Звездные судьбы. Исторические миниатюры

Царевна Ксения, или Вдовствующая невеста

После смерти Ивана Грозного трон унаследовал его младший сын, Федор, — человек, о котором сам его отец отзывался так:

И действительно, за четырнадцать лет, проведенных на троне, и даже в последние дни своей жизни царь Федор Иоаннович ни на минуту не задумался о том, что происходило в России и кто будет самодержцем после его смерти. В результате царем стал Борис Годунов, боярин худородный, но брат овдовевшей царицы Ирины.

В какой-то степени это было справедливо: Борис фактически правил Россией именем Федора все эти годы, и правил неплохо: в стране было относительно спокойно. Более того, его как бы «выбрал» царем сам народ — случай беспрецедентный. Но ни явные способности к управлению, ни «глас народа» не могли перевесить одного: загадочной смерти (или убийства?) в Угличе младшего сына Ивана Грозного — царевича Дмитрия. Сам Борис, вступая на престол, окружил себя таким избытком предосторожностей, что лишь укрепил окружающих в уверенности: убийца и узурпатор.

О том, как народ «избирал» на царствие Бориса, лучше и правдивее всего написал Александр Сергеевич Пушкин. Он, правда, не знал, что задолго до этого какие-то «звездочеты» (т. е. астрологи) предсказали Годунову, что он станет царем, но царствовать будет только семь лет.

— Хотя бы семь дней, — воскликнул в ответ он, — лишь бы царствовать!

Так что все отговорки при избрании на царство были лишь ломанием и кокетством: Борис стремился надеть шапку Мономаха, как юная девица — подвенечную вуаль: любой ценой, а там видно будет. Более того, он мечтал быть основателем новой династии — Годуновых. У Бориса было двое детей — дочь Ксения и сын Федор. Оба заплатили непомерно высокую цену за отцовские амбиции.

Но в день его коронации, 1 сентября 1598 года, никто не предполагал, насколько трагичны для России будут последствия этой церемонии. А меньше всего об этом думала шестнадцатилетняя Ксения Годунова — с этого момента ставшая царевной. Ей собственное будущее рисовалось в самых радужных красках, и поводов для такого оптимизма было предостаточно.

Прежде всего Ксения Борисовна представляла собой классический образец русской красавицы тех времен. Современники в один голос превозносили прелести этой стройной, яркой брюнетки с «союзными», то есть сросшимися на переносице бровями, пышными косами, огненными глазами и «телом, словно сделанным из сливок». Последнее наблюдение, впрочем, придется оставить на совести летописцев: кто из посторонних мог видеть русскую боярышню — тем более царевну! — тех времен без непременных пышных одеяний от шеи до пят?

Впрочем, Ксения «типичной» боярышней не была: отец постарался дать ей европейское образование и воспитание, желая упрочить свой трон союзом с каким-нибудь европейским монархом. А посему не спешил выдавать дочь замуж за кого-либо из русских бояр, хотя Ксения могла рассчитывать на самых знатных и богатых женихов.

Царевна умела не только читать и писать, но знала латынь, могла объясниться по-польски, ездила верхом, прелестно пела, умела танцевать. Сам не слишком грамотный, Борис Годунов пригасил к своим детям иностранных учитгелей, хотя это и вызвало недовольство русского духовенства. Более того, он тослал обучаться в Европу около десяти боярских сыновей… но ни один из них не пожелал впоследствии вернуться на родину.

В общем, Борис, похоже, опередил свое время. Многие его династические планы сумел осуществить лишь сто лет спустя Петр Первый. Матримониальные же прожекты Годунова так и не воплотились в жизнь.

Первым женихом царевны Ксении был сын шведского короля, принц Густав, изгнанный из страны мятежными подданными. В 1599 году он принял |приглашение Годунова и прибыл в Россию. Бедного изгнанника приняли с королевскими почестями. Умный, образованный, с приятной внешностью принц вскоре сделался любимцем Годунова, который и предложил ему руку царевны и титул властителя Ливонии, которая в то время находилась в оккупации шведов. Непременным условием был переход принца в православную веру. Нустав отказался — и был выслан в Углич, где и скончался некоторое время спустя, причем не исключено, что ему в этом помогли.

Вторая попытка Годунова породниться с одним из западных королевских дворов была куда более успешной, во всяком случае вначале. Выбор царя Бориca пал на брата датского короля принца Иоанна, который согласился принять православие, а вместе с ним — руку царевны Ксении и княжеский удел на Руси. Принц торжественно въехал в Москву в сентябре 1602 года (то есть со времени первого неудачного сватовства Ксении минуло более трех лет!) и был принят со сказочной пышностью. Во время первого обеда царевна, оставаясь невидимой для пирующих, смогла вдосталь наглядеться на своего жениха и послушать его умные речи.

Ксения влюбилась в Иоанна с первого взгляда, а для него личное знакомство с царевной тоже оказалось приятым сюрпризом. В «нагрузку» к княжескому венцу ему вполне могли подсунуть рябую или хромую уродину, да ещё и малообразованную дурочку — вещь обычная в европейских царствующих домах. А тут — красавица, почти как в сказке. Свадьбу назначили на начало зимы. Но уже месяц спустя, на обратном пути из Троице-Сергиевой лавры, куда царская семья ездила на богомолье, принц Иоанн заболел жестокой горячкой и несколько дней спустя, несмотря на все усилия врачей, скончался…

«Царь отравил королевича!» — тут же ползла молва в народе. Никому не приходило в голову, что Годунову это было невыгодно, все лишь усмехались пpo себя: «С него станется!» После таинственной гибели царевича Дмитрия любая смерть в окружении царя Бориса приписывалась его злому умыслу. По иронии судьбы сам Годунов, по-видимому, тоже был отравлен — ход чрезвычайно ловкий, так как народ решил: что посеял, то и пожал.

До конца своей жизни Борис Годунов пытался найти для дочери супруга королевского происхождения. Однако возобновление брачных переговоров с Данией ни к чему не привело, там решили, что одной попытки вполне достаточно. Не увенчались успехом и поиски жениха в Австрии, Англии и даже Грузии. Трагическая участь обоих принцев отпугнула от царевны искателей её руки. К тому же, по понятиям того времени, Ксения уже была старой девой, ибо к моменту своего второго обручения достигла двадцатилетнего возраста. Но главной причиной краха всех брачных замыслов Годунова было то, что его собственное положение на троне становилось все более шатким.

Через пару лет после смерти принца Иоанна по Руси пополз слух, смертельно опасный для Бориса:

— Царевич Дмитрий жив!

Но, кроме слухов о чудесном спасении младшего сына Ивана Грозного, у царя были куда более серьезные проблемы. Россия страдала от голода и моровой язвы — то есть чумы, повсеместно появлялись разбойничьи шайки, грабившие и сжигавшие все подряд: от холопских изб до боярских палат. В довершение ко всему в 1604 году появилась комета, и вслед за нею начались бури, ураганы, опрокидывавшие дома и даже колокольни. Народ счел все это гневом Божьим, а виновником всего назвал, разумеется, царя Бориса, который, кстати, был отнюдь не злодеем и достаточно мудрым правителем.

Народная ненависть, однако, не коснулась Ксении. «В невестах уж печальная вдовица», по-видимому, вызывала лишь сочувствие. Во всяком случае, когда после смерти Бориса бояре убили его вдову и до смерти забили сына Федора, Ксению не тронули, что, впрочем, не сделало её участь менее печальной.

Почему Ксения не постриглась в монахини после смерти своего второго жениха, которому она как будто бы пообещала хранить вечную верность? Наверное, потому, что вовсе этого не хотела. «Кроткая голубица» была не только достойной дочерью своего отца, но и родной внучкой Малюты Скуратова, одного из самых жестоких людей того времени. Так что вряд ли она мечтала о монашеском покрывале: царский венец представлялся ей куда более заманчивым.

Самая двусмысленная страница биографии царевны Ксении — это её связь с Лжедмитрием. Буквально на следующий день после вступления самозванца в Москву Ксения Борисовна стала его любовницей. Правда, жертвами Лжедмитрия оказались ещё десятки боярских жен, дочерей и даже молоденьких монахинь. Но негодование историков почему-то обрушилось на одну лишь Ксению.

А почему, собственно, Ксения должна была убить Лжедмитрия или покончить с собой от позора? Целый народ принял самозванца за подлинного, природного царя, гордая аристократка Марина Мнишек согласилась стать его женой, а Ксения, приученная своим отцом к мысли о том, что будет королевой, сразу распознала «подлог»? Да быть того не может! И не исключено, что какое-то время самозванец колебался: то ли ему жениться на полячке, то ли на русской царевне. Брак с дочерью Годунова мог сильно упрочить позиции Лжедмитрия, и наверняка он это прекрасно понимал.

Наверняка это понимала и Ксения. Тем более что брак с царем, пусть и самозваным, был последним шансом гордой и властной красавицы найти себе достойного мужа. К тому же если бы «чистая голубка» стала не «жертвою» царя, а царицей, она по-прежнему бы осталась кумиром толпы и… историков. Победителей не судят. К несчастью для нее, судьба распорядилась иначе.

Кстати, к несчастью не только для нее, но и для Марины Мнишек. Своенравная полячка ещё колебалась: ехать ли ей в смутную и чужую Московию, чтобы занять там опасный, шаткий престол, или остаться на родине и найти менее блестящую, зато безопасную партию. И тут ей донесли, что жених отнюдь не изнывает в разлуке с нею, а приблизил к себе красавицу-царевну и чуть ли не собирается обвенчаться с нею.

Марина помчалась отбивать неверного суженого у соперницы. А поскольку в её запасе были очень внушительные аргументы — несколько тысяч вооруженных поляков, то выбор самозванец сделал очень быстро. Марина надела брачный венец, Ксения — монашеский клобук. Царевна превратилась в смиренную инокиню Ольгу и дожила в монастыре почти до сорока лет: возраст по тем временам вполне почтенный.

У связи царевны с Лжедмитрием может быть ещё одно очень простое и логичное обоснование. Выросшая на ступенях трона, воспитанная в ощущении своей избранности и достаточно искушенная в придворных интригах, дочь Бориса Годунова могла рассчитывать на то, что, став даже не царицею, а хотя бы фавориткою самозванца, она сумеет отомстить боярам, которые погубили её семью. Ведь Лжедмитрия не было в Москве ни в момент скоропостижной кончины Бориса, ни во время расправы с его семьей. Царицу и царевича убили свои, русские, в том числе князья Голицын и Мосальский. Убили на глазах у Ксении, а по чьему приказу — какое ей было дело! И не самозванец силком затащил царевну в свои покои: её привел туда все тот же князь Мосальский.

Ничего невыполнимого в замыслах Ксении не было: о подобных случаях она наверняка читала в европейских исторических хрониках. Обворожить нового государя, сделать его покорным орудием в своих руках и через него расправиться с врагами… Ради этого можно было снести «утрату чести» — штуку, в представлении внучки Малюты Скуратова, весьма спорную. И если бы за спиной её соперницы Марины Мнишек не маячили польские сабли… кто знает, как бы обернулась история России. Не исключено, что союз Ксении и Дмитрия дал бы вполне законное продолжение царской династии, и сама приставка «лже» никогда бы не пристала к имени царя. Впрочем, история не приемлет сослагательного наклонения.

Ддобровольное самопожертвование Ксении подтверждает ещё одна малораспространенная версия о том, что произошло между кончиной Бориса Годунова и «падением» его дочери. Один из князей Белосельских, родственник царевны, предложил ей тайно обвенчаться с ним и бежать в Англию под защиту короля Иакова. Ксения ответила категорическим отказом.

— Рожденная царствовать, — якобы сказала она, — лучше посвящу себя Богу, чем стану нищей попрошайкой на чужбине.

Трудно сказать, насколько это соответствует действительности, но характеру царевны полностью отвечает. Умевшая прикидываться и «кроткой голубицей», и «безутешной невестой», и «пленительной красавицей-принцессой», Ксения на самом деле обладала недюжинной силой воли и властным нравом, а от отца унаследовала, по-видимому, фанатичное стремление к царскому венцу. Кое-что добавилось и от матери — урожденной Скуратовой. Такой «коктейль» никоим образом не способствовал христианскому смирению: даже стоя на краю гибели, рискуя всем, Ксения Борисовна не смогла отказаться от последнего шанса стать царицей. Она проиграла. Но ведь могла и выиграть.

Как бы то ни было, Ксения Годунова — последняя русская царевна, которую намеревались выдать замуж, да ещё и за иностранца. Целый век после этого царские дочери из девичьей светелки отправлялись прямиком в монастырь, обреченные на вечное девство. Понадобилось воцарение Петра Великого, чтобы этот обычай был, наконец, отменен.

Свою старшую дочь, Анну, Петр выдал за герцога Голштинского, претендовавшего к тому же на датскую корону. Ту самую корону, которой домогался в свое время первый жених Ксении — принц Густав.

История — большая мастерица на такие повторы и совпадения.