Глава восемнадцатая. Охота на кролика.



Ветерок мягко подталкивал меня в спину, словно направляя в сторону дороги. А Эдику он сейчас бил в лицо, я просто чувствовала, как он летит, не чуя ног, среди сосен, перепрыгивая кусты, молодые сосенки, папоротники... похоже, он сам испугался собственной смелости, и теперь переживал время отходняка. Помнится, я как-то раз тоже решила съездить к маме на работу. Я училась тогда в первом классе и мужественно выдержала одинокое путешествие в метро, используя в качестве путеводителя поговорку о языке, доводящем до Киева. А когда моя мама, лучась радостью, что вырастила такую самостоятельную девочку, бросилась обнимать меня, я позорно разрыдалась и не могла успокоиться ещё часа полтора. Слезами изливались все те жуткие дядьки и тётки, встретившиеся на пути, кошмарные поезда метро, ужасы улиц в час пик...

Так и Эдик сейчас. Он был умён и смел, силён и ловок, охотясь на своих родичей, тем более, рядом была я, и, как могла, помогала ему находить очередные жертвы. Теперь же вдруг оказалось, что мы заблудились, и выводить нас из леса придётся ему одному. А охота уже закончилась! И метко стрелять больше не нужно, да и ружьё-то он сам же и разбил о голову братца, и вообще... вокруг -- чужой, враждебный лес, полный всяких там Косичкобородцев...

И зачем он только появился в моей жизни, этот "сладкоголосый певун"! Чего от меня хочет?

Приближалась опушка леса, ветер становился крепче, конечно, всё меньше и меньше преград на его пути. Беззаботно перекликались птицы, вдали стали слышны голоса Клюевых, и я прибавила шагу.

Эдик... что Эдик? Если что, я найду его за полчаса.

А вот Максим... интересно, остыл ли он?


Клюевы собрались уже почти все, Галя передала известие о том, что мы больше не играем, но никто не спешил пользоваться сумками-холодильниками. Все стояли тесной кучкой.

Наверное, в центре был Максим, живописующий, как его огрели ружьём и он, крепкий парень, вырубился с одного удара. Не всякий же день такое случается!

Но, когда я подошла ближе, увидела Макса во внешнем круге "могучей кучки".

А кто же тогда в центре внимания?

Ветерок ласково подпихнул меня ещё ближе к Клюевым... и только теперь проявился запах.

Вонь!

Это всё ветер виноват! Это он сдувал вонь Косичкобородца!

Я замедлила шаг.

Во мне схлестнулись два равнозначных желания: немедленно ринуться вперёд и придушить менестреля -- или, пока никто не заметил, слинять потихонечку в лес, разыскать Эдика и утащить куда-нибудь, куда угодно, только чтоб при мне был. Пока я раздумывала, что мне делать, как мне быть, меня заметила Энди:

-- Наденька! -- принялась она размахивать руками и прыгать. -- Наденька, иди к нам! Смотри, кто пришёл!

И я, как под гипнозом, медленно переставляя закостеневшие ноги, побрела вперёд.

С каждым шагом запах Косичкобородца крепчал, а стоило мне подойти чуть ближе, стена Клюевых радушно расступилась, и менестрель предстал передо мной во всей красе. Со времени первой встречи он ничуть не изменился. Всё те же водянистые глаза на коричневом от загара лице, яркие, рыжие, нестерпимо рыжие волосы с волной... и длинная-длинная, кошмарная борода, всё так же заплетённая в косичку. Чтобы не расплеталась, он закреплял её на конце резинкой с божьими коровками. И широкие шорты камуфляжной расцветки, и замызганная майка неопределённого цвета -- всё осталось таким же, как в том поезде.

Только аромат стал ещё гуще, ещё сочнее. И от него не просто хотелось чихать, от него уже тошнило! А Клюевы словно и не замечали. Может, потому, что они не так чувствительны к запахам...

-- Надя, знакомься, это друг нашей семьи, Акакий Мерзлихин!

-- А? -- я обернулась на голос Арсения Михайловича и только тогда поняла, что это он мне представляет Косичкобородца.

Я всё-таки чихнула и энергично помотала головой, отступая на шаг. От позорного бегства, равно как и от агрессивного удушения менестреля, удержало недоумение во взгляде Клюева-старшего. Пока он не успел во всеуслышанье уточнить у меня, не случилось ли чего, я натянула на лицо что-то вроде милой улыбки и кивнула Косичкобородцу:

-- Очень приятно! А меня зовут Надя. Надя Лебедева.

-- Спасибо, я уже догадался, -- неожиданно добродушно прищурился Акакий.

А имя-то какое подходящее, да?

Так мы стояли друг против друга и улыбались, как два идиота, пока меня не спасла Энди:

-- А Эдика чего нет? Где заблудился?

Я улыбнулась чуть более естественно, чем Акакию, и бодро оттарабанила:

-- Нет, мы с ним договорились немного погулять!

Энди свела к переносице тонкие бровки:

-- Но мы же сейчас домой поедем!

-- Ну а мы погуляем... совсем немного, -- уже менее бодро ответила я и задумалась о том, как скоро смогу привести Эдика к машинам. Ведь его ещё надо найти... Я-то рассчитывала, что, пока орава Клюевых будет заводить шашлыки-барбекю, я разыщу и притащу своего любимого. А теперь вот оно как вышло...

Взгляд Акакия, добродушно-насмешливый, всё больше напоминал тот самый, что прожигал дырочки мне в лопатках там, в вагоне.

-- Хочешь, я помогу тебе найти Эдика?

Молодец, господин Мерзлихин, Станиславский поверил бы.

А я -- не верю!

-- Спасибо, вы так добры, но не стоит беспокоиться, честное слово... вы пока пообщайтесь с Арсением Михайловичем...

Мне бы Константин Сергеевич тоже поверил.

-- Да, Ака, пусть молодёжь разбирается сама, пойдём, я покажу...

Клюев-старший обнял за плечи оторопевшего от такой нежданной нежности Косичкобородца, и я осознала, что это -- победа. Во взгляде Акакия читалось ничем не замаскированное желание наброситься на меня с кулаками, но он, похоже, действительно был давним знакомым Арсения Михайловича и при нём не мог себе позволить никаких радикальных действий.

Постаравшись особо ничем не выдать ликования и не слишком долго объяснять Энди, в какой стороне намереваюсь искать Эдика и как скоро вернусь, я побежала в лес.

Внутри разжималась пружина, и становилось с каждым шагом всё яснее, что теперь у меня не получится защитить любимого.

Косичкобородец -- друг семьи Клюевых!

Косичкобородец будет жить в доме у Эдика!

Косичкобородец...

А с чего это я взяла, что он опасен и что Эдика, сына друга Косичкобородца, надо от него защищать? Ладно... об этом мы подумаем завтра, как говаривала Скарлетт О'Харра. Я вдохнула воздух, находя запах Эдика. Ага, правильно иду...

Оттуда, куда я шла, доносился странный звук. С таким хомяки грызут прутики.

Я замедлила шаг: похоже что-то или кто-то впереди грыз вовсе не прутик, а, скажем, деревце. И был он при этом куда больше хомячка!

На всякий случай пригнувшись, я кралась ближе к источнику звука и вскоре стала различать, что "хомячок" ещё постанывает, плюётся и вроде бы что-то сосёт. Запах Эдика перебивал все прочие, и я бесстрашно выпрямилась в полный рост.

Эдик обеими руками держался за ствол молодой сосны и... грыз его! Грыз, отплёвывался, постанывал от удовольствия и сосал сосновый сок! Смолу, или что там у сосны... и при этом совершенно не обращал на меня никакого внимания!

Это было... странно. И даже чуть-чуть жутковато. Я смотрела, как Эдик трудится над сосной, и понимала, что ещё несколько секунд, и его постигнет та же участь! Только грызть и урчать от удовольствия буду я. И плеваться -- ни-ни! Такую драгоценную влагу, как кровь, нельзя выплёвывать... и мне всё равно, что и кто там скажет! Я хочу его крови!

Громкий шелест за спиной, словно сквозь кусты шла по меньшей мере корова, заставил меня обернуться.

-- Фух-фух-фух, -- сказал прямо мне в лицо громадный треугольный... нос? Чей нос?!

Подняв глаза выше, я увидела, кажется, кроличий покатый лоб, грустные, несомненно, кроличьи глаза и длинные кроличьи уши... я что, Алиса в стране чудес и наелась волшебного гриба, или от чего там становятся меньше ростом?!

Скосив глаза, убедилась в том, что сосны и кусты остались нормального размера. А громада кролика, в котором только в холке, наверное, метра два, если не больше, возвышалась прямо передо мной!

Мотая головой и пытаясь издать хоть какой-нибудь, пусть нечленораздельный, звук, я отступала. Медленно и в надежде на как можно скорейшее пробуждение, спиной вперёд шла к Эдику.

А он сосал смолу и не видел, что за его спиной кролик-переросток пристаёт к его девушке!

-- Эдик... -- кое-как прохрипела я.

-- М-м-мыу? -- откликнулся он и, наконец, взглянул на меня.

И увидел, как между сосен, сминая подлесок, идут кролики.

Гигантские кролики!

Рыжий, пушистый, со светлыми "очками" вокруг раскосых глаз. Бело-чёрный, мелкопятнистый, один глаз чёрный на чёрном, другой -- чёрный на белом... время послушно растянулось, уважая моё желание разглядеть небывалое чудо.

Кролики!

Кролики!.. белоснежный, наверное, ангорский... с шерстинками метровой длины. серо-голубой с фиолетовым отливом... был бы плюшевым, если бы где-то существовал плюш с ворсом в полметра! И с каждой секундой их становилось всё больше и больше, у меня голова закружилась, а они вдруг начали верещать... вы слышали, как кричат зайцы? Попробуйте представить, что кто-то пытается этот звук наиграть на контрабасе!

Эдик сгрёб меня в охапку и попытался прикрыть от сбежавших из кошмарного сна зверей собственным телом. Я даже почти пришла в себя от горячего чувства благодарности и радости за наконец осмелевшего Эдика, но тут откуда-то сбоку стремительным полупрыжковым бегом высыпали Клюевы во главе с Косичкобородцем и Арсением Михайловичем, и кролик, тот, первый, рыжий, прыгнул... его гигантская туша взвилась вверх с лёгкостью воздушного шарика, и зависла на невероятно долгое мгновение, и Клюевы бросились врассыпную, поняв, что, приземлившись, это чудовище их просто расплющит. Энди, успевшая намалевать на личике с десяток камуфляжных полосок, припала на одно колено и, залихватски крутанув сразу два пистолета (один вывалился из руки, вывернув девушке пальцы), выстрелила кролику в брюхо.

Я остолбенела, не в состоянии поверить, что всё происходящее перед моими глазами, -- не сон и не бред.

Ещё два или три кролика распластались в прыжках, басовито вереща и дёргая лапищами, и только теперь до меня дошло, что происходит: сосны растут очень близко, а кусты и молодые деревца -- густо, и тела кроликов слишком уж велики для того, чтобы скакать по лесу, не застревая между стволами, а шкуры их чересчур густые для того, чтобы выстрелы в упор из пневматических ружей причиняли ощутимый вред.

Последнее, что я запомнила -- свой собственный, тихий, но очень истерический смех.


Потолок моей комнаты, оклеенный бледно-бежевыми обоями, успел стать родным и привычным для меня за... сколько я здесь живу? Неужели всего-то чуть больше недели?! Всего неделя во Фролищах! А как будто целая жизнь прошла! Я застонала от жгучих мыслей, но те, кто сидели рядом со мной, не поняли, что стон из моей груди исторгнут не физической болью, а душевной, и бросились скорее прикладывать мне мокрую тряпочку на лоб, поправлять подушки, одеяло...

Вяло отмахиваясь плохо слушающимися руками от сердобольных доброжелателей, я наконец сфокусировала взгляд на них и поняла, что вся компания в сборе: Вера, Фил, Гар, а за их спинами -- папа и тётя Валя.

Ещё Вольных Волков сюда, и будет полный комплект.

-- Со мной всё в порядке, -- я постаралась говорить уверенно, но голос был слабым, и это съедало две трети уверенности.

У меня самой, кстати, и съедало...

Решительно стряхнув оцепенение, села на кровати. Мокрая тряпочка сползла по лицу и шмякнулась на ногу. Стряхнув её на пол, встала: никому не пришло в голову переодевать меня, поэтому я была готова к бою.

-- Так, -- сказала я, и орда сердобольных дружно отшатнулась. -- Кто-нибудь может рассказать мне, что за мутанты бродят по фролищенским лесам?

Папа с тётей Валей переглянулись и усмехнулись, Гар вскинул бровь и вытянул шею, Вера с Филом моментально залились густой пунцовой краской.

-- Я пойду чайку скипячу, -- сказала тётя Валя и вышла, перепрыгнув чисто символический порог.

-- Угу, -- сказал папа и вышел за нею следом.

-- Э-э... -- беспомощно оглянулся на них Игорь.

-- Ну... -- сказал Фил.

-- Ну... -- повторила Вера.

-- Понятно, -- вздохнула я, и в тот момент мне действительно было понятно, что кролики-гиганты мне не привиделись и некое мутированное зверьё по Фролищенским борам всё же разгуливает.

И тут что-то щёлкнуло и встало на своё место в моей голове.

-- Вера. Фил... вы пахнете в точности как те кролики.

Мои друзья побледнели, а Игорь басовито заржал и получил под дых сразу от меня и от Веры. Чей удар был сильнее, судить не берусь.



Загрузка...