Зов горы

Глава 8

Мы вышли с ним на улицу.

– Алексей Григорьевич, как обычно, забыл про деньги, – хмыкнул он. – Но вы не волнуйтесь. За эту Наташу из Гуанчжоу вам заплатят.

– Я не волнуюсь.

– Давайте я вас довезу.

– Так здесь же рядом.

– Ну как рядом? Даже на машине минут десять.

– Две минуты пешком.

Он удивился, поэтому я пояснила.

– Есть секретные калитки.

– Да? А я езжу через Калужское шоссе… Можно, я с вами пройдусь?

– Ради бога…

Мы вышли за ворота.

– Красивая жена у Фоменко, – сказала я.

– Да, – не очень охотно согласился он. – Но глуповатая. Поэтому Галя была недовольна.

– А когда они поженились?

– В марте 2013-го. Кстати, я их и познакомил. И потом, откровенно говоря, пожалел. Но я не думал, что он на ней женится…

– Почему?

– Да господи, миленькая сотрудница автосалона, таких в Москве тысячи. Я ее приметил, когда искал машину. Он сказал мне, что ищет красивую покладистую любовницу, я почти в шутку их свел. А он вдруг запал и потащил ее в ЗАГС. Для меня это было очень неожиданно. Он мужик умный, я думал, что такие не женятся с бухты-барахты. Впрочем, в тот момент я сам его еще плохо знал.

– Сейчас знаете лучше?

– Да, конечно.

– И почему он женился?

– А он, вообще, не любит долго выбирать. Не тратит на это время. Берет первое попавшееся. К тому же она, по-моему, разыграла историю с беременностью. А он всегда мечтал о сыне.

– Но она не родила?

– Как-то эти разговоры заглохли. Не знаю, что произошло, я не расспрашивал. Повторяю, что я его тогда плохо знал и с ним не откровенничал. Мы познакомились буквально за пару месяцев до этого, в начале 2013-го.

– Как познакомились?

– Нас свел Снегирев. Фоменко искал партнера для покупки спиртового завода.

– Зачем ему нужен был партнер?

– У него было недостаточно денег. Там нужно было очень много вложиться.

– А вообще, откуда у него деньги? – спросила я.

Демичев на ходу сорвал веточку туи, размял в пальцах, понюхал.

– Девяностые годы, Омск…

– Ах так. Нефть?

– Нет, как ни странно. Мягкая мебель, строительные материалы. Еще покупал агропромышленные предприятия. Но в Омске был ужасный бизнес-климат, он почти разорился и уехал оттуда в конце девяностых.

– А, извините за нескромный вопрос, откуда деньги у вас?

– Я покупал и перепродавал недвижимость в Москве. Выгодное дело в начале двухтысячных… Ничего себе! Я и не знал, что здесь есть тропинка!

Мы уже свернули в проход между участками. Это был узкий коридор, образованный заборами, тенистый и сырой. Не успели мы подойти к калитке, как сзади услышали тяжелое дыхание.

Мы обернулись синхронно. Нас догонял белобрысый охранник.

– Что-то случилось? – спросил Демичев.

– Алексею Григорьевичу с сердцем плохо, – объяснил тот. – Он меня за лекарством послал. Здесь за калиткой аптека…

В ту же минуту в приоткрытую дверь протиснулась бродячая собака. Я ее знала – безобидное плешивое существо. Она обходила все эти поселки в районе четырех часов дня – дань собирала.

Увидев нас, она почему-то вздыбила шерсть и зарычала, пригнув голову.

Дальше произошло и вовсе невероятное. Охранник вдруг дернул рукой и собака отлетела на несколько метров, ударившись об забор. Затем она вскочила на ноги и молча рванула обратно в дверь.

– Терпеть не могу собак, – спокойно сказал охранник. – Я побегу, ладно?

И скрылся в калитке.

Мы с Демичевым уставились друг на друга.

– Он ненормальный? – спросила я.

– Да черт его знает… Вообще-то, он родом из Узбекистана. Русский, но вырос среди мусульман. А они собак не любят.

– И это повод их бить?

Он развел руками.

Мы тоже прошли в калитку – отсюда уже был виден двор моего барака.

– Ну надо же, – изумился Демичев. – Как кротовая нора. Даже не верится, что мы так быстро дошли. Оказывается, вы живете буквально за его забором… – он посмотрел на меня, кашлянул. – Света, я не совсем понял суть ваших расспросов, там, в доме. Почему вы считаете, что кто-то из знакомых Алексея Григорьевича был в секте «Белуха»?

– Но ведь на фотографиях со дня рождения – весь его ближний круг. А рядом статья – «Как опознать сектанта». И меня Галя искала для опознания.

– Но вы должны понимать, что целая армия детективов изучала Константинова. Если бы он был связан с кем-то из ближайшего окружения Фоменко, мы бы это узнали. Кроме того, мне кажется, вы плохо о нас думаете. Мы не инквизиторы и не сжигаем людей за их религиозные убеждения.

Я так удивилась, что даже остановилась.

– А кто здесь говорит про религиозные убеждения? – спросила я.

– Вы говорите про секту.

– И?

– В нашей компании не принято навязывать вероисповедание. Поэтому зачем человеку это скрывать? Чего ему бояться?

– Так и я о том же.

Он пожал плечами.

– Простите, Света, я не понимаю.

– Послушайте, Сергей. Боюсь, что слово «секта» затуманило мозги не только вам, но и вашей армии детективов. Секта – это ведь не только учение. Это цепь событий, географическое место, группа людей, наконец. Все указывает на то, что Галя искала человека, связанного с «Белухой». Может быть, это не имеет отношения к ее исчезновению. Но она его определенно искала. И то, что его до сих пор не нашла полиция, является плохим признаком.

– Так, может, его и нет?

– Либо он тщательно шифруется. И это странно.

– Не очень понятно, но вам виднее, – сказал он. – Что собираетесь делать дальше?

– Надо лучше изучить дело.

– Я вышлю остальные материалы.

– Да, конечно.

– Слушайте… я еще хотел спросить… Как вы догадались, кто вас сдал? Как вы узнали, что это Мищенко?

Я усмехнулась, потом ковырнула носком землю.

– Всего хорошего, Сергей.

Когда он скрылся за калиткой, я зашла на детскую площадку. Было тепло, тихо, лишь Лидина такса визжала где-то вдалеке, на берегу Десны. У мусорки, выискивая пивные банки, возился румяный, отмытый до блеска Максимка.

Я села на лавочку, положила папку на колени, прислонилась затылком к яблоне. Потом закрыла глаза. Передо мной завертелись лопасти вертолета. В лицо ударил ветер.

Пригибаясь, пробежал омоновец.

Молодая женщина прижала ребенка к подолу цветастой юбки.

Руководитель «Белогорья» стоял с рукой, козырьком приложенной ко лбу. Я видела его лицо во всех подробностях – и злые сжатые губы, и крючковатый нос, и бородавку под глазом.

Ника уже сидела в вертолете рядом с отцом.

Я бросила на них прощальный взгляд – уставший и высокомерный. Я опять победила. Завтра я вернусь в Москву, где меня ждет лучший мужчина земли. Он меня любит, да и есть за что. Скоро мы с ним поженимся. Сколько счастья у меня впереди!

Тут я увидела, как этот папаша положил руку между ее ног. Она побелела. В ней вдруг проступил ребенок – напуганный и отчаявшийся ребенок десяти лет. Из тех детей, которым не суждено повзрослеть, и они об этом уже знают.

И вот тогда я все поняла. Паззл сложился, все совпало: и эта его яростная неразумная настойчивость насчет штурма, и навязчивые расспросы о наших с ней разговорах, и его нежелание, чтобы я выводила ее на искренность, ну и, конечно, ее признание на валунах у Катуни.

Меня будто по башке стукнули, и в мозгу загорелась лампочка.

Но изменить ничего уже было нельзя – вертолет поднялся в воздух.

Помню, как я рыдала, сидя на полу в гостинице Барнаула, а Черт, Марыся, Липницкая и Виталик ошеломленно смотрели на меня, даже не пытаясь успокоить. Потом Виталик, самый разумный и опытный из нас, сказал, что во-первых, я могу ошибаться, а во-вторых, мы ведь можем ей как-то помочь? Ну, законы-то есть?

Короче, мы совещались дня два, а потом уже в Москве попытались на нее выйти. Ха-ха. Попробуйте, подберитесь к богатею, если он не хочет, чтобы вы к нему подобрались.

И пока мы строили наивные планы, похожие на игру Варкрафт, прошло еще два дня, и она покончила с собой. Еще через два месяца нам кто-то сказал, что он арестован.

Мы все были пришиблены этой историей. Еще недавно мы были крестоносцами, благородными рыцарями веры. Но теперь наш прекрасный Иерусалим рухнул. Мы даже не могли смотреть друг другу в глаза. И уж тем более, мы, словно связанные никогда не произнесенной клятвой, больше не вспомнили мои слезы, не вспомнили и дурацкие планы по ее спасению.

В это время в нашем офисе и появился Коля Мищенко – новый сотрудник. Единственный из нас, кто узнал только официальную версию. Которую вы мне и изложили, Сергей.

Вот так я поняла, кто меня сдал.

Но об этом я не скажу даже на исповеди.