Зулусы наступают

Глава XVII В ПОИСКАХ СМОЛЫ

Иногда женщины и девушки ходили собирать смолу мимоз и молочный сок алоэ. Смолой они обмазывали горшки с внутренней стороны, а соком алоэ, тягучим, как резина, покрывали наконечники стрел, смоченные ядом.

По внешнему виду алоэ напоминает огромную свечу, иссеченную морщинами, и из каждой морщины торчат иглы. Когда растение полно жизни, соки его скопляются в закругленной верхушке, которая принимает красноватый оттенок. Женщины втыкали в круглую головку палку и вращали ее; к ней прилипала клейкая молочно-белая масса. Этой массой они набивали рот и жевали ее до тех пор, пока она не становилась тягучей, как резина. Процесс жевания очень нравился ребятишкам; они вынимали кусочек резины изо рта, растягивали его, и тягучая полоса с треском разрывалась.

Не меньшее удовольствие доставлял сбор смолы. Свежую смолу, сверкавшую на солнце, как янтарь, можно было есть, а смола старая шла на обмазку горшков.

Суолла очень любила эти экскурсии, в которых участвовали одни только женщины. Часто отправлялись они за глиной для горшков и за красной охрой, которая защищает кожу от солнца. Нравилось ей также собирать «бушменский рис», когда муравьи перетаскивали свои куколки в верхние части муравейника.

Чаще всего приходилось женщинам ходить по тропе, ведущей к водоему, — к источнику всех легенд, к пруду, отражающему небо. Здесь собирались они потолковать о своих делах, и журчащие струи вторили их беседе. Пруд видел зарождение бушменских легенд, традиций и преданий. В то время как старухи повествовали о давно прошедших днях, молодые женщины и девушки прислушивались к их рассказам и запечатлевали их в своей памяти.

Каждый день, смеясь и болтая, спускались женщины к пруду, но иногда их подстерегала опасность. Старый лев, найдя тропу женщин и зная, что они беззащитны, караулил в зарослях и похищал намеченную жертву. Это повторялось до тех пор, пока мужчины не убивали хищника.

Был у женщин враг еще более страшный — крокодил. Он караулил у самого берега — около того места, где женщины черпали воду. Схватив свою жертву за руку или за лодыжку, он увлекал ее на дно. Оцепеневшие от ужаса подруги несчастной слышали ее вопли, видели искаженное лицо; оно скрывалось под водой, и только пузыри появлялись на поверхности.

Но в той бесплодной стране, где жили бушмены, крокодилов было мало, и на тропе, ведущей к пруду, женщины находили только следы гиен.

Настала пора, когда сок молодых мимоз просачивается сквозь кору; сверкают на солнце прозрачные янтарные шарики и длинные сосульки. Суолла взяла мешок, сделанный из пузыря антилопы, и вооружилась ассегаем с эбеновой рукояткой, чтобы выкапывать луковицы из земли. Вместе с подругами отправилась она собирать смолу.

Суолла, которая несколько раз охотилась с мужчинами и помогла убить двух леопардов, занимала почетное место: она шла во главе процессии. Ускоряя шаг, она оставила далеко позади женщин постарше, а скоро и молоденькие девушки начали отставать: они боялись разбиваться на маленькие группы и предпочитали держаться вместе.

Суолла одна продолжала путь. Она не останавливалась, чтобы отламывать кусочки старой смолы, покрытой пылью и паутиной, — ей хотелось набрать смолы свежей. Поднявшись на холм, она увидела рощу мимоз и бегом спустилась в долину. По тропинке, проложенной животными, она вошла в рощу, направляясь в ту сторону, где мелькнула среди деревьев голова жирафы.

Об этом животном она слышала много удивительных рассказов, но еще ни разу его не видела, а ей очень хотелось посмотреть на странное существо, которое было выше, чем все известные ей животные. Крадучись, бежала она по тропинке и вдруг увидела морду антилопы, выглядывавшей из-за дерева. Животное навострило большие уши и помахивало хвостом, отгоняя мух. Дальше паслись еще две антилопы-самки с длинными тонкими рогами, а подле них стоял самец. Вдруг Суолла разглядела на расстоянии всего нескольких шагов детеныша антилопы, смотревшего на нее большими прозрачными глазами. В стороне, возле колючих кустов стояла его мать. Она нетерпеливо топнула ногой, давая знать стаду о приближении человека. Самец вытянул шею, фыркнул, все животные насторожились.

Однако они не обратились в бегство, словно понимая, что Суолла, как представительница слабого пола, им не опасна. Но Суолла знала, что ей угрожает опасность, и громко свистнула. Услышав свист, вожак, а за ним все стадо бросились в сторону, но неожиданно остановились. Все головы повернулись к Суолле. Она рванулась вперед и высоко подняла ассегай. Этого было достаточно: стадо обратилось в бегство. Оно умчалось в сторону, противоположную той, где видела Суолла мелькнувшую среди деревьев голову жирафы.

Суолла ликовала: значит, они не спугнут животных с длинной шеей. Довольная, она продолжала путь. Об этом приключении она расскажет Дакуину, и, быть может, он возьмет ее с собой на охоту. Не правы мужчины, которые говорят, будто рука, натягивающая тетиву, слабеет в присутствии женщины.

Она, Суолла, не помешает Дакуину. Его стрела попадет в цель. И он узнает, что Суолла — хороший следопыт. Она приведет его к тому месту, где пасутся антилопы.

Мечтая об охоте, Суолла пробиралась между деревьев. Вдруг она увидела на земле отпечатки ног какого-то неведомого ей животного, и тут же валялась объеденная ветка мимозы. Она подняла голову: почти все ветви на верхушке дерева были объедены. Значит, здесь побывали жирафы.

От волнения у Суоллы пересохло во рту. Она сорвала какой-то стебелек и стала жевать его. Потом пошла дальше, прячась за стволами деревьев. Почуяв воду, она ускорила шаги, потому что ей очень хотелось пить. И вдруг на берегу маленького пруда увидела она жирафу и замерла, удивленно вытаращив глаза.

Странное животное широко расставило передние ноги и, вытянув шею, опустило голову к воде. Утолив жажду, оно сдвинуло ноги и медленно отошло от пруда. Потом рысцой направилось к растущим неподалеку деревьям. Из зарослей вышла вторая жирафа, она была темнее и выше, чем первая. Через секунду обе жирафы умчались прочь.

Суолла проводила их глазами и спустилась к пруду. На песке она увидела отпечаток ноги человека, но ей так хотелось пить, что она не обратила на это внимания.

Пригоршнями она черпала воду и жадно пила. Сзади раздался шорох. Суолла рванулась вперед, но чья-то рука схватила ее за лодыжку, и она упала лицом в воду. Ее поволокли по земле, а она извивалась всем телом и укусила руку, сжимавшую ее лодыжку. Удар по голове оглушил Суоллу: она потеряла сознание.

Когда она открыла глаза, руки и ноги ее были связаны. И человек, захвативший ее в плен, сидел у костра и поджаривал на угольях змею. У него были всклокочены волосы, черная шершавая кожа, толстые губы и широкий нос.

Этот сын пустыни показался Суолле омерзительным и страшным. Он протянул ей кусок поджаренной змеи и оскалил зубы, когда она с отвращением отвернулась.

Поев, он вытер руки о волосы и что-то залопотал на непонятном ей языке. Суолла плотно сжала губы и посмотрела на него с невыразимым презрением и злобой. Глупая, глупая! Почему она не убежала, когда увидела след ноги на песке?

Слезы струились по ее щекам — слезы бешенства, а он захохотал, вообразив, что она молит о пощаде. С восхищением рассматривал он ее ассегай с эбеновой рукояткой; этот ассегай был гораздо лучше, чем его собственное оружие — грубо сделанное копье.

Потом он собрал свои пожитки — у него их было немного, — встал и ударил по спине Суоллу. Она не шелохнулась. Тогда он дернул ее за руку, заставил встать и ослабил путы на ногах. Набросив ей на шею петлю, он потащил ее за собой. Она плелась за ним и, вдавливая пятки во влажную землю, проводила борозды, надеясь, что по этим следам отыщет ее Дакуин. Дикарь, понукая свою жертву, ничего не замечал. Он вышел из долины, перевалил через холмы, а под вечер остановился у подножия нагроможденных одна на другую каменных глыб. Здесь он снова связал Суолле ноги, посадил на землю, а сам ушел на охоту: Суолла сидела, опустив голову между колен, и чутко прислушивалась к голосам животных и птиц. Когда спустились сумерки, где-то поблизости загудел страус.

Тщетно ждала Суолла вести от Дакуина и наконец заплакала, горько раскаиваясь в своей оплошности.

Внезапно издалека донесся протяжный жалобный крик обезьяны. Женщина встрепенулась: она вспомнила, что Дакуин научился подражать крику обезьяны. Значит, он нашел ее! Спешит на помощь!

Когда дикарь вернулся и принес чешуйчатую древесную ящерицу с синей головой, она покорно простерла к нему связанные руки.

Дикарь ухмыльнулся. Он был уверен, что голод и страх укротят эту женщину. Должно быть, она проголодалась и потому решила подчиниться его воле. Он развязал ей руки и смотрел на нее, пока она доставала из мешочка «палки, дающие огонь», и растирала в порошок сухую траву, заменявшую трут. Палку с пробуравленными отверстиями она зажала между большими пальцами ног, а другую палку стала быстро вращать, вставив предварительно заостренный ее конец в одно из отверстий. Показался дым, загорелись сухие листья. И вдруг в вечерней тишине громко прозвучал протяжный крик обезьяны.

Суолла подбросила сухих веток в огонь, и красные языки пламени потянулись к небу. Искоса посмотрела она на дикаря и встретила его злобный, недоверчивый взгляд.

Он заподозрил, что дело неладно. В этих краях обезьян не было. И странной показалась ему внезапная покорность женщины. Быть может, этот костер служил сигналом?

Он затоптал огонь, схватил Суоллу за горло, заткнул ей рот кляпом, связал руки и швырнул ее на землю. Потом поднялся на пригорок, и на секунду темная его фигура отчетливо вырисовалась на более светлом фоне неба. Этого было достаточно для Дакуина. Заглушив бешенство, он стал осторожно пробираться к высокому растению эвфорбия 16, которое росло неподалеку от того места, где Дакуин видел отблеск костра.

Он знал, что его подруга похищена каким-то человеком, не бушменом и не кафиром. На берегу пруда он нашел недоеденную змею и следы ног. Нога с широкой пяткой и растопыренными пальцами нисколько не походила на ногу кафира или бушмена. Дакуин решил, что похитителем Суоллы был отщепенец одного из племен, порабощенных арабами. Эти жалкие люди жили среди скал и храбростью не отличались, но были хитры, коварны и обычно норовили застигнуть врага врасплох.

Когда огонь внезапно угас, Дакуин сообразил, в чем дело. Суолла разложила большой костер, а дикарь затоптал его. Она хотела подать знак Дакуину, а он угадал ее мысль. Почему он насторожился? Его встревожил крик обезьяны. Он знал, что здесь, в пустыне, обезьяны не водятся. Значит, кричала не обезьяна, а бушмен, — бушмен, идущий по его следу.

Что сделал похититель с Суоллой? Быть может, он убил ее и обратился в бегство? Или же он притаился в засаде и подстерегает его, Дакуина, чтобы затем поработить Суоллу?

Подавив ярость, Дакуин крался вперед, как охотник, выслеживающий дичь.

Наконец приблизился он к растению эвфорбия с толстыми, словно распухшими ветвями. Здесь он опустился на колени, припал ухом к земле и услышал странное храпение, словно кто-то тяжело, с трудом переводил дыхание.

Дакуин хотел было броситься вперед, но раздумал и снова приник к земле. Чудилось ему, что Суолла, связанная, лежит среди каменных глыб; быть может, ей заткнули рот кляпом, но она не ранена, потому что не стонет. А похититель притаился где-нибудь поблизости и караулит, готовый убить врага или обратиться в бегство, если шансы будут против него.

Дакуин ждал, припав ухом к земле, прислушиваясь к малейшему шороху. Глаза его были широко раскрыты.

Он лежал неподвижно, словно лев, подстерегающий добычу. С детства умел он владеть собой и подавлять нетерпение. Он знал, что рано или поздно напряженное ожидание истомит дикаря, терзаемого суеверным страхом и голодом.

Действительно, похититель первым потерял терпение. Когда злоба его угасла, он испугался. Если кто-то его преследует, то не лучше ли бежать в темноте и увести девушку, а не дожидаться рассвета? По мере того как возрастал страх, росло и нетерпение. Наконец он не выдержал и подполз к Суолле, развязал ее, вынул кляп изо рта и даже протянул ей тыкву с водой.

Потом он заставил ее подняться на ноги и потащил за собой. Вдруг подле него раздался голос, дрожащий от злобы. Дикарь оглянулся, увидел врага и сломя голову помчался по склону. Тьма поглотила его.

Дакуин захохотал, а Суолла прижалась к нему, смеясь и плача.

— Я не убил его, — сказал Дакуин. — Почему я его не убил?

— Все равно, — сквозь слезы прошептала Суолла. — Пусть живет.

— Да, нужно беречь стрелы. Мы пойдем домой. Будем идти всю ночь.

Он тронулся в обратный путь. Она следовала за ним, с трудом передвигая ноги. Когда они подошли к пруду, где видела она накануне жираф, загорелась заря.

Суолла опустилась на землю и сказала Дакуину, что хочет отдохнуть, а он пусть идет дальше один. Тогда только заметил он, что веки Суоллы распухли, а лицо и шея исцарапаны. Он заскрежетал зубами.

— Если бы я знал, что он тебя обидел, я бы его убил.

— Принеси мне поесть, — попросила она.

Пока он охотился, она разложила костер. Вскоре Дакуин вернулся и принес цесарку.

Тогда она сказала ему, что видела накануне антилоп. Дакуин решил послать ее вперед; пусть она объявит женщинам, что он, Дакуин, принесет мяса. Они обрадуются, похвалят Суоллу и не будут сплетничать о ней у водоема.

Так и случилось. Но Дакуин вместо антилопы убил двумя стрелами гну. Одна стрела вонзилась в шею, другая — между ребер. Все хвалили Суоллу, но еще больше похвал пришлось на долю Дакуина.