ANTICASUAL. Уволена, блин

10. Праздники закончились. Деньги тоже

Праздники вдруг закончились. К сожалению. Деньги тоже. Впрочем, они и не начинались. Горло болит. Горячую воду выключили. Отопление тоже. В холодильнике одни помидоры. Три соленых и два свежих.

Противно как-то жить стало. Работать не хочется. Жители Москвы и Подмосковья вдруг стремительно опомнились. Все праздники гудели по своим Египтам и Кипрам, а теперь неожиданно кинулись спасать свой подорванный бизнес. Поэтому на дорогах стоит плотная масса машин, и никто никуда не едет.

Нелли впала в паранойю по поводу своих отношений с Гошей.

Катя, арт-директор, и не только, — тоже. Только ее парня зовут по-другому. У нее вообще все запутано. Она любит одного плейбоя прямо-таки точь-в-точь как мой Саша, а дружит совсем с другим, который как раз, наоборот, любит ее. И периодически эта ситуация взрывается.

В общем, все плохо.

Поэтому я по два-три часа в день занимаюсь разговорами по телефону с несчастными девушками.

Даю полезные советы и заставляю их делать всякие правильные вещи. Раньше в этом заключалась моя работа, а теперь я это делаю по привычке.

Хотя у меня у самой жизнь где-то в заднем месте находится.

Работы еще нет. Парня уже нет. Денег просто нет.

Зато есть очередной неоплаченный счет за телефон и долги.

«Субарик» мой ездит с подбитым глазом. Он-то чем виноват?

Кажется, я вплотную столкнулась с проблемой выживания.

Временами на меня накатывает отчаяние.

Тогда я забиваюсь в уголок с компьютером и начинаю молча обшаривать закоулки Всемирной паутины. Искать очередное помещение под ресторан.

Опять приходится ходить в деловом костюме. Любимые джинсы положила на видное место, иногда подхожу потрогать их, чтобы удовлетворить тоску по любимой одежде и выразить протест общепринятым в этой области нормам.

Смотрю по нескольку ресторанов в день.

Один, на Якиманке, мне очень нравится. Маленький, уютный и вписывается в мой тощий бюджет. Хотя и с трудом.

Хозяйка невменяемая. Говорит одно, делает другое. Все время переносит встречи. Не звонит. Периодически не берет трубку. Врет и изворачивается. Что-то явно тут темное. Я ее доконаю-таки! Дура.

Соловей под балконом достал тоже.

Стала совсем мало вопросов задавать на просмотрах. Чего болтать, и так все видно с первого взгляда.

Горло продолжает болеть. Нелли с Катей продолжают параноить.

У меня начался страшный авитаминоз. В глазах темнеет, и ухо облезло. Хорошо хоть с обратной стороны.

Меня осенило: надо придумать для нас троих индивидуальные программы по построению взаимоотношений с представителями мужского пола. И жестко контролировать ее выполнение. Практики, медитации, практические упражнения. Контролировать количество звонков и SMS. Нечего фанатеть! Какому мужчине понравится, что по нему фанатеют! И вообще, отличных парней на планете много, с этим не склеится, так другой будет. Тема!

Опять ныряю в Интернет.

Интересный факт выясняется: мужчин на земле, оказывается, больше, чем у меня нервных клеток!

О, как замечательно: нашла толстенную книгу — пособие для мужчин по профессиональному клею. То есть как клеить девушек! Нас то есть! Авторы — два веселых раздолбая. Вот прикалываются парни! Но читать интересно, да и полезно.

Может, нам втроем написать пособие, как не надо клеить парней? С девушками моими параноидальными.

Еще одна идея — открыть курсы по этому самому делу для мужчин. Преподавать будет Саша. А я организовывать.

Заработаем кучу денег. Куплю витаминов. Заодно в связи с большим притоком мужчин повышается шанс встретить своего инопланетянина. Если он будет богатым, то его тоже попрошу купить мне витаминов.

Продолжаю поиски новых знаний. Отличная программа постепенно прорисовывается. Главное, выполняя ее — ответственно и целеустремленно, — не относиться тем не менее к этому очень серьезно.

Юмор, девушки, — вот двигатель прогресса.

Фу. Как меня от всего этого тошнит.

Умереть бы ненадолго.

Жизнь начала налаживаться потихоньку. Способность к адекватному мировосприятию восстанавливается.

Степень тяжести паранойи отслеживаю по написанному выше. Последняя, судя по степени бреда, была неслабая. По тяжести — выше средней.

Денег еще заняла. Месяц можно жить. Хватит на квартиру и телефон, запас шмоток есть, с едой, так и быть, что-нибудь придумаем. Дима прорисовывается время от времени.

Да ну его, надоело мне с ним нянчиться. Порой он меня просто бесит. Ужасно нецелостный человек. Мне кажется, матушка-природа использовала его как полигон для отработки новых комплексов. То есть как только ей нужно наслать на нас какой-нибудь психологический мор, так она его на Димке сначала отрабатывает. Поэтому у него есть в наличии все ныне существующие комплексы, а в голове полная каша. Бедный, как он живет с таким содержимым черепной коробки? Денег вечно нет, зато талантливый. Боится всех людей на свете, но притворяется, что на всех наплевать. Тем более что все козлы, понятное дело. Кроме него, тоже понятное дело.

Хороший он тем не менее — трогательный и искренний, надо как-то умудриться остаться с ним друзьями. Да и талантливый он, кажется, взаправду, без иронии.

А людей я тоже всех боюсь. Они делают мне больно.

Помещение искать надоело до смерти, не осталось ни энтузиазма, ни вдохновения. Поэтому ищу без них. Тупо, не размышляя, Интернет, телефон, просмотры, разговоры.

Вдруг на мою голову сваливается праздник.

Целую неделю я веселюсь и питаюсь за счет компании «Мерседес-Бенц».

Все дело с том, что сия замечательная компания выпустила замечательную новую модель автомобиля и по этому поводу устроила грандиозный праздник: «Fashion Week». В смысле «Неделя моды». Он сопровождается ежедневными показами мод, фуршетами и тусовками в разных ресторанах. Приглашены все правильные люди, не исключая, естественно, нас с Нелли.

Мы, правда, приглашены в качестве персонала.

Дело разворачивалось следующим образом.

За два дня до начала Нелли ходит тревожная, мотивируя это тем, что у нее очень ответственный заказ.

В конце концов накануне дня «Ч» степень ее тревожности достигает максимального накала и выясняются все эти подробности с «Мерседесом-Бенц».

В день открытия модной недели происходит показ новой коллекции дома моды Эмануэля Унгаро. Ни больше ни меньше как в Колонном зале Дома союзов. И декорирует этот скромный зал для этого скромного мероприятия моя подруга Нелли.

Причем пугает ее отнюдь не набор всех этих словосочетаний, брендов и фамилий, а существующий цейтнот и тот факт, что она никогда не делала сценических занавесов. Нашла о чем беспокоиться, дурында.

Вид у нее тем не менее довольно жалкий, и на прощание я желаю ей всяческих творческих успехов и обещаю держать пальчики крестиком.

— Звони, если будет совсем беда, я примчусь, как Чип и Дейл, — добавляю я, не успев даже подумать. Само вырвалось.

— Ладно, — радуется Нелли, и я понимаю, что работой я, кажется, на завтра себя обеспечила.

Так и есть. Беда началась с самого утра. Потому что деньги организаторы выдали только к вечеру. Мы стоим с прогретым мотором и сразу после выдачи финсредств с визгом колес срываемся с места и улетаем. Ездим по разным фирмам из одного конца города в другой и закупаем материалы и аксессуары. Цвет занавеса уже согласован с французами, представителями дома моды Унгаро. Оказывается, их приехала целая команда во главе с главным модельером, которого зовут Жан Батист Вали. О боже, как можно иметь такое имя?!

Мне кажется, что красивее человек не может называться. Даже завидно. Может, мне надо выйти за него замуж? Тогда у меня тоже будет красивая фамилия. А зовут меня и так красиво. Особенно по-французски — Натали. Димка меня так в свою трубку записал. Натали Вали. Нет, не подходит, Жан Батист — это имя, оно не прилагается. Жаль.

В общем, мы закупаем целую кучу сиреневого бархата, выбираем ковролин и т. д.

Нелли совершает чудеса вовлечения — незнакомые люди выписывают и отрезают нам ткань до нашего приезда, нас дожидаются в офисах почти до ночи, выезжают нам навстречу с образцами и т. д. Буквально до двенадцати ночи все подготовлено, согласовано, утверждено и заказано. Ковролин привезут и постелят завтра, а вот штора должна к утру висеть, хоть застрелись. Это я так скромно — штора — называю огромный занавес, из-за которого будут, виляя бедрами, выходить красивые манекенщицы в не менее красивых нарядах.

За кулисами Колонного зала кипит работа, какие-то люди снуют туда-сюда, устанавливается свет, звук, огромные экраны, горы стульев в чехлах.

Мы с Нелли падаем навзничь вместе с огромными охапками сиреневого бархата. Хочется есть, спать, пить, писать, да все что угодно, только не вешать штору.

Пока мы лежим, все вдруг куда-то рассасываются и зал пустеет. Прямо не люди, а леденцы какие-то!

Последний из рассасывающихся, организатор и ведущий шоу по имени Саша говорит на прощание, глядя в наши грустные глаза:

— Между прочим, девушки, не каждая москвичка может похвастаться, что она провела ночь в Колонном зале Дома союзов.

И исчезает, пожелав нам удачи.

Мы с Нелли остаемся вдвоем в этом огромном помещении. Ну что ж, надо так надо, и, прежде чем вешать эту уже надоевшую сиреневую тряпочку, я совершаю экскурсию по красивым залам. Из висящей таблички выясняю, что здесь в восьмидесятом году выбрали в президенты МОК Хуана Антонио Самаранча. Хо-хо, на такой территории я готова провести хоть три ночи, только намекните!

Представляю, сколько тут произошло значительных для нашей страны и всего мира событий!

Сейчас вот мы увеличим их счет, повесив сиреневый занавес.

Нелли руководит процессом и выдает креатив, я подтаскиваю булавки и делаю другую неквалифицированную работу. Мне для Унгаро не жалко сил. Человек, между прочим, столько красоты в мире создает! У меня самой любимая джинсовая курточка от него.

Штору вешаем до четырех утра. Завтра ее, оказывается, нужно еще раз хитро будет задрапировать по просьбам уважаемого Жана Батиста, поэтому спать долго не придется.

Наутро Колонный зал наводняют французы. Выясняется, что Жан Батист красив, талантлив и дружелюбен. Замечательный человек. Жалко, что девочки, кажется, не в его вкусе. Предпочитает; мальчиков. Все у этих модельеров не как у людей!

Мы вместе драпируем занавес и вешаем на него цветы, предварительно зацепив их за принесенные Жаном Батистом нежно-розовые плечики. Впрочем, драпирует в основном он, Нелли помогает, а я опять таскаю булавки.

Я весь день искренне восхищаюсь им, а вечером его коллекцией. Пока идет показ, я не дышу и мне хочется плакать от обилия такой красоты. Красивые модели на тоненьких каблучках и в легких, ярких розовых, алых, сиреневых и красных сверкающих платьях гордо выходят из-за Нелькиной нежно-сиреневой занавески и элегантно, как лошадки, шагают по подиуму, ввергая в трепет мою душу.

Поздно ночью мы снимаем занавес и я уворовываю нежно-розовые плечики от нежно-розовой коллекции одежды, на которых на фоне сиреневой занавески висели белые розы.

На память.

Веселье продолжается почти неделю. Мне нравится все: организация, фуршеты, рестораны, представления актеров, веселая компания, постепенно оформившаяся за неделю. На фуршетах у меня стоит конкретная задача — есть фрукты. Мне витамины нужны — срочно!

А волосатые киви все равно, кроме меня, никто не ест, их для украшения кладут.

Но главное — это, конечно, показы, дефиле. Пару раз я все-таки не удержалась, прослезилась. Не могу спокойно на такую красоту смотреть. А может, у меня нервная система расшаталась от недостатка витаминов.

Мне начинает нравиться настолько, что я всерьез задумываюсь о возможности организовать компанию по организации праздников. С ориентацией на модный бизнес.

Нелли утверждает, что это мое. Ладно, вот рестораном назанимаюсь досыта и — через три-четыре годика вполне вероятно. Все равно я не могу долго на одном месте. Я — антикризисный управляющий! Меня, главное, остановить вовремя, а то я так увлекаюсь улучшениями и усовершенствованиями, что все портить начинаю.

Тусовка начинается каждый день в семь вечера, а днем я веду дистанционные переговоры по поводу нового помещения. Клуб на Садовом кольце. По-моему — это лучшее, из того, что мне попадалось. Продается за страшные деньги, но есть человек, готовый купить и сдать в аренду. Вот с ним и переговариваемся через двух риелторов сразу — его и моего. Приходится и его посещать. Не человека, клуб. С разными людьми, в разных сочетаниях. То днем, то ночью. Отслеживаю посещаемость, клиентов, тестирую кухню. В основном эксперименты проводятся на друзьях, денег-то у меня не прибыло.

Постепенно мне начинает казаться, что в мире нет ничего, кроме ресторанов и тусовок. У меня масса новых знакомых. Это хорошо. Вроде. Славно все-таки, что ухо у меня не с лицевой стороны облазит.

К концу недели я уже не могу веселиться, так как валюсь с ног. Силы иссякли.

Гипотетический покупатель условно моего ресторана выставил наконец цену аренды. М-да. Впечатляет. Такие вещи нужно серьезно обдумывать.

Под занавес всей этой безумной недели я ругаюсь с Димкой. В общем-то даже не ругаюсь, просто высказываю ему все, что я о нем думаю. Он психует и уходит. Пусть. Я даже не поворачиваюсь ему вслед.

Мне некогда, я смотрю, как полуголые девушки демонстрируют на подиуме туфли очередного знаменитого дизайнера. Потрясающие туфли.

Может, хоть задумается о своей жизни ненадолго. Не дизайнер, конечно, а Дима. Хватит жить в неосознанке. Может, и не задумается, но мне уже все равно.

Мне вдруг, в одну секунду, становятся безразличны все мои мужчины. Условно мои. Терминатор Вова. Саша. Дима. Еще один, который был до Терминатора, с которым у меня большая и светлая платоническая любовь.

И вообще, хватит думать о том, что с ними всеми делать. Пусть они думают, что со мной делать.

Видимо, сгорел очередной предохранитель. Ну и слава богу. Надоела мне эта круговерть. Всем спасибо за горячее — и не очень — участие.

Я еду по воскресной солнечной Москве, и меня опять переполняет счастье. Я свободна. Вот у меня организм! Только бы веселился, лишь повод дай.

Я ни в кого не влюблена. Наверное, первый раз за последние четыре года, с тех пор как с мужем развелась. Видимо, пока я состояла в своем долгом и необычайно добропорядочном браке, организм соскучился по страстным взаимоотношениям, и меня сорвало с резьбы. А теперь у меня этой страсти переизбыток, хоть лопатой выгребай. Мне надоело так, что даже думать об этом не хочется.

Может, у меня очередной этап в жизни закончился?

А может, я просто постепенно становлюсь холодной и циничной? У кого бы узнать?

И еще интересно: это хорошо или плохо?

Вот что я заметила. Все идиотские и параноидальные мысли приходят по выходным. Мозгам, видимо, нагрузки не хватает, вот они и придумывают себе развлечение. В будни как-то не до этого.

Мне тем не менее реально очень страшно. Я живу на грани фола, с минимальным запасом прочности. Такое ощущение, что я прыгнула в пустоту, не видя то место, где мне необходимо приземлиться. И вот я лечу, лечу, а земли все нет и нет. Порой меня пытается охватить паника, но я не позволяю себе даже думать об этом.

Сразу хватаюсь за какое-нибудь дело. Пишу, считаю, изучаю ресторанные дела всякие. Помогает.

Друзья все время спрашивают, что у меня с рестораном. Даже отвечать неохота. Утешает одно — люди, которые в этом знают толк, меня очень даже понимают. Рестораторы, риелторы. Они говорят: «Четыре месяца! Наташа, это ты еще не долго ищешь! Найти помещение — это самое сложное».

Я-то уже знаю, но объяснить друзьям не могу. Смотрят с недоверием. Еще бы, я бы тоже не поверила на их месте. Я сама четыре месяца назад думала: ха, сейчас мы в момент все сделаем! И не верила тому, кто меня предупреждал. Наивная.

Господи, поскорей бы определиться.

Мы с Леной, как контрразведчики, всеми доступными методами добываем информацию про помещение на Смоленке. Оно нравится мне все больше и больше. Несмотря на космическую цену. В общем-то, выделываться глупо, надо сказать.

Дешевле хорошее помещение и не найти. А здесь есть все. Оборудование, персонал, клиенты. Потенциал, в конце концов. Оно очень уютное, четырехуровневое, с кучей маленьких телевизориков и большим экраном. Там необыкновенно притягательно, туда хочется идти вновь. Я уже влюблена в него.

Я подумала и выставила таинственному господину Огурцову свое ответное коммерческое предложение. Теперь он думает. Обещал ответить до конца недели.

Пока он думает, я изнываю от нетерпения и бездействия.

Рано-рано утром позвонила мама с печальной новостью.

У меня умерла бабушка. В маленьком городе Серове, за хребтом Уральских гор. Я плачу, но не от горя. Я плачу, потому что на земле стало меньше одним человеком, которого я очень-очень люблю.

Ее смерть сама по себе — не горе, так лучше. Бабуле моей около ста лет, последние годы она не видела, не ходила, была слабенькой и немощной. Только ум ее почти всегда был при ней. Иногда она плакала и говорила:

— За что же боженька на меня рассердился, не берет к себе?

Бабушка была божьим человеком. На таких смотришь — и видишь свет. За всю жизнь она ни с кем не поругалась и ни про кого не сказала плохо. Почти все светлые воспоминания детства связаны у меня с ней.

В ее доме всегда было тепло, она по утрам растапливала печку, пекла оладьи и говорила:

— Внученька моя, вставай.

Я, сонная, ела оладьи, малину с молоком, а она мыла посуду. Она всегда что-то делала.

Бабушка была глубоко верующей. Никогда не садилась за стол, не ложилась спать, не помолившись коротенько, шепотом.

Вера ее была внутри, а не снаружи, как будто и не вера даже, а глубинное знание.

Мы только один раз говорили об этом. Я была маленьким коммунизированным атеистом и принесла ей почитать книгу «Овод». С этого я решила начать свою борьбу с бабушкиной отсталостью. С нетерпением ждала, пока она ее прочтет и, дождавшись, приступила к политбеседе.

— Ну как? — говорю.

— Что как?

— Как книга?

— Очень хорошая.

— Ну и что ты теперь думаешь?

— Про что?

— Про бога.

Бабушка в недоумении и непонимании разводит руками:

— А что я должна думать?

Она даже не очень поняла, мне кажется, в чем был мой заход. Все эти игры были не для нее.

Вот я и думаю теперь, как же знание и вера отличаются друг от друга!

Веру можно поколебать, а знание, наверное, нет.

Ведь, согласитесь, глупо, например, спрашивать у меня, верю ли я в то, что меня зовут Наташа?

Я могу придумать сколько угодно философских штучек-дрючек, подвергающих сомнению этот факт, но в глубине души я знаю, что на этой планете меня зовут именно так. И наоборот. Мне часто говорят, что я хорошая. Я верю в это. Но то и дело подвергаю сомнению, терзаюсь и делаю глупости. Вера в это есть. Знания нет.

Бабушка не была очень уж грамотной. Она не задумывалась о смысле жизни, формировании мировоззрения, духовном росте. Она просто жила, спокойно выполняя свое дело, любя нас и точно зная, что ей делать каждую секунду времени. Невербальное знание. Мудрость.

Мы все щенки по сравнению с ней в духовном развитии, вместе со своими тренингами, Интернетом, книгами, размышлениями, практиками, беспрерывной рефлексией.

Я плачу, потому что не поехала попрощаться с ней. У меня нет денег, и я виновата в том, что их нет именно сейчас. Еще один камешек в моей душе. Виновна.

Я никому из друзей не говорю, что она умерла. Не хочу пока. Будут пустые разговоры. Суета.

Когда я приезжала к ней в последний раз, после большого перерыва, я волновалась. Думала, что она будет плакать, и мне хотелось ее утешить. Она уже не могла вставать от слабости, почти не слышала и совсем не видела. Когда узнала меня, сказала только одно, как раньше: «Внученька моя». Я расплакалась у нее на груди. Она не проронила ни слезинки, только гладила меня по спине твердой высохшей рукой и повторяла:

— Не плачь, не плачь, не плачь…

Даже в таком состоянии она была во много раз сильнее меня.

Для меня именно с нее начинается наша семья. Ева.

Бабушка родила троих детей, которые нарожали ей внуков, те правнуков, те в свою очередь праправнуков.

Ее многочисленное потомство мотает по свету, мы все разные, и нас уже сложно посчитать.

Мы все немножко сумасшедшие, как и все люди на этой странной, безумной планете.

Мы женимся, выходим замуж, садимся в тюрьмы, разводимся, страдаем, радуемся, выходим из тюрем, ссоримся, миримся, обижаемся, прощаем, снова выходим замуж, рождаемся, умираем, плачем, смеемся.

По большому счету, наша семья — маленькая модель человечества.

Все постоянно течет и меняется. Только одно оставалось неизменным все эти бесконечные годы: бабушка Зина. Ее бесконечная, спокойная и тихая любовь. Как будто она сама мать человечества. Планета Земля. База. Думаю, что я не так уж сильно преувеличиваю.

Я плачу из эгоистичных соображений. На нашей планете стало меньше одним человеком, который меня очень-очень любил.

Меня тут же заела совесть, и я кинулась обзванивать всех своих родственников. Дозвонилась даже до двоюродной сестры и брата, которого лет десять не видела.

А ведь он был моим настоящим другом в детстве, и я любила его до безумия.

Хорошо, что за последние десять лет изобрели SMS-связь. Мы можем переписываться.

Такое ощущение, что я вновь обрела кучу родственников. Очередной раз спасибо бабушке.

Ходила на автодром, за Димку болела. Так прикольно, маленькая «Формула»! Все серьезно. Суета в боксах, болельщики, сосредоточенные пилоты, скорость, визг тормозов, страсти, аварии. Бах-трах, колеса в одну сторону, крылья в другую. Комментатор пьян и безумен, перед каждым заездом начинает свою речь примерно так:

— Уважаемые пилоты, мазафака абырвалг! Будьте так любезны, пройдите к своим раздолбанным автомобилям и приготовьтесь к очередному заезду. И если вас дисквалифицируют за нарушение правил, то не нужно посылать меня в жопу, сами виноваты.

Говорю же, ненормальный.

Димка лучший. Гоняет как бог. Как маленький автобог.

Ох, что-то я привязалась к нему. Это не любовь, но он вызывает у меня нежные чувства, и мне хочется о нем заботиться. Кроме того, все равно больше не о ком, а я без этого жить не могу. У меня в закромах огромные нерастраченные запасы нежности. И вообще, мне кажется, мы с ним похожи. Он тоже с какой-то очень далекой планеты. Безумный мой мальчик.

Про то, что мы поссорились, я забыла как-то. Из головы выпало. Я всегда забываю про такие вещи. Потом вспомню, да уже поздно.

Опять счет за телефон. Блин, что ж они так часто приходят-то?! Боже ты мой. Ладно, я вип-клиент, меня так просто не отключают. Пришлют штук семь-восемь эсэмэсок, пару-тройку раз позвонит автомат, а потом милая девушка позвонит и спросит милым же голосом: «Наталья Геннадьевна, простите за беспокойство, хотелось бы узнать, когда вы соблаговолите оплатить услуги сотовой связи?» Ну, примерно так. Пару недель пройдет, а я за это время, может, разбогатею.

Вот за это я люблю «Пчелайн».

Тут вдруг на меня сваливается почти что счастье в количестве двух экземпляров.

Для начала мне позвонил мой бывший сокурсник Дима по прозвищу Череп, которому я отсылала свои нетленные творения в виде данного текста и еще маленьких рассказиков, и выразил свое восхищение. Дело в том, что это мой первый писательский опыт, амбиций пока еще нет, да что там амбиций, я вообще не уверена, что это можно читать, поэтому я отсылаю тексты своим друзьям на оценку. Как правило, они в восторге, но друзья, они ведь на то и друзья, чтобы в восторге от меня быть, не так ли?

Но дело в том, что восторгами в этот раз дело не ограничилось, после восторгов он резко переходит к делу.

Он вообще деловой парень. У него здоровенная компания по изготовлению разных перегородок, и при этом все в ней почему-то любят свою работу и друг друга. И вот в честь дня рождения этой странной компании решено выпустить новый рекламный буклет.

— Послушай, — говорит Дима, — я тут написал первую страничку, но мне что-то не очень нравится. А ты не могла бы применить свои писательские данные и переписать ее на свой лад?

При этом он страшно стесняется и все время извиняется. Он вообще стеснительный, и вот эта его черта уже сто пятьдесят восьмой раз приводит меня в изумление. Как он при этом умудряется руководить таким количеством людей? Надо же. Потрясающе.

Я тоже страшно стеснительная, но я-то хоть умудряюсь это неплохо маскировать. Об этом знают только мои самые близкие люди, и то не все. Я не удивлюсь, если узнаю, что даже мои родители об этом не догадываются.

А Димка вот даже и не притворяется. И все у него прекрасно! Компания успешная. Друзей много. Жена отличная. И две замечательные малявочки, одна шустрее другой.

На фига я тогда всю жизнь маскируюсь? Только силы трачу. Надо завязывать с этим делом.

Ладно, об этом я еще подумаю. Потом.

— Давай, — говорю, — присылай. Попробую, но ничего не обещаю, у меня в рекламных текстах, знаешь ли, маловат опыт. Если не сказать больше.

Мне нравится эта затея. Ура-ура, у меня на ближайшую ночь что-то новенькое!

Я всю ночь строчу, отсылаю два варианта, а в двенадцать дня меня будит Димкин звонок.

— Наташ, — говорит стеснительный бизнесмен, — я еще не знаю, который вариант из присланных тобой выбрать, но в любом случае твой труд будет вознагражден.

— Да ладно! Правда, что ли?

— Ну конечно.

Поговорив, я вешаю трубку и валюсь на диван в экстазе. Господи, я даже и не ожидала, что мне за это заплатят, а главное, что я буду так тронута этим фактом. Дело, как я понимаю, не в сумме денег, а в том, что человек готов заплатить за то, что я написала! Это моя обратная связь.

О боже. Надо будет с этих денег напиться с друзьями. Хотя бы чисто символически. В качестве благодарности Вселенной. Обмыть, так сказать. Надеюсь, мне хватит полученных денег.

Этим все не заканчивается. На следующий день приходит письмо из глянцевого журнала «Dolce Magazine» с уведомлением, что они берут статью, которую я написала, а моя подруга Алена Аленкина отнесла им. Просят паспортные данные для начисления гонорара и рекомендуют не затягивать с этим делом. Господи, смешные какие, да я прямо сейчас им отправлю все цифры и буквы, какие только найду в своем паспорте.

Письмо подписано незнакомой мне Ольгой, которая в данный момент является для меня олицетворением ангела на земле. Я ее уже почти люблю. Не может быть плохим человеком девушка, которая написала мне такие слова. Я почти уверена, что у нее даже недостатков нет никаких.

Я опять валяюсь на диване счастливая, рот до ушей!

Все, я уверена, началась светлая полоса в моей жизни.

Щас все попрет!

Господин Огурцов захочет сдать мне за полцены клуб на Смоленке, мы с ним встретимся на переговорах, он окажется молодым красивым и неженатым, полюбит меня, я его, он предложит мне выйти за него замуж, купит мне в подарок помещение под ресторан, договорится с издательствами об издании моей книги огромным тиражом, мы поженимся, будем любить друг друга всю жизнь и нарожаем несколько замечательных детишек. Я стану хорошей женой, прекрасной мамой, успешным ресторатором и знаменитым писателем. То есть писательницей.

Осталось всего лишь дождаться конца недели.

Я подожду, несколько дней осталось.

Только я фамилию его брать не намерена! Огурцов! Это вам не Жан Батист Вали.

Алена Аленкина — талантливый стилист-фрилансер. Работает почти на все глянцевые журналы.

Когда я с ней познакомилась, она была еще кандидатом в студенты «Лидерской программы» и екатеринбурженкой. Мне нужно было в течение часа принять решение — можно ли ее брать в «ЛП».

История ее жизни казалась невозможной. Взгляды на жизнь — ужасали. Внешность — ввергала в шоковое состояние. Волосы длиной чуть больше пяти миллиметров казались беспорядочно, хаотично, безобразно лохматыми. Под глазами лежали круги и высокомерие. Впрочем, она волновалась, — мы не всех берем в «Программу», а ей очень хотелось.

— Слушай, — сказала я, — а чего ты такая лохматая? Причесаться не могла перед собеседованием?

Алена вытаращила на меня глаза.

— Я целый час их укладывала, — подумав, слегка замедленно сообщила она. — Разных средств истратила килограмм.

Я подумала, что с ней могут быть проблемы. В течение следующего часа я задала ей кучу вопросов и поняла, что более странную особу найти на Земле трудно. Откуда она тут взялась и зачем, не понятно, я думаю, никому. Какая-то чудовищная ошибка. Или бесчеловечный эксперимент.

В «Программу» я ее взяла, но в прогнозах не ошиблась. Алена совершенно ненормальная. Впрочем, ее ненормальность оказалась безобидной и никому не приносит вреда, если не грести ее под общую гребенку. Лично для меня ценно то, что она выбивается из общей человеческой массы не за счет эпатажа и выпендрежа, а в силу своего мышления. Это вам не Ксюша Собчак. Еще один плюс — у нее адекватная самооценка.

Половина людей ее не понимает, остальные любят.

Я в числе вторых. Для меня она как ребенок, дезориентированный в пространстве-времени, за которым нужно приглядывать и о котором надо заботиться.

Как ни странно, переехав в Москву, Алена сделала самый что ни на есть правильный шаг в своей жизни. В этой безумной мельнице характеров она пришлась кстати, а ее странность меньше бросается в глаза. Поголодав некоторое время, она более-менее адаптировалась, и ее таланты оказались востребованы. У нее много заказов, и она уже не сидит на хлебе с водой. Впрочем, на икру и шампанское у нее по-прежнему нет, так как никто ее не научил пользоваться деньгами, и они растворяются из ее кошелька в форме зеленой блестящей лягушки в неизвестном направлении.

Однажды, еще до лягушки, с ней произошел такой случай. Алена собралась на очень важное мероприятие, чуть ли не прием Жан-Поля Готье, или как его там. Красиво оделась, благо стилистка профессиональная. Натянула рыжие сапоги. Уложила волосы. Села в такси, красивая до невозможности.

Таксист оказался добродушным и назойливым. Всю дорогу пел какие-то басни, пытался ее развеселить. Утверждал, например, что он гипнотизер и может все, что угодно. Но Алена у нас девушка суровая, веселится только тогда, когда считает нужным, поэтому все начинания таксиста терпели крах. Он не сдавался. Потихоньку втянул ее в незначительную беседу. Заглядывал в глаза. Хвалил ее в не вполне обычной форме. «Ты очень хорошая», — утверждал он всю дорогу. Причем искренне и с некоторой грустью. Хотя Алена не спорила, он продолжал повторять в форме горячего убеждения. Просил номер телефона, причем утверждал, что он его может получить в любом случае, хочет того Алена или нет.

Алена страшно устала от этой галиматьи, но терпела, не хотела обижать доброго и болтливого водилу.

«Если ты сегодня потеряешь что-то, — не переживай, ты получишь вдвое больше», — пел он очередную басню. «Хорошо, не буду», — вежливо соглашалась Алена. «Обещаю!» — восклицал таксист. Алена соглашалась.

В конце концов он остановился, дал ей бумажку и еще более настойчиво стал умолять оставить телефончик.

Добрая Алена вздохнула и написала свой телефон.

Наконец они приехали. Алена отдала зажатые в кулачке деньги на поездку и пошла в сторону зеркал и светского кружения. Дойдя до этого самого кружения и остановившись у первого зеркала, полезла в сумочку и обнаружила, что там нет ее кошелька. Вместе с кошельком исчезли немалые деньги и кредитка, на которую ей перевел зарплату один из журналов.

На следующий день Алена долго анализировала произошедшее мне в телефонную трубку.

— Думаю, он гипнотизер, — грустно размышляла она о водителе такси. — Я сумку из рук не выпускала всю дорогу. То есть она буквально у меня на коленях лежала, и я, в нее вцепившись, ехала.

— Блин, — отвечала я бессмысленно, исключительно в целях моральной поддержки.

— Ты знаешь, я думаю, он мне их вернет.

— Ты серьезно?

— Ну да! А зачем бы ему было нести всю эту чушь про то, что ко мне потерянное вернется вдвойне?

— Не знаю, — заколебалась я.

— Просто может так быть, что ему сейчас деньги нужнее, чем мне. Такая жизненная ситуация, что хоть ложись и помирай. И он старается вести себя благородно. Он же всю дорогу словно извинялся заранее!

— Ты веришь в это?

— А зачем же тогда он телефон взял? — радостно вспомнила Аленка.

Действительно, зачем?

— Я думаю, что если и не вернет, то, значит, с ним что-нибудь случилось, — завершила разговор Алена, — с людьми нет-нет да чего-нибудь случается.

Я не стала ее отговаривать. Лучше верить, вдруг случится чудо. К тому же действительно — зачем он у нее телефон взял?

Аленка, очень быстро пережив утрату, с удвоенной энергией кинулась прокладывать путь к финансовой победе и торжеству красоты над серостью.

Периодически, видимо устав целеустремленно идти в сторону своего успеха и благополучия, она напивается и танцует посредине какого-нибудь клуба или кафе. Причем ее танцы никак не коррелируются со звучащей музыкой. Видать, она слышит что-то свое.