Зверь

Глава 15

Я приложила все усилия, чтобы назвать его «Зверем», а не «Кори». Мой папаша был на грани нервного срыва, и я не знала, что могло спровоцировать его.

Я установила зрительный контакт со своим парнем в надежде, что он увидит, что я должна сделать это ради него, что должна суметь защитить его, должна принять какие-то меры хоть раз в жизни.

— Табита, нет, — сказал Кори, с трудом сглотнув.

— Табита, да, — передразнил мой папаша. — Хорошая работа, девочка. Ты же знаешь, что нужно сделать. Ты или Карла, да? Ты или Кристал?

Я кивнула, потому что во рту пересохло, будто туда насыпали пепла, пока слушала, что молотил своим лживым языком мой отец.

— Табита, — застонал Зверь. — Ты должна была оставаться в укрытии.

— Она не такая глупая, как ты, мой мальчик, — произнес отец, и дуло его пистолета даже не дрогнуло, все еще оставаясь нацеленным в живот моего любимого мужчины. — Она знает, что я подстрелил бы тебя и оставил умирать, после чего отправился бы на ее поиски. И я бы нашел ее. Она никогда не сможет спрятаться от меня, не так ли, Табби?

— Нет, сэр, — прошептала я.

Я не могла оторвать взгляд от пистолета, такого блестящего и смертоносного.

Это был старый пистолет, который он хранил в шкафу у себя дома, тот, за который он хватался всякий раз, когда ощущал ностальгию по былым временам.

У него были и другие, более новые, изящные, но этот пистолет с такой же легкостью мог убить человека. Мог убить Зверя.

— Подойди сюда, Табита, — приказал мне отец.

Я подошла и встала рядом с ним, отчего у меня задрожали губы, а руки затряслись еще сильнее.

— У нас со Зверем был уговор, и знаешь, что? Он нарушил наше соглашение. У этого мудака ничего для меня нет. Он грязный, лживый предатель.

— Да, сэр.

— Итак, ты находилась здесь как часть сделки, но больше он тебя не получит.

Я кивнула.

— Флорес даст мне за тебя наркотики и много денег, этот же мудак просто давал мне дозу и немного налички. Как оказалось, это была невыгодная сделка. Я позволил тебе остаться здесь на некоторое время, потому что дурь была по-настоящему хорошей, но теперь это не имеет значения. Уговор нарушен, и я хочу получить за тебя намного больше.

— Да, сэр.

Даже непонятно, как мне удавалось отвечать, ведь во рту все пересохло от ужаса. Я смотрела отцу прямо в лицо и не представляла, как смогу сделать еще один шаг вперед.

— К несчастью для тебя, Флорес не заботится о кисках, он не ставит их на пьедестал, — произнес папаша с неприятной ухмылкой на лице. — Он не будет трахаться с тобой сам. Его заботят только деньги, поэтому он будет продавать тебя своим друзьям.

Я промолчала.

— У него отличная бизнес-модель. Приходишь ради дури, остаешься ради девочек. Приезжаешь к девочкам, покупаешь наркоту. Все взаимосвязано.

Я так ничего и не сказала. Даже не думала, что смогу.

— Ты будешь сутенером у собственной дочери? — ошеломленно спросил Зверь.

— А чем ты думаешь, я занимался последние шесть месяцев? Я продал ее тебе не для того, чтобы она подметала твои гребаные полы, и ты это знаешь.

Никто не ответил.

— Ага, я так и подумал, кретин. Ты не такой уж большой и сильный, когда хочешь быть единственным, кому она достанется, не так ли? Я позволял ее трахать, потому что получал наркотики, но теперь я отдам ее Флоресу. Пусть ее трахают другие, а я буду получать за это свою дурь. Или я должен записать это для тебя, как будто ты гребаный ребенок?

Я вынудила себя оставаться без движения, хотя меня так и подмывало дотронуться до телефона, который, если мне очень повезет, сможет записать все это.

Но отец бы все понял, если бы увидел какое-то движение.

Папаша мог быть достаточно взрослым, чтобы лепетать как дурак, но он не был идиотом.

К величайшему сожалению.

— Кроме того, буквально только что, я здесь уже пояснил кое-что твоему любовничку. Твоему рыцарю в сияющих доспехах. Я не считаю, что ты моя дочь. Мне кажется, что ты не похожа на меня, и я не думаю, что твоя мать была достаточно умна, чтобы не раздвигать свои поганые ноги.

Тишина.

— Ты понимаешь, что это значит? Я потратил последние восемнадцать лет на заботу о чужом ребенке как конченный лошара. Я много лет назад должен был отделаться от тебя и твоей гребаной матери и поселиться с хорошей девушкой вроде Кэнди.

Он сделал паузу.

— Может, не вроде Кэнди, сучка становится заносчивой. Когда я избавлюсь от тебя, то отправлюсь преподать ей урок.

Я поежилась.

Девочки тоже будут в той квартире. Или им придется наблюдать, как он будет избивать их мать, или они вмешаются, и папаша причинит боль им тоже.

Тут не было хорошего варианта.

Кроме того, я не хотела, чтобы он навредил Кэнди.

Я должна была увести отсюда папашу и дать Зверю возможность позвонить в полицию.

То, что отец сказал, будто я не его ребенок, меня совсем не удивило. Это был просто следующий шаг под действием наркотиков. Злость, агрессия, паранойя.

Все шло согласно его еб*нутой манере поведения.

Я должна была увести его от Зверя. После паранойи наступит либо пора сентиментальных слез, либо слепая ярость, и если это будет гнев, он будет в состоянии убить Зверя, невзирая на последствия. Отец всегда думал, что он слишком умный, чтобы попасть в руки копов, так что ему даже не придет в голову, что его могут арестовать.

Я внимательно следила за тем, чтобы не притронуться к телефону, который лежал в моем кармане.

— Ну что, сука? Готова ехать? — спросил он, изобразив беспокойство.

— Да, сэр, — ответила я.

— Хорошо. Иди и открой гребаную дверь, — приказал отец.

Он сделал два шага назад, но пистолет продолжил четко указывать на Зверя. Мой отец мог быть обколотым мудаком, но у него была твердая рука.

— Ты, сядь в это кресло.

Зверь подошел к креслу у стены напротив двери, и каждое движение, которое он делал, выглядело чересчур осторожным.

— Хорошая работа, парень. Теперь брось мне свой телефон.

Зверь засунул руку в карман джинсов и медленно вытащил свой телефон. Он наклонился, чтобы положить его на пол, и подтолкнул к моему отцу.

Папаша с силой наступил на мобильный, раздавив его на куски. Он пнул жалкие остатки, разметав их по всей поверхности пола.

Я надеялась, что ему не придет в голову, что у Зверя могли быть другие телефоны. Или что телефон был у меня.

— Могу я забрать свой рюкзак? — спросила я.

Что-нибудь, чтобы отвлечь его от Зверя, разбитого телефона и обратить внимание отца на себя.

— За каким хреном он тебе нужен?

— Там все мои домашние задания, — сказал я.

— И? Дерьмо, ты тупая сука, ты еще ничего не поняла, да? — прорычал он. — Не будет больше никаких занятий. Больше не будет никакого колледжа. У Флореса тебя будут трахать по восемь-десять парней в день, пока ты не окажешься слишком старой, чтобы приносить пользу. А потом он сбросит тебя в какую-нибудь неглубокую могилу. Я видел, как он проделывал подобное дерьмо.

Я не стала притворяться, что мне не было чертовски страшно. Я сглотнула и позволила слезам стекать по моему лицу.

— Пожалуйста, не отдавай меня ему, — умоляла я. — Пожалуйста, позволь мне остаться со Зверем или просто отвези меня домой, ладно? Пожалуйста, не отдавай меня Флоресу.

— Я не собираюсь удерживать тебя в безопасности по доброте душевной, — произнес папаша. — Тебе уже восемнадцать, и если ты сбежишь, я не обязан заявлять о твоем исчезновении. Это то, что я и собираюсь сделать. Все будет выглядеть правдоподобно.

— И ты не навредишь Зверю? — спросила я.

— Да, прекрасно. Держи рот на замке и перестань ныть из-за глупого дерьма, и я не причиню вреда твоему парню. Пока он не сделает какую-нибудь глупость, вроде того, чтобы вызвать копов.

Он ухмыльнулся.

— Ох, подождите. Он не сможет этого сделать, не так ли? К тому времени, как он позвонит в полицию, будет уже слишком поздно. Ты уже будешь в Южной Каролине с членом в своей п*зде.

— Зверь, пообещай, что ты никому не скажешь, ладно? Я не хочу, чтобы ты пострадал. Если кто-нибудь спросит, скажи, что я сбежала.

— Нет, Табита...

— Зверь! Обещай мне.

Я впилась в него взглядом, отчаянно желая, чтобы он меня понял. Я хотела, чтобы Кори немедленно вызвал гребаных копов. У моего отца был весьма приметный грузовик. Если Зверь позвонит достаточно быстро, то они смогут задержать его.

Они смогут спасти меня.

Кори сглотнул.

— Отлично, черт возьми. Я покончил с тобой и твоей сумасшедшей гребаной семейкой, — сказал Зверь.

Я почувствовала, как на меня нахлынуло облегчение. Он никогда не сказал бы подобного в нормальной ситуации. Зверь, должно быть, понял, о чем я говорила; должен был понять, зачем я это делала.

— Хорошая работа, любовничек, — глумился мой отец. — Топай в гребаный грузовик, сука.

Я начала пятиться к двери.

Никто из мужчин не пошевелился.

Я вышла в декабрьскую слякоть, босиком. Мне повезло, что на мне хотя бы оказался надет легкий свитер.

Я забралась в машину и пристегнулась ремнем безопасности.

Мой отец остановился на пороге хижины.

Я ничего не слышала, а затем прозвучал... выстрел. Вскрик, и все стихло.

Отец подбежал к грузовику и, заскочив в кабину, ударил меня по лицу, когда я попыталась дотянуться до двери, одновременно расстегивая ремень безопасности.

— Оставайся в проклятом грузовике, — закричал он.

Я покачала головой, а потом зарыдала и начала с ним бороться.

Он перегнулся через меня и захлопнул дверь, после чего дернулся к дверце со стороны водителя и закрыл ее. У него были детские блокираторы, так что я не смогла открыть дверь или окно.

Я оказалась в ловушке.

Мне оставалось лишь надеяться, что Зверь был в порядке и уже направлялся к телефону, чтобы позвать на помощь.

— Я сказал, чтобы ты оставалась в гребаном грузовике, — произнес мой отец и, схватив меня за волосы, ударил об боковое стекло двери.

Я увидела звезды, и на секунду мой мир померк.

— Так-то лучше, — пробормотал папаша, когда я перестала сопротивляться.

Он вытащил рулон черной ленты и, схватив меня за руки, обмотал их так крепко, что я не могла пошевелить ими.

Мне было больно, я понимала, что если лента останется на моих запястьях надолго, то руки занемеют. И хоть связана я была крепко, это никак не мешало кровообращению в конечностях.

Отец завел грузовик и направился прочь от дома, где лежал раненый Зверь.

Я ничего не говорила.

Я чувствовала себя замороженной.

Я представляла Зверя, который позвонил в полицию, как только отец забрал меня.

Или, возможно, я уже потеряла его.

Неожиданно грузовик остановился между хижиной и дорогой. Папаша снова достал ленту и обмотал ею мои лодыжки.

Прежде чем я успела хоть что-нибудь сказать, мой рот тоже оказался заклеен.

Он вылез из грузовика и перешел на мою сторону, а потом открыл дверь и, расстегнув ремень безопасности, стащил меня с сидения. Я пыталась бороться, но со связанными запястьями и лодыжками, не было почти ничего, что я могла бы сделать, кроме того, как издавать приглушенные крики.

Он легко перебросил меня через плечо и залез в кузов грузовика, где открыл свой большой ящик для инструмента и вытащил верхний отсек.

Под ним оказалось пустое пространство, на треть заполненное старой соломой.

Я покачала головой, снова и снова пытаясь закричать.

Отец бросил туда свежей соломы, запихнул меня в ящик, после чего вернул на место отсек с инструментом и закрыл крышку.

Несколько долгих мгновений, я думала, что умру там, задохнувшись в грузовике.

А потом я поняла, что металлический ящик, в котором я находилась, был разобран, у него не было дна, и он стоял прямо на полу кузова. Его края не вплотную прилегали к поверхности подо мной, и там были щели, которые пропускали свет и воздух.

Я заставила себя сделать глубокий вдох.

Я не собиралась умирать в этом грузовике.

Не собиралась.

Дела были плохи, было неудобно, но мне не грозила опасность. Не от грузовика, по крайней мере.

«Если мы не попадем в аварию», — слегка отчаянно подумала я.

«Глубокий вдох», — напомнила я себе. — «Глубокий вдох». Меня поразила мысль, что я внезапно стала гораздо больше симпатизировать необычным пасхальным яйцам, которые упаковывали в маленькие коробочки с искусственной травой.

Я позволила себе захихикать, пока не поняла, что прибывала на грани истерики и должна была взять себя в руки.

Я начала осторожно шевелить руками, чтобы понять, насколько далеко смогу развести ладони и сколько пространства у меня имелось внутри ящика.

Чертовски мало, но я оказалась в состоянии достать из кармана свой телефон, кое-как разблокировать его и остановить запись диктофона. Не было смысла разряжать аккумулятор. К счастью, он был полностью заряжен, когда все пошло не так, как надо.

Я снова выключила экран, поморщилась от боли, когда лента врезалась в руки, и на минутку попыталась думать рационально.

Телефон находился в колыбели моих рук, как будто был сделан из тончайшего стекла. Если бы я его уронила, то другого шанса у меня бы уже не было. Ни при каком раскладе, я не смогла бы изогнуться, чтобы найти его в соломе.

Что же, это и было моим первоначальным вариантом. Я могла бы спрятать его в соломе и надеяться, что Зверю удалось позвонить в полицию и убедить их отследить чертов грузовик по GPS.

Зверь.

Я даже не знала, жив ли он.

Я была одна.

Я никому не могла доверять. Ни при каком раскладе я не могла позвонить, с лентой, приклеенной к моему рту, или написать кому-то сообщение, кто смог бы помочь мне справиться с отцом.

Подождите-ка.

Возможно...

Возможно, был один человек.

Она была моей последней надеждой.

Я включила телефон и сумела запустить приложение с набором текстовых сообщений. Потребовалось три попытки, чтобы нажать на изображение Кэнди, но, в конце концов, я это сделала.