоуменно спрашивала у Игната, о чем идет речь, и он как-то с досадой сказал, что родители ждут внуков.
Вот тут-то Лена и перепугалась. Перепугалась, что не сможет иметь детей, что не оправдает надежды Игната и попросила отложить свадьбу.
Игнат тогда сильно расстроился, допытывался, почему. Она как могла, постаралась объяснить.
Лена ходила к докторам, всё отлично, уверяли они, дети будут, надо стараться.
Она хихикнула. Со стараниями у них было всё в порядке.
Игнат дома был совершенно нормальным обычным парнем, он мог ходить по квартире в трусах, бросал носки где попало, иногда ныл, что Лена его не любит, и она ухаживала за ним, жалела, тогда он говорил, что теперь-то он верит в её любовь к нему. И сам признавался в любви.
Однажды она подсмотрела, как Игнат бреется, он признавал только безопасные бритвы, никаких электрических машинок. Дверь в ванную была открыта, и она задержалась, наблюдая за действом.
Игнат что-то напевал, тщательно сбривая щетину, задрал подбородок и видимо увидел волосок, торчащий из носа. Лена зажала рот руками, чтобы не выдать своего присутствия. Лицо у Воронина сделалось сердитым, он пинцетом брезгливо выдернул волосок, скривившись, пошевелил носом, а потом пальцем поднял кончик носа, выискивая врагов его безупречного имиджа. Лена на цыпочках промчалась в спальню, рухнула на кровать, уткнувшись в подушку, и захохотала. Некоторое время не могла просто смотреть на него, вспоминала сценку и смеялась, а он выспрашивал, что её веселит.
А ещё он пару раз брал её с собой в высокое собрание. То есть там присутствовали жены олигархов. По какому-то случаю был прием у банкира и такой же ― у какого-то ресторатора.
Она как маленькая, держалась за Игната, тряслась, и не было Пети, чтобы сказать ей волшебные слова. Игнат над ней подтрунивал, спаивал шампанским, но ничего не помогало. Банкир пригласил её на танец, сам совершенно не умел вести, она вся измучилась. В результате свет вынес решение, что новая подружка Воронина ни на что не годна, толком танцевать не умеет, скучна и не слишком образована, разговор поддержать не может.
Лена мучительно переживала свой провал. Игнат над ней хохотал и обзывал сборище светских хлыщей напыщенными жуликами. Лена спросила, можно ли ей больше не ходить, на что он ответил, что они не дождутся.
На втором приеме у ресторатора были все те же надменные особы и тот же банкир, к счастью, не пригласивший ее. Зато ресторатором оказался гостеприимный грузин, он, не зная о её репутации, пригласил Лену на танец, и они, как когда-то с Петей, утерли нос всем зазнавшимся акулам. Даниэл великолепно танцевал, и его жена Майя приглашала их персонально приезжать запросто в гости. Кстати сказать, банкир быстро откланялся, а Игнат со вздохом сказал:― Ну, вот, Лена, ты и стала предлогом для войны.
Она тогда расстроилась, а Воронин её на смех поднял сказал, что это он так пошутил.
К ней частенько приезжала Лиля, живот у той рос на глазах, и Игнат обзывал сестру бегемотихой. Лиля была счастлива. Она могла часами рассказывать о своей семейной жизни с Синицыным. Кокетливо жаловалась, что становится безобразной, хотя на самом деле цвела.
Закадычными подругами они не сделались, и Лена винила в этом себя. Она не умела дружить с женщинами, впрочем, похоже, ни с кем не умела.
К отцу и Сориной она частенько наведывалась, а вот они бывали у неё всего два раза. Стеснялись.
Елена Ивановна посоветовала не обращать внимания на ревность Игната, появятся деточки, перестанет дурить, внимание переключит. На том Лена и успокоилась.
Иногда Лена вспоминала Веру Степановну, тогда она покупала билет в театр, брала место на балконе, смотрела на свою мачеху и восхищалась её игрой. И обязательно передавала для неё цветы. Как ни странно, она скучала по Вере Степановне и Оленьке.
Лиля ей по секрету рассказала почему, Петя устроил Оленьку на работу, и что Косов однажды приезжал из командировки. Это она выпытала у Синицына под страшной клятвой, что Игнат знать не должен, иначе он Митьку убьет, а сам сядет в тюрьму.
Лена Митьку Косова не простила, но бояться перестала. У неё вообще никаких чувств в отношении него не было. Пустота. И словно он перестал существовать.
Егор Полозов изредка звонил Лиле, но только поинтересоваться как дела, спрашивал о Лене. Обещался приехать.
Лиля всерьез озаботилась, как бы найти Егору жену, тогда-то он не будет скакать под пулями, голову буйную подставлять.
Они с Леной обсудили кандидатуру Вареньки, все-таки парень её знает, Лиля пообещала что-нибудь придумать. Полозов ― воин, защитник, надо ему подбросить версию по спасению девы из рук злодеев.
Лена захохотала. Кого на роль злодея Лиля собралась определять?― Была бы шея, хомут найдется! Рудика попрошу, он выглядит жутким абреком!
Лена однажды видела Рудика, нисколько он на горца не был похож, если бы Лиля не сказал, не поверила бы. Может, и получится у Лили затея с Егором. Было бы здорово. Лена вспоминала о Егоре только с Лилей. Сейчас увлеченность Полозовым в усадьбе казалась ей глупостью девчачьей, словно ей было там пятнадцать лет. Но глаза у него хороши.
― «Голубые глаза хороши,
Только мне полюбилися карие», ― промурлыкала Лена.
Ах, какие простые замечательные песни раньше пели!
А сейчас ей надо принять решение, как жить дальше.
Она засмеялась.
На следующее утро после помолвки, когда они проснулись, Игнат стал её изводить. Задавал вопросы, на которые отвечать не слишком хотелось, а он не давал спуску.
― Почему ты все-таки решилась признаться мне? ― он придавил ее, предварительно укутав в одеяло. Лена не могла не то, что сбежать, а даже пошевелиться. Девушка покраснела. Она считала, что, сказав эти слова однажды, всё таким образом решила и ей не придется что-либо дополнительно объяснять.
― Я же сказала, что люблю тебя.
Он захохотал. Лена обиделась и решила его пыл охладить.
― Не веришь? Правильно! Мне очень понравилось всюду ездить и ни от кого не зависеть. А поскольку ты богат, я решила, что буду пользоваться твоими деньгами. Я очень люблю богатство, и ты меня будешь теперь содержать. Веришь?
― Наконец-то ты призналась в самом страшном своем грехе! Меркантильная ты особа! Сколько ты хочешь получить от меня денег? ― Игнат развалился на ней, как на подушке, и не давал голову отвернуть. Лене, чтобы спрятаться от него, можно было только закрыть глаза. Но в этот раз она решила быть храброй.
― А не боишься, что разорю?
― Так сколько тебе надо? ― поглаживая её брови, уточнил он.
― Три миллиона! И отпусти меня, пожалуйста, я задохнусь в этом коконе!
― Евро? ― Воронин поцеловал её в нос.
― Рублей! Игнат, что ты ко мне привязался? Я хочу поездить по миру, но только с тобой, одной мне теперь неуютно. ― Лена пыхтела под его весом, пот выступил на лбу, и с носа по щекам стекали капли. Воронин с интересом наблюдал за её лицом, наконец, сжалился, скатился с неё и выпростал из одеяла. Лена облегченно вздохнула, пытка смелостью кончилась.
А Игнат, очень довольный собой, развалился рядышком, обнял и не отпускал девушку.
― Придется подождать, красавица, твой любимый Петя проводит завершающий этап переговоров, если у него получится сдать этот экзамен, мы с тобой уедем на целый год.
― А если не получится?
― Все равно уедем, но только на две недели. А деньги я тебе завтра переведу, пусть будут, раз хочешь.
― Три миллиона? ― уточнила Лена, не поверив своим ушам.
Игнат пожал плечами.
― Ты же просила эту сумму? Или надо больше?
― Ты что, спятил? Зачем мне такие деньги? Что с ними делать?
― Господи, на все твоя воля, не моя! ― возвопил Воронин. ― Девушка, ты как-то определись уже, что тебе надо и сколько!
А теперь он часто к ней обращался несколько иначе. Орал, например, из ванной:
― Женщина! Принеси мне полотенце, я забыл!
Врал. Она сама ему только повесила.
Это он так стал её называть после того, как они побывали в гостях у Даниэла и Майи, подражал своему другу.
Лена вновь рассмеялась. Кстати сказать, она с ним часто и много смеялась.
И вот сейчас она маялась от безделья, ждала своего олигарха и придумывала, как правильно поступить.
Игнат, когда утром уходил, дал ей задание, чтобы она составила план, какая в её представлении может быть у них свадьба.
Прошел целый день, она не соизволила даже выйти на прогулку, все думала, какая может быть свадьба. И так и не придумала.
Лена прошлась по квартире, покрутилась перед зеркалом, пропела:
― «Ещё он не сшит, твой наряд подвенечный
И хор в твою честь не споёт…
А время торопит - возница беспечный,
И просятся кони в полет.
И просятся кони в полет».
Воронин с неё спросит, что она придумала, а у неё и мыслей-то никаких нет.
Она включила компьютер. Давно хотела выяснить родословную своей фамилии.
По запросу нашлась только одна речка.
Лена запустила поисковик, вывела карты и долго рассматривала, что за места, где протекает Нега.
И она придумала себе свадьбу. Игнат придет, она будет его кормить и рассказывать, чего хочет. Она недолго сидела в интернете, глаза уставали. Взяла книгу Диккенса «Лавка древностей», улеглась читать. И незаметно уснула, так и не дождавшись Игната.
Воронин пришел почти под утро. Он тихо разделся и, чтобы не разбудить Лену, лег в гостиной.
Сегодня произошло слишком многое, он и не представлял, как сказать Лене, что свадьбу снова придется отложить.
Правильную он сделал ставку на Синицына, молодец парень, на ходу учится. И он, не зная сам, дал Игнату свободу.
Игнат поехал домой после шести вечера, словно настоящий офисный служащий. Он закрыл свой кабинет, заглянул к Синицыну, у того только начиналась вечерняя планерка, ухмыльнулся и сделал всем ручкой. Вот пусть теперь Петя отрабатывает нехилую долю, что выделили ему в компании. А что? Ему семью надо содержать, скоро станет отцом.
Воронин мельком подумал, что и он был бы не прочь заиметь карапузика, но что-то у них не клеится. Пришлось сдать кое-какие анализы, убедиться, что бесплодие ему не грозит. Поживем, увидим. В случае чего, на остров любви слетаем. Есть у нас в государстве такой.
Эх, чуть мимо не проехал!
Он перескочил перекрёсток. На противоположной стороне увидел цветочный магазин, разворачиваться не стал. Припарковал машину, вышел. Не барин, ещё не забыл, как дорогу переходить.
Воронин закрыл дверь автомобиля, поежился на холодном ветру и всё же решил надеть дубленку. Совсем не хотелось простыть, когда до счастья было рукой подать.
Игнат не поленился, накрутил шарф на горло, надел перчатки, но шапку игнорировал. Мама его вечно журила, пугала, что лысым будет ходить, а он смеялся, что сейчас модно именно так.
Он подошел к перекрестку и остановился рядом с пожилой дамой. Женщина по обыкновению, стояла позади всех, опираясь на палочку. Игнат пригляделся. Было скользко, и он решил, что если дама поскользнется, он подхватит, поэтому шел на полшага позади старушки. Впереди них спешили девушки, молодые парни, семейные пары, мужчина в спортивных штанах и куртке с сыном лет двенадцати, молодой военный, только погон не было видно, рядом с офицером шагал невысокий парень в круглых очках худощавого телосложения в черном длинном пальто. Толпа довольно приличная скопилась, человек двадцать.
Неожиданно на половине пути парень в очках стал выкрикивать: «Хайль Гитлер!» и «Зиг хайль!» и вскидывать руку.
Народ недоуменно оглядывался, сторонился и стремился скорее перейти дорогу. Старушка прибавила шаг, чтобы устыдить придурка, но её опередил тот самый военный. Как только ступили на тротуар, он приблизился к восторженному поклоннику нацистов, что-то негромко спросил, затем ещё раз, а после кулаком ударил недоумка в лицо, стукнул не очень сильно, скорее обозначил удар, но голова нацика дернулась, и он поднял руки.
Женщина стала благодарить этого офицера, за то, что остановил упыря в человеческом обличье. Она плакала. Военный пожал плечами, что-то ответил и направился к цветочному магазину, как и Воронин.
Старушка всё же поскользнулась, Игнат поддержал ее, про себя отметив, как же быстро тот нацик поднял руки, видно в крови у них быть побежденными. Все произошедшее дальше случилось у него на глазах.
Военный размерено шагал к магазину, нацик опустил руки, в три шага догнал офицера, замахнулся и что-то воткнул ему в спину, а сам развернулся и помчался во двор.
Игнат рванул за ним, всё же ноги у него были намного длиннее, чем у удиравшего, догнал, сбил с ног и навалился на отморозка. Он придавил едва шевелящегося придурка коленом, вытащил телефон и позвонил Баранову.
― Леонид Васильевич, Воронин беспокоит, можете мне помочь?
― Слушаю вас, Игнатий Кириллович, ― майор был знаком с Игнатом только шапочно, но тот ему нравился, и он рад был оказать услугу.
Игнат в двух словах рассказал о случившемся.
― Я его к магазину оттащу, тот офицер тоже добавит что-нибудь.
― Сейчас наряд пришлю.
Воронин за воротник поднял извивающегося нацика и потащил к магазину, ожидать, когда подъедут бравые полицейские и увезут этого поклонника врага.
Игнату пришлось пару раз пнуть парня, тот пытался вырваться и скулил. Наконец, он довел пойманного до цветочного магазина, военного не увидел, а перед входом у двери собралась какая-то толпа.
Воронин подошел ближе. Старушка сидела на снегу, положив голову офицера себе на колени, гладила русые волосы и плакала.
Игнат закричал, вызвали ли скорую помощь, и немедленно услышал звук сирены. Врачи приехали быстро, раньше полицейских.
Следом подкатил наряд, нацика скрутили, Воронин сунул полицейским визитку, чтобы знали, как его найти, а сам подбежал к машине скорой помощи. Старушка стояла рядом с раненым. Игнат и ей протянул карточку с телефонами, чтобы она обязательно завтра ему позвонила, она свидетель.
Женщина обещала. И сообщила, что он все повторял: «Передайте Лене, что виноват». Воронин махнул рукой, не до сантиментов было сейчас.
Доктор, женщина лет шестидесяти, сказала, что парень теряет кровь и могут до НИИ скорой помощи не довезти.
Игнат спросил, можно ли с ними ехать и, если что, пусть берут у него кровь, его группа универсальная. Доктор приняла решение. Как много позже узнал Игнат, она не имела права так поступать, существовало множество процедур и нюансов. её могли не только уволить, даже осудить по статье. Он слышал, как вторая женщина, примерно такого же возраста от чего-то первую предостерегала, а та махнула рукой, сказала, что в Афгане и не то делали, и позвала Игната.
Его усадили в салон, воткнули иголку в вену, офицера уложили. Завыла сирена, ехали минут десять. Бегом сгружали военного с коляской, Игната усадили в кресло-каталку и повезли куда-то в лифте.
Затем его отсоединили от системы переливания крови, приказали сидеть и оставили одного. Никто с ним не разговаривал, ничего не объясняли, ни что за рана у офицера, ни чем его тот ублюдок пырнул.
После, уже под утро к нему подошел хирург, вкратце сказал, что операцию закончили, повреждена аорта, на столе во время операции была остановка сердца. Восстанавливаться его крестник будет долго.
― Как хоть его зовут?
― Не имею понятия, документы у офицеров с собой, так что позже выясним. А тебе спасибо, может и не довезли бы до нас без твоей крови.
― Идти я могу? Меня невеста ждет. Завтра заеду, узнаю. Как вас-то величать?
― Ринат Раифович.
― А я Воронин Игнат. До завтра, Ринат Раифович.
Игнат вызвал такси, водитель подвез его к машине.
Оказалось, что цветочный работал круглосуточно. Воронин подъехал к магазину, перекресток, из суеверия, переходить не стал, купил букет и поехал, наконец, к Лене.
Утром, почти сутки назад он попросил Лену придумать им свадьбу и ушел. Весь день потратил на то, чтобы закончить дела, и стать свободным рантье. Воронин решил посвятить свою жизнь женщине, которая мирно посапывала в спальне.
Он исполнит любое желание Лены, а она расскажет ему, какая может быть свадьба.
29.
XXIX. Список желанийВоронины-старшие собирались нанести визит, а если просто и по-русски, то в гости к будущему свату Ивану Родионовичу Нега и Елене Ивановне Сориной.
Сорину они знали много лет, в трудные перестроечные времена братья Воронины подкидывали молоденькой тогда Лене работу, заказы были разовые, но всё же это был заработок. Лидию Павловну не оставляла мысль, что у Мефодия с Леной в те времена был роман. Доподлинно она не знала и выпытывать не собиралась. Во-первых, минуло уже двадцать с лишним лет, во-вторых, кому будет счастье, если откроется правда? Правильно говорят, не будите спящую собаку.
Тем более, она теперь вполне счастлива и, вроде, они о регистрации поговаривают. Воронина надеялась, что у двух потенциальных пар новобрачных хватит ума не затевать свадьбы одновременно.
Все эти современные флешмобы удивляли. Чем гордятся? Что нет особенности? Хотя век другой, это поколения советских людей тянулись к индивидуальности, а теперь все свободны и хотят сбиваться в стаи.
Кирилл Олегович, грузный основательный человек выше среднего роста, имел привычку указательным пальцем левой руки поправлять дужку очков. Вот и сейчас он поправил очки и сел за руль. Жена предлагала сделать ему коррекцию зрения, но он отказывался.― Я слишком привык к очкам, без них не смогу. Буду тыкать пальцем в переносицу, а очков нет, стану расстраиваться, оно тебе надо? Тебе же буду настроение портить. Нет, Лидушка, так очкариком и помру.
Лидия Павловна пожимала плечами. С мужем она спорить не собиралась. Кирюша многое ей позволял, холил, но, если чего-то не хотел, ни заставить, ни уговорить его было невозможно.
Сама она, втайне от мужа, сделала несколько коррекций лица, убрала глубокие морщинки, выделила губы, всего лишь татуировка, никакого ботокса, зато линия губ стала четче. Ни сын, ни муж внимания не обратили, это главное.
Воронину беспокоила одержимость сына Леной. Ей казалось, что он дышать не мог без девушки. Когда та укатила в Европу, Игнатий заболел. Внешне он держался, как и прежде, что-то делал, но был несчастен, уж она-то его слишком хорошо знала.
Чем эта Лена его так зацепила? Забрала сердце сына, а взамен ничего не предложила?
Лидия Павловна знала своего ребенка слишком хорошо. Его нельзя было назвать лёгким человеком. Они воспитывали его ответственным, внушали, что он должен то, должен сё, вот Игнатий и старался всю жизнь соответствовать. И сами журили парня, что не женится, что нет у него девушки, а Кирюша так и вовсе далеко зашел, повесой сына обозвал. Говорят, из отъявленных бабников получаются самые лучшие мужья. Тут удивляться нечему: нагулялся, свою семью хочется завести.
Видимо, в силу возраста, Лидия Павловна забыла старую поговорку: черного кобеля не отмоешь добела, но кто осудит мать?
Критически разглядывая свою новую прическу, Воронина осталась довольна. Несколько необычно, но молодит. Короткие густые волосы она перекрасила в более светлый оттенок, на черных седина проявлялась очень быстро. Кирюша одобрит. Он и сам успел побывать у мастера, пока её ждал, постригся. Мой седой ежик, с нежностью подумала Лидия Павловна, глядя на мужа.
Что и говорить, стареть не хотелось, она бодрилась, была по-прежнему энергична, но против природы все бессильны. Чаще приходилось отдыхать. И она с ужасом обнаружила, что иногда стала забывать слова-синонимы. Лидия Павловна записалась на приём к врачу и теперь пила таблетки для укрепления памяти. Она была старше своего мужа всего на три года, но стала за собой замечать, как сильно сказывается разница. У неё осталось очень немного желаний, но она каждый день придумывала пустяки, которые с радостью исполнял Кирюша. Боялась, как бы он не заподозрил её в обмане, что ей интересен этот мир, и ещё волнует ее. На самом деле Лидии Павловне хотелось покоя.
К Лене у неё отношение было двойственное. С одной стороны, девочка воспитанная, сдержанная, танцует великолепно, залюбуешься. С другой стороны, не оставляет ощущение, что она хладнокровная расчетливая особа. Лидия Павловна за спиной у сына советовалась с их юристом, попросила составить брачный договор, чтобы будущая невестка не обобрала сына, как липку. Все-таки весь капитал братья Воронины заработали сами и Игнатию не с неба деньги сыпались.
Пока что любить подругу сына было не за что.
Лидия Павловна вздохнула. Раз уж сын выбрал себе Лену, она постарается понять эту барышню.
Ему нужна совсем другая женщина. Тихая и сдержанная, как его теперешняя пассия, этого у неё не отнять, но нежная, мягкая, ласковая, чтобы глаз с него не сводила.
Но кто и когда во все времена слушался своих матерей?
Трудно было справедливо оценить Лену, всё казалось, что она только на деньги сына и позарилась. Поживем ― увидим, думала женщина, пока что они ещё не расписались. Лидия Павловна подарила девушке очень дорогое колье, но та так, ни разу не надела украшение. Носит какой-то серебряный кулончик на шее да кольцо, что Игнатий подарил на помолвку. На вопрос, почему не одевает, замялась, затем призналась, что не умеет носить драгоценности, они её пугают, чем привела в восторг Кирюшу. А Игнатий захохотал.
Ну, коль скоро сын с ней стал весел, может все и устроится наилучшим образом.
Лидия Павловна страшилась, что не успеет понянчить внуков, что-то не слишком молодые спешили продолжить род.
И вот они поехали к сватам, чтобы составить план действий, как подтолкнуть молодежь, наконец, расписаться. Скоро у Лены день рождения, надо о подарке позаботиться, спросить, что ей лучше подарить. И о будущих внуках поговорить, если у детей не получается, отправить к врачам. Словом, тем было много.
― Вот, смотри, я написала список своих желаний, а ты должен написать мне твои, поэтому, пока от тебя не увижу, свой список тебе не дам, ― упрямо заявила Лена.
Иногда с ней было очень трудно, прямо-таки невыносимо. В таких случаях Игнат от неё сбегал.
Не мог он на неё наорать или надавить.
Однажды попробовал поорать, она смотрела на него растерянными глазами, сама словно меньше ростом стала. И он заткнулся.
Не то чтобы он был любителем громогласно выяснять отношения, но всегда стоит попробовать, чтобы знать наверняка.
Лена тогда полдня ходила задумчивой, ни словом не напомнила о его крике, но много позже попросила больше так не делать.
Могла бы и не просить. Он и так все понял. Это, как если бы он ударил Лену. И он сбегал, чтобы выпустить пар. Она и сама не знала, как из него веревки вьет.
Приближался день её рождения, и Игнат решил устроить праздник. Он попросил Лену составить список гостей, написать желания и пообещал воплотить их, это и будет от него подарком.
Воронин вышел, хлопнув дверью подъезда, сел в машину и поехал кататься по городу.
Первые дни после ухода из компании, он наслаждался тишиной, ничегонеделанием.
Смотрел телевизор, выдержав почти три дня подряд, сериалы, шоу, аналитические программы. Надо сказать, что почти всё время хохотал, Лена прибегала, спрашивала, над чем он смеется, а Игнат сообщал, что давно так не развлекался, столько глупости собрано в одном ящике.
Лена все время была рядом с ним, или лежала на диване, или сидела, ей было очень интересно знать его мнение по любому вопросу, она просто им восхищалась, правда выдержала она всего лишь день.
― Неужели тебе это интересно и нравится?
― Я хочу знать, чем интересуется простой человек, быть в курсе всего, потому что я теперь тоже обыватель и мещанин.
― Меня уволь. У меня столько книг нераскрытых стоит, ушла читать.
Потом они придумали себе план ходить в музеи. Это было действительно потрясающе.
И он объявил, что тоже хочет создать музей. Только надо придумать, чего именно.
Они придумывали разные темы и очень радовались, словно играли. За одну неделю лени он отдохнул, как следует.
Уехать в путешествие они пока не могли, Ринат Раифович только головой качал, пациент все ещё находился в реанимации, естественно, к нему не пускали. Имя у парня оказалось Дмитрий, но фамилию было не прочитать, залита кровью.
Игнат утром рассказал Лене о произошедшем, она расплакалась, жалея его и того парня. Подумала о Егоре, но его Игнат непременно бы узнал.
Вот они и решили, что пока парень не выкарабкается, они будут отдыхать дома.
Жили-поживали мирно, строили планы, трудились над продолжением рода, и все бы было хорошо, пока не пришел в себя Дмитрий.
Впервые Лена проявила свое упрямство, и Игнату пришлось уступить. А сегодня она это сделала второй раз. Пустяк.
Но надо было поразмышлять. Если он ей уступит, будет ли это капитуляцией с его стороны, или он просто закусил удила?
На третью неделю после операции позвонил Ринат Раифович, дать знать, что Дмитрия перевели из реанимации. Игнат уже традиционно, как он ухмыльнулся про себя, оплатил отдельную палату и сиделку.
― Когда пациента вашего можно проведать?
― Думаю, дня через два, пусть немного освоится. Парень идёт на поправку, молодчина ваш крестник, вернее, кровный брат. Вы теперь в ответе за судьбу Дмитрия, согласно китайской поговорке.
― Напугали. Может, ну его, мы же не в Китае, - весело прокомментировал Воронин, настроение улучшилось, хотя и так было хорошим. Выжил, парнишка! Боец!
― Не получится отмахнуться. Вас избрала судьба быть наставником этого человека, может быть, даже защитником до конца его или вашей жизни.
― Что-то из области метафизики вы, доктор, говорите, - засмеялся Игнат.
― Да, есть такое. Моё глубокое убеждение, что спасают друг друга только родственные души. Возможно, парень в чем-то провинился перед Создателем. Получил шанс на помилование, выживет, значит, прощён, нет, значит, нет. Да и вы тоже прошли проверку.
― Я-то за что? И что за экзамен? ― усмехнулся Игнат, беседа с врачом его развлекла, в мистику, карму, судьбу и Бога Воронин не верил.
― За что вас подвергли испытанию, не мне судить, а вот свое человеколюбие, умение сострадать вы подтвердили. Так что не нарушайте, друг мой, высших законов. Теперь вы несёте ответственность за Дмитрия.
― Как-то мне не по себе стало, Ринат Раифович, запугали меня, - признался Игнат, на самом деле ощутив, как по спине пробежали мурашки.
― Ничем помочь не могу, Игнатий Кириллович, - ответил медик и попрощался.
Лена просилась поехать с ним, но он её отговорил, всё же в палату к молодому мужчине собирается, вначале предупредит, чтобы парня не шокировать. Зная офицеров, на примере Егора он был уверен, что Дмитрий захочет выглядеть перед девушкой молодцом.
― В следующий раз возьму тебя обязательно. А пока о семье разузнаю, родные и не ведают, что с их сыном приключилось. Что за подонок тот нацик, офицера в спину ударить! Мало мы их били! Теперь я понимаю деда, когда он с ненавистью о фашистах говорил.
― Родной, не распаляйся, - Лена впервые так назвала Игната и сама замерла, а он притянул её к себе и погладил по голове. Она даже не поняла, какой елей пролила сейчас ему на душу! Обнимая Лену, он испытал, что значит быть дома.
Игнат купил джентльменский набор для посещения больных: воду, апельсины, яблоки, поскольку не представлял, что можно принести больному.
Немного волновался. Страху на него нагнал доктор.
Игнат вошёл в палату, на пороге поздоровался, кивнув головой.
Парень был бледен, не слишком активен, но весел. Он сидел у окна на стуле.
― Мне доктор рассказал, что лишь благодаря тебе я жив, - медленно поднявшись и сделав несколько шагов, - давай, что ли, знакомиться, Дмитрий Косов, ― и протянул руку.
Воронин на секунду остолбенел, резко развернулся, бросив пакет на кровать, и вышел, не сказав ни слова. Задержись он хоть на мгновение, убил бы.
Митя недоуменно опустил руку, уставившись на закрывшуюся дверь. Странный какой. Интересно, передается ли с кровью неадекватность?
А Воронин, не дожидаясь лифта, нёсся по лестнице с шестого этажа. Он задыхался от ненависти к Косову, от всеобщего мирового свинства, от несправедливости судьбы по отношению к себе. За что судьба так посмеялась над ним? И что он скажет Лене?
Свежий воздух немного остудил эмоции.
Игнат закурил, что делал крайне редко, хватит в его семье одной заядлой курильщицы, после сел в машину и долго тупо пялился в лобовое стекло, не двигаясь с места.
Потрясение оказалось слишком велико, просто сногсшибательно. Что ему делать?
Он обещал прибить Петю, если тот будет продолжать видеться с врагом, а сам, в одночасье сделал вражину кровным братом!
― Ах, да, Петя!
Игнат завёл машину и погнал к Синицыну, так и не научился Воронин медленно ездить.
Судя по времени, Синицын должен быть в офисе. К несчастью, Петя был единственным человеком, с кем Игнат мог поговорить откровенно.
Они закрылись в кабинете, приказав не беспокоить.
Петя решил, что Воронин нагрянул с проверкой, начал отчёт о работе и немного трусил.
― Замолчи! Этот вопрос закрыт и меня не интересует. Если начнёшь сдавать позиции, спрошу. Я хочу с тобой поговорить о Косове.
― Но я же с ним не…
― Знаю. Расскажи мне о нём подробно, но, не касаясь Лены. Что это за человек?
― Зачем тебе? ― с подозрением уточнил Петя и забеспокоился. Он видел, что Воронин не в себе, не задумал бы чего!
― Петя, - тихо ответил Игнат, ― я объясню тебе все, когда выслушаю тебя, обещаю! Мне важно, чёрт возьми!
― Начнём с того, что я сам-то узнал Митьку толком лишь на даче. До этого только равнодушно здоровались, он держался отчуждённо. Я видел, как он помогал своей сестре, что-то подносил, также и у Лены забирал сумки, если вместе поднимались на этаж. То есть сказать, что он был ненормальным до того случая, нельзя. У него мозги были папой-полковником и мамой-фанатичкой зас… заморочены, - поправился Петя. ― Вроде бы нормальный, только как робот. Такую ахинею нёс про то, как должны поступать мужики Косовы, у меня мурашки бежали по коже, когда рассказывал устав семьи, про отношения с женщинами вообще, и родными в частности. Признался, что за сестру бы свою убил не задумываясь. Что произошло с Леной…
― Я же просил, - с горечью прервал Игнат.
― Не получится! То, что произошло с ним, когда он набросился на Лену, объяснить не смог. Сознался, что посматривал на неё, хотел к ней в койку залезть, она отпор дала. Когда дядя Ваня их выгнал, с катушек слетел. Ты не думай, он не оправдывается, себя простить не может.
― Ах, как благородно! - с ненавистью прорычал Игнат.
― Да не благородно! Нет! Он, в самом деле, простить себя не может. Осознал он мерзость своего поступка, только локти поздно было кусать. Даже Вера Степановна его выгнала, сына родного за Лену не простила. И в войну полез, чтобы грех с себя кровью смыть, только сам говорил, словно заговорённый под пулями. Звонил мне. Игнат, что произошло?
Воронин молчал долго. Он не поднимал глаз от стола, все крутил и крутил ручку на полированной поверхности. Петя решил, что ответа не дождётся.
А Игнат никак не мог начать говорить. Никому и никогда в жизни он не жаловался, не рассказывал, что в его душе делается. Оказывается, это так тяжело говорить о себе.
― Такие дела, Петя, ― вздохнув, наконец, заговорил Воронин, ― Косова в спину ударил заточкой один фашистеныш, тот потерял много крови, пока его везли до больницы и до операционной, ему вливали мою кровь.
Синицын присвистнул.
― Ничего себе поворот! Ты же за него теперь отвечаешь!
― И ты туда же? ― вскинулся Игнат.
― Почему и я? Тебе кто-то уже поведал мистическую связь?
― Чушь все это!
― Не скажи! ― Петя поднялся. ― Давай выпьем коньячка? На такси домой доберемся. Ей-богу, нельзя без бутылки разобраться! И надо придумать, что с Леной делать будем. Говорить или нет ей? Хотя, что я спрашиваю, конечно, сказать! Такое не утаишь, а решение пусть сама принимает. А вы, оказывается, с ней герои! Она тебя от тюрьмы спасла, а ты человеку жизнь.
Петя достал из шкафа коньяк, бокалы, выудил шоколадку, налил. Подумал, нажал на микрофон и сказал секретарю:
― Валерия Кондратьевна, отмените на сегодня все встречи и ступайте домой, Синельникову сообщите, что планерка на нём. Меня нет до завтра.
― Горжусь, моя школа, ― прокомментировал Воронин, выпив залпом полбокала коньяка.
― А то! Твоя, конечно! Не поверишь, я всю ночь заучивал, как к секретарю обращаться, дал же бог имя!
― Ну, допустим, не бог, а родители. Сами-то придумали, как назовете сына?
― Пока нет. Но уж точно не Мефодием, как дед мечтает. Мой отец же не просит своим именем назвать! Лиля изучает гороскопы, разные трактовки имен, а я так проще предлагаю, по святцам, как родится, так и назовем.
Мужчины сидели за столом с бутылкой и говорили о чем угодно, лишь бы не возвращаться к теме, что волновала их на самом деле. Коньячные пары витали в закрытом кабинете, добавился и дым от сигарет, которые они курили для усиления эффекта от спиртного.
Игнат постепенно оттаял, стал говорить, что боится сказать Лене, как доктор его своей мистикой запугал, а он знает точно, что врага надо уничтожать. Петя возражал, что Косов сам себя поедом ест, и недаром их столкнула судьба и теперь только от Игната зависит, как он должен поступать.
Коньяк закончился, им показалось мало и оба руководителя деревянной походкой протопали мимо изумленных подчиненных на выход. Их ожидало такси.
Они приняли единственно верное решении: поехали к Ивану Родионовичу. К тому времени Елена Ивановна уже пришла домой и готовила ужин.
Появление двух горемык она восприняла с философским спокойствием, первым делом заставила поесть как следует, а потом, выслушав историю и жалобы на то, что они не понимают, как быть, уверила, что все наладится, и обещала позвонить Лиле и Лене. И отправила их спать, строго сообщив, что утра вечера мудренее.
Затем позвонила девушкам, сообщила, что благоверные у нее, лыка не вяжут, и будут спать.
Лена немедленно примчалась.
Она посмотрела на пьяного Игната, затем на такого же Петю и пришла в кухню получить разъяснения, что все-таки случилось.
Сорина налила им по стопочке, усадила Лену и рассказала той всю правду.
― Что мне делать, Елена Ивановна? ― растерянно спросила девушка.
― Тебе решать, милая. Что ты чувствуешь?
― В том-то и дело, что ничего. Может жалость? Не понимаю. Как поступить? Простить? Или только притвориться перед Игнатом, что простила?
― Не знаю. Думаю, как бы ты ни решила, все равно будешь сомневаться, не зря ли так сделала. Тут от сердца должно идти. Игнат так же мучается. Что тебе ближе? Месть или покой?
― Я так много думала, как отомстить Митьке, что устала от этих злобных мыслей, едва от них не заболела! Решила, что просто забуду о нём, и мне стало легче, а сейчас снова вернулось. Неужели это будет продолжаться всегда?
― Да, будет, пока не закроешь этот вопрос. Мне Петя рассказывал, как ты Игнатия от тюрьмы спасла и пряталась от него. А если бы вы тогда встретились, быть может, и не было бы в твоей судьбе этого кошмара с Митькой. Судьба вас с Ворониным тогда свести пыталась. А ты убегала. И сейчас собираешься убегать? Я думаю, что Митьку именно Игнат не просто так спас. Видимо, говорят вам там, на небесах, или ещё где, учитесь прощать, будьте просто счастливы.
― Спасибо вам, Елена Ивановна. И как это я сама не додумалась? Я завтра Митьку навещу и скажу, что простила его. С себя груз сниму и с Воронина. Пойду спать, только проветрю сначала. Вы с папой когда заявление подадите?
― Ой, забыла сказать, мы же вчера еще расписались! ― засмеялась Сорина.
― Ничего себе! Умеете вы удивить, тихушники!
Лена вскочила и закружила официальную мачеху в объятиях.
― Тише ты!
― Что вам подарить? Только без ложной скромности!
― А пусть Игнатий ремонт в квартире сделает, а мы с Ванюшкой пока где-нибудь на островах заморских диковинных позагораем.
― Отлично! Вот все-то обрадуются.
Утром Лену мутило от выхлопов, надышалась она от хмельного Воронина. Зато как у него глаза на лоб полезли, когда он проснулся, во-первых, не у себя дома, во-вторых, рядом лежала его красотка и, в-третьих, повела она себя как-то уж слишком, как бы сказать… фривольно, в чужом-то доме.
Оказалось, что они одни в квартире, и этим всё объяснялось.
А потом, когда Лена его вылечила своим способом от похмелья, а заодно ещё и покормила, когда Игнат благодушествовал, она сообщила, что едет к Косову, причем одна.
Вот тогда-то она впервые показала свое упрямство. И Воронин сдался. Лена привела только один аргумент:
― Пока мы не простим Митьку, детей у нас не будет, я это знаю. Мне мама сегодня снилась. Ты ей понравился. И она-то мне и сказала, что пора учиться прощать и не тратить время на злобу.
Лена затушила половину сигареты.
― В пору мне опохмеляться, так от тебя надышалась, мутит! Больше с тобой пьяным не лягу спать!
А сегодня помахала у него перед носом бумажкой и заявила, что не покажет ему список, пока тот свой не предоставит.
Зачем ей? Все равно не работает, деньги у него берет, получается, он сам себе будет подарки делать?
Воронин заржал.
Вот так просто Лена командует им!
Он остановился у Макдональдса, набрал огромную кучу всяческих коробок, колы, спрайта и поехал домой. Повариха готовила вкусно, но иногда хотелось чего-нибудь вредного.
Утрет он нос Лене Нега! Напишет список желаний!
По пути заехал в магазин канцелярских товаров, купил специальную бумагу и исписал несколько листов одним предложением: «Выходи за меня замуж».
Лена сидела у компьютера.
Когда Игнат ввалился в квартиру, побежала его встречать и освобождать от покупок.
― Написал?
― Да! Но только в обмен на твой список!
― Сейчас принесу!
Лена торжественно вручила Воронину свои листочки, а он свои. Они с подозрением посмотрели друг на друга и раскрыли их.
Прочитав три пункта, Игнат бросил листки на пол, подхватил Лену и закружил по комнате.
― Когда ты узнала?
― Вчера.
― И молчала?
― Но ты же сегодня только письменно подтвердил свое намерение взять меня замуж! А если бы не сделал предложение на бумаге, как бы я в суд на тебя подала? А так у меня есть неопровержимая улика, что ты собираешься на мне жениться!
― С чего это ты решила на меня в суд подавать? Состояние оттяпать хочешь?
― Я предупреждала, что люблю богатство! Кто будет содержать одинокую женщину с двумя детьми?
― Как, с двумя?
Игнат Воронин аккуратно поставил Лену на пол, отодвинул от себя и уставился на её живот.
Лена пожала плечами.
― А что удивляться, если в роду двойняшки по линии деда?
― Это точно? ― потрясенно спросил Игнат, ― и знаешь, кто будет?
― Нет, слишком рано, ― засмеялась Лена, ― но готовиться начинать надо сейчас. Как я и указала, переезд в усадьбу, оборудование детской комнаты и детскую коляску, а то, что двухместная нужна, так это как вишенка на торте!
Послесловие
Жили они долго и счастливо.
Сказки заканчиваются свадьбой, а семейная жизнь героев только начинается. Но мы оставим в покое Лену и Игната, они вполне счастливы, заняты детьми, собой и своими делами. Не забывают и о тех, кто близок им по крови или дружбе.
В усадьбе теперь настоящий детский сад, радостные бабушки и деды возятся с внуками, вот такой перекос в семействе пернатых, одни пацаны народились.
Счастливые мамочки иногда допускаются до воспитания малышей. Лиля предупредила, что если не дадут ей воспитывать сына, она превратится в родильную машину, будет приносить приплод ежегодно, пока не всучит каждой бабке и каждому дедуле по живой забаве, и только после родит для себя! Никто на её ворчание внимания не обращает. Петя, после рождения сына, стал явным подкаблучником и сам это признает.
Лена о планах увеличения семейства говорить была не готова, но о доченьке мечтала, хотя всё же опасалась, как бы снова двойня не вылезла.
Многое произошло нового и удивительного после её поездки в больницу к Митьке.
Она вспоминала встречу крайне редко и всегда старалась отвлечься, если не удавалось заглушить воспоминания.
В тот день Лена вошла в палату в неудачный для Косова момент, он лежал в кровати «привязанный» к капельнице. Увидев Лену, Митя приподнялся на одном локте, посмотрел на неё, снова лег и закрыл лицо ладонью.
Оба молчали.
Лена всё же пересилила себя и тихо поздоровалась. Косов отвернул лицо к стене, его плечи вздрогнули, руку от лица он так и не убрал.
Сколько прошло времени, не имело для них значения, оба словно вернулись в тот вечер.
Косов нажал на кнопку вызова сестры, та вошла почти тут же.
― Уберите капельницу, ― хриплым голосом попросил он. На возражения ответил, что сам объяснится с доктором.
Когда сестра вышла, унося штатив, он встал. Сделал два шага к Лене, протянул руку, словно хотел дотронуться до нее, и она инстинктивно отшатнулась.
― Мне нет прощения, я знаю, но всё же, надеюсь его вымолить. Лена, поверь, я осознал свою вину. Осознал давно всю мерзость моего поступка. Прошу тебя, прости!
― Мне было слишком трудно зайти сюда, и сейчас невыносима эта сцена, но если я не поставлю точку, не смогу дальше жить спокойно. Я простила тебя, Митя.
Косов снова спрятал лицо в ладонях, плечи его опустились. Ни тот, ни другой больше не могли, да и не хотели ничего добавить.
Следующие её слова заставили его застонать.
― Выздоравливай, Митя. Теперь ты кровный брат моему мужу Игнатию Воронину, это он тебя спас. Он пока не готов свести с тобой знакомство, слишком эмоционален, но пройдет время, и он справится. Вера Степановна знает, где ты? А Оленька?
― Нет. Мама меня не сможет простить, она не придёт ко мне, а Оленьку беспокоить не хочу. Из части приезжали, знают, что я не дезертир. Поднимусь на ноги ― вновь уеду.
― Я съезжу к Вере Степановне.
― Лена, не стоит обо мне хлопотать.
― Прошлого не вернуть и не переделать, Митя, с этим нам придётся жить всю жизнь. У меня есть друг, ты его знаешь, он считает, что каждый человек заслуживает шанс. Вера Степановна его тоже заслуживает. Я вряд ли захочу специально увидеться с тобой, но и бегать от тебя не собираюсь. Время покажет, как сложится жизнь. Будь здоров, Митя. И знай, я тебя уважаю за поступок, что ты совершил на глазах у Игната, он мне рассказал. Прощай.
Когда Лена вышла, Дмитрий Косов, неустрашимый дерзкий решительный вояка, схватил подушку и уткнулся в неё лицом, заглушив странные звуки.
А Лена поехала к Вере Степановне. Она не знала, что скажет, какие слова подберёт, чтобы уговорить Косову навестить сына. Лена призналась себе, что скучала без несколько надменного голоса мачехи, без её дельных замечаний. Всё же она любила эту женщину. И жалела.
Вера Степановна встретила Лену как всегда сдержанно, выслушала о сыне информацию, сухо поблагодарила. Она была актрисой от Бога, умела скрывать свои истинные чувства, только раз у неё мелькнуло в лице облегчение, когда падчерица, теперь уже бывшая, призналась, что простила Митю.
А спустя более полугода после описанных событий в усадьбу приехал Егор с невестой, привёз официальное приглашение на свадьбу.
От любви к Лене он излечился, по крайней мере, так он признался ей, чем несказанно порадовал. Оленька Косова стеснялась Лены, а Игната откровенно боялась и жалась к Егору.
Полозов умудрился познакомиться с Оленькой в палате у Митьки, так уж совпало, что они пришли одновременно навестить Косова. Ветреный Егор потерял голову от очаровательной нежной девчонки, которая смотрела на брата как на героя. Ему немедленно захотелось оберегать Оленьку от всего мира, и он больше не расставался с ней.
На свадьбе Игнат был свидетелем у Егора, там же он жёстко побеседовал с Косовым, но о чём они договорились, никому не неизвестно.
Для Лены так и осталась эта рана незажившей. Иногда она жалела, что простила Косова, на неё наваливались тоска и злоба. Тогда Лена выключала телефон и уходила гулять к озеру, или ехала на могилку к матери и там разговаривала с ней, жалуясь на свои дурные чувства. Игнату она и не думала говорить о своих чувствах, Лена видела, как тяжело принял он её решение, как иногда становился мрачным. Однажды пьяным признался ей, что всё еще жаждет убить Косова. Лена успокаивала мужа, как могла.
Вера Степановна по-прежнему служит в театре. Лена Воронина к ней приезжает нечасто, но непременно с малышней.
Митька купил машину и живет то в казарме, то на даче Синицыных. Он считается перспективным офицером и ему прочат блестящую карьеру, но при каждом удобном случае, он уезжает в командировки, защищать интересы родины. Косов признался Пете, что там он хотя бы кому-то нужен.
Игнат вскоре не выдержал безделья, на которое сам себя и обрёк, затеял новый проект, втянул в него Синицына, и они днями пропадали на работе. И таки да, он купил себе вертолёт, научился летать и обещал жене, как только та перестанет кормить грудью Ефимку и Фильку, что научит и её. Лена была согласна. В небе нет безумных гонщиков, так что не страшно.