Зов горы

Глава 11

Паук сидит в Парк-Плэйсе на перекрестке Ленинского проспекта и улицы Миклухо-Маклая.

Со стороны кажется, что это воронежский командировочный в джинсах и кроссовках расселся посреди лобби и ворочает головой в стороны. Столица его поразила – роскошь-то какая! Вон и негр прошел к общежитиям РУДН. Морда черная, ладошки белые – чудо дивное.

Паук выпустил пузо из рубашки, потеет на кожаных диванах под хрустальной люстрой.

Я прохожу вращающуюся дверь, охрана равнодушно скользит по мне взглядом. В Парк-Плэйсе много чего располагается: есть и спортивный клуб, и ресторан, и бары, есть куча офисов, гостиничные номера, мало ли куда я могу топать.

Но паук знает, что я пришла к нему. Одну из ниточек его паутины я задела еще у метро «Юго-Западная». И мое трепыхание он не спутает ни с чем.

Сидит, нарочито спиной ко входу, ждет меня с веселым любопытством. Пауку скучно, а я такая забавная.

– Ну, тебя и разбомбило! – говорю я его потному затылку.

Он не оборачивается, хмыкает. Закуривает сигару. Охрана даже бровью не ведет. И это в наши-то антиникотиновые времена! Да, поднялся паук…

– И все? – спрашивает он разочарованно. – Я думал, ты топор метнешь. Мне ведь передали твои угрозы. Ай, страшно-то как было! Думал, ну все, капец. До августа не доживу. Но нет – живу, потею.

Я сажусь рядом, он с удовольствием смотрит на меня. Затем выпускает вонючее кольцо дыма. На донышке его взгляда я замечаю немного ностальгии. Это хорошо.

– Еще не полночь, царь, – говорю я ему.

Он наклоняется, чтобы меня чмокнуть.

Из-под земли появляется индус с тележкой, уставленной серебряными жаровнями.

– Я нам индийский обед заказал, – поясняет Мищенко. – Ты же любишь индийскую кухню.

– Здесь дорого. Я хожу в «Деви-кафе» на Миклухе.

– Фу! – говорит Коля. – Зачем ты о деньгах? Неужели я не могу себе позволить угостить девушку, которую люблю?

Ох, болтун.

Появляется еще один командировочный, потом еще один. Чего-то бормочут ему на ухо, он покачивает головой, накладывая мне на тарелку «дал-махани». Индус пытается перехватить инициативу, но один из командировочных бросает на него испепеляющий взгляд, и сотрудник общепита испаряется.

Мищенко охает и пышет жаром: тут и сигарный дым, и соус «Тикка масала». Из глаз Коли льются слезы – явно перелил соуса – но глаза за слезами острые и жуткие. Я чувствую, что его паучий профессионализм сильно вырос за последние годы.

– Как жизнь-то? – спрашиваю осторожно.

– Тоска, – кашляет он, выпуская пламя изо рта. – Мир такой предсказуемый. Вы надо мной смеялись, а я ведь точно все предугадал. Может, в фантасты пойти? Книжки писать?

– Что ты предугадал?

– А вот глянь, – он наконец продышался и показывает мне на газету, лежащую на диване. – Почитай, чем теперь будут заниматься все эти американские научные говнюки.

– Читать лень. Изложи конспективно.

– Они, короче, говорят, что накопили совершенно безумные по размерам базы данных. Из социальных сетей, приложений, покупок по интернету, почты, поисковых запросов, мобильного трафика – а это миллиарды, да бери выше, миллиарды миллиардов единиц информации! Но что с ней делать – никто не знает. Теперь это надо как-то систематизировать. К такой задаче и подступиться-то страшно, но все понимают, что именно здесь – прорыв. Ты только представь! За этими данными спрятаны все коды нашей жизни. Это, блин, золотое дно!

– Прямо-таки вижу, как они все это систематизируют и определяют наконец, что красные бюстгальтеры чаще всего покупают в полнолуние.

– Будет и лишнее, ненужное, – соглашается он, накладывая шпинат с домашним сыром. – Но будет и то, что навсегда сделает их хозяевами мира. Вот, куда они решили направить мозги! А мы ушами хлопаем.

– Ну, ты не хлопаешь. Ты ведь всегда искал связи явлений.

– Что люблю, то люблю, – он умиленно смотрит, как я ем. – И если тебе нужны деньги, то попроси, я дам. А если переспишь со мной – дам много.

Я даже не подавилась – привыкла уже к его манерам.

– Как они на тебя вышли? Ну, Фоменко с его людьми? – спросила я.

– Как все выходят… У меня клиентов много, есть даже фирмы крупные, и даже ФСБ не гнушается. Большая такая организация, соли-и-идная, а тоже к Коле на поклон ходит… – Мищенко ерничает. – Много информации, дружок – это все равно что мало информации. А они собирают, собирают, а что делать с ней потом – не знают. Она, как каша из горшка, все лезет и лезет. Вот америкосы уже задумались. Понимают, суки, куда силы направить…

Эдак он долго хвастать будет.

Хотя, если по чесноку, он нам еще в 2011 году излагал то же самое. Он одержим систематизацией данных, даже программки всякие пишет. Вот и идут к нему на поклон и стар, и млад.

То, что наш новый сотрудник Коля Мищенко – существо необычное, мы поняли сразу. Он еще при нас сильно увлекался созданием паутин. Плел их из своего немаленького живота, ловил мух. Когда фирма развалилась, он приобрел бесценный опыт крушения и базы данных. До сих пор, поди, в них ковыряется. Страшно подумать, какие выводы он уже сделал и какие сделает. Уверена, что его разочарование в человечестве множится день ото дня.

– Не собираешься в Америку свалить? – спрашиваю я.

– Да кто ж меня выпустит? – важничает он. – Я, дружок, такие вещи ФСБ-шные знаю, что меня только на кладбище отпустят, да и то вряд ли. Сожгут где-нибудь в их тайном крематории…

В глазах Мищенко загорается угрюмая гордость.

Для него это венец карьеры – быть сожженным в крематории для сотрудников ФСБ.

– И чего Фоменко хотел, Коль? – спрашиваю я. – Каков был его заказ?

Он какое-то время молчит.

Вздыхает.

– Юрист его приезжал. Моль белокрылая. – говорит неохотно. – Сказал, что ее в секту сманили. Ну, я и подумал, что ты на этом сможешь заработать…

– Здрасьте! А я тебя об этом просила? Ну, скажи – просила?!

Он хихикает.

– Какие он тебе материалы показывал? – спрашиваю я.

– Да все.

– И на Арцыбашева тоже?

– Который, типа, сгорел? А как же.

– И чего думаешь?

– Все с него началось, это как пить дать. Вот только этого Арцыбашева полиция по молекулам разложила – и ничего. Просто жил мужик, жил, а потом сорвался в Москву, к Фоменко.

– И никаких новых знакомств, необычных встреч, странных электронных писем?

– Никаких. Никогда не был связан с «Белухой». И никто в его окружении. Но информация о «Белухе» стопудово пошла от него… А вот как она попала к нему?

– Звонок из другого города. От человека, с которым он давно не общался, – говорю я.

Коля вздыхает.

– Скорее всего… Но учти, что их тоже всех допросили…

Я размышляю несколько секунд.

– А ты когда материалы изучал, между Арцыбашевым и самим Фоменко что-нибудь обнаружил?

Он смотрит на меня с удовольствием, как на способную ученицу.

Качает головой.

– Они никогда не встречались. Все перелопатили до седьмого колена – нет.

Я даже не ожидала, что так расстроюсь.

– Я была уверена… Черт…. Черт! – и бью кулаком по дивану.

– А ты не будь уверена, – советует он. – Меньше разочарований. Впрочем, одну загогулину я все-таки обнаружил. Арцыбашев в начале 90-х работал ментом в Москаленках. Ничего не говорит название?

Название и правда кажется мне знакомым.

– Подожди… Подожди, сама вспомню! – я предостерегающе поднимаю руку, он улыбается, глядя на меня сквозь дым очередной сигары.

Нас так натаскивали – заставляли запоминать любую хрень, встреченную на пути. Вывески, газетные объявления, названия станций, имена на бейджиках, фильмы с афиш, точное время радиопередач, часы увядания настурций на клумбах – любой бесполезный факт мог оказаться полезным.

Я вспомнила себя, сидящую на унитазе и запоминающую, как будет по-казахски «освежитель воздуха «малина»». Вспомнила надпись на финском киселе: «Омскакас» – по-шведски это означает «взболтать». Согласно теории нашего хозяина, это шведское слово однажды спасет мою жизнь.

Надпись на киселе…

Юридический адрес производителя…

Маленькие такие буковки…

Москаленки…

– Пельмени! – сказала я.

– Не потеряла навык, умница. Все еще запоминаешь? С медицинской точки зрения, это невроз. Некоторые идиоты складывают цифры в номерах проезжающих машин. Эта одержимость самая глупая, но и она будет востребована, уж поверь мне… Ты права, это выходные данные пельменей. Раньше хорошие были, сейчас дерьмо. Эти пельмени, действительно, делают в Москаленках. Но где это? Крупно там что написано? Название пельменей какое?

Мозги мои снова заскрипели.

– Так, сейчас… пельмени… пельмени «Сибирские»?

– Не-а. Холодно.

– Но это в Сибири, я точно помню.

– Сибирь большая…

Сибирские, Байкальские, Иркутские, Алтайские, Таежные, Медвежьи, Староверские, Тюменские – теплее – Кедровые, Новосибирские – какие там города еще? Напоминаю, что на свете есть Интернет, и почему бы тебе, Света, не посмотреть, где находятся эти чертовы Москаленки? – нет, я докажу ему, что еще чего-то стою – Югорские, Уренгойские, Газовые, Березовые, Ермаковские, Омские…

Точно! Взболтать. Омскакас. Я вспомнила потому, что запивала их киселем.

– «Омские»! Это пельмени «Омские».

– Да, дружок. Москаленки – это населенный пункт в Омской области.

– Фоменко начинал в Омске.

– Да. Правда, он утверждает, что никогда не встречался с Арцыбашевым. Но кто знает?

– Скажем, Арцыбашев что-то знал про Фоменко, – размышляю я вслух. – Хотел на этом заработать, поэтому и поехал в Москву без денег. Потом похитил его дочь…

– И? – насмешливо уточняет Мищенко. – Дальше-то что?

– Ну, может, все пошло не так, как он планировал. Она, скажем, погибла, он испугался, сбежал, инсценировал свою смерть… Вот только при чем здесь секта «Белуха»?

– Не при чем, – соглашается Мищенко.

– Слушай, а может, сам папаша ее того?

– Родную дочь?! – пугается Коля. – Кровиночку? – раздумывает. – Да нет. Он правда, не знает, где она. Если бы он ее убил, на фига ему снова всех будоражить? Не думаю.

– Ну, – вздыхаю я. – В любом случае спасибо за новый факт. Хоть что-то. Под финал, так сказать…

– Под фина-ал? – его брови полезли наверх. – Не будь идиоткой! История Гали Фоменко – это только начало.

Он любит красивые и ужасные фразы. Это его способ соблазнения.

– Светуль, – говорит он. – А поехали ко мне, я тебе свой дом покажу. Тысяча метров, бассейн, сауна. Спортивный зал собственный.