Глава 22

Итак, Другой не вернется, он исчез вместе с ее драгоценностями. Можно сообщить Тимуру, что ее обокрали, но она не хочет подводить под монастырь лучшего из своих мужиков. Даже если представить дело анонимным ограблением, отцовские люди начнут искать украденное, выйдут на след Дика и обнаружат, что у ее мужа есть двойник. А это лишнее. Пусть гуляет на воле, а брильянты — ерунда, папа купит новые — будут платой за прекрасные ночи и дни.

Следующий шаг — Вадим. По логике вещей, он должен поддерживать связь с Другим и знает, что тот оставил пост. А значит, в ближайшие дни следует ждать возвращения блудного попугая.

Вот это ей и нужно было решить. Она не хотела, чтоб он возвращался. Не хотела больше видеть эти масляные глаза, которые будут напоминать ей о Другом. Слушать его фальшивый голос, подставлять губы равнодушному рту и делать вид, что все идет как надо. Казаться ему близорукой дурой, которая не видит дальше собственного носа.

Нет, нет, хватит, закончим на этом. Она хочет быть свободной. Пусть уходит. Она не желает его видеть больше ни одного раза, никогда. Самое лучшее — встретиться с Тимуром и сказать, что ей нужен развод. Пусть этим занимаются адвокаты. И надо что-то сделать, чтобы он не появлялся здесь вообще.

Пожалуй, она поговорит с Тимуром дома.


Вечером в «Золотую шпильку» явился Барабас. Визит был неожиданным — все их «дела» с Мариной Станиславовной на текущий месяц закончились. Да он и не пошел в кабинет заведующей, которая сама недавно откуда-то вернулась, а уселся посреди зала за итальянский столик и начал с умным видом листать каталоги причесок.

Марина Станиславовна и Карина пытались подкатиться к нему с вопросами и предложением кофе, но он лишь бурчал: «Работайте, работайте, после». Как нарочно, у Любочки под вечер была сложная укладка феном, они и так задержались после закрытия, а когда благоухающая лаком клиентка удалилась и Барбос знаком велел закрыть дверь, стало ясно, что домой сегодня до темноты попасть не удастся. По счастью, Вика, Лена и Наташа закончили свою смену днем.

— Вот теперь и кофейку можно, — благодушно промурлыкал Барбос. — Садитесь со мной, красавицы, разговор есть.

Любочка и Марина Станиславовна подсели к низкому журнальному столику. Карина задержалась на кухне, принесла кофе и блюдечко с кубиками рафинада. Заведующая укоризненно покачала головой — уж если Карина забыла, что Барабас всегда пьет кофе без сахара, значит, разволновалась не на шутку.

А Карина волновалась не зря, — что-что, а интуиция у нее работала. Свой первый вопрос участковый адресовал именно ей:

— Вот скажи, красавица, правда ли, что ты тут мужчиной одним интересовалась, или мне твоя начальница мозги полоскала?

— Правда, — прошелестела Карина, не поднимая глаз.

— Нет, неправда! — рявкнул мент и стал действительно похож на Карабаса-Барабаса. — Фраера из меня делать не надо! Я уже стар становлюсь — конечно, сразу и не сообразил. А вчера увидел, как твой хахаль из мастерской здесь деревья подпирает, мне в голову и стукнуло. Ты, девушка, — он назидательно ткнул пальцем в покрасневшую Карину, — русским мужчиной интересоваться не можешь. Не положено тебе. И голову мне не морочьте. Я на участке уже пять лет, с вашими людьми хорошо знаком и ваши порядки знаю.

— При чем тут порядки! — вскинулась Марина Станиславовна. — Сердцу не прикажешь.

— Сердцу, говоришь? Вот и сидела бы тихонечко со своим сердцем и страдала. Зачем ей знать, как зовут, где живет, какая машина? Все равно мужик не про нее.

— Виктор Семеныч, это я виновата, — сказала Любочка. — Колосов понравился нашей новой косметичке, Леночке. Она мне призналась и так стеснялась, бедная, что мы уж уговорили Карину взять на себя…

— Эта баскетболистка-то стеснялась? Да она вас всех побойчее будет. Ты мне, Любаша, ври да не завирайся. Зачем вам этот Колосов понадобился? Для чего старика гоняли?

Любочка пошла во встречную атаку:

— Ну, понадобился и понадобился! В чем проблема? Наше дело спросить, имеем право. А вы могли не узнавать ничего, если вам так трудно. Никто вас не гонял.

— Ну и упрямый вы народ, бабы, — неожиданно миролюбиво вздохнул Барабас. — Как с вами мужья ваши живут? Застрелиться легче.

Он сделал несколько медленных глотков из пенопластового стаканчика. Посопел себе под нос. Окинул притихших женщин хитрым взглядом.

— Знаете, как меня мой наставник учил? Хороший опер, как хороший артист, должен уметь паузу держать!

Он выжидающе замолчал. Но его собеседницы паузу держать тоже умели.

— Получилось, — выдохнула наконец Любочка. — Победили, Виктор Семеныч. Ваша пауза лучше!

— То-то же. Ладно, девки. Давайте честно. Если вы что-то знаете про этого Колосова, выкладывайте как есть.

Марина Станиславовна посмотрела на Любочку. Но та сдаваться не собиралась:

— Ну, а вы что знаете? Почему вы вдруг про него вспомнили и пришли к нам? Честно так честно.

— Язва ты, Любка, — добродушно проворчал Барбос. — Тебя бы в прокуратуру, следователем, цены б тебе не было. Ладно. В общем, было сегодня у нас на участке ДТП со смертельным исходом. Наезд на пешехода. Совершила Колосова А. А. Жена вашего Алена Делона.

Женщины переглянулись.

— По всему, водитель не виноват. Колосова подъезжала к своему дому, а пострадавшая выскочила из подъезда на проезжую часть. Короче, несчастный случай. А вот когда доехали до отделения, выяснилось, что у отца этой Колосовой А. А. та-акая лапа!.. Нам даже протокол оформить не дали. Дело забрали наверх, женщину отпустили, за ней тут же «мерседес» приехал. Но данные записаны. И вспомнил я, что кто-то меня за этого Колосова пытал. А людьми, у которых такие родственники, просто так не интересуются. Так что я решил узнать, в какую историю вы, красавицы, свои любопытные носы суете.

Теперь пришел Любочкин черед держать паузу. Вернее, она просто не знала, что сказать. Первой не выдержала Марина Станиславовна:

— Давай, Люба, или ври что-то убедительное, или правду говори. Домой пора.

— Да что говорить-то? Виктор Семеныч, история действительно есть. Но она не имеет никакого отношения ни к аварии, ни к родственникам Колосова. Вернее, к родственникам его жены. И потом, извините… Это же не наша тайна.

— Ого, тут уже тайны! — довольно хмыкнул Барбос. — И сколько же вас здесь эту тайну знает? Вся компания? Ну, тогда от одного меня ничего не изменится. Говори, Люба, не тяни кота за хвост.

Любочка вздохнула и начала рассказывать. Как она обнаружила колосовского двойника, как заподозрила что-то страшное и они с девочками начали расследование. Как потом она встретила настоящего Колосова и выяснила, что тут никакого криминала нет, а просто семейная драма. И были в этой драме некие непонятки и нестыковки, но опять же ничего незаконного, и им, женщинам, просто нравилось следить за интригой, хотя это и в самом деле очень глупо. А про отца Алины Колосовой они ничего не знали, и то, что она сбила человека, — ужасно…

Она умолчала только о зловещем незнакомце, который оказался начальником Сергея Градова. Во-первых, он был уж совершенно ни при чем; во-вторых, ей не хотелось вмешивать еще и Сережку с Наташей.

— Да, чушь какая-то… — недоуменно и с некоторым разочарованием произнес Барабас, когда она закончила. — Я думал, и правда что серьезное. Может, эта баба с расстройства человека задавила? Хотя один хрен… Ладно, красавицы, все с вами понятно. И чего вы не в свое дело полезли, спрашивается? Скучно жить на свете?

Любочка ничего не ответила. Их расследование действительно теперь казалось глупостью, и ей было стыдно, что она морочила девчонкам головы, посылала их на дурацкие задания и заставляла черт знает на что тратить время.

И все же одна мысль не давала ей покоя. Даже не мысль, а просто мелочь, вроде оторвавшейся пуговицы на старой рубашке, которую давно собираешься пустить на тряпки, но пуговицы все равно исправно пришиваешь.

— Виктор Семеныч, — все-таки решилась Любочка. Пусть над ней смеются, она уже все выяснит до конца и успокоится. — А кто эта девушка, которую задавили?

— Девушка? Зачем тебе девушка? Девушка никакого отношения к Колосовой не имеет. Случайная прохожая. Тебе что — имя, фамилию? Опять что-то придумала? Хватит, Люба!

Любочка поглядела на него умоляюще:

— Ну, Виктор Семеныч, так нечестно. Я вам все рассказала.

— Скажите, пожалуйста! Еще бы ты мне не рассказала! — Он перевалился с боку на бок в слишком низком для него кресле, с трудом засунул руку в карман брюк.

Барабас относился к той породе мужчин, которые не признают ни «дипломатов», ни портфелей, ни миниатюрных сумочек, тех, что сейчас именуются барсетками, а раньше назывались совсем неприлично. Эти мужчины все свое предпочитают носить с собой, напихав в карманы, преимущественно брючные.

— Ох! — Он выудил из недр своего пуза аккуратную записную книжку. В огромных лапах Барабаса она казалась игрушечной. — Что делает со мной, а? Девушку тебе, говоришь. Сейчас… Вот и девушка, Важова Татьяна Георгиевна, семьдесят восьмого года рождения, — совсем молодая, надо же. И что?

— Адрес, — прошелестела Любочка.

Она очень боялась рассердить Барабаса, который вдруг оказался столь любезен.

— Адрес? Еще чего! Погодь… Серпуховской вал, двадцать один. Вот тебе и адрес. Достаточно? Или паспортные данные нужны?

— Не нужны, — для Любочки того, что она сейчас услышала, было не просто достаточно, а даже слишком много. Это «много» с трудом помещалось в ней, и она боялась выплеснуть свое открытие до ухода участкового.

— А на что тебе ее адрес, красавица? — не отступал Барбос.

Он что-то почуял.

— Ну как же! — с энтузиазмом начала Любочка, поднимая вверх глаза, как она всегда делала, когда приходилось врать. — Ведь получается, она в том доме не жила, а только выскочила из подъезда. Почему?

— Ну знаешь… — протянул Барабас. — Мало ли из каких домов люди выскакивают! В гостях у кого была. И вообще, кто тебе сказал, откуда она выскочила?

Так, попалась красавица.

О том, что девушка «нездешняя», сказала Лена со слов свидетелей аварии. Это и навело Любочку на кое-какие подозрения, которые она пока боялась озвучивать, особенно при Барабасе.

— Да все только об этом и говорят! — моментально пришла на помощь Карина. — Мы эту историю от наших клиенток уже во всех подробностях слышали. Это же рядом было, средь бела дня, столько народу видело!

— От клиенток? Ну-ну… — проворчал Барбос.

— Ну что, прения кончились? Можно закрывать заседание? — подвела итог Марина Станиславовна. — Семеныч, проводи хоть до метро, страшно в потемках-то блуждать.

— Это тебе-то страшно? — прищурился Барбос. — Да ты коня на скаку остановишь. Хитрая баба, гляди-ка, норовит с участковым под ручку пройти, чтоб все потом боялись — вот, мол, какие у меня ухажеры. Давай, ладно, я снаружи подожду, покурю.

— Чего опять надыбала? Говори быстро! — зашептала Марина Станиславовна, когда Барабас выполз на крыльцо.

Любочка тоже перешла на шепот, про себя удивляясь, что и заведующую захватил сыщицкий азарт:

— Серпуховской вал — это там, где я Вадим Григорьича встретила. Он во двор заходил. И там моя тетя живет. Вернее, не моя, а Пашина.

— Погоди, при чем тут тетя? — не поняла Карина.

— Да тетя ни при чем. Просто Вадим заходил во двор дома двадцать один, на Серпуховке. И шел, как к себе домой. Правильно, ведь должен же он где-то жить, раз его место занято. Где-то, с кем-то, у кого-то, так? И скорее всего, живет он там, где я его увидела, на Серпуховском валу. А Лена сказала, что девушка, которую задавила его жена, вроде как чужая, не из того дома. И я подумала: а вдруг? Ну, ведь может быть! Каждую версию нужно проверять, вот я и вцепилась в Барабаса. Оказалось, и правда — она с Серпуховки. Ничего себе совпадение, да?

— Да уж, — хмыкнула Марина Станиславовна.

— Ой, Люба, что ты такое говоришь! Выходит, Колосова специально ее задавила! — ужаснулась Карина.

— Вот об этом ничего не скажу. Лена говорит — случайно, но она сама не видела, только слышала разговоры. Я хочу поспрашивать свою тетю: может, она знает эту Татьяну. Или ее родителей. Там старые дома, еще коммуналки остались, многие люди давно живут.

— А почему ты Барабасу не рассказала? — спросила Карина.

— А что рассказывать? Мы ж еще ничего не знаем. Скажешь, а потом опять получится — чушь какая-то, не в свои дела лезете, — передразнила Люба бурчание участкового.

— Ничего себе чушь — человека убили, — пробормотала Марина Станиславовна. — Ладно, девушки, давайте выметаться. Завтра работа, а не только шпионов ловить.


Напроситься в гости к тете Васе было несложно. Любочка позвонила ей и сказала, что будет рядом у клиентки, в доме, где магазин «Двенадцать месяцев», и хочет кое-что занести. «Кое-что» было черешней с Даниловского рынка, куда Василиса Трофимовна все равно сама бы не доковыляла, хоть и близко.

— И что ты мне ягоды таскаешь, Люба? — укорила ее старушка, открывая дверь. — Мне уже толку-то от них никакого. Молодые пусть едят, дочке отнеси.

— Витамины всем нужны, теть Вась, — весело отвечала Любочка. — Здоровье еще никому не мешало, ни молодым, ни старым. Чаем угостите?

За чаем и плюшками она завела разговор о том, как интересно жить в старом доме, где люди рождаются, вырастают, женятся, старятся — и все знают друг друга. То ли дело у них в Чертанове — с соседями по площадке здороваешься, и то хорошо.

— Я здесь прежде всех знала, — согласилась Василиса. Она жила в этом дворе с послевоенных лет. — Только сейчас старые жильцы поразъехались, а кто поумирал. Здесь же раньше коммуналки были, расселяли их. Кто-то покупал эти квартиры, хоромы себе отстраивал. Там, где раньше четыре семьи ютилось, теперь одна живет. Да и правильно, человеку должно быть просторно. Я вот одна в двух комнатах, и мне не мешает.

Она запнулась, вспомнив, что для Любочки это больная тема. Они с Пашей и взрослой дочерью жили в крошечной «двушке», и им это очень мешало.

— Интересно, — гнула свое Любочка, — а кто-то из старых соседей остался?

— Гавриловы остались, — взялась перечислять тетя Вася, — Погребенский Людвиг Францевич. Это все те, кому достались квартиры, когда соседи разъехались. Ну, Погребенский профессор, он всегда большую площадь занимал. Кто ж еще-то? А, Важова Клавдия! Та, правда, все больше в деревне живет. Ой, бедная она, несчастная! Дочь похоронила.

— Молодую? — участливо спросила Люба, стараясь скрыть охватившую ее дрожь: воспоминания тети Васи потекли в нужном направлении.

Впрочем, ей тут же стало стыдно. Человек погиб, а она радуется, что удалось получить информацию от не подозревающей подвоха старушки.

— Молодую, лет двадцать пять, двадцать шесть ей было. Под машину попала. Совсем недавно это случилось. Почитай когда же — вчера или позавчера? — хоронили. Меня звали на поминки, да я не пошла, что-то ноги опять разболелись.

— Да, — вздохнула Любочка. — Семья есть?

— У Клавы? Клава-то разведенная, муж в Твери живет. А, ты про Таню. Нет, не замужем. Был у нее друг, интересный такой, в возрасте. Последнее время, бабы болтали, вроде даже жил у нее. Я-то Клавдию давно не видела, она в деревню переселилась, дом у нее там, сад. А Танька здесь жила. Замуж вроде не выходила. Ну, друзья там, парни — этих всегда хватало, девка красивая. Опять же с квартирой, с машиной, зарабатывает хорошо. Вот и мужик этот у нее жил. А кто он — жених или так, неизвестно.

— Такая молодая — и со стариком? — вполне натурально удивилась Любочка.

— Да он не старик, — обиделась за соседку тетя Вася. — Старше ее, ну, сорок с лишним. Седоватый, но не старик. Высокий, с бородкой. Все в темных очках ходил. Любил ее! Я, бывало, в окно погляжу — вон там у нас площадка для детей, и молодежь сидит. И эти двое как голубки, Танька со своим, в обнимку, все хохочут. Жалко девку, ой, как жалко! И Клавдию жалко, одна она осталась…

— Теть Вась, — прервала ее причитания Любочка, потому что сама боялась расплакаться над горем женщины, потерявшей единственную дочь. Как всегда, слыша подобные истории, она начинала думать о Насте, представляла себя на месте несчастной матери, и внутри у нее все холодело. — Теть Васенька, а где эта бедная Клавдия живет, в вашем подъезде или в другом?

— Да в том-то и дело, Любанечка, что в соседнем. От меня спускаться три этажа, да к ней четыре подниматься. А то, думаешь, почему я не пошла. Ноги не дойдут. Кабы еще лифт был…

— А давайте я вас провожу, — предложила Люба. — Табуреточку возьмем, будете отдыхать, когда захотите. Навестить-то надо, беда такая у человека.

— Любаш, да что ты время свое будешь тратить! Некогда тебе, — всполошилась Василиса Трофимовна.

— Ничего, потрачу. Дело это такое, святое дело, надо навестить человека, — решительно сказала Любочка. — Давайте вам что-нибудь накинуть найдем, а то ветер на улице.

— Да я переодеться… Я ж в халате-то не пойду, — засуетилась тетя Вася.

Любочка мужественно дождалась, пока старушка наденет «партийное» платье — «на партсобрания в нем ходила, когда еще в машбюро работала», помогла ей причесаться и натянуть на опухшие ноги уличные туфли. Они были сильно разношены, но Василиса Трофимовна все равно скривилась от боли. И они пустились в путешествие, во время которого Любочка десять раз прокляла добротные сталинские дома с их высокими потолками и свое неуемное любопытство.

Складного стульчика, который имела в виду Люба, когда говорила про «табуреточку», у Василисы Трофимовны не оказалось. Пришлось захватить табурет с кухни, массивный, цельного дерева и размером с хорошую скамейку. Эту неуклюжую «табуреточку», которая цеплялась за стенки всеми четырьмя ногами и норовила самостоятельно поскакать по ступенькам, Любочка волочила в одной руке, а другой поддерживала охающую тетку. С передышками и привалами чуть ли не на каждой площадке, они добрались до квартиры Важовых за полчаса.

— Василиса! — всплеснула руками худенькая, с осунувшимся лицом Клавдия Важова. — Пришла-таки. Спасибо тебе, родная.

Она всхлипнула. Старушки обнялись. Любочка с наслаждением поставила на пол проклятую «табуреточку» и стала разминать затекшую руку.

— Примите мои соболезнования, — неловко пробормотала она.

— Спасибо, девушка, — вздохнула Важова.

— Это Любаша, моя племянница, Павлика жена, — объяснила тетя Вася. — Без нее я бы до тебя не добралась. Ну, как ты?

— Да как тут может быть…

Важова сморщила свое и без того морщинистое личико и вытерла глаза смятым платочком, который, казалось, навечно прирос к ее ладони.

— Ну, пойдемте в комнату.

В просторной, очень уютной комнате с жизнерадостными светло-зелеными обоями сидел еще один гость — пожилой мужчина в пиджаке и темной рубашке без галстука. Этим пиджаком и смугловатым птичьим лицом он напомнил Любочке недавно умершего поэта, который так проникновенно пел свои песни под гитару, и вслед за ним их пели тысячи людей с тех незапамятных времен, когда хорошие песни чаще звучали на кухнях, чем по радио. И в ее кухне пели эти песни под гитару друзья Стаса… Она встряхнула головой. Еще не хватало вспоминать свои давние страдания в доме, где совсем недавно поселилась смерть.

— Это Леонид Матвеевич, с Танечкой по работе был связан, — представила мужчину Важова. — Соседка моя, Василиса. И Люба.

Леонид Матвеевич привстал и слегка поклонился. Перед ним на столе стояла открытая бутылка коньяка, несколько рюмок, видимо, приготовленных заранее для посетителей, и блюдечко с галетами. Судя по всему, гость пил один.

— А вы с Татьяной работали? — спросил он Любочку, приглашая ее сесть рядом и наливая ей коньяку.

Старушки тем временем устроились на другом конце стола и запричитали вполголоса.

Люба протестующее замахала руками на рюмку, потом решила не спорить и пригубила.

— Я Василисе Трофимовне дойти помогла, раз такое дело. У нее ноги больные. А Таню, бедняжку, я и не знала вовсе.

Танина фотография в черной рамке стояла тут же на столе, прислоненная к вазе с темно-красными бархатными розами. Таня лукаво улыбалась, наклонив лицо к голому плечу. Светлые волосы падали ей на щеку. Любочке стало невыносимо грустно.

— Татьяна была удивительным человеком, — вздохнул мужчина. — Большая умница, что редкость для женщины. Значит, вы к издательскому делу отношения не имеете?

— Да нет, что вы! Я парикмахер.

— А! — почему-то обрадовался Леонид Матвеевич, и Любочке показалось, что из его глаз исчезла настороженность. — Тогда мои советы вам не пригодятся.

— А что вы мне собирались посоветовать? — наивно спросила Любочка.

Господи, как удобно прикидываться дурочкой, когда люди видят твои круглые глаза и слышат, кто ты по профессии.

Ее собеседник снова вздохнул.

— Я собирался вам посоветовать… Нет, не вам, вам это не нужно… А Танечке я много раз советовал быть осторожней. Но она считала, что осторожность — такой же пережиток прошлого, как партийная цензура, как архитектура этого кошмарного здания, в котором мы с вами сейчас находимся. Она принадлежала к новому времени, только не понимала, глупенькая, что это время еще не наступило.

Он замолчал, грустно поцокал языком, покачал головой, прикрыв глаза, и Любочка подумала, что монолог окончен. Но Леонид Матвеевич вдруг посмотрел на нее пристально и внимательно, а потом подмигнул и взялся за бутылку. Но наливать ему пришлось только себе, потому что Любина рюмка стояла почти нетронутая. Леонид Матвеевич энергичным кивком заставил ее выпить с ним вместе и, посмотрев, как она морщится, справедливо констатировал:

— Не любите коньяк. Женщины вообще не понимают этого напитка. О чем мы говорили?

— О Тане и об осторожности, — подсказала Любочка.

— О Тане и об осторожности! Таня и осторожность были две вещи несовместные. Она ничего и никого не боялась. Хотя ее пугали, случалось. И, видимо, в конце концов поняли, что человека, который не боится, можно остановить только одним способом.

— Это как же? — дрожащим голосом спросила Любочка.

— Физически, моя дорогая. Да-да. Вам в вашем парикмахерском деле не приходится сталкиваться с таким страстями. А ведь и у вас опасная профессия. Ваши клиенты могут случайно сболтнуть что-то лишнее, и вы станете обладателем бесценного сокровища…

— Сокровища? — пискнула Любочка, больше всего опасаясь, что он спохватится и прервет свои хмельные откровения.

— Как вы думаете, милая, что является самой большой ценностью на земле? Золото, нефть, брильянты? Нет! Информация. За нее отдают несметные сокровища, за нее убивают.

Он опять прикрыл глаза.

— Да не может быть! — поразилась Любочка. — Разве Таню убили? Она разве не попала…?

— Под машину? — вскинулся Леонид Матвеевич. — Разумеется, Люба, она попала под машину. Это был несчастный случай. И по воле этого несчастного случая за рулем сидела некая мадам, чей отец является одним из крупнейших олигархов нашего времени. И уж совсем случайно накануне в прессе появилась статья об очередных темных делишках этого олигарха. Знаете, откуда журналистам стало известно, что он натворил?

Любочка помотала головой.

— От вашего покорного слуги! А от кого я получил компромат? Вот этого никто не знает, вернее, не должен был знать. От Татьяны Георгиевны Важовой, моего старинного друга и постоянного информатора. А где Татьяна добыла эти сведения? Не знаете? Правильно, и я не знаю. Меня это никогда не интересовало. Я могу только догадываться. В Танином издательстве выходили книги самых разных авторов, в том числе и ныне живущих сильных мира сего. Другие властители дум, или, как сейчас их называют, ньюсмейкеры, были связаны с журналами, которые выпускал тот же холдинг, — давали интервью, покупали рекламу. Татьяна встречалась с кучей народа, многое слышала, а поскольку была очень умной женщиной, то умела делать выводы из услышанного. Но она была еще и очень практичной, поэтому превращала свои знания и выводы в деньги. Она продавала их мне.

— Вы журналист? — спросила Любочка, пытаясь ухватить суть в потоке слов, многие из которых были ей незнакомы.

— Я? Да, можно сказать, журналист, хотя это чисто номинально. У меня сейчас такое небольшое полуофициальное информационное агентство. Я собираю слухи, сплетни, подозрения и продаю их в разные издания. Если про Киркорова и лесбиянок, то в желтую бульварную прессу. Если про «Газпром» и акции — в серьезный экономический таблоид. Журналист предпочитает прийти за жареной уткой ко мне, вместо того чтобы выслеживать и отстреливать ее самому. Это стоит ему чуть больше, но выходит быстрее и качественнее, а для прессы актуальность дороже денег. Мне ведь тоже эти факты достаются не за красивые глаза. Навар небольшой, зато я при деле. Я платил Тане за информацию и говорил об осторожности, поэтому совесть моя сегодня может быть спокойной. Но совесть — капризная дама, если она не хочет успокаиваться, ее никак не уговоришь…

— Но Леонид Матвеевич… — сказала Люба, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно простодушнее. — Я, может, чего не понимаю… Только, по-моему, у олигархов есть всякие, ну, киллеры или кто-то в этом роде. Зачем же свою дочь посылать?

— Я не олигарх, а потому ответить вам не могу, — почему-то резко ответил Танин знакомый. — Наверное, и у них не всегда все гладко и просчитано. Бывают и спонтанные поступки. Олигархи и их родственники — такие же люди, как мы, не стоит об этом забывать.

Он говорил как бы сам с собой, и Любочка совсем плохо его понимала.

— А вы точно знаете, что Таню убили? — спросила она, покосившись на бедную Клавдию.

— Милая моя, я не знаю абсолютно ничего. Но я старый газетный волк, и жизнь научила меня, что бывает все что угодно и не бывает ничего случайного. Вот такой парадокс. Ясно вам?

— Не особенно, — честно сказала Любочка.

— Ну и слава богу. Не надо думать о страшном. Просто выпейте за Таню. Больше вы ничем ей не поможете.

— Хороший человек, — с чувством сказала тетя Вася, когда, опираясь на Любину руку, ковыляла вниз с четвертого этажа, — денег принес. Будто бы должен был Тане за работу, не успел отдать. Бывают же порядочные люди. Ох, Клава, Клава…


— Моих мозгов не хватает, — чуть не плача заявила Любочка. — Давайте думайте вместе со мной.

Она ехала в машине с Наташей и Сережей, которые подвозили ее домой, и пыталась передать им разговор с Леонидом Матвеевичем. Даже это получалось плохо, потому что, если убрать интонации, острые взгляды и множество непонятных слов, «хороший человек» ничего толком не сказал.

— Бедный Любчик, — пожалела ее Наташа.

— Рассуждай системно, — посоветовал Сергей. — Погиб человек, женщина. Существуют три версии ее смерти. Первая — несчастный случай. Подтверждается Леной и вашим, как его, Папой Карло.

— Барабасом! — фыркнула Наташа.

— Не суть. Вторая — ее убили из-за информации о некоем олигархе, которую она передала в газеты. Подтверждается совпадением — наезд совершила дочь олигарха.

— И еще Леонидом Матвеевичем, — добавила Любочка.

— Леонид Матвеевич подтверждает лишь то, что он получил от пострадавшей компромат на олигарха. Причем, судя по тому, что он тебе говорил, Любаша, эта ваша Таня достаточно часто поставляла ему информацию на самых разных людей, но никто ее за это не убивал. Жаль, ты не узнала, что это была за информация, ведь не за все людей убивают. И я с тобой согласен, вряд ли олигарх поручил бы такое грязное дело своей дочери.

Наконец, третья версия…

— Ревность! — вскричала Наташа. — Таня была любовницей мужа той женщины, которая ее задавила, то есть любовницей Колосова. А что? Подтверждается тетей Васей и Любой.

— Ох!.. — поморщился Сергей. — Подтверждается-то оно подтверждается… Наталя! Нет, ладно, не ты. Люба! Представь, ты узнала, что у твоего Паши есть любовница. В порядке бреда.

— Почему же бреда, — обиделась Любочка за мужа. — Павел еще вполне ничего. И молоденькие пассажирки на него заглядываются.

Они посмеялись.

— О’кей. Есть у него, значит, любовница. И ты решаешь ее убить. Как ты это сделаешь?

— А почему не так? — вмешалась Наташа. — Подстерегу около дома, когда она будет выходить от моего мужа, и…

— Наталья, ты так говоришь, потому что машину не водишь. Люба, ты могла бы сознательно наехать на живого человека? Даже из ревности? Вот именно, что нет. Легче застрелить, зарезать, отравить, все что угодно.

— Послушайте! — воскликнула Любочка. — Мы же самого главного не знаем! Почему Таня выходила из дома Колосова? Что она там делала?

— К нему приходила, — неуверенно предположила Наташа.

— Но ведь он там не жил в это время! Он вообще жил у нее!

— Может, он ее попросил что-то забрать, — не сдавалась Наташа.

— Зачем? Он мог бы попросить своего брата или, в конце концов, зайти сам. Ну, не посылают любовницу к себе домой, когда жена вот-вот нагрянет. Правильно я говорю, Сережка? Не посылают?

— Не посылают, — согласился Сергей. — Я бы не послал.

— А может, она там компромат на олигарха собирала, — продолжала рассуждать его жена.

— Все это очень сомнительно, — подвел итог Сергей. — Версия несчастного случая самая простая и логичная. Она опровергается только наличием двух других версий. Ваш журналист прав — слишком много совпадений.

Наташа смотрела на мужа с восхищением. Она и не подозревала в нем таких блестящих дедуктивных способностей.

Загрузка...