Бакалавр

Глава 9

— Вы приняли Станция, представлявшая собой что-то вроде трехслойного пирога (или, проще, гамбургера) казалась вымершей. Ну ладно, сотрудники — допустим — на рабочих местах, а охрана-то где? Где сигнал тревоги? Где заслоны, перекрывающие коридоры? Шлюз вскрывали безо всяких предварительных ласк, хоть что-то же должно было сработать! Но нет — свет, тишина… и ничего больше. И никого. Запрос анализа воздуха… чисто. Рискнуть?

— Дитц! — буркнул майор Солдатов.

— Здесь!

— Открой забрало.

Надо было отдать должное первому лейтенанту Легиона: задавать вопросы она не стала. Забрало поднялось, и рыжая кошка замерла в ожидании дальнейших указаний — и в полной боевой готовности.

— На «Пиза Тауэр» постоянно работает около двух с половиной сотен человек.

— Двести сорок семь.

Ну да, информацию собирал (и получил) не только он.

— Сможешь определить, на станции ли они? И если да, то где конкретно? Вынюхать?

— Попробую, сэр.

«Без чинов» снова было не то, чтобы забыто, просто убрано на дальнюю полку. И то, как Дитц мгновенно приняла изменившиеся обстоятельства, говорило в её пользу. «Натов змеёныш»! Вот с кем бы Солдатов познакомился с большим удовольствием (и несомненной пользой для дела), так это со знаменитым Падальщиком. Найти кадры уже немало, а вышколить…

— Разрешите снять шлем?

Солдатов успел только приподнять бровь, но не задать вопрос, а она уже поясняла:

— Броня мешает, а в шлеме вообще ничего не выйдет. Задачка ещё та.

— Снимайте, — кивнул майор, подавая знак выбранным бойцам смотреть в оба и охранять.

Снятый шлем полетел назад, его подхватила чем-то озабоченная доктор Танк. А лейтенант Дитц несколько томительных секунд просто стояла, глядя… куда-то, в общем, она глядела, но определить, куда именно, Солдатов сзади не мог. Она слегка ссутулилась, чуть втянула голову в плечи, потом выдвинула её вперёд… если бы такое было возможно хотя бы теоретически, майор мог бы поклясться, что видит, как вздыбились под броней комбеза лопатки. Так могла выглядеть кошка, нацелившаяся на мышь.

Рядом с ним тихо, не разберёшь — обречённо или восторженно — ахнула напрягшаяся Клементина.

— Док? — воспользовался позывным Солдатов.

— Дитц «набросила шкуру». Это довольно специфический термин… короче, если люди здесь, она их найдёт. Правда, даже среди чистокровных дианари такая способность встречается крайне редко. Я, например, ни разу не видела, как это бывает. А в родословной Дитц почти не было Зель-Ройт, да и те…

— Крессар, — вклинился в разговор Стефанидес. — Младшей женой Арона Крессара Зель-Ройт была одна из дочерей Бэзила Лазарева. Линия прослеживается вплоть до матери Дитц, а значит, и до неё самой. Как тебе такой прадедушка?

Лейтенант Танк, явно не убеждённая, хотела сказать что-то ещё, но тут Дитц взмахнула рукой и совершенно беззвучно двинулась по коридору. Пятой. Впереди и чуть по бокам, производя куда больше шума, перемещались четверо ребят Рюмина. Сам Рюмин… нюансы мимики за забралом особо не разглядишь, но завистливое сопение Солдатов слышал вполне отчётливо.

Вот она дошла до пересечения с таким же, безликим и пустым, коридором. Повертела головой. Дав бойцам соответствующую отмашку, свернула влево. Отмашка была привычной, имперской, а значит, девица не только понимала, у кого она в гостях. Она ещё и знала, как в этих самых гостях следует себя вести. И принятую в имперском десанте систему команд знала тоже.

Впрочем, в Легионе использовали похожую, так что удивило Солдатова не это, но лишь метров пятнадцать спустя он понял — что. Жест, резкий, рубленый, был совершенно нехарактерен для Дитц и странно не соответствовал всем её движениям. Выглядело это так, словно телом как таковым рулил один человек, а отдавшей команду рукой — другой.

Двери по обе стороны коридора она игнорировала, проходя без задержки. Ещё один поворот, и ещё один… всё дальше вглубь станции… а она их, часом, не дурит?! Ага, эта дверь показалась кошке интересной… не поддалась… вперёд проскользнул Альтшуллер, оглянулся на Дитц, повертел головой — «Однако!», мол — и занялся запором.

За дверью обнаружилась узкая лестница, по которой отряд спустился на третий из уровней станции. Снова поворот, и снова…

Дитц вдруг остановилась. Остановилась в длинном коридоре, в котором вообще не было ни единой двери.

— Ну-ка, парррррни, ссссдайте назззззад. Сссссбиваете, — произнесла она очень странным, не своим, голосом.

Послушались бойцы после команды, отданной Рюминым? Судя по донесшемуся до Солдатова скрежету зубов — до. Ох и нахлобучка же их ждёт!

— Ззззззздесссь.

Она сделала ещё несколько шагов и резко шлепнула ладонью по участку стены, ничем — на взгляд стороннего наблюдателя, каким был сейчас Солдатов — не отличавшемуся от соседних. И повторила:

— Ззззззздесссь. Только осссссторрррожно…

— Ты уверена? На плане станции за этой стеной технологический отсек.

Мрина развернулась на каблуках бронированных ботинок, и Солдатов не без труда подавил желание отшатнуться. Краткую лекцию доктора Танк он выслушал и принял к сведению. Но слышать и видеть…

К виду осунувшейся и, в то же время, совершенной в своей абсолютной животности морды он готов не был. Как и к сдавленному рычанию:

— Уверррена.

Контуры проёма были очерчены в мгновение ока ножом, который Дитц вынула из ножен на правом бедре. Альт подошёл, вгляделся, пробежался пальцами по стене… повернулся к командиру и пожал плечами. В ход пошли резаки. Что ж, Солдатову было за что себя похвалить: список оборудования для высадки утверждал лично он, и сейчас было предельно очевидно, что — не ошибся. По крайней мере, конкретно здесь.

На Дитц он старался не смотреть. Не из страха — ещё не хватало! Просто он привык видеть человека. Зверь (не просто проступивший через человеческое обличье, нет! заместивший его) был ему неприятен. И — почти желанен. Так чувствуют себя зоофилы?!

А потом дверь прорезали. И за ней…

— Назад! Все назад! Передать — готовность к расстыковке!

Вспоминая ту вылазку годы спустя, Лана Дитц так и не могла с уверенностью вспомнить, кто среагировал первым. Кто и что проорал, отпихивая локтями и коленями тех, кто мог — и не должен был — попасть под удар. Она? Татьяна Кривич? Рюмин? Трое разом?!

— Таня, ты сможешь?! — «шкура» спала сама, голос снова слушался Лану, а толку-то?

— Не знаю, б***!

Кривич была уже там, возле предельно характерных брусков, всматривалась в детонаторы, потрошила, не глядя, свой ранец.

— Значит, сможешь! Я…

В следующую секунду рявкнувший что-то ободряюще-матерное Альтшуллер отшвырнул её с дороги, прямо в объятия сориентировавшегося Солдатова, и ринулся внутрь. Лана (с облегчением и, пожалуй, стыдом) перевела дыхание и присосалась к мягкому наконечнику трубки, присоединённой к встроенной фляге. От «шкуры» её всегда начинала донимать жажда, и хорошо, что сегодня процесс не занял и получаса. А то одной фляги могло, пожалуй и не хватить. Особенно в свете обнаруженной взрывчатки.

Сапёром она была, правду сказать, весьма средним. Так, в пределах минимума, необходимого десантнику. Собиралась, и не раз, подтянуть навыки, однако постоянно находилось что-то более важное, требующее внимания прямо сейчас… так и не собралась. Но даже опытные взрывотехники старались по возможности не иметь дела с «пентарексом». Капризная и нестабильная дрянь, пусть и не слишком мощная, зато предельно дешёвая в производстве, могла в любую секунду выкинуть решительно любой фортель. А потому использовалась, как правило, для дистанционно управляемых взрывов.

Да, взрывчатка была маломощной. Вряд ли видимый из коридора объем «пентарекса» мог превратить закрытое пространство станции в открытое всем ветрам, включая солнечный. Но на то, чтобы перемолоть некоторое количество людей в не поддающийся идентификации фарш, его вполне хватило бы. И что, помимо собственно действия детонаторов, могло послужить причиной взрыва, предсказать не брался никто. А потому кучка перепуганных штатских жалась к противоположной стене отсутствующей на планах станции лаборатории, и боялась не только пикнуть, но и, кажется, дышать.

Рядом с Кривич, взявшей себе правую сторону, нарисовался Рюмин. На левой, переругиваясь негромко и зло, включились в работу двое его парней. Альтшуллер — ей, почему-то, нравилось мысленно произносить его фамилию полностью — был, казалось, сразу везде. Отвратительный смрад «пентарекса» лез в ноздри, отчасти перебиваемый вонью экскрементов: должно быть, туалета в лаборатории то ли не было вовсе, то ли пленники опасались им воспользоваться. Оглушительная тишина давила на уши.

Казалось, прошла вечность. На деле — Лана потом не поленилась просмотреть запись — не более трёх минут. В проёме появилась Таня, подняла забрало (стали видны глубокие, исковеркавшие лоб морщины), буркнула:

— Порядок, можно выводить, — и привалилась к стене.

Отпустивший Лану Солдатов дал отмашку, и внутрь устремились бойцы. Вскоре десятка полтора наскоро обысканных сотрудников станции выстроились у противоположной стены коридора. На нежданных спасителей они взирали со страхом — наверняка проистекающим из связанных за спиной рук, рисковать никто не собирался — и надеждой. Раскрывать рот они пока не рисковали. К лучшему ли?

— Локи, — негромко позвал Солдатов, впервые воспользовавшись позывным, — здесь не двести сорок семь человек…

— Здесь даже не сорок семь, — поморщилась Лана. — И закладка почти наверняка не одна. А планы станции врут, как крысы. Но я в нулях, Солджер. Клятый «пентарекс»… меня сейчас на поле лаванды сунь, я не почувствую.

Солдатов повернул голову, посмотрел куда-то за спину мрины.

— Не я, — прозвучал в кольце на ухе Ланы голос Тима. — У меня нюх как у обычного человека. Тина?

— Я чую только взрывчатку, — несколько виновато проговорила доктор Танк. — Только взрывчатку и только здесь. И не чуяла ничего вообще, пока не прорезали дверь.

Лану бесила собственная очевидная бесполезность. Вот разве что…

Слегка задев плечом не успевшего посторониться десантника, одного из тех, кто играл при спасённых роль то ли охранника, то ли конвоира, она шагнула вперёд. Прошлась, вглядываясь в лица, вдоль куцей шеренги, туда и обратно. Остановилась перед одним из мужчин, пожилым, благообразным. Заговорила на интере:

— Ты! Покажешь, где остальные.

— Я не… — проблеял он, глядя на неё почти с ужасом.

Зеркала у Ланы при себе не было. Но просто по тому, как ощущалась кожа на лбу, скулах и вокруг губ, она понимала, что «шкура», уже отпустившая голосовые связки и мышцы тела, с лица пока не сошла. Так что зрелище чудом избежавшему гибели бойцу кабинетного фронта досталось ещё то. Почему-то мрине не было его жалко. Совсем.

— Знаешь, — уверенно бросила она. — И покажешь. Сейчас. Если не хочешь молить о смерти от взрыва как о манне небесной. Ну?!

— Меня… — дядечка попятился бы, но за спиной у него была стена коридора. Его стоявшие слева и справа коллеги брызнули в стороны, как осколки стеклянной кружки, с размаху брошенной об каменный пол. — Меня убьют!

Спата вылетела из левых ножен, упёрлась в кадык…

— Тебя уже убили, придурок! — прошипела взбешённая кошка. — Тебя убили, ты мёртв, ты стоишь у врат рая, а на пути у тебя архангел с огненным мечом!

Она слегка надавила, под острием спаты набухла капля крови, жертва пискнула, как попавшая в когти птица, но деваться ей было некуда.

— Я — твой Микаэль, — продолжила Лана. — И только от меня зависит, куда ты попадёшь в своём незапланированном хозяевами посмертии. А мне уже надоела и эта история, и эта станция, и все вы. Оптом и в розницу.

Она не лгала сейчас, ни единым словом. И дядечка понял это. Клинок у горла вообще способствует пониманию, цинично усмехнулась Лана про себя, глядя, как её собеседник в сопровождении конвоира делает на подгибающихся ногах несколько шагов в сторону. Вот он остановился. Вот покосился на стянутые за спиной кисти — немедленно подскочивший Альтшуллер разрезал пластиковую ленту; тут же подошла Тина, что-то вколола, промассировала запястья. Вот он поднял правую руку, с кажущейся бессистемностью принялся водить пальцем по стене, сначала — уверенно, потом — всё более суетливо, затравленно оглянулся:

— Не… не срабатывает!

— Резак! — скомандовал Солдатов.

Помочь с определением точного местонахождения двери Лана не могла, а их подневольный проводник, назвавшийся Уильямом Джаддом, кибернетиком, похоже, никогда не обращал внимания на такие мелочи. Поэтому проём был прорезан несколько не на месте, и внутрь пришлось протискиваться. Там так же воняло «пентарексом», и вошедшие первыми сапёры работали быстро и молча.

Что-то чудилось Лане в этом молчании. Что-то неправильное, скверное. Что-то, с чем ей совершенно не хотелось иметь дела. Ладно, всему своё время, разберёмся и с этим. Пока же следовало поплотнее пообщаться с рановато расслабившимся Джаддом.

Сунув спату в ножны, она извлекла из браслета снимки Андрея Сперанского и Дезире Фокс, и даже не успела задать вопрос — всё стало предельно ясно. Ещё секунду назад казалось, что побледнеть сильнее Джадд не может… смог.

— Где они?

— Я не знаю.

Рука в бронированной перчатке легла на рукоять спаты, и Джадд тонко, по-бабьи, завизжал на весь коридор:

— Я правда не знаю! Этот… он что-то говорил о Сиенском университете! А девчонка вообще пустое место, ни в какую работать не хотела, дурёху на релаксантах держали! И зачем только он её с собой потащил!

Лана выразительно покосилась на поднявшего забрало шлема Солдатова, убедилась в том, что он принял информацию к сведению, и снова обратилась к Джадду:

— Давно?

— Перед… перед тем, как нас…

Мрина хотела спросить что-то ещё, но тут Таня вышла в коридор. И выражение её лица было настолько странным, что Лана, прихватив Джадда за плечо, направилась к прорезанному проходу. Дождалась, пока выйдут сапёры, все, как один, такие же, как Кривич — словно пыльным мешком ударенные. Потом вывели сотрудников станции. Их опять было слишком мало, все вместе и до полусотни не дотягивали. И только потом лейтенант Дитц, следя за тем, чтобы обильно потеющий Джадд никуда не делся, пробралась внутрь. И обомлела.

Это помещение было куда больше первого. Продолговатые потолочные лампы давали тусклый красный свет, которому едва доставало силы превратить темноту в полумрак. Но и этого хватило.

Выпустив плечо трясущегося Джадда, Лана шагнула вперед и схватилась за голову, запуская пальцы в волосы. Левая перчатка ободрала ссадину на виске, но боль тщетно пыталась пробиться сквозь охватившие девушку изумление и… да, пожалуй, жуть. Потому что она увидела.

Увидела уходящие вглубь лаборатории ряды прозрачных двухъярусных цилиндров. И их обитателей. Крохотных по сравнению со взрослым человеком, но уже вполне готовых появиться на свет. Навскидку их здесь было — она прикинула — никак не меньше сотни. Вот один из малышей повернулся в своём вместилище, другой сунул в рот большой (и какой же маленький!) пальчик… проклятие, в списке объектов «Пиза Тауэр» не было лабораторий, работающих с человеческим материалом! А на практике, выходит, были?!

— Что это? — собственный голос доносился до неё откуда-то издалека.

— Л-лабораторные образцы, — пролепетал Джадд. — Испорченные, понимаете? От… отработанный материал!

Спата сама прыгнула в руку, Лана развернулась к своему провожатому…

— Дитц! — гаркнул протиснувшийся в лабораторию Солдатов. — Стоять!! Смирно!!!

Смирно или нет, но клинок она опустила. Джадд, застывший было в ожидании смерти, отступил на шаг и несколько приободрился.

— На хрен мудака! — гаркнул Солджер, и рядом с ним тут же нарисовался Рюмин.

Мгновенно оценил обстановку, протянул руку и, ухватив Джадда за шиворот лабораторного халата, небрежным движением огромной лапищи задвинул к себе за спину. Убедился, что тот в безопасности, и негромко, веско проговорил:

— Полегче, Дитц. Полегче. Здесь не Джокаста.

В голове бесновались перекрикивающие друг друга предки. Арон Крессар пытался диктовать ей вопросы и распоряжения, Бэзил Лазарев приказывал ему заткнуться, Лоран Хансен «растаскивал» их, рыча ругательства на архаичном мринге. Язык стал сухим и шершавым, горло перехватило.

— Нет, Рюмин, — процедила Лана, — здесь не Джокаста, здесь хуже. Господин майор, на два слова.

Они вышли в коридор и остановились несколько в стороне от образовавшейся в нём небольшой толпы. Кажется, членов команды эсминца прибавилось? Или нет? Мрина помолчала, собираясь с мыслями. Предки затихли наконец, не решаясь, должно быть, нарушить её сосредоточение.

— Солджер, главный здесь ты, но как по мне — следует немедленно принять меры для изоляции этих отсеков от остальной станции и обеспечения безопасной эвакуации людей и… эээ… лабораторных образцов.

— Зачем? — приподнял бровь Солдатов.

— Мы не знаем, сколько ещё есть закладок, какой мощности, где они находятся и когда сработают детонаторы. Можем и не успеть найти всё. А доказательства следует сохранить.

— Не переживай, не дурнее тебя. Альт уже работает. Я сразу после первой находки вызвал подкрепление, так что рук хватит, справятся.

— А чего тогда спрашивал? Если уже работают?

— Хотел удостовериться, что и ты не дурнее меня. Это иногда бывает полезно. Что-нибудь ещё?

— Как думаешь, получится определить происхождение взрывчатки и параметры предполагаемого взрыва? Конкретно здесь, — она ткнула большим пальцем левой руки через плечо, — разрушило бы всё? Или только людей поубивало?

— Кривич! Модель взрыва в лаборатории с детьми и источник взрывчатки — сию минуту. О чём ты думаешь, Дитц? — сузил глаза Солдатов.

— О подставе, Солджер. О грандиозной подставе. Ещё бы взять генетические образцы у…

Она запнулась, кашлянула, и всё же выговорила:

— У отработанного материала. И прогнать по имперским базам данных.

Солдатов нахмурился, хотел что-то сказать, но вместо этого повернулся, дошёл до доктора Танк, забрал у неё шлем Ланы и, вернувшись, проворчал:

— Надень.

А когда она послушалась, закольцевал систему связи в приват-режим и приказал:

— А теперь излагай.

… Я могу ошибаться, Солджер. Я хотела бы ошибиться. Очень. Но если «пентарекс», как я думаю, произвели у вас… что? Ну и скорость. Ага, значит, инкубаторы отчасти уцелели бы… теперь бы ещё генетический анализ… его смогут сделать на эсминце?… круто… и вот тогда картинка получится — закачаешься. А ты сам прикинь.

Даже если, как я думаю, «сфера Раскина» вела переговоры с Чарити, после взрывов она наверняка прекратила бы своё существование. Иначе эта катавасия просто не имеет смысла. В общем, рано или поздно сюда кто-то прилетел бы. Обнаружив кучу покойников, следы русской взрывчатки и Баст знает, чего ещё, тоже русского. Не исключено, кстати, что зависимость обратная, детонаторы взаимодействовали со сферой и время их срабатывания зависит от прекращения её существования. А детишки…

Тут вот какой расклад. Получить материал для исследовательской работы Сперанский мог тремя способами.

Во-первых, официальные источники в рамках его работы. Но финансирование проекта планировали если не заморозить, то как минимум притормозить. Да к тому же взять исследования под жёсткий контроль. Такие решения не принимаются с кондачка, информация просто обязана была просочиться. Не надо считать Сперанского слепоглухим полудурком. Академическая среда насквозь пронизана самыми разными связями. Наверняка нашёлся друг — или «доброжелатель» — который сообщил нашему предприимчивому доктору о его перспективах. Не говоря уж о том, что каждый образец, полученный по официальным каналам, подотчётен, и их по определению не так уж много. А размаху Сперанского впору позавидовать. В общем, официоз мимо.

Материалы можно купить. Но Сперанский — ученый хоть и перспективный, но молодой. Он покамест не создал себе узнаваемого имени, под которое ему выделили бы финансирование заинтересованные частные инвесторы. Под уже имеющийся результат, для продолжения работы — да. Но сначала результат надо получить. Семья тоже не катит, я посмотрела. Там хватит на то, чтобы позволить великовозрастному обормоту заниматься тем, что ему нравится, не думая о хлебе насущном. Но на массированную закупку клеток — нет, Солджер. Не вытанцовывается. Тут ведь портовый бродяга не подойдёт, нужны здоровые, генетически стабильные доноры. Так что купить потребное для масштабных исследований количество образцов ему было попросту не на что.

И, наконец, материалы можно украсть. А у кого украсть проще всего? Правильно, у своих. Так что я почти уверена, что эти несчастные малыши — русские. Со вполне конкретными родителями. Которые не подозревают не только о наличии детей, но даже, возможно, и друг о друге.

А теперь прикинь репутационные потери Империи в том случае, если я права. Разрушение исследовательской станции, гибель учёных… спорим, обследование трупов подтвердило бы, что они были живы на момент взрывов?.. бесчеловечные эксперименты над своими же гражданами… ну, подданными, тоже ничего хорошего. Прикинул?

Видишь ли, если ты не понимаешь, про что это — значит, это про деньги. А денег тут вертится много. Одно похищение Дезире чего стоит. Про сопровождающие его безобразия я уж молчу. Нанять такое количество исполнителей это не пончик купить в придорожной кафешке. Я — знаю, меня нанимали. Правда, не могу сообразить, что конкретно выигрывает Сперанский от всей этой суеты. Деньги — понятно. Только вот где они зарыты, кто их ему даст, и, главное, за что? И зачем ему Дезире? Но я соображу, обещаю. Усами Баст клянусь, её хвостом и клыками, я докопаюсь, я пойму, ты мне веришь?! Спасибо…

Знаешь, нам повезло. Просто повезло. Ещё бы, как я думаю, сутки… или даже меньше…

Где-то неподалеку громыхнул взрыв. Пол под ногами содрогнулся, кто-то из толпящихся в коридоре учёных вскрикнул… но тут же замолчал, почти одновременно с донесшимся до Ланы звуком увесистой оплеухи. Паника была недопустима — вот её и не допускали.

— Или ноль, — мрачно заключила она. — Что там с изоляцией отсеков и путями отступления?

— Не твоя печаль, — буркнул в ответ напрягшийся Солдатов. Его глаза двигались очень быстро, отслеживая информацию, строчки которой возникали на внутренней поверхности забрала шлема.

Люди в броне, с оборудованием и без, волнами накатывали на коридор и растекались по его ответвлениям. Чуть в стороне грохнуло ещё раз, и в кольце коммуникатора Лана услышала, как скрипнули зубы Солджера.

— Бери этого специалиста по испорченным образцам и марш на борт. Доставить в целости и сохранности. Сдать лейтенанту Прохорову. Головой отвечаешь, поняла?

Лане казалось, что вместо шеи у неё стальной штырь. Для того, чтобы склонить голову, подтверждая, что приказ услышан и понят, понадобилось сознательное усилие. Всё же она кивнула и шагнула туда, где судорожно сглатывал Джадд, чьи руки опять были стянуты за спиной. Смерила взглядом, не сулившим ничего хорошего даже сквозь забрало — на лбу почтенного кибернетика выступили крупные капли пота — и подбородком указала направление следования. Она не была уверена, что совладает с голосом. Желание когтями врезать их встречу в память этого человека заволакивало глаза красной пеленой… но у неё был приказ.

Поэтому она просто шла рядом с Джаддом, время от времени перемещаясь к нему за спину и оттаскивая к стене, когда навстречу попадался очередной взмыленный техник. Волокущий то громыхающий мешок, то стопку плоских ящиков, то пару баллонов с чем-то, назначение чего ей было некогда и незачем уточнять.

Хорошо хоть Тина осталась помочь с инкубаторами. Хотела было сопровождать, личный врач и всё такое… но легионерами в ходе вылазки командовала Лана, и с этим пришлось считаться даже майору Солдатову.

Ближе к кораблю стало совсем тесно: сноровисто работающие люди тянули по коридору то, в чём она немедленно опознала транспортёр трюмной загрузки. Должно быть, демонтаж там и монтаж здесь происходили одновременно. Новые детали прибывали на место по уже собранной ленте, работа кипела, шансы доставить инкубационные камеры в целости и сохранности повышались на глазах. Ну и скорость! Вот только где искать в этой суматохе лейтенанта Прохорова?

Лейтенанта искать не пришлось. Он стоял сразу за створом шлюза, чуть в стороне от суетящихся трюмников. За его спиной маячила пара крепких парней с нарочито бесстрастными лицами.

Уже успевшая поднять забрало Лана вскинула правую руку к шлему и отрапортовала по-русски:

— Первый лейтенант Дитц! Задержанный Уильям Джадд доставлен!

— Старший лейтенант Прохоров! — молодой офицер отдал честь в ответ так, что человеку знающему и опытному было очевидно: он приветствует равного, того, кто заслужил его уважение. — Задержанный принят. Осадчий!

— Я!

— Препроводи!

— Есть!

Один из парней безо всякого пиетета подтолкнул Джадда в спину, и они исчезли в глубине корабля. Лана, отправившая Солджеру рапорт о выполнении приказа, задержалась. В основном потому, что навалившаяся вдруг усталость сделала ноги тяжелыми и непослушными. Ну да ничего, пару минут можно и тут постоять. Главное, экипажу не мешать, дабы не зашибли под горячую руку.

— Как думаешь, успеют? — обратилась она к Прохорову. То, как он козырнул, вполне позволяло ей обращаться к нему на «ты».

— Должны.

— Я вот всё думаю… ну, по коридорам — понятно, транспортёром. А по лестнице как же?

— Да не переживай, — чуть покровительственно усмехнулся лейтенант. — По лестнице на руках поднимут. Народ у нас опытный, руки не из задницы растут, а из плеч… короче, не уронят и не расплещут.

— Ты уже в курсе, да? — Лана не удивилась. Уж что-то, а скорость распространения информации в замкнутом пространстве корабля она могла себе представить.

— Все уже в курсе. Кого это касается.

— А кого не касается, ещё раньше и в более полном объёме, — проворчала Лана.

— Соображаешь! — понимающе ухмыльнулся Прохоров.

— Служила! — в тон ему ответила Лана.

Глаза закрывались сами собой, голова норовила опуститься на грудь.

Лейтенант, нацелившийся было на дружескую болтовню с приятной во многих отношениях барышней, резко посерьёзнел:

— Плохо выглядишь, Дитц.

— Знаю. Как это по-русски… «притомилась», да?

Прохоров покрутил головой с явственно видным неодобрением и повернулся ко второму из своих сопровождающих, за всё время их с Ланой разговора не пошевелившемуся ни разу:

— Любшин, проводи до броневой, потом до каюты. Смотри у меня. Чтобы в лучшем виде!

— Есть! — козырнул тот. — Мэм?

Душ, самый горячий, какой удалось выкрутить, помог слабо. Совсем он не помог, правду сказать, как и свирепое растирание полотенцем. Лане было холодно. Хвалёная терморегуляция сделала организму ручкой, мрину била крупная дрожь, неприятно напомнившая детство и ночёвки в полуразвалившемся амбаре на родной ферме. Она натянула одеяло до самого носа, поразмыслила и стащила с верхней койки второе. Тине оно понадобится нескоро: перед тем, как отконвоировать Джадда на корабль, Лана приказала медику следить за процессом переправки капсул с детьми. Когда их доставят, в лазарете — или где их там разместят — на счету будет каждая пара квалифицированных рук. Так что покамест можно было укрыться и Тининым одеялом тоже. Вот только и это не спасало.

Мучительно хотелось спать. Хотелось и не получалось. Поселившийся где-то глубоко внутри холод вгрызался в суставы и мышцы, скручивал их, не давал занять удобное положение на койке.

Тело редко по-настоящему подводило Лану. Как бороться с внутренним холодом, она знала только теоретически, из посещенных по долгу службы семинаров по аутотренингу.

— Надо вспомнить, — говорили ей тогда, — жаркий день или жаркий бой.

С боем прокатить не могло по определению, пресловутое «упоение битвой» было, с точки зрения Ланы, выдумкой романистов и оправданием слабаков. А вот жаркий день… да, один такой она вполне могла (и должна была) вспомнить во всех деталях. Потому что рано или поздно здесь, на русском эсминце, её спросят, откуда ей известно, как обращаться со «сферой Раскина». Обязательно спросят, не могут не спросить. Так почему бы не совместить полезное с приятным и снова полезным? Авось получится согреться…

… На экваторе не бывает холодных сезонов, там жарко всегда. Просто зимой и летом там жарко и мокро, а весной и осенью — жарко и сравнительно сухо, вот и всё. Давно ожидаемый и широко разрекламированный визит знаменитого Бенджамина Раскина пришёлся на конец весны, и кампус Нильсборского университета раскалился как доменная печь.

Лану Дитц лекция мэтра физики поля не интересовала вообще, а потому ей и в голову не пришло озаботиться пропуском на мероприятие. Когда же научный руководитель настоятельно порекомендовал ей посетить лекцию Раскина, было уже поздно. Никакие деньги не могли помочь попасть в самый большой из университетских актовых залов, зарезервированный для события ещё полгода назад. Точнее, какие-то — колоссальные — могли, но позволить хоть кому-нибудь заметить их наличие у сравнительно скромной студентки было недопустимо.

Желающих послушать Раскина хватало и в самом университете, кроме того, ожидалось прибытие уймы гостей. Бен Раскин слыл затворником, и каждая его публичная лекция становилась событием в мире тех, для кого словосочетание «физические основы полевых структур» значило что-то помимо белого шума.

Да, существовали записи. Но запись это одно, а возможность услышать Великого Раскина вживую (или даже задать ему вопрос, а то и пожать руку либо сняться вместе) — совсем другое. Не так уж важно, что побуждало зрителей: любопытство, профессиональный интерес или банальное тщеславие. Главное, что к моменту получения Ланой рекомендации Ли Юйши доступных пропусков не осталось.

Большую часть посадочных мест в зале заменили рядами тесно стоящих скамей, чтобы подлокотники кресел не съедали драгоценное пространство. Исключение было сделано лишь для первых трёх рядов, на которых должны были располагаться Очень Важные Персоны. Ушлые дилеры распродали не только сидячие места, но и каждый квадратный дюйм проходов между рядами, пол перед сценой, даже прилегающую к дверям зала часть коридора. Они и возможность висеть на люстрах продали бы, покупатели нашлись бы с гарантией… да вот беда: в зале не было люстр.

Оказаться на лекции Лана могла одним-единственным способом: нейтрализовав кого-то из обладателей заветного пропуска. И у неё были довольно веские основания полагать, что, поступи она так, Ли Юйши это одобрил бы. Конечно, при том обязательном условии, что ей удалось бы не попасться. Но шанхайские консультанты — из тех, кто стоил больше ломаного гроша — не имели привычке попадаться на сущей ерунде.

Тем не менее, этот вариант она оставила на самый крайний случай. С её точки зрения, нейтрализовать обладателя пропуска было попросту нечестно по отношению к тому, кому тема лекции была интересна или, хотя бы, понятна.

Разумеется, она была готова пойти и на это, и уже даже наметила жертву… но тут вмешалась судьба, принявшая на сей раз облик аномальной даже для экватора жары. Система климат-контроля в зале, вынужденная работать на износ, отказала буквально за час до начала лекции. Менять место было поздно, и всё, что оставалось отчаявшимся организаторам — это кое-как наладить охлаждение собственно сцены, на которой предстояло выступать именитому гостю.

Лана узнала о происшествии почти сразу же, сообщение о нём стало главной темой разговоров в «Баре», где она выпасала кандидата на нейтрализацию. Решение пришло мгновенно. Климат-контроль сдох? Значит, нравится это кому-то или нет, организаторам придётся открыть огромные окна зала, иначе находящиеся в нём люди попросту задохнутся. И если поторопиться… она успела.

Дураков в Нильсборе не держали, умники нашлись и помимо неё. Вот только их фантазия не пошла дальше «подлететь на гравидоске». Лана же спикировала к окну, оттормозилась непосредственно перед ним, а потом уложила доску на узкую раму и самым нахальным образом разлеглась на ней, благо чувство равновесия позволяло и не такое. Задание декана было выполнено: своё присутствие на лекции она обеспечила.

Бен Раскин был невысок, коренаст и отчаянно некрасив. Цветастую рубаху распирало довольно внушительное брюшко, поросшие густым волосом руки, непомерно длинные для человека, придавали ему совершенно излишнее сходство с обезьяной. Низкий лоб, массивные надбровные дуги, маленькие темные глаза, сильно выступающие челюсти с крупными желтоватыми зубами, жидкая неопределенного цвета шевелюра, собранная в куцый хвост на затылке… Лане не попадались ещё настолько уродливые мужчины. И настолько обаятельные не попадались тоже. Ей очень быстро стало почти неважно, ЧТО он говорит. Но то, КАК он это делает…

Низкие голоса не предназначены для весёлой скороговорки, но Бену Раскину, должно быть, забыли об этом рассказать. Он метался по сцене, азартно жестикулировал руками, длину которых Лана практически мгновенно перестала замечать, и говорил. Говорил о вещах, которые не входили в сферу её интересов и должны были быть ей совершенно непонятны… однако она понимала почти всё.

Солнце снижалось над океаном, его лучи били прямо в окно, Лане казалось, что её кости вот-вот расплавятся от зноя. Она от души жалела слушателей, как сельди в бочку набитых в раскаленную коробку зала. Зато, по её наблюдениям, сами себя они нисколечко не жалели, напротив — пребывали в таком восторге от происходящего, что совершенно не замечали сиюминутных неудобств.

— Поля — это просто! — гремел Бен в завороженной тишине. — Да, какой-то уровень теории необходим, но для того, чтобы резать стейк при помощи стального ножа и стальной вилки, совершенно необязательно быть металлургом! Надо просто уметь резать стейк!

Похоже, «резать стейк» он умел. Потому что, когда лекция завершилась и пришло время отвечать на вопросы, Лана поймала себя на том, что не всегда понимает вопрос, зато у неё не возникает никаких проблем с пониманием ответа. И это делает понятным заданный вопрос. Так вот что имел в виду Ли Юйши…

А потом Бен Раскин оказался вдруг совсем рядом и уставился на неё с интересом, который, как ей показалось, не имел никакого касательства ни к длинным, почти полностью обнаженным, ногам, ни к едва прикрытой саронгом груди.

— Как вы ухитряетесь не падать? — бесцеремонно осведомился он.

— Я — кошка, — пожала плечами Лана.

— Я успел ответить не на все вопросы. Но вы даже не пытались задать свой. Почему?

— Потому что я не физик. Всё, что мне известно о полевых структурах, я узнала сегодня.

— Тем не менее, вы здесь. И чтобы попасть на лекцию, проявили изобретательность, примечательную даже для Нильсбора. Чего ради вам это понадобилось?

— Я — «тайнолов», — усмехнулась Лана. — Мой научный руководитель счёл, что мне полезно будет послушать вас. И оказался прав. Потому что правильно заданный вопрос содержит в себе половину ответа. Но нам частенько приходится иметь дело с ответами, в то время как вопрос неочевиден. Однако если ответ хорош — как хороши ваши ответы, сэр! — появляется возможность понять не только о чём спрашивали, но и почему спрашивали именно об этом. Об этом я узнала сегодня. От вас.

Теперь усмехался Раскин. Усмехался так, что становилось ясно: всё он заметил. И грудь, и ноги. Хотя, возможно, только теперь — когда заметил мозги.

— Адская жара стоит сейчас, не так ли? Может быть, нам с вами…

— Лана.

— Лана… может быть, нам с вами, Лана, стоит поискать вопросы для ответов где-нибудь, где будет прохладнее? За бокалом, скажем, охлаждённого шардоне?

— С удовольствием… Бен.

— В моём номере?

— Почему бы и нет!

Два дня и три ночи спустя, на рассвете, Лана выскользнула из постели, оглянулась на мирно спящего мужчину и потянулась к валяющемуся на кресле саронгу. Она терпеть не могла прощаний, как таковых. А прощание с улетающим в полдень Беном Раскиным грозило перечеркнуть эти быстро пролетевшие часы, заполненные вопросами для ответов, ответами для вопросов, и смятыми простынями.

Накануне вечером, выйдя из ванной несколько раньше, чем, видимо, рассчитывал Раскин, она застала его за просмотром каталога самой знаменитой — и самой дорогой — ювелирной фирмы Атлантиды. Разумеется, он немедленно свернул дисплей, а Лана сделала вид, что ничего не заметила. Но позволить умнейшему человеку совершить глупейшую ошибку она не хотела. А потому следовало уйти сейчас, пока он спит.

Лана встряхнула саронг, и на пол спланировал небольшой прямоугольник писчего пластика. Чтобы прочесть написанное на нём, пришлось подойти к окну и слегка оттянуть в сторону плотную штору. Скупого света подступающего утра кошке вполне хватило.

«Толковому абортарию может пригодиться хороший инструмент» было написано там — и несколько строк букв и цифр, снабженных лаконичными пояснениями. Подарок был поистине царским, куда там массивному колье из голубых и раухтопазов, которое она заметила на дисплее.

Что ж, заподозрить Раскина в неумении добывать информацию и работать с ней было бы как минимум глупо. Похоже, её и без того трещавшая по всем швам легенда расползлась окончательно. Но долг красен платежом. Поэтому она нащупала на придвинутом к окну столике стило. И набросала на обороте карточки «Если возникнут проблемы, требующие аборта, свяжись со мной», коммуникационный код и вензель, состоящий из букв KLG. Пару секунд поразмыслила, накрасила губы и оставила пониже вензеля чёткий отпечаток. После чего бросила карточку поверх рубашки Раскина и, не оглядываясь, вышла за дверь номера. Пир для тела и интеллекта закончился, приближалась сессия…

Два месяца спустя роскошные, пурпурные с золотом, знамёна физического факультета Нильсбора скорбно повисли, приспущенные, на флагштоках. Бенджамин Раскин, один из величайших физиков Ойкумены Человечества, погиб, попав под камнепад, вместе с несколькими скалолазами, к которым примкнул. Несчастный случай, бывает.

Катрина, леди Галлахер, восприняла этот инцидент как личное оскорбление. Она ко всем несчастным случаям относилась так — и, возможно, именно поэтому с ней они происходили крайне редко.

Первый курс остался за плечами, как и выполненное задание Горовица. Впереди её ждало «разводное путешествие» с Рисом Хаузером. Однако пересмотреть маршрут следования на Руби труда не составило, и она заглянула на Большой Шанхай, в гости к крестной. Выпила жасминового чая с Мори Пилар, обжигающего кофе — с Али-Бабой, превосходного красного вина — с Альберто Силвой, «нечаянно» оказавшемся на Шанхае одновременно с ней.

Второму лейтенанту Дитц совершенно не требовалась санкция командования, ведь ресурсы агентства «Кирталь» она не задействовала. Связей и средств ей хватало и без Легиона.

И ещё полгода спустя череда нелепых провалов и почти подтвердившиеся подозрения в нелояльности по отношению к нанимателям рассыпали в прах репутацию одного из шанхайских агентств. «Сопутствующий ущерб», говорите? Целью был не Раскин, говорите? А теперь послушайте меня. Послушайте — и заткнитесь. Что, уже и затыкаться некому? Несчастный случай, бывает…

Но что и как следует делать со «сферой Раскина», буде возникнет такая необходимость, Лана Дитц запомнила накрепко. А ещё — купила себе то самое колье.

Нож с тяжёлой рукояткой валялся на полу точно под сенсором открывания двери. Должно быть, кошка не сочла нужным вставать, услышав сигнал. Альт скосил глаза: сенсор был цел. Однако! Так рассчитать силу удара… значит, дела не так уж плохи. Или?

— Чего тебе, Альт? — из-за натянутого почти до самой переносицы одеяла (двух одеял!) голос лежащей на койке женщины звучал приглушенно.

— Не знаю, — честно ответил он, внимательно её разглядывая. Увиденное не радовало. Совсем.

Светлокожая от природы, как большинство рыжих, сейчас Лана Дитц была бледна так, что и Смерть рядом с ней показалась бы смуглянкой. Глаза ввалились, вокруг них залегли тени.

— Хороший ответ, — показалось, или мрина фыркнула? — Заходи.

Альт шагнул к койке, на ходу коснувшись удивившего его своей невредимостью сенсора (дверь послушно закрылась), и остановился почти у изголовья. Лежащая девушка не повернула головы, лишь слегка изменила направление взгляда. И это почти напугало Альтшуллера, привыкшего уже к энергии, бившей из кошки ключом даже в тот момент, когда она проваливалась в медикаментозный сон.

— Ты чего ужинать не пришла? Проспала?

Видимая из-под одеял часть носа слегка сморщилась:

— Не хочу.

— Зря, есть надо, — с добродушной назидательностью заметил Альт и, словно невзначай, прикоснулся костяшками пальцев к виску. Прикоснулся, оторопел, и уже совсем другим тоном потребовал: — А ну, дай мне руку! Чёрт, да ты же ледяная!

— Мёрзну, — всё так же безучастно согласилась Дитц.

— Так, а теперь — быстро: что ты сделала с чипом? Это и близко не норма, здесь уже половина лазарета должна толочься, при таком-то раскладе!

— У меня нет чипа.

Одеяла слегка шевельнулись, словно лежащая по ними девушка пожала плечами.

— Как — нет?!

— Удалили. По чипу можно отследить не только состояние человека, но и его самого.

Теперь голос звучал увереннее и громче. Что-то, сказанное Альтом — понять бы, что? — заставило мрину отчасти встряхнуться. И это было хорошо. Но совершенно недостаточно. Сжатая мужскими ладонями кисть оставалась по-прежнему холодной, и он, склонившись над койкой, принялся отогревать пальцы девушки своим дыханием. Получалось не очень.

— Давай-ка ты всё-таки свою докторшу позовёшь. Ну или я свистну наших?

— Нет, — решительно заявила мрина, для верности перехватывая его левое запястье с браслетом коммуникатора. — Всем, кто хоть что-то смыслит в медицине, сейчас не до ерунды.

— Ты — ерунда? — нарочито удивился Альт.

— По сравнению с детьми — безусловно.

— Тогда пусти меня. Да не буду я никого звать, уговорила! Просто тебя надо засунуть под горячий душ, а одна ты туда не пойдёшь, и не мечтай.

Лана отпустила руку Альта, и наконец выпростала из-под одеял нос и подбородок. Наверное, затем, чтобы усмехнуться без помех:

— В душе я уже была. Результат… сам видишь.

Альтшуллер, уже отбросивший куртку и почти стянувший футболку, остановился на середине движения. Футболка повисла на локтях.

— Знаешь, рыжая… если без медицины и без душа… то способ тебя согреть я знаю ровно один.

— И чего же ты ждёшь?!