Зулусы наступают

Глава XI НЕОБЫЧНОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ

Удав высунулся метра на четыре из дупла. Мелькнул его черный раздвоенный язык, огоньки вспыхнули в холодных сонных глазах. Собаки замерли, не спуская с него глаз.

Они не прочь были бы отведать мяса удава, но убивать его не входило в их намерения. За змеями они не охотились. Пожалуй, дикая кошка может стать ловцом змей; кабан, защищенный толстой кожей и щетиной, убивает и съедает змею, но собаки питали инстинктивное отвращение к пресмыкающимся.

Ярко светило солнце, пробиваясь сквозь листву и расстилая у подножия дерева ковер из темных и светлых пятен. Дикие голуби вернулись к фиговому дереву и прыгали с ветки на ветку; собаки сидели с высунутыми языками; их желтые глаза устремлены были на змею. Освещенное солнцем пятнистое тело удава отливало пурпуром и золотом, тусклая пелена снова заволокла его глаза; казалось, змею клонило в сон.

Пронзительно трещали цикады, возбужденные жарой и солнцем, лягушки на берегу ручья квакали неумолчно, словно готовились к вечернему концерту. А Дакуин, стоявший в дупле, не слышал ни лягушек, ни цикад. Он был очень недоволен создавшимся положением. Сквозь щель в стенке дупла следил он за собаками и удавом. Им следовало бы вступить в бой, а они, казалось, заключили перемирие. Тогда он решил вмешаться.

Ощупью отыскав в куче трухи свой ассегай, он воспользовался им как бодилом, которым погоняют волов. Он вонзил его в тело удава. Кольца зашевелились, но лишь после второго укола удав стряхнул с себя дремоту и, разжав челюсти, зашипел на ни в чем не повинных собак. Те мгновенно вскочили и навострили уши, не понимая, чем вызван столь неожиданный переход к военным действиям. Что ж! Если чудовищная змея бросает вызов, они готовы его принять!

Снова зашевелились кольца в дупле, и конец хвоста коснулся ноги Дакуина. Юноша заревел от испуга.

На змею этот вопль не произвел ни малейшего впечатления, но собаки узнали голос человека, исходивший, казалось, из удава.

Но собакам было теперь не до человека: удав действовал быстро и энергично. Метнувшись к ближайшей собаке, он нанес ей страшный удар в бок, и собака, жалобно воя, перевернулась в воздухе и отлетела на несколько шагов.

Удав развернул свои кольца и выполз из дупла. Вслед за ним вылез и Дакуин. Кончиком хвоста удав обвил лодыжку юноши, и, несмотря на все усилия, Дакуин не мог высвободить ноги.

Увидев его, собаки подняли вой. Добыча принадлежала им по праву, и они никому не намерены были ее уступить. Они рванулись вперед, но удав приготовился к атаке. Голова его вращалась на крепкой, словно стальной шее, и несколькими ударами он сбил с ног ближайших собак и разметал их в разные стороны. Из его пасти вырывалось грозное шипение.

— Ио! — раздался изумленный возглас.

В воздухе замелькали ассегай, и собаки мгновенно обратились в бегство. На лужайке стояли воины-кафиры. С удивлением смотрели они на юношу, тщетно пытавшегося вытащить ногу из петли; с не меньшим удивлением смотрели они на удава, который, по-видимому, защитил юношу от стаи.

— Умтагати! Волшебство! — решил вождь отряда. В курчавых его волосах торчало орлиное перо. Один из воинов начал напевать какую-то странную песню без слов, и змея медленно опустила голову на землю. Отломив ветку, воин воткнул ее на расстоянии трех сантиметров от тупого носа змеи. Раздвоенный язык несколько раз коснулся ветки, глаза удава потускнели. Тогда воин наклонился, растянул петлю, которая сжимала ногу Дакуина, выпрямил кончик хвоста и освободил юношу. Молодой бушмен, всем своим существом ненавидевший кафиров, притворился испуганным мальчиком и робко посматривал на воинов.

Один из кафиров посоветовал убить мальчишку дубинкой, но вождь запротестовал:

— Он пригодится нам! Пусть носит воду и хворост!

Дакуина отвели в пещеру, в ту самую пещеру, где нашли себе пристанище бушмены. Кару так спешил, что даже оставил здесь много сушеного мяса. Кафиры с жадностью набросились на еду, а Дакуин, присматриваясь к ним, убедился, что попал в плен к амаксозам. Вид у них был более свирепый, чем у зулусов, волос они не красили растительными соками, как делают это суази, но щеки их были покрыты слоем красной глины, защищающей от солнечных ожогов. Щиты их были больше, чем щиты зулусов, а ассегаи тоньше. Разговаривая, они закатывали глаза и выразительно жестикулировали.

Воины, спасшие Дакуина, подробно описали своим товарищам удивительную сцену, развернувшуюся у них на глазах. По их словам, удав яростно отражал нападение собак, желая защитить юношу.

— Этот бушмен — сын змеи, — сказал один из воинов.

— Ха! — воскликнул другой. — Все бушмены не лучше змеи. Смотрите, этот мальчишка сидит у костра и ест вместе с нашими людьми.

Он подошел к Дакуину, схватил его за плечо и отшвырнул в сторону.

— Ступай прочь, собака! Когда мы поедим, можешь подойти и подобрать объедки.

Маленькие глазки Дакуина злобно вспыхнули, но тотчас же он овладел собой. Взяв горшок, он знаками объяснил, что хочет пойти за водой. Быстро сбегал он к пруду и, вернувшись, подал горшок вождю с орлиным пером. Потом собрал хворосту для костра и смиренно сел поодаль. Когда все поели, он набросился на объедки, делая вид, будто очень голоден. Воины посмеялись над ним и улеглись спять. На рассвете они должны были продолжать путь.

Когда все заснули, Дакуин бежал. Направился он прямо к тому дереву, где поймали ер кафиры. Здесь осталось его оружие, а Дакуин, лишенный оружия, был беспомощен, как дождевой червь.

Юноша пролез в дупло и отыскал свой лук, колчан и ассегай. Очень хотелось ему вернуться к костру кафиров и пронзить стрелой человека, который его обидел. Однако он поборол это желание. По следам Кару и двух женщин побежал он к тому месту, где остановилась Суолла, когда услышала его зов.

Здесь нашел он ветку, воткнутую в землю листьями вниз. Дальше он увидел еще две ветки. Убедившись в том, что именно этой тропой шли беглецы, он продолжал путь. Когда спустилась ночь, он стал искать пристанище, где бы можно было выспаться, не опасаясь диких зверей.

Ему посчастливилось найти нору трубкозуба 14; вход в нее был затянут паутиной, и Дакуин решил, что нора необитаема. Сначала опустил в нее несколько камней, чтобы сделать ступеньку, так как тоннель резко опускался, а затем круто сворачивал в сторону. В такую нору нужно лезть ногами вперед. Бывали случаи, когда люди гибли в этих тоннелях. Пролезая головой вперед, они не имели возможности повернуться и выползти на свежий воздух.

Дакуин просунул в дыру ноги и пролез в нору. Вход он загородил ветками колючего кустарника. Он спал, сжимая в руке ассегаи. Среди ночи его разбудил голодный вой гиены, почуявшей запах человека. На рассвете он выбрался из норы и продолжал путь. Наконец пришел он к тому месту, где беглецы провели первую ночь. Здесь он нашел полосу сушеного мяса и маленькую тыкву с водой. О нем позаботилась Суолла, и Дакуин почувствовал себя не таким одиноким. Вода была свежая, и мясо вкусное. Дакуин вздохнул с облегчением; теперь он знал, что в этой негостеприимной стране есть человек, который все время о нем думает.

Он поднял сломанную ветку, валявшуюся на земле, и бодро зашагал по бесплодной равнине. Здесь не было никакой растительности, кроме маленьких колючих кустов, которые трещали под палящими лучами солнца. Пыльные ящерицы, жуки с твердой броней и черепахи ползали по песку.

Дакуину показалось, что в туманной дали бродят газели и страусы.

Земля обжигала ноги, раскаленный воздух затруднял дыхание. Дакуин с тоской вспоминал старую пещеру на берегу Реки, развесистые деревья, щебетанье птиц. Как приятно было бы погрузить ступни в холодный сырой песок!

Яркий свет слепил глаза, солнце жгло спину, во рту пересохло. Сунув камешек в рот, он привязал к голове охапку веток и осмотрелся по сторонам. Он искал место, где бы можно было укрыться от солнца. Увидев маленькую ложбинку, он спустился в нее и долго отдыхал. Наконец гнетущее чувство одиночества заставило его продолжить путь. Ему казалось, что он никогда не увидит своих друзей, если не догонит их сегодня.

Он брел, полузакрыв глаза, болевшие от яркого света, а маленькие ящерицы посматривали на него своими блестящими глазками, словно хотели сказать: «Ступай назад, ступай назад!» Он остановился и оглянулся. Чудилось ему, что песчаная равнина не имеет ни начала, ни конца. Однако Суолла прошла через эту равнину. Суолла — девушка. Неужели он, Дакуин, окажется более слабым, чем она? Он вспомнил, что говорили ему в детстве женщины. По их словам, стрелы солнца иногда ранили мужчин, уходивших на охоту. Когда охотники чувствовали, что ноги их дрожат и подкашиваются, они бросали вверх пригоршни песка. Женщины, увидев этот сигнал, спешили на помощь.

Дакуин наклонился и взял пригоршню песка. Три раза бросал он песок в небо. Да, песка здесь было много. Когда поднимался ветер, столбы песка кружились по равнине. Казалось, что кружатся они в бешеной пляске. Но увидит ли кто-нибудь, как он, Дакуин, бросает в небо песок?

Заслонив глаза от солнца, он всматривался вдаль.

Впереди маячил холм; лучи солнца отражались от его крутых склонов.

Дакуин пошатнулся и зажмурился. Спотыкаясь, побрел он дальше; потом решил бросить еще одну пригоршню песка. Он наклонился, но у него закружилась голова, и он упал ничком, раненный стрелами солнца.

В тени, у подножия скалы, сидела Суолла и смотрела на песчаную равнину. Вдруг она вскочила и крикнула:

— Я вижу — кто-то бросает песок в небо.

— Стрелы солнца его ранили, — сказал Кару. — Возьми тыкву с водой и ступай к нему, а ты, Куикен, приготовь похлебку.

Суолла схватила тыквенную бутылку и побежала по песку.