Звездочка-Во-Лбу (Чакра Кентавра)

Миры для крэгов

Зато следующие четыре планеты были к ним благосклонны. Почти одинаково прохладные, покрытые причудливой растительностью, но не обремененные даже намеком на зарождающийся разум, они, казалось, были специально созданы для тихого уединения, и еще четыре крэга покинули мак, по своему обыкновению не попрощавшись и даже не взглянув на людей, рядом с которыми провели столько лет.

Командор поправлялся. Сначала его вороной выходил на прогулки один — пощипать бледно-розовую травку или выкупаться в пенящемся бесчисленными пузырьками озере; но на последней планете Серьги, где имело смысл устраивать привал, эрл Асмур вывел своего коня сам — впрочем, как всегда настороженный, готовый к любой неожиданности, ни на секунду не расстегивающий скафандра. Молодежь тихонечко покачивала головами — похоже, что пора безрассудной удали ограничилась всего-навсего одной охотой.

Серьга Кентавра была исчерпана, приходилось искать другие звезды с удобоваримыми планетами, и ближайшей оказалась Уздечка. Правда, из трех звёздочек, составляющих почти прямую линию, планета обнаружилась только у одной, да и то весьма сомнительная — острые, как сталагмиты, частые пики, подножье которых обросло розовой мимозой. Из этих пушистых зарослей выскальзывали покрытые радужным опереньем питоны; они обвивались вокруг каменистых торчков и, цепляясь за мельчайшие неровности, поднимались до самого верха — видимо, из чисто спортивных соображений, так как охотиться на крутом пике было не на кого. Достигнув верхушки, они свивались в сказочное кольцо и бросались вниз, на зонтичные кроны деревьев. Люди, плавно кружа на своих крылатых конях, никак не могли оторваться от захватывающего зрелища, но старого крэга, которому предназначалась эта планета, переливы красок на пернатых гадах в восторг не привели. Он облюбовал себе несколько острых пиков и попросил выжечь лес до самого горизонта.

Пожеланье крэга — закон, и дружинники ринулись было за портативными огнеметами, когда властный жест эрла Асмура остановил их.

Он уже по-прежнему сидел в седле, но до сих пор никто не услышал ни единого слова, которое вырвалось бы из его изуродованного горла. Не сказал он ничего и сейчас, а просто спустился к маку, приземлившемуся на лавовом плато, и вскоре вынес оттуда две седельные сумки, набитые дымовыми шашками. Это была добрая игра — гнать пернатых змеев и прочее непернатое зверье из обреченного леса, и приунывшие было дружинники натешились всласть, с раннего утра и до темноты с гиканьем и свистом гоняясь между ощерившихся каменных пиков, облюбованных крэгом. Дымом и ракетами гнали они непонятливых питонов прочь, и предводитель — единственный молчаливый всадник — во всем остальном не отставал от их рыцарской забавы.

Пристрелить пришлось только одного змея — в какой-то миг зазевавшийся Пы, вообще не отличавшийся особым проворством, спустился до самых древесных крон — и тут же был схвачен перистой живой петлей. Он не успел даже вскрикнуть, как следовавший рядом Скюз, и без того прославившийся своей меткостью, послал точечный заряд десинтора прямо в глаз агрессивному пресмыкающемуся. Это послужило уроком остальным, и до самого захода солнца звездная дружина на деле постигала истину, что бескровные игры веселее и азартнее кровавых.

Когда же солнце село и быстрая темнота сделала дальнейший гон бессмысленным — да и гнать, собственно, уже было некого, лес запылал. Черно-алое море огня, из которого выступали редкие торчки скал, разливалось все шире и шире, то взрываясь снопом искр, то покрываясь змеящимися струями дыма. Вообще-то приказ крэга был уже выполнен, и дальше следить было не за чем, но оторваться от величественного зрелища было просто невозможно, и крылатые всадники парили в ночном небе, то уходя к волнистым облакам, то спускаясь так низко, как только могли выносить опаляющий жар их кони, опьяненные этой огненной скачкой.

И вдруг… Все случилось слишком быстро, чтобы кто-нибудь смог вмешаться — хотя и вмешиваться-то было не во что; но на одном из таких виражей вороной конь Асмура, явно направленный властной рукой своего седока, резко пошел вниз и вдруг камнем упал в дымный, еще не успевший вспыхнуть куст.

Дружный вопль ужаса пронесся над пылающим лесом, и все девять оставшихся всадников тут же повернули коней, чтобы броситься следом, но вороной уже взлетел, подрагивая опаленными крыльями, и, сделав над пожарищем последний круг, направился к стоянке мака.

Когда не успевшие оправиться от этого потрясения дружинники опустились на стоянку, Асмур как ни в чем не бывало сидел возле маленького водопада, и вороной подставлял под искрящиеся от лунного света струи свои многострадальные крылья.

Никто не посмел задать ни одного вопроса — да в этом и не было необходимости: командор был волен поступать как ему вздумается. Тем более что юноши поняли, какая причуда толкнула в огонь их предводителя: рядом с ним на черных камнях лежал ворох радужных перьев. Мона Сэниа… Ради нее любой из них пошел бы и не на такое безрассудство.

И этот поступок раненого рыцаря, вырвавшего из моря огня сказочный подарок для своей невесты, сделал их отношение к нему равным поклонению.

Но оказалось, что это — только начало. Бес удальства и собирательства вселился в воинственного эрла, да и планеты, как на грех, все оказывались с изъяном — приходилось прикладывать немало трудов и смекалки, чтобы удовлетворить капризы крэгов и… неожиданные причуды командора.

На Уздечке планет больше не было — пришлось отправляться к дальним звездам, Седлу и Крестцу. Было, правда, еще одно солнышко — в «Анналах» оно носило интригующее название Чакра Кентавра; поскольку же на старинном рисунке, изображавшем рахитичного кентавра, это светило размещалось как раз в середине лба, между ушами и глазами, то у дружинников оно получило завидное прозвище Звездочка-Во-Лбу.

Но странное дело — за полторы тысячи лет побывать здесь было некому, и тем не менее название этого солнца было зачеркнуто жирным крестом, а на полях страницы твердым мужским почерком значилось: «Звездные волки!».

Командор не нуждался ни в советах, ни в одобрении — он попросту оставил Звездочку-Во-Лбу в стороне и пошел прямо на Крестец.

Оставалось еще четыре крэга, из них больше всего опасений внушал отцовский поводырь Дуза — привыкший к тропической жаре, он отказывался от одной планеты за другой, предоставляя свою очередь тем, кто был не столь теплолюбив. Целая цепочка планет Крестца, однако, тоже не обещали быть жаркими, к тому же большинство было просто газовыми гигантами. Одна, правда, оказалась так хороша, что даже напомнила звездным скитальцам их родной Джаспер; но на дневной стороне, постоянно обращенной к светилу, самое удобное для обитания место было занято какой-то доисторической башней, совершенно очевидно сооруженной звездными пришельцами с других планет.

Башня не помешала бы крэгу и даже, наоборот, служила бы ему превосходным насестом, если бы не одно обстоятельство: уходя своей вершиной в грозовые облака, она служила превосходным коллектором для собирания атмосферного электричества, а так как не имела громоотвода (по всей вероятности, когда-то он был, но за давностью пришел в негодность), то каждые тридцать секунд с венчающего ее шара срывалась мощнейшая молния, бившая во что попало — и, естественно, ни крэгу, ни людям отнюдь не улыбалось, чтобы попало именно в них.

Однако пожелание крэга — закон, а ему возжелалось стереть злополучную башню с лица планеты. Сделать это было чрезвычайно легко, и младшие дружинники решили, что сия задача непременно перепадет именно им. Сразу же после слов крэга Гаррэль, Ких и Пы шагнули вперед, вызываясь добровольно изничтожить обреченную башню.

Но эрл Асмур словно и не заметил их порыва. Обиженная молодежь недоуменно переглядывалась, а он, надменным движением руки запретив им даже подыматься в воздух на своих конях, отправился неторопливым шагом вперед, где на желтом песке еще не попадалось стеклянистых пятен от ударов электрического разряда. Он не дошел примерно двухсот шагов до хорошо видимой границы реальной опасности, как вдруг четкий контур его фигуры размылся и исчез: осторожный эрл ушел в ничто.

И в ту же секунду громовой удар потряс воздух — и на том месте, где только что виднелся темно-лиловый силуэт, ослепительный столб огня врезался в землю.

Молодежь заметно присмирела.

Асмур же, вернувшийся к кораблю так своевременно, точными скупыми движениями перебрасывал зарядные шашки к самому подножью башни. А затем он вскочил на коня и, все так же жестом запретив себя сопровождать, удалился в сторону горных озер.

Трудно сказать, сколько времени ждала звездная дружина, не зная, ЧЕГО им нужно ждать. Наконец, справа от башни, шагах в пятистах, возникло какое-то движение — на песке растекалось озерцо, тускло и тяжко поблескивающее при каждой вспышке молний. Оно стремительно росло — угадывалась умелая переброска вещества, несомненно производимая руками и волей их командора, и по мере этого роста молнии, словно притянутые, нацелились именно туда, в стылую поверхность, в которой юноши только сейчас признали самородную ртуть.

Молнии, уже не отвлекаясь в другие стороны, били исключительно в подставленную им мишень, подымая облако ядовитых испарений, а у подножья башни появлялась на десять-пятнадцать секунд и тут же исчезала гибкая проворная фигура в темном полускафандре, со знанием дела размещавшая заряды возле башенных опор. Да, он умел сочетать удаль с осторожностью, их командор, и когда последние капли ртути испарились под ударами молний, все было сделано. Дрогнула земля, и десять коней разом заржали, пригибая головы, а башня, изламываясь и прочерчивая в грозовом небе медленную дугу, уже падала, рассыпаясь ржавым прахом.

И седьмой крэг пошел в высоту, покинув корабль.

Осталось трое.

Нужно было перебираться на следующую планету, но Асмур и здесь помедлил — вернулся на то место, где его чуть не испепелил дальний разряд, и выкопал из песка трубчатый стеклянистый сгусток — след удара, след промашки судьбы.

И — еще один перелет.

Четвертая Крестцовая была ординарна и, как того опасались все дружинники, снова напугала теплолюбивого Дузова крэга. Зато Сорк получил простейший приказ — всего-навсего спустить воду из горного озера, расположенного в самой середине причудливо изогнутого полуострова. Что-то трепыхалось в его глубинах, безобразное и неповоротливое, изредка показываясь на поверхности и вступая в явный конфликт с эстетическими концепциями крэга.

Спустить воду, подорвав перемычку, отделявшую озеро от соседней долины, было бы делом нескольких минут, однако и тут Асмур почему-то задержался. Он снова собственноручно разместил заряды, и когда прогремел взрыв, вода потекла весьма умеренной струей, постепенно обнажая покрытые тиной откосы. Кружа над понижающейся поверхностью воды, Асмур внимательно всматривался в глубину мелеющего озера, и дружина постепенно присоединилась к нему, хотя он не делал никакого знака и даже не пытался разъяснить, что задумал. Наконец воды осталось не более чем в человеческий рост, и тогда в ней панически забились, подыхая от ужаса, головастые сине-зеленые твари.

Многие из них были раза в два крупнее самого большого коня; бесформенная голова с необъятной круглой пастью и пучком гибких усов над нею переходила в конусообразное тело, окаймленное двумя полотнищами плавников. Это была помесь гигантского бычка со скатом, и было в неповоротливых тушах что-то бесконечно безобидное и жалкое.

Звездная дружина — существо крайне пластичное и податливое на внешнее воздействие; возможно, у другого командора эти же самые юноши сейчас с восторгом принялись бы расстреливать подыхающих животных — то ли от охотничьего азарта, то ли из стремления как можно скорее закончить затянувшийся поход и вернуться, наконец, на желанный Джаспер.

Но здесь никто не выказал ни малейшего нетерпения, и все, наверное, одновременно почувствовали жалость к этим нелепым тварям.

Командор взмахнул плащом, привлекая их внимание, и широким жестом указал вдаль — туда, где уступы гор спускались к едва видимому отсюда морю. Но юноши уже поняли, они улавливали каждую мысль своего предводителя если не с полуслова, то с полужеста; и когда он, снизившись до самой воды, привстал на стременах и, оттолкнувшись от шеи коня, перескочил на хребет водяному чуду, все последовали его примеру, и десять замерших от изумления тварей вместе с людьми на их спинах разом растаяли, словно их и не было, чтобы через долю секунды очутиться уже в морской безбрежной стихия.

И это тоже была добрая охота, и дружинники, мокрые с головы до ног, состязались друг с другом в скорости, а воды в бывшем озере уже совсем не осталось, и к последним страдальцам пришлось брести по колено в тине, и началось новое состязание — погоня за детенышами, которые старались зарыться в ил. Тут в дело вмешались кони, зараженные порывом людей, и их чуткий нюх и сильные копыта помогли откопать несколько десятков препотешных головастиков, которых можно было уже не переносить в морскую пучину, а просто туда швырять; но когда последний был спасен, все, не дожидаясь приказа, ринулись в воду — смывать грязь и тину, которая делала их похожими на водяных духов.

Море было прозрачно и безопасно, и обнаженные тела юношей, разгоряченные рыцарской потехой, плескались и кувыркались в пенистой голубизне волн, и только эрл Асмур, первым окунувшийся в воду, не снимая, как всегда, скафандра, стоял на страже, зорко оглядывая берег и небо с прибрежного утеса. Да, если подумать, странный получался поход… Как будто бы и битвы были, и опасности, и трудности. И в то же время подвиги всегда были добрыми, перелеты — всегда удачными, забавы — всегда благородными. Словно не тяжкий сыновний долг отдавали они, а показывали удаль и доблесть на славном турнире. И еще одно: была во всем этом какая-то ненасытность, неутоленность, словно предстояло натешиться на всю жизнь, которая больше никогда не будет ни такой радостной, ни такой беззаботной, ибо самую тяжкую долю всегда нес на себе их командор. Вот и сейчас: они плещутся, гоняясь за морскими угрями, а он застыл, как изваяние, на прибрежной скале, и белый гибкий ус спасенного чудовища намотан на лиловую перчатку. В этом тоже была какая-то странность: не было планеты, с которой благородный эрл не унес бы подарка для своей царственной невесты.

И в то же время не возникало ни одного повода заметить, что он спешит на Джаспер…

Мокрые и счастливые, уносящие в волосах кристаллики соли и на губах — морской ветер, юноши вскакивали на коней и возвращались на корабль. Последним покинул берег эрл Асмур.

Перелет оказался счастливым: планета, на которую они опустились, прожаренная солнцем и окутанная плотными сернистыми газами, не позволила бы людям сделать ни единого вдоха, но тем не менее привередливый крэг, за которого так боялся Дуз, благосклонно кивнул в знак согласия и навсегда покинул мак, напустив в раскрывшуюся на миг Дузову каюту нестерпимой вони. Да, неисповедимы причуды крэгов… Но теперь остался только один — поводырь матери командора, Тариты-Мур. И одна звезда — Седло Кентавра.