Глава 3
Мила
- Люда, могла бы найти время и приехать проведать меня, - вздыхая, слушаю голос матери. - Ты уже три месяца дома не была. Скоро забудешь, как мать выглядит.
- Ну, что ты, мама, говоришь. На самом деле времени нет. Учеба, практика, работа. Я со стройки прихожу в общагу мертвая, - шепчу прямо в микрофон старенького кнопочного телефона.
- Ну, вот же…Работаешь…А денег матери перевести не можешь, - тут же раздается гневный голос родительницы.
- Ма, я же месяц не работала. Помнишь, в прошлый раз говорила. Практика у меня была в архитектурном бюро. Проект мой в конкурсе победил. Только денег за победу там не было, - напоминаю уже третий раз, но мать все хуже запоминает информацию.
- Хватит придумывать отговорки, Людмила. Ты когда приедешь? Мне лекарства нужны, а купить не на что, - словно не слыша меня совсем, снова талдычит свое мать.
Хотя о чем я? Она меня давно не слышит. Вернее, слушать не хочет, потому что считает, что я все придумываю.
Вот и тогда, когда ко мне в комнату ворвался ее друг-собутыльник и начал меня лапать и лезть в мои трусы, мать тоже сказала, что я все придумываю.
Вернее, не так. Она кричала:
- Профурсетка малолетняя! От горшка два вершка, а туда же. Ты посмотри на нее! Еще шестнадцати не исполнилось, а она уже задницей своей перед мужиками крутить начала.
Несмотря на то, что я стояла в порванной футболке и с бордовыми отпечатками на руках и шее, мать все равно гнула свое:
- Не надо придумывать и наговаривать на человека. Не крутила бы задницей, никто бы не стал на обращать на тебя внимание. И не смей врать матери. Приставал он к ней. Ты себя в зеркало видела? К чему здесь приставать? Не тело, а доска, - пьяно фырчала мать. - Прикрой свою срамоту, фантазерка. И нос вытри. Скажи спасибо, что лишь одной пощечиной обошлось. Мало я все же тебя порола в детстве…
В тот вечер я рыдала в подушку от обиды и понимания, что защитить и помочь мне в этой жизни некому.
И все же мир оказался не без добрых людей.
На следующий день баба Нюра заметила синяки на моих запястьях.
- Эка, ужасть, - всплеснула она руками, сидя на скамейке. - А я то думаю, что за крик вчера стоял в вашем шалмане. Ну, Элка! Ну, лярва богемная! Я тебе покажу, где раки зимуют. Иди, детка, куда шла. Вечером приходи ко мне. Поночуешь пока у меня в свободной комнате.
Не знаю о чем баба Нюра разговаривала с матерью, но новый друг пропал в тот же день.
Два месяца до своего отъезда в столицу на учебу в колледж я прожила не совсем, чтобы спокойно, но терпимо.
Иногда все же уходила к бабе Нюре.
- Милка, а может ты мне деньги отправляешь, а злобная Нюрка мне их просто из вредности не отдает? - словно слыша мои мысли, упоминает в разговоре соседку мать.
- Нет. Я не отправляла бабе Нюре денег, ма, - как можно спокойнее объясняю то, что говорила буквально вчера. - Мне просто нечего было отправлять. Стипендии едва хватает на оплату общежития и на еду.
Объясняя материи реальное положение дел, тяжело вздыхаю, понимая всю тщетность моих доводов.
- Ма, ты же недавно пенсию за отца получила, - выдыхаю, вспоминая дату.
- Да, что тех денег. Смешные копейки. На хлеб и воду, - цокая, сетует мать. - И нечего мне напоминать про эту пенсию. Она мне за то, что я тебя одна растила. Все тебе отдавала. Себе во всем отказывала…
- Хорошо, ма, - соглашаюсь, понимая бесполезность разговора. - Завтра должны дать аванс, и я тебе отправлю, сколько смогу.
Пообещав матери денег, печально посмотрю на свои едва живые кроссовки, подаренные мне еще на шестнадцатилетие моей классной Инной.
С мыслью, что новые я так и не куплю, вздохнув, завершаю разговор с матерью.
Своей родительнице я даже и напоминать не стала о том, что у меня завтра день рождения.
Кто же знал, что свое восемнадцатилетие я буду сидеть на качелях под залпы чужого фейерверка...