Аптека на болоте

Что же такое болото? Только ли триединство специфической растительности, воды и торфа? Определений болот много. Вот одно из них, данное А. А. Ниценко: «Болото — тип земной поверхности, постоянно или длительное время увлажненной, покрытой специфической растительностью и характеризующейся соответствующим почвообразовательным процессом. Болото может быть с торфом или без торфа». Это определение пояснений не требует. М. С. Боч и В. В. Мазинг приводят другое определение: «Болото — это сложная развивающаяся, на высших стадиях развития саморегулирующаяся экосистема, в которой степень продукции органического вещества растениями во много раз превышает степень их разложения». Сложно, правда? Но не пугайтесь, сейчас разберемся.

Почему болото — экологическая система, объяснять уже не надо. Далее. «Как все живое, болото рождается, мужает и старится», — так словами журналиста В. Варламова можно объяснить термин «развивающаяся». А как понять, что болото «саморегулирующаяся система»? Рассмотрим это на примере. Если болото «подняло свою шапку» настолько, что вода стекает с него, то наступает «засуха» — и сфагновые мхи отмирают. На их месте поселяются лишайники и печеночные мхи, не производящие торф, в результате чего через некоторое время «шапка» уплощается и вновь появляются условия для поселения влаголюбивых сфагнов и отложения торфа. И последнее объяснение: превышение продукции органического вещества над ее разложением — это и есть накопление торфа.

Нам осталось разобраться в вопросе о том, что такое тип болота и сколько их, типов. Продолжу начатое ранее изречение В. Варламова: «Но судьба, в виде условий внешней среды, сильно сказывается на облике болота и на том, сколько ему веку отпущено».

Многообразие болот

Большинство болотоведов считают, что тип болотного массива соответствует современной стадии его развития. Каждый тип болота имеет только ему свойственную растительность, торфяную залежь и свой ход развития. Но разных природных условий в нашей стране много; значит, и типов болот будет много. Сначала рассмотрим простейшую схему (рис. 84). В начальной стадии развития, при заболачивании суши или зарастания водоема, питательных веществ с грунтовыми водами поступает достаточно. И тогда формируются богатые, низинные болота, называемые еще евтрофными. Эта стадия может продолжаться долго, а на болоте откладывается низинный торф. Низинным болотам присущи богатая и разнообразная флора, пышное развитие растительности. Они включают травяные, кустарниковые, лесные и очень много промежуточных вариантов типов.

Как только питательных веществ поступает меньше, болото становится мезотрофным, или переходным. Одна из причин — нарастание слоя торфа и выход его из сферы влияния богатых грунтовых вод. В это время питание осуществляется за счет обедненных грунтовых или поверхностных вод при участии атмосферных. Первый признак мезотрофизации — появление сфагновых мхов. Переходные болота очень разнообразны по растительности: травяно-сфагновые, древесно-сфагновые и др.

Верховые (олиготрофные) болота — следующая стадия развития. Они питаются уже только за счет атмосферных осадков. Эдификаторы этих болот — сфагновые мхи. Они могут быть с редким древесным ярусом, с кустарничками и травами, но главные всегда — сфагны.

В природе низинные болота обычно сменяются переходными, потом — верховыми. Иногда какая-то фаза выпадает, и тогда болото сложено одним переходным или даже верховым торфом. Смены происходят постепенно или «скачками», и каждая такая стадия представлена своей растительностью.

Таким образом, болота различают по типу питания (или трофности), по растительности и гидрологии. И дальше, рассказывая о болотах, я буду пользоваться терминами «низинный», «переходный», «верховой» и одновременно их синонимами для растительности: «евтрофный», «мезотрофный», «олиготрофный».

Среди болотоведов немало шутников, слагающих стихи на свои, профессиональные темы. Вот как поэтично писал о типах болот большой и талантливый ученый А. А. Ниценко:

Вспомните схему болотных провинций (см. рис. 60). Как пояснение хочу подчеркнуть, что каждой географической зоне свойственны свои типы болот. В тундре господствуют полигональные, в лесотундре — бугристые. В северной тайге чаще всего встречаются аапа болота (иначе — низинные и переходные грядово-мочажинные); в средней и южной тайге — выпуклые сфагновые грядово-мочажинные верховые. В зоне широколиственных лесов одинаково часты верховые лесные и низинные травяные; в лесостепи — осоковые и тростниковые низинные; а в степи — низинные травяные, часто засоленные. Но здесь следует помнить, что это всего лишь схема. А на деле все гораздо сложнее, и каждый из названных географических типов включает несколько более мелких: топографических, эдафических и др.

Необходимо отметить еще один момент: понимание отдельных типов болот немыслимо без учета мхов. Но разобраться в видовых различиях мхов неспециалисту очень трудно. Поэтому в дальнейшем при описании болот, где мхи являются эдификаторами, я буду называть их группы по типу питания: евтрофные, мезотрофные, олиготрофные (иначе — мхи богатого, среднего и бедного питания). И все это потому, что по мхам можно определить, какое болото — бедное или богатое (верховое или низинное).

Часто придется отмечать отношение мхов к водному режиму. Так, гидрофильные мхи растут в очень «мокрых» местах, психрофильные — в. «сухих» (среди последних есть болотные виды и лесные). Очень распространены мхи средних условий — мезофиллы. И все-таки такой подход делает болота безликими.

Поэтому названы лишь те виды мхов, которые строго региональны, т. е. присущи только определенный географическим типам болот.

Сказ о торфе

Миллионы лет назад, в каменноугольном периоде, на обширных болотах распространились гигантские древовидные папоротники, хвощи и плауны. В теплом и влажном климате они росли как на дрожжах. Фитомасса их была огромна, и торф нарастал очень быстро. Со временем мощные слои торфа перекрывались осадками и прессовались. Постепенно при высоком давлении и повышенной температуре образовывался сначала бурый уголь, потом — каменный, а завершался процесс превращением угля в графит и антрацит. Следовательно, торф и уголь — родственники; разница у них лишь в возрасте: торф еще юный, а уголь уже зрелый. Поэтому торф называют молодым горючим ископаемым.

В нашу геологическую эпоху торфяных болот тоже много, особенно в бореальной зоне. Правда, это уже другие болота: больше — травяные и моховые, меньше — древесные. В голоцене после отступления ледника торф нарастал непрерывно. А если взять весь четвертичный период, к которому относится голоцен, то торфяные болота благоденствовали только в межледниковья. В ледниковые периоды болота «стирались» с лица Земли вместе со своими отложениями. С этих времен сохранились лишь редкие погребенные торфяники, которые иногда удается обнаружить. Торф в них настолько спрессован, что больше похож на бурый уголь. Так было найдено промежуточное звено между торфом и углями.

С доисторических времен известна была способность торфа гореть. Письменные сообщения о торфе как о топливе встречаются уже в источниках I в. нашей эры (у Тацита и Плиния Старшего). Но долго еще не знали, что за образование торф. И даже в XVII в. в Центральной Европе торф считали массой, пропитанной земляным маслом или горной смолой.

Но вернемся в наше время и посмотрим, что такое торф. Каждый теперь знает, что торф образуется за счет неполного разложения растений. Упрощенно так и есть. На самом же деле торфообразование — очень сложный процесс. В одних условиях разлагается большая часть живой массы, в других она переходит в торф почти в ненарушенном виде. Так что видов торфа так же много, как и растительных сообществ. Разнообразие вносят и внешние условия: количество и качество минеральных элементов, сумма растворенного в воде кислорода, уровень грунтовых вод, их проточность и др. Все эти слагаемые определяют свойства торфа: степень разложения, зольность, кислотность, насыщенность основаниями и т. д.

Если рассмотреть кусочек торфа под микроскопом, то будут видны различные растительные остатки, в той или иной мере разрушенные, и темные хлопья — гумус. Чем больше степень разложения, тем больше гумуса и меньше кусочков растений. Кстати, степень разложения зависит не только от внешних условий, но и от состава самих растений, слагающих торф. Одни растения хорошо и быстро разлагаются (широколистные травы), другие — наоборот (сфагновые мхи). Есть и промежуточные ряды растений. В целом формирование торфа — процесс биохимический, в котором наряду с химическими превращениями принимают участие грибы, бактерии, дрожжи и мелкие беспозвоночные животные.

Как видим, разных видов торфа может быть очень много. Но чтобы не запутаться в этом множестве, создана классификация, которая объединяет 150 видов торфа. Близкие виды составляют группы (древесная, травяная, моховая), последние — типы (низинный, переходный, верховой). Одни виды торфа распространены больше, другие — меньше. Например, в таежной зоне чаще всего встречаются сфагновые торфы, в степной — травяные. Часты торфы древесные, пушицевые, осоковые, вахтовые, тростниковые; редки — камышовые, ивовые. Есть виды, в которых преобладают остатки одного растения, двух или трех; соответственно строится и название вида торфа (осоково-сфагновый, древесно-тростниковый и т. д.). Всего в сложении одного вида торфа участвует от 2–3 до 20 и более растений.

Торфяные болота можно назвать особыми кладовыми, где один пласт перекрыт другим, затем третьим и т. д. Напомню, что общий запас торфа составляет около 250 млрд т. Определив весь набор остатков растений в каждом слое торфа, можно восстановить последовательный ход смен растительности на болоте, а подключив сюда результаты спорово-пыльцевого, химического и других анализов, — получить уже полную картину прошлой природной обстановки в каждом из периодов голоцена.

Разные виды торфа в соответствии со своими качествами находят применение в том или ином направлении народного хозяйства. Из торфа получают органические удобрения, торфяную подстилку, топливо, продукты химической переработки (кормовые гидролизные сахара, спирт, фурфурол, кормовые дрожжи, ростовые вещества, биостимуляторы, активные угли, горный воск) и мн. др. Для этих целей добывается 178 млн т торфа (данные 1986 г.).

Самое нерациональное направление — сжигание торфа. И хотя торфяное топливо по количеству выделенного тепла находится между дровами и бурым углем, сжигать его очень невыгодно. Теперь доказано, что наиболее эффективна комплексная переработка торфа. По сравнению с чисто энергетическим использованием она дает в 15–30 раз больше прибыли.

Наиболее традиционным направлением является трансформация осушенных болот в сельскохозяйственные земли. На них создаются поля для кормовых культур и многолетних трав. Широкое применение в сельском хозяйстве находит и торф: из него готовят органические удобрения, торфяные горшочки под рассаду, субстратные торфоблоки, торфодерновые ковры, субстрат для газонов и мн. др. Эффективность применения сфагнового малоразложенного торфа в качестве подстилочного материала, а затем на удобрение значительно выше, чем традиционной соломы или опилок. Торфяная подстилка хорошо поглощает и удерживает в себе газы и жидкость. Слаборазложившийся сухой сфагновый торф, как губка, впитывает воду: 1 кг такого торфа может удержать примерно 20 л воды (в 8-10 раз больше, чем 1 кг, соломы). Подстилочный торф используют в животноводстве, где он оказывает антисептическое действие, задерживая гнилостное разложение навоза, в результате чего возрастает молочная продуктивность коров, увеличиваются привесы молодняка и яйценоскость птиц. В Прибалтийских республиках подстилочный торф успешно экспортируется.

Торфяная подстилка, прошедшая через животноводческие фермы и насыщенная навозом, увеличивает выход органических удобрений для полей. Весьма целесообразно использовать подстилочный торф для приготовления торфофекальных туков: они являются высокоэффективным удобрением. Это важно и в санитарно-гигиеническом отношении, особенно для поселков, где нет канализации. Применение торфяных грунтов в теплицах способствует получению высоких урожаев тепличных культур и более раннему их созреванию; например, урожай огурцов может достигать 40 кг на 1 м².

Малоразложившиеся торфа пригодны для химической переработки: из обезвоженного верхового торфа вырабатывают этиловый спирт и щавелевую кислоту. Этот торф хорош и как изоляционный материал: в подсушенном торфе все поры заполнены воздухом. Благодаря этому качеству под слоем сухого торфа долго могут сохраняться и пищевые продукты. Из такого торфа изготавливают теплоизоляционные плиты, которые находят широкое применение в строительстве.

Торф малой степени разложения — идеальный сорбент. Он поглощает различные загрязняющие вещества, в том числе и тяжелые металлы (свинец, ртуть, кадмий), и гербициды. Поэтому неосушенные верховые болота выступают в природе как естественные фильтры. Вода, прошедшая через них, не только чистая, но и лишена болезнетворной микрофлоры. Торфяные фильтры применяют для очистки и промышленных, и бытовых вод. Опыты показали, что 1 м² фильтрующей поверхности торфа толщиной в 20–75 мм способен очистить от примеси тяжелых металлов 800 л воды, а одна весовая часть абсолютно сухого торфа удерживает 8-12 весовых частей нефти.

Исследованиями выявлено, что из торфа и углей можно извлекать физиологически активные вещества, например гумат натрия — производное от гуминовых кислот. Этот препарат повышает сопротивляемость животных организмов неблагоприятным условиям. А сами гумидные кислоты стимулируют рост и развитие растений, повышают урожай многих сельскохозяйственных культур. Из торфа получают красители, которые дешевле обычных анилиновых красок.

Известны и другие аспекты использования торфа, например в медицине. Торфы высокой степени разложения, такие как пушицевый и древесный, служат заменителями лечебной грязи. Они пластичны, имеют высокую теплоемкость, малую теплопроводимость, бактерицидность, гигроскопичность. С помощью торфотерапии лечат ревматизм и хронические воспаления. Из торфа можно получать даже лекарства, которые применяют при лечении малокровия, при отравлениях, для регенерации кожи, при различных кожных заболеваниях.

В некоторых странах, например в США, на осушенных торфяниках выращивают рождественские елки. На болотах с выработанным торфом создаются рыборазводные пруды. Конечно, это не все; есть и иные сферы употребления торфа. Исследования торфа в аспекте его применения в народном хозяйстве продолжаются. Без сомнения, что в будущем откроются и другие интересные особенности разных торфов, и новые направления их использования.

А теперь совершим путешествие по болотам отдельных регионов нашей страны. Ежегодно летом отправляемся мы в экспедиции. Добираемся до нужных нам болот по-разному: на машине, вертолете, лодке, поездом. Далее наша участь такова: шагать целый день в тяжелых резиновых сапогах по топкому и пружинящему под ногами болоту, тащить тяжелый рюкзак с образцами, ночевать в палатке (или даже без нее) в лесу или на болоте, терпеть полдневную жару летом, холод и дожди осенью, не обращать внимания на тучи комаров и мошек, получать удовольствие от особого болотного воздуха и краткого привала у костра с кружкой крепкого чая. Но главное — любить свою работу, любить болота, которые сами проводят «естественный отбор». И уже тот, кто прошел через этот отбор, никогда не изменит своей профессии.

Не удивляйтесь, что мой рассказ будет «прыгать» с одного конца страны в другой. Если продвигаться с севера на юг, то болота изменяются настолько постепенно, что уловить разницу между ними трудно. Зато метод «контрастов» подходит более всего. Вначале мы побываем в регионах, самых благоприятных для развития и существования болот, — в нашей обширной тайге, а потом — и в других местах, где болотам, казалось бы, совсем не место.

На огромной нашей территории лесов очень много. Они покрывают одну треть страны, сменяясь от редколесий северной подзоны тайги до хвойно-широколиственных лесов на юге зоны. Но с запада на восток тоже происходят смены деревьев-эдификаторов, а значит, и типов леса: еловых и сосновых в европейской части на кедровые, пихтовые и лиственничные в азиатской. Болота в тайге тоже отличаются рядом признаков, а зависит это от геологии, рельефа, гидрологии и всей истории формирования и развития болот в голоцене. Более всего в тайге распространены сфагновые болота: переходные и верховые. Огромны болота в Западной Сибири. Очень крупные массивы есть и в европейской части, особенно в ее восточных регионах. В горах Восточной Сибири болот мало; они невелики по размерам, но из-за обилия заболоченных лиственничников создается впечатление о высокой заболоченности территории. О болотах тайги я расскажу не только в этом, но и в других разделах: «На берегах Балтики» и «В долине Амура».

На сибирских просторах

Лето 1981 г. Летим в Западную Сибирь, на стационар МГУ Каюково, расположенный к северу от Нефтеюганска. Возможность познакомиться с болотами этого края предоставила нам О. Л. Лисс — доктор биологических наук, преподаватель биофака МГУ. Она много лет работала в Сибири и знает эти болота прекрасно. Болота Западной Сибири изучали многие известные ученые: Н. Я. Кац, М. И. Нейштадт, Н. И. Пьявченко. Работали там геологи, географы, геоботаники, гидрологи, так что материалов о болотах Западной Сибири было более чем достаточно и мы ехали в Каюково хорошо подготовленными.

Несмотря на это, впечатление было ошеломляющим, особенно при взгляде с вертолета. Без конца и края тянулись болота с массой болотных озерков самой причудливой формы и разных размеров. Иногда озерков было даже больше, чем суши (рис. 85). Грядово-озерковые болота сменялись грядово-мочажинными, и все они тянулись на многие десятки километров. Нередко виднелись гальи — увлажненные топи на контакте болот и суходолов, рямы — сфагновые болота с редкостойной сосной, веретья — относительно высокие гряды в грядово-мочажинных комплексах, поросшие сосной. Леса почти не видно. Деревья щетинятся лишь на чуть приподнятых небольших островах и на пологих склонах вдоль рек.

Западно-Сибирская равнина лежит в обширной впадине. Она протянулась с севера на юг на 2500 км, а с запада на восток — на 800-1800 км. Образовалась она после отступления моря в мезо-кайнозойское время; потом, во время неоднократных оледенений, заполнялась осадками, а в начале голоцена началось быстрое ее заболачивание. Активному распространению болот способствовала не только равнинность территории, но и превышение осадков над испарением, и множество послеледниковых озер, и неотектоника с опусканием поверхности. А затем и сами торфяные болота, насыщенные водой, ускоряли этот процесс.

Болота в Западной Сибири занимают все междуречные водоразделы. Они образуют своеобразный плащ, покрывающий даже небольшие повышения рельефа. Множество озер и болотных озерков придают болотам ни с чем не сравнимый облик.

О болотах Западной Сибири написано сейчас так много, что придется выбирать из этой массы фактов что-то главное. Мы познакомимся лишь со сфагновыми олиготрофными грядово-мочажинными и грядово-озерковыми болотами, которые преобладают в северной и средней тайге.

Немного арифметики. Площадь Западно-Сибирской равнины — 2745 тыс. км². Только в ее центральной части болота и заболоченные леса занимают более 30 млн га. Заболоченность, например, в Обь-Васюганской возвышенности — 60–80 %, а на Васюганской наклонной равнине — 80-100 %. Размеры болот огромны. Площадь только Васюганского массива — 5.4 млн га. Это самая большая болотная система в мире (кстати, Вас-юган в переводе с хантыйского — «Мамонт-река»). Административно она лежит в трех областях: Томской, Тюменской и Новосибирской. Больше всего здесь сфагновых верховых грядово-мочажинных и грядово-озерковых болот: 46 %. Очень много и озер: более 800 тыс.

Запасы торфа составляют свыше 108 млрд м³ (сюда включен торф болот других зон: тундровой, южнотаежной и степной). Средняя глубина торфа — 2,4 м. Но встречаются и выпуклые торфяники с 7–8 и даже 10-метровой залежью. Запасы воды только в олиготрофных сфагновых болотах — 373 км³.

Начало торфообразования датируется здесь временем 10–12 тыс. лет назад. И сейчас продолжается активное наступление болот на леса. Лишь в последние 500 лет образовалось вновь 25 % всех болот. Каждый год в течение всего голоцена появлялось 8000 га болот. Правда, скорость горизонтального роста в течение голоцена не была равномерной: она то увеличивалась, то уменьшалась. И вверх болота росли не с одинаковой скоростью, быстрее всего — в последние 2500 лет (до 0.8 мм в год).

Современные болота Западной Сибири содержат около 1000 км³ воды, «…на территории Западной Сибири образовался крупнейший в мире западносибирский торфяной бассейн», — писал М. И. Нейштадт. Он же назвал этот регион мировым природным феноменом.

Возьмем какой-нибудь конкретный массив, хотя бы в междуречье двух притоков Оби: Ватинского Егана и Ваха. По сравнению с другими это небольшое болото, но и здесь поперечник превышает 15 км.

Когда-то, в начале голоцена, водораздел этих двух рек представлял волнистую равнину, сложенную суглинками и песками. Отдельные гривы возвышались над равниной на 3–6 м. Заболачивание началось одновременно во всех понижениях: 8-10 тыс. лет назад. Отдельные болота быстро росли, «лезли» на малые гривы, а затем и на более крупные. Постепенно они сливались, и в конце концов образовалась очень сложная система болот, объединенных единым контуром. От бывших грив и холмов сохранились лишь отдельные минеральные острова, покрытые сосновым и кедровым лесом. Но болота продолжают расти, и скоро последние острова скроются под сплошным торфяным плащом.

У каждого в прошлом отдельного болота сформировалась вогнуто-выпуклая поверхность (рис. 86). Это значит, что на болоте есть хорошо выраженные склоны и центральное плато. Такие болота разделены множеством рек, ручьев, тещей, вокруг которых сохранились узкие полосы леса: шириной от 0.5 до 3 км.

Склоны болота заняты рямами — лесными ценозами из сосны, болотных кустарничков (багульника, Кассандры, подбела, голубики, березы карликовой, клюквы), пушицы влагалищной, морошки и олиготрофных сфагнумов. Иногда к сосне примешиваются кедр и береза. В наземном ярусе встречается также пушица рыжеватая с нежно-палевыми пуховками. Деревья обычно невысокие: до 5-10 м. Они стоят на кочках, где рядом со сфагнами растут и зеленые лесные мхи. На периферии таких рямов обильными бывают черника и брусника.

Уплощенные центры болот — плато — занимают 50–70 % площади. На них господствуют гряды, мочажины и озерки разных размеров, перемешанные в самых различных сочетаниях. Но есть здесь и определенная закономерность: в наиболее старых очагах заболачивания преобладают болотные озерки (до 70 %, а гряд — всего 30 %. Вокруг этих «очагов» — кольцо грядово-мочажинных комплексов. Они и располагаются как бы центробежными лентами, вроде лепестков у цветка. Таких очагов на болоте много, и форма у них самая разная: от округлой до амебообразной.

Извилистые, длинные узкие гряды перемежаются с озерками и мочажинами. Все это вместе сверху имеет совершенно причудливый рисунок: как переплетения в кружевах, где чередуются пятна разных оттенков. Почти каждый озерковый «центр» (очаг), окруженный кольцом гряд и мочажин, отделен от другого такого же образования гальями. А иногда какая-то галья служит истоком для ручья, русло которого то появляется на поверхности, то уходит в торфяную залежь.

На высоких и сухих грядах растет даже сосна. Это веретьи. На них обильны те же кустарнички, пухонос дернистый, морошка, росянка, сфагны-олиготрофы. Иногда здесь находят приют лишайники и печеночные мхи. На низких и мокрых грядах сосна не растет, а только кустарнички, пушица, морошка и сфагны.

Мочажины бывают разные: узкие и длинные или широкие и огромные (до 100–200 м). В последних растут только гидрофильные сфагны-олиготрофы, редкие стебельки шейхцерии и осоки топяной. Частенько вода заливает сфагновый ковер, и тогда перейти такую «зыбь» почти невозможно.

Все части болота: склон с рямами, пятна озерков, окруженных грядово-мочажинными комплексами, гальи, — постоянно изменяются по форме и размерам. Болото нарастает вверх, и ручьи меняют русла, то наполняясь водой, то мелея. Соответственно и количество выносимой воды разное. Так постепенно меняется весь «рисунок» болота.

И еще одна характерная особенность болотных комплексов: гряды, мочажины и озерки в них расположены не как попало, а в определенном порядке — перпендикулярно уклону поверхности болота. Чем больше уклон, тем выше и суше гряды, а мочажины уже. При маленьком уклоне мочажины огромны, а в плоском центре господствуют озерки.

Согры. Невозможно обойти молчанием эти совершенно своеобразные лесные болота Западной Сибири, по внешнему виду более похожие на леса, но растущие часто на мощном слое торфа. Мне очень хотелось увидеть своими глазами эти уникальные образования. Помогли случай и друзья-коллеги. После совещания в Красноярске (в 1970 г.) мы, двое петрозаводчан, отправились в Томск, чтобы оттуда попасть на стационар Института леса и древесины Сибирского отделения АН СССР. Мне запомнилась не дорога, а яростный спор с коллегой, которая полностью отрицала теоретическую и практическую значимость ботаники в целом и болотоведения в частности. Правда, тогда бытовало мнение, что болота надо обязательно осушать. Вот и по мнению моей коллеги — специалиста по лесоосушению — интерес представляют лишь осушенные болота, от которых только и можно получать пользу.

«Инженер, слесарь, художник, переводчица, поэт — самые разные люди отвечают на мой вопрос примерно одинаково. Для них слово „болото“ уже в самом себе содержит и обвинение, и приговор», — так определил общественное отношение к болотам известный журналист Ю. Вронский в статье «Осторожно: болото» (Лит. газ. 1976. 2 апр.). Этот спор и такое отношение к болотам были символичны для 70-х гг., когда бурно развивалась мелиорация, нанося частенько непоправимый вред природе. Сколько же было загублено болот, и до сих пор напоминающих о том времени своим плачевным видом. Осушали ведь все подряд: и верховые сфагновые болота, и ягодники, и угодья с ценными лекарственными и редкими растениями. «Осушение верховиков-клюквенников идет полным ходом, — писал далее Ю. Вронский. — И ведется оно в первую очередь вблизи дорог и населенных пунктов, именно там, где есть кому собирать ягоду, где легко организовывать заготовительные пункты и вывозить заготовленное».

Да, много было сделано ошибок как с верховыми и ягодными болотами, так и с облесенными и лесными. Конечно, осушение последних чаще всего дает хороший эффект. Но ведь нельзя забывать о том, что настоящие лесные болота — это не просто уникальное явление, но и место «прописки» своеобразной растительности и многих редких растений. Так созвучны моим чувствам прекрасные стихи И. Шкляревского на эту тему:

Однако мы отвлеклись от темы. Но как не сказать о наболевших проблемах, о которых надо не только писать и писать; о них нужно кричать во весь голос. К сожалению, это другая тема, о которой здесь я говорю только вскользь.

Итак, согры. Это не те бедные лесные болота (рямы), которые обычны по склонам верховых выпуклых сфагновых болот северо- и среднетаежной зоны Западной Сибири. Согры — типичный элемент южной тайги. В этой зоне мелколиственных западносибирских лесов расположен и Томский стационар. Он приурочен к междуречью Оби и Томи, а на юге его территория граничит уже с лесостепью. На стационаре встречаются не только согры, но и другие типы болот: березовые лесные, осоково-гипновые и осоково-сфагновые низинные и переходные. Но нас сейчас интересуют только согры.

Согры — не все лесные евтрофные болота, а только такие, где согосподствуют разные хвойные породы: ель сибирская, кедр, лиственница, пихта. Меньше здесь сосны и березы. Но сограми частенько называют и лесные болота с преобладанием только кедра (сосны сибирской). Мы же познакомимся с типичной согрой.

И вот мы в согре на Жуковском болоте. Сразу поражают деревья — такие толстые и высокие, что, не зная заранее о торфяном грунте, ни за что не поверишь, что это болото. Деревья достигают 18–20 м, а отдельные и выше. Говорят, что есть и 28-метровые великаны. Лиственницы и кедры 200-летние, а елям по 100 лет и больше. Некоторые стволы до 0.5 м в диаметре, хотя чаще они чуть больше 20 см. Кроны деревьев почти смыкаются над головой, а бонитет, по словам наших гидов, класса IV или даже III.

Термин «бонитет» происходит от немецкого Bonitat или латинского bonitas, что значит «доброкачественность». В лесоведении классами I–V бонитета отмечают продуктивность насаждений. Самый высокий класс — I, самый низкий — V, а на болотах часто бывает ниже самого низкого — Va.

Темно и сумрачно в такой согре. А под ногами чередуются высокие кочки и сильно обводненные межкочья — явные признаки болота. Кочки высокие: до 0.5 м и выше. Здесь же масса валежника и упавших стволов с торчащими вверх корнями.

Непременное условие нормальной жизнедеятельности согры — обильное поступление жестких грунтовых вод. Поэтому в сограх всегда влажно. Но застоя воды нет, иначе деревья сразу прекратили бы рост и вскоре погибли. Самые типичные местообитания согр — долины рек, проточные лога, окрайки низинных травяных болот.

Обилен и разнообразен кустарниковый ярус. Мы встретили можжевельник, рябину, спирею иволистную, смородину. В других местах обычны черемуха, жимолость, шиповник иглистый. Удивляют обилие и пышное развитие трав. Но интересно и другое: сочетание типичных лесных и луговых растений с болотными. Кочки населяют лесные растения: какалия копьелистная, майник, грушанки, кислица, брусника, линнея северная, седмичник и многие другие виды. Здесь же лесные зеленые мхи. А в понижениях чего только нет: и вахта, и калужница, и сабельник, и крапива, и осоки, и хвощ топяной, и вех ядовитый, и вейники. Вот и куртина аира, и даже пятна стрелолиста обыкновенного и ежеголовки простой. Мхи тоже есть, но их немного: в основном это гидрофильные зеленые мхи — индикаторы богатого питания.

Нам повезло: мы набрели на дремучий участок со сплошными папоротниками, поднимающимися почти на метр. Совершенно великолепен страусник, собравший свои резные листья в огромные «чаши». Но особенно много здесь щитовников (мужского, гребенчатого, игольчатого) и кочедыжника женского. Есть и другие травы, но они как-то теряются на фоне зарослей этих древних растений.

А каков же торф в таких болотах?! Глубина залежи здесь до 3.5–5 м. В ней преобладают древесные торфа, иногда Они переслаиваются с древесноосоковыми, осоковыми и даже осоково-гипновыми видами. Нижний придонный слой — согровый торф. Это говорит о том, что в своем развитии согры сменялись открытыми болотами, а потом вновь на них поселялись деревья.

Далека Сибирь, и много в ней еще неизведанного. Бесконечные леса, огромные болота, величавые реки, неисчерпаемые запасы газа и нефти… Так можно продолжать еще долго. Но и здесь предметом нашего внимания остаются болота, среди которых есть интереснейшие, уникальнейшие. Вы узнаете о том, как открыли эти болота, причем совсем недавно: около 10 лет назад. Для меня же это открытие произошло еще позже.

Все началось со знакомства с диссертацией Т. А. Бляхарчук, которую я должна была оппонировать в г. Томске. Работа была великолепна. Чувствовалась школа Юрия Алексеевича Львова — одного из крупнейших специалистов нашей страны по болотоведению, возглавляющего это Направление в Институте биологии и биофизики при Томском университете. Диссертантом решались вопросы становления и развития лесов и болот в голоцене на юго-востоке; Западной Сибири — территории, до последнего времени в этом плане исследованной очень поверхностно. Мое внимание привлекли разрезы торфяных болот с мощными слоями папоротниковых торфов, причем часто к остаткам папоротников примешивались корешки и пленки вахты, хвоща, гипновых мхов. «Нонсенс! Невозможное сочетание! — подумала я. — Не могли вместе расти папоротники — мезофиллы по своей экологии — с растениями, типичными для топей». Конечно, папоротники встречаются в лесных болотах, где поселяются на микроповышениях. Но чтобы они росли в топи — трудно представить. Так оказалось, что о болотах не все еще известно даже таким старым зубрам, как; я.

Почему же об этом мы узнали только в последнее десятилетие? Дело в том, что остатки папоротников очень трудны для определения в торфе. Поэтому аналитики и пропускали их, приписывая к другим видам или называя просто «травы». Раньше всех научились их определять томские болотоведы. Тогда-то и оказалось, что в пойменных торфяниках по р. Оби таких торфов немало.

А теперь отвлечемся немного и представим себе дебри каменноугольных болот, где царили древовидные папоротники. Огромные их деревья простирали свои разлапистые листья, над влажной тропической трясиной 250 млн лет назад. Такие болота были и в Сибири, и в них образовались мощные слои торфа, превратившегося впоследствии в каменный уголь. Проходила тысячелетия, менялся климат; (одни виды отмирали, другие приспосабливались к умеренному климату наших широт. Потомки же древовидных папоротников переселились в тропики, а у нас остались только травянистые виды папоротников. Многие из них обитают в лесах, но немало видов встречается и в лесных болотах, особенно в сограх.

Сейчас папоротниковый покров на болотах Западной Сибири стал совсем редким. В прошлом же, судя по торфяным залежам, травяные папоротниковые сообщества на болотах были широко распространены. «Похоже, что они отжили отпущенный им природой срок. Но в начале голоцена таких болот было много, особенно в Причулымье», — пишет Е. Я. Мульдияров, один из ведущих болотоведов Западной Сибири.

А в наше время? Отправляясь в экспедицию в пойму р. Оби (в пределах Томской области), ее руководитель Е. Я. Мульдияров очень надеялся найти папоротники в растительном покрове болот. Вот как он об этом рассказывает;: «Нам удалось встретить сообщество с папоротником, вахтой и осокой волосистой, редкое здесь, но так широко распространенное прежде и представленное в торфяных залежах болот поймы Чулыма. Болото оказалось слабозалесенным березой и сосной, иногда березой приземистой. Я был сверхдоволен этой встречей: ведь сколько раз я определял такой торф, сколько проходил перед моими глазами и под микроскопом его образ, зафиксированный тысячелетие назад… И вот она, святая троица! Дожила! Здравствует! Хотя и не один папоротник, а в компании с вахтой и осокой. Но все же его много. И стоят эти растения „по пояс“ в воде, как во всяком топяном болоте, В травяном покрове мы отметили также хвощ топяной, вербейник, гравилат речной, белозор, немного сфагновых и зеленых мхов».

Шли годы, продолжались исследования болот Сибири. Сведений о травяных папоротниковых болотах становилось все больше. И сейчас изучена, конечно, не вся эта территория. Но уже известно, что такие болота встречаются только в южной части Западной Сибири, и то лишь в депрессиях по древним руслам, в долинах рек и вблизи озер. Однако, где проходит северная граница распространения таких болот, мы пока не знаем.

На Северной Двине

В 1980 г. вместе с Молодым биологом А. И. Максимовым мы приехали в Архангельскую область, где были гостями Т. К. Юрковской, уже несколько лет изучавшей огромную болотную систему — Себ-болото. Татьяна Корнельевна — доктор биологических наук, знаток болот нашей страны, высококвалифицированный картограф и великолепный ботаник — работает в лаборатории геоботаники Ботанического института в Петербурге. Для меня она открыла болота архангельского Севера. Раньше судьба забрасывала меня в разные края: то на болота Северного Урала, то на болота Прикамья, Но на Пинеге, правом притоке Северной Двины, в самой глубинке Архангельской области, бывать еще не приходилось. Все здесь: и природа, и окающие жители архангельской деревни — воспринималось остро и радостно.

Уже в XII в, поселились здесь выходцы из Новгорода, «Подивились они обилию ягод на болотах зыбучих, красной дичи и пушного зверя в лесах дремучих, косякам семги в реках жемчужных и осели тут…» — пишет О. Ларин. «Леса черные, блата непроходимые», — говорили новгородцы о Пинежье.

Экспедиция Т. К. Юрковской работала с начала июля, а шел уже август. Поэтому нам предстояло добираться самостоятельно. Путь был довольно сложным: самолет до Архангельска, поезд до Карпогор (районного центра). Затем летели на самолете АН-2 до Труфаново. Под крылом самолета плывут, сменяются ландшафты. Все больше лес и лес… Удивляемся, что не видим болот. Да вот же они: рыжие, огромные, с проблесками воды в мочажинах и редколесьем по окрайкам. Болота снова сменяются тайгой, пересеченной ручьями, речушками, реками, устремляющимися в Пинегу. Она уже соединяется с Северной Двиной, которая впадает в Двинскую губу Белого моря. Северотаежные еловые леса — зональный тип растительности этого края. Район нашего исследования — водораздел Пинеги, Кулоя и Мезени. Эта волнистая равнина, сложенная мореной и водно-ледниковыми отложениями, сильно заболочена.

Из Труфаново мы отправляемся пешком к переправе через Пинегу. Широка река в невысоких берегах и песчаных плесах. На берегах — никого. Как переправиться на другую сторону реки? Едва видны вдали лодки. Кричим: «Лодку, лодкуууу!». Никакого движения. Остается только любоваться великолепным деревянным храмом, контрастно выделяющимся на фоне неба. Кто был создателем этого чуда? Проходит час, другой. И вот наконец с того берега отчаливает лодочка. Еще час — и мы на другой стороне. Впереди 5 км пешего хода вдоль Пинеги до деревни Вальтево, где базируется экспедиция. Закидываем рюкзаки за спину — и вперед. Дорога вдоль берега очень красива, и мы любуемся нетронутой русской природой, берегами реки (то высокими, с выходами красноцветных песчаников; то низкими, с многочисленными плесами). К самой реке подходят ельники, лишь местами уступая место лугам, пожням и пашням. Поздно вечером добираемся до Вальтево. Разыскиваем дом, где устроились болотоведы. Но в нем одна лишь хозяйка сидит за самоваром.

Они пришли к вечеру следующего дня усталые, искусанные и нагруженные «выше головы». Радость встречи, обмен впечатлениями, планы на ближайшее дни. И начинаем нашу совместную «эпопею» на Пинежской земле.

И лес, и болота здесь разные. До лагеря на болоте идти приходится 9 км, так что по дороге можно познакомиться с основными ландшафтами.

Идем мы сначала торной тропой, а потом просеками. Сразу за околицей начинается девственная тайга. Удивление вызывают ельники (из ели сибирской), в северотаежный облик которых вкраплены многие растения южной тайги: чина весенняя, ранним летом распускающая пурпуровые соцветия; ядовитые вороний глаз и волчье лыко; изящная звездчатка дубравная. «Это связано с богатыми почвами, лежащими на карбонатных материнских породах», — объясняет Татьяна Корнельевна. Но больше всего здесь всё-таки ельников чернично-вороничных зеленомошных.

Начинается небольшой спуск с холма. Все ниже и ниже, и уже слышен шум быстро бегущего ручья. Какие же роскошные здесь ельники! Деревья поднимаются до 20 м и больше, совсем как в южной тайге. А под ними чего только нет: смородина черная и пушистая, черемуха и разные травы-акселераты (борец высокий, живокость высокая, василистник малый).

«Я встречала и другие, не менее интересные травы, — рассказывает наш гид. — Княжник сибирский, цветущий в начале лета очень красивыми желтоватобелыми крупными цветками; бузульник сибирский — оба пришельцы из Сибири. Пинежье — удивительный край. Здесь много ботанических уникумов. На обнажениях известняков изредка можно увидеть пеон марьин корень. Цветы у него крупные пурпурно-розовые. Есть и совсем южные виды, пришедшие из лесостепи, например ветреница лесная».

Почти незаметно остались позади 9 км. По пути были и сосновые леса, и небольшие участки с лиственницей сибирской. Но больше всего ельников — зеленомошных, долгомошных. А вот и сфагновые ельники — предвестники болота, сменившиеся непосредственно перед нашим болотом сосняком сфагновым. Идем вдоль р. Себы, именем которой названа болотная система — Себ-болото. Река течет в торфяных берегах и хорошо дренирует примыкающие болота. Кроны у сосны все еще пышные, высота у нее до 12–15 м.

Сосны чуть редеют, и перед нами открывается лагерь: три палатки и навес над столом, сбитым из тонких стволиков сосны, и такие же скамейки. Очаг — два кола с перекладиной и углубление с остывшей золой. Теперь это наш дом на несколько дней. Сразу готовим обед, а потом приступаем к работе.

Аэрофотоснимок Себ-болота. Еще зимой, в Ленинграде, Татьяна Корнельевна показала мне аэрофотоснимки Себ-болота. С тех пор я жила одной мечтой: попасть на это болото. На снимках было чудо: бескрайняя топь из грядово-мочажинных и грядово-озерковых очень обводненных комплексов, протянувшихся отдельными языками, а между ними — полосы «черных» топей (дело в том, что, чем больше воды, тем темнее изображение на снимке, а открытая вода получается совсем черной). По рисунку и структуре комплексов было видно, что это типичные аапа.

Слово «аапа» финского происхождения; буквально оно переводится как «безлесный». Аапа болота имеют низинную или переходную торфяную залежь, растительность здесь евтрофная и мезотрофная. Но самое интересное в них — комплексы гряд, мочажин и озерков, которые занимают, как правило, большую часть болота, располагаясь в вогнутом центре. В этих комплексах на грядах обитают растения, менее требовательные к питанию, а в мочажинах — более требовательные. Разве это не парадокс? Совсем рядом, в мочажинах, питания больше, а на грядах — меньше, в результате чего в таких комплексах закономерно чередуются не только растительные сообщества разной экологии, но и торф под ними (под грядами он чаще всего переходный, а под мочажинами — низинный). В болотоведении аапа болота называют еще и по главным растениям — эдификаторам повышений и понижений микрорельефа. Т. К. Юрковская назвала пинежские аапа так: кустарничково-пухоносово-осоково-сфагновые с ерником на грядах и мохово-травяные в мочажинах с озерками онежско-печорские аапа. В других регионах преобладают свои растения, поэтому в название вносятся соответствующие коррективы. Мы же будем называть их просто «аапа».

Но вернемся к изображению на снимке Себ-болота (рис. 87). Чудес на них еще много. И главное — верховики удлиненной формы, как бы наложенные поверх аапа. Они были разных размеров. Очень образно Т. К. Юрковская назвала их «капли». И действительно, четыре из них, как капли: широкие и округлые с одного конца, и заостренные и удлиненные — с другого. Зато три других огромные, а последний (самый большой) — более 600 га. Молодые «капли» отграничены от аапа так резко, что это кажется нереальным. Топи, разделявшие их, еще более подчеркивали разницу в изображении между верховыми «каплями» и аапа. Эти снимки вполне могли бы служить учебным пособием. Даже совсем неискушенный человек увидел бы разницу между верховыми комплексами и аапа. Теперь от впечатлений, произведенных аэрофотоснимками, перейдем к непосредственным восприятиям.

Первая «капля». Идем на самую маленькую «каплю». Времени немного, близится вечер. Поэтому решили сделать только одну скважину, отобрать образцы для спорово-пыльцевого анализа и, конечно, познакомиться с растительностью. По дороге Татьяна Корнельевна рассказывает: «„Капли“ — это выпуклые сфагновые олиготрофные болота. Самые маленькие из них находятся в начальной стадии развития. Это совсем молодые верховички, на них еще и микрорельеф не расчленен, и растительность однородная: сосна, кустарнички и сфагнум бурый. Другие „капли“ можно выстроить в ряд по размерам, стадиям развития и возрасту. Чем старше стадия, тем сильнее развит Микрорельеф: сначала — грядово-мочажинный, потом — грядово-озерный, а на последней стадии даже мочажины разрушаются (регрессируют). И тогда гряд очень мало, зато много озерков и даже крупных озер. Это регрессивный комплекс. Площадь нашей „капли“ № 1–5.5 га, а всего Себ-болота — почти 4000 га».

Передвигаемся вдоль Себы, русло которой глубоко врезано в торф. Постепенно река превращается в ручей, а потом совсем теряется в евтрофной хвощовой топи. Подходим к нашему верховику. Его «берег» возвышается над топью на 20–40 см. Как циркулем, отделены топи от олиготрофного верховика. Великолепны по краю заросли пушицы рыжеватой, не встречающейся на Северо-Западе. Пуховки у нее не белые, как у всех пушиц, а нежно-палевые. В центре «капли» — сосна в 3–5 м, а кроны у нее спускаются почти до мохового покрова. Здесь же багульник, Кассандра, клюква мелкоплодная и сплошной покров сфагнума бурого.

Быстро вечереет, и небо на западе окрашивается в розовые тона. Но и работа сделана. Со всей глубины — 4.5 м — отобраны образцы торфа. В лагерь возвращаемся после 9 вечера, когда вечерняя заря становится темно-малиновой. Быстрый ужин — и по палаткам. Устали за день до предела.

Рано утром, почти вместе с солнцем, отправились мы на моховик N 7, который «каплей» уже никак не назовешь: он распластался по всей восточной части Себ-болота (более чем на 600 га). Дорога предстояла длинная, и все по топяным комплексам. Прямые 5 км увеличивались вдвое — так часто приходилось обходить огромные топкие аапа мочажины. Около 4 ч добирались до профиля, который Т. К. Юрковская со своим отрядом почти обработала в прошлые годы. Нам предстояло сделать геоботанические описания на восточном конце профиля, отобрать образцы торфа на ботанический состав и степень разложения. Была и еще одна задача: пробурить скважину в самом глубоком месте болота и отобрать образцы на споровопыльцевой и радиоуглеродный анализы. Татьяна Корнельевна со студентами взялась за выполнение геоботанических и торфоведческих работ, а мы с молодым коллегой отвечали за палеогеографию.

В дороге наш главный гид рассказала о верховике № 7: «Поверхность массива слабовыпуклая, а центральное плато слегка вогнуто. На нем господствуют регрессивные комплексы. Огромные сплавинообразные мочажины с реденькими кустиками осоки топяной, вахты, росянки длиннолистной, пятнами гидрофильных сфагнов и обнаженного торфа пересечены единичными низкими извивающимися грядами. На них редкая сосна, под которой растут вороника, морошка и очень много лишайников (даже больше, чем сфагнума бурого)… Помните кольцо вокруг сплавины, которое мы видели на аэрофотоснимке? — спрашивает Т. К. Юрковская. — Тогда мы не знали, что это такое. Теперь могу рассказать о нем довольно подробно. Это уникальное образование. Оно хорошо видно и в натуре. Здесь длинные и узкие мочажины, разделенные высокими грядами, с обильной сосной высотой в 2–3 м. Стволики у нее перекручены и пригнуты к долу. На грядах много кустарничков, пухоноса дернистого, лишайников, меньше сфагнума бурого. Но самое любопытное — под кольцом глубина торфа меньше, чем в регрессивном комплексе. Глубина его увеличивается вновь и с внешней стороны кольца». Что же это за образование? Объяснение ему мы нашли только после полной обработки материала, в последующие годы. По всем параметрам оно напоминало древний береговой вал послеледникового водоема.

Каждая группа нашей экспедиции начинает заниматься своим делом. А. И. Максимов берет буры, и мы по грядам от лесного кольца потихоньку двигаемся в центр зыбуна. Зыбун на верховом болоте совсем не похож на низинный. Там он сформирован корневищными растениями и довольно хорошо выдерживает тяжесть человека. А здесь от лесного кольца в центр зыбуна протянулись, как щупальцы, редкие и низкие гряды. Чем дальше от кольца, тем же и мокрее становятся гряды. И вот их уже поглотил зыбун. Еще пытаемся передвигаться вперед, ступая на редеющие кочечки. Но они все глубже уходят в торф под тяжестью тела, а к тому же становятся такими маленькими и редкими, что уже не хватает шага. Прыгать в таких местах нельзя: быстро прорвешь дернинку и провалишься. Длинноногий коллега впереди, я более осторожна и потому отстала.

Все мое внимание поглощено поисками очередной «твердой» опоры для шага вперед. Интуитивно чувствую, что дальше не пройти, и поэтому все замедляю движение. И вдруг слышу, как Максимов тихонько рассуждает сам с собой: «Сейчас ухну: ни вперед, ни назад».

Да, надо возвращаться. Но как? Те кочечки, по которым ступали, уже провалились в топь, а другие — на расстоянии 2–2.5 м. И все же мне удается добраться до более «твердой» гряды. Надо скорее выручать коллегу. Он бросает мне топор, я лихорадочно срубаю несколько кривулин-сосенок. Мы, конечно, выбрались, лишь начерпав в сапоги черной жижи. Вдвоем не страшно даже в такой топи: взаимовыручка не подведет.

Кое-как пробрались к центру зыбуна и начали отбирать образцы. Глубина торфа 5 м; внизу — немного сапропеля, а подстилается он озерной вязкой глиной. И если на спорово-пыльцевой и ботанический анализы хватает торфа из одного челнока, то на абсолютный возраст надо поднять 15–20 челноков, свинтив и развинтив при этом столько же раз штанги. Работа адская. Так что в сумме бур вгоняли не менее 50 раз. Я только успевала упаковывать и документировать образцы, да еще чистить челнок.

А какое же приятное время обед на болоте! Это не только прием пищи, но и отдых — физический и умственный. Геоботаник, например, сделав подряд два-три геоботанических описания, совсем выдыхается и обязательно должен переключиться, иначе что-то пропустит, что-то перепутает. Итак, мы собрались на обед около 3 ч дня. Тут же, на гряде, развели костер (сухостоя кругом много). Да и воды здесь сколько хочешь: копай ямку в мочажине, через какое-то время вода устоится — и бери ее, чистейшую. Основательно поели. Иначе на болоте нельзя: ноги не потянешь. Сил только на ходьбу уходит примерно в 5 раз больше, чем на суше.

К 7 ч вся работа была сделана, а на обратную дорогу нужно не меньше 3–4 ч. Она показалась бы бесконечной и вдвое тяжелее, чем утром, если бы не останавливались время от времени, чтобы сделать заметки, наблюдения, поделиться впечатлениями, собрать гербарий. Домой прибыли почти к полному закату, еле волоча ноги. И хоть лагерь тоже на болоте, но таким обжитым и родным кажется он после целого дня работы в «хлябях».

Теперь о торфах Себ-болота. Почти на всю глубину (до 5 м) верховые залежи сложены остатками из сфагнума бурого. Внизу их подстилают переходные древесно-травяные торфа, под аапа комплексами — торфяная залежь низинного и переходного типов.

Аапа комплексы Себ-болота. В этот год на аапа мы не работали. Но как не остановиться и не понаблюдать за растительностью, да и сравнить интересно наш комплекс с аапа болотами других регионов. Так какие же аапа на Себ-болоте?

Преобладают здесь грядово-мочажинно-озерковые комплексы с огромными мочажинами, очень сильно обводненными, перемежающимися с многочисленными озерками. В мочажинах растут мелкие осоки, вахта, хвощ топяной, иногда прерывистый ковер зеленых мхов. Реже встречаются мочажины из евтрофных и мезотрофных сфагнов, и тогда с ними растут шейхцерия и пушица рыжеватая. Гряды всегда сфагновые (из сфагнов папиллозного и магелланского), а по ним — осока, пухонос дернистый, березка карликовая и очень много вахты.

По спорово-пыльцевым и радиоуглеродным анализам мы реконструировали историю развития не только Себ-болота, но и окрестных лесов и климата в голоцене: с 12 тыс. лет назад и по настоящее время. Вот как можно представить этот процесс (рис. 88): 11 тыс. лет назад на месте болотной системы раскинулся мелководный послеледниковый водоем, но было очень холодно, и водоем почти не зарастал растениями. 9800 лет назад наступило потепление —.и жизнь в водоеме дала бурный всплеск, в результате чего появился слой сапропеля (озерного ила) и началось зарастание сплавинами водно-болотной растительности, а берегов — хвощом. Уровень воды то повышался, то понижался, а 9000 лет назад произошел окончательный спуск послеледникового водоема. Вот тогда-то болота и «поползли» во все стороны. Условия для их наступления стали более чем благоприятными: довольно тепло (как в настоящее время), достаточно влаги и множество первичных очагов заболачивания. От этих очагов, возникших в самых глубоких западинах рельефа, и пошло наступление болот.

Вначале были только евтрофные топяные сообщества, которые 8000 лет назад сменились в некоторых местах олиготрофными пушицевыми и лесными. Так шли смены на месте современных старых верховиков. А немного позже начали отсчет и низинные болота: со стадии березовых лесных сообществ. Они были предшественниками современных аапа. Возраст большинства аапа — примерно 6500 лет. 6000 лет назад единой болотной системы еще не было, существовали лишь отдельные, изолированные болотца. Далее современные «капли» развивались по верховому пути, аапа — по низинному. Почему? Все дело в притоке грунтовых вод, которые поступали в северную часть системы. Верховики, начавшие развитие раньше, быстро поднялись выше уровня грунтовых вод и питались теперь только атмосферными осадками.

Переломным в развитии системы можно назвать время 3000 лет назад. Суммарная площадь болота настолько увеличилась (около 2000 га), что оно стало в значительной степени автономным — независимым от изменений природной среды. Вот тогда-то и сформировались комплексы на верховиках, а 2000 лет назад — на аапа.

Так, очень схематично, мы представили все вехи жизни Себ-болота. Факты говорят о том, что верховые болота старше аапа, хотя первое впечатление от аэрофотоснимков было иное: верховики казались наложенными на аапа. Исследования показали, что, возникнув позже верховиков, аапа росли вверх быстрее и постепенно почти догнали их.

Не думайте, что развитие болот шло изолированно от развития природы. Все события, происходившие на болоте (горизонтальный и вертикальный его рост, смены растительности, колебания уровня воды), были отзвуками изменения всей палеогеографической обстановки: климата, гидрологического режима, растительности лесов. Но это — особая тема. Здесь приведу лишь основные ступени смен лесов: 10 500 лет назад вокруг приледникового бассейна раскинулись тундры; 8500 лет назад господствовали березовые леса; 5500 лет назад во время климатического оптимума территорию занимали широколиственно-еловые леса; 3000 лет назад зональными становятся еловые южнотаежные леса; 2000 лет назад похолодание привело к смене южнотаежных лесов сначала средне-, а потом и северотаежными.

Лоухи и Малиновая Варакка

Белым морем и Прибеломорьем я «заболела» еще в 1963 г., когда мы впервые по-настоящему стали изучать болота этого края. И, конечно, нас, как магнитом, влекли к себе Соловецкие острова. Знаменитый на всю Россию Соловецкий монастырь, основанный в XV в., лагерь СЛОН (Соловецкий лагерь особого назначения), существовавший там в черные годы репрессий, военно-морская школа юнг в послевоенные годы (вспомните «Мальчики с бантиками» В. Пикуля) — все это было не только интересно, но преломлялось и личностной стороной, «зацепив» судьбы моих близких родственников.

Началось все вот как. В 60-е гг. еще не было регулярного сообщения с Соловками, реставрационные работы там почти не велись, и туристский бум только назревал. Наш небольшой полевой отряд, прождав на пристани в Рабочеостровске (вблизи г. Кеми) около суток, в полночь загрузился на катер, перевозивший водоросли анфельцию и фукус на агар-агаровый заводик. Наконец-то мы плывем, сидя на куче водорослей на палубе. От моря не оторвать глаз: зеркальная его гладь отливает бледно-розовым закатным небом и светится как бы изнутри. Мимо проплывают скалистые острова, щетинясь низкими соснами, а сердце щемит от приглушенного очарования северной белой ночи. «Удивительны и неповторимы белые ночи на Севере. Прямо с небес льются на землю мерцающий, словно перламутровый, свет и обволакивающая душу тишина. И, как полированный металл, мерцает под этим светом бескрайняя равнина моря, незаметно для глаза сливаясь на горизонте с небом…» (Ф. И. Титов). Подплываем к Соловкам.

О Соловецких островах написано много, но не о них мой рассказ. Там мы исследовали болота, знакомились с природой островов, значительно более богатой, чем на той же широте в окрестностях г. Кеми.

В 1987 г. наша экспедиция направлялась в еще один, почти не исследованный уголок северной части карельского Прибеломорья. Болота более южных частей Прибеломорской равнины были изучены ранее. На этот раз нам предстояло исследовать болота на территории от г. Лоухи до пос. Чупа, стоящего на берегу Чупинской губы Кандалакшского залива Белого моря. Северное Прибеломорье имеет свою специфику и отчетливый налет Приполярья. Ведь совсем недалеко от Чупы проходит Северный полярный круг, да и рельеф там отличается от средней и южной частей Прибеломорья. От широкой низменности осталась здесь лишь узкая приморская полоса, в районе Чупинской губы совсем вытесняемая грядами и варакками (скальными возвышенностями). Некоторые из них за свою форму получили название «курчавые скалы». Еще одна отличительная особенность характерна для этого рельефа. Скальные крупные сельги чаще всего имеют широтное направление (рис. 89); высокие и длинные, они тянутся иногда на несколько километров. В остальной же части Карелии сельги направлены в основном с северо-запада на юго-восток, как бы наискосок.

Приезжаю в Лоухи заранее, чтобы найти базу для экспедиции, представиться местным властям, рассказать о нашей работе и, конечно, узнать их планы в отношении каких-то конкретных исследований болот. Лоухи — совсем небольшой городок, окруженный северотаежными лесами, с множеством больших и малых озер, порожистых и тихих рек и речушек. Много здесь и самых разнообразных болот, чаще всего длинных и вытянутых, как и гряды, в широтном направлении. Лоухи в эпосе «Калевала» — имя злой старухи, хозяйки холодной Похьялы. Певец «Калевалы» Вейнемяйнен говорит:

Северные карелы и финны словом «сампо» называли мельницу-самомолку, мельницу-счастье.

Но совсем не мрачен городок Лоухи; приветливы и отзывчивы жители его. А в дикую красоту северной природы уже глубоко вторгся человек. С севера на юг простирается здесь шоссейная дорога, соединяющая Петербург с Мурманском; параллельно ей идет железная дорога, а около Лоух раскинулся большой звероводческий совхоз. Чупа же — очень известный поселок горняков, которые в шахтах и карьерах добывают слюду, пегматит и множество сопутствующих великолепных по красоте минералов: розовый кварц, беломорит (лунный камень), гранаты альмандины и др.

Так в наши планы вторгся Чупинский горнообогатительный комбинат (ГОК). Его директор просил: «Найдите нам такие болота, которые легко было бы осушить, чтобы торф был низинным и они располагались вблизи хороших дорог. Нам нужны земли для выращивания трав и кормовых культур».

Вскоре, когда собрался весь отряд, мы дружно решили, что придется уплотнять свои планы и выполнять заказ производства. Просмотрели аэрофотоснимки и наметили исследовать несколько болотных массивов вблизи Лоух и Чупы.

Здесь и история края, и его современная растительность, и даже экология растений. А если исходить из научных фактов, то история становления природы края началась вскоре после отступления ледника. Сначала были голые скалы и обширные послеледниковые озера, вытянувшиеся с запада на восток и соединявшиеся с Белым морем. Затем озера мелели, вода из них уходила в море, на их месте формировались болота, а в это время природа «засевала» скалы лесами: вначале — березовыми, а потом — только сосновыми. Во время климатического оптимума голоцена, от 8000 до 5000 лет тому назад, здесь господствовали среднетаежные сосновые и березовые леса. А около 4500 лет назад, после существенного похолодания, прокатившегося волной по всей Евразии, леса приобрели северотаежный облик.

На аэроснимках болота необычайно разнообразны. Одно из них, которое мы назвали «У озера Каменного», было нашим первым объектом. К невысокой скалистой гряде — северному берегу болота — примыкает верховик округлой формы, окруженный с трех сторон «черной» топью. Значит, растений там мало, а больше открытой воды. Но миновать эту топь с профилем невозможно, так что придется как-то преодолевать ее.

И вот мы идем от оз. Каменного по скалистой гряде, покрытой сосняком лишайниковым. Намечаем профиль и начинаем работать. Полоса за полосой я делаю геоботанические описания растительности. Сразу к гряде примыкает выпуклый верховик с грядово-мочажинно-озерковым комплексом. Поперечник его — около 300 м. Высокие гряды покрыты вереском и лишайниками, а мочажины — сфагновыми мхами (красивым и Линдберга) с редкими шейхцерией и пушицей влагалищной. Почти во всех мочажинах видны пятна черного торфа. Между ними — озерки бесформенные, реже — удлиненной формы и разных размеров. Все ясно: уклона в центре моховика почти нет, поэтому растительность в мочажинах начинает отмирать (деградировать). Мочажины такие топкие, что страшновато идти напрямик. И все же осторожно шагаю. Вдруг нога, провалившись до края сапога, уперлась во что-то очень плотное. Что это? Грунт? Не может быть здесь болото таким мелким. В сельговом рельефе торфа должно быть не менее 4–5 м. Вскоре все выясняется: на глубине 30–40 см почти сплошная мерзлота. Вот так сюрприз! Ведь уже июль. Да, трудно придется бурильщикам.

И позже, даже до конца июля, частенько под грядами встречались линзы мерзлого торфа. Так и бурили: вначале долбили лунку, а потом начинали доставать образцы. На нашем болоте торфа оказалось больше, чем ожидали: до 6 м. И он резко различался под топяными аапа сообществами и под верховыми комплексами.

Топь, примыкающая к верховику, — аапа комплекс, но очень нечеткий и крайне топкий. Здесь растут редкими пятнами осока топяная, вахта и гидрофильные зеленые мхи. С трудом одолеваю эту топь. Но надо не просто пройти ее, а подробно описать все (характер комплекса, соотношение элементов микрорельефа, глубину воды, ее трофность и степень проточности), дать полный перечень растений, определить их обилие и проективное покрытие, выделить эдификаторы и доминанты.

Южная полоса болота пестрит разными комплексами, где бедный набор олиготрофных растений и небольшая примесь мезотрофных. Редкая сосна, разбросанная по кочкам, не превышает 3–5 м. Среди растений больше всего пушицы влагалищной, пухоноса дернистого, осоки топяной, вороники и, конечно, сплошной покров сфагновых мхов, разных в понижениях и на повышениях микрорельефа.

Но самый большой сюрприз преподнесло нам болото, которое мы назвали «Узкое». Оно занимает узкий и длинный лог: длина его — более 3 км, а ширина — 300–350 м. Обычно глубина таких болот не больше 6 м (иногда всего 3–4 м). Однако здесь глубина оказалась более 10 м.

Бурить трудно, тем более при мерзлоте. Ведь бур надо не просто вбить в торф дважды на каждом метре, собрав и разобрав его на отдельные штанги. Приходится не раз искать место, где нет мерзлоты или она тонкая и пробиваемая. И все же радость моя была безмерной: никогда еще на севере Карелии не находили таких глубин ни мы, ни геологи, ни торфяная разведка. Это прекрасно! Значит, отберем образцы на палинологический и радиоуглеродный анализы.

Позже мы выяснили, что болото начало свое развитие более 9000 лет назад, а средний прирост торфа составлял свыше 1 мм в год. Это перекрывало все рекорды. Болото-феномен! Ранее примерно в этих же местах геологи отбурили болото глубиной 7 м, но возраст его составлял всего около 3000 лет. И мы делали такие же исследования к юго-востоку от нашего района, вблизи пос. Гридино, на Прибеломорской низменности. Начало торфоотложения там датируется примерно 2000 лет назад, а 5700 лет назад в депрессии существовал солоноводный водоем, где откладывался сапропель. В северо-западной Карелии, на широте Северного полярного круга, есть болото с торфом, которому 8600 лет. Но глубина его там всего 7 м, а значит, и прирост не превышал 0.8 мм в год. Много можно было бы привести данных, сравнивать их, строить гипотезы и параллели. Но ограничусь констатацией фактов.

В особо благоприятных условиях на севере Карелии (вопреки сложившемуся мнению) первые болота появились тогда же, когда и на юге. Значит, здесь уже 10-9.5 тыс. лет назад в полосе крупногрядового рельефа ледник в основном растаял и условия стали вполне подходящими для формирования болот. А исключительно высокий прирост торфа можно объяснить обильным и постоянным снабжением грунтовыми водами в течение всего голоцена. Об этом свидетельствует и торфяная залежь болота Узкое: мощные слои вахтового, осоково-вахтового и тростникового торфа. Лишь 5000 лет назад режим стал несколько более застойным — и вахтовые сообщества сменились шейхцериевыми (рис. 90). Сейчас болото имеет хороший сток лишь в западной части, а в центре его проточность значительно слабее и поэтому ведущую роль приобрели мезотрофные и даже мезо-олиготрофные сфагновые мхи.

А растительность? Вся центральная часть лога в его вогнутой части занята аапа комплексами, но какими-то нечеткими, расплывчатыми и постоянно меняющимися. И только в западной части лога, где хороший уклон, доминируют сосново-осоково-сфагновые сообщества. Аапа комплексы на болоте очень разнообразны и так сильно обводнены, что не было дня, когда мы ходили бы сухие. Вода буквально переливалась через края сапог, и уберечься было невозможно.

А какие растения доминируют в этих аапа комплексах? На кочках и грядах — подбел, вороника, березка карликовая, осока волосистоплодная, молиния голубая, пухоносы дернистый и альпийский и много разных сфагнов: евтрофных, мезотрофных и даже олиготрофных. В мочажинах и топях — осоки топяная и синеватая, вахта, хвощ топяной, пушица многоколосковая, очеретник белый, росянка длиннолистная. Встречаются здесь гидрофильные евтрофные сфагны и зеленые мхи; есть и другие чем-то интересные растения: морошка, голубика, тофиельдия маленькая, ятрышники, одноцветка одноцветковая, жирянка обыкновенная, пузырчатка, гаммарбия болотная.

Любопытно, что среди типичных аапа встречаются здесь и регрессивные комплексы, где на грядах растут вереск и лишайники, а в мочажинах — осока топяная, вахта и олиготрофные сфагны. Уже по этим растениям видно, что комплекс не чисто олиготрофный, но застой воды вызвал деградацию сфагнов, угнетение трав и все они гибнут. Так и образуется регрессивный комплекс с пятнами черного торфа, где нет кислорода и ничего не может расти.

Просматривая сейчас геоботанические описания, вижу пометки на бланках, вроде бы не относящиеся к растительности: «Тьма мошки. Тихо!» или «Жара! Съели пармаки» — и опять перед глазами болото Узкое.

Трудно достался нам этот болотный «куст»: и дожди, и переполненные водой болота, и мерзлота, и необъятная глубина торфа. Но дорогу осилит идущий! Работа сделана — и впереди Чупа.

Управление ГОК определило для жилья нам Малиновую Варакку. Интересно, откуда пошло такое название? Варакка — это понятно: скальная возвышенность. А малиновая? Может быть, там были гранаты альмандины? Не спросила в свое время, и теперь остается только гадать.

Судя по аэрофотоснимкам, здесь преобладают аапа, причем сильно обводненные. Одно из них — Чкаловское — примыкает к старому карьеру у пос. Чкаловское, на южном берегу Чупинской губы. Едем на своем «козле». Дорога идет вдоль губы. Красота необыкновенная: ярко-голубой залив, обрамленный скалами разнообразной формы, и зеленые леса. Везде камень и камень. Подъехали к переправе. К причалу приближается огромный самоходный паром, открывает ворота в трюм — и въезжают туда высоченные самосвалы, нагруженные пегматитом, а рядом — наш малюсенький «козел». Выходим наверх. Ветерок холодный, но мы не замечаем этого: вокруг такая сказочная природа, что глаз не оторвать.

По старым дорогам, по которым совсем недавно вывозили камень, подъезжаем к самому болоту. Вид на него, с высокой сельги, захватывающий. Все как на ладони. Центр болота занят аапа комплексами. Воды в них куда больше, чем «суши». Узенькие ниточки гряд совсем теряются среди «моря» воды. И, как сероватые круги, внедряются в них шапки верховиков с реденькими сосенками. А вдали на горизонте — полосы с довольно крупными соснами. Это окрайка болота, а может быть, приручейная полоса? Скоро выясним.

Продольный профиль оказался длиной в 2 км, а поперечник — 0.5 км. Работали с раннего утра и до позднего вечера в течение 3 дней (хорошо, что белые ночи были еще в разгаре). Залежь неглубокая: 2–3 м, но встречались и «ямки» до 5 м. На дне — озерный сапропель (рис. 91). Не совсем обычно проходили здесь смены растительности в прошлом. После спада воды послеледникового водоема сразу на сапропеле поселились сосны, сообщества которых отложили полуметровые слои соснового торфа. Какие природные катаклизмы привели к такому сильному осушению дна озера, чтобы сразу смогли расти сосны? Может быть, неотектоника? Зато позже постоянно господствовали топяные сообщества: осоковые, осоково-гипновые, осоково-сфагновые.

Сделана и эта работа. Потом были и другие болота. У одного из них грядово-озерковый комплекс такой классический, что болото назвали Великолепным. Посещали мы и шахты, и огромные карьеры. До сих пор стоят у меня дома штуф розового кварца, слюда и кристаллы апатита, напоминая о «каменном» крае, его прекрасных болотах и людях, так много помогавших нам.

На берегах Балтики

Плейстоценовые оледенения, а затем трансгрессии и регрессии Балтийского моря в голоцене сказались не только на рельефе и гидрологии, но и на заболоченности территории, и на растительности болот. В Эстонии, например, болота занимают 21 % территории, а в Латвии и Литве — уже меньше: 6–7 %. Господствующим типом болот в Эстонии является верховой сфагновый с выпуклым безлесным центром. Их здесь 43 %, и занимают они плоские и слабодренированные озерно-ледниковые равнины. В структуру этих болот вносит лепту и климат. В более континентальных условиях на центральном плато выпуклой части господствуют грядово-мочажинные и грядово-озерковые комплексы, а при высокой океаничности преобладают ровные нерасчлененные сообщества. Многие из этих болот очень крупные. Так, площадь Нигулаского болота — около 3000 га, а болота Куресоо — более 11 тыс. га.

Очень интересны низинные черноольховые болота. И совсем своеобразны переходные, где господствуют западные виды: восковница обыкновенная и схенус ржавый. На верховых болотах тоже много западных видов: вереск, пухонос дернистый, сфагны тоненький и красноватый. Есть здесь также болота, где господствует меч-трава — реликт атлантического времени. Особенно же богаты видами низинные болота. На них обитают многие полезные растения, в том числе и очень декоративные: шпажник (гладиолус) черепитчатый, ирис сибирский и более 10 видов из сем. Орхидных.

В настоящее время естественной растительности — болот и лесов — в Прибалтике уже немного. Хвойно-широколиственные леса встречаются лишь отдельными небольшими участками, а неосушенные болота остались в основном в заповедниках и заказниках. Поэтому сохранению болот в заповедниках прибалтийские ученые придают очень большое значение. В Прибалтике есть несколько заповедников, где болота занимают большую часть площади. Например, Эндла и Нигулы — в Эстонии, Тейчи — в Латвии, Каманос и Жувинтас — в Литве.

Дважды мне удалось побывать в Нигулах, и оба раза впечатление было сильнейшим как от самого болота, так и от бережного и любовного отношения к нему научных сотрудников заповедника и местного населения, от постоянного внимания болотоведов и географов. Надо сказать, что Нигулаская болотная система изучена значительно лучше других, но и до сих пор эстонские болотоведы проводят там постоянные исследования, теперь уже в соответствии с современным уровнем научных знаний.

В 1989 г. эстонские болотоведы организовали очередное научное всесоюзное совещание по болотам прямо в заповеднике. Организатор совещания Матти Илометс, встречая участников в Таллинне, обещал: «Каждый день маршруты по болотам будут не менее 5 км. Все запаслись сапогами? Только часть дня будем слушать доклады в помещении, другую же посвятим зримому обсуждению наших насущных проблем прямо на болоте».

До полевой базы заповедника было около 200 км. По дороге мы останавливались, чтобы посмотреть два интересных болота: с восковницей обыкновенной (у р. Куйыэ) и с меч-травой (недалеко от г. Пярну). Но об этом позже. А теперь познакомимся поближе с удивительным заповедником Нигулы.

Заповедник этот расположен к югу от Таллинна, недалеко от побережья Балтийского моря (в 15–20 км). Почти вся территория заповедника (75 % площади) занята болотом. Нигулаское болото примыкает к подножию Сакалаской возвышенности, ядро которой — плато девонского возраста. Современный рельеф здесь получил свое окончательное оформление при отступлении Валдайского ледника — 13–11 тыс. лет назад. Как память о нем сохранились — два друмлина (низкие длинные гривы, сложенные ледниковыми осадками) высотой около 10 м и длиной 2–3 км, разделенные ложбинами. Теперь ложбины заполнились торфом, а друмлины едва выступают над поверхностью болота. Нигулаское болото — система из нескольких массивов, полностью слившихся в процессе своего развития. Сейчас у него хорошо выражены склоны, центральное плато и лагг (топь на контакте болота и суходола).

Наш первый маршрут по болоту начинался сразу от реликтового озера, на его восточном берегу. Площадь озера около 18 га, но под действием ветра торфяные берега озера разрушаются и размеры его постепенно увеличиваются. От берега озера виден заметный подъем. Пологие сухие склоны озера густо заросли вереском. От цветущего вереска волнами распространяется пряный и горьковатый аромат. Вдоль берега много сосен, причем некоторые из них уже еле держатся на подмытом и обваливающемся берегу.

В 10–20 м от озера начинается центральное плато. Первое впечатление — совершенно ничего нового по сравнению с более восточными верховыми болотами. Куда ни глянешь — везде бесконечные ковры олиготрофных сфагнов с пухоносом дернистым, вереском, клюквой и пятнами белых лишайников. И все это — по слегка волнистому микрорельефу. Редкие-редкие сосны далеко отстоят друг от друга.

Но стоит вглядеться в растительность — и ее своеобразие становится очевидным. Прежде всего это красноватый оттенок сфагнового ковра, а определяют его сфагнумы красноватый и магелланский. И совсем нет Кассандры и березки карликовой — таких обычных для восточных болот. Мало и сфагнума бурого.

Но грядово-озерковые и грядово-мочажинные комплексы есть и здесь. Только они не на центральном плато, а на склонах. На грядах — вереск, подбел, пухонос дернистый, пушица влагалищная, олиготрофные сфагны. Длинные озерки, расположенные, как и должно быть, поперек уклона, совсем без растительности. В мочажинах так много сфагнума красноватого, что их называют красными. Правда, в мочажинах много и сфагнума балтийского, и редкого на востоке сфагнума тоненького. В них растут и травы: очеретник белый, осока топяная, шейхцерия, пушица влагалищная, росянка круглолистная.

Прямо на болоте обсудили целый ряд проблем, которые не совсем ясны для болотоведов: какова структура таких болот, от чего зависит то или иное строение болот, как «работают» методы, с помощью которых изучается рост болот в горизонтальном и вертикальном направлениях и многое, многое другое. Но оставим в стороне проблемы болотоведов и продолжим знакомство с болотом.

Деревянный настил — тропа для экскурсантов — привел нас к суходольному о-ву Салупеакси. Это верхушка друмлина, погребенного торфом.

Сейчас центральное плато уже возвышается над этим островом на 2–5 м, и это хорошо видно на стратиграфическом профиле (рис. 92). На острове сохранились девственные широколиственные леса, ставшие такими редкими в Эстонии. Почвы здесь очень богатые, насыщенные кальцием, потому и леса такие великолепные. В первом ярусе высокоствольные вязы и ясень поднимаются до 30 м, а среди них — ель европейская и ольха черная, под пологом леса — густые заросли папоротников: страусника и многоножки. Много здесь и других неморальных растений; и только в этих местах сохранилась зубянка клубненосная, занесенная теперь в Красную книгу СССР.

Следующий наш маршрут проходил по другому массиву Нигулаского болота, расположенному к западу от почти погребенного друмлина. Он похож на восточный, но интересен своим хорошо выраженным склоном. На расстоянии примерно 10 м от минерального берега болото поднимается на 3–4 м, а затем постепенно переходит в центральное плато. Очень обильна и крупна клюква на этом массиве, но особенно много ее на мелкозалежной части — бывшем друмлине, разделяющем западный и восточный массивы.

«Местами почва под ногами становится настолько зыбкой, что по ней не пройти ни человеку, ни зверю. Утверждения о непроходимости верхового болота вполне реальны. На нем немало мест, которые пройти невозможно. Труднее всего преодолевать мочажинные комплексы, которые занимают более половины болота (55 %). Особенно опасны мочажины типа римпи (топи, трясины), где источающий болотные газы торфяной ил не дает ноге никакой опоры», — так пишет об этом болоте X. Г. Вильбасте.

«На болоте мы насчитали 370 озерков разной формы и размеров, — говорит Август Лоопман, посвятивший изучению болота Нигулы очень много времени и сил еще в 60-е гг. — Водоемы и эрозионные ручьи — это настоящее украшение нашего болота».

«Существует предание, что самое большое озеро Нигулы возникло после сильного пожара, примерно 100 лет назад. В торфе выгорела большая яма, которая наполнилась потом водой, — добавляет М. Илометс. — Но это только легенда, на самом же деле озеро реликтовое. Раньше на месте болота Нигулы был обширный позднеледниковый водоем, а современное озеро Нигулы — его небольшой осколок».

Затем мы узнали, что болото Нигулы образовалось в начале голоцена: западный массив — около 10 тыс. лет назад, а восточный — немного позднее. Самые глубокие торфа — в западной части: до 8 м; в восточной же — только 3–4 м. Стратиграфические разрезы, подробно изученные А. Лоопманом, очень интересны и типичны для западноэстонских болот.

Торф почти на всю глубину сфагновый верховой и сложен сфагнумом бурым и балтийским, пушицей, шейхцерией. И только в придонных слоях есть переходный и низинный торф. Часто он лежит на сапропеле, что еще раз подтверждает озерное происхождение болота.

И еще одно интересное болото видели мы в Эстонии — Куресоо. Оно славится своим высоким склоном: от леса склон болота поднимается на 8 м. Огромные сосны и ели прекрасно растут на торфяном склоне. Трудно поверить, что эти деревья, высотой 20–30 м, растут на торфе. Только в условиях высокой океаничности могут формироваться болота-горы.

Вот как описывают такие болота О. Л. Лисс (болотовед) и В. Г. Астахова (журналист): «Однажды, во время экспедиции по эстонским болотам, мы встретились с загадкой природы — настоящими корабельными соснами на окраине большого болота. Огромное для Эстонии верховое болото Куресоо (в переводе — „Журавлиное“), занимающее площадь 11 тысяч гектаров, находится недалеко от того места, где река Халлисте впадает в реку Навести. Болото встретило нас „бабушкиным диваном“ — так у болотоведов принято называть мягкие кочки, поросшие багульником, вереском и низкорослой сосной. Тонкие скрюченные стволики сосны торчат из этих кочек, словно пружины из старого дивана. Как только мог охватить взгляд, Куресоо было почти безлесным, с редкими островками низкорослых сосен, черными мочажинами… В отдалении, в дымке, на южной окраине болота возвышался торфяной уступ высотою более 8 метров. На нем-то и росли мачтовые сосны».

Можно ли понять внутреннюю сущность и внешние характеристики болот на территориях трансгрессий Балтики без знания ее истории? Зависит ли возраст болот от принадлежности их к террасам разного возраста? Чем определяются современный тип болот и их трофность? И еще много вопросов задавали себе болотоведы, изучая болота приморских равнин Балтики. Теперь ответы на большинство из них найдены. Стало ясно, что болотные экосистемы рождаются, развиваются и живут в неразрывной связи с природой и климатом. Найдены и конкретные зависимости в каждом природном ландшафте.

Ученые, исследовавшие историю Балтийского моря, установили ряд стадий его развития. 11 тыс. лет назад котловину и примыкающие к ней территории занимал пресноводный приледниковый водоем — Балтийское озеро. Ледник растаял, в котловину проникли соленые воды океана, и около 10 тыс. лет назад сформировалось Иольдиевое море. Потом было Анциловое озеро, а последнее перед современным Балтийским морем — Литориновое море, которое начало образовываться около 7000 лет назад. Каждый водоем имел свои очертания, свои характеристики солености, свои уровни зеркала воды. Освобождавшаяся суша то зарастала лесной и болотной растительностью, то покрывалась водами очередной трансгрессии, а леса и болота погребались морскими или озерными осадками. Литориновое море тоже сформировало свои береговые уступы, которые затем еще более повышались благодаря поднятию суши.

Под одним из таких береговых уступов Литоринового моря, на западе Эстонии, располагается огромное низинное болото Авасте. Площадь его почти 80 тыс. га. Весь комплекс природных факторов наложил отпечаток на историю его формирования, строение и современную физиономию. Сложилось совершенно своеобразное болото, свойственное только прибалтийскому приморью. В течение всего времени своего развития Авасте было евтрофным. И все потому, что эта территория и сама котловина сложены обогащенными известью силурийскими отложениями. Только в настоящее время в растительности появились элементы мезотрофности. Неудивительно, что болото Авасте и подобные ему очень богаты растениями. Более 200 видов насчитал на них X. X. Трасс. Флора болота Авасте подробно изучена Марет Карловной Каск — очень знающим эстонским ботаником и болотоведом.

Одно из самых интересных растений таких болот — восковница обыкновенная. Особенно широко она распространена на переходных болотах западной части Эстонии, но встречается и по побережью Балтийского моря, вплоть до Ленинградской области. В листьях, веточках и почках восковницы так много желёзок, что стоит потереть их пальцами, как вокруг распространяется вкусный аромат. А все дело в том, что желёзки ее наполнены ароматическим бальзамом. С давних пор почки восковницы собирали для производства рижского черного бальзама. Рецепт его был разработан уже в XVIII в. Поэтому все более и более сокращаются заросли восковницы. И не только хищнические сборы почек восковницы, но и осушение болот, и освоение морских побережий под курорты приводят к быстрому исчезновению этого удивительного растения. Пришлось даже занести его в Красную книгу СССР и строго охранять на болотах в заповедниках и заказниках. «Болотные» путешествия по Прибалтике не раз приводили меня к встречам с восковницей, и всегда аромат ее надолго оставался в памяти как нечто необычайно приятное.

Но вернемся к рассказу о болоте Авасте. Здесь сообщества с восковницей и схенусом ржавым (также очень характерным растением западноэстонских болот) преобладают. Как же внешне выглядят такие сообщества? Отдельные кусты березы пушистой, крушины и можжевельника нарушают мозаичный кустарничково-травяной ковер. Восковница немного возвышается над травяным ярусом. Высота ее 1–1.5 м. Очень разнообразен состав трав. Здесь можно увидеть несколько осок, тростник, пушицу, очеретник белый, пухоносы, сердечник луговой, сабельник болотный, росянки, жирянку, орхидею липарис Лёзеля, вахту, зюзник европейский, мытник болотный и некоторые другие. Среди трав встречаются пятна евтрофных и мезотрофных зеленых и сфагновых мхов, а иногда их довольно много.

В других вариантах этого сообщества можно увидеть еще молинию, сеслерию голубую, таволгу, вербейник обыкновенный, дягиль лекарственный, папоротники, костянику, калган, первоцвет мучнистый, белозор болотный, меч-траву, валериану лекарственную, мяту полевую — настоящие букеты лекарственных и декоративных растений. Весной и летом сменяются яркие пятна цветущих растений: малиновых свечей дербенника, «сметанных» шапок таволги, желтых кистей вербейника.

Всех растений, как видим, не перечесть. Но доминируют немногие: восковница, схенус ржавый, сеслерия голубая, молиния голубая, три осоки, первоцвет мучнистый.

Болото Авасте образовалось вскоре после отступления Литоринового моря, примерно 3500–4000 лет назад. Мелководный водоем быстро заполнился остатками водно-болотных растений. Море продолжало отступать, базис эрозии понижался, в результате чего произошло распространение болотных лесов и отложение древесного торфа. Так продолжалось до конца суббореала. Похолодание и увеличение осадков привели к повышению уровня грунтовых вод на болоте и гибели болотных лесов. Их место занимали травяные и травяно-гипновые сообщества. В середине субатлантического периода появились восковница и схенус, которые постепенно приобрели господствующее значение. Итак, максимальная глубина болота Авасте — 4.25 м, а под доминирующими сообществами — 3.70 м. Возраст болота постлиториновый.

Приморские равнины Прибалтики интересны еще и альварами, о которых Вы читали ранее, а также зарослями на болотах эрики крестолистной и меч-травы — древнего реликта, сокращающего теперь свой ареал. Поэтому-то многие болота с меч-травой и эрикой охраняются, а сами растения занесены в Красную книгу СССР.

На огромных просторах севера нашей страны раскинулись тундры. Тундрой занята почти одна шестая ее площади. Озера большие и маленькие чередуются с минеральными и заболоченными тундрами и болотами, которые занимают до 70 % территории. Тундры существенно различаются на западе и востоке страны. Но особенно заметны смены по мере продвижения с севера на юг. Арктическая тундра, для которой характерны травяно-гипновые болота, сменяется на субарктическую — с полигональными болотами. Лесотундре свойственны уже бугристые болота. Только в условиях вечной мерзлоты могут образоваться и существовать такие, ни на что не похожие болота. Побывав в 1837 г. в ненецкой тундре, А. Г. Шренк писал: «Тундра… беспредельна, словно морская гладь, и теряется в голубеющей туманной дали… Атмосферная влага удерживается в рассеянных тут и там едва заметных углублениях под сфагновыми мхами или сливается в небольшие озера. Мягкие мхи не образуют здесь обманчиво колеблющегося покрова, поскольку не бывают отделены от твердого основания — никогда не оттаивающего грунта, находящегося на глубине в несколько вершков от поверхности».

И действительно, вечная мерзлота — отличительная черта тундры. Летом оттаивает только верхний слой в несколько сантиметров. Осадков в тундре немного (300–400 мм в год), а часть из них постоянно накапливается в болотах, озерах, озерках. И даже в минеральных тундрах подстилка, часто оторфованная, до предела насыщена водой. Вечная мерзлота препятствует фильтрации поверхностных вод и способствует заболачиванию.

Где тундра, а где болота? Очень трудно провести между ними границу. И растения часто одни и те же. Большинство растений в тундре — вечнозеленые многолетники, образующие плотные дернинки (подушки) или низко стелющиеся по поверхности плети. Растения приспособились здесь к условиям короткого и прохладного лета, к малоснежным зимам.

В типичной тундре всего 30 дней с температурой выше 10 °C, а в южной — уже 50 дней. Поэтому почти все растения заканчивают вегетационный период за 50 дней и меньше. В арктической тундре наиболее обычны лишайники, а в субарктической появляются уже травы, кустарнички и кустарники, но роль лишайников и мхов по-прежнему очень значительна.

В лесотундре к последнему набору присоединяются деревья.

Флора тундр и тундровых болот бедна. Здесь от 25 до 150 видов сосудистых растений. Из них преобладают арктические и гипоарктические виды; бореальных же значительно меньше.

Болота тундры исследовали многие ученые. Особенно полная сводка о них содержится в монографии Н. И. Пьявченко, который в 1955 г. получил за нее премию Академии наук СССР. Изучали болота тундр также ботаники Ю. Д. Цинзерлинг, Н. Я. Кац, М. С. Боч и др. Я познакомлю Вас с наиболее типичными и очень своеобразными болотами зоны тундры — полигональными и бугристыми. На всех этих болотах доминируют травы, лишайники и мхи; поэтому Т. К. Юрковская объединила их в одну группу, назвав травяно-лишайниково-моховыми.

Болота в «клетку»

Если посмотреть на аэроснимки типичной тундры, то невозможно пропустить мимо внимания территории, как бы расчерченные на многогранники: с четырьмя, пятью или даже шестью гранями. Это характерная особенность болот северной тундры: ячеистая, сетчатая структура поверхности. Ячеи-полигоны разделяются трещинами (канавками) — прямыми, наполненными водой и соединяющимися между собой под тупым углом. Они четко отграничивают один полигон от другого. Отсюда и название — полигональные болота (рис. 93, 94). Полигоны бывают разных размеров: от 10 до 20 (30) м. Поверхность их ровная, слабо выпуклая или даже вогнутая. Нередко полигон окружен валиком, приподнимающимся на 20–50 см. Трещины, разделяющие полигоны, обычно бывают разной ширины: от 50 см до 2 м. По форме полигонов эти болота делят на типы: плоскополигональные, валикополигональные и др.

Причина образования полигональных болот — морозобойное растрескивание. Впервые они описаны хирургом Фигуриным, который в 1822 г. посетил тундру: «Трещины льда и земли делаются от стужи около 40 ° по Реомюрову термометру… Сии же трещины производят новые ледяные жилы в разных направлениях землю прорезывающие, из коих многие, однако же, жилами и огромными массами внутри сырого и сухого грунта заключающиеся, одолжены, может быть, своим образованием глубокой древности».

Чем влажнее торф, тем более мощными становятся трещины. Постепенно, из года в год, они расширяются, а под слоем торфа образуется клин льда, обращенный острием вниз. Клин льда давит на торф, приподнимая его. Так образуются валики. Они препятствуют стоку воды — и центр полигона наполняется водой.

Н. И. Пьявченко считал, что самые крупные клинья льда не могли возникнуть в современный период. Если они сверху покрыты молодым торфом с ненарушенной структурой, то это значит, что лед появился очень давно. Вероятнее всего, растрескивание произошло в период сильного похолодания климата, когда образовалась и вечная мерзлота. Однажды возникнув, клинья льда постепенно все более увеличивались, местами достигнув 2–3 м ширины.

Одно из полигональных болот на Ямале — Заозерское — подробно исследовано Н. И. Пьявченко. Большая часть поверхности этого болота занята плоскополигональными комплексами. На полигонах растут багульник стелющийся, брусника, подбел, морошка, пушица влагалищная и береза карликовая. Других растений (голубики, вороники) меньше. В наземном ярусе обильны лишайники (кладонии, цетрарии), но встречаются зеленые мхи (дикранум, политрихум) и олиготрофные сфагны. Внутри полигона часто образуется мочажина, где преобладают гидрофильные виды (осоки редкоцветковая и круглоголовая, пушица рыжеватая) вместе с гипновыми мхами. Такие же сообщества характерны и для трещин.

В Сибири, к востоку от Ямала, растительные сообщества немного другие: на валиках растут ивы ползучая и красивая, дриада точечная, осока прямостоячая и зеленые мхи; в мочажинах и трещинах — осоки длиннокорневищная и прямостоячая, зубровка малоцветковая и зеленые мхи.

В полигональных болотах торфа обычно немного: 0.5–1.3 м (редко до 3 м). Торф полигонов оттаивает только сверху на несколько сантиметров, а ниже он вечномерзлый. И все-таки полный разрез был получен. Оказалось, что на дне торф гипновый или хвощовый, в середине — линзами древесный, а ближе к поверхности — осоковый или гипновый. Самый верхний слой — сфагновый. Но естественно, что встречаются болота и с другой стратиграфией.

Торфяные «горы»

Настоящие горы торфа возвышаются над ерсеями (топями и мочажинами) до 8 м. Эти горы, названные буграми (в отличие от низких гряд и кочек более южных болот), и создают «лицо» особого, бугристого типа болот. Более всего бугристые болота присущи лесотундре, хотя проникают они в южную тундру и в северную тайгу. Часто на севере они образуют сложные системы с полигональными болотами, а на юге — с аапа и другими типами.

Бугристые болота всегда привлекали внимание болотоведов, ботаников, географов своей необычностью и загадочностью происхождения. Их исследовали Н. И. Пьявченко, Ю. Д. Цинзерлинг, Н. Я. Кац, М. С. Боч и многие другие ученые.

Бугристые болота занимают огромные площади на севере Кольского полуострова, в Малоземельской и Болынеземельской тундре (в Припечорье) и на севере Западной Сибири.

Изучив растительность Таз-Енисейского междуречья в Западной Сибири, Н. И. Пьявченко писал: «С воздуха ясно видны крупные торфяные бугры различных очертаний, но чаще сглаженной, округлой формы. Целые группы их покрыты то белесым саваном лишайников, то бурым тоном вересковых кустарничков, а иногда и редкой древесной растительностью. Местами хорошо выделяются черно-коричневой окраской обнаженные вершины крупных бугров, а также отдельные бугры-останцы, окруженные водным кольцом или разбросанные среди небольших озерков. Отчетливо выделяются обрывистые торфяные берега термокарстовых озер. Бугры разделены сетью мочажин, соединяющихся с озерками; на крупных участках мерзлых торфяников заметны округлые воронки термокарста со светлоокрашенным покровом из сфагновых мхов».

В чем же причина образования торфяных бугров? Ученые выдвинули несколько гипотез, из которых наиболее вероятными считаются две. По одной из них бугры образовались при мерзлотном выпирании грунта. Другая, эрозионная гипотеза, принадлежит Н. И. Пьявченко. Николай Иванович считал, что во время теплых периодов голоцена на территории современной лесотундры господствовали леса и активно нарастали торфяные болота. Похолодание, наступившее 4000–3000 лет назад, привело к отступлению леса и образованию вечной мерзлоты в минеральных и торфяных грунтах. Около 2000 лет назад климат вновь стал теплее — и началось бурное таяние скопившихся масс снега, в результате чего произошло размывание ровных поверхностей болот. Но остатки мерзлоты кое-где сохранились.

Так сформировались торфяные болота, где бугры — реликты прежних ровных болот, а ерсеи — размытые понижения, заросшие позже гидрофильными растениями. Одни бугры разрушаются дальше, другие — еще более вспучиваются (за счет формирования под ними мерзлых минеральных подушек). И в настоящее время почти везде на бугристых болотах под буграми мерзлота сохраняется все лето, а под ерсеями оттаивает.

Известный в нашей стране гидролог С. М. Новиков, подробно изучавший в 60-70-е гг. бугристые болота севера Западной Сибири, считает, что и в наше время над созданием бугристых болот «работают» два процесса одновременно: мерзлотное пучение и водно-тепловая эрозия. Это значит, что на одном и том же болоте могут возникать новые бугры от морозного пучения. Здесь же протаивают полосы и пятна торфа, и тогда они становятся ниже неоттаявщих участков.

А теперь обратимся к конкретному описанию бугристого болота из бассейна р. Усы, притока р. Печоры (Центр. Коми). Зональный тип растительности этой территории — березово-еловая лесотундра, но местами встречаются и кустарничковые тундры. Болото, изученное Н. И. Пьявченко, неоднородно. На периферии его бугры плоские, невысокие (1.5–2 м), а в центре — крупные и высокие: в среднем — до 3 м, а диаметром — 15–30 м (рис. 95). Бугры, как сопки, возвышаются над множеством озерков, мочажин и топей. Верхушки бугров часто обнажены, торф покрыт трещинами и интенсивно разрушается. Из трещин выступают стволы и корни когда-то росших здесь крупных деревьев. Склоны бугров покрыты лишайниками и редкими кустиками морошки, багульника, голубики и карликовой березки.

Другие бугры густо обросли кустарничками с примесью осок и арктоуса альпийского. Под ними сплошной покров зеленых мхов (дикранума, политрихума) и лишайников. На склонах он более густой, и кроме перечисленных растений здесь много морошки и поляники. Мочажины между этими буграми осоково-сфагновые и осоково-гипновые с пухоносом, сабельником, вахтой, евтрофными и мезотрофными сфагнами. Основание всех бугров, как уже говорилось, минеральное, мерзлое, а низины — талые, Глубина торфа везде 2–2.5 м. Торф низинный.

Интересное исследование проведено С. М. Новиковым и Л. И. Усовой. Ученые показали, что бугры и топи разного возраста. Первыми, 8000–9000 лет назад, начали формироваться торфа в небольших понижениях рельефа (там, где сейчас бугры). Позже, через 1000–2000 лет, торф «наползал» на минеральные повышения — и образовалось единое болото. Так оно росло еще несколько тысяч лет, пока климат был теплым. Но с похолоданием климата (2000–2500 лет назад) в минеральных грунтах и в торфе сформировалась вечная мерзлота, которая местами как бы вспучивалась из-за насыщения грунта линзами льда. Места бывших углублений приподнялись и стали выше бывших повышений на 1–1.5 м (рис. 96). Так получилось, что торф под буграми оказался более старым, хотя дно их выше.

Везде ли растительность бугристых болот одинакова? Нет, конечно. Например, в Таз-Енисейском междуречье бугры тоже с минеральным мерзлым основанием, но на них изредка встречаются деревья: лиственница сибирская, кедр, береза тощая. И торфа здесь больше: до 3.5 м. А на Кольском полуострове минерального ядра в буграх нет; он весь торфяной, но внутри тоже мерзлый.

В горах (в лесном, субальпийском и альпийском поясах) болота не так уж редки, хотя чаще они невелики по размерам. Прохладное лето и обильные осадки способствуют заболачиванию троговых и речных долин, озерных котловин и ледниковых цирков (углублений в рельефе, по форме напоминающих амфитеатр). А специфическая флора высокогорий, внедряясь в болота, накладывает на них свой отпечаток. Особенно интересны в горах «висячие» болота, формирующиеся на склонах. Они могут сохраняться как болотные экосистемы лишь благодаря постоянному и обильному поступлению грунтовых и поверхностных вод. И уж совсем удивительны реликтовые торфяники, процветающие когда-то, а сейчас о них напоминает только слой торфа, как плащом покрывающий в трогах все неровности рельефа.

В горах Карпат и на Урале, на Кавказе и в Тянь-Шане, на Алтае и Памире есть болота, но везде они разные, в какой-то мере отражающие климатические и флористические особенности своего региона. Чтобы иметь хотя бы общее представление о болотах в горах, мы побываем на юге, в высокогорье Кавказа, и на севере, в низкогорье Ветреного пояса.

На Большом Кавказе

Совершенно неожиданным было приглашение летом 1986 г. моего давнего знакомого, профессора из Педагогического института им. А. И. Герцена С. А. Дыренкова поехать с ним в Кавказский заповедник для изучения высокогорных болот. Нужна была оценка этих болот с точки зрения специалиста. Прервав экспедицию на Кольском полуострове, я с удовольствием отправилась в путь.

Не могу не отвлечься, чтобы не высказать своего уважения и самых теплых чувств к Станиславу Алексеевичу Дыренкову — замечательному человеку, трагически погибшему в 1988 г. Наше знакомство началось еще в 50-е гг., когда мы, молодые специалисты, работали в соседних комнатах только что организованного Института биологии в Петрозаводске. Станислав Алексеевич был человеком редкой души, отзывчивым и добрым, прекрасным ботаником и лесоведом. Охотник и путешественник, объездивший всю нашу страну, он всегда болел за сохранение нашей природы и вкладывал весь свой недюжинный ум и кипучую энергию в изучение и охрану растительности.

Наш путь в высокогорье Кавказского заповедника начался из Красной Поляны — красивейшего поселка, расположенного на высоте примерно 700 м, в долине р. Мзымта. Со всех сторон его окружают горы, хорошо видны хребты Агишхо и Аибга. Но нам-то нужно на кордон Пслух! А это около 30 км по плохой проселочной дороге, которая серпантином поднимается все выше и выше, а где-то внизу грохочет Мзымта.

И вот уже Пслух. Высота над уровнем моря 950 м. Несколько домиков кордона кажутся совсем игрушечными на фоне возвышающихся вершин. Коллектив кордона — всего несколько человек: егеря, лесники, рабочие. Здесь есть все, что необходимо для жизни и работы: кони, собаки, коровы, куры, пчелы. Егерь В. Салтыков, физик по профессии, живет теперь с семьей круглый год в горах, порвав с цивилизацией, в полном единении с природой. Обросший до глаз бородой, он искрится юмором: «Вам на всех остался только один конь — Малыш. Остальные ушли в горы. Пойдешь с научниками, Малыш, повезешь женщину, так что веди себя как следует».

Погода великолепная. Впереди на фоне неба виден «коготь» — острый останец, поднимающийся над плоской вершиной. Это наша ближайшая цель. При виде этой первозданной красоты трудно удержаться от восторженных возгласов.

Наконец Малыш оседлан, переметные сумы с грузом приторочены, можно отправляться в путь. И вот я, впервые в жизни сев на лошадь, вцепившись в поводья, дрожу, но молчу. С. А. Дыренков и В. Акатов с огромными рюкзаками шагают рядом. Довольно быстро приспосабливаемся с Малышом друг к другу. То пешком, то верхом поднимаемся по тропе все выше и выше. Уже позади лесной пояс. Буковые леса сменились пихтовыми. Деревья огромные: до 50 м.

Сильнейший ливень заставил искать укрытие. Пережидаем его в балагане под пихтой. И здесь же устраиваемся на ночлег. Предвечернее солнце, выглянувшее из-за туч, осветило буйное великолепие субальпийской растительности: группки пихт, разделенных многокрасочными крупнотравными лугами с кустами черники кавказской. Можно ли усидеть в лагере? Беру фотоаппарат и погружаюсь по пояс в мокрую траву, еле пробиваясь через ее разноцветные заросли. Как горящие свечи возвышаются соцветия мытника кроваво-красного, встречающегося и на горных болотах. Здесь нежные соцветия звездовок, малиновые — буквиц, синие — васильков, голубые — колокольчиков. Вокруг аквилегии, герани, валериана, девясил, чемерица и другие растения.

Утро опять чудесное. И рано-рано отправляемся дальше. Путь предстоит неблизкий и трудный: вверх — до 2000 м, потом чуть вниз, опять вверх. Всего около 15 км. Субальпийский пояс сменяется альпийским. Низкотравные луга пестрят множеством цветущих растений. Наверху еще сохранились снежники, к подтаявшему краю которых прилепились цветущие рододендроны, ветреницы и сон-трава. Ниже они давно уже отцвели. Так с высотой попадаем в раннее лето и даже в весну. Здесь заметно холоднее, туман волнами перекатывается через плоские вершины.

Идем по трогу, в центре которого течет р. Уруштен (Черная). Впереди блеснуло небольшое горное озеро — синее-синее, и в памяти всплыли стихи Ю. К. Ефремова — известного географа, много работавшего и на Кавказе:

Местами уже встречаются реликтовые торфяники, которые обнаруживают себя только в водопадиках на ручьях, пробивающих слой торфа. Субальпийские луга перемежаются с березовым и буковым криволесьем. Северные склоны гор, замыкающие трог, пестрят снежниками, из которых сочится вода, формируясь в ручьи, спадающие водопадами вниз. Впереди гора Северная Псеашхо, высота ее 3240 м. Под ней — кордон (одинокая избушка). Это цель нашего похода. От ледника Холодного, лежащего на склоне горы, стекает р. Холодная — бурный клокочущий поток, который мы одолеваем вброд. Уже в сумерках подходим к кордону. Разжигаем костер, готовим ужин и, вместо того чтобы ложиться спать, долго любуемся яркими звездами, рассыпанными по темному небу.

Утром опять седлаем Малыша, вьючим на него необходимый скарб, торфяные буры и отправляемся вниз по Уруштену. Примерно в 3 км от лагеря в него впадает небольшая речка Дзитаку. Она тоже протекает по троговой долине, замкнутой с двух сторон стенами гор. Множество ручьев сбегает со снежников, обильных еще на склонах, постепенно наполняя водой Дзитаку. Долина ее поросла рододендроном кавказским, разнообразными травами и вся пестрит цветами. Болото ли это? Проверим потом, когда пробурим и сделаем геоботанические описания.

А теперь — вперед, к оз. Большому, из которого вытекает Дзитаку. Течение в ней довольно заметное: на расстоянии около 1 км она падает на 80 м.

Наконец-то в долине этого ручья видим настоящее болото. Тут уж сомневаться не приходится: оно все поросло осокой вздутой — типичным растением бореальных болот. Причем плотные ее заросли на приподнятых грядах чередуются с озерками, почти лишенными растительности. Что это? Грядово-озерковый комплекс в миниатюре? Очень похож! Когда все измерили и описали, то получился своеобразный профиль горного типа (рис. 97). Вид с горы на это болото напоминает рисовые чеки, разделенные узкими дамбами. Поэтому и болото назвали «Чековое». А лесники заповедника прозвали это место Семиозерьем: оз. Большое — в минеральных берегах, а за ним, в цепочку, — еще шесть небольших озерков болота.

Делаем с С. А. Дыренковым геоботанические описания. В озерках, где глубина воды от 1.0 до 1.5 м, не растет почти ничего; лишь у берегов видны отдельные кустики осоки вздутой. Величина самого большого озера 10×20 м, а всего болота — 40×60 м. Озерки, отделенные друг от друга длинными узкими повышениями (натуральными грядами), чередуются с мочажинами, сплошь заросшими осокой вздутой. На грядах — та же осока, но необычайно высокая (70–80 см). Есть здесь и другие растения (осока дакийская, первоцвет ушковидный, тмин кавказский, мытник нормандский), типичные для Кавказа. Гряды почти сплошь из мезо- и евтрофных сфагнов.

Пробуем бурить. Но бур останавливается на глубине 30 см, ударяясь о камни. Как же так? Глубина воды в озерках доходит до 1.5 м, а под грядами нет торфа? Что-то здесь не так. Придется копать почвенные ямы. С трудом пробиваем лопатой переплетение корней осок и слой камешков на глубине 30 см, а дальше опять идет торф, причем до глубины свыше 1 м. Забравшись в центр самого большого озерка, С. А. Дыренков определил, что на дне его лежит сапропелевидный торф (20–40 см).

В середине дня надвигается густой туман, небо затягивается плотными тучами — и начинается ливень. Сырость внизу, дождь сверху, да и холод: не больше 12 °C. Совсем некомфортно. И так было все дни: утром солнце, часов в 12 собирались тучи и проливались сильным дождем, а к вечеру, примерно в 18 ч, опять выглядывало солнце. Нам оставалось только приспосабливаться: работали утром и вечером, а днем сидели под примитивным укрытием, выскакивая во время коротких просветов, чтобы делать беглые описания растительности. Наш абориген В. Акатов сказал, что такая погода типична для высокогорья этой части Кавказа: сумма осадков здесь около 3000 мм в год.

Первое наше впечатление — низинные болота с осокой вздутой разбросаны маленькими пятнами среди сообществ с осокой дакийской, где бур не пробивал грунт более чем на 20–30 см. Значит, это не болото? Но у нас уже появился опыт, и мы везде копаем серию почвенных ям. Оказывается, под слоем мелкого гравия, залегающего на 20–30 см, опять идет торф: до 0.5 м и даже до 1 м. Торф, как плащом, покрывает все неровности рельефа. А у подошвы гор, в зарослях рододендрона, там, где ручей (приток Дзитаку) пробил себе русло в торфе, глубина его еще больше: до 2 м.

Теперь мы по-новому смотрим на долину Дзитаку. Многое становится понятным: здесь чередуются живые растущие низинные осоковые болота с реликтовыми. На первых доминируют осока вздутая и дакийская, а также евтрофные сфагновые мхи (сфагнум гладкий, оттопыренный и однобокий), на вторых — рододендрон кавказский с пятнами сфагна однобокого. Когда-то вся долина реки была занята живыми болотами. Но река углубляла свое русло, неотектоника меняла рельеф, на болота периодически обрушивались лавины, оползни, селевые потоки, и в отдельных его частях уровень грунтовых вод опускался ниже, чем необходимо болотным растениям. Они вытеснялись рододендроном, еще более способствовавшим снижению уровня воды в грунте.

И сейчас на реликтовых болотах сочетаются болотные и неболотные растения. Местами заросли рододендрона так густы, что среди них нет других растений. Там же, где они редеют, внедряются осока дакийская, белоус, щучка дернистая, тмин кавказский, первоцвет ушковидный, ятрышник, горечавка, черника и даже сфагновые мхи.

Много специфических кавказских растений видели мы в долине Дзитаку. Здесь на торфе нашли себе пристанище сверция иберийская с длинными кистями белых цветков, хоботник слоновый с ярко-желтыми цветами, мытник кроваво-красный с длинными красными свечами соцветий, первоцвет ушкоидный с нежными розовыми цветочками и другие растения.

В камеральный период построены планы болота, профили, стратиграфические разрезы (рис. 98), определен абсолютный возраст отдельных слоев торфа. Анализы показали, что заболачивание долины началось примерно 6500 лет назад. Но природные катаклизмы часто прерывали торфонакопление. Первыми болотными сообществами были сочетания осок дакийской и вздутой. Но уже 5700 лет назад в результате каких-то природных изменений уровень грунтовых вод на болоте понизился настолько, что создались условия для жизни кустарников (вероятно, рододендронов, ив, берез). Около 1000 лет господствовали кустарниковые сообщества с осоками и травами. 4500 лет назад сильный камнепад перекрыл торф — и болото перестало существовать. Но воды поступало много, она накапливалась в низинах, и через 200–300 лет в них опять поселились осоки. И тогда болото вновь стало функционировать по своим законам. Осоковые сообщества господствовали более 3000 лет. А 1400 лет назад новый катаклизм изменил природную обстановку: болото покрылось слоем минеральных осадков с мелким гравием. Такое же событие было и 1000 лет назад. Позже вновь распространились осоки (в основном дакийская), и только 200–300 лет назад болото перестало расти, превратившись в реликтовое, где поселился рододендрон кавказский.

Торфа по всему этому разрезу сильно разложены (до 40–50 % и более) и засорены песком, который в течение всей истории болота поступал с весенней верховодкой. Все это свидетельствует о совершенно специфических условиях существования болот в высокогорье. Вероятно, и в будущем смены будут повторяться. Жизнь болот будет прерываться на какое-то время, но они вновь будут возрождаться, так как для этого здесь есть все условия.

Болота высокогорий Кавказа изучались учеными этого региона, но сведений о них в литературе все же немного. Например, И. И. Тумаджанов описывает болото площадью около 10 га на высоте 1500 м, расположенное в долине р. Большой Зеленчук. Это травяное низинное болото с господством осок, вахты и зеленых мхов — видов, типичных для бореальной зоны. По мнению этого исследователя, такие болота — «угасающий тип растительности древнего оледенения».

Горные болота Армении изучал А. М. Барсегян. В Закавказье, с его аридным климатом, болот совсем мало. В Армении всего 75 болот, общая их площадь 3000 га. Они образуются на склонах, где выклиниваются ключевые воды, на месте ледниковых озер, по днищам глубоких ущелий. В каждом вертикальном поясе болота имеют свои характерные черты. Например, в альпийском поясе (2700–3400 м) это мелкотравно-моховые или моховые небольшие болотца почти без торфа. В субальпийском поясе (2200–2800 м) болота другие. У них очень богат флористический состав и уже есть торф (около 0.5 м). В растительном покрове встречаются бореальные (черника, брусника, голубика, вороника, некоторые осоки и злаки) и кавказские (рододендрон кавказский, калужница многолепестковая, валериана лицолистная, сверция иберийская, бузульник кавказский) виды. Много на этих болотах зеленых и сфагновых мхов. В степном поясе, который располагается на высоте 1000–2200 м, тоже есть болота. Чаще они травяные с доминированием тростника, видов рогоза, камышей. Торфа здесь бывает до 6 м.

Реликтовые торфяники со сплошным покровом из рододендрона кавказского описывал К. Р. Кимеридзе. Эти болота располагаются на склонах не менее 15–20° и занимают довольно значительные площади в Девдоракском ущелье на высоте 2400 м. А на горе Цей Лам, на высоте 2300 м, этот же автор изучал рододендроново-сфагновое живое болото.

Таким образом, мы видим, что высокогорные болота Кавказа очень различны, но в большинстве своем низинные и переходные. Флористический состав их зависит от климата (гумидный, аридный) и от приуроченности к какому-то вертикальному поясу.

Ветреный Пояс

Приглашаю читателя мысленно побывать еще в одной из экспедиций, в горах Ветреного Пояса. И в наше время попасть туда не так-то просто. Ветреный Пояс протягивается примерно на 200 км, примыкая с юга к Прибеломорской низменности, охватывающей Онежскую губу Белого моря. Большая часть кряжа находится в Архангельской области, меньшая — в Карелии.

Почему этот кряж получил такое необычное название? Вот как объясняет это один из его первых исследователей — топограф и геолог М. Н. Карбасников: «Старинное название его, по-видимому, дано поморами, так как, будучи удален от Поморского берега, издавна заселенного новгородцами, всего на 30–40 км, Ветреный Пояс хорошо виден здесь с моря в своей наиболее высокой и характерной части. Как открытый и обращенный к морю хребет (пояс, поясница), он, естественно, в представлении поморов должен был казаться овеваемым ветрами, вследствие чего и получил такое (на первый взгляд странное) название».

Ветреный Пояс — настоящий горный кряж. «В процессе его образования основную роль, видимо, играла тектоника, на что указывает сбросовый характер северо-западного склона. Здесь имели место и более поздние тектонические движения, проявившиеся в виде разломов… определивших современный уступообразный характер склонов… создав таким образом довольно редкую для Карелии и Архангельской области форму рельефа», — так пишет о Ветреном Поясе геолог Г. Ц. Лак.

Ветреный Пояс невысок: 200–350 м. Но здесь есть все, присущее горам: отдельные вершины, скальные обрывы, «каменные реки» (длинные полосы крупных скальных глыб и валунов). Много и болот. Чаще всего они невелики по площади, но очень своеобразны и совсем плохо изучены. Ветреный Пояс, выделяющийся на равнинном фоне всеми своими природными показателями, всегда привлекал внимание геологов, географов, геоботаников и, конечно, болотоведов.

Поэтому к карельским болотоведам, собравшимся в экспедицию на Ветреный Пояс, присоединились специалисты из Ботанического института АН СССР (Ленинград): Т. К. Юрковская (картограф и болотовед) и Л. А. Волкова (бриолог). Нашими помощниками были студенты из университета г. Петрозаводска и Политехнического института г. Калинина.

И вот мы подлетаем к выбранной точке, расположенной невдалеке от поросшей лесом горы Шапочка, высота которой 320 м. Вертолет кружится, а внизу только скалы, лес и болота. Сесть негде.

Советуемся с лётчиками и решаем высаживаться на ходу. Вертолет зависает на высоте примерно 1.5 м, и начинается лихорадочная выгрузка, а вернее — выброска вещей, оборудования, людей. Опыт таких выбросок есть, поэтому все спокойны. Снимаем сапоги, закатываем повыше брюки и прыгаем вниз. Только брызги летят во все стороны. Через 15–20 мин остаемся одни. Кругом тишина, а вдали, в небе, уже еле видна маленькая точка нашего вертолета.

Теперь первая задача — установить лагерь. Решаем разойтись в разные стороны, чтобы найти подходящую площадку. Условия всем известны: площадка должна быть более или менее ровной, по возможности сухой и (главное) поближе к единственному здесь ручью Шапочка. Через некоторое время собираемся и обсуждаем все предложения. Выбор невелик: кругом скалы с лесом, болота и заболоченный лес. Останавливаемся на одном варианте: решаем ставить лагерь на контакте болота и заболоченного леса (правда, довольно сухого). Зато рядом проходит старая лежневка, настил которой (что-то вроде моста) лучше всего сохранился над ручьем. К концу дня лагерь готов: палатки для жилья и для склада — в сухих частях заболоченного леса, а «столовая» с навесом и «кухня» — прямо на лежневке. К вечеру становится совсем холодно: около 5 °C, — хотя днем было не меньше 20 °C. Что поделаешь — север, да еще и «горный» микроклимат. Самым уютным местом в этот холодный вечер (да и во все последующие) становится «кухня» с ее костром, который и греет, и кормит, и объединяет, да и комаров дымом отгоняет.

А затем начались рабочие будни. Уже первый разведочный маршрут показал, что территория для изучения выбрана удачно. Болот много, и они очень оригинальны. Наш полигон, высота которого 220–240 м, занимает пологий уступ кряжа, близкий к одной из самых высоких вершин. Оказалось, что здесь много бедных сфагновых болот и ельников на торфе с разнообразной и богатой флорой. Ели, как свечки: с узкой кроной, а у сосен кроны редкие, ветви длинные, слабоохвоенные. Они и на крону-то не похожи, просто набор веток-плетей.

Самым интересным оказалось болото Каменный мох, получившее свое имя по озеру, к которому оно примыкает (рис. 99). А озеро назвали так, вероятно, потому, что в одном месте на поверхность выступают крупные валуны, хотя все берега торфяные. Каменный мох — отдельный болотный массив крупной болотной системы, состоящий из шести болот. Сейчас они слились так тесно, что их границы мы определили только после камеральной обработки материала. Все болота лежат здесь в неглубоких котловинах, имеющих уклон в соответствии с общим уклоном Ветреного Пояса.

Аэроснимок Каменного мха показал, что нас ждет большое и очень бедное болото с хорошо развитыми грядово-мочажинным и грядово-озерковым комплексами. Все так и оказалось. Растительность гряд и мочажин так бедна, что относится уже не к олиготрофному (бедному), а к дистрофному (ультрабедному) типу. На грядах много вереска, лишайников, печеночников; есть пятна сфагнума бурого. Встречаются крупная сосна, вороника, голубика, подбел, карликовая березка, пушица влагалищная, пухонос дернистый. В мочажинах преобладают осока топяная, шейхцерия, пухонос дернистый и олиготрофные сфагновые мхи с печеночниками. Здесь много пятен черного торфа; значит, деградация идет полным ходом. Озерки разной формы, но в основном удлиненной, а берега их крутые и обрывистые, приподнимающиеся над водой на 40–50 см.

Вдруг мы видим ни на что не похожий комплекс. Что случилось с болотом? Мелиорация и сюда добралась? Нет, канав нигде не видно. Однако великолепные длинные озерки, разделенные белыми лишайниковыми грядами, располагаются не так, как им положено — лесенкой, где каждое последующее чуть-чуть ниже предыдущего. Что творится здесь? Одно озерко намного выше другого, прямо на глаз видно, а от третьего остались только следы (рис. 100). Гряды тоже какие-то странные: в некоторых местах от озерка к озерку тянутся полосы с очень высокими (до 1 м) и густыми кустарничками. Никогда в таких условиях багульник, березка и голубика не вырастают такими огромными. Потом выяснилось, что под этими полосами в торфе проходят «трубы» с водой. Дренаж улучшился, вот кустарнички и вымахали. Что же произошло?

Нарушить строгую закономерность порядка на болоте может только какое-то существенное и резкое изменение в окружающей природе. Может быть, это были подвижки коренных пород, или, иначе говоря, землетрясение? Ведь отмечали же геологи движения земной коры в Карелии в послеледниковый период даже на равнинах. Такие движения могли вызвать на Ветреном Поясе цепную реакцию изменений: снижение уровня воды сначала в оз. Каменном, а затем и на болоте. Подтверждение этой гипотезе мы нашли зимой, когда провели камеральную обработку всех своих материалов и вместе с геологами еще раз побывали на этом полигоне.

А теперь попробуем восстановить последовательность исторических событий на изученной территории. Последний ледниковый период закончился около 12 тыс. лет назад. Но на кряже Ветреный Пояс, вероятно, еще 9000 лет назад в отдельных понижениях сохранились «мертвые» глыбы льда. Только 8000 лет назад они растаяли, и тогда же началось заболачивание и понижений, и пологих склонов одновременно. Все это мы узнали, определив возраст придонных слоев торфа с помощью радиоуглеродного метода и выполнив ряд других анализов.

Когда климат стал теплым и влажным, примерно 7000 лет назад, болота пошли в наступление на леса семимильными шагами. Вскоре болота стали типичным элементом ландшафтов. Еще через 2000 лет в болотах накопилось так много воды, что в их центрах сформировались грядово-озерковые комплексы, где гряды закономерно чередовались с довольно крупными озерками. Но около 3000 лет назад землетрясение нарушило естественный ход развития природы, вода из оз. Каменного ушла, уровень ее сильно понизился, один берег поднялся, другой — опустился. Тогда нарушился порядок и в расположении озерков на болоте. Некоторые гряды прорвались, образовались внутриторфяные потоки, и вода из отдельных болотных озерков вытекла. Высокие гряды заросли соснами, озерки превратились в мочажины, мочажины — в ковры.

Природа как будто специально поставила здесь эксперимент, и мы получили возможность увидеть ландшафты, характерные для нашего далекого прошлого, которому 3000–4000 лет. Тогда на болотах тоже росли крупные сосны на бедном сфагновом торфе. Все это нашло отражение в стратиграфии торфяной залежи (рис. 101). Болото Каменный мох совершенно уникально. Поэтому решено было охранять его как интересный объект, имеющий большое научное значение.

Но не все же внимание уделять болотам, надо получить представление и о разных типах леса. Судя по литературе, на Ветреном Поясе преобладают ельники, внедряющиеся по нему в «сосновую» Карелию.

Дорога к горе Шапочка довольно хорошая, по ней часто идут самосвалы с лесом. Подъем пологий, а по сторонам — ельники. Но лес совсем не такой, как на плакорах. Да и почвы почти нет. Вместо нее то крупные глыбы, почти совсем не окатанные, то «каменные реки». Высота елей всего 15–17 м, они свечкообразные, внизу густо обросшие лишайниковыми «бородами». В наземном ярусе обычны зеленые мхи, вороника, черника, майник. И только в местах дробления камней и на «каменных реках» ельники более сомкнутые.

И вдруг впереди открывается горизонт. Северо-восточный склон Шапочки крутой, обрывистый и поднимается над равниной сразу не менее чем на 200 м. На склоне чередуются голые скалы и лес. К «подолу» Ветреного Пояса внизу примыкают «поперечные» болота — так их называют поморы за длинную форму. А вдали, в синей дымке, видна Прибеломорская низменность, почти сплошь покрытая болотами и переходящая в бескрайнее море.

В этой экспедиции мы познакомились и с другими интересными явлениями. Болота, как и предполагали ранее, носят совершенно отчетливый горный облик, хотя внешне они очень похожи на прибеломорские. Ручей Шапочка, который протекает частично по болоту Блик-суо, так глубоко врезается в торф, что сформировались крутые склоны, на которых везде видны следы эрозии или сползания торфа. На обнажениях много толстых пней и корней мертвых сосен. Склоны поросли кряжистыми соснами, а высота их всего 10–12 м. На выходе ручья из болота сосны сменяются елями. Ни за что не подумаешь, глядя на эти густые ельники, что под ними 2 м торфа. Ель поднимается здесь на 17–20 м, а в наземном ярусе доминируют черника и лесные зеленые мхи, чередующиеся с пятнами болотных растений: вахты, сабельника, вейника.

Так чем же еще отличаются болота Ветреного Пояса от болот Прибеломорья? Ведь тут и там преобладают грядово-озерковые дистрофные комплексы. Но вспомните о нарушениях в развитии комплексов, спущенных озерках, глубоко врезанных ручьях с ельниками на торфе. И все же основное отличие — такие болота, как Блик-суо. Уклон его поверхности настолько велик, что следовало бы здесь ждать низинных болот. А между тем они бедные, почти олиготрофные, лишь с элементами мезотрофности, и очень обводненные. Вода прямо сочится по поверхности. Это при таких-то уклонах! Преобладают здесь пушицево-сфагновые и пухоносово-сфагновые мезо-олиготрофные сообщества. И только в верхней части склона, вблизи леса, сформировались «парковые» сосново-травяно-сфагновые мезотрофные сообщества. Смотришь на них — и сразу возникают ассоциации с парком.

И вот экспедиция завершена. Домой возвращаемся с чувством удовлетворения от хорошо выполненной работы. Обследовано много болот, получено представление как о ландшафтах в целом, так и о растительности лесов и болот в частности. А впереди — новые места, новые маршруты.

В болотную провинцию гумидного Кавказа кроме гор входят и субтропические влажные низменности Колхиды, Ленкорани, Талыша, Кахетии. Большинство болот там, конечно, осушено и превращено в сельскохозяйственные земли, где выращивают теперь субтропические культуры.

В Колхиде

Когда-то на огромной Колхидской низменности, в центре которой протекает р. Риони, господствовали болота. Сформировалась эта низменность на месте морского залива уже в неогене. Теперь она в основном осушена, и лишь 500 га этой уникальной природы охраняется в пределах Колхидского заповедника, организованного в 1946 г. Заповедник находится недалеко от г. Поти, около оз. Палеостоми. Большая часть территории заповедника (342 га) занята болотами, остальная — водоемами с водной и водноболотной растительностью. Вдоль моря, за береговыми валами, раскинулись крупнотравные болота, а чуть выше — лесные болота из ольхи бородатой. Вот как описывает болотный лес Н. Тихонов.

Перед моим взором столь ярко встают эти экзотические места, что я представляю их в мельчайших деталях, тем более что поработать в горах Кавказа пришлось неоднократно. К. Паустовский, побывав в Колхиде в 30-е гг., написал повесть, которую так и назвал: «Колхида». В ней говорится об осушении болот и о людях, влюбленных в свой край: «Вано, изучая нутрию, целые месяцы проводил в болотах. Постепенно он стал певцом колхидских джунглей: душных лесов, перевитых лианами, гнилых озер, всей этой запущенной, разлагающейся на корню растительности. Вано называл леса Колхиды тропическими, хотя, кроме ольхи и рододендронов, в них почти не было деревьев. Здесь было странное смешение севера и юга. Ольха в Колхиде росла со сказочной быстротой, на свежей порубке в три года вырастал непроходимый лес… Леса Колхиды стояли по колено в воде… Они густо заросли облепихой и ломоносом, ежевикой и папоротниками. Сила растительности была потрясающей. Ломонос вползал на деревья и переламывал их, как траву. Кусты ежевики поднимались на глазах. За лето они вырастали на 2 м. В лесах было темно и почти не было птиц…».

Самое типичное явление в Колхиде — лесные болота из ольхи бородатой. Интересно, что леса эти стоят на торфе глубиной до 2 м и более. А сложена залежь ольховым, сильно разложенным торфом.

Представьте себе субтропические темные и душные лесные джунгли с обилием лиан и открытые разводья между высокими кочками, затянутые буйной растительностью. На кочках не только ольха бородатая высотой до 15 м, но и лапина ясене листная — красивое дерево со сложными листьями и длинными сережками, свисающими плетями до 0.5 м. Деревья все переплетены лианами; обвойником греческим, сассапарилем, хмелем. Под деревьями — густой кустарниковый ярус из боярышника, бузины черной и травяной, паслена персидского и разнообразные красочные травы. Особенно выделяется рослый гибискус понтийский, поселяющийся по окраинам больших «окон». В пору цветения он украшен крупными колокольчатыми розовыми цветами, расположенными в пазухах боковых веточек. Среди трав — поручейник сахаровидный, омежник абхазский, ирис желтый, белоцветник и масса других трав. Есть и реликты третичного времени: чистоуст величавый из сем. Папоротников, рододендроны желтый и понтийский, украшенные яркими шапками соцветий.

Конечно, нельзя обойти молчанием и крупнотравные болота: тростниковые, камышовые, разнотравные. Камышовые сообщества, чередующиеся с рогозовыми, сложены камышами озерным и Табернемонтана. Совершенно своеобразны ценозы с участием гибискуса понтического и костелецкии пятиплодной, ранее относимой тоже к роду гибискусов — крупных декоративных растений из сем. Мальвовых. В местах выхода грунтовых вод на таких болотах обычны поручейник широколистный и сахарный корень, омежник водный, берула прямая, людвигия болотная, меч-трава.

Есть в Колхиде и сфагновые болота. Вот как описывает их С. В. Доктуровский — основоположник научных трудов по болотоведению, изучавший Колхиду в начале нашего века: «Сфагновые торфяники среди субтропической природы Батумского побережья — не совсем обычное явление. Они являются как бы уголком дальнего севера, имея все характерные атрибуты северных болот, как-то: выпуклую поверхность массива, кочки сфагновых мхов, мочажины с очеретником; нет только сосны… и типичных северных обитателей, таких, как клюква, морошка, сфагнум бурый… Но северный облик нарушается присутствием необычных для него колхидских элементов, вроде понтийского рододендрона, азалии, сассапариля, величественного папоротника — чистоуста величавого».

Все очень точно, поэтому не буду повторяться. Добавлю лишь, что здесь встречаются и другие интересные растения (молиния прибрежная, очеретник кавказский, меч-трава, черника кавказская), и совсем обычные (вахта трехлистная, росянка круглолистная, лапчатка прямая, вербейник обыкновенный, зюзник европейский), и пр. Сфагновые мхи растут буйно и довольно быстро погребают даже рододендроны. И они погибли бы, если бы не обладали способностью к образованию придаточных корней. Среди сфагновых мхов чаще всего встречаются папиллозный, центральный, лесной и океанический вид сфагнум черепитчатый.

Среди такого богатства флоры в Колхиде есть и лекарственные (крушина, омежник, поручейник, мята, паслен, ирис желтый), и эфиромасличные (рододендрон желтый, мята), и танидоносные (черника кавказская, рододендрон понтийский, ольха бородатая, лапина), и красители (ирис желтый, крушина, кувшинка чисто-белая, бузина черная), и пищевые (сассапариль, водяной орех), и декоративные (рододендроны, белоцветник, ирис касатик, гибискус) растения.

Об исследовании истории болот Колхиды вкратце рассказала Л. К. Гогичайшвили — один из ведущих палинологов Грузии. В болоте Иматском, расположенном недалеко от г. Поти, подробно изучена палинология еще в 50-е гг. Торфяная залежь его сложена сфагновым и осоково-сфагновым торфом, а глубина в выпуклом центре — более 11 м. Первые данные по его возрасту были опубликованы в 1965 г. группой ученых под руководством Марка Ильича Нейштадта — классика советской палинологии и палеогеографии. Возраст придонных слоев торфа, определенных радиоуглеродным методом, оказался равным 5800 лет. Тогда же сделали расчет скорости роста торфа вверх: в среднем он составлял около 2 мм в год. Так быстро не рос ни один известный торфяник. Спорово-пыльцевой анализ показал, что до начала формирования болота долина была покрыта пресноводным водоемом, в котором откладывались озерные илы. Происходило это в течение бореального времени, т. е. 8500–8000 лет назад.

Филиппи — еще один уникум

В субтропиках немного болот. Они встречаются в Греции, Италии, Испании, где тяготеют к предгорьям, горам и побережьям морей. Горные болота этих стран напоминают карпатские и кавказские, а прибрежные — колхидские. Но, конечно, в тех и других болотах есть свои особенности, свои специфичные растения.

Естественно, читатель удивлен такому скачку в зарубежье. Я не собираюсь в этой книге говорить о болотах других стран, но обойти молчанием одно из уникальнейших болот мира, к тому же находящееся в субтропиках, просто невозможно хотя бы потому, что возникновение и развитие болота Филиппи — наглядный пример редчайшего сочетания факторов, давших такое необычное образование. Все дело в глубине его торфа, которая максимально достигает 70 м и более. Как Вы, наверно, помните, в бореальной зоне наибольшая глубина торфа достигает 10–12 м. Вот и получается, что Филиппи — оно из самых глубоких болот мира.

Так где же расположено такое удивительное болото? Оказывается, в Северной Греции, в юго-восточной части долины Драма. Площадь болота более 5 тыс. га, а в доисторические времена она достигала 10 тыс. га. К сожалению, Филиппи полностью осушено в 30-е гг. нашего столетия, и поэтому данные о его растительности предельно скудны. И все же известно, что большую часть его площади занимали тростниковые заросли — чистые или с примесью других растений. Встречались и крупнотравные сообщества из камышей озерного и морского, рогозов, меч-травы, горцев, щавеля, касатика болотного, папоротника телиптериса болотного и белоцветника летнего. Среди них были интереснейшие растения: огромный, до б м, арундо тростниковый и артишок испанский. Арундо, как и тростник, широко использовался населением для плетения корзин, покрытия крыш, как источник целлюлозы. Зато артишок с давних пор известен как великолепное пищевое растение. Ложе его цветочных корзинок и мясистые нижние части оберток съедобны и употребляются в свежем, вареном и консервированном виде. К тому же в них много инулина, поэтому они действуют как стимулирующее и диуретическое средство.

Торфяные залежи Филиппи изучены более подробно. Общие запасы торфа составляют здесь около 4 млрд т. В 60-70-е гг. этот торфяник исследовался не только зарубежными (из ФРГ и Ирландии), но и советскими специалистами.

Болото Филиппи приурочено к тектонической впадине до 250 м глубины. Это главный фактор, определивший необыкновенную глубину болота. Но без других слагаемых (постоянного притока грунтовых вод, некоторого их застоя и т. д.) болото, даже сформировавшись, не существовало бы почти непрерывно с дочетвертичного времени. Только низы 30-метрового слоя датируются по радиоуглероду серединой плейстоцена. Изучив с помощью спорово-пыльцевого анализа разрез глубиной 120 м, ученые реконструировали палеогеографическую обстановку региона примерно за 1 млн лет.

Строение 15-метрового слоя торфа, изученного советскими специалистами, свидетельствует о том, что тростниковые, древесно-тростниковые и древесно-осоковые сообщества на болоте Филиппи чередовались во времени. И лишь когда уровень грунтовых вод повышался, формировались гипновые топи. Периодически болото покрывалось слоями ила, но затем вновь возрождалось.

Интересно, что слои почти «чистого» торфа достигают 70 м и более, а ниже они подстилаются «слоистым порогом», где чередуются линзы песка, лигнитов (мягких бурых углей) и торфа. И так до 100 м и даже до 200 м. Судя по такому строению в начале плейстоцена в котловину проникали озерные (или морские?) воды и покрывали торф. Затем, после отложения слоя минеральных осадков, вода отступала, тростниковые плавни, сменявшиеся болотом, вновь распространялись, и все опять повторялось. Около 500 тыс. лет назад трансгрессии водных масс прекратились, после чего на болоте уже непрерывно откладывались торфа.

В настоящее время большая часть Филиппи освоена; здесь выращивают маис, кукурузу, табак. На другой части этого болота добывается торф, который используется на удобрение.

Дальний Восток очень многообразен по своим природным условиям. Поэтому болота Сахалина, Камчатки и Курильских островов отличаются от болот, например, Амурской низменности. И решающую роль играет здесь климат: морской — на островах и на приморских территориях, муссонный — на равнинах Амура. Конечно, еще целый ряд причин влияет на условия болотообразования (своеобразный рельеф, сезонная мерзлота и др.). Природные факторы все вместе и определили особенности болотных экосистем в разных болотных провинциях. Изучив болота Дальнего Востока, Ю. С. Прозоров отмечал, что в каждой географической зоне они имеют свои особенности. Например, в лесостепи (окрестности оз. Ханка) — болота травяные (осоковые и вейниковые), в хвойношироколиственной зоне — сфагновые гетеротрофные, в зоне южной тайги — сфагновые олиготрофные, в средней тайге — бугристые. Все, конечно, гораздо сложнее, и болота имеют более подробные названия, с указанием главных растений. Всего здесь 10 типов болот. Мы же познакомимся с конкретными болотами Среднеамурского болотного района.

В долине Амура

Так и сделали болотоведы всего Советского Союза, собравшиеся в сентябре 1986 г. в Хабаровске, чтобы своими глазами увидеть приамурские болота. Организатор экскурсии доктор биологических наук Юрий Сергеевич Прозоров — личность, известная среди болотоведов страны. Энтузиаст и знаток своего дела, он работал на Дальнем Востоке очень долго и прекрасно знал болота всего огромного края. Мы, конечно, читали его научные работы, но познакомиться воочию, «пройтись» по болотам, все пощупать своими руками и увидеть своими глазами — совсем другое дело.

Программа полевой экскурсии была известна заранее, но все равно вопросов было много: увидим ли мы мари и зыбуны, каких типов болот больше в Приамурье, какие экзотические растения сейчас цветут и т. д. Нам предстояли трехдневное путешествие по Амуру, примерно 250 км, и ежедневные экскурсии на болота. Ясное чистое небо, прозрачный воздух, комфортная температура днем — все это сопровождало нас в течение всей экскурсии. Приятно было услышать еще раз, что Дальний Восток — место, где субтропики встречаются с восточносибирской тайгой, где в лесах соседствуют сосна сибирская с диким виноградом и женьшенем, а лиственница — с орехом маньчжурским и бархатом амурским.

Такие необычные сочетания растений сосуществуют благодаря муссонному климату и отсутствию оледенения в четвертичный период. Ледниковым периодам в более северных регионах на Дальнем Востоке соответствовали лишь похолодания, во время которых северные виды проникали на юг, а в межледниковья на севере здесь было потепление, и тогда южные виды «шли» на север. Поэтому-то на Дальнем Востоке такое обилие видов, а также смешение южных и северных растений.

Свое впечатление от Дальнего Востока геолог, экспедиционный работник, член-корреспондент АН СССР Екатерина Александровна Радкевич выразила так:

Наша экскурсия проходила только по среднему Амуру, подробнее об этих местах мы узнали от Ю. С. Прозорова. «На территории, расположенной к северо-востоку от г. Хабаровска, по течению Амура господствуют подтаежные низменные аллювиальные ландшафты с муссонным климатом. Осадки четко распределены по сезонам, максимум их приходится на июль и август, а минимум — на январь и февраль. Зима почти такая же суровая, как и в Восточной Сибири, но лето значительно теплее. Сумма положительных температур свыше 10 °C составляет 2100 °C.

Из-за малоснежных зим и низких температур зимой на равнинах даже летом встречается сезонная мерзлота, которая может сохраняться до конца лета. В результате всех этих факторов, а также летних наводнений и длительного застаивания поверхностных вод равнина сильно заболочена. На суходольных участках господствуют леса из лиственницы даурской с примесью дуба монгольского и березы даурской. Встречаются ель аянская и пихта белокорая».

Первую остановку мы сделали в долине рек Немиту и Обор. Они протекают по плоской, сильно заболоченной равнине, нарушаемой редкими небольшими повышениями — релками (так на Амуре называют бывшие береговые валы — узкие повышения удлиненной формы). Вначале показалось, что эти бескрайние болота такие же, как у нас, в европейской части. Колышутся травы, под ногами хлюпает вода, над ровным ковром трав возвышаются небольшие сфагновые кочки и больше всего сфагнума магелланского. Но это только на первый взгляд. А внимательно присмотревшись, видишь, что в травяном покрове доминирует вейник Лангсдорфа, не встречающийся в качестве эдификатора на европейских болотах. Травяной ярус высокий, до 1 м, и очень густой. В Восточной Сибири вейник составляет основную массу заготовки на сено. Кормовое достоинство его среднее. А вот в примеси — старые знакомые: сабельник, шейхцерия, калужница болотная, валериана малоцветковая, различные осоки. Хотя есть и что-то новое: пятичленник китайский, ирис гладкий (к сожалению, отцветший), смилацина трехлистная. И вдруг впереди, как яркий костер, пылает цветущий мытник крупноцветковый. На таких болотах иногда, по словам Ю. С. Прозорова, можно найти совсем редкие молокан сибирский, ластовник (цинанхус) вьющийся, ситовник обрубленный.

Подходим к небольшой речке — и под ногами становится совсем топко. Это уже зыбуны. Между торфом и сплетенными корневищами стоит вода. А вот она и на поверхности. На коврах почти сплошь знакомые по европейским болотам растения: вахта, хвощ топяной, осока топяная, пузырчатка средняя. Но есть и местные: ирис гладкий, шерстостебельник китайско-русский и борец большеносый. Настоящие экзоты! А мхи сфагновые — типичные евтрофные виды, хотя их и немного.

В некотором отдалении от реки видим кочечки с лиственницей даурской. Но она здесь невысокая (3–4 м) и лохматая какая-то. На кочках есть и березка, но не карликовая, а опять-таки местная — овальнолистная. Остальное население знакомо всем: вереск обыкновенный, подбел многолистный, клюква мелкоплодная, ива черничнолистная и олиготрофные сфагновые мхи.

Так закончился первый день экскурсии. Вечером в салоне плывущего судна продолжалось обсуждение увиденного и ранее прочитанного. Ю. С. Прозоров рассказал, что болота здесь мелкозалежные, а торф не превышает 1 м; изредка встречаются участки с глубиной торфа до 1.7 м (рис. 102). Болота начали формироваться только во второй половине голоцена. Раньше из-за сухого климата не было условий для их образования. Возраст болот низкой поймы — около 3000 лет, зато на первой надпойменной террасе — уже 9000 лет. Торф в основном сложен остатками вейника, кустарничков, осок, реже — древесины лиственницы. Болота в Среднеамурской низменности очень крупные (например, Сельгонское болото — 7750 га).

Второй день экскурсии был посвящен знакомству с марями. В. И. Даль определял в свое время мари как отлогие угодья, покрытые лесом. Но теперь под марями понимаются болота с редкой лиственницей, перемежающиеся с безлесными болотами и заболоченными лугами.

Лиственничные мари особенно привлекали нас. Они являются как бы символом Дальнего Востока. И вот перед нами то, к чему мы стремились: на очень пологом склоне низменности раскинулась марь с лиственницей даурской, к которой примешивается береза маньчжурская. В суходольных лесах лиственница даурская достигает 35–40 м, а здесь, на болоте, — всего 6-10 м. Деревья стоят довольно часто, и сомкнутость крон составляет 0.3–0.4. Очень много сухих деревьев на болоте, а у живых деревьев крона рыхлая и ветки опускаются почти до поверхности болота.

Под ногами у нас чавкает вода в сплошном сфагновом ковре (из мезо- и олиготрофных видов), а над ним — густой ярус кустарников, кустарничков, трав. Много здесь березы овальнолистной и ольхи волосистой, поднимающихся до 2.5 м в высоту. Ниже — ярус кустарничков: багульник болотный, вереск, голубика, ива черничнолистная. Урожай голубики бывает на таких болотах очень значительным: до 700 ^кг/_га (в Белоруссии — 300 ^кг/_га). И собирают ее с удовольствием.

Травяной ярус довольно разнообразный. Здесь и вейник незамечаемый, и хвощ топяной, и вахта трехлистная. Но встречаются и чисто восточные виды: багульники подбелый и укореняющийся, смилацины трехлистная и японская, тригонотис укореняющийся.

Идем по мари, чуть заметно спускаясь по совсем пологому склону. Лиственницы редеют, а между отдельными стволиками высотой в 4–6 м впереди виднеется чистое травяное болото. Здесь, на контакте лесного и безлесного болот, интересно наблюдать постепенное мельчание лиственницы. Вот она всего 2.5 м, далее — только 1.5 м, а среди них — даже карликовые стелющиеся деревца. Все деревья устроились на сфагновых кочечках, где чуть-чуть посуше. Под ними — те же растения, что и на лесном болоте, зато на коврах встречаются новые виды: калужница плавающая, ирис гладкий.

О других болотах мы получили только словесную информацию. Самым характерным, наиболее распространенным типом болот в Приамурье является грядово-мочажинный сфагновый. На Амуро-Амгуньской низменности, например, на таких болотах наряду с обычными грядами встречаются и бугры, в основании которых вечномерзлое ядро. На грядах доминируют кустарнички, пушица влагалищная и сфагны (бурый, шенский, магелланский). Изредка попадаются лиственница амурская карликовой формы и кедровый стланик. Мочажины тоже сфагновые (из сфагнов папиллозного и балтийского) с осоками и очеретником белым. Торф на этих болотах различной мощности (от 0.5 до 3.5 м) и сложен в основном остатками сфагнов. Очень интересна растительность крупных мерзлых бугров, возвышающихся на 2–4 м. На них растут лиственница амурская и кедровый стланик, багульник-подбел, брусника, морошка и даже малина сахалинская и рододендрон даурский. Сфагновых мхов мало, их заменяют зеленые. Торф таких бугров древесный или древесно-сфагновый. В настоящее время торф на буграх не накапливается.

Своеобразны и болота Сахалина, которые в 50-е гг. исследовала Н. В. Властова. Заболоченность полуострова неравномерна, но на отдельных приморских низменностях она достигает 50–60 %. В целом здесь преобладают сфагновые олиготрофные типы, на юге же много евтрофных и мезотрофных болот. Болота Сахалина интересны своей растительностью и набором совершенно специфических растений. Где еще можно встретить лесные низинные болота с елями аянской и Глена, лиственницей курильской и пихтой сахалинской? В подлеске растут рябина смешанная, можжевельник сибирский, спирея иволистная, багульник крупнолистный, кедровый стланик, восковница пушистая, рододендрон мелколистный. Нередко деревья на лесных болотах достигают 18 м, а под ними — травяной покров из майника камчатского, коптиса трехлистного, красники, шеломайника, ириса щетинистого, красоднева, хосты, морошки красноплодной. В некоторых местах последняя почти сплошь покрывает поверхность болота и дает значительные урожаи.

Встречаются на болотах Дальнего Востока и другие растения, более типичные для Японии и Китая. Это поводник линейнолистный, погония японская, триаденум японский.

На Приханкайской низменности

Как нам хотелось побывать у оз. Ханка и познакомиться с уникальными болотами низменности! Но об этом можно было только мечтать. Ничего не оставалось, как устроить «вечер воспоминаний». Общими усилиями вспомнили все, что читали и слышали на совещаниях. Бывали в тех местах совсем немногие из нас, среди них и Ю. С. Прозоров. Вот что мы узнали.

Оз. Ханка (о нем Вы уже немного читали ранее) большое, но мелководное. В него впадает несколько рек, а вытекает одна — Сунгача (приток Уссури). К озеру примыкает обширная равнина, сложенная озерно-аллювиальными осадками плейстоценового возраста. Климат здесь муссонный, сумма температур свыше 10 °C — примерно 2500 °C. Леса, окаймляющие низменность, широколиственные (преимущественно из дуба монгольского) и вторичные (из берез плосколистной и черной). К югу и западу, вдоль границы с Китаем, раскинулась лесостепь.

Мы вспомнили, что Приханкайскую низменность еще до революции изучал В. Л. Комаров, а в 1917 г. он опубликовал книгу «Типы растительности Уссурийского края». Сейчас она читается как роман и увлекает не меньше, чем знаменитые книги В. К. Арсеньева. В 60-е гг. здесь работала Г. Э. Куренцова, а в 70-е — Ю. С. Прозоров.

О плавях и водной растительности оз. Ханка Вы уже прочитали. А каковы там болота? Отличаются ли они от болот Среднеамурской и Нижнеамурской низменностей?

Заросшие водной растительностью заливы озера постепенно переходят в бесконечные болота и заболоченные луга с господством вейника Лангсдорфа. Это или чистые вейниковые сообщества, или осоково-вейниковые, или разнотравные с травостоем до 1 м. Равнинные участки болот большую часть года переувлажнены, а над ними возвышаются кочки высотой до 50 см. Особенно красочны разнотравные болота. Наряду с вейником и осоками здесь встречаются очень декоративные виды: ветреница вильчатая, ирис гладкий; есть лекарственные: кровохлебка малоцветковая, вахта трехлистная, чистец байкальский, мята даурская, — и редкие виды: горец Маака, молокан сибирский, марена сердцелистная.

Водорегулирующая роль болот на Дальнем Востоке очень велика. В условиях муссонного климата болота накапливают огромные запасы воды. Они поглощают половину нормы муссонных осадков. Затем вода стекает в реки, но сток более замедленный, чем с суходольных лесных территорий. Наибольшую водорегулирующую роль играют сфагновые и зыбунные болота. На болотах Дальнего Востока много редких и специфических растений. На них обитают или кормятся такие животные, как изюбрь, лось, медведь.

Совершенно уникальны болота Приханкайской низменности, как и само оз. Ханка. Они сформировались лишь после освобождения озерной террасы от воды, в конце голоцена. Но и сейчас при подъеме уровня воды в озере, что периодически происходит, и при нагонных явлениях болота переувлажняются. При понижении воды и уменьшении ее поступления со стороны болота юго-восточной части низменности в условиях лесостепи быстро пересыхают в результате чего сокращается количество влаголюбивых растений, появляются сорняки и неболотные виды. В северо-восточной части Приханкайской низменности на болота сбрасывается вода с ближайших гидротехнических систем, поэтому они постоянно переувлажнены. Все это нарушает естественное состояние болот и приводит к смене растительности. Чтобы этого избежать, необходимо уменьшить антропогенное давление на болота, которые в условиях лесостепи и широколиственных лесов очень уязвимы. Поэтому 10 объектов предложено сохранить в естественном состоянии как своеобразные ландшафты и как регуляторы влаги.