Бес в ребро

Глава 12

Наблюдательной парикмахерше он рассказал почти правду, часть правды и кое-что, кроме правды, — облегченную версию, которую с руками оторвал бы любой телеканал для постановки кассовой мелодрамы. В его версии не было ни страшного тестя, ни прекрасной Тани, зато было нечто не существующее в природе — их с Алиной пылкая и нежная любовь, пронесенная через годы счастливого супружества.

По всем канонам жанра слушателю в финале полагалось прослезиться, и Любочка была близка к этому.

— Возможно, я кажусь вам чудовищем, Любаша. Но я поклялся любой ценой дать ей то, чего она хочет больше всего на свете. Она не должна страдать оттого, что Бог наказал меня бесплодием. Вы меня осуждаете?

Осторожно, не переиграй. Женщины ничего не видят, но слышат они очень хорошо и малейшую фальшь в голосе сразу улавливают. Женщину можно обмануть, когда она сама хочет обмануться, когда дело касается ее лично. Вот так обманывается сейчас Алина.

Любочка округлила свои и без того круглые глаза:

— О господи, Вадим Григорьевич… У меня даже слов нет. Я вас не осуждаю, ни в коем случае. Вы удивительный человек, я думала, таких вообще на свете не бывает. Но как вы все же решились обмануть жену? А если она узнает?

— Не должна она узнать! Понимаете, Люба, не должна. Иначе все напрасно.

— Да вы не волнуйтесь, я никому не расскажу. И девочки тоже.

— Какие девочки?

Люба прикусила язык. Она не говорила Колосову про их коллективное расследование, и внутренний голос ей по-прежнему подсказывал, что этого делать не стоит.

Она решила прикинуться дурочкой, что при ее внешности не составляло особого труда.

— Понимаете, у меня со школы есть две подружки, Катя и… Катя. Две Кати, так забавно. Мы в девятом классе поклялись, что у нас не будет друг от друга никаких секретов. Так что я должна все им рассказать. Вы же понимаете, я дала клятву. Но они никому! Они моих тайн никогда не выдавали!

— Люба, — он положил руку на ее ладошку.

Ей стало не по себе.

Твердая горячая рука сильного, уверенного в себе мужчины. Взгляд, проникающий насквозь. Так учитель смотрит в глаза завравшемуся школьнику, не давая ему ни малейшего шанса выкрутиться. Люба, не переиграй, мужики ничего не замечают, но фальшь они чувствуют, если дело касается их лично.

Она осторожно вытащила руку.

— Люба, — повторил он настойчиво. — Это — не ваша тайна. О ней вы не должны рассказывать никому. Речь идет о жизни и смерти. Есть такое понятие: ложь во спасение. Алина не переживет, если узнает правду. Подумайте, стоит ли ваша детская клятва загубленной судьбы двух несчастных, но хороших людей.

— Не стоит, — покорно согласилась Любочка, не в силах оторваться от его бездонных глаз.

Вот что чувствует кролик, когда его разглядывает удав. Как хорошо, что на ее пути не встречались такие мужики… затягивающие в себя, как омут.

Он удовлетворенно кивнул. Кажется, цель достигнута. Конечно, она тут же растреплет каким-нибудь «девочкам». Но до Алины этот треп никогда не дойдет. Люди ее круга страшно далеки от народа.

— Дело закончено! — бодро объявила Любочка, входя в салон и хлопая в ладоши, чтобы привлечь к себе внимание.

Это решение далось ей не сразу, но, промучавшись полночи, она решила, что следует оставить в покое Колосова, его жену и близнеца. Странная история и, честно говоря, не очень красивая. Какая-то неправильная. Не должны люди так себя вести, грех это и грязь, как ни посмотри. Разврат и обман во имя благородной цели.

Любочка не была ханжой, но чем больше она думала над рассказом Вадима Григорьевича, тем сильнее раздражалась. Странно, что вначале ее эта ситуация даже растрогала. Наверное, подействовало обаяние Колосова, его доверительный бархатный баритон и бездонные глаза. Вот ведь жук!

Да и братец его ничем не лучше. Как это можно — спать с чужой женой за деньга! Колосов объяснил ей, что ему пришлось предложить брагу денег, потому что иначе он не соглашался, твердил, мол, совесть ему не позволяет. Значит, бесплатно не позволяет, а за доллары позволила?

Сам герой тоже хорош. Говорит, что любит свою жену, и при этом устраивает с ней такие эксперименты. Неужели не понимает, что чувствует женщина… Хотя кто из них это понимает?..

А с другой стороны, это их дело. Никакого преступления нет, все живы и здоровы. И детективное агентство «Золотая шпилька» с чистой совестью может прекратить свое расследование. Жаль, что не оказалось в этой истории ни шпионов, ни мафии, — было бы куда интереснее.

Но девчонкам надо непременно все рассказать, они это заслужили. Любочка специально пришла чуть раньше, чтобы попасть в пересменку и провести разоблачение за чашкой чая. Даже купила тортик-медовик с орехами — подсластить свою новость, которая ей самой казалась довольно кислой.

Не было у Любы колосовского дара разливаться соловьем, да и тема была больно непривычная, так что слова застревали во рту. А потому говорила она медленно, с паузами, но к торту и чаю так никто и не притронулся. Девочки слушали ее, против обыкновения, не перебивая. И когда она замолчала, в салоне стояла недоуменная тишина. Не было ни охов, ни возгласов ужаса и восторга, как будто перед ними только что не произошло блистательное раскрытие всех тайн века. Довольно мерзких тайн, надо заметить, но что поделаешь.

— Чего-то я не понимаю, — в сомнении начала Марина Станиславовна.

— Ага, и я не врубаюсь, — поддакнула Вика.

— Вы что, девчонки? — удивилась Люба. — Что непонятного? Ну, обман, конечно, но все законно. И зря мы такой шухер навели.

— Еще какой обман! — вздохнула Наташа. — Ты сама, Любаш, не представляешь. Я тоже ничего не понимаю. Лена заходила, у нее выходной сегодня, но она специально зашла рассказать, как познакомилась с женой этого Вадима. Я все записала в твою тетрадку. Ты возьми и почитай.

Люба прочитала, потом перечитала еще раз, шевеля губами, как маленькая. Обхватила лицо ладонями, подняла глаза к потолку и застыла в такой позе, став еще больше похожей на Джульетту Мазину. Так она думала. Думала долго, сначала сидя в пустом Ленином кабинете, потом подстригая и причесывая клиенток. Но тоже, как и девочки, ровным счетом ничего не поняла.

— Перестань ломать голову, — сказала ей Наташа, позвонив в салон к концу смены. — Ты умная, ты что-нибудь придумаешь. Утро вечера мудренее, завтра на даче все обсудим. Банки не забудь.

Рано утром Люба с Настей на цыпочках, чтобы не разбудить отсыпавшегося Пашу, вышли из дома, уложили в багажник банки для варенья и сока и отправились на дачу к Наташиным родителям.

Моросил мелкий дождик, собачья площадка была пуста, и Лена ничего не ожидала от этой прогулки. Она даже не следила за калиткой и еле сдержала радостный возглас, когда нетерпеливый Фагот вприпрыжку ворвался внутрь, волоча на поводке свою хозяйку. Лена тут же поняла, что именно сегодня все и произойдет, и разволновалась, как на первом свидании.

Инициатором знакомства выступил осмелевший Чарлик. Фагот отнесся к нему вполне дружелюбно и даже повел представлять хозяйке, как это делают порой очень воспитанные собаки.

Лена последовала за своим псом с извиняющейся улыбкой. Женщина улыбнулась в ответ и кивнула на пуделя:

— Какой симпатяга! Вы не боитесь такую крошку водить на площадку? Здесь встречаются очень злобные типы.

— Здесь они хотя бы с хозяевами и прививками. А на улице полно бездомных псов, неизвестно чего от них ожидать, — ответила Лена. — И дети к нему пристают, все время хотят погладить, а он дергается.

Хозяйка Фагота понимающе кивнула:

— Почему-то люди считают, что любую понравившуюся им собаку можно гладить. Я этого тоже терпеть не могу. Во-первых, собака моя, во-вторых, она тоже личность со своими желаниями и привычками. Вы согласны, что каждый пес — личность?

Лена была согласна.

— Попробуйте на улице погладить по голове чужого ребенка! Крику не оберешься, хотя вы ничего плохого не сделали. А собаку — пожалуйста. Хотя… как не погладить такое пушистое существо!

Колосова с улыбкой смотрела, как Чарлик обнюхивает ее кроссовки.

— Вам можно, — сказала Лена. — Он с вами уже познакомился. Он вообще-то очень ласковый, просто от чужих рук нервничает.

— Ну, еще бы. Ах ты, кудряшка! — женщина наклонилась и потрепала Чарли по загривку. — Хороший, хороший…

Вдруг она ойкнула, медленно выпрямилась и, прижав ладонь ко лбу, шагнула к скамейке.

— Ой, простите… что-то мне поплохело. Вы не посмотрите за Фаготом? Я присяду.

— Да-да, конечно, — участливо проговорила Лена.

Она опередила Колосову и успела подстелить на мокрую скамейку пакет с газетой, которую купила для папы. Сама встала рядом, чтобы видеть лицо собеседницы. Смотреть на сидящего человека сверху, тем более с высоты Лениного роста, оказалось не очень удобно, но пакет у нее был всего один. Надо же, дождик почти незаметный, а все вокруг мокрое.

— Не беспокойтесь, они с Чарликом прекрасно играют. Чарли трусишка, он никуда не убежит. А что у вас? Давление?

— Не знаю. Что-то подташнивает.

— А, вы, наверно… да? — заговорщицки улыбнулась Лена, кладя руку на живот.

— Беременна? — Женщина с усилием рассмеялась. — Нет, что вы, совсем наоборот.

— Наоборот? Как наоборот? — опешила Лена.

— Начала пить таблетки, — объяснила женщина. — Контрацептивы. Врач сказала, в первые недели могут быть побочные симптомы — тошнота, головокружение, бессонница. У меня все сразу — в одном флаконе. Вам знакомо?

— Еще как! — сказала Лена, хотя пить контрацептивы ей пока не приходилось. — Первые недели ужасные. А потом проходит.

— Проходит, правда? — оживилась женщина. Чтобы посмотреть на Лену, ей пришлось запрокинуть голову, и дождь тут же покрыл моросью стекла ее очков. — Я просто раньше никогда их не принимала. Говорят, это даже полезно, цвет лица улучшается.

Она сняла очки и протерла их вынутым из кармана белоснежным платочком. У нее были небольшие, но красивой формы глаза с загнутыми черными ресницами, и Лена с завистью подумала, что такие ресницы можно вообще не красить. На Колосовой действительно не было никакой косметики, даже тонального крема или бесцветной помады. Лена определила это сразу, и Колосова стала ей еще более симпатична. Она не любила раскрашенных теток и сама почти не красилась, хотя к ее услугам была вся мудрость косметологической науки.

— А спираль вы не пробовали? — спросила Лена, считая своим долгом поддержать разговор о противозачаточных средствах, хотя рисковала попасть впросак. В каких только беседах не приходится участвовать, если тебя считают лет на пять старше, чем ты есть. Все-таки рост обманывает людей. Она давно уже не девочка-переросток, но до сих пор выступает не в своей возрастной категории.

— Спираль нерожавшим не рекомендуют, — почему-то вздохнула женщина и надела очки. Ее чудесные глаза уменьшились, и она снова стала похожа на учительницу младших классов. — А потом спираль — это на долгий срок…

Она осеклась, как будто сказала лишнее.

— Ну да! — поддакнула Лена, совершенно сбитая с толку.

Они замолчали, потом еще немного поговорили о бездомных собаках, которых в Москве развелось неимоверно, но в основном они ведут себя прилично, и, говорят, их сейчас в массовом порядке стерилизуют. Беседа больше не переходила на личные темы, в соответствии с неписанным кодексом собачников. Скоро Колосова окончательно пришла в себя, окликнула Фагота, попрощалась и ушла, одарив Лену светской улыбкой.

«Ее, наверное, в частном пансионе учили этикету», — с уважением подумала Лена. Почему в обычной школе этого нет? Столько ненужной ерунды проходим, а самого главного не умеем — нравиться людям. Да, подтвердила она, проверив свои впечатления, — жена Колосова при личном знакомстве ей определенно понравилась. Надо отвести Чарлика и сбегать в «Шпильку», рассказать девочкам новости, пока все не выветрилось из головы. Хотя разговор-то, в сущности, был ни о чем, о каких-то бабских делах. К таинственной подмене ее мужа это не имеет никакого отношения.

— Ну как?

— Да нормально.

— Все в порядке?

— Угу.

— Есть новости?

— Да нет… Вроде нет.

Можно подумать, он беседует с косноязычным подростком, которого достали занудные расспросы родителей о школе и оценках. Это примитивное млекопитающее способно выдавить из себя хоть пару связных фраз?

— Ты где-нибудь бываешь?

— Да.

— Где?

— Так, гуляю. В ресторанах… немного.

— А с Алиной куда-нибудь ходите?

— Э-э… Редко.

— Но у вас все нормально?

— Да-да. Нормально.

И такая дребедень каждый день.

Вадим решил на время оставить попытки разобраться со своими чувствами, отложить их на неопределенный срок. Заранее переживая разлуку с Таней и обдумывая возможные варианты, он стал плохо спать и больше курить. Все это никуда не годится; он сам наполняет лучшие дни своей жизни бессмысленными страданиями.

Легко сказать — отложить, оставить. Мысли сами лезут в голову, и часы отстукивают свое тик-так, теперь уже непонятно, в чью пользу. Единственный способ справиться с соплями — сосредоточиться на деле. В конце концов, чувства — это надстройка, а дело — базис, на котором все тонкие материи стоят, как мир на трех китах. Так учили нас бывшие классики. Дело запускать нельзя; запущенное, оно начнет тухнуть с головы, и тогда пиши пропало — киты потонут, надстройка рухнет, а ты, мой изобретательный, останешься ни с чем.

В сущности, что он может сейчас сделать? Прокрутить весь фарш назад? Абсолютно нереально. Оставить все как есть? Допустим. Но для этого надо прежде понять, как все есть. Пора прояснить ситуацию и призвать к ответу потерянное поколение. Что-то оно слишком потерялось.

Встречаться с Кириллом было рискованно, но необходимо. Его вечно невразумительное бормотание по телефону в последнее время стало настораживать Вадима. Что-то братец темнил, и, возможно, у него с Алиной все не так уж шоколадно, как он пытается представить. Может, струсил и под каким-то предлогом уклоняется от процедуры осеменения? А если нет, то где результат? В свое время Кира сетовал, что от него залетают даже садовые скамейки, и Вадим пару раз передавал ему сверхнормативные суммы, чтобы предотвратить непрошеное рождение маленьких скамеечек. Почему же теперь знаменитый кольт дает осечку? По расчетам Вадима, жене в это время уже полагалось высиживать яйцо.

Близнецы, тем более взрослые, все-таки привлекают внимание. Поэтому Колосов выбрал для встречи с братом самое укромное место — вьетнамский ресторанчик возле Савеловского вещевого рынка. Сюда забегали пообедать либо свои, вьетнамцы, торгующие в соседних павильонах, либо одуревшие от магазинов покупатели. Народу было мало, низкие зальчики тускло освещались красными китайскими фонариками. Кроме того, Вадим рассчитывал на справедливость легенды, что для азиатов все белые люди на одно лицо.