Багамарама

Глава 31

— Ну и когда ты собирался рассказать мне про эту вашу хренотень?

Мы вернулись в коттедж, где и состоялась эта беседа. Впрочем, говорил в основном Педерсон, а я слушал, как он изливает на меня потоки негодования — мол, я вовремя не рассказал ему о звонках неизвестного, который требовал за Барбару и лорда Дауни ни много ни мало два миллиона долларов.

— Да я сам только что узнал, еще и очухаться не успел.

— Ага, а потому заскочил в бар хорошенько набраться, а уже потом, отобедав и пропустив коньячку под десерт, конечно же, непременно поставил бы меня в известность.

— Я ждал, когда освободится телефон. Здесь, знаете ли, второго нет.

— Ты что, собирался мне позвонить?

— А кому же еще?

Педерсон хитро прищурился:

— А ты, я смотрю, мастак на уклончивые ответы. Я уж было попался.

Он извлек из нагрудного кармана зубочистку, пожевал ее и прибавил:

— Ладно, положим, что так. Я, конечно, не верю, но пропустим это.

— Спасибо, — сказал я. — Так откуда стало известно про звонки?

— У меня свои источники, — ответил Педерсон.

— Не Кларисса Персиваль, случаем? — поинтересовался я.

— Ишь ты, — сказал он. — Удачная версия.

— Методом исключения вышел. Кроме нее-то некому: я не говорил, подруги тоже. Значит, она. Тоже какой-нибудь кузиной приходится?

— Никоим образом.

Он вскинул брови и улыбнулся.

— Значит?.. — многозначительно протянул я.

— Мы с Клариссой, — сказал Педерсон, — очень хорошие друзья.

— Ух ты, завидую.

— А то.

— А мне казалось, кое у кого есть жена.

— Есть. — Инспектор выдержал паузу. — Моя законная супруга живет в Нассау, ей там больше нравится. И я ее решение вполне одобряю.

— Неплохо устроились.

— Дорого обходится такое удобство — кормлюсь взятками да коррупцией. — Он пошерудил во рту зубочисткой. — Это шутка, Частин.

— Очень смешно, ха-ха, — сказал я. — Ну и какие мыслишки на эту тему?

— В смысле, кто наш похититель?

— Для начала.

— Понятия не имею. Могу только догадываться. Видимо, кто-то, кому понадобились два миллиона долларов.

— Впечатляет, — сказал я. — Потрясающая способность производить логические умозаключения. Небось в Гейнсвилле отличился?

Педерсон молча посмотрел на меня и осклабился:

— Вообще-то у меня логика была основным предметом. Естественно, получил высший балл. — И тут же добавил: — А я ждал и ждал, когда мы про университетские дела вспомним.

— Да я все пытаюсь, никак не выходит. А зачем надо было так долго молчать?

— Не хотелось ставить в неловкое положение, — сказал он.

— Из-за чего? Что я сразу не признал?

— Нет, — ответил Педерсон. — Как раз наоборот. Узнал бы и вспомнил, какую словил от меня зуботычину.

— Ты мне врезал?

— А то! Ты аж в грязь свалился.

— Когда?

— Пожалуй, лет двадцать-то прошло… Ага, почти двадцать два года назад.

— Постой, где ж я тогда был? А-а, на последнем курсе.

— Ага, точно, выпускник. Ну а я тогда новичком был, первогодкой.

— И мячик гонял?

— Бывало дело.

— И в грязь меня свалил?

— Довелось.

— Прости, не помню. Будь другом, освежи в памяти.

— С удовольствием. Ничего, что не помнишь — меня тогда и помнить-то не за что было. Подумаешь, малявка, сопляк зеленый, нас и выпускали-то только для потасовки. Дело было в среду. Выгнали всех на поле перед главной игрой с командой юго-западной Луизианы.

— Мы их всухую уделали: сорок восемь-ноль.

— Ага. Да перед основной игрой против вас малолеток выгнали, нас, значит, чтобы вы поразмялись чуток. Мы с лету начали, хорошо дело пошло. Ты помнишь, один защитник в центр помчался, так и пер, пока очко не забил? Потому что тебя вовремя с дороги убрали. А тренер этот ваш, Скабрежник…

— А, Скабреж…

— Он самый, здорово тебе тогда влетело. Как он разъярился! Все требовал ответа, как ты мог пропустить этого сопляка. Ну а ты что ему сказал, помнишь?

— Не-а.

— Ты сказал: «Да там правый полузащитник больно прыткий — как подскочит! Такой блочище мне влепил». Ты не оправдывался, просто сказал как было.

— И этот правый защитник — ты.

— Ага. Это я был. И правда ловко сработал. Редкая удача.

— М-м-м.

— И все равно не помнишь?

— Ну нет, прости.

— Ладно, не важно. Зато меня тренеры тогда заметили: как же, новичок обломил нападающего дублера из Лиги чемпионов. Меня оставили в основном составе команды первогодков. А в конце сезона я стипендию заслужил.

— Так ты на следующий год на север подался?

— Да, не повезло мне, — вздохнул Педерсон. — Ногу подвернул на одной игре. С тех пор на поле не выходил. Правда, стипендию мне все-таки выплатили. Отучился до конца, все как надо, магистратуру сдал по специальности «Криминология и общественное управление».

— А сюда какими судьбами занесло?

— Я же местный, островитянин. В старших классах переехал к тетке в Майами. Играл в «Корал Гейблз». Оттуда — в Гейнсвилл. Защитился, три года пропахал на управление Майами. Ну и измаялся же я там. А потом кто-то слушок пустил, что здешний инспектор увольняется. Я и возомнил черт-те что — тоже мне, первый кандидат на тепленькое местечко. Уж пятнадцать лет как здесь кукую.

Педерсон обвел комнату взглядом.

— Чем богат, кроме джина с шампанским? — спросил он.

— Есть лед, вода, — ответил я.

— Охлажусь, пожалуй.

Я приготовил нам обоим по бокалу воды со льдом и спросил:

— Есть предположения, кто у нас тут главный забивала?

— Да имеется парочка. А наши знакомые сказали, какой был у похитителя голос?

— И словом не обмолвились. А я и не спросил, — сказал я. — Эх, не додумался.

— Да уж, стоило бы поинтересоваться. На самом деле надо было с самого начала позвонить мне и все рассказать, я бы к ним подъехал и все, что надо, разузнал.

— Так давай сейчас туда и смотаемся, что время-то терять.

— Да нет, отложим до утра. У меня на вечер кое-какие планы.

— Думаешь, это свои, с острова?

— Не-е, вряд ли. Сомневаюсь, чтобы наши на такое пошли. Знаю я местный люд. Не того они склада, чтобы так заморачиваться, — сказал он. — А вот на Французском Бухле — там пожалуй… Ладно, после расскажу.

— Что за Бухло такое?

— Да есть тут один островок, на той стороне Битер-Чэннел. Отсюда тридцать минут на парусах. Верноподданные до мозга костей.

— В смысле?

— В смысле не слишком большие приверженцы идеи об этническом разнообразии. Там не то что темнокожих, мулатов не встретишь. Да и белым не слишком-то сладко. Чтобы тебя приняли, ты должен восходить корнями к первым поселенцам.

— И ветвей у семейного древа, надо думать, тоже раз-два и обчелся?

— Почему же, есть там кое-какие ветви. Даже целых четыре. Хейлы, Кроу, Блантсы и Сноу. Сами между собой живут, дела делают и детей заводят. Если ты не их породы, тебе на Бухле не прижиться.

— Никого не пускают на остров?

— Ну что ты, можно приехать, пошляться по окрестностям. Там и гавань своя, и ресторан с баром, кое-какие магазинчики. У них даже небольшой музей есть, по истории Французского Бухла. Тамошние жители-то не дураки, доллары с туристов тоже стричь любят. В наши времена этим заниматься сам Бог велел…

— Почему именно в наши?

— Они ведь испокон веку чем жили? Спиртным.

— Контрабандным, что ли?

— Контрабандой да наркотой. В стародавние годы каждый несчастный ловец лобстеров имел миллион в загашнике. А потом монополизировали это дело, появился хозяин, который принялся разруливать потоки, и вольным художникам тут делать стало нечего. Рыбаки со своими лодчонками остались с носом. Кто-то занялся извозом: гаитян катать. Да только на этом денег не заработаешь. Вот и крутятся, кто как может. Кто-то лобстерами промышляет — нужда заставила, — а другие и грязных делишек не гнушаются. Я пару раз отлавливал тамошний народец на краже лодок. Временами в дома вламываются. К местным, на Харбор-Айленд.

— Так, думаешь, кто-то с Французского Бухла пошаливает?

— Фактами я не располагаю и потому ничего утверждать не берусь. — Педерсон осушил стакан, вытряхнул кубик льда и принялся его рассасывать. — Есть один человек на примете; готов об заклад побиться, что это…

— Виктор Ортис?

— В яблочко, — сказал Педерсон. — Есть в твоих байках толика правды. Похоже на то, что Ортис тебя прищучил, решил развести на кое-что.

— Да и у меня такая мыслишка пробегала. Только вот непонятно, на что он меня разводить собрался.

— Видно, есть у тебя нечто, чем он рад бы поживиться.

— Совершенно точно это не деньги, — сказал я.

— Значит, догадываешься о чем-то нехорошем.

— Так-то оно так, да только если я располагаю вредной для него информацией, почему сразу меня не пришить? Возможностей было предостаточно, — сказал я. — Зачем-то весь дом перерыли…

— А догадаться слабо, что они там искали?

— Даже не представляю. Как я голову ни ломал — ничего на ум не идет.

Взгляд упал на бутылку. Да, выпить бы не помешало. Я, похоже, дозрел. Только вот Педерсон вряд ли составит мне компанию. Печально, потерпев отказ, напиваться в одиночку. Джин на коктейль, проснешься… Как там? Под дверью? Да ладно, с одного бокальчика вреда не будет.

Пока я плавал в подобных размышлениях, Педерсон сказал:

— Только есть тут одна неувязочка. Ну, с версией про Ортиса.

— Кажется, улавливаю. Если он меня решил прижать, при чем тут лорд Дауни? Взял бы Барбару — и делай ноги.

— Ага. Этого-то я и не пойму.

— А может, деньжатами решил разжиться? — предположил я. — И меня прижать, и ставки удвоить.

— Не исключено, — согласился мой новообретенный приятель.

— Эх, ни черта мы не знаем.

— Вот именно. — Инспектор встал, собираясь уходить. — Мило посидели, но мне еще надо допросить осведомителя.

— Клариссу?

— На допросах я очень хорош, — сказал он. — Осведомители всегда просят поработать с ними чуть-чуть подольше.

Инспектор открыл дверь, вышел за порог и направился прочь.

— А про зуботычину-то правда? — крикнул я ему вслед.

Педерсон не обернулся.

— Ты еще и плюхнулся на задницу, прямо в грязь.