Зверь из Жеводана

3. Зверь и охотники на волков

Сразу же по приезде в Жеводан господин д'Энневаль обосновался вместе с сыном, капитаном, в Мальзие. Следует сказать, что на протяжении трех лет каждую зиму я ходил в Мальзие к местному викарию учиться читать и писать по катехизису. А так как капитану д'Энневалю однажды понадобился грамотный мальчишка, а я как раз оказался под рукой, то я и стал выполнять кое-какие поручения охотников. Познакомился я и с господином д'Энневалем-отцом. Что я могу о них сказать? Это были люди справедливые, честные, требовательные и к себе, и к другим. Это были, как говорится, хорошие господа, строгие, умные» заботливые и дружелюбные. Кстати, позднее капитан принял участие в моей судьбе и обеспечил меня первыми заказами на транспортировку военных грузов. Заработал я тогда не слишком много, но начало было положено, хотя, конечно, состояние я составил в основном во время Революции, Директории и Империи. Я потом встретил капитана в Париже в 1790 году, 14 июля, на празднике Федерации в честь годовщины со дня взятия Бастилии. Он тогда отвел меня в Королевскую библиотеку, куда господин Маньи де Мероль в 1782 году передал рукопись своего труда, посвященного Зверю. Там же капитан д'Энневаль познакомил меня с письмами своего отца, из которых я сделал кое-какие выписки. Вторично же я встретился с господином д'Энневалем-сыном в Париже в год, когда состоялось грандиозное сражение под Аустерлицем. Мы вспоминали с ним дела давно минувших дней.,.

С прибытием в наши края господ д'Энневалей мы с отцом буквально перестали принадлежать себе и управлять собой. Сей феномен человеческого поведения известен издавна: во время больших бедствий те, на кого обрушиваются эти бедствия, вдруг начинают ощущать какую-то неведомую тоску, ка кое-то невероятное томление, что принуждает их вести бродячую жизнь. Вот и в Жеводане произошло то же самое: множество жителей края превратились в настоящих бродяг, которые постоянно испытывали потребность куда-то идти, что-то узнавать, что-то лично видеть, сменить во что бы то ни стало обстановку, не погружаться в повседневные заботы. Однако наших соседей сия болезнь особенно не коснулась, а вот мы с отцом заболели довольно серьезно. Когда чуть позже Зверь, похоже, обосновался где-то в окрестностях нашей деревни, мы с отцом буквально не могли спокойно сидеть на месте, даже находиться дома. Целыми днями я шатался по горам, отмеривая многие лье до Греза, Бессера, Овера, иногда пробираясь по глубоким сугробам, а иногда шлепая по лужам. На нас даже начали косо поглядывать соседи, видимо, заподозрив в каких-то неблаговидных делах, быть может, в провозе контрабанды. Мы и сами страдали от того, что не могли совладать с собой, а уж что говорить о домашних. Моя матушка, добрая душа, женщина робкая и смирная, не осмеливалась нас ни в чем упрекать, зато некоторые соседи прямо говорили, что мы спятили. Мы и в самом деле были не в себе, мы были как в бреду, в горячке, нами овладела мания непрерывного движения, нас постоянно преследовала мысль о Звере, не дававшая нам ни есть, ни пить, ни работать, ни спать.

Я полагаю, что по психическому складу мы с отцом относились к иному типу, нежели наши соседи, ибо мы гораздо сильнее ощущали и осознавали весь ужас происходящего. Говорила ли во мне отцовская кровь? Возможно, состояние Жанны и поведение Жюльены свидетельствовали о том, что у них отцовская кровь взяла верх над материнской, зато Сильв ен явно пошел в мать, а потому воспринимал все происходящее довольно спокойно, как будто это его не касалось.

В течение тех проклятых трех лет, с 1764 по 1767-й, бывали минуты, когда я всерьез задавался вопросом, принадлежу ли я к тому же роду и племени, что мои ближайшие друзья. В них чувствовалась какая-то апатия, пассивность, безучастность, терпеливость, граничившие с полнейшим равнодушием, и это-то меня в них больше всего и поражало. А они, в свой черед, считали меня малость чокнутым.

Чтобы уж быть до конца правдивым, надо сказать, что наши горцы, быть может, даже больше страдали от тягот участия в бесконечных облавах, навязанных властями и охотниками, чем от ущерба, наносимого собственно Зверем, ведь он не трогал скотину, а покушался в основном на людей. Меня, кстати, просто поражало равнодушие, которое выказывали некоторые жители гор Маржерид, потерявшие своих детей. Но вот потеря времени, а вследствие этого и потеря части урожая порождали глухой гнев. Я думаю, в нас с отцом текла более благородная кровь, чем в наших соседях...

В большинстве охот и облав, о которых упоминает господин д'Энневаль-отец в документах и воспоминаниях, показанных мне его сыном, мы с отцом были непосредственными участниками, то есть наблюдали все события вблизи, либо мы 0 них много слышали.Так вот, господин д'Энневаль прибыл в Жеводан в конце февраля 1765 года и тотчас же приступил к активным боевым действиям. 25 февраля 1765 года господин д'Энневаль пишет письмо господину де Фонтену, главному смотрителю охотничьих угодий в Алансоне, и сообщает ему, что находится в Сен-Флуре. Далее он извещает господина де Фонтена о том, что, находясь в Массьяке, он узнал, что Зверь объявился в окрестностях городка. Как оказалось, в деревне Шапель-Сен-Лоран чудовище сожрало маленького мальчика. Господин д'Энневаль отправился к месту убийства пешком, но сам лично Зверя не видел, ибо тот исчез.

Два крестьянина подробно описали ему Зверя, причем отметили, что в нем было что-то от кошачьей породы. В приюте для бедных в Сен-Флуре тогда находились два человека, пострадавшие от клыков Зверя, и господин д'Энневаль нанес им визит, но ничего нового не узнал. В конце письма он сообщал господину де Фонтену, что Зверь часто откусывал своим жертвам головы и что многие случаи нападения на людей остаются незарегистрированными, как, например, случай, имевший место 23 февраля в деревне Вивье, что в приходе Омон, когда Зверь напал на женщину, но ее спасли соседи и сочли за лучшее ничего властям не сообщать.

29 марта господин д'Энневаль пишет интенданту Алансона и сообщает, что он находится в городке Терм. Как ему стало известно, 19 марта Зверя видели где-то между деревушкой Ла-Гард и Сен-Шели. В течение всего 22 марта сам господин д'Энневаль преследовал Зверя, поднятого с лежки загонщиками под Омоном в 8 часов утра. Зверь быстро добрался до Сент-Альбана и прошел чуть ли не под носом у слуг графа де Моранжье, охранявших замок. Господин д'Энневаль познакомился с графом. Он продолжил преследование по направлению к деревне Гардет, переночевал в Мальзие. Далее господин д'Энневаль сообщал, что к нему присоединились три охотника из Оверни, из числа обедневших мелкопоместных дворян, и что он ими очень доволен. К письму прилагался список кровавых «подвигов» Зверя, совершенных с 24 февраля.

Итак, по сведениям господина д'Энневаля, 24 февраля Зверь напал на двух мальчиков в Монтель-Жаволе, причем пёс, сопровождавший детей,., не осмелился наброситься на чудовище. 28 февраля в Фо Зверь очень сильно поранил мальчика, и ребенок умер к вечеру. В тот же день чудовище напало на девочку из Грандваля, но ей вовремя пришли на помощь взрослые, так что малышка отделалась лишь испугом.

В первых числах марта в городке Арзенк-д'Апше исчезла девочка, и вскоре обглоданные кости несчастной были найдены в лесу.

8 марта.– Зверь одним махом откусил голову восьмилетней девочке из деревни Файе, что в приходе Альбаре. В тот же день он был замечен в окрестностях Вилларе-д'Апше.

9 марта.– В риге в деревне Миаленетт было найдено истерзанное, наполовину обглоданное тело четырехлетней девочки.

12 марта.– Среди ночи Зверь напал прямо на улице на девушку в Сент-Альбане.

13 или 14 марта.– Зверь переправился через реку Трюйер около Сен-Леже и напал на мальчика в Албаре-Сент-Мари, а потом еще на одного малыша в Прюиньере. В тот же день в схватке с чудовищем проявила невиданное мужество Жанна Шастан.

14 марта.– Зверь перевалил через горы и сожрал ребенка в одной из деревень прихода Тора в Верхней Луаре. Практически те же самые данные можно найти и в письме господина Лафона интенданту Лангедока, написанном 19 марта 1765 года.

Убийства продолжались с жутким постоянством.

5 апреля.– В деревне Бергунью, что в приходе Фонтан, Зверь растерзал и сожрал 12-13-летнего мальчика.

Охотники из Нормандии не сидели сложа руки. Уже 4 апреля они выследили Зверя и стали его преследовать. Собаки догнали чудовище, хотя оно имело явное преимущество во времени (примерно 2 часа). Итак, собаки обложили Зверя, окружили его и принялись яростно атаковать. Зверь злобно огрызался и упорно защищался. В конце концов он добрался до леса, где и исчез. Только одна собака осмелилась преследовать Зверя в чаще леса, но и она вернулась к хозяевам поутру, так как, очевидно, потеряла след. А вечером того же дня, то есть 4 апреля, Зверь убил в деревне Ла-Клод, что в приходе Грев, тринадцатилетнюю девочку, Габриэллу Пелисье.

5 или 7 апреля.– Зверь напал на детей около городка Арзенк-Сюр-Рондон, девочка была убита, а мальчик – серьезно ранен.

9 апреля.– Зверь был замечен неподалеку от городка Серверет.

10 апреля.– Крестьяне из деревень около Прюньера сами организовали облаву в скалах. Были замечены два существа, большое и маленькое, видимо, детеныш, коих один из доезжачих господина д'Энневаля принял за волков. Он выстрелил, но промахнулся. Погода была ужасная, лил проливной дождь. Господин д'Энневаль заговорил о необходимости прибегнуть к отраве, о чем свидетельствует его письмо к интенданту Алансона и имеются упоминания в рукописи Маньи де Мероля.

18 апреля.– В Жеводане вновь убит ребенок, и у него, по выражению господина д'Энневаля, «была выпущена вся кровь, точь-в-точь как мясник выпускает кровь из зарезанного теленка», о чем охотник из Нормандии сообщил интенданту Алансона в письме от 27 апреля 1765 года.

21 апреля.– Состоялась облава, в коей приняли участие в качестве загонщиков крестьяне 20 приходов (около 10 тысяч человек). Один из загонщиков увидел Зверя и позвал на помощь. Деревенский кюре, ближе всех находившийся в цепи, прибежал на крик, сжимая в руке пистолет, но Зверь бросился наутек.

22 апреля.– Зверь напал на пятнадцатилетнего мальчика и двенадцатилетнюю девочку, пасших скот в горах. Они долго оборонялись, причем девочку отважный подросток закрывал своим телом, заставляя прятаться у себя за спиной. В конце концов Зверю надоело крутиться на месте и он бросился на мальчика, сбил его с ног и вцепился ему в шею сзади, задев клыками щеку и руку. Девочка принялась колоть Зверя в зад своей самодельной алебардой с небольшим ножом на конце. На крики прибежал один из родичей детей, высокий и крепкий мужчина лет 28 от роду, вооруженный топором, коим он хотел размозжить чудовищу голову, но оно уворачивалось от ударов. Наконец Зверь бросил жертву и, покинув поле боя, присоединился к другому животному, которое поджидало его неподалеку. Все очевидцы считают, что то была обыкновенная волчица, очень маленькая. Она обнюхала Зверя и облизала ему морду, как делают волки, составляющие пару.

Все эти интересные детали поведали лично господину д'Энневалю участники этих событий, о чем он и сообщил в письме к интенданту Алансона от 24 апреля 1765 года. (В книге господина Пурше приводится еще одно свидетельство, в коем поведение Зверя описывается несколько иначе. Там говорится, что Зверь, бросив жерт^У, встал на задние лапы, стал выделывать передними какие-то странные звуки, чем поверг крестьян в изумление, а потом принялся ласкать такое же животное, но ростом поменьше.)

23 апреля.– В облаве принимают участие крестьяне 12 приходов. Никаких результатов. В тот же день на юге Жеводана, в Памуе, была убита молодая волчица, чей труп потом привезли в Мандр и выставили на всеобщее обозрение, ибо в брюхе у нее, то есть в желудке, при вскрытии обнаружили клочки женского платья.

Наконец, 22 апреля один из доезжачих графа де Монтессона, сопровождавший господина д'Энневаля с двумя собаками, написал своему хозяину: «Край этот воистину ужасен. Пища отвратительная, погода премерзкая: мокрый снег, переходящий в дождь, сменяемый в свой черед градом, сильные ветры, частые грозы. Не приезжайте в Жеводан, ваше сиятельство, ибо местность здесь крайне пересеченная, буквально изрезанная глубокими оврагами и бездонными пропастями, так что она совершенно непригодна для верховой езды». Следует отметить, что многие охотники, прибывшие в Жеводан из различных районов юга Франции, покидали край, обескураженные неудачами. Господин д'Энневаль настоял на том, чтобы им особым указом было запрещено, так же, как и господину Дюамелю и драгунам, предпринимать какие-либо действия самостоятельно, без его согласия и приказа. Тем самым он приобрел многочисленных врагов.

25 апреля.– Большая облава при участии мужского населения 40 приходов состоялась при отвратительнейшей погоде. Сильный туман сменился мокрым, липким снегом. Бедные крестьяне!

30 апреля.– Господин д'Энневаль поднял Зверя с лежки где-то в скалах под Прюньером. Зверь ушёл от преследователей в горы. В 7 часов вечера господин де Мартель, богатый землевладелец, в чьих владениях расположена деревня Шометт (между Сен-Шели и Римезом), стоя у окна в своей комнате, заметил чудищ. По его словам, Зверь сидел на заду и, казалось, смотрел на пастуха господина Мартеля, выжидая удобного момента, чтобы прыгнуть на беднягу. Господин де Мартель крикнул одному из своих братьев, местному кюре, что Зверь совсем близко, а потому надо взять ружья и бежать на помощь пастуху. Другому брату господин де Мартель велел скорее отправляться с ружьем на опушку леса у деревни Шометт, чтобы отрезать Зверю путь к отступлению, если им удастся спасти пастуха, спугнуть Зверя и погнать его по направлению к лесу. Сначала все шло точно по плану, так что лучшего и пожелать было нельзя. При приближении почтенного аббата Зверь, то ли заметив, то ли почуяв человека, поднялся и потихоньку потрусил к лесу. Господин Мартель-старший выстрелил в таинственное существо с расстояния в 50 шагов. Стрелял он зарядом, снаряженным тремя пулями. Зверь упал, но поднялся, и тогда господин Мартель, средний брат, выстрелил в него с расстояния в 67 шагов зарядом крупной дроби, и Зверь опять упал, а потом заполз в лес и исчез.

Отважные охотники пошли по следам и обнаружили, что Зверь потерял много крови. Один из местных крестьян по имени Франсуа Рош видел подраненное чудище и заметил, что у него вся шерсть на шее залита кровью. В течение некоторого времени братья Мартел шли по кровавым следам, надеясь найти Зверя мертвым. Но увидев, что сгущаются сумерки и приближается ночь, а поиски не Дают результатов, они отправили нарочного к господину д'Энневалю около 10 часов вечера. Полил сильный дождь. Далее я приведу отрывок из письма капитана д'Энневаля интенданту Алансона, написанного 2-го и отправленного 3 мая из Сент-Альбана: «Всю ночь лил сильный дождь, и мы смогли отправиться на место, где видели Зверя, только утром ром 2 мая. Мы нашли господ Мартелей, которых сопровождали лакеи, крестьяне и множество охотничьих собак. Они все еще пытались найти след Зверя, внезапно потерянный ночью. Мой отец попросил, чтобы его отвели на место, где Зверь был ранен, и пустил вперед свою лучшую борзую. Умный пес тотчас же взял след и подал голос. Он долго вел хозяина через горные перевалы и топкие долины, через нагромождения скал, лесные чащобы и рощи и в десяти местах нашел запекшуюся кровь – где побольше, а где поменьше. Однако мой отец, хотя и внимательно осматривал ветви кустов в тех местах, где проходил Зверь, все же не заметил на них следов крови, а посему он сделал вывод, что Зверь ранен либо в грудь, либо в нижнюю часть шеи. Так мы дошли до леса около деревни Сен-Дени во владениях маркиза д'Апшье.

Там мы устроили облаву, и в ней приняли участие более 200 местных крестьян. Мокрый снег и град не прекращались, и мы были вынуждены после долгих бесплодных блужданий по лесу прекратить травлю. В тот день мы были на ногах с рассвета и до 6 часов вечера, причем за все это время мы ни разу не сделали привала, так что целый день мы ничего не ели и не пили. Мы отправились на ночлег обратно в Сент-Альбан. Прибыв туда, мы тотчас же узнали, что примерно час назад какое-то очень крупное животное, похожее по описанию на Зверя, хотело напасть на юного пастуха или на одну из овец его стада около деревни Пуг, что в приходе Фонтан. Мы решили отправиться туда утром, но погода нам помешала, ибо по-прежнему лило как из ведра, и найти следы надежды не было никакой. Вчера, то есть 1 мая, нам сообщили, что в лесу Сен-Дени была убита волчица и что в брюхе у нее было обнаружено семеро волчат...»

Далее шла приписка, сделанная, очевидно, чуть позднее: «После того как я закончил писать письмо, нам сообщили, что Зверь вчера, 2 мая, убил девушку из деревни Пепине, что в приходе Вантеж, неподалеку от аббатства Святой Девы Марии». 6 мая – В письме, написанном в Мальзие, господин д'Энневаль извещал интенданта Алансона о том, что в ходе большой охоты, состоявшейся 6 мая, в Зверя или в животное, очень похожее на Зверя, дважды стреляли. Первый выстрел произвел один из местных жителей, и было это сделано с расстояния в 20 шагов, а второй – произвел с 15 шагов господин де Лафайет, дворянин из Оверни, коего господин д'Энневаль назвал одним из лучших стрелков, каких он только знал. Собаки настигли Зверя, стали на него нападать, но он, огрызаясь, отступил к чаще. Увы, опять охотникам не повезло с погодой, ибо разыгралась настоящая буря, которая и вынудила преследователей, кстати, в основном конных, искать убежища для себя и лошадей. Собаки, преследовавшие Зверя всю ночь, вернулись домой только под утро, и у одной из них на шее были видны следы, оставленные клыками Зверя.

12 мая.– В очередном письме интенданту Алансона господин д'Энневаль сообщал о том, что состоялась еще одна большая облава, в ходе которой были убиты еще два волка.

16 мая.– Из следующего письма господина д'Энневаля следует, что в большой облаве, устроенной 16 числа, приняли участие крестьяне 48 приходов. О Звере не было ни слуху ни духу. Он не подавал признаков жизни со 2 мая, когда его видели в деревушке Шометт, или с 6 мая, если считать, что именно в него дважды стреляли в тот день. Господин д'Энневаль был склонен считать, что Зверь мертв.

Я ненадолго прерву свой рассказ о ходе событий, чтобы подчеркнуть две-три детали. Кстати, господин д'Энневаль, обладавший поразительным охотничьим чутьем и бывший человеком очень порядочным и совестливым, обратил на них внимание. Возможно, однако, он и не сообщил о них властям, хотя и понимал, что это следовало сделать, так как господин д'Энневаль-сын, человек очень осторожный и весьма скептически настроенный, как я имел возможность заметить, отговорил его от столь необдуманного поступка, который мог повлечь непредсказуемые последствия. Итак, господину д'Энневалю стало ясно, что в Жеводане он имеет дело не с волком и не с волками... Было там еще что-то... А ведь господин д'Энневаль не мог ошибиться, ведь у него был богатейший опыт, он собственными руками уничтожил сотни волков, он преследовал их, травил собаками лично, так что уж он-то знал в волках толк. Как писал господин д'Энневаль, Зверь, которого он видел лично, или животное, походившее на Зверя, если верить описаниям очевидцев, было вовсе не волком, а каким-то иным существом. В этом, кстати, мнение господина д'Энневаля совпадало с убеждениями жителей края. Быть может, это ощущение возникло стихийно, а быть может, явилось результатом массового самовнушения, которое произошло из-за того, что люди испытывали настоятельную потребность как-то персонифицировать бедствие, назвать источник несчастий. Распространению этих верований явно содействовали и пребывавшие в смятении власти, кстати, вполне вероятно, способствовавшие их возникновению, а также и безапелляционные заявления людей, призванных толковать волю Божию, то есть священников, о том, что существует лишь один Зверь, насланный на Жеводан самим Господом в наказание за грехи человеческие. Так уж получилось, что несчастья, обрушившиеся на наш дикий край, объяснялись лишь одной причиной, все убийства приписывались лишь одному существу, вместо того чтобы каждый случай был рассмотрен в отдельности. В то же время кровавые деяния неведомого убийцы были окутаны своего рода тайной, за ним признавалась какая-то сверхъестественная сила.

Но возникали многочисленные вопросы... Если в Жеводане свирепствовал всего один Зверь, являвшийся, по утверждению церковников, олицетворением Кары Господней, Зверь, столь сильно отличавшийся от всем известных волков, то почему же тогда за его голову была назначена награда? Никогда прежде на памяти жителей края, где волки встречались гораздо чаще, чем лисы, не возникало необходимости призывать на помощь охотников из других провинций Франции. Не было такого и в самом отдаленном прошлом... Странные повороты происходят в сознании людей... Париж направил в Жеводан господ д'Энневалей именно по той причине, что они были прославленными и очень удачливыми охотниками на волков, и в то же время с их прибытием у жителей края еще более окрепло убеждение в том, что дело-то совсем не в волках или не только в волках. Более того, сами д'Энневали, едва прибыв в Жеводан, уверовали в это! Но вернемся к фактам.

19 мая. – Как сообщал в письме к интенданту Алансона, написанном в Мальзие, господин д'Энневаль, какое-то время он пребывал в надежде, что Зверь уже уничтожен, но, увы, эта надежда оказалась тщетной. Как стало известно, в лесу Сервиланж в приходе Вантеж была растерзана женщина, примерно на том же месте, где 2 мая была найдена первая жертва. У несчастной была откушена голова (её у трупа просто не оказалось и впоследствии ее так и не нашли). Отдельно от тела валялись обглоданные кости правого плеча и руки. Грудь была вся изгрызена. Господин д'Энневаль поспешил на место преступления и рассыпал вокруг трупа отраву, предварительно пропитав ядом и бренные останки. Появились крайне мрачно и даже угрожающе настроенные крестьяне и окружили господина Д'Энневаля, храня грозное молчание. Затем они построили вокруг трупа шалаши и оставались в них, читая молитвы, все время, пока охотники сидели в засаде, выражая таким образом свой гнев и впервые проявив враждебность и непокорность.

В «Газет де Франс» от 3 июня было опубликовано письмо одного охотника из Клермона, в котором он сообщал, что Зверь растерзал 19 мая в лесу у Сервиланжа молодую женщину и что господин д'Энневаль, прибыв на место, приказал отравить труп несчастной. Однако старый охотник из Нормандии чуть позже признал, что особенно не надеется на эффективность этого средства, так как жители деревни соорудили неподалеку от тела шалаши. Они приходят в эти шалаши, устраивают там ночные бдения, жгут свечи и читают заупокойные молитвы, отпугивая тем самым хищника и не давая ему приблизиться к остаткам добычи. В тот же день в окрестностях Вантежа была убита волчица с выводком из восьми волчат.

21 мая.– Зверь проходит у подножия гор неподалеку от Мальзие, в него стреляют с 20 шагов, но промахиваются, после чего чудище преодолевает реку вброд. К этому времени со дня прибытия д'Энневалей уничтожено 18 волков. 23 и 28 мая были устроены большие облавы, но успеха они не принесли.

«Газет де Франс» в номере от 3 июня сообщала о том, что «24 мая Зверь загрыз сначала девушку в деревне Мазель, а потом – вторую в деревне Сен-Прива. В тот же день Зверь попытался напасть и на третью, в Марсийяке, но не причинил ей никакого вреда, потому что бедняжке пришел на помощь четырнадцатилетний мальчик, вонзивший в тело хищника нож, укрепленный на конце его алебарды. Когда юный спаситель девицы вытащил нож из бока Зверя, то увидел, что лезвие окровавлено. Жуткое животное тем временем укрылось в лесу Клавьер. В церкви ударили в набат, и все жители прихода поспешили на этот скорбный зов. Вскоре крестьяне окружили лес и прочесали его, но Зверь, как это уже не раз бьюало, таинственным образом исчез, хотя никто не мог взять в толк, как он мог проскочить через цепь незамеченным».

В нашей высокогорной части Жеводана, продуваемой всеми ветрами, весна вступает в свои права довольно поздно. Иногда даже в начале июня случаются заморозки, особенно по ночам. В долинах, где расположены городки Шозег, Сен-Флур, Манд и Маржеволь, там, где почвы более плодородны и где горы защищают поля словно гигантскими щитами, урожай вызревает гораздо раньше и бывает намного обильнее, чем на наших каменистых склонах. К концу мая в долинах уже вырастают кое-какие овощи, вот почему в городках часто устраивают ярмарки. В пятницу 24 мая в Мальзие и был большой базарный день. На эту весеннюю ярмарку обычно спускались с гор все обитатели близлежащих деревень, чтобы купить саженцы и продать шерсть, что успели напрясть на зиму. Народу обычно в тот день сходилось в Мальзие видимо-невидимо. Отправился туда и я. Дорога отняла у меня довольно много времени, потому что пошла кружным путем, так что пришел я в Мальзие к полудню. Вокруг только и было разговоров, что о Звере. Говорили, что накануне его видели у перевала Альбаре-Сент-Мари, неподалеку от деревни Ла-Гард, где в него стрелял, да промахнулся господин д'0рфей, после чего Зверь якобы направился к Шольяку и преодолел реку Трюйер в приходе Жюлианж.

К часу дня, когда торговля на ярмарке была в самом разгаре, люди, прибывшие из Сен-Прива, то есть из моей родной деревни, сообщили, что Зверь бродит где-то рядом. Я опрометью бросился домой, не чуя под собой ног от страха за родных. По дороге меня словно громом поразило ужасное известие: погибла Маргарита Мартен. Маргарите Мартен было двадцать лет, это была красивая, сильная, добрая и приятная девушка из нашей деревни. Хотя она и была старше меня, мы с ней подружились и проводили вместе немало приятных минут. И вот на середине пути от Мальзие к Сен-Прива пастух, гнавший стадо коз, крикнул мне:

«Теперь на его счету и бедняжка Маргарита!»

– Как? Что?

– Да, ее загрыз проклятый Зверь!– прокричал пастух и зашагал прочь. Он был уже далеко, а я все стоял и не мог поверить в то, что моей подруги больше нет.

Почти у первых домов деревни, на последнем повороте дороги, я и нашел Маргариту, лежавшую в луже крови. Настоятель монастыря, расположенного рядом с деревней, у которого Маргарита иногда прибирала, уже выслушал предсмертную исповедь умирающей, причастил ее и отпустил грехи. Мною овладела невиданная слепая ярость, от которой я затрясся словно в лихорадке. В толпе, собравшейся у тела Маргариты, говорили, что Зверь направился к Жюлианжу. Я устремился вслед за убийцей. Около Амуретт, небольшой деревушки прихода Жюлианж, я заметил скопление взволнованных людей. Я, конечно же, подбежал и увидел двух смертельно-бледных детей, мальчика и девочку лет одиннадцати, которых чуть было не растерзал Зверь, но ему помешали проходившие мимо пастухи со стадом. Я двинулся дальше и еще издали услышал доносившиеся со стороны деревни Мазе пронзительные крики. Как оказалось, примерно за четверть часа до моего прихода в лесу, принадлежащем господину де Лабарту, была убита девочка, тринадцатилетняя Мари Валес, гнавшая на выпас овец вместе с братишкой. Да ведь это настоящая бойня! Два трупа за какие-то два часа, на расстоянии в пол-лье друг от друга!

Теперь я уже не один шел по следу Зверя, ибо многие крестьяне присоединились ко мне. Собаки звонко лают и уверенно ведут нас к деревне Лорсьер. Я не замечал того, что мои руки все еще в крови несчастной Маргариты, которую я обнял прежде, чем она испустила дух. Меня всего трясет от бешенства, и я иду как в бреду, почти ничего не соображая и не чувствуя.

После деревни Шабонтий толпа преследователей стала постепенно редеть, а потом и вовсе рассеялась, так как собаки потеряли след и принялись метаться из стороны в сторону. Я увидел красивую юную пастушку, сторожившую стадо овец. Я предупредил ее об опасности и стал расспрашивать, не заметила ли она чего подозрительного. Уже начало темнеть. Я начал задавать вопросы, пастушка пошла мне навстречу, чтобы ответить. Вдруг откуда ни возьмись из зарослей слева от меня выскочило это чертово чудище. Я, выставив вперед алебарду, встал между Зверем и пастушкой, а та, дурочка, прижалась ко мне, да еще и уцепилась за руку, громко взывая о помощи... Я был не в состоянии двигаться, настолько стесняла мои движения бедная перепуганная девчонка, а Зверь так и вертелся вокруг нас.

– Да отпусти же мою руку, дура!– рявкнул я, но несчастная словно обезумела, она ничего не слышала, только подвывала от страха. Я сильно толкнул ее, и она упала. Как оказалось, промедли я хоть секунду, и было бы поздно, ибо Зверь уже поднялся на задние лапы и собирался прыгнуть. И в этот момент я нанес ему удар алебардой. В ту же минуту я услышал крики людей, что спешили нам на помощь из Марсийяка.

Зверь, припадая на одну лапу, пустился наутек, но на земле не было видно следов крови. Я словно в тумане посмотрел на лезвие ножа, прикрепленного к алебарде, и увидел, что оно абсолютно чистое. Значит, я не пропорол толстую шкуру Зверя...

С девушкой из Лорсьера, чью жизнь я спас, мне суждено было встретиться впоследствии. В тот вечер она, однако, была настолько потрясена, что даже не поблагодарила меня. Можно было даже подумать, что она на меня злилась за то, что я ее так сильно толкнул. Я хорошо ее рассмотрел: высокая, стройная брюнетка, с густыми длинными волосами, разумеется, ужасно растрепанная в тот момент, и такая голубоглазая, что ее глаза можно было сравнить с весенним небом.

Возвращаясь через Жюлианж, я узнал, что в деревню прибыл лакей господина д'Энневаля, чтобы отравить труп Мари Валес. Похоронили бедняжку лишь 29 числа.

Вернувшись в Сен-Прива, я не пошел домой, а отправился туда, где лежало тело Маргариты Мартен. У нее была очень глубокая, хотя и небольшая рана в верхней части груди. Там образовался сгусток крови. Кто-то обмыл ей плечи и шею, и я тотчас же подумал, что господин д'Энневаль придет в ярость, ибо он требовал, чтобы никто не прикасался к телам жертв. Ну и пусть... Ну да мнето какая разница... Я прижался щекой к этой едва остывшей груди и заплакал. Мне казалось, что вот-вот Маргарита оживет и вновь запоет грустную народную песенку-жалобу, как не раз бывало, когда мы сиживали с ней у огня и моя голова покоилась у нее на груди.

В начале июня капитан д'Энневаль завел со мной серьезный разговор и долго-долго расспрашивал о людях, что живут в Сен-Прива и в округе, в Польяке, в Бессере; особенно его почему-то интересовали обитатели домов, расположенных высоко в горах, в самых труднодоступных местах.

– Скажи-ка, паренек, а у такого-то есть собаки? И какие у него собаки? А он сам что за человек?

Я отвечал охотно и чистосердечно рассказывал все, что знал, но я видел, что ответы мои его не удовлетворяли. Под конец он спросил:

– Жюльена, жена Жана Молара по прозвищу Жанту, доводится тебе сестрой?

– Да, сударь, но почему вы о ней спросили?

– Да нет, так, пустяки... Просто один из молодцов господина Дюамеля говорил, что она очень умна и что было бы полезно ее кое о чем расспросить...

Вот тогда-то я и вспомнил про высокого рыжего драгуна, который захаживал к нам. Но к чему были все эти вопросы? Вот этого-то я и не мог взять в толк.

Именно в то время капитан поделился со мной и соображениями о том, что у Зверя, вероятно, есть логово где-то высоко в горах, там, где совсем безлюдно, куда и добраться-то трудно, а может, и невозможно, и именно оттуда он и совершает набеги на различные районы Жеводана.

– А где же это, как вы полагаете?

– Похоже, что между Польяком и Вантежем... Разумеется, мне, хорошо знавшему свой край, было известно, что между Польяком и Вантежем есть всего-навсего один городок Бессер и крохотная деревушка Помперен.

Как-то раз я услышал, как господин д'Энневаль-старший говорил сыну:

– Да, да, но прежде всего надо искать вон там, наверху, в той жуткой пустыне...

Что он имел в виду, когда сказал «пустыня»? Очевидно, нагромождение голых, бесплодных скал, что высились не так уж далеко от нас.

Д'Энневали были уверены в том, что нужно окружить этот массив плотным кольцом и прежде всего запереть все входы и выходы, чтобы не осталось ни одной лазейки, а особое внимание следовало обратить на ущелья и пропасти между Польяком и Вантежем. Как они считали, ключ от этих «ворот» находится в городке Бессере.

Охота, проведенная 12 июня, ясно показала мне, в чем состоит план действий охотников из Нормандии. Накануне, 11 июня, д'Энневали отправились в Польяк и остались там на ночлег, назначив на утро 12 июня сбор всего мужского населения близлежащих приходов у расположенной рядом с Польяком часовни Нотр-Дам-де-Болье.

Наутро доезжачие сообщили, что они видели, как Зверь спускался по склону горы от деревни Бессе к Бессеру. Запомните и не путайте эти названия: Бессе и Бессер. В Бессе, кстати, находился старинный замок, принадлежавший семье субинтенданта Оверни, господина де Буасье. Семья эта очень знатная, богата и состоит в родстве чуть ли не со всеми благородными родами Веле. Когда господин Антуан де Батерн прибудет в Жеводан, он обоснуется именно в Бессе. Узнав, что Зверь спустился с гор и, обойдя Бессер, направился к деревне Деж, господа д'Энневали внезапно приняли совершенно непонятное решение: они отослали всех загонщиков и оставили при себе тридцать человек, лучших стрелков, причем все они были на конях. Странно, очень странно... Но, вероятно, этому решению все же было какое-то разумное объяснение, потому что охотники из Нормандии держались очень уверенно и чувствовалось, что они считают, что на сей раз находятся на верном пути. Капитан д'Энневаль приказал мне сесть на коня позади одного из лесников.

Часовня Нотр-Дам-де-Болье стояла у подножия Мон-Шове, то есть в самом центре того первозданного хаоса скал и голых плато, что господин д'Энневаль называл «пустыней». Мы начали спускаться по горным тропам вниз, к деревне Вашельри, где один крестьянин сообщил нам, что он совсем недавно видел Зверя, который на его глазах вдруг круто повернулся и потрусил рысцой на север. Мы добрались до леса у деревни Ламель, потом – до Дьежа, пересекли леса у Фавара и Бессе и направились к Нозеролю. Но Зверь опередил нас и в 9 часов напал там на двух женщин, а затем исчез, как сквозь землю провалился. А мы ещё долго-долго блуждали по горам и доехали до Вендрика, но никаких новых известий о Звере не получили, да и следов чудовища не нашли. Началась гроза, полил дождь, и вскоре разразилась настоящая буря, застигшая нас в пути. Мы вернулись по своим следам в Овер и там заночевали в овчарне на опушке леса Теназер. С утра у нас во рту не было ни крошки хлеба, да и припасов мы с собой не взяли, а потому съели козленка. На следующее утро господин д'Энневаль, всё такой же уверенный в себе, упрямый и непреклонный, повел нас в Черный лес. Увы, и там ничего, ни единого следочка... Собаки не подавали голоса со вчерашнего дня, когда они потеряли след Зверя где-то к Северу от Нозероля. Именно там хищник и скрылся... Очевидно, затаился где-то. Похоже, он проник в лес Теназер... Но почему же собаки его не учуяли? Возможно, потому, что его запах смешивался с другими запахами, например людей и собак? Вопросы, как всегда, оставались без ответа. Господин д'Энневаль выразил желание переговорить с неким Антуаном Шателем, лесником, смотрителем леса Теназер, сыном Жана Шателя из Бессера, но дома его не оказалось, и, как нам сказали, в этот день его никто не видел. Человек это был странный, нелюдимый, жил в полнейшем одиночестве и чурался соседей, а местные жители, похоже, даже боялись вслух произносить его имя и говорили «этот» или «тот», когда речь заходила о нём. Тогда мы поспешили вернуться обратно к Полья^У и Жюлианжу и ехали так быстро, как только могли передвигаться наши притомившиеся лошади.

Там капитан д'Энневаль сделал небольшой крюк, чтобы повидать мою сестру Жюльену, стоявшую на пороге своего дома. А затем мы побывали в Сен-Прива-дю-Фо и в Ликоне. Итак, мы сделали большой круг и замкнули его. Но каким же все-таки образом Зверь ушел от нас? Как он нас перехитрил? Мы только-только прибыли в Ликоне, как нам сообщили, что Зверя совсем недавно видели по другую сторону гряды, в Жюлианже, а затем – в Прюньере. А мы-то отправились искать его на север! А чудовище в это время появилось в той стороне, где мы его совсем не ждали! Отважный викарий из Прюньера созвал крестьян и повелел им окружить леса в приходе, но никаких результатов сия мера не дала. Последняя попытка д'Энневалей закончилась полным провалом, и стало ясно, что их вскоре сменит кто-то другой. Я готов поклясться, что, покидая наш край, они знали, что Зверь устроил себе логово где-то в Северном Женодане, а вернее, на границе с Овернью.

Я полагаю, что если бы д'Энневалям было позволено осуществлять свою миссию еще хотя бы несколько месяцев, мы узнали бы кое-что новенькое. Они действовали слишком честно, открыто, иногда поспешно, чем восстановили против себя слишком многих. Да, господин д'Энневаль-отец не отличался особой любезностью в обхождении, а его сын был слишком горяч и порой забывал об осторожности, но это были порядочные, благородные люди, а потому против них и был составлен целый заговор. Граф де Моранжье только тем и занимался, что чернил, хулил да поносил их во всеуслышание. Он буквально брызгал слюной от ярости, когда говорил о них. Ходили слухи, что он писал на них доносы интендантам двух провинций, Лангедока и Оверни, министрам и Его Высочеству дофину. А все почему? Да потому, что граф хотел сам возглавить охоту на Зверя и предлагал свои услуги, правда, с тем условием, что ему придадут полк пехоты, чтобы, по его выражению, «прикрывать фланги» во время облав, а вернее, чтобы было кем припугнуть крестьян, если те вздумают бунтовать. Дела у графа, видно, были совсем плохи и ему во что бы то ни стало хотелось заполучить награду, назначенную за уничтожение Зверя. Кстати, господин де Лафон вполне одобрительно отнесся к идее графа де Моранжье и сам лично хлопотал за него. Сохранились документальные свидетельства нечистоплотности графа, например, его письмо к господину де Лафону от 3 мая 1765 года, в котором написано следующее: «Нет, подобное поведение непременно должно быть наказано! Все во мне вопиет о мщении! Бесстыдство и наглость этих нормандцев, кои на людей похожи лишь внешне...»

Приведу еще один отрывок из письма господина Лафона графу де Сен-При от 2 апреля 1765 года: «...Некоторое время тому назад господин де Моранжье отправил памятную записку герцогу де Шуазелю, в коей он предлагал для уничтожения Зверя прибегнуть к военной силе, а потому просил прислать в Жеводан армейский полк численностью от 100 до 1200 человек... Имею честь представить на ваше рассмотрение копию сей памятной записки... Герцог де Шуазель не ответил лично господину графу, но господин Дюбуа, один из самых высокопоставленных чиновников военного ведомства, высказался о ней в весьма одобрительном тоне... Невозможно было бы сделать лучший выбор, поставив во главе присланной в Жеводан воинской части самого господина де Моранжье... Второй способ борьбы с бедствием мог бы состоять в том, что в ЖевоДан следовало бы доставить из арсеналов Сен-Ипполита и Але ружья и раздать их вместе с порохом, пулями и дробью обитателям нашего края...»

А вот еще один отрывок из письма графа де Моранжье господину де Лафону от 3 мая 1765 года: "Эти господа ( имеются в виду д'Энневали ) имеют наглость не платить за себя и своих людей, все их помыслы направлены лишь к наживе, они совершенно не думают об общественном благе. Судьбу нашего несчастного края решают в Мальзие эти авантюристы, вечно сидящие за уставленными яствами и кувшинами с вином столами вместе с самыми гнусными распутниками этого города, населенного безумцами...»

Примерно то же самое писал граф Моранжье и 18 мая 1765 года:«Жалобы господина д'Энневаля, кажется, были продиктованы ему этими сумасшедшими из Мальзие, что все время торчат в кабачке «Большой крест», и записывал он их на столе, сплошь заставленном горшками, тарелками и бутылками... Совершенно очевидно, что он ищет способ нам навредить... а все потому, что я в присутствии этого наглого обманщика, этого нормандца, говорил о любви к моей родине, о моем желании послужить на благо человечества, о прямоте моего характера, о моей правдивости, а также о великой чувствительности и деликатности моей...»

Я полагаю, что именно последнего отрывка и не хватало для того, чтобы сделать полной историю графа де Моранжье, выдающегося мошенника и прохвоста, развратника и сутенера, каким он предстал перед обществом во время знаменитых процессов, в ходе которых его обвиняли в самых гнусных преступлениях (см. книгу Марка Шассена «Процессы графа де Моранжье»). Кстати, желание послужить на благо человечества нисколько не помешало сему господину в конце письма просить примерно наказать членов городского совета Вильфора за неслыханную дерзость, проявленную по отношению к нему, господину де Моранжье. Далее он писал, что если подобная дерзость останется безнаказанной, то тогда в крае будут множиться случаи нарушения общественного порядка и дело может даже дойти до опасного брожения умов, а то и до открытого бунта. Но вернемся к предложению господина де Моранжье самого себя в качестве главнокомандующего, на коего будут возложены обязанности координации действий, направленных на уничтожение Зверя. Итак, граф желал встать во главе пехотного полка и силами солдат изгнать Зло из Жеводана. В одном из своих многочисленных посланий различным высокопоставленным особам он, правда, очевидно, осознав, что полк могут и не прислать, высказал горячее желание возглавить маленькую армию крестьян, если им раздадут мушкеты и боеприпасы. Но все эти прожекты так прожектами и остались.

Я узнал, как и все в нашем крае, каков был конец истории графа де Моранжье. После разоблачения всех грязных и мерзких делишек, которые должны были привести графа в тюрьму, чтобы он там и окончил свои дни, этот ловкий жулик сумел все же каким-то образом вывернуться и возвратился в свой опустевший и обветшавший замок в Сент-Альбане, где этот грубый, грязный, порочный человек влачил нищенское существование долгие годы.

Однако вот что странно: он и тогда остался в прекрасных отношениях с сильными мира сего! Более того, если до Великой Революции его всячески поддерживала практически вся знать графства, то во время Революции он пользовался симпатиями санкюлотов и вообще всякой голытьбы! Всем было известно, что граф давным-давно разорен и беден как церковная мышь, а потому замок его никто и не думал брать штурмом, так что господин де Моранжье нисколько не пострадал ни от погромов, ни от конфискаций имущества. Несмотря на пережитый позор, он до конца Дней не утратил своего безудержного бахвальства и краснобайства, а потому для равных ему по рождению он так и остался Золотым Языком, а для своих гнусных подельников Грязными Руками. Хорошее сочетание прозвищ, нечего сказать! Мне кажется, что между графом де Моранжье и кровавой драмой, разворачивавшейся в Жеводане, существовала гораздо более тесная связь, чем кто-либо когда-либо осмелился заподозрить. Боюсь, он что-то знал о причинах появления чудовища, а быть может, и сам как-то приложил к этому темному делу свою грязную руку... Однако вопрос этот так и остался невыясненным...

И все же в июне 1765 года граф де Моранжье достиг одной из поставленных им перед собой целей, ибо те, кого он считал недругами, то есть д'Энневали, были отозваны из Жеводана после 2-3 недель непрекращающегося кровавого кошмара.

4 июня.– В письме интенданту Алансона, написанном в Мальзие, господин д'Энневаль писал: «Мною овладевает отчаяние. Мои люди пали духом. Крестьяне окончательно выбились из сил. Они падают с ног от усталости и не желают более участвовать в облавах. Ведь сейчас как раз в разгаре полевые работы. Увы, убийства продолжаются, и 24 мая погибли двое детей. Произошла открытая ссора с господином де Моранжье, который обвинил нас в полной неспособности к активным действиям, в некомпетентности и лености. Это он-то, человек, отправляющийся охотиться в портшезе! ( Портшез – легкое переносное крытое кресло, в котором можно сидеть полулежа.)»

16 июня.– Из письма господина д'Энневаля, отправленного из деревни Паладин: «Сегодня состоялась еще одна облава. Загонщики двинулись от подножия горы Монгран и подняли Зверя с лежки где-то около Жюлианжа. Сначала чудище выскочило на поле, затем скрылось в зарослях. Два загонщика, вознамерившихся было (по их признанию) покинуть цепь и заняться рыбной ловлей, выгнали Зверя из зарослей и позвали нас на помощь. Но когда мы оказались на месте Зверя и след простыл. Пока собаки метались из стороны в сторону, пришло известие, что Зверь напал на маленькую девочку, пасшую коров неподалеку, но, к счастью, в стаде были два годовалых бычка, они-то и спасли юную пастушку. Затем Зверь прошел по отрогам горной цепи к деревне Корсьер, и там он вознамерился напасть на девочку, пасшую свиней. Однако и свиньи оказались столь же отважными, как и бычки, и защитили свою хозяйку, да к тому же привлекли на место происшествия своим громким визгом крестьян и мать девочки. Зверь был вынужден ретироваться. Он укрылся в лесу Лерсьер, прошел его и, по свидетельству очевидцев, направился к Марсийяку. Мы поспешили в Марсийяк, но узнали, что Зверя там видели часа за четыре до нашего прибытия, а затем он бесследно исчез. Мы будем ночевать в Паладине. Все очень-очень плохо».

22 июня.– Из письма того же автора тому же адресату: «Вчера, 21 июня, Зверь убил четырнадцатилетнего подростка из Пепине, что под Вантежем. Он перекусил бедняге шею, отделил голову от тела, сожрал одну ногу и изгрыз все мягкие части. В тот же день около деревни Созе того же прихода он растерзал сорокапятилетнюю женщину; убил он ее точно так же, как и мальчика из Пепине, то есть откусил голову. А вечером того же дня он утащил Девочку десяти лет от роду, жившую в Пиноле».

Увы, миссия господ д'Энневалей завершилась не только полным провалом, но еще имела кровавый эпилог. В июле месяце они покинули Жеводан после того, как несколько раз выезжали на охоту с людьми господина Антуана и снабдили того, кто пришел им на смену, ценнейшими сведениями. С большим трудом господину д'Энневалю-отцу после унизительных просьб удалось выхлопотать очень скромную пенсию. Этот суровый и честный охотник до конца своих дней не переставал уверять всех в том, что знаменитый Зверь из Жеводана не был простым волком и вообще не был волком... По его мнению, в Жеводане было что-то иное...

С того времени, когда произошли события, о которых я рассказываю, минуло 50 лет. Целых полвека. Шутка ли! И хотя я и был очевидцем этих событий в том возрасте, когда человеческая память отличается особой цепкостью, а все происходящее производит на человека столь яркое впечатление, что оно остается с ним надолго, иногда до конца жизни, вполне возможно все же, что мои воспоминания о тех событиях искажены помимо моей воли... Я всего-навсего лишь старик, рассказывающий увлекательную историю про дни своей ранней юности, я могу начать заговариваться и нести всякий вздор... Однако мне кажется, что история Зверя из Жеводана, изложенная в газетах того времени, представляет собой некоторую карикатуру на реальность. В газетах ведь приводилась точка зрения таких господ, как Лафон, Сен-При, Дюамель, Антуан, Моранжье, Гюмера и т. д. Там цитировались их письма, рассказывалось об их деяниях, короче говоря, все события рассматривались как бы сквозь призму их интриг, ссор, взаимных обид, неудовлетворенного тщеславия, столкновения интересов. Словом, по газетным публикациям можно изучать оборотную сторону этой истории, но не саму историю. У любого, кто начнет заниматься этой проблемой, сами собой непременно возникнут вопросы: «А как относился к этой трагедии простой народ? Как он её пережил? Что чувствовали крестьяне?» Ну, что сказать... Народ страдал, плакал, рыдал, скрежетал зубами от бессильной ярости, проклинал, молился и надеялся. Но, разумеется, он не думал ни о честолюбии, ни о тщеславии, ни об амбициях. Он знал лишь одно: в Жеводан пришла большая беда. Если бы кто-нибудь тогда спросил крестьян, то узнал бы если и не правду о самом Звере, то хотя бы правдивую историю кровавых подвигов его. Я имею в виду, что тогда можно было бы узнать точку зрения простолюдинов на эти события, узнать, что все они думают, чувствуют, переживают, ведь обычно у них чувства общие, истинные, простые. Я жалею, что теперь я утратил эту общность чувств и взглядов, свойственную крестьянам.

Когда мне было 30-40 лет, началась Революция, и я стал одним из тех немногих крестьян, кто присоединился к буржуа из Мальзие и открыто пошел против аристократов, церковников и интендантов короля. И тогда я готов был поклясться, что мы, крестьяне, страдали от хищников ничуть не меньше, чем от тех, кто претендовал на звание наших защитников и избавителей от бедствий. Я тогда с чистой совестью мог утверждать, что мы втайне были едины в борьбе с этим двойным злом, с этой двойной опасностью. Однако вполне возможно, что в те времена, когда Зверь свирепствовал в Жеводане, в среде местного крестьянства существовало подспудное брожение умов, незаметное постороннему глазу волнение. В качестве доказательства существования в те времена именно таких настроений я вижу то, что мы все ощущали и угадывали во всех этих кровавых преступлениях следы деяний не животного, а человека, причем явного извращенца. В нашем крае вдруг создалась атмосфера взаимного недоверия, недомолвок, умолчаний. Недаром же многие семьи скрывали, что кто-то из ее членов стал жертвой Зверя, ибо для них это стало не только несчастьем, но и позором. И действительно, в чудовище было одновременно и что-то дьявольское, и что-то человеческое, и что-то сверхъестественное, и что-то животное, а потому бытовало мнение, что в тех, кто стал его жертвами ми, ощущалось что-то низменное, гадкое и, соответственно, очень для Зверя притягательное.

Поучения, наподобие послания епископа Мандского, которые наши кюре без устали повторяли в своих проповедях, лишь укрепляли сей дикий предрассудок. Страх – плохой советчик, он заставляет человека подозревать в дурных намерениях всех и вся. А соблазн возможной наживы, то есть обещанная огромная награда, довершали дело. Надо признать, что и у нас, крестьян, имелись свои секреты, которые мы хранили не менее свято, чем аристократы и церковники хранили свои. Были у нас и тайные обиды, за которые мы мечтали отомстить, была и зависть. Мы были вроде бы едины, но в действительности были разделены, и каждый был только за себя. Мы не знали, кому верить.

В то время, насколько я помню, разговоров о колдунах и ведьмах не было, но думали о них люди постоянно. Все те, кто когда-либо в прошлом слыл обладателем дурного глаза или славился умением насылать порчу, теперь оказались окружены довольно грубой лестью и стеной невысказанных подозрений и страхов. Порой люди делали крюк чуть ли не в лье, чтобы только не встретиться с одним из отмеченных печатью дьявола, как у нас считали. Но если встречи избежать не удавалось, то все буквально расцветали улыбками и рассыпались в любезностях. Особенно славился в Жеводане своими колдунами и ведьмами приход Бессер. Поговаривали, что в Бессере когда-то давным-давно обитал сам Властитель Тьмы. С детских лет всякому было известно, что в Жаволе у дьявола имелся замок, невидимый и неприступный. Считалось, что глаза обычного человека могут различить лишь развалины древней крепости, зато колдуны якобы видели ее во всей красе и мощи. Некоторые ярые вольнодумцы из Мальзие утверждали, что в стародавние времена Жаволь был столицей Галлии и что там располагалось главное святилище друидов. Но так как в защиту сей легенды однажды возвысил свой голос господин де Гюмбера, то вера в нее поколебалась. Однако практически все обитатели Жеводана были уверены в том, что в Жаволе обитает злой дух, вездесущий, всевидящий и всеведущий. И этот злой дух обожает свежую человеческую плоть, нежную и мягкую, а потому ему нужны дети, девушки и женщины. Видимо, на время этот злой дух и воплотился в Зверя... Разумеется, горцы верили в то, что колдуны и ведьмы, как живые, так и умершие, выходившие из могил в Дарне и Бессере, собирались ежегодно 21 июня и 21 сентября на шабаш там, на поросших вереском склонах Трех Гор. Мы, крестьяне, которых жители долин называли не иначе как дикарями и деревенщиной, знали это твердо. Нашим деревенским кюре это тоже было известно... И горе тому, кого представители сил зла отметили особым знаком! Горе тем, против кого они ополчились!

С того самого момента, как Зверь напал на нас и малышка Жанна заболела, мой отец буквально кожей ощущал, что таинственные силы объединились и ополчились на нашу семью. Хуже того, он знал, что и соседям об этом прекрасно известно... Жанна постепенно вышла из состояния оцепенения, в коем она пребывала около полугода, и даже начала выходить на улицу, но выглядела она очень плохо: смертельно бледная, как будто обескровленная, какая-то потерянная, со странным остановившимся взглядом. Память очень часто изменяла бедняжке, она забывала абсолютно все, даже поесть. Вообще было непонятно, откуда у нее ещё берутся жизненные силы... Она постоянно мыла руки и затылок, да к тому же частенько шокировала нас тем, что становилась голая под маленький водопад, что образовывал у нас за домом сбегавший с горы ручей. Иногда она брала в руки четки, перебирала их, тупо уставившись в стену, а затем отбрасывала их, как какую-то совершенно ненужную вещь. Порой она забивалась в самые дальние и труднодоступные уголки дома и там засыпала.

Матушка то и дело разыскивала Жанну то в амбаре, то в хлеву, то под кроватью, то в погребе... Однажды она с превеликим трудом выволокла полузадохнувшуюся, обожженную Жанну из очага...

А соседи судачили, что Жанну, верно, покарал Господь и не иначе как за какое-нибудь святотатство... Жюльена после свадьбы, казалось, стала ещё живее и веселее, чем всегда. Она забеременела уже в марте и выглядела прекрасно. К тому же и дела у ее мужа шли хорошо, так как у них с Жюльеной в доме останавливались драгуны и в семье завелись деньжата. Короче говоря, Жюльена процветала. Один из псарей господина д'Энневаля стал большим приятелем Жанту. Но вот мои родители вели себя, на мой взгляд, довольно странно: ни отец, ни матушка ни разу не сходили проведать Жюльену. В Сен-Прива говорили, что сестрица моя иногда по вечерам отправлялась в Сог, одна или с Жанту. Одна? И с ней ничего не приключалось дурного? Это казалось невероятным...

Я не искал встреч с Жюльеной, но и не избегал ее специально, ибо не разделял всеобщего неодобрения, которым как бы была окружена Жюльена, хотя и не пытался как-то защитить ее. Вообще она внушала мне уважение, моя старшая сестра. В ней ощущались большая жизненная сила и великая отвага, которая иногда даже пугала. Она была бесстрашная, моя Жюльена, и не боялась ни опасностей, ни унижений, ни людской молвы, ни осуждения, ни позора. Она тянула за собой свою судьбу, словно пса на поводке, вместо того чтобы следовать за ней. Никто не знал, куда она ходит, но она все ходила и ходила, загадочная и сильная. Я любил свою сестренку Жанну, такую слабенькую и беззащитную, но Жюльеной я искренне восхищался, хотя и сам не знал почему.

Однажды вечером Жанту нагнал меня, когда я шел из Жюлианжа в Сен-Прива.

– Ты не видел Жюльену?– спросил меня мой новоиспеченный свояк. Мне показалось, что он чем-то встревожен... я сказал, что не видел, и это было чистой правдой.

– Она пошла в Линконе сегодня утром.

– Вот как... А что она собиралась там делать? Зачем она туда пошла?

– Да ей сычуг понадобился...

– А что, в Жюлианже нет сычуга?

– Есть-то есть, да не такой хороший, как Ликоне.

Как только мы подошли к первым домикам Сен-Прива, Жанту свернул на тропинку, ведущую в Ликоне. Вскоре я услышал радостный крик Жанту:

– Эгей! 0-го!

Услышал я и ответный крик Жюльены. Я повернул назад и увидел, что по тропинке поднимается Жюльена, за которой следует большая сторожевая собака, сука с отвисшими сосками. Но как только на повороте тропинки появился Жанту, собака замерла на месте и тотчас же исчезла. Я пошел по петлявшей среди скал еле заметной тропинке, ведшей к нашему дому, стоявшему довольно далеко от деревни, и, когда Жюльена с Жанту проходили по склону горы гораздо ниже меня, услышал обрывок их разговора:

– Да, но у нее все-таки есть хозяин... И мне кажется, я его знаю...

Мне следовало бы окликнуть их, задать кое-какие вопросы. Но мы все находились на пороге тайны, чувствовали, что стоим перед бездонной пропастью; мы боялись сделать шаг вперед, но и не смели отступить. Я спрятал этот случай в глубины моей памяти и не сказал никому ни слова.