19/20. Роман-путеводитель

На границе пришлось приобрести пятьдесят долларов США (стоимость месячной визы) по цене в шестьдесят евро, а испанской девушке Марте, с которой мы вместе проехали путь от Горакхпура до автобусной остановки Бхайрахава уже в Непале, пришлось менять якобы старые доллары (хотя я сам лично видел, что это были прекрасные купюры) на более новые – хрустящие, так сказать.

Автобус из Бхайрахавы до Покхары вез меня около семи часов, и это была настоящая мука.

Тринадцатое место, предпоследний ряд, спинки сидений не регулируются – они просто отпали назад, и даже если пассажир на них не откидывается, спинка впереди стоящего кресла все равно заваливается на тебя. Сам автобус при этом периодически подпрыгивает так, что попа отрывается от сиденья сантиметров на тридцать.

Что творится за окном в этот момент, совершенно неизвестно: тьма кромешная вперемешку с пылью.

Автобус доехал до Покхары затемно, около трех утра, и я дошел по навигатору до своего хостела примерно в четыре часа, когда все еще спали.

Что сразу же бросилось в глаза в Покхаре, так это наличие тротуаров практически везде на моем пути и в целом относительная чистота на улицах.

Благо входная калитка была закрыта только на щеколду, я вошел внутрь и расположился прямо на полу «ресепшна» до появления первых работников, расстелив кресельные подушки. Рядом с входной дверью, конечно же, находился звонок, но никто не был виноват в моем столь раннем визите, о котором я к тому же не предупреждал, и было решено не будить ни персонал, ни постояльцев.

Следующие несколько дней в Покхаре прошли в вялом прогулочном режиме, в укреплении здоровья и искоренении простуды, подхваченной в последний день в Варанаси.

С крыши моего хостела открывался замечательный вид на озеро Пхева и окружающие его плотным кольцом горы. Вечерами я сидел там, попивая дорогущее непальское пиво и заедая его жареными мо-мо с буйволятиной (практически полный аналог наших пельменей, за исключением экзотического мяса), там же занимался путевой писаниной, постепенно обрастающей подробностями. Иногда приходилось – впрочем, не без удовольствия – отвлекаться на дружеские интернациональные игры на бильярде: в чиллауте располагался весьма неплохой стол для пула. Вообще атмосфера хостелов – это что-то особенное. Там собираются удивительные путешественники (например, Мариус, парнишка из Румынии, передвигался по региону исключительно пешком) и исключительно интересные люди из разных уголков света. И если каучсерфинг – это полное погружение в культуру и быт страны, в которой сейчас находишься, то хостелы – это буквально возможность расширить границы своего сознания и найти новых друзей по всему миру.

В это же время активно шла подготовка к самостоятельному треку на вершину Панчасе: я прорабатывал маршрут, закупал продукты и оборудование (если точнее, газовый баллон), подыскивал кое-что из теплой одежды, так как ночи в горах в конце ноября – начале декабря уже были холодными.

Конечно, по маршруту моего похода намечались «гест-хаусы», но в моих планах было попробовать провести хотя бы одну ночь в гамаке у костра.

Кстати, легкий гамак типа Quechua очень советую брать с собой в такие путешествия. Помимо основной своей функции, он может использоваться как простыня, если вы брезгуете местным бельем, и как занавеска в хостеле, чтобы отгородить себе личное пространство – при этом веревки от него, натянутые между стоек двухэтажной кровати, прекрасно служат для сушки белья.

26/11/2019

Несмотря на то, что был уже конец ноября, каждое утро встречало туманной влажностью и затянутым облаками небом. Мне оставалось только сидеть и ждать у моря (а точнее, озера) погоды. Идти в горы с такими метеоусловиями было просто бессмысленно: ни тебе видов, ни минимального комфорта – холодно и сплошная сырость.

Но на четвертый день небеса немного прояснились, и за ближайшими хребтами, хотя и в дымке, показались вершины Аннапурны и Мачапучаре.

Изначально я не планировал в Непале никаких серьезных походов, так как с собой не было ни снаряжения (например, палатки), ни теплой одежды.

Вот весь список того, что у меня было в 55-литровом рюкзаке:

– гамак без москитной сетки (но и комаров в декабре уже нет – собственно, в нем я и планировал спать);

– спальный мешок +15 экстрим (то есть подходящий для ночевки летней ночью);

– газовая горелка с баллоном и металлическая кружка 0,5 л с крышкой для готовки на одного человека;

– швейцарский нож и металлическая чайная ложка;

– налобный фонарь.

Из одежды я обзавелся условным термобельем на воскресном фли-маркете (буквально –блошиный рынок, а на самом деле место, где можно оставить свои ненужные вещи и взять что-то себе) в кафе «Umbrella». Это место мне посоветовала Аня, о которой позже я еще расскажу.

28/11/2019

Перед кольцом Аннапурны у берегов озера Пхева в непосредственной близости от Покхары находится гора Сарангкот (1590 метров), и в качестве небольшой тренировки после простуды я решил подняться на эту вершину.

Пустяковый поход на один день, и в принципе ленивым можно избежать этого подъема, воспользовавшись автобусом, идущим практически до вершины, но я бы не советовал этого делать, так как тропа красивая, интересная и вдобавок ко всему еще и несложная. К слову, спускался я уже впотьмах, ибо любовался закатом до последнего блика солнца, отраженного от снежной вершины Мачапучаре, или «рыбий хвост», как ее еще называют.

Помимо прочего, эта прогулка оказалась интересна вот чем. Примерно на середине подъема я попросил пополнить запасы воды – на хинди и по-непальски «пани» – у местных на стройке дома рядом с резервуаром, отмеченным на карте.

Местный фермер сначала хотел было продать мне бутылку минералки, но когда узнал, что я хочу обычной непальской «пани», пришел в неописуемый восторг: для него это было удивительно, как это – белый человек хочет обычной непальской воды. Почему-то большинство европейских туристов брезгуют пить из источников и водопровода и покупают воду в пластике.

После того как полулитровая пластиковая фляга из-под ракии была наполнена, добродушный непалец решил угостить меня своими «шишками», а накурившись и повеселев, позвал меня к себе домой, на небольшую ферму на склоне горы.

Гостеприимного фермера звали Кришна.

Кришна показал мне свой дом со скромным аутентичным сельским бытом – мазанными глиной элементами мебели, как будто нарисованными иллюстратором сказок. Вход в жилище украшали козьи рога, а по бокам от двери находились отпечатки ладошек. Сами домики были выкрашены в яркие цвета: оранжевый, зеленый, розовый, фиолетовый – и украшены слегка психоделическими узорами.

Жена Кришны напоила нас чаем и угостила бананами, сорванными тут же при мне с дерева. А после хозяин насыпал мне еще пакет «шишек» со своего огорода, улыбаясь солнышками карих глаз, обрамленных лучами морщин.

За такую щедрость я решил все-таки оставить небольшой «донейшн», хотя об этом изначально не шло и речи, однако Кришна попросил отдать деньги супруге. Та, в свою очередь, стала причитать, что он все пропьет, и принялась искать у мужа по карманам, не спрятал ли он чего лишнего.

Кришна очень хотел меня проводить до самой вершины, но, слава богу, жена не пустила его с этой миссией. Жестами она показала, что муж накурится где-нибудь со мной и убьется, упав с горы.

Кришна сказал, что мне можно приходить в любое время и оставаться у него на ночь, если я захочу.

Мы тепло попрощались, и я продолжил восхождение на гору, на вершине которой организована смотровая площадка, где вход для «белых», как обычно, стоит в разы дороже. Я отдал деньги как за непальца, улыбнувшись и сказав «Непали», и билетерша махнула на меня рукой и пропустила.

Это был один из удивительнейших закатов за все путешествие. Горы, ветер и облака рисовали поистине фантастические картины. В какой-то момент гора Мачапучаре предстала в виде цветка лотоса, взрывающегося розовыми лепестками воздушных масс, стекающих по всему склону в разные стороны.

Более величественное зрелище сложно представить.

Воздух наполнился густыми сумерками, и я пустился в обратный путь по тропинке, которая мерцала исчезающими вечерними красками.

Благодаря именно таким маленьким, уютным историям (их даже приключениями не назовешь – я имею в виду эпизод с Кришной) я не люблю пользоваться транспортом, который, несомненно, сокращает время в пути, но лишает возможности погрузиться в местность глубже, разглядеть детали, доступ к которым не купить ни за какие деньги.

Сейчас на Сарангкоте японскими инвесторами ведется строительство канатной дороги. Как поведал Кришна, дорога будет строиться еще год. И тянется эта канатка на Аннапурну через Сарангкот – в путешествие без души, но со своими особенностями, конечно.

* * *

Рано утром, еще до рассвета, я выписался из хостела, оставив там на хранение часть вещей и ноутбук, и с телефоном в руке двинулся по маршруту Покхара – Панчасе – Канде.

Поднявшись на первый холм этой гряды, я на некоторое время полностью перестал ориентироваться в пространстве, и на то было две причины. Во-первых, gps-навигаторы (особенно китайских «ноунейм»-брендов) не очень хорошо ориентируются в горах, а во-вторых, с утра была сильная облачность, что на гряде выглядело как густой туман.

Явно напрашивалась пауза для завтрака, так как у меня еще маковой росинки во рту не было, а я уже полтора часа поднимался в гору, и дальнейшее движение требовало дозаправки.

Это было очень правильное решение. Приготовив кофе (кстати, сербский «кафа и фабрика», прихваченный с собой из Белграда, но не тронутый до приезда в Непал и распакованный только в компании Ани – большой кофеманки) и перекусив печеньками с чаванпрашем и арахисовым маслом, я увидел на соседней вершине, буквально в двухстах метрах, знакомую по видам с крыши хостела буддистскую ступу, к которой я и шел, – World Peace Pagoda. Это была первая точка моего маршрута, и я бы точно ее пропустил, если бы туман не рассеялся.

Посетив храм и сориентировавшись на местности, я продолжил свой путь.

Я взобрался на смотровую башню на соседнем холме, а дальше пошел, игнорируя карту Maps.me, прямо по хребту, по тропинке, которой нет ни на гугл-картах, ни на вышеупомянутой оффлайн-карте.

Должен вам сказать, это и есть самый настоящий трекинг, который всем настоятельно рекомендую (если у вас, конечно, есть элементарные навыки скалолазания: где-то придется подтянуться, чтобы продолжить движение). Если пойти по навигатору обычной тропой, таких пейзажей не увидать.

Тропа, по которой я шел, соединяла между собой множество небольших храмов, расположенных в самых высоких точках вдоль хребта гряды. Обычная дорога к этим храмам ведет по лестницам снизу вверх от «официальной» тропы, на которую я тоже спускался, когда дальнейшее продвижение по верху гряды становилось невозможно.

Тогда по пути мне попадались маленькие деревушки с добрейшими местными жителями, и каждый из них приветствовал меня еще издалека: «Намасте!» или «Хэллоу-Намасте!» – оставалось только улыбаться и «намастекать» в ответ.

Словно совсем малыши: как будто и не видели никогда туристов, судя по их реакции, но при этом наслышаны о таких диковинных «белых» особях по рассказам старших ребят.

Они настолько радостно тебя встречают, что начинаешь верить в Деда Мороза, причем Дед Мороз – это ты сам.

Было около четырех пополудни, когда я прошел половину пути до Панчасе. В Гималайских горах в конце ноября в четыре часа дня уже начинает ощущаться стремительное приближение заката, а потому я начал поиски места для ночлега.

Как оказалось, здесь это вообще не проблема. На моем маршруте, как уже упоминалось, было множество буддистских и индуистских храмов, рядом с которыми обязательно располагались небольшие ашрамы – убежища с крышей над головой, с очагом, а зачастую и с заготовленными дровами.

Один из таких ашрамов я и выбрал для ночлега.

Помимо удобств (да-да, неподалеку располагался настоящий туалет, хоть и с дыркой в полу), там была еще и питьевая вода в резервуарах и отличный вид на город и горы.

Один минус – у меня был экстремально легкий спальник для данных погодных условий: температура ночью падала практически до нуля. Но все-таки я выжил и даже не простудился.

Конечно же, я мог остановиться в одном из гест-хаусов по пути, но ни один гест-хаус даже в Непале не сможет предложить вам тишины и спокойствия, которые царят на вершине холма в предгорье Гималаев. И уж точно ни один гест-хаус не предложит вам такого ясного, незасвеченного звездного неба над головой.

Я разжег костер прямо внутри ашрама. Помещение представляло собой что-то вроде остановочного павильона 2,5 на 3 метра с одной открытой стеной и очагом с импровизированной вытяжкой. Но то ли дрова были сыроваты, то ли вытяжка была неправильно спроектирована – все помещение постоянно было заполнено плотным дымом от костра, хотя огонь я запалил в точности на месте кострища. В конечном итоге я плюнул на затею с костром, дождался, когда прогорят последние поленья, и расстелил себе рядом с углями, предварительно обложив их камнями.

Какое-то время этот скудный источник тепла согревал меня, что позволило заснуть.

Проснувшись от холода еще задолго до рассвета, я укутался в спальник и ждал первых согревающих лучей, наблюдая, как великое светило, еще скрытое за холмами, играет гранями могущественных вершин в дымчатом, переливающемся воздухе.

Вы когда-нибудь задумывались над природой облаков, над их визуальным воплощением? Ведь не просто так все эти рисунки, не правда ли? Я думаю, что это реплики рельефа, над которым они проплывают. Облака – это своеобразное динамическое отражение земли на небе. Нам, жителям равнин, этого не понять. Наш ландшафт столь прозаичен для воздушных масс, что они уподобляются абсолютно любым образам, не обращая никакого внимания на расстилающийся внизу простор. Впрочем, ландшафт равнины до известной степени тоже определяет форму облаков, но далеко не так явно, как это делают горы.

Горные массивы, в свою очередь, образуют столь четкие воздушные скульптуры по образу и подобию своему, что их потом нетрудно угадать за десятки, а может, и сотни километров в виде облачных слепков, снесенных, будто украденных ловкими и сильными руками ветров, своеобразных природных скульпторов.

Так, блуждая среди облаков, уже ближе к полудню я вошел в какую-то деревушку, где, как всегда, меня поприветствовали местные жители – точнее, жительницы. После непродолжительного вступительного разговора непалки пригласили меня пить чай в свое жилище. Вся семья теперь со мной на фото, да что уж там – теперь и с вами. Очень приветливые люди и, как мне показалось, еще и любознательные. Наобщавшись и напившись чаю, я продолжил путь: в планах было дойти до вершины и заночевать уже сегодня на высшей точке горы Панчасе.

Тропинка местами представляла собой лестницу, которая, однако, периодически куда-то исчезала, а вернее, плавно перетекала в коровьи тропы. Это порой затрудняло ориентирование и накидывало лишние километры к пройденному пути, так как тупик такой дорожки обнаруживаешь, только дойдя до самого конца. Тупик означает, что корова, проложившая тропу, уже наелась, дальше идти не может и возвращается обратно тем же путем. Приходилось возвращаться и мне – не пробираться же дальше через колючие джунгли без мачете.

На всем пути я повстречали только рабочих, строивших эту лестницу. Несмотря на их небольшой рост, это люди-титаны. Просто немыслимо, какую работу они проделали, прокладывая эту дорогу.

Я дошел до деревушки Bhanjyang у подножья вершины, поужинал лапшой быстрого приготовления и выпил чаю, наслаждаясь закатом. Здесь, в Гималаях, я любовался, как это ни странно звучит, не падающим или выныривающим солнцем, а его отражением в снежных макушках крыши мира.

Последний бросок на вершину я начал уже практически в темноте. Это был изматывающий подъем после целого дня пути, хотя сам по себе он не был сложным. Я нашел для гамака прекрасное место с замечательным видом, заварил горячего «дянь хуна» (тоже, кстати, чай-путешественник, пересекший в багаже не одну границу) и приготовился к очередной битве с ночным холодом.

Меня ожидало настоящее испытание, потому что спать в гамаке на вершине горы в Гималаях первого декабря без соответствующей одежды, снаряжения и в легком спальнике – удовольствие для сильных духом или как минимум не для мерзлявых. Медитация помогает успокоить тело, избавляя от дрожи, и ненадолго погружает в сон, но в какой-то момент мороз пронизывает все слои одежды, заставляя снова дрожать, и ты просыпаешься, как от будильника на вибрации, с одной мыслью: «Поскорее бы уже вышло солнце!»

Так, полубодрствуя, полуспя, я «добрался» до утра. Зато после холодной ночи последовал удивительной красоты рассвет – чистый, раскрывающий всю красоту заснеженных вершин: Дхаулагири, Аннапурны, Мачапучаре, Манаслу и Хималчули.

Я покачивался в гамаке, пил горячий чай и мечтал, представляя себе, как спускаюсь по одному из этих огромных снежных полей на сноуборде, просчитывал свою траекторию, выбирал интересные траверсы – и за этим занятием на какое-то время заснул, пока на вершину не поднялись первые туристы.

Оставшаяся часть пути в Канде, где останавливается автобус до Покхары, уже не была чем-то особенно примечательна и не впечатляла расстоянием. По дороге мне попалась лишь забавная волейбольная площадка, представляющая из себя небольшое плато чуть ниже дорожного полотна, которое не имело никаких ограничителей в виде сетки-рабицы или тому подобного. Мне сразу же стало интересно, как долго игрокам приходится отыскивать мяч, если он улетит за пределы поля – ведь вниз на многие сотни метров уходила бездна.

В какой-то момент ко мне примкнул попутчик – учитель начальных классов, который каждый день проходит до своей школы семь километров в одном направлении, и откровенно говоря, я полностью понимаю и поддерживаю его в этом. Такую красивую дорогу лучше осваивать только пешком, а не в трясущемся автобусе с надписью «Deluxe», которая словно в насмешку напоминала о музыкальной группе «Super Deluxe» и их известной песенке: «Full power 24 hour! No toilet, no shower! No toilet, no shower!»

Именно в таком автобусе я вернулся из своего трека и провел еще один день в Покхаре, чтобы мои ноги немного пришли в себя: хотя трек получился и несложный, но мышцы «перегрелись» от непривычной нагрузки.

* * *

Очередной автобус «Deluxe» за девять часов домчал меня до Катманду – всего-то двести километров. Несложный арифметический расчет показывает, что средняя скорость транспортного средства составила двадцать два километра в час, и это была не единичная ситуация, а в самом деле норма. Обыкновенно такие автобусы сзади украшают слоганы наподобие: «We make travel fun!» («Мы делаем путешествие забавным!») – и ведь это чистая правда! Чего стоит одно то, как кондуктор занимается сбором билетов и утрамбовывает пассажиров в автобус, сам при этом балансируя на нижней ступеньке на ходу, практически полностью вне автобуса, одной рукой держась за выступающую деталь, другой сжимая толстую пачку денег. Этот же кондуктор периодически залезает на крышу автобуса, чтобы снять оттуда чью-нибудь сумку или рюкзак, а потом проделывает то же самое с вещами из багажного отделения. Извлеченная оттуда поклажа покрыта сантиметровым слоем пыли.

С местным каучсерфером произошло какое-то недопонимание, и он меня не встретил. Пришлось поселиться в одном из хостелов, которые я заранее пометил на карте как запасной вариант. На следующий день я сменил место своего ночлега на совершенно новенький хостел (вернее, мини-отель, где были и полноценные номера), где оказался историческим первым посетителем.

Ночевка в кровати в восьмиместном номере обошлась мне в двести пятнадцать непальских рупий, что в Белграде равно цене одной – причем не «гурманской», а обыкновенной – плескавицы (это такая огромная котлета в булке с салатами). При этом в комнате, кроме меня, никого не было. В хостеле вообще не было никого из жильцов, за исключением очень гостеприимных хозяев – непальской семьи, которая и держала этот мини-отель.

Катманду очень пыльный город, и виноваты в этом не люди, а стихийное бедствие – землетрясение, случившееся в Непале в 2015 году, которое разрушило множество зданий и унесло тысячи человеческих жизней.

Последствия землетрясения непальцы расхлебывают до сих пор. Разрушенные дороги, на восстановление которых просто нет денег, каждый день поднимают в воздух тонны пыли, и дышать в городе из-за этого практически невозможно.

Впрочем, по Катманду я передвигался исключительно пешком и только один раз решил воспользоваться автобусом. Сначала я пожалел о своем выборе (пешком действительно было бы быстрее), но потом оказалось, что жалел я зря, ибо автобусный парк, откуда стартовал автобус до нужной мне деревни, был неправильно обозначен на гугл-картах. Водитель провез меня поближе к месту, и уже там нашелся провожатый непосредственно до автостанции.

На «бас стэнде» я совершенно случайно встретил брата каучсерфера, к которому я направлялся – в маленькую деревушку в тридцати километрах от Катманду. Этот брат и посадил меня на автобус, выхлопотав для меня сидячее местечко прямо рядом с водителем, с прекрасным обзором через ветровое стекло.

По дороге мне даже удалось разглядеть Эверест далеко-далеко за первой грядой гор.

Уже по прибытии мальчишка лет десяти-двенадцати, мой попутчик, проводил меня непосредственно до дома каучсерфера Маду.

Таким образом мне удалось избежать поисков дома после изнурительной двухчасовой поездки (да-да, именно столько времени непальский автобус преодолевает расстояние в тридцать километров), в отличие от японца Тая – другого каучсерфера, который вместе со мной остановился у фермера Маду в его доме. Таю пришлось побегать по горам, и в поисках «бас стэнда» он был не так удачлив.

В итоге мы встретились с Таем у фермы Маду, но самого Маду, как и всей его семьи, мы не застали – они были «на террасах», то есть работали.

Я заварил чай на газовой горелке, достал печеньки с арахисовой пастой, пару батончиков «сникерс», и мы стали ждать, согреваясь «дянь хуном» и немного подкрепляясь.

Один из соседей Маду подошел к нам и, как ребенок, хотя ему было лет тридцать, стал вертеть в руках газовую горелку, на которой только что вскипела вода. Когда загадочное устройство было сложено в предмет размером с кулачок и убрано в полулитровую кружку, сосед вообще выпал в осадок, решив, что перед ним черный маг или как минимум колдун.

Спустя часа полтора Маду вернулся, мы познакомились, и он показал нам свое незатейливое хозяйство.

Сейчас у Маду достаточно неплохой надежный дом из бетона и кирпича, построенный на деньги, которые были собраны с помощью краудфандинга, организованного для него одним из каучсерферов.

Дело в том, что в 2015 году Маду потерял очень много.

Во время землетрясения у него погибла дочь.

Я не стал расспрашивать Маду о подробностях этого несчастья, так как прекрасно понимал, что любые воспоминания о том страшном событии причинят ему боль, однако в красках представил, как это могло произойти.

Дети в этих местах, лишь только научатся ходить, сразу же начинают лазать, как по детской площадке, по террасам, где в зависимости от сезона растет то рис, то пшеница. Они возятся с маленькими буйволятами в грязи и соломе, в то время как мама-буйволица стоит тут же поблизости и то и дело тычет своей массивной черной мордой в обоих детенышей.

Другого выбора у непальских деревенских малышей нет – это их повседневная реальность, уйти от которой никак нельзя. Пока семилетний Сандип в школе, двухлетняя Сусана остается с мамой Сарасвати, в то время как та готовит обед. Ни о каких детских садах в деревне нет и речи.

Примерно в два пополудни Сарасвати пойдет на ферму с обедом (вареная картошка в мундире и специи с солью – пища здесь самая что ни на есть простая): за спиной корзина с едой – чуть позже она наполнит эту корзину хворостом, – в руках маленькая Сусана.

А тропинка на ферму – это для неподготовленного человека и без землетрясения испытание, опасное для жизни. Уж поверьте мне, я эти террасы порядком излазил.

Многие участки пути идут по тесным кулуарам, по которым бегут стремительные потоки воды, местами совсем в узких расщелинах. Если путник туда свалится, то основательно застрянет, и его захлестнет вода, а скорее всего, полностью поглотит течение. Не знаю, купались ли вы когда-нибудь в водопаде средней высоты, но думаю, ощущения сопоставимы, за тем лишь исключением, что из кулуара невозможно выбраться, так как он постепенно исчезает под завалом.

Тряска длится непрерывно минуту. Ни сидеть, ни стоять в это время просто невозможно. Повезло, если в момент землетрясения вы оказались непосредственно на террасе – тогда снижается риск упасть в кулуар. В противном случае упавший, если не захлебнется водой, окажется завален всем, что неизбежно будет нанесено сверху: обломками скал, которые уже десятилетиями подтачивала вода, кусками обрушившихся зданий, что располагаются выше по склону и построены в буквальном смысле из камней, а также «из говна и палок».

Воображение рисовало страшные, апокалиптические картины происходившего в конце апреля 2015 года.

Другие злосчастия Маду, конечно же, ничто перед утратой дочери, хотя и они были существенными для семьи, ведь потеря домашнего скота для фермера – это лишение практически основного источника пропитания. В той ужасной катастрофе погибли стада буйволов и коз.

Человеческие жертвы, по официальным источникам, составили почти девять тысяч. Еще шесть тысяч пропали без вести, со слов Маду.

Страшные цифры. И это всего 7,8 балла из 12 возможных.

Мысли об этом не покидали меня весь следующий день, когда мы вместе работали, подготавливая почву для пшеницы. Еще совсем недавно на этой земле был выращен рис, аккуратно срезан, убран и сложен в мешки. Сено от риса собрано в стога в форме хижин с конусной крышей и предназначается на корм буйволам, молоко которых мы пьем по вечерам. Кстати, оно оказалось на удивление вкусным для меня – большого нелюбителя молока. Не такое насыщенное, как коровье, не такое жирное, чуть сладковатое.

Прошу прощения, мои достопочтенные читатели, за такое резкое и, возможно, неэтичное переключение с одной темы на другую – мне хочется как можно скорее перейти от рассказа о трагедии к описанию трудовых будней фермера. Работа у него действительно неимоверно тяжелая, учитывая, что вся земля обрабатывается либо вручную, либо с использованием скота, примитивными орудиями наподобие деревянных плугов из позапрошлого века.

Мы с Таем помогали разбрасывать по террасам компост, предварительно разложенный по угодьям кучами из корзин, словно гигантские «куличики», которые лепят дети в песочнице, – примерно по два-три «кулича» на террасу. На поверхности такая куча подсохшая, а внутри – стандартное компостное месиво, которое мы голыми руками раздербанивали на маленькие кусочки и разбрасывали, как сеятели, постепенно спускаясь по склону.

Внутри компостной массы, помимо дождевых червей, иногда попадались грибы, всевозможные насекомые: медведки, жуки, – однако, зная о печальных подробностях жизни Маду, я понимал, что глупо сейчас нежиться со своими иррациональными страхами – надо просто делать свою работу.

После того как компост распределен по террасам, все перепахивается деревянным плугом на упряжке из двух парнокопытных. Пахарь проходит по каждой террасе туда-обратно шесть-семь раз, постепенно перемещаясь сверху вниз по склону, расчерченному линиями, как по градиенту с ровным шагом. Таким образом, вся гора оказывается словно математической моделью идеально построенных функций – подлинное единение человека и природы.

Потом обновляются покрытые всевозможными травами стенки и «брустверы» террас: всю зелень необходимо обрубить инструментом, похожим на помесь мотыги и лопаты. Этим я занимался уже на следующий день, и знаете, не смог продержаться и сделать хотя бы десятую часть того, что сделал Маду. Правда, я и не хотел перетруждать спину и натирать руки до мозолей – режим путешественника исключает подобные нагрузки, иначе будет сложно продвигаться дальше по маршруту. Но даже при таком подходе руки у меня на следующий день все-таки болели.

Так и проходили деревенские будни. Каждый день сквозь сон я слышал, как вся семья поднимается с первыми лучами солнца. Воздух в это время еще слегка морозный, а Сусана уже бегает босиком, лопоча что-то свое детско-непальское, и даже родители ее не всегда понимают. Бойкая, озорная девчушка нарезает километры между домом и хлевом-кухней по холодной земле.

Хлев-кухня – это помещение, которое раньше служило убежищем для семьи Маду, до того как построили новый, капитальный дом. Впрочем, и в новом жилище с удобствами дело обстоит традиционно по-непальски: это просто дырка в полу, рядом – ведро с водой и кувшинчик.

Сейчас во временном пристанище располагаются хлев, кухня и подобие гостиной, в которой все мы: несколько человек, козы, буйволица и буйволенок – завтракаем и ужинаем на земляном полу, расстелив циновки. В одном углу чавкают травой, в другом – картофелем, рисом и далом.

Кстати, рис мы ели постоянно, кроме завтрака (на завтрак подавалось пара чапати и полстакана чая): на обед и ужин это была наша основная пища. Конечно, в наш рацион вносили легкое разнообразие тушеные травы, картошка, дал, овощи, а вечером – молоко, но на восемьдесят процентов он состоял из риса.

За четыре дня подобное меню мне успело изрядно надоесть, однако семья Маду потребляла это все с превеликим удовольствием всю свою жизнь, каждый божий день.

После завтрака Маду отправлялся на ферму, Сандип в школу (каждый день, кроме субботы), а Сарасвати до двух часов дня оставалась дома, следила за хозяйством и готовила обед, который в два часа пополудни несла на ферму. Корзина за спиной, в руках – маленькая Сусана. Повторяюсь... Как постоянно повторяются и будни фермеров. В Непале нет такой зимы, как в России, когда «крестьянин торжествует», избавленный от повседневных полевых забот.

После обеда Сарасвати работала на террасах наравне с Маду – перемалывала мотыгой то, чем становился грунт после наших с Маду действий, а потом наполняла хворостом корзину и, как только начинало темнеть, отправлялась в обратный путь – с корзиной, полной дров, и дочуркой на руках. Как-то она доверила нести Сусану мне, и это оказалось весьма рискованным мероприятием. Тропинка местами очень скользкая и обрывистая, на что, впрочем, малышка не обращала внимания и всю дорогу играла с косичкой в моей бороде.

В один из дней вместо работы я устроил себе трекинг на вершину горы, у подножия которой располагалась деревня Маду. До самой вершины я так и не добрался, что было и необязательно – очень уж облачная погода выдалась в тот день, а значит, и панорама была бы совершенно неинтересной – ни одной горы Больших Гималаев не видать.

На вершине, тоже на террасах, раскинулась чайная плантация под названием «Эверест».

Очень красиво и тихо, словно медитируя, растут чайные кусты. Они как будто накапливают в себе спокойствие и уют, царящие вокруг Гималаев.

Плантацию, как я понял со слов Маду, организовали и финансировали японцы, но местные коррупционные деятели растратили все средства, и сейчас эти чайные сады находятся в полузапущенном состоянии, а потому можно беспрепятственно прогуливаться среди чайных кустов.

* * *

Откровенно говоря, у меня не лежала душа к тому, чтобы долго находиться с семьей Маду. Сложно объяснить, но что-то выталкивало меня из этого по-своему прекрасного, самобытного места, и что-то отталкивало меня от этих по-своему красивых и добрых людей.

Кажется, что все мысли, чувства и слова Маду и Сарасвати были пронизаны горем утраты, сколько бы они ни пытались это скрыть.

Конечно же, Сандип, а тем более Сусана, не могли ничего помнить о тех событиях, но мне показалось, что и на Сандипе, на его поведении, отразилась семейная трагедия.

Впрочем, мальчишка он очень артистичный и общительный, как и его двухлетняя сестренка. Он уже пытается говорить по-английски, и у него это даже неплохо получается для его возраста и условий, в которых он растет.

Увы, к моменту, когда я упаковал рюкзак, сорванец уже убежал в школу, и мне не удалось с ним нормально попрощаться.

Я сел на автобус до Катманду, направляясь туда как в пересадочный пункт и место, где смогу в тишине и спокойствии (да-да, в том самом хостеле, где вновь заселился единственным гостем) обдумать свое дальнейшее путешествие.

Когда путешествуешь с билетом в один конец, обычно не планируешь свои перемещения заранее. Все приходит само по принципу «на ловца и зверь бежит». Так получилось и здесь: набросок окончания путешествия по Непалу нарисовался еще на границе Индия – Непал, в ожидании выездного штампа. Русско-китайская пара опытных путешественников, наоборот, ожидала въездные штампы. Парень (к сожалению, забыл его имя) поведал мне о деревне Саураха и национальном парке Читван поблизости. Туда-то я и поехал из Катманду на очередном пыльном автобусе, хотя в этот раз и повыше классом – «Super Deluxe».

Буквально за пятнадцать минут до Саурахи наш автобус попал в небольшое ДТП – мы «подбили» неудачно поворачивавший налево через всю проезжую часть легковой автомобиль. Если честно, я так и не смог разглядеть следы повреждений ни на автобусе, ни на легковушке, но как только авария случилась, за четверть часа на месте происшествия собралась толпа в человек тридцать, и все бурно обсуждали инцидент, словно событие мирового масштаба.

Дорожная полиция, надо отметить, приехала очень быстро и так же быстро все зарегистрировала, а я тем временем успел выпить чашечку непальского чая с молоком в придорожной чайной.

Добравшись до Саурахи, я долго искал свой отель, потому что его администрация по неведомой причине неправильно отметила место на карте. Поиски увели меня в противоположном направлении, но зато подарили встречу с совершенно инопланетным носорогом, который банально жевал травку на поле возле козочек и лошадок.

Должен сказать, что не очень весело искать отель с названием «Jungle journey» в деревне, где слово «jungle» использовалось в девяноста девяти процентах всех названий. У меня не было абсолютно никакой уверенности в том, что местные посылают меня в нужном направлении.

Но пасущийся носорог стал для меня приятной паузой в долгих поисках. Это было поистине сюрреалистическое и очень яркое впечатление. Как оказалось впоследствии, оно было гораздо мощнее, нежели прогулка на каноэ по реке с аллигаторами и восьмичасовой поход с двумя гидами по Читвану.

Удачи сменились неудачей, и тот самый день – единственный за три месяца моего пребывания на Индостане, когда я решил выбраться в джунгли, ко всевозможным диким зверушкам, – оказался дождливым.

Стоило нам сойти на берег с каноэ, на котором мы приплыли по реке с крокодилами в национальный парк, как сразу пошел дождь – сначала мелкий, потом все крупнее и крупнее, и наконец все мы промокли в меру качества и правильности выбора своей одежды.

Единственным ярким впечатлением от той прогулки оказалось разведение огня под смотровой башней, в которой мы прятались от дождя и обедали, – да и оно осталось ярким только потому, что наши действия, как выяснилось позже, были нелегальны. Как только мы частично просушили свою одежду и готовы были выдвигаться дальше (к счастью, дождь к тому моменту на час-два перестал идти), гиды не только потушили костер, но и полностью очистили место преступления от улик. Я сначала не понимал, зачем они с такой скрупулезностью ладонями собирают влажные угли и золу и бросают их подальше в мокрую траву. Гиды объяснили: разведение огня в национальном парке сурово карается законом. Если кто-то обнаружит следы костра – обязательно вычислят нарушителей, так как все экскурсии и посетители регистрируются.

Естественно, на смотровой башне прятались от дождя не только мы (я, Шива и Лакшми – именно так звали моих гидов). Там подобралась интернациональная компания: путешественники из Китая, Австралии, Нидерландов и еще нескольких стран, а также их гиды.

В парк разрешено входить только с двумя проводниками, так как там случаются нападения животных на людей. В основном это атаки на местных жителей, которые собирают травы и ягоды и нередко набредают на жилища носорогов, а те, в свою очередь, попросту защищают своих детенышей.

На той прогулке мы смогли увидеть через ветвистые заросли только несколько видов оленей, каждый раз стремительно исчезавших в чащобе леса, как только у кого-нибудь из нас под ногами хрустела ветка. Сфотографировать что-либо без «телевика» было абсолютно нереально, да и с телевиком удалось бы заснять разве что птиц. Названия всех этих пернатых на английском не задержались в памяти, но мы увидели достаточно много редких и диковинных птиц – правда, на почтительном расстоянии. Бинокли гидов помогали рассмотреть детали, но никак не запечатлеть эту красоту.

Среди названий птиц мне запомнилось только «кинг фишер» (король-рыбак) – раньше я думал, что это только название марки индийского пива с птичкой на логотипе. Орнитолог, надо признаться, из меня никакой. И тут же на фоне слухов про какого-то голодного уханьского китайца подумалось: «Ну, с летучими мышами вроде разобрались, а вот всех ли птиц можно есть? Вдруг среди них есть ядовитые?»

Еще мы встретили пару носорогов, тоже на почтительном расстоянии, и повидали вблизи очень много носорожьего и слоновьего дерьма, которое я фотографировать не стал.

Также мы видели следы тигра и не раз могли разглядеть с каноэ крокодилов – правда, над поверхностью воды лишь слегка виднелись черточки глаз.

На этом, пожалуй, все, и больше рассказывать не о чем – просто погулял под дождем по лесу в компании двух непальских парней.

На следующий день уже светило солнце, но лишних пятидесяти баксов на повторную прогулку у меня, к сожалению, не было, и я направился в сторону границы с Индией, в Лумбини. Это скорее деревушка, нежели городок, – место, где, по поверью, родился Будда и сделал свои первые шаги.

Лумбини, если отбросить поселковую его часть, – это большая, порядка десяти квадратных километров, зеленая территория, на которой расположено около двадцати храмов, принадлежащих разным национальным ветвям буддизма. Многие храмы находятся в процессе строительства. Любая страна может построить здесь свой буддистский храм. Лично мне понравился вьетнамский, но в целом от всего этого новодела осталось легкое впечатление «диснейленда».

Еще совсем немного времени – и поезд из Горакхпура понесет меня (надеюсь, на отдельной полке) в Коллам, что на юге Индии в штате Керала, а дальше на другом поезде я направлюсь южнее, в Варкалу.

* * *

«Когда я допил все, что было у них меж оконных рам,

Я сел на первый subway в Тируванантапурам» © Б.Г.

Пожалуйста, никогда не повторяйте мой опыт путешествия Лумбини-Варкала, если вы не уверены в своей психологической устойчивости. Впрочем, обо всем по порядку.

На границе при личном досмотре девушки-пограничницы нашли пакетик сахара из самолета в кармане «крышки» моего рюкзака. Обычно при обыске досматривают только это маленькое отделение, не проникая в основной объем багажа, поэтому не советую перевозить что-нибудь запрещенное в этой части поклажи. Работу свою пограничники выполняют чисто формально – им лень разбираться с содержимым всей поклажи.

На мою беду, девушки не знали, что значит слово «sugar» по-английски, и как я ни старался, так и не смог объяснить им, что находится в бумажном пакетике. Они унесли сахар на экспертизу, а вернувшись, одна из девиц стала как попало запихивать уже вскрытую упаковку обратно в рюкзак, на что я ответил спектаклем, показывая им, что это действительно сахар, – просто высыпал его на стол: «This is sugar». Зачем мне вскрытый пакетик, из которого, не дай бог, сахарные крупинки рассыплются по всему рюкзаку и станут приманкой для муравьев?

Далее на въезде в Индию все обладатели электронных виз ждали по несколько часов, пока у пограничников то ли заработает система, то ли курьер доедет до соседнего погранпоста в аэропорту и проверит наши данные. Лично я ждал три с половиной часа.

Именно там, на границе, я познакомился с парой соотечественников – Олей и Игорем, которые приехали раньше меня и ждали на час дольше. У Оли за спиной был рюкзак с парапланом, объемом больше, чем сама Оля. Игорь оказался обладателем израильского паспорта, чему я всегда очень завидую, когда вижу на погранконтроле – вот же удобно с таким путешествовать, если, конечно же, речь идет не об арабском мире (хотя для этих целей у многих держателей голубых паспортов есть про запас и красненький – то бишь российский).

Только к вечеру мы (уже общей компанией) добрались до Горакхпура. До поезда оставалось несколько часов, а потому искать гостиницу смысла не было, и я решил переждать на вокзале рядом с помещением, где проводили время работники железной дороги. Они даже угостили меня чаем – хорошие дядьки, ничего не скажешь. Широта индийской души скрывается в простых людях, в таких банальных местах, как вокзал, и в такую незатейливую минуту, как часы ожидания утреннего поезда. К слову, пока мне с поездами везло: они ходили как кварцевые часы – без задержек.

С билетом на поезд в итоге вышла промашка – мне досталась боковая полка в «слипере», рассчитанная на двоих, на которой мы оказались втроем, так как мой сосед пригласил на полку еще и товарища без места.

А дальше как в тумане... За окном мелькали типично воронежские пейзажи, с той лишь разницей, что вместо берез бесконечно проносились пальмы. Иногда поезд пробирался через настоящие трущобы на окраинах какого-нибудь города. Казалось, вагоны обрастали убогими хижинами и становились частью этого пространства. Неиспользованные запасные пути устилались сари, брюками и всякими платками – те сушились на солнце.

Вход в каждую хижину украшали мандалы, нарисованные детьми. Буквально один шаг со ступеньки, и можно побывать у кого-то в гостях. И опять: пальмы, пальмы, пальмы...

С восьми-девяти часов утра и до восьми вечера мимо меня проходили продавцы всевозможной еды, воды и чая, с периодичностью буквально в пять секунд – ей-богу, не вру!

Продавцы непрестанно кричали: «Пани-уотер!» (вода), «Пакора!» (жаренные в кляре хлеб, картошка, зеленый чили или какие-нибудь другие овощи), «Бирьяни!» (рис с курицей, яйцом или овощами), «Чай-кофе!» – люди в красных футболках (форма официальных продавцов от индийских железных дорог) периодически сталкивались между собой, а иногда шли один за другим вплотную. Например, друг за другом могли идти два торговца водой и кричать поочередно: «Пани-уотер!» – так что их крики начинали напоминать эхо, некие мантры, психоделически нанизанные на бесконечные тоннели плацкартного вагона, в каждое восьмиполочное отделение которого порою набивалось до пятнадцати-двадцати совсем не тихих пассажиров.

Порой в течение дня продавцы начинали проходить реже – до трех раз в минуту. Это продолжалось недолго, после чего они начинали ходить с еще большим усердием.

Компанию продавцов разбавляли всевозможные попрошайки, которые, проходя мимо, принимались похлопывать меня, теребить за ногу или за руку, всячески привлекать внимание и объяснять, что я должен дать им денег. В какой-то момент я стал отвечать им тем же и начал пытаться отбирать у них рупии.

Очень часто попрошайки представляли из себя вполне упитанных и благообразных женщин в сари, которые подходили ко всем, что-то весело покрикивали, громко хлопали в ладоши, а потом начинали тормошить конечности пассажиров и совать в лицо купюры, на что я отвечал им хлопком по задницам и попыткой вырвать из их рук деньги – зачастую немалую пачку рупий, зажатых между пальцев, словно у кондукторов в местных автобусах. После такого женщины, естественно, быстро от меня убегали, охая и ахая. Изначально их попрошайничество напоминало часть какого-то свадебного ритуала, и кто-то из индийцев, на удивление, давал им деньги.

Когда мы проснулись после первой ночи, которую провели втроем на полке – соответственно, выспаться толком не удалось, – выяснилось, что поезд идет с опозданием в двенадцать часов. Двенадцать!

Честно говоря, мне повезло, что я вообще смог вырваться на юг, так как в тот момент по всей Индии шли забастовки и даже бунты, особенно в северных штатах. Я слышал о драках и погромах. В бунтующих областях отключали Интернет и прекращали транспортное сообщение.

Опоздание, скорее всего, было связано именно с этими событиями – многие рейсы отменялись, и это повлияло на общую логистику.

Очень смешно на фоне общей ситуации смотрелся слоган компании «Индийские железные дороги»: «Быстро. Надежно. Безопасно».

В последние сутки пути – кажется, в районе Ченнаи – в мой вагон заселилась орава шиваитов, от мала до велика в черных одеждах и с горящими глазами. Они умудрялись принимать душ прямо в поезде, что как будто подчеркивало их чистоплотность, но при этом ели, как настоящие свиньи. Однажды они попросились на мою полку поесть «всего на пять минут» – после все сиденья были заляпаны желтым масала-карри-маслом от бирьяни.

В следующий раз я просто отказался пустить их и показал пальцем на соседние полки.

Только в последнюю ночь, когда поезд шел уже по Керале, мне удалось поспать, вытянув ноги, которые уже начинали болеть в области коленей, так как все время были в полусогнутом положении. Их не удавалось свесить с полки в проход – все время кто-то ходил мимо, больно ударяя по голеням ведрами с водой или баками с чаем.

Это было серьезным испытанием на прочность силы духа, которое я выдержал и даже не тронулся умом. Семьдесят два часа железнодорожного индийского ада пройдены.

Я добрался до старинных друзей в округе Тируванантапурам, в городке Варкала. После Непала здесь жарко, влажно и есть Индийский океан. К хорошему, как известно, быстро привыкаешь, а отвыкать не хочется.

Первую неделю я провел у друзей – с ними же и встретил Новый год, и это было очень сильное и приятное впечатление. В последний раз мы виделись пять лет назад, но при встрече нам показалось, что этих лет как будто бы и не было вовсе, несмотря на то что тут же в доказательство обратного бегал и резвился пятилетний Феликс – точная копия одновременно и папы, и мамы, что бывает, как мне кажется, довольно редко.

По определенным причинам перед самым Новым годом, 29 декабря, мне нужно было переехать в другое место, а потому я заблаговременно стал подыскивать себе жилище.

В одной из групп на фейсбуке мне подсказали название «хоум-стэя» (вид хостела или отеля, когда путешественник живет в семье за деньги, то есть нечто среднее между каучсерфингом и букингом – сервисом для поиска коммерческой недвижимости). Загуглив местоположение, я направился на поиски дома.

По указанному на гугл-карте адресу, а вернее, в обозначенной точке, ничего не оказалось, и я решил пойти в сторону Клиффа. Клифф – это прибрежный утес с пешеходной улицей, магазинчиками и ресторанами и прилегающим к отвесной стене пляжем, самое привлекательное для туристов место Варкалы – по сути, пешеходный центр города. Я стал заходить во все дома с вывесками «хоум-стэй», попадавшиеся на пути.

Зайдя в первый же дом, я встретил удивительной красоты девушку Тамеллу, с которой мы начали разговаривать на ломаном английском.

В какой-то момент Тамелла не знала, как сформулировать мысль, и сказала: «Я не знаю, как это сказать по-английски, могу только по-русски». «Russian?» – переспросил я. «Yes, russian, russian»... «Тогда можно перейти на русский», – предложил я, и мы оба рассмеялись.

Тамелла – наполовину русская, наполовину азербайджанка, девушка (правильнее было бы сказать «женщина», но для меня она именно девушка) со сложной, неординарной судьбой. Я не буду называть ее возраста, скажу лишь, что воспринимал ее как помещенную в тело тридцатилетней женщины душу двадцатипятилетней девчонки-задиры. Это было тем более странно, учитывая подробности ее жизни, которые она открыла мне за время гостевания в «хоум-стэе» «Ом Шива» и которые я не могу привести здесь. Опишу лишь один из интересных фактов, характеризующий ее весьма ярко.

Почти каждый день Тамелла ходила на лестницу, ведущую к пляжу с Клиффа, и с помощью мотыги и щетки приводила эту лестницу в порядок, очищая от окаменевшей глины, намытой за сезоны дождей – муссонов. Эта девочка с красивыми, скульптурно выточенными чертами лица, нежными линиями груди под футболкой, с тонкой талией и по-восточному очерченными бедрами, в дни тропической жары орудовала мотыгой, до ссадин, до синяков на теле, причем совершенно безвозмездно – просто для людей: чтобы им было лучше, чтобы никто не поскользнулся на крутых ступеньках утеса.

Весь немаленький особняк «хоум-стэя» – двухэтажный дом с огромным холлом-гостиной, растянувшимся в высоту на два этажа, обрамленный галереей по всему периметру со входами в разные комнаты, включая мою, – Тамелла отмыла и начистила до блеска собственными руками. Делала это она, во-первых, просто потому что хотела жить в чистоте, а во-вторых, ей были по-человечески очень близки хозяева этого дома.

Сначала Сутья, хозяйка «Ом Шивы», показала мне очень опрятную, чистую комнату с большой двуспальной кроватью за пятьсот рупий, что превышало мой бюджет, и я объяснил это Сутье. Тогда она предложила мне маленькую комнатку, не столь уютную, где на стенах были разводы от влаги после сезона дождей. Впрочем, в помещении было все, что нужно: рабочий стол в виде железобетонной плиты в торце комнаты, кровать и вентилятор. Сутья добавила, что в стоимость входит чай и можно пользоваться кухней, но больше всего меня привлекла цена – двести рупий за все удовольствие.

Я оставил небольшой задаток и отправился на пляж.

По заселении мы очень сдружились с Тамеллой, и когда я стал спрашивать Сутью, сколько я должен платить за вкусные завтраки и ужины, а также за фруктово-овощные фреши и прочие приготовленные с любовью вкусности, которыми она нас потчевала в течение дня, Сутья ответила: «Никаких проблем. Тамелла мне как сестра, а ты друг Тамеллы. Не волнуйся. Все хорошо».

Я все-таки мысленно заложил в свой бюджет лишнюю сотню рупий в день на продукты, которые Сутья покупала, чтобы приготовить еду, но когда настал день оплаты и я протянул лишние деньги – она, недоумевая, собралась было вернуть их мне обратно, мотивируя это по-прежнему нашими дружественными и чуть ли не родственными связями. И все же я настоял на том, чтобы она приняла эти деньги, поблагодарил и обнял ее, объяснив, что хочу так выразить свою благодарность за пребывание у нее в гостях.

Подобное поведение в столь туристическом месте было для меня удивительно. Вероятно, слова «гость – это бог», которые часто встречаются в профилях керальских каучсерферов, здесь, в Индии, действительно претворены в жизнь.

Варкала убаюкивала и нежно разглаживала все шероховатости моей жизни.

Давно мне не было так по-домашнему уютно и спокойно. Но целью моего путешествия было именно путешествие, постоянное перемещение из одной точки в другую, хотя я и позволял себе в пути длительные остановки, чтобы прочувствовать энергетику места, насладиться ею, а иногда просто отдохнуть от дороги и получить капельку удовольствия от созерцания «здесь и сейчас». Оставаясь в одном месте чуть дольше определенного – кем? мною же – времени, я физически ощущал необходимость в движении и срывался в дальнейший путь. Так случилось и здесь, в Варкале. Какой бы успокаивающей и уютной она ни была, моя сущность требовала странствий и смены картин перед глазами.

Представьте, три недели мы «проворкали» в Варкале будто за один миг. «Представь» – это слово Тамелла использовала с регулярной частотой, и я повторил его в небольшом стихотворении, которое посвятил той волшебной женщине:

Я стою на коленях, поглощенный молитвой, – представь...

Ты идешь на оленях через тундру по небу вплавь.

Я гляжу в отражение и не знаю, где сон, где явь.

Ты – мое поражение и победа моя – представь...

Тамелла попросила не будить ее перед уходом. Рюкзак я собрал еще накануне, тогда же попрощался с друзьями и, скрепя сердце, обогреваемый первыми солнечными лучами, как всегда пешком, отправился на вокзал Варкала-Сивагири.

Следующим пунктом моего путешествия была южная точка полуострова Индостан – мыс Каньякумари, где сходятся Аравийское и Лаккадивское моря и Бенгальский залив. Это место, откуда можно наблюдать, как солнце восходит из Бенгальского залива и садится в Аравийское море.

Кроме этого зрелища, храма в Сучиндраме, статуи Тируваллувар и монумента Вивекананды, там больше нечего и смотреть.

Часть пути от железнодорожной станции я прошел пешком, а основное расстояние преодолел с помощью автостопа, спросив дорогу до форта у случайного водителя.

Местный форт, кстати, меня совсем не впечатлил, разве что удивила несоизмеримо большая плата за вход и не соответствующее этой плате содержание: за стенами форта буквально ничего не было.

От форта до крайней южной точки мыса я прогулялся вдоль береговой линии. На пути мне попадались то рыбацкие поселения, то корабельные верфи, где раздавался стук молотков по судам, напоминающим модели Ноева ковчега. Суденышки точь-в-точь походили на хрестоматийный рисунок из детской библии, но вмещали от силы десяток пар крупного рогатого скота, что, впрочем, все равно выглядело весьма внушительно рядом с маленькими каноэ, разбросанными то тут, то там вдоль берега.

Все встречные с изумлением и любопытством провожали меня взглядом, иногда здоровались, иногда спрашивали, откуда я, но чаще именно удивлялись и немного стыдливо отводили глаза в сторону.

Собаки от души облаивали меня: их будоражил стафф для тренировок с огнем – шест из пластиковой трубы с деревянными затычками по краям, как будто я пришел по их душу. Не оказалось ни одного бодрствующего пса, который не удостоил бы меня своим вниманием. Собачья брань тут же передавалась «из уст в уста» по местности, разносясь вдаль гавкающим эхом.

Пополнив в поселке запасы еды и напитков (в Индии я пристрастился к «Маазе» – фруктовому напитку с мякотью манго, который за тридцать пять рупий продается в любой дыре), я отправился в обратный путь по берегу до места, которое предварительно еще при свете дня выбрал для ночлега. Для этого как нельзя лучше подошли густые заросли акации за стеной парка, сооруженного вокруг маленькой статуи Свами Вивекананды, прямо у моря. Место оказалось укромным, и я заранее расчистил его от колючих веток – оставалось только повесить гамак, а это при определенной сноровке занимает не больше пяти минут.

Солнце сквозь марево одарило меня своими последними лучами, ускользая в прибое океана. Уже в темноте на пути к своему логову я встретил городского сумасшедшего с размытой радужной оболочкой и беззубым гнилым ртом, производящим нечленораздельные слова непонятного происхождения. Старик – хотя сложно было назвать реальный возраст бедолаги – отчаянно жестикулировал, преграждая мне дорогу и давая понять, что «туда» ходить нельзя, при этом подкреплял свою пантомиму выразительным жестом, «перерезая» пальцем горло, как ножом.

Мне, в свою очередь, ничего не оставалось, как отвечать ему жестами непонимания, дублируя их голосом на английском. Поняв-таки, что его рот не способен производить знакомые мне слова, юродивый наклонился к песку и пальцем написал слово «дьявол», подкрепив написанное уже неоднократно исполненным жестом «бритвой по горлу и в колодец» и показывая в направлении, куда я шел.

Я заверил его, что за меня можно не беспокоиться, и указал на палку в моих руках. Он улыбнулся, покачал головой и вроде бы успокоился, а я продолжил свой путь до «лагеря».

Успешно добравшись до места, я натянул гамак, приготовил лапши и лег спать под ласковый шум океана.

Горло мне, конечно же, никто не перерезал, и рано утром меня вполне обыденно разбудил своими предрассветными ритуалами находящийся неподалеку храм Каньякумари Тирупати. Сам же рассвет, ради которого на берег выползло немало индийцев, не впечатлил: небо было в дымке, и солнце долго выходило будто из-за гор без какой-либо феерии, создавая впечатление студийного софтбокса.

Я вернулся в гамак, чтобы доспать несколько часов, переждал в тени акации послеполуденную жару, почитывая что-то из Кобо Абэ, а потом отправился гулять вдоль берега в сторону Аравийского моря – туда, где провожают солнце. Впрочем, закатилось оно столь же бесславно, как и вышло с утра.

После ночевки в гамаке, в том же потаенном месте, утром я сел на «Бангалор экспресс» с нужной мне остановкой в Коччи и прекрасными видами Западных Гхат вдалеке на протяжении всего пути – и вот я здесь, в одном из крупнейших городов штата Керала (его название в переводе с малаялам буквально означает «земля кокосовых орехов»), пью с местными ребятами «тодди», слабоалкогольный напиток из кокоса, по вкусу напоминающий квас. Мы сидим на заднем дворе фермы и болтаем о всяких глупостях, подбрасывая в костер пальмовые листья. Звездный мрак южной ночи затягивается дымом наших подношений. Все имеет смысл. В свое время.

* * *

Индия – поистине страна максимальных контрастов. В то время, когда миллиард индийцев сжигает пластиковый мусор у себя во дворах и готовит пищу на огне, каждый день превращая в пепел мегатонны дерева, при этом выбрасывая в воздух бесчисленные массы угарного газа и копоти, в городе Коччи функционирует первый в мире аэропорт, работающий исключительно на энергии солнца.

Шаг вперед, два назад!

В Коччи я остановился как раз неподалеку от этого аэропорта – в деревеньке Алува. Моим новым пристанищем стала вилла с тремя спальнями, кухней, гостиной и огромным задним двором с кокосово-банановым лесом, которую хозяин (мой «хост»), инженер-техник в том самом экологически чистом аэропорту Коччи, снимает за семь тысяч рупий в месяц.

Алува, как говорится, не ближний свет, но уж очень удачно подобралась компания из веселых индийских каучсерферов. Среди нас оказалась и российская девушка Тамара, сломавшая ногу в Дели, неудачно ступив под тяжестью рюкзака.

Каждый день мы устраивали небольшие вечеринки с пивом, а то и с чем-нибудь покрепче. Томе приходилось терпеть компанию пьяных и укуренных индийцев, а в состоянии измененного сознания они иногда и чудят – впрочем, именно эта тусовка вела себя весьма прилично.

Вдоволь наползавшись по форту Коччи и в очередной раз забравшись на водонапорную башню (как я уже писал, они в Индии почему-то обычно не охраняются, что для меня удивительно при том подходе к безопасности, который здесь выработан повсеместно), я выдвинулся в сторону Гокарны, которая считается местом рождения Шивы, с остановкой в Мурдешваре – городе, где находится огромная статуя Махадева, за восемьдесят километров от Гокарны.

Билет на поезд я не бронировал заранее, а посему решил прокатиться «дженерал»-классом (самым дешевым – тем, которым я ехал из Дели в Агру): всего-то двенадцать часов езды из Коччи до Мурдешвара.

Поезд тронулся в два тридцать пополудни – самая жара. Перроны и вагоны раскалены, от асфальта пышет жаром, словно от раскаленной буржуйки в строительной бытовке.

Я забился в тамбур, заняв местечко между открытой дверью, стенкой и тут же устроенным умывальником, на раковину которого впоследствии и сел, причиняя при этом некоторые мучения своему мягкому месту.

Рюкзак удачно примостился на карабине практически под потолком и никому не мешал, а сам я, «укрывшись» дверью, выдерживал натиск выходящих и заходящих пассажиров, штурмующих поезд на каждой станции.

Народу было очень много, буквально каждый кубический сантиметр был заполнен вещами и людьми. Так и прошли первые шесть часов пути.

Само собой, при таком раскладе в вагоны «дженерал»-класса не заходят ни продавцы еды, ни контролеры – им просто не пробиться через массу людей, – и поэтому билет до Мурдешвара я покупать не стал. Сначала у меня была мысль взять билет на «слипер» без места, где все-таки посвободнее, но онлайн такой билет было не купить – все квоты оказались исчерпаны, – а в кассах я обнаружил очередь часа на полтора, в то время как поезд отправлялся через полчаса. Потому я и решил проехаться «зайцем», а в оставшееся до отправления время подкрепиться «чикен бирьяни» (специально приготовленный рис с курицей): все-таки перед тяжелым испытанием были нужны силы.

После восьми вечера вагон стал посвободнее, а как только часовая стрелка миновала девять – можно было уже сидеть на диванах. Кто-то даже разлегся и храпел на верхних сидячих и багажных полках.

Последние два часа давки мне ехалось и вовсе легко: удалось занять козырное место на ступеньке входа в вагон. Входные двери в индийских поездах не закрываются во время движения – прикрывают их разве что сами пассажиры, когда очень холодно, – а потому в любой момент можно спрыгнуть с поезда или просто свеситься наружу на полном ходу.

Встречный поток воздуха на скорости врывался в мои легкие, даря уйму свежести и прохлады после дневного зноя, а также капельку адреналина, заставляя забыть обо всех неудобствах. Какой же это все-таки кайф – сидеть в тамбуре на ступеньке и смотреть на мелькающие мимо пейзажи на скорости восемьдесят километров в час! Надо только быть осторожным и не ставить ноги ниже первой ступеньки, так как платформы в основном построены на уровне чуть ниже нее.

Вначале я расслабился и спустил ноги до следующей ступеньки, но когда поезд ворвался, не сбавляя ходу и оглашая окрестности своим голосистым гудком, на очередную неостановочную станцию, даже легкое соприкосновение кончика сандалии с краем платформы оказалось весьма ощутимым. Я тут же переставил ноги повыше, переглянувшись с соседом по ступеньке – судя по чертам лица, непальским парнишкой. Тот, в свою очередь, после этого старался держать свои ноги вровень с полом – наверное, вспомнив какую-то страшилку из детства про поезда, – а я спрятал ступни за защитные рейлинги вдоль дверного проема.

В три часа ночи я сошел на станции Мурдешвар и пошел в сторону моря и храмового комплекса.

Добравшись до моря, я прилег в спальнике прямо на песок вздремнуть на несколько часов до рассвета, разместив рюкзак в изголовье, как подушку.

Как водится, меня разбудили крики гуляющих и купающихся поблизости индийских туристов.

Я исследовал комплекс, сделал несколько фото и отправился обратно на станцию, чтобы еще до полудня добраться до Гокарны.

Поезд пришел почти вовремя – это оказалось что-то вроде нашей электрички, то есть локальный поезд все с тем же дизельным локомотивом, но состоящий полностью из вагонов «дженерал»-класса. Однако он был практически пустым, и при желании можно было поспать часок-другой до Гокарны на верхней или даже нижней полке.

При изучении гугл-карт мне подумалось, что в Гокарне лучше всего остановиться на Райском пляже («Paradise beach»), до которого от станции было двенадцать километров. Пройти все это расстояние пешком под палящим солнцем, испытывая себя на прочность, конечно же, казалось соблазнительным, но в какой-то момент я схитрил и сел на автобус, сократив дистанцию вдвое.

«Последняя миля» из-за глюков навигатора в горной местности затянулась и превратилась в несколько километров – получилось так, что я досконально изучил весь холм, отделявший Райский пляж от пляжа Белекан.

Уже на месте стало ясно, что мой выбор оказался более чем удачным. Меня ожидала практически утришская атмосфера.

Утриш – это заповедная территория в Краснодарском крае недалеко от Анапы. Четыре лагуны, затерянные среди скал и лесов реликтовых можжевельников, заселены хиппи, панками, скинхедами, йогами, ВДВшниками и прочими совершенно не сочетающимися в обычной жизни элементами. При входе на территорию этого мини-государства со своими порядками и законами красуется огромный бакен с граффити «Оставь одежду всяк сюда входящий!», и большинство так и поступает.

Так и здесь в тени пальм и олеандров были развешены гамаки и стояло несколько палаток. Песчаные пляжи Гокарны разрезаны острыми черными вулканическими утесами, которые отделяют от береговой линии небольшие кусочки и образуют укромные «карманы», где можно повстречать нудистов.

Минуя утесы, можно было взобраться к источнику чистой питьевой воды, а беспокоиться о еде вообще не приходилось: на пляже работала семейная походная кухня, где предлагалось за пятьдесят рупий полакомиться вкуснейшим омлетом с поджаренным хлебом, овощами и имбирем, а за семьдесят рупий – невероятным тхали с восхитительным овощным салатом (если честно, такого роскошного салата в Индии я еще не встречал: обычно салат здесь представляет собой просто крупно нарезанные овощи). Большой стакан чая – стандартные десять рупий, что тоже удивительно при полном отсутствии какой-либо конкуренции, так как пляж, по сути, дикий.

Среди работников заведения был немного чокнутый Омар, который носился с нечленораздельными криками и приветствиями («халоу!») по всей бухте, отгоняя коз и коров от импровизированного огорода. Иногда это действо перетекало в сцены в духе Кустурицы и изрядно забавляло зрителей.

Среди постояльцев пляжа оказалась пара из Казахстана, которая, к сожалению, на следующее утро уехала, оставив о себе очень приятные впечатления. Было также еще несколько русских ребят и черногорец Дарио, с которым я смог немного попрактиковаться в сербском. В общем, недостатка в общении на Парадайзе я не испытывал.

Примерно неделю я провел в этой райской идиллии, засыпая каждую ночь в гамаке, убаюкиваемый шумом Аравийского моря. Чистое небо, не засвеченное городскими огнями, было инкрустировано бриллиантами созвездий и планет.

Время от времени я выбирался на пешие радиальные прогулки в Гокарну. Запомнилась, например, прогулка в пещеру Шивы, где в дальнем, очень душном помещении, окуренный благовониями и не только, Баба сидел, медитируя... в телефоне.

Находиться в самой пещере долго не хотелось из-за «украденного» воздуха, и моим следующим пунктом достопримечательностей в тот день стал храм Маликарджуна.

Я уже долго шел по жаре, когда меня со звуком рокочущего вертолета нагнал мотоциклист на «роял энфилде». Парень европейской внешности и моего возраста поинтересовался, куда я направляюсь. По акценту я понял, что общаюсь с французом, сообщил ему, что иду смотреть на индуистский храм неподалеку, показал ему карту, и байкер предложил меня подвезти.

Представьте мое удивление, когда я узнал, что его зовут Рено. Дело в том, что большую часть своей автомобильной жизни я водил именно машины марки Рено. Последний свой «рено кангу» я продал перед поездкой в Индию, но здесь это доброе французское имя вдруг продолжило оказывать мне транспортные услуги.

Рено решил сделать вместе со мной крюк в сторону храма и не пожалел об этом.

Спрятанный в джунглях комплекс оказался постройкой хотя и современной – возможно, десятилетней давности, – но очень качественной, выполненной по старинным технологиям, с филигранной резьбой по камню и дереву.

Одно для меня осталось загадкой: зачем храм спрятали так глубоко в джунглях. Посещают его, судя по всему, довольно-таки редко, так как до ближайших поселений несколько километров.

Последнюю ночь в Гокарне я провел прямо на пляже, расположившись на дне перевернутой лодки. Но количество предварительно выпитого индийского алкоголя не позволило мне адекватно оценить свое ложе, и наутро я обнаружил, что слегка измазался в собачьем дерьме, которое прилипло к лодке и замаскировалось песком.

Я второпях отмыл все, что было можно, в море – к счастью, масштаб бедствий был не столь катастрофическим, однако уровень моего похмелья оказался поистине колоссальным. Три бутылки крепкого пива и сто восемьдесят миллилитров рома «Олд монк» сделали свое грязное дело.

В автобусе меня спасло только то, что креветки и омлет (отлично приготовленный омлет из местного магазинчика, и прошу заметить, всего за двадцать рупий), съеденные накануне, уже переварились. Когда после литра ледяной воды, купленной на первой остановке в Маргао, меня стало тошнить от тряски прямо в окно автобуса, это отчасти напоминало льва в Петергофе, которому Самсон разрывает пасть: меня рвало практически чистой водой.

Переезд из Гокарны до Арамболя требует смены четырех автобусов (Гокарна-Маргао-Панаджи-Мапуса-Арамболь) и порядка семи часов пути в самое жаркое время дня: старт из Гокарны приходится на восемь утра. В моем состоянии все это представлялось нестерпимой пыткой, которую я уготовил сам себе. И все-таки я выжил, добрался до друзей и теперь, чистенький и вкусно пахнущий, пишу эти строки.

* * *

Первые две недели в Гоа я прожил в «Арамбольске», как его в шутку называют из-за обилия «руссо туристо». Это даже похлеще, чем Будва в августе. Я взял напрокат на целый месяц скутер «хонда нави» и катался по окрестностям, изучая образцы архитектуры северного Гоа: Мапуса, Чапора, Анджуна, Маргао и прочие городки и деревни были теперь для меня в легкой транспортной доступности.

Штат Гоа когда-то был португальской колонией, и все здесь напоминает об этом: начиная от конструкции обычных жилых домов с черепичными крышами и заканчивая архитектурой католических кирх, которых здесь, может быть, даже больше, чем индуистских храмов – мандиров.

Байк в Гоа – это необходимая составляющая комфорта. Конечно же, можно перемещаться «вторым номером» на мотоцикле друга или вообще автостопом, который там в целом неплохо развит, но свобода передвижения дорогого стоит. Благодаря «навику» я уже два раза побывал в соседнем штате Махараштра, до которого всего несколько километров от соседнего с Арамболем Керима, но тут и там – это две большие разницы, как говорят в Одессе.

Добраться в Махараштру можно через мост, а можно на бесплатном государственном паромчике с урчащим дизельным двигателем, закопанном где-то в недрах суденышка.

В Гоа все дороже, нежели в других штатах (кроме алкоголя, который здесь продается на каждом шагу).

Гоа – это вообще не Индия, если уж говорить «положа сердце на руку».

Человек, который отправился в Гоа по пакетному туру и не выезжал за пределы штата, не может утверждать, что побывал в Индии. С тем же успехом, сделав пересадку с рейса на рейс в Исландии по пути в США, он мог бы сказать, что побывал в Исландии, но на самом деле это неверно.

Впрочем, данная логика касается и других стран. Например, нельзя побывать в Египте, прилетев в Шарм-эль-Шейх и не выезжая за пределы этой туристической резервации. Такое путешествие можно сравнить с длительным пребыванием в пересадочной зоне аэропорта с кафешками и duty free.

Уже традиционно в Гоа распространены flea-маркеты, плетущие свои корни с феньками еще из восьмидесятых, а то и раньше, хипповых годов двадцатого века.

В Арамболе тоже есть такой рынок. Прямо на кромке пляжа вдоль береговой линии люди раскладывают свою продукцию или предлагают услуги по массажу, мехенди и прочему дредовалянию. На Сансет-маркете, как называется эта «блошка» из-за вечерних часов проведения, непосредственно на закате, большинство торгующих – опять-таки граждане стран СНГ. При этом Сансет-маркет – хипповская традиция с сорокалетним стажем, изначально он задумывался как рынок авторских хэнд-мэйд товаров для всевозможных дауншифтеров. А теперь здесь русский дух, здесь Русью пахнет, жареными пирожками, хворостом (помните эту сладость родом из детства?), соленьями и хачапури. У меня до сих пор сердце уходит в пятки, когда в памяти всплывает громогласный крик Васива – продавца вышеупомянутых грузинских лепешек с сыром.

Русские люди заставят есть гречку кого угодно и где угодно: «Нам, русским, за границей иностранцы ни к чему», как утверждает Борис Борисович в песне, которую я уже цитировал.

Традиция усугубляется чисто отечественным подходом к процессу: за торговое место идет борьба вплоть до угроз расправы! Я сам стал свидетелем одной такой разборки.

В общем, тут весело, и компания у меня подобралась, как обычно, веселая.

Из вечеринок я пока посетил только Ecstatic dance в the Source. Это совсем не рейв, и не на ночь, а вечером, и похоже скорее на смесь дискотеки и кундалини-йоги, но мне понравилось, и все два часа, что длилось мероприятие, я танцевал без перерыва на отдых.

Также однажды здесь я присоединился к спонтанно собравшейся тусовке из двадцати человек. В ночи мы поднялись на холм посреди Арамболя, где на вершине стоит шиваистский храм, и под виртуозный аккомпанемент гитары и перкуссии пели мантры до утра.

Впрочем, безусловно, нашелся «лик» (сербское слово, обозначающее некую персону), забредший совершенно случайно на наше сборище и инициировавший то, что называется: «Давай наше цоевское! Гаечный ключ переломлен пополам!» (цитата из древней контркультурной газеты «Иванов»)

Подобная «фестивальная» импровизация в формате джема мне сейчас гораздо больше по душе, нежели рейвы. В таком действе определенно есть душа. За тогдашний опыт огромное спасибо Ане Шленской, благодаря которой все эти случайные (случайные ли?) люди собрались так спонтанно и волшебно.

Вообще в Индии рядом со мной всегда оказывались свои, все случалось в нужное время, в нужном месте и как нельзя лучше.

После почти двух недель в Арамболе я переехал в «Гоа Клиник» в Нижнем Мандреме.

Мои дальнейшие слова – совсем не слоган и не рекламный текст, а скорее квинтэссенция местного образа жизни.

Точно так же стиль жизни на Балканах можно описать нарицательным словом «кустурица» (термин был придуман, когда мне в Сербии довелось участвовать в организации одного фестиваля электронной музыки, что тянет если не на отдельную книгу, то как минимум на небольшую повесть).

«Гоа Клиник» – это название терапевтического кабинета в Мандреме, который занимается первичными приемами и решением вопросов со страховыми компаниями. Скажем, если бы я обратился в обычный госпиталь с полным комплектом оборудования и врачей, то мне пришлось бы оплачивать все лечение самому, а уже в Сербии, в Белграде ехать в офис страховой компании на улицу Устаничку со всеми бумагами из больницы и выпрашивать деньги, и не факт, что мне бы эти деньги выплатили. При обращении за медицинской помощью через «Гоа Клиник» не пришлось бы ничего оплачивать. Все вопросы за некий процент решаются сами по себе, и что особенно приятно – эту комиссию оплачивает страховая компания.

«Гоа Клиник» находится в здании, где, помимо самой клиники, на втором этаже, считая от нулевого, располагается интересная квартира, этакий квазисквот.

Главный жилец этих апартаментов – Дима, известный под псевдонимом Глюк.

Дима – это человек-вулкан, постоянно извергающий из себя мегатонны шуток, подколов и стеба, накрывая все пеплом черного юмора, до которого, впрочем, охоч и я.

Мы познакомились с ним и с Аней в Белграде. Гуляли, пили много пива – в общем, делали все то, что и полагается делать «бродягам Дхармы». Из нашей компании только Аня, кстати, не пила и не пьет, что, несомненно, достойно уважения. Все это было года за три до моего путешествия на Индостан.

С Аней мы встретились вновь как раз в Покхаре в ноябре девятнадцатого года, в первой части моего путешествия во время месячного «визарана» в Непал – я уже упоминал об этом.

Аня – настоящий пилигрим. Светлые кудри, стройная, подтянутая фигура: накачанный тяжелым рюкзаком торс и изящно подсушенная, рельефная спина. Аня путешествует в одиночку по всей Азии всеми возможными способами, включая автостоп, и обладает просто колоссальным кладезем знаний о регионе.

В частности, именно она мне поведала о гокарнских гамаках за двести рупий. После в Варкале друг уверял меня: «Машит, ну ты же понимаешь, что гамак не может стоить двести рупий!» – оказывается, может! Именно за такую цену я и приобрел гамак в Гокарне.

У Ани был такой же «навик», как у меня, но угнаться за Аней порою было очень сложно. Она выкручивала ручку газа до упора и, распевая что-то из русского рока, буквально летала по дорогам Гоа.

Как-то мы вместе поехали в Махараштру побродить по территории заброшенного завода «Шелл». Аня знала его местонахождение только приблизительно, и, добравшись до района поисков, мы начали останавливать и расспрашивать проезжавщих мотоциклистов.

Сразу же нам на помощь пришел местный парнишка, который вызвался проводить нас к заводу. Сам он никогда туда не ездил, а потому ему было интересно там полазать, к тому же в компании двух белых туристов из Гоа.

Сам завод оказался огромной заброшенной территорией с недостроенными объектами для перегонки нефти и в целом ничего интересного из себя не представлял – разве что отлично подошел бы для съемок постапокалиптического фильма.

Мы недолго побродили по нему и отправились на «парадайз-бич» – нередкое, как вы уже поняли, название для пляжа в Индии.

Аня жила в палатке на крыше «Гоа Клиник», но пользовалась всеми благами квартиры-сквота. В момент, когда я выписался из Арамболя, Аня выписалась из квартиры в «Гоа Клиник», и на освободившееся место в гостиной меня любезно пригласил Глюк.

Что может быть прекраснее, чем спать под мерный шум вентилятора, разгоняющего комаров? Пожалуй, только почивать на природе, в гамаке, под громкое шипение океана, а в Гоа это вовсе не проблема.

Кстати, москитов у моря в ветреную погоду обычно не бывает – их просто сдувает. Но в этот раз я все-таки выбрал толику домашнего комфорта и тахту с поролоном.

Помимо Димы и Ани, в «Гоа Клиник» в разное время жили Оля (девушка Димы), Никитос, Лена, Карен – и автор этих строк.

Если Дима – это человек-вулкан, то Никитос – это человек-ураган, летающий по Северному Гоа на своем FZ в совершенно неприемлемых состояниях. Впрочем, большинство участников дорожного движения из наших соотечественников не уступают ему в этом, что делает передвижение на байке по Гоа занятием весьма рискованным.

«На достаточно длительном промежутке времени вероятность выживания каждого из нас стремится к нулю» © Чак Паланик, «Бойцовский клуб».

* * *

В один из теплых пятничных нижнемандремских вечеров я приготовил кастрюлю оливье, и мы с Никитосом сразу же съели половину, а потом, недолго думая, рванули в Анджуну на рейв.

В Анджуне все устроено таким образом, что, если вы не любитель стоять непосредственно у саунд-системы, а сторонник танцев под луной у кромки теплой воды, ласкающей босые ступни и согревающей щиколотки (ночи в Гоа в феврале порою прохладные), то можно даже не платить за вход, а скакать под музыку, предаваясь единению с океаном. Не нравится музыка на этой вечеринке – можно пойти дальше вдоль моря и выбрать себе «лайнап» по душе.

Какое-то время мы так и плясали с Никитосом на берегу, пока ему не заблагорассудилось попрыгать у колонки, причем на халяву. Мы выбрали точку, где собирались проникнуть на территорию вечеринки, продумали план – подтянувшись, залезть на террасу, – и Никитос пошел первым. Я приготовился вторым, но тут увидел, что из-за одного из соседних столиков вышел, судя по всему, охранник и пошел за Никитосом. Вскоре к охраннику присоединился второй. Я как раз хотел в этот момент забраться внутрь, воспользовавшись тем, что охрана отвлеклась на моего приятеля, но с другой стороны, что мне там без него было делать? Попытка найти Никитоса у входа не увенчалась успехом, музыка испортилась, трансформировавшись в какой-то неритмичный «дарк», и я пошел по берегу в сторону «Shiva Place» – одного из культовых трансовых мест.

Туда весь сезон можно было пройти бесплатно именно по морю, чем я и воспользовался в этот раз, бодро отплясав до самого утра.

Зачем? О, это замечательный вопрос, когда вы задаете его сами себе!

Для меня транс как жанр музыки – многофункциональный инструмент. Такую музыку можно использовать как жизненный метроном. Скажем, в экстремальных видах спорта она помогает расчленять сложные трюки на составляющие и отсчитывать время исполнения каждого элемента в привязке к тактам.

Сам же рейв – это возможность стопроцентно ощутить свое тело в связке с мозгом через погружение в транс. Конечно же, это можно сделать и без толпы людей поблизости, но во время рейва начинается самое интересное – ментальное взаимодействие с людскими массами на одной волне. Если оседлать такую волну, открывается уйма возможностей.

Пока я не могу объяснить это словами, так как изучал эту область исключительно на практике, но наверняка все это связано с физическим устройством нашей души. Есть в ней что-то, что можно и пощупать, и измерить в общем смысле.

Зависая на балконе квартиры в «Гоа Клиник», можно было наблюдать целый паноптикум из прибывающих в «нашу больничку» пациентов с разного рода проблемами и просто российских туристов-пакетников, то есть «понаехавших» буквально на одну-две недели по купленному туру и греющих свои кости на прекрасных песчаных пляжах.

Признаться, мне обычно очень неуютно находиться в местах скопления наших людей из числа «пакетников»: я начинаю испытывать постоянное чувство стыда за них и свою родину, потому что поведение этих особ порою максимально неадекватно.

Неадекватность может настичь кого угодно, но чтобы в таких масштабах...

Еще с нашего балкона в «Гоа Клиник» мы однажды наблюдали битву орлана и нескольких ворон. Зрелище было захватывающее и эффектное. Орлан пытался украсть воронье яйцо из гнезда, расположенного в основании верхушки пальмы, но вороны позвали на помощь собратьев, и те вчетвером чуть не заклевали неудачливого хищника.

С нашей просторной террасы сквозь пальмы можно было видеть кусочек моря и пляжа. Это был крайне «залипательный» балкон – Никитос не даст соврать. И, как вы понимаете, выбираться из этого места было тяжело, а главное, не хотелось – оно держало своими балконьими лапами и будто бы шептало на ухо: «Оставайся... Здесь же так хорошо... Зачем тебе рваться куда-то, в какие-то странствия... Посиди в удобном ротанговом кресле с подушками еще немного... Еще чуть-чуть...»

Словом, «Гоа Клиник» – это не просто медицинское учреждение, это местный стиль жизни, а также приватный чатик в «телеге» для всех сопричастных, который существует и по сей день.

22/02/2020

Имея в распоряжении байк, я, конечно же, хотел опробовать его в путешествии на более или менее значительное расстояние. Своей целью я выбрал Хампи и построил на карте траекторию в виде условного овала, чтобы посмотреть побольше достопримечательностей и не возвращаться обратно той же дорогой.

Первой точкой моего пути был Палолем в Южном Гоа, где уже не первый год останавливаются ребята, с которыми я познакомился в Непале в Покхаре.

Денис и Алена – прекрасная международная русско-украинская пара. Мы встретились в Покхаре не без помощи Ани. Она жила с ними в одном и том же «хоум-стэе», и мы «случайно» (тут я не могу сдержать усмешку) все вместе пересекались на общей террасе. В то время мы устроили кинотеатр на стене соседнего дома, попивая пиво на балконе, чем вызвали недовольство соседа-соотечественника, который, впрочем, предпочел выразить свои эмоции по-английски.

Обо всех подробностях поездки в Хампи обязательно напишу чуть дальше, а сейчас приведу только факты и цифры.

До Палолема из Мандрема – 99 километров.

В Палолеме я провел два дня – уж очень мне понравился местный «Парадайз бич» – и поехал дальше в Гокарну.

Из Палолема до Гокарны – 103 километра. Здесь я также провел два дня.

Из Гокарны до Банаваси – 108 километров. Я осмотрел храмовый комплекс Мадхукешвара и решил в тот же день доехать до Хампи.

Из Банаваси до Хампи – 244 километра. Итого на пятый день своего «трипа» я преодолел 554 километра, не считая плутаний, которые, само собой, случались.

Предупрежу байкеров и автомобилистов: не выбирайте для навигации Maps.me. Это отличные оффлайн-карты, но они нормально работают только с пешими прогулками. С большими скоростями «мэпс.ми» не справляется. Такое не страшно на дороге в чистом поле, где просто нет других вариантов траектории, но в городе это просто катастрофа. Подъезжаешь к перекрестку, и навигатор начинает крутить карту туда-сюда, так что сориентироваться после этого просто нереально. Поэтому на весь километраж, пройденный мною, можно смело накидывать десять процентов из-за шуточек электроштурмана. Возможно, виноват китайский «ноунейм» смартфон.

В Хампи и его окрестностях я провел три ночи, затем направился в Айхолу, до которой было 139 километров, и после осмотра достопримечательностей сразу же поехал в Бадами, до которого оставалось всего 35 километров.

В Бадами я решил не ночевать, тем более что там произошел неприятный инцидент с мартышками, о котором подробнее напишу позже. Я направился в сторону водопада Сурла, выбрав по пути точку для ночлега на берегу искусственного озера Малапрабха – до него было 85 километров.

Утром следующего дня я выехал в Сурлу полюбоваться водопадом – это еще 128 километров – и в тот же день около четырех часов пополудни совершил заключительный бросок до Мандрема продолжительностью 71 километр.

Итого получилось 1012 километров. Добавим погрешности навигатора, мои собственные ошибки в навигации, из-за которых пришлось поколесить по местности, и сумму можно смело округлить до 1100 километров.

01/03/2020

Пляж Палолем расположен на самом юге Гоа в маленькой, пару километров в ширину, бухте, окруженной рифом и небольшим островом Каника, который чем-то напоминает остров Светого Стефана в Черногории – только Каника не освоена, хотя и обитаема. Говорят, островок находится в чьей-то собственности. Во время отливов остров превращается в полуостров, и к нему можно перейти по камням.

За «тач-даунами» – закатами, при которых солнце уходит за горизонт в стороне океана, словно падая в воду, – приходилось идти за мыс и подниматься на невысокий утес по тропинке.

Алена и Денис – спокойные и рассудительные ребята, все время создают вокруг себя комфорт и уют.

Расписанные стены и всевозможные декораторские штучки в стиле бохо придают жилищу Алены и Дениса теплую, домашнюю атмосферу.

После заката и вкусного ужина, частично приготовленного (кстати, на индукционной плитке, с которой ребята путешествуют), а частично взятого навынос в «отеле» (да-да, именно так в южной части Индии почему-то называются кафе и ресторанчики), мы смотрели какой-нибудь фильм, обсуждая по ходу сюжета попутные темы.

Скажем, перед просмотром «Однажды в Голливуде» я не преминул рассказать ребятам реальную историю Романа Полански и Чарльза Мэнсона.

Мне кажется, без этой информации фильм очень сильно «сдает» в сознании неподготовленного зрителя. Тем временем Тарантино творит новый жанр в кино – «альтернативная реальность». Впрочем, наверное, это спорный момент, и фантазии на тему прошлого, в духе «если бы да кабы», уже неоднократно эксплуатировались продюсерами и ранее.

Небольшой казус случился у нас, когда ребята попросили меня нарисовать дерево на одной из стен.

Сначала Денис предоставил мне как художнику полную свободу, выдав при этом всего две краски: флюоресцентную зеленую и оранжевую.

Я начал реализацию своего замысла, но в процессе Денис строго-настрого запретил мне пользоваться оранжевой краской: она показалась ему слишком яркой. В итоге работа оказалась незаконченной, так как по задумке у изображенного мною дерева должны были расти плоды или цветы в виде мандал – трех- и четырехлистных лотосов, подобно тем, в которые заключены символы чакр.

Всего предполагалось нарисовать тонкой кисточкой девять оранжевых мандал, но Денис был категорически против столь ярких пятен на стене, чем меня немного огорчил, не дав завершить задуманное.

Подытожу: если вы решили связаться с художником – доверяйте ему. Не диктуйте свое мнение. Позволительный максимум – это рекомендательные пожелания. Исключения можно делать для творческих групп, но и такие случаи должны обходиться без диктаторства.

Впрочем, я сам по жизни эгоист, а эгоист-художник – это эгоист в квадрате. Относительно собственного творчества – в кубе.

Главное, что ситуация с деревом никак не омрачила наш дальнейший совместный досуг. Надеюсь, ребят не сильно расстроит этот фрагмент моей истории.

Кажется, это было у Набокова: мол, не стоит обижать писателей – они могут вас увековечить с дурной славой. Я, конечно, не обиделся, да и Денису дурной славы не хочу ни в коей мере, а до Владимира Владимировича мне как до Уханя летучей мышью.

Честно говоря, Палолем больше ничем меня не впечатлил. Бесспорно, это тихое, уютное место как нельзя лучше подходит для консервативных влюбленных парочек или молодых родителей с маленькими детьми, что иногда одно и то же.

Первый участок моего пути от Мандрема до Палолема был, по сути, тренировочным броском на байке и оказался, пожалуй, самым тяжелым. Из Мандрема я выехал слишком поздно – около полудня, когда уже вовсю пекло солнце, и всю дорогу провел в шлеме, испугавшись разговоров о полиции, которая лютует в Гоа на каждом углу, «окучивая» туристов без шлемов.

Путь через Гоа, ко всему прочему, очень сильно перегружен трафиком, поэтому передвигаться приходилось очень медленно, а если дорогу еще и ремонтировали, что встречалось постоянно, поездка превращалась в невыносимую пытку пылью из-под колес автобусов и грузовиков.

Уже в поездке до Палолема я начал приобретать загар мотоциклиста – сильно запеченные локти и предплечья, лицо, голени и колени. Но какой же это непередаваемый кайф – лететь, обдуваемому горячим ветром, обгоняя всех и вся, закладывая «навик» в поворотах и прыгая на «лежачих полицейских», иногда просто забывая притормозить, а порою намеренно подгазовывая перед прыжком.

В следующее свое путешествие по Индии я обязательно обзаведусь настоящим байком и проеду по всему маршруту на нем – это теперь моя маленькая мечта, одна из многих.

Да и в Непале это будет актуально, учитывая среднюю скорость передвижения на автобусах в тех краях.

Отгостив у ребят две ночи и учтя предыдущий опыт старта в полдень, я выехал в этот раз пораньше, около девяти утра, и направился в сторону Гокарны – уж очень мне понравилось отдыхать на тамошнем Парадайзе.

В Гокарне случилась моя первая встреча с индийской полицией. До этого мне удавалось, по совету Глюка, объезжать полицейских, когда они меня тормозили, и давать газу – погони никто не устраивал.

В тот раз меня остановили два копа, стоявшие на перекрестке. Скорее из любопытства я решил их послушаться, хотя в любой момент мог газануть и улететь в неизвестном направлении, но полицейские почему-то даже не попытались вытащить ключи из байка. Более того, найдя у меня паспорт, они тут же вернули его, не заглянув внутрь. А вот когда копы добрались до «пяточки» в целлофане и зажигалки с трубкой, то изъяли их и держали при себе, сразу приступив к выбиванию денег. Начали они с суммы в тысячу рупий.

Периодически копы отвлекались на других участников дорожного движения, давая мне возможность в любой момент уехать, оставив им трубку и «пяточку», которые сами по себе стоили семьдесят рупий. Но я почему-то решил остаться до конца и узнать, чем история закончится.

А дальше состоялся примерно следующий диалог:

– Ну, давай хотя бы пятьсот рупий, – не унимался полицейский.

– Нет, братишка. У меня перерасход, поэтому могу предложить сто рупий, – настаивал я на стандартной цене.

– Ну, что ж с тобой делать, давай, – резонно согласился коп.

Я положил купюру в шлем, и полицейский опустил туда руку, оставив взамен трубку, зажигалку и «пяточку».

Точно такой же случай произошел потом со мной ночью у фонтана за Сиолимским мостом. И точно так же копы все вернули за двести рупий, пожурив и пригрозив, что если найдут в следующий раз, то возьмут пятьсот!

Содержимое моих документов при этом никого не интересовало (водительского удостоверения у меня не было – была распечатка фальшивых прав, сверстанная в фотошопе), впрочем, как и наличие шлема на моей голове, поэтому весь оставшийся маршрут я проехал без «защиты» (реальной защиты этот шлем не дает, а только весьма условно страхует от штрафов). Даже от насекомых этот головной убор не спасал: на нем отсутствовала маска.

Максимальная скорость «навика» – 70 км/ч под горку, а на ровных участках и того меньше – 65 км/ч, однако даже на этой скорости столкновение с крупными насекомыми весьма ощутимо. Единственное, что спасало глаза, – это реакция. Стремительно приближающееся к глазному яблоку насекомое очень хорошо видно, и я успевал или закрыть глаз, или увернуться.

Пару раз на полном ходу мне прилетали в плечо и переносицу какие-то насекомые размером с крупных майских жуков, и это, должен сказать, было очень неприятно, если не больно. Но езда без шлема – это был мой выбор, хотя и не буду спорить, что не совсем правильный. Впрочем, отсутствие шлема дисциплинировало меня как водителя, и я перестраховывался во всех неоднозначных ситуациях на дороге, каковых здесь, в Индии, тьма-тьмущая.

«Индийчики», как называет их Никитос, любят создавать опасные ситуации из ничего. Траектории их движения напоминают клубок спутанных нитей: люди постоянно застревают в пробках, как в узлах, но при этом очень быстро все распутывают, и поток этих нитей словно пульсирует от неподвижности до скорости 50-60 км/ч.

Полный хаос царит даже на автомагистралях. Четырехполосная дорога с разделителем может легко использоваться с обеих сторон от отбойника во всех направлениях. Понятие «встречная полоса» здесь в принципе условно, и никто не напрягается по этому поводу даже на участках с круговым движением, а вся коммуникация между участниками движения происходит при помощи звуковых сигналов.

В этот раз Парадайз-бич столкнул меня с нерадивой англичанкой, лет сорока пяти на вид, которая подражала индийским женщинам – те будто бы метут улицу перед своим домом, но на самом деле просто поднимают пыль в воздух, заставляя окружающих дышать ею.

На мое замечание по этому поводу жительница туманного Альбиона стала оголтело кричать, чтобы я не лез не в свое дело и вообще не трогал ее, так как она находится на своей территории.

Я не стал возражать, а на следующий день она, очевидно, позабыла об инциденте. С ее соседом, тоже англичанином, мы потом встретились на вечеринке в Арамболе: то была причудливая смесь рейва и гипноза – впрочем, танцевать мне понравилось и в сопровождении гипнотизерши.

Покинув Парадайз в семь утра, пока большинство гамачников и палаточников еще спали, и выехав из Гокарны около восьми, в районе полудня я добрался до Банаваси и прогулялся по местным храмам. Много времени это не отняло, поэтому я решил в этот же день доехать до Хампи, преодолев таким образом более трехсот пятидесяти двух километров среди бесконечных хлопковых и кукурузных полей и банановых рощ.

Последние пятьдесят километров пришлось проехать уже в темноте. После заката летающие насекомые становятся просто невыносимыми. Если днем они попадаются редко, то вечером летят на свет фары, и мне приходилось постоянно протирать глаза и сплевывать тщедушные тушки, застревавшие между губ (губы нужно было плотно сжимать, чтобы не наглотаться ночных бабочек и мотыльков). Это природное явление так и называется – «мухин час», и байкеры стараются избегать поездок в позднее время.

Уже после восьми вечера я добрался до Хампи и решил не искать в темноте место для ночлега, а за триста пятьдесят рупий снять комнату в «хоум-стэе» с общим душем и туалетом «indian/nepali style».

Утром я отправился изучать окрестности и сразу понял, что заночевать можно было практически где угодно: повсюду оказались раскиданы гектары древней «жилой площади», выстроенной из монолитных каменных блоков. Это напоминало детали гигантского доисторического лего, разбросанные среди скал, рек и кокосовых плантаций.

Масштабы древнего строительства вызывают подлинное восхищение наравне с величиной храмов в Египте, таких, как храм Карнака рядом с Луксором и храм двух фараонов под Асуаном. Карнака – Карнатака...

Если подняться на вершину одного из холмов и взглянуть на другие горы вокруг, кажется, что скопища огромных валунов и природных платформ, скалы, конструкции которых порою приобретают совершенно скульптурный и архитектурный облик, – это разрушенные храмы, построенные богами-титанами когда-то давным-давно, еще до всех известных нам цивилизаций.

Вдоволь нагулявшись, я сел на байк и поехал на другой берег реки Тунгабхадра, чтобы перед закатом подняться на холм Анджанадри.

Сам подъем очень удобный и организован в виде настоящей лестницы, а в конце путника ждет сюрприз – колонка с совершенно бесплатной фильтрованной холодной водой.

Место и вид, который открывается с высоты, просто потрясающие – все пропитано невероятно доброй энергией, пульсирующей по всей долине. Краски неба подчеркивали это своей динамичностью, и временами создавалось впечатление, будто я поел грибочков с картошечкой. Лисичек или маслят. Ну, вы понимаете, как это бывает в местах, где душа выворачивается наизнанку. Нет, я не про психиатра.

Мне, конечно же, захотелось остаться заночевать прямо там, на плато, чтобы утром встретить рассвет.

Публика на закате подобралась примерно такая: 45% – индийцы, 45% – русскоговорящие и 10% – все остальные нации, вместе взятые.

Я выбрал удобную точку для проводов солнца и сел созерцать окружающие красоты.

Рядом со мной расположилась группа туристов из русскоговорящих стран под предводительством русского гуру-шамана, который проводил со своими подопечными то ли сеанс холотропного дыхания, то ли какие-то другие кундалини-техники – я не вдавался в подробности, но мне было искренне жаль этих дев, ищущих духовный путь. Они лежали на холме с закрытыми глазами и внимали словам псевдо-гуру (мое субъективное мнение!), пропуская, возможно, красивейший в их жизни закат – вместо того им приходилось наблюдать за цветными точечками, которые летают в визуальной составляющей сознания, если сомкнуть веки. А гуру тем временем вещал, любуясь феерией небесных и земных красок.

Сеанс закончился, когда спустились сумерки.

Все туристы уже ушли с плато – остались только «холотропщики» и ваш покорный слуга.

Гуру нарочито громко, видимо, чтобы я тоже услышал, сообщил своей группе, что теперь на вершине ночевать нельзя, хотя раньше было можно, и они стали собираться.

Под раздаваемые гуру советы «от Капитана Очевидность» (например, о том, что в темноте необходимо ступать на носок, а не на пятку) вся группа удалилась в сторону спуска вниз, а я достал газовую горелку, приготовил чай и, немного перекусив, натянул гамак, готовясь ко сну.

Следующий день подарил мне восхитительный рассвет. Я успел снять гамак еще до того, как на шоу пришли первые туристы.

* * *

К моменту, когда солнце взошло, на плато собралось уже слишком много любопытствующей публики, чтобы я мог спокойно приготовить себе кофе.

Бьюсь об заклад: если бы я начал разбирать газовую горелку и кипятить воду, вокруг меня собрались бы пара десятков индийцев, как на файр-шоу.

Пройдя немного вниз по лестнице с вершины холма, я свернул на тропинку, которая привела меня к пещере очередного Бабы, устроенной под длинным утесом, выпирающим, как козырек.

Кто-то построил стены, отгородив подобие квартиры, и оставил настоящий дверной проем – правда, без двери.

«Прихожая» была тоже хорошо защищена от дождя и ветра – там-то я и приготовил себе завтрак, а позавтракал уже на солнышке, на одном из утесов, напоминающих греческие Метеоры. Я могу уже не упоминать, что вид открывался феерический: другого мое путешествие не предполагало. Одной из моих целей было «сделать себе красиво» (дизайнеры и архитекторы меня поймут).

За всю прогулку по Хампи я так и не смог найти большую каменную колесницу с купюры в пятьдесят рупий, как ни вглядывался с разных холмов в подробности храмовых комплексов. Колесница была одним из важных пунктов в моем личном списке «сделать себе красиво».

Спустившись с Анджанадри, я нашел какой-то гестхаус с кафешкой (единственный работающий на другом берегу реки Тунгабхадры, так как сезон уже заканчивался), заказал там омлет и чай, поставил на зарядку аккумуляторы для камеры и выяснил у местных, где же скрывается колесница.

Оказалось, что колесница расположена в храме Виттала, до которого я вчера не дошел буквально пятьсот метров. Что-то сбило меня с пути и увело в обратную сторону.

Я оставил рюкзак и байк в гесте, так как на байке мне пришлось бы возвращаться на двадцать километров назад из-за большой речной преграды и скудного количества мостов.

Передо мной был альтернативный вариант: за двадцать рупий перебраться на другую сторону реки на «паромчике» в виде моторной лодки и пройти пешком пару километров.

Само собой, я так и сделал, повторно насладившись прогулкой под палящим солнцем. Конечно, приходилось как можно большую часть пути скрываться под колоннадами древних строений, часть из которых облюбовали бездомные, а в одном из пафосных каменных зданий расположился полицейский участок.

Храм Виттала, яркий представитель дравидийской архитектуры, был построен в пятнадцатом веке, в период правления короля Деварая Второго. Это действительно настоящий бриллиант и рукотворное чудо, но, откровенно говоря, я ожидал увидеть в нем колесницу гораздо больших размеров. Почему-то мне она представлялась размером с трехэтажный дом, поэтому я решил предварительно проверить, есть ли колесница внутри, поднявшись на вершину соседнего холма – все-таки вход в храм стоил шестьсот рупий, а находившееся в нем скрывали высокие каменные стены и резные ворота. Большинство комплексов построено именно по такой схеме.

Но как виртуозно это сделано – поистине поражает.

Огромные каменные блоки филигранно подогнаны один под другой, а резьба по камню настолько художественна и точна, что начинаешь сомневаться, действительно ли все это построили люди.

Колесницу с холма я так и не разглядел и пошел внутрь наудачу.

Как я уже говорил, колесница оказалась гораздо меньше – именно поэтому мне не удалось рассмотреть ее с утеса, так как я ожидал чего-то более внушительного. Впрочем, я ее даже видел (это стало понятно потом по фотографиям), но не понял, что это именно она.

Закончив осмотр храма Виттала, я вернулся к байку и отъехал несколько километров от Хампи в направлении следующего пункта моего маршрута – Бадами.

Совершать марш-бросок до Бадами в тот же день я не стал и нашел для ночлега прекрасные тенистые деревья в непосредственной близости от небольшого водопада. Это был скорее искусственный водный каскад, куда направлялась лишняя вода из канала, который тянулся из водохранилища с дамбой, построенной чуть выше.

Днем это место было людным. Туристы заполняли все «джакузи» каскадов и прыгали со скал – в основном индийцы, но попадались и европейцы. Я натянул гамак и наслаждался жизнью. Туристы с некоторой завистью (у них ведь не было гамака), но все же одобряюще смотрели в мою сторону. Местные интересовались, не собираюсь ли я здесь спать, а я, в свою очередь, не раскрывал интриги и в какой-то момент снял гамак и уехал в неизвестном направлении (а на самом деле – за ужином и пивом).

Вернувшись на закате и отужинав на одном из речных камней, я уже в темноте повесил гамак на прежнее место, попил горячего чаю и лег спать.

09/03/2020

Бадами.

Утром я проснулся слегка простуженным.

Засыпая с вечера, я укрылся спальником, не заворачиваясь в него, так как было тепло, но ночью вода в водопаде быстро остыла, как и ветерок, постоянно гулявший вдоль русла реки, и мне основательно продуло шею.

Все это наложилось на дневной перегрев – слишком много времени я провел под агрессивными солнечными лучами во время прогулок.

В общем, легкая простуда была налицо, и я решил не оставаться дольше в Хампи (но обязательно вернуться сюда в будущем), а продолжить путь в направлении «дома», то есть «Гоа Клиник».

До Бадами я доехал без приключений. Ну, как без приключений...

На дороге здесь постоянно что-то происходит, и приключения воспринимаются как норма – перестаешь обращать на них внимания и чему-либо удивляться.

Во время пути мне бросались под колеса «навика» многочисленные собаки, коровы, обезьяны и кошки, которых здесь совсем мало.

Один раз даже слон медленно проплыл по асфальту, переходя дорогу. Кроме этого случая, мне в Индии не везло на слонов – я повстречал их только в Непале, в Саурахе.

А еще мне попались на пути маленький торнадо (совсем безобидный, метров десять в диаметре) и человек-паук – какой-то странный индиец, который на руках и ногах передвигался по дороге, как бы прижатый к земле всем телом, натурально, как паук или даже краб.

Бадами не сильно уступает Хампи в культурном и визуальном содержании, но при этом городок не пользуется популярностью у массового туриста. Это удивительное место посоветовал мне водитель авторикши, когда я присел в тени баньяна, чтобы изучить карту для дальнейших перемещений. По его же рекомендации я поднялся на Анджанадри в Хампи.

Бадами очень напоминает Петру в Иордании своими ущельями в скалах и удивительными храмами на утесах.

В самом городке тоже много древностей прямо посреди хаотичной и пестрой жилой застройки. Местные жители укрываются в этих святынях от жары.

Живописное озерцо окружено обветренными скалами причудливых форм, и повсюду храмы, храмы, храмы.

И сотни мартышек, от которых нужно тщательно все прятать.

Забавная история случилась там со мной из-за этих красномордых дьяволят.

Я не очень удачно, как впоследствии выяснилось, припарковал свой байк у черного входа в археологический музей, оставил на нем привязанный рюкзак и стал подниматься на утес.

Место было очень красивое, и стоило бы уделить ему больше внимания, но, осмотрев все детали, я поспешил спуститься с другой стороны холма, со стороны официального входа в музей. Подходя к байку, я застал следующую картину: какие-то местные подростки скатывали «навик» под горочку, а нижнее отделение рюкзака было открыто и явно выпотрошено.

Сразу же мое сознание стало рисовать картины того, как коварные «индийчики» воруют мои вещи и угоняют байк.

– Какого хрена вы делаете?! – почти закричал я, подбегая к месту «преступления».

– Мы просто обычно играем здесь в крикет и не хотели бы, чтобы ваш байк пострадал, – сбивчиво объяснил мне старший из пацанов.

– А почему рюкзак открыт, и где, черт побери, моя газовая горелка и газ?! – продолжал я негодовать, успев оценить масштабы бедствия. Пропали только горелка и газовый баллон. Основное отделение и карманы не были открыты.

– Это не мы! Это обезьяны! Обезьяны – зло! Они создают проблемы, – стали оправдываться ребята.

– Я не верю вам. Обезьяны не могли открыть эту молнию, – и действительно, когда я набивал дно рюкзака мягкими вещами, защищая кухонный комплект и создавая удобство для спины, открыть молнию становилось очень сложно. Сказывался возраст рюкзака и большое количество застежек, строп, блоков.

Я просто не мог поверить, чтобы мартышки могли открыть нижнее отделение.

И тут один из подростков нашел газовый баллон без горелки.

Отойдя в сторону буквально на пятнадцать метров, я обернулся и увидел, что обезьяны опять мгновенно оккупировали байк и с новым усердием приступили к изучению рюкзака.

Постепенно я начал понимать, что ребята были правы, а мои подозрения оказались ложными.

Кружку я нашел уже за оградой музея. Чуть выше по склону валялась и горелка.

Я извинился перед молодыми бадамцами, поблагодарил их, посмотрел еще один храм в городе и поехал в сторону водохранилища Ренукасагар, где присмотрел себе на гугл-карте место для ночлега.

Кстати, основной совет, который можно дать любому, и начинающему, и продвинутому путешественнику – как можно дольше и глубже изучайте карту местности. Рассматривайте и сопоставляйте сразу несколько разных карт: информация на них может не совпадать, что дает почву для анализа и поиска подводных камней.

Гугл-карты в режиме «спутник» при грамотном подходе могут предоставить вам любые данные, которыми обычно владеют только аборигены. Никогда еще путешествовать по укромным уголкам не было так просто. Сейчас можно исследовать весь мир, не выходя из своей комнаты, и вполне вероятно, что кто-то так и поступает.

Уже на закате я добрался до огромного озера, спустился на байке к берегу, проехал вдоль лагеря местных, но так и не понял его назначения. Поселение выглядело как цыганский табор из пары десятков автодомов.

Я остановился под баньяном с маленьким мандиром прямо у кромки воды. Повесив гамак на развесистых лапах бенгальского фикуса, я приготовил ужин и горячий чай и наслаждался затухающими мазками послезакатного света, идеально повторенными на застывшей глади воды.

Выше по склону время от времени проезжали грузовики и мотоциклы. Я засыпал под их отдаленное рычание и размеренный шум водоочистной станции неподалеку.

Падающие листья баньяна иногда возвращали меня в реальность, но вскоре я погрузился в глубокий сон до самого утра.

Утром я позавтракал в компании семейства лангуров.

Лангур – это черномордая мартышка. В отличие от красномордых, которые устроили ревизию моего рюкзака в Бадами, лангуры не такие агрессивные, практически цивилизованные. Я рассказывал в начале повествования, как один такой «пацан» залез к нам в хостел в Ришикеше.

Обезьянье семейство обступило меня еще на стадии приготовления кофе в момент, когда я доставал печеньки, но никто при этом не посягнул на мою собственность, даже когда пачка с хрустящими сладостями была открыта.

Самый крупный самец из стаи, отец семейства, просто сел рядышком и наблюдал за моей трапезой.

Я предложил печенье вожаку, который подошел ко мне ближе остальных. Он аккуратно его взял и не торопясь, вполне по-человечески, интеллигентно съел.

А потом все семейство разбрелось по территории под баньяном и приступило к завтраку сухими листьями, не беспокоя ни меня, ни байк, ни рюкзак.

* * *

От водохранилища до водопада Сурла было порядка 130 километров. Часть этого пути проходила по свежевысыпанному в качестве подушки крупному гравию, примерно такому же, из которого делают железнодорожные насыпи.

То еще удовольствие – на скорости 20 км/ч ехать как на диком (потому что неуправляемом) скакуне, глотая пыль от всех вырывающихся вперед машин, которые еще недавно на асфальтовом полотне я сам с легкостью обгонял.

Добравшись до Сурлы, я отобедал в столовке при местном отеле и отправился в трек, разузнав маршрут у местных. В ответ, по обыкновению, получил несколько стандартных вопросов («Откуда ты? Как тебя зовут?»), и уже в который раз, после того как люди узнавали, что я из России (мало кто знал, что это за страна такая – Сербия, а чаще ее попросту путали с Сибирью), мне сразу же начинали советовать никуда не улетать, а оставаться здесь, в Индии, потому что здесь безопасно. Я сначала не понял, о чем индийцы мне говорят, а потом выяснил, что речь идет о каком-то коронавирусе, отдельные разговоры о котором начались уже с первых дней декабря. На эту тему ползли какие-то анекдотические слухи и интернет-мемы, и их было сложно воспринимать всерьез. Улыбнувшись в ответ на напутствие, я заверил советчиков, что никуда не улечу и останусь в Индии, и они привычно и радостно закивали головой: «Ачча! Ачча!»