Зверь над державой

Глава 10

Эх, Светка, Светка! Как же я скучаю по тебе! Настояла на своем. И отца убедила! Мне деваться было просто некуда. Пришлось разрешить. Укатила с концертной бригадой на фронт. Выходила на помост сделанной из подручных материалов сцены или просто поднималась в кузов грузовика с откинутыми бортами. В своей короткой форменной юбочке и подогнанной по фигуре гимнастерке, перетянутая офицерской портупеей Светлана читала известные и еще не написанные здесь стихи.

Здесь Симонов наверняка напишет что-нибудь другое, надеюсь, ничуть не худшее.

На Светкиной уже хорошо заметной груди блестела медаль «За отвагу». Молодец, девчонка! Не растерялась. Произошло это, когда одинокий «мессер», выскочив неизвестно откуда, попытался открыть огонь по маленькой колонне. Светка, выхватив из кобуры табельный «ПММ» и крепко держа его двумя руками, самозабвенно пуляла в направлении «худого» в белый свет, как в копеечку. Артисты бригады так ничего и не поняли. «Мессер», только доворачивавший на неожиданную цель, даже огонь открыть не успел. Напоровшись сразу на очередь восьми пушек из двух «Шилок», сопровождавших колонну, он рассыпался прямо в воздухе. Командующий армией, куда направлялась концертная бригада, тут же наградил мою Светланку и экипажи «Шилок» медалями за сбитый самолет и устроил большой разнос командиру истребительного полка, прикрывавшего этот участок фронта. Еще бы! Позволили противнику подобраться близко к самой «Фее Советской армии». Откуда взялось это прозвище у моей Светки? Та еще история. Когда перед самой войной разошелся весь тот большой тираж «Огонька», кто-то из западной пишущей братии назвал Светлану доброй феей Синельникова, имея в виду, что мой быстрый карьерный рост основан именно на знакомстве с дочерью вождя. Ну, да собака лает, а ветер носит. После того, как моя любимая укатила с концертной бригадой на фронт, оттуда посыпались фотографии военных корреспондентов. Кто-то в Политуправлении Советской армии быстро сориентировался, и в войска огромным тиражом пошел плакат. На нем слева была та фотка из «Огонька», а справа, зеркально, Светланка в форме с поднятой рукой. Вверху крупно: «Защитим Родину», а внизу помельче: «Фея Советской армии». Плакат имел бешеный успех. Появилось много маленьких копий, тоже большим тиражом. Солдаты клеили эти открытки внутри танков и бэтээров рядом с фотографией Сталина, летчики – на приборные доски самолетов, а моряки – в своих кубриках. Родная моя! Как же за эти недели я успел по тебе соскучиться! У нас дома тоже висит этот плакат, только увеличенный до размеров стены.

На фронте все было более-менее по плану, а вот внутри страны – не везде. Расхождение миров стало уже таким большим, что мое знание истории практически перестало помогать. Вот я и лопухнулся. Не проявил вовремя должного внимания к докладам агентуры. В Крыму сразу после начала войны неожиданно подняли головы местные татары. Зажимают их русские, видите ли. Ребята что из моего ведомства, что из МВД Лаврентия Павловича работали круглые сутки, но справиться с националистами не могли. Катастрофически не хватало людей. В связи с военным положением приговоры приводились в исполнение на месте. Эшелоны с новыми шахтерами на рудники особого назначения в пути не задерживались. Они ведь не знают, что если даже кто-то с этих рудников и вернется, то здоровых детей точно иметь после этого не будет. И чего этим крымским татарам надо? Все школы перевели исключительно на русский язык? Так не у них одних. В Биробиджане, Средней Азии, на освобожденных территориях Западной Белоруссии и Западной Украины то же самое. В стране может быть только один официальный язык, он же и для межнационального общения. Хотите сохранить свою самобытную культуру? Всегда пожалуйста, но не в ущерб державе. Призывают парня в Советскую армию, а он ни бум-бум по-русски. Непорядок.

По докладам агентуры, крымские татары не просто так выступать начали. Их подтолкнули к этому оказавшиеся там совершенно неожиданно агентурные сети германских, британских и турецких спецслужб. У Константинополя-то, откуда профи взялись? Неожиданно для кого? Конечно, для меня, идиота! Что называется, прощелкал!… Ведь отлично же знал, что в том мире крымские татары были пятой колонной Абвера. Хотел посоветоваться с полковником Коганом, но тот почему-то на связь не вышел. И приемные аппараты в УСИ вдруг встали. Ни бита информации со вчерашнего дня не получено. Как отрезало! Ни слуху, ни духу. Какие-то подковерные игры ФСБ? ГРУ? Юрка Викентьев как-то говорил, что была попытка слежки за их с куратором машиной. Соответственно неудачная, но концов тогда так и не нашли. Заокеанские «друзья» там вмешались? ЦРУ? МИ-6? Хрен знает. Но вот то, что они там, в «Звере» не выходят на связь, это черт знает что! Ладно, будем думать сами. Как в том мире был решен этот вопрос? Массовой депортацией? Превентивно, учитывая мое послезнание с формулировкой «за невосторженный образ мыслей»? Здесь этого делать нельзя. Социалистическая законность, мать ее… Презумпцию невиновности еще никто не отменял. Даже в военное время. А что если?… Ведь это вариант. У нас громадные концентрационные лагеря евреев. Тех, что бежали от фашизма на восток. Нет, конечно, никакой колючей проволоки, охраны с собаками и так далее. Точнее, охрана на начальном этапе была, но именно охрана беженцев. Не успели люди еще определиться, что им делать, как жить. Того же русского языка большинство не знало вообще. У нас-то в планах было переправить их всех в Палестину, когда там начнется полномасштабное восстание. Сначала, само собой, только тех, кто военное дело более-менее уже освоил. Они ведь там, в лагерях, не просто так прохлаждаются. В основном учатся. Инструкторов, знающих идиш, у нас хватает. Вот и перенести все лагеря из западных Белоруссии и Украины в Крым. Вместе со школами самообороны. Так это у них называется. Хотя действия подразделений в атаке тоже почему-то изучают. Оружия, боеприпасов и прочего военного снаряжения им добавить, чтобы на всех хватило. Точнее, сначала перенести в Крым эти школы, а только потом – остальных беженцев. И в Чечено-Ингушскую АССР пару лагерей поместить не помешает. Рельеф местности там местами Палестину напоминает. Пусть будущие солдаты АОИ[46] тренируются. Жаль, со Сталиным посоветоваться нельзя. Улетел вождь на Гавайи с Рузвельтом договариваться. Речь свою, уже ставшую знаменитой, произнес и улетел. Мол, все народы мира должны объединиться против коричневой опасности и что пора положить конец колониальной системе империализма. Московская Хартия объединенных народов. Так это теперь называется. В том мире была Атлантическая Хартия, а у нас Московская. Ладно, о международной политике потом, сейчас внутренняя важнее.

– Ты, Синельников, хорошо подумал? – Лаврентию Павловичу было не до Крыма. Он со своими многочисленными стройками зашивался. Предстояло за относительно короткое время построить целую атомную индустрию практически с нуля. А ведь одновременно в существующих пока только на секретных картах городах строились новые заводы микроэлектронной промышленности. Один Зеленоград чего стоит!

– А не вижу я сейчас другого варианта быстрого решения проблемы.

Берия посверкал на меня круглыми стеклами своего пенсне.

– Они же там передерутся все!

– Для евреев это будет тренировкой перед отправкой в Палестину, а крымские татары должны получить урок. В следующий раз они хорошо задумаются, прежде чем выступать против законной власти.

– А что ты собираешься делать, когда все евреи уедут?

– Ну, во-первых, не все. Многим, я думаю, климат в Крыму должен понравиться. – Министр внутренних дел скептически хмыкнул, но промолчал. – Плюс к тому времени у нас появится достаточное количество здравомыслящих немцев, которые согласятся перед возвращением в Германию пожить немного не в Сибири, а где-нибудь южнее.

– Хочешь устроить что-то вроде показательного перевоспитания целого народа? – На лице Лаврентия Павловича начало появляться понимание.

– Пуркуа па? Это по-французски. Почему бы и нет? – объяснил я.

Берия улыбнулся:

– Ну, песенку мушкетеров из отличной пародии на Дюма я и без тебя, Синельников, не один раз слышал. Хорошо. Проведем решением ГКО на вечернем совещании. Готовь документы и объясняй своим евреям, что сейчас от них требуется.

– Они не мои, Лаврентий Павлович, – искренне обиделся я, – они наши.

– Ладно, Егор, ты прав. Наши. Тем более, что будут помогать нам решать наши же проблемы.

Что-то маршал сегодня довольно покладист. Реакция на всю полноту власти, что свалилась на него после отлета Хозяина? Интересно. А ведь она ему не нужна, эта бесконтрольная власть. Берия привык проводить линию Сталина. Четкой своей у него никогда не было. Потому-то он сразу после революции и метался из стороны в сторону, пока не прилепился навсегда к Вождю. Именно с большой буквы. Ему нужен лидер. Я, бывший его подчиненный, никак не гожусь на эту роль. Ну, мне-то как раз этого не требуется. А вот что мы будем делать, если со Сталиным что-нибудь случится? С другой стороны, о чем я вообще думаю? В запасе, как минимум, тринадцать лет. Чертова дюжина. Или даже больше, с учетом совершенно другого уровня медицины. Очень надеюсь, что «Холодного лета пятьдесят третьего» здесь не будет…

Даладье продержался на два дня дольше своего британского коллеги. Хотя в отставку не подавал. Полковник де Голль, который вернулся в метрополию в первый же день войны, развил бешеную деятельность. Что самое интересное, основную поддержку он получил со стороны армии. Вероятно, большинство французских генералов просто испугалось перспективы войны с противником, который с такой легкостью воюет на земле и на море против ранее казавшихся такими сильными Германии и Британии. Попытка бомбежки бакинских нефтепромыслов, в которой десятки французских пилотов сложили головы, была мгновенно забыта. Военный антифашистский переворот во Франции прошел на удивление гладко. Патриотически настроенный гарнизон Парижа сразу в полном составе перешел на сторону «Свободной Франции». Даладье и его военный министр маршал Петен были немедленно взяты под стражу. Второе бюро (Второе бюро Генштаба (Deuxieme Bureau) – французская контрразведка) и Сюрте насьональ (Сюрте насьональ (Surete Nationale) – Главное управление национальной безопасности МВД Франции) с большим энтузиазмом занялись арестами коллаборационистов.

Речь де Голля по радио и телевидению была произнесена уже на следующее утро двадцать третьего июня. Первое, что заявил новый лидер La Belle France, – это то, что «Третья Республика» немедленно выходит из состава фашистской коалиции:

«Я, с полным сознанием долга, выступаю от имени всей Франции. Законность власти основывается на тех чувствах, которые она вдохновляет, на ее способности обеспечить национальное единство и преемственность, когда родина в опасности. Вот почему я призываю всех французов объединиться вокруг меня во имя действия, самопожертвования и надежды вернуть былое величие нашей страны».

Потом де Голль говорил о немедленном прекращении любых военных действий против Советского Союза, призывал понять, что колониальная система современного мира устарела и о своей, как руководителя великой державы, поддержке Московской Хартии. Особо полковник подчеркнул, что мир с Советским Союзом – это не сепаратный мир, который Даладье заключил с Гитлером, а равноправный мир двух дружественных народов.

Одновременно дипломаты утрясали последние неясности в договоре о дружбе между нашими странами.

– Мы не будем немедленно объявлять войну членам фашистской коалиции, – сказал полковник, – но о какой-либо поддержке со стороны «Третьей Республики» они могут забыть.

Но в то же время на севере Франции уже готовились аэродромы для трех эскадрилий Ту-4 и двух полков Як-3 для прикрытия ракетоносцев. Готовился первый этап морской блокады Британии. Ла-Манш для англичан скоро станет несудоходным.

А к границе с фашистской Германией начали стягиваться войска, ни в коем случае не пересекая ее.

Маленький госпиталь организовали прямо в помещениях одной из лабораторий НИИ, на котором базировался проект «Зверь». Бригада хирургов из Военно-медицинской академии Санкт-Петербурга, оперативно доставленная вертолетом, работала уже третий час. Викентьев курил почти без перерыва, выкидывая догоревшие почти до фильтра сигареты в настежь открытое окно импровизированной предоперационной. Ребята от него не очень-то и отставали. Ольга с размазанной по лицу тушью вперемешку с неуспевающими высыхать слезами периодически вставала со стула и отбирала сигарету у кого-нибудь из только что закуривших. Каждый раз, как открывалась дверь в операционную, все пытались издали заглянуть в нее. Но бдительная дородная женщина в белом халате, которая прилетела с хирургами на том же вертолете, не давала даже приблизиться к двери. Всем хватало одного только ее взгляда, чтобы тут же вернуться к отведенному им месту у окна. На широком подоконнике были навалены принесенные кем-то из спецназовцев несколько пайков в пластиковой упаковке и пластиковые же бутылки с питьевой водой. Еду никто не тронул, а вот воду через короткие перерывы прямо из горлышка жадно хлебали все.

Когда из открывшейся двери операционной потянулись хирурги с унылыми лицами, на ходу сдирая перчатки, Ольга опять в голос заревела. Викентьев, несмотря на очередной неодобрительный взгляд дородной женщины, резким движением ринулся к первому вышедшему. Судя по всему, он был старшим среди медиков.

– Ну, что?

Хирург молча выдернул из пальцев директора проекта только что прикуренную сигарету, жадно затянулся, выкурил ее буквально в три затяжки и выплюнул тут же на относительно чистый пол предоперационной.

– Ничего хорошего. Судя по осколкам, это была РГД-5. Разрыв был очень близким. Осколки порвали весь кишечник, правое легкое. Один засел в позвоночнике. Трогать там сейчас бессмысленно. Большая кровопотеря, хотя это как раз легко восполнили. Что могли – зашили. Но… В общем, все бессмысленно. С такими травмами не живут даже молодые, а уж он…

– Сколько? – спросил, придвигаясь к хирургу, Дмитрий.

– Что сколько? – удивился уставший – это было хорошо заметно – врач.

– Сколько ему осталось? – повторил вопрос Горин.

Хирург на секунду задумался и тут же ответил:

– Мало. Очень мало. У него хорошее сердце. Только поэтому он еще жив. Но… В общем, часы. Может быть сутки. Но это, увы, вряд ли.

– Юрь Саныч, – Дмитрий решительно повернулся к Викентьеву, – надо десантировать!

– Что? – оторопевший врач широко раскрытыми глазами смотрел на Малышева.

– Заткнись, – коротко и зло бросил подполковник. Потом посмотрел на ничего не понимающего хирурга и громко скомандовал: – Всем покинуть помещение!

Когда в предоперационной осталось только значительно поредевшее руководство «Зверя», Викентьев повернулся к Горину.

– Думай, когда, что и где говоришь.

– Он не прав, что сказал это при посторонних, – вступился за друга Николай. – Но, по сути… Я согласен.

– Если бы все зависело только от нашего желания… Нас с Коганом давно уже ознакомили с приказом президента. «Категорический запрет передачи на ту сторону теоретической и технической информации по проекту «Зверь» и использование в качестве доноров лиц, к этой информации допущенных», – процитировал по памяти подполковник.

– Юрий Александрович, но он же умрет! – почти закричала Ольга, показывая рукой на дверь операционной.

Викентьев уныло посмотрел в ту сторону. Потом задумался и вдруг усмехнулся:

– Уже!

– Что, уже? – не поняла Зосницкая.

– Уже умер! Повторяю: для всех он, – подполковник точно так же, как перед этим Ольга, показал рукой на дверь операционной, – уже умер. Ну что стоите, как соляные столбы, – прикрикнул Викентьев на начинающих въезжать друзей, – бегом за портативкой!

– Портативным комплектом пробоя будем работать? – удивился Дмитрий, поглаживая залепленную пластырем щеку. – Он же, последний из собранных, не оттестирован до конца еще!

– А что ты предлагаешь, везти полковника на каталке через все здание к спецлаборатории? Чтобы завтра наверх доложили, что я намеренно нарушил приказ президента страны? Как ты думаешь, сколько я после этого проживу? Хочешь Катерину вдовой сделать? Да и вы сами после этого рассчитываете на свободе остаться?

Директор сыпал на Горина вопросы, как гвозди забивал.

– Да, действительно… – уныло протянул Дима.

– Все, ребята. Встряхнулись и работаем! – Голосу Викентьева сейчас был негромкий, но уверенный и спокойный. Как будто и не было всех этих последних очень напряженных, выматывающих дней и сегодняшнего боя с последующим ожиданием результатов операции.

В двери показался спецназовец.

– Товарищ подполковник. Код «Воздух»! Приказ о немедленной эвакуации!

– Понятно. Приступайте, – распорядился директор проекта и, повернувшись к Дмитрию с Малышевым, рявкнул: – Ну, чего встали? Бегом за аппаратурой!

Через каких-то двадцать минут все было готово. Простыни, до того закрывавшие сдвинутую в спешке в угол импровизированной операционной лабораторную мебель, валялись на полу. На двух столах, придвинутых к операционному, ребята сноровисто смонтировали портативную установку пробоя и подключили компьютеры. Дмитрий с Николаем быстро, но без суеты, уже что-то набирали на клавиатурах двух ноутбуков.

– На кого из реципиентов настраивать? – спросил Малышев директора.

Викентьев на секунду задумался. По ушам ударил звук винтов заходящего на посадку тяжелого вертолета. Спутать с чем-нибудь другим этот гул было сложно. Директор успокаивающе махнул рукой.

– Работаем. Все остальное потом. Что сейчас делает первый номер в списке?

– На него самого?! – с большим удивлением переспросил Николай.

Погибать, так с музыкой, – хладнокровно ухмыльнулся подполковник. – Применительно к данному случаю, это бить с козырного туза.

– Нет уж, – поправил Дима, наверное, в первый раз сегодня улыбнувшись, – это будет джокер. Всем джокерам джокер.

– Спит, – сообщил через минуту Горин, глядя на экран своего ноутбука, – причем пьяный вусмерть.

– Не страшно, – Викентьев повернулся к девушке. – Оля?

Тело полковника лежало на операционном столе, и только по прыгающей метке на экране кардиомонитора можно было определить, что человек еще жив.

Ольга бережно отсоединяла какие-то датчики с забинтованной головы Когана. Неожиданно запищал зуммер, и метка на маленьком экранчике застыла, рисуя прямую линию.

– Клиническая смерть, – констатировал директор, выключая кардиомонитор. – Работаем! Быстро!

Девушка резко выдернула последний провод и, аккуратно приподняв голову умирающего, надела мягкий, наподобие танкистского, шлем, толстый кабель от которого был уже подключен к большому круглому разъему на установке пробоя.

– Что здесь происходит?

В дверях стоял высокий лощеный мужчина. Вид у него был явно начальствующий. Викентьев посмотрел на вошедшего, вытянулся и доложил:

– Незапланированный эксперимент по программе, товарищ генерал-лейтенант. Одну минуту. – И, не ожидая разрешения повернувшись к ребятам, спросил: – Готово?

– Да, но, – взгляд Дмитрия был вопросительным. Сам он так и косил глазами в сторону генерала.

– Да или нет? – в голосе подполковника появился металл.

– Готово, Юрий Александрович, – ответил за друга Николай и красноречиво показал пальцем на клавишу «Enter» своего компьютера.

– Пр-рекр-ратить! – донесся от двери начальственный рык.

Викентьев посмотрел на генерала, сделал шаг и спокойно нажал клавишу. На экране ноутбука фигура, навзничь лежащая на какой-то лавке, дернулась и затихла.

– Что там? – Ольга и Викентьев одновременно стремительно двинулись к компьютеру Горина и столкнулись головами.

– Не понять, темно, – ответил Дима.

Из-за его спины протянулась рука и захлопнула ноутбук.

– Подполковник, вы что, русского языка не понимаете? На подступах к институту бой идет! Оглохли тут все, что ли? – Генерал был на удивление спокоен.

Викентьев непонимающе посмотрел на замдиректора ФСБ. Издали, приглушенные толстыми стенами помещения и гулом работающих турбин вертолета, действительно доносились звуки перестрелки.

– Хватайте только то, что содержит важную информацию по проекту, и в вертолет. Это кто? – генеральская рука вытянулась в направлении тела на операционном столе.

– Труп полковника Когана, – ответила Ольга.

– Что? – Глаза мужчины расширились. До него дошло, чем здесь занимались работники «Зверя». – Нарушили приказ президента, подполковник? Впрочем, сейчас не до этого. Всем бегом в вертолет.

Вид, открывшийся Викентьеву, когда он, придерживая Ольгу Шлоссер под руку, выскочил из здания в парк института, поражал. На площадке стоял под неторопливо вращающимся несущим винтом огромный вертолет. Самая большая в мире серийная машина Ми-26. Широкие полусферические створки заднего люка высотой в пару этажей были распахнуты, аппарель откинута, и солдаты бегом заносили внутрь оборудование проекта. Появившийся откуда-то майор откозырял генералу:

– Практически закончили. Люди уже внутри.

В этот момент не так уж и далеко, метрах в шестистах, рванула граната.

– Прорвали оборону, – констатировал тот же майор.

– Бегом и на взлет, – скомандовал замдиректора ФСБ и подтолкнул ребят, не выпускавших ноутбуки из рук, к аппарели.

Винты вертолета загудели громче, и тяжелая машина, легко оторвавшись от земли, с разворотом пошла вверх, уже в воздухе закрывая огромный погрузочный люк. К ней тут же пристроились два Ми-24 прикрытия, расцветающие яркими мишенями тепловых ловушек, а высоко в небе рисовали своими инверсионными следами замысловатые фигуры две пары тяжелых истребителей Су-35. Откуда-то из глубины институтского парка ударили сразу три ракеты ПЗРК. Две из них были сбиты скорострельными бортовыми системами «Крокодилов», а одна воткнулась в землю, повернув на тепловую ловушку. Еще восемь выпущенных примерно оттуда же зенитных ракет тоже не смогли достичь своей цели. Мужчина явно южной национальности в отчаянии взмахнул рукой и разразился длинной тирадой, состоявшей только из русского мата и междометий.

Неожиданно с высоты темного вечернего неба ударил яркий слепящий луч. Тяжелый Ми-26 вспыхнул весь и сразу…

Весеннее солнце клонилось к закату. Старую трассу не чистили несколько лет, и сквозь трещины в асфальте уже пробили себе путь к свету многочисленные кусты. Их приходилось огибать, выбирая место почище на засыпанной прошлогодними листьями дороге.

Она шла, а слезы сами лились из глаз. Она должна, она просто обязана сделать это. И даже не в память о нем, о том человеке, которого любила тогда. Почему тогда? Она и сейчас любит его, единственного…

Юрка! Любимый Юрка, ну как ты посмел погибнуть? Сильный, умный, нежный и такой любимый! Как ты посмел оставить нас с Юриком одних? Мне без тебя очень тяжело. Нет, конечно, я не одинока, у меня есть Юрий Юрьевич. Но он, увы, никак не может заменить мне тебя. Не знаю, кого из вас я люблю больше. Это… Это разное. А Юрий Юрьевич уже большой! Четыре года и десять месяцев. Мы очень любим слушать сказки и даже знаем несколько букв. Мы прекрасно перенесли прививку от лихорадки Локкерта и не боимся теперь умереть за какую-то неделю, как та без малого половина населения планеты, которую уже унесла пандемия. У нас, в нашей маленькой стране, прививку делали всем, хотя вакцина и оказалась очень дорогой. В Америке тоже спаслось очень много народа. Да и Российская Федерация не понесла таких огромных потерь, как вся Юго-Восточная Азия и Южная Америка. Европа вон вообще почти не пострадала. Только Польша и Украина прилично потеряли. В Крыму спаслись только те, кому прививки делали в Севастополе российские моряки с военно-морской базы.

Это только потом, когда пандемию уже практически задавили, в СМИ разгорелась дискуссия, откуда эта лихорадка Локкерта взялась. Американцы клятвенно заверяли, что это никак не работа их военных микробиологов. Что пандемия является результатом перенаселения планеты. Но я не верю. Почему американская вакцина не помогла всем привитым? Потому, вероятно, что изначальный штамм мутировал. А у Штатов почему-то оказались огромные запасы вакцины именно против первого варианта лихорадки. Да и слишком вовремя она появилась, эта пандемия. Именно тогда, когда Китай и Япония вместе с возрождающейся Россией начали выдавливать Штаты с рынков высоких технологий своей дешевой продукцией. Китайцы массой своей электроники, японцы новыми технологиями, а россияне революционными программными продуктами. На основе тех идей, которые выдали два друга в том мире – Мстислав Келдыш и Норберт Винер. Помнишь Юрка, как мы тогда хохотали над докладом Синельникова? Эта парочка, по его словам, мгновенно подружилась, и они вдвоем набросились на знания из нашего мира, как голодные волки на добычу. И сразу начали выдавать очень интересные идеи. Мы тогда еще не поняли всей их ценности. Но уже после Санкт-Петербургского мирового кризиса несколько молодых ученых в том же Питере сумели разработать новую сетевую операционную систему на этих революционных принципах, и компьютеры стали работать ощутимо быстрее.

Санкт-Петербургский кризис? Именно так назвали потом ту ситуацию. Когда российские Военно-космические войска расстреляли почти всю штатовскую группировку военных спутников в отместку за то, что те подбили ваш вертолет этой своей СОИ. НАТО тогда чуть не развалился. Но сейчас они опять набирают силы. А я хочу, чтобы наш с тобой, Юра, сын рос в нормальном мире. Хочу, чтобы он жил в своей стране, а не был эмигрантом, как мы сейчас. Поэтому я оставила ребенка на бабушку с дедушкой и приехала сюда, в Россию. Да, это только полковник Коган мог такое придумать. Спрятать меня с родителями от всех разведок планеты в Израиле!

Юрочка, я найду твой тайник и передам в тот мир весь пакет информации по «Зверю». Ты мне тогда очень подробно объяснил, где находится малогабаритный аппарат пробоя со всеми флешками. Я уже здесь, совсем недалеко от этой заброшенной базы.

И пусть они оттуда приходят и переделывают наш мир так же, как мы смогли переделать их…

Вот только, как у них там все получилось???