Афганистан: война глазами комбата

Мины бывали разные…

Не берусь назвать точные цифры, сколько тысяч человек, проходивших службу в Афганистане, получили ранения или погибли в результате подрыва на минах. Сколько единиц боевой и другой техники уничтожено или выведено из строя по этой же причине. Но если провести анализ только по своему батальону, то это будет не менее 30 процентов.

Командование армии США и стран НАТО на основе опыта локальных войн выдвинуло концепцию «наземной минной войны». Она предполагает массовое, неограниченное по масштабу, месту и времени их боевое применение. Делается это в целях снижения маневренных возможностей ударных группировок противника, повышения эффективности огневого поражения, нарушения боевых порядков и обеспечения выигрыша во времени и пространстве.

Минная война в Афганистане носила тотальный характер и доставляла массу неприятностей нашим подразделениям. Мины устанавливались везде и причем самые различные: итальянские, американские, китайские, наши — советские. Кроме мин делали и устанавливали фугасы огромной мощности, использовались мины-сюрпризы под видом простой авторучки, зажигалки или другого предмета. Были мины магнитные и радиоуправляемые, выпрыгивающие и с часовыми механизмами. Мины ставились на дорогах и тропинках, в виноградниках и в местах вероятного скопления нашей техники и личного состава, противопехотные и противотанковые.

Мин было много, разных, всюду. И прежде чем куда-то идти или ехать или даже просто отойти на один шаг с проверенной колеи, нужно было обязательно проверить, а нет ли здесь мин. Мое личное «знакомство» с минами произошло 18 сентября 1986 года, то есть ровно через три с половиной месяца после прибытия в Афганистан. Вот как это было. Приведу несколько выдержек из своего дневника.

«18.9.86 г. Как говорится, испытывать судьбу дважды нельзя. Два дня назад в меня стреляли в упор, но я живой. Сегодня под моим БТР взорвалась мина, и опять жив. Что это? Везение или отсрочка? Все вокруг кричит: «Будь осторожен!» Вроде как чувствовал, что наеду на мину. Смотрел на дорогу, словно гипнотизировал ее. Думал сказать водителю: «Смотри, смотри внимательней!» Но там, где она стояла, увидеть ее было невозможно. На обратном скате бугорка и причем правее основной дороги метрах в четырех.

Вначале была яркая вспышка, затем какой-то гром, с меня слетают кепка и очки. Я все это ясно ощущаю, но ничего не могу сообразить. Ни страха, ни боли, никаких других ощущений кроме недоумения: что происходит, куда я лечу и почему? Сознание обжигает мысль: бьют из гранатомета. Откуда? Инстинктивный профессиональный взгляд вокруг — увидел дым и яму. После этого доходит: подрыв на мине.

Добрый советский БТР, сколько жизней людских ты спас! Второе левое колесо оторвано так, словно его никогда и не было, бронированный борт завернуло на 90 градусов вверх. А мы все живы! Спасибо конструктору, который придумал эту замечательную машину. Все остальные события дня будничны и просты. Главное на сегодня, что жив сам и живы подчиненные. Правда, уши заложило так, что почти ничего не слышу. В остальном чувствую себя здоровым.

Самое страшное для меня — остаться калекой, без ног, рук. Все, что угодно, только не это. И второе — это, конечно, семья. Не могу себе представить, как Татьяна и дочь узнают об «этом», что нет мужа и отца. Это страшно!»

«9.10.1986 г. Сегодня в 12 часов дня на 11-й сторожевой заставе погибли два солдата. Два советских паренька, и прослужили-то они у нас всего два месяца. Погибли в результате подрыва на мине. Это ужасно! Как с этим бороться? Они бы жили, если бы выполнили все мои требования. С каждым призывом молодых воинов все начинается заново. Они не верят в смерть, они ее не видели. Они считают себя людьми, познавшими войну и научившимися воевать. Рядовые Й. и Г. не поверили моему опыту и опыту других солдат. Они вышли за пределы сторожевой заставы и отошли метров на восемьдесят. Зачем они это сделали? Самое вероятное — хотели набрать винограда. Какой же он «дорогой», этот проклятый виноград!»

«7.1.1987 г. Первая запись в новом году. Много было всяких событий. Был отпуск, промелькнувший, как солнечный лучик, были бои, и бои жестокие. В их числе неудачный поход на 19-ю заставу, когда, попав в «зеленку», прошли полтора километра, потеряли двоих человек убитыми и семерых ранеными. Конечно, просто пройти на танках можно было, но провести колонну так, чтобы ее не потерять, возможности не имелось. Мятежники действуют мелкими группами, бьют из гранатомета осколочными, бьют кумулятивными, бьют из стрелкового оружия. И все это в нас. Выкопали себе ходы сообщения, окопы, соорудили доты и воюют. Конечно, им в этой войне тоже достается и от танковых пушек, и от оружия БМП, и БТР. Но мы открываем лишь ответный огонь. У «духов» тактика действий проста: подкрадываются, затаиваются, выждав момент, делают один-два выстрела и — в ход сообщения или в кяриз. Затем перебираются на новую позицию метров через 100–150 и снова стреляют. Уничтожить они нас не могут, но даже один убитый — это страшная беда.

Второй поход на ту же заставу также оказался безрезультатным. К тому же мятежники успели заминировать противопехотными минами все обочины вдоль дороги. При первом же обстреле бойцы стали разбегаться с дороги к укрытиям. В результате подорвался на мине рядовой Г. Ему оторвало ногу, человек лежит без ноги на минном поле и просит помощи. А вокруг посвистывают пули. Говорят, что та пуля, которую ты слышишь— не твоя. Может быть, но все равно, ситуация не из приятных. Вытаскивал рядового Г. старший прапорщик Коробейников Валерий Иванович 39 лет. И страшно ему было идти на минное поле, но необходимо. Теперь я начинаю понимать, почему все побывавшие в Афганистане почти ни о чем не рассказывают. А что рассказывать? О том, как гибнут советские солдаты и офицеры? О том, как страшно ползти по минному полю под пулями за своим раненым товарищем? Об этом так просто не расскажешь. Да и не хотят знать об этом там, в Союзе. Без знания обо всем этом проще и легче жить».

«10.4.1987 г. Сегодня ходили колонной на Саяд. Итог: два подрыва. К счастью, все живы. Но один танк требует капитального ремонта, второй отремонтируем сами. А случилось все так. Саперы проверили маршрут. Колонна из 16 единиц техники прошла нормально. А на обратном пути произошли подрывы. Таким образом, либо это управляемые фугасы, либо мины с таким секретом, который в данном случае наши саперы разгадать не смогли. Сейчас самое страшное — это мины. Стоят старые, ставятся новые, все перемешалось».

В этих коротких дневниковых записях показаны четыре абсолютно не связанных между собой ни по времени, ни по месту событий эпизода. Одно их связывает — мины. Мины, которые подстерегали нас повсюду. Ни с чем не сравнимы чувства человека, который едет по не проверенной и не очищенной от мин дороге, все внутренние органы существуют как бы в невесомости и независимо друг от друга, трепещут внутри, ожидая, что вот-вот произойдет взрыв.

Часто встречались мины-сюрпризы. К примеру, авторучки. В одном из подразделений, дислоцировавшихся в Кабуле, произошел такой случай: мальчишка-афганец попросил у нашего солдата пачку сигарет в обмен на авторучку. Сделка состоялась тут же. Мальчишка убежал. Когда наш солдат начал авторучку разбирать, произошел взрыв, в результате пострадали руки и лицо солдата. И вот такие минные ловушки можно было ожидать где угодно и в чем угодно.

Может возникнуть вопрос: почему же мы позволяли противнику все это делать? Да, мы понимали серьезность положения и принимали меры по предупреждению подрывов, розыску и уничтожению мин. В этих целях задействовались все штатные инженерно-саперные подразделения, оснащенные новейшей техникой. Использовались специально обученные на розыск мин собаки. В каждом подразделении имелось отделение внештатных саперов. Все это было. Но и мин было много, они попадались повсюду, и пройти дважды по одному и тому же маршруту, дважды его не проверив, было нельзя. Минная война велась целенаправленно, крупномасштабно, и умолчать сейчас о том, что она приносила результаты тем, кто эти мины ставил, — значит не раскрыть одного из главных направлений нашей работы — борьбы с минами.