Звени, монета, звени

ЧТО ОСТАНЕТСЯ ПОСЛЕ ЛЕГЕНД

Голова

Пятый месяц пятнадцатого года с момента Падения Границ был так же чуден, как и четырнадцать зим до него. Всё так же прелестна и свежа была молодая листва, всё так же синели небеса, всё так же ласково пригревало днем солнце, а ночью всё так же таинственно мерцали звезды, и с земли им отвечали вспышки ритуальных костров.

В мир наконец-то пришел мир.

Ард-Ри Запада Бранн Мак-Сильвест улыбнулся своим странным мыслям. Нет, с Падением Границ и слиянием Пределов воины не перестали быть воинами, и боевые мечи не покрыли пыль и паутина. Не раз и не два со дня произошедшего на Маг Лар вновь избранный Ард-Ри вел на битву свою дружину. Ведь нетрудно сказать — очень велик мир, слишком много в нем людей, и иногда радость одних означает слезы и горе других. И не только у нас так. Вон в прошлом году Делонг в гости приезжал, так такого порассказывал… Кажется, когда его северяне утратили изначальный воинский дар, когда перестали чем-либо отличаться от всех прочих людей, тоже ставших совсем обычными, изменилось что-то в их душах. Там, где раньше довольно было лишь одного-единственного взгляда глаза в глаза для того, чтобы выявить сильнейшего из двух, теперь сталью звенят да кровь льют. Для новичков в Ордене даже знаки священные отменили. Хоть и обидно парням, хоть и ворчат они на нового магистра Найджелла, а прав он, и Делонг тоже прав: теперь для любого забияки алая татуировка — что тряпка красная для быка. Не любят теперь тех, что чем-то от других отличается. А для братьев орденских — что на севере, что на востоке, что на юге, что у нас — и вышитых на одежде мечей довольно. Да и не в мечах дело, если по совести рассуждать. Не для прославления себя или пустой забавы оттачивают мастерство доблестные мужи во всех уголках земли. Воин Ордена — защитник и опора для всех, кто в том нуждается, страж мира и спокойствия…

— О чем задумался? — легонько пихает Ард-Ри в бок Трен Броэнах — правая рука Ард-Ри, прославленный полководец и почетный наставник Лайдорской воинской академии. Друг и побратим старший. Хоть и много лет главе рода Мак-Нейлов, хоть скоро внуков начнет нянчить, а всё такой же: могучие плечи, широченная грудь, а уж ручищи…

— Да так… — отвечает Ард-Ри, пытаясь не охнуть от шутливого тычка побратима. — Хорошо мне, Трен…

— Хорошо ему! Да от чего ж тебе плохо-то будет, если уже третью партию подряд у меня выигрываешь? — добродушно фыркает в густые усы тот, кивая на доску для игры в фидхелл. — Не зря тебя, Бранн, Счастливцем прозвали, ох не зря!

— Наверное, не зря, — соглашается Ард-Ри. — Но я не о том. Ты посмотри, какая красота кругом! Ширь, простор на все стороны света. Хоть сейчас выходи из дома, седлай коня — и вскачь! Чтобы ветер в лицо…

— Ага, разогнался! И трех лун не прошло, как с Востока вернулся, и опять — в путь? Не нагулялся, правитель? По дому не соскучился? Какой только дурак тебя, бродягу, Ард-Ри выбрать догадался?

— Нетрудно сказать, — улыбается Бранн, — ты и догадался. Хотя мог бы и сам венец поносить. Так нет же — громче всех орал, так, что горы ходуном ходили.

— Так уж прям и горы… — довольно приосанивается Броэнах. — А что касаемо остального — нет. Не мог. Я старый, я ленивый. Нужны мне больно твои посольства, переговоры, проблемы всякие… Нет уж, Трен Мак-Нейл свое отъездил! Буду в Темре сидеть, мед пить, на охоту ездить, жену любить, детям радоваться. Кормак-то мой, знаешь?

— Ох, ты какой раз за сегодняшний день уже спрашиваешь? Четвертый? Пятый?

— И ничего и не пятый! — возмущается Трен. — Всего-то навсего второй. Ну, может, третий. Я же не просто так хвастаю…

— Знаю, знаю, — успокаивающе кладет руку на плечо побратима Ард-Ри. — Имеешь право. Молодец твой парень, что и говорить. В пятнадцать зим — уже полноправный член Ордена.

— Ну, то-то… — сменяет гнев на милость Броэнах и тут же звонко хлопает себя ладонью по лбу. — Вот оно!

— Что?

— Жениться тебе надо!

— Тре-еен, — умоляющее тянет Ард-Ри.

— Что — «Трен»?! Я уже скоро шестой десяток как Трен! Нет, Бранн, вся твоя блажь с просторами да чужими землями, конями да ветром в лицо — от холостой жизни, попомни мое слово. Вот женишься, детишки пойдут — сразу раздумаешь из дому уезжать. А то ишь, понимаешь, корчит из себя Сильвеста Кеда! Так что если…

Договорить Трен не успевает.

— Господин! Ард-Ри!

— Ну вот, посидеть спокойно не дают! — недовольно хмурится Броэнах, но Бранн, довольный возможностью улизнуть, уже выходит на улицу. И очень скоро раздается его взволнованный голос:

— Трен! Сюда! Скорее!

Последние несколько локтей они шли пешком, оставив коней и колесницы. Шли не спеша, вдыхая полной грудью воздух, напоенный ароматом луговых цветов. Двое мужчин и две женщины.

Лаурик Искусный, Мудрый Предела.

Этайн Певунья, Соловей Ардкерра.

Фрэнк Алый Меч, герой Маг Лар.

И…

Девушка была очень красива. Не так ослепительна, как мать, не так совершенна, как отец, она вся светилась какой-то нездешней чистотой и очарованием. С доброй, открытой улыбкой смотрела она на всё вокруг, и, казалось, колокольчики в венке на ее голове тихонько звенят в такт ее легким шагам. И Бранн Мак-Сильвест, Ард-Ри Запада, прославленный герой, застыл на месте, увидев ее. Рядом уже восторженно орал что-то Трен — «Я же говорил тебе: он вернется!.. Делонгу голову откручу, что не предупредил!.. Конечно, конечно, дом превыше всего!.. Эринн?! Какая красавица! Вся в мать!..» — а он всё стоял, не в силах отвести взор, и не было для него сейчас во всём свете никого, кроме хрупкой невысокой девушки в венке из полевых цветов. Она улыбалась ему, и он улыбался ей в ответ. Улыбался и знал: его жизнь навсегда изменилась. А еще он знал, что когда настанет срок, он обязательно задаст ей тот самый вопрос. И свидетели тому — Те, Кто, что бы ни говорили, по-прежнему над всеми нами…

Герб

Через семь лет после Падения Границ главой бывшего Северного Предела стал Эйст, второй сын Владыки Невора из Дома Стоящего Льва. Первым же своим указом он обвинил магистра Алого Ордена Делонга Невозмутимого, а с ним и весь Совет Цитадели, в сговоре с Ард-Ри Бранном Мак-Сильвестом с целью военного переворота и узурпации верховной власти. Эйст потребовал немедленного ареста заговорщиков, а также разоружения и роспуска Ордена с его дальнейшей реорганизацией в специальный отряд вооруженных сил Лайдора. Дабы избежать гражданской войны, Делонг и названные в указе иерархи добровольно отдались в руки Эйста, приказав братьям подчиниться и сложить оружие. Все четверо после проведения дознания и закрытого суда были торжественно обезглавлены на главной площади Лайдора. Одновременно были взяты под стражу и впоследствии казнены все младшие офицеры, а также рядовые братья, отказавшиеся дать Эйсту клятву верности.

Впрочем, приказу магистра подчинились не все. Воинский наставник Найджелл с небольшим отрядом забаррикадировались в Цитадели и отбивали все атаки правительственных войск. Осада продолжалась почти месяц, после чего разъяренный отчаянным сопротивлением бунтовщиков и колоссальными людскими потерями Эйст приказал, невзирая на то, что Цитадель находилась в черте города, пустить в ход тяжелые осадные машины. Все братья до одного погибли, Цитадель была разрушена до основания.

Той же зимой сын Невора был коронован под именем Эйста Первого, и в течение следующего года подчинил все независимые государства Северного Предела, став основателем Империи Лайдор.

В то время, когда лайдорские армии, сметая всё на своем пути, продвигались на запад, в бывшем Западном Пределе в пограничной стычке случайной стрелой был убит Трен Броэнах Мак-Нейл — главный военачальник и правая рука Ард-Ри Мак-Сильвеста. Воспользовавшись сложившимся положением, Диан Мак-Аррайд, после смерти отца ставший вождем кланов севера, отрекся от данной клятвы верности и тайно присягнул Эйсту Лайдорскому. Еще через год, воспользовавшись северными землями в качестве плацдарма, лайдорская армия, подкрепленная дружинами Диана, разбила Ард-Ри в битве у стен Ардкерра. Бранн Мак-Сильвест пал, Западные земли были оккупированы, Диан получил титул барона и право управления новой провинцией Империи.

Тем временем весь юго-восток также полыхал огнем, раздираемый войнами и междоусобицами. Всего через три года после Падения Границ бывший Южный Предел также превратился в империю. Впрочем, в отличие от северного соседа, просуществовала она совсем не долго. При попытке вторгнуться на земли, прежде входившие в состав Восточного Предела, воинственные южане были наголову разбиты в трех крупных сражениях и сами окончательно не утратили независимость лишь ценой выплаты чудовищных контрибуций и унизительного мирного договора. В результате к Востоку отошла почти половина самых плодородных южных земель, а еще через год бывшая Южная Империя развалилась на дюжину обособленных феодальных княжеств, находящихся друг с другом в состоянии постоянной войны и вербующих наемников во всех странах мира.

Восток же, напротив, усилился настолько, что сам стал поглядывать на соседей с весьма конкретными намерениями. Впрочем, после массового мора в результате чудовищной эпидемии, вспыхнувшей на тринадцатый год после Падения Границ и бушевавшей на восточных землях почти шестнадцать месяцев, положение государства оказалось столь плачевным, что лишь совершенно отказавшись от армии и бросив все силы на восстановление пришедшего в упадок хозяйства, ему удалось избежать участи соседей…

Шестеро сидят друг напротив друга. Начинает старик:

— Все мы — волей или не волей — последние носители Силы в мире. И Сила эта велика. В нашей власти поворачивать вспять ход истории, стирать с лица земли города, низвергать и возносить королей. Если захотим, мы даже можем стать для мира новыми богами. Но захотим ли мы этого?

— Нет, — качает головой женщина. — Четыре даровали людям право самим распоряжаться своей судьбой. Не нам лишать их этого права. Если мы осмелимся перешагнуть грань и попытаемся вмешаться, то утратим ту часть себя, которая остается человеческой. Мы уподобимся Трейноксису. Хотим ли мы этого?

— Нет, — сверкает глазами юноша. — Но хотя Пятый Предел велик, никто не знает, сколь долгий срок отпущен нам Четырьмя. Мудрые жили долго даже по сравнению с обычными людьми и умирали лишь потому, что им на смену должны были прийти другие. Вы знаете не хуже меня, что смены для нас не будет. И поэтому я спрашиваю: хотим ли мы добровольно замуровать себя здесь навсегда?

— Нет, — задумчиво произносит мужчина. — Но, выходя в мир, мы должны быть совершенно безразличны к тому, что происходит в нем. Иначе как удержаться оттого, чтобы вмешаться? Покарать? Вознаградить? Способны ли мы на это?

— Нет, — звонко отвечает девушка. — Пусть Четыре ушли навсегда, пусть мы — уже не Мудрые, но Сила, часть от Той Силы, осталась с нами, а двум —дарована в миг падения Границ — неспроста. Не вмешиваться напрямую в дела людей должны мы, но помогать и направлять там и тогда, когда это нужно, оставляя за ними последний выбор. Способны ли мы перечеркнуть всё, что было, отказать жителям мира в том шансе, который дали им Всеблагие?

— Нет, — медленно заканчивает второй мужчина. — Нет, нет и нет. Быть может, когда-нибудь потом, мы оглянемся назад и поймем, что все наши дела и мысли — прах на ветру. Быть может, имена наши станут в людских устах проклятием. Быть может, мир станет лучше и чище без Силы. Быть может… Но можем ли мы быть уверены в этом, даже не попытавшись?

Последний вопрос повисает в воздухе. Вопрос, ответ на который знают все. Круг замкнулся.

— Что ж, — торжественно произносит старик, и эхо от его голоса звенит, рассыпаясь под сводами гигантского зала. — К добру ли, к худу ли, но мы приняли решение.

В зале воцаряется тишина. Шестеро сидят за круглым столом — осколки мира старого в плоти мира нового. А потом женщина негромко запевает. Ее голос, высокий и чистый, звенящим каскадом рассыпается вокруг, невесомым облачком поднимается к тонущему в полумраке потолку зала. Не встречая преград, он проходит сквозь дерево и камень, стекло и металл. Поднимается всё выше и выше. И с каждым мгновением прекрасный замок, обитель блаженных, сердце Первого Предела, словно истончается, тает, утрачивая сначала краски, потом объем и, наконец, форму. Еще миг — и лишь пелена тумана дрожит над грядой высоких холмов, да неизвестно почему разливается в прозрачном утреннем воздухе аромат яблок…

— Что это, дедушка?

— Где?

— Мне показалось… я слышал… голос… или песню…

— Это ветер, Том. Просто ветер.

Старик лгал и знал, что лжет. Ему тоже отчетливо послышался негромкий мелодичный напев.

«Ши Вор, — еле слышно прошептал он. — Жители Холмов…»

— Что ты сказал?

— Ветер, мой мальчик. Идем.

Восьмилетний Том кивнул, поправил на плече вязанку хвороста и решительно зашагал вперед. Сделав несколько шагов, он остановился и медленно оглянулся на величественный холм. И, поймав взгляд внука, старик вдруг понял: отныне этот непоседливый, вихрастый мальчишка, который еще очень не скоро получит прозвище Томас-Рифмач, будет приходить сюда снова и снова. Снова и снова…