Бакалавр

Глава 10

Бывают дни хорошие, бывают — не очень. А бывают такие, что без пол литра хрен поймёшь, хороший он или нет. Этот, всё ещё продолжающийся, день был как раз из таких.

Из сферы Раскина — выбрались, что само по себе тянет на беспрецедентный расклад. На станции — не взорвались. А ведь вполне могли. Сапёры ещё ковырялись с детонаторами, но похоже, Дитц верно сообразила — срабатывание было настроено на прекращение действия сферы, с небольшим временным лагом. Иезуитство какое-то… ничего, разберёмся и с этим.

Детей — спасли. Когда Солдатов перед ужином заглянул в медотсек, там дым стоял коромыслом. Все, способные отличить кАбель от кОбеля и шприц от шпица, пахали, как заведённые. Из всего, что под руку подвернётся, сооружались дополнительные системы питания, к ним подключались инкубаторы. Люди менялись, отходили, чтобы прямо в коридоре, у стены, затолкать в себя кусок чего-нибудь с подносов, которые постоянно подтаскивали взъерошенные стюарды. А потом — возвращались в круговерть.

Военврач Рябов темпераментно рычал на помощников и просто в пространство. Доктор Танк — из уважения к коллегам, надо полагать — материлась на интере с вкраплениями русского. Ох, дознаться бы, кто научил… да язык укоротить по самые гланды… впрочем, если у неё есть хоть какие-то способности к лингвистике, то в общем гвалте нахвататься труда не составит. Альтшуллера на ужин и отдых вытащить удалось (по прямому приказу Рябова), а вот Клементина Танк и майора, и военврача просто проигнорировала. Впрочем, в её случае Рябов и не настаивал. Оценил, должно быть. Заметно и остро не хватало Лаврова, до сих пор пребывающего в клинике на Атлантиде. В клинике — и в безопасности. А Дитц-то молодец, прикрыла со всех сторон.

Дитц… зря он, наверное, так с девчонкой. С другой стороны — а что прикажете делать с подчинённым, сорвавшимся в ходе боевой операции? Особенно когда времени на принятие решения с гулькин нос? Только и остаётся, что занять голову свежим приказом, а руки и ноги — конкретным действием. Да и этот лабораторный крыс заслужил такую прогулку. И всё же…

За ужином место лейтенанта пустовало, и Солдатов совсем уже было собрался проверить, чем занят его временный заместитель и в каком состоянии пребывает. Однако именно в этот момент с ним связался Дмитрий Елизаров, вот уже добрых пять лет занимавший должность адъютанта полковника Русановой. Полковник ожидала майора Солдатова, посему визит к Дитц пришлось отложить. Вот и славно. Что-то, связанное с ней, заставляло Солджера чувствовать себя не в своей тарелке. И хотя он не любил недосказанности, ещё больше он не любил говорить о том, что к ним привело.

Против ожиданий дверь в кабинет полковника оказалась закрытой. Елизаров, окруженный тремя большими дисплеями, дёрнул подбородком в сторону кресла для посетителей, не переставая вертеть головой. Пальцы так и летали. В том, что касалось получения секретной информации, адъютант полковника был абсолютным нулём. Однако когда речь заходила о сведениях общедоступных, просто с трудом добываемых, ему не было равных. Однажды полковник Русанова сказала, что в этом деле Елизаров если и не Бог, то уж точно Его заместитель по оперативной работе. И насколько Солдатов знал своего командира, она не шутила.

— Ф-фух! — капитан Елизаров откинулся на спинку кресла, размял шею и сфокусировал взгляд на посетителе. — Ну и каша заварилась! Ты посиди пока, там его величество в канале. Кофе хочешь?

— Не хочу, — проворчал Солдатов. — А что за каша, вроде всё ровно?

— Это ты так думаешь, — усмехнулся Елизаров. — А на нас тут пытаются наехать по полной программе.

— Наехать? — хорошо, что майор отказался от кофе, не то сейчас либо поперхнулся бы, либо облился. — На нас?!

— Ясный пончик, на нас. Больше-то не на кого. Ты же знаешь, Чарити в зоне влияния Американской Федерации. Вот эти ястребы щипаные и возбудились, прям до истерики. Ажно на шефа вышли. Что ещё за «сфера Раскина»? Какие ваши доказательства? — язвительно передразнил он кого-то. — Так вот вам доказательства: параметры сферы, результаты сканирования, съемка, все дела. А как же вы выбрались, «сфера Раскина» абсолютный монолит! Ну, шеф ресницами хлопнула: дескать была сфера да сплыла, чего вы от слабой женщины хотите? — и послала их проконсультироваться с Раскиным. И стр-рашно удивилась, когда ей напомнили, что он умер.

Солдатов представил себе эту сцену, не выдержал, и захохотал.

— Тебе смешно, — хмыкнул Елизаров, — а нас обвиняют как минимум во вмешательстве во внутренние дела суверенного государства, а как максимум — в вооруженном вторжении. Компенсацию уже затребовали.

— Мнда? — набычился разом посерьезневший Солдатов. — А ху-ху не хо-хо?

— Ничего, будет им и вмешательство, и вторжение. Правда, без компенсации. Сюда уже летит Вербицкий.

— Сам?!

Дело принимало скверный — для обвинителей — оборот. Вячеслав Степанович Вербицкий был уже очень немолод, и пост министра иностранных дел оставил лет десять назад, выйдя в чистую отставку и занявшись на досуге написанием мемуаров. Быть упомянутыми в них хотя бы строчкой мечтали все без изъятия дипломаты за последние лет семьдесят. И те, кому он противостоял, и те, кого воспитал. Дитц что-то говорила о грандиозной подставе… там, где появлялся Вербицкий, подстава для Империи исключалась по определению. Дитц…

— Да, здесь, ожидает. Понял, — быстро проговорил в пространство Елизаров и кивнул вскочившему на ноги майору на дверь кабинета: — Заходи!

Наталия Андреевна была одета фривольно и дорого: так, как обычно облачалась с целью ввести собеседника в заблуждение. Наряд явно предназначался для переговоров с «вероятным противником».

— Государь в ярости, — начала она без обиняков. — Я не видела его таким даже при принятии решения об отправке в отставку кабинета министров.

— В ярости по поводу обвинений, выдвинутых американцами? — осторожно уточнил Солдатов.

— Обвинения? Чушь! — пренебрежительно махнула рукой полковник. Сверкнули перстни. — С обвинениями разберётся Вербицкий. Но часть детей проверили. Малую часть, да. Но все проверенные — русские. Наши. Эта рыжая бестия прекрасно всё просчитала, аж завидки берут. И, кстати, её оценка возможных политических претензий к Империи до буквы совпадает с выкладками Вячеслава Степановича, что, согласитесь, уже немало. Проклятье, ну что это за выбор факультета для человека с такими способностями к анализу в боевой обстановке?! Да, в Нильсборе не готовят ни дипломатов, ни госслужащих высшего звена, но — «тайнолов»? Это даже не из пушки по воробьям, это планетарной бомбой по микробам. Прямо хоть в нашу дипакадемию приглашай по линии МИДа. Так ведь нароет же чего не надо, это уж как пить дать, потом ликвидировать замучаешься… к чему это я? Ах, да!

Наталия Андреевна встала, обогнула стол и остановилась прямо напротив напрягшегося Солдатова.

— Иван Владимирович, я придерживаюсь той точки зрения, что иногда проще спросить человека о причинах его поступков, чем пытаться их разгадать. Экономит время. Сейчас я хочу знать, чем вы руководствовались, приказывая Дитц отконвоировать на корабль этого деятеля, Джадда. Вы приняли более чем своеобразное решение, Солдатов. Рискованное. Отправить одного из важнейших свидетелей в сопровождении человека, который буквально десять минут назад чуть его не убил, чтобы — что? Какую практическую цель вы преследовали?

Это был неприятный вопрос. Ожидаемый — недаром же имя Дитц постоянно всплывало в его мыслях на протяжении нескольких последних часов — но неприятный. Если отвечать честно.

— Во-первых, Джадда следовало хорошенько размять перед допросом…

— С этим не поспоришь, — перебила его полковник. — Сработало блестяще. Избавившись от перспективы быть застреленным, зарубленным или попросту, без затей, загрызенным, проходимец запел как пташечка. При любом упоминании Дитц у мистера Джадда начинается нервный тик, и он выкладывает такие подробности, которые пришлось бы в противном случае вытаскивать из его мозгов силой. И хрен бы получилось, кстати, потому что Рябов улучил минутку проверить — блоки там стоят дичайшие. Он умер бы раньше, чем что-то сказал против воли. Ну, а во-вторых?

— Мне было интересно, доведёт ли. Почти до смерти.

— До чьей? — едко осведомилась полковник Русанова.

— Дитц слетела с нарезки. Почему, я так и не понял, но её надо было срочно занять делом. И одновременно обеспечить отдых в ближайшей перспективе, но так, чтобы не дать ей даже заподозрить, что ей или её текущему состоянию не доверяют.

— А если бы не довела? Остались бы без свидетеля.

— Не остались бы, — уверенно усмехнулся Солджер. — Дитц слышит и выполняет приказы при любом раскладе. Вы видели запись? «Стоять! Смирно!» — и вопрос закрылся. Более того, она начала соображать, и очень быстро, в совершенно неожиданном для меня направлении. Молодец, девчонка, побольше бы таких.

— Угу…

Полковник обхватила ладонью подбородок. Опыт намекал Солдатову: то, что он услышит сейчас, ему не понравится.

— Прелестно. Иван Владимирович, вы упускаете из виду несколько важных аспектов.

Великая княжна прошлась по кабинету, присела на край стола, поболтала ногой в воздухе. Вздохнула:

— Думаю, вы могли уже заметить, что я не вмешиваюсь во взаимоотношения командиров и их команд. Пока дело делается — не вмешиваюсь. Но в данном случает дело под угрозой, и у меня создалось впечатление, что вы не понимаете, кто такая Дитц. Что она такое. Давайте начистоту.

Солдатов насупился, но промолчал.

— Вы видите солдата. Офицера. Того, кто слышит приказы и выполняет их. Вы видите… человека.

— А вы — нет? — удивился майор.

— Я? Мое впечатление может быть неверным, но… Homo sapiens felinus — так называется раса, к которой принадлежит Светлана Дитц. С felinus не поспоришь, это очень заметно. Да и по поводу sapiens сомнений никаких. Но что касается homo… ознакомьтесь, — полковник Русанова щёлкнула по браслету, отправляя сообщение. — Всей полнотой информации не владеют даже на Алайе, способных «набросить шкуру» очень мало. А тех, кто прожил достаточно долго, чтобы подробно описать это состояние, вообще по пальцам можно пересчитать. Что бы мы делали без Елизарова?.. Читайте, я подожду.

Файл был совсем коротким, но и его хватило. Характеристики и, в особенности, последствия «наброшенной шкуры» впечатляли, причём весьма неприятно. Критическое повышение (или понижение) температуры тела и артериального давления, апатия (или, напротив, гиперактивность), коронарные нарушения вплоть до инфаркта, слуховые и зрительные галлюцинации, маниакально-депрессивный психоз в любой стадии…

— Нравится? — устало поинтересовалась Наталия Андреевна, когда несколько пришибленный Солдатов поднял глаза. — Дитц знала, что делать, это следует хотя бы из её замечания начёт брони, которая мешает. А, значит, рыжая бестия не впервые провернула этот фокус. Она умеет это — а что ещё? И как этот выверт психики, не слишком характерный даже для большинства алайцев, отражается на её действиях и мотивах этих действий? Кроме того…

Великая княжна прошлась, размышляя, по кабинету. Солдатов молчал, выжидая.

— Кроме того, я ознакомилась с её досье. Не только с материалами, которые наши собрали на неё после Джокасты. С той выпавшей из поля зрения Империи частью её биографии, которую любезно предоставил в моё распоряжение Натаниэль Горовиц, ссужая нам «один из самых ценных его инструментов». Это — цитата. Инструмент. Так он воспринимает Дитц и, похоже, так себя воспринимает и она сама. В самом подходе нет ничего дурного. В конце концов, все мы в той или иной степени инструменты. Вы. Я. Государь. Однако в случае Дитц на не вполне человеческое происхождение наложилось более чем специфическое воспитание. Дитц, несомненно, социализирована — но кем, как и под какой конкретно социум? Прослуживший в Легионе сорок пять лет Конрад Дитц никогда не был отцом. Он был сержантом-инструктором и, как следствие, обращался с приёмной дочерью, как с новобранцем. Результат впечатляет, да, но кого он воспитал?

Майор молчал. Практика (небогатая, по счастью) подсказывала, что надо дать полковнику Русановой возможность выговориться.

— Возможно, я ошибаюсь. Боюсь, однако, что в том, что касается Дитц, мы имеем кошку, из которой на протяжении добрых десяти лет делали собаку, а потом полученный гибрид выпустили на волю, позволив и даже приказав быть кем ей заблагорассудится — для пользы Галактического Легиона. Она ценный член команды, но при этом в силу не вполне человеческой логики с предсказуемостью там полная беда. Кроме того, по результатам нашей с Дитц беседы я сделала вывод, что к вопросам жизни и смерти она подходит более чем прагматично. Надо — убьёт, надо — умрёт. И если ни один из этих вариантов не входит в ваши планы, следует учитывать это при выборе задачи для Дитц и постановке этой самой задачи. Потому что приказ она выполнит, но метод и последствия выполнения могут так аукнуться — мало не покажется.

Суховатые пальцы с длинными (наверняка наклеенными или наращенными, ещё несколько часов назад они были короткими) ногтями, покрытыми ярким лаком, взлохматили волосы. Живо напомнив Солдатову то, как схватилась за голову Дитц там, в этой проклятой лаборатории. Жест слегка разбавил разговор, напомнив — Солдатову — что, говоря о Дитц, они обсуждают, всё-таки, человека. А Наталия Андреевна продолжила говорить, обстоятельно и размеренно:

— В общем, так. С хорошим инструментом, не раз доказавшим свою полезность, следует обращаться предельно аккуратно. В особенности если учесть, что данный инструмент обладает свободой воли, а его возможности известны нам не в полной мере. Более того: мы не знаем, что именно может привести к поломке, как и почему. И — в нашем конкретном случае — хорошо бы помнить, что к гибели Дитц в бою Горовиц отнесётся без восторга, но с пониманием. Неизбежная на войне случайность и всё такое. А вот если ценный в его глазах инструмент сломают в результате неправильной эксплуатации, то он запросто может решить, что мы у него в долгу. А кредитор он… неприятный.

Полковник помолчала, а когда заговорила снова, в голосе звучали примирительные нотки:

— Мы все устали, Иван Владимирович. Эта история, поначалу представлявшаяся лёгкой (по обычным нашим меркам) прогулкой, продемонстрировала зубы, к которым мы оказались не слишком готовы. Боюсь, нам понадобятся все наши люди. И все инструменты. Знаете, я немного жалею, что Дитц не наша и нашей не будет никогда. Она бы нам ой как пригодилась. Потому что чёртова кошка права: Россия строилась именно так.

Правое ухо Ланы лежало на груди Альта, и это создавало странный акустический эффект. В левое ухо вливался только голос, в правое — голос и вибрация. Так бывает, когда гладишь кота, только сейчас вместо ласкающей руки была ушная раковина. Впрочем, ласкающих рук хватало тоже.

— Кто это написал? — лениво поинтересовалась Лана.

Она не особенно разбиралась в поэзии, а познаний в литературе как таковой хватало ровно на то, чтобы понять: упомянутые в стихах люди смешались самым причудливым образом. Причудливым — и правильным.

— Ты что-нибудь слышала о Серебряном Веке русской поэзии?

Не было смысла смотреть. Лана слышала, что Альт улыбается.

— Нет.

— Помнишь, там, на Атлантиде? Я читал Гумилёва. Он был одним из отцов Серебряного Века. А Александра Залищука многие считают отцом Века Железного.

Теперь улыбалась Лана. Улыбалась — и слушала.

Лане наконец-то было тепло. Мысли путались, и её это не беспокоило. Сон, который она звала так долго, всё-таки услышал и пришёл. Разлёгся рядом большим мохнатым зверем. Обмахнул лицо пушистым хвостом, смежая веки. И мурлыкнул.

Проходя в дверь салона, открытую вышколенным вахтенным, Наталия Андреевна успела услышать лишь окончание фразы, произносимой лейтенантом Дитц:

— Начнём с того, что это был бы не камнепад!

Великую княжну немедленно заметили. Сидевшие вскочили, стоявшие вытянулись в струнку.

— Вольно, вольно! — добродушно усмехнулась она. — Сидите! Так что там с камнепадом?

— Мы обсуждали гибель Бена Раскина, — немедленно отозвалась снова устроившаяся в кресле Дитц.

Выглядела она, как не преминула отметить Наталия Андреевна, не просто хорошо, а как-то… свойски, что ли? Парадная форма (эх, не сообразили дать отмашку каптенармусу на изготовление повседневной!) сделалась привычной и прекратила её стеснять. Мундир, вчера — только вчера? Ч-чёрт… — прекрасно сидевший по фигуре, теперь и по натуре сел безукоризненно. Из движений исчезло старание соответствовать обстановке и произвести впечатление, заметное сейчас, когда его не стало. Кошка явно ощутила свою уместность на этом корабле и в этом обществе. Но её замечание по поводу Раскина… не иначе, Солдатов разговор завёл. И правильно, поговорить о Раскине стоило, а времени у них не так уж много.

— Несчастный случай, как я слышала? — небрежно осведомилась полковник Русанова, усаживаясь напротив.

— По отношению к Раскину — да, — кивнула Дитц. — По крайней мере, целью был не он, так что здесь уместно говорить о случае. Что же касается этого крысьего камнепада… Видите ли, на Большом Шанхае использование природных явлений и стихийных бедствий для ликвидации объекта относят к «консалтингу высокого риска». Потому что очень трудно сработать чисто, без сопутствующего ущерба. Так-то организовать можно практически что угодно, отчего нет? Камнепад, наводнение, лесной пожар, удар молнии, торнадо… да хоть землетрясение, вон, на Атлантиде же соорудили. Цунами ещё можно, ничего запредельного. Энергия есть всё — и всё есть энергия. Вопрос в точке приложения.

— Торнадо может быть рукотворным? — осторожно уточнила полковник. Присутствующие в салоне офицеры смотрели во все глаза и слушали во все уши.

Впрочем, сейчас тут было не слишком многолюдно. В частности, из всей команды Дитц присутствовала только она сама. Доктор Танк, получившая исключительно высокую оценку Рябова, отсыпалась в наконец освободившейся каюте. Причём, не исключено, отсыпалась так же, как Дитц — Забродина в салоне не наблюдалось.

Ну, в путь добрый. Парнишка неглупый, лишнего не сболтнёт… правда, и нужного не спросит, скорее всего… да ладно, вернёт в строй единственного сейчас медика в группе Солдатова — и то хлеб. Авось не подкачает. Вон, Альтшуллер же справился, рыжая выглядит вполне прилично. И даже более чем небрежная причёска впечатления не портит.

Спал, по данным полковника, и Стефанидес. Легионеру пары не досталось, так что ж ему ещё остаётся, если не спать? Ушлый парнишка-связист пропадал у своих коллег, делясь с ними байками и опытом. Вездесущий Елизаров докладывал, что некоторые из решений, которые Боден считал обыденностью, немало удивили службу связи эсминца. Вот ведь не знаешь, где найдешь, где потеряешь…

Ну, а Дитц была здесь, и говорила как раз о том, что интересовало полковника. Так что же там с торнадо?

— Сложно, — пожала плечами мрина. Скорчила гримаску: сильно прижмурила левый глаз, а правый скосила несколько к носу и вверх. Повторила: — Сложно. И, как следствие, дорого. С воздухом вообще тяжело работать. Объём, понимаете? На любой планете с атмосферой воздуха больше, чем чего-либо другого. Но в принципе… повторяю, устроить при соответствующем финансировании можно почти всё. В обсуждаемом нами инциденте исполнители пошли по пути наименьшего сопротивления: камнепады в горах Монте Верита банальщина, вот никто и не подумал разбираться.

— Кроме вас, — понимающе кивнула Наталия Андреевна.

— Кроме меня. И попади под раздачу не Бен Раскин, я бы тоже разбираться не стала. Если бы не наняли для расследования, разумеется.

Вот оно. Отлично. Теперь — быстро, пока не опомнилась и склонна поговорить.

— Вы хорошо его знали?

— Не слишком. Мы познакомились на последней публичной лекции, которую он читал в Нильсборе, и провели вместе время до его отлёта. Но даже пары суток мне хватило, чтобы понять, как обеднел мир со смертью Бенджамина Раскина.

— И тех же пары суток вам хватило, чтобы вытянуть из него секрет того, как обращаться со знаменитой «сферой»? — тонко улыбнулась полковник.

Тонко — и уважительно. Такая предприимчивость стоила того, чтобы быть отмеченной. Но, к немалому её удивлению, Дитц почти возмутилась:

— Вытянуть?! Я ничего из него не вытягивала. Бен выяснил, кто я. Не спрашивайте — как, но выяснил. И подарил на прощание то, что, по его разумению, могло пригодиться шанхайскому консультанту в его работе. Думаю, это говорит о его интеллекте чуть ли не больше, чем все придуманные им полевые структуры, вместе взятые. Пригодилось же!

— С этим не поспоришь, — задумчиво протянула Наталия Андреевна. Помолчала, прикидывая «за» и «против», и всё-таки решилась:

— Могу я задать вам вопрос, Светлана Конрадовна? Чисто практический вопрос, почти не имеющий отношения к обсуждаемому предмету. Если не захотите ответить, я отнесусь к этому с пониманием.

Дитц изменила позу, выпрямляясь. Лицо стало предельно сосредоточенным.

— Спрашивайте.

— Как бы вы организовали самостоятельную эвакуацию одного человека из хорошо охраняемого поместья при условии, что поместье штурмуют по всему периметру? Гипотетически.

Правый уголок рта мрины пополз вверх в улыбке, невесёлой и одновременно почти мечтательной.

— Гипотетически… если в этом вашем поместье есть термальные источники, а упомянутый вами один человек умеет надолго задерживать дыхание и сознательно управлять терморегуляцией организма и плотностью кожи, то наилучший вариант — по дну ручья.

— Температура воды — за семьдесят по Цельсию! — не выдержал Солдатов.

— Ну мы же о гипотезах говорим!

Сейчас рыжая девица смеялась почти в открытую. И если бы не судорога, на мгновение исказившая её лицо и тут же подавленная усилием поистине железной воли… Если не это, полковник Русанова подумала бы, что отход из поместья Зборовского был сущим пустяком. Нет, мать твою за ногу, не был, теперь она понимала это вполне отчётливо. Сумасшедший… инструмент.

— И, кстати, — продолжила Дитц, — деактивация «сфер Раскина» гипотетически могла быть предпринята именно с целью безопасной эвакуации, потому что русло ручья гипотетически простреливалось защищенными сферами комплексами. Так что — гипотетически — не за что.

Полковник прищурилась и медленно проговорила:

— Вот по этому поводу позвольте мне иметь свое собственное мнение, Светлана Конрадовна. Да уж, вы с Раскиным на редкость вовремя обратили внимание друг на друга. Я правильно понимаю, ваша встреча не была запланирована?

— Не была. Я… Наталия Андреевна, было бы глупо с моей стороны растолковывать вам особенности нашей службы. Тело — инструмент, а выбор — роскошь, которую можно позволить себе не всегда. Тем ценнее любая возможность выбора, — мимолетная улыбка подобравшемуся Альтшуллеру. — Я могла послать Бена Раскина ко всем чертям. И ни секунды не пожалела, что согласилась выпить — и не только — в его номере. Он был совершенно уникальным персонажем. Возможно, именно поэтому его смерть сильно меня задела. Такие люди должны жить и творить, а не погибать только потому, что кому-то помешал некий Сергей Стасилович. Что возвращает нас к тому, что если бы ликвидацию Ставиловича поручили мне, это был бы не камнепад.

Накрывшую салон тишину можно было резать ножом.

— Сергей Стасилович… — медленно, почти по буквам выговорила полковник Русанова. — Вы уверены?

— Уверена. Расследование было произведено самое тщательное из всех, на какие способна леди Катрина Галлахер. Конечно, хвастаться нехорошо, но спросите, что это значит, на Большом Шанхае.

Наталия Андреевна поднялась на ноги, махнула рукой — сидите, мол, — прошлась по салону. Снова уселась, чтобы её глаза были на одном уровне с глазами собеседницы. Мелочь, да. Однако, если тебе что-то надо от человека, который тебе ничем не обязан и подчиняется весьма условно, не стоит смотреть на него сверху вниз. Это попросту нерационально. Те самые, упомянутые уже Дитц (уела, стервочка!), «особенности службы». «Нашей» службы, ишь ты! И возразить-то нечего! А что, если?..

— Светлана Конрадовна, а может леди Катрина принять контракт, в рамках которого было бы выяснено, кому понадобилась смерть Стасиловича?

Мрина размышляла на более секунды.

— Принять — может. Выполнить — нет.

— Почему? — даже самой Русановой послышался в вопросе свист хлыста, но рыжая кошка не дрогнула.

— Не у кого выяснять. Агентство, выполнившее заказ, больше не существует, как и его позорящий профессию криворукий персонал. Будь целью операции Раскин — леди Катрина, можете не сомневаться, узнала бы, кто был заказчиком мероприятия прежде, чем разбираться с исполнителями, но… — она криво усмехнулась. — Также можете не сомневаться в том, что леди Катрина уже получила от своего руководства всё, что ей, по мнению руководства, причиталось за проявленную спешку и недальновидность.

Полковник Русанова пару секунд молча разглядывала свою визави, и всё же решила уточнить:

— Вы их… убили?

— Наталия Андреевна… — то ли промурлыкала, то ли прошипела Дитц. Широкая, насквозь фальшивая улыбка обнажила кончики клыков, зрачки сузились почти в нитку. — Думаю, мы обе знаем: убила — это когда поймали!

Разговор, следовало это признать, получился довольно интересный. Правда, времени на анализ сказанного и услышанного у Ланы было не так уж много. Сейчас они с Солджером почти бежали за полковником Русановой, бросившей после принятия какого-то сообщения: «Солдатов, Дитц! Совещание!» и устремившейся в свои апартаменты.

По крайней мере, решила Лана по прибытии на место, это должны были быть они: приёмная с лощёным франтом (а глаза-то какие цепкие!) и кучей дисплеев… кабинет, роскошный и утилитарный одновременно… не наболтала ли ты лишнего, подруга? Вроде, нет. Разве что по поводу судьбы убийц Раскина распространяться не стоило. С другой стороны, а чем тебе это повредит? Ну, узнает больше народу, чем знало вчера, и? Что знают трое — знает и свинья, а их, знающих, и раньше-то было больше трёх. И вообще, реклама — двигатель торговли! Но дальше лучше помалкивать.

И какое-то время ей действительно удавалось молчать: вопросы решались чисто технические. Правда, на секунду она позволила своим глазам загореться: в тот момент, когда полковник Русанова небрежно упомянула, с чьего корабля их подберёт очередной курьер. Если бы не позволила, это выглядело бы совсем уж нарочито, переигрывать тоже не надо.

Вербицкий! Тот самый! Эх, вот бы с кем пообщаться «тайнолову». Тут не то, что на магистерский диплом — на пару диссертаций за час непринуждённой беседы можно накопать… ага, держи карман шире! Где ты — а где самый зубастый из всех волков современной дипломатии… Этим мыслям она тоже позволила проявиться на почти невозмутимой физиономии, чем вызвала лёгкую понимающую улыбку полковника.

Сейчас речь шла об обеспечении их пребывания в Сиене, и Лане оставалось только слушать. Что-то крутилось у неё в голове, не давало покоя. Прикрыть тылы… что есть у русских там, на местности? Ну, помимо официальной миссии в Сенате? А что есть у неё?

Работать на Земле Лане Дитц не доводилось ни в качестве легионера, ни в качестве шанхайского консультанта. Она и была-то там всего один раз, когда отчитывалась перед сенатской комиссией по поводу событий на Шекспире. Привезли в закрытом транспорте и в «цезарио», так же и увезли. Лана даже не увидела знаменитых холмов Кьянти, на которых раскинулся не менее знаменитый комплекс Сената.

А теперь ей — им — предстояло действовать именно там. Изучить карту никакого труда не составляло, но вся многократно простреленная и прорубленная шкура лейтенанта Дитц напоминала: карта отличается от реальности. И самые подробные записи отличаются тоже. А времени на рекогносцировку нет. Совсем. Значит, им не помешал бы надёжный проводник или советчик из местных. Только где ж его взять? Такого, совершенно левого, чтобы никому и в голову не пришло связать его ни с Легионом, ни с русскими. Стоп. А что, если…

— У вас есть идеи, Светлана Конрадовна?

Ну да, чтобы Русанова — да не заметила!

— Пожалуй. Я правильно понимаю, мы нуждаемся в информационной поддержке, которую не можем запросить у дипломатов?

— Какую-то можем, — вклинился Солдатов. — Но за всеми работниками миссии следят довольно плотно, не местные, так конкуренты…

— И если кого-то из них заметят поблизости от нас или засекут пусть не содержание переговоров, но сам их факт, — перебила Лана, — секретность, от которой и так-то остались сущие ошмётки, полетит псу под хвост.

— Именно, — Наталия Андреевна привычно перехватила нить беседы. — Возможно, нам что-то может предложить шанхайский консультант?

Лана с сожалением покачала головой:

— У меня нет завязок среди местного криминалитета. А выходить на тамошних деятелей через посредника… если не останется ничего другого, попробуем и это, вот только время…

— Но ведь что-то вы придумали?

Полковник не спрашивала, она утверждала.

Рискнуть? Ладно, где наша не пропадала. Снявши голову, по волосам не плачут.

— Есть один человек, — теперь, когда Лана решилась, она говорила уверенно и быстро. — По моим сведениям, он находится сейчас на Земле и, на наше счастье, в Италии. Если моё командование санкционирует встречу, а он на неё согласится, можно попробовать обратиться за помощью к нему. Вот такой вариант точно никому и в голову не придёт, головой ручаюсь. Но… я в затруднительном положении, Наталия Андреевна. Это мой сугубо личный контакт…

— Зачем же тогда вам санкция командования?

Лана, деточка, тебя превосходят в классе. Причем настолько, что хоть поднимай руки и сдавайся. Во всяком случае, пока — превосходят. Ничего, мы ещё попрыгаем.

— Затем, что я не могу прийти к этому человеку с пустыми руками. Но ни у Светланы Дитц, ни у Катрины Галлахер просто не хватит ресурсов, чтобы заручиться его поддержкой.

— Настолько богат?

— Это вообще не про деньги. Хотя и богат тоже.

— А ресурсов Империи хватит?

Несколько секунд Лана молчала, глядя в глаза Великой княжне и подбирая слова. Подобрала:

— При всём уважении к Империи и её ресурсам… боюсь, у вас просто нет подходящей валюты.

Полковник переглянулась с Солдатовым и насмешливо проговорила:

— Что же это за человек такой?

— Хороший человек, — резко бросила Лана. — Человек, который, насколько мне известно, не может позволить себе роскошь быть заподозренным в том, что Империя имеет к нему какое-то касательство. Возможно, это изменится со временем. Поэтому я в присутствии Вашего императорского высочества прошу майора Солдатова не организовывать слежку за мной в том случае, если моё командование даст добро на встречу с этим человеком.

И полковник Русанова, встретившись взглядом с Солдатовым, кивнула, соглашаясь.

Старый Ник… Кого, чёрт всё побери совсем, рыжая бестия могла назвать «Старым Ником»?

Разумеется, беседа Дитц с полковником Горовицем, была записана. Смешно было бы не записать, раз уж велась она из рубки эсминца. Девчонка могла бы попытаться соорудить конфиденциальный канал, тем более что этот весельчак Боден действительно профи. Вопрос, что из этого получилось бы при том, что и на корабле служили не лопухи, остался без ответа. Поскольку попытка скрыть беседу даже не предпринималась. Умная, зараза.

Впрочем, почему зараза? Служба-то одна, только государства разные. Ты бы отказалась от такого офицера? Ну, Наташ, если уж себе-то не врать — отказалась бы? Да и девчонкой она перестала быть довольно давно, а что годится тебе в дочери… стоп.

Дочь. Ребёнок. Дети. А что, если… если её срыв там, в лаборатории… что же такое Солдатов говорил… Дитц — модификант? Точно! А значит, дети у неё, теоретически, могут быть, вот только вряд ли из тех же ворот, что и весь народ. Разумная женщина, решившаяся на модификацию (одна только сопротивляемость анкриту чего стоит!), озаботилась бы тем, чтобы припрятать сколько-то яйцеклеток на будущее. Ты бы точно озаботилась, а Дитц, следует это признать, не глупее тебя. Да, опыта у неё меньше, но — опыта, а не мозгов.

Значит, где-то в банке тканей ждут своего часа маленькие Дитц. И если какой-нибудь Сперанский ограбит такой банк, как ограбил он банки Империи, своих детей ей не видать. Более того, этих детей запросто могут записать в «испорченные образцы». Да уж, тут сорвёшься, пожалуй.

Но всё-таки, кого же она называет «Старым Ником»? Кого женщина с такой биографией и таким опытом могла записать в Дьяволы? Богат, очевидно влиятелен, не может позволить себе быть замеченным в контактах с Империей… кем надо быть, чтобы связь с Империей сочли недостатком? Для какого рода занятий и какого положения Российская Империя за спиной — минус, а не плюс? С кем ты связалась, рыжая?!