Зверь из Жеводана

5. Обманщик

В течение долгих недель господин Антуан де Ботерн и граф де Турион были вынуждены общаться, с одной стороны, с грубыми мужланами, а с другой – встречались и мило любезничали с самыми богатыми и знатными землевладельцами, настоящими повелителями нашего края. Земельные бароны из Бессе владели имениями и фермами, расположенными повсюду, даже за Сотом, а семейство, на чьих землях располагалась деревушка Помперен, владело лесами и охотничьими угодьями вплоть до Сен-Мари-де-Шаз, что около Ланжака. Дворяне из Верхней Оверни ничуть не меньшие спорщики и скандалисты, чем наши сварливые господа Апшье и Моранжье, но воспоминания о днях большой смуты заставляли их сдерживаться и умерять свой пыл.

Надо сказать, что дворяне, как богатые, так и мелкопоместные, проживавшие по разные стороны гор Маржерид, составляли два совершенно разных мира; жеводанцы и овернцы практически между собой не общались, хотя и были ближайшими соседями. И что означало для этих двух враждующих партий появление на нашей провинциальной сцене могущественного, влиятельнейшего графа де Турнона со всеми его егерями, доезжачими, лакеями и сворой прекрасных борзых? Неужто шкура Зверя станет ставкой в крупной игре, где в качестве соперников будут выступать королевские охотники, охотники-простолюдины и два клана землевладельцев, враждующие между собой и угнетающие зависящих от них крестьян? Как бы там ни было, в поведении и демаршах всех этих разряженных в шелка и бархат господ с роскошными перьями и кружевами, кроме желания поскорее покончить со всей этой историей любым способом, ощущался запах, хотя и слабый, но явный запах торга, тайных сделок, запах обмана и притворства, который вызывает тошноту и омерзение у всякого честного человека.

Викарий из Прюньера, ходивший в Польяк за новостями, заехал к нам по дороге домой и намекнул на наличие какого-то тайного сговора. Я уже не раз упоминал о том, что этот священнослужитель был очень опытным охотником, человеком большой отваги, прямым и порядочным, так что он пользовался всеобщим уважением. Он, кстати, платил многим крестьянам тем же, в том числе моему отцу и мне. Так вот, по его словам, егеря, доезжачие и лакеи господина Антуана де Ботерна были по горло сыты нашим краем. Им до смерти надоело таскаться по нашим горам и проваливаться в топи, к тому же они были злы на своего хозяина. Они чувствовали приближение зимы, а вместе с ней предвидели и множество лишений и тягот, а потому только и говорили о том, что бросят все это дело, если им не позволят положить ему конец так, как они сочтут нужным.

– У этих молодцов имеется не одна хитрая уловка, не одна ловушка для Зверя, уж поверьте,– добавил викарий из Прюньера.

Я думаю, что господин де Ботерн и сам был бы несказанно рад убраться из Жеводана. Полагаю, он с превеликим удовольствием объявил бы Зверя мертвым, сраженным ударом самодельной алебарды Марии-Жанны, если бы обстоятельства позволили ему это сделать. Какой бы это был удачный и достойный выход из создавшегося положения! И никто бы не посмел сказать ничего дурного! Чудо есть чудо! Даже особа, приближенная к королю, должна склониться перед деянием Господа! Вот почему он столь рьяно принялся прославлять «Девственницу из Жеводана» и громогласно трубить о победе человека над Зверем. Возможно, он даже полагал, что если за дело взяться умело, то тогда можно было бы сделать так, чтобы и королевские охотники извлекли кое-какую выгоду из столь чудесного избавления Жеводана от бедствия. Разумеется, господин Антуан де Ботерн считал, что с церковью надо поддерживать наилучшие отношения, а также, видимо, хотел как-то умаслить и крестьян, коими пренебрегать не следовало. Вот почему с такой помпой были проведены в Бессере 19 и 26 августа религиозные церемонии. Увы, в то же самое время поползли слухи, что Зверь жив и продолжает совершать убийства. Отрицать очевидное стало невозможно, и господин Антуан де Ботерн очень быстро забыл о «Девственнице из Жеводана». Однако, как бы там ни было, хитрый господин де Ботерн не позволил людям из своего ближайшего окружения манипулировать собой и действовал только по своему разумению. Он даже кое с кем поссорился... Племянник господина Антуана, тот самый швейцарец, у которого было столь необычное имя – то ли Реншар, то ли Риншар, то ли Рейнхард, – вздумал отправиться с графом де Турноном на охоту, во время которой был смертельно ранен огромный волк, найденный позднее мертвым в окрестностях деревни Ведрин. И племянник господина де Ботерна не придумал ничего лучше, как отправить остывший труп в Сен-Флур и объявить, что это и есть Зверь, наводивший страх на весь Жеводан. После сего подвига граф де Турнон не пожелал встречаться с господином де Ботерном, а поспешил покинуть Жеводан и 10 сентября с триумфом вступил в Пюи-де-Дом. В качестве кокарды на его шляпе красовалась якобы лапа Зверя; впереди гарцевали трубившие в рога егеря, а позади с громким лаем бежали все борзые.

Господин Антуан де Ботерн тотчас же послал в Сен-Флур сына, чтобы тот осмотрел убитого волка и опроверг утверждения Риншара и графа де Турнона. Младший де Ботерн с явной неохотой отправился в Сен-Флур, не смея ослушаться приказа отца, но он был очень осторожен в высказываниях и только поставил под сомнение факт убийства настоящего Зверя, боясь себя скомпрометировать. Но господин де Ботерн-старший заартачился. Он раструбил повсюду, что волк, убитый то ли его племянником, то ли самим графом де Турноном, вовсе не был Зверем! Уж ему ли, господину Антуану, этого не знать! И потом... это он возглавляет экспедицию, а не кто-либо другой! А этот граф де Турнон почему-то вдруг возомнил себя главным и захотел, чтобы ему устроили торжественную встречу в Пюи! Каждому хочется славы...

Господин Антуан де Ботерн не желал громкого скандала, но он понимал, что надо как-то договориться... Во что бы то ни стало требовалось подавить в зародыше бунт, назревавший среди его же собственных людей. Ведь уже «Курье д'Авиньон» сообщил, что егеря, недовольные условиями жизни и низкой оплатой их трудов, попытались добиться своего силой. Газетчики, и в те времена бывшие большими пронырами, что называется, учуяли, что у дела есть «оборотная сторона», и не смогли удержаться от соблазна оповестить об этом своих читателей. На каких же условиях и где была заключена сделка? В чем заключался торг? В любом случае граф де Турнон оказался в проигрыше, вернее, он оказался плохим торговцем, так как его позвали, когда все уже было решено и даже сделано без его участия.

Как говорил викарий из Прюньера, в Бессе шла какая-то возня, там пытались торговать каким-то дурным товаром, и, как стало ясно позднее, попытки эти увенчались успехом. Господин Антуан де Ботерн занимался не столько охотой, сколько вел переговоры, писал письма и торговался то с одной стороной, то с другой. Он готов был вступить в союз с кем угодно, лишь бы избавиться от соперников. И это ему удавалось! Ведь за Шателями с грохотом захлопнулись тяжелые двери тюрьмы в Соге... Господин Антуан отправлял одного за другим гонцов к начальникам конной полицейской стражи в Пюи и Ланжак, а оттуда то и дело прибывали на взмыленных лошадях курьеры. Многие задавались вопросом, не окажемся ли мы в скором времени во власти грубых и жестоких рейтаров ( рейтары – наемная тяжелая конница ; кавалеристы.– прим. переводчика )... Викарий из Прюньера только воздевал руки к небу, а у приора монастыря в Сен-Прива трясся подбородок. Говорили, что в конце июля господин Антуан де Ботерн отправил ко двору, то есть к Его Величеству, егеря Рено с таинственной памятной запиской, в коей он, по слухам, просил у короля помощи. Правда, никто не знал, какого рода помощи просил у государя хитрый старый цередворец, но многие предполагали, что он просил прислать еще собак с королевской псарни, после чего он стал терпеливо дожидаться этой помощи. Ждал он не зря, ибо к конце августа получил большое количество волчьих капканов. Но неужели господин Антуан де Ботерн всерьез рассчитывал на то, что хитроумный Зверь попадется в одну из этих ловушек после того, как он столько раз разгадывал хитрости людей? Или старый царедворец задумал поймать живьем несколько волков? Но где он собирался это проделать? И для чего?

Словно желая поиздеваться над господином Антуаном и высказать ему свое презрение, Зверь совершал свои кровавые подвиги прямо у дверей жилища охотников, как говорится, у них под носом: 2 сентября была убита девушка из деревни Дьеж, что под Польяком, а 8 сентября погибла двенадцатилетняя девочка из деревни Вашельри. Все это произошло в том же треугольнике между горами Монгран, Моншове и Монмуше, примерно в часе ходьбы от Сен-Прива или от Бессе. Во втором случае королевские охотники, извещенные о пропаже ребенка, при помощи загонщиков из числа местных крестьян нашли труп девочки на другой день, причем «одна из ног несчастной была обглодана до кости», как значится в протоколе. Я был там и видел все собственными глазами.

Нам стало также известно, что благодаря счастливому стечению обстоятельств и собственной находчивости 6 сентября девочка из деревни Лорсьер избежала гибели. Она вовремя заметила подкрадывавшегося к ней Зверя, закричала и забралась на тележку. Зверь заполз под тележку, уперся спиной в ее дно и стал приподнимать, словно желая скинуть бедняжку на землю. Но тут с поля подоспели жнецы, и Зверю пришлось уносить ноги. Через несколько дней, если мне не изменяет память, 11 сентября, один красильщик из Лангони по имени Буде и два погонщика мулов, братья Гуни, везли из Сен-Флура в Лангонь товары, принадлежавшие Буде. Разумеется, как и все в нашем краю, товары они перевозили на мулах. И вот в глубоком ущелье к западу от Озенка, в двадцати минутах ходьбы от Польянка, на них напал Зверь. Место это было не такое уж и безлюдное, ибо до Бессе был всего час пути, а неподалеку, на опушке леса Теназер, стоял домик, в котором жил егерь. Но Зверь все же напал на людей, причем, пожалуй, впервые он напал на взрослых мужчин. Погонщик, к которому подбирался Зверь, не стал долго раздумывать, а выстрелил, но промахнулся. Зверь не испугался звука выстрела, а бросился на парня и сбил его с ног. Красильщик и второй погонщик, шедшие впереди маленького каравана, вернулись назад и пришли на помощь как раз вовремя. Зверь пустился наутек и скрылся в чаще леса Поз. (Кстати, протокол об этом происшествии, составленный господином Антуаном де Ботерном и хранящийся в архиве Пью-де-Дом, так никогда и не был опубликован полностью.) Господин Антуан поспешил прибыть из Бессе и лично допросить погонщиков. Оба они клялись и божились, что у животного, напавшего на них, на спине была иссиня-чёрная полоса, а на всем теле выделялись рыжеватые пятна, и что был он гораздо крупнее и мощнее волка. Короче говоря, их описание вполне совпадало с описаниями, данными теми, кто имел сомнительное счастье столкнуться со Зверем. Господин Антуан де Ботерн, страстно желавший, чтобы в данном случае нападавшим оказался волк, послал сына вдогонку красильщику, который очень спешил, и отправился в Помперен в одиночку. Однако надеждам господина Антуана де Ботерна не суждено было сбыться, ибо Буде подтвердил слово в слово все сказанное погонщиками мулов. Стало ясно, что и в этом случае, как и в случаях в Дьеже и в Вашельри, действовал Зверь – Зверь воскрес! В этом не было никаких сомнений, ибо не поверить свидетельствам красильщика и погонщиков мулов было невозможно, ведь они – взрослые мужчины, а не перепуганные насмерть дети. К тому же красильщик из Лангони, хотя и был человеком простым, но всё же его нельзя было назвать грубым, необразованным мужланом. И он не мог заранее сговориться с погонщиками мулов, чтобы так точно описать Зверя. Да и зачем бы он стал это делать?

Вероятно, господин де Ботерн потом пожалел, что позволил красильщику продолжить путь. Нет, надо было его задержать... Но теперь уже было не до споров и не до разногласий... Три взрослых человека, к тому же не являющиеся уроженцами здешних мест, то есть люди, на которых не должна была бы подействовать атмосфера страха и суеверий, станут теперь повсюду рассказывать о том, что Зверь – отнюдь не волк. Нет, надо принимать решительные меры, и как можно скорее! Необходимо найти выход из создавшегося положения. Любой выход! К тому же и состояние умов горцев-крестьян не позволяло более медлить...

А число жертв Зверя тем временем все рослоТо ли 12-го, то ли 13-го сентября Жан Тесседр и Жак Вастид из деревни Бюффа подверглись нападению на опушке леса к северу от Монмуше. Обоих сильно исцарапало и жестоко искусало животное, похожее, по их словам, на собаку, но размером с волка. На следующий день малышка Денти из деревни Пепине, что около Бессера, пропала среди бела дня, да так, что никто этого и не заметил. Уже остывший труп нашли только на следующий день. Девочка была страшно изуродована, вся изгрызена, а плоть, как следует из протокола, «на животе, ляжках и ягодицах обгрызена до костей». Всех нас созвали на поиски девочки, и теперь мы стояли около трупа угрюмые, злые, бледные, но мы молчали, потому что робели в присутствии этого лоснившегося от жира посланЦа (и любимца) Его Величества, не сумевшего за три месяца убить хотя бы одного-единственного волка. Только теперь, по прошествии почти пятидесяти лет, я начинаю понимать, какие чувства мы испытывали ко всем этим разряженным, надушенным, сытым господам.

То была дьявольская смесь отчаяния, презрения и страха! Я и сейчас ощущаю тот ужас, что мы испытывали перед таинственным, загадочным Зверем, который был для нас одновременно и человеком, и божеством, и собакой, и дьяволом, и Бог его знает чем еще! Мы были бессильны перед ним, и мы осознали свое бессилие... Отчаяние захлестнуло нас, нарыв прорвался, и 14-15 сентября около трупа разыгрались ужасные, душераздирающие сцены. Бог свидетель, мы, горцы, обычно бывали очень сдержанны в проявлении своих чувств и почти никогда не выставляли свою боль напоказ. Но в течение последних десяти дней Зверь не давал нам передышки и терзал нас чуть ли не на глазах у людей, претендовавших на звание защитников и избавителей от бедствия. Эти нелепые, глупые фаты ( фат – самодовольный щеголь, франт.-прим.ред. ), затянутые в свои расшитые серебром мундиры, оказались столь же бессильны перед Зверем, как и мы, хотя мы были безоружны, а у них были ружья. Они столько раз доказывали нам свое превосходство над нами, они так кичились своим могуществом, своей властью над нами, и что же? А то, что число безвинных жертв все росло и росло...

В деревушке Пепине, куда доставили труп убитой девочки, перед домом ее родителей прошли все жители. Никогда прежде в нашем суровом краю, где живут молчаливые, все таящие в себе люди, никогда, повторяю, женщины не голосили и не выли, словно раненые животные! Никогда еще не утирали слез при виде человеческих останков!

В ночь с 14 на 15 сентября произошел взрыв всеобщего отчаяния. Совершенно неожиданно у нас объявились настоящие плакальщицы, такие, как на Корсике и в Бретани. Их жалобные вопли и причитания раздавались по всем деревням... Мужчины сжимали кулаки, скрежетали зубами, размахивали руками, куда-то устремлялись, как безумные, а затем возвращались и смущенно топтались на месте. Были и другие, не менее серьёзные причины для всеобщего отчаяния. Краю угрожал настоящий голод. Даже сейчас мы недоедали и падали от истощения, когда принимали участие в облавах. Никогда еще на памяти людей даже весьма почтенного возраста не было столь плохого урожая, вернее, не было столь большого недорода. Рожь вымокла и сгнила на корню. Господин Антуан понимал, что вскоре крестьяне просто не смогут участвовать в облавах, организованных его егерями. К тому же они, если бы даже и могли, все равно больше не желали подчиняться этим богатым, раскормленным бездельникам. Вот почему в течение нескольких недель господин де Ботерн был вынужден прибегать к различным уловкам и уверткам, чтобы тянуть время в поисках достойного выхода.

Ещё в июле ко двору был отправлен Рено со слезной мольбой о помощи, но кроме нескольких капканов никакой другой помощи из Парижа не поступило. В конце концов в августе господин де Ботерн едва не смирился с неизбежным и не пожелал раздать крестьянам ружья, чтобы они сами прикончили Зверя. Однако до этого дело все же не дошло... господин Антуан вовремя спохватился, взял себя в руки и пожелал, чтобы в Жеводан прислали конных полицейских, чтобы те в случае надобности усмирили обезумевших от отчаяния простолюдинов, буде они вздумают бунтовать. В письме интенданту Оверни от 21 августа 1765 года господин Антуан де Ботерн писал: «Они шли по пятнадцать человек в ряд, как во время торжественной процессии, рассыпались по тропинкам, разбредались в разные стороны, а затем потихоньку расходились по домам... В ходе одной из последних облав на место сбора явились 117 загонщиков, но уже через час их осталось всего 35...»

А далее из-под пера господина Антуана вышло весьма красноречивое признание: «Если бы у крестьян были ружья, Зверь был бы уже уничтожен». Мы прислушивались к разговорам, что вели между собой егеря и доезжачие, и слышали, как они говорили о приближении какого-то знаменательного дня. Очень часто в их беседах упоминалось имя некоего господина де Ливри, о котором сообщал отцу второй сын господина де Ботерна, оставшийся при дворе. Де Ботерн-младший писал, что он хлопочет в Версале в интересах отца и его людей вместе с господином де Ливри. И вот наконец свершилось! На театре военных действий появились конные полицейские из Верхней Оверни! В течение трех недель королевский охотник, великий любитель поговорить (лишь бы ничего не делать), только и делал, что говорил ( а может быть, и писал письма) о необходимости присутствия в Бессе конных полицейских, которые находились бы в его полном подчинении. Когда же господина де Ботерна спрашивали, для чего ему нужны дополнительные силы, то в зависимости от настроения он иногда отвечал, что нужны они лишь для того, чтобы «предотвратить возможные беспорядки», в другие же дни он утверждал, что полицейские ему понадобились для того, чтобы «сгонять крестьян для участия в облавах».

Вот тут-то и обозначились противоречия, вернее, господин де Ботерн сам себе противоречил. Ведь он сам, судя по его многочисленным высказываниям, считал облавы бессмысленным, бесполезным занятием, если учесть, в каком состоянии пребывали крестьяне. Более того, господин Антуан де Ботерн признавал, что проводить облавы с голодными и обессилевшими загонщиками просто невозможно. И все же, как явствует из неопубликованного письма господина Антуана де Ботерна от 11 сентября 1765 года, адресованного командиру бригады конной полицейской стражи в Пюи-де-Дом, он в свойственной ему манере хитрого царедворца настаивал на необходимости привлечения сил правопорядка. Причем господина де Ботерна почему-то не устраивали полицейские ни из Сен-Флура или на худой конец из Манда, то есть из Жеводана, ни вообще из Лангедока... нет, ему непременно нужны были люди из Оверни, вернее, из Ланжака, то есть черт знает откуда! Ведь Ланжак находится так далеко от района обитания Зверя... Но зато от Ланжака рукой подать до Сен-Мари-де-Шаз, откуда господин де Ботерн отправится на охоту и где он убьет... не Зверя, нет, а какое-то животное, которое он объявит Зверем...

И вот на следующий день после смерти малышки Денти, в то время когда крестьяне впервые открыто выказали всю меру своей скорби, сам господин де Ботерн спешно отправился в сопровождении двух конных полицейских из Пюи, которые провели в Бессе всего лишь одну ночь (15 сентября) и потом возвратились в Овернь. Так что же затевал господин де Ботерн? Неужто он испугался чего-то? Вроде бы нет, ведь он остался в своей ставке... Тогда с каким же посланием отбыли в Пюи всадники? Какой приказ они повезли?

Начиная с 15 сентября один полицейский постоянно находился в Бессе и не покидал господина Антуана ни днем, ни ночью. А королевский охотник пребывал в полнейшем отчаянии оттого, что помощи из Парижа все не было. Жан Медар из Бессе рассказывал, что 16 сентября господин Антуан в приступе хандры кричал, что все пошло прахом, а «телохранитель» из Ланжака утешал его как мог.

Вот так обстояли дела в середине сентября. Но все волшебным образом переменилось за один день, ибо из Версаля прибыла долгожданная помощь. И в чем же заключалась эта помощь? Что она собой представляла? Мы, крестьяне, конкретно ничего не знали. Говорили, что король прислал свору из двенадцати собак, так называемых волкодавов, при коих состояли два псаря. Злые языки утверждали, что два пса были на диво огромными и больше походили на волков, чем на собак. Но, быть может, то были досужие домыслы?

События развивались стремительно, причем первое происшествие нас глубоко поразило. Дело в том, что 17 сентября «телохранитель» господина Антуана по приказу своего повелителя убил большого сторожевого пса, долгое время верой и правдой служившего крестьянам Пепине и охранявшего скотину. Следует признать, что пёс был застигнут за весьма гадким занятием: он пожирал какие-то остатки плоти малышки Денти, растерзанной Зверем еще 12 числа. На следующий день, 18 сентября, в Бессе началась какая-то непонятная суматоха. Егеря Пелисье и Лакур куда-то отправились вместе с Лафейем, одним из псарей, прибывших из Версаля накануне. Как выяснилось чуть позже, они проехали через Овер и проследовали дальше к Пебраку и Ланжаку, причем каждый взял с собой своих собак. К вечеру 19 числа из Оверни, как раз из Лажака, прибыл гонец с известиями, а уже рано утром 20 сентября сам господин Антуан и все его люди поспешно выступили в поход. И вот 22-го, чуть ли не на рассвете, прошел слух, что там, в Веле, за Пебраком, за Ланжаком, на другом берегу Алье, то есть на краю света господин Антуан де Ботерн убил Зверя! Зверь из Жеводана мертв! Как говорили, сие чудо произошло неподалеку от женского монастыря в Сен-Мари-де-Шаз.

Сначала мы лишь недоуменно пожимали плечами. Как же так, ведь Зверь все время был здесь, буквально под носом у господина Антуана, и почти каждый день кого-нибудь убивал на расстоянии не более лье от Бессе? И его не брала ни пуля, ни нож, ни отрава! И вдруг внезапно была устроена экспедиция в дальние края, и там, чуть ли не в десяти лье от наших мест, его выследили, окружили, загнали в ловушку, убили и опознали менее чем за сутки? Да, ничего не скажешь, славная работенка! И как споро сделана! Быстро же они, эти чудотворцы, обстряпали это дельце... Вскоре мы узнали, как новоявленные спасители и избавители описывали сие чудо, отчитываясь в своих действиях королю.

Еще 10 июня «Газет де Франс» опубликовала очень короткую заметку о том, что по приказу Его Величества 6 июня из Версаля отбыл в Жеводан господин Антуан де Ботерн. Затем – полное молчание. Никаких известий из Жеводана. Это следовало понимать так: король послал в Жеводан своего приближенного, а следовательно, Зверь обречен, и в следующий раз о нем полагалось сообщить только тогда, когда он будет убит. В том, что со Зверем будет покончено, сомневаться не приходилось, ведь убить его повелел сам король. И на страницах газеты не появилось ни единого словечка ни о кровавых «подвигах» чудовища, в течение трех месяцев терзавшего Жеводан, ни о тревогах и сомнениях господина де Ботерна, ни о его интригах, ни о его маневрах, ни о бесконечных неудачах, ни о попытках примирить (или поссорить) всех со всеми, ни о торжественных мессах, ни о пребывании королевских охотников в Бессе, ни о прибытии графа де Турнона, ни о деле Шателей – короче, ни о чем! И уж, конечно, не было в газете сказано ни единого слова о долгих и трудных переговорах ( видимо, в письмах ), которые был вынужден вести господин Антуан де Ботерн с настоятельницей монастыря в Сен-Мари-де-Шаз, прежде чем отправиться туда... А ведь была еще довольно странная история с волком, убитым племянником господина Антуана, коего и егеря, и доезжачие, да и сам де Ботернмладший хотели выдать за Зверя. Но де Ботернстарший заупрямился и решительно опроверг заявление родственника и графа де Турнона. По краю ходили также упорные слухи, что люди господина де Ботерна, измотанные бесконечными облавами, не приносившими успеха, и крайне недовольные самим господином де Ботерном, грозились его покинуть, если со Зверем не будет покончено тем или иным способом как можно скорее. Приближались холода, и господин Антуан, вероятно, сам проклинал себя за медлительность, ибо он, в его-то возрасте, несомненно, плохо переносил непогоду.

Наконец случилось нечто и вовсе непонятное: поспешный отъезд графа де Турнона, а затем столь же поспешное возвращение, за которыми даже весьма осторожный в выражениях «Курье д'Авиньон» усмотрел какую-то запутанную интригу, если не сказать, «нечестную игру». Но ни об одном из этих событий сведения в Париж, похоже, не просочились...

И вдруг 8 октября «Газет де Франс» разразилась хвалебной статьей в честь триумфатора. Ну как же: господин Антуан де Ботерн отправился в Жеводан по повелению короля и одолел чудовище. Именем короля объявлялось, что Зверь мертв. Рассказ о событиях, приведших к столь счастливой развязке кровавой драмы, опубликованный на страницах «Газет де Франс», почти слово в слово повторял протокол, составленный господином Антуаном, который в то время распространялся в Жеводане в виде листка, отпечатанного в Клермоне.

Ознакомимся же с этим любопытным документом:

«Составлено 21 числа сентября месяца 1765 года от рождества Христова. Я, Франсуа Антуан де Ботерн, кавалер ордена Святого Людовика, смотритель охотничьих угодий Его Величества, прибыл в Жеводан и Оверн по приказу нашего всемилостивейшего монарха, дабы уничтожить некоего Зверя, пожиравшего жителей этих двух провинций. Меня сопровождали господин Лакот, главный егерь, Пелисье, Рено и Дюмулен, егеря из охотничьего королевского округа Сен-Жермен; господа Лакур и Риншар, конные егеря Его Светлости герцога Орлеанского, первого принца крови; а также господа Летер, Лашене и Бонне,-егеря Его Светлости герцога Паньеврского, принца крови. Поелику меня известили о том, что волки губят людей и скот в лесах в окрестностях королевского аббатства Святой Марии в Сен-Мари-де-Шаз, то я послал 18 числа сего месяца в те края господина Пелисье и господина Лакура, опытных егерей, а также Лафейя, псаря, состоявшего при борзых с псарни Его Величества, дабы они произвели осмотр сих охотничьих угодий. На следующий день, то есть 19 числа сего месяца они прислали нам с господином Бонне известие, что видели огромного волка, который находился от них на небольшом удалении. Они также сообщили, что в том лесу местные крестьяне видели незадолго до того волчицу с двумя довольно крупными волчатами.

Сие известие заставило нас немедленно отправиться в Сен-Мари-де-Шаз, что расположен в трех лье от Бессе. Там мы переночевали, а утром 21 сентября, после того как вышеуказанные егеря и псари доложили нам о том, что им удалось при помощи борзых загнать волка, волчицу и волчат в лес Помье, примыкающий к охотничьим угодьям Сен-Мари-де-Шаз, мы вместе со всеми егерями и четырьмя десятками стрелков из Ланжака и из окрестных приходов отправились туда. Мы все расположились так, что окружили вышеуказанный лес плотным кольцом, после чего псари с борзыми начали рыскать по лесу. Я, Франсуа Антуан де Ботерн, занял позицию в небольшом узком овраге и вдруг увидел, что по тропинке шагах в пятидесяти от меня бежит крупный волк. К счастью, он подставил под выстрел правый бок и повернул голову в мою сторону, чтобы осмотреться: я тотчас же произвел выстрел из своего ружья, заряженного крупной дробью и пулей, а также снаряженного пятью порциями пороха, причем отдача была столь велика, что меня отбросило на два шага назад. Означенный волк упал, ибо пуля попала ему в правый глаз, а все дробины – в правый бок. Но когда я, не перезарядив ружье, издал победный клич «Алали!», волк неожиданно поднялся и пошел прямо на меня. Я позвал на помощь господина Риншара, стоявшего несколько впереди меня, который и всадил в зад волку заряд дроби, когда тот находился всего в десяти шагах от меня. Зверь сумел еще повернуть и выбежать из оврага на поле, где он, пробежав еще шагов 25, вновь упал и издох.

Мы, Франсуа Антуан де Ветерн и Жак Лафон, обследовав вместе со всеми вышеупомянутыми егерями сие животное, установили, что в холке высота его равна 3 футам, длина от носа до кончика хвоста – 5 футам и 7,5 дюймам, вес составляет 130 фунтов, что показалось нам просто поразительным. Обследовав также клыки, коренные зубы и лапы этого существа, мы свидетельствуем в данном протоколе, что никогда никто из нас прежде не видывал волка, который мог бы сравниться своими размерами с этим хищником. Вот почему мы делаем вывод, что данное животное является тем самым свирепым Зверем или волком-убийцей, причинившим столько вреда людям. Для того чтобы лучше ознакомиться с данным существом, мы повелели господину Буленже, опытному хирургу из города Сога, произвести вскрытие трупа, что и было сделано в присутствии господ де Ботерн, отца и сына, господина де Лафона, всех вышеназванных егерей и двух псарей с королевской псарни, господина Торрана, кюре из Вантюэжоля, а также господина Жана-Жозефа Берне и его брата из Сога и господина Мансона из прихода Грез. Вслед за тем прибыли господин Торран, кюре из Вантежа, и господин Гийом Гальвье, магистрат того же прихода, которые представили нам Жана-Пьера Лура, 15 лет от роду, и Марию Тринкар, и эти двое, внимательно осмотрев означенного волка, заявили, что именно это животное и напало на них и поранило Марию Транкар 21 июня сего года, что и засвидетельствовано в данном протоколе. Так как они оба не умели ни читать, ни писать, то за них на протоколе расписались господин кюре и господин Галвье. Затем господин Бертран-Луи Дюмон, кюре из Польяка, и магистрат этого городка привели к нам девицу Марию-Жанну Вале и ее сестру Терезу, которые заявили, что 11 числа месяца августа на них напало именно это животное, именуемое Зверем, каковым именем оно и будет именоваться в дальнейшем в данном протоколе. Вышеназванные сестры Вале еще раз внимательно осмотрели Зверя и объявили, что узнают его. Марии-Жанне было указано на шрам на теле животного у правого плеча, и она сказала, что, видимо, сия отметина оставлена ножом ее самодельной алебарды, но что она сама точно не помнит – куда именно она в июне нанесла удар. Убитый волк был также предъявлен для опознания Гийому Бергунью, 17 лет от роду, и его брату Жану-Батисту Бергунью, 15 лет, которые утверждали, что 9 августа на них напал Зверь и их спас Пьер Мерсье, смотритель лесных угодий барона Бессе. Братья Бергунью после тщательного осмотра мертвого волка также заявили, что опознали в нем Зверя. То же самое сказали и Жанна Мерье, 11 лет от роду, на которую Зверь напал после попытки растерзать братьев Бергунью, а также и Пьер Видаль, защитивший девочку. Так как братья Бергунью, Жанна Мерье и Пьер Видаль не умеют писать, за них на данном протоколе расписались господин Дюмон, кюре из Польяка, и господин Дюкро, магистрат. Мы удостоверяем, что все написанное истинно верно.

Подписано: де Лафон, Антуан де Ботерн, Верне, Максой, Гальвъе, Дюмон, Дюкро, Буланже, Торран Лакот, Пелисье, Рено, Дюмулен, Лакур, Риншар, Лезъе, Лашене, Бонне».

Много раз я читал и перечитывал сей выдающийся документ, свидетельствовавший о совершенном господином де Ботерном мошенничестве. Что говорит нам о том, что господин де Ботерн оказался нечист на руку? Да хотя бы то, что утверждение, будто в наших краях можно путешествовать и охотиться ночью, да еще в конце сентября, нужно сразу же назвать ложью. По ночам никто и никогда не гарцует на лошади среди нагромождения скал, среди ущелий и пропастей, тем более среди наших скал, пропастей и топей, где практически нет дорог. Даже при наличии самых лучших проводников подобное предприятие было бы чистым безумием, в особенности в сентябре, когда первые заморозки сопровождаются густыми туманами. Я припоминаю, что в июле, когда дни все же были еще достаточно длинные, друзья господина де Ботериа на все лады превозносили его отвагу, а все потому, что он возвращался в Бессе после 9 часов вечера, рискуя сломать себе шею. Об этом свидетельствует письмо господина де Лафона интенданту Монпелье от 30 июля 1765, хранящееся в архивах департамента Эро:

«В четверг господин де Ботерн заставил нас изрядно поволноваться, увязнув в трясине, однако, несмотря на сие неприятнейшее приключение, он вернулся во вторник с охоты после 9 часов вечера, хотя ему пришлось гнать коня по ужасным предательским тропинкам в кромешной тьме». А теперь обратим внимание на даты. Так вот, 17 сентября прибыла долгожданная помощь из Версаля, а 18-го Антуан де Ботерн совершенно неожиданно для всех поспешно отправил в Сен-Мари-де-Шаз двух егерей и псаря. Бессе и Сен-Мари разделяют отнюдь не 3 лье, как написано в протоколе, а по меньшей мере 10. Господин Антуан ловко сыграл на том, что в Жеводане и в Париже под словом «лье» подразумевались совершенно различные вещи! Так вот, лье в Жеводане – это 8 километров, а в Париже – менее 4.

Конечно, с высоты птичьего полета или по прямой между этими двумя пунктами и в самом деле 22 километра, то есть 3 «жеводанских» лье или 5 «парижских», но надо учитывать, что любому путешественнику, вознамерившемуся добраться от Бессе до Сен-Мари-де-Шез, придется проделать путь в лучшем случае вдвое длиннее, если учесть все петли и зигзаги, без коих не обходится ни одна дорога на нашей пересеченной местности. К тому же, какую бы дорогу вы ни избрали, вам непременно придется пересечь Алье на пароме или на лодке, а потом уже карабкаться вверх по горным кручам к Шазу. Мне знакомы эти жуткие ущелья, эти узкие тропинки, ибо мои мулы сотни раз проходили по ним. Я знаю, какие лошади были у господина де Ботерна, и мне прекрасно известно, что даже самые лучшие его скакуны немногого стоили в наших горах, вне зависимости от того, были ли они вороные, пегие или буланые. Это в городах да на равнинах важна масть, а у нас гораздо более ценятся выносливость и разум. Короче говоря, в любом случае вьючные лошади могли идти только медленным, размеренным шагом. У меня богатый опыт по этой части, вот почему я смею со всей ответственностью утверждать, что господин де Ботерн и его люди не могли добраться из Бессе до Сен-Мари-де-Шаз менее чем за 8-10 часов, если только сие путешествие не было заранее (причем задолго) тщательнейшим образом спланировано и подготовлено. Даже если допустить мысль о том, что Пелисье, Лакуру и Лафею, отбывшим из Бессе 18 числа, удалось каким-то чудом рано утром на следующий день оказаться на другом берегу Алье ( и это при том, что края они совершенно не знали ), то вмешательством каких сверхъестественных сил следует объяснить тот факт, что они тотчас же встретили в лесах Помье огромного волка и даже рассмотрели его вблизи?

Действительно, сие знаменательное событие должно было случиться буквально по приезде егерей в Сен-Мари-де-Шаз, ибо господин Бонне каким-то образом еще умудрился в тот же день, 19 сентября, прибыть в Бессе и поднять по тревоге господина де Ботерна и его людей! Неужто леса около Сен-Мари-де-Шаз были заранее подготовлены для большой охотничьей потехи? Если не были, то каким образом неуловимого и непобедимого Зверя удалось так быстро выследить, загнать и убить? А если были, то почему Зверь, существо хитрое, коварное и осторожное, прежде с такой легкостью избегавшее всяческих ловушек и разгадывавшее все человеческие хитрости, вдруг совершило столь дальний путь и обосновалось чуть ли не в парке с просеками и аллеями? Если леса все же были соответствующим образом подготовлены для удобства охотников-парижан, то кто-то, вероятно, должен был произвести вырубку деревьев и проторить дороги... Кстати, если внимательно просмотреть перечень счетов господина де Ботерна, оплаченных после его отъезда из Жеводана, там можно обнаружить очень интересную запись, которая гласит: «Людям, обрезавшим деревья и протаптывавшим тропинки в лесах в окрестностях Шаза для устройства облавы на волков...»

Но ведь всякие подобные работы в лесах связаны с шумом, гамом и криками, так что волки должны были непременно покинуть эти места... Если только волков там заранее не поселили, не приручили и не держали в особом загоне с определенной целью... Во всем этом чувствуется умысел, преднамеренность, предугадывается талантливая инсценировка, ловкий трюк! Итак, утром следующего дня, то есть 20 сентября, господин Антуан де Ботерн покидает Бессе и увозит с собой на вьючных лошадях в особых корзинах всех собак, прибывших из Парижа 17 числа, про которых он, кстати, говорил, что они, бедняги, совершенно ошалели от столь трудного и долгого путешествия. На следующий день, 21 сентября, он встречается в каком-то месте с четырьмя десятками стрелков из Ланжака, Пебрака и Шантежа. Но как они все оказались в этом месте? Кто их собрал? Когда? И кто такие эти «лучшие стрелки»? Уж не конные ли полицейские, коих с таким упорством просил у властей господин де Ботерн? Кстати, судя по записи в смете расходов господина Антуана, им заплатили за работу: «... 19 стрелкам из Ланжака и Шантежа, нанятым за 20 солей в день, уплачено 19 ливров 4 денье».

Затем господин де Ботерн, не знавший, видимо, усталости, отправился в лес Помье, расставил стрелков по местам, собрал загонщиков, указал им, в каком направлении двигаться, и принялся прочесывать лес. Но на подготовку к облаве нужно время, и немалое. Так когда же он успел все это проделать?

Из всех стрелков гигантский волк вздумал выйти именно на великого Антуана де Ботерна. Но откуда он вышел? Как он оказался в нужном месте в нужный момент? Не иначе как тем же способом, что на королевской охоте: прямо перед монархом вдруг возникает олень... Сие умное и хорошо воспитанное животное подставляет под выстрел правый бок, да еще услужливо поворачивает голову, чтобы было удобнее стрелять ему прямо в правый глаз. Как утверждал господин Антуан, его ружье для охоты на уток было заряжено пулей и зарядом дроби на 35 дробинок. Какая точность! Ну что тут скажешь, 35 дробинок, ни больше, ни меньше!

(Правда, позднее интендант Оверни уверял, что в руках у королевского охотника был большой мушкетон.) Это сколько же понадобилось пороху, чтобы вытолкнуть такой заряд? Опять же позднее господин Антуан рассказывал, что перед охотой засыпал пятикратную порцию пороха... Вот это да! И от такого запала ружье не разорвало? А господин де Ботерн, вместо того чтобы полететь вверх тормашками от невиданной отдачи, всего-то навсего отступил на два шага, как записано в протоколе? Да этот господин Антуан – истинный Геракл!

Кстати, Маньи де Мероль, самый большой эксперт по оружию, написал в своем труде, посвященном Зверю, следующее: «Всякий, кто хорошо знаком с огнестрельным оружием и порохом, а в особенности с королевским порохом и с тем сортом, что охотники имеют – порохом Святого Иосифа, каковой и использовал господин Антуан де Ботерн, ни за что не поверит в то, что человек сможет легко и без особого ущерба для себя перенести отдачу ружья, заряженного пятью или даже четырьмя порциями пороха». Но и это еще не все! Господин Антуан оказался не только равен по силе легендарному Гераклу, но он еще по удачливости и по меткости перещеголял ветхозаветного Нимрода! Ибо с расстояния в пятьдесят шагов единственная пуля влетела прямехонько в глаз чудовища, а все 35 дробинок, как записано в протоколе, разом поразили правый бок Зверя у самого плеча. Какую жуткую дыру они, должно быть, проделали в шкуре животного! Однако обращает на себя внимание тот факт, что в протоколе вскрытия трупа, составленном хирургами и врачами из Клермона и позднее тщательно переписанном господином д'Энневалем-сыном, подобная рана не упомянута ни единым словом. Документ сей хранится в архивах Пью-де-Дом, и сказано в нём буквально следующее: «...обнаружен шрам на внутренней стороне правого плеча, а также многочисленные раны на лапах, как с внутренней, так и с внешней стороны. Шкура животного пробита большими дробинами, в особенности велико количество подобных ран в левом боку».

Интересно, не правда ли? У правого плеча имеется лишь один старый, уже зарубцевавшийся шрам, зато левый бок (а не правый, как утверждал господин де Ботерн) буквально изрешечен дробью. Правда, в одном показания врачей и королевского охотника совпадают: в правой глазнице действительно засела пуля. Обращает на себя внимание и замечание хирургов о наличии ран на лапах животного, что заставляет сразу же подумать о том, что волк, вероятно, сначала попал в капкан или ловушку, а уж потом его прикончили выстрелом. Кстати, еще одно прелюбопытнейшее обстоятельство: 23 сентября, охваченный необычайной тревогой, господин Антуан (очевидно, боящийся разоблачения) взял на себя труд написать еще одно письмо интенданту, в котором он настоятельно просил изобразить убитого волка таким, каким он его описал, и чтобы на правом боку непременно была изображена ужасная рана, а также чтобы было понятно, что правый глаз выбит пулей. По разумению господина де Ботерна, резчику по дереву следовало снять мерку с волка и обвести контур тела таким образом, чтобы изображение хищника оказалось крупнее, чем волк был на самом деле. Следует отметить, что интендант все же уклонился от исполнения сих пожеланий...

Но продолжим рассмотрение обстоятельств дела. Итак, по словам господина Антуана, подраненный волк, коего он счел было мертвым, вдруг ожил, вскочил и бросился на него, а Риншар, племянник господина Антуана, всадил хищнику заряд дроби в зад, и тот, пробежав шагов 25 по полю, издох. Короче говоря, подвиг совершили члены одного семейства, и каждый должен будет получить воздаяние по заслугам. Ну а что же господин де Ботерн-сын? Как странно, однако, что он не принял участия в этом славном деянии...

А быть может, это произошло потому, что господина де Ботерна-младшего не было в лесу Помье? Быть может, он уже скакал по направлению к Парижу? Не торопился ли он уже сообщить о победе отца над Зверем его Величеству? Не отправился ли он ко двору до того, как началась охота? Не спешил ли он доставить в Версаль, как говорится, шкуру неубитого... нет, не медведя, а Зверя?

Тем временем облава продолжалась, хотя было уже довольно поздно: все хотели взять в логове еще волчицу с волчатами. Однако вскоре господин де Ботерн отказался от этой затеи. Здесь опять следует сделать определенные умозаключения. Так называемый протокол, составленный якобы в Сен-Мари-де-Шаз и датированный 21 сентября, был, совершенно очевидно, составлен в Бессе, ибо каким образом вдруг у господина де Ботерна под рукой в Шазе оказались собраны все свидетели из Жеводана, дружно заявившие о том, что опознают в убитом волке Зверя? Неужто он притащил их всех с собой заранее? Какая предусмотрительность!

У господина Антуана явно не сходятся концы с концами, ибо в письме, написанном его рукой, датированном 2 сентября и отправленном из Бессе господину Баленвилье, он писал: «Я отправляю к вам моего сына, дабы он продемонстрировал мой первый трофей, добытый при помощи моего ружья, с коим я хожу на уток, и при помощи собак с королевской псарни». Далее они просили господина Баленвилье снять с волка шкуру, набить ее соломой и сделать чучело. Кстати, на сопроводительных документах музейного экспоната, хранящегося в Клермоне, четко и ясно написано; «Волк, убитый 19 сентября 1765 года». Правда, никто и никогда не описывал сие чучело, сохранившееся и до сих пор, и не давал по сему поводу никаких комментариев, а также и не придавал никакого значения дате 19 сентября.

Но господин де Ботерн был не только наделен великой силой Геракла и удачливостью, ловкостью и меткостью Нимрода, он, оказывается, был еще наделен даром великого чудотворца, мага и кудесника! Ибо ещё до захода солнца в тот знаменательный день 21 сентября, день, до предела заполненный треволнениями и различными событиями, охотники вместе с трофеем каким-то чудом умудрились вернуться в Бессе (проделав путь в 10 лье!), а затем господин Антуан еще и ухитрился послать за 10 свидетелями, жившими отнюдь не в Бессе. Мало того, все эти свидетели чуть ли не на крыльях в тот же день примчались в Бессе, где их всех опросили. К тому же господин де Ботерн успел составить протокол, приказать вскрыть труп убитого волка, а потом объявить, что он покидает Жеводан, ибо миссия его выполнена. Воистину чудесный день! Сколько же в нем было часов?

Господин д'Энневаль-сын однажды поклялся разоблачить аферу с большим волком, он считал себя обязанным сделать это ради памяти отца. Он приехал в Овернь, побывал и в Жеводане, добился разрешения просмотреть документы и переписку интендантов. Именно он и обнаружил, а позднее рассказал и мне, что господин Антуан де Ботерн уже 20 сентября, а не 21-го, своей собственной рукой написал интенданту Оверни, что к нему едет де Ботерн-младший и везет бренные останки Зверя. Таким образом, получалось, что труп отправился в путь прежде, чем животное было подстрелено? Так где же ключ к этой загадке?

Из достоверных источников нам известно, что труп волка был доставлен в Клермон 22 сентября. Интендант Оверни писал господину де Ботерну: «Клермон, 23 сентября 1765 года. Господин ваш сын, сударь, прибыл в наш город вчера поздно вечером и доставил ко мне огромного волка, о коем вы уже предуведомили меня...» В тот же самый день интендант написал королю: «Сир, мы хотим сообщить вам чрезвычайно радостную весть...» Далее в сем послании он извещал монарха о том, что по повелению де Ботерна-сына труп волка уже вскрыли, забальзамировали и набили соломой. Волк, убитый около Шаза 19 числа, мог быть доставлен в Клермон 22-го, это представляется мне хотя и весьма маловероятным, но все же не невозможным. Ведь от Бессе до Сен-Флура 9-10 королевских лье (около 40 километров) по очень извилистой и опасной дороге. Несомненно, волка погрузили на вьючную лошадь, и она шла медленным шагом. Таким образом, этот путь должен был занять от 8 до 10 часов самое меньшее. От Сен-Флура до Клермона – 30 лье, тоже по довольно трудной дороге, по которой, однако, ездят почтовые кареты, так что этот отрезок пути можно преодолеть за 10Ч12 часов, если гнать лошадей. Итак, 10 часов до Сен-флура, от 10 до 12 часов до Клермона, часа 3-4 – на перемену лошадей и отдых... Да, при условии, что все было предусмотрено и подготовлено заранее, можно допустить, что господин де Ботерн-сын, выехав из Бессе утром 21 сентября, оказался к вечеру 22 сентября в Клермоне. Но если верить протоколу, 21 сентября волк был убит под Шазом. Так что в Бессе его могли доставить только поздно вечером, да и то не иначе как чудом. Итак, получается, что де Ботернсын мог выехать из Бессе не ранее утра 22 сентября... В таком случае он никак не мог в тот же день к вечеру оказаться в Клермоне... С другой стороны, на протоколе, составленном якобы в Шазе, но помеченном 21 сентября с припиской «Бессе», стоит его подпись, то есть он, выходит, присутствовал в Бессе в момент вскрытия трупа. Господин Антуан де Ботерн написал из Бессе 22 числа интенданту Лангедока о том, что он вернулся из Шаза 21-го и что он ночевал в Бессе вместе со своими людьми, а далее он сообщал, что отсылает свой протокол, и извещал о скором отъезде сына в Клермон.

Короче говоря, обман очевиден! Одно из двух: либо господин де Ботерн лгал интенданту Лангедока, либо он самым наглым образом надул интенданта Оверни, третьего не дано! Либо господин де Ботерн-сын, прибывший в Клермон 22 числа (чему нет оснований не верить), выехал из Бессе 20 сентября, как и написал в тот день интенданту Оверни его отец, а не 22-го, как все тот же де Ботерн-старший написал интенданту Лангедока. В таком случае волк, которого доставил де Ботерн-сын в Клермон, никак не мог быть тем, что был подстрелен 21 числа под Шазом. И не мог молодой де Ботерн подписать протокол, ибо его в Бессе уже не было! Короче говоря, волк, упомянутый в этом протоколе, никакой не Зверь, а просто огромный волк, а господа де Ботерн, отец и сын, – обыкновенные фальсификаторы!

Быть может, был не один, а два или целых три волка? Один – для предъявления интенданту Оверни и двору Его Величества, второй – для показа в Жеводане, а третий еще Бог знает для каких целей? Я не буду более указывать на «ошибки» господина Антуана де Ботерна и его сына, они сослужили им плохую службу, ибо были слишком уж явными. Во всех протоколах, подписанных ими, а также во всех письмах, показанных мне капитаном д'Энневалем, можно обнаружить поразительную смесь низкого обмана и глупости. Господин Антуан постоянно проговаривается, сам себя выдает, ибо все его послания изобилуют двусмысленностями, противоречиями, в коих он порой так запутывается, что даже не понимает, насколько они его разоблачают. Взять хотя бы его письма, одно от 22 сентября к интенданту Лангедока, а другое от 23 числа к интенданту Оверни, в коих он приводит весьма малоубедительное свидетельство Марии-Жанны Вале, которая якобы «признала, что шрам на правом плече убитого животного является следом от ее ножа», но на вопрос о том, куда именно она ранила напавшего на нее Зверя, девица заявила, что «точно не помнит».

Что до меня, то я так и не понял, какую роль во всей этой гнусной истории сыграли аристократы Беле, настоятельница монастыря Святой Марии, а также господин Буасье и члены его клана. Как только мой отец узнал, что Зверь якобы убит, он тотчас же заподозрил обман и страшно возмутился. Он только и говорил о том, что нам всем надо собраться и отправиться в Бессе, чтобы изгнать оттуда де Ботернов и всех их людей. С превеликим трудом мы сумели его кое-как утихомирить. Быть может, он присмирел только для виду, чтобы нас успокоить, так как однажды он все же отправился в Бессер, Польяк и Дарн. В каждом из городков он принимался произносить пламенные речи, кричать во весь голос о предательстве и низкой лжи, а вокруг него собирались толпы народа, и он призывал крестьян к бунту. К счастью, в те времена отца уже считали малость сдвинутым, блаженным, иначе полицейские стражники схватили бы его и заточили в тюрьму. Однако в своих подозрениях он был не одинок, не только он, бедный безумец, разоблачал повсюду мошенников. Некоторые весьма уважаемые в нашем краю люди придерживались того же мнения, более того, сами разоблачали обман господина де Ботерна. Господин Олье, кюре из Лорсьера, сказал во время проповеди следующее: «Убит был обыкновенный волк, а не Зверь... Эти господа обманывают и короля, и двор, и народ... Настоящий Зверь жив...» Затем господин Олье написал о своих подозрениях епископу. Еще один весьма почтенный человек, некий господин Бе из Сен-Шели, владевший обширными угодьями в тех краях, где хозяйничал Зверь, открыто и ничуть не стесняясь говорил о том, что господин Антуан де Ботерн приказал убить во время одной из облав трех привезенных неизвестно откуда волков, а затем чучело одного из них он отправил в Париж, а чучело второго продал бродячим укротителям диких зверей, чтобы те показывали его на ярмарках на севере. Он ссылался на слова некоего аптекаря из Марвежоля, господина Персеголя, который сам якобы изготавливал два чучела. Кстати, сын господина Бе, Эмманюэль Бе, был одно время членом административного совета округа, а потом – и департамента. Я часто встречался с ним по своим делам, и мы иногда вспоминали дни нашей юности. Он укрепил мои подозрения в том, что в Шазе господин де Ботерн сознательно пошел на обман. Итак, подведем итог: протокол, составленный господином Антуаном де Ботерном, содержит массу противоречий, а в некоторых местах – откровенную ложь. Обман был заранее спланирован и тщательнейшим образом подготовлен, но, несмотря на это, жителей Жеводана обвести вокруг пальца не удалось. Обман был раскрыт, обманщики разоблачены, хотя у них и были сообщники. Кстати, представители властей во всем помогали им и даже, видимо, способствовали сокрытию истины, ибо считали, что господин де Ботерн обладает большим влиянием при дворе. Последовавшие события очень быстро доказали всем, что Зверь вовсе не умер, но никто за пределами Жеводана не осмелился обвинить любимца короля в обмане. Напрасно господин д'Энневаль пытался расследовать это дело, его никто не хотел слушать и никто не желал публиковать его разоблачений.

Быть может, когда-нибудь они и увидят свет...

Тогда и он, и его отец будут отомщены...