Звёздный гамбит

ЧЕРНАЯ МАГИЯ ^{Жерар Клейн}

Они парили в рубке управления. Безмятежно плавали меж пультами, перемигивающимися огоньками, звездными картами, приборами. Вокруг них по прихотливым орбитам носились вещи.

Они парили так уже трое суток. Ели, спали, дышали, читали и подсчитывали, плавая по рубке.

Звездолет вышел из строя. Корабль, плод трехвековых усилий астронавтики, двух столетий космических исследований, испытаний и ошибок, миллионов исписанных и исчерченных листов бумаги, еще хранивший память о прикосновениях тысяч рабочих рук, заснул посреди бесконечного пространства.

Они не могли прийти в себя от досады. Их корабль, первый, который люди решились запустить за пределы орбиты Марса, в полный опасностей пояс астероидов, первый, покинувший спасительную гавань, очерченную эклиптикой, первый, созерцавший своими стеклянными очами звезды там, откуда их не видел никто другой, бесстрастно ждал ремонтного корабля, который не прилетит никогда. И было бессмысленно что-то ремонтировать самим: они могли угадать поломку и с первого раза и через тысячу лет.

Каждый час они пытались запустить двигатели, но безуспешно, хотя всякий раз с надеждой склонялись над приборной панелью, ожидая, что стрелки датчиков наконец дрогнут — но замершие стрелки даже не колебались. Когда двигатели начали глохнуть, едва удалось изменить курс и выйти на орбиту вокруг крохотного далекого Солнца.

С тех пор они ждали в тусклом свете аварийных ламп. Их переполняла ярость, но все трое избегали резких движений, опасаясь удариться о металлические переборки; они даже старались глубже дышать, чтобы меньше крутиться вокруг собственной оси.

— Ну и пессимист же ты, Бартелеми, — хмыкнул Андре.

— Земля далеко.

— Мы должны были улететь еще дальше.

— А затем вернуться.

— И мы вернемся, — примирительно сказал Гийом. — Мы снова возьмемся за работу и, может, найдем причину аварии.

— Почему бы не разыграть, какой блок испытать теперь?

Гийом бросил монетку. Та пролетела через всю рубку, ударилась в переборку, отскочила и принялась крутиться крошечной планеткой вокруг погасшей звезды.

— Судьба решила за нас: не чиним ничего. Играем в карты и ждем.

— Ремонтного грузовика?

Последовало молчание.

— Идиоты, — вдруг взорвался Бартелеми.

— Ты о ком?

— О тех, кто писал статейки, которые я читал перед отлетом. Они говорили, что человек впадает в безумие, увлекаясь скоростью, что бессмысленно возить пустые головы со скоростью света, что прогресс человека тут соответствует его тщеславию. Они говорили, что если хочешь узнать дорогу — лучше ходить пешком.

— Ну и что?

— Они ничего не поняли. Они считали себя бессмертными. Они думали, что могут прогуляться до Альдебарана и обратно в скафандре, бросая каждые десять километров по зернышку риса.

— Быть может, им просто не очень-то хотелось на Альдебаран.

— А потому вместо этих идиотов отправились мы. Чтобы через век-другой их потомки капали на мозги нашим: кому, мол, нужно завоевание звезд? Пределы человеку поставлены самой Солнечной системой. Зачем летать быстрее добрых старых звездолетов? Не лучше ли делать так, как делали всегда?..

— В тебе все еще говорит астронавт, Бартелеми. Успокойся. Ты не любишь прошлого?

— А за что мне его любить? Я его не знаю.

— Тогда послушай. Известно тебе, что делали на парусных судах во время штиля пять или шесть веков назад?

— Ругались.

— Вероятно. И ждали чуда. Нас отсюда может вытащить только чудо.

— А почему бы и нет? — хмыкнул Андре. — Чудо бы нам не помешало.

Он неосторожно дернул рукой и отлетел к переборке. Затем поплыл обратно к своим товарищам.

— Ты что, рехнулся, Андре, или шутишь?

— Пока не знаю. Но почему бы не попробовать? Это не затянется ни на век, ни на тысячелетие. А нашего положения не ухудшит.

Гийом и Бартелеми, огорченные, внимательно уставились на Андре.

— Мы же не в средневековье.

Андре скрестил руки на груди и уселся в метре от пола.

— А знаете, что я сейчас делаю? — спросил он.

— Корчишь осла, — ответили ему хором.

— Нет. Левитирую. Святые иногда занимались этим, и такое называлось чудом.

На лице Бартелеми изобразилась напряженная работа мысли.

— Почему бы не попробовать? — повторил Андре. — Давайте рассуждать по-научному. Представьте, что параллельно нашей Вселенной, которую мы знаем, расположена другая, которая соответствует… скажем, некоторым верованиям, сознательно отброшенным нами. Примите существование Бога как научный факт. Что логически из этого вытекает? Возможность чуда. Статистически вероятная реализация молитвы. Дайте мне веру, как выразился бы Архимед, и я переверну весь мир.

— Утилитарная точка зрения, — начал Гийом, — но…

— Точка зрения чокнутого, — фыркнул Бартелеми. Он попытался изменить позу и начал вращаться.

— А как испросить чуда? — поинтересовался Гийом.

— Точно не знаю. Я не неаполитанец.

— Когда-то я бывал в Неаполе, — скривился Бартелеми. — На редкость грязный город. Там до сих пор на улицах попадаются нищие. Какие рожи они строят!..

— Им случается донищенствоваться до чуда. Говорят, у них опасные методы, книги с заклинаниями и особые святые. А если они не получают удовлетворения, то ставят рядом с проштрафившимся святым доску с оскорбительными надписями и обращаются к другому.

— Бросим взгляд в будущее, — проворчал Бартелеми. — Отныне в звездолетах рядом с пилотом, штурманом и физиком будет сидеть неаполитанец на случай, если возникнет нужда в его услугах. Он получит право на провоз десяти килограммов свечей и пятисот святых образков. И кроме того, на библиотеку с душеспасительными произведениями.

— Неаполитанцы действительно читают только душеспасительные произведения, — вставил Гийом. — Еще в колледже я знавал одного неаполитанца…

— Не вижу ничего смешного в этой теории, Бартелеми, — отрезал Андре. — Опасаются же на звездолетах физиков. Чем не святотатство?

— Полагаю, вы намекаете на меня! — воскликнул Бартелеми, хватаясь за переборку, чтобы остановить вращение. Недовольный приятелями, он начинал обращаться к ним на «вы».

— Подведем итог, — сказал Андре, — и вернемся к нашим чудесам.

— Надо составить уравнение, — сострил Бартелеми.

Больше всего ему хотелось бы хлопнуть дверью, чтобы все раз и навсегда поняли, что он думает о подобных глупостях, но по ту сторону переборок кроме грузовых отсеков ничего не было, только космос и несколько далеких звезд, безглазые метеориты, да изредка — летящий по своим делам атом водорода.

Оставалось только негодующе отвернуться.

— Нам понадобятся, по крайней мере, одна свеча, несколько образков и текст молитвы. Может, сочиним ее сами?

— Свеча делается из воска, — буркнул Гийом. — Не думаю, что на борту звездолета найдется хоть капля воска. На худой конец сгодится электрическая лампочка.

— Возможно, — кивнул Андре, — но боюсь, этого недостаточно. Насколько мне известно, Бог не любит простых решений.

— Твой Бог — ретроград, — усмехнулся Гийом.

— А вдруг электрический ток помешает нашим молитвам добраться до него…

Они отыскали воск в запасном аккумуляторе, осторожно сняли его и расплавили восковую перемычку, изолировавшую выводы.

Пока они трудились, Бартелеми молчал, закрыв глаза. В аптечке они нашли кетгут, растопили воск на электроплитке и слили его в пробирку так, чтобы кетгут оказался в центре расплавленной массы. Когда смесь затвердела, они разбили пробирку и получили тонкий коричневатый цилиндрик.

— Теперь надо раздобыть образок, — напомнил Гийом.

— У нас есть микрофильм Библии. Может, этого хватит?

Они прогнали книгу по экрану. Вдруг Андре нажал кнопку. И прочел:

«Упования на кощунство подобны семени, унесенному ветром, пене, сорванной бурей».

— Не слишком вдохновляет, — заметил Гийом.

Они выключили свет во всем звездолете, Андре после нескольких попыток зажег свечу. Та загорелась с треском и фырканьем, но вскоре пламя стало гаснуть. Андре удалось поддержать его, обмахивая листом бумаги. Затем они поместили позади висящей в воздухе свечи фотографию с текстом из Библии, приняли коленопреклоненную позу и в два голоса начали молиться. И хоть нелегко им было вспомнить слова, которых они не произносили долгие годы, молились оба вслух и с чувством. Перед их глазами стояла Земля, плывущая в пустоте, зеленый укутанный облаками шар; они спрашивали себя, где пределы Божьей власти, не дерзают ли они преступить их и не впадают ли в грех, переходя границы, положенные смертному Господом.

Бартелеми перестал вращаться: ему вдруг стала отвратительна его фантастическая, пляшущая на стене тень. Он начал молиться — сначала мысленно, потом едва слышным шепотом, затем его голос окреп и присоединился к голосам друзей. Бартелеми тоже молился вполне истово. У каждого из них было свое понимание Бога, впрочем, полной ясности в концепции божественного не имелось ни у кого. Но у них была одна родина, Земля, а в этом мире все люди, когда им угрожала опасность, обращали взоры к незримому властителю. Бартелеми не мог не помнить об этом. Быть может, дело и выгорит, — думал он, но было и другое. Молитва в дрейфующем звездолете с мертвыми приборами и неподвижными стрелками была делом мирным и чистым. Возможно, повторял он себе, иррациональное поведение вызовет реакцию иррационального мира: Бог даст физикам то, чего они ждут, верующим то, чего они страждут, лишь бы веровали они с надлежащим пылом.

С того момента, как заглохли двигатели, перестав сотрясать своим воем кабину звездолета, у них впервые не было страха. Правда, и особых надежд тоже. Они просто ждали. Андре продолжал обмахивать пламя свечи. Потом дунул на нее и погасил — было приятно и странно находиться здесь, висеть в воздухе, вдыхая запах горячего воска. Бартелеми включил свет, и некоторое время они молча смотрели друг на друга. Потом бросились к приборам. Стрелки с места не двинулись. Даже не вздрогнули. Они попытались запустить двигатели, но ничего не вышло. Они снова молча переглянулись. Затем привязались к койкам, опять погасили свет и долго лежали, устремив взгляд в черный потолок, едва подсвеченный красными контрольными огоньками.

— Спокойной ночи, — произнес Гийом.

— Может, это случится ночью, — добавил Бартелеми.

Впервые после аварии они спали без кошмаров.

Проснувшись, они выпили через соломинку горячего кофе, вымыли сферические чашки, поставили их на место и уселись в воздухе. Ни один не решался заговорить.

— Не сработало, — наконец выдавил Андре.

— Угу, — мрачно подтвердил Бартелеми.

— Мы постучались не в ту дверь, — сказал Андре.

— Быть может, лучше было превратиться в мусульман или буддистов…

— Буддисты не верят в чудеса, — наставительно заметил Бартелеми.

Снова воцарилась тишина.

— Быть может, наши молитвы взаимно уничтожились? В какой вере ты рожден, Гийом?

— Мои родители были протестантами. Кальвинистами.

— А твои, Бартелеми?

— Я — еврей.

— А я католик. Полагаю, нам следует перерезать друг другу глотки.

Они переглянулись и расхохотались.

— По правде говоря, мы были дураками, считая, что Господь вот так возьмет и поможет трем проходимцам вроде нас. Мы недостаточно сильно верим в чудеса.

— А теперь стали верить еще меньше.

— Ну что, снова за работу?

Они огляделись: множество табло, бесконечные цветные проводки, бегущие по стенам кабины, и экраны, — мутные, как глаза мертвых рыб. У них даже пальцы свело при одной мысли, что надо брать в руки отвертки и крутить несчетные винты.

— Поставьте себя на место Бога, — вдруг сказал Андре. — Я не теолог, но подозреваю, наши молитвы только привели его в раздражение. Нам хотелось всего-навсего попользоваться его безграничным могуществом.

— Это мы слыхали, — перебил его Гийом.

— Мы постучались не в ту дверь, а все от излишней гордыни. Мы думали ввести в машину молитву и пламя плохонькой свечи, чтобы получить на выходе добрую тягу, которая выведет нас на должный путь. Детский сад.

— По-моему, я это уже говорил, — пробурчал Бартелеми.

— Попытка не пытка, — продолжал Андре. — Теперь представьте, что Бог готов помочь нам, но обходным путем, так, чтобы об этом не особенно знали, как если бы тягу вместо него создал кто-то другой. Короче, нам надо постучать в другую дверь. В ту, что напротив. Почему бы не попробовать магию?

— Колдовство, — хмыкнул Гийом. — Ересь.

— Нет, если намерения наши чисты.

— Теперь иезуитство, — простонал Бартелеми.

— Бартелеми, кое-кто из ваших рабби занимался магией. Вспомните о раввине Лебе. А сколько умнейших и выдающихся священнослужителей занималось алхимией и белой магией? Что касается протестантов…

— Они жгли колдуний в Салеме, прости нас Господи.

— Один — ноль в пользу Андре, — провозгласил Бартелеми. — Почему бы и впрямь не попробовать? Я знал одного теоретика, специалиста по асимметричным полям, который верил в силу крови рыжей курицы, разбрызганной в полночь на поле с волчьими зубами.

— Он пробовал сделать это? — поинтересовался Гийом.

— Насколько я знаю, нет. Боялся все-таки…

Андре нахмурился.

— Плохо, что в библиотеке звездолета не бог весть сколько магических заклинаний.

— Может, попробуем что-нибудь изобрести? — с надеждой предложил Бартелеми. Его черные глаза сверкнули любопытством.

— И аксессуаров маловато. Где мы возьмем волчьи зубы?

Они размышляли в полной тишине целых три часа. Потом Бартелеми проплыл в направлении пола, открыл люк и в нем исчез.

— Куда это он? — спросил Гийом.

— Надо думать, на прогулку, — усмехнулся Андре.

Им пришлось ждать долго. Трюмы были весьма невелики, но там ждало своего часа множество самых разных вещей — инструментов, оснастки, консервов, книг, фильмов, государственных флагов, предназначенных трепыхаться в водородной атмосфере ледяных планет, лекарств, оружия, горелок (вот только где найти сейфы для вскрытия?), комбинезонов и игральных карт.

Бартелеми возвратился с внушительным фолиантом в руках, дюжиной банок консервов и еще с тюбиками и флаконами, изъятыми из аптечки. Обложка книги была разодрана, а сам Бартелеми скалился во весь рот.

— Ну и что? — вопросил Гийом.

— Честное слово, везуха, что вспомнил об этой книженции. Старинное издание «Улисса», которое я всегда таскаю с собой. Ее переплел мой приятель. Обложка растрепалась, и угадайте, что он налепил на обороте? Страницу из «Альберта Великого».

— А что это такое? — невинным голосом спросил Андре.

— Своего рода сборник магических заклинаний. Между прочим, до известных времен пользовался грандиозным успехом.

— Ладно, — заметил Гийом, — вопрос в том, подходит ли нам данный отрывок.

— Не знаю, — честно признался Бартелеми. — Надо осторожно отклеить этот лист и выяснить, что позади.

Они проделали это с помощью водяного пара, который собрался непроницаемым облаком в центре кабины. Чтобы избавиться от него, пришлось понизить температуру. Облако выпало мелким дождиком и промочило их до костей. Отчаянно ругаясь, они поместили хрупкий листок бумаги на стекло, словно драгоценный образец исчезнувшей флоры. На обороте листка ничего не было. Только белизна. Наверно, им кончалась глава. На лицевой стороне едва читались неясные рекомендации, призывы к осторожности и несколько ужасающих по форме и непонятных по содержанию предупреждений.

Они кружком уселись в воздухе. В полном отчаянии.

— Сожалею, — сказал Бартелеми.

— Ну это зря, — ободрил его Гийом.

— Подождите, — воскликнул Андре. — В трюме есть и другие книги. Может, поработаем со всеми?

Бартелеми усмехнулся.

— Почему бы и нет? — сказал Гийом. — Хоть время убьем.

Андре бросился в трюм. Двое оставшихся прислушались к глухим ударам. Впечатление было такое, что за переборкой сталкивались миры, возникали и гибли вселенные.

Наконец Андре кометой вылетел из трюма, толкая перед собой ворох бумаги, картона, чернил и клея.

Они принялись за работу. Они многое узнали об обложках и искусстве переплета, и вскоре научились отличать хорошую книгу от дешевки. Вторые им нравились больше, их было легче потрошить. Под обложками обнаружилась чистая бумага, обрывки газет, таблица логарифмов и другие куски альманаха, который особо привлек их внимание.

Вдруг Андре издал торжествующий клич.

— Смотрите! — вскричал он.

Это был отрывок статьи. Бумага давно пожелтела, а шрифт выглядел достаточно старинным. В статье говорилось о черной магии и о способе вызывать высших и низших демонов, о заклинаниях и пентаграммах. Меловой круг, дверь в иной мир, запретная черта.

— У нас нет мела, — сказал Гийом.

— Изготовим! — рявкнул Бартелеми. Он схватил флаконы и тюбики с лекарствами. — Мы можем получить карбонат кальция. А может, нам вовсе и не нужен мел.

Андре расхохотался.

— Ты что, собираешься рисовать магический круг шариковой ручкой?

Они изготовили мел. Это оказалось детской забавой, лаборатория корабля была прекрасно оборудована. Под конец они держали в руках белую палочку очень тонкого состава.

— Осмелюсь предположить, — засмеялся Андре, — что наш мел превосходит натуральный.

Троица освободила центр кабины и заспорила, кому читать заклинание.

— Моя идея, — заявил Бартелеми.

— Зато я нашел заклинание, — возразил Андре.

В конце концов стали тянуть жребий.

Читать досталось Андре.

Остальные отплыли в стороны, уступая ему место. Андре опустился на колени и медленно начертал неровный круг. Затем с усердием скопировал с пожелтевшего листка несколько фигур, разместив их по диаметру.

— Гасите свет, — приказал он и зажег свечу.

Он тихонько дул на огонек, чтобы тот не угас, и одновременно пересохшим горлом бормотал странные слова, путаясь в жутком нагромождении гласных и согласных, спрашивая себя, имеют ли значение ударения и достаточна ли его вера в то, что он делает. Пламя свечи съежилось. Во мраке едва различались еще две фигуры, которые едва дыша таращились на него, изредка шумно сглатывая. В круге что-то было. Он чувствовал это спинным мозгом. Возможно ли, подумал он, чтобы империя низших демонов простиралась так далеко в пространстве и во времени; разве их не смело дыхание звездолетов, не стерло мерцание осциллографов, не разогнали математические символы?..

— Выслушайте меня, — произнес он, — тот, который в круге по моей воле. Выслушайте меня, хотя я не верю в ваше существование. Мы трое людей с Земли. Мы заблудились в пространстве. Мы просим вас о помощи, подтолкните нас, чтобы мы могли добраться до родной планеты. Мы готовы отдать вам в обмен все, чем владеем.

Ожидаемого хихиканья не последовало.

В его голове пронесся табун сумасшедших мыслей. А вдруг демон явился из иного мира, а вовсе не с Земли, а вдруг он утащит их в свои владения, в ледяной мир, обращающийся вокруг Сатурна, где им уж точно конец? Везде ли одинаковы ад и Небо?

А вдруг существо, ждущее в меловом круге, потребует их души в уплату за возвращение на Землю? Согласятся ли они на такую жертву? У кого хватит на нее духу? Кто знает… Можно ли обмануть демона? Вечная проблема.

— Вашей помощи, — повторил он, — вашей помощи…

Его терзал ужас. Ужас абсолютный и безграничный, ужас оказавшегося в темноте ребенка, прислушивающегося к шорохам. Он ничего не услышал — ни смеха, ни отклика, не увидел ни проблеска света — только шевелились тени Гийома и Бартелеми, да доносилось их чуть слышное дыхание, будто падали листья на осенней Земле, на прекрасной рыжухе Земле, на которой было так приятно лежать. Эта мысль посетила одновременно всех троих. Они ничего не чувствовали. И вдруг корабль вздрогнул. Вначале они ощутили едва заметную вибрацию. Вернулись на законные места верх и низ. Снова появился вес, но они еще были перышками, клочками бумаги, пушинками одуванчика…

Они стали медленно дрейфовать — к переборке… к полу… снова к переборке… Движение было удивительно медленным — казалось, до далеких металлических континентов придется плыть века. Потом движение ускорилось.

Сомнений больше не было. Корабль двигался. Двигался все быстрее.

— Мы победили! — вскричали они хором.

Они принялись прыгать. Они чувствовали — к ним, как старая привычка, возвращается вес. Они снова могли играть мускулами. Они сделали несколько неуверенных шагов. Они с хохотом шаркали ногами по полу.

— Куда мы движемся? — спросили все трое.

Штурман Гийом бросился к своему креслу и ласково погладил полированную поверхность мурлыкающего компьютера. Набрал вопрос и получил ответ.

— К Земле, — сообщила машина.

Троица переглянулась.

— Немыслимо, — пробормотал Гийом.

Повисла нехорошая тишина.

— Помолчи, — шепнул Андре. — Он может нас услышать и обидеться.

— Как его зовут?

— Понятия не имею. Впрочем, какая разница. Он выручил нас.

— Еще нет, — возразил Гийом. — Я не могу в это поверить. Не могу поверить, что люди средневековья были правы. Не могу поверить, что мы сами как в средневековье, что все это было забыто, и мы вновь открываем забытое.

…День ото дня Земля росла на их экранах: булавочная головка, шарик, золотистый или темно-синий плод, весь в пестрых бликах. Потом они увидели Луну. Траектория их движения была математически безупречной. Они мечтали, как однажды огромная невидимая рука усадит их на зеленый луг. Или, вдруг оробев, оставит на подходе к Земле, а они вызовут оттуда базу, и когда за ними прилетят, поведают спасителям свою историю.

Но иногда сомневались, стоит ли ею делиться. Они обсуждали этот вопрос очень долго, но к согласию не пришли. Они часто меняли мнение и бросались защищать ту точку зрения, которую разносили часом раньше. Отыскивались все новые «за» и «против».

— Это очень важно, — горячился Андре. — Мы не имеем права умалчивать об этом.

— Нам не поверят, — возражал Гийом. — Кстати, может он и не хочет вовсе, чтобы о нем упоминали.

Запутавшись в предположениях насчет могущества заклинания, они сделали попытку провести анализ качеств мелового круга, и незаметно для себя оказались в небе Земли.

Тут Пятом заметил кое-какие странности.

— Небо пустое, — сообщил он. — Никаких ракет. Никаких спутников.

Трое склонились над экранами. В небе было чисто. Но планета была несомненно Землей. Они узнали очертания континентов и облака — лицо и маску планеты, — внутренние моря, сверкающие, как глаза среди гор-век. Корабль тормозил. Они тихо опускались вниз.

— Ничего не узнаю, — сказал Гийом. — Америка. Должны же быть видны города!..

Спустя несколько часов они проплыли над Европой. Они летели совсем низко, за обшивкой свистел воздух.

— И я ничего не узнаю, — странным голосом проблеял Андре.

Стрелка альтиметра была почти на нуле. Они уже различали леса, пашни, непривычные постройки. Потом увидели город. И поняли, что именно он был их целью. Город под ними выглядел невероятно. Низенькие дома лепились друг к другу так, что невозможно было различать улочки. Они спустились еще ниже и увидели толпы странно одетых людей, горбатые крыши зданий их поразили. Над городом возвышались башни из резного камня, вокруг вились крепостные стены, и им показалось, что они поняли.

Они уже не сомневались, что поняли, когда увидели оживление в городе и костры на главной площади, принятые ими поначалу за прожекторы. Корабль был достаточно низко, чтобы рассеялись последние сомнения. Они почти слышали рев толпы, звон колоколов и лязг оружия, ударявшегося о стены.

Они плыли над самой землей. Корабль опускался медленно, словно воздушный шар.

— Время, — прохрипел Гийом. — Не только пространство, но и время. Он приволок нас к себе.

— Как они нас примут? — сипло спросил Бартелеми.

Остальные пожали плечами. Дым костров заволок экраны.

В это мгновение из почти стершегося под их ногами мелового круга донесся гнусный, издевательский смешок.