Звери в моей постели

Глава первая

До чего же мне надоели вечные разговоры о том, какую «замечательную жизнь» я веду и как мне повезло заполучить такого знаменитого мужа.

– Чего еще, – восторженно восклицают люди, – может пожелать себе женщина!

Так вот, по правде говоря, я веду отнюдь не замечательную жизнь, и с любым супругом – знаменитым или заурядным – нужно, увы, как-то уживаться.

Хотя наше знакомство и последующее бегство отвечали лучшим традициям женского романа, ни в том, ни в другом не было абсолютно ничего романтического. Больше того, помню, как я потрясла одного человека, сказав, что вышла замуж за Даррела лишь затем, чтобы получить обратно одолженные ему пятнадцать фунтов стерлингов[1].

Вторжение Джерри Даррела в мою жизнь принесло одни тревоги и беспокойства моим родным и близким. Будучи по природе человеком склонным к уединению и критически относясь к людям, которые казались мне ограниченными, избалованными и лишенными духовных интересов[2], поначалу я смотрела на мистера Даррела весьма подозрительно.

Один коварный приятель моего бедного недалекого отца убедил его обзавестись в качестве «доходного побочного занятия» какой-то убогой гостиницей. Я пришла в ужас, увидев это мрачное логово, и мой ужас только возрос, когда я познакомилась с населяющей его ватагой говорливых женщин. Оказалось, что они входят в состав оперной труппы «Садлерз-Уэллз», прибывшей в Манчестер на двухнедельные гастроли. При других обстоятельствах я отнеслась бы с сочувствием к бедняжкам, вынужденным переносить капризы здешнего климата, но мне быстро надоело слушать, как они без конца расписывают достоинства какого-то восхитительного двуногого, наделенного всем, чего только могла пожелать себе женщина[3].

И вот в один дождливый воскресный день покой нашей гостиной был нарушен хлынувшим в нее каскадом женских фигур, который увлекал за собой довольно хрупкого на вид молодого мужчину, чем-то похожего на поэта Руперта Брука. Судя по нелепым выходкам эскорта, это мог быть только сам Чудо-бой. Так оно и было. Присмотревшись к этому созданию, я посчитала его манеру рисоваться довольно забавной[4]. Однако, заметив, что я разглядываю его, он уставился на меня взором василиска, и я поспешно обратилась в бегство.

В ближайшие дни недели наши пути, слава Богу, почти не пересекались, пока однажды утром встревоженная мачеха не попросила меня проводить мистера Даррела до железнодорожной станции, ибо этот молодой человек, бедняжка, совершенно не представлял себе, где она находится – чему мне трудно было поверить. Поскольку все поклонницы были заняты на какой-то репетиции, больше некому было его выручить, однако я дала ясно понять, что соглашаюсь без особой охоты.

Убедившись, что я далеко не в восторге от его компании, мистер Даррел постарался пустить в ход все свое многогранное обаяние, которое так восхищало женский пол. Обнаружив, что трудится зря, обратился к юмору и – надо же! – развеселил меня, да так, что мне даже было жаль расставаться с ним[5]. Я корила себя за то, что была к нему малость несправедлива, но поскольку не ожидала больше с ним увидеться, легкое чувство сожаления недолго мучило меня.

Наконец наш большой дом опустел, и отец решил заняться ремонтом. Вскоре все помещения заполнили штукатуры, водопроводчики, плотники и обойщики, так что самим нам приходилось ютиться там, где позволяли рабочие. В разгар этого организованного хаоса вновь появился Даррел. Нельзя ли ему пожить у нас несколько дней, пока он соберет в окрестных зоопарках заказы для своей звероловной экспедиции в Британскую Гвиану?

Моя мачеха, добрая (и простая) душа, не возражала, если он согласен терпеть шум и всякие неудобства и питаться вместе с нами. Его это вполне устроило, и он быстро освоился, перебрасываясь игривыми шутками с хозяйкой и затевая с моим отцом долгие сложные дискуссии о текущих событиях.

Вскоре он уже подружился со всеми. Кроме меня. Зная, как я к нему отношусь, он тем не менее набрался нахальства и попросил у моего отца разрешения пригласить меня в ресторан, и, что самое удивительное, – я была вовсе не против, мне даже было приятно его внимание. У меня как раз была пересменка в ряду ухажеров, и я подумала, что будет интересно провести вечер с таким «светским человеком». Как ни странно, мне было очень весело, и мы отлично поладили друг с другом[6]. Даррел рассказывал мне о своей работе зверолова, я поведала, как готовлюсь стать оперной певицей. Затем он повел речь о своей семье, и в его описании она выглядела удивительно интересной, совсем не похожей на моих родичей. Мои родители развелись, когда мне было два года, и я переходила, как говорится, из рук в руки, живя когда с бабушками-дедушками, когда с различными чудаковатыми тетушками и дядюшками. Словом, у меня не было настоящей семьи, а потому я завидовала счастливому устроенному детству Джерри и позволила себе откровенничать с ним, как ни с кем прежде. И когда пришла пора возвращаться домой, я уже совершенно освободилась от чувства недоверия и враждебности, говоря себе, что наконец-то обрела друга, с которым могу свободно разговаривать и отдыхать душой.

Однако это меня порядком беспокоило – занятия музыкой требовали слишком много времени, чтобы я могла отвлекаться на такие вещи. Так что для меня явилось немалым облегчением, что Джерри на полгода исчез с моего горизонта, отправившись ловить зверей в Британскую Гвиану; правда, мы поклялись, что будем писать друг другу.

На самом деле я была настолько занята своей певческой практикой, что мне было просто некогда думать, чем там занимается Джерри. Какой же шок я испытала, увидев его в один майский день в нашей гостиной, причем он выглядел великолепно и (даже на мой предубежденный взгляд) весьма привлекательно. Джерри поспешил объяснить, почему вновь оказался в Манчестере. Дескать, в местном зоопарке размещено большинство отловленных им зверей, и теперь нужно возможно скорее сбыть их и отправить вырученные деньги его партнеру, оставшемуся в Гвиане, чтобы тот мог привезти остальных животных. Естественно, он снова убедил мою мачеху позволить ему остановиться у нас. Вполне разумное решение, поскольку он почти не бывал дома, днем и ночью занимался кормлением и уходом за своими подопечными, так что мы были избавлены от необходимости заботиться о госте.

Мысль об угрозе подвергнуться новым отвлекающим маневрам ужасала меня, и я пуще прежнего настроилась держаться отчужденно. Однако он не отступил и задумал планомерной осадой сломить мое сопротивление. Началось все очень просто. Не соглашусь ли я помочь составить список наличных животных, чтобы он мог разослать его в различные зоопарки? Списки следует напечатать, и, поскольку я могу свободно пользоваться пишущей машинкой отца, желательно, чтобы это сделала я, тогда ему не придется просить разрешения поработать на этом драгоценном механизме. Сказав себе, что это может ускорить отъезд Джерри и позволит мне сосредоточиться на собственных занятиях, я взвалила на свои плечи исполинский труд. В жизни не подозревала, что на свете существует столько самых различных птиц и зверей. Что такое – макао и как это обезьяна может быть беличьей? Гигантский муравьед – что это за тварь? Я засыпала Джерри вопросами, и он терпеливо меня просвещал.

– Знаешь что, – заявил он наконец, – чем заниматься этой ерундой, лучше сходи-ка ты со мной в зоопарк и посмотри сама на моих зверей.

Мне эта мысль совсем не понравилась, ибо я почитала крайне неэтичным держать в неволе диких животных, не говоря уже о том, что большинство зоопарков, какие мне доводилось посещать, производили на меня самое удручающее впечатление. Грязь, зловоние – да я не стала бы и дохлую кошку держать в таком заведении. Как ни странно, Джерри на другой день не стал меня уламывать и уговаривать, не стал и защищать идею зоопарков, как таковую. Вместо этого он попытался объяснить, какие цели должен преследовать хороший зоопарк, как важно, учитывая распространение цивилизации и демографический взрыв, сохранить дикую фауну для будущих поколений.

По мере того, говорил он, как растет численность человечества и люди наступают на среду обитания животных, зоопарки окажутся последним прибежищем птиц и зверей. Он рассказал, как в Центральной Африке неправильные методы борьбы с мухой цеце привели к истреблению полчищ крупной дичи. В других местах сооружали плотины и затопляли огромные площади естественных пастбищ. Где бы интересы человека ни вступали в противоречие с потребностями животных, последние были обречены на поражение. А потому его самая заветная мечта – учредить специальный зоопарк, где он мог бы держать и размножать некоторые виды, чтобы спасти от полного уничтожения. Еще он страстно желал, чтобы все зоопарки служили не только для показа животных, а стали подлинно научными учреждениями, где главное внимание уделялось бы заботе об их благополучии.

Он продолжал толковать в этом духе всю дорогу до зоопарка, и не успела я опомниться, как мы очутились в просторном деревянном строении, где стоял гул от птичьих и звериных голосов. Прежде всего я обратила внимание на отсутствие зловония, какое у меня обычно связывалось с посещением зоопарков. Вместо этого здесь приятно пахло соломой, кормами и теплыми телами зверей. Но больше всего поразили меня взаимоотношения Джерри с его подопечными. Легковесный, как мне казалось, молодой человек вдруг совершенно преобразился. Куда подевалась его беспечность – с сосредоточенным видом он обходил все клетки, потчуя своих питомцев лакомыми кусочками и разговаривая с ними. Он по-настоящему заботился о них, и они по-своему отвечали на его заботу и любовь[7]. Словно маленькие дети, старались криками привлечь его внимание или нетерпеливо подпрыгивали, чтобы он посмотрел на них. Медленно следуя за ним по проходам, я не без робости заглядывала в клетки, восхищаясь чудесными созданиями. Гигантский муравьед с обтекаемыми формами, напоминающими какой-то суперсовременный автомобиль, осторожно приблизился к прутьям клетки, чтобы его погладили… Красный макао кричал «Роберт!» на разные голоса… Очаровательные беличьи обезьянки сидели, наклонив голову набок, чем-то похожие на клоунов… Вне всякого сомнения они чувствовали, что стали предметами особенного внимания, однако у меня не было чувства, что они недовольны моим появлением, напротив, мне казалось, что я пришлась им по душе.

Мы довольно долго пробыли в зоопарке. Джерри задавал животным корм и менял солому, где это требовалось, а я сидела на ящике, наблюдая за ним. Он работал неторопливо и эффективно, с явным удовольствием, и разговаривал с каждым из своих подопечных. Забыв о моем присутствии, он сосредоточил все внимание на животных. Замечательная картина, и я с великой неохотой нарушила молчание, чтобы задать интересовавшие меня вопросы.

– Что ж, – сказала я, когда мы вернулись домой, – теперь я хоть знаю, о ком пишу. И должна сознаться, это очаровательные создания.

После этого случая наша дружба заметно укрепилась. В то время я работала в конторе отца, и Джерри без конца звонил туда. Как насчет того, чтобы вместе перекусить днем, или выпить кофе утром, или встретиться за чаем вечером? Может, сходим в театр или я предпочитаю посмотреть хороший фильм? Отец язвительно справлялся, не забыла ли я, кто платит мне жалованье – меня почти никогда нет на месте.

– Не волнуйся, папуля, – успокаивала я его, – мы просто добрые друзья, к тому же он скоро уедет.

Отец только крякнул в ответ, но он явно опасался, что мне вскружат голову знаки внимания мужчины, столь разительно отличающегося от обычного круга моих приятелей.

К великому облегчению моего родителя, однажды утром мистер Даррел спокойно возвестил, что вскоре покинет, нас, поскольку все животные уже пристроены и больше ничто не удерживает его на севере. К тому же он еще не повидал свою матушку и просто обязан возвратиться в Борнмут. На этот раз я с особым нетерпением проводила его на вокзал.

Только я вернулась в контору, как зазвонил телефон. Мой отец желал удостовериться, что Джерри благополучно уехал.

– Все в порядке, – заверила я его.

– Надеюсь, мы наконец-то сможем заняться делами, – ответил он и перечислил целый ряд поручений.

Положив трубку, я повернулась к своему рабочему столу. В ту же минуту дверь конторы распахнулась – на пороге стоял Джерри Даррел, прижимая к груди огромный букет увядших хризантем. Протянув мне цветы, он выпалил:

– Это тебе!

Помешкал и, поворачиваясь, чтобы уйти, добавил:

– Ты ведь не согласишься выйти замуж за меня, верно?

Пожал плечами, криво усмехнулся и заключил:

– Я так и знал.

С этими словами он удалился.

Облегчение моего отца длилось недолго, потому что с каждой почтой мне приходило письмо или открытка, а несколько раз – длинные телеграммы. Затем наступил ужасный день, когда почта доставила посылку на мое имя. Отцовское терпение лопнуло, и он вызвал меня к себе в кабинет.

– Послушай, Джеки, у вас с этим Даррелом что-то происходит. Какой мужчина станет тратить время и деньги на то, чтобы писать письма девушке и посылать ей дорогие подарки, если не рассчитывает получить что-то взамен. Выкладывай правду, пусть даже она будет неприятной[8].

С трудом удерживаясь от смеха над такой реакцией моего обычно вполне рассудительного отца, я безуспешно попыталась убедить его, что между мной и Джерри ровным счетом ничего не происходит. Мне пришлось выслушать длинную тираду о ловкачах, морочащих голову бедным невинным особам женского пола, и я почувствовала себя действующим лицом мелодрамы пуританского века. От веселого настроения не осталось и следа, я основательно разозлилась и на отца, и на Даррела. Внезапно мне пришла в голову ужасная мысль: неужели Джерри всерьез полагает, что я хочу выйти за него замуж? Оставалось одно, послать телеграмму: «Срочно позвони оплачу разговор если необходимо». Я надеялась, что такое условие поощрит его[9]. Ответ последовал почти немедленно: «Позвоню сегодня вечером». Я часами, как мне казалось, слонялась вокруг телефона, так что когда наконец раздался звонок, ярость моя достигла предела, и я обрушила на Даррела град упреков. Как он смеет ставить меня в такое дурацкое положение! Чтобы не было больше никаких писем, открыток и телеграмм, не говоря уже о посылках! Конечно, я ценю его доброе отношение ко мне, но то, что происходит теперь, выходит далеко за пределы обычной дружбы, а потому отныне всякая переписка должна быть прекращена! Я не давала бедняге слова вставить.

– Да что там у вас такое произошло? – твердил он, когда я останавливалась, чтобы перевести дух.

Я попыталась объяснить, как неодобрительно отец смотрит на наше общение, и, к моей досаде, Джерри реагировал весьма разумно, сказал, что вполне понимает озабоченность моего отца, и заявил, что лучше всего будет, если он при первой возможности выберется к нам, чтобы все уладить. Напрасно я уговаривала его не выбрасывать на ветер деньги, Джерри настаивал, что просто обязан восстановить мир и гармонию в нашей семье. Только я положила трубку, как вошел отец. Я рассказала ему, что произошло, что Джерри собирается приехать, чтобы повидаться с ним и лично все объяснить.

– Отлично, отлично, – ответил отец. – Уж я растолкую этому молодому человеку, что не одобряю его ухаживание за тобой. В самом деле, кто он такой? Что собой представляет? Что мы знаем о нем? Судя по его же словам, он вращается в каком-то сомнительном окружении, и, уж конечно, у него нет состояния и никогда не будет, если я не ошибаюсь в оценке его моральных качеств[10].

Я снова заверила отца, что Джерри и его планы меня ни капли не интересуют, так что нечего волноваться по пустякам.

Два дня спустя кузнец моих проблем явился к нам самолично. К тому времени вся эта история перестала меня забавлять, и я мечтала только о том, чтобы восстановить мир и спокойствие в доме. Отец и Даррел уединились для беседы, и я с нетерпением ожидала, чем это кончится. Однако вопреки моим ожиданиям разговор явно протекал спокойно, иногда до моего слуха доносился даже громкий смех, и когда собеседование закончилось, я была настроена весьма воинственно.

– Что ты ему сказал? – твердо осведомилась я.

– Ну, я прямо спросил твоего отца, почему он возражает против нашей дружбы, и он заверил меня, что отнюдь не настроен против меня лично и не против того, чтобы ты куда-то ходила вместе со мной. Просто ему, как и всякому нормальному родителю, нежелательно, чтобы весьма талантливая дочь, которую ждет блестящее будущее, тратила время на пустяки.

Я взорвалась. Это что же – родной отец предпочитает верить не мне, а, по сути, незнакомому человеку[11]! До сих пор я слышала от него совсем другие слова. Я ринулась было в его кабинет, но Джерри схватил меня за руку.

– Постой, остынь, бедняга искренне волнуется за тебя, но мне кажется, я сумел его убедить, что, хотя и мечтаю жениться на тебе, не стану навязываться, коли я не мил.

– Большое спасибо, – ответила я. – А как же мне теперь быть?

– А уж это ты сама решай.

– Когда ты собираешься возвращаться в Борнмут?

– Дня через два. И раз уж твой отец не возражает против того, чтобы мы с тобой ходили куда-то вместе, почему бы не воспользоваться этим?

Поведение отца возмутило меня. Так шумел, так бушевал, а тут вдруг дал задний ход. Ладно, постараюсь, чтобы у него и впрямь был повод для беспокойства… Он полагает, что у меня с Джерри серьезные отношения, что я способна бежать из дома и выйти замуж за него – ладно, пусть полюбуется.

Уговорить Джерри задержаться у нас на несколько дней не стоило большого труда, и я постаралась почаще проводить время вместе с ним, задерживаясь где-нибудь допоздна, чтобы любоваться выражением лица родителя, который явно бесился, однако не мог ничего поделать после той беседы с Джерри.

Случилось, однако, то, чего никто из нас не предвидел. Я затеяла эту игру в отместку отцу за его дурацкое вмешательство, однако вскоре обнаружила, что наши отношения с Джерри изменились. Проводя вместе каждую свободную минуту, мы начали привязываться друг к другу и поняли, что нам не так-то просто будет расстаться. В то же время было очевидно, что сложилась невозможная ситуация. О женитьбе нечего было говорить – во-первых, я не достигла совершеннолетия, во-вторых, у Джерри было плохо с деньгами, он располагал всего двумястами фунтами и нигде не служил. В довершение всего его здоровье внушало тревогу, и так как два года назад его чуть не свела в могилу малярия, даже мой отец начал беспокоиться за него. Мы с Джерри часами обсуждали наши проблемы и в конце концов решили, что ему необходимо найти себе работу. Это было не так-то просто, поскольку он умел только ухаживать за животными, а устроиться в зоопарк всегда было затруднительно. Так или иначе, он сел писать письма в различные зоопарки и людям, которые могли как-то помочь.

Началась мучительная для обоих пора, и чтобы не осложнять ситуацию, Джерри вернулся в Борнмут – ждать, когда наше будущее как-то определится. Все наше общение теперь свелось к переписке и редким телефонным разговорам.

Тем временем мне исполнился двадцать один год, и я уже не нуждалась в разрешении отца выходить замуж, однако Джерри твердо стоял на том, что обязан найти какую-то работу[12]. Отношения дома заметно осложнились, и я с радостью приняла приглашение навестить сестру Джерри в Борнмуте. У нее намечалась новая свадьба, и она решила, что недурно было бы всем собраться вместе, тем более что нас с Джерри явно ожидало такое же событие. После долгих уговоров отец разрешил мне отбыть на уик-энд в Борнмут, и Даррел сам приехал за мной. Это было дивное путешествие.

Мы прибыли на место поздно вечером, и я никогда не забуду свои первые впечатления. Мне в жизни не доводилось бывать в помещении, где камин был набит огромными корнями фруктовых деревьев. По мере того как дрова сгорали, кто-нибудь подталкивал их в глубь топки. Недурной способ согреваться, и сидящий рядом с Маргарет крупный молодой человек явно не желал тратить драгоценную энергию на то, чтобы мелко порубить дрова. Белые стены были украшены яркими восточными ковриками и открытками с изображениями разных мест, где побывали семья Даррелов и их друзья. Царила весьма богемная атмосфера. Сестра Джерри восседала на диване, одетая в длинный клетчатый халат. Приветствуя нас улыбкой, она сообщила, что матушка устала ждать нас и отправилась спать. Еда – в кладовке, постели для нас приготовлены.

Мы расположились перед камином, болтая и закусывая. Маргарет интересовалась, что мы теперь думаем делать, коль скоро Джерри никак не может найти работу. Как и положено полным надежд молодым особам, мы оптимистически заверили ее, что непременно что-нибудь найдется.

– Понятно, но на случай, если ничего не выйдет, – небрежно заметила Маргарет, – у меня есть предложение. Боюсь, Джерри, я не могу вернуть деньги, которые должна тебе, но вы могли бы поселиться в моем доме и жить с нами одной семьей. Все равно мама собирается скоро переехать к Лесли тут по соседству, так что для вас освободится место, и мы как-нибудь перебьемся. Я не требую, чтобы вы решили что-то прямо сейчас. Подумайте. Захотите – комната ваша.

– Как скажет Джеки, – отозвался Джерри. – Не всякий захочет начинать супружескую жизнь, разделяя кров с чудаковатыми родичами.

Меня не устраивали скоропалительные решения, и я была против того, чтобы ускорять ход событий.

– Можно, я отвечу позже? – спросила я.

– Конечно, я могу ждать сколько угодно, – ответила Марго, зевая широко раскрытым ртом. – А сейчас вы, наверно, устали, и я предлагаю всем нам ложиться спать.

Я долго не могла уснуть, перебирая в уме все «за» и «против». Мне не хотелось показаться неблагодарной, но я совсем не знала своих будущих родичей, к тому же еще не решила окончательно – стоит ли выходить замуж за Джерри[13].

Проснулась я оттого, что Джерри дергал меня за плечо, предлагая выпить чашку чая.

– Ты не спеши вставать. Горячей воды в доме хватит, и я буду ждать тебя внизу, когда ты будешь готова спуститься.

Я нарочно повалялась еще в постели, а потом в ванне, размышляя о том, какими окажутся остальные члены семьи. Я знала, что мать Джерри – вдова, что у нее четверо детей, из которых Джерри – младший. До сих пор мои представления складывались из того, что рассказывал Джерри, и предстоящее знакомство страшило меня. Больше всего пугала меня встреча со старшим братом – Ларри, но он жил за границей, так что знакомство с ним, видимо, откладывалось. Зато дом Лесли находился где-то поблизости. Как-то он воспримет меня?..

– Члены нашего семейства не вмешиваются в дела друг друга за исключением тех случаев, когда убеждены, что тот или иной делает что-нибудь не так, а это случается постоянно, – заверил меня Джерри.

Да, несладко мне придется, если меня не признают… Собравшись с духом, я спустилась вниз. Из гостиной доносились голоса, но когда я вошла, разговор прекратился. Джерри живо подошел ко мне и подвел меня к маленькой пожилой леди, стоящей перед камином.

– Это моя мама, – сказал он.

Я была поражена. Она была совсем не похожа на образ, который я рисовала себе, вместо высокой суровой особы я увидела крохотную милую женщину с веселыми голубыми глазами и серебристыми волосами. Улыбаясь, она пожала мне руку.

– Слава Богу, дорогая, что ты не блондинка, – молвила она лукаво.

В это время в гостиную вошла Маргарет, и все дружно расхохотались. Осмелев, я спросила:

– А что бы вы сделали, будь я блондинкой?

– Ничего, – ответила миссис Даррел, – но все равно я рада.

Позднее я узнала, что все предыдущие подружки ее любимого сына были блондинки с кроткими (как у коровы, считала миссис Даррел) голубыми глазами, и она с ужасом думала о том, что какая-то из них может стать ее невесткой[14].

Знакомство с Лесли состоялось позже в тот же день. Он ворвался в гостиную – темноволосый, невысокого роста (в этой семье только Джерри был заметно выше меня) – поздоровался с матерью, скользнул по мне пронзительным хмурым взглядом своих синих глаз, повернулся кругом и исчез на кухню. Джерри сходил за ним и представил нас друг другу. Лесли тоже произвел на меня приятное впечатление – при беглом знакомстве.

Уик-энд пролетел быстро, и я с великой неохотой собралась в обратный путь; на сей раз я ехала одна, мы решили, что для всех будет лучше, если Джерри не станет появляться в Манчестере, пока я попытаюсь убедить отца смириться с тем, что выхожу замуж, поскольку я более не нуждалась в его согласии.

Потянулись мучительные дни, я скоро убедилась, что отец не желает смягчаться, кончилось тем, что он вообще отказался обсуждать этот вопрос. А тут еще Джерри начал терять терпение, требовал, чтобы я наконец что-то решала. Пришло письмо от Маргарет – она повторила свое обещание помочь нам и заверила, что миссис Даррел готова оказать Джерри материальную поддержку, пока его дела не устроятся. Я чувствовала себя ужасно, мне не хотелось ссориться с отцом, поступая против его воли, и в то же время я чувствовала, что мне представляется возможность раз и навсегда освободиться от опеки и зажить самостоятельно.

Неожиданно все разрешилось само собой. Отец на несколько дней уехал по делам, и тут же в Манчестере появился Джерри. Откладывать больше было нельзя.

Не один час мы с ним обсуждали нашу проблему, искали способ решить ее, никому не причиняя боли, и конечно же не находили толкового выхода. Я пыталась рассуждать логично, говорила, что нам нельзя сейчас жениться, мы не сможем прожить на те деньги, которыми располагал Джерри. В отчаянии я попросила отсрочки, пообещала дать ему окончательный ответ через сорок восемь часов. Мне очень хотелось сказать «да», но меня многое беспокоило. Не говоря уже об отсутствии денег – а я знала, что отец не даст ничего, если я выйду замуж против его воли, – как насчет темперамента? У нас было так мало общего, надолго ли хватит брачных уз после того, как схлынет первая волна радости от совместного бытия[15]? Меня ожидала многообещающая карьера, от которой я должна была отказаться, выйдя за Джерри. Он конечно же нуждался в человеке, разделяющем его стремления, готовом путешествовать вместе с ним, участвовать во всех его делах, к чему я вовсе не была готова[16]. В то же время он был веселый, обаятельный товарищ, я чувствовала, что могу всецело положиться на него, и все больше склонялась к мысли, что мы придумаем какой-нибудь компромиссный вариант.

Даррел честно соблюдал наш уговор и два дня не заговаривал о женитьбе. Когда кончилась отсрочка, мы решили сходить в кино, а затем поужинать вместе. Вернулись домой в приподнятом настроении, было поздно, все уже легли спать, и мы сидели вдвоем в теплой гостиной, говоря о чем угодно, кроме женитьбы. Вдруг я почувствовала сильную усталость и с ужасом обнаружила, что уже пять часов утра. Устремившись к выходу из гостиной, мы столкнулись в дверях, и пока уступали друг другу дорогу, Джерри тихо спросил:

– Ну так как, ты хочешь выйти замуж за меня[17]?

Поскольку моя способность к сопротивлению всегда ниже всего в это время суток, я ответила:

– Конечно, хочу.

И все.

Приняв наконец решение, я уже не позволяла закрадываться в душу никаким сомнениям. В предвидении на редкость удачной женитьбы мы не сомневались, что все препятствия будут преодолены. Тот факт, что наше состояние для начала ограничивалось какими-нибудь сорока фунтами, меня нисколько не смущал. Мы тщательно все рассчитали. Брачная лицензия обойдется примерно в три фунта; далее – железнодорожные билеты до Борнмута, такси, стоимость перевозки багажа, обручальное кольцо… Вполне уложимся, еще останутся деньги. Конечно, о медовом месяце нечего было и помышлять, но нас это не заботило, главное – женитьба.

Поскольку отец вот-вот должен был вернуться, мы решили не мешкая бежать в Борнмут и оформить там брачные узы. Жить в Борнмуте, говорила я себе, чем не свадебное путешествие[18]!

Деятельность наших профсоюзов никогда особенно не интересовала меня, но угроза забастовки железнодорожников побудила нас ускорить отъезд. Следующие сутки мы были по горло заняты упаковкой в ящики из-под чая и прочую тару моего личного имущества – книг, нот, патефонных пластинок, а также всякого хлама, которым успел обзавестись Джерри[19]. В разгар сборов мне вдруг показалось, что мы никогда не уедем.

На утро следующего дня были заказаны два такси, и мы лихорадочно соображали, как разместить в них наш багаж. Но, несмотря на обилие чемоданов, сундуков и ящиков, тары явно недоставало, и я пустила в ход оберточную бумагу. Последний сверток был готов к трем часам утра.

По ходу всей этой бурной активности возрастало волнение моей мачехи, которой предстояло встретить моего разгневанного отца, когда тот вернется домой.

– Не беспокойся, я оставила ему письмо и настоятельно рекомендую вручить его прежде, чем отец хватится меня. Глядишь, может, все и обойдется.

Естественно, мои слова не очень ее успокоили.

– Ты вали все на меня, – продолжала я, зная, что шторм до меня не дойдет. – Скажи ему, что я уперлась и не желала ничего слушать. Опиши, как ты умоляла меня образумиться и уважить отцовское мнение, подчеркни, как уговаривала дождаться его возвращения и самой объясниться с ним.

Мне было все равно, что бы она ни наговорила про меня. Так и так я впаду в немилость, пусть не скупится на выражения.

До сих пор не представляю себе, как я смогла покинуть постель после всего трех часов сна, но в конце концов мы погрузились в ожидающие машины и началось наше путешествие. Утро было паскудное, хмурое, дождливое, совсем не подходящая атмосфера для веселого побега, но я была слишком измотана, чтобы думать о чем-либо сверх желания возможно скорее очутиться в вагоне проклятого поезда.

Пометавшись без толку по вокзалу, Джерри наконец ухитрился поймать одного из неуловимых зверей, именуемых носильщиками. Этот деятель был отнюдь не в расцвете лет и не в самом лучшем настроении, однако явился все же с тележкой, погрузил на нее наши вещи и, милостиво минуя весы, затрусил к платформе лондонского поезда, сопровождаемый двумя пассажирами, которые несли кучу бумажных свертков и настольную лампу. Наверно, мы смотрелись довольно странно в столь ранний час, судя по тому, какими взглядами нас провожали, расступаясь, степенные представители делового мира.

Пожилой кондуктор издалека приметил нас и показал носильщику, где разместить багаж. Когда мы поравнялись с ним, он мрачно поглядел на нас.

– Что – жениться собрались? – спросил он.

Силясь не выронить свою объемистую ношу, я ответила:

– Да.

– Помогай вам Бог, – сказал он и махнул машинисту флажком[20].