А может, все это приснилось?

Бхопал

...Черная полоса, в которую вошла Индия с убийством Индиры Ганди, расширялась и темнела с каждым днем, поглощая еще не охваченные места. Она, эта чернота, владела людьми, застилала свет и поднималась туманом над их домами. Ровно через месяц после похорон, день в день, новая беда пришла в Индию.

Первые страницы всех утренних газет 3 декабря 1984 года начинались одним словом — «БХОПАЛ».

— До чего же не везет, одно за другим. Послушай, Ась. — Никита стал читать вслух:

— «Ночью со второго на третье декабря произошла авария на химическом заводе концерна «Юнион карбайд» в столице штата Мадхья Прадеш городе Бхопале. Высокотоксичный газ метилизоцианид (МИЦ) по невыясненным обстоятельствам вырвался наружу из 15-тонной цистерны, и смертоносное облако пошло на город. По предварительным данным, около тысячи человек погибло, многие находятся в больницах. Всего пострадало около сорока тысяч человек...»

— Господи! Сорок тысяч! Да ведь это целый город! А что это за газ такой?

— Газ, вернее, вещество, которое перерабатывают в пестициды. Это, кстати, был один из самых крупных заводов в Индии. Да-а, ну и дела... — вздохнул Никита.

— А что же теперь будет? Газ ведь может и на Дели пойти.

— Да нет. Во-первых, он не дойдет. До Бхопала, по-моему, около семисот километров. Во-вторых, я прочитал, что МИЦ нейтрализуется при соприкосновении с водой или паром. Многих в Бхопале это спасло. Вот почитай, очевидец пишет — обмотал себе все лицо мокрым полотенцем и остался в живых, только глаза пострадали. — Никита передал мне газету. — Читай, я в посольство съезжу.

Никита вернулся через несколько часов, усталый, будто с тяжелой работы. Тем не менее лицо его было торжественно, как в тот самый день, когда ему сообщили о предстоящей поездке в Индию.

— Что случилось? Почему ты такой подозрительно счастливый?

— Ни за что не догадаешься! — заулыбался Никита.

— Во всяком случае, у тебя такой вид, будто ты едешь в Москву.

— Ну уж, скажешь тоже. В Москву! Сейчас дела поважнее есть, — заговорщицки сказал Никита.

Я все поняла.

— Бхопал?..

Никита подошел и обнял меня за плечи.

— Неужели тебе было бы приятнее, если бы я сидел дома, смотрел телевизор, читал газеты, а потом перекладывал все новости кондовым языком на бумагу?

— Я поеду с тобой, — только и смогла произнести я.

— Нет, — твердо сказал Никита. — У тебя даже не будет повода обо мне волноваться, я еду всего на один день. — Никита показал билеты, за которыми успел уже съездить. — Вот смотри, вылет в 5.30 утра, а обратный рейс в 10 вечера, значит, около 12 ночи буду дома. Да, и самая главная просьба — в 16 часов выйдет Москва, а я позвоню тебе из Бхопала где-то в два часа дня, чтобы передать готовый текст. В Москву ты сама продиктуешь, ладно? Это очень срочно.

— Я только одно не пойму: как тебе разрешили поездку? Еще ведь ничего не проверено, почему так надо рисковать?

— Как мне разрешили! Мне не разрешили, я ее выбил, эту командировку! Четыре раза к послу ходил! А он мне, знаешь, что сказал? Вы, говорит, у жены спросите.

— А может, тебе прививку какую-нибудь перед отъездом сделать? И вода там заражена, я читала... — Я не знала, что придумать.

— Там сейчас не так опасно, как ты думаешь. Газ улетучился, а новой утечки не будет, это же понятно, Асенька, всего один день, ты даже не заметишь, как он пролетит!

Проводив его, я затеяла генеральную уборку. Расслабляться было нельзя. Если бы я легла, то пролежала бы в напряжении весь день, целиком поглощенная мыслями о Никите, тревожась и представляя, где он сейчас, что делает, с кем разговаривает. Хотя начинать генеральную уборку в пять часов утра было довольно непривычным делом, но именно так можно было отвлечься и убить бесконечно тянущееся время.

К семи часам утра весь дом был перевернут с ног на голову, мебель составлена в одном углу комнаты, а я стояла на стуле и чистила люстру каким-то составом.

И тут меня осенило. Плохая примета! Как же я могла затеять уборку, да еще генеральную! Неужели что-нибудь случится? Хорошо хоть, что мусор не выбросила... Еле удержав равновесие, я оглядела комнату сверху. Да, больше убирать нельзя, и Никита приедет в настоящий разгром. Ничего не поделаешь.

Я взяла утренние газеты. Заголовки стали еще крупнее.

«Смертоносный газ унес 2500 жизней», «Ведется расследование причин аварии», «Заражено 50 000 человек». И фотографии. Улицы, заваленные трупами людей и коров. Ослепшая мать с мертвым ребенком на руках. Огромный пылающий костер, в котором сжигают десятки людей сразу, а рядом — братская могила — хоронят мусульман. И лица бхопальцев, трагические, суровые, растерянные...

Зазвонил телефон. Я вздрогнула, посмотрела на часы. Для Никиты еще рано.

Голос его возник издалека и был чуть слышен.

— Аська, милая, все в порядке, не волнуйся, — я скорее догадывалась, чем слышала. — Записывай, я тороплюсь...

Я, не веря еще, что слышу Никитин голос, не дала себе даже удивиться:

— Пишу, диктуй громче!

«...Бхопал. С этого слова начинаются сегодня сотни статей, репортажей, комментариев. Оно вселяет ужас в миллионы людей, заставляет задуматься о будущем. Слово, ставшее нарицательным.

Бхопал. Старинный индийский город. Географический центр Индии. Столица самого крупного в Индии штата Мадхья Прадеш. Крупнейший культурный центр страны. Город мечетей и минаретов.

Третьего декабря 1984 года Бхопал приобрел еще одно название — «химическая Хиросима».

...Ночь со второго на третье декабря выдалась довольно прохладной для Центральной Индии. Город уже спал, когда вдруг взревела сирена химического завода транснациональной корпорации «Юнион карбайд». Проснувшись, люди выбегали из домов и падали тут же, на пороге, от удушья и резкой боли в легких. Многие, решив, что на химическом заводе случился пожар, бежали на вой сирены, к верной гибели. Невидимая смерть настигала их повсюду. Дети умирали на руках у родителей. Ослабевшие старики захлебывались от кашля. Вымирали целыми семьями. За несколько часов цветущий город превратился в гигантскую газовую камеру... До 3 декабря лишь некоторые специалисты-химики в Индии знали о том, что представляет собой высокотоксичный газ МИЦ.

Опыты с метилизоцианидом никогда не ставились даже в лабораториях, так как газ обладает высокой летучестью и может «утекать» даже из плотно закрытой пробирки. Двух частей МИЦ на 100 миллионов частей воздуха достаточно для того, чтобы вдохнувший эту смесь человек погиб или остался калекой. 3 декабря о существовании метилизоцианида узнали жители Бхопала, потом всей Индии, а затем и всего мира. М.И.Ц. Эти буквы вселяют в людей ужас. Газ, за несколько часов получивший печальную известность, стал символом смерти...»

Он все диктовал и диктовал...

— Целую тебя, я скоро приеду! — прокричал Никита, и я машинально записала его слова.

Я так и сидела у телефона. В Москве уже настоящая зима. Снега много-много. Как давно я не видела снега! Целых две зимы. Никогда бы раньше в голову не пришло, что будет не хватать таких простых вещей — снега, мороза, сосулек...

В Москве идет снег. Крупный, сухой, и все улицы завалены сугробами. Как я любила в детстве плюхнуться со всего размаху в высокий мягкий сугроб. И приходила домой обязательно с сосулькой в кармане. А если забывала о ней, то та превращалась в маленькую лужицу под вешалкой. Но чаще я, скидывая на ходу пальто, бережно несла ее, как живое существо, чтобы продлить ей жизнь в морозильнике, и оберегала ее там, чистила от инея, чтобы она была живой и блестящей, и сердилась, когда, не дай бог, сверху ставили миску с мясом. Мама знала об этой моей страсти и старалась не обижать сосулек, каждой из которых я давала имя и отчество. Когда сосулька становилась совсем старенькой, я хоронила ее, избрав самый гуманный, как казалось, способ — наливала в глубокую тарелку холодной воды и укладывала туда несчастную старушку, следя за тем, как она тает, тает, тает, как заостряется и делается прозрачным ее носик, а потом исчезает вообще. Мое лилипутское снежно-сосулечное королевство ютилось в морозильной камере старенького ЗИЛа. Если маме вдруг вздумывалось размораживать холодильник, я не находила себе места. Я почти что заболевала. А после того, как я однажды действительно заболела, мама договорилась с соседями, что они на два дня приютят снежных королев, министров и принцев.

В Москве сейчас наверняка идет снег. Там глубокая ночь, и в нашем переулке тихо-тихо. Снег ложится мягко, на улицах никого, и ему, нетронутому, быть таким еще целых два-три часа. Это утром его сгребут, счистят, утрамбуют, а пока — пока его время. Снег падает бесшумно, ветра почти нет. Все спят. В одних окнах свет недавно погас, в других скоро зажжется. Высоко на столбах горят фонари, желто и ярко освещая переулок в этот поздний час. Снег идет просторно и щедро, еле слышно шелестя по сонным окнам. Снежинки падают, выпущенные из одного облака, — та, что упадет на фонарь, растает до срока; те, что соберутся на крыше, будут таиться там до оттепели, а потом рухнут тяжеленным шматом вниз; некоторые стремятся в тень, подальше от фонарного столба, а другие лягут на самом виду, посередине пути.

Снег сыплется с неба, то усиливаясь, то замирая. Все спят.

Как вы там, в Москве, в снегу, как вы там?

Поскорее бы проснуться.

1985 год