Биография отца Бешеного

- Дорогие друзья, сегодня отмечается "девяностолетие" писателя и режиссера Виктора Доценко...

Издательство "ВАГРИУС" взялось провести это уникальное мероприятие в содружестве с журналистами "Московского комсомольца", на которых возлагалось информационное обеспечение этого действа и распространение гостевых приглашений. Каким-то образом узнав, что я пригласил Павла Грачева, "МК" задумал сорвать мероприятие, не разослав приглашения (их замысел оказался бессмысленным: Павел Грачев не смог прийти на это торжество). Таким образом, в зале на тысячу мест оказалось не более трехсот человек: приглашенные мною и издательством и те, кто, прочитав крохотную заметочку в "МК" и несмотря на предупреждение, что вход только по пригласительным билетам, на свой страх и риск приехали и получили удовольствие от выступлений ведущих артистов эстрады и кино.

Популярная тогда телепрограмма "Намедни", нередко эксплуатировавшая мое имя в своих передачах, не зная о кознях "МК", не преминула уколоть мое самолюбие, заметив, что поклонников моего Савелия Говоркова на столь знаменательном событии оказалось не так уж много...

Вы не представляете, сколько звонков раздавалось после этой передачи: люди были обижены, что их не пригласили. А некоторые, узнав, кто виноват, хотели принять активные меры по отношению к "МК", но я остановил их, заметив, что в "МК" много талантливых и честных журналистов, которые не несут ответственности за некоторых своих злобных коллег...

Когда Павел Грачев стал консультантом фильма, оказывая всяческое содействие в его создании, мои продюсеры воодушевились. Они поняли, что наличие заместителя командующего ВДВ в качестве главного консультанта существенно удешевит производство, что - правда.

Много разного писали и говорили о Павле Грачеве. Но я вижу этого человека по-своему, и признаюсь, что так, как помогал мне он, не всегда поможет даже близкий родственник. Доброта и отзывчивость этого человека спасали меня и мое кровное дело не раз, за что я храню в своем сердце вечную ему благодарность.

Судите сами...

Съемки завершились, и вдруг при проявке пленки обнаруживается технический брак! А этот эпизод принципиально важный и снимался в Афганистане. Что делать? Без этого эпизода я не мог обойтись: он точно раскрывал психологию двух главных героев. Обращаюсь к Павлу Сергеевичу, уже командующему ВДВ. Честно рассказываю - и о браке, и почему этот эпизод так важен. Несколько секунд размышлений, и неожиданное предложение:

- Послезавтра лечу в одну часть в горах Казахстана, если устраивает, могу вас взять с собой...

- А когда вы возвращаетесь? - машинально спрашиваю, все еще не веря, что появилась надежда.

- На съемки будет не более четырех...

- Дней? - радостно восклицаю я.

- Часов! - охлаждает он мой пыл, добавляя: - Ну пять часов! Согласен?

- Конечно! - кивнул я, скрывая неуверенность.

Объявляю киногруппе срочный вылет через день на досъемки. К счастью, люди, окружавшие меня, вникли в ситуацию и собрались к назначенному часу. Летели долго и трудно: в то время уже начались волнения в азиатских республиках и над Таджикистаном наш самолет даже был обстрелян. Правда, отделались мы одним пулевым отверстием в крыле и благополучно приземлились около двенадцати часов ночи.

Нас отвели в гостиницу, а потом кто захотел пошел в сауну. Там уже был накрыт стол с нехитрой, но сытной едой и красовалась трехлитровая банка чачи. Поначалу меня это не насторожило, но когда содержимое банки стало быстро убывать, я забеспокоился: на восемь утра была назначена съемка, а до того актеров нужно было одеть, загримировать - еще час. Да и позавтракать. Выходило, как ни крути, а в шесть вставать. Более всего меня волновало самочувствие основных героев завтрашней съемки: Аристарха и Игоря Ливановых. На них падала основная нагрузка: эпизод боя с моджахедами или, как их называли в Афгане, "духами", ранение героя Игоря и эпизод, когда герой Аристарха тащит на себе раненого.

Игорь, чуть пригубив чачи, немного попарился и ушел спать. За ним последовал и Анатолий Рассказов, директор нашей картины. А мы с Аристархом, с Павлом Сергеевичем и с двумя полковниками-десантниками продолжили застолье вкупе с хорошим паром. Вскоре удалился и Грачев. Бравые полковники из уважения к большому артисту подливали и подливали Аристарху горячительный напиток. Я вмешался и посоветовал ему остановиться. На что уважаемый Аристарх ответил:

- Знаешь, Виктор, тебе очень повезло с таким артистом, как я: Аристарх Ливанов умеет держать удар! - хвастливо заметил он чуть заплетающимся языком. - Сколько бы я ни выпил накануне, когда бы я ни лег спать, с утра я - как огурчик!..

Что я мог возразить любимому артисту? Оставалось лишь поверить на слово. Я всегда вожу с собой портативный будильник и ровно в шесть утра был уже на ногах. Принялся будить съемочную группу, хотя по регламенту это обязанность администрации картины. Труднее всех приходил в себя Аристарх, который никак не мог протрезветь. Влив в него несколько чашек кофе, заставили умыться и довели до костюмеров и гримеров. Наконец после сильной нервотрепки летим на двух вертолетах в горы.

Подлетая к месту съемок, видим почти полуметровый слой снега, выпавшего за ночь. На дворе сентябрь, и местные сказали, что в это время года здесь никогда не выпадал снег. Я осмотрелся вокруг, увидел такую красоту и подумал - вот ведь повезло! Поставили свет, определили точку съемки, и я начал репетировать с актерами. Аристарх еле держался на ногах, и пришлось срочно готовить ему крепкий кофе. Прошли до конца одну репетицию первого эпизода, и я объявил:

- Снимаем эпизод боя! - Я специально начал не с актерских сцен, чтобы дать Аристарху время прийти в себя.

Все заняли исходные позиции. Командую:

- Внимание! Мотор! Начали!

Довольно быстро, почти без дублей, снимаем сложную сцену боя, снимаем крупные планы. Затем черед основной актерской сцены. Командую: "Мотор!". Пленка идет, а Аристарх с "раненым" Игорем на спине из-за скалы не показывается.

- Стоп! - кричу. - Что случилось? - Бегу к ним.

Вижу сцену: Аристарх мирно спит на снегу, а Игорь его тормошит. Прошу принести еще чашку кофе. Пока несут, растираю грудь Аристарха снегом: лицо нельзя из-за грима.

- Виктор, взгляни на него: он же вновь захмелел, - расстроился Игорь.

- Арик, сможешь десять минут пронести Игоря на спине? - спросил я, когда тот осмысленно взглянул на меня.

- Конечно! - Он резко мотнул головой. - Я же тебе сказал вчера: тебе очень повезло с актером - сейчас выпью кофе и буду как стеклышко!

- Надеюсь! - усмехнулся я, не рискнув добавить - "точно - остекленевший", повернулся к Игорю. - Знаешь, его вид полностью соответствует художественной задаче этого эпизода.

- Тебе решать - ты режиссер: через пятнадцать минут его и пушкой не разбудишь! Может, лучше дать ему часок проспаться?

- Через час мы уже будем в воздухе! - Я развел руками и решился. - Снимаем сейчас!

Приносят кофе, Аристарх пьет, не без усилий поднимается на ноги и сообщает, что готов работать. Бегу к камере, командую: "Мотор!" - и с волнением жду появления артистов. Идут! Слава Богу! Только крикнул: "Стоп! Снято!" - как Аристарх повалился в снег и тут же заснул. Мне кажется, что настоящий профессионализм талантливого актера проявляется в умении собраться в нужный момент! В силу стечения обстоятельств эпизод в горах, думаю, сыгран очень точно и удачно.

Когда Грачева назначили министром обороны России, помогал нам заместитель командующего ВДВ - генерал-лейтенант Чиндаров. Александр Алексеевич тоже боевой генерал, прослуживший в Афгане несколько лет под командованием П. Грачева. Солдаты настолько любили его, что сложили про него шутливую песню. Чиндаров тоже очень много полезного сделал для фильма.

Кстати, после фильма по студии ходила шутка: "Берет Доценко человека главным консультантом своего фильма, и тот обязательно станет министром! - И многозначительно добавляли: - Вспомните Силаева, Грачева..."

До сих пор жалею, что не удалось из-за денежных затруднений параллельно сделать документальную ленту о том, как создавалась наша картина. Думается, что и он заинтересовал бы зрителей. Чего стоила хотя бы работа каскадеров, возглавляемых Валерием Кудряшовым. Четыре трюка было сделано впервые в мировой практике. О трех мы догадались сами. Первый - прыжок с моста высотой в двадцать шесть с половиной метров. Прежний рекорд принадлежал также нашим каскадерам: Виктору Иванову и Александру Карину. В Тулузе они прыгнули с двадцатипятиметровой вышки на огромную надувную подушку. К несчастью, в результате прыжка Саша Карин повредил позвоночник и теперь прикован к инвалидному креслу.

Второе достижение заключалось в том, что дублер прыгал не в воду, не на воздушную подушку, а на баржу с песком, да еще и без страховочного троса. Третий трюк состоял в том, что дублер прыгал под идущий железнодорожный состав и в этом же кадре выпрыгивал с другой стороны.

А четвертый рекорд обнаружили американские кинемато-графисты, которым я показывал фильм. Оказалось, что предыдущий рекорд по времени горения человека, полностью охваченного пламенем в одном кадре, перекрыл каскадер нашего фильма. Кстати, несмотря на множество сложнейших трюков, во время съемок не было не только ни одной травмы, а даже простой царапины...

Один американский специалист после просмотра фильма спросил, какую сумму я получил за гэг в кадре, в котором повернул на "УРАЛе" зеркало заднего вида так, чтобы видеть вертолет? ("Гэгом" в кино называют нестандартное решение или действие, в чем Чаплину не было равных.) Оказывается, до меня никто в мире так еще не делал, и в Голливуде за такую находку я получил бы не менее пятидесяти тысяч долларов. А наши специалисты ее даже не заметили.

Время от времени я пытался улучшить свои жилищные условия. А жил я в двухкомнатной коммунальной квартире: в большой комнате семья из трех человек, в маленькой - я.

Первым делом я попробовал действовать официальным путем. Взял от "Мосфильма" взял ходатайство и характеристику и при помощи Васькова попал на прием к Ю. М. Лужкову. Оказалось, что он читал мои книги и они ему нравятся. С признательностью принял только что вышедший новый роман с моей дарственной надписью. Услышав о моих проблемах, обещал помочь.

Юрий Михайлович произвел на меня впечатление очень внимательного и доброжелательного руководителя, презирающего бюрократизм и волокиту. Он человек дела и верен данному слову. Думаю, его отношение к людям характеризует такой эпизод. Во время нашей беседы в кабинет вошел один из министров от Москвы (говорят, он обычно заходит к нему в любой момент без доклада), и Юрий Михайлович говорит ему:

- Извините, я занят: принимаю писателя Доценко...

Я не отношусь к тем творческим счастливчикам, на которых сыплются государственные награды, которым дарятся квартиры, дачи, даются звания. Поначалу это расстраивало меня...

Но однажды...

Много лет назад, когда я еще был никем и звали меня никак, случай свел с удивительной женщиной, о которой тогда тоже мало кто знал, хотя она и лечила главу нашего СССР. Это была Джуна. Правильно говорят, что хороших людей сводит сам Бог. Прошло несколько лет, и однажды Джуна пригласила меня к себе на Старый Арбат. К тому моменту она стала Великой Княгиней России, Царицей Ассирии. Оказалось, что Джуна внимательно следит за моим творчеством: читает мои романы, смотрит мои фильмы. Тот год был для меня особенным: минуло полвека со дня моего рождения. Приглашаю Джуну на свой юбилей. Ослепительная Джуна появляется на моем празднике в окружении казачьих генералов, среди которых был и начальник штаба казачьих войск.

Джуна произнесла теплые слова в мой адрес, а потом, "за заслуги перед отечеством", пожаловала мне потомственный титул Князя, а генерал Камшилов присвоил звание генерал-майора казачьих войск, с вручением ордена "Молодая элита России". Это первая и единственная награда за мой труд. И ею очень горжусь.

Кстати, до сих пор не являюсь членом ни одной писательской организации: не приглашают - значит, я им не нужен...

Бог им судья...

Конечно, не все было безоблачно во время съемок. В самый разгар работы пришлось расстаться со вторым режиссером: выше я рассказывал о Милиане и о том, как она пошла за мною в отчаянной ситуации. Я человек благодарный и достаточно много сделал для нее во время работы над фильмом, и не только в плане материальном...

Однажды Мила, едва не со слезами, рассказывала, что ее сына могут вот-вот забрать в армию, чего она не переживет. Оказывается, он учится на вечернем отделении МАТИ, которое не дает отсрочки от призыва на военную службу. Надо помочь. Беру сценарий фильма и еду в ректорат института. К счастью, ректора на месте не было, встречаюсь с первым проректором. Вхожу, и вдруг мы с хозяином кабинета буквально замираем, глядя друг на друга, а через несколько секунд паузы, едва не одновременно, восклицаем:

- Виктор?!

- Виталий?!

Проректором МАТИ действительно оказался мой бывший товарищ по спортивному клубу МГУ: Виталий Мануйлов был немного старше и тоже серьезно занимался спортом. Пошли воспоминания, "рюмки чая"... Случайно заговорили о стихах. Послушал его. Понравилось. Он дарит мне небольшой сборник, собранный вручную. С удивлением спрашиваю: почему не занялся изданием стихов? Отвечает: не задумывался. Настаиваю...

Ко дню, когда пишу эти строки, Виталий издал более десяти сборников стихов и написал тесты песен для двух моих фильмов: "Тридцатого уничтожить!" и "Черные береты". С той памятной случайной встречи в его профессорском кабинете мы прочно сдружились и не мыслим себя без этой дружбы и нередко встречаем вместе семейные и иные торжества.

Один из своих сборников, он подписал так:

"От автора Виктору Доценко. Дорогому другу и человеку, рискнувшему и позволившему сделать автору первый шаг в "официальное искусство"

В. Мануйлов 25.05.93."

Ясно, что сын второго режиссера был переведен на дневное отделение, и армейские будни ему больше не угрожали. Он даже сыграл небольшую эпизодическую роль в фильме...

Но... добро не остается безнаказанным! Мила настолько освоилась, что всерьез стала вмешиваться в съемки, в сценарий, требовала сорежисерства, соавторства. Страдала работа, и терпеть сплетни, разлагавшие съемочную группу, я не мог, а потому уволил ее.

Было небольшое столкновение и с актером Садальским. Он, безусловно, талантлив, но до моего фильма играл довольно однотипные роли, в которых узнавался Кирпич из сериала "Место встречи изменить нельзя". Я рискнул пригласить его на роль русского мафиози: беспощадного, жестокого, но умного. Я надеялся, что сумею выдавить из него остатки Кирпича.

По техническим причинам съемки Садальского пришлось начать с последней психологически очень сложной сцены в больнице, где он противостоит главному герою. Репетируем несколько раз, но я жду большей точности образа и не начинаю снимать. Станислав не выдерживает и в сердцах говорит:

- Сколько можно репетировать? Ты же не Феллини, Виктор!

Вспылил и я:

- Между прочим, Стас, и ты не Мастрояни!

Садальский обозлился и ушел. А у него, между прочим, по сценарию вторая по значимости роль. На следующий день он является и говорит:

- Извини, Виктор, погорячился я немного!

- Я тоже, - кивнул. - Работаем...

Впрочем, дальнейшая работа со Стасом стала совсем иной: у меня пропал прежний кураж. Думаю: буду снимать, как хочет Стас, а при монтаже постараюсь добиться того, что нужно мне, как автору и режиссеру. В результате, по словам зрителей, Садальский раскрылся в моем фильме с совершенно новой стороны, но роль пришлось существенно сократить.

Со Стасом мы встретились через несколько дней после премьеры фильма, и он мне откровенно сказал:

- Знаешь, Виктор, во время работы над фильмом я сомневался, что он у тебя получится, а сейчас хочу извиниться за свое неверие: фильм получился потрясный!..

Во время съемок я столкнулся с настоящей забастовкой. Мы снимали в литовском городе Гайжюнай, где находился 242-й учебный центр ВДВ. Для одного из эпизодов я выбрал заброшенный бункер, в котором хранились ракеты типа "земля - воздух - земля". Согласовав с командиром дивизии генералом Н. В. Стаськовым место и время, я назначил день съемок. Приезжаем, и вдруг все актеры и некоторые из членов группы отказываются заходить в бункер, ссылаясь на то, что там остаточная радиация. Все мои доводы о том, что этого не может быть, ибо в случае подобной опасности никто бы не дал там снимать, не дали результата. Тогда я предложил группе следующее: сам войду в бункер на полчаса, что и сделал, а втихую распорядился достать дозиметр. Он пригодился; мое "показательное выступление" не потребовалось. Когда дозиметр никакой радиации не обнаружил, все извинились.

Был в Гайжюнае и смешной случай. Привез нас туда Грачев, ставший командующим ВДВ. Пробыл пару дней, вручил мне камуфляжную форму с погонами в четыре генеральских звезды: сейчас они обозначают звание генерала армии, а тогда это воспринималось только как шутка. Убывая в Москву, Павел Сергеевич заметил, что наделяет меня полномочиями личного представителя командующего ВДВ.

В фильме есть эпизод захвата террористами военного склада с оружием. Узнав у комдива, где расположен действующий склад, я взял его "уазик" и поехал с оператором посмотреть место. Остановив машину напротив ворот с часовым, я вышел из кабины и направился к нему, забыв, что на мне генеральские погоны. Представляете картину: из машины комдива выходит незнакомый генерал непонятного достоинства, да еще и с окладистой седоватой бородой, и направляется к военному объекту. Как должен поступить бедный часовой?

- Стой! Стрелять буду... - дрожащим голосом произнес он.

- Погоди, сынок, стрельнуть всегда успеешь, - строго говорю ему. - Я представитель командующего ВДВ, и мне нужно взглянуть на охраняемый тобой склад!

- Я обязан доложить своему командиру! - чуть не плача, заявил часовой.

- Выполняй! - добродушно кивнул я.

Облегченно вздохнув, тот подскочил к столбу, открыл потаенную дверку и вытащил из углубления трубку связи. Он старался говорить тихо, но я все слышал.

- Товарищ капитан, докладывает часовой объекта пять, ко мне подошел какой-то генерал и просит показать ему охраняемый объект... Генерал?.. Не знаю, но звездочек очень много, и говорит, что он представитель командующего ВДВ... Так точно!.. Есть!.. - Он положил трубку, повернулся ко мне и извиняющим тоном сообщил: - Товарищ генерал, командир сейчас прибудет!

- Хорошо! - спокойно ответил я и вернулся к машине.

Не успел я сесть в нее, как увидел несущийся "уазик". Он лихо затормозил в двух метрах от нас, и из него выскочил статный капитан, взял "под козырек", четким строевым шагом подошел ко мне:

- Здравия желаю, товарищ генерал! Вверенные мне объекты находятся в полном порядке и готовы к выполнению любого приказа командования! Докладывает командир взвода охраны капитан Селиванов!

Тут я и осознал важное отличие армейской жизни от гражданской. На гражданке, будь ты самим министром, но если тебя не знают в лицо, то никто и ухом не поведет, а в армии важно не лицо, а знаки отличия. Даже когда я объяснил капитану, кто я такой, а он созвонился с комдивом и тот подтвердил мои полномочия, он продолжал тянуться передо мной по стойке "смирно" и отвечал односложно: "есть", "так точно"...

Но не все было гладко и в Гайжюнае. Меня пригласил на день рождения командир дивизии, генерал Стаськов (кстати, в момент написания этих строк начальник штаба ВДВ). Праздновали в домике отдыха с сауной. Когда мне дали слово, я поздравил именинника и в дополнение сказал, что ВДВ повезло с новым командующим (им стал Павел Грачев). И вдруг замполит дивизии, успевший набраться, громко сказал:

- Это ему повезло с нами!

За столом мгновенно повисла гнетущая тишина. Меня поразило, что комдив не сделал ему замечания и смущенно отвел взгляд, когда я посмотрел на него. Я никогда не прощаю, если оскорбляют моих друзей, но здесь я, во-первых, был гость, во-вторых, представлял командующего.

- Мне кажется, что вы, полковник, должны извиниться за свою бестактность! - тихо проговорил я, давая ему возможность исправить свою оплошность.

- А мне по фигу твое мнение! - громко воскликнул тот.

Это уже был прямой вызов на конфликт, и я хотел было достойно ответить, но тут подошел комдив, виновато улыбаясь:

- Виктор Николаевич, все в порядке: перебрал человек, с кем не бывает... Он строго взглянул на полковника.

Тот зло усмехнулся, но промолчал.

- Пойдемте попаримся, Виктор Николаевич, - предложил комдив, явно желая что-то сказать наедине.

Я не ошибся. Николай Викторович рассказал, что у замполита свои взаимоотношения с Грачевым: в Афганистане он спас Павла Сергеевича от смерти, а потому и позволяет себе лишнее. И даже он, комдив, опасается с ним конфликтовать. Генерал попросил меня не усугублять ситуацию.

Вернувшись к столу, мы выпили еще, а потом кто-то предложил помериться силами в армреслинге. У нескольких офицеров я выиграл, и все стали просить комдива защитить честь ВДВ. У генерала действительно оказалась сильная рука, да еще он был именинником. Короче, отчаянно посопротивлявшись, я так и не смог с ним совладать. Возможно, этим все бы и закончилось, но снова подал голос замполит.

- А может, со мной потягаешься? - злорадно спросил он.

- Почему бы и нет? Левой или правой? - спокойно поинтересовался я.

- А любой!

- В таком случае обеими! - Почему-то я был уверен, что накажу этого хама.

Со всеми офицерами, даже легкими противниками, я делал вид, что с трудом преодолеваю сопротивление, то с замполитом обе схватки закончились в считанные секунды. Тот буквально озверел.

- Пойдем выйдем один на один, и тебя не спасет даже Грачев! - прошипел он.

- Пойдем, и я порву тебя, как грелку! - вскочил я, но его снова спас комдив, воззвавший к тому, что у него день рождения и не нужно его портить.

Я согласился, но понял, что оставить все без последствий не имею права. Поднимаюсь в апартаменты Грачева, где он меня поселил, набираю прямую связь и первым делом спрашиваю, правда ли, что замполит дивизии защитил его от пули. Павел Сергеевич искренне удивился этой байке, и тогда я ему поведал все подробности поведения полковника и что офицеры его побаиваются из-за его претензий на особые отношения с командующим. Павел Сергеевич страшно разозлился и на следующий день пришел приказ: замполит срочно переводился куда-то к "черту на рога". Комдив подошел ко мне и сказал:

- Уверен, не обошлось без вашего вмешательства...

- Никогда не нужно верить на слово, тем более нечисто-плотным людям!

- Спасибо вам, Виктор Николаевич, в дивизии стало дышать легче...

Окончание съемок в Гайжюнае пришлось на семнадцатое августа девяносто первого года, и в тот же вечер мы выезжали поездом в Москву. Неожиданно на перроне подошел ко мне один литовский полковник, с которым мы сблизились во время съемок, отвел в сторону и, оглядываясь беспокойно по сторонам, тихо проговорил с сильным акцентом:

- Виктор, будь осторожен в Москве: туда идут военные силы... Много!

- Для чего? - не понял я.

- Переворот... Всех резать, убивать хотят, чтобы... - еще тише начал пояснять он, но тут, увидев кого-то, побледнел и устремился прочь.

У меня не было оснований не доверять этому человеку, и я нашел переговорный пункт. Звоню Грачеву - не отвечает. Руцкому, тогда вице-президенту, - никто не берет трубку. Звоню Михаилу Полторанину (с ним сблизился еще до фильма: он обещал мне помочь с бумагой для издания первого романа), результат тот же - не отвечает. Время поджимает - набираю номер Ивана Степановича Силаева. Слышу его голос и облегченно вздыхаю. Скороговоркой представляюсь и передаю полученную от литовского офицера информацию.

- О движении войск к Москве мне ничего не известно, - задумчиво отвечает Иван Степанович. - Но спасибо: обязательно проверю...

Никому из группы я, конечно же, ничего не сказал, но ехал всю дорогу в большом волнении. Прибываем в Москву и на вокзале чувствуем какую-то странную напряженность, видим озабоченные лица. Встречающий нас администратор картины сообщает: военный переворот! Мухой лечу домой и набираю домашний телефон Грачева. Трубку поднимает его супруга.

- Любаша, где Павел Сергеевич? - спрашиваю.

Та в слезы:

- Паша арестован!

- Как арестован? - растерялся я.

- Гэкачепистами! Что делать, Виктор?

- Ничего не делать: успокоиться и верить, что все будет в порядке! Верьте мне, Любаша: все будет в порядке! - твердо повторяю я, а сам прислушиваюсь к радио, где говорится, что все прогрессивные граждане Москвы должны идти к Белому дому. - Любаша, я иду к Белому дому и постараюсь сообщать вам новости! А вы успокойтесь, прошу вас! Договорились?

- Я постараюсь! - Люба тяжело вздохнула и положила трубку: я не обманул, и все эти дни звонил ей и старался подбодрить и вселить надежду на лучшее...

Переодеваюсь в тот камуфляж, что подарил Павел Сергеевич, кладу зачем-то в карман нож-выкидыш и спешу к Белому дому. Было уже около девяти часов вечера. Транспорт не работает, но мне везет: Неопалимовский переулок находится в пятнадцати минутах ходьбы от Белого дома. Там уже собралось несколько тысяч народу. Настроение у всех тревожное, но, несмотря на растерянность, чувствуется какое-то необъяснимое единение. Все заняты сооружением баррикад, сваливая в кучу все, что попалось под руку: железные бочки, куски бетона, части арматуры, листы железа...

Пытаюсь прояснить ситуацию, получить какую-то определенную информацию, но со всех сторон слышатся разные, порой исключающие друг друга слухи. Увидал Стаса Намина, которого окружили фанаты. Поприветствовали друг друга. Мелькали в толпе известные всей стране люди: Шеварднадзе, Попов, Гайдар, Говорухин. Несмотря на то что каждый из них находился в окружении своих помощников, люди прорывались к ним, засыпали вопросами. Добрался и я с вопросами к Шеварднадзе во вторую мою ночь моего дежурства у Белого дома. Незадолго до этих событий нас познакомил Иван Степанович Силаев.

Шеварднадзе узнал меня, сразу остановился, дружелюбно поздоровался. Меня в те часы волновали два вопроса: насколько основательны сведения о подходе бронетехники для атаки на Белый дом и что слышно о Грачеве. Отвечать Шеварднадзе начал со второго вопроса, сообщив, что Грачев жив, но находится под домашним арестом:

- А на первый вопрос... - начал он, сделал небольшую паузу, и его лицо мгновенно стало серьезным и чуть суровым. - Нужно быть готовыми ко всему...

- Думаете, и "Альфа" может пойти на штурм? - Этот вопрос волновал всех "защитников".

- Нужно быть готовыми ко всему... - повторил он. - Только не поддавайтесь провокациям. - Он повернулся, чтобы уйти, но остановился и тихо прошептал: Будь осторожен, Виктор, береги себя...

После разговора с Шеварднадзе я позвонил жене Грачева и пересказал ей разговор. По-моему, Любаша стала чуть спокойнее...

Еще в первую ночь меня поразило, что и военные, охранявшие Белый дом, и другие, находившиеся среди граждан-ских защитников на баррикадах, были растеряны настолько, что пребывали в некоторой прострации, хотя и пытались подбодрить друг друга: кто взглядом, кто жестом, а кто и выкриком какого-нибудь популярного лозунга. Постепенно пришел к выводу, что лично меня происходящее на баррикадах не устраивает: я жаждал каких-то действий, и желательно полезного свойства. Неожиданно словно сам Господь решил дать мне подсказку: передо мной мелькнуло знакомое лицо одного бывшего афганца. Я окликнул его, и мы дружески обнялись.

- Камуфляж из-за Речки? - спросил он.

- Нет, подарок Паши Грачева...

- Правда? - Он так обрадовался, словно услышал сообщение о его награждении. - Я ж под его началом года три в Афгане служил. Отличный комдив был!

- Послушай, Аркадий, ребята с тобой? - спросил я.

- Я - один, но человек двадцать наших видел, а что? - Его глаза странно заблестели.

- Мысль одна есть! - подмигнул я. - Можешь собрать их в кучку?

- Где?

- А вот здесь! - кивнул я в сторону одного из трех танков, ставших на защиту Белого дома.

- Через полчаса все будем здесь! - заверил он.

- Действуй, Аркадий! - бросил я.

- Есть, командир! - вытянулся тот и исчез в толпе.

С его легкой руки ко мне прилепилось прозвище Командир. Это прозвище вызвало к жизни занятную историю. Увидев, как вокруг меня деловито суетятся люди, а я в камуфляже (забыл сказать, что звезды с погон я, естественно, снял), ко мне подошел пожилой мужчина и говорит:

- Извините, могу я спросить, в каком вы звании? Подполковник или полковник? И фамилию вашу, если можно... Борода ваша меня смущает...

- Отец, у меня одно звание: российский кинорежиссер, который пришел сюда защищать демократию! А зовут меня - Виктор Доценко! - с некоторым пафосом ответил я (какой же я все-таки был тогда наивный).

- Извините меня, старика, я полковник в отставке: может, сгожусь на что?

Вполне возможно, я и не вспомнил бы о нем, если бы двадцать четвертого августа, то есть после провала путча, мне не позвонила журналистка "Вестей". Оказывается, этот полковник дозвонился до их программы и рассказал, как "кинорежиссер Виктор Доценко, наверняка в прошлом кадровый военный, профессионально и четко руководил отрядами защитников Белого дома, а своей верой и оптимизмом вселял надежду во всех людей, находящихся на баррикадах". Руководство "Вестей" поручило сделать со мной интервью у баррикад, которые еще не были разобраны. Около часа мучила меня журналистка, но два вопроса важны для меня до сих пор. Как я отношусь к Горбачеву и что я думаю: известно ли было ему о готовящемся путче? Я сказал честно, что Горбачев наверняка был одним из разработчиков этого путча и никто его не изолировал в Форосе. Он просто там спрятался, выжидая, чем все кончится и не рисковал ничем: при любом раскладе Горбачев не проигрывал. Он рассчитал все, не учтя лишь одного фактора, которым был Борис Ельцин.

Не знаю, из-за моих суждений о Горбачеве, а может, еще почему, но мое интервью так и не вышло в эфир, а жаль...

В те три дня у Белого дома мы искренне верили, что действительно защищаем демократию, и нам по-настоящему было страшно ТАМ. Никто не мог дать гарантию, что бронетехника не двинется на нас, "защитников Белого дома", и что группа "Альфа" не начнет штурм.

Вскоре Аркадий действительно привел человек двадцать афганцев. Выяснив, что у некоторых есть машины, я отправил их в разведку в разные стороны Москвы, чтобы узнать, есть ли движение воинских частей в сторону центра города. Кроме того, снабдил их пачками листовок, переданных нам из штаба обороны. И очень просил их не просто раздавать военным эти листовки, но доходчиво объяснять им, что воевать со своим народом аморально: все равно что поднять оружие против своих матерей и отцов. Но разговаривать просил культурно, интеллигентно, без крика: они же люди военные и выполняют приказ.

Отправив разведку, я неожиданно заметил великолепного актера Льва Дурова, который ходил среди "защитников", явно не зная, к кому притулиться.

- Лева, иди сюда! - позвал я.

Он довольно улыбнулся, как же, увидел знакомое лицо, однако мне показалось, что он тогда меня толком и не узнал. Я оказался прав: ближе мы познакомились, случайно встретившись перед домом. Выяснилось, что живем в одном доме, в разных подъездах. Пригласил его к себе, подарил свои книги. Посидели за "рюмкой чая", повспоминали "боевые будни". А через несколько лет он звонит мне и говорит, что тоже готов вручить свою книгу: "Грешные записки", в которых он упоминает и "наши баррикады".

"Командиру Виктору Доценко! В память об окопной жизни и боях... С любовью!

Рядовой Л. Дуров.

11.03.99".

Так подписать свою книгу мог только милый Лева Дуров. Дай Бог ему долгих лет жизни!..

Но тогда выяснять, кто с кем и где встречался, было не место да и не время...

Я отобрал пятерку ребят, владевших боевыми рукопашными искусствами, и послал их проверить чердаки близлежащих домов: на одном они задержали снайпера, которого мы передали военным, охранявшим Белый дом, как и "лазутчика", шнырявшего среди "защитников". Его обнаружил я, обратив внимание, что один мужчина лет тридцати, молча подходит к одной группе людей, потом к другой, после чего, зыркая по сторонам, сует нос под куртку. Решил не выпускать его из поля зрения. В этот момент Дуров мне шепчет:

- Видишь, командир, парня в голубой куртке? Не нравится он мне что-то...

- Давно за ним наблюдаю. - Я повернулся к Аркадию, - Аркаша, задержи-ка того, в голубой куртке, только аккуратненько и без шума...

Парень и глазом не моргнул, как его руки оказались за спиной. Подводят ко мне.

- На кого работаешь, парень? - спокойно спрашиваю.

- Не понимаю, о чем ты, земляк? - усмехнулся тот.

Резко распахиваю его куртку, а под ней - портативная рация.

- Отведите его в штаб: там разберутся, - бросил я и вдруг увидел, как несколько подвыпивших парней несут бутылки с "коктейлем Молотова". Подождите-ка, ребята! - сказал я и подал знак афганцам: те мгновенно окружили их. - Зачем это? - кивнул я на бутылки.

- Надо же как-то защищаться... - буркнул один из них.

- От кого защищаться? На вас что, уже нападают? - Я не на шутку разозлился. - Да вы самые настоящие провокаторы! В бронемашинах такие же русские люди, как и мы, а вы их сжигать готовы?

- А если они стрелять начнут?

- Да кто тебе сказал, что у них боевые снаряды? Я уверен, никто не будет стрелять, если не провоцировать!

Кто-то предложил мне подняться на танк и разъяснить всем, что нельзя поддаваться панике и провоцировать военных. Я говорил долго, отвечал на вопросы.

Через несколько дней после путча я познакомился с американским журналистом по фамилии Полярос: он пришел взять у меня интервью об августовских событиях. И вдруг, по ходу разговора, он утверждает, что ему знакомо мое лицо: в ту августовскую ночь он был на баррикадах и сфотографировал меня, вещающего с танка. Снимок был опубликован в "Таймс", и он получил за него пятьсот долларов. Вот такая забавная деталь.

Вскоре стали возвращаться мои "авторазведчики", благодаря которым мы получили информацию, и все ценные сведения я передавал в штаб обороны. Никто не учил меня, как вести себя на баррикадах, я действовал, как действовал бы мой герой - Савелий Говорков. Сейчас говорят, что все тогда было чуть ли не фарсом, во всяком случае, несерьезно. Чушь собачья! Не откажись "Альфа" штурмовать Белый дом, пойди Павел Грачев на поводу у гэкачепистов и подними войска ВДВ... даже страшно подумать, что это была бы за мясорубка...

Печально, что на Садовом, где случилась трагедия, не было разумных людей, которые нашли бы такие слова, способные остановить водителей бронетехники. Не нашлось, и три молодых жизни оборвались... О напряжении у туннеля мне сообщил один из "разведчиков", и мы помчались туда, но... опоздали: приехали, когда еще горел троллейбус, но смерть уже пришла на баррикады. До сих пор вижу растерянность на лицах и гражданских, и военных, а последние были не только растеряны, но и просто посерели на глазах, а потухшие глаза были уставлены в землю. На эти молоденькие лица было просто страшно смотреть...

Нет, тогда все было всерьез...

Через несколько месяцев Павел Сергеевич меня как-то спрашивает, получил ли я медаль "Защитника отечества". Говорю, нет.

- Надо же, кому не лень получают эту награду: такое впечатление, что вся Москва была у Белого дома, а человек, который действительно столько сделал на баррикадах, ее до сих пор не получил! - раздраженно говорит Грачев и добавляет: - Нужно исправить эту несправедливость... - делает пометку в своем еженедельнике.

Но эту медаль я так и не получил...

Если человека обманывают, его отношение к тем, кто это сделал, резко меняется. Прошло около двух лет, и москвичей снова призвали: "Все на защиту демократии!" На этот раз - к мэрии. А у меня полное безразличие: вера пропала начисто! На этот раз смертей было гораздо больше, а Павел Грачев, не пожелавший поднять руку на народ в августе девяносто первого и попавший за это под домашний арест, на этот раз самолично руководил операцией по обстрелу Белого дома. Того самого Белого дома, который мы два года назад защищали в буквальном смысле голыми руками.

"Все смешалось в доме Облонских..."

Мне кажется, что самую большую ошибку за все время пребывания у власти Борис Николаевич Ельцин совершил в августе девяносто первого года, и она до сих пор дает о себе знать, препятствуя стабильности в стране. Если бы в первый же день прихода к власти Ельцин запретил коммунистическую партию и предал наконец мумию Ленина земле, жить, по-моему, было бы легче. Коммунисты привыкли только разрушать: "...разрушим... до основанья, а затем..." А вот "затем" у них не получалось почти семьдесят пять лет, а разрушать и топтать ростки нового, созидательного - с этим они успешно справляются до сих пор, протиснувшись в Думу при поддержки уставших пенсионеров, соблазняя их своими проеденными молью устарелыми лозунгами.

Когда же мы научимся распознавать мерзавцев и подлецов, умело маскирующихся под маской добропорядочных и милых граждан?..

Через пару лет после съемок фильма Грачев, уже в ранге министра обороны России, пригласил меня 9 Мая к Могиле Неизвестного Солдата. Догадываясь, что там будет много известных в стране людей, я взял с собой целый портфель своих книг. Уже вышли первые два моих романа. Там я лично познакомился с Президентом России. Понятно, эта встреча не была запланирована, и меня поразило, что Борис Николаевич, получив в подарок от меня книги с дарственной надписью, неожиданно сказал:

- Виктор, когда ты только успеваешь, понимаешь, все это... - Президент сделал паузу, с хитринкой в глазах оглядел присутствующих. - И кино снимать, понимаешь, и книги писать...

Выходит, он смотрел по крайней мере хотя бы один мой фильм. Это так приятно поразило меня, что кроме слов: "Спасибо, Борис Николаевич!" повторенных несколько раз, я более ничего не смог вымолвить...

Приятно было и то, что Борис Николаевич обратился ко мне на "ты". Читая всяческие откровения ближайшего его окружения, я обратил внимание на то, что все они говорили: "Ко всем президент обращается только на "вы..."

Значит, он как бы меня выделил. Лично я обращаюсь на "вы" только в двух случаях: если мне человек не симпатичен или если он намного старше меня, в других случаях достаточно быстро перехожу на "ты". Так было и с Виктором Степановичем Черномырдиным, и с Анатолием Сергеевичем Куликовым, и с Павлом Сергеевичем Грачевым, и с многими другими известными людьми.

Спустя несколько лет ко мне обратился руководитель бюро английской газеты "Таймс" в Москве Ричард Бистон с просьбой об интервью: я был вторым в России писателем, с которым они хотели сделать интервью. Первым был Александр Солженицын. Естественно, я согласился. В предисловии к опубликованному интервью говорилось, что я - один из самых популярных писателей России и мои книги читает даже сам президент и его супруга, но Наине Иосифовне не нравятся эротические сцены. Любопытно, откуда они это взяли?..

Но 9 Мая я запомнил на всю жизнь. Вероятно, я был первым, если не единственным писателем России, который удостоился чести вручить свои книги с автографом не только самому президенту, а почти всему кабинету министров во главе с В. С. Черномырдиным и также мэру Москвы Ю. М. Лужкову, но и обменяться с каждым рукопожатием. Павел Сергеевич посмеивался над моими возвышенными эмоциями и советовал мне, как персонажу фильма "Поцелуй Мэри Пикфорд", не мыть руки и показывать их за деньги желающим... Жалею до сих пор, что рядом не было человека, который запечатлел бы эти исторические минуты...

Примерно года через полтора после этой памятной встречи меня пригласили на презентацию книги Ю. М. Лужкова "Мы дети твои, Москва". У меня уже вышел шестой роман - "Золото Бешеного", и я, конечно же, прихватил с собой несколько экземпляров для подарков, а две подписал заранее - Виктору Степановичу и Юрию Михайловичу. Сначала появился виновник торжества: Юрий Михайлович Лужков и с благодарностью принял от меня книгу. Потом пришел и Черномырдин, окруженный внушительных габаритов телохранителями.

Я взял подписанную книгу и направился к премьеру-министру.

- Стоять! - грубо приказал один из телохранителей.

- Да я только книгу отдать...

- Стоять! - еще более грозно оборвал тот.

- Виктор Степанович! - окликнул я.

Черномырдин повернулся, увидел меня, недовольно сверкнул глазами: бравые ребята тут же смущенно расступились.

- Где третья? - тут же спросил он.

- О чем вы, Виктор Степанович? - не понял я.

- Где третья? - повторил премьер-министр и, не дав мне и рта раскрыть, говорит окружающим: - Вчера собрался перед сном почитать "Тридцатого уничтожить!" и не смог остановиться... Прекрасный роман!.. Но это второй, а где третий?

- Вот мой шестой роман, - смущенный высокой оценкой моего труда, сказал я и протянул ему "Золото Бешеного".

- А где третий, четвертый и пятый? - Черномырдин вопросительно прищурился.

- Виктор Степанович, да разве к вам пробьешься? У вас такие церберы на телефоне сидят... - недовольно буркнул я.

- Я решу эту проблему: дай мне визитку... Нужно повидаться...

На следующий день звонок его помощника.

- Вы что-то обещали Виктору Степановичу, - говорит он.

- Готов передать...

- Сейчас подъедет офицер фельдъегерской службы...

Приезжает капитан, и я ему вручаю не только обещанные книги, но и кассеты с моими фильмами, а также футболку с рекламой романа "Команда Бешеного". Минуло несколько недель, выходит мой новый роман. Звонок. Поднимаю трубку.

- Виктор, где моя книга?

- Кто это? - не узнаю.

- Черномырдин! Сегодня видел по ОРТ рекламу: где моя книга?

- Я пытался дозвониться, но меня вновь не соединили, - объясняю.

Слышу, как он кому-то дает нагоняй.

- Посмотрели мои фильмы? - спрашиваю.

- Да, "Тридцатого уничтожить!" по телевидению...

- На кассете же изображение лучше!

- На кассете?.. - В голосе явное недоумение.

- В прошлый раз я послал вам все книги, все мои фильмы и даже майку с изображением на ней обложки "Команды Бешеного"...

- Вот как? - В голосе снова злость: слышу, как громко отчитывает своих помощников. Потом спрашивает: - К трем можешь подъехать ко мне?

- Конечно!

- Вот и хорошо! До встречи!..

Незадолго до этого в Москву прилетала моя мама, чтобы пройти курс лечения. Узнав о возможной встрече с Черномырдиным, дала мне бронзовую нательную иконку восемнадцатого века и просила передать ее Виктору Степановичу. С маминым подарком без пяти три я в приемной, где толпятся нетерпеливые губернаторы. Уныло вздыхаю: ждать придется не один час. Иду к дивану:

- Виктор Николаевич? - вдруг спрашивает один из помощников.

- Да...

- Минуту... - Он тут же заходит в кабинет шефа, а на меня уставились любопытные взоры губернаторов.

Возвращается помощник.

- Сейчас он вас примет, - говорит он мне.

Недоуменные и завистливые взгляды ожидающих. Кто-то из них подошел к помощнику и что-то спросил. Любопытным оказался Аяцков, губернатор Саратовской области. Он читал мои книги и с удовольствием принял от меня новый роман с автографом. Потом в приемную зашел Шохин, с которым я поболтал на различные темы. От него узнал, что Виктор Степанович вот-вот уедет в Шереметьево встречать президента. Ну, думаю, вряд ли сегодня с ним встречусь: вон еще сколько губернаторов. Даже по две минуты на каждого - и я в осадке.

И вдруг помощник приглашает войти всех губернаторов одновременно. Стало несколько веселее. А вскоре и меня приглашают. Вхожу, а Виктор Степанович уже с ними прощается. Увидев меня, спрашивает губернаторов:

- Вы читаете книги писателя Виктора Доценко?

- Господи, когда нам читать?

- Тут свою работу дай Бог сделать...

- Некогда, Виктор Степанович... - раздались голоса со всех сторон.

- А я книги о Бешеном читаю по ночам! - победно восклицает Виктор Степанович. - Страна, между прочим, живет так, как пишет Доценко!..

Знаете, уважаемый читатель, для меня эти слова были очень важны и дороги. Я испытал сходное чувство, когда смотрел одну из давнишних передач - "Иванов, Сидоров, Петров". Журналист останавливает бомжа и задает ему разные вопросы. Спрашивает:

- Читаете ли вы что-нибудь?

- Какое там... - отмахивается тот.

- А что за книга торчит из кармана?

- А... эта... Это "Срок для Бешеного", - с какой-то нежностью говорит он. - Мы втроем сбросились и купили... вот и читаем по очереди...

- Чем же нравится вам этот писатель?

- А он правду пишет! - важно поясняет бомж.

По-моему, это самая высокая оценка любого творчества. Если бомж, тратящий каждую копейку на алкоголь и еду, выделил деньги на чью-то книгу, значит, автор пишет не напрасно...

Когда мы с Черномырдиным остались одни, я вручил ему иконку от мамы, что растрогало его. Потом мы с ним сфотографировались на память, и много позже, второй раз став премьер-министром, Виктор Степанович надписал эту фотографию:

"Виктору Николаевичу в знак глубокого уважения и пожеланием творческих успехов!

В. Черномырдин. 8. 09. 1998 г."

Потом спросил:

- Когда будет продолжение фильма "Тридцатого уничтожить!"?

- Так денег нет, Виктор Степанович...

- А много ли нужно? - озабоченно спросил он.

- Пару миллионов долларов...

- Пришли мне финансовое обоснование и письмо, попробуем помочь: народу и армии нужны фильмы с таким героем, как Савелий...

Получив документы, Виктор Степанович одобрил их, все чиновники сказали "Есть!", но через некоторое время президент вновь отправил его в отставку, и чинуши затормозили мой проект... А жаль...

* * *

Нередки и забавные случаи, связанные с дарением книг. Адмирал Касатонов пригласил меня на празднование 300-летия Военно-морского флота России. Вручил я книгу адмиралу и нескольким военно-морским начальникам. Стою с ними, разговариваю. Подходит мой старый знакомый:

- Виктор, твои книги очень любит Жириновский...

- Ну и что? - безразлично спрашиваю.

Мне уже попадались различные, чаще всего нелицеприятные высказывания журналистов о Жириновском, а один раз наблюдал по ТВ его экстравагантную выходку с Немцовым. Мнение мое о нем было не очень доброжелательным и даже ироничным.

- Понимаешь, он здесь, и я обещал ему вас познакомить, - продолжал мой приятель.

- Напрасно обещал! - отмахнулся я.

- Ну прошу тебя! - канючил он.

- Отстань, не буду я знакомиться с этим клоуном! - отрезал я и в этот момент перехватил беспокойный взгляд приятеля: обернувшись, увидел за спиной Жириновского, окруженного многочисленной свитой телохранителей и почитателей. "Неужели он все слышал?" - почему-то стало неудобно.

- Познакомьтесь, Владимир Вольфович! Это - писатель Доценко! воспользовавшись паузой, представил приятель.

- Читал ваши книги: очень талантливо написаны! - заметил лидер ЛДРП.

- Спасибо! - Я был несколько смущен.

- Вот, я тоже написал книгу! - сказал Жириновский, взял у одного из помощников брошюрку "Последний бросок на юг", подписал и протянул мне.

Требовался ответный жест, и я подписал ему "Золото Бешеного".

- У вас толще! - с усмешкой заметил он, взвешивая книгу на руке.

Этот жест мне чем-то не понравился, а может, такое было настроение, и я бездумно бросил:

- Так я ж и умнее...

Показалось, что я оглох: наступила мертвая тишина, лица окружающих превратились в окаменелые маски, словно некто всемогущий скомандовал: "Замри!"

Пауза становилась томительной, и мой приятель осторожно отодвинулся от меня.

- А вы шутник! - вдруг весело проговорил Жириновский и заразительно расхохотался. Смех подхватили и окружающие.

Мне стало так стыдно, что это заметил и Жириновский и, дружелюбно похлопав меня по плечу, негромко сказал:

- Нужно уметь владеть собой... - Подмигнув, он повернулся к окружающим. Только я должен быть президентом России: больше никто не спасет страну от коммунистов и голода! - Знакомый имидж вновь выплеснулся наружу.

Я стоял, не вслушиваясь в обычный набор лозунгов Владимира Вольфовича: мысли вертелись вокруг того, что получил урок общения в толпе людей, которых хочешь привлечь на свою сторону. Я понял, что Владимир Вольфович очень умный человек, специально создавший себе маску скандального политика и клоуна.

Судьба еще не раз сталкивала нас. Сначала мы около часа общались, встретившись на телевизионной передаче "Суд идет...". Владимир Вольфович предложил мне написать книгу, в которой он становится президентом России, как сам расскажет. На что я ответил, что всегда пишу только правду. Жириновский предложил: сначала я напишу его версию, а потом - свою. Я не возражал при одном условии: он берет на себя все расходы по изданию и мой гонорар. Обещал подумать.

Прошло больше года, но никаких предложений не поступило. Однажды мне пришло приглашение представить на презентации книгу "Азбука секса", написанную Владимиром Вольфовичем в соавторстве с В. Юровицким. К приглашению прилагалась и книга. Открыв с некоторым скепсисом, я прочитал ее и признаюсь, что, кроме эпатажа, нашел в ней и некоторые здравые мысли...

Съемки подходили к концу и вдруг застопорились из-за того, что новый финансовый партнер не смог выделить валюту для заграничных съемок. Снято девяносто процентов фильма - и на тебе! Хоть локти кусай! Ситуация была аховая и казалась безнадежной! Но вдруг показался свет в конце тоннеля: Рассказов, директор нашего фильма, познакомился с продюсером из Сирии, неким Ганемом. Если бы я знал, что это за проходимец, то никогда бы с ним не связался. Свой капитал он сделал на советских фильмах. Воспользовавшись бедственным положением нашего кинематографа, он за бесценок приобретал права на прокат фильмов и катал их по всему миру. Посмотрев материал нашей картины, он мгновенно сообразил, что на ней можно неплохо заработать.

Ганем согласился профинансировать оставшиеся десять процентов съемок с условием, что съемки будут в Дамаске, а получать он будет ровно половину прибыли от проката. Мои продюсеры пошли на это, однако выбили из него согласие оплатить мне, и как автору сценария, и как режиссеру фильма, валютную часть гонорара. Вы, вероятно, уже догадались, что Ганем до сих пор так и не выплатил мне гонорар, заработав на моем фильме несколько миллионов долларов. А как он потрепал нервы всей съемочной группе в Дамаске! Жара там стояла невыносимая: за сорок градусов ежедневно, при том что Дамаск окружен со всех сторон горами и никакого ветерка. Потому и старались назначать съемки, когда жара еще не превратилась в пекло. Выезд из отеля в семь, а то и шесть часов утра. Вся группа в вестибюле отеля ждет выезда. Проходит час - Ганема нет. Два часа нет! Три часа - нет!!! Мы нервничаем, не знаем, что делать: чужая страна, араб-ским языком не владеем. Наконец около двенадцати, то есть в самое пекло, он появляется. Спрашиваю: что случилось?

- Аллах мне сказал, когда приходить! - спокойно отвечает тот, потом достает носовой платок и протирает лысину, - Потею... ох, потею!..

Наконец съемки завершились, закончили монтаж и приступили к озвучанию. Тут меня знакомят с одной деловой дамой, назовем ее Галиной. Посмотрев рабочую копию фильма, она настолько увлеклась им, что предложила содействовать продаже его на Запад. Более того, оплатила нам поездку в Лондон - мне и одному из продюсеров.

По-видимому, несмотря на то, что английские и американские кинематографисты искреннее удивлялись тому, что "в России смогли сделать такой фильм" в год выхода на экраны "Тридцатого уничтожить!" вошел, по оценкам специалистов, в пятерку лучших фильмов Европы.

Прочитав рукопись и узнав, что я никак не могу найти издательство, которое все-таки выпустит ее, Галина привела меня в новое частное издательство, созданное талантливыми людьми: Васильевым, Григорьевым и Успенским. Первые слоги их фамилий и легли в аббревиатуру названия - "ВАГРИУС". К сожалению, вскоре умер, Васильев, я его видел лишь один раз и лучше знаком с его женой, талантливой писательницей Ларисой Васильевой - наверняка многие читали ее нашумевшую книгу - "Кремлевские жены".

Галина предложила мне познакомиться с нужными людьми, имеющими контакты с западным кинематографическим рынком. Как выяснилось, она была знакома с каким-то сотрудником из уже известной тогда компании "Премьер-СВ", который порекомендовал ей встретиться с Владимиром Григорьевым. Он любезно согласился встретиться, посмотреть фильм, высказать свои пожелания, рекомендации.

Мы приезжаем с Галиной в полуподвальное помещение на улице Щепкина. Малюсенький кабинет Григорьева, который мог вместить не больше трех человек. Он посмотрел фильм, дал ему очень высокую оценку и тут же договорился с английскими и американскими кинокомпаниями о нашем визите в Лондон. Узнав, что у меня есть рукопись и первой книги о Бешеном, он сильно заинтересовался ею.

Я передал ему многострадальную рукопись, которая побывала уже в ряде редакций журналов и издательств и испытала на себе все "прелести" нашего книгоиздания: то бумаги не оказывалось, то планы издательств менялись. Причина же, на мой взгляд, была одна - страх редакторов опубликовать использованный в рукописи материал.

Я передал рукопись Владимиру Григорьеву, нисколько не надеясь на положительный результат. Однако Григорьев позвонил мне на следующий день и предложил встретиться.

Соглашаюсь, снова вхожу в его миниатюрный кабинет и попадаю в его объятия:

- Вы даже не представляете! Мы давно и безуспешно ищем автора, который мог бы выписать образ отечественного Рембо. Здесь, - добавляет он, указывая на лежащую на столе рукопись, - практически готовое произведение, не требующее композиционного вмешательства. Все сюжетные линии удачно прописаны, не хватает только немного эротики. Обычная редакторская работа - и в стране появится новый литературный жанр. Вы будете пионером, за которым последуют все. Сколько вам нужно времени, чтобы добавить три-четыре сцены? Готов указать места в романе. Месяца хватит?

- Достаточно и трех дней.

Удивляется. Говорит, что российские литераторы и лингвисты еще не создали соответствующую эротическую лексику. И что издательства постоянно сталкиваются с этой проблемой при переводе романов иностранных авторов.

Заключаем договор. Несколько ошеломленный дифирамбами в свой адрес, возвращаюсь домой, чтобы добавить заказанные сцены.

Дело в том, что эти эротические сцены были уже написаны, но некоторые издательства просили их убрать. На следующий день звоню Григорьеву и прошу прислать кого-нибудь за переделанной рукописью. Он удивляется, но присылает курьера, а через день высылает за мной машину, и мы торжественно отмечаем "рождение нового российского классика". В тот день я познакомился и с его партнером Глебом Успенским и друзьями: Сергеем Лисовским и Владимиром Жечковым.

Да, все начиналось с подвала. Кто тогда мог предположить, что в том подвале собрались известнейшие в будущем люди России. Владимир Григорьев и Глеб Успенский сумели поднять свое издательство на такой уровень, что о нем знают далеко за пределами России. Когда дописывал эти воспоминания, сообщили, что Владимир Григорьев назначен заместителем министра по делам печати, телерадиовещания и средств массовых коммуникаций.

Владимир Жечков стал не только известным продюсером, но и прославился исполнением своих песен, едва ли не каждая из которых моментально становится хитом. Кому из любителей российской эстрады не известен "Белый орел"?

А Сергея Лисовского, думаю, и представлять не нужно: об этом талантливом человеке не знает лишь слепой и глухой: его фирма ЛИС'С занимает прочные позиции в мире шоу-бизнеса.

Я искренне радовался, что Григорьев выполнил обещание, и через месяц я уже держал свой первый роман, еще пахнущий типографской краской. И сейчас, по прошествии более шести лет, могу уверенно заявить, что в выборе издательства мне просто повезло, а его руководители: Владимир Григорьев и Глеб Успенский стали моими самыми близкими друзьями, с которыми хочется делиться не только своими бедами и радостями, но и делить последний кусок хлеба. Они всегда желанные мои гости на семейных торжествах. И если несколько дней, по каким-либо причинам, мы не общаемся, становится грустно и как-то не по себе. Это ли не счастье Великой Дружбы?..

Однако мы все не закончим с историей фильма...

Едва ли не детективная история произошла с его первой копией. По договору, как автор и режиссер, я имел право на первую копию. Но когда я решил ее забрать, мне отказали, ссылаясь на распоряжение продюсера фильма Ганема мне ее не выдавать. Словно предугадав ситуацию, возникшую, как я упомянул ранее, спустя много лет с Юрием Кара и его фильмом "Мастер и Маргарита", который так и не получил свою копию, я понял, что открытый скандал может надолго затянуть решение вопроса, а мне копия нужна срочно (Русский центр в Софии пригласил меня показать фильм русской колонии в Болгарии). Прошу монтажера фильма заказать копию для технического просмотра. Обаятельная Марина спокойно выполняет мою просьбу, а потом отпрашивается по семейным делам, но чтобы никто не знал об ее отсутствии. Заказываю зал для просмотра, ставлю киномеханикам "по сто", и те, закрыв зал, якобы гонят фильм на экран. А я, зная, что машину одного моего приятеля не обыскивают на проходной, прошу его срочно подбросить меня с фильмом на Фрунзен-скую набережную.

На следующий день звонит Марина и говорит, что Ганем ищет копию фильма, что отвечать? Предлагаю отвечать "как есть": МЫ посмотрели фильм, а на склад не отвезли - он был уже закрыт, а потому оставили в монтажной. Так она и поступила. Потом мне рассказывали, как Ганем проводил расследование. Приходит на склад: получали? Да, отвечает монтажер фильма - для технического просмотра: вот роспись. Приходит в просмотровый зал: смотрели? Да, целых три часа не выходили из зала. Идет снова на склад: во сколько закрылся? Закрылся как раз во время просмотра. И только после этого "расследования" Ганем приходит ко мне: где копия? На "голубом глазу" спрашиваю: неужели пропала? Потом с усмешкой добавляю: это тебя Аллах наказал за то, что ты нарушил условия договора, не заплатив мне гонорар и запретив выдавать мне мою копию. Топал ногами и брызгал слюнями, призывая всяческие кары на мою голову. А я ему отвечал его же словами: "А ты, Ганем, в суд обратись!" Тут он и утих...

Через несколько дней я - в Софии. В то время в Болгарию в силу разных причин почти не поступала информация о современной русской культуре и искусстве, я и мой фильм явился своеобразным информационным прорывом не только для изголодавшихся соотечественников, но и для болгар. На просмотре фильма зрители устроили настоящую овацию. Было немало острых вопросов, и меня благодарили за честные ответы.

Из той поездки более всего мне запомнилось приглашение на прямой эфир молодежной радиостанции - "Христо Ботев". Дело было в пасхальную ночь, и мне выделили пятнадцать минут. Я сообщил это друзьям, ожидавшим меня за праздничным столом. Началась передача: звонят со всей Болгарии и задают мне вопросы. Честно на них отвечаю. Звонит какой-то мужчина, который, видимо, что-то читал обо мне. Говорит, что знает о моем пятилетнем заключении и что я там писал стихи: не могу ли прочитать хотя бы одно стихотворение на политическую тему? Прикрываю микрофон рукой и спрашиваю ведущего: а если в стихах есть мат? Говорит: ничего страшного, читайте! И я читаю те стихи о Ленине! Вы не представляете, что тут началось! Два с половиной часа меня не выпускали из эфира! Рейтинг этой радиостанции настолько вырос, что мне даже заплатили, чего никогда раньше не делали! Приезжаю к друзьям виноватый и уверенный, что все уже разъехались. Вхожу и... бурные аплодисменты! Друзья не только внимательно слушали всю передачу, но даже не притронулись к еде...

Возвращался в Москву в очень приподнятом настроении. Со мной в купе оказалась болгарка с хорошим знанием русского языка - Надежда Пещерска. Рассказала: ее муж с Украины и она едет к его родителям. Сам он уже лет десять живет с Надеждой в Болгарии, и у них двое детей: мальчик и девочка. Надежда добрый, нежный и очень отзывчивый человек с тонкой и ранимой, как у меня, душой, что нас и сблизило.

Ни она, ни я не могли в тот момент предположить, что наша случайная встреча прорастет не только крепкой дружбой, но и плодотворным сотрудничеством. Через пару лет Надежда стала болгарским издателем моих книг, а позднее я стану "крестным отцом" ее дочери Тамары, которую перетяну во ВГИК к своему приятелю Сергею Соловьеву в его режиссерскую мастерскую, и каждый год то они приезжают ко мне в гости, то я к ним...

Кстати, именно Надежда устроила презентации моих книг и показы моих фильмов во всех крупных городах Болгарии и по болгарскому телевидению...

Внимательный читатель наверняка заметил, что я упомянул о фильме "Черные береты". Напоминаю: до начала съемок "Тридцатого уничтожить!" я помог Стасу Гагарину снимать фильм по его сценарию. Прошла пара лет, а я ничего о его фильме не слышал. Подумал, что просто пропустил и он давно идет на экранах страны. Но однажды мне звонит дама:

- Виктор Николаевич, вы стояли у истоков фильма Стаса Гагарина...

- И что? - спрашиваю настороженно.

- Не могли бы вы доделать этот фильм?

- А Стасик? - удивляюсь я.

- Разве вы не знаете? Стас умер!

Меня словно обухом по голове.

- Как? Умер?

- Да... - Грустная пауза. - Я знаю, вы сейчас не снимаете, а здесь и дел-то на пару-тройку недель... Материал весь снят, и нужно только смонтировать и озвучить... Пожалуйста, хотя бы в память о Стасе...

Я очень неуютно себя ощущаю, когда меня просят, тем более дамы...

- Хорошо! - бездумно согласился я, не зная, какую трудную ношу взваливаю себе на плечи.

Просмотрев почти четыре часа снятого материала, схватился за голову: никакой логики там не наблюдалось даже в первом приближении. Вышло так, что после смерти Гагарина кто только не брался "режиссировать" съемки. И оператор, и исполнитель главной роли, и еще один актер, и даже каскадер. Но самым абсурдным оказалось то, что в главной роли снялся пресловутый Василий Шлыков, который пытался присвоить мой сценарий. К счастью, он уже был в Америке и не раздражал меня своим присутствием. Хотя, должен признать, сыграл он вполне.

Но ужаснее всего было то, что на доработку не осталось ни копейки! А требовалось доснимать недостающий материал, переснимать плохо снятый, оплачивать монтажную комнату, актерское и музыкальное озвучания, печать копий и так далее. Короче, вышло сто тысяч долларов!.. Кошмар!..

Но, как говорится, взялся за гуж, не говори, что не дюж! Сделав на всякий случай примерный монтаж материала, принялся за поиски денег. Куда только не рыпался и... напрасно. А в то время я как раз занимался своим квартирным вопросом. И однажды, встретившись с префектом и зампрефектом своего, Центрального, округа - Музыкантским и Беляевым, случайно поделился с ними замыслом картины о мор-ских пехотинцах, сообщив, что не хватает "совсем немного", чтобы ее закончить. Замечаю интерес в их глазах и предлагаю посмотреть материал, не скрывая, что это займет около четырех часов. Музыкантский, сославшись на дикую занятость, поручил Беляеву рассмотреть возможность участия префектуры в создании этого фильма.

Наконец договор был подписан. Я заново переписал сценарий и приступил к досъемкам фильма, потом монтажу, озвучанию. Для написания музыки пригласил прекрасного композитора Владимира Давыденко, единственного россий-ского композитора, выдвигавшегося на Оскара. И не ошибся - музыка написана классная! А стихи для песен, как и в "Тридцатого уничтожить!" писал мой друг, профессор В. Мануйлов.

Когда фильм был готов, я был скептически настроен. И был приятно удивлен, когда за один уик-энд было продано более десяти тысяч кассет, что явилось своеобразным рекордом года на видеорынке...

Я заканчивал третью книгу, когда позвонил Олег Вишневецкий, президент Ассоциации ветеранов Афганистана, под названием "Герат", и говорит, что поражен моими романами и хотел бы встретиться. Мы разговаривали с ним целый вечер и всю ночь. Этот симпатичный, отлично сложенный парень настолько поразил меня, что я решил обязательно сделать его героем одного из романов. Олег, естественно, влился в круг моих близкий друзей. Вскоре я познакомился и с его милой супругой Ладой. Очень часто мы праздновали знаменательные даты и семейные торжества вместе. Однажды я даже специально поехал в Болгарию, где в то время находился Олег, чтобы отпраздновать его день рождения. Тогда я и подумать не мог, что это последний его день рождения, который мы будем праздновать вместе.

Прошло несколько месяцев, и Олег попал в автокатастрофу, в которой повредил себе селезенку. Спустя несколько недель звонит Паша Еременко (внушительных габаритов парень: в одном из романов я писал о нем, присвоив ему шутливое прозвище - Паша-шкаф), руководитель одной из охранных структур "Герата", и говорит, что Олег умер. Наверное, за всю свою жизнь я не пролил столько слез, сколько пролил в день его похорон. Меня не устроила официальная версия его автокатастрофы, и в романе "Приговор Бешеного" я дал собственное объяснение гибели Олега, а своему герою - Савелию Говоркову - предоставил совершить то, чего не мог сделать сам: отомстить виновным за гибель друга.

Забегая вперед, скажу, что афганцы "Герата", отдавая дань памяти Олегу, создавшему Ассоциацию, единогласно утвердили президентом "Герата" Ладу, супругу покойного.

Смерть Олега сблизила с человеком, который помог мне пережить эту страшную утрату...

Впервые мы увиделись с Андреем Ростовским на праздновании пятилетия "Герата" при не очень приятных обстоятельствах...

К концу застолья изрядно выпивший молодчик поливал всех и вся отборным матом. Я был знаком с ним шапочно, и в первую же минуту знакомства он поведал мне, что в Афганистане только случайно не получил "героя". Правда, потом Олег уточнил, что тот действительно пару месяцев провел в Афганистане, но был санитаром и в боевых действиях участия не принимал. Вскоре у него обнаружилась язва желудка, и его комиссовали. Таких Олег метко называл "афханцами". Долгое время он сидел без работы, пока Олег не устроил его в одно из охранных отделений "Герата". Он был вечно всем недоволен и раздражен. В тот вечер под изрядными парами алкоголя он бил себя "пяткой" в грудь и вовсю разорялся среди собутыльников:

- И на хер Вишню так чествуют? Прямо, бля, герой! Выискался, тоже мне! А я что, лысый? Я что, Афган не топтал? А что получил за это? Олег, поди, "капусту" лопатой гребет...

Я оказался рядом, и слышать эту гнусность было выше моих сил.

- Послушай, земляк, ты давай сбрось обороты! - негромко заметил я. - Олег на самом деле Герой! И все, что у него есть, заработал собственным горбом и мозгами! Кто тебе мешает сделать то же самое?

Мои слова так разозлили этого пьяного хама, что его мутные глаза налились кровью, и, брызгая слюной, он угрожающе двинулся ко мне.

- Ну, писака, ну ты сейчас у меня... ну я тебе...

Он взмахнул кулаком, но чья-то сильная рука жестко сдавила его ключицу. Дебошир ойкнул от боли, и его ноги подкосились.

- Слышишь, фраер, тормозни и выпусти свой вонючий пар. - Крепкая рука еще сильнее сдавила его ключицу.

- Ростовский... Андрей... - пробежал шепот среди стоящих вокруг.

Неожиданно рука, увенчанная массивным золотым браслетом, резко развернула буяна, и я увидел перед собой высокого, ладно слаженного красавца. Прищурив глаза, он тихо процедил сквозь зубы:

- И заруби на своем поганом носу: во-первых, не "писака", а писатель. Во-вторых, он чуть не вдвое старше тебя - научись уважать старших! В-третьих, писатель сделал тебе справедливое замечание: нечего поливать грязью нормальных людей! А теперь резко сквозани отсюда, мразь! - Он больно ткнул его в грудь.

- Ну, что ты, Андрей... - отскочив, залепетал тот. - Я же не... Ну, я же не то...

Но усмиритель уже не обращал на него внимания и повернулся ко мне.

- Андрей. - Он протянул руку. - В народе обзывают Ростовским!

- Виктор, в народе обзывают "отцом Бешеного". - Я улыбнулся.

- Читал ваши книги и не скрою: произвели на меня сильное впечатление! С интересом читается, лихо закручено, а главное, очень правдоподобно! А от ваших фильмов просто балдею! Видать, многое, о чем пишете, испытали на собственной шкуре...

- Спасибо, но давай лучше на "ты"! - предложил я.

- Никаких возражений! Слушай, Виктор, вижу, тебя очень расстроил этот "чудак" на букву "м"...

- Есть немного, - согласился я.

- Плюнь, лучше пойдем прошвырнемся по Москве?

- По Москве? - Я был несколько удивлен.

- По ночным клубам... - Он усмехнулся. - Или другие планы есть?

- Никаких! - бодро ответил я: почему-то Андрей мне сразу понравился.

У ресторана его ждал черный "Меркурий", за рулем которого восседал чернявый парень с добродушным лицом явно кавказского типа. Позднее выяснилось, что он гагауз.

- Познакомься, это Костик - водитель и близкий человек: надежный парень! Очень любит твои книги!

- Точно, залпом проглатываю! - Костя улыбнулся.

- Спасибо!

- Куда! - спросил Костя, когда мы уселись.

- Ты был в "Метелице"? - спросил меня Андрей.

- Кабак?

- Ночной клуб!

- Нет!

- Крутое место! Туда много знаменитостей ходит: Пугачиха, Газманов, Шуфутинский, Успенская...

- А попадем? Время-то уже двенадцать...

- Пусть попробуют не пустить... - Андрей усмехнулся. - В "Метлу", Костик! - сказал он и спросил: - Что пить будешь: виски, водку, коньяк?

- И пиво тоже! - улыбнулся я.

- Наш человек! - констатировал Андрей и открыл бар.

Пропустив по "стаканчику" виски, мы остановились перед входом в клуб. Там толпилось несколько десятков жаждущих попасть внутрь. Словно ледокол во льдах, Ростовский двинулся в самую гущу, спокойно, но твердо отстраняя со своего пути фанатов. Некоторые пытались выразить недовольство, но, столкнувшись с ним взглядом, тут же расступались. У дверей стоял клубный секьюрити шкафообразного вида.

- Билеты или клубная карта? - угрюмо спросил он.

- Скажи шефу, что пришел Ростовский! - В голосе Андрея звучало раздражение, он повернулся ко мне и пояснил: - Парень из новеньких: не знает меня...

Помедлив немного, "шкаф" набрал номер на мобильнике и что-то тихо сказал, услышав ответ, отключил связь и повернулся к нам:

- Сейчас шеф сам выйдет!

Вскоре вышел невысокий кавказец и дружески обнял Ростовского:

- Привет, Андрюшка! Чего не позвонил: лучший столик бы сделал...

- А я нежданчиком, по пути! Знакомься, Виктор Доценко! Читал книги о Бешеном?

- Конечно!

- А он их пишет!

- Очень рад! - Кавказец буквально расплылся в улыбке. - Сейчас, проходите к бару: бармену скажите, что вы - МОИ гости, а я вам столик организую! суетливо предложил менеджер. - У нас сегодня неплохая программа: моды от Юдашкина, "Ногу свело"... Я быстро...

Войдя внутрь, я удивленно воскликнул:

- Да здесь как сельдей в бочке!

Помещение клуба было настолько забито посетителями, что двигаться приходилось с трудом. По мозгам громко била музыка. Услыхав заветную фразу, бармен сменил дежурную улыбку на дружелюбную и быстро выполнил наш заказ. Скоро подошел шеф и отвел нас к столику, на котором уже стояла бутылка виски и стаканы с томатным соком.

- Может, вам другой сок принести? - спросил он меня.

- Грейпфрутовый!

Через пару минут Андрей увидел знакомых ребят:

- Гапур, привет, иди к нам! - пригласил он.

Снова знакомство и здравица в мою честь. Андрюша становился все веселее, за столом становилось все шумнее. Я заметил, что секьюрити стали освобождать проход для показа мод. С нашего столика ничего не было видно, и мы с Андреем встали и подошли поближе. Длинноногие красавицы, блистая уникальными туалетами, начали свое дефиле по искусственному подиуму.

- Ты че, бля, стеклянный, что ли? Свали отсюда! - раздался за спиной Андрея пьяный женский голос.

Андрей или не слышал, или ему и в голову не пришло, что кто-то рискнет так грубо к нему обратиться, а потому никак не реагировал, а я взглянул на эту базарную бабу. Увешанная, словно елка, золотыми украшениями, густо и ярко наштукатуренная и одетая как шлюха, товарка лет тридцати пяти сидела с подругой, а рядом с ними стоял двухметровый качок с бычьей шеей и дебильным взглядом.

- Ты че, бля, не слышишь, что ли? - Она грязно выматерилась.

- Ты мне? - Андрей, дивясь этой наглости, зло нахмурился.

- Кому ж еще? Не видно же!

- А ты оторви свою задницу от стула и все увидишь! - резко начал Андрей, хотел еще что-то добавить, но я успокаивающе положил ему на плечо руку, и он отвернулся.

- Ты че грубишь даме? - неожиданно встрял качок. - Я ж тебя порву, как грелку!

- Дай ему, Сеня! - подзадорила скандалистка.

- Что? - моментально завелся Ростовский. - Ты меня порвешь?

Чувствуя, что произойдет, я попытался погасить ссору:

- Земляк, ты сам все слышал: укоротил бы язык своей мамке!

- Она не моя мамка, а его все равно порву! - тупо повторил он.

Как из-под земли, судя по пластиковой карточке на пиджаке, вырос начальник службы безопасности клуба.

- Парни, здесь никаких скандалов! - дружелюбно попросил он.

- Никто и не хотел скандалить. - ответил я, - Эта "дама" вести себя не умеет в общественном месте!

- А ты че встреваешь? Стоишь и стой! - бросила она мне.

- Видите!

- Вижу и все сам слышал!

Наш с ним разговор происходил на фоне "милой", все накалявшейся беседы между Андреем и "шкафообразом".

- Виктор Николаевич, скажите своему приятелю, что я сейчас все улажу! попросил шеф охраны.

- Вы меня знаете? - удивился я.

- С удовольствием читаю ваши книги!

- Андрюша, все в порядке: пошли за стол! - сказал я, взяв под локоть Ростовского.

- Нет, Витюша, посмотри на этого урода: он меня порвет! - не унимался Андрей, но все-таки следовал за мной.

В этот момент к возбужденной троице подошли охранники и вежливо попросили покинуть заведение. Возражения ни к чему не привели, и скандалистов сопроводили к выходу. Увидев это, Ростовский пошел следом. Краем глаза я заметил, что вслед за троицей потянулось еще человека четыре с такими же бычьими шеями, как и у "шкафообраза". Я подумал, что вдвоем нам с ними не справиться, но, по счастью, путь к выходу пролегал мимо нашего столика, и я подал знак нашим знакомым. Мгновенно встав, те двинулись за нами. Четверо бычьешеих действительно оказались приятелями качка. Не успели мы выйти, как оказались в их кольце, но через мгновение ситуация изменилась: наши знакомые, сунув нечто им под ребра, спросили меня, в чем дело. Достаточно подробно я объяснил.

- Вот я и хочу посмотреть, как этот мешок с дерьмом меня порвет! Ростовский усмехнулся.

- Я не буду с тобой драться! - неожиданно заявил "шкафообраз".

- Ты чего, земляк, только перед бабами языком можешь трепать? - спросил Гапур. - Может, ты педик? - Он повернулся к его приятелям и хмыкнул. - А вы за него хотели ввязаться!

- Тогда пусть больше никто не вмешивается! - угрюмо предложил один из приятелей "шкафообраза". - Один на один! Согласны?

- Конечно! - заверил Гапур.

Не успел он договорить, как "шкафообраз" замахнулся на Ростовского. Его удар не достиг цели: Андрей сделал резкий пируэт и нанес тому удар ногой в ухо. Тот пошатнулся, но устоял и вновь попытался ударить Андрея в лицо кулаком, и вновь он увернулся, нанеся страшный удар противнику прямо в лоб. Того откинуло на спину, и Андрей наклонился к нему:

- Еще добавить?

- Ты че дерешься? - подскочила с кулаками виновница инцидента. - А вы че стоите, тоже мне друзья? - крикнула она. - Милицию позовите! - Она вцепилась в Андрея. - Как фамилия?

Ее поведение вызывало смех, тем не менее я отшвырнул ее в сторону, боясь, что эта кошка оцарапает Андрюшу. Его противник попытался пнуть Ростовского, не вставая, но тут же получил от него такой сильный удар в солнечное сплетение, что потерял сознание...

Я достаточно подробно описал наше знакомство с Андреем и этот инцидент, чтобы показать его натуру, его характер. Сначала я подумал, что он намеренно не ушел от конфликта, чтобы порисоваться передо мной, но, узнав его ближе, понял, что таков на самом деле его характер. Ростовский такой, какой есть: мягкий, добрый и верный с друзьями, но очень жестокий и беспощадный с врагами. Особенно если задевают его самолюбие или, не дай Бог, честь!..

Минуло около года, и мы, занятые своими делами, ни разу не встречались. Я почти завершил книгу, которая писалась намного тяжелее, чем предыдущие: в ней история, связанная с Чечней.

Со сколькими же разными людьми пришлось встречаться в поисках правды из первоисточников.

Общался даже с тогдашним министром МВД А. С. Куликовым, который дал мне посмотреть видеокассеты, изъятые у чеченских боевиков и снятые ими. Это был настоящий шок. Убийства, изнасилования, изуверства. Эти впечатления легли в основу романа "Охота Бешеного".

Лично я, как, кстати, и Андрей Ростовский, очень дружелюбно отношусь к выходцам с Кавказа и имею много друзей, даже среди чеченцев, но мы оба презираем и не терпим беспредельщиков, которых открыто называем "черножопыми"...

Замечу, что Куликов оказался честным и порядочным человеком, с которым мне всегда было приятно общаться. И я поддерживаю наше знакомство и после его отставки. Вспоминаю нашу вторую встречу: месяца через два после того, как подарил ему свои книги. Спрашивает: есть ли у меня какие-нибудь награды от МВД? Нет, отвечаю, только тюрьма! Рассмеялся и говорит:

- Нужно исправить! - что-то записывает в еженедельник, потом достает из сейфа какую-то бархатную коробочку. - А это лично от меня!

Оказались позолоченные карманные часы, на тыльной стороне крышки которых, как на медали, надпись: "За заслуги". Открываю крышку и говорю:

- Сергеевич, если это официальная награда министра МВД, нужна и соответствующая надпись!

- Вы правы, Виктор Николаевич...

На следующий день звонок его помощника:

- К вам можно подъехать, Виктор Николаевич?..

Приезжает и вручает мне часы, на которых гравировка:

"Доценко Виктору Николаевичу от министра внутренних дел России. 7. 10. 1997 г."

А через месяц меня вызывают в пресс-центр МВД России, и я, в числе других деятелей культуры, получаю из рук А. С. Куликова премию МВД России, которую я тут же прошу вручить семьям погибших на посту сотрудников милиции, а диплом этой премии висит у меня на почетном месте. Этими двумя наградами, единственными от государства, я очень горжусь...

А через несколько дней словно обухом по голове: смерть Олега Вишневецкого! На похоронах мы опять встретились с Андреем Ростовским. Вместе несли венок, вместе бросали по горсти земли на его могилу...

Видя мое состояние, Андрей не захотел оставлять меня одного, и мы поехали ко мне домой. Пили горькую и вспоминали истории, связанные с Олегом. Чем больше мы говорили, тем больше ощущали некую взаимную связь. Несмотря на то, что Андрей говорил это и ранее, но только в ту ночь до меня дошло, что Андрей несколько лет носил прозвище моего героя - Бешеный! Такое не могло быть простым совпадением. Трудно сказать, кому первому пришло в голову, но мы решили побрататься кровью, и мы стали братья! Мы действительно с ним как родные, и ни одно, даже малозначительное событие не проводим друг без друга!.. Особенно любит Андрюша бывать на различных презентациях и более всего - на моих.

Ранее я упоминал о том, как мне помог "вор в законе" - знаменитый "Бриллиант". В своих романах мне часто приходится сталкивать Героя с различными людьми, в том числе и с "ворами в законе". Конечно же я обязан писать о них правду. Довольно часто у обывателя такие люди вызывают чувство страха или воспринимаются как люди, готовые только грабить, убивать, калечить. Мне же в основном встречались "воры в законе" порядочные, с обостренным чувством собственного достоинства и чести. Как-то Андрей Ростовский рассказал мне о своем приятеле Дато: он по национальности сван. Дато - коронованный "вор" по кличке Ушба. И конечно же, я попросил познакомить меня с ним. Однажды Андрюша заезжает за мной, и вскоре подъезжаем к "БМВ", в которой сидел Дато. Он пересел к нам в "линкольн", а "БМВ" с его ребятами последовала за нами. Поехать собрались на Клязьму, чтобы культурно отдохнуть, но по пути Андрей должен был заехать за своей женой Ксюшей. Ушба оказался молодым приятным собеседником, с очень забавным акцентом, и я с удовольствием слушал его рассказы из "воровской" жизни, пока Андрей ходил за женой. Вдруг Дато оборвал себя на полуслове, а в его глазах пробежали всполохи гнева.

- Что делают, подонки! - ругнулся он, вышел из лимузина и направился к группе молодых парней.

Я хотел двинуться за ним, но Дато приказал:

- Писатель, не вмешивайся!

Я пожал плечами и остался наблюдать из машины. Похоже, произошло следующее: четверо подвыпивших парней сидели в машине и, увидев проходившую мимо симпатичную, совсем юную девушку, стали зазывать ее к себе. Она проигнорировала их призывы, а те выскочили и принялись тащить ее в машину. Та, как могла, сопротивлялась, отбивалась, но силы были неравны, а один из парней обхватил ее сзади рукой и сдавил горло. Наверное, он перестарался: девушка вдруг обмякла и выскользнула из его объятий на асфальт. Дато выхватил из-за пояса "вальтер", и парни бросились врассыпную. Он наклонился к лежащей девушке, а та не дышит: остановка сердца. Дато умело принялся делать искусственное дыхание. Подбежали и ребята Дато, при виде которых насильники окончательно растворились в пространстве. Тут наш водитель Костик говорит:

- Дато, менты могут нагрянуть: стоит тебе светиться?

- Э, биджо, менты, шменты... - продолжая делать искусственное дыхание, задумчиво бросил Дато. - Как я могу о себе думат, когда девочка умират может... а я спасти могу...

Более получаса Дато пытался вернуть ее к жизни, и она наконец сделала первый нормальный вздох.

- А теперь, пацаны, быстро везите ее в больницу, - сказал он своим ребятам, и те, осторожно подхватив девушку с земли, понесли ее к "БМВ". Бывает, пострадавший придет в себя, а потом вновь откидывается... - пояснил Дато, вернувшись в салон.

Потом Андрей мне рассказал, почему Костик беспокоился по поводу ментов: Дато находился у них в разработке по какому-то делу, и любая зацепка представляла для него опасность взятия под стражу. Вот так - Дато рискует своей свободой ради совсем посторонней девушки, прекрасно зная, чем это может для него кончиться. Это ли не проявление благородства и чести?..

Но способен ли на такой поступок любой "вор в законе"?..

Со многими хорошими людьми знакомил меня Олег Вишневецкий. Один из них Генрих Сечкин. Меня поразила его биография. Пришлось ему побывать в ГУЛАГе, сидеть при Сталине, при Хрущеве и при Брежневе. Был признанным "вором в законе" по прозвищу Сека. Но много лет назад на сходке официально сложил с себя звание "вора в законе". К тому времени он стал одним из первых гитаристов страны, и имя его упоминается в зарубежных музыкальных энциклопедиях. Помните песню: "Постой паровоз, не стучите колеса..."? Так вот, Генрих создал аранжировку этой песни. А еще он вошел в российскую Книгу рекордов Гиннесса, женившись на девушке на сорок два года моложе себя. У них растет сын Димка, и многие молодые пары могут позавидовать их трогательным и нежным отношениям.

Все началось с его знакомства с моей женой, а тогда еще невестой Наташей, которая младше меня на тридцать один год. Увидев, как мы любим друг друга, Генрих сказал:

- Как я вам, ребята, завидую! Где бы мне найти такую Наташу?

- Такую Наташу - нигде! - твердо заявил я и добавил: - Но свою Наташу еще найдешь! Что твои годы?

А было ему тогда шестьдесят четыре года. И что вы думаете? Проходит пара месяцев, и вдруг звонит Генрих и говорит, что собирается жениться. Ей двадцать два года, она солистка фольклорного ансамбля, а зовут ее тоже Наташа!!! Уникальна сама история их романа. Познакомившись на ВДНХ у фонтана, Генрих сделал ей предложение в первый же день, и Наташа, подумав несколько часов, сказала "да".

Со своей Наталкой я познакомился, когда ей не исполнилось и восемнадцати лет. День тот великолепно помню. Возвращался с крымского отдыха, самолет вылетел раньше, и я не успел сообщить это встречающим. Пришлось ехать на метро. Смотрю, стоит рядом девушка с ангельским личиком, а глаза грустные-грустные, печальные-печальные. И так мне захотелось поднять ей настроение, что приближаюсь и говорю ей:

- Девушка, не расстраивайтесь: все будет хорошо!

Она взглянула на меня и вдруг улыбнулась:

- Откуда вы знаете?

- А я волшебник! - И со значением подмигнул. - Только никому не говорите, ладно?

- Договорились! - кивнула она и тоже подмигнула.

- Кстати, подпольное имя мое - Виктор!

- Наташа! - Девушка протянула мне руку, а я наклонился и поцеловал ее пальчики. Она не отдернула, не сказала ничего, но щечки ее чуть заметно зардели.

Разговорились. Узнав, что ей скоро выходить, подписываю ей рекламный буклет своего фильма, и мы обмениваемся телефонами. Несколько часов ходил под впечатлением этого знакомства, вечером позвонил и признался, что она мне очень понравилась и мечтаю с ней встретиться. Наташа согласилась, но только через несколько дней, объяснив, что очень много занятий в институте: она была студенткой первого курса Медицинской академии. С каким нетерпением я ожидал этой встречи! Минуты казались часами, дни неделями... Наконец наступило долгожданное мгновение: несусь с цветами к моей Наташе. Почему-то я был уверен, что наконец-то встретил ТУ, КОТОРУЮ Я ЖДАЛ!

Позднее и Наташа призналась мне, что нечто подобное происходило и с нею. А как она волновалась, выбирая одежду для нашей встречи!.. Почему-то была уверена, что я приглашу ее в гости, и заранее пыталась представить себе мой дворец, переживая от того, что не знает, как себя там вести. Я действительно пригласил ее к себе, но не в первую встречу, а много позже, когда мы лучше узнали друг друга. Очутившись в комнате коммунальной квартиры, сплошь заваленной горами книг, Наташа чуть опешила, но не подала виду и только спустя много времени призналась, как была удивлена моим жилищем.

Роман наш развивался настолько стремительно, что мы даже сами напугались, однако темпа не сбавили и не слушали ворiонье карканье окружающих, что наши отношения долго не продлятся. А некоторые говорили, что меня увлекла ее молодость, а Наташа только притворяется, что влюблена, а на самом деле просто хочет устроиться так, чтобы жить беззаботно и в достатке.

Первое время эти высказывания задевали и меня, и Наташу. Помните, я как-то говорил, что жениться нужно на сиротах? Так уж получилось, что именно Наташа и оказалась самой круглой сиротой. Ее мама умерла при родах, а отец, подыскав приличную женщину, женился, чтобы за дочкой был женский глаз. Незадолго до нашего знакомства сначала погиб старший брат Наташи, потом и ее отец, военный летчик, скончался от сердечного приступа. Вышло так, что именно я сумел заменить Наташе и брата, и отца. Долгое время мы присматривались друг к другу, притирались, пытаясь понять, насколько глубоки наши чувства. У меня было столько в жизни ошибок, что очередная могла меня просто сломить, изменить мое отношение к женщине, к любви. Да и Наташе хотелось не только любви и нежности от близкого человека, но и дарить ему нежность, любовь и заботу.

Более полутора лет длилось наше "принюхивание", пока наконец мы не решили, что нам гораздо легче не расставаться всякий раз, когда дело близится к ночи. Наташа переехала ко мне. Тем не менее поставили дело так: если у нас действительно серьезные чувства, нам не страшны злые языки, и мы поживем пока гражданским браком. Причем решение это было обоюдным.

Окружающие меня люди - друзья, знакомые - почти сразу заметили, что я сильно изменился. Стал добрым, спокойным, менее раздражительным и уверенным. И Наталка, вся светясь от счастья, тоже стала уверенной и спокойной. Да мы просто радовались каждому прожитому вместе дню, а Новый год собрались провести в Америке: двадцать восьмого декабря уже были в Вашингтоне, а тридцать первого в Нью-Йорке.

Я воспользовался этой поездкой, чтобы набраться впечатлений о городе, об американцах. Предпринял немало усилий, чтобы побывать в американской тюрьме. Усилия не пропали даром, и я стал первым иностранным гражданином, который не только побывал на экскурсии в действующей тюрьме Райкерс-айленд, но даже посидел с полчаса в одиночной камере. Начальник тюрьмы, живо интересующийся россий-ской пенитенциарной системой, задавал много вопросов, а узнав, что я сам сидел в тюрьме, спросил: где лучше сидеть? Я честно сказал, что любой наш осужденный радостно поменяет один год отсидки в российской тюрьме на пять лет в американской. Начальник довольно рассмеялся и смягчился до того, что позволил немного поснимать на видео внутри.

Эти знания требовались мне для нового романа "Любовь Бешеного". За две недели в Америке нам удалось многое посмотреть. Побывали и на Брайтон-Бич, где в русском магазине видели мои книги, продающиеся по двадцать четыре доллара девяносто девять центов. Поднимались на один из двух, метко прозванных в народе башнями-близнецами, самых высоких небоскребов США на сто восьмой этаж Международного торгового центра. Посетили съемки художественного фильма-боевика австралийского режиссера. А мне "повезло" даже наблюдать пожар, вспыхнувший на уровне тридцать пятого этажа. Этот пожар я успел заснять на видео. Только в самолете я узнал, что мог подзаработать, продав снятый материал в одно из ТВ-агентств.

Кстати, именно так поступил Василий, сын Глеба Успенского. Из окна своего номера в отеле он увидел полуголого мужчину, взбиравшегося по стене здания напротив. Василий схватил свой фотоаппарат и сделал несколько снимков. Узнав об этом, Глеб посоветовал сыну выяснить, что там было за происшествие, а потом предложить пленку в "Нью-Йорк таймс". Снимок напечатали, а двенадцатилетний Василий получил свой первый в жизни гонорар - двести пятьдесят долларов.

Несмотря на то что вполне добродушные американцы во многом похожи на нас, жить в Америке мне бы не хотелось... Но Наталка получила столько впечатлений, что долгое время только и говорила о нашей поездке.

Именно живя с Наташей, я глубоко прочувствовал слова Сент-Экзюпери: "Ты ответственен за того, кого приручил". Я лучше всех знаю про себя, что не подарок к Женскому дню и характер мой далеко не сахар. Но, общаясь с Наташей, чувствовал, что пытаюсь измениться и обходить острые углы. И она изо всех сил старалась притереться ко мне, войти в мой внутренний мир, разделить мои привязанности, привычки и вкусы. Не все сразу получалось у нас, как по мановению волшебной палочки, но оба страстно желали нравиться друг другу каждую минуту, каждое мгновение.

Недаром говорят, вода камень точит. Постепенно влюбленность перешла в настоящую любовь, что почувствовали даже самые отпетые скептики. Да и как не почувствовать, если все отражалось в наших с Наташей глазах? Особенно остро это ощущается тогда, когда приходится хоть и не надолго, но расставаться: мои поездки в Будапешт, где вышла моя первая книга на венгерском, в Запорожье на лечение зубов к Виктору Петровичу, отцу моего издателя, врачу от Бога, Наталкин с дочкой отъезд в санаторий "Лесное озеро" на Истринское водохранилище, чтобы провести лето на природе и набраться здоровья. У Наталки, как у более эмоционального существа, на глазах проступали слезы, а у меня на душе кошки скребли. Не проходило и суток, как я или она начинали названивать друг другу, чтобы услышать хотя бы голос. Мы редко расстаемся более чем на день и потому сильно переживаем, когда этот срок увеличивается.

Свадьбу решили сыграть только тогда, когда Наташа почувствовала под сердцем зарождающуюся новую жизнь. Почему-то с первых же дней беременности мы знали, что будет девочка, и принялись придумывать ей имя. Перебрали добрую сотню звучных красивых имен и остановились на многозначительном - Джульетта, Юлия.

Нужно заметить, что к тому моменту я познакомился с Мишей Грушевским, бывшим афганцем, ставшим в настоящее время вполне удачливым бизнесменом. У него была очаровательная подруга Танечка, и они, побывав на нашей удивительно красивой свадьбе, решили пожениться, что и произошло месяца через полтора после нас. Но перед нашей свадьбой, как и положено, Михаил предложил пропить мою холостяцкую жизнь. Эти вечер и ночь запомнились мне надолго. Сначала мы праздновали у его друга в очень уютном ресторанчике: с бильярдом, с мотоциклом на сцене, с сомбреро, развешенными на стенах. С непременным конфликтом на подобных мероприятиях.

Третьим тостом, естественно, был афганский тост, но Мише было мало, чтобы встала наша компания, он решил поднять на ноги весь ресторан. Что ему почти удалось: не поднялись лишь четверо парней, сидевших за одним столиком. Это едва не спровоцировало драку, а возможно, и пальбу. Судя по внешнему виду той четверки, их массивным цепям с крестами на груди, они относились к криминальному миру. С большим трудом мне удалось утихомирить Михаила, и мы отправились в сауну "Люкс", где он был одним из учредителей. Эта сауна вполне оправдывала название "Люкс": отличная парилка, два бассейна, причем один с "крутыми виражами", роскошная мебель, превосходная кухня и, конечно же, положенный по статусу "мальчишника" стриптиз, исполняемый стройными молодыми девушками...

Свадьбу справили 29 июня 1998 года в одном из новомодных ресторанов под звонким названием "Нью-Васюки". Несмотря на то что приглашали только самых близких, народу собралось довольно много, и перечисление заняло бы не одну страницу. Естественно, моим свидетелем был Андрей Ростовский. А тамадой за свадебным столом был мой близкий друг и редактор многих моих книг, как, впрочем, и этой, Георгий Анджапаридзе, с которым спорим и ругаемся до хрипоты, когда работаем. Было шумно и весело, а Валечка Толкунова, трогательно исполнившая несколько своих знаменитых песен, сказала, что давно не была на такой симпатичной свадьбе, с такой нежной и обаятельной невестой, похожей на Джоконду. Кстати, о сходстве Наташи со знаменитой Джокондой говорили и в Америке, и в Швейцарии, и в Болгарии.

Самым запоминающимся моментом для Наташи, меня и многих присутствующих на свадьбе стал танец жениха и невесты.

Генрих Сечкин снял весь танец на видео, и каждый раз, когда я пересматриваю эту запись, к горлу подступает комок. Кажется, в тот миг мы с Наташей были самой счастливой парой на земле. А моя Наталка - самой красивой: настоящим чудом нежности и обаяния.

После мы отправились в свадебное путешествие: сначала в Омск, где, как я уже говорил, мама просто влюбилась в Наталку, а Наталка повидала тот город, те места, где ее муж провел большую часть детства. Она познакомилась с самым старинным моим другом Володей Акимовым, превратившимся в почтенного седовласого мужчину. После Омска мы откликнулись на приглашение Андрея Ростовского и собрались лететь в Бургас, где у того была приличная двухкомнатная квартира. Андрюша, отправив свою прелестную жену Ксюшу в Бургас, специально дождался нас из Омска, чтобы лететь вместе. Никогда не забуду день отлета...

Подходим к таможенному контролю: проходит Наташа, затем Андрюша, а меня вдруг тормозят. В чем дело? - спрашиваю. Виктор Николаевич, ваш паспорт вчера закончил свое действие. Как? Почему? Поднимаю бучу. Меня связывают даже с начальником таможенной службы Москвы. И генерал мне откровенно говорит, что влюблен в мои книги и готов взять на себя ответственность, выпустив меня в Болгарию с просроченным паспортом, но кто может дать гарантию, что меня не арестуют в Болгарии? Короче говоря, генерал убедил меня не рисковать и за пару-тройку дней обещал оформить мне новый паспорт. Наталка вся в слезах, хочет остаться со мной, но я уговорил ее лететь с Андрюшей и не беспокоиться, твердо заверив, что уже завтра буду в Бургасе. Заверил, они улетели, а я в ужасе: вдруг не смогу за один день оформить паспорт? Ведь даже генерал сказал: два-три дня! А для меня не выполнить обещание - значит обмануть - один из самых страшных грехов!

Конечно, я неспроста дал такое обещание: у меня есть приятель, с которым мы дружим лет семь, - Владимир Грачев, он возглавляет ОВИР моего района. Но вдруг он в отпуске или в командировке? Мои опасения оказались не беспочвенными. Володя, отработав сутки, отдыхал дома, а без него никто не мог мне помочь. Звоню ему домой, объясняю ситуацию, и он - ни слова упрека - тут же приезжает к себе в кабинет и выписывает новый паспорт. На такие поступки способны только сильные, ответственные и порядочные люди. Благодаря ему я выполнил свое обещание и в аэропорту Варны увидел счастливые глаза Наташи и довольно улыбающегося Андрюшу Ростовского.

Для нас с Наташей он снял роскошную трехкомнатную квартиру в центре города и каждое утро приезжал за нами на своем шикарном "линкольне", и мы ехали то на городской пляж, то в Албену, то на отличные теннисные корты в небольшом городке Созополь под Бургасом, где я неожиданно встретился с Тумполой, бывшим олимпийским чемпионом, с которым не виделся с тех пор, когда несколько лет назад посещал Болгарию. Эта поездка оставила в памяти множество ярких впечатлений. Спасибо Ростовскому...

После Болгарии мы отправились по городам Швейцарии, с заездом в Княжество Лихтенштейн. Какая чудная страна Швейцария! Но какая дорогая! Конечно, цены на автомобили и на недвижимость не идут ни в какое сравнение с Сингапуром, но все остальное так дорого, что жить там в свое удовольствие может только настоящий миллионер. Воистину страна богатых людей! Более всего нас с Наташей поразила так называемая мини-Швейцария: на территории всего в несколько квадратных километров выстроен макет всей Швейцарии.

Восхищает не только кропотливая работа макетчиков, но и то, что все точно и бесперебойно работает: поезда, автомобили и теплоходы исправно двигаются по рельсам, по дорогам и по воде, фуникулеры нормально ползут вверх-вниз, мини-водопады беспрерывно низвергают свои небольшие потоки воды. Человек, впервые оказавшийся там, ощущает себя Гулливером, попавшим в Страну лилипутов. Боже, а какой в Швейцарии воздух! Какая чистота улиц, газонов! Побывав там, я пришел к выводу, что в отношении чистоты Россия отстала от нее навсегда...

Вернувшись, счастливые и довольные увиденным, мы с Наташей стали подыскивать роддом: врачи из районной поликлиники сказали, что до родов осталось чуть более месяца. Посоветовавшись с друзьями, я отобрал, с моей точки зрения, три лучших роддома, после чего повез по ним Наташу. В одном ей не понравились палаты, в другом - профессор "не показался", в третьем "подруги не советуют". Тогда предложил ей самой выбрать: я согласен на любой. Наконец Наташа остановилась на клинике акушерства и гинекологии. Поехали на консультацию и неожиданно слышим, что до родов едва ли не неделя. Мы - в ужасе! Проходит неделя - ничего! Встречаюсь с профессором: в чем дело? Говорит: не могу ничего определенного сказать! Оказывается, Наташа категорически отказывается делать ультразвук, боясь, что это может повредить ребенку. До этого ей уже трижды делали ультразвук, и появился страх за ребенка.

Поэтому профессор высчитывал роды по датам со слов Наташи. Короче говоря, не желая расстраивать Наташу, предлагаю выждать еще неделю. Вновь ничего. Начинаю мягко уговаривать Наташу. Наконец соглашается. Делают ультразвук, и выясняется, что до родов чуть более месяца. Час от часу не легче. Прошу объяснить - почему? Оказалось, что более полутора месяцев у Наташи была просто задержка. Так что эмоционально Наташа была "беременна" десять с половиной месяцев.

Раз в неделю вожу Наташу на осмотр, и вдруг, когда остается неделя до действительных родов, Наташа говорит, что не хочет здесь рожать, если я не буду присутствовать при родах. Соглашаюсь, не представляя, что сие зависит не только от моего согласия. Говорю с профессором - "не могу взять на себя: у нас нет такой практики", иду к завотделением - ответ тот же. Добираюсь до самого директора клиники! К счастью, он читает мои книги и они, к еще большему счастью, ему нравятся. Дает разрешение. Наталка в восторге! Мало того, принимаю решение не только поддержать Наташу своим присутствием, но еще и запечатлеть роды на фото и видео. Врачи попытались было сопротивляться, но потом махнули рукой.

Пытаюсь представить, как, повзрослев, моя Юленька увидит на экране свое рождение, свой первый крик, свое первое прикосновение к маминой груди и узнает, что первый голос, который она услышала, появившись на свет, был голос отца. Конечно, я сильно волновался, но взял себя в руки и постоянно подбадривал Наташу.

Не знаю: из-за моей ли помощи, из-за Наташиного ли характера, но все прошло просто замечательно. В восемь двадцать часов вечера Наташа сказала: "Пора". Глеб Успенский тут же примчался на своей "Субару" и отвез нас в роддом. А там нас ждал сюрприз: профессор, наблюдавший Наташу последние полтора месяца, слег в жестокой простуде. Дежурный врач советует переговорить с профессором второго отделения, но тот уже уходит домой. Лечу к нему, едва не на коленях уговариваю принять роды. Без особого восторга он соглашается, а осмотрев Наташу, замечает, что Наталка очень хрупкая, а ребенок большой и потому лучше делать "кесарево". Но Наталка начинает его уговаривать:

- Доктор, миленький, я справлюсь! Поверьте мне, справлюсь!

И столько в ее голосе было уверенности, столько надежды, что профессор не смог отказать, и минут через сорок, в десять двадцать, без единого Наташиного вопля, маленькая Юленька обозначила криком свое появление на свет: "Вот и я! Встречайте нового человека! Во мне уже три килограмма семьсот граммов и пятьдесят два сантиметра роста!"

Медперсонал, а позднее и районный врач-педиатр удивленно качали головой: "Боже, какой у нее осмысленный взгляд! А ей нет еще и недели... двух недель... месяца... А какие у нее длинные пальчики! А какая она красавица! Ну вылитая папина дочка!"

Не знаю, каково в этих словах соотношение правды и лести, но мне было приятно все это слушать.

Эту книгу пишу в год полного солнечного затмения. В этот год Нострадамус предсказывал "конец света". Интересно, что он имел в виду под этими словами?

Незадолго до солнечного затмения навестил их в "Лесном озере". Как же выросла Юленька! Еще восьми месяцев нет, а весит восемь сто и имеет уже семь зубов! Выговаривает "пап-мам" и вовсю напевает о чем-то своем. Когда я возвращался в Москву, Наталка, наслушавшись со всех сторон страхов, умоляла меня быть осторожнее с глазами, когда я буду смотреть на солнечное затмение: в Москве оно должно быть одиннадцатого августа в пятнадцать десять. Сижу, работаю, изредка поглядываю в окно: все небо затянуто тучами. Снова работаю. Смотрю на часы: без пяти четыре... Включаю телевизор: вокруг солнечного затмения ажиотаж во всем мире. Так и прошло мимо меня грандиозное событие века. До следующего я, по всей вероятности, не доживу... А жаль, хотелось бы посмотреть...

Знаете, мы с Наталкой сравнили фотографии всех моих детей в возрасте до одного года и заметили, что все они похожи, словно близнецы. Интересна и магия чисел. Когда меня спрашивают о детях, отвечаю, что все они у меня - погодки: "три сыночка и лапочка дочка"...

Есть у меня некие соображения, исходя из которых я умолчал о истории рождения еще одной дочери.

Ярославушка, не думай, что я забыл о тебе: этого никогда не было и не будет. Так сложилась, что после твоего рождения нас разбросало и мы больше, к моему огромному сожалению, никогда не виделись. Буду счастлив, если эта встреча наконец произойдет...

Первый родился в 1969 году, второй - в 1979-м, третий - в 1989-м, и Юленька в декабре 1998-го, почти в 1999-м, то есть каждый появлялся ровно через десять лет. Любопытна и другая закономерность: первый сын - Петер родился 20 апреля, в день рождения Гитлера, и живет в Германии, второй сын Владимир - 22 апреля, в день рождения Ленина, и живет в Москве. Третий сын Сережа - родился 16 декабря, а Юленька - 13 декабря, то есть и у них разница лишь в несколько дней.

Встречал нас с Наташей и Юленькой из роддома Андрюша Ростовский на своем "линкольне". Мне кажется - нет, я просто уверен, что Наталку послал мне сам Господь. Послал за все мои беды, горести, страдания. Мы с ней нашли друг друга после многих жизненных испытаний и в результате произвели на свет настоящее чудо - нашу Юленьку. Могу ли сейчас сказать, что я счастлив наконец? Да, могу! Могу!!!

А если мои старшие дети: сыновья Петер и Владимир и дочка Ярославушка, прочитав эту книгу моих откровений, осмыслят все, сами постараются разыскать меня и в результате придут и скажут: "Прости, папа! Мы не знали всего этого, а потому были не правы!" - тогда мое счастье станет просто безмерным! Очень надеюсь, что когда-нибудь это произойдет...

Почти всю эту книгу я писал в присутствии Наталки, а дописываю в полном одиночестве: 15 мая, на все лето, отправил ее с Юленькой в санаторий "Лесное озеро". А первого июня к ним присоединился и мой сын Сережа. До этого он несколько раз оставался у нас на праздники, и они с Наташей подружились настолько, что даже стали скучать друг без друга. На выходные ездил к ним, и Сережка просто загонял меня в разнообразные подвижные игры. Как же там хорошо отдыхать! А какой прекрасный воздух! Не хуже, чем в Швейцарии. Эх, кабы не комары...

Пришло в голову, что начинал писать эту книгу при Викторе Степановиче Черномырдине, а заканчиваю при Сергее Вадимовиче Степашине... Тьфу, не успел: президент сменил и его. Завершаю книгу при Владимире Владимировиче Путине, а может быть... Пока я писал книгу, прошел год, и вместе с ним "прошли" пятеро премьер-министров! Не многовато ли? Не отсюда ли столь сильные катаклизмы, потрясения и нестабильность в стране? Боже, когда же наша многострадальная Россия сможет наконец хотя бы четверть века прожить спокойно, в мире, в труде, в созидании?..

Порою мне кажется, что и моя жизнь вполне напоминает жизнь страны: взлеты и падения, постоянная неуверенность в завтрашнем дне, появление то друзей, то врагов...

Не знаю, случайно это было в моей жизни или Бог покровительствовал мне, однако все те, кто желал мне зла, а тем более творил его, были рано или поздно наказаны. Генерал Зазулин - начальник Политуправления МВД СССР, один из инициаторов моего ареста - умер вскоре после суда надо мной, следователь Истомин, ведший мое дело с пристрастием, физически и морально издевавшийся надо мной, через пару лет был изгнан из прокуратуры; подставленная "пострадавшая" потеряла ребенка во время родов, муж ее бросил, и она опускалась все ниже и ниже, пока совсем не спилась; сотрудника КГБ, ведшего меня аж с самого Ленинграда и дослужившегося до полковника, настолько замучила совесть, что незадолго до своей кончины, где-то в девяносто четвертом году, он позвонил в программу "Времечко" и сказал, что около десяти лет "вел" режиссера и писателя Виктора Доценко, а потом посадил, в чем искренне раскаивается. Звонил он из госпиталя, а потому и отказался от интервью, а через несколько дней умер, и "Времечко" приезжало ко мне домой для интервью, которое было в эфире...

Что же до меня самого, то я давно уже никому не желаю зла и никому не мщу за обиды, предательство, ибо верю - зло и так будет наказано. Журналисты часто задают мне вопрос: как я сумел сохранить доброжелательность в своем сердце после таких страшных испытаний, выпавших на мою долю? Как можно ответить на этот вопрос? Вероятно, ответ содержится в моих генах, переданных мне моими предками, и в моем менталитете, приобретенном по ходу жизни.

Иногда меня умиляют вопросы журналистов. Например, такой: "Почему тот или иной писатель неожиданно становится популярным, лучшим?" Разве можно однозначно на него ответить? Вероятно, у каждого писателя есть свой собственный секрет его творческого воздействия. Лично у меня секрет один: просто я сам проживаю жизнь каждого своего героя, вкладывая в него свое сердце, делюсь своими мыслями, однако это сопутствующие факторы: главное, я продукт своей эпохи, своей страны, частичка своего народа. А потому стараюсь писать так, чтобы быть понятным каждому читателю. Стараюсь писать так, чтобы любой, кто потратил свои кровные на мою книгу, нашел бы для себя нечто близкое, задевающее потаенные струны его души...

И я понятен своим читателям потому, что, являясь частичкой своего народа, пишу как бы для себя, чтобы прежде всего понравиться самому себе, а значит, и остальным. Именно поэтому, на мой взгляд, огромному количеству людей и нравятся мои герои.

Популярность, известность в нашей стране - ерунда, и ничего на самом деле не стоит по сравнению с тем, как воспринимается популярность на Западе. И пример этого перед вами: что стоит моя популярность и известность, если я не могу жить так, как живут ТАМ, - это НЕЧЕСТНО!!! Чем я хуже западных писателей?..

В отличие от депутатов всяких дум, правителей, чиновников, губернаторов, бизнесменов и, кстати, "воров в законе", у меня ни особняка, ни машины, ни просторной квартиры, ни счетов в швейцарском банке...

Конечно, моя семья не голодает, мы можем иногда и отдохнуть за границей. Но западный писатель, издающийся аналогичными тиражами, поистине богат, и ко всему тому, чего у меня нет, у него может быть собственная яхта и даже собственный небольшой островок. Зато у меня есть небольшая двухкомнатная квартирка... И ваша любовь, мои дорогие читатели...

Я один из вас и живу так же, как и вы...

Меня часто посещает мысль: зачем, для чего живет человек? Ведь век человека так нещадно короток. Он к чему-то стремится, чего-то добивается, переносит адские трудности, лишения, достигает, может быть, истинного совершенства. Чаще всего это приходит к старости, когда все как бы ему уже и не нужно - "Дорога ложка к обеду!". Удивительно справедливая мысль! Достиг совершенства, пришел успех, деньги, почет и уважение... а тут... "костлявая" уже стучится в твою дверь... Как все грустно!..

Оглядываясь назад, иногда задаю самому себе сакраментальный вопрос: а что было бы, если бы? И всякий раз рисую себе всевозможные продолжения своей жизни. Эти продолжения часто представляются удивительными и прекрасными, но это длится какие-то мгновения. Встряхиваю головой, трезвею и понимаю, что это лишь мои фантазии. Иногда меня спрашивают: если бы я мог изменить некоторые трагические или малоприятные моменты своего прошлого - захотел бы? Раньше всерьез задумывался, прежде чем ответить на этот вопрос, а сейчас, действительно много поразмышляв, понял для себя главное; причем задав себе всего лишь два вопроса: сейчас, в настоящее время, мне нравится то, какой я, и счастлив ли я? Отвечаю - да! А кто может дать гарантию, что если бы я или кто-то всемогущий вмешался в мое прошлое и убрал те или иные горести и неприятности, сделало бы меня это еще счастливее?

Может, не столь и глупо выражение: "через тернии к звездам"?

И еще. Оглядываясь назад, в свое прошлое, спрашиваю себя: мог ли я, зная все последствия, поступить иначе? И отвечаю, не задумываясь: нет, не мог бы! Иначе был бы совсем другим! Не важно, хуже или лучше. ДРУГИМ! То есть я бы предал самого себя! А это самое страшное, по крайней мере для меня!..

Как удивительно и странно устроен человеческий мозг! Порой вырывает из памяти события давно минувших дней, и эти события, несмотря на то, что когда-то произошли на самом деле, кажутся не реальными, просто фантастичными.