21

Профессор Чан поставил чашку с зеленым чаем на стол. Зазвонил телефон.

— Чан, — тихим и, как всегда, спокойным голосом ответил он.

— Джимми, это я.

— Чарлз?

— Я только что попрощался с твоей милой инспекторшей Картер.

— Она не моя. — Чан отодвинул стопку подписанных документов. — Ты показал ей «Элизиум»?

— Разумеется. Похоже, полиция чрезмерно увлечена идеей полной пересадки лица.

Помолчав, Чан осторожно спросил:

— Надеюсь, ты сумел убедить их, что такая операция технически невозможна?

— Я подробно рассказал инспектору Картер о технологиях и о том, какие возможности у нас есть, но, похоже, они что-то подозревают. Вероятно, из-за твоей невесты полиция всерьез взялась за дело.

— Почему ты так считаешь? — Прикрыв глаза, Чан смотрел на струйку пара над чашкой.

— Тебе действительно нужно объяснять, Джимми?

— Это разумный вопрос, Чарлз. Почему смерть Лили заставила полицейских обратить внимание на дело? Чем она отличается от других жертв?

— Черт возьми, тебе действительно нужно объяснять? Я скажу тебе, дружище: она не была мусором. А те, другие, были просто грязью.

— Чарлз, они были людьми. И до конца своих дней они оставались людьми. У всех были близкие, которые их любили.

— Нет, ты не понял. Они думают, твою Лили выбрали специально. С какой-то особой целью. Во всяком случае, так считает Картер. А другие стали жертвами, потому что были нелегалами, которых невозможно опознать.

— Тогда почему убийца, по всей видимости, умный человек, допустил такую ошибку? — Чан тщательно подбирал слова и говорил очень спокойно.

— Сам скажи мне.

— Откуда мне знать?

Чан по-прежнему был невозмутим. И это раздражало.

— Полиция считает, что ты знаешь.

— Они сказали, что подозревают меня в убийстве?

— Нет, это как раз то, чего они не сказали, Джимми, понимаешь?

— А ты понимаешь, насколько нелепо это звучит? — улыбнулся Чан.

— Так ли уж нелепо?

Чан пожал плечами.

— Тогда им придется доказать, что я убийца. Ты в порядке, Чарлз? У тебя взволнованный голос.

— Я волнуюсь о тебе.

— Не нужно. Сегодня я уйду пораньше, мне нужно заехать к семье Лили.

— Как ты? Держишься?

— Как бы я ни переживал, это не вернет ее.

— Знаешь, Джимми, думаю, тебе нужно демонстрировать эмоции. Хоть иногда.

— Зачем?

— Чтобы другие могли нормально с тобой общаться.

Чан ухмыльнулся.

— Ты завтра будешь в городе?

— Да.

— Хорошо, тогда и увидимся.


Кейт возвращалась в Вестминстер. В голове крутилась какая-то неясная мысль, которую она никак не могла ухватить. Она по опыту знала, что чем сильнее пытаться сосредоточиться, тем стремительнее мысль будет ускользать, поэтому расслабилась и, мысленно вернувшись к разговору с Маартенсом, постаралась подвести итог сегодняшней поездке. Ей мало что удалось узнать, хотя сам доктор заинтриговал ее. Зазвонил мобильный. Кейт посмотрела на номер. Это был Джефф Бенсон. Надо же! Она притормозила на обочине и ответила.

— Смотри-ка, а я ожидал автоответчик, — без предисловий начал он.

— Как Шотландия?

— Если бы я знал! Не доехал.

— О, какая жалость! И что теперь? Поедете куда-то еще?

— Нет. Моя подруга заболела ветрянкой.

— Ветрянкой? Разве взрослые болеют?

— Как выяснилось, да. Кажется, она не болела в детстве, а теперь подхватила от племянников. Слегла с температурой и очень злится по этому поводу. Ехать, разумеется, никуда не может.

— Значит, вы остались без романтического путешествия.

— В общем, да. Хотя пеший туризм, по-моему, никогда не был особо романтичным, тем не менее я лишился и этого.

— Бедняга!

— Отнюдь, я вполне счастлив.

— Что?

— Ну, в моем представлении отпуск заключается в ничегонеделании. Еще можно поесть и выпить.

— Поддерживаю. Поход в горы — слишком хлопотное занятие.

— Вот именно. А как вы поживаете?

— Да вот, прическа испортилась.

— Мне оповестить службы экстренного реагирования?

Она рассмеялась.

— Это все из-за чертова дождя. Я вымокла до нитки, пока бежала к машине. Стоило выйти за порог, как хлынул ливень.

— Закон Мерфи[17] в действии. Где вы сейчас?

— В Хартфорде.

— Вот веселье-то!

Она улыбнулась. Светская часть беседы закончилась. Она ждала, когда он перейдет к настоящей цели звонка.

— В общем, я в отпуске, мои планы рухнули, делать мне нечего, а вы должны мне ужин.

Бенсон был смущен, и неуверенность, прозвучавшая в его голосе, показалась Кейт очаровательной. Она пришла ему на помощь:

— Да, я не забыла.

— Возможно, лучше отложить…

— Нет, ни в коем случае! Зачем откладывать? Давайте встретимся сегодня вечером. Я как раз свободна.

— Правда?

— Да, я приготовлю что-нибудь на скорую руку. Вы не против простых домашних блюд? Боюсь, после рабочего дня я не смогу накрыть изысканный стол.

— Не переживайте, я ем все подряд.

— Замечательно, тогда жду вас у себя.

— Я бы с удовольствием пригласил вас в паб. Возможно…

— Нет, я обещала вам ужин, приготовленный собственными руками. Или вы не доверяете моим кулинарным способностям?

— Если и так, я бы не посмел в этом признаться, — со смехом ответил Джефф.

Кейт подумала, что у него красивый голос.

— И это в ваших же интересах! Мой адрес… Так, его вы уже знаете. В семь часов вечера, хорошо? Надеюсь, мы как следует отдохнем. Очень трудное расследование, у нас почти нет свободного времени.

— Я принесу «Звездные войны» на DVD и карты Уно.[18] Или, возможно, вы предпочтете мою коллекцию Барби?

— Джефф Бенсон, забавный вы мужчина!

— Увидимся. Будьте умницей, Кейт.

— Постараюсь, — ответила она, прежде чем Джефф повесил трубку.

Улыбаясь, она завела двигатель и выехала на скользкую от дождя дорогу. Дворники, разметая капли, пару раз прошлись по ветровому стеклу. Внезапно Кейт поняла, что ее так насторожило, и нахмурилась.

Попрощавшись с Чарлзом Маартенсом, она прошлась по главному зданию, заглянула в прилегающие постройки, но нигде не нашла ничего подозрительного. Медсестры, которых она тоже успела опросить, оказались очень милыми и охотно говорили с ней. В «Элизиуме» хорошая зарплата, и администрация, во избежание жалоб от богатых клиентов, позаботилась о подборе толкового персонала. Но доктор Маартенс и особенно профессор Чан были теми персонажами, которые резко выделялись на фоне доброжелательных и улыбчивых работников клиники. Конечно, Маартенса нельзя назвать неприятным человеком, многие клиентки охотно лечились бы у него, но профессор Чан… Возможно, он добрый человек, вероятно, хороший специалист, но разве его поведение не отпугивает клиентов? И тут не поможет даже десяток телешоу. Ничто не заставит с теплотой относиться к этому отстраненному, холодному человеку. В то же время он нравился всем медсестрам… Или так только казалось?

Кроме дежурных слов типа «он великолепный врач», «потрясающий профессионал», она услышала «он увлечен работой», «он очень добрый и очень сдержанный», «может, ему и нужно поучиться улыбаться», «профессор Чан — замечательный начальник», «он никогда не грубит, всегда добр и внимателен к медсестрам».

Отзывы о Маартенсе были предсказуемы: «с ним замечательно работать, он обходительный и вежливый», «не такой высокомерный, как остальные хирурги», «всегда говорит комплименты», «помнит наши имена и посылает цветы на дни рождения» и тому подобное.

Множество положительных отзывов о профессоре Чане удивило Кейт, и она никак не могла выбросить это из головы. Позже она беседовала с одной из медсестер, Сандрой Паттон, и та вышла с зонтиком проводить ее до машины.

Кейт снова прокрутила эту сцену в уме.

— О, не нужно… — попыталась отказаться она, когда Сандра взяла зонтик.

— Нет-нет, вы промокнете, — ответила Сандра. — Мне все равно нужно забрать кое-что из своей машины. Пойдемте, я провожу вас.

Они вышли из клиники под одним зонтом.

— Вы давно здесь работаете? — спросила Кейт, потому что как-то неловко идти чуть ли не в обнимку и молчать.

— Со дня открытия. Уже десять лет.

— Правда? Вы, наверное, знаете тут все ходы и выходы!

Нужно запомнить Сандру, она может быть полезна.

— Ну, наверное, не все, — улыбнулась медсестра и добавила: — Доктор Маартенс попросил помочь вам. Инспектор Картер, у вас остались еще вопросы или пожелания?

— Спасибо, вы мне очень помогли. Мне не удалось попасть в некоторые помещения, но я понимаю, что покой ваших клиентов превыше всего.

— Послушайте, если полиции необходимо осмотреть все помещение, мы это организуем. Мы предупредим врачей и гостей, и вы сможете увидеть все, что захотите. Мы просто не хотим волновать пациентов неожиданным визитом полицейских.

— О, разумеется, разумеется. — Кейт поняла, что ее вежливо выпроваживают. — А еще я не смогла посетить вон те служебные помещения. Доктор Маартенс сказал, что там нечто вроде склада.

Сандра нахмурилась и посмотрела в сторону якобы кладовых.

— Нет, это не склад. Это палаты, но мы их никогда не используем. Я не помню, чтобы туда поселяли пациентов, но там определенно есть все для медицинских процедур.

— Неужели? — удивилась Кейт. — А доктор Маартенс думает, что это склад.

— Может, и склад, но очень дорогой, — заметила Сандра.

Раскат грома прервал их беседу. Обе посмотрели на небо.

— О нет! Как вы будете возвращаться в Лондон? Если хотите, можете переждать дождь здесь, в тепле.

Кейт покачала головой.

— Спасибо. Все будет хорошо. Но, если вы не возражаете, я хотела бы осмотреть те помещения.

Сандра пожала плечами.

— Могу сходить за ключами. Но они ничем не отличаются от тех, которые вы уже видели.

Вспышка молнии прорезала небо, удар грома раздался почти в то же мгновение, и Кейт передумала.

— Видимо, вы правы. Поспешу-ка я в Лондон.

— Пожалуйста, будьте аккуратны. Во время дождя эти дороги становятся опасными.

— Эти дороги опасны при любой погоде, — усмехнулась Кейт, забираясь в машину. — Спасибо, Сандра. Мы еще свяжемся с вами. Если это возможно, я хотела бы еще раз приехать на этой неделе.

— Разумеется, — ответила симпатичная брюнетка. — До встречи.

Кейт лихорадочно размышляла. Сандру подозревать глупо, та случайно обмолвилась. Но что означает это расхождение в показаниях? Неужели Маартенс не знал, где склад, а где палаты? Тогда она не придала этому значения, но сейчас жалела, что не настояла и не прошла под дождем к тем зданиям. Она злилась на себя. Следует развернуться и немедленно выяснить все. И тут снова зазвонил телефон. Это была Сара. Кейт включила громкую связь.

— Да, слушаю.

— У тебя голос как из бочки, — сказала Сара. — Как дела?

— Нормально, только вымокла. Сейчас возвращаюсь в Лондон.

— О, ты тоже заметила, идет дождь? — Кейт уловила язвительную нотку в ее голосе.

— Представь себе. А в чем дело? — поинтересовалась она.

— Шеф беспокоится. Будь осторожна за рулем. Он сказал, что ты сходишь с ума при норд-норд-весте и дожде, — засмеялась Сара.

— Так и сказал?

— Нет. Он попросил позвонить и узнать, как прошла встреча и все ли у тебя хорошо.

— Все в порядке, но пока у меня нет новой информации. Там явно что-то не так, но еще нет конкретных соображений. Нужно бы вернуться, но я уже на полпути в Вестминстер.

— Поступай, как сочтешь нужным. Я хочу проверить Амхерст-парк, из офиса выйду около пяти. Пришли сообщение мне или Джоанне, если решишь вернуться, хорошо?

Кейт подумала, что жаль отменять ужин. Ей хотелось бы увидеться с Джеффом.

— Послушай, завтра с утра я первым делом займусь клиникой, а сейчас собираюсь поехать домой. Если понадоблюсь, можешь звонить на мобильный.

Кейт проклинала пробки. Дорожные работы и дождь — худшее сочетание. Не хватало только аварии на подстанции, чтобы окончательно парализовать движение.


Джек открыл калитку и пересек маленькую лужайку перед викторианским лейнхаусом, эркер которого был нелепо изуродован кондиционером. На дверном косяке он заметил мезузу.[19] А еще учуял аромат готовящегося ужина. Должно быть, Гурий уже дома. На улице стемнело. Джек взялся за дверной молоток и постучал, стараясь не очень шуметь и не разбудить никого из многочисленного семейства, если младшие уже спят.

Мужчина в черных брюках и белой рубашке, открывший Джеку, вопреки ожиданиям, не выглядел как ортодоксальный еврей. Короткие волосы, никаких пейсов, аккуратно подстриженная борода. Джек подумал, что у него добрые глаза, но сейчас мужчина смотрел на полицейского с подозрением.

— Да? — сказал он.

— Рубен Гольдман?

— Да, это я.

— Добрый вечер! — Джек заметил, что хозяин не спешит распахивать перед ним двери. — Я старший инспектор Джек Хоксворт. — Мистер Гольдман удивленно заморгал, и он добавил: — Из Скотленд-Ярда.

— Чем обязан? — Гольдман выглядел озадаченным.

— Простите, я могу войти? — Джек предъявил удостоверение.

— Что случилось, мистер Хоксворт?

Мужчина занервничал и, похоже, готов был закрыть дверь.

— Мистер Гольдман, я хотел бы поговорить о Гурии.

— Моем Гурии?

— Да, сэр, о вашем сыне.

— Он не мог ничего натворить.

— Да, сэр, я знаю. Он ничего не сделал, но у меня есть основания полагать, что он может помочь расследованию.

— Какому расследованию? — Гольдман нахмурился.

— Вы знаете о двух телах, найденных недавно возле реки?

— Я слышал об этом, но моя семья ничего не знает. Почему вы считаете, что Гурий может…

— Прошу вас, мистер Гольдман, мы не могли бы зайти в дом? Этот разговор не для посторонних ушей.

Гольдман пропустил Джека внутрь.

— Мириам!

Вытирая руки о передник, из комнаты вышла симпатичная женщина.

— Рубен?

Она тревожно переводила взгляд с мужа на незнакомца. Джек улыбнулся ей.

— Приведи Гурия, — сказал Рубен жене. — Мистер Хоксворт, проходите.

Джек поблагодарил Мириам и пошел следом за главой семейства.

— Могу я предложить вам напитки, мистер Хоксворт? — спросил Рубен.

— Спасибо, не стоит беспокоиться.

Он вдруг почувствовал себя неловко. Особенно беспокоили любопытные детские взгляды, которые сопровождали Джека, едва он переступил порог.

Появился Гурий. Отец приказал ему сесть, и мальчик послушно опустился на стул.

— Мириам, пожалуйста, забери детей.

— У вас такая большая семья, мистер Гольдман!

Джек, как мог, старался растопить лед, а заодно не обращать внимания на огромную люстру, которая висела прямо над ним.

— Четыре сына и две дочери. Гурий — наш второй ребенок.

Джек вежливо покивал.

— Еще раз привет, — сказал он мальчику, который выглядел испуганным.

— Вы знакомы с моим сыном? — изумленно спросил Гольдман.

— Позвольте, я объясню… — начал Джек, но тут в комнату вошла миссис Гольдман с подносом, на котором было два стакана с чем-то вроде лимонада. Она улыбнулась и поставила поднос рядом с Джеком. Моментально рядом появилась тарелка с угощением.

— Это шоколадный штрудель, — объяснила она. — Гурий, ты получишь его после ужина, — предупредила она.

Джеку не хотелось ни есть, ни пить, но из вежливости пришлось сделать глоток.

— Спасибо, — поблагодарил он, с трудом проглотив напиток.

Женщина кивнула и оставила их.

— Мистер Хоксворт, пожалуйста, продолжайте, — вежливо сказал Гольдман.

Джек поставил стакан.

— Убиты четыре человека. Мы считаем, что убийства совершил один преступник. — Он обвел комнату глазами. — Думаю, вы видели сюжет в новостях… — И, так и не обнаружив телевизора, добавил: — или читали о случившемся в газетах.

— Я читал и видел репортаж, — ответил Гольдман. — Это братья из хасидского сообщества избегают СМИ. — Заметив удивление Джека, он пояснил: — Наш телевизор наверху.

— Понятно, — кашлянув, сказал Джек. Он никак не мог нащупать верный тон в разговоре. — Первые трое были нелегальными иммигрантами, но четвертой стала гражданка Британии, из хорошей семьи, которая, как мы подозреваем, оказалась случайной жертвой.

Гольдман не выказал ни малейшего участия.

— Мистер Хоксворт, какое отношение все это имеет к моей семье и, главное, к моему сыну?

Джек постарался скрыть раздражение, вызванное его равнодушием. Неужели Гольдману ни капли не жаль убитых? Он и представить не мог, что смерть Лили может восприниматься как нечто тривиальное. Это непрофессионально и неэтично, но в первую очередь он искал убийцу Лили.

— Мистер Гольдман, у меня есть основание полагать, что Гурий видел людей, имеющих отношение к преступлению.

Старший Гольдман повернулся к сыну:

— Гурий, это правда?

— Папа, не знаю, но инспектор Хоксворт говорит, что это, вероятно, правда.

Гольдман посмотрел на Джека:

— Вы серьезно?

— Да.

— Мы можем избежать участия во всем этом?

Джек на секунду растерялся: он не ожидал услышать подобный вопрос.

— Мистер Гольдман, этот человек уже убил четверых. Он не остановится на этом. Все жертвы были обнаружены в районе Уайтчепела и Спринг-Хилла. У вас большая семья, и, я думаю, в ваших интересах посадить убийцу за решетку.

— А почему я должен волноваться за свою семью, мистер Хоксворт? — озадаченно спросил Гольдман.

— Пока убийца на свободе, опасность угрожает всем, — ответил Джек. — Нам нужна помощь Гурия, чтобы поймать преступника и обезопасить вашу семью, семьи ваших друзей и соседей. И еще, мистер Гольдман, прежде чем мы продолжим, я должен вас предупредить: сейчас я нарушаю протокол, но я решился на этот шаг, потому что уважаю вашу частную жизнь и, самое главное, не хочу, чтобы Гурий был втянут в историю против своей воли или вопреки вашим намерениям. — Гольдман озадаченно смотрел на него, и Джек продолжил: — Понимаете, по правилам я должен был сообщить в Скотленд-Ярд о том, что ваш сын обладает информацией, имеющей отношение к полицейскому расследованию. Затем я должен был направить к вам офицера семейной связи, знакомого с еврейской культурой. В сопровождении этого офицера Гурий отправился бы в местный полицейский участок для дачи показаний. Фактически это был бы официальный допрос. Все, что он скажет, было бы запротоколировано, а затем использовано в суде как доказательство.

Гольдман ошеломленно замер в кресле. Именно на это и рассчитывал Джек. Не давая ему опомниться, он продолжал:

— Я хочу оградить вашу семью от всего этого, мистер Гольдман. Мне нужно узнать, что видел Гурий тем вечером, и все.

— Если мы поговорим сейчас, то сможем избежать официальной процедуры, я правильно понимаю?

— Я приложу все усилия, чтобы вас никто не побеспокоил, но гарантировать этого не могу. Я понимаю вашу ситуацию и хочу помочь вам. Сегодня днем, когда я пришел поговорить с тренером по гребле, Гурий упомянул, что видел нечто странное, что может быть связано с убийствами. Я решил выяснить детали в вашем присутствии.

Джек осторожно подбирал слова, понимая, что Гольдман — умный и внимательный человек, которого просто так не заставишь плясать под чужую дудку.

— Вы будете опрашивать остальных мальчиков из клуба?

— Возможно, придется, — честно ответил Джек, — но не на данном этапе.

— Почему только Гурий?

В глазах мальчика появился страх. Джек понимал, что обязан защитить его от отцовского гнева.

— Думаю, Гурий не знал, что в тот день отменили занятия. Он ждал команду, но никто так и не пришел. Тогда он решил задержаться на случай, если появится тренер. Потом он отправился домой, но до этого успел кое-что заметить.

Гольдман посмотрел на сына.

— Это произошло во вторник, когда ты рано вернулся домой?

Мальчик кивнул.

— Думаю, Гурий просто не хотел расстраивать вас, мистер Гольдман.

Тот не удостоил его взгляда.

— Думаю, мистер Хоксворт, мой сын сам может ответить за себя, — отрезал он. — Почему ты соврал?

— Я не врал. Я не знал, что отменили тренировку. Я некоторое время подождал, потому что не знал, что делать. Ты бы приехал за мной только через час или полтора, поэтому я пошел домой.

— Ты знаешь, что тебе запрещено самостоятельно ходить у реки?

— Да, но мне почти шестнадцать, и ты постоянно твердишь, что я уже взрослый. Я подумал, ты будешь сердиться, если я останусь в клубе один.

Гурий украдкой посмотрел на Джека. Они оба приврали, и хотя мальчику наверняка попадет после этого разговора, им, похоже, удалось минимизировать катастрофу.

Наконец Гольдман кивнул.

— Хорошо, ты поступил правильно. А теперь объясни, почему полиция считает, что ты видел что-то важное, и какое это имеет отношение к нам.

— Я видел мужчину из синагоги, который…

— Что?! — воскликнул Гольдман. — Ты обвиняешь кого-то из наших?

— Пожалуйста, выслушайте его. Именно поэтому я решил сначала поговорить с вами, — вмешался Джек.

Гольдман плотно сжал губы и кивнул.

— Продолжай.

— Это рыжеволосый мужчина, помогавший во время Пурима. Он устанавливал звуковую систему, которую подарил мистер Глюк.

— И что ты видел? Говори правду.

— Я видел, как он приехал с женщиной не из наших и помог ей забраться на борт. Случилось это совсем рядом с клубом, только на противоположной стороне реки. Потом он сошел на берег и там разговаривал с мужчиной, который, мне кажется, был владельцем лодки. Он недолго пробыл там, но я думаю, что это подозрительно.

Гольдман задумался.

— Ты абсолютно уверен, что это был он?

— Да. У него страшное лицо, его ни с кем не спутаешь.

Гольдман похлопал сына по руке. Похоже, он больше не сердился.

— Мистер Гольдман, вызнаете, кто это? — спросил Джек.

— Гурий видел Шлимэя Каца. Он живет на Олдхилл-стрит, работает у мистера Мойши Глюка, всеми уважаемого и добропорядочного человека.

— Я уверен, что это так и его репутация не пострадает. Я хочу всего лишь поговорить с мистером Кацем.

— Вам потребуется еще что-нибудь от нас?

— Не сейчас. Возможно, позже Гурий должен будет опознать мистера Каца, но для вашей семьи я постараюсь упростить все процедуры.

— Спасибо. — Гольдман встал.

Джек последовал его примеру.

— Что еще вы могли бы сообщить о Шлимэе Каце?

— Гурий, пойди к маме и скажи, что наш гость уже уходит.

— До свидания, инспектор Хоксворт.

Джек пожал ему руку.

— Спасибо, ты мне очень помог. Успехов в спорте.

Мальчик вышел из комнаты, и Джек внимательно посмотрел на Гольдмана.

— Позвольте, я провожу вас. — Он открыл дверь гостиной и, помолчав, добавил: — Шлимэй Кац мне никогда не нравился. Как вы, наверное, заметили, моя семья придерживается ортодоксального иудаизма, однако мы не хасиды.

— Но вы живете среди хасидов.

— Разумеется. Их верования требуют следовать более строгим нормам поведения. Например, хасид никогда не разрешит сыну вместе с другими школьниками посещать клуб. Я рад, что моя семья интегрирована в британское сообщество, но это не значит, что нам сложно жить среди хасидов. Нам, откровенно говоря, здесь очень нравится.

Джек кивнул.

— Они очень хорошие люди, — продолжал Гольдман. — Шлимэй Кац постоянно посещает синагогу, иногда помогает человеку, которого я уважаю… — Он замолчал, и Джек замер в ожидании заветного «но». — Но Гурий прав, Каца не назовешь симпатичным человеком. Он шумный, нахальный, у него есть сомнительные привычки. Я терпеть не могу обсуждать людей, но хочу помочь вам, и если Гурий говорит, что видел его, то, значит, так и было. Думаю, вам нужно поговорить с Кацем. Надеюсь, все это окажется простым недоразумением.

— Похоже, вы уверены в этом.

— Шлимэй Кац, возможно, пугает детей и не нравится женщинам, а я не одобряю его привычки, но я не верю, что он убийца. У Шлимэя были свои веские причины быть там, где его видел Гурий.

Джек протянул ему руку.

— Спасибо за помощь! Простите, что испортил вам вечер. Надеюсь, вы не будете ругать Гурия.

Гольдман проигнорировал протянутую для рукопожатия руку.

— Почему вы решили, что я буду наказывать сына за честность? — нахмурился он.

— Простите, я не это имел в виду, — поспешил объясниться Джек. — Просто вы явно не обрадовались, когда узнали, что он разговаривал с полицией.

— Вы неправильно меня поняли. Мой сын рассказал вам, что он видел, и поступил абсолютно правильно. Но до этого он поступил непорядочно. Я думаю, и вы, наверное, тоже не станете этого отрицать, он знал, что занятий не будет, но решил погулять у реки. Он обманул, и это непорядочно.

— Знаете, я не считаю, что он поступил плохо, мистер Гольдман, — сказал Джек то, что думал.

— Понимаю. — Гольдман открыл перед ним дверь. — Хотя мы не придерживаемся строгих хасидских традиций, я не хочу, чтобы приятели слишком влияли на него.

— Вы не считаете, что свобода — это не искушение, а необходимый жизненный опыт?

— Я похож на глупого человека, мистера Хоксворт?

— Нет, сэр.

— Тогда не думайте, что я этого не понимаю.

Несмотря на резкие манеры, Гольдман был Джеку симпатичен.

— Очевидно, Гурию нравится гребля, и друзья по клубу относятся к нему очень хорошо.

— Я был хасидом, мистер Хоксворт, но по причинам, о которых сейчас не к месту говорить, принял решение перейти в реформизм и не отгораживаться от других. Некоторые в нашем сообществе полагают, что таким образом я подвергаю своих детей опасности, порчу их, но я считаю, что Гурию пойдет на пользу общение с внешнем миром. Однако он не должен злоупотреблять доверием, именно поэтому я называю его поведение непорядочным. Я знаю, он не сделал ничего плохого и не подвергал себя опасности. Думаю, ему просто хотелось отдохнуть от домашней суеты. — Джек улыбнулся и кивнул. — Но рано или поздно у него будет собственная семья, и он должен научиться любить детей, их игры, смех, слезы и маленькие ссоры. Все это — часть его жизни. Вернее, это и есть его жизнь. Он должен принять ее такой, какая она есть, и уметь наслаждаться этим. — Взгляд Гольдмана на мгновение стал по-настоящему теплым.

— Я понимаю, мистер Гольдман, и рад, что смог оградить вас от излишнего внимания. Спасибо за оказанную помощь.

— Если Шлимэй Кац причастен к этому ужасному преступлению, вам лучше поторопиться и найти его. Если не успеете, с ним разберутся люди из общины.

Джек кивнул.

— Мы немедленно начнем действовать.

— До свидания. Удачи.

Рубен Гольдман поднял на прощание руку и закрыл дверь.

Джек развернулся и зашагал прочь, на ходу доставая мобильный. Набрал штаб. Ответила Джоанна.

— Это я.

— И где ты пропадаешь? Тут никого нет, — отчиталась она.

— Это хороший знак. Кейт вернулась?

— Нет, но я слышала, что она уже в пути.

— Хорошо. Сара там?

— Единственная живая душа. Я передам ей трубку. Джек, сегодня было много звонков от журналистов.

— Я знаю. Держи их как можно дальше от меня. Шарп не хочет разглашать подробности. К тому же пока нам нечего им сообщить.

— Я могу передать им это?

— Нет. Скажи, что мы отрабатываем несколько версий.

Джоанна вздохнула.

— Поговори с Сарой. — Она переключила звонок.

— Алло!

— Привет. У нас есть подозреваемый.

— О, замечательно! Чем могу помочь?

Джек рассказал все, что удалось узнать.

— Мне нужен адрес Шлимэя Каца. — Он по буквам продиктовал имя. — Передай Малику, что я буду ждать его там.

— Хорошо. Сейчас перезвоню.

— Спасибо.

Джек пошел к Стамфордскому парку. Вокруг кипела жизнь: мужчины спешили в синагогу, женщины и дети торопились домой. Он подумал, не позвонить ли Кейт, когда телефон снова завибрировал.

Сара продиктовала адрес.

— Ты связалась с Маликом?

— Сарджу взял трубку. Он пообещал передать все Малику. Он будет ждать тебя на месте.

— Замечательно, спасибо тебе. И удачи сегодня вечером!

Загрузка...