Золушки для холостяков

Глава 11

В последнее время Альбина пребывала в постоянном состоянии блаженной гармонии и выражением лица напоминала Будду, такого, каким его изображают скульпторы (хотя Алька, естественно, намного худее).

Поэтому, когда она срывающимся и совершенно убитым голосом предложила встретиться на сеансе мануальной терапии, я сначала даже испугалась.

– У тебя проблемы со здоровьем?

– Да нет, – отмахнулась Альбина, – просто разговор есть. А мне тут как раз удалось записаться к жутко модному массажисту. Уникальный мужик, сибиряк. Вправляет позвонки, и после его сеансов летаешь. Мне Регинка Туйская посоветовала.

Регина Туйская (как ее звали на самом деле, никто не знал) была светской девушкой от кончиков пальцев ног до шляпки от Филиппа Трейси. Чем конкретно она занимается, я так и не поняла, хотя на ее стильной визитке фигурировала загадочная должность – «креатив-менеджер». Однако ее физиономия неизменно красовалась на страничках светских хроник (в том числе и нашего журнала), сопровождаемая загадочной подписью: «Светская львица Регина Т.». Насколько мне известно, у нее не было ни бойфренда-миллионера, ни влиятельных родителей, и жила она в бывшей коммуналке с протекающей крышей и шатким паркетом, так что вообще непонятно, как ей удалось прочно завоевать такой вожделенный для многих статус.

В некотором роде Регина была законодательницей мод. Правда, в ее случае речь шла не об одежде – потому как у нее просто не было денег мотаться по модным американским и европейским показам и потом шокировать приобретенными прямо с подиума шмотками окружающих. У Туйской замечательно получалось вводить в моду… оригинальные привычки и необычные хобби. Например, пару лет назад она притащила на закрытую кинопремьеру какую-то мрачную тетку неряшливого вида, при улыбке поблескивающую неинтеллигентным золотом вставных зубов, и авторитетно заявила, что ее спутница – настоящая цыганская гадалка, предсказывающая будущее.

И вот вереница модных девушек, желающих ознакомиться с еще не состоявшимися собственными достижениями и провалами, потянулась к Регини-ной протеже. Через месяц о гадалке гудела вся Москва. Одной гастритной фотомодели, однажды снявшейся в рекламе шампуня и с тех пор безрезультатно маявшейся на задворках шоу-бизнеса, она предсказала чуть ли не мировую славу. Модель воодушевилась и, несмотря на саркастическое недоверие подруг, отправила свое портфолио самому влиятельному европейскому букеру. В результате крупное парижское модельное агентство подписало с девицей контракт на двести тысяч долларов, и вот теперь модель эта ходит по подиуму у Лагерфельда и Готье, а про Москву и не вспоминает.

Другой клиентке, молоденькой звезде исторического телесериала, чье ангельское личико улыбалось с обложки каждого третьего глянцевого издания, мрачная гадалка предсказала черную жизненную полосу. «Все от тебя отвернутся, никому не будешь нужна», – сказала цыганка шокированной звезде, после чего последняя стукнула холеным кулаком по столу, смахнула карты на пол и пригрозила подать на шарлатанку в суд. И все убеждали актрису, что цыганки врут, и не бывает так, что сегодня – звезда чуть ли не первой величины, а завтра – никому не нужна. Но через несколько недель муж актрисы, а по совместительству активно пиаривший ее продюсер, застал жену в постели ее партнера по сериалу, юного атлетически сложенного студента ВГИКа. После чего сценаристам дали соответствующие указания, и те устроили героине, которую играла изменница, несчастный случай, гибель в горящем доме. Таким образом, звезда потеряла работу. Через некоторое время ее забыли журналисты, а полгода спустя светские знакомые перестали отвечать на ее звонки. Потому что московские снобы не любят дружить с неудачниками.

Цыганка (о которой, кстати, тоже вскоре все позабыли) была не единственным успешным «проектом» Регины Туйской. Еще она однажды обмолвилась о какой-то своей подруге, которая разводит хорьков, и даже притащила в ночной клуб одного из ее питомцев, который тихо-мирно сидел в ее сумочке и гостеприимно позволял всем желающим себя тискать. На следующий день телефон заводчицы хорьков раскалился – каждая модная девушка желала заполучить в свой дом симпатичное экзотическое животное. Правда, хватило всех их ненадолго – через несколько месяцев все приобретенные светскими красавицами хорьки были распроданы ими же на Птичьем рынке, потому как выяснилось, что это не просто милые безобидные зверушки, но и весьма хитрые грызуны, острые зубы которых наносят значительный урон интерьеру и предметам мебели.

Еще с подачи Туйской столичная богема устраивала вечеринки со спиритическими сеансами, делала татуировки у бывшего глухонемого заключенного, выращивала в собственных домашних теплицах экологически чистые овощи и вот теперь ходила к мануальному терапевту из Сибири.

Я не решилась спорить с взвинченной Альбиной, хотя, если честно, предпочла бы поговорить с ней в кафе, а не на сеансе у здоровяка-костоправа.

И вот мы встретились в захламленной, пропахшей пылью и кошками квартире на Алтуфьевском шоссе, где принимал чудо-доктор. В дверях нас встретил сам гуру, оказавшийся плечистым бородачом с тяжелым взглядом и руками мясника. Нам предложили снять обувь, а вот тапочек не дали, так что пришлось, мысленно распрощавшись с целостностью чулок, топать по давно не мытому паркету, вдобавок заляпанному чем-то липким.

– А мы здесь грибок не подцепим? – шепнула я Альбине, которую, похоже, совсем не смущала убогость обстановки, потому что она взирала на молчаливого бородача с обожанием фанатика.

– Тише ты, – испугалась она, – он принимает только здесь. Тут что-то с энергетическими полями связано. Ишь ты какая неженка. Между прочим, сюда ходят… – Она принялась перечислять имена гламурных моделей и прославленных актрис.

Ее туманные объяснения не слишком меня убедили. Я настороженно оглядывалась по сторонам, заранее планируя путь к отступлению на тот случай, если чудо-доктор окажется маньяком-насильником.

Бородач привел нас в тесную комнату без окон, в которой из мебели находились лишь раскладной массажный стол и полочка, заставленная иконами.

Жестом он показал мне, что надо бы раздеться. Я беспомощно взглянула на Алю и предложила бородачу начать с нее, раз уж она сама напросилась. Но тот буркнул что-то о том, что ему виднее и что если нас его услуги не интересуют, то мы можем катиться на все четыре стороны, потому как у него клиентов – на два года вперед. Альбина смотрела на меня умоляюще, в ее глазах стояла соленая влага.

Я ее пожалела.

Ладно, раз уж этому ненормальному доверяют завсегдатаи клуба «Ферст» и ресторана «Веранда у дачи», то и со мной ничего страшного не случится.

Через голову я стянула свитер, потом перешагнула через брюки, немного стесняясь перед юной и свежей Альбиной за свой тридцатилетний целлюлит, и улеглась лицом вниз на массажный стол.

Аля оседлала колченогий табурет, приютившийся в самом углу, достала из сумочки «сникерс» и приготовилась ублажить меня какой-то, судя по всему, крайне важной сплетней, в то время как массажист по имени Федор засучил рукава и угрожающе захрустел суставами пальцев.

– Вообще-то у меня проблем с осанкой нет, – на всякий случай предупредила я, – так что мой визит можно назвать профилактическим.

Кажется, он не понял ни слова из моей мини-тирады. Может быть, он тоже глухонемой, как тот татуировщик, который в свое время был Регининым протеже?

– Настя, я не знаю, что мне делать, – начала Альбина, – мне просто необходим твой совет.

– Что, какие-то проблемы с Гришей? – Я давно привыкла к тому, что под предлогом «нужен совет» подруги обычно вываливают на меня груду детальных новостей о своих любовниках.

– Да нет, с ним-то как раз все идеально. Только вот… – она запнулась и прикусила нижнюю губу, – это касается моей карьеры.

Я хотела было что-то ответить, но в этот момент Федор вдруг выверенным движением завернул мне за спину обе руки. Я взвыла от боли, чем насмерть перепугала Альбину, которая впоследствии призналась, что она подумала: Федор за что-то на меня смертельно обиделся и вот теперь хочет с корнем вырвать руки в качестве мести.

Сильные пальцы народного умельца тем временем прошлись вдоль моего позвоночника. Когда он нажимал на позвонки, мне отчетливо слышался хруст костей – самый неприятный на свете звук.

– Это у него такие методы, – на Алино лицо вернулся румянец, – ты не пугайся, Регинка меня предупреждала, что все это ужасно. Зато потом будешь летать.

– Знаешь ли, рожденный ползать… – начала я, но замолчала, потому что мощный кулак Федора опустился на нижнюю часть моей поясницы.

Ну не знаю, если это и называется «мануальная терапия», то все инквизиторы уж точно были высокопрофессиональными мануальщиками.

– Потом еще спасибо скажешь, – уговаривала меня Альбина, хотя я знала, что ей не по себе, – лучше послушай, что я тебе скажу. Мне звонил Игорь Храпков.

– Кто это? – прохрипела я.

– Это главный продюсер «Конвейера талантов».

– Приглашает сняться в следующей серии?

Я знала, что к подарившей ей кусочек славы передаче Аля относится с трепетной нежностью.

– Еще лучше. Предложил подписать контракт и поехать с другими участниками «Конвейера» в турне по городам России. Мне напишет песню сам Храпков. Ты же знаешь, он пишет только хиты. У меня будет сольный номер в каждом концерте, правда, всего один, но надо же с чего-то начинать.

– Алька, но это же здорово! Если твой Федор оставит меня в живых, я тебя даже поцелую.

– Здорово-то здорово, только вот что делать с Гришей? – мрачно вздохнула Альбина. – У меня же с ним эксклюзивный контракт.

– Но Храпков и турне «Конвейера талантов» лучше, чем контракт с начинающим продюсером и та бездарная песня, которую он для тебя купил.

– А многим она нравится! – взвилась Аля, запихивая в рот чуть ли не половину «сникерса». – Хотя, ты, наверное, права… В турне поедет оператор музыкального канала. И все местные телевизионщики вцепятся в возможность снять о нас сюжет. И потом, песня от самого Храпкова… И мой номер вошел бы в диск «Конвейера», а ты знаешь, как хорошо продаются эти диски?.. Настька, я не подписывала контракт с Григорием.

– То есть как? – удивилась я.

– Ну… – она опустила глаза, – ты же меня знаешь… Контракт находится у меня, обе копии. Джентльменское соглашение мы, так сказать, заключили. Мне надо только подпись поставить, и все. А так вопрос уже считался решенным.

– Не подписывай!.. А-а-а-а-а-а, что же вы делаете?! – Последнее восклицание относилось к Федору, который навалился на меня всем своим весом, а своими ручищами вцепился в мою шею, как маньяк-душитель.

– Но как? – растерялась Альбина. – Это будет предательство… Он так ко мне относится, так меня любит…

– Но ты всегда мечтала петь на сцене и стать звездой, – жестко заметила я, – и вот теперь у тебя такая возможность есть. А Гриша этот твой… Я его, конечно, не видела, но, судя по тому, как вы с ним познакомились, у него тоже рыльце в пушку.

– Ой, ну нашла чего вспомнить, – поморщилась Альбина. – Короче, со всеми этими проблемами я вообще лишилась сна. Не могу расслабиться, все время думаю о том, как бы здорово было поехать в это турне… И как подло это по отношению к Григорию.

Федор согнал меня с кушетки, предварительно едва не открутив мне голову. На пыточный стол была приглашена Альбина, пыл которой успел немного поостыть, так что раздевалась она нарочито медленно, чтобы хоть как-то оттянуть тот момент, когда она окажется в не знающих пощады руках сибиряка.

Сквозь боль она мужественно пыталась со мной разговаривать:

– Значит, ты точно считаешь, что я поступлю не так уж ужасно, отказавшись от контракта?

Как будто бы ей и правда было нужно мое одобрение. Хотя Алька еще такая молоденькая, ей простительно.

– Думаю, что не так уж. – Я с хрустом потянулась. После массажа меня почему-то клонило в сон.

– И я ведь в любой момент могу вернуться под Гришину опеку, да?

– Ну да. Наверное, – пожала плечами я.

– С другой стороны, может быть, он попадет на деньги из-за меня, – нахмурилась Алька, – ведь он платит и за аренду студии, и за мои уроки.

– Ты сможешь вернуть ему эти деньги, когда твой диск, записанный с помощью Храпкова, станет платиновым.

– Платиновым… – завороженно повторила Альбина. – Ой, Настена, мне даже не верится.

– Во что?

– Я всегда воспринимала свое возможное звездное будущее как нечто не совсем реальное, – призналась она, – и вот теперь наконец передо мной замаячила надежная перспектива. Кажется, только руку протяни!

Через полтора часа мы наконец покинули зловещую квартирку, и наши кошельки похудели на двести долларов. Да уж, быть светской девушкой – занятие отнюдь не малобюджетное. И пусть вся тусовка сейчас судачит о чудо-Федоре, и я могу с легкостью поддержать беседу и намекнуть, что хоть я и соприкоснулась, побывав у костоправа в гостях, с богемным образом жизни, но предпочла бы спустить эти деньги на выпивку в ночном клубе.

Хотя, с другой стороны, после его агрессивного массажа все силы моего организма ополчились против сутулости, а спина была легкой и прямой.

Так что Регина Туйская, может быть, не такая и дурочка.

Но все же больше я к мануальным терапевтам не ходок.

Две молодые женщины лежали на соседних кушетках в пропахшем ароматическими маслами салоне красоты. Одной из них делал аюрведический массаж молчаливый индус – он втирал в ее холеное тело смешанные с медом и оливковым маслом пряности, разминал ее неприятно похрустывающие позвонки, натруженным пальцем давил на активные точки.

Другая предпочла более дешевую процедуру – китайский точечный массаж стоп. Ей тоже хотелось приобщиться к модным веяниям и сделать этнический массаж. Хотя, положа руку на сердце, она не понимала, в чем здесь смысл и почему надо отдать столько денег за то, чтобы улыбчивый китаец (если это вообще настоящий китаец, а не «подстава» в виде коренного жителя Казахстана) пощекотал ей пятки. Однако у нее не было столько денег, сколько у ее подруги, чтобы по полной программе испробовать на себе восточные рецепты красоты и поднятия жизненного тонуса.

– Я так больше не могу, – призналась та, которой массировали пятки, – я должна что-то сделать. Он окончательно вышел из-под контроля. Это ужасно, такого еще не было никогда.

– А ты уверена, что тебе это вообще нужно, – лениво откликнулась расслабленная клиентка индуса, – столько лет держишь его при себе… В ваших отношениях мне видится нечто болезненное, патологическое…

Она хотела резко ответить: «Не твое дело!» – но вовремя осеклась. Нельзя грубить человеку, на помощь которого рассчитываешь.

Поэтому она всего лишь рассеянно сказала:

– Может быть… Но, понимаешь, без него я уже не могу.

– Понимаю, – с готовностью откликнулась ее подруга, – у меня такое было. Подсела на одного мужика, как на героин какой-нибудь. А он меня использовал, а сам был женат. Правда, мне тогда было семнадцать лет и он был моим первым мужчиной. А вот куда смотришь ты, я понять не могу. Тебе давно пора заняться своей собственной жизнью, а не жить чужой.

– А я, по-твоему, чем занимаюсь? Это и есть моя жизнь. Он – моя жизнь. Ну, не только он, допустим, но все равно… Поэтому я и обратилась к тебе.

– Но я-то что сделать могу? – Женщина попробовала пожать плечами, но была остановлена индусом, который твердо сказал, что во время данной разновидности массажа шевелиться нельзя.

– Я хочу, чтобы ты им рассказала, – раздался в ответ горячий шепот, – пусть все знают. Почему я одна должна страдать, а ему все – как с гуся вода?!

– Ну я не знаю… Это так подло.

– А он поступает не подло, да? Встречается со столькими бабами одновременно. Пользуется разными именами.

– Это же его творческие псевдонимы.

– Так он мог им сказать, что это псевдонимы, в чем вопрос? Ну что тебе стоит?

– Да в принципе, ничего, – расслабляющий массаж сделал ее мягкой и податливой, – в принципе, я и так давно с ними не встречалась…

– Вот и встретишься заодно.

– Ну ладно, ты меня уломала. Позавтракаю с ними в субботу…

– Вот спасибо!

– Не надо благодарить заранее… А вообще, ты меня, конечно, шокировала. Такая история, столько дурацких совпадений. Тебе надо продать ее какому-нибудь кинорежиссеру, кучу денег заработаешь!

Всех красивых женщин я терпеть не могу – всех, кроме своей приятельницы Вероники. Ее перевариваю только по той причине, что Ника настолько глупа, что на фабрике по производству тупых голубоглазых блондинок могла бы работать эталоном.

У Ники есть богатый муж – молчаливый мужик, который, по официальной версии, успешно торгует элитной мебелью, но на самом деле у него на «пачке» написано: Бандит с большой буквы. Он кичится красотой супруги, но по понятным причинам запрещает ей разговаривать на людях. Если они выходят вместе в свет, то Вероника только улыбается или тихо мямлит: «спасибо», «пожалуйста», в крайнем случае – «передайте мне еще вон тех устриц».

Так что большую часть времени Ника вынужденно безмолвствует. Зато пару раз в месяц «отрывается» на своих подругах, на которых беззастенчиво выливает тонны нефильтрованного словесного поноса.

А подружек у нее, ни много ни мало, три.

Я, Танька и Альбина.

Раньше их было больше – ведь Вероника из бывших манекенщиц, к тому же окончила два с половиной курса истфака МГУ, куда ее пристроил по очень большому блату работающий в правительстве отец.

Но в один прекрасный день бандит-супруг решил отфильтровать подружек благоверной – мол, жене такого уважаемого человека не пристало точить лясы с кем попало. И вот почему-то в результате этого кастинга возле Ники остались только мы.

Хотя по каким причинам мы приглянулись ее мужу – вообще непонятно. Ну кто мы такие – неудачливая журналисточка, дорогая проститутка и никому не известная певица.

«Наверное, все остальные еще хуже были», – подумали мы.

Лично я с удовольствием и вовсе с Никой бы не общалась. По мне, так это пустая трата времени – сидеть напротив нее в каком-нибудь «Вог-кафе» и, украдкой кидая нетерпеливые взгляды на часы, выслушивать про новые Вероникины шмотки и то ли завидовать ей, то ли жалеть запертую в золотой клетке несчастную девицу.

Но в то же время я чувствую за нее некоторую ответственность – ведь если я пошлю ее туда, куда она заслуживает отправиться, то у бедной Ники вообще не останется подруг.

И вот очередным субботним утром мы с Альбиной и Танькой отважно несли свой крест – завтракали с Никой в «Марракеше».

Для каждой из нас троих этот завтрак был всего лишь незначительным пунктом в нескончаемой череде субботних дел. А вот Вероника воспринимала встречу эту как выход в свет, поэтому и оделась с отчаянием особы, которая засиделась дома. Белая с золотом юбка из последней коллекции «Унгаро», многослойная блуза, белые сапоги, волнистые волосы упрятаны под шелковую бандану, из-под которой сверкают серьги такого угрожающего размера, словно Ника собиралась петь в оперном театре партию Кармен и хотела, чтобы ее украшения были хорошо видны даже зрителям в бельэтаже.

На фоне ее тропической несуразности мы выглядели слегка увядшими розами. Альбина примчалась с хореографической репетиции – ее не первой свежести прическа была закреплена потрепанной резинкой. Татьяна не накрасилась, поскольку после завтрака собиралась на чистку лица. Ну а я… Я просто проспала, поэтому и выглядела как женщина, выскочившая из дома через семь с половиной минут после экспресс-чистки зубов.

И вот наша унылая троица уже битый час вкушала рахат-лукум ручного приготовления и выслушивала о том, как же все-таки сладка и насыщенна жизнь второй половины московского миллионера.

Вот что мы узнали из сбивчивого Вероникиного монолога:

Первое. Она попала на страничку светской хроники журнала «L’Officiel», где под ее крошечным фотопортретом поместили надпись: «Неизвестная в ультрамодном жакете».

Второе. Как же это круто – попасть в такой уважаемый журнал, но было бы, конечно, намного лучше, если бы никчемные журналистишки упомянули ее имя. Ведь она вполне могла бы стать звездой, если бы только захотела.

Третье. Найти порядочную горничную – жуткая проблема. Одни воруют косметику, другие плохо вытирают пыль, третьи считают, что являются представителями элитной профессии и должны получать как минимум две штуки баксов в месяц.

Четвертое. Зато в Москве открылось специальное ателье, где шьют одежду для прислуги. И Ника заказала там четыре платья в стиле средневековой Италии, так что теперь осталось только горничных подходящих нанять.

Пятое. Если у тебя нет денег и ты имела несчастье родиться женщиной, то тебе стоит повеситься, справив тридцатый день рождения. Потому что только жены миллионеров могут выглядеть молодо и достойно в нашем сумрачном мире, исполненном вредных выбросов в атмосферу, отрицательных эмоций и досадных калорий, которые так и хочется потреблять и потреблять.

Шестое. Вероника пользуется только кремом, приготовленным для нее вручную известным бельгийским косметологом. Крем неповторим, как ее ДНК, и стоит столько, что вместо него можно купить отечественный автомобиль.

Седьмое. Как же это сложно – быть такой красивой.

Восьмое. Как же это сложно – быть такой умной и оригинальной.

Девятое. Как же это сложно, когда все вокруг тебе завидуют.

Десятое. У Вероники появилась еще одна одобренная мужем подруга! И в отличие от некоторых она так любит Нику, что готова видеться с нею хоть каждый день.

И если все предыдущие новости из жизни зажравшейся блондинки мы выслушивали со скептическими ухмылками, но молча, то на последнюю отреагировали весьма живо. Появилась еще одна подружка – ну надо же! Значит, теперь можно реже видеться с этой идиоткой и притом не быть замученными угрызениями совести.

– И кто же она? – спросила Аля. – Расскажи!

– О, это такая потрясающая девушка, – закатила глаза Ника, – она, конечно, не красавица, но зато такая добрая. Ведь это так сложно, когда у тебя есть красивая подруга.

– Постой, но ты только что сказала, что она не красавица, – возразила Татьяна.

– Я имею в виду себя, – раздраженно пояснила Вероника. – И она очень веселая. Мы постоянно ходим на какие-то тусовки, презентации, в ночные клубы.

– И тебя отпускает муж? – не поверила я.

Помнится, года два назад, когда Ника еще только была счастливой невестой, предвкушающей, как здорово она будет растрачивать капиталы муженька, последний выбил ей зуб за то, что она потащилась в «Ферст» с каким-то своим приятелем-манекенщиком. Вероника тогда завывала, клялась убить мерзавца, а потом самой выпрыгнуть из окна. В итоге суровый жених оплатил ей коронку, и эта история замялась сама собою.

– С ней – да! – гордо объявила Вероника. – Он говорит, что она надежная. А какая у нее веселая жизнь!

– И чем же она занимается? – немного ревниво поинтересовалась Альбина.

– Так, ничем, деньги тратит, – пожала плечами Ника, как будто бы такое положение дел было чем-то само собой разумеющимся.

– Чьи? – сузив глаза, спросила Танька, на которую сообщения об очередной удачно пристроившейся содержанке действовали раздражающе.

– У нее был богатющий муж, генеральный директор рекламного агентства, – охотно объяснила Ника, – а потом они развелись, и вот теперь Варя живет одна.

– Варя? – насторожилась я. – Бывшая жена директора рекламного агентства?

– Это что, твоя Варька, что ли? – хмыкнула Татьяна. – Надо же, как тесен мир.

Знала бы она тогда, насколько права оказалась.

– Вы ее тоже знаете? – округлила голубые глаза Вероника.

– Вроде того. Мы вместе работали когда-то и теперь иногда общаемся.

– Ну тогда вы в курсе насчет ее очередной забавы, – хлопнула в ладоши Ника. – Смешно придумано, да? И какие же все-таки бабы дуры!

– Ты о чем? – подозрительно спросила я.

– Ну как же. О Кольке ее, о чем же еще. И о том, как она ему нервы треплет и как они на пару развлекаются! То есть развлекается, конечно, Варька, а Коля – это вроде как ее невинная жертва. Но со стороны все это выглядит уморительно. – Вероника не могла сдержать смех. Смеялась она некрасиво.

– Прости, но я не в курсе, – нахмурилась я. И только тогда поняла, что почти ничего не знаю о личной жизни Варвары. Пусть ее общение всегда было для меня обременительным, но все равно получилось так, что в последнее время мы встречались довольно часто, а я знала о ней только то, что она спит с Люсиком и очень этим обстоятельством довольна. Хотя влюбленной Варвара не выглядела, это точно. Почему-то я не удосужилась спросить – а из-за чего, собственно, она рассталась с мужем и, вообще, что творится у нее на сердце.

– Тогда сейчас расскажу. – Красивые ноздри Вероники хищно раздувались. Она была горда тем, что является носительницей такой важной эксклюзивной сплетни и что все окружающие теперь заглядывают ей в рот и ждут, когда же она соблаговолит излить на них лавину своего красноречия.

История, рассказанная Никой, была банальна до безобразия.

Наша общая подруга Варвара всю жизнь мечтала облегчить свое существование с помощью чьего-нибудь щедрого кошелька. И, заполучив в свои сети моего бывшего начальника, генерального директора рекламного агентства, она ненадолго расслабилась и приготовилась с головой окунуться в блаженство оплаченной супругом праздности. Варя гуляла на всю катушку – ее день начинался с визита массажистки и маникюрши, потом она ехала завтракать в ресторан, потом ходила по магазинам, потом заруливала на какую-нибудь выставку, потом обедала с подружками, зависть которых была ей как бальзам на сердце. Вечера были отведены общению с супругом, который души в ней не чаял, был искренне влюблен, наслаждался ее обществом и собирался иметь от нее как минимум троих детей. Будущее Вари было ясным, прозрачным и явно благополучным.

Одна проблема – сначала она думала, что бездонный кошелек рекламного магната хоть немножко сгладит тот факт, что сам он толст, лыс и в целом напоминает мультипликационного хряка. Как говорится: стерпится – слюбится. Но ничего подобного не произошло. Супруг был противен ей до тошноты и с течением времени не начал вызывать у нее никаких иных чувств.

Что ей оставалось делать? Вариантов было два – либо послать нелюбимого мужа ко всем чертям и зажить припеваючи (но без мелких дамских радостей типа покупки трех шуб сразу), либо смириться с его лишним весом, громкой отрыжкой и противной потливостью и наслаждаться материальной стороной дела.

Варя выбрала третье – завела себе любовника. Молодого, красивого и небогатого.

С журналистом по имени Николай Синица она познакомилась в галерее китайского антиквариата. Коля, работник светского глянцевого журнала, пришел на открытие, чтобы написать материал о новых интерьерных тенденциях. А Варя, почти единственной радостью для которой был неумеренный шопинг, думала, что эта галерея – идеальное место для того, чтобы оставить там пару десятков тысяч долларов и взамен получить что-нибудь экзотическое, намекающее на ее неординарность и тонкий вкус.

Кто знал, что в итоге она оставит среди пыльных сундуков и причудливых резных ширм свое сердце, а взамен получит неожиданную бедность и полную неуверенность в собственном будущем?

Их роман развивался стремительно.

Варвара сняла квартиру на Сретенке. Супругу она соврала, что отныне четыре раза в неделю она намерена брать уроки декоративной флористики, и чувствовала себя при этом современной мадам Бовари.

Сначала их отношения были всего лишь концентрированной страстью, но вскоре Варвара поняла, что Коля, которого правильнее всего можно было охарактеризовать словом «никто», оказывает на нее поистине магнетическое действие. Она подсела на него, как на сильный наркотик. Когда Николай свалился с воспалением легких, Варя сначала даже обрадовалась вынужденной передышке – она отдохнет от любовника и, возможно, хоть немного ослабит тот гипнотический эффект, который производит на нее один только запах волос Николая. Продержалась она ровно восемь часов, после чего сварила густой куриный бульон (это было нечто сверхъестественное, Варенька ведь всегда презирала домашних хозяек и вообще не умела готовить ничего сложнее омлета) и помчалась спасать захворавшего любимого.

Коля пытался предложить ей взаимность, а также руку и сердце в придачу. Но разве могла Варвара обменять сорванный джекпот в лице генерального директора на сомнительное счастье в «хрущобе» в спальном районе Москвы? Это было невозможно.

Так и жили. Любила Николая, терпела акулу рекламного бизнеса, по-прежнему тратила деньги и четыре раза в неделю, как по расписанию, посещала квартирку на Сретенке.

Гром грянул спустя семь месяцев после их с Николаем первой встречи.

Однажды в любовное гнездышко ворвались шестеро молодчиков в одинаковой камуфляжной форме, с масками на лицах и автоматами наперевес. Опрокинули лицом вниз и Николая, и рыдающую от страха Вареньку, обшарили все углы, разбили коллекционный фарфоровый сервиз, привезенный ею специально для создания в съемной квартире атмосферы непритязательного эстетства. Обыскали героя-любовника, внимательно изучили его документы, сломали ему три ребра и в кровь разбили нос. Варваре тоже досталось пару тычков в физиономию – после случившегося она месяц не выходила на люди, залечивая некрасивые синяки.

Потом выяснилось, что ухари в камуфляже были вовсе не бандитами, а штатными сотрудниками службы безопасности того самого рекламного агентства, которым руководил Варин супруг. Оказывается, он давно заподозрил неладное, просто не хотел бить тревогу, не ознакомившись со всеми деталями адюльтера. А когда понял, что его самые худшие подозрения подтвердились на все сто, решил наказать жену-обманщицу.

Напрасно Варвара валялась у магната в ногах, запоздало признавалась в любви и пела слезные арии на тему «бес попутал». Она была «уволена» из любимых женщин обманутого мужа окончательно, бесповоротно, навсегда и даже без выходного пособия.

Это было самое обидное.

Он не разрешил ей забрать ничего. Спрашивается, зачем ему понадобился шкаф, забитый ее одеждой, которую Варенька приобретала преимущественно в Риме, Нью-Йорке и Лондоне, – на добрую память, что ли? Зачем ему антикварная коллекция фарфоровых кукол? Зачем ноутбук розового цвета и украшенный сапфирами мобильник?

Варвара ушла из мужниного дома чуть ли не босой.

И сначала, совсем ненадолго, ей показалось, что она получила желанное освобождение. Тайная квартира на Сретенке стала ее общим домом с журналистом Николаем. Ну а потом, когда пришло время оплачивать следующий месяц аренды, выяснилось, что Варина кредитная карточка заблокирована – а что еще можно было ожидать?

У нее началась депрессия. Не помогало даже утешение Николая. А когда он преподнес ей намекающее на его чувства кольцо – скрепленные между собой два ободка из желтого и красного золота, копеечная побрякушка, – она разрыдалась, и это были отнюдь не слезы радости.

Варя была неизлечимо отравлена роскошью.

За полтора года удачного супружества она привыкла спать на шелковом белье, получать завтрак в постель от услужливой домработницы, есть черную икру ложками, запивая ее двухсотдолларовым шампанским, не чувствовать разницы между покупкой хлеба и приобретением пальто от «Шанель», и вообще ни в чем себе не отказывать.

Ей бы на работу устроиться, да вот только куда деться от вгоняющего в депрессию ощущения несправедливости?

Сначала Варя запила. Две недели не отвечала на звонки приятелей. Потом одумалась, в одно прекрасное утро увидев в зеркале свое опухшее лицо. Умылась, позвонила в известное хедхантинговое агентство, сказала, что ищет работу. Ее спросили, а кем она работала до замужества, она по-честному рассказала про свое триумфальное офис-менеджерство. Ей сразу же предложили пойти секретарем к малоизвестному политику, четыреста пятьдесят условных единиц на испытательный срок. Варя расплакалась, повесила трубку и больше к поиску работы не возвращалась.

Зато ей позвонил один из шапочных знакомых бывшего супруга, который всегда был к ней немного неравнодушен. Он был в курсе ее неприятностей и решил помочь ей развеяться. Пригласил ее на Кипр, полностью за его счет. Море, солнце, тигровые креветки, джакузи в номере, а в качестве бонуса общество самого благожелателя – еще более толстого и противного, чем ее экс-муж. От безнадеги она согласилась. И неожиданно кипрская эпопея открыла перед ней новые горизонты. За курортную неделю она получила в подарок норковую шубу, полкило золотых украшений и даже некоторую наличность, которую по возвращении привычно спустила в московских магазинах.

Депрессия отошла на второй план.

Варя поняла, что ей на самом деле надо. А надо ей было не так уж и много – найти еще одного магната, который пожелает связать себя с ней узами Гименея, и остаток жизни провести отгороженной от мира, в пещерке блаженного благополучия. Уж в этот раз она бы так не опростоволосилась. Она бы вообще отказалась от секса и держала бы ухо востро, чтобы не навлечь на свою голову гнев очередного спутника жизни.

Но вот невезение – новые мужчины, с которыми Варвара знакомилась в ночных клубах и модных кафе (во все эти заведения Варю пускали, потому что ее лицо успело примелькаться охранникам), были рады провести с ней время, накормить ее ужином в «Рэдиссон САС Славянской», провести с ней ночь и даже дать ей денег, но вот жениться на ней никто из них не хотел.

Что же касается отвергнутого ею Николая, то он изо всех сил пытался наладить пошатнувшееся личное счастье. Красивые мужчины в Москве нарасхват – вне зависимости от того, обеспечены они или нет. Коля пошел вразнос. У него появились девушки – фотомодель, студентка ВГИКа, симпатичная администраторша модного кафе. Бесхитростным блудом он отчаянно пытался заглушить страсть к женщине, которая была слишком расчетливой, чтобы перешагнуть через свои принципы в пользу простого женского счастья и пресловутого рая в шалаше.

Варвара взбунтовалась. Она и сама от себя не ожидала такого – ее собственное рыльце было в пушку, она принципиально не хотела связывать себя с нищим мужиком (хотя по московским меркам Николай зарабатывал не то чтобы очень плохо, но по Вариным критериям мужчина, у которого не было возможности возить ее в Рио каждые выходные, считался голодранцем). Но и отпускать того, кто сумел прикоснуться к ее заключенному в свинцовый сундук сердцу, не хотелось.

Она навела справки и выяснила, что фотомодель приторговывает легкими наркотиками, студентка ВГИКа трижды лечилась от венерических инфекций, а у администраторши кафе за спиной длившаяся четыре с половиной года лесбийская связь.

Николай был шокирован – по всему выходило, что его окружают не женщины, а исчадия ада, еще больше подчеркивающие ангельскую сущность его любимой Варвары. Да, она интересуется исключительно богатыми мужчинами, но ведь у нее на этот счет имеется своя вполне логически выстроенная теория. Она не обманывает никого, не пытается казаться лучше или чище. Она такая, какая есть, и она прекрасна в своей честности и недоступности.

– И вот он, естественно, своих теток бросил, – продолжала воодушевленно рассказывать Вероника, – и нашел новых. Подцепил какую-то балеринку и еще смазливенькую продавщицу из «Арбат Престижа». И опять та же история.

– Они оказались монстрами? – оживилась Альбина, которая всегда любила сплетни с примесью драматизма.

– Ну да. Варя наняла частного детектива и выяснила, что балерина спит со всеми подряд, чтобы получить нужную партию. И это учитывая, что танцевала она не в Большом, а в каком-то мелком театришке с примесью авангардизма. А у продавщицы есть муж, с которым она вместе не живет, но тем не менее периодически трахается.

– Какой невезучий мужик, – вздохнула Аля.

– Постой, – возмутилась я, – при чем тут его невезучесть? Она-то, Варя, зачем лезет в его жизнь, раз они давно расстались?

– Может быть, хочет помочь? – предположила наивная Альбина.

– Ага, держи карман шире, – фыркнула Танька, которая всегда Варвару за что-то недолюбливала, – такая поможет тебе. Палец дашь, а она руку откусит.

– Даже если хочет помочь, зачем такое маниакальное внимание к его новым девушкам? – недоумевала я. – Вот у меня обычно происходит так: если я с мужчиной порвала, то это навсегда. И никаких «но». Мы можем остаться друзьями, но вряд ли я буду платить свои кровные частному детективу, чтобы разведать, а не спит ли его новая с кем-нибудь еще.

– Вообще-то это и правда удивительно, – согласилась Альбина.

Вероника молча нас слушала и улыбалась.

– Девочки, так вы ничего не поняли? – наконец спросила она. – Варвара любит Колю, поэтому ее задевает, если он начинает с кем-то встречаться. И она специально все это подстраивает.

– Ну ни фига себе! – воскликнула Татьяна. – Я знала, что от этой барракуды надо держаться подальше. Но не думала, что она невменяема до такой степени!

– Так у продавщицы на самом деле никакого мужа нет? – недоверчиво переспросила я. – А балерина ни с кем не спала за роли? И фотомодель не продавала наркотики?

– Муж у продавщицы был, – поморщившись, объяснила Вероника. Она любила сплетничать про сильных мира сего, но никак не про каких-то продавщиц. – Только Варька подсунула Николаю старые их фотографии. Балерина всего лишь однажды переспала с директором театра. А фотомодель пару раз угостила кокаином своих подружек.

– Ужас. – Я почему-то расстроилась. Мне стало жалко бедного мужика, настолько безголового (или это просто любовь иногда до такой степени ослепляет людей?), что он умудрился превратиться в марионетку Варвары.

– Это еще цветочки, – расхохоталась Вероника. Вот кого сложившаяся ситуация не вгоняла в депрессию, а веселила. – Соль в том, что это повторяется каждый раз. Но он, конечно, тоже хорош. Ведь он не пытается завести нормальные отношения, только пудрит женщинам мозги. Встречается с десятками баб одновременно. Вот и сейчас… Крутит шашни со светской журналисточкой, между прочим, Варькиной приятельницей. Еще нашел себе какую-то шалашовку, содержанку богатых мужиков, которой он вообще невесть почему приглянулся. И певичку, совсем соплю. Она еще, говорят, участвовала в этой популярной телепередаче, «Конвейер талантов». О, Алька, а ты же тоже там участвовала, – вдруг вспомнила Ника, – может, ты ее даже знаешь!

Мы переглянулись. Танька нервно сглотнула, Альбинины глаза начали наполняться слезами. Вероника, которая была не более чуткой, чем каменная статуя, ничего не заметила и продолжала весело щебетать о том, что жизнь иногда бывает поинтереснее латиноамериканских сериалов. И о том, что позавчера она рассказала эту историю своему приятелю-режиссеру, и тот сказал ей, что из этого может получиться классный остросюжетный фильм.

– Ника, – перебила ее я, – все это очень интересно… Но как получилось, что эти девушки ни о чем не догадываются? Мир так тесен…

– Все очень просто, – словоохотливо объяснила Вероника, – этот Синица – человек творческий. У него несколько работ. Он редактор какого-то грязного журнала сплетен. Потом он фотографирует для мелкого модельного агентства, оттуда, кстати, и моделек берет. И еще недавно начал заниматься продюсерской деятельностью. Таким образом у него есть три творческих псевдонима. Сейчас это модно. Мечтает прорваться на вершину шоу-бизнеса, но, похоже, это ему не светит.

– Почему? – подбоченилась Аля.

– А говорят, что эта его певичка, с которой он крутит шашни, а заодно и раскручивает ее саму, – полная бездарность.

Этого Альбина вынести не смогла. Из нас троих у нее все-таки были самые слабые нервы.

– Мне надо в туалет, – тоненько пропищала она, выбираясь из-за стола.