Берлин - 45

ПОСЛЕДНИЙ ПРИВАЛ

Иван Павлович Рослый, генерал-лейтенант,

командир 9-го стрелкового корпуса

5-й ударной армии

В ходе наступления на Берлин и боёв в городских кварталах на протяжении всей операции больших, а зачастую наибольших, успехов добивался 9-й стрелковый корпус 5-й ударной армии. Наступал он в составе главной ударной группировки, через Зееловские высоты, а затем сместился на левый фланг 1-го Белорусского фронта. В утренних и вечерних сводках корпус неизменно числился среди соединений первой линии, и по его продвижению вперёд, вначале к городу и его внешнему оборонительному обводу, а потом по улицам — к центру, в штабах определяли глубину успеха атакующих войск.

Командовал корпусом генерал Иван Павлович Рослый.

Иван Павлович Рослый родом с Брянщины. Его родина — село Петровая-Буда, ныне Гордеевского района Брянской области. Родился он 8 июля 1902 года в бедной крестьянской семье; отец — Павел Игнатьевич Рослый, мать — Прасковья Семёновна. «Земля в нашем селе бедная, — вспоминал родину генерал И. П. Рослый, — болота с зарослями осоки, небольшие луга, где мы косили траву на сено, да песчаные пригорки, на которых выращивали озимую рожь, гречиху и, конечно же, главную кормилицу нашу — картошку.

На бедных землях и урожаи были скудными. Работали много, а из нужды не вылезали. Нужда гнала людей на заработки, заставляла батрачить у помещиков, кулаков. Приход Советской власти жители нашего села встретили восторженно, и, когда потребовалось защитить новый строй, десятки молодых парней добровольно ушли в Красную армию».

Иван окончил высшее начальное училище, которое находилось в соседнем селе. Когда настала пора делить помещичью землю, его, имеющего понятие по части измерения площадей, назначили землемером. Через год избрали членом сельсовета, так в 17 лет Иван Рослый стал сельским активистом. Земляки поручили ему заниматься культурно-просветительской работой среди молодёжи Петровой-Буды. Вскоре в селе появилась комсомольская ячейка, секретарём которой избрали Ивана.

Жизнь его резко изменилась в 1924 году, когда Ивана Рослого призвали в Рабоче-крестьянскую Красную армию. На первых порах он служил рядовым красноармейцем в конвойном батальоне, затем был назначен командиром отделения. Хваткий, дисциплинированный, ответственный, уже через год он был переведён в 151-й стрелковый полк на должность политрука роты. В 1929 году окончил курсы политруков при Киевской пехотной школе. В 1933 году откомандирован на должность начальника штаба в 105-ю стрелковую дивизию на Дальний Восток. С августа 1936 года командовал батальоном в 95-м стрелковом полку 32-й стрелковой дивизии. В 1937 году был зачислен на 1-й курс Военной академии им. М. В. Фрунзе. А затем была Советско-финская война.

Биограф и фронтовой товарищ генерала И. П. Рослого генерал М. Ф. Лощиц об этом периоде биографии нашего героя писал следующее: «Командирский взлёт Рослого был необычайно стремительным. С последнего курса Военной академии имени М. В. Фрунзе его направили командиром стрелкового полка на советско-финляндский фронт. Не прошло и полутора месяцев, как его полк отличился при прорыве никак не поддававшейся злополучной «линии Маннергейма». Майор Рослый тут же стал полковником, Героем Советского Союза, а его 245-й стрелковый полк — Краснознамённым. 123-я стрелковая дивизия, в которой воевал Рослый, была награждена орденом Ленина. Иван Павлович, единственный из командиров полков, был приглашён на заседание Главного военного совета по итогам той зимней кампании 1939–1940 гг. и выступил на нём. Из Москвы уезжал уже не командиром полка, а командиром стрелковой дивизии. Именно тогда, на том заседании, услышал запавшие в душу слова И. В. Сталина о том, что война с фашистской Германией неизбежна, неизвестно только, когда она начнётся…»

Действительно, стремительный взлёт военной карьеры И. П. Рослого начался с захвата его полком нескольких железобетонных ДОТов на Выборгском направлении, ДОТы принадлежали той самой непреодолимой «линии Маннергейма», которая на какое-то время остановила наступление Красной армии. Героизм и мужество полка, полководческое мастерство майора Рослого определили успех всей дивизии и судьбу дальнейшего наступления на этом направлении.

Финская война научила многому.

Запомнились слова Сталина, сказанные в ходе дискуссии во время заседания по итогам Зимней войны:

— Надо смело критиковать наши приказы и уставы! Уставы мы сами создавали и, если нужно, заменим…

…Войну полковник Рослый встретил командиром 4-й стрелковой дивизии Закавказского военного округа. Дивизия была хорошо экипирована и укомплектована по существующим штатам. Сформирована в основном из уроженцев Ворошиловградской области: шахтёры, рабочие, казаки. В августе 1941 года в округе сформирована 46-я общевойсковая армия, и 4-я дивизия вошла в её состав. Вскоре дивизию перебросили на Южный фронт и включили в состав 18-й армии. Она участвовала в Донбасской оборонительной и Ростовской наступательной операциях, в составе 12-й армии сражалась севернее Ворошиловграда, дралась в донской степи и отходила на Туапсинском направлении.

Тринадцатого мая 1942 года полковнику Рослому было присвоено звание генерал-майора. В августе того же 1942 года он вступил в командование 11-м гвардейским стрелковым корпусом 9-й армии. В Битве за Кавказ корпус под его командованием отличился в ходе оборонительных боёв на Малгобекском направлении, а удачно проведённая нашим командованием Малгобекская оборонительная операция поставила крест на попытках противника прорваться в нефтеносные районы Кавказа.

В конце 1942 года генерал Рослый был назначен заместителем командующего 46-й армией и с 25 января по 10 февраля 1943 года исполнял обязанности ее командующего и руководил действиями армии в Новороссийско-Майкопской наступательной операции и освобождении городов Майкоп и Краснодар.

В июне 1943 года он принял командование 9-м Краснознамённым стрелковым корпусом и прошёл с ним от Донбасса до Берлина.

А теперь отмотаем плёнку немного назад, в ноябрь 1942 года. Под Сталинградом шло тяжелейшее сражение. С новой силой вспыхнули бои в районе Ржева на центральном участке фронта. Продолжалось упорное противостояние под Ленинградом. Только что закончилась неудачей попытка замкнуть окружение немецкой группировки в районе Демянка.

На юге события развивались в пользу Красной армии. Из мемуаров генерала И. П. Рослого: «Потерпев неудачу в районе Моздока, Вознесенской, а позже под Эльхотово, противник решил попытать счастья на другом направлении. Для этого он избрал район Нальчика и нанёс удар по 37-й армии. Слабые силы этой армии, занимавшие оборону на фронте 120 километров без танков и без резервов, не смогли устоять перед напором крупных танковых масс. Из района Нальчика фашисты двинули свои танковые колонны на восток, в общем направлении на Орджоникидзе[98]. Их расчёт сводился к следующему: захватив город, выйти на тылы 9-й армии и, разделавшись с ней, наступать на Грозный, Махачкалу и далее на Баку. Часть своих сил немцы думали направить через Крестовый перевал на Тбилиси.

Планы врага оставались, как видим, по-прежнему дерзкими, и на Владикавказ он бросил свои главные силы. Стал перемещаться сюда и весь спектр противоборства на Кавказе. Оттого и наш корпус, и не один он, оказался здесь и спешно обустраивался на новом рубеже».

Корпус генерала Рослого занял оборону в Архонской равнине. Командный пункт командира корпуса был оборудован в непосредственной близости от передовой линии. Всё, что происходило перед фронтом его бригад и батальонов, Рослый видел и без бинокля.

Первого ноября в полдень головной дозор ударной группировки 1-й танковой армии противника подошёл к переднему краю 34-й стрелковой бригады с намерением с ходу атаковать её. Однако противотанковый ров остановил немцев. Тут же захлопали бронебойки, и один танк загорелся, остальные отошли. Через несколько часов налетели «Юнкерсы» и начали тяжёлыми бомбами срывать ров. Часть обрушилась на боевые порядки 34-й бригады. После того, как «Юнкерсы» улетели, в дело вступили танки и пехота. «Со своего НП я видел, — вспоминал генерал И. П. Рослый, — как довольно большая группа танков ворвалась на наш передний край и овладела высотой 608,2. Здесь кипел жаркий бой. От огня наших сорокапяток и противотанковых ружей, от ударов умело брошенных бутылок КС гитлеровцы потеряли 6 машин, но остальные продолжали двигаться на восток, пока не напоролись на огонь бригадного артиллерийского дивизиона, стоявшего несколько сзади. Танки остановились».

Корпус Рослого был стойким и твёрдым, как гранит. Основу его составляли две воздушно-десантных бригады и две бригады морских пехотинцев, а также артполк, истребительно-противотанковый дивизион и пулемётный батальон. Чуть позже в состав корпуса была также включена 34-я отдельная стрелковая бригада, сформированная из курсантов военно-морских училищ.

Второго ноября немцы повели мощнейшую атаку, бросив в бой до ста танков при поддержке густых цепей пехоты. Корпус одновременно закрывал путь немецким танкам к Орджоникидзе и не пропускал противника в Суарское ущелье, через которое, в случае успеха, немцам открывался прямой путь к Военно-Грузинской дороге — важнейшей коммуникации, по которой шёл основной подвоз. Генерал Рослый приказал так расставить артиллерию и зенитки, что каждая новая атака стоила противнику десятка танков и бронетранспортёров. И всё же противник постепенно, день за днём, продвигался вперёд на этом узком участке.

Основу ударной группы 1-й танковой армии составляли 13-я и 23-я танковые, 2-я горнострелковая дивизии и 800-й полк особого назначения «Бранденбург». Вскоре между Фиагдоном и Дзуарикау немцам удалось пробить брешь и продвинуться в направлении на Орджоникидзе на 18 километров. Ширина прорыва от Дзуарикау до западных окраин Орджоникидзе, где были остановлены немецкие танки, составляла всего четыре километра.

Разведка сразу же определила расположение головной группировки. «Проводя такую глубокую операцию, — писал в своих мемуарах И. П. Рослый, — немцы рассчитывали на панику среди частей 9-й армии, которую они намеревались окружить и уничтожить. А чтобы не выталкивать наши войска из этого района, гитлеровцы очертя голову ломились вперёд, не заботясь о расширении прорыва в сторону флангов. Главный удар ста танков, поддержанных таким же количеством самолётов, пришёлся по центру обороны 34-й стрелковой бригады. В результате 2-й стрелковый батальон, которым командовал старший лейтенант Сатаев, понёс очень большие потери. Сильно пострадали и примыкающие к нему 3-й и 4-й батальоны. Боевые порядки бригады, точно огромным ножом, были разрезаны пополам.

Но паники не возникло. Все, кто уцелел, продолжали сражаться, развернув свои фланги в сторону вклинившегося противника. На помощь бригаде спешили другие части, которые стали занимать оборону на растянувшихся открытых флангах неприятеля».

К 3 ноября 1942 года немцы и румыны основательно втянулись в прорыв, который по периметру составлял сорокакилометровый коридор. Своими очертаниями он напоминал мешок. Когда командиру корпуса принесли из оперативного отдела карту с закрашенным синим карандашом «мешком», он тут же набросал план возможного контрудара на отсечение ударной группировки противника от основных сил и уничтожение его согласованными ударами с оголённых флангов.

Командующий войсками Закавказского фронта генерал армии И. В. Тюленев одобрил план Рослого:

— Противник забрался в ловушку, которую вы хотите захлопнуть. Это разумно. А подкрепление мы дадим.

Рослый просил усилить корпус танками и артиллерией. Рассматривая на карте положения сторон, генерал Тюленев вдруг спросил:

— А вы, Иван Павлович, не боитесь, что немцы ударят из Гизели на север, вот сюда, займут Архонскую и начнут гулять по тылам 9-й армии?

— Нет, товарищ командующий, теперь это исключено. Из Северной группы войск мне переданы пять истребительно-противотанковых артполков. Сейчас они окапываются именно в районе Архонской, куда немцы ударят обязательно. Здесь-то мы их танки и сожжём.

В помощь корпусу вскоре подошёл 10-й гвардейский стрелковый корпус. В операции по охвату немецкой группировки участвовали четыре танковых бригады, артиллерия 9-й армии и самолёты 4-й воздушной армии.

Из воспоминаний И. П. Рослого: «Войска нашего корпуса начали наступление в 9 часов 30 минут 6 ноября. 57-я стрелковая бригада с 5-й гвардейской танковой бригадой наступали в направлении Дзуарикау. Поначалу обе бригады успешно продвигались вперёд. Однако подошедшая с запада большая группа танков противника остановила их на полпути к цели, и все наши старания возобновить продвижение этих бригад оказались напрасными. Населённым пунктом Дзуарикау они не овладели, задачу не выполнили. Но зато прикрыли от удара с запада своих соседей — 10-ю гвардейскую стрелковую и 63-ю танковую бригады, обеспечив им свободу действий в восточном направлении. Наступление 10-й гвардейской стрелковой бригады, образцово сражавшейся под Эльхотово и теперь буквально с ходу снова вступившей в бой, развивалось успешно. Её части, поддержанные танками, артиллерией, миномётами, нанесли стремительный удар в направлении высоты 370,3, разметали пытавшихся оказать сопротивление гитлеровцев и вышли к селению Майрамадаг, где соединились с группой полковника Ворожищева. Короткий кинжальный удар бригады полковника Бушева[99] достиг цели.

Так в первой половине дня 6 ноября была проведена операция по окружению фашистских частей, прорвавшихся в район Гизели. С этого момента противник стал думать не о захвате Орджоникидзе, а о том, как бы побыстрее вырваться из западни».

С 7 по 11 ноября шли почти непрерывные бои с окружённой группировкой. Немцы, поняв, что попали в западню, тотчас провели перегруппировку, сформировали ударную группу — 60 танков и мотопехота на бронетранспортёрах — и попытались разорвать кольцо окружения. На участках прорыва бой принял особенно ожесточённый характер. Немцы из последних сил стремились вырваться из окружения. Десантники и моряки-черноморцы не покидали своих позиций. На высоте 370,3 оборудовали свои окопы расчёты ПТР. Братья Остапенко, Дмитрий и Иван, пользуясь удобной позицией и стеснённостью маневра противника, уничтожили 20 немецких танков. Дмитрий Отапенко сжёг 13 танков, Иван — семь. Действовали братья-бронебойщики согласованно и хладнокровно. Дмитрию присвоили звание Героя Советского Союза, Ивана наградили орденом Ленина.

Командир корпуса, маневрируя резервами и артиллерией неатакованных участков, перебросил противотанковые средства и пулемётные расчёты к горловине наметившегося прорыва, и вскоре «котёл» был заклёпан окончательно. Многослойный огонь артиллерии и реактивных миномётов рушил судьбу окружённых. В историю Битвы за Кавказ ноябрьская 1942 года операция в районе Гизели вошла под названием ««Мешок» Рослого».

Девятнадцатого ноября 1942 года по радио передали сводку Совинформбюро. В ней говорилось:

«В ПОСЛЕДНИЙ ЧАС

Многодневные бои на подступах к Владикавказу (гор. Орджоникидзе) закончились поражением немцев.

В этих боях нашими войсками разгромлены 13 немецкая танковая дивизия, полк «Бранденбург», 45 велобатальон, 7 сапёрный батальон, 525 дивизион противотанковой обороны, батальон 1 немецкой горнострелковой дивизии и 336 отдельный батальон. Нанесены серьёзные потери 23 немецкой танковой дивизии, 2 румынской горнострелковой дивизии и другим частям противника.

Наши войска захватили при этом 140 немецких танков, 7 бронемашин, 70 орудий разных калибров, в том числе 36 дальнобойных, 95 миномётов, из них 4 шестиствольных, 84 пулемёта, 2350 автомашин, 183 мотоцикла, свыше 1 миллиона патронов, 2 склада боеприпасов, склад продовольствия и другие трофеи.

На поле боя немцы оставили 5000 трупов солдат и офицеров. Количество раненых немцев в несколько раз превышает число убитых».

В центральных газетах сообщение о победе под Владикавказом было опубликовано в дни, когда под Сталинградом началось контрнаступление советских войск с целью охвата и последующего уничтожения 6-й полевой армии Паулюса.

Тем временем 9-я армия Закавказского фронта держала прочную оборону по рубежу Алагир — Беслан и далее по берегу реки Терек и Сунженскому хребту. В конце декабря войска соседнего Юго-Западного фронта вышли к Ростову, и немцы, и румыны, опасаясь охвата их Кавказской группировки, начали поспешный отход. Корпус генерала Рослого и части усиления тут же начали преследование бегущего противника.

Жаркое лето 1943 года. На южном фасе Курской дуги армии Степного и Южного фронтов освободили Белгород, Харьков и атаковали немецкую оборону, прикрывавшую промышленный район Донбасса. В немецких штабах Дон-басе называли «Восточным Руром». Гитлер приказал своим генералам и солдатам: «Из Донбасса не отступать!»

Ко времени ввода корпуса генерала И. П. Рослого в дело в качестве авангарда 5-й ударной армии общая обстановка на Южном фронте была такой. В районе Таганрога войска Южного фронта генерала Ф. И. Толбухина разгромили крупную немецкую группировку. 5-я ударная и 2-я гвардейская армии вели тяжёлые бои в тактической зоне Миус-фронта. Прорвать глубокоэшелонированную немецкую оборону, состоявшую из трёх линий и отсечных промежуточных позиций, пока не удавалось. Противник постоянно подводил резервы, снимая их с разных участков фронта, в том числе и с центрального. Несмотря на то что в центре положение для германских войск было не легче — советские войска, удержав оборону на Курском выступе, пошли вперёд, взяли Орёл, подступали к Вязьме и Смоленску, — на Миус-фронт были переброшены 9-я танковая и 258-я пехотная дивизии. Поступали резервы и с других участков. В этих обстоятельствах генерал Ф. И. Толбухин тоже вынужден был маневрировать резервами.

Именно в качестве этого маневра в начале сентября 1943 года в бой был брошен 9-й Краснознамённый стрелковый корпус генерал-майора И. П. Рослого. Корпус сильный, по стандартам зимы 1941/42 года — армия: 230-я, 320-я, 99-я и 301-я стрелковые дивизии. Корпусу накануне ввода в бой были приданы: 485-й миномётный полк 19-й отдельной миномётной бригады, 40-я танковая бригада и другие части.

Вот как вспоминал те бои командир 301-й стрелковой дивизии полковник В. С. Антонов[100]: «Утром 1 сентября дивизии 1-го эшелона 9-го стрелкового корпуса перешли в атаку. С нашего командного пункта хорошо просматривалось всё поле боя. Мы обратили внимание на то, что стрелковые полки 230-й дивизии неодновременно поднимаются в атаку после окончания огневого налёта артиллерии, в результате ворваться на передний край обороны противника не могут. В разговоре по телефону со своими командирами полков я указал на этот недостаток. Командиры ответили мне, что видят поле боя и понимают промах атакующих полков.

В 13 часов получен приказ о вводе дивизии в бой. Подаю условный сигнал, и 12-тысячная дивизия двинулась вперёд по лощинам и балкам могучей лавиной батальонных и ротных колонн, выходя на участок севернее Благодатного. Из ротных колонн короткими гусеницами разошлись взводные колонны. Я подал команду на открытие огня артиллерии. Вот уже взводные колонны развернулись в цепь. Одновременно, поднимая тучи пыли, мчались танковые ротные колонны и, развернувшись в боевую линию, вошли в атакующие цепи стрелковых полков.

Прогремело могучее «Ура!». Это первые эшелоны ворвались в траншею противника. Около часа там продолжалась огневая и рукопашная схватка. Не выдержали фашисты натиска наших стрелковых и танковых батальонов, дрогнули и начали отступать. По докладам командиров полков и путём личного наблюдения за ходом боя я убедился, что оборона противника севернее Благодатного прорвана. Как волны, катились цепи стрелковых и танковых рот одна за другой по опалённым холмистым полям, тесня врага.

Полковник Н. Т. Петренко[101] всё время находился рядом со мной и руководил боем танковой бригады.

Доложив о ходе боя генералу И. П. Рослому, который находился на Горе Синей, я попросил разрешения выехать ближе к боевым порядкам полков. Командир корпуса ответил:

— Атаку дивизии видел. С успехом пока не поздравляю, но желаю такого же продолжения боя. Выход на КП к боевым порядкам разрешаю.

…Поздно вечером я доложил генералу И. П. Рослому о том, что дивизия вышла на рубеж посёлков Алексеево-Орловка, Сердитое, Катык и мною принято решение о переходе к обороне на этом рубеже. Он сказал:

— Ну, вот теперь поздравляю с первым успешным боем на земле донецкой. Ваше решение утверждаю. Основная задача на завтра: не допустить прорыва противника во фланг и тыл корпуса. Ориентирую вас в общей обстановке на нашем направлении: 320-я стрелковая дивизия совместно со 127-й стрелковой дивизией соседнего 31-го стрелкового корпуса штурмует Чистяково (Торез). У 230-й стрелковой дивизии большая неудача, комдив потерял управление полками; 96-я стрелковая дивизия овладела вершиной высоты Саур-Могила, отражает сильные контратаки противника. Левее вас 50-я гвардейская стрелковая дивизия 3-го гвардейского стрелкового корпуса ведёт наступление в направлении Зугрес. Так что фланги у вас открытые, поскольку дивизия вырвалась далеко вперёд. Ваше продвижение создало благоприятные условия для окружения саур-могильской группировки немцев. Враг дрогнул и сегодня в спешном порядке оставил город Красный Луч. Будьте готовы к отражению возможных контратак».

Контратаки последовали. В ту же ночь — четыре, волна за волной, танки и пехота. Немцы напирали всей мощью, какую имели под рукой. На некоторых участках сходились до рукопашных схваток. Корпус генерала Рослого устоял. А вскоре двинулся вперёд, совместно с 31-м стрелковым корпусом освободил Чистяково (Торез) и двинулся на Енакиево.

Миус-фронт трещал. Но, потеряв первую линию, немцы отвели уцелевшие войска на заранее подготовленную вторую, где прочно закрепились. Рубеж проходил по линии: Никитовка — Горловка — Нижняя Крынка — река Крынка — Харцызск — Моспино и далее на юг. Генерал Рослый с офицерами штаба корпуса объезжал дивизии и полки, осматривал местность, лежащую в предполье: холмы, терриконы, заболоченная пойма реки Крынки.

Затишье на фронте оказалось недолгим. Вначале контратаковали немцы, потом вперёд двинулись дивизии 5-й ударной армии. Из соседних соединений приходили сообщения: освобождён Иловайск, Дебальцево, Горловка, Никитовка… 5 сентября 1943 года передовой отряд 9-го стрелкового корпуса вышел к восточным окраинам Макеевки.

Из записи в журнале боевых действий 301-й стрелковой дивизии: «На рассвете 5 сентября… центр города горел, огромные чёрные клубы дыма медленно поднимались в небо. После боя с танками противника за несколько секунд автоматчики уже разместились на броне наших машин, и мы в стремительном броске подошли к окраине города… Задержать стремительное наступление наших полков немецким захватчикам не удалось. Части дивизии в ночном бою разгромили немцев в опорных пунктах, утром отразили контратаку и к 10 часам освободили шахтёрские посёлки Кирово, Ханженково, Калиновое, Орехово, Марьевку».

Макеевка была взята мощным штурмом, в котором участвовали и стрелковые части, и танковые, и артиллерия. Во время боя в Макеевке немцы использовали свой излюбленный тактический приём, очень часто применяемый ими при отступления — они мощно контратаковали. Через несколько часов после того как передовые части 9-го корпуса вышли на западную окраину Макеевки, жители вдруг сплошной лавиной стали бежать из города — на восточную окраину— и прятаться там в оврагах. Оказалось, они бежали от немцев. Цепи немецкой пехоты при поддержке тяжёлых танков приближались к городу с запада и северо-запада, охватывая его окраины полукольцом.

К тому времени уже смеркалось. Но артиллеристы и бронебойщики в силуэтах громадных машин, которых прежде не доводилось встречать в бою, узнали тяжёлые танки. Когда немецкие танки вышли на рубеж верного выстрела, истребители танков открыли огонь. Немецкие танки загорались один за другим. Артиллеристам вид горящих по всему полю немецких танков прибавил азарта и злости. Но атака не прекращалась. Пехота, отсечённая стеной ружейно-пулемётного огня, залегла и начала откатываться. А танки продолжали движение к городу. Нескольким танкам удалось прорваться через оборону головной 301-й дивизии, но недолго они ходили по тылам. Их подожгли с прямой наводки артиллеристы 823-го артполка. Танк, прорвавшийся на северо-западную окраину Макеевки, артиллеристы, словно для наглядной агитации, разделали так, что утром жители увидели груду искорёженного металла, покрытую сизой окалиной.

Днём на Макеевку налетели «Юнкерсы» и несколькими волнами отбомбили городские кварталы, дороги, мосты, оборону передовой группы 9-го корпуса. А затем снова пошли танки. На этот раз их было более сорока. Танковую атаку поддерживала пехота. Следом ползли штурмовые орудия и самоходки — истребители танков. Классическая атака с применением всех родов войск при чётком их взаимодействии. Такой атаке можно было противопоставить только хорошо организованную оборону при той же чёткости взаимодействия пехоты, артиллерии, танков и тыловых служб.

Генерал Рослый усилил корпусной артиллерией 301-ю дивизию и вывел в первый эшелон резервную 230-ю. Поставили заградительный огонь. Тяжёлые 120-мм миномёты прижали к земле пехоту сопровождения. Загорелись первые танки. Но противник сконцентрировал свой удар на нескольких направлениях, и на некоторых участках ему удалось опасно сблизиться с нашей обороной. Пехоту отсекали пулемётным и автоматным огнём, порой контратаками, и эти кромешные контратаки зачастую заканчивались рукопашными схватками. Артиллеристам истребительно-противотанкового полка приходилось постоянно менять позиции, перебрасывать огневые взводы и отдельные орудия на угрожаемые участки. Некоторые танки противника были остановлены на линии окопов, подожжены бутылками с КС, связками гранат, противотанковыми минами, которые бесстрашные бойцы совали прямо под гусеницы «Тигров».

Макеевку солдаты и офицеры генерала Рослого отстояли немалой кровью, многих боевых товарищей потеряли они в том бою.

Дальше развивали наступление на шахтёрскую столицу город Сталино[102]. Авангарды 9-го стрелкового корпуса подошли к городу, когда в нём ещё орудовали команды немецких факельщиков и подрывников, которые уничтожали городскую инфраструктуру и всё то, ценное для жизни человека, что не успели демонтировать и вывести. Горели студенческие общежития, учебные корпуса Педагогического, Индустриального, Медицинского институтов, здание Дома Советов, АТС.

Передовые части и подразделения после короткой разведки под покровом ночи атаковали опорные пункты противника и вскоре владели Нивобутовкой и Новочайкино. На рассвете прорвались к шахтам «Щегловка» и «Мария». А дальше продвижение замедлилось. Немцы опомнились после неожиданной ночной атаки, провели перегруппировку и контратаковали. Корпус стоял как вкопанный, встречая огнём каждую новую волну контратакующих. Началась кровавая рубка.

Противник начал выдыхаться, и ударная группа корпуса снова двинулась вперёд, упорно прорубая коридор к центру города. Вскоре овладели стадионом «Шахтёр». Туда тут же переместился командный пункт одной из дивизий 1-го эшелона. На рассвете 8 сентября танки 140-й бригады с десантом автоматчиков на броне захватили аэродром и тут же вышли к Старо-Михайловке.

Из журнала боевых действий 301-й стрелковой дивизии, шедшей в 1-м эшелоне атакующего корпуса: «в 19.15 7.9.43 г. — 1052 сп 301 сд овладел северо-восточной окраиной города; в 10.00 — 1050 и 1054 сп овладели восточной и юго-восточной окраинами города и приступили к очищению городских кварталов. Город горел… В 23.00 7 сентября 1943 г. в результате напряжённых боёв город Сталино — сердце Донбасса — был освобождён полностью, навсегда».

Восьмого сентября 1943 года вся Советская страна слушала по Всесоюзному радио Левитана, который зачитал приказ Верховного главнокомандующего:

«Приказ Верховного Главнокомандующего генерал-полковнику Толбухину, генералу армии Малиновскому.

Войска Южного и Юго-Западного фронтов в результате умелого маневра и стремительного наступления одержали крупную победу в Донецком бассейне над немецкими захватчиками. Сломив сопротивление врага, наши войска в течение шести дней с боями овладели городами Дебальцево, Иловайск, Лисичанск, Енакиево, Горловка, Чистяково, Славянск, Артёмовск, Краматорская, Константиновка, Макеевка, Красноармейское, Ясиноватая и областным центром Донбасса — городом Сталино.

Таким образом, войска Южного и Юго-Западного фронтов отбили у немцев и вернули нашей Родине Донецкий бассейн — важнейший угольный и промышленный район страны […]

В знак торжества по случаю крупной победы в Донбассе сегодня, 8 сентября, в 20 часов столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует нашим доблестным войскам, освободившим Донбасс от немецких захватчиков, двадцатью артиллерийскими залпами из двухсот двадцати четырёх орудий.

За отличные боевые действия объявляю благодарность всем руководимым вами войскам, участвовавшим в освобождении Донбасса.

Вечная слава героям, павшим в борьбе за свободу и независимость нашей Родины!

Смерть немецким захватчикам!»

В приказе Верховного в числе командиров, чьи войска особо отличились в наступательной операции, было названо имя Героя Советского Союза командира 9-го Краснознамённого стрелкового корпуса генерал-майора И. П. Рослого.

Многие дивизии получили наименования Иловайских, Дебальцевских, Макеевских, Сталинских.

Миус-фронт, который немцы и их союзники создавали как несокрушимую твердыню на пути наступающей Красной армии, рухнул. «Непосредственную и главную задачу в освобождении Донбасса и в разгроме 6-й немецкой армии решил Южный фронт, — писал в своих мемуарах В. С. Антонов. — На главном направлении его удара в 1-м эшелоне находилась 5-я ударная армия, а в ней — наш 9-й стрелковый корпус».

С марта и конца августа 1944 года 9-й Краснознамённый стрелковый корпус сражался в составе 57-й армии 3-го Украинского фронта. Освобождал Одессу, дрался на Днестровском плацдарме северо-западнее Бендер, участвовал в Ясско-Кишинёвской операции.

Однажды во время Никопольско-Криворожской операции Рослого чудом не убило разорвавшимся снарядом. А произошло вот что… Командир корпуса прибыл на передовой КП 301-й стрелковой дивизии, находившийся на левом берегу Днепра. Противник отходил за Днепр, прикрывая переправы и плацдармы на левобережье. Командир дивизии полковник Антонов коротко доложил: дивизия атакует, противник упорно обороняется; один полк вышел на северо-восточную окраину Большой Лепетихи, другой лежит в овраге и готовится к очередной атаке, третий подошёл к юго-восточной окраине села. Рослый наблюдал в бинокль за действиями батальонов, которые залегли в овраге прямо перед КП. Что произошло в следующую минуту, об этом вспоминает вывший командир дивизии В. С. Антонов: «В этот момент до нас донёсся звук залпа немецкой артиллерии, послышался вой приближающихся снарядов. Мыс Иваном Павловичем кубарем скатились в траншею. Снаряд ударил в бруствер, земля посыпалась на нас. К счастью, никто не был даже ранен.

— Да, хороши были бы мы, — проговорил Иван Павлович, рассматривая воронку от взрыва артиллерийского снаряда на том месте, где за секунду до этого мы стояли.

Посмотрев вперёд, мы увидели тёмные цепочки контратакующей пехоты противника. Я приказал начальнику артиллерии дивизии силами всей артиллерийской группы поставить заградительный огонь на пути движения гитлеровцев. Вскоре над нами прошумели снаряды, перед цепью немецкой пехоты возникла стена разрывов. Контратака была сорвана.

Отдав необходимые распоряжения и посоветовав, как и где лучше нанести удар по гитлеровцам в опорном пункте Большая Лепетиха, генерал Рослый уехал, пожелав нам быстрее отбросить врага за Днепр. Этот последний удар по фашистам на левом берегу великой реки 301-я стрелковая дивизия нанесла ночью 8 февраля. Отбив несколько сильных контратак, полки полностью овладели посёлком Большая Лепетиха».

Никопольский плацдарм противника был ликвидирован.

В конце августа генерал Рослый получил новый приказ: корпус выводили из боя во 2-й эшелон и передавали в состав 5-й ударной армии. Тогда ещё дальнейшая фронтовая судьба 9-го стрелкового корпуса не была известна, но вскоре она определилась.

Из резерва Ставки Верховного главнокомандования 5-ю ударную армию передавали в состав 1-го Белорусского фронта. Фронт стоял на главном, Берлинском направлении. Армией командовал генерал-лейтенант Н. Э. Берзарин, а фронт вскоре принял маршал Г. К. Жуков.

В начале января 1945 года корпуса и дивизии, артполки и приданные части и подразделения 5-й ударной армии вместе с тылами сосредоточились на Магнушевском плацдарме за Вислой. Предстоял удар на запад — распахнуть ворота Германии. Марш проводился скрытно, только в ночное время, все радиостанции были отключены, никаких письменных распоряжений на марш командирам частей приказано было не отдавать. Маршруты войскам сообщались только на один переход, каждая дивизия должна была двигаться к переправам по собственному плану.

Висло-Одерская операция, в подготовку и проведение которой было вовлечено несколько фронтов, окончательно сокрушила немецкую оборону. Группа армий «Центр», попавшая под удар на Берлинском направлении, в полной мере так и не смогла восстановиться даже к апрелю, когда, после перегруппировки и накопления ресурсов, советские фронты начали заключительную битву, которая поставила точку в боевых действиях на европейском театре[103].

Девятый стрелковый корпус генерала Рослого стоял в центре ударной группы 1-го Белорусского фронта. Перед наступлением Иван Павлович Рослый не отрывался от карты: оборонительные порядки противника были обозначены синим — от завислинского Кюстринского плацдарма до Одера операторы штаба корпуса нанесли семь полос — на основании данных авиационной и агентурной разведок. Немцы в Польше закрепились основательно, создали многослойный и, как им казалось, непробиваемый буфер: Красная армия в пределы рейха войти не должна!

Но Красную армию уже невозможно было остановить никакой обороной, сколько бы слоёв она ни имела, никаким чудо-оружием. Впрочем, одно чудо-оружие Гитлер всё же имел — надежду на то, что союзники рано или поздно вступят в серьёзный и непреодолимый конфликт и передерутся. Гитлеру недоставало только одного — времени. А Красная армия, её молодые маршалы и генералы с каждым днём лишь ускоряли его.

Наступление началось 14 января 1945 года. Его первые часы и дни хорошо описал в своих мемуарах бывший член Военного совета 5-й ударной армии генерал Ф. Е. Боков: «В 8 часов 30 минут забушевал шквал артиллерийской подготовки. В одно мгновение 2,5 тысячи наших орудий, реактивных установок и миномётов внезапно обрушили огонь на позиции врага. Густой туман и поднявшаяся пелена пыли и дыма от разрывов исключили возможность корректировать огонь по целям. Артиллеристы вели стрельбу только по заранее подготовленным исходным данным.

С началом огневого налёта группы разграждения из сапёров и пехотинцев, применяя удлинённые заряды, приступили к проделыванию проходов в минных полях и проволочных заграждениях.

Усиленные передовые батальоны изготовились к атаке с задачей овладеть первой и второй линиями траншей, а при успешных действиях — развивать наступление в полосах своих дивизий. Главные силы соединений развернулись за ними.

На участках, где нейтральная полоса была шире 300–500 метров, передовые батальоны стали выдвигаться с началом огневого налёта, а на более узких участках — через двадцать пять минут после открытия огня. Впереди подразделений шли танки-тральщики и отряды разграждения из сапёров, за ними — танки КВ и Т-34 и следом — стрелковые цепи. Начальный бросок пехота сделала в период самой интенсивной работы нашей артиллерии. Передовые батальоны относительно легко овладели первой траншеей, которая оказалась почти не занятой врагом, и, не задерживаясь, устремились в глубину обороны.

Как мы и рассчитывали по опыту предшествующих операций, противник ожидал, что наша артиллерия будет долго обрабатывать его передний край и несколько раз переносить огонь в глубину обороны. Поэтому действительный перенос огня он принял за ложный и не выдвинул свою пехоту со второй и третьей траншей в первую.

Уже к половине десятого наши воины захватили вторую траншею первой позиции и опорные пункты Грабув Залесьны, Выборув, Грабув Пилица, Подогродзе, Буды Августовские. Благодаря смелым и решительным действиям передовых батальонов была достигнута полная тактическая внезапность, фашисты впали в заблуждение, что создало благоприятные условия для наступления главных сил.

Один за другим командиры корпусов докладывали, что разведка боем проходит успешно. Маршал Жуков разрешил Берзарину ввести первые эшелоны корпусов на двадцать минут раньше срока, установленного плановой таблицей, и артиллерия от артподготовки перешла к поддержке наступления главных сил.

Наблюдая за развитием боевых действий, командующий фронтом с одобрением посматривал на Н. Э. Берзарина, а в отдельных случаях отдавал ему конкретные распоряжения. Маршал Жуков активно влиял на развёртывание наступления 5-й ударной и её соседей…»

Во время наступления сложная ситуация внезапно возникла на правом фланге ударной группы — в полосе действий 9-го стрелкового корпуса. Первый эшелон корпуса составляла 301-я стрелковая дивизия. Она действовала решительно и энергично, быстро заняла две линии траншей, атаковала третью и вплотную подошла к полустанку Грабув. Но сосед справа — 80-й стрелковый корпус 61-й армии отстал. И командиру 301-й генерал Рослый отдал приказ загнуть правый фланг, чтобы не подставить ударную армейскую группировку под фланговый контрудар противника. К исходу первого дня все три рубежа траншей были прорваны. Корпус прошёл до 14 километров, форсировал реку Пилицу. Артиллерию и тяжёлое вооружение перетаскивали по льду, укрепив его жердями. Разведка доносила: противник отходит на вторую линию. Комфронта отдал распоряжение: не дать немцам усилить вторую линию, атаковать и ворваться на очередной рубеж на плечах отступающих. Темп движения войск пришлось увеличить.

На второй день наступления ранним утром противник всё же решился воспользоваться отставанием 80-го стрелкового корпуса и, перебросив на участок наступления 9-го стрелкового корпуса танки и мотопехоту, организовал серию контрударов. В журнале боевых действий корпуса зафиксировано 14 танковых атак противника. Попытки сбить темп наступления наших войск поддерживала авиация и штурмовая артиллерия. Во второй половине дня генерал Рослый ввёл в бой 248-ю дивизию, 2-й эшелон.

Снова основные бои разыгрались в зоне действия 301-й правофланговой дивизии полковника В. С. Антонова[104].

Владимир Семёнович Антонов был из тех полковников, которыми восторгался Лермонтов: «Слуга царю, отец солдатам». Его передовой КП всегда находился в непосредственной близости, поэтому не раз офицерам штаба приходилось браться за автоматы и гранаты, когда происходил прорыв батальонных линий. Он всё видел своими глазами. Именно Иван Павлович Рослый назначил его на дивизию из командиров полков. Вот каким увидел полковник Антонов картину боя в день немецких контратак: «Танки и пехота ворвались в боевой порядок 2-го батальона 1050-го полка. Всё смешалось в огневом вихре. В упор бьют наши артиллеристы по танкам противника. Снаряды орудия сержанта И. Т. Иванова один за другим жгут немецкие танки. Огневые взводы лейтенанта Берестового и Андрея Кирилюка в облаках дыма, выбрасывают огненное пламя, снаряды ударяются в атакующие танки противника. Старшина Анатолий Дробаха тяжело ранен, но не отходит от орудия, меткими выстрелами останавливает танки врага. Идёт жесточайшая схватка артиллеристов с фашистскими танками. Во 2-й батарее у трёх пушек вышли из строя орудийные расчёты. Один раненый Анатолий Дробаха у орудия на огневой позиции батареи. Двадцатилетний коммунист один бьётся на огневой позиции. Он подбил ещё три танка.

Стрелковые роты ведут огневой и рукопашный бой. Все офицеры в боевой цепи — и командир капитан Ф. К. Шаповалов, и начальник штаба раненый капитан Азарьян. Тяжёлая обстановка в 5-й стрелковой роте, которой командует молодой командир лейтенант Алексей Храмов. Но вот вместе с комсоргом батальона лейтенантом Солиджаном Алимовым поднимается лейтенант Фёдоров — воспитанник Бакинского морского училища, ветеран дивизии. Он ведёт всю роту в рукопашный бой. За ними 4-я стрелковая рота старшего лейтенанта Яковлева с парторгом батальона старшим лейтенантом Гвоздевым тоже поднялись в рукопашный бой. Гитлеровцы не выдержали могучего удара стрелковых рот, и батальон вновь восстановил свой боевой порядок. Сотни трупов лежат перед фронтом 2-го батальона […]

В 1052-м стрелковом полку главный удар противника направлен на роту капитана Тышкевича. В её боевых порядках стоит орудие старшины Ивана Приходько. Когда волна танков и пехоты подкатилась к позиции стрелковой роты, забушевал огненный смерч. Орудие Ивана Приходько почти раскалилось докрасна, но он бьёт и бьёт по фашистским танкам.

В огненном бою вся полковая артиллерийская батарея. От метких выстрелов старшего сержанта Кашмина горит подбитый танк. У соседнего орудия погиб весь расчёт. Сержант Кашмин начал вести огонь из двух орудий и подбил ещё три танка. Ранен капитан Тышкевич. Он отказался уйти с поля боя, от своих боевых товарищей, и продолжает командовать ротой.

Артиллеристы майора Турбина и на этот раз проявили героизм. Командиры орудий, полные кавалеры ордена Славы старшины Владимир Ткаченко, Василий Носич, Андрей Деревянко, подбили 10 немецких танков. Старшина Пётр Чиняев вступил в неравный бой с тремя танками: он подбил головной танк, остальные мгновенно дали задний ход и ушли в укрытие.

Первая мощная двухчасовая атака немцев была отбита. Потом было ещё шесть. Так прошёл тяжёлый, но полный боевой славы день 4 февраля».

Триста первая стрелковая дивизия формировалась на базе двух стрелковых бригад — 34-й курсантской и 157-й. С этими бригадами Иван Павлович Рослый держал фронт на Северном Кавказе. С ними он ликвидировал «мешок» под Владикавказом, когда в окружении оказался авангард 1-й танковой армии противника. Это было уже 3-е формирование дивизии: её пополнили кубанскими казаками, матросами, кавалеристами. Дивизия считалась одной из лучших не только в 5-й ударной армии, но на всём 1-м Белорусском фронте. Генерал Рослый ценил и полковника Антонова, и его кубанцев, доверял им самые сложные задачи.

В ходе стремительного наступления от Вислы до Одера корпус генерала Рослого за 17 суток прошёл с боями 570 километров. Это был незабываемый огненный марш по польской земле, завершившийся на правом берегу Одера, уже на территории «Старого рейха». Первой на немецкий берег переправилась 248-я стрелковая дивизия генерал-майора Н. 3. Галая. Почти одновременно с ней в районе Ной Блессина Одер форсировали полки 230-й стрелковой дивизии полковника Д. К. Шишкова[105]. Вместе с соседями они тут же начали расширять и углублять захваченный плацдарм, наводить переправы, ремонтировать взорванные мосты.

Впереди лежал, ощетинившись многослойной обороной, город-крепость Кюстрин. Бой за него длился весь февраль. Висло-Одерская наступательная операция, одна из блестяще проведённых нашими войсками на последнем этапе войны, была завершена захватом плацдарма. С него-то в середине апреля и ринутся армии 1-го эшелона на Берлин.

Висло-Одерская операция закончилась. Но для 9-го стрелкового корпуса бои, самые жестокие бои, как оказалось, только начинались.

Немцы решили ликвидировать плацдарм и превратить западный берег, до самого уреза, в неприступную крепость. Одер — последняя крупная водная преграда на пути советских войск в Германию. Это прекрасно понимали и в советских штабах. И плацдарм надо было удерживать во что бы то ни стало.

Первая и самая яростная контратака последовала ранним утром 2 февраля 1945 года и пришлась на участок, который удерживал на плацдарме 9-й стрелковый корпус. Из воспоминаний генерала Ф. Е. Бокова: «На рассвете враг после мощного налёта авиации нанёс внезапный удар в полосе 248-й дивизии 9-го стрелкового корпуса. Из района западнее и юго-западнее Ортвига на 899-й полк при поддержке 25 танков ринулось до полка фашистской мотопехоты, а на 902-й полк из района Амт-Кинитца начали наступать до двух пехотных полков с 30 танками[106]. Не выдержав натиска превосходящих сил противника, наши войска оставили занятый рубеж. 899-й полк отошёл на 4–5 километров за дамбу, а частью сил, оставив тылы и артиллерию, на восточный берег Одера. 902-й полк переместился в район Гросс-Нойендорфа и, опираясь на его строения, в упорных боях с трудом удерживал этот населённый пункт».

Из архивных документов и воспоминаний участников тех событий на плацдарме следует, что 248-я дивизия, к сожалению, пропустила первый удар. И тот факт, что противник навалился большой силой, значительно превышающей силы обороняющихся, не утешало. То, что противник бросил против группировки авангарда 5-й ударной армии, переправившейся на западный берег Одера, такое большое количество танков и мотопехоты, свидетельствовало о том, что немцы настроены решительно — ликвидировать отбитый у них под носом, в непосредственной близости от Кюстрина, плацдарм.

«Командарм Н. Э. Берзарин был серьёзно озабочен донесением из 9-го стрелкового корпуса, — вспоминал генерал Ф. Е. Боков, который был непосредственным участником тех событий, читал все донесения, поступающие с плацдарма, видел реакцию командующего на происходящее. — Дела там складываются круто. Мне надо разобраться на месте. Еду к Рослому, в дивизию Галая, — сказал он начальнику штаба и торопливым шагом вышел из блиндажа.

Однако командир 9-го стрелкового корпуса генерал И. П. Рослый успел принять энергичные меры. По его приказу корпусная артиллерия открыла интенсивный огонь по прорвавшимся частям врага. Затем на плацдарм начал форсированное выдвижение 905-й стрелковый полк, находившийся во 2-м эшелоне. Но для этого требовалось время. А на плацдарме борьба накалялась. В ходе боя строения на северо-западной окраине Гросс-Нойендорфа переходили из рук в руки. Гитлеровцы при поддержке танков и штурмовых орудий неоднократно бросались в атаки. Но советские воины стойко держали оборону. Здесь особенно отличились артиллеристы батареи капитана С. Е. Седукевича из 902-го стрелкового полка. Они надёжно перекрыли огнём дорогу, идущую к городу с запада. Несколько раз гитлеровцы пытались прорваться здесь, но меткий огонь батареи останавливал их. Вскоре 14 вражеских бронетранспортёров и танков уже пылали на поле брани. Ни налёты «Юнкерсов», ни мощные залпы вражеских миномётов не смогли сломить батарейцев. Вышли из строя два орудия, погибли расчёты. У третьего был сражён наводчик, и капитан Седукевич встал на его место. Уже дважды раненый, он поджёг ещё две бронированные машины. Очередная атака врага захлебнулась. К концу дня бойцы 902-го стрелкового уничтожили 15 танков противника».

Командир корпуса во все дни и ночи боя на плацдарме имел хорошую связь со штабом дивизии и непосредственно с дерущимися полками. И постоянно маневрировал теми ограниченными резервами, которые имел под рукой. С прибытием на КП командарма в дело включались армейские резервы, и обстановка на плацдарме вскоре стабилизировалась. Полки отбили оставленные позиции и начали энергично расширять плацдарм. Тем не менее попытки переломить ситуацию со стороны противника не прекращались. Контратаки следовали одна за другой. Немцы вводили в бой всё новые и новые резервы.

— Вот что, Иван Павлович, — сказал наконец Берзарин, не отрываясь от стереотрубы, — пора вводить в бой дивизию кубанцев.

Триста первая стрелковая дивизия полковника Антонова была отведена во 2-й эшелон. Теперь генерал Рослый спешно вводил её в дело. На долю корпуса генерала Рослого легла самая тяжкая доля — удержать Кюстринский плацдарм в самый пик немецких контратак, когда противник, решив ликвидировать оборону группировки 1-го Белорусского фронта на западном берегу Одера, бросал в бой всё новые и новые части, когда резервы его, казалось, не иссякнут, а силы корпуса таяли с каждым боем.

Четвёртого февраля 1945 года маршал Г. К. Жуков направил генералу Н. Э. Берзарину телефонограмму. Содержание её тут же стало известно в штабах корпусов. В ней говорилось: «На 5-ю ударную армию возложена особо ответственная задача — удержать захваченный плацдарм на западном берегу р. Одер и расширить его хотя бы до 20 км по фронту и 10–12 км в глубину.

Я всех вас прошу понять историческую ответственность за выполнение порученной нам задачи и, рассказав своим людям об этом, потребовать от войск исключительной стойкости и доблести.

К сожалению, мы вам не можем помочь авиацией, так как аэродромы раскисли и взлететь самолёты в воздух не могут. Противник летает с берлинских аэродромов, имеющих бетонные полосы. Рекомендую:

1) зарываться глубоко в землю;

2) организовать массовый зенитный огонь;

3) перейти к ночным действиям, каждый раз атакуя с ограниченной целью;

4) днём отбивать атаки врага.

Пройдёт 2–3 дня — противник выдохнется.

Желаю вам и руководимым вами войскам исторически важного успеха, который вы не только можете, но обязаны обеспечить».

Генерал Рослый все эти дни был на плацдарме. Он приказал зачитать телефонограмму комфронта всему личному составу корпуса, во всех окопах.

В ночь на 7 февраля командир 301-й стрелковой дивизии полковник Антонов доложил:

— Иван Павлович, на нашем участке перебежчики.

— Сколько и что говорят?

— Пятеро солдат и три офицера. Говорят, что они — немецкие рабочие и не хотят больше воевать против советских рабочих, что, мол, «Гитлер капут!» и «Берлин капут!»

— И что же говорят эти интернационалисты о состоянии своих войск?

— Немецкие войска на нашем участке получили приказ прекратить атаки и перейти к обороне на том рубеже, который занимают.

— Вот это уже другой разговор.

Генерал Рослый с офицерами оперативного отдела штаба объехал и обошёл по ходам сообщения весь участок плацдарма, занимаемого частями 9-го стрелкового корпуса. На плацдарме явно не хватало противотанковой артиллерии. Многие орудия и даже целые батареи попали под гусеницы и огонь немецких танков и самоходок. Одни нуждались в ремонте, и к их восстановлению уже приступили походные арт-мастерские, переправленные на плацдарм. Другие восстановлению не подлежали, и их надо было заменять новыми, в некоторых случаях вместе с расчётами. А на Одере начался ледоход. Переправы не работали. Надо было ждать конца ледохода, чтобы подвести понтоны и переправить на западный берег танки, самоходки и необходимое количество артиллерии, установок реактивных миномётов, а также продовольствие, медикаменты и, конечно же, боеприпасы. Расширять плацдарм, да и удерживать занятые позиции в случае новых контратак противника одной пехотой было трудно.

«Солнечное утро 7 февраля осветило всё поле боя дивизии, — вспоминал командир 301-й стрелковой дивизии. — Перед боевыми порядками полков и восточнее Ной-Борнима и Ортвига на всём фронте лежали тысячи трупов, стояли десятки подбитых и сожжённых танков. Немцы по ночам стали уносить трупы к себе в тыл. Мы не мешали им в этой «работе».

С 3 по 7 февраля полки 301 стрелковой дивизии разгромили пехотную дивизию «Дёберитц», 25-ю мотогренадерскую пехотную дивизию[107] и 5-й отдельный танковый дивизион противника. Около 40 раз поднимались фашистские цепи в атаку и столько же откатывались назад».

Потери дивизий, и в целом корпуса, тоже были огромными. С 14 по 31 января 1945 года в боях от Вислы до Одера 9-й гвардейский корпус потерял 961 человека. Тогда как на плацдарме за десять дней февраля — 3154 человека.

В феврале — марте 1945 года плацдарм был расширен до 27 километров и раздвинут в глубину до пяти километров. Соседние 32-й и 4-й гвардейский стрелковые корпуса штурмом овладели городом-крепостью Кюстрин[108]. Тем временем южнее войска 8-й гвардейской армии генерала В. И. Чуйкова расширили свой плацдарм до 14 километров по фронту и до пяти километров в глубину.

После овладения Кюстрином северный и южный плацдармы были значительно расширены и соединены в один.

В марте выведенные на восточный берег дивизии 9-го корпуса приступили к подготовке решающей атаки. Штабы согласовывали планы предстоящей операции, проводилась глубокая разведка. Артиллеристы наносили на карты основные цели, пристреливали реперы. Генерал В. С. Антонов вспоминал: «Началась боевая подготовка. Со всех районов страны мчались к нам эшелоны с оружием и техникой. Весну мы уже не успевали замечать. Начались ротные и батальонные тактические учения. И здесь, на немецкой земле, все поля, леса и город Бервальде превратились в учебные поля и полигон. Днём и ночью проводилась боевая подготовка. Отрабатывались основные темы учения: «Бой в крупном населённом пункте», «Бой в лесу», «Форсирование рек и каналов».

Иван Павлович Рослый в эти дни ездил из дивизии в дивизию, из полка в полк. Проводил занятия с офицерским составом. Вручал награды. Только в полках, частях и подразделениях 301-й стрелковой дивизии за героизм, проявленный в ходе Висло-Одерской операции и в боях на Кюстринском плацдарме, была вручена 21 «Золотая Звезда» Героя Советского Союза.

Наступил апрель. Как и во время Висло-Одерской операции, 5-я ударная армия стояла в центре построения 1-го Белорусского фронта: справа — 3-я ударная, слева — 8-я гвардейская армии. Все три корпуса — 26-й гвардейский, 32-й и 9-й стрелковые шли в 1-м эшелоне.

Из состава 9-го корпуса 230-ю стрелковую дивизию приказано было вывести в резерв командующего армией.

Корпуса свои порядки выстроили в два эшелона. 9-й корпус — в 1-м эшелоне имел 301-ю, во 2-м — 248-ю стрелковые дивизии. В затылок 5-й ударной перед самым наступлением встали корпуса и бригады 2-й гвардейской танковой армии.

В ночь на 12 апреля генерал Рослый сосредоточил свой корпус в лесу северо-западнее Кюстрина.

Пятая ударная армия, действуя в центре ударной группировки фронта, имела основной задачей прорыв обороны противника на фронте Кальцениг, Горгаст и наступать в направлении Цехина, Тегеля и далее на северо-восточную окраину Берлина.

Перед наступлением маршал Жуков провёл совещание командного состава в штабе фронта, после которого была проведена штабная игра. «В ходе военной игры, — вспоминал генерал И. П. Рослый, — чётко вырисовывалась и задача нашего корпуса, который, наступая на левом фланге армии, должен был выйти на северо-восточную окраину Берлина. Мне хотелось детальней изучить город по макету, находившемуся в соседней зале, и как только появилась возможность, я направился туда.

Фронтовые топографы потрудились на славу: на площади 20 квадратных метров они создали очень подробный макет Берлина. Когда я подошёл ближе, мне показалось, что передо мной город, по улицам которого можно ходить, рассматривать дома и площади. Макет привлёк к себе внимание всех участников совещания, и мы толпились возле него, мысленно путешествуя по улицам города.

Своё заочное знакомство с Берлином я начал с Ланд-сбергершоссе, которое шло с северо-восточной окраины города и заканчивалось на Александерплац. Отсюда я «пошёл» по Кенигштрассе и «прибыл» на Шлоссплац, где огромным чёрным прямоугольником высился старинный дворец прусских королей. Далее широкой полосой лежала Унтер-ден-Линден, которая через полтора километра упиралась в Бранденбургские ворота. От них, словно разрезая пополам Тиргартенпарк, а вместе с ним и город, тянулось на запад широкое, прямое и бесконечно длинное Шарлот-тенбургское шоссе. Будто устыдившись своих размеров, это шоссе меняло название то на Берлинское шоссе, то на улицы Бисмарка, Кайзера и Андер-Хеер.

Если же пройти в Бранденбургские ворота и повернуть направо, то там, на северо-восточной оконечности Тиргар-тенпарка стояло огромное здание Рейхстага, которое на наших планах значилось как объект 105.

Я ещё не знал, в каком районе города придётся наступать, однако «путешествие», которое совершил в тот вечер по Берлину, давало представление о том, что предстоит нам испытать в лабиринте улиц этого города-гиганта…»

С утра 14 апреля сосед слева, 8-я гвардейская армия, начала разведку боем. Однако все попытки разведывательных батальонов преодолеть немецкую оборону успехом не увенчались.

Пятнадцатого апреля настал черёд 5-й ударной армии. Жребий пал на участок 9-го стрелкового корпуса. Рослый приказал атаковать военный городок и железнодорожную станцию Гольцов. Фронт наступления корпуса был узким — всего два километра, — поэтому плотность изготовившихся к атаке войск была высокая. Чтобы не толпиться и не толкаться локтями, генерал Рослый поставил в 1-й эшелон одну 301-ю стрелковую дивизию.

Главная полоса немецкой обороны перед 301-й дивизией состояла из трёх позиций. Перед передним краем, проходившим по восточным окраинам Гольцова и военного городка, виднелись проволочные заграждения. Разведка обнаружила там минные поля. Вторая полоса проходила по рубежу Альт-Одер, Гузов и далее по Зееловским высотам.

«Для обеспечения прорыва тактической зоны обороны гитлеровцев, — вспоминал генерал И. П. Рослый, — корпус был усилен двенадцатью артиллерийскими и миномётными полками, тяжёлым танковым полком и танковой бригадой. Кроме того, его боевые действия поддерживали три артиллерийские бригады и дивизион 305-мм орудий, которые предназначались для разрушения укреплений, построенных на второй оборонительной полосе. Для прорыва главной полосы обороны противника корпус располагал 578 орудиями и миномётами, 120 реактивными установками, 90 танками и САУ. Это означало, что против одного вражеского батальона мы имели пять своих, против одного орудия — девять и против одного танка — три. Таким ощутимым перевесом мы не располагали в течение всей войны. Это обеспечивало нанесение мощного первоначального удара и наращивание сил в глубине».

В батальонах и ротах бойцы и политработники приготовили штурмовые красные флаги, флажки и вымпелы для установки над занятыми зданиями.

Первый эшелон 9-го стрелкового корпуса замер на исходных на плацдарме близ исторической деревни Кунерсдорф[109], у которой во время Семилетней войны 12 августа 1759 года русско-австрийские войска под командованием генерал-фельдмаршала П. С. Салтыкова наголову разбили армию короля Пруссии Фридриха II. Через год русский корпус генерал-лейтенанта З. Г. Чернышёва занял Берлин.

Именно эту историю рассказывал командир взвода из бывших студентов своим бойцам.

— А правда ли, товарищ лейтенант, что в том походе на Берлин участвовал и Александр Васильевич Суворов? — спросил ротного пропагандиста такой же юный солдат-связист.

— Правда. Подполковник Суворов участвовал и в Кунерсдорфском сражении, и во взятии Берлина. Ему шёл тогда тридцатый год.

— Значит, русские уже бывали в Берлине, и мы придём туда не первыми, а вторыми?

Солдат-связист явно расстроился.

— Даже не вторыми, а третьими, — уточнил лейтенант.

— Как так?!

— А вот так. Второй раз наши войска побывали в Берлине в 1813 году во время преследования армии Наполеона. Кстати, в армии Наполеона было много немцев.

— Значит, при Наполеоне они в Москве побывали…

— Так точно, побывали.

— А в этот раз их оттрепали на подступах. В Москву не пустили. А Берлин мы возьмём! Так и быть — в третий раз!

Этот разговор на плацдарме генерал И. П. Рослый услышал, обходя части и подразделения своего корпуса перед предстоящей атакой. И после войны по памяти вставил в книгу своих мемуаров.

К исходу дня 15 апреля военный городок и станция Гольцов были очищены от противника. Корпус прорвал первую полосу обороны немцев и вклинился во вторую. В этот же день немецкое командование остатки 20-й моторизованной дивизии срочно заменило свежей танковой дивизией СС «Мюнхеберг». Как позже стало известно, на угрожаемый участок выдвинулось управление LVI танкового корпуса вместе с командиром генералом Г. Вейдлингом. В обороне Берлина Вейдлинг сыграет особую роль.

Вот как вспоминает раннее утро 16 апреля бывший командир 301-й стрелковой дивизии В. С. Антонов: «Неотступно за огневым валом артиллерии катится вал танков и пехоты. Взят господский двор Аннахов. Окончательно прорвана первая полоса одерского рубежа обороны. Полки дивизии продолжают развивать наступление к Зееловским высотам.

Семь часов. Солнце уже поднимается над горизонтом, но туман, пыль и дым плотно укрыли Кюстринский плацдарм. Только Зееловские высоты возвышаются над серой, туманной долиной Одера. Полки вышли к железной дороге восточнее Ной-Лангзова и к стыку железных дорог со станцией Вербиг. Два этих населённых пункта с треугольником железных дорог на подступах к Зееловским высотам немцы оборудовали как сильный опорный пункт.

С рубежа железной дороги восточнее населённого пункта Ной-Лангзов и стыка железных дорог со станцией Вербиг противник встретил нас сильным и организованным огнём. Весь опорный пункт входил в полосу наступления дивизии. Условий для обхода не было, и мы приступили к подготовке его штурма».

Командир корпуса приказал как можно ближе к насыпи подойти 220-й танковой бригаде, приданной головному эшелону корпуса, артиллерию сопровождения вывести на прямую наводку. В десятиминутном огневом налёте приняла участие и корпусная артиллерия. Батальоны поднялись, но вскоре снова залегли — вся железнодорожная насыпь ответила сплошной лавиной огня.

После нескольких минут подготовки последовала вторая атака. Танки вплотную подошли к насыпи и в упор расстреливали огневые точки противника. Пушечные батареи вслед за танками придвинулись к немецкой обороне и расстреливали её кинжальным огнём. И вот уже батальоны лавиной хлынули на насыпь. Начался ближний гранатный бой, во многих местах переходящий в рукопашный. Вторые эшелоны атакующих перемахнули через насыпь и завязали бой в Ной-Лангзове и на станции Вербиг. Немцы упорно сражались за каждую позицию, каждое строение, каждый окоп. Из 1-го эшелона стали поступать тревожные сообщения: тяжело, противник яростно сопротивляется, продвижение вперёд минимальное. Рослый знает: его храбрый полковник Антонов сейчас в первых рядах атакующих, среди своих кубанцев и матросов-черноморцев, опытных ветеранов, с которыми бок о бок дрались ещё под Владикавказом. «Погоди, Владимир Семёнович, вводить танки. Потерпи и со вторыми эшелонами. Впереди — высоты».

Во 2-м эшелоне 301-й стрелковой дивизии двигались 1050-й стрелковый и 92-й тяжёлый танковый полки. Уже два раза мощными контратаками с танками и самоходками немцы отбивали Ной-Лангзов. В третий раз полковник Антонов не выдержал, бросил вперёд резерв, и свежие батальоны сломили сопротивление гарнизона, уничтожили бронетехнику и буквально разметали пехоту, истребили во время преследования. Но перед второй железнодорожной насыпью образовался затор. Наши танки с ходу не смогли преодолеть крутой угол склона, а немцы организовали целое гнездо фаустников. Несколько танков было уже подбито. Тогда в дело вступила стрелковая рота. В скоротечном бою стрелки зачистили насыпь и прилегающие строения от фаустников. Танки двинулись вперёд.

Наконец, полковник Антонов сообщил:

— Иван Павлович, батальоны подошли к Зееловским высотам. Впереди сплошная линия обороны. Похоже, утренняя артподготовка её не потревожила.

— Ничего, Владимир Семёнович. Мы потревожим.

Подтягивай свои батальоны вплотную к высотам. Дай точное время, и корпусная артиллерия поддержит твою атаку.

— Понял. Время дам.

— Артиллерийские корректировщики уже ушли к вам. Встречайте. Ваша задача: прорвать первую линию на Зееловских высотах. Как только наметится успех, сообщи. На твоём участке будет вводиться дивизия Галая. А ваша полоса будет севернее высот, включительно населённый пункт Гузов. И ещё имей в виду: правее тебя на участке 26-го гвардейского и 32-го стрелковых корпусов будет вводиться 2-я гвардейская танковая армия.

В полдень авангард 9-го стрелкового корпуса атаковал в направлении Вербига. И тут же, как вспоминали ветераны 301-й, «чёрной стеной танков» немцы бросились навстречу. Рослый тут же отреагировал — в дело вступила артиллерия. «Всё смешалось, — пишет В. С. Антонов. — Громадная завеса пыли и дыма поднялась и закрыла Зееловские высоты. Шёл танковый бой, а чёрные цепи немецкой пехоты, невзирая на огромные потери, всё шли и шли в атаку и разбивались о героизм солдат и офицеров наших стрелковых рот и батальонов».

Можно понять немецкого солдата: для многих немцев Зееловские высоты были последней позицией, там они решили победить или умереть. Победить не получилось. У другой стороны сил оказалось больше. И мотивация сильней. И штабы работали грамотней, учитывая многие факторы и детали. Немцы, планируя действия своих войск, на многие «мелочи» внимания уже не обращали. Не до того стало. А ведь приказ, не обеспеченный ресурсом и необходимыми условиями, зачастую не выполняется.

На склонах Зееловских высот наступление 301-й стрелковой дивизии противник встретил многоярусным огнём. Пулемёты, орудия прямой наводки, окопанные танки и самоходки. Всё это пришлось выковыривать нашим артиллеристам, танкистам и пехоте в ближнем бою, когда заставить замолчать пулемёт, накрытый железобетонным колпаком метровой толщины, можно было только гранатой.

При штурме Зееловских высот и населённого пункта Вербиг большую роль сыграли действия тяжёлых ИСов 92-го танкового полка и «тридцатьчетвёрок» 220-й танковой бригады.

К исходу 16 апреля 1-й эшелон на своём участке прорвал немецкую оборону на Зееловских высотах. Генерал Рослый тут же ввёл в дело дивизию 2-го эшелона. Полки 248-й стрелковой дивизии шли через позиции 301-й дивизии и развёртывались в боевой порядок. Левее 9-го стрелкового корпуса высоты штурмовала 8-я гвардейская армия генерала В. И. Чуйкова, а правее, на рубеже Кинвердер и Альте-Одер дрались 26-й гвардейский и 32-й стрелковый корпуса. Там по приказу маршала Г. К. Жукова спешно вводилась в бой на ещё не прорванную оборону Зееловских высот 2-я гвардейская танковая армия.

Дело принимало крутой оборот. Войска 1-го Белорусского фронта продвигались вперёд медленно. Оборона Зееловских высот ещё не была вскрыта. График наступления срывался. Между тем корпус генерала Рослого продолжал давить на противника, и в первый же день операции его передовые батальоны дрались на отметках, которые были определены для второго дня наступления. На пути корпуса лежал город Гузов. В системе обороны Зееловских высот он являлся важнейшим опорным пунктом, «фестунгом», который контролировал целый район и закрывал левый фланг немецкой обороны на гряде высот. Его брали в ночь на 17 апреля. «Всю ночь продолжался ожесточённый бой за город Гузов, — вспоминал В. С. Антонов; его кубанцы и черноморцы, а также бойцы недавнего, донецкого пополнения, по-прежнему находились в первых рядах атакующих. — Вокруг города и в городе были подготовлены сплошные траншеи, на перекрёстках стояли баррикады. Бой шёл за каждый дом, за каждую улицу. Особенно ожесточённое сопротивление фашисты оказывали в районе церкви и замка. Несмотря на отчаянное сопротивление противника, капитан Благинин со своей ротой при поддержке танков атаковал немцев в церкви и в ближнем бою уничтожил их. Батальон капитана Николая Леонтьевича Кузнецова ворвался в замок, обнесённый кирпичной стеной и превращённый в настоящую крепость. Но и здесь фашисты были перебиты, и над замком герои батальона Кузнецова водрузили Красное знамя. К утру 1052-й стрелковый полк и подошедший 1050-й стрелковый полк окружили и уничтожили немецкий гарнизон в Гузове».

Да, это был не 1941 год. Операции планировались и проводились тщательно, на пулемёты роты не бросали, где необходимо, в дело вступал тяжёлый калибр и бронебойщики. В бой людей вели опытные командиры, от сержанта до генерала. Каждый солдат знал свой маневр.

В полдень 17 апреля противник попытался отбить Гузов мощной контратакой при поддержке танков и самоходных

8 С. Михеенков орудий. Генерал Рослый бросил во встречную атаку 337-й отдельный самоходный дивизион. Бой длился несколько минут. Часть танков и штурмовых орудий противник оставил горящими, другая часть отошла. Дивизионные командные пункты в этот день переместились на северные скаты Зееловских высот.

Писатель и драматург Вс. Вишневский в те дни находился на КП 5-й ударной армии. Всю войну он вёл дневники. Сделал запись и 17 апреля 1945 года: «На Зееловских высотах идёт тяжелейший бой, а севернее Зееловских высот армия генерала Н. Э. Берзарина уже сокрушила оборону противника на Одерском рубеже и вырвалась на 20 километров вперёд…»

В течение дня противник ещё несколько раз предпринимал попытки вернуть Гузов и свои позиции в окрестностях города. Но тщетно. Во встречном бою возле леса Вуль-ковер один из батальонов авангарда при поддержке танков уничтожил до полка пехоты противника и несколько танков. Захватили до роты пленных. Офицеров тут же отконвоировали в штаб корпуса. Допрашивал их комкор.

Выяснилось, что немцы получили приказ любой ценой взять Гузов, оборонять его или умереть в развалинах города и бросили сюда все имеющиеся резервы. Генерал задал пленным ещё несколько вопросов, а затем отдал приказ в дивизии: наступать в направлении на Вульков и Хермерсдорф.

Ветераны корпуса в прежние годы встречались часто. И всегда рассказывали одну историю. Когда зачистили от немцев Гузов, в северных кварталах недалеко от церкви освободили концлагерь. Содержались там молодые женщины, в основном из Одесской и Николаевской областей, угнанные на работы в Германию. Перед уходом немцы загнали женщин в барак, обложили горючими материалами, подготовили к поджогу. Но запалить не успели. И вот к бараку пробились автоматчики из роты танкового десанта. Когда боец распахнул створку ворот, к нему тут же бросилась одна из девушек и назвала его по имени. Оказалось, что это его соседка, подруга детства и одноклассница.

Корпус отбил контратаки, нанёс противнику ощутимый урон в бронетехнике, тяжёлом вооружении и живой силе, а затем, не мешкая перед мелкими гарнизонами и немногочисленными заслонами (ими занимались вторые эшелоны), перешёл в наступление. С ходу форсировали реку Флисс и вошли в лес. Лесные дороги были заранее перекрыты завалами из деревьев. Когда передовые батальоны вошли в лес, специальные диверсионные команды одновременно подожгли завалы. Лес загорелся. От дыма не помогали даже противогазы. Ветераны потом вспоминали: всё успели пережить за годы войны — и сорокаградусный мороз в замёрзших окопах, и осеннюю воду по грудь во время форсирования рек, и весеннюю грязь по колено, и жару, когда на марше у колодца на отделение не хватало ведра воды, но в лесной пожар попали впервые. Вульковер в тех местах, где были устроены завалы, выгорел почти дотла. Генерал Рослый приказал двигаться вдоль южной и северной опушек. Впереди танков и пехоты шли сапёры, расчищавшие маршрут от мин и фугасов.

Из воспоминаний генерала И. П. Рослого: «С взятием Гузова вторая полоса вражеской обороны была прорвана полностью.

Впереди нас ждала третья полоса обороны немцев — последняя перед Берлином. Как только части корпуса стали приближаться к ней, гитлеровцы дали ясно понять, что и этот рубеж будут защищать до последней возможности».

Корпус вышел к населённому пункту Вульков. За деревней — высота. На высоте траншеи, окопанные орудия и танки. С ходу атаковали, овладели деревней, западными скатами высоты. Восстановили боевой порядок дивизий и двинулись дальше.

Вечером второго дня наступления генерал Рослый позвонил полковнику Антонову:

— Владимир Семёнович, поздравляю с успешным штурмом Гузова и форсированием Флисса. Передайте мою благодарность войскам. Всех отличившихся немедля представить к наградам. Имейте в виду: дивизия Галая отстаёт, а следовательно, дальше вам придётся продвигаться с оголённым левым флангом. Правее 26-й гвардейский и 32-й стрелковый корпуса нашей армии совместно с танками 2-й гвардейской танковой армии прорвали Зееловский рубеж. Теперь он у них, так же, как и у вас, позади. Но соседи слева застряли на высотах. Между вами уже наметился разрыв.

Немцы бросили против 8-й гвардейской армии дивизию «Курмарк». Завязались тяжёлые бои вдоль Берлинского шоссе. Схватка длилась сутки, атаки сменялись контратаками. Уже непонятно было, кто атакует, а кто обороняется. Но к утру 8 апреля на левом фланге канонада стала затихать.

На КП 9-го стрелкового корпуса офицеры слушали редеющие удары тяжёлых снарядов.

— Похоже, прорвались, — сказал кто-то.

— Прорвались. Только неясно пока — кто.

Тут же зазвонил телефон. Из штаба армии сообщили: Чуйков и Катуков пошли вперёд, Зееловские высоты остались за их спинами. Затем трубку взял командующий армией Берзарин и попросил к телефону Рослого.

— Иван Павлович, надеюсь, обстановка вам понятна. Меня беспокоит разрыв на фланге. Возвращаю вам 230-ю стрелковую дивизию. Закройте ею фланг. Задача ясна?

— Так точно.

Как отмечают исследователи Битвы за Берлин, именно прорыв немецкой обороны с севера и угроза охвата Зееловских высот с фланга и выход в тыл основательно пошатнули Одерский рубеж немцев.

Генерал Г. Вейддинг, обеспокоенный «прорывом большой массы советских войск севернее Зееловских высот, ввёл в бой корпусной резерв». Перейдя с должности командира танкового корпуса в статус военнопленного, на первом же допросе он скажет: «17 апреля я ввёл в бой 18-ю моторизованную дивизию в районе Хермерсдорф, Вульков (6–8 километров северо-восточнее Мюнхеберга) с задачей контратаковать русские части и восстановить связь с CI армейским корпусом».

О том, как 18-я моторизованная дивизия контратаковала и чем это закончилось, рассказал в своих мемуарах В. С. Антонов: «Утро 18 апреля было ясное, солнечное, но лёгкий сизый дымок покрывал землю. Он густел в долинах и оврагах. Прозрачная дымка не мешала наблюдению. Мы забрались на чердак самого высокого, двухэтажного кирпичного здания в селе Вульков. Полковники М. И. Сафонов[110], Д. С. Наруцкий[111], Н. Ф. Казанцев[112] стояли со мной рядом и рассматривали холмистое поле впереди.

Почти одновременно мы опустили бинокли от глаз, посмотрели друг на друга, и сразу же опять бинокли к глазам. Не было сомнения, что мы видели одну и ту же картину. Из леса восточнее Хемерсдорфа и южнее леса на большой скорости выходили машины. С них соскакивали чёрные фигурки и развёртывались в цепь. Появились танки. 2-я батарея отдельного самоходно-артиллерийского дивизиона старшего лейтенанта В. Аксёнова с ротой автоматчиков 1054-го стрелкового полка, находившаяся в боевом охранении, залпами открыла огонь по появившемуся противнику. Открыла огонь артиллерия. В течение получаса всё поле западнее Вулькова покрылось чёрной пехотой, танками.

Мы мгновенно слетели в окоп наблюдательного пункта, и началось управление боем. 1052-й стрелковый полк занял высоты западнее Вулькова, 1054-й стрелковый полк — дорогу южнее Вулькова, батальоны 220-й танковой бригады — в боевых порядках стрелковых полков, 1050-й стрелковый полк и 92-й тяжёлый танковый полк сосредоточились в северо-западной части леса Вульковер.

Полковник Н. Ф. Казанцев и командир миномётного полка полковник Б. В. Котов уже командуют огнём дивизионной артиллерийской группы. Рвутся снаряды нашего заградительного огня в чёрной массе фашистов. Но они идут и идут.

Немецкие танки вырвались вперёд и мчатся на Вульков. Пушечные дивизионы М. А. Вишневского и В. И. Турбина пока молчат. Но вот по команде раздался орудийный залп, и вспыхнули сразу 10 немецких танков. Залп, и горит ещё 12 танков. Остальные остановились. Перепуганная чёрная пехота легла на линии горящих танков.

Нашим танкистам мы огонь открывать пока не разрешали. Из леса на широком фронте появилась новая волна танков, бронетранспортёры с пехотой и новые цепи пехоты.

— Сейчас дело будет посерьёзнее, — сказал Д. С. Наруцкий.

— Ну что ж, раз комбриг сделал такую оценку, тогда подавайте команду: «Заряжай!»

Я отдал распоряжение командиру 1050-го стрелкового полка полковнику Гумерову[113] и командиру 92-го тяжёлого танкового полка полковнику Мясникову[114] о выходе в рощу севернее Вулькова и готовности к атаке на поляну западнее Вулькова. Полковник Казанцев подал команду на открытие заградительного огня дивизионной артиллерийской группы. К новой немецкой волне танков присоединились ушедшие в укрытие танки первой волны. Поднялись чёрные бугорки лежащих фашистов и присоединились к бегущей цепи пехоты.

Грянул залп танковой бригады и пушечных батарей. Понеслись пулемётные и автоматные очереди стрелковых батальонов. Между Вульковом и Хемерсдорфом загудел бой».

Дивизия полковника Антонова в этом жестоком поединке у Хемерсдорфа уничтожила 18-ю моторизованную дивизию. Это подтверждают и архивные документы. Полки 301-й стрелковой дивизии при поддержке танков и самоходок пошли вперёд и заняли Хемерсдорф.

В тыл потянулась колонна пленных. Многие срывали с мундиров нашивки, свидетельствующие об их принадлежности к СС.

К исходу второго дня наступления 9-й корпус при поддержке танков и самоходок 2-й гвардейской танковой армии прорвал немецкую оборону на позициях «Харденберг» и «Штейн». На следующий день 8-я гвардейская армия во взаимодействии с танковыми и механизированными корпусами 1-й гвардейской танковой армии взломали оборону противника на «позиции Вотан». Наступающие войска пошли вперёд уже быстрее. Как отмечает в своих мемуарах генерал Ф. Е. Боков, «штурм Берлина 5-я ударная армия начала 21 апреля с боёв за его пригороды». 22 апреля корпус дрался уже в Карлсхорсте.

Карлсхорст с его пригородами входил в систему опорных пунктов внутреннего оборонительного рубежа Берлина. В этом городе было много мощных кирпичных зданий, превращённых обороняющимися в ДОТы с множеством окон-бойниц, наполовину заложенных мешками с песком. Дома вплотную подходили к восточному берегу Шпрее и соединялись траншеями и ходами сообщения. Комплекс зданий военно-инженерного училища представлял собой настоящую крепость с многочисленным гарнизоном. Кроме всего прочего, через Карлсхорст проходило несколько железнодорожных путей. В насыпь на всём ее протяжении были врыты бетонные сооружения, где ждали появления противника пулемётчики. За Карлсхорстом протекала река Шпрее, ширина которой в полосе наступления 9-го стрелкового корпуса доходила до 300 метров. За рекой начинались парки Трептов и Плентервальд.

Иван Павлович Рослый отдал приказ на атаку. А когда приказ ушёл в дивизии, переговорил по телефону с каждым комдивом. Суть разговора сводилась к следующему: Карлсхорст необходимо занять быстро, не мешкая перед немецкой обороной, прорыв провести стремительно, тараном, и тут же форсировать Шпрее.

— И не просто форсировать, — потребовал от своих подчинённых Рослый, — а перелететь Шпрее! Вместе с танками и артиллерией!

В 1-м эшелоне шли 301-я и 320-я стрелковые дивизии, танки 220-й танковой бригады и 92-го гвардейского полка ИСов. Во 2-м — дивизия генерал-майора Галая.

Танкистам было приказано перед форсированием Шпрее вплотную подойти к берегу, по возможности определить цели и, когда начнётся переброска, подавить всю огневую систему на противоположном берегу.

— Чтобы не только пулемётные очереди или снаряды, а и мухи не летели оттуда! — приказал генерал Рослый танкистам и артиллеристам.

После зачистки Карлсхорста дивизии подошли к берегу. На плечах солдаты несли лодки. До прибытия полуглиссеров 1-й бригады Краснознамённой речной флотилии батальоны 1-й волны 301-й стрелковой дивизии были уже на той стороне Шпрее и завязали бой, расчищая плацдарм. Во время переправы на западном берегу открыли огонь несколько пулемётных гнёзд, но их тут же, как было приказано, подавили своим огнём тяжёлые танки и артиллерия.

Полковник Антонов вскоре докладывал генералу Рослому:

— Иван Павлович, 301-я через реку перелетела. Первый лодочный рейс дивизии форсировал Шпрее на участке парк Трептов, парк Плентервальд. Подошла бригада речных кораблей. Форсирование продолжается. Левый фланг открыт, развернул Пешкова[115].

— Пешкова снимайте, и пусть тоже форсирует. На прикрытие выдвигается один полк от Галая. Передаю благодарность личному составу от имени командующего. И за Карлсхорст, и за Шпрее. Первых, форсировавших Шпрее, представляйте к присвоению звания Героя Советского Союза.

— Прошу вашего разрешения на перенесение своего КП на западный берег в район лесопильного завода.

— Разрешаю.

Маршал Г. К. Жуков в своих «Воспоминаниях и размышлениях», оценивая действия войск фронта в этот день, писал, что «наибольшего успеха в штурме Берлина добился 9-й стрелковый корпус под командованием Героя Советского Союза генерал-майора И. П. Рослого. Воины этого корпуса решительным штурмом овладели Карлсхорстом, частью Копеника и, выйдя к Шпрее, с ходу форсировали её».

Утром 23 апреля Жуков передал Берзарину на усиление 11-й танковый корпус И. И. Ющука. Пробивная сила 5-й ударной армии значительно увеличилась. Танки Ющука побригадно распределили между корпусами 1-го эшелона. С 9-м теперь шла 20-я танковая бригада (21 Т-34) и 1493-й самоходно-артиллерийский полк (19 СУ-85 и СУ-100).

А ещё накануне генерал Рослый приказал создать в полках и батальонах штурмовые группы. Состав штурмовой группы на тот период был примерно следующим: рота пехоты при двух-трёх станковых пулемётах, двух 45-мм орудий, одной 76-мм ЗиС-3, одной-двух 122-мм гаубиц, двух СУ-76 и одного или двух тяжёлых танков. Впереди двигалось отделение сапёров. По мере продвижения к центру Берлина состав штурмовых менялся, как правило, в сторону численного их сокращения. Незачем было толкаться на одной улице двум танкам или самоходкам, двум гаубицам, если уже хватало огня одной.

Подразделения, переправившиеся через Шпрее, сразу же сталкивались с мощными контратаками. В первые часы огневую поддержку переправившейся на другой берег пехоты могли осуществлять лишь миномёты. Наводчик 1-го расчёта миномётной роты 1-го батальона 899-го стрелкового полка младший сержант А. Т. Молодан вспоминал: «Задачу нам ставили прямо в окопе. Пришёл командир роты Иванов и говорит, что когда переправимся на тот берег, то ни артиллерии, ни танков наших там не будет, а батальонные миномёты станут на первых порах главной силой для подавления огневых точек и живой силы врага. Так что смотреть в оба и поворачиваться живее. Чуть где залает вражеский пулемёт или контратака какая, тут же не зевать — заткнуть врагу глотку. Особенно надеюсь на наводчиков…

Переправились через Шпрее[116] без особых происшествий — не то что на Одере, где лодка получила пробоину и начала тонуть. Но как только высадились на другой берег Шпрее, тут и пошло. Контратака то с одной стороны, то с другой — командир роты как в воду смотрел. Иной раз миномёты стояли почти вертикально — так близко подкатывался враг».

Младший сержант Андрей Тихонович Молодан за героизм и находчивость, проявленные в берлинских боях, был награждён третьим орденом Славы: к орденам 3-й и 2-й степени, полученным за Днестр и Одер, прибавилась Слава 1-й степени.

Двадцать четвёртого апреля корпус расширял плацдарм и одновременно отбивал многочисленные атаки противника. Дело в том, что соседние 26-й и 32-й стрелковые корпуса 5-й ударной армии с захваченных плацдармов были в этот день сбиты. К 25 апреля полоса наступления начала сужаться, 26 и 32-й корпуса, составлявшие правый фланг и центр наступления 5-й армии, уплотнили свои порядки, получив общую задачу — выйти в район Рейхстага. Правый фланг — 9-й стрелковый корпус — по-прежнему занимал свою полосу и упорно ломил вперёд. Армии генерала Берзарина противостояла 11-я моторизованная дивизия СС «Нордланд», усиленная артиллерией, танками и отдельными частями фольксштурма. 24 апреля генерал Рослый своими дивизиями и частями усиления продвинулся вперёд лишь на 2800 метров.

На следующий день, 25 апреля, в стане противника произошла рокировка. За провал обороны сектора «Ц» на линии Шпрее от командования дивизией «Нордланд» был отстранён бригадефюрер СС И. Циглер[117], которого сменил бригадефюрер СС доктор Г. Крукенберг[118]. Причиной смены командования обороной в секторе «Ц» был прорыв советского 9-го корпуса на западный берег Шпрее и неспособность танков и мотопехоты «Нордланда» ликвидировать захваченный русскими плацдарм.

Корпус генерала Рослого, перелетев Шпрее, по сути дела, обрушил немецкую оборону в этом секторе. И уже на следующий день 11-й гвардейский танковый корпус полковника А. X. Бабаджаняна вышел на своём участке атаки к Ландвер-каналу и захватил неповреждённую переправу. По исправному мосту тут же пошли танки и самоходки.

Из воспоминаний генерала И. П. Рослого: «Не давая врагу передышки, части нашего корпуса 25 апреля вышли к каналу, соединяющему Шпрее с Ландвер-каналом. Теперь полоса наступления корпуса определилась особенно чётко. На правом фланге она была ограничена рекой Шпрее, за которой наступал 32-й стрелковый корпус генерала Д. С. Жеребина, а на левом — Ландвер-каналом, отделяющим наши боевые порядки от частей 8-й гвардейской армии.

230-я дивизия, действовавшая на правом фланге, овладела заводами шарикоподшипников и анилиновых красок, 301-я — набережной Визенуфер. 248-я дивизия, составляя 2-й эшелон корпуса, продвигалась за двумя другими, уничтожая оставшиеся в тылу отдельные очаги сопротивления гитлеровцев.

На противоположной стороне соединительного канала, к которому вышел корпус, находился Гёрлицкий вокзал. За ним, можно сказать, уже начинался центр Берлина, превращённый в особый район обороны под названием «Цитадель». Тут находились важнейшие государственные учреждения, обороне которых фашистская верхушка уделяла особое внимание.

Сердцевиной «Цитадели» являлась Вильгельмштрассе. На этой улице находились учреждения, задававшие тон всей идеологической, административной, военной и экономической жизни третьего рейха. В самом центре Вильгельмштрассе стояло здание Имперской канцелярии. На наших картах оно значилось как объект 153 и до него оставалось всего пять километров. К югу от объекта 153 находились здания Имперского министерства авиации, гестапо, Имперского министерства финансов и Центральный почтамт, к северу — здания Имперского министерства иностранных дел, Имперского министерства юстиции, Национальная галерея и другие учреждения.

К исходу 25 апреля гитлеровцы были зажаты на территории общей площадью 325 квадратных километров. Но этот островок фашистской империи был битком набит войсками. Там насчитывалось до 300 тысяч человек с 3000 орудий и миномётов и 250 танками. На улицах и перекрёстках были устроены баррикады, проходы к ним заминированы. Все угловые окна приспосабливались для ведения огня из пулемётов; окна верхних этажей предназначались для автоматчиков и гранатомётчиков с фаустпатронами. Враг применял также бронеколпаки, приспосабливал для обороны подземные сооружения, в том числе станции метро».

Двадцать шестого апреля корпус очистил от фаустников, одиночных пулемётных гнёзд и танков, превращённых в стационарные огневые точки прямо в скверах и на улицах, ещё 80 городских кварталов. Построение боевых порядков выглядело следующим образом: в 1-м эшелоне наступали 301-я и 320-я стрелковые дивизии с приданными танками, во 2-м, охраняя тылы и зачищая дома от остатков немецкого гарнизона, двигалась 248-я стрелковая дивизия генерала Галая.

К исходу 27 апреля штурмовые группы корпуса, забираясь на высокие здания, уже рассматривали в бинокли мерцающее в дыму и кирпичной пыли здание Рейхстага. До него оставалось чуть больше двух тысяч шагов. Из-за тесноты штурмовые группы уменьшили до полувзвода. Их поддерживали танк или самоходки и одно-два орудия или столько же миномётов. В штурмовых группах были автоматчики, снайперы, сапёры, пулемётчики, химики.

Двадцать восьмого апреля корпус выбил противника из 23 кварталов в центре Берлина и к исходу дня, продвинувшись гораздо глубже соседей, подошёл к Имперской канцелярии. На его пути уже не оставалось ни рек, ни каналов — улицы и кварталы, заваленные бетонными глыбами разрушенных зданий и кирпичной крошкой. Передовые группы вели бой в районе Ангальтского вокзала. В каменной коробке вокзала и прилегающих зданиях засел разведывательный батальон дивизии СС «Нордланд» и другие подразделения. К комплексу зданий Ангальтского вокзала подошли также части соседнего 29-го стрелкового корпуса и атаковали с другой стороны. Эсэсовцам деваться было уже некуда.

Генерал И. П. Рослый вспоминал: «Когда я прибыл на наблюдательный командира дивизии[119], там оживлённо обсуждали, как действовать дальше.

— Выбить фашистов с вокзала, — излагал своё мнение начальник штаба дивизии полковник Михаил Иванович Сафонов, — можно только массированным огнём артиллерии. Причём по всем без исключения дверям, окнам, нишам. Словом, на каждое окно — орудие. А потом — штурм.

Доводы Сафонова — ветерана дивизии, человека многоопытного и вдумчивого — показались мне убедительными. Я согласился с ним, добавив лишь, что атаковать вокзал следует с юго-востока, где укрепления послабее.

На стрельбу прямой наводкой были поставлены не только орудия 823-го артполка, но и танки 220-й танковой бригады. Огневыми позициями служили развалины близлежащих домов.

Артиллерийско-танковая группа отлично справилась со своей задачей, а атака полка под командованием подполковника И. Н. Гумерова была неудержимой. Вскоре Ангальтский вокзал остался в тылу наших войск».

Надо признать, что наша разведка не смогла точно определить мозговой центр обороны Берлина, а штабы неверно оценили военное значение Имперской канцелярии, где концентрировалась последняя воля обречённых и откуда в те дни и ночи исходили все основные приказы на продолжение сопротивления. Главной целью войскам, их штурмовым и знамённым группам командование наметило Рейхстаг. И к вечеру того же 28 апреля подразделения 150-й стрелковой дивизии 3-й ударной армии уже разглядывали с моста Мольтке массивное здание с возвышавшимся над ним каркасом обгорелого купола. Знамёна готовила каждая рота, каждый батальон и батарея.

Южнее в этот день авиация 1-го Белорусского фронта достаточно точно отбомбила боевые порядки 1-го Украинского фронта. Под удар попали части 10-го гвардейского Уральского добровольческого танкового корпуса.

На следующий день 29 апреля состоится первый штурм Рейхстага. Он окажется неудачным, на этот раз немцам удастся отбиться. 150-я и 171-я стрелковые дивизии 79-го стрелкового корпуса залягут перед морем огня из здания Рейхстага и близлежащих строений.

Девятый корпус штурмовал здание типографии. Из воспоминаний И. П. Рослого: «В это время трудную задачу решала 230-я стрелковая дивизия, встретившая на своём пути громадное, на целый квартал, здание государственной типографии. Бой здесь шёл без малого два дня. Противник, построив круговую оборону, держал под огнём все подходы к типографии. В этих условиях решающую роль сыграли действия штурмовых групп».

Кто же противостоял в эти дни ударным группам 9-го стрелкового корпуса? 11-я моторизованная дивизия СС «Нордланд», в составе её полков «Норвегия» и «Денмарк» служили наряду с немцами добровольцы из Скандинавских стран. Боевая группа 33-й гренадерской дивизии СС «Шар-лемань» (французской № 1). Разведывательный батальон 15-й гренадерской дивизии войск СС (латышской № 1) — дивизия была сформирована из латышей, служивших в охранных частях на оккупированной германской армией территории, многие из них были участниками жестоких рас-прав над местными жителями в Прибалтике, в Белоруссии и России и за ними числились многие тяжкие преступления. Этим и объяснялся феномен их стойкости на последних позициях в Берлине. Сдаваться им было нельзя. Вот и дрались до последнего патрона и последней гранаты.

В этот день на передовой КП генерала Рослого приехал начальник политотдела 230-й стрелковой дивизии полковник И. Ф. Веремеев и рассказал такую историю. Он только что побывал в батальоне майора Железного. Батальон вышел из тяжёлого боя за типографию и приводил себя в порядок. Солдаты поели горячей каши, пополнили боекомплекты и улеглись отдохнуть. Кто на обломках мебели, кто прямо на куче щебня под полуразрушенной стеной. Нач-по с комбатом Железным подошли к батальонным кухням. Комбат спросил повара, много ли осталось каши, хлеба и консервов?

— А вы, товарищ майор, никак немцам хотите остаток отдать? — поинтересовался повар.

Обычно после боя, когда ротные ещё не представили списки выбывших, комбат определял приблизительные потери по остатку каши в ротных котлах.

— Позади тебя, в подвале, около восьмидесяти голодных детей, женщин, стариков.

— Да я лучше всё на землю выплесну, чем соглашусь кормить фашистов! — в сердцах выкрикнул повар. — Они мою деревню сожгли!

Что и говорить, все они несли сюда, в Германию, священное чувство мести. Многих только оно и несло через неприступные линии и огненный смерч.

— Пойдём-ка, браток, со мной, — сказал Железный повару.

Они спустились в сумрачный подвал, наполненный запахом человеческого ужаса. Из всех углов на них со страхом смотрели измождённые дети, старики, женщины. Многие уже с трудом держались на ногах.

— Это, товарищ майор, что ж, заключённые ихние? Что-то вроде концлагеря?

— Нет, браток, это жители Берлина. Они пережили штурм и несколько суток ничего не ели.

Повар растерянно молчал.

— Ну что, поглядел? Теперь иди, выливай на землю суп и кашу!

— Детишков жалко, товарищ майор. Изголодались ведь…

— То-то, кормилец. Немцы, как видишь, тоже люди.

— Осталась… Осталась у меня и каша, и суп, и консервов немного, — спохватился повар. — Думаю, что и в других ротах есть.

Пришёл переводчик.

— Переведи, лейтенант, — сказал ему майор Железный, — что советское командование предлагает им солдатский обед. И обязательно скажи следующее: они получат порции тех, кто погиб сегодня за этой вот стеной…

Вскоре у полевых кухонь батальона выстроились длинные очереди. К ним подходил пастор и что-то говорил людям.

— Что он говорит? — спросил майор Железный переводчика.

— Это пастор. Он говорит людям, что этот обед надо принимать как святые дары.

Тридцатого апреля. 9-й корпус продолжал бои в типографском квартале. Движение вперёд практически прекратилось. В этот день главная интрига берлинской эпопеи происходила в штабе 8-й гвардейской армии, где генерал В. И. Чуйков пытался договориться с начальником Генерального штаба сухопутных войск генералом Г. Кребсом о полной и безоговорочной капитуляции германских войск. Условия капитуляции немцы не приняли. Бои продолжились.

В батальоне связи 248-й стрелковой дивизии рядовым связистом воевал младший брат генерала И. П. Рослого Михаил. Призвали его в 1944 году. В военкомате, узнав, что его старший брат командует стрелковым корпусом, спросили:

— Хотите воевать вместе со старшим братом?

— Хочу.

«Его зачислили в батальон связи нашего корпуса, — вспоминал генерал И. П. Рослый. — Так мы оказались вместе…»

Все эти дни 248-я дивизия шла во 2-м эшелоне. На КП генерала И. П. Рослого приехал начальник политотдела дивизии полковник Ф. И. Дюжилов.

— Как дела, Фёдор Иванович, — спросил его Рослый. — Какое настроение у личного состава?

— У личного состава, Иван Павлович, настроение плохое, — мрачно ответил полковник Дюжилов. — Все недовольны.

— Чем же?

— А тем, товарищ генерал, — переходя на официальный тон, пояснил начальник политотдела дивизии, — что боевые полки уже несколько суток плетутся во 2-м эшелоне, а ударные группы занимаются только тем, что время от времени очищают от случайно уцелевших мелких групп противника берлинские задворки. И я разделяю настроение наших бойцов и командиров. Дивизия сюда шла от самой Астрахани!

Иван Павлович Рослый впоследствии часто вспоминал тот разговор с полковником Дюжиловым. И, как признавался, «руководствуясь скорее морально-политическими, нежели военными соображениями, принял решение ввести в бой и 248-ю дивизию».

«Вечером 29 апреля 248-я вступила в бой и сразу отличилась при захвате кирхи, которую взял обходным маневром 905-й стрелковый полк под началом подполковника Д. Т. Филатова, — писал в мемуарах генерал И. П. Рослый о своих берлинцах-молодцах. — Решающую роль сыграл батальон, возглавляемый майором Педченко. Он атаковал кирху с тыла, когда другой батальон под командованием майора Андреева наносил отвлекающий удар с фронта. Мастерски действовал в том бою орудийный расчёт сержанта Глазко, заставивший замолчать три вражеских пулемёта. Отличились многие десятки людей…»

Астраханцы дрались храбро и умело. Рослый часто бывал в их расположении. В этот раз, обсуждая с командиром дивизии генералом Галаем ход боёв, поинтересовался тылами и обеспечением. И между прочим спросил:

— Николай Захарович, а верблюды-то ваши целы? Дошли?

— Дошли, Иван Павлович. Не все, правда. Одни убиты, другие выбыли по ранению.

— Вы вот что, Николай Захарович, проведите как-нибудь свой караван по центру Берлина. Когда добьём последних. Когда жители выползут из подвалов. Пусть посмотрят на нашу Азию! Пусть запомнят наших верблюдов…

Караван верблюдов из тылового обоза 248-й астраханской стрелковой дивизии по Берлину прошёл. Генерал Галай выполнил приказ командира корпуса. Это шествие властелинов пустынь по поверженной столице Третьего рейха запомнили многие. О верблюдах астраханцев упоминают в своих мемуарах бывшие солдаты и офицеры, штурмовавшие Берлин, иностранные корреспонденты, жители Берлина.

Рушились последние бастионы фашистской «Цитадели». 30 апреля 3-я ударная армия штурмовала Рейхстаг, а наш корпус всё ближе подходил к Имперской канцелярии — последнему убежищу Гитлера. Радостное чувство от происходящего усиливалось приближением праздника Первомая.

В боевых сводках и донесениях этих дней 9-й стрелковый корпус занимал первые строки как соединение, имеющее наибольшее продвижение вперёд, к центру Берлина.

Первого мая газеты опубликовали приказ № 20 Верховного главнокомандующего Маршала Советского Союза И. В. Сталина. В нём говорилось: «Гитлеровские заправилы, возомнившие себя властителями мира, оказались у разбитого корыта. Смертельно раненный фашистский зверь находится при последнем издыхании».

Знамённые группы, выделенные командирами от всех подразделений 9-го стрелкового корпуса, с боем продвигались к зданиям Имперской канцелярии. Пехотинцы, танкисты, артиллеристы, миномётчики, связисты, самоходчики — все они были победителями, и всем хотелось поставить в этой войне последнюю и яркую, как сама Победа, точку.

Из воспоминаний генерала И. П. Рослого: «Утром 2 мая полковник Антонов доложил, что части 301-й дивизии при поддержке и во взаимодействии с 248-й и 230-й дивизиями полностью овладели зданием Имперской канцелярии и её подземными сооружениями. Поздравив Владимира Семёновича с Победой, я, в свою очередь, доложил об этом командующему 5-й ударной армией генералу Берзарину, а затем отправился на Вильгельмштрассе. На перекрёстке этой улицы с Фоссштрассе, где находилась Имперская канцелярия, меня встретили Антонов, Гумеров, Радаев[120] и другие офицеры дивизии.

Бой здесь уже затих. Только со стороны Тиргартена и Бранденбургских ворот всё ещё доносились отдельные выстрелы и короткие автоматные очереди.

Антонов коротко доложил обстановку и попросил меня решить вопрос о назначении коменданта Имперской канцелярии. Комдив 301-й предложил кандидатуру своего заместителя полковника Шевцова. Я знал Василия Емельяновича как опытного организатора, офицера с высокими деловыми качествами и без колебаний утвердил его кандидатуру.

Мы тут же приступили к осмотру Имперской канцелярии.

Через главный вход прошли в просторный вестибюль. Длинная анфилада мрачных комнат кончалась круглым залом. Высокие, украшенные бронзой двери вели из зала в кабинет Гитлера — огромное помещение, в конце которого стоял большой письменный стол, а в углу — громадный глобус на подставке из полированного дерева.

Когда-то, чтобы подчеркнуть величие и незыблемость «Тысячелетнего рейха», это помещение было обставлено с истинно прусской помпезностью. Теперь от былого блеска не осталось и следа. Мы увидели обломки мебели, висящие клочьями дорогие гобелены, осколки хрусталя и фарфора, а между ними целую россыпь Железных крестов…

Полуподвальное помещение было забито ранеными защитниками «Цитадели». Среди них находилось много офицеров и генералов. Судя по зловонию, которое встретило нас, раненые давно были лишены какого-либо ухода. Полковник Антонов распорядился, чтобы им оказали необходимую медицинскую помощь и накормили.

Затем мы осмотрели фюрер-бункер — змеиную нору фашистских главарей. Во всех помещениях этого убежища, как и наверху, царил полнейший хаос. Не хотелось задерживаться в этой гробнице, особенно после того, как в одной из комнат мне показали трупы шестерых детей Геббельса, которых отравили собственные родители…

Поднявшись наверх, мы увидели, что к зданию Имперской канцелярии стекаются толпы бойцов из самых различных частей и соединений. Людям хотелось своими глазами увидеть один из последних бастионов фашизма…

Покидая Имперскую канцелярию, я ещё раз оглянулся назад. Над зданием алело уже не менее полутора десятков красных полотнищ.

На Вильгельмштрассе, по которой мы шли, царило праздничное оживление. Отовсюду доносились песни, где-то за углом заливалась гармонь. У Бранденбургских ворот в лихой пляске сошлись молоденький лейтенант и седоусый старшина.

С волнением смотрел я на радостно возбуждённых людей, а перед мысленным взором вставала другая картина. Август сорок второго, знойные ставропольские степи, час короткого отдыха после очень трудного боя и изнурительного перехода. Здесь-то и услышал я сказанную кем-то из бойцов и навсегда запомнившуюся фразу: «Не унывайте, братцы, не вешайте носа. Кто сказал, что это последний наш привал? Последний привал будет в Берлине».

Не думал генерал Иван Павлович Рослый, что ему тогда же, в 1945-м, снова придётся командовать полком и что полк этот будет особым. Такие полки формируются, может, раз в 100–200 лет.

«Как-то во второй половине мая, — вспоминал он, — позвонил генерал-полковник Берзарин и приказал немедленно прибыть к нему.

— Поздравляю! Маршал Жуков назначил вас командиром сводного полка 1-го Белорусского фронта, который примет участие в параде Победы в Москве. — И тут же предложил ознакомиться с директивой о порядке формирования сводного полка.

В конце директивы подчёркивалось, что командиры частей и соединений обязаны выделить в состав полка солдат и офицеров, наиболее отличившихся в боях за Берлин.

— Как видите, товарищ Рослый, вам доверено командовать героями Берлина! Это великая честь! — сказал Берзарин.

Я и сам думал так и не скрывал свою радость.

Вскоре на сборный пункт стали прибывать лучшие из лучших: Герои Советского Союза, кавалеры ордена Славы трёх степеней, воины, удостоенные других высоких наград.

Полк был сформирован и отправлен в Москву специальными поездами».

Двадцать четвёртого июня 1945 года «коробка» 1-го Белорусского фронта замерла на Красной площади напротив Мавзолея. Пройдут годы, и генерал Рослый снова и снова будет перебирать в памяти дни сражений и часы, минуты торжественного Парада Победы.

Торжества рано или поздно кончаются. Наступают будни.

Война прошла, но служба военная продолжалась. Продолжил её и Иван Павлович Рослый: новым местом его службы стал Прибалтийский военный округ, где он занял пост помощника командующего 11-й гвардейской армией. В 1948 году он окончил Высшие академические курсы при Военной академии им. К. Е. Ворошилова, а в августе того же года был назначен на должность командира 16-го гвардейского стрелкового корпуса. В марте 1957 года генерал получил новое назначение — 1-м заместителем командующего войсками Прикарпатского военного округа по военно-учебным заведениям. В отставку вышел в 1961 году.

Четвёртого мая 1945 года командующий 5-й ударной армией генерал-полковник Н. Э. Берзарин подписал ходатайство о награждении командира 9-го стрелкового корпуса, который во все дни штурма с блеском маневрировал и лихо продвигался вперёд, второй «Золотой Звездой» Героя Советского Союза. Однако, как и многим в те дни, «Золотую Звезду» заменили орденом, Рослому — орденом Ленина. А всего генерал-лейтенант И. П. Рослый был награждён медалью «Золотая Звезда», тремя орденами Ленина, четырьмя орденами Красного Знамени, орденом Суворова 2-й степени, орденом Кутузова 2-й степени, орденом Богдана Хмельницкого 2-й степени, медалями.

Скончался генерал И. П. Рослый 15 октября 1980 года. Перед смертью он успел написать мемуары. Книга вышла через три года после смерти автора в Москве в Военном издательстве под названием «Последний привал в Берлине».