Беспокойный

Глава 12

Сержант запаса Подольский тоже имел свой собственный план действий, о котором не посчитал нужным проинформировать своего бывшего комбата. Борис Иванович со страшным скрипом согласился на его незримое присутствие при встрече с вербовщиком; малейшее упоминание о чем-то большем неминуемо привело бы к продолжительному и абсолютно ненужному спору, громкой ругани и потрясанию пудовыми кулаками. Возможно, дав себе труд поразмыслить над аргументами Николая, Комбат признал бы его правоту и даже согласился бы принять помощь. Но совесть его при этом была бы неспокойна, и Николаю не хотелось, чтобы мысли о его семье отвлекали Бориса Ивановича от дела: достаточно того, что они отвлекают его самого.

Действуя в рамках своего секретного плана, он укрепил под днищем принадлежащего вербовщику джипа миниатюрный радиомаяк с радиусом действия около пяти километров. Подслушанный сразу после этого разговор убедил его в правильности избранной тактики. Речь шла о каком-то химическом препарате, мгновенно и со стопроцентной гарантией вырубающем жертву на целых сорок восемь часов, и Подольскому оставалось только гадать, проглотил Борис Иванович эту гадость или только сделал вид, что проглотил. В машину его грузили, как мешок с картошкой, но иначе и быть не могло, так что поведение Рублева при погрузке ровным счетом ничего не объясняло.

Краткое заочное знакомство с Алексеем Ивановичем Бородиным убедило Николая в том, что перед ним стопроцентный слизняк, трусливый и подлый, пекущийся в первую очередь о сохранности своей драгоценной шкуры. Заикнись он вербовщику о том, что недавнее застолье было просто недурно разыгранным спектаклем, упомянутая сохранность мигом очутилась бы под большим вопросом: и добрые, и злые, и правые, и виноватые относятся к предателям одинаково и обходятся с ними, в зависимости от обстоятельств и своего темперамента, более или менее жестко. Вербовщик добряком не выглядел, обстоятельства требовали сохранения секретности любой ценой, и признание в том, что разоткровенничался с посторонним человеком, для Бородина было равносильно самоубийству. Поэтому, пока Бородин оставался на расстоянии вытянутой руки от своего делового партнера, Подольский был относительно спокоен.

На проселочной дороге, что, никуда не сворачивая, вела в ближайший райцентр, мощный новенький «лексус» без труда догнал и оставил позади потрепанный «ниссан» вербовщика. Ведя машину и не наблюдая в зеркале заднего вида ничего, кроме клубящейся пыли, Николай поглядывал на спутниковый навигатор, куда поступал транслируемый радиомаяком сигнал. Мигающая красная точка, обозначавшая объект наблюдения, потихоньку отставая, но уверенно и безостановочно, ползла по извилистой нитке проселочной дороги.

В райцентре Николай свернул в боковую улицу и пропустил мимо себя старый «ниссан». Как он и предполагал, здесь Бородин высадился из машины: проходившая через городок федеральная трасса вела на юг, а ему нужно было в противоположную сторону, в Москву. Вербовщик двинулся в сторону далекого побережья, а Бородин, сопровождаемый едва ползущим на приличном удалении серебристым «лексусом», пешком добрался до центральной площади, где сел за руль припаркованного на бесплатной общественной стоянке автомобиля.

Поглядывая на дисплей навигатора, Николай чувствовал себя охотником, погнавшимся за двумя зайцами, и тут Бородин вооружился мобильным телефоном, явно намереваясь кому-то позвонить. Подольский пресек эту попытку, и реакция Алексея Ивановича убедила его в правильности принятых мер: несостоявшийся звонок, несомненно, адресовался вербовщику и имел своей целью предупредить его о возможных неприятностях. Слизняк оказался в меру хитрым типом: он измыслил-таки способ избавиться от Рублева, сохранив собственную шкуру в неприкосновенности.

Это событие немного успокоило Николая: если бы Борис Иванович проглотил подмешанное в выпивку зелье и находился в бессознательном состоянии, звонить вербовщику было бы незачем, судьба Комбата решилась бы и без дополнительного вмешательства. В конце концов, тот же Казаков, несмотря на неизбежную алкогольную деградацию, оставался пусть бывшим, но все-таки десантником и мог постоять за себя – мог, но не постоял, потому что ему, скорее всего, просто не дали шанса, спящим доставив в место, откуда в одиночку уже не выберешься.

Бородин подтвердил, что Борис Иванович даже и не думал спать. С его точки зрения, это было удивительно и даже немыслимо: ведь он столько выпил!.. Николай успокоил его, заверив, что «Иваныч» может заглотать ведро чистого спирта и после этого на равных потягаться хоть с целым взводом противника, будь то американские «зеленые береты» или британские коммандос. Странно, но Бородина это известие почему-то нисколько не обрадовало.

Время шло, доверия к Бородину Николай не испытывал, и решение проблемы пришло само собой. «У тебя плавки есть? – спросил он у Алексея Ивановича. – У меня тоже нету. Ну, не беда, в крайнем случае пойдем на нудистский пляж. Радуйся, на юг едем! Причем ты – совершенно бесплатно…»

Бородин опять не обрадовался, но даже не попытался спорить, поняв, по всей видимости, что окончательно утратил и право, и возможность распоряжаться собственной судьбой. Николай усадил его на переднее сиденье, заботливо пристегнул ремнем и пообещал им же и удушить, как только ему покажется, что в этом есть необходимость. «И вообще, – сказал он, – имей в виду: ты жив, пока жив Иваныч. А как только он умрет, даже если это случится в результате автомобильной аварии или обширного инфаркта, я тебя прикончу. И, поверь, сделаю это с превеликим удовольствием». – «Но что я могу сделать? – рыдающим голосом воскликнул напуганный его деловитым тоном Бородин. – Как я, сидя тут, с вами, могу ему помочь?!» – «Бога моли, – запуская двигатель, предложил Николай. – Дорога, если верить твоему корешу, длинная, времени хватит – авось услышат там, наверху, твои молитвы. Как в писании сказано: молите, и обрящете, толцыте, и отверзнется…»

Пока они откровенничали, красная точка уползла за рамку дисплея, выйдя из зоны приема. Николай вывел машину на южную трассу, выбрался за городскую черту, наддал, и уже через пять минут мигающий рубиновый светлячок вернулся на экран, возникнув в правом верхнем углу и начав медленно, но верно смещаться к центру. Николай сократил расстояние между собой и вербовщиком до двух километров и снизил скорость, выровняв ее со скоростью пожилого «ниссана».

Никуда не сворачивая, вербовщик гнал машину на юго-восток, к морю. Он останавливался всего дважды, оба раза не больше чем на две-три минуты, после чего возобновлял движение. Во время одной из этих остановок Николай смог понаблюдать за ним в бинокль и убедился, что вербовщики – тоже люди и периодически испытывают простые человеческие потребности.

Помимо бинокля и навигатора, Подольский имел при себе пистолет и охотничий карабин «Сайга», построенный на базе автомата Калашникова. Оба ствола были надлежащим образом зарегистрированы, на оба имелись разрешения, и оба, увы, могли пригодиться в этой поездке.

Дорога, как и обещал вербовщик, получилась длинной и нелегкой. Бородин, не связанный необходимостью вести машину, все время клевал носом, норовя уснуть, но Николай беспощадно его будил, заставляя развлекать себя разговорами. Из этих разговоров даже он, давно растерявший остатки иллюзий столичный бизнесмен, почерпнул для себя много нового. Если в начале пути, случись такая нужда, он убил бы Бородина без колебаний, но потом все-таки испытывал бы сожаления и сомнения в своей правоте, то теперь его мучил другой вопрос: что делать, если риелтор будет паинькой и не даст ни малейшего повода свернуть себе шею? Неужели пустить эту гниду и дальше гулять по свету? Такому красавцу, по твердому убеждению Николая Подольского, было не место даже за колючей проволокой, но он сомневался, что сможет хладнокровно прикончить безоружного, покорно ждущего своей участи человека. В конце концов он решил, что станет разбираться с проблемами по мере их возникновения, и выбросил посторонние мысли из головы.

Уже после захода солнца, в стремительно сгущающихся, скоротечных южных сумерках вербовщик в очередной раз остановил машину. Заметив, что красная точка на дисплее навигатора замерла неподвижно, Николай тоже притормозил и заглушил горячий двигатель. Снаружи громко, так, что их было слышно даже сквозь плотно закрытые окна, стрекотали цикады, в лучах фар мельтешили по-южному крупные ночные насекомые. Бородин дремал, свесив голову на грудь, и Подольский не стал его будить: он уже был сыт по горло и этим типом, и его разговорами. Дорога явно близилась к концу, а дело – к более или менее кровавой развязке. «Как в добрые старые времена», – подумал он, широко зевнул и потер кулаками слипающиеся, воспаленные глаза.

Красная точка на дисплее снова пришла в движение, из чего следовало, что это была не конечная станция, а всего лишь очередная остановка «по требованию». Убедившись в этом, Николай вынул ключ из замка зажигания и вышел из машины: он, как и вербовщик, был живым человеком со всеми вытекающими из этого последствиями.

Он обошел горячий, облепленный разбившейся вдребезги мошкарой моторный отсек, сошел, разминая ноги, на обочину и, повернувшись спиной к дороге, предоставил «вытекающим последствиям» возможность беспрепятственно покинуть организм.

Он стоял так почти минуту, наслаждаясь как самим процессом, так и прелестями звездной, напоенной горьким ароматом степных трав, звенящей цикадами южной ночи, потом застегнулся и полез в карман за сигаретами, решив сделать хотя бы пару-тройку затяжек на лоне природы. В это мгновение у него за спиной послышалась какая-то глухая возня, раздался тяжелый глухой удар, и придушенный голос Бородина отчаянно прохрипел:

– Помогите!

Ключа в замке зажигания не оказалось: водитель, чтоб ему провалиться, то ли не доверял своему пассажиру, то ли сунул ключ в карман автоматически, в силу укоренившейся привычки. Поскольку пассажир был ему хорошо знаком, Сергей Казаков решил, что первый вариант намного ближе к истине: после всего, что случилось, он не доверил бы сидящему в переднем пассажирском кресле серебристого «лексуса» свинорылому подонку даже сломанную вставную челюсть своего покойного прадеда.

Машина, увы, была не из тех, которые можно завести, просто оборвав и соединив напрямую провода зажигания. Но Сергей по этому поводу не переживал: ключ был в кармане у водителя, который, выслушав подкрепленную видом заряженного пистолета вежливую просьбу, конечно же, не откажется подвезти его куда угодно, хоть на край света. А пока водитель наслаждается звоном цикад и плеском струи, орошающей иссушенную палящим зноем землю, можно слегка отвести душу – так сказать, попробовать легкую закуску, за которой последует основное блюдо…

– Привет, Леха, – негромко, с дьявольским весельем произнес он, многообещающе улыбаясь помертвевшему от ужаса Бородину. – Узнал? Вижу, что узнал! Вот так встреча, верно? А ты небось меня уже похоронил. А я – вот он! Ты рад? А вот я рад. Так рад! И так рад! И вот так рад!.. Каждое «рад» сопровождалось коротким, без замаха, но сильным и точным ударом. Сергей старательно сдерживался, соразмеряя силу: ему вовсе не хотелось, чтобы Бородин раньше времени потерял сознание, не успев в полной мере вкусить радость нежданной встречи.

Последнее «рад» все же вышло чересчур энергичным: Алексея Ивановича отбросило на дверцу, и он с отчетливым тупым стуком ударился головой о стекло, едва его не разбив. Из носа у него хлынула, заливая разбитые губы, темная кровь. Он открыл рот; предугадав его намерение, Сергей схватил своего «друга» Леху Бородина за глотку, но тот все-таки ухитрился просипеть:

– Помогите!

– Тебе же хуже, – пообещал ему Сергей и снова переложил пистолет из левой руки в правую, готовясь к беседе с водителем.

Дверца со стороны Бородина распахнулась так резко, что, если бы не ремень безопасности, тот непременно вывалился бы из машины. Сергей навел пистолет на едва различимую в темноте долговязую фигуру, но заготовленная речь «извини, приятель, но придется тебе немного изменить маршрут» так и осталась непроизнесенной: в тусклом свете потолочного плафона блеснул вороненый ствол еще одного пистолета, дуло которого смотрело Сергею точно между глаз.

– Мексиканская ничья, – сказал из темноты голос водителя. – Вылезай, мужик. Ты же видишь, дело не выгорело, а мы с приятелем торо… Э! – воскликнул он вдруг, на полуслове оборвав свою полную насмешливой угрозы речь. – Постой-постой…

– Некогда мне стоять, – сообщил ему Казаков. – Я тоже тороплюсь, причем очень сильно. Гораздо сильнее, чем ты.

– Ну, еще бы, – по-прежнему насмешливо, но уже без угрозы хмыкнул водитель и почему-то опустил пистолет, перед этим сняв его с боевого взвода и буднично, явно не напоказ, щелкнув предохранителем.

– Ключ давай, – потребовал Сергей. – Приятеля своего можешь считать покойником. Думаю, вы с ним одного поля ягоды, но ты мне ничего не сделал, поэтому живи… пока. Ключ, живо!

– С удовольствием, – неожиданно для Сергея заявил водитель. – Я уже почти сутки за рулем, небольшой отдых не помешает. Секундочку только подожди, ладно? Спокойно, я никуда не убегаю, я – весь тут… Подняв над головой руки, в одной из которых был поставленный на предохранитель пистолет, а в другой – ключ от машины, он начал медленно, боком подаваться в сторону радиатора.

– Не балуй, – предупредил Сергей, становясь на подножку и целясь в него поверх открытой дверцы. – Убивать тебя мне незачем, но, если что, пристрелю, как собаку.

– И в мыслях нет, – заверил водитель, останавливаясь в конусе яркого света фар и кладя на капот сначала пистолет, а потом ключ. После этого он отступил на шаг, снова поднял руки, показав пустые ладони, и медленно повернулся кругом, демонстрируя, что сзади за поясом брюк тоже ничего нет. – Посмотри внимательно, – предложил он, снова поворачиваясь лицом к Сергею и щурясь от света. – Не узнаешь?

– Впервые вижу, – сказал Казаков.

– Везет же идиотам, – хлюпая расквашенным носом, невнятно пробормотал из салона Бородин.

– Врешь, капитан, – сказал водитель, и Сергей вдруг понял, что он прав: эта физиономия действительно выглядела смутно знакомой. – Давай вспоминай: девяносто третий год, Псковская дивизия. Лето, вечер, ты идешь по дорожке вдоль забора в сторону КПП, и вдруг сверху чуть ли не прямо тебе на голову…

– Кажется, припоминаю, – медленно произнес Сергей. – Быть этого не может, но – ладно, допустим. Только что это меняет?

– Опусти глаза, – сказал долговязый водитель. – Навигатор видишь? Движущаяся красная точка там есть?

– Ну есть, – скосив глаза в указанном направлении, сказал Сергей. – В самом углу. Уходит… Ушла.

– Превосходно, – с непонятной горечью сказал долговязый. – Эта точка – джип «ниссан» приблизительно девяностого года выпуска. Под днищем у него маячок, а в багажнике – некто Рублев Борис Иванович, майор в отставке и, кажется, твой хороший знакомый…

Сжимавшая пистолет рука дрогнула и начала опускаться, но тут же снова поднялась: пуганая ворона куста боится, а Сергея столько раз обманывали, что теперь он предпочитал никому не верить на слово.

– Допустим, – повторил он и кивнул в сторону Бородина: – А этот овощ что тут делает?

– Развлекает меня разговорами, – сообщил водитель. – А я за ним присматриваю, чтоб не потерялся и ненароком не позвонил водителю «ниссана». Ты его знаешь, его Андреем Константиновичем зовут. Мировой мужик, верно? И самогоночка у него хороша…

– Чего ты там стал? – спросил Сергей, засовывая за пояс пистолет. – Хватит рисоваться, живо собирай свое барахло и в машину. Радиус действия какой? – спросил он, когда долговязый самовольщик, имя которого он если и знал, то давным-давно забыл, забрался на заднее сиденье собственного автомобиля.

– Пять кэмэ, – ответил тот, без дополнительных разъяснений поняв, о каком радиусе действия идет речь. – Засморкаешь салон, – добавил он, обращаясь к шмыгающему носом Бородину, – заставлю языком вылизывать. А может, просто сменю обивку. Как думаешь, капитан, нормально будет смотреться у меня на сиденьях его шкура?

– Скользкая слишком, – передвигая рычаг автоматической коробки передач, откликнулся Казаков. – Сидеть будет неудобно. Особенно на поворотах…

Он утопил педаль газа. Под днищем возмущенно завизжали покрышки, в салоне запахло паленой резиной.

– Полегче, кэп, – не удержался от осторожного комментария хозяин джипа. – Ты же не собираешься взлетать!

– Молчи, буржуй, – сквозь зубы пробормотал Казаков, одним глазом следя за дорогой, а другим – за стрелкой спидометра, которая стремительно подбиралась к отметке «100» и явно не собиралась на этом останавливаться. – У меня нервы… Тебя как звать-то, солдат? Извини, забылось за давностью лет…

– Да ты у меня тогда фамилию не спрашивал, – любезно сообщили с заднего сиденья. – Дал по шее и зашвырнул обратно на забор, вот и вся воспитательная беседа… Николай, – представился он. – Николай Подольский, сержант запаса.

– Очень приятно, – сказал Казаков и, хмыкнув, добавил: – Ты себе даже не представляешь как.

– Где тебя носило, кэп? – спросил Николай, в просвет между высокими подголовниками передних сидений глядя на несущуюся под колеса, освещенную яркими ксеноновыми фарами дорогу. Мечущиеся в лучах света белесые ночные бабочки напоминали новогоднюю метель, светящаяся стрелка спидометра добралась до отметки «140» и замерла, слегка отползая назад лишь на особо крутых поворотах.

– Долгая история, – тоже глядя на дорогу, откликнулся Сергей. – А что, мой кореш Леха вам ничего про меня не рассказал? – Да ни хрена не знает твой кореш, – сказал Подольский. – Мы думали, тебя давно на органы разобрали, а ты – как огурчик. Выглядишь, если я все правильно понял, даже лучше, чем перед своим исчезновением.

– Ты все правильно понял, – сквозь зубы, что было вполне объяснимо, подтвердил Казаков. – Там, где я был, кормят хорошо, а вот с выпивкой и куревом там не то что плохо, а – по нулям…

– Курорт, – заметил Николай.

– Санаторий, – поправил Казаков. Машина выскочила на прямой участок дороги, двигатель запел на более высокой ноте, и стрелка спидометра продвинулась вправо еще на два деления, добравшись до ста шестидесяти. – Постоянное наблюдение врачей, курсы волновой резонансной терапии… Колись, гад, что ты об этом знаешь?! – неожиданно рявкнул он, повернувшись к Бородину.

Риелтор шарахнулся от этого грозного рыка и вжался в угол между спинкой сиденья и дверцей, скорчившись и закрывшись скрещенными руками.

– Смотри на дорогу, командир, – посоветовал с заднего сиденья Николай. – Он в самом деле ничего не знает. Его Иваныч расспрашивал, и – ничего…

– Иваныч? – переспросил Казаков. – Тогда конечно… Ну, вы даете, мужики! – воскликнул он, озадаченно вертя головой. – Надо же было додуматься! На живца решили, да? Да вы хоть представляете, на кого удочку забросили? Это вам не окунек и даже не щучка, это такой крокодил, что… Короче, если мы их сейчас не догоним и не остановим, Иванычу кранты. Оттуда не выберешься.

– Но ты-то выбрался, – заметил Николай.

– Это было чудо, – просто сказал Казаков. – Просто маленькое чудо, которое больше не повторится. Потому что дырку, через которую я ушел, наверняка уже законопатили, а человека, который мог найти другую, больше нет… Чего уставился? – снова вызверился он на Бородина, который с боязливым интересом поглядывал на него из-под скрещенных рук. – В окошко смотри, а лучше – молись. Интересно тебе? Погоди, вот только руки освободятся, я тебе объясню, как он выглядит, твой райский уголок, на который ты мою квартиру выменял… И привет передам. Один хороший человек просил: найди, говорит, дружка моего закадычного, Леху Бородина, и передай горячий пролетарский привет от Захара Токмакова… – Впервые слышу, – осмелился пискнуть Бородин.

– Вот видишь, Коля, – сказал Подольскому Казаков. – Он впервые слышит! И после этого вы ему верите… Ведь обгадился с головы до ног, а все равно врет как сивый мерин! Я же тебя все равно убью, – проникновенно обратился он к Бородину. – Можно же хотя бы перед смертью, один-единственный раз в жизни, сказать правду! Я-то ее и без тебя знаю, не понимаю только, зачем ты врешь? Это что, какая-то болезнь? Психическое расстройство?

– Я не вру, – неожиданно для всех и в первую очередь для себя самого заупрямился Бородин. – У меня отличная память, я помню всех своих клиентов, а их были сотни. Никакого Захара Токмакова я не знаю, хоть вы меня прямо сейчас на куски режьте.

– Ладно, – отмахнулся Сергей, – на том свете сами разберетесь. Скоро уже, потерпи… О, а вот и они!

Он указал на дисплей навигатора, где снова появилась мигающая красная точка, и еще немного увеличил и без того самоубийственную скорость. Сидевший справа от него Бородин закрыл глаза и обеими руками вцепился в ремень безопасности.

Красная точка замедлила движение и ленивым светлячком переползла с главной дороги на боковое ответвление, которое, если верить навигатору, заканчивалось глухим тупиком. Добравшись до конца, она остановилась.

– Газу, Серега! – воскликнул Подольский, поняв, что это означает.

Казаков не нуждался в его советах. Дорога бешено неслась навстречу, воздух уже не свистел, а глухо ревел, обтекая корпус, двигатель пел на высокой ноте и, казалось, был готов выпрыгнуть из-под капота и полететь впереди машины. Светящаяся точка приблизилась к середине дисплея; справа промелькнул съезд на узкий бетонированный проселок, в конце которого, метрах в трехстах от дороги, горели яркие прожектора. Сергей ударил по тормозам, включил задний ход и газанул. Николай открыл рот, но Казаков уже погасил фары и сбросил газ. Машина с выключенными огнями тихонько, будто крадучись, попятилась к перекрестку и стала. Сергей снова передвинул рычаг и вынул из-за пояса пистолет.

– Погоди, – остановил его Подольский. – Успеем еще повоевать. Как бы сгоряча Иванычу не напортить… Подай чуть вперед, – добавил он, вооружаясь биноклем. Сергей подчинился, хотя внутри у него все так и дрожало от нетерпения. Он немного жалел об оставленном в промоине на склоне холма автомате: то, что виднелось в конце короткой, прямой, как стрела, бетонки, подозрительно смахивало на КПП какой-то войсковой части, а он в данный момент, несмотря на усталость, голод и жажду, был не прочь помериться силой с каким-нибудь воинским подразделением – по возможности крупным, чтобы было на ком отвести Душу.

Минуты полторы Подольский, не отрываясь, рассматривал в бинокль стоявшую перед закрытыми воротами КПП машину. Потом он опустил бинокль и сказал:

– Сдай немного назад. Стань в сторонке и глуши мотор. Пить хочешь?

Красная точка на дисплее пришла в движение и замысловатым зигзагом поползла через однообразно серое, пустое, никак не размеченное пространство, начинавшееся за тупиком. Сергей перевел взгляд направо и увидел закрывающиеся ворота КПП. Перед воротами было пусто.

– Ты чего? – спросил он у Подольского.

– Подождем немного, – откликнулся тот. – Пить, говорю, хочешь?

– Озеро бы выхлебал, – признался Сергей, включая задний ход и аккуратно отгоняя «лексус» на обочину.

Он воздержался от дальнейших расспросов, в которых, судя по внезапно овладевшему Подольским спокойствию, не было нужды. Оба, хотя и в разных чинах, служили под началом одного командира, были им воспитаны, смотрели на некоторые вещи под одинаковым, привитым все тем же командиром углом зрения, и теперь между ними в два счета установилась тесная внутренняя связь, позволяющая людям понимать друг друга с полуслова, а то и вовсе без слов.

Белые огни заднего хода погасли, окончательно погрузив машину во мрак; мгновением позже замолчал двигатель. Сергей протянул руку назад, и в нее легла восхитительно прохладная пластиковая бутылка. Он отвернул колпачок, прослушал короткое «пшик!», а потом долго, с наслаждением глотал колючую от пузырьков углекислого газа минералку. Напившись, он длинно, раскатисто рыгнул и вернул наполовину опустевшую бутылку Подольскому. Взамен в ладонь легла пачка сигарет – хороших, не чета тем, что он отобрал у убитого в бункере охранника. Нажатием кнопки Сергей открыл окно, впустив в наполненный искусственной кондиционированной прохладой салон теплый ветер и верещание неугомонных цикад, и с удовольствием закурил.

Мимо, расталкивая в стороны теплый бархатистый воздух и пронзая ночь рыщущими вверх-вниз лучами бледного электрического света, с шумом пронеслась в направлении моря какая-то легковушка.

– Габариты-то у нас не горят, – заметил Сергей просто так, чтобы что-нибудь сказать. Сидеть молча было трудно, в тишине неприятное ощущение, что он спит и видит счастливый сон, заметно усиливалось, и становилось страшно, что вот сейчас сон разлетится вдребезги от резкого вопля сирены и вошедший охранник в черном комбинезоне опять потащит его в стендовое кресло. – Вот как влепится кто-нибудь со всей дури нам в корму!

– Ему же хуже, – тоже закуривая, легкомысленно откликнулся Подольский. – Движок-то спереди, а на жестянку плевать – она застрахована.

В наступившей тишине раздался прерывистый, полный тихого отчаяния и покорности несчастливой судьбе вздох Бородина.

– А если грузовик? – специально для него предположил Сергей.

– Значит, так на роду написано, – философски ответил мгновенно смекнувший, что к чему, Николай.

Они курили, поглядывая в ту сторону, где за редким частоколом каких-то деревьев слепящими пятнами света горели прожекторы. Бетонка отсюда была не видна, скрытая все теми же деревьями и некошеной сухой травой. Сергею почудился какой-то звук; он прислушался, но из-за поворота дороги выскочила еще одна направляющаяся к морю машина, и звук пропал, растворившись в шорохе шин, пении мотора и свисте рассекаемого воздуха. Машина проскочила мимо, на одно краткое мгновение ясно, будто на фотографии, высветив стоящего на обочине человека.

Видение было таким мимолетным, что Сергей засомневался: уж не померещилось ли?

– Ну вот, – развеял его сомнения голос Подольского. – Я же говорил, надо подождать. Спешка нужна при ловле блох, а еще – при ураганном расстройстве желудка…

Бородин, который тоже все видел и правильно понял, испустил еще один тоскливый, прерывистый вздох. Тогда Сергей, больше никого ни о чем не спрашивая, запустил двигатель и включил фары. Человек на обочине зажмурился от яркого света, а потом мгновенно принял боевую стойку.

– Верен себе, – прокомментировал с заднего сиденья Подольский. – Окликни его, а то сейчас как стреканет через поле, лови его потом…

Сергей почти по пояс высунулся в открытое окно и крикнул стоящему на ярко освещенном пятачке каменистой почвы человеку:

– Руки вверх! Попался, который кусался?!