Бои на Карельском перешейке

БОРЬБА ЗА ОСТРОВА

Одиннадцатого февраля 1940 года 123?я ордена Ленина стрелковая дивизия прорвала линию Маннергейма, положив начало всеобщему разгрому белофиннов.

В развитие успеха героической дивизии части Красной Армии, громя белофиннов, отбивая их контратаки, подошли к Выборгу и штурмовали эту цитадель Карельского перешейка.

Одновременно 70-я стрелковая дивизия, сбивая и преследуя врага, прорвалась к берегам Выборгского залива, захватив укрепленные острова. Затем под огнем противника она совершила беспримерный поход по льду, вышла на северный берег Финского залива и перерезала важнейшую артерию — стратегическое шоссе Выборг — Хельсинки, по которому происходило снабжение Выборгского узла сопротивления противника.

Это в значительной мере определило исход войны — полную победу над врагом.

В Указе Президиума Верховного Совета СССР от 21 марта 1940 года сказано: «За образцовое выполнение боевых заданий Командования на фронте борьбы с финской белогвардейщиной и проявленные при этом доблесть и мужество наградить ОРДЕНОМ ЛЕНИНА 70-ю стрелковую дивизию».

В чем именно выразились образцовое выполнение заданий командования и проявленные при этом доблесть и мужество? Ответ на этот вопрос дает весь боевой путь 70-й стрелковой дивизии с момента первого удара по врагу, при переходе границы, до последнего часа боевых действий. Беспримерные подвиги совершены ее бойцами, командирами и политработниками за 105 дней боев.

Последняя операция дивизии — овладение островами, выход на северный берег Финского залива и захват отрезка шоссе Хельсинки — Выборг — с полным основанием называется ледовым походом.

В истории русского оружия было лишь два подобных похода. Первый поход русских войск под водительством Петра I, тоже по льду Выборгского залива, как известно, закончился захватом Выборга.

Второй поход был совершен под командованием Багратиона в 1809 году по льду Ботнического залива, когда русские овладели Аландскими островами.

Советские войска совершили третий ледовый поход и тоже нанесли противнику неотразимый удар.

Успешное решение боевых заданий командования частями 70-й стрелковой дивизии стало возможным в результате огромной работы всего личного состава дивизии как во время боевых действий, так и в дни мирной учебы. Особенно упорно ковалась победа в дни перед штурмом линии Маннергейма. Дивизия не покладая рук овладевала опытом боев против белофиннов, училась штурмовать укрепленные узлы обороны врага, блокировать доты и дзоты.

К этому времени у дивизии был немалый опыт боев в предполье.

30 ноября 1939 года, вслед за грандиозной артиллерийской подготовкой, батальоны дивизии лихим броском перешли реку Сестру. Сбивая противника, пытавшегося в ряде пунктов оказать сопротивление, они начали стремительное продвижение вперед.

Бойцы, командиры и политработники горели единым желанием — разбить наголову врага, обеспечить безопасность северо-западных границ могучего Советского Союза, безопасность города Ленина.

Со священными словами «Да Родину! Да Сталина!» устремлялись вперед славные патриоты нашей страны, подлинные герои. А коварный и злобный враг заготовил в предполье немало хитрых ловушек. Тотчас же за рекой Сестрой части встретились с минными полями, с заминированными завалами на дорогах и лесных тропах. Вскоре затрещали очереди автоматов с вековых сосен и елей: состоялось первое знакомство с белофинскими «кукушками».

В предполье части и подразделения дивизии столкнулись со своеобразной тактикой врага. Противник действовал мелкими группами, тщательно маскируясь, стремясь к внезапным ударам с флангов и с тыла. Массированный огонь автоматов и пулеметов, которыми противник был обильно вооружен, производил впечатление, что действует многочисленная живая сила врага.

Личный состав дивизии действовал с беззаветной отвагой, но у многих не хватало опыта, конкретных знаний тактики врага. Опыт и знания накапливались, в боях, иногда ценой потерь, которые при более глубокой боевой подготовке могли быть гораздо меньшими.

В первые же дни боев проявились воинские таланты командиров, политработников и бойцов. Не только отважно, но и искусно действовали командиры батальонов Угрюмов, Краснов, Москвин, Маричев и другие. Они правильно схватывали и оценивали обстановку, принимали смелые, находчивые решения.

Так, батальон капитана Угрюмова (ныне полковник, Герой Советского Союза) к исходу дня 30 ноября уже занял восточную окраину города Териоки. Батальон умело применял маневр — обходы справа и слева засад противника. В дальнейшем боевая практика неоднократно подтверждала, что белофинны, всегда стремясь к применению флангового обхода и окружения, в то же время сами приходят в панику при обходах и охватах их флангов и быстро оставляют место боя.

По пути до Териоки батальон капитана Угрюмова преодолел несколько минных полей, 16 эскарпов с проволокой и в ночь на 1 декабря, заняв круговую оборону на восточной окраине Териоки, отбил четыре контратаки врага.

В декабре батальон, которым командовал лейтенант А. Краснов (ныне капитан, Герой Советского Союза), подвергся яростной контратаке белофиннов, просочившихся в стык с соседним батальоном. Умело сочетая огонь приданной ему артиллерии и танков, Краснов отрезал противнику пути отхода, бросил на него пехоту с танками и уничтожил всю живую силу врага. В этом бою геройски действовал пулеметчик Кузьма Высоцкий. Он вскочил со своим станковым пулеметом на танк старшего лейтенанта Преображенского и, указывая танкистам на скопления белофиннов, сам вел губительный огонь по врагу. За этот подвиг Кузьме Высоцкому было присвоено звание Героя Советского Союза.

К половине декабря дивизия прошла предполье и заняла участок в районе озера Куолема-ярви перед Кархульским узлом линии Маннергейма, западнее Суммы. Дивизия готовилась к решающему штурму главной оборонительной полосы противника и одновременно изматывала его непрерывными поисками разведчиков и постоянным беспокоящим артиллерийским огнем.

За время боев в предполье накопился боевой опыт и выявились также недостатки, особенно в области организационной.

Считаю нужным особо подчеркнуть: опыт боев в предполье и перед укрепленным районом еще и еще раз подтвердил, что, несмотря на огромное насыщение техникой нашей армии, основным и решающим родом оружия оставалась и остается пехота, действующая и достигающая успеха во взаимодействии с другими родами оружия. На пехоту возлагались большие задачи.

Для командного состава всех родов оружия были проведены показательные занятия по взаимодействию пехоты, артиллерии и танков при взятии долговременных огневых точек, по прорыву оборонительной полосы противника. Для этих занятий мы использовали финские дзоты, захваченные в районе Мелола.

Одновременно личный состав дивизии усиленно обучался хождению и боевым действиям на лыжах с использованием лыжных установок для пулеметов.

Меня волновала мысль: каковы будут темпы продвижения в сложных условиях белофинского укрепленного района, который находился перед нами?

Учения показали медленность продвижения пехоты. Мешала зимняя одежда, тормозил движение маскировочный халат. Я приказал: халаты перешить на комбинезоны, для атаки снимать шинели, оставаясь в ватных телогрейках. Эти мероприятия вдвое ускорили продвижение пехоты.

Изучая финский театр войны, я продумывал вопросы «окаймления огнем», артиллерийской обработки переднего края обороны противника. Белофинны прятались от огня в убежищах на обратных скатах, а как только артиллерийская подготовка заканчивалась, они выбегали из убежищ и открывали стрельбу по нашей наступающей пехоте.

Огневой вал артиллерии не давал возможности оживать вражеским огневым точкам и позволял нашей пехоте успешно продвигаться по оборонительной полосе противника.

При подготовке к решающему штурму мы особое внимание обратили на достижение полного взаимодействия пехоты с артиллерией.

Ни один день не проходил понапрасну. Части и подразделения упорно учились.

Сталинское указание о контроле, без которого и хорошие люди портятся, осуществлялось в дивизии со всей настойчивостью. Мы проверили, как отрываются окопы. Проверка показала, что в ряде подразделений окопы лишь «обозначались».

Эти недостатки были устранены.

Должен сказать, что белофинны были хорошо подготовлены к ведению оборонительного боя. Они искусно использовали местность, хорошо маскировались. Система их огня была продуманной, взаимоувязанной. Артиллерии у белофиннов было немного, и поэтому они часто применяли ее по принципу «кочующих орудий».

Немало стараний приложили мы к организации разведки.

Разведчики стали проникать за проволочные заграждения противника, смело и отважно продвигаясь в глубь его территории, и приносили оттуда весьма ценные сведения.

Так изо дня в день мы накапливали данные о противнике. Много важных сведений дал нам финский солдат-перебежчик. В частности он рассказал, что на каждых двух финских солдат-резервистов приходится один оголтелый шюцкоровец.

Наведение порядка в дивизии, ее подготовка к решающему штурму — все было осуществлено в короткие сроки.

В этом мы строго руководствовались указаниями командующего фронтом товарища Тимошенко.

К моменту штурма у меня была полная уверенность в том, что дивизия готова к выполнению боевых заданий высшего командования.

Когда наступил исторический день —11 февраля, — дивизия имела основное задание — сковать силы противника на своем участке в районе озера Куолема-ярви. Для этого ей предстояло атаковать и занять высоту 34,8 с выходом в укрепленный узел Кархула.

Началась артиллерийская подготовка. Раздались первые залпы, тотчас же слившиеся в могучий и непрерывный гул. В расположении белофиннов бушевал стальной смерч. Взлетали столетние деревья, крошились камни, в прах разлетались логовища врага.

Воодушевленные горячими чувствами патриотизма, преданности Родине, вождю народов товарищу Сталину, пехотинцы пошли на врага, прижимаясь к разрывам снарядов своей артиллерии.

В этот же день высота 34,8 была в наших руках. На другой день части дивизии, сбивая и уничтожая врага, снова продвинулись вперед.

Линия Маннергейма была прорвана. Враг в бессильной злобе и панике откатывался на вторую линию укреплений.

Перед нашими войсками встала задача: развить успех, громить врага до полного его поражения.

Имея в авангарде отдельный разведывательный батальон, дивизия стремительным маршем продвинулась из района Кархулы на побережье Выборгского залива. Это продвижение происходило в боях с озверевшим противником, в чрезвычайно сложных условиях почти полного бездорожья, среди свирепых февральских метелей и заносов.

По пути к Финскому заливу мы овладели несколькими десятками дотов и дзотов.

Зная тактику врага, я особое внимание обращал на фланги, а также на охрану тылов. И как здесь, так и до конца боевых действий все попытки врага обойти нас или напасть из засады ликвидировались немедленно. Успешной была борьба и с финскими «кукушками».

Героически действовала инженерная служба дивизии во главе с капитаном Аксеновым, прокладывая дороги, борясь с завалами, фугасами и минами врага. Связисты, руководимые капитаном Литке, обеспечивали дивизии бесперебойную связь на всем ее пути.

17 февраля части дивизии овладели побережьем, захватив железобетонные доты. Здесь мы попали под огонь тяжелой артиллерии врага с северной части полуострова Койвисто и с островов. Крепость Бьерке и город Койвисто, а также часть полуострова были заняты нашим соседом слева. Перед дивизией стояла задача— очистить северную часть полуострова Койвисто, овладеть островами и выйти через Выборгский залив на северное побережье Финского залива.

Это задание было исключительно ответственным и сложным. Мы понимали, что выходом на материк и овладением шоссе Выборг — Хельсинки дивизия не только обеспечивает основную группировку N-ской армии, наступавшую на Выборг, от угрозы флангового удара со стороны белофиннов, но одновременно и разрывает важнейшую коммуникацию врага, угрожая Выборгу с запада.

Перед дивизией были скалистые острова, поросшие лесом, усеянные валунами. Каждый остров был природной крепостью. Подходы к островам открытые — лед. На островах и на противоположном берегу залива у белофиннов была сеть огневых точек.

Наконец, перед памп был противник, отчаянно сопротивлявшийся, понимавший, что наш успех здесь, на правом фланге, быстро приближает общее его поражение. На участке 70-й стрелковой дивизии было сконцентрировано шесть батальонов противника.

В довершение всего противник пустил в дело тяжелую артиллерию, неоднократно обстреливавшую наши части, когда они продвигались по дорогам, только что проложенным на льду героями-саперами.

Одному из полков предстояло действовать в первую очередь по овладению островом Ревон-саари. Обстановка была исключительно сложная и трудная. Личный состав полка показал, на что способны верные сыны Родины, советские патриоты. Прямо по-суворовски — каждый боец знал и применил свой маневр. Подразделения очень широко расчленились на льду и быстро охватили остров. Артиллерия врага не смогла остановить это широко расчлененное движение опытных и бесстрашных бойцов. Тактическая смелость не замедлила принести победу. Остров был занят. Белофинны не успели даже сжечь постройки и дома.

Полуостров Койвисто был очищен от врагов двумя стрелковыми полками в упорных боях. Белофинны потеряли 350 человек убитыми и еще больше ранеными. Мы захватили богатые трофеи.

N-скому стрелковому полку была поставлена дальнейшая задана— взять северную часть острова Пии-саари. Там были доты, откуда била артиллерия. Здесь решающую роль в успешном осуществлении задачи сыграло сосредоточение всей артиллерии дивизии на этом, относительно небольшом, участке. Движение пехоты было широко расчленено, как при захвате острова Ревон-саари, и организовано во взаимодействии с артиллерией.

Задача была успешно выполнена. На острове Пии-саари мы разрушили четыре дота, захватили пять орудий, 2 тысячи снарядов, 2 миллиона патронов, вещевой склад и пр.

Тем временем стрелковый полк, приданный соседнему соединению, овладел тремя небольшими островами против Уран-саари.

Наша дивизия продолжала очищать острова, готовясь одновременно к выходу на материк через Выборгский залив.

Надо отметить, что дивизия достигла успехов в результате умелых и уверенных действий ночью. Ночью был разбит противник на полуострове Койвисто. Ночью захватили острова. Ночью два стрелковых полка ворвались на материк и перерезали шоссе.

Ночные действия на льду были единственно правильными и обеспечивали наше продвижение без излишних жертв по ровному, как стол, ледяному пространству.

Успехи дивизии в значительной мере определялись также правильным и четким взаимодействием родов оружия, полным использованием всех огневых средств — от ручных гранат, пулеметов и минометов до артиллерии.

Начальник артиллерии дивизии тов. Нефедов, командиры-артиллеристы Бриченок, Иванов и другие отлично справлялись с любыми боевыми заданиями, проявляя исключительную оперативность и быстро перебрасывая свои огневые средства в зависимости от задачи и обстановки.

Командиры пехотных батальонов крепко сработались с артиллеристами. Они решали боевые задачи совместно. Искусно взаимодействуя, батальоны вслед за огневым валом артиллерии, частью на танках и вслед за танками, ворвались на материк. Один полк, овладев мысом и деревней Виланиеми, продвигался безостановочно в глубину. Полк «оседлал» шоссе Хельсинки — Выборг и, продолжая наступление, овладел мысом Нисалахти и Хейнлахти. Правее ворвался на материк другой полк.

Полк, действовавший отдельно на правом фланге, неотразимым штурмом овладел берегом и высотой 19,6 и захватил деревню Нископохья.

Отдельный разведывательный батальон надежно прикрывал правый фланг дивизии.

Шоссе Хельсинки — Выборг было перерезано на весьма большом протяжении. Оно было в наших руках.

Белофинны расценили наш успех как серьезный и очень опасный удар, как реальную угрозу выхода в тыл Выборгской группировки. Они обрушились яростными контратаками, стали перебрасывать сюда новые части. И здесь они узнали всю силу советской обороны. Мы били, расстреливали в упор оголтелых врагов. Белофинны оставили до тысячи трупов около Нисалахти и Хейнлахти.

На материке 70-я дивизия захватила шестнадцать орудий: четыре 76-миллиметровых, остальные—122-миллиметровые и 152-миллиметровые. Кроме того, пять орудий были разбиты нашим артиллерийским огнем. Пулеметы и автоматы, захваченные нами, исчислялись сотнями.

В дальнейшем дивизия, продвигаясь в сторону Выборга, обеспечила плацдарм для сосредоточения мощной группировки советских войск по сути в тылу у врага. При этом были захвачены еще орудия и трофеи.

Задание командования дивизия выполнила с честью.

Прорвав линию Маннергейма, части Красной Армии упорно продвигались вперед, окружая Выборг. Противник терял один за другим укрепленные пункты и узлы сопротивления, откатывался на запад и после сдерживающих боев перешел к обороне на линии пролива Салми-сунд, опираясь на сильно укрепленный Койвисто-Бьеркский район.

Этот район состоял из города-крепости Койвисто и многочисленной группы укрепленных островов на Финском: и Выборгском заливах. Среди них главными были острова Койвисто, Пии-саари, Тиурин-саари.

Утром 22 февраля командующий Северо-Западным фронтом товарищ Тимошенко по телеграфу передал приказ: «Во что бы то ни стало к исходу дня взять Пии-саари».

К 9 часам утра наш стрелковый полк занял исходное положение для наступления на Пии-саари. Впереди простиралась четырехкилометровая гладь пролива Салми-сунд. Белое снежное поле или открытое пространство льда представляло единственный путь к сближению с противником. Здесь каждая пядь простреливалась перекрестным пулеметным огнем из дотов. Наше движение на этой ледяной скатерти хорошо просматривалось с наблюдательных пунктов острова. Предстояла исключительно трудная операция штурма морской крепости силами пехоты.

Не только командиры, но и все бойцы понимали всю важность боевого приказа товарища Тимошенко. Этот приказ был воспринят нами с огромным воодушевлением как выражение воли народа-воли Родины.

— Завтра XXII годовщина Красной Армии… — взволнованно говорил красноармеец Подоляк, выражая общее настроение. — Сделаем подарок Родине… Этими руками (он поднял вверх сжатые кулаки) я первый водружу знамя над дотом…

В 9 часов 30 минут подразделения оторвались от материка и расчлененными строями двинулись по заливу. Природа как бы сочувствовала нам. Ветер крутил в воздухе снежную пелену. Залив был окутан молочнобелым туманом.

Вблизи материка снег доходил до пояса. Но люди упорно продвигались вперед, таща за собою пулеметы, минометы, боеприпасы. Связисты тянули телефонную линию. На сосредоточенных лицах бойцов отражались упорство и воля к победе.

Туман рассеялся, блеснуло солнце.

Раздался глухой орудийный выстрел. Тяжелый снаряд с воем пролетел над нами. Упав на ледовую броню залива, он пробил ее и взметнул столб воды.

Это береговая батарея белофиннов открыла огонь.

В ответ с материка грянул залп наших батарей. За ним— второй, третий…

Выстрелы слились в канонаду.

На берегу Пии-саари взлетали к небу столбы черного дыма. Стоявшие там столетние деревья валились, как подкошенные стебли камыша.

Туда, к берегам острова, были обращены все взгляды.

То там, то здесь разрывались вражеские снаряды, поднимая фонтаны сизой воды. Лед с треском лопался под ударами снарядов. Огромные льдины то погружались в пучину, то громоздились одна на другую. Осколки снарядов с пронзительным визгом проносились над скользкой ледяной поверхностью.

Но люди по-прежнему стремились к острову. Стремились изо всех сил.

Вот, захлебываясь, застрочили станковые пулеметы. Это вступила в перестрелку 4-я стрелковая рота, во главе ее — младший политрук Никоненок. Развивая успех, все быстрее шла к острову и 5-я рота. На помощь им обеим спешила полковая артиллерия под командой младшего лейтенанта Колбасьева. Артиллеристы Колбасьева, по пояс в снегу, под яростным пулеметным обстрелом тащили на себе 76-миллиметровые пушки. И прямо на льду, метрах в восьмистах от острова, они заняли позицию и открыли огонь.

К 17 часам противнику все же удалось задержать наше продвижение. Люди залегли на льду.

Командир полка майор Гноевой отдает приказ: «Взять остров штурмом, при поддержке артиллерии».

И когда с материка наша артиллерия обрушилась на островные укрепления врага новой лавиной стали, роты дружно поднялись и устремились к острову.

Впереди бежали коммунисты и комсомольцы. Бежали со штыками наперевес политрук Бандура и младший политрук Никоненок, Младший лейтенант Мартьянов, заместитель политрука Зотчик, красноармеец Подоляк…

Первым достиг острова Подоляк. Он с подоспевшей группой бойцов заклинил амбразуры дота, взорвал его и на развалинах водрузил красное знамя.

К 19 часам 3-й батальон ворвался на юго-восточную оконечность острова. Озлобленный противник не хотел примириться с потерей своего логова и неоднократно переходил в контратаки то на одном, то на другом фланге. После многих контратак, потерпев неудачу, белофинны обратились в паническое бегство.

Противник бросал убитых и раненых, артиллерийские батареи, склады, автомашины, боеприпасы. Он отступал, разбитый и наполовину уничтоженный.

Заняв Пии-саари, мы продолжали преследовать финнов по пятам.

Приказ товарища Тимошенко был выполнен: Пии-саари взят, пути отхода противнику с острова Койвисто отрезаны.

Где выбрать место для расположения части?

Этот вопрос всегда волнует командира.

Хорошо замаскироваться — таково первое и главное условие. Но маскируясь, надо обязательно учитывать психологию противника. Он будет прощупывать нас огнем, и его надо обмануть.

Когда финны отошли от местечка Мелола, они сожгли все постройки. Мы заняли эту местность. Там есть овраг, хорошо замаскированный. Вода близко. Казалось бы, лучшего места для расположения части не найти.

Но мы там не расположились. Почему? Да потому, что правильно учли психологию противника.

И действительно, снаряды финской артиллерии ложились впоследствии… по оврагу: противник решил, что мы соблазнимся хорошим укрытием. А мы находились куда левее — в местности, сожженной финнами, и никакого урона не несли.

Батарею нашу противнику также не удалось «нащупать». Мы ее выдвинули вперед, под маской кустов, а противник искал ее позади нас, да так и не нашел.

Был в этом районе домик. Крыша сгорела, а стены и высокая труба остались. Труба хорошо видна противнику, а дом скрывают густые сосны.

Так вот труба эта долгое время служила ориентиром для артиллерии противника. Ориентируясь по трубе, финны вели систематический обстрел местности, в которой не было ни одного красноармейца.

А мы жили в домике и прозвали его «хитрым домиком».

Такие места на войне занимать иной раз куда более выгодно, чем «самые скрытные».

Что же значит правильно выбрать место для расположения?

Это значит выбрать место, которое не привлекает «артиллерийского» внимания противника.

Иной раз можно самым простым способом ошеломить противника.

Перед выходом на материк батальону надо было овладеть последним островом. Остров узкий, но длинный. У финнов там были станковые пулеметы, живая сила. Оборонялись они цепко. Стрелковый полк лежал перед островом, а взять его не мог.

Я решил: лежать перед островом нельзя, финны нас хорошо видят и будут просто расстреливать.

Надо брать остров с помощью танков.

Очень хорошо. Но танки на остров с ходу не заползут. Да и надо учесть, что финны, вероятно, приготовились «встретить» наши танки.

Надо обмануть противника.

С рассветом пускаю на остров танки, а позади — пехоту.

По всем признакам, финны, как мы правильно поняли, готовы отбить танковую атаку.

Но я отдаю приказ: танкам остановиться, выстроиться перед островом и открыть бешеный заградительный огонь. Пользуясь этим огнем, пехота бросается вперед, и перед противником неожиданно вырастают наши красноармейцы.

Бросок был настолько сильным и неожиданным, что финны растерялись, оставили пулеметы и бежали в панике.

Мы заняли остров. Теперь наши танки спокойно «вползали» на него…

Финны считают себя очень здоровыми, ловкими и хитрыми.

И когда они убеждаются, что мы здоровее, ловче и хитрее их, — теряются, впадают в панику. Своеобразная психология!

У меня были замечательные связные. Товарищи Васильев, Петров и Шевелев. Закаленные, отважные, хитрые бойцы.

Мои связные, куда бы я их ни послал, идут быстро, и страху — ни в одном глазу. Они замечают каждую кочку, каждое деревцо, когда идут в подразделения, и, возвращаясь, никогда не заблудятся.

Финны говорили: «Мы эти места наизусть знаем».

А мои связные говорили: «Мы эти места знаем не хуже, чем финны».

Бывало не раз: финский солдат, заметив Петрова, берет винтовку, хочет стрелять, но связной всегда стреляет первым, укрывшись за дерево либо за камень.

Я однажды слышал, как связной Васильев разговаривал с другим связным.

— Дошел до 2-й роты?

— Не дошел. Не мог пробраться. Белофинны.

— Друг ты мой, на то это и противник. На то и война. По Невскому легче, конечно, идти. А ты бы вон той тропочкой прополз, дальше можно в рост идти, а потом опять ползком. Никто тебя не увидит. Огонь их не прицельный.

Одним из самых сложных и удачных боев нашей дивизии был бой по занятию острова Уран-саари и города Тронгсунд. При этом бойцы моей роты совершили ночной рейд на остров Уран-саари, зайдя в глубокий тыл противника и перерезав его коммуникации.

Нас было только 80 человек, а финнов, оборонявших остров, в несколько раз больше, и все-таки победили мы.

Дело было так. К исходу 2 марта 9-я рота достигла острова Питкя-саари (первый из лежащих вблизи материка островов).

Обстановка на фронте к этому времени складывалась следующим образом: обороняющийся противник занимал сильно укрепленный остров Уран-саари. Система его обороны распространялась почти на все протяжение прибрежной линии. Особо прочно оборонялись станция Монола (по железной дороге, соединяющей город Тронгсунд с материком) и Тронгсунд.

Моей роте приказано с приданными ей подразделениями составить отряд и с наступлением темноты проникнуть в тыл противника по направлению к станции Уурас, лежащей на полпути от станции Монола до станции Тронгсунд. Цель операции — создать панику в тылу неприятеля. Достигнув этой цели, отряд должен был занять оборону и продержаться в тылу финнов, пока не подойдут наши наступающие части.

Перед началом похода, обращаясь к бойцам, я разъяснил им трудность задачи и сказал:

— Кто больной — пусть выходит из строя!

За всех бойцов ответил украинец Саенко:

— Xвopi, товарыщ командiр, осталысь у госпiалi. Тут хворых немае.

И ни один боец из строя не вышел.

За день до этого мы, находясь на острове Питкя-саари, числились в резерве, и никто из нас не предполагал, что сегодня придется идти на трудное дело.

Кто-то из бойцов сказал:

— Вот и хорошо, что сегодня идем в бой. Вчера для этого в бане вымылись…

Шутка бойца пришлась всем по вкусу. Действительно, осматривая занятый остров Питкя-саари, мы наткнулись на баню, которую впопыхах финны не успели сжечь. Я приказал саперам проверить, не минирована ли баня. Саперы ответили, что ничего подозрительного не нашли.

Приказал затопить печь. Первыми мыться пошли саперы. Все сошло благополучно. В течение дня вся рота побывала в бане. Поистине это был праздник для нас. Хорошенько отдохнув, помывшись в бане, бойцы выглядели отлично. Я еще раз с удовольствием оглядел их бодрые, помолодевшие лица и отдал приказ готовиться к выступлению.

Сначала я послал разведку на соседний остров Пукин-саари и дальше, в направлении станции Уурас. А с наступлением темноты, оставив на острове охранение, рота в расчлененном строю стала двигаться вслед за ушедшим вперед разведывательным отделением. Ночь выдалась на редкость морозная и темная.

До острова Пукин-саари дошли без приключений. Отсюда мы слышали гром близкой канонады. Это наша доблестная артиллерия громила белофинские гнезда, обстреливая побережье острова в районе станции Монола.

На острове Пукин-саари — ни одного финна. Враги покинули его.

С волнением вступили мы на битый лед пролива, разделявший Пукин-саари и Уран-саари. Пулеметы и патроны везли за собой на лыжах.

Стараясь ни одним звуком не выдать своего присутствия, осторожно ползли мы вперед по разбитому снарядами льду. Каждый из бойцов полз по льду, ощупывая перед собой путь шестом. Если бы мы не догадались взять шесты, многие могли бы утонуть. Продолжая энергично работать локтями, мы подползали все ближе к берегу острова. Наконец, смутная полоса финского берега предстала перед нами.

Достигнув района на один километр севернее станции Монола, разведывательное отделение и наша рота натолкнулись на новое препятствие: финны устроили искусственное заболачивание некоторой части берега. Пришлось кое-кому выкупаться!

Командир разведывательного отделения Шумаков, преодолев водную преграду, обнаружил густую сеть проволочных заграждений.

Прошли через эти заграждения и снова в расчлененном строю поползли дальше. Обеспокоенный подозрительным стуком, неприятель обстрелял весь окружающий район из пулеметов и минометов. Я приказал ответного огня не открывать, чтобы не выдать нашего присутствия. Через короткий промежуток времени финны замолчали.

Вернувшийся из разведки Шумаков донес, что, наблюдая за огнем противника, он обнаружил стык между двумя частями белофиннов на один километр севернее станции Уурас. Я решил проникнуть в тыл противника именно через этот стык.

В 5 часов утра 3 марта наш отряд, не замеченный неприятелем, проник в стык и, достигнув безымянной высоты на пересечении проселочной и шоссейной дорог, занял круговую оборону.

Здесь был расположен мой командный пункт. Отсюда были хорошо видны обе дороги — и шоссейная и проселочная. Расставив часовых и устроив в камнях и ельнике засады с пулеметчиками, я стал поджидать донесений от взводов, ушедших по моему приказанию в разведку.

Через некоторое время прибыл связной 1-го взвода красноармеец Саенко и доложил:

— Товарищ командир роты, по шоссейной дороге в направлении города Тронгсунд двигаются три подводы и группа финнов.

Я взглянул на дорогу. По шоссе медленно двигались три тяжело нагруженные подводы. Несколько финских солдат шагали вразвалку за медленно бредущими лошадьми.

Когда раздался первый выстрел из нашей засады, они оглянулись по сторонам. Но было уже поздно. Огонь советских пулеметов скосил их прежде, чем они успели что-либо предпринять. Вся группа финнов была уничтожена. Только три офицера, ехавшие на подводе, были взяты в плен. Офицеры имели легкие ранения и могли дать показания. Их привели ко мне.

Я приказал убрать с дороги трупы и засыпать снегом кровь, чтобы другие обозы финнов ничего не смогли заметить и не обнаружили нас.

Разгрузив подводы, мы нашли под рогожей три финских пулемета с запасом патронов и большое количество взрывчатых веществ. Я немедленно распорядился вооружить пулеметчиков, залегших в засадах на стыке дорог, финскими пулеметами. Звук финского пулемета слабее и глуше, чем у нашего. Ведя огонь из такого пулемета, я мог ввести в заблуждение финнов.

Пленные финские офицеры держали себя не так замкнуто, как мы ожидали. На допросе один из них рассказал, что направлялись они в Тронгсунд, чтобы взрывать там склады и поджигать дома, так как финское командование намеревалось отводить войска.

Финский офицер сказал правду. Под действием сильного артиллерийского огня финны начали неорганизованно, мелкими группами отступать в направлении Тронгсунда. Здесь, на стыке дорог, мы ловили их в огневой мешок и уничтожали отряд за отрядом.

Слыша звук своих пулеметов, финны кричали нам:

— Не стреляйте! Это свои!

Но «свои» продолжали стрелять.

За этот день мы уничтожили много белофиннов, пробиравшихся к Тронгсунду.

Через несколько часов запас финских патронов иссяк. Пришлось пустить в ход советские пулеметы, — белофинны поняли, наконец, что в тылу у них противник. Они пытались атаковать нашу высоту. Но круговая оборона, которую заняли мы, была почти неуязвима.

25 часов мы находились в бою, без сна, без отдыха, в обледеневших полушубках и шинелях, без горячей пищи и воды… Положение наше становилось все труднее. Связь с дивизией была потеряна. Связь с нашей базой на Питкя-саари также отсутствовала. Патроны на исходе, пища — также.

…Наконец-то мы получили подкрепление. Прорвали белофинское окружение и ровно в 12 часов ночи с 3 на 4 марта вступили на окраину Тронгсунда. Но здесь финнов уже не оказалось. На улицах Тронгсунда состоялась волнующая встреча. Мы встретились с капитаном Звягинцевым — командиром 2-го батальона, которому было поручено занять крепость.

Звягинцев сообщил нам, что в дивизии весь наш отряд считался уже погибшим. Тот же Звягинцев сказал мне, что благодаря действиям нашего отряда город Тронгсунд был спасен от сожжения. Враг не успел разрушить портовые сооружения, богатейшие лесные склады и склады боеприпасов.

Красная Армия получила в Тронгсунде громадные военные трофеи. Стали подсчитывать и мы свои трофеи. Нами были захвачены 13 пленных и следующее боевое снаряжение: три станковых пулемета, семь ручных пулеметов, три подводы с взрывчатыми веществами и 4 тысячи пулеметных патронов.

Наш отряд потерял двух убитыми, одного бойца ранило.

Капитан Звягинцев предложил моим бойцам обогреться и отдохнуть. Оставленный мной на острове Питкя-саари 1-й взвод догнал меня здесь, в Тронгсунде.

Делегация поваров нашего батальона преподнесла моим замерзшим бойцам по горячей белой булке. Эти булки были только что выпечены полевым хлебозаводом.

Эту ночь, впервые после долгого перерыва, мы провели в домах Тронгсунда. Заснули, правда, поздно, в 3 часа ночи… Но сон наш был недолог. В семь утра я получил приказ: выступить по следам отступающего противника в направлении острова Раван-саари.

Ледовый поход нашей дивизии начался с боев под Койвисто. Пуля, снаряд, мина — вот что грозит бойцу в наземном бою. Это опасность привычная. На твердой земле есть средства защиты от нее. Камень, холм, ствол дерева, не говоря уже об искусственных укрытиях, могут защитить бойца. А надежно защищенный боец активен. Он не чувствует себя мишенью. Наоборот, он сам ищет мишень.

Ледовый поход совершался в иных условиях.

Все опасности, с какими боец встречается на твердой земле, встретились и на льду. Но встретились в гораздо более грозном виде.

Ослепительно белая гладь Финского и Выборгского заливов не могла укрыть от ожесточенного огня противника. Здесь природа была совсем безжалостна. На земле всегда можно как-то бороться и с сорокаградусным морозом и с леденящим ветром. Труднее было на льду. Боец лежал в снегу и часами не мог шелохнуться из-за бешеного огня противника. А вдобавок его иногда поливал фонтан морской воды из воронки, вдруг пробитой по соседству снарядом.

И нужно быть бойцом Красной Армии, который твердо знает, за что он сражается, чтобы после долгого лежания на льду все же сохранить в себе первоначальный наступательный порыв и по приказу командира устремиться на штурм береговых укреплений противника.

К обычным опасностям, какие встречались на твердой земле, прибавилась еще и необычная: опасность утонуть. Это была не только психологическая опасность, отражавшаяся на самочувствии бойца, но и вполне реальная. Ведь кроме того, что лед был разрушен снарядами — и нашими и белофинскими, — местами он был тонок (из-за сильных междуостровных течений) и умышленно разрушался белофиннами, причем места разрушений они искусно маскировали.

И, наконец, полное отсутствие дорог. К началу ледового похода лед в иных местах был покрыт почти метровым пластом снега. Можно представить себе, как много человеческих сил затрачивалось на одну только ходьбу!

Если боец все-таки мог как-то преодолеть бездорожье на льду, то артиллерии и танкам приходилось хуже. Еще хуже приходилось тыловым подразделениям, которые должны были продвигаться за бойцами, снабжать их боеприпасами, продовольствием, оказывать медицинскую помощь, эвакуировать раненых и убитых.

Здесь могла помочь только инженерная служба. И она помогла. Коварная ледяная равнина, покрытая метровым слоем снега, предстала перед славными саперами дивизии как новый противник.

Под стремительным натиском наших частей пал Тронгсунд.

Натиск был так неудержим, что белофинны не успели, против обыкновения, сжечь город. Не успели они вывезти и боевое имущество. Нам достались богатые трофеи.

Потеряв Тронгсунд, белофинны отчаянно уцепились за острова, и особенно за маленький островок Раван-саари. Здесь были сильные укрепления. Наши наступавшие части встретили у Раван-саари упорное сопротивление, понесли потери, но решающего успеха все же не могли добиться.

Помощь пехоте должны были оказать танки. Но боевые машины встретили непреодолимое препятствие: лед перед Раван-саари был совершенно непроходим для них. Местами он был тонок, ненадежен, а местами разрушен. И разрушен не только снарядами. Белофинны, например, пропиливали лед квадратами и маскировали эти квадраты. Кое-где прибегли они и к помощи ледокола.

Настойчиво разыскивали разведчики-саперы прямую ледовую дорогу для танков к Раван-саари. И не могли найти. А танки были нужны. Создавшаяся здесь обстановка повелительно требовала их.

Мне и лейтенанту Хоруженко пришло в голову разведать лед не по прямому направлению — от Тронгсунда на Раван-саари, а с востока, по огромной, в несколько километров дуге. Мы наметили начать разведку от самой Тронгсундской крепости.

В этом случае танки, выйдя из крепости, должны были бы забирать по льду вправо на километр с лишним и только потом повернуть налево — на Раван-саари. При этом удар танков по огневым точкам противника, по его окопам и прочим укреплениям, приходился не в лоб, а с тыла.

Но этот удлиненный путь на Раван-саари имел один недостаток: он лежал перед противником, как на ладони, на всем своем протяжении. Однако другого выхода не было.

Начальником разведки был назначен тов. Коршаков, лучший помощник командира взвода. В помощь ему дали шесть человек.

В зимних маскировочных халатах, вооруженные топорами, пешнями, которые отличались от полярных только более короткой деревянной ручкой, примитивными измерителями толщи льда (они были сделаны самими саперами из проволоки) и, конечно, неразлучными винтовками, — собрались семеро героев на берегу, скрытые от глаз наблюдателя противника стеной Тронгсундской крепости.

Самый выход на лед в этих условиях был похож на цирковой трюк. Белофинны обстреливали все живое, появлявшееся со стороны советского берега на ослепительно белой глади залива.

Коршаков выходил первым. Неожиданным броском он выскочил из-за каменной стены и ринулся на лед. Он бежал изо всех сил по глубокому снегу, пока не началась стрельба белофиннов. А стрельба вспыхнула через минуту.

Шестеро остальных саперов, я и лейтенант Хоруженко стоим на берегу и смотрим… молчим и смотрим на бегущего по снегу Коршакова. На лицах саперов — нетерпение, когда они смотрят на своего начальника, и ненависть, когда они коротко взглядывают в сторону Раван-саари. А мы с лейтенантом Хоруженко едва скрываем волнение.

Пули свистят вокруг Коршакова… Вот он упал. Он лежит на снегу без всякого движения. Обстрел стихает. Я и Хоруженко разрешаем мучительную загадку: убит или не убит?..

Нет, он жив! Мы отчетливо видим, как Коршаков, лежа на снегу, начинает интенсивно работать пешней. Он врезывается в лед, пробивает в нем лунку, чтобы измерить его толщину. До белофиннов слишком большое расстояние, чтобы они могли заметить движения человека в белом халате, лежащего на снегу.

Тогда шестеро остальных тоже выскакивают из-за стены и стремглав бегут на лед, обгоняя один другого. Опять вспыхивает стрельба. Белофинны убеждены, что люди бегут, чтобы подобрать «убитого». Пусть так думают как можно дольше…

Обстрел усиливается. Саперы падают один за другим. Подобно Коршакову, они некоторое время лежат «убитыми». Затем, когда огонь прекращается, они начинают работать. Вдруг Коршаков вскакивает и бежит дальше. Немедленно вспыхивает беспорядочный огонь. Должно быть, белофинны очень удивлены, что «убитый», ожил и помчался куда-то вдаль от советского берега.

Но вот Коршаков опять «убит».

И снова обстрел стихает.

Но «оживает» второй, третий, четвертый сапер… И каждый бежит, и как только оказывается впереди других, — падает.

Больше часа длилась эта «игра» со смертью и белофиннами. И только тогда финны раскусили, в чем тут дело.

И какой яростный огонь они вдруг открыли! Сколько бы теперь ни лежали саперы, огонь не прекращался. Угрожала опасность, что храбрецы будут постепенно перебиты, несмотря на большое расстояние, отделявшее их от противника. Пришлось отдать приказ о прекращении разведки.

Но лед в этом направлении оказался вполне надежным, и разведку было необходимо как-то продолжить. Продолжение ее назначили на самые темные часы ночи. Вместе с разведчиками вышли на лед две боевые танкетки. Они могли быть использованы как надежное укрытие во время обстрела и как средство эвакуация раненых и убитых.

На этот раз разведчики успели промерить лед почти по всему намеченному маршруту. Трудно сказать, когда их обнаружил противник. Разведчикам оставалось не более 100 метров до берегов Раван-саари, и только тогда белофинны открыли бешеный огонь из пулеметов и автоматов. Можно думать, что саперы были замечены гораздо раньше, но финны умышленно подпустили их поближе к своему берегу, с тем чтобы уже никто не вернулся на советскую сторону. Бронированные танкетки выручили героев: они послужили надежным прикрытием при «отступлении». Никто из саперов не был убит и лишь один был ранен.

Ледовый путь для танков к Раван-саари был найден.

На следующий день танки должны были сделать пробный налет на Раван-саари.

Командиру танковой роты дан был наказ: «Ни в коем случае не уходить от проторенной полосы влево… Если лед затрещит, — не останавливаясь, делать поворот вправо и полным ходом идти обратно… Подойдя к белофинскому берегу, тщательно просмотреть еще не разведанную саперами стометровую полосу льда… Наметить выход на берег, удобный для всей массы танков, когда они пойдут на штурм». И много еще других указаний получил командир танковой роты.

И танки пошли. Громыхая, вступил на лед первый… второй… третий… четвертый… последний.

Саперы стояли на берегу и волновались. Но танки уверенно идут вперед. Лица бойцов светлеют. Саперы мысленно идут впереди танков.

Начался орудийный обстрел. Сначала снаряды падают очень неточно. Но постепенно ложатся все ближе. Вот один танк остановился.

Подбивается второй танк. Третий, хотя попадания в него не было, тоже почему-то стоит на месте.

Но зато остальные идут. Идут смело. Значит, лед вполне надежен. Значит, он выдержит и всю массу танков, которая пойдет на штурм вместе с пехотой.

Вот головной танк резко надбавил скорость, вплотную подлетел к берегу и понесся вдоль него. Он просматривает удобный выход на берег. Просматривает и одновременно ведет ожесточенную дуэль с белофинскими батареями. Другие экипажи поддерживают его усиленным огнем…

По пятам за пехотой идет трактор. На нем сидят младший командир Белоцерковцев и тракторист Суслик. Они оледенели на пронизывающем ветру.

Трактор снабжен спереди большим металлическим клином. При продвижении трактора вперед этот треугольник отбрасывает в обе стороны толстые пласты снега. Позади трактора остается гладкая и достаточной ширины «полковая» дорога.

А с материка по только что созданному пути уже несутся полковые орудия, на рысях мчатся повозки, с грохотом катят танки. Так прокладывались дороги на льду.

В очень короткий срок была создана дорога для стрелкового полка. Она прошла от материка до острова Пии-саари, на расстоянии четырех километров, а затем была продолжена до самого дальнего из островов — Тиурин-саари.

Для другого стрелкового полка была построена двухколейная трехкилометровая дорога — от городской кирки в городе Койвисто до бухты, врезавшейся в остров Койвисто с запада. Дорога прочная и надежная. По ней легко прошли все полковые обозы, полковая артиллерия. Не раз по ней громыхали танки, катились автомашины. После того как белофинские острова были переданы их новым хозяевам — морякам Краснознаменного Балтийского флота, по этой дороге прошли отряды краснофлотцев с их мощной боевой техникой.

Все дороги строились под огнем противника.

Многие строители гибли. Их заменяли другие. Они так же отважно продолжали дело первых.

Саперы нашей дивизии чтят память погибших товарищей и гордятся храбрейшими из своей среды, которых правительство отметило высокой наградой.

На территории Финляндии, гористой, покрытой лесами и озерами, самостоятельные действия мелких подразделений и каждого бойца в отдельности играли огромную роль. Особенно важно было хорошо организовать разведку и наблюдение. Опыт показал, что разведку в условиях этого театра военных действий лучше всего вести отдельными группами (по 8—10 человек) и в разных направлениях.

Замечательны боевые дела разведчиков младшего командира Мухина. Ведя разведку, они расходились по разным направлениям. Через 2–3 часа вся группа собиралась в условленном месте. Мухин суммировал сведения и посылал донесение командиру полка. Характерно, что из 22 разведчиков Мухина только двое были ранены, хотя все воевали вплоть до перемирия.

Когда наш полк вышел к Финскому заливу, Мухину была поставлена задача — разведать силы противника на четырех островах, в том числе на острове Питкя-саари. Разведчикам удалось установить, что противник, занимая эти островки днем, на ночь уходил, — очевидно, опасался окружения. Мухин пробрался на острова и послал соответствующее донесение. В эту же ночь на острова пришла пехота. Утром белофиннов встретил ружейный и пулеметный огонь. Оставив 15 человек убитыми, противник отступил. Захват Питкя-саари дал нам возможность занять находящийся по соседству укрепленный остров Ласи-саари.

Во время разведки Мухин установил, что пирамидальные надолбы белофиннов являются хорошим укрытием для наступающих. Однажды отряд Мухина целую ночь провел в надолбах, ведя разведку боем и выявляя огневые точки противника.

Отступающие белофинны оставляли на деревьях снайперов-«кукушек». Пропустив наши передовые части и оказавшись в тылу, эти «кукушки» стремились вывести из строя наших командиров. Тогда мы применили разведку цепью. Продвигаясь скачками, разведчики осматривали вершины деревьев, камни. Вооружены они была автоматами и станковым пулеметом. Захватив рубеж, разведчики ставили пулемет в центре и заходили вперед с боков, оставляя пулеметчику сектор для обстрела. Таким путем были обнаружены пять снайперов противника.

При захвате острова Ласи-саари наша пехота шла за огневым валом. Мы разграфили карту. Расстояние между графами — 200–250 метров. По этим рубежам батареи вели огонь. Пехота продвигалась от одного рубежа к другому вслед за боевым снарядом.

На острове Туркин-саари, который предстояло занять нашему полку, белофинны имели четырнадцать огневых точек. Из них семь дерево-земляных и пять железобетонных. Деревянные постройки белофинны сожгли, а в каменных фундаментах оборудовали пулеметные гнезда. Находившееся на острове бомбохранилище белофиннов имело перекрытие толщиной в два метра, сверху лежали рельсы. Впоследствии, когда в этом «хранилище» находился командный пункт нашего полка, самолет противника сбросил на него бомбу и не причинил ему никакого вреда. На льду вдоль всего острова тянулись проволочные заграждения. Берега высокие и обрывистые. Танки могли подняться только в одном месте, по дороге.

Группа бойцов, которую возглавлял младший политрук Жолоб, получила задание: зафиксировать, где расположены огневые точки противника. Проделав лопатами проход в проволочном заграждении, бойцы прорвались к пристани острова и организовали здесь оборону. Перед пристанью, примерно на 60 метров, образовалось мертвое пространство. Жолоб вел огонь по флангам, двое бойцов непрерывно наблюдали за пристанью, готовые разить врага гранатами, если он там появится. Белофинны боялись подойти к горстке героев. Огнем с двух соседних островов они отсекли группу Жолоба от основных сил и выставили наблюдателя, который следил за тем, чтобы никто из группы не попытался пробраться к своим.

Враги рассчитывали взять доблестных бойцов измором. Группа Жолоба трое суток, без сна и пищи, отважно вела бой. Патронов у них осталось только по четыре на винтовку и 150—для станкового пулемета. Тогда красноармеец Сеин сказал младшему политруку:

— Разрешите мне выйти к своим. Я принесу патроны и продовольствие.

Перебраться по открытому месту к нашим частям было трудно. На соседнем острове противник зажег постройки, и пламя всю ночь освещало залив. В довершение всего белофинны взорвали лед, и разлившаяся вода стала для бойцов, обутых в валенки, серьезным препятствием.

Но героизм красноармейца не знает предела! Ночью боец Сеин явился ко мне. Его шинель, валенки, портянки промокли и замерзли. Он трое суток не спал и все же рвался назад, к товарищам, сражавшимся у пристани. С ним вместе вызвался идти телефонист Юхин. Они набили вещевые мешки патронами, в карманы положили сахару, взяли четыре буханки хлеба и направились к пристани.

Бойцов я снабдил ракетами и условился о сигналах. Путем сигналов приказал группе Жолоба поодиночке отойти обратно, а на смену ей решил перебросить батальон, с тем чтобы он вклинился в расположение врага, зацепился за сушу и дал возможность нанести поражение противнику.

Вся артиллерия дивизии открыла стрельбу по островам, подавляя огонь противника. Героическая группа Жолоба вышла, а на смену ей были посланы две роты. Одна рота сумела захватить около 100 квадратных метров площади острова и, укрываясь за камнями, повела бой. Мухин, командовавший другой ротой, как только рассвело, тоже ворвался на остров с двенадцатью бойцами и станковым пулеметом. Окруженный врагами, он вел бой на фланге противника. Его ранило в ногу и руку. Бойцы бросились было его вытаскивать.

— Оставьте меня, — сказал Мухин. — Чтобы вытащить меня, надо двух человек. Они нужнее здесь. Оставайтесь. Держитесь до последнего, а я уж как-нибудь доберусь сам…

Истекая кровью, Мухин сумел перейти залив и пришел в расположение части.

Противник попытался послать на остров два лыжных отряда, но наша авиаразведка своевременно обнаружила передвижение этих отрядов, и артиллерия отсекла остров от материка. Она же разбила на острове все укрепления, за исключением бомбоубежища.

На помощь бойцам, сражавшимся на острове, пошла рота Реброва. Он, зайдя с фланга, к 12 часам занял остров. Одновременно командир батальона Никифоров, заметив успех Реброва, повел наступление с фронта. Роты стали преследовать отходящего противника, не давая ему закрепиться на других рубежах. Никифоров с четырьмя саперами вышел к мосту, соединявшему остров с материком. Увидев, что шесть белофиннов готовятся подорвать мост, он двумя гранатами уничтожил врагов, продолжая развивать наступление.

Взятие острова Туркин-саари имело большое тактическое значение. Он прикрывал дорогу, по которой доставлялись боеприпасы на соседний укрепленный остров. Заняв Туркин-саари, наши бойцы и командиры перерезали важную коммуникацию противника. Исход боя был решен мужеством и отвагой красноармейцев, искусными действиями мелких подразделений, которые сумели вклиниться в расположение врага, нарушить его огневую систему и обеспечить тем самым успех всему полку.

Мы прибыли 6 марта на небольшой остров. Здесь было лишь два домика, и те стояли на виду у противника. Весь остров покрыт лесом. Ширина его — 150–200 метров, длина — 800.

В 15 часов меня вызвал командир батальона на свой наблюдательный пункт, расположенный за небольшим камнем.

Предстояла нелегкая задача — выбить противника с высоты 19,6.

Я командовал минометным взводом. Комбат приказал:

— Минометному взводу занять огневые позиции за домами. Поддержать наступление батальона. Огонь вести по переднему краю обороны, а с подходом танков к берегу перенести его на фланги.

До начала наступления оставалось не более часа.

Ездовой Машковский под огнем белофиннов рысью по глубокому снегу выезжает на огневую позицию.

Работа закипела. Наводчики Лазовой и Большаков со своими расчетами расчищают снег, рубят елки, маскируют минометы, оборудуют пути подхода, готовят мины.

Жарко. Красноармеец Скрипник сбрасывает с себя шинель.

Белофинны выпустили несколько снарядов, которые разорвались совсем близко, но работа продолжалась с еще большей энергией.

Я подошел к артиллерийскому наблюдателю и из-за дерева стал смотреть в стереотрубу. На материке показался белофинн, невдалеке — другой с пулеметом. Откуда-то стреляло 37-миллиметровое орудие.

Скомандовал:

— По белофиннам, заряд 3, угломер 27–60, наводить в точку наводки, прицел 7-20. Первому, один снаряд, огонь!

Первая мина упала у самого берега.

— Прицел 7-60, огонь!

Вторая мина упала у цели.

— Взводом четыре мины, беглый огонь!

Мины вылетали одна за другой. Цели были уничтожены…

Батальон сел на танки, их повел в бой капитан Краснов (ныне Герой Советского Союза).

Наводчик Лазовой, не отрывая глаз от прицела, одной рукой вращал поворотный механизм, а другой — подъемный. Стреляющий красноармеец Скрипник непрерывно опускал мины.

Ствол накалился, на нем уже обгорела краска. Отделенный командир Хаяров докладывает:

— Товарищ лейтенант! Стрелять больше нельзя.

Подаю команду:

— Огонь не прекращать, ствол миномета обсыпать снегом. Танки вместе с сидящими на них бойцами пошли в наступление. Артиллерия открыла огонь по материку. Шрапнели рвались между деревьями, у самых верхушек сосен и над ними. Снаряды выворачивали с корнями вековые сосны. Когда тяжелый снаряд попадал в логовище белофиннов, все летело кверху.

Танки подходят к материку. Переношу огонь одного миномета вправо, другого — влево. Лишаю белофиннов возможности бить с флангов по атакующему батальону.

И вот из башен танков вырвался шквал пулеметного и артиллерийского огня. Батальон перешел в атаку.

Один белофинн встает, поднимает винтовку и целится в комбата Краснова. Одно мгновенье отделяет командира от смерти. У комбата в руке пистолет. Раздается выстрел, финн падает с простреленной головой. Красноармейцы с боем продвигаются вперед, расстреливая убегающих белофиннов…

Высота 19,6 взята. Подаю команду:

— Приготовиться к смене огневой позиции!

Расчеты двинулись на материк, туда, где минуту назад шел жестокий бой. На льду кое-где лежали убитые. Танки возвращались за боеприпасами. Помогли нескольким раненым взобраться на танк. Но вот очередь из автомата. Просвистели пули, одна из них пробила мне шинель. Расчеты залегли. Я осторожно приподнял голову, посмотрел в сторону, откуда стреляли. Там — небольшой островок, на нем несколько деревьев и много камней. У самого большого камня заметил вспышки.

Послали туда две короткие очереди, и противник затих. Поднявшись, расчеты продолжали путь к материку. Подходим к берегу на 20 метров. Здесь вода выступает на лед. Беру лыжу, ощупываю ею лед, покрытый водой. Лед крепкий. Двигаемся дальше. Вступаем на материк. Приказываю подготовить новые огневые позиции под огромной гранитной скалой.

Противник отступал. Части Красной Армии шли по его следам, оттесняя белофиннов к островам залива. Наш взвод вместе со стрелковым батальоном неудержимо продвигался вперед, преследуя остервенелого врага.

В первых числах марта мы вступили на юго-восточную часть острова Уран-саари. Двигаться по острову было очень трудно. Дороги покрывал метровый слой снега. Сорокаградусные морозы уплотнили его, но все же не настолько, чтобы он выдержал тяжесть человека, не говоря уже о машинах. Из-за гранитных скал и из густых лесов нас то и дело обстреливал противник, хорошо знавший местность.

Но, несмотря на это, взвод вместе с батальоном успешно продвигался вперед. За несколько месяцев войны бойцы закалились. Их уже ничто не могло устрашить. Привычными стали ночевки на сорокаградусном морозе, пули, мины, «кукушки», засады, утомительные переходы.

Суровая школа боев и походов сплотила людей в единый, дружный, волевой коллектив. Война обогатила опыт командиров, воспитала из молодых бойцов зрелых и бесстрашных воинов, приучив их к твердой дисциплине.

4 марта, достигнув мыса Тронгсунд, являющегося северной частью острова Уран-саари, мы отдыхали целые сутки. Взятие Тронгсунда, паническое отступление белофиннов, захват огромного количества боевых трофеев — все это показывало, что в рядах финских войск уже началось моральное разложение, этот момент нужно было использовать и, не теряя ни минуты, гнать и гнать дрогнувшего врага прочь с острова.

Утром 6 марта меня вызвал к себе в штаб капитан Марченко. Когда я пришел, все командиры были уже в сборе, поэтому Марченко прямо обратился ко мне:

— Пришел приказ наступать, — оказал он. — Ваша задача — расставить пушки на южной оконечности мыса Тронгсунд и поддержать огнем наступление пехоты. Ясно?

— Ясно, товарищ капитан! — ответил я и, повторив задачу, отправился к своему взводу.

Через несколько минут орудия уже стояли на огневых позициях, а в 9 часов Марченко передал приказание открыть огонь. В ту же минуту прогрохотал первый залп моего взвода, второй, третий. После артиллерийской подготовки батальон пошел в наступление.

Сразу же яростно затявкали вражеские пулеметы и автоматы. Но еще яростнее загрохотали орудия младших командиров Головко и Кустова и другая артиллерия, поддерживающая батальон.

Бой продолжался до вечера. Белофинны, укрепившись на берегу острова Суонион-саари, могли обстреливать любую точку пролива, разделявшего наши позиции, а фигуры бойцов были хорошо заметны на снегу.

Однако бойцы бесстрашно ползли по льду, пытаясь захватить остров. Только к 5 часам вечера одна из рот батальона сумела занять юго-восточную часть острова Суонион-саари и залечь за прикрытием в ожидании подкреплений…

Незаметно наступила ночь. Морозная, темная.

Наши залпы не могли подавить всех огневых точек противника. Белофинны вели неослабевающий огонь даже в темноте, преграждая путь батальону.

Лежавшие на льду бойцы начали мерзнуть. Положение становилось все тяжелее. Подразделения несли большие потери. Нужно было что-то немедленно предпринять.

В это время я с командиром саперного взвода Ковальским был в ледовой разведке. Разведка ничего утешительного не дала. Быстрое течение в проливе подточило лед, а широкие разводья и трещины от разрывов снарядов еще более затрудняли переправу. Лед оказался настолько слабым, что проваливался под тяжестью тракторов.

Доложив капитану Марченко результаты разведки, я ждал его решения. Нужно искать иной выход.

— Дела неважные, — угрюмо согласился он.

Постояв так несколько минут, Марченко вынул из полевой сумки карту и при свете электрического фонаря показал ее мне.

— Снимайте взвод с огневых позиций, — сказал он. — Обходным путем через Рюевялиннеми достигните к 6 часам 7 марта южной части мыса острова Суонион-саари. Задача ответственная. Понятно?

— Есть, — коротко повторил я приказание, поняв, что батальон, наверное, уже ворвался на остров.

Собрав взвод, подробно разъяснил новую задачу.

Всю ночь, по возможности скрытно, мы двигались к Рюевялинниеми. Шли медленно, преодолевая многочисленные препятствия. Дорога была узкая, каменистая, извилистая, тракторы буксовали в глубоком снегу. Приходилось то и дело браться за лопаты и подкапывать снег под клиренсом. Коченели руки и ноги, мороз своим ледяным дыханием обжигал лица, но все бойцы и командиры настойчиво и терпеливо вытаскивали тракторы из сугробов, подталкивали их, чтобы к назначенному сроку добраться до места назначения.

Наконец, наши тракторы вступили гусеницами на лед. В этот момент мы все почувствовали огромное облегчение. Да как не радоваться! Приказ выполнен, до батальона оставалось всего каких-нибудь 500–600 метров.

По ровному льду тракторы пошли значительно быстрее, чем по каменистым дорогам. В этом месте пролива лед хотя и был достаточно крепкий, но все-таки большой уверенности не внушал.

— Только бы не искупаться в Финском заливе, — шутил замковый Горшков, — а финну мы всыплем по первое число…

Подъехав вплотную к берегу острова, я прежде всего побежал искать командира батальона Марченко. Пройдя метров сто, вдруг слышу, что меня окликают:

— Крючков?! Ко мне!

Сразу же узнал знакомый голос. Не успел поздороваться с командиром батальона, как получил приказание:

— Нужно разведать передний край противника… Разведать немедленно. О результатах доложите…

— Отцепляй орудия! Товарищ Туровцев, садитесь на трактор с ручным пулеметом, — крикнул я на ходу, подбегая к машине водителя Макшакова.

Вскочив на трактор, я объяснил бойцам задачу, которую нам предстояло разрешить. Узнав в чем дело, они заулыбались…

Макшаков дал полный газ. С грохотом и ревом пошел трактор вперед.

— Чем не танк! — заметил Туровцев, подпрыгивая на выбоинах и ухабах.

Пройдя метров пятьдесят за передовую линию, я слез с машины и лег за дерево. Дальше разведчики пошли одни. Грохот гусениц их трактора действительно походил на шум быстро идущего танка.

Ожидание всегда томительно, а тут, в боевой обстановке — особенно. Прошло несколько минут. Вдруг слышу короткие пулеметные очереди, даваемые Туровцевым. И чем дальше удалялась машина, тем ожесточеннее строчил его пулемет. Потом короткая пауза.

«Неужели подбиты?» — мелькнула мысль.

Но через мгновенье мотор зарокотал как ни в чем не бывало, и я по его нарастающему шуму понял, что разведчики повернули обратно. Значит, машина цела. Я приподнял голову и вскочил на ноги. Со стороны белофиннов ни одного выстрела. Видимо, появление на острове советского «танка» здорово их напугало. В это время из-за лесной опушки показался и трактор. Но почему же они вернулись?

Из подошедшего «танка» выскочил Макшаков и торопливо доложил:

— Товарищ лейтенант! Разведка произведена, противник отступает.

Он устало отер вспотевший лоб рукавицей.

— Молодцы! — похвалил я экипаж мнимого танка и побежал к командиру батальона, чтобы передать ему эту приятную новость.

Батальон в эту минуту готовился идти в решающую атаку. Узнав в чем дело, Марченко приказал мне немедленно приготовить тракторы для преследования отступающих.

«Раз один трактор сошел за танк, так почему не сойдут и остальные, — решил я. — У страха ведь глаза велики!» Мой взвод отцепил от тракторов пушки и зарядные ящики. Водители сели за машины. В каждой — пулемет с пулеметчиком.

Через несколько минут три наших «танка» уже шли в голове наступающего батальона, сотрясая лес грохотом гусениц.

На отдельных подступах противник ожесточенно отстреливался, но «танки» делали свое дело. Белофинны так и не поняли, как это большевики умудрились перетащить «танки» через зыбкий и непрочный лед пролива…

С удалым русским «ура» развернутым строем шел батальон по острову, выбивая врагов из траншей и землянок, изо всех щелей и нор.

Наши трактористы и пулеметчики настолько вошли в роль «танкистов», что по всем правилам военной науки шли буквально по пятам бегущих финнов, расстреливая их в упор из пулеметов. Они так увлеклись погоней, что не заметили, как опередили батальон чуть ли не на полкилометра. Увидав это, я хотел дать команду выключить скорости, как вдруг слева, в 150 метрах от головной машины, застрекотал вражеский пулемет. Огнем руководил финский офицер, у пулемета лежало двое солдат. Водитель машины Кравченко, заметив противника, раньше меня направил свой трактор прямо на них.

Белофинны, увидев идущий на них «танк», кинулись в сторону, оставив нам пулемет (по счету уже третий). Добежав до каменной гряды, они было установили новый пулемет, но не успел офицер скомандовать «огонь», как Кравченко метким выстрелом уложил его на месте. Финские солдаты бросились бежать со всех ног.

Остановив тракторы, мы стали поджидать авангард батальона — 7-ю роту, которая вскоре и появилась из-за поворота лесной дороги.

К исходу дня нам удалось очистить от противника значительную часть острова и захватить четыре станковых пулемета, больше десятка винтовок, несколько тысяч патронов. Марченко тепло благодарил нас за то, что наши «танки» помогли батальону очистить от врага половину острова Суонион-саари малой кровью.

Наступила ночь, и Марченко решил прекратить преследование противника. Батальон занял круговую оборону. Я расставил машины на флангах батальона и решил тут же, на снегу немного заснуть. Однако спать почти не пришлось.

Проснулся от толчка. Вскакиваю. Начал прыгать и скакать на снегу, чтобы согреть окоченевшее тело. Слышу, по колонне передают:

— Командир противотанкового взвода — к комбату!

Встречаю Марченко по дороге в штаб.

— Вот что, Крючков, — сказал он, — вчера ваши «танкисты» славно поработали… Где они сейчас?

— Вон, стоят возле машин, — указал я рукой.

— Скажите им, пусть продолжают в том же духе. Итак, в голову колонны. Вперед!..

«Танкисты» быстро завели тракторы и снова вышли на дорогу, грохоча впереди доблестного батальона…

На этот раз работы у тракторов было побольше. Шли, открывали огонь, останавливались, снова расстреливали врага, снимали «кукушек», растаскивали завалы. Наконец, подошли к 2-му батальону, который зашел во фланг белофиннам, но залег на снегу, так как перекрестный огонь финнов простреливал лощину.

Задача была ясна — «танкисты» должны немедленно подавить огневые точки врага. Машины ринулись вниз по дороге прямо к сараю, откуда враги вели огонь.

Наше появление подбодрило пехоту. Бойцы поднялись и под прикрытием тракторов кинулись было вперед, но тут «танки» начали буксовать и застревать в глубоком снегу.

Снова задержка. Оглядевшись по сторонам, замечаю, что слева от дороги финны, спрятавшись за каменный завал на опушке, обстреливают нас из автоматов.

Груды камней служили для них надежным укрытием. Несмотря на глубокий снег, я все же решил попытаться подойти к ним поближе. Вздымая фонтаны снега, тракторы двинулись целиной. До белофиннов оставалось 75—100 метров. Мы ясно уже видели их.

Вражеские пули не могли пробить стенки тракторов. Это еще более бесило финнов. В бессильной ярости они попытались вывести из строя водителей и пулеметчиков.

Я бегал от трактора к трактору, приказывая пулеметчикам направлять огонь туда, где появлялись новые цели. Другого способа управлять огнем в создавшейся обстановке у меня не было.

Замечаю, что наш огонь начал стихать. Не хватало патронов в пулеметных дисках. Вскоре они иссякли совсем. Пришлось отводить тракторы обратно. При отходе случилась неприятность. Наши «танки», завязнув в глубоком снегу, забуксовали и встали, как говорится, под носом у противника. Я зарылся в снег и приказал водителям и пулеметчикам прятаться за передней частью трактора.

Положение создалось препаршивое. Патроны кончились. Машины стоят. Оставалось только надеяться на личное оружие.

При выходе из кабины трактора боец Горшков был ранен в ногу, а затем и в плечо. Чтобы сдвинуть машины с места, нужно было очистить снег вокруг них, но огонь финнов не позволял пошевелиться. Спасти нас могла только помощь своих. Но как известить их?

К счастью, нас выручили довольно скоро. Начальник артиллерии стрелкового полка капитан Колосов, видевший наш бой с белофиннами, выкатил 76-миллиметровое орудие и прямой наводкой начал обстреливать каменную гряду у опушки леса, где засели белофинны.

Огонь Колосова отвлек внимание врага от тракторов, и мы успели окопать снег вокруг них. Снова радостно зарокотали моторы, и наши «танки» поползли к своим частям.

К исходу дня 8 марта остров Суонион-саари целиком стал советским.

Так скромные тягачи обеспечили победу пехоте и еще раз доказали, что в бою полезен всякий вид оружия, когда его умела! применяют.

123 дивизия закрепила свой славный успех, и на нашем направлении белофинны, боясь окружения, стали отступать. Многое сохранилось у меня в памяти о тех славных днях, когда части Красной Армии шли вперед: и бои за полуостров Койвисто, и захват островов, и ледовый поход. Сейчас я хочу рассказать только о нашем успешном ударе на материк.

Все преимущества были на стороне белофиннов. Они сидели на материке в дотах, дзотах, замаскированных в лесу, а наши бойцы шли по голому льду, не имея возможности замаскироваться.

Я запомнил слова командира дивизии тов. Кирпоноса:

— Ни в коем случае не ложиться на лед. Залечь на льду — значит обречь себя на расстрел. Во что бы то ни стало выбираться на материк и бить врага на материке!

Этот боевой приказ был доведен до каждого бойца батальона.

В 4 часа утра батальон вступил в бой. Справа горел Выборг. Огромное пламя пожаров освещало Финский залив.

Первым эшелоном пошла на материк рота старшего лейтенанта Путевца. Путевец бежал впереди, отсчитывая метр за метром. Под пулеметным огнем бойцы кричали друг другу:

— Бегом вперед, не. ложись, они расстреляют на льду!

И вот уже совсем близко берег. Еще один рывок, и Путевец первым врывается на материк. Белофинские окопы всего в 20–30 метрах от берега. Стали разрываться ручные гранаты, застрочили наши пулеметы.

Связисты самоотверженно тянули линию за 7-й ротой.

— Путевец? — спросил я, узнав донесшийся по проводу голос.

— Зацепился за берег, — ответил Путевец. — Передние бойцы только что отбили у белофиннов пулемет…

Я сразу бросил вперед 8-ю роту.

Так был начат удар на материк, завершивший окружение Выборга.

Родился я в 1911 году, в Приозерском районе Архангельской области, в бедной крестьянской семье. Работал на лесозаготовках, гонял бревна: и молевым сплавом и на больших плотах. На коне хорошо ездил и на лыжах километров по пятьдесят ходил, на лодке и на бревнах проплывал по самой быстрине. Да и стрелять научился на охоте.

В Красной Армии я прослужил два года, потом демобилизовался. Снова пришел в воинскую часть незадолго до войны с белофиннами.

Попал я в батальон старшего лейтенанта Маричева связным.

В боях приходилось мне не раз под огнем противника пробираться к сражающимся подразделениям, чтобы передать им то или иное приказание командира. Часто белофинны охотились специально за мной, и меня спасало только умение быстро и скрытно ползать по снегу.

Когда мы подошли к линии Маннергейма, начались особенно сильные бои. Запомнилась мне одна, особенно яростная наша атака под Сеппяля.

Было это рано утром. Лейтенант Овсянников со своей ротой пробился под проволоку. Связь с ними была потеряна, и мы не знали, двигаются ли они вперед или стоят на месте. Командир батальона приказал мне установить связь с ротой Овсянникова.

Я знал, что ползти надо как можно быстрей. Чтобы одежда не стесняла движений, снял полушубок и, несмотря на жестокий мороз, пополз в одной гимнастерке. Расстояние-то было всего метров восемьдесят-сто, но роты не видно, потому что она вышла вперед, за кустарники и камни. Ползти было очень трудно и опасно. По каждой замеченной фигуре белофинны открывали пулеметный огонь. Я все-таки добрался до Овсянникова и передал ему приказ командира батальона: во что бы то ни стало двигаться вперед, а если нельзя двигаться, то сообщить, какие причины задерживают наступление.

Вскоре я уже возвращался обратно тем же путем и доложил командиру батальона, что у роты нет связи и два станковых пулемета выбыли из строя.

В этом бою лейтенант Овсянников был тяжело ранен. Я решил его спасти и снова пополз в расположение роты. Я нашел его уже перевязанным. Теперь следовало как можно быстрее отправить его в тыл. Мы с санитаром ползком вынесли из боя лейтенанта Овсянникова, положив его на носилки, сделанные из лыж. Это спасло ему жизнь…

Все вперед и вперед продвигались наши части. Батальон старшего лейтенанта Маричева неизменно шел первым.

Никогда не забуду дней, когда после труднейшего ледового похода мы перерезали шоссе, соединяющее Выборг с Хельсинки, и завершили окружение Выборга.

В Нисалахти белофинны пытались отрезать наши роты от штаба. В эту ночь командир отправил меня с пленным в штаб полка. До штаба было километров семь. Я сдал пленного и вернулся рано утром в батальон, когда люди находились на отдыхе. Лег спать, но сон был тревожным, и вскоре я проснулся. Смотрю— в штабе нет никого, кроме телефониста и нескольких красноармейцев.

— Где комбат? — спрашиваю.

— Ушел, — говорят.

Я забеспокоился, ведь всегда старался, чтобы всюду сопровождать его. Вышел из штаба, смотрю — он! Бежит что есть духу ко мне и кричит:

— Маминов, белофинны идут!

Вид у него возбужденный, он только что подвергся нападению и убил нескольких врагов.

— Окружить нас пытаются, вот что!..

Я вернулся обратно в штаб, собрал гранаты, патроны. Вдвоем с комбатом побежали мы вперед и увидели большую группу белофиннов. Подпустили их ближе метров на двадцать пять — тридцать и открыли огонь из автоматов. Вдвоем рассеяли прорвавшуюся в тыл группу. Человек двенадцать было убито наповал, несколько ранено, остальные — кто бежал в занятый нами лес, кто удрал обратно.

У нас вышли все патроны, и мы возвратились в штаб. Комбат связался по телефону с ротами и, собрав всех находившихся в штабе, снова вернулся к месту боя.

Из-за леса нас сразу обстреляли минами. Мины начали падать возле нашего танка, который разворачивался на поляне. Здесь, у танка, меня ранило в ногу. Но я никому ничего не сказал, хотя крови потерял очень много: боялся в эти трудные часы оставить своего комбата без помощи и снова пошел с ним вперед.

И должно же было случиться так, что в тот же день он был тоже ранен. Под огнем вынес я из боя любимого комбата старшего лейтенанта Маричева, спас жизнь командира, как велит устав Красной Армии.

Когда узнали о моем ранении, хотели отправить в полковой госпиталь, но я, перевязав рану, остался в строю и находился в батальоне до последних дней войны.

Во время одного сильного боя стали иссякать запасы патронов у наших рот. А белофинны сплошной огневой завесой перерезали единственную дорогу из штаба к ротам.

Я пришел к командиру батальона и спросил:

— Можно мне подвезти патроны?

Он разрешил. Правда, страшновато было — никто не решался даже ходить по этой дороге, и вдруг я еду по ней на санях. И проехал благополучно. Правда, сани были прострелены в нескольких местах.

С дороги свернул в лес, лошадь укрыл, лег на живот, стал разгружать повозку. Сделал несколько «рейсов» к ротам ползком. Потом осмелел — встал в полный рост и начал бегать взад и вперед, не обращая внимания на пули.

Бойцы стали помогать мне разгружать боеприпасы.

Все пулеметы были обеспечены патронами.

В последние дни войны, еще не вполне оправившись после ранения, я попросился в разведку. Мне удалось забраться на чердак одного дома, находившегося поблизости от белофинских позиций, и оттуда наблюдать в бинокль. Я обнаружил финский штаб, заметил, где сидели «кукушки». С одной такой «кукушкой» я завязал перестрелку и заставил ее замолчать.

Весь день я находился на своем наблюдательном пункте. Уже под вечер увидел, что к этому же дому пробираются пять белофиннов. Не знали, видимо, что место-то уж занято. Открыл огонь, и все пятеро полегли на снегу.

Вернувшись в батальон, я доложил обо всем командиру. К месту, где был финский штаб, я пошел вместе с танками. Там были взяты боеприпасы, два легких орудия и противотанковая пушка.